Последняя охота E-Book

Jean-Cristophe Grangе

LA DERNIЕRE CHASSE

Copyright © Editions Albin Michel — Paris 2019

Перевод с французского Елены Клоковой

Серийное оформлениеВадима Пожидаева

Оформление обложки Ильи Кучмы

Гранже Ж.-К.

Последняя охота : роман / Жан-Кристоф Гранже ; пер. с фр. Е. Клоковой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2020. (Звезды мирового детектива).

ISBN 978-5-389-18011-6

16+

Жан-Кристоф Гранже — признанный мэтр европейского детектива и триллера, чья громкая литературная слава началась с триллера «Багровые реки» (1998), вскоре блестяще экранизированного. Главный герой — блистательно сыгранный Жаном Рено немногословный полицейский Пьер Ньеман, обладающий въедливым аналитическим умом, но неуживчивым характером, сразу полюбился зрителям. И вот двадцать лет спустя Гранже решил воскресить легендарного комиссара в своем новом романе.

В сердце Шварцвальда, в Черном лесу, началась последняя охота. Но когда прозвучал рог, оказалось, что убит не олень и не кабан, а Юрген фон Гейерсберг, молодой немецкий аристократ, владелец окрестных земель и огромного состояния. Расследование ведут следователи из Германии и Франции, за французов играет знаменитый комиссар Пьер Ньеман, а также его ученица и коллега Ивана Богданович. В распоряжении экспертов есть тело жертвы. Но нет ни головы, ни внутренностей. И никаких следов. Вскоре полицейским становится ясно, что это только начало. Неведомый преступник открыл охоту не только на представителей рода Гейерсбергов, но и на самих сыщиков, а за цепочкой странных убийств маячит зловещая тень — тень зверя.

Впервые на русском!

© Е. В. Клокова, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление.ООО «ИздательскаяГруппа„Азбука-Аттикус“», 2020Издательство АЗБУКА®

IСлед

1

Память пуста. Почти...

Когда его выловили из реки, обескровленного, распоротого снизу доверху, он напоминал бурдюк траппера, но был в сознании. Вот только что он осознавал?

Уже в «скорой» он погрузился в кому — на две недели. Через четырнадцать дней небытия в глубине мозга зажегся свет. Возник колодец молочного цвета, откуда выплывали предметы зыбких очертаний, бесформенные создания, обрывки жизни... На этой, начальной, стадии преобладала идея первородного вещества.

На следующей ее заместила аналогия с молоком. Он думал о знаменитом эпизоде индийской космогонии, о фресках, которыми восхищался в храмах Ангкора1: боги и демоны сбивают молочное море и оттуда появляются изумительные создания. В его мозгу этот ритуальный танец оборачивался эпизодами насилия, лицами убийц, неудачами, гвоздем засевшими в голове... Короче, всем тем, из чего состоит память комиссара криминальной полиции.

В конце концов, к превеликому изумлению медиков, он пришел в себя. Танец богов продолжился в реальном времени, и оно вытекало из него, как из дырявого бидона, день сменял ночь, а все ощущения были похоронены под гипсом и анестезией. Врачи называли это «хорошим знаком».

Чуть позже он смог садиться в кровати и начал интересоваться новостями. О ком? О чем?

Сначала о Фанни Ферейре, которая «вскрыла» его до самого горла. Она не пережила их танго в ледяном потоке, и ее похоронили вместе с сестрой-близняшкой в тайном месте, в нескольких километрах от Гернона. Кладбища эти ведьмы не заслужили...

Потом всплыло воспоминание о Кариме Абдуфе, случайном напарнике в том параноидальном расследовании. Он сформулировал выводы о деле, поделился с жандармами и подал в отставку. «Вернулся на родину». Ньеман не стал препятствовать, хотя знал, что Карим — апатрид. Он ни разу не попытался связаться с Каримом — по сути дела, общими у них были только плохие воспоминания2.

Очевидно, пора возвращаться в мир обычных людей. В больничной палате его навестили высокопоставленные чины национальной полиции и жандармерии, прикололи медаль на пижамную куртку — будто пришпилили мертвую бабочку на пробковую доску. Ощущение, во всяком случае, было именно такое.

Соцстрах признал Ньемана «ограниченным свыше восьмидесяти процентов с назначенным ассигнованием для взрослых инвалидов»3, лишив возможности работать «на земле». У него незамедлительно возник вопрос: может, лучше было бы утонуть вместе с Фанни в водах ледника?

Впрочем, будем справедливы: французская полиция своих в беде не бросает, она посылает их на переподготовку. После окончательного выздоровления ему предложили место преподавателя в Школе полиции в коммуне Канн-Эклюз. Он подумал: «А почему нет?» Его опыт может пригодиться полицейским подмастерьям.

Три года он преподавал, там ему дали понять, что его видение профессии не соответствует, как бы это поделикатнее выразиться, установленным критериям. Его вернули на службу, но оставили в резерве. Консультант, советник, посредник — называйся как хочешь, только не покидай скамейку запасных.

Физически он восстановился полностью. С психикой дело обстояло сложнее. Он жил с грузом, который принято называть депрессией. Симптомы? Хронические немотивированные боли в желудке, горло, сводимое судорогой... Близкие слезы и сонливость либо ощущение распада.

Еще два года протекли между фрустрацией и усталостью, самоуничижением и безразличием, а потом о нем вспомнили былые соратники, вскарабкавшиеся на самый верх полицейской иерархии.

— Сам знаешь, — сказали начальники, — по всей Франции растет число диких, безумных преступлений, обычными силами мы уже не справляемся. Принято решение о создании центральной службы, которая будет командировать самых закаленных парижских сыщиков на помощь жандармам.

— Классная идея. И сколько людей в штате?

— На сегодняшний день один. Ты. Пока это скорее тест, чем официальный проект.

Ну вы даете... Идея направлять легавых на подмогу жандармам — вызов здравому смыслу. Никто никогда в такое не верил и не сумел бы вспомнить, при каком министре созрела подобная идея.

Кто лучше всех подходит для мертворожденного проекта? Конечно же призрак! Проблема заключалась в том, что Ньеман воспринял шутку всерьез. Он даже попросил заместителя.

— Эй, вы залили полный бак?

Ивана наклонилась к окну «вольво», держа в обеих руках салаты, семечки, минералку — все, что способен предложить привередливой веганке магазинчик на заправке.

Ньеман встряхнулся и вышел из машины, чтобы выполнить свою часть работы. Заправляясь, он лениво обдумывал нынешнюю реальность: немецкий автобан, начало осени в красных, как у Ротко4, тонах, вторая половина дня. Не отстой, но и верхом блаженства не назовешь.

Он пошел к кассе, уговаривая себя: «Радуйся, старик, конец бумажкам, статистике и досье, которыми более чем скупо снабжали тебя жандармы, ты возвращаешься к розыску!»

Странно, что их отправили в Германию, во Фрайбург-им-Брайсгау, что в Шварцвальде, то есть Черном лесу. Они выехали на рассвете и в десять утра были уже в Кольмаре — Ньеман принципиально не признавал ограничений скорости.

Прокурор Республики при Парижском суде высшей инстанции сообщил ему, что интересующее их убийство было совершено в лесу Трусайма, в Эльзасе, но жертва, подозреваемые, свидетели и все прочие — немцы. Тактическое подразделение жандармерии департамента Верхний Рейн занимается французской частью расследования, они с Иваной — на «иждивении» немцев.

Последовали подробные разъяснения касательно договоренностей между полициями стран Евросоюза, которые позволят им вкалывать на тевтонской территории вместе с Управлением уголовной полиции земли Баден-Вюртемберг.

Ньеман мало что понял, но не сильно взволновался: он терпеливо внимал речам, зная, что Ивана уже получила от эльзасцев полное досье и изучает его, чтобы потом устроить для него персональный брифинг.

Он бросил взгляд через витрину: напарница раскладывала свой продовольственный запас на заднем сиденье, как стрелок-радист снаряды в танке.

Ивана Богданович.

Второй номер их дуэта.

Лучшее, что с ним случилось после возвращения из небытия.

3

— Если верить «Форбсу», семья Гейерсберг владеет двадцатым по размеру состоянием в Германии, приблизительно десятком миллиардов долларов. Эти аристократы, уроженцы земли Баден-Вюртемберг, зарабатывают деньги автомобилестроением5. С промышленной группой VG сотрудничают все немецкие конструкторы.

— Кто умер?

Сколь бы невероятным ни показался этот вопрос стороннему наблюдателю, Ньеман задал его, потому что не успел заглянуть в досье.

— Юрген, — сообщила Ивана. — Он и его сестра Лаура — главные наследники. Ему было тридцать четыре года. Тело было найдено в прошлое воскресенье в лесу Трусайма, в Эльзасе.

— Почему там?

Белочка доела, сунула пустой контейнер в мешок и схватила свой айпад.

— Раз или два в год Гейерсберги приглашают сливки местной аристократии и основных профессиональных партнеров на большую псовую охоту. В субботу все обедают в семейном охотничьем павильоне. Готовятся. Ночуют на месте, а в воскресенье утром торжественно форсируют Рейн.

— А при чем тут Эльзас?

— А при том, что псовая охота запрещена в Германии с пятидесятых годов, — объяснила Ивана, листая айпад. — Во время охоты два французских гостя заблудились в лесу и наткнулись на... останки графа. Голова лежала в нескольких метрах от тела.

Ньеман на мгновение отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на снимок. Малоаппетитное зрелище: позеленевшее тело лежит в грязи, черная шея зияет дырой, на теле — длинный вертикальный разрез.

— Судя по отчету патологоанатома, — прокомментировала Ивана, — внутренности жертвы убийца прихватил с собой.

Следующее изображение: голова на ковре из опавших листьев.

— Что у него во рту?

— Веточка дуба. Знак уважения со стороны убийцы.

Эта деталь кое-что напомнила Ньеману, но он обошелся без комментариев: не стоит откровенничать с заместительницей, особенно с такой, как Ивана. Пока...

— Другие увечья?

— Две раны, обе скорее странные. Убийца кастрировал жертву и сделал надрез вокруг сфинктера, как будто хотел вытащить гениталии через это отверстие.

— Их нашли?

— Нет. Военный трофей. Нельзя исключать изнасилования, хотя биологический материал не обнаружен. Да и дырка великовата для члена нормального размера. Так что, если акт имел место, либо наш душегуб «оснащен» как бык, либо использовал тонфу6.

Ивана докладывала небрежно-шутливым тоном. Дразнила смерть.

— Когда его видели живым в последний раз?

— В субботу, в полдень. Он исчез во второй половине дня и «нашелся» в воскресенье утром, под дубом.

— Французы вызывают подозрение?

— Ни малейших. Честные производители электронных комплектующих из Страсбурга.

— А что у жандармов?

— Ничего. Образцы, собранные на месте преступления, ничего не дали: ни отпечатков, ни фрагментов плоти...

— Следы ног?

— Нет. Убийца потрудился замести землю в радиусе двух-трех метров. А потом как будто испарился. Судебный медик считает, что Юргена убили в воскресенье утром, на рассвете. Потом шел дождь, был листопад... Возможно, убийца дождался, когда поднимется ветер, чтобы убраться оттуда, или забрался на дерево, с него — на следующее и ушел ве́рхом.

Ньеман почувствовал нетерпеливое раздражение, легкое «покусывание», напоминающее извращенный интерес к хищнику, совершившему убийство. Этот изверг ближе к природе, чем к современной цивилизации... Интуиция и первые догадки его не обманывают: дубовая веточка, повреждения в районе ануса. Декорация...

— Жандармы допросили аристократов?

— Все воскресенье потратили. Никто ничего не видел и не слышал: охотников интересовала только дичь. Пятьдесят мужиков и сотня псов травили одного-единственного оленя.

Ньеману были хорошо известны природозащитные убеждения Иваны, и он опасался расследования среди охотников. Ладно, к черту полемику: вокруг ослепительно-прекрасный лес, пышный, роскошный, зеленое пламя под ясным небом.

— Ну а если включить логику, мог ли убийца находиться среди гостей Гейерсбергов?

— Ему бы пришлось «форсировать» Рейн — среди ночи! — углубиться в Трусаймский лес, потом вернуться в Германию, чтобы следующим утром снова отправиться во Францию — вместе с остальными.

— И что в этом такого уж неправдоподобного?

— Действительно — что? Главный вопрос другой: что понадобилось графу в лесу среди ночи?

— Возможно, ему назначили встречу.

— Последний звонок Юрген сделал в 15:23.

— Кому?

— Сестре. Разговор занял несколько секунд.

— Детализация звонков гостей?

— Проверили сразу. Лес по обе стороны от границы принадлежит Гейерсбергам. Во время уик-энда мобильные телефоны должны быть выключены. Псовая охота требует максимальной сосредоточенности — так говорят специалисты. Кроме того, звонки там все равно не проходят.

— Почему?

— Сиятельные господа установили глушилки: их лес должен оставаться чистым. Они защищают природу — в прямом смысле этого слова.

Ивана достала протоколы Управления уголовной полиции земли Баден-Вюртемберг.

— Знаешь немецкий? — удивился Ньеман.

— Учила в лицее как второй иностранный язык.

— Мы ходили в разные школы. У меня первым был английский, так что придется тебе попотеть во время нашего путешествия. Что насчет мотива?

— На любой вкус: деньги, ревность, профессиональное соперничество. Напоминаю: семья «весит» больше десяти миллиардов долларов. После смерти родителей брат с сестрой управляют компанией железной рукой.

— Кто наследует усопшему?

— Пока неизвестно, но по идее — Лаура, его сестра. Она получит жирный кус.

— Сколько ей лет?

— Тридцать два года.

— Допросили?

— У нее алиби на ночь с субботы на воскресенье. Фройляйн проводила время с парнем с работы. Знаешь, Юрген и Лаура были неразлучны, вряд ли это она убила брата. Ладно, скоро мы ее увидим и составим собственное мнение.

— Кто есть еще?

— Конкурирующие компании, другие члены семьи, акционеры... VG — настоящая звездная туманность, так что заинтересованных в смерти Юргена — легион.

Обезглавленная жертва в гуще леса, украденные внутренности и половые органы: модус операнди абсолютно не соответствует подковерному миру производственных конфликтов и больших денег.

— Есть кое-что еще, поэкзотичней, — продолжила Ивана. — Маленький граф увлекался СМ7. Посещал особые клубы в Штутгарте, вызывал проституток к себе во Фрайбург.

— Сомневаюсь, что его лишили головы за любовь к порке кнутом. Мы с тобой хорошо знаем эту публику. Самые ласковые представители уголовного мира.

Он сразу пожалел, что позволил себе этот снисходительный тон. «Какой же ты идиот, комиссар! Каждый волен самовыражаться, как ему нравится. Не стоит презирать человека, не проявлявшего жестокости, и очаровываться преступностью, отравляющей наше общество...»

— Не согласна... — Ивана покачала головой. — Он мог нарваться на плохих парней в тот момент, когда был особенно уязвим...

Но подобный сценарий не давал ответа на главный вопрос: почему в лесу?

Они выехали на дорогу, нависающую над Черным лесом и цепью гор, поросших блестящим «мехом». Говорят, на расстоянии он кажется черным, но сейчас, под ярким послеполуденным солнцем, бесконечная череда холмов, долин и синусоидальных линий растительного моря была зеленой. Им предстоит затеряться в гигантском лабиринте дорог и тропинок, в лесу, скрывающем хищника.

— Что-нибудь еще?

— Политическое покушение, — едва слышно произнесла Ивана.

Ньеман понял, что она отдает предпочтение этой версии.

— Он занимался политикой?

— Нет. Но был великим охотником, как и все члены его семьи.

— Поясни.

— Гейерсберги владеют тысячами гектаров леса, ставшего ареной их единственного пристрастия. Они выкупили окрестные земли, протолкнули указы, запрещающие сельскохозяйственную деятельность, и все это ради того, чтобы увеличить размер «игровой площадки».

— Хочешь сказать, они ездили во Францию исключительно ради охоты?

— Псовая охота запрещена, но Гейерсберги практикуют все другие виды — охоту с подхода, облаву...

— Нужно говорить — облавы.

— А мне все едино, — ответила Ивана со смесью отвращения и вызова. — Ладно, я ни при чем, а вот Юрген был охотником в полном смысле этого слова и уважал одно — собственную жажду крови.

— Выходит, его могли кокнуть противники охоты или разгневанные хлебопашцы?

Ивана загадочно улыбнулась. Ньеману нравилось, когда она изображала девчонку-проказницу, смотрела искоса, прячась за вельветовым воротником куртки.

— Местные активисты антиохоты — злобные ребята.

— Но отрезать голову...

— Они могли срежиссировать смерть Юргена напоказ, в назидание другим.

Ньеман решил вернуться к старым добрым вариантам:

— Как насчет убийцы-психа? Такие действуют, не зная жертву, подчиняясь голосу своего безумия. Юрген вполне мог столкнуться с подобным типом...

— Жандармы прошерстили картотеки Эльзаса и Баден-Вюртемберга и не нашли ни похожих убийств, ни заявлений о сбежавших пациентах психлечебниц. Если на Гейерсберга напал психопат, это его первое преступление. Есть одна деталь, свидетельствующая в пользу такой гипотезы.

— Какая?

— Полнолуние. Ночное светило было на пике своего цикла, когда выпотрошили миллиардера.

Его привычное «возбуждающее» средство — кровь, безумие, тайна... Ньемана затрясло. Он умер, воскрес и теперь все время зяб, словно тело так и не обрело прежних свойств.

— Что говорит семья?

— Немецкие коллеги едва осмелились их опросить. Это одна из причин, по которой нас туда отправили; решили, что французам будет сподручнее трясти клан. Первый поворот направо.

— Можешь сказать, куда мы едем?

— Поговорить с врачом, который наблюдал за вскрытием.

— «Наблюдал»? Что еще за новости?

— Спецмера. Шенген — он и для трупов Шенген, а у Гейерсбергов длинные руки. Здесь налево.

Ньеман подчинился указанию своего штурмана, и они оказались на каменистой тропинке, полностью затененной деревьями. Их коричневые с зеленым верхушки сплелись и образовали что-то вроде лестницы в небо.

— Не понимаю... Мы что, не едем в больницу?

— Теперь все время прямо.

4

Дорога внезапно раздвоилась, и внизу показалось озеро. Гигантское зеркало сверкало на солнце, его контуры скрывались за бахромой из черных елей. Волны меняли цвет от серо-стального до аспидного и казались единой непроницаемой массой.

— Озеро Титизе, — объявила Ивана, радуясь, что сумела впечатлить Ньемана.

Он смотрел на шале, прилепившиеся к склонам вокруг водной глади. Совсем новые, но умело состаренные, деревянные строения навевали мысль о согревающем душу вневременье. Картинка на шоколадке.

Ньеман перевел взгляд на идеально гладкую, хромированную поверхность воды. Озеро напоминало месторождение особого минерала, в котором когда-то закаляли бомбы для люфтваффе.

Они снова повернули, и озеро исчезло. Перед ними оказался очередной хвойный туннель... Комиссар не понимал, куда они, к черту, направляются.

— Филипп Шуллер, — пустилась в объяснения Ивана, — живет в общине, в центре, входящем в состав Общества Макса Планка8, это аналог нашего Национального центра научных исследований9 — исследователи совершенно автономны, их лаборатории используют солнечную энергию, они выращивают овощи на собственном огороде и варят мыло.

— Гениально.

В разговоре об экологии и ее защитниках Ньеману ни разу не удалось удержаться от насмешливого тона, хотя он знал, что эти люди на правильной стороне в борьбе за будущее.

Словно подтверждая рассказ Иваны, пейзаж изменился, изгнав все признаки современной цивилизации: ни тебе линий электропередач, ни человеческого жилища. Природа равнодушно взирала на окружающий мир с высот своего ледяного величия.

Начался спуск в небольшую долину, где за стеной, увитой диким виноградом, укрылось несколько ферм.

— У тебя адрес точный? — поинтересовался Ньеман (он совсем перестал ориентироваться). — Что они тут делают, козий сыр?

— Прекрати, Ньеман, эти ребята принадлежат будущему.

— Ты только посмотри, один из семи гномов решил нас встретить.

У мужчины действительно были борода и брюхо, но роста он оказался обычного, человеческого, хотя круглые очки, посох и улыбка на румяных щеках делали его похожим то ли на Умника, то ли на Весельчака из свиты Белоснежки.

— Тормозите, — велела Ивана, — это, видимо, Шуллер. Я предупредила его о нашем приезде.

Ньеман послушался и остановился рядом с хозяином сказочного места.

— Прошу прощения, — сказал «гном», наклонившись к окну водителя, — мы не пускаем машины на хутор.

Французский у него был великолепный во всех отношениях, если не считать намека на акцент — немецкий или эльзасский.

— Это охраняемая зона, — добавил он и указал на небольшую земляную площадку. — Наша парковка.

Выйдя из «вольво», Ньеман заметил, что стена ограды и разнообразные виды деревьев вокруг домов создают некое подобие японского сада. Цвета, расположение, равновесие — все было призвано внушать покой.

Покончив с представлениями, полицейские последовали за Шуллером. Все «знаки» были в зеленых тонах: лишайники, папоротники, крапива украшали портик, с каждым шагом запах навоза становился сильнее. Так ищут будущее? Кроме шуток?

Во дворе скепсис Ньемана только усилился: женщины вручную стирали белье в оцинкованных тазах, некоторые мужчины возили компост в тачках, другие — все бородачи — сидели за длинным деревянным столом и лущили горошек...

— Внешность обманчива, — улыбнулся Шуллер, — наши исследователи — лучшие в Европе, есть даже один нобелевский лауреат!

— И чем конкретно вы тут занимаетесь? — с сомнением в голосе спросил Ньеман.

— Биологией. Физикой. Генетикой. Ищем решение экологических проблем.

— Но вы еще и семейный врач Гейерсбергов? — вмешалась Ивана.

— Разве это не одно и то же? — усмехнулся в ответ толстяк. И добавил, как будто сразу пожалел о сказанном: — Простите дурака, неудачный момент для шуток. Бедняга Юрген... Я ведь присутствовал при его рождении, понимаете? Сюда, пожалуйста...

Шуллер пошел к главному зданию, над дверью которого висели колокол и аист из кованого железа. Ньеман последовал за провожатым, то и дело косясь на «лучшие умы», больше всего напоминавшие последователей хиппи семидесятых.

Врач толкнул тяжелую створку и прямо на каменном крыльце освободился от резиновых сапог. У стены стояли ряды фетровых тапочек.

— Вас не затруднит разуться? Входите, прошу.

5

Они вошли — и попали в другой век: пол из терракотовой плитки, высокий, как ковчег, камин, полки с медными кастрюлями. В центре — большой стол, освещенный миньонами в плафонах из силикатного стекла. Ставни прикрыты, и помещение купается в красновато-коричневом, с золотистым отливом, сумраке.

Сыщики переобулись и прошли в комнату.

— Пиво или водка?

Шуллер открыл гигантский холодильник с ледогенератором (только он и выбивался из общего стиля), и лампочка подсветила его бороду, как кружку темного пива.

— Пиво пойдет, — ответил Ньеман.

— Присоединяюсь... — Ивана кивнула.

Они молча устроились за столом. В воздухе пахло воском и влажным камнем. «Уж точно лучше, чем навозная жижа!» — мысленно усмехнулся комиссар.

Все открыли пиво и переждали, пока рассеется седой дымок над бутылочным горлышком. Включив воображение, легко было представить себя в средневековой таверне.

— Так что именно вы хотите знать? — спросил наконец Шуллер. — Два дня назад я отослал отчет французским полицейским. Меня допросили парни из местной полиции. Убийство одного из Гейерсбергов в наших краях — не рядовое событие, уж вы мне поверьте!

— Для начала я хотел бы прояснить одну деталь, — сказал Ньеман. — Почему вы присутствовали при вскрытии Юргена? Кто вас об этом попросил?

Шуллер прищелкнул языком. Он напоминал персонаж с картины Брейгеля-старшего.

— Франц...

— Кто?

— Брат Фердинанда, — пояснила Ивана.

Шуллер махнул ей рукой с бутылкой в знак благодарности и согласия.

— Дядя Юргена и Лауры захотел, чтобы я составил собственный отчет, и прокурор Кольмара согласился принять его как официальный документ.

— Франц не доверяет французскому судмедэксперту?

Шуллер пожал одним плечом:

— Наследственная недоверчивость. Любой Гейерсберг просто обязан подозревать всех...

— В отчете, — вступила в разговор Ивана, — вы пишете, что не пришли к определенному мнению касательно точной причины смерти.

Шуллер глотнул пива и поморщился:

— При обезглавливании ни в чем нельзя быть уверенным.

— Считаете, ему перерезали горло?

— Вне всяких сомнений, — ответил немец потухшим голосом. — Несчастный парень...

Разговор явно заставил Шуллера вспомнить пережитый на вскрытии шок.

— Одно я знаю точно, — сказал он. — Убийца отрезал голову ножом. Насчет типа оружия гарантии не дам, но, скорее всего, нож был охотничий. На шее остались еще следы больших ножниц. Это точно была не пила и не другой инструмент.

Ивана достала блокнот и стремительно записывала — она владела стенографией.

— Убийца вспорол Юргену живот и забрал внутренние органы. Как, по-вашему, зачем?

Шуллер встал за следующей бутылкой, открыл ее об угол стола и вернулся на свое место.

— Рефлекс охотника. Так всегда поступают с животными — выпускают газы, чтобы туша не раздулась.

— Повреждение ануса — это тоже что-то... охотничье?

— Само собой. Если не сделать разрез и не вытащить гениталии, мясо будет испорчено испражнениями.

Молодая женщина метнула в учителя негодующий взгляд: Ньеман с самого начала все знал, но не счел нужным просветить ее.

— Выходит, убийца — адепт охоты? — спросила она, крутя в пальцах карандаш.

— Не абы какой — охоты с подхода.

— Это что еще такое?

— Охота с подхода, — ответил Ньеман.

Шуллер кивнул, подтверждая.

— У нас есть охота, известная всем, с ружьем. И другая, ее все ненавидят, — псовая. А еще — с подхода... — Он понизил голос, как будто решил поделиться с ними большим секретом: — Тихая индивидуальная травля. Подобраться к жертве максимально близко и решить, достойна ли она умереть.

— Не понимаю.

— Охотятся только за самцом в полной, как говорится, «силе и славе». За «вооруженным самцом» — с длинными клыками, если это кабан, и высокими ветвистыми рогами, если имеешь дело с оленем. Важна только дистанция до зверя. Доблесть в том, чтобы оказаться в нескольких шагах от сильнейшего противника...

— И как поступает охотник? Отпускает животное?

Шуллер расхохотался:

— Вы — точно не охотник! Дичь убивают одним выстрелом. «Чистой пулей».

— Но Юргена не застрелили, — вмешался Ньеман.

— Нет. Вашего преступника вдохновляет травля, но убивает он холодным оружием.

— У Юргена фон Гейерсберга между зубами была дубовая ветка. Тоже традиция? «Затычка», так это, кажется, называется?

Шуллер одобрительно кивнул, оценив подкованность француза.

— Точно так. Когда животное умирает, ему подают последнюю трапезу. Чаще всего обмакивают веточку в его собственную кровь и суют в пасть. Некоторые охотники и сами делают несколько глотков.

— Вы тоже любитель подобных... — спросила Ивана, решив спровоцировать немца.

Шуллер не поддался, но бросил на Ньемана красноречивый взгляд, спрашивая: «Зачем вы притащили сюда эту девчонку?»

— Нет, — сказал он, — мне не хватает терпения. Я больше люблю охотиться вдвоем с собакой. — Шуллер поднял бутылку, как будто решил произнести тост, и похвастался: — Я — знаток пород!

Ивана начертила в блокноте еще несколько значков и спросила, проигнорировав последнюю фразу собеседника:

— В отчете вы указали, что убийца не только извлек органы из тела Юргена, он украл кишки, пищевод, желудок...

— Не украл — похоронил. Еще одно правило охоты с подхода.

— Откуда оно взялось?

— Ну, во-первых, эти части тела несъедобны — там глубинный источник животной теплоты, там бродит черная кровь и таится природа зверя... — заговорщическим тоном сообщил врач.

— В нашем случае неизвестно, закопал ли убийца органы.

— Конечно закопал!

— Откуда такая уверенность?

Шуллер удивился:

— Но... Их нашли неподалеку! Не понимаю, вы что, не общались с французскими коллегами?

Ивана и Ньеман переглянулись: эксперты подложили им свинью, возможно сознательно. Или просто забыли предупредить.

Лейтенант не собиралась обсуждать с бошем «нестыковки в работе французской полиции» и задала следующий вопрос:

— На охоте с подхода тоже отрезают дичи голову?

— Если нужен трофей — да. Устраивают «резню».

Ньеман боковым зрением заметил улыбку Иваны — она оценила точность определения.

— Убийца знаком с физиологией? — спросил он. — Он может быть медиком? Хирургом?

— Он охотник, этого достаточно. Хороший, опытный охотник. Приведу другой пример: чтобы извлечь внутренности, он распилил ребра вдоль грудины, как делают профессионалы в лесу.

Комиссар размышлял о Юргене фон Гейерсберге. Деталей он не знал, но легко мог представить, что это был за человек. Молодой, образованный, сказочно богатый. Отличный спортсмен. Ничто не предвещало, что он умрет, зарезанный, как кабан, вульгарно, кроваво, жестоко.

Что пытался сказать им убийца?

— Благодарю, профессор, пока это все.

— Пока?

Ньеман вежливо кивнул:

— Мы очень внимательно изучим ваш отчет, и у нас, скорее всего, появятся новые вопросы.

— Я не должен подписать мои сегодняшние показания?

— Сегодняшняя наша беседа была «не на камеру».

Ивана покривилась — ее слегка покоробила гротескная журналистская формулировка, хотя она с полпинка уловила посыл напарника: здесь, в шестистах километрах от Парижа, за пределами французских границ, они не станут заниматься бюрократической волокитой.

Ньеман решил продвигаться вперед, руководствуясь инстинктом, и не оставлять следов. Кроме того, его немецкий был недостаточно хорош, чтобы читать отчет в подлиннике, но он хотел держать профессора при себе в качестве консультанта: им необходим опытный охотник.

Один вывод он уже сделал: убийца — любитель травли в одиночку.

6

— Будет очень мило с вашей стороны, если в следующий раз вы поделитесь информацией до опроса свидетеля, — недовольным тоном произнесла Ивана, шагая рядом с Ньеманом по двору исследовательского центра.

— Успокойся. Я действовал по наитию.

— Бросьте, вы меня поняли. Не люблю выглядеть идиоткой.

На самом деле Иване больше всего не понравилось, что два мачо обсуждали при ней искусство охоты и способы убийства беззащитных животных.

Она ошибалась. Ньеман не был ни экспертом, ни даже охотником «по случаю». Всеми догадками он был обязан многолетнему близкому знакомству с огнестрельным оружием.

— Нужно позвонить в жандармерию, — напомнил он, когда они вышли из центральных ворот.

— Бессмысленная затея, они на нас дуются. Нет, еще хуже — они нас игнорируют.

Ивана достала телефон на подходе к «вольво». Было около пяти, день клонился к закату, и небо приобрело странный серо-желтый цвет.

— Будем надеяться, что немецкие легавые больше склонны к сотрудничеству, — сказала она, залезая в машину.

Ничего менее надежного... Их первое расследование «осенили» дурные предзнаменования. Молодого миллиардера принесли в жертву, как оленя. Работать придется на иностранной территории. Жандармы наверняка считают, что сделали свою работу, а тевтонцам меньше всего нужны советы коллег-«лягушатников»...

Комиссар закрыл глаза. Последние, не успевшие улететь птицы подняли жуткий галдеж наверху.

Он открыл глаза, и в этот самый момент крошечные черные точки прыснули в разные стороны, как дробь из двустволки.

Ньеман стряхнул с себя секундный морок и сел за руль.

— Чем ты занята? — спросил он.

— Решила все-таки написать жандармам. Нам необходимо полное досье.

— Будь полюбезнее.

— Я всегда сама любезность. Вы же меня знаете.

— Что делаем дальше? — спросил Ньеман, трогаясь с места.

— Займемся серьезными вещами, — ответила Ивана, открыв навигатор. — Лаура фон Гейерсберг, сестра Юргена, живет на вилле в нескольких километрах отсюда. На выезде с дороги нам направо.

Они вернулись к озеру. Вода потемнела и теперь напоминала то ли угольный разрез, то ли гигантскую лужу мазута. Холодный черный материал ассоциировался с кругами Дантова Ада.

Ивана опустила стекло и закурила. Они заключили договор: дымить только в окно. У Ньемана кошки на душе скребли при одной только мысли, что Ивана может прожечь приборную доску из орехового дерева, а дорогие кожаные сиденья пропитаются запахом дыма, но он запретил себе ворчать. Его тошнило от современного общества, запрещающего все «пороки» во имя общего блага. Он никогда не станет поддерживать скрытую — худшую из всех возможных — диктатуру здравого смысла.

Он рулил и краем глаза наблюдал за молодой коллегой: она глубоко затягивалась, как астматик кислородом из маски. Мадемуазель Парадокс. С одной стороны, она очень о себе заботится — не ест мяса, потребляет только экопродукты, занимается йогой... С другой — ежедневно себя разрушает, дымя как паровоз, а с наркотой и спиртным завязала только потому, что в какой-то момент испугалась передоза или алкогольной комы. Ивана то и дело поминала спасение природы и будущего планеты, но за городом не была ни разу и уютно себя чувствовала только в городе, дыша СО2.

— Сколько лет этой графине? — спросил он.

— Тридцать два. Она на два года моложе Юргена. После смерти родителей брат с сестрой встали у руля компании VG. Теперь ей придется выпутываться одной.

— От чего умерли мать с отцом?

Ивана вытащила из кармана айпад:

— Она покончила с собой, его убил рак, соответственно в две тысячи двенадцатом и две тысячи четырнадцатом году.

— И что, не нашлось никого постарше этих ребятишек, чтобы управлять фирмой?

— Предыдущее поколение состояло из трех братьев: Фердинанда, отца Юргена и Лауры, Герберта — он умер молодым, дав жизнь двум мальчикам, и Франца — о нем мы уже говорили, он жив, но бездетен.

— Что, если этот последний решил убрать племянника и на склоне лет взять бразды правления в свои руки?

— Все может быть, нужно проверить его алиби.

— А кузены, дети Дитера?

— Акционеры всегда доверяли Юргену и Лауре, а по результатам VG — в десятке первых. Нет причин полагать, что Юргена заменит на посту другой Гейерсберг.

— А как насчет соперничества между братом и сестрой?

— Проверим. Не исключено, что она следующая в списке намеченных жертв...

По обе стороны дороги стеной стояли ели. Только ели — и никаких столбов и указателей. Лес поглотил цивилизацию...

— Далеко еще?

— Мы уже на землях Гейерсбергов.

Ньеман мгновенно осознал меру богатства семейства, владеющего тысячами гектаров Черного леса. Гейерсберги уничтожили все следы цивилизации в своих владениях. Зачем? Чтобы удобнее было охотиться и легче дышать. После встречи с последователями хиппи, обитающими в «незагрязненном пузыре», полицейским предстояло общение с аристократами, свирепо охраняющими свою «песочницу».

Ньеману всегда хорошо думалось за рулем. Первые данные о способе убийства рождали в его голове противоречивые теории. Он попытался разложить все по полочкам.

Вариант № 1. Убийца — охотник, для него жертвоприношение — будь то человека или оленя — священное действо.

Вариант № 2. Человек ненавидел охоту с подхода — до одури, до рвоты. И убил именно так, как убил, желая выплеснуть свою ненависть, объяснить причину мести за... несчастный случай на охоте.

— Тормозите! — воскликнула Ивана. — Мы въезжаем в парк, это уже ее владения.

В этот самый момент на дороге возникли два охранника. Странное дело: ни тебе ворот, ни сигнализации — дорога принадлежит Гейерсбергам и вести может в единственное место, замок графини.

Ньеман вдруг заметил, что деревья стоят еще теснее и потемнели настолько, что действительно превратились в черный лес.

Ивана вышла из машины и начала объясняться с мужчинами по-немецки. Ньеман позволил себе гаденькую мысль: «Ей было легче выучить этот язык, она же хорватка...» — сознавая, что думать так — чистый идиотизм, ведь родным языком лейтенант не владеет, да и у немецкого нет ничего общего со славянскими языками.

Девушка вернулась в машину, и они ехали еще минут десять. Лес вокруг не имел ни конца ни края, а потом, совершенно неожиданно, перед ними возникла безразмерная прогалина, выступающая из окружающего пейзажа с четкостью агроглифа10. Длинные газоны устилали ее безупречно ровным ковром. В голову комиссару пришла диковатая мысль об инопланетянах, без спросу высадившихся в сердце германской чащи.

На дальнем краю этого рукотворного пространства стоял дом Лауры фон Гейерсберг.

Не помпезный замок, а современная вилла начала двадцатого века. Большой стеклянный параллелепипед, сверкающий на солнце, как кристалл, в последних солнечных лучах.

Ньеман любил архитектуру, хотя знатоком не был. Он купил маленький брошенный завод в Кашане, закабалив себя кредитом аж на двадцать лет, чтобы стать единоличным хозяином пространства, которое Мис ван дер Роэ11 называл «свободным».

В нескольких метрах от виллы, на парковке, стоял черный джип 4 × 4, явно знававший лучшие времена. Ньеман инстинктивно угадал в этом «одре» снобизм богатеев, обожающих ездить на старых тачках и носить бесформенные свитера. По принципу: иметь все, что душе угодно, и выглядеть при этом оборванцем.

Он вышел из «вольво», чтобы получше рассмотреть виллу. На больших окнах первого этажа висели белые шторы, комнаты на втором существовали «напоказ». Каждую стеклянную поверхность поддерживала стальная структура цвета ржавчины, наводившая на мысль о запекшейся крови.

Со стороны казалось, что дом стоит, облокотясь на лес, и это создавало потрясающий эффект. Все смешивалось, сливалось, срасталось воедино, образуя не жилище, но блистательный симбиоз.

Ньеман присвистнул от восхищения.

— Вы еще хозяйку дома не видели... — прокомментировала его реакцию Ивана.

7

Ивана знала: графиня понравится Ньеману.

Бытовала легенда, что старейшина криминальной полиции женщинами не интересуется, но дело обстояло прямо противоположным образом. Женщины завораживали комиссара, но он и с возрастом не приобрел той непринужденности, которая позволяет мужчине на равных общаться с «противником». Папаша Ньеман вел себя скованно, ощущал неловкость, странная сила женщин парализовала его волю. Так боксер опасается соперника-левши с косым ударом. Ньеман не понимал природу этой силы и оттого считал ее единственным источником своих неудач. Встреча с графиней ситуацию не улучшит.

Ивана нашла в глянцевых журналах много статей о Лауре фон Гейерсберг. Лаура на благотворительных вечерах в длинных платьях из сказочных тканей. Лаура в первом ряду на показах самых знаменитых домов моды. Лаура в черном рединготе и жокейском шлеме на белой лошади в разгар псовой охоты...

Интересно, а империей она руководит в свободное от светских мероприятий время? Но ведь правит железной рукой, бок о бок с братом. Все эксперты единодушно утверждают: с тех пор как лидером автомобильного инжиниринга Германии управляют младшие Гейерсберги, результаты компании постоянно улучшаются — к превеликому удовольствию акционеров, в том числе кузенов и других родственников. Значит, нет никакого смысла устранять Юргена. Никто не режет курицу, несущую золотые яйца.

Полицейские поднялись по ступенькам лестницы, опоясывающей фасад. Ивана ни черта не понимала в архитектуре, но инстинктивно угадывала в этой вилле успех. Гигантский аквариум производил впечатление.