Сокровище, которое дремлет в тебе E-Book

Laurent Gounelle

ET TU TROUVERAS LE TRЕSOR QUI DORT EN TOI

Copyright © Kero 2016

Published by arrangement with Lester Literary Agency

Перевод с французского Ольги Егоровой

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».

Гунель Л.

Сокровище, которое дремлет в тебе : роман / Лоран Гунель ; пер. с фр. О. Егоровой. — М. : Иностранка, Азбука-Аттикус, 2020.

ISBN 978-5-389-18358-2

16+

Книги Лорана Гунеля, входящего в пятерку самых популярных беллетристов Франции, возглавляют топ-листы продаж во Франции и переведены на двадцать пять языков. В своем новом романе «Сокровище, которое дремлет в тебе» Лоран Гунель переносит читателей в захватывающий мир, помогает людям подняться в другое измерение, где действия человека обретают силу, а радость становится привычным состоянием.

Все начинается в день, когда Алиса, молодая, динамичная и честолюбивая женщина, встречает друга детства Джереми, который стал священником местного прихода. Но дела его обстоят неважно, прихожан в церкви куда меньше, чем на террасе кафе или на скамейках сквера. Алиса решает помочь Джереми. Поначалу как человек, с иронией относящийся к такой вещи, как вера, она пытается применить обычные профессиональные приемы раскрутки «бизнес-проекта», но, в силу обстоятельств погрузившись в мир высокой духовности, открыв для себя христианство, индуизм, даосизм и буддизм, она обнаруживает универсальную истину, дающую ключ к пониманию человека и его развития, и перед ней распахивается новый, волнующий мир...

Впервые на русском!

© О. И. Егорова, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020Издательство Иностранка®

Моей сестре Софии

Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их.

Евангелие от Матфея, 7: 14

Часть первая

И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего.

Послание к римлянам апостола Павла, 12:2

1

Положив трубку, Алиса не смогла сдержать довольной улыбки. Потенциальный клиент в Катаре включил консалтинговую компанию, в которой она работала, в предварительный список. Негласный конкурс был объявлен еще шесть месяцев назад. Катарское международное рекламное агентство искало западного партнера, чтобы восстановить позитивный образ своей страны и заставить забыть о подозрениях, связанных с финансированием исламских террористов.

Всего было отобрано пять компаний: две американские, одна испанская, одна немецкая и одна французская. То есть шансы на победу оценивались один к пяти, но Алиса твердо верила в успех.

Она со вздохом потянулась, откинувшись на спинку кресла и развернув его к огромному окну кабинета. В оконном стекле отразилась деловая женщина в строгом костюме, с которым явно не вязались длинные, непокорные каштановые кудри. Алиса погасила настольную лампу, и отражение исчезло. На пятьдесят третьем этаже башни Монпарнас1 ты чувствуешь себя так, будто висишь в небе, в вечернем темнеющем небе, где неуверенно тают несколько облачков. А под ногами, насколько хватает глаз, раскинулся город — живой, переливающийся огнями, что вспыхивают один за другим в тысячах домов, где живут миллионы людей. В этот час, когда все возвращаются из офисов, дороги запружены машинами, а по тротуарам ползают ничтожные черные точечки. Алиса с улыбкой глядела на толпу. На тех, кого надо было убеждать, чьи вызовы принимать, чье раздражение ощущать... Пройдя тренинг Тоби Коллинза по личностному развитию, она обрела уверенность в себе и научилась получать удовольствие от работы даже в напряженной атмосфере конкуренции.

Она снова вздохнула и расслабилась. Тео сейчас дома, с няней. Поль, как всегда, вернется поздно. Наверное, она уже будет спать, когда такси высадит его у порога дома. Чем жили бы ночные таксисты, не будь поздних возвращений из адвокатских контор?

Скорее бы отпуск, подумала она. Побыть бы хоть недолго всем вместе. Если ее группа получит катарский контракт, ей наверняка повысят зарплату. Или выпишут крупную премию. И не надо от этого отказываться. Ведь тогда они смогут позволить себе отправиться в длительное путешествие всей семьей. А почему бы не махнуть в Австралию? Австралия... мечта ее юности, которая так и не осуществилась.

Зазвонил телефон. Это отец.

— Я в офисе, папа.

— Милая, ты приедешь в Клюни на выходные?

— Конечно приеду.

— Хорошая новость! И Поль тоже приедет?

— Если не будет много работы вроде объезда клиентов во Френе или Флери-Мерожис2. И если согласится пропустить субботние занятия рисованием. Не считая тюрем, это его единственная страсть.

— Передай ему привет, — со смехом сказал отец. — Да, кстати, я сегодня утром встретил Жереми. Выглядел он скверно. Его мать очень волнуется и постоянно мне об этом говорит. Если на выходных тебе удастся его хоть немного поддержать, она будет рада.

Жереми скверно выглядит? Интересно... В прошлый приезд в Бургундию на выходные она ничего такого не заметила. Жереми... Стройный, с белокурыми, чуть потемневшими со временем волосами, тонкими и нежными чертами лица, с огромными голубыми глазами, которые всегда светились добротой. Они вместе выросли в Клюни... Играли в догонялки на развалинах аббатства и без конца на что-нибудь спорили, причем награда выигравшему назначалась всегда одна и та же: поцелуй в первый день Нового года. На винограднике во время сбора урожая они помирали со смеху, спрятавшись ото всех и уплетая ягоды, вместо того чтобы их собирать. В девять лет они впервые поцеловались, едва соприкоснувшись губами. Инициатива исходила от Алисы, Жереми при этом покраснел, как помидор с огорода дядюшки Эдуарда. Они мечтали вместе отправиться в путешествие на другой конец света, туда, где все ходят вверх ногами, в Австралию. Прямо в Австралию...

Бедняга Жереми, как грустно, что у него что-то не ладится. Все очень удивились, когда он вдруг принял настолько радикальное решение, ведь с учебой у него проблем не было, все шло как по маслу. Магистратура была у него практически в кармане, и вот так все бросить и сделать крутой вираж...

Жереми. Она всегда могла на него положиться, особенно в ту пору, когда из жизни ушла сначала ее мать, а потом лучшая подруга. Это случилось за несколько лет до знакомства с Полем. Долгий траур повлек за собой настоящий экзистенциальный кризис, и Жереми тогда очень ей помог — ангельским терпением и умением выслушать.

И теперь ей хотелось сделать что-то для него. Но как ему помочь?

Она снова глубоко вздохнула, глядя на снующую внизу толпу. Ее специальность — связи с общественностью в условиях кризиса, а не психотерапия.

Тяжелые ворота заскрипели, не желая открываться. Жереми протиснулся между створок, и те захлопнулись с мрачным стуком, достойным тюремных ворот. Он повернул направо по узкой улочке Нотр-Дам и вдохнул свежий воздух погожего мартовского дня. В лучах солнца бурые камни мостовой золотились у него под ногами.

На углу улицы Сент-Одиль мрачное здание налогового управления, казалось, дремало за зарешеченными окнами. Рядом, у табачного киоска, в ожидании новой партии лотерейных билетов, уже собралась очередь человек в десять. Сначала налог обязательный, а потом — добровольный.

Жереми вышел на главную улицу маленького городка Клюни, носящую имя Ламартина, с ее фасадами пастельных тонов и яркими витринами. На террасе ресторана «Насьон» он машинально насчитал тридцать шесть человек, потягивающих кофе. «Кофе, — мелькнуло у него в голове, — поддерживает разум в тонусе, но не пробуждает его».

Чуть поодаль, в очереди за лотерейными билетами в другом табачном киоске, еще четырнадцать человек собирались рискнуть и попытать счастья, чтобы хоть как-то улучшить свою жизнь.

Еще двадцать два покупателя Жереми насчитал у колбасника Дюпакье. Из его заведения доносились столь острые, возбуждавшие аппетит запахи, что, наверное, соблазнились бы даже вегетарианцы. Еще человек десять в ресторанчике «Корзина путника» смаковали сыры, потягивая вино.

Он повернул назад и снова двинулся вверх по улице. Лучи утреннего солнца освещали резные пилястры, капители романских фасадов.

Много посетителей было и у Вольфа, прекрасного оптика, и все они, несомненно, стремились улучшить зрение. Однако станут ли они от этого зорче видеть свою жизнь?

За столиками на террасе кондитерской Жермена, слава о которой гремела даже за пределами горного хребта Божоле, сидели тридцать четыре посетителя. Жереми улыбнулся. «Человек, — подумал он, — предается чревоугодию, когда его душа мечтает только о том, как бы угодить телу».

Он свернул по улице Мюнисипаль к аббатству, мимо Центрального кафе, отделанного в стиле бель-эпок, где в зале и на террасе насчитал двадцать восемь клиентов. Но еще больше любителей пропустить стаканчик оказалось в «Винных погребах аббатства». Дойдя до площади перед аббатством, он обогнул просторную террасу «Кондитерской Норд», битком набитую народом (там толпились по меньшей мере семьдесят посетителей), прошел по улице 11 Августа 1944 года, по улицам Мерсьер и де ла Барр. Туристическое агентство обещало своим клиентам райские угодья, что снова вызвало у Жереми улыбку.

А напротив располагался популярный винный погреб под названием «„С удовольствием“, — говорит вино». Странная игра слов, ведь речь идет о напитке, изменяющем состояние сознания, ничуть его не возвышая.

Через несколько метров открылась освещенная солнцем площадь. На паперти собора болтали немногочисленные прихожане. Он поздоровался с ними и толкнул обитую кожей дверь. Та отворилась с глухим шипением, и Жереми вошел в прохладу церкви.

Сумрак внутри был пронизан запахом сырого камня и ладана. По боковому нефу он направился к клиросу, и шаги его совсем не нарушили царившей здесь тишины. Войдя в ризницу, он немного постоял в полумраке. Зазвонили колокола, он вслушивался в перезвон, пока последний звук не погас под высокими каменными сводами. Затем он медленно подошел к алтарю и оказался перед прихожанами. Колонны устремлялись к стрельчатому своду, увлекая взгляд и душу ввысь, выстраиваясь в единую линию с угловыми арками по всей длине нефа. Все в церкви казалось огромным, и это гигантское пространство чудесным образом настраивало на торжественный лад. Боковые нефы и даже середина центрального тонули в полумраке, но стоило поднять глаза, и открывался ослепительный свет, заливавший своды почти нереальным сиянием.

Жереми опустил глаза и перевел взгляд на свою паству.

Двенадцать.

На стульях разместились двенадцать человек.

Жереми начал мессу.

2

После службы Жереми проводил прихожан до паперти. Солнце отражалось в старых, неплотно прилегающих камнях мостовой и освещало фасады средневековых домов.

Две пожилые дамы обступили священника, чтобы обсудить благотворительные мероприятия. Потом подошел Виктор, старый винодел на пенсии, и протянул футляр:

— Вот, отец мой, возьмите, хочу вам это подарить.

Виктор по прозвищу Шателен, то есть «владелец замка», был в Клюни личностью известной. Его издалека узнавали по величавой походке, старомодному твидовому пиджаку, четкой лепке лица и пышной седой шевелюре а-ля Караян3. Теряя слух, он компенсировал этот изъян властной осанкой, за которой угадывалось природное благородство. Он был невысок, но поэтому дороден, всегда занимал много места.

Жереми открыл футляр:

— Часы?

— Не подумайте, что это что-то значит! Просто я заметил, что у вас нет часов.

— Но это очень красивые часы...

— Как-как?..

Друг старика, Этьен, хотя и сильно заикался, сразу пришел на помощь. Этьен был маленький, щуплый, его лицо с мягкими чертами обрамляли волосы цвета слоновой кости, зачесанные набок, а в глазах светилась глубокая доброжелательность. Невероятная парочка глухого и заики была не такой уж нелепой: заикание Этьена резко уменьшалось, когда ему приходилось говорить так, чтобы Виктор его услышал.

— Господин аббат сказал... что они... о... оч...чень красивые! — крикнул он приятелю прямо в ухо.

— А... французские... сделаны во Франш-Конте4. Одна из последних моделей.

Когда-то Этьен работал на винодельне Виктора, но годы постепенно сгладили разницу в положении. Выйдя на пенсию, Виктор стал позволять приятелю говорить ему «ты». Иногда Шателен взрывался по пустякам и вымещал гнев на Этьене. Но тот только посмеивался, не принимая всерьез выходок бывшего патрона. Оба давно уже породнились: старшая дочь Шателена вышла замуж за сына Этьена. В старые времена вино у Виктора получалось чуть с кислинкой, и злые языки намекали на плохо вымытые бочки, однако в ту эпоху французы еще пили много вина, продавалось оно хорошо, не то что сегодня. Теперь такое производство вряд ли бы выжило. Дети немало потрудились над его улучшением и добились хороших результатов. Вино высоко ценят в регионе, хотя известность распространяется не дальше Макона.

— Очень мило с вашей стороны, — сказал Жереми, повысив голос, чтобы старик услышал.

— Я их купил на улице Мерсьер, у Прадия. Этот часовщик еще помнит, как разобрать механизм, чтобы починить часы.

— Здравствуйте, святой отец, — в один голос сказали Жермена и Корнелия.

Эти старушки так любили сплетничать, что их прозвали Две Ханжи. Быстроглазая Жермена, с крупным крючковатым носом и черными волосами, обожала длинные юбки-брюки из темного бархата и носила их с белыми носочками, которые гармонировали с корнями волос. Корнелия благодаря тихому нраву и скромной внешности просто сливалась с пейзажем: волосы красила в желтовато-бежевый цвет и носила бежевый кардиган, длинную бежевую плиссированную юбку и кожаные мокасины такого же цвета с отделкой зубчиком. Но иногда она позволяла себе нотку смелой фантазии: повязывала волосы зеленой бархатной лентой.

Жереми поздоровался с дамами и вернулся в церковь. Проходя по нефу, он снова оглядел пустые скамьи, зашел в ризницу, снял епитрахиль и ризу. Тут он услышал почти бесшумные шаги и шорох ткани. Это была одна из монахинь, что жили в крыле дома священника. Жереми подошел к ней и протянул футляр с часами.

— Продайте часы и раздайте деньги бедным, — сказал он.

Монашка взяла футляр и улыбнулась.

Он вспомнил, как Кюре из Арса5 в девятнадцатом веке пустил на благотворительность полученные в подарок часы. Узнав об этом, даритель принес еще одни, потом другие, пока не понял, что кюре все равно их себе не оставит. Тогда он решил просто одолжить ему часы — и был очень рад, когда увидел, что кюре их носит. Жереми считал Кюре из Арса своим наставником.

По узкой винтовой лестнице он поднялся на колокольню и вышел на открытую площадку под куполом. Жереми часто приходил сюда, чтобы побыть одному и перевести дух. Он уселся на каменный бортик. Пахнуло свежим запахом деревьев. Отсюда открывался чудесный вид на крыши Клюни со старой потемневшей черепицей, которая отливала темно-красным, как плоды пассифлоры. Черепица была разная, попадалась и плоская, и даже круглая, что говорило о близости юга. И все это великолепие оттенков красного контрастировало с сияющей синевой неба. С высоты можно было разглядеть лесистые склоны холмов, окружавших средневековый город.

Двенадцать человек...

Он молод, вся жизнь впереди, а он посвятил ее мессам... для дюжины верующих. Жереми глубоко вздохнул. В мечтах он видел себя пастырем, который пробуждает души людей, насыщает пищей духовной, ведет к радости... Двенадцать человек... И тут же упрекнул себя за эту мысль: не гордыня ли побуждает его жаловаться? Разве он не представлял себя в окружении полного зала верующих? Жереми покачал головой. Нет, его искренность была настоящей, побуждения — чистыми. Это призвание свыше. Но как осуществить свое призвание, если нет паствы? Двенадцать прихожан, в основном стариков и старушек, половина ходит в церковь по традиции, а другая — из суеверной боязни смерти.

Жереми проследил глазами за полетом птицы: она пронеслась над крышами и исчезла за колокольней аббатства, глядящей в синее небо. Аббатство... Вернее, то, что от него осталось. Большая его часть сильно пострадала во время Революции, а потом служила для крестьян каменоломней... А ведь встарь монастырь входил в число самых почитаемых в христианском мире. Он принадлежал ордену бенедиктинцев, имевшему в подчинении тысячу двести аббатств и приоратов, около десяти тысяч монахов по всей Европе. Аббат обладал огромным влиянием и повиновался напрямую Святому престолу, к тому же многие папы происходили из Клюни. И что от этого осталось сегодня? Дюжина верующих в церкви, рассчитанной на четыре сотни прихожан.

Жереми втянул в себя свежий воздух. Далеко внизу виднелись крохотные фигурки, снующие по торговой улице и переулкам. Он долго всматривался в прохожих. Как бы он хотел пробудить все эти души, лишь бы они пришли к нему! Но тут нужно озарение, догадка о том, что, кроме денег, видеоигр, шопинга, секса и телика, в мире существует что-то иное... Неужели это еще возможно? Ему казалось, будто он один из последних верующих в мире, где религия вот-вот исчезнет. Мотивация угасла, его подавляло ощущение собственной никчемности.

Иногда Жереми вспоминал о поездке на угольную шахту. В то время он еще учился в магистратуре, изучая проблемы устойчивого развития производства. Директор шахты не понимал, что защищает энергетику прошлого. Он вел себя так, словно в мире ничего не происходит, говорил о работе, будто не знал, что и клиентов, и рабочих у него становится все меньше и меньше, что шахту скоро уничтожат. Жереми тогда стало его жалко. А теперь он спрашивал себя, не оказался ли сам в сходном положении? Ну, разве что уголь вреден для людей, и когда шахтеры, проведя весь день под землей, поднимаются наверх, они черны с головы до ног. Так что закрытие шахты можно считать прогрессивным явлением. Но ведь духовность пробуждает людей, устремляет их вверх. Если и она пропадет, что же останется?

Жереми тяжело вздохнул, чувствуя, что силы его на исходе. Он окончательно пал духом и даже был готов с этим смириться. Но в глубине души появилось предчувствие: именно из такой тьмы рождается свет.

3

Дверцы шумно захлопнулись за соседкой снизу, и лифт стал спускаться дальше. Ослепительная блондинка выглядела чересчур ухоженной. Алиса в ярости провожала глазами светящиеся номера этажей, стиснув маленькую ручку сына. Вот почему Поль так улыбнулся этой бабенке? Легко быть красивой, когда не надо возиться с ребенком, зато можно ползарплаты тратить на шмотки и каждое утро полтора часа накладывать макияж. А муж в эту западню и попался. Невыносимо...

На первом этаже дверцы раскрылись. Красотка закинула на плечо сумочку «Гуччи», ее высокие каблучки зацокали к выходу. Алиса потащила к стоянке такси дорожную сумку «Delsey» и сына. Поль шел следом с чемоданом в одной руке и мобильным телефоном в другой, на ходу просматривая новости и письма.

Спустя два часа они приехали к отцу Алисы в Клюни и оставили у него машину, взятую напрокат на вокзале скоростных поездов в Маконе. Отец жил в доме, построенном в восемнадцатом веке, с высокими окнами с белым переплетом, разделенным на квадратики, и зелеными ставнями в стиле прованс. Красивый бледно-розовый фасад утопал в глициниях. Тео подбежал к двери и принялся увлеченно звонить. Дед открыл, и мальчик прошмыгнул у него под ногами.

— Качели его интересуют больше, чем я, — усмехнулся старик. — Ну как, хорошо доехали?

Алиса обняла отца, Поль пожал ему руку. Приезжая в гости, Алиса каждый раз радовалась, что он такой безмятежный, — а ведь лет ему было немало. Ясное, светлое лицо отца покрывали мелкие морщинки, которые так славно расходились от синих глаз и тянулись к легким седым волосам.

Все вошли в дом и поздоровались с Мадлен, матерью Жереми, сидевшей с чашкой чая в руке. Поль понес наверх багаж.

— Пожалуй, мне пора, — поднялась Мадлен. — Вам надо побыть всей семьей.

— Нет, что вы, оставайтесь! — удержала ее Алиса.

— Не хочу досаждать вам своими россказнями. Я поделилась с твоим папой тревогой за Жереми. Знаешь, я за него так беспокоюсь...

Она направилась к двери.

— Папа мне передал в двух словах.

У порога Мадлен обернулась и грустно улыбнулась Алисе:

— Подумать только, он ведь разрывался между любовью к Богу и страстью к тебе... К тому же поклонялся тебе, как богине! Если бы Жереми выбрал тебя, с ним бы этого сейчас не случилось.

Ошеломленная Алиса смотрела ей вслед.

— Выпьешь чайку, милая? — крикнул из гостиной отец.

— Сейчас иду!

В голове мелькали события давних лет. И тут Алиса смутно припомнила: точно, Жереми вправду пытался за ней ухаживать, довольно неловко... Она очень дорожила старой дружбой, поэтому не стала играть его чувствами и не оставила другу никакой надежды. Жереми, казалось, воспринял такое отношение спокойно, без особых эмоций. Дружба продолжалась, как ни в чем не бывало. Тогда она приняла это за мимолетное увлечение. В юности легко влюбляются во всех, кто очутится рядом. Она и представить себе не могла, насколько у него все серьезно. Когда же это произошло? Наверное, перед поступлением Жереми в семинарию.

Алиса нервно закусила губы. Она вспомнила о своей скорби, о жизненном кризисе, который пережила сама. Это случилось вскоре после их объяснения. Тогда Жереми подставил ей плечо, выслушал, поддержал, словно не было несчастной любви.

— Иди сюда, милая, все готово.

— Спасибо, папа.

Алиса машинально поднесла чашку к губам и обожгла язык. Как же она слепа... Раньше не замечала чувства Жереми, теперь не видит его тоски. Они встречались каждые выходные в Клюни — и она ничего не улавливала. Профессиональные заботы вынудили ее отвернуться от самых близких друзей.

Алиса вдруг почувствовала себя эгоисткой. А с какой теплотой он принял ее мужа... Сердце у нее сжалось. Да, Жереми — просто святой человек. Она тоже должна ему помочь, сделать хоть что-то, чтобы ему стало легче.

Он это заслужил. И она перед ним в долгу.

— Куда ты меня везешь? — улыбнулся Жереми. — Я не привык, что людей похищают на выходе из храма.

Маленький красный «пежо», взятый напрокат, быстро выехал из Клюни и покатил по шоссе, соединяющему департаменты.

— В Шапез, в «Сен-Мартен».

— Мы едем в Шапез, чтобы просто пообедать?

— Да, это не на краю света, всего четверть часа езды. Там поспокойнее, чем в Клюни, где все тебя знают.

— А твоя семья присоединится?

Алиса покачала головой:

— Поль остался дома. Он учит Тео рисованию, это его единственная страсть, кроме права разумеется.

Вскоре маленький автомобиль уже мчался между лесистыми холмами с виноградниками на склонах. Алиса опустила стекло, и в салон ворвался напоенный чудными запахами воздух.

Они припарковались в живописной деревне и направились к ресторану «Сен-Мартен», что стоял напротив романской церкви с великолепной четырехгранной колокольней. Шапез был настоящей старинной деревней с каменными домами, крытыми черепицей нежных тонов. Многие строения украшали башенки и галереи, вокруг разрослись глицинии и бигнонии.

— Ты часто сюда приезжаешь? — спросил Жереми.

— Очень часто. Обожаю этот ресторан!

Они уселись на террасе и сделали заказ.

Им сразу принесли изысканное белое вино. В Бургундии принято пить аперитив.

Алиса подняла бокал:

— За грех чревоугодия, который мы совершаем сегодня!

Они чокнулись, Алиса отпила глоток. Ммм... Божественно.

— Лучше, чем церковное вино, правда?

Жереми в ответ только улыбнулся.

Воцарилось молчание.

— Я встретила твою маму...

Никакой реакции.

— Она... знаешь, она очень беспокоится о тебе, — сказала Алиса.

— Мамы всегда волнуются.

Тишина.

На другой стороне улочки прозвонил колокол, звук медленно затихал. В деревне было настолько спокойно, что казалось, будто время остановилось. В конце марта воздух еще был свежим, но солнце нежно согревало лица, светлый камень колокольни и арки фасада.

Алиса помолчала и ринулась, как в омут:

— Я тоже беспокоюсь о тебе.

— У меня все хорошо, — поспешно ответил он.

Она хмыкнула:

— Жереми, не нужно быть психологом, чтобы понять, что все не так уж хорошо.

Поначалу Жереми отмалчивался, но Алиса мало-помалу его разговорила. Он не выдержал и рассказал о своей беде: в приходе осталось так мало верующих, что служение теряет смысл. Поле деятельности кюре сузилось до столь смехотворных размеров, что он чувствует себя бесполезным. К тому же наставления Христа не достигают цели — прихожане вовсе не следуют им в повседневной жизни.

Алиса могла только посочувствовать напастям друга: кто же сможет продолжать пастырское служение, если оно не приносит плодов?

Когда он наконец излил душу, наступило долгое молчание. Церковь напротив ресторана казалась уснувшей, хотя солнце ярко освещало ее.

— Я могу кое-что сделать для тебя, — начала Алиса. — Если ты согласен, я готова полностью пересмотреть твою маркетинговую стратегию. Это моя работа.

— Мою маркетинговую стратегию?!!

Он чуть не поперхнулся.

— Это не ругательство, знаешь ли...

— Дело касается церкви, Алиса, а не предприятия. Мне нечего продавать.

— Я просто изучу, как ты говоришь с людьми, и посмотрю, как твои слова можно адаптировать к их ожиданиям.

— К их ожиданиям? — переспросил он отчужденно.

— Послушай, точно существует средство расшевелить людей, как-нибудь иначе их зацепить.

Жереми поднял бровь и грустно усмехнулся:

— Я тронут твоей добротой, но как ты надеешься помочь в вопросах, в которых сама ничего не смыслишь? Ты даже в Бога не веришь...

Алиса хмыкнула.

— Никаких проблем, — солгала она. — Я привыкла вторгаться на неизведанные территории. В этом суть моей работы. Надо только знать несколько приемов. Нет ничего проще.

По его виду она поняла, что он сомневается, и вдохновенно продолжала:

— Ты что, думаешь, я специалист по лапше? По пастам для тартинок? По автомобилям? Нет! Но это не помешало мне помочь «Финдусу»6 во время скандала с лапшой быстрого приготовления, проконсультировать «Ферреро»7, когда нашли фталаты в «Нутелле», и поддержать «Фольксваген» в деле об опасных выхлопах.

— Спасибо, что отнесла меня к разряду безнадежных случаев.

Алиса через силу улыбнулась, взяла бокал и отпила глоточек, не сводя глаз с Жереми.

— В любом случае, — продолжал он, — все твои примеры связаны с продажей продуктов, с чем-то ощутимым и реальным. Не думаю, что ты разбираешься в умозрительных вопросах. А ведь духовное не имеет ничего общего с материальным.

Алиса почувствовала себя оскорбленной до глубины души. За кого он ее принимает? Она годится лишь для возни с пастой для тартинок?

Это она-то, гордая ролью консультанта, которую так уважают коллеги... Каждый день она находит самые эффективные формулировки для тысяч клиентов, ведет переговоры о масштабном международном контракте...

— Напомни, сколько у тебя прихожан?

Он бессильно пожал плечами:

— Ничего уже не поделаешь. Мое дело пропащее, все потеряно.

Алиса ощутила себя ребенком, верившим, что сможет переплыть озеро, а ему объяснили, что это полная чушь.

Последний раз ей предсказывали неудачу, когда она начала работать стажером. Она отважилась сформулировать предложения для клиента, хотя ей полагалось всего лишь составлять краткие отчеты по совещаниям. Ее вежливо поставили на место: предложение не имеет под собой почвы, клиенту оно не понравится. Алиса принялась настаивать, поскольку была уверена в ценности своих идей, и выдержала настоящий бой за право представить их клиенту. И тот не только поддержал, но и быстро применил эти предложения, что принесло ему немалую выгоду. Тогда из стажеров ее перевели в сотрудники с бессрочным договором.

«Не думаю, что ты разбираешься в умозрительных вопросах...»

В это трудно поверить...

— Дай мне пару месяцев, и я найду способ удвоить количество твоих прихожан!

Жереми поднял глаза:

— Не знаю, как у тебя это получится, да и потом... Что двенадцать, что двадцать четыре — дела не меняет.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Сто! Ты обязуешься следовать моим советам, и я приведу в церковь сто прихожан!

Он печально вздохнул:

— Алиса, ты во власти иллюзий, это невозможно. Здесь все не так, как в мире бизнеса. Деловые стратегии в церкви не работают.

Чем больше он сомневался в ее словах, тем сильнее ей хотелось показать свои таланты.

— Спорим, что мне это удастся?

Он ничего не ответил.

— Так что, спорим или нет?

— На что я буду спорить? На пожертвования в моей церковной кружке?

Она одарила его самой очаровательной улыбкой:

— На поцелуй в первый день грядущего года.

Он мечтательно улыбнулся и пробормотал:

— Договорились.

Алиса заказала еще вина, и они чокнулись.

Она отпила глоток, довольная, что все-таки его убедила.

Теперь ей предстояло засучить рукава. Она и понятия не имела, как ко всему этому подступиться, ведь эта сфера деятельности была совершенно новой. А поражение будет огромным, и Жереми его предсказал. Но главная проблема крылась в другом.

Как же себе в этом сознаться?

Она отхлебнула вино.

Алиса была настоящей атеисткой, не выносила ничего, связанного с религией, приходила в ужас от церковных сувениров. Когда она переступала порог храма, ей становилось просто дурно.

4

Так, сначала надо познакомиться с той самой книгой, только чтобы точнее узнать, о чем идет речь. Но листать ее в автобусе, у парикмахера или дантиста, а тем более в конторе все же не получится. Читать буклет или досье клиента — обычное дело, никаких проблем. А вот вытащить на людях Библию — это будет странно, даже немного стыдно...

Тогда она придумала, что сделать. Если отсканировать обложку книги, из тех, что Поль каждый вечер притаскивал домой, и подогнать по формату, то получится отличная суперобложка, этакий камуфляж.

В понедельник надо было досидеть в бюро до семи часов, хотя дел у нее не было. Алиса вытащила из сумки ярко-красную книжку издательства «Даллоз» с броским белым названием «ГРАЖДАНСКИЙ КОДЕКС». На самом видном месте бросалась в глаза цитата из Статьи 716: «Клад принадлежит тому, кто нашел его на своей земле...» Внутри иллюзия тоже была полной: такие же тонкие страницы, текст набран в две колонки мелким шрифтом. Чтобы обнаружить подмену, надо было вчитаться в то, что скрывалось под обложкой: Высший Закон заменяет все законы.

Спустя час, облокотившись на стол и впившись глазами в книгу, Алиса на грани отчаяния кусала губы. Если бы она сама не решила помочь Жереми, то расхохоталась бы, настолько текст показался ей гротескным. Удручающе гротескным. Да это просто сплошная ахинея без конца и без начала, скопище невыполнимых, просто нелепых заповедей... Черт побери, как же она сдержит слово?

Блаженны вы, когда будут поносить вас, — сказал Иисус.

Как же так? Выходит, тебя оскорбляют, а ты от этого млеешь? Всю жизнь только о том и мечтал?

Блаженны нищие духом.

Что верно, то верно: зачем до двадцати пяти лет потеть на факультетской скамье, укрепляя дух, если для счастья он не нужен? К тому же и так хорошо известно: если ты с головой не дружишь, никто не будет тебя использовать, не станет над тобой смеяться...

Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.

Ага, конечно... И как это она раньше не додумалась?

Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет.

Ну прямо как при последней школьной реформе.

Богатый не войдет в Царство Небесное, пока богат...

«Только лишний повод разбогатеть, — решила Алиса. — Я вовсе не тороплюсь на небеса! Короче: чтобы быть счастливым, надо быть дурнем, позволять себя оскорблять, не возражать, когда тебе наступают на ноги, унижаться и срочно стать бедным. Целая программа».

Прежде нежели был Авраам, Я есмь.

Авраам был, а я есмь???... Да, грамматика и спряжения — явно не его конек.

И будут два одной плотью...

И с математикой тоже нелады.

Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе.

А это что-то вроде кровосмесительного совокупления улиток-гермафродитов.

Когда вы обнажитесь и не застыдитесь и возьмете ваши одежды, положите их у ваших ног, подобно малым детям, растопчете их, тогда вы увидите Сына Того, Кто жив...

Он что, хотел открыть клуб нудистов? Тогда почему так осуждали кардиналов, которых в прошлом году застали голышом в гейской сауне в Риме?

— У тебя затруднения в юридических вопросах? — спросил Рашид, коллега Алисы, который делил с ней кабинет.

— Это нужно для клиента.

— И с чем ты столько возишься?

— Да так, с одним старым приемом последнего рывка в конце забега.

— Как в Шаранте, что ли? Я через это прошел. У меня так было, когда я ишачил на «Дюралекс»8, знаешь, эти модели бокалов, которые лет сорок не меняются. Так вот, хуже всего техническая документация. Лучше загодя выправлять опасную ситуацию, так интереснее, даже возбуждает. А сколько лет этому приемчику?

Алиса хмыкнула:

— Да около двух тысяч.

— Ого! Да твои шарантские штучки давно мхом поросли!

Алиса через силу улыбнулась и снова уткнулась в книгу.

Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас...

В этот момент в кабинет вошел Арнольд, ответственный за учет финансовых операций с клиентами. Арнольд принадлежал к породе людей «я всегда прав», общаться с ним было неприятно. Синеглазый брюнет, он мог бы даже считаться красавцем, если бы не несносный характер, который его портил.

— Вы напортачили в декларации времени грузоперевозок «ИКЕА», — сказал он.

Алиса подняла глаза. Они с Рашидом месяца два корпели над скандалами в «ИКЕА», особенно когда было продано шесть тысяч шоколадных тортов, в которые попали частицы фекалий.

— Как так?

— Вы декларировали наезженные километры за те дни, когда не были выставлены почасовые счета, — заявил он с мерзким презрением.

Алиса и Рашид озадаченно переглянулись.

— Километры в день декларируют тогда, когда их наматывают, — заметил Рашид.

— Да ну? Значит, вы указывали наезженные километры в дни, когда не работали с клиентом? Но это нелогично.

«Это нелогично» Арнольд говорил по любому поводу — ради того, чтобы сделать из вас идиота.

Алиса сосредоточилась на тексте, чтобы не врезать ему как следует.

Благословляйте проклинающих вас.

— Лично я ничего не знаю, — ответил Рашид. — Может, кто-то выехал пораньше, чтобы успеть на утреннюю встречу?

— Ничего не знаешь... ничего не знаешь... А я тогда откуда узнаю?

Алиса проследила глазами, как он в ярости уходит, и тихо прочла:

— Молитесь за обижающих вас и гонящих вас.

— Что ты сказала? — фыркнул от смеха Рашид.

— Это Иисус говорит... в тексте. Ты не поймешь.

— Милая моя, Иисус — один из пяти великих пророков ислама.

Вот тебе и на! Этого только не хватало! В наше время это, конечно же, лучший из аргументов, чтобы поправить дела...

— Представь на минуту, — продолжил Рашид, — весь день возишься со счетами, по сути выполняя работу за Арнольда. Вот где настоящий ад! Когда у тебя шеф — Арнольд...

— Заметь, приходится любоваться на целую команду таких же придурков. Чокнуться можно!

Рашид согласно кивнул:

— Ага, он еще рекрутер никудышный.