Дерево-людоед с Темного холма E-Book

Содзи Симада

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Киёси Митараи
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 533

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Продолжение культовой интеллектуальной загадки «Токийский Зодиак». Уникальная головоломка о дереве – серийном убийце. Сложно представить себе нечто более кошмарное и пугающее, чем то, что случилось осенью 1984 года. Этот страшный инцидент на Темном холме в Йокогаме потряс всю Японию… В окрестностях Йокогамы на Темном холме Кураями высится древнее дерево — камфорный лавр. когда-то там стояла тюрьма, где часто казнили преступников. Местные говорят, эта земля так пропиталась кровью, что древний лавр был вскормлен самой смертью — и стал… людоедом. Они могут рассказать жуткую историю о том, как 40 лет назад в его кроне нашли страшно изувеченное тело маленькой девочки. А изнутри дерева иногда доносятся крики и плач… В народе это место называют проклятым. …Когда сыщик и предсказатель Киёси Митараи прочитал в газете, что рядом с лавром нашли тело мужчины, умершего при крайне странных обстоятельствах, он немедленно взялся за расследование. Ведь такого странного дела в его практике еще не было. Его друг, писатель и художник Кадзуми Исиока, сильно сомневается в успехе. Как же можно раскрыть преступление, в котором задействованы потусторонние силы? Однако Митараи верит в себя — и в свой метод…

Leseprobe

Содзи Симада Дерево-людоед с Темного холма

Soji Shimada

Kurayamizaka no Hitokui no Ki

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Шерегеда Т. С., перевод на русский язык, 2022

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

* * *

Время действия: сентябрь 1984 года

Джеймс Пэйн (время и место рождения неизвестны)

Ятиё Фудзинами, 61 год, род. в 1923 году, разведена с 1970 года; живет в доме Фудзинами

Родные дети:

Сын Таку, 38 лет, род. в сентябре 1946 года; Фудзинами Хэйм, квартира 401

Сын Юдзуру, 37 лет, род. в 1947 году; Фудзинами Хэйм, квартира 301

Дочь Рэйна (Леона Мацудзаки), 21 год, род. в 1963 году; Фудзинами Хэйм, квартира 501

Икуко – жена Таку, женаты с 1976 года

Тэруо Мицумото, 52 года, род. в 1932 году, второй муж Ятиё (с 1974 года); живет в доме Фудзинами

Миюки Мицумото, 16 лет, род. в 1968 году, дочь от первого брака Тэруо; живет в доме Фудзинами

I. Пролог. 1945 год. Шотландия

Шел апрель. Вдали от Японии, в горах на окраине деревни Фойерс в Шотландии, что на севере Британских островов, мужчина в одиночку неустанно строил причудливый дом.

Сперва он строил его вместе с отцом, втайне от жителей деревни выкладывая кирпичи по периметру стального каркаса, но, состарившись, отец решил поручить отделку сыну, удалившись спокойно доживать свои дни в деревенском доме у всех на виду, – поэтому жители деревни и не подозревали о строительстве тайного жилища в горах.

У необычного дома не было ни единого окна, хотя с вершины холма открывался прекрасный вид: стоя у входа, сквозь рощу буковых деревьев вдалеке можно было разглядеть вытянутое озеро.

В столь туманном регионе озеро можно было увидеть лишь в течение нескольких солнечных дней в году, но тогда оно было подобно блестящему ожерелью, достойному королевы, – сияло так, словно в его воде были спрятаны бриллианты, а стоило закатному солнцу опуститься, как его поверхность становилась золотой.

Мужчина не хотел, чтобы жители деревни, находящейся в получасе ходьбы от озера, знали о его секретном жилище, поэтому строил его глубоко в лесу, в удалении от горной дороги. Он намеренно выбрал заросли буковых деревьев, сквозь которые даже с воздуха невозможно было что-либо разглядеть. Мужчина осмотрительно не прокладывал дорогу к единственному входу – чтобы не протоптать ее по склону холма. Снова и снова приходя к дому, он специально каждый раз подбирался к нему с разных сторон.

Мужчина был застенчивым и скрытным, поэтому не очень ладил с жителями деревни. Особенно тяжело ему давалось общение с женщинами – единственными его подругами могли стать разве что девочки лет десяти.

Мужчина был еще молод, ему только исполнилось тридцать, но он не испытывал нужды в деньгах – в Лондоне, большом городе на юге, у него была своя фирма, которой он управлял вместе с приятелем. И мог, не раздумывая, тратить любые суммы на подарки для знакомых детей.

Устав от строительства дома, мужчина, бывало, спускался с холма к озеру, чтобы отдохнуть. Каждую субботу туда на велосипеде приезжала девочка Клара, что жила вместе с матерью в деревне Даллес в десяти километрах оттуда. Она собирала редкие цветы, что росли у озера, чтобы к возвращению отца из города Инвернесс воскресным утром поставить их у окна.

Мужчина был поражен красотой девочки. Ее блестящие золотистые волосы вились, пушок на щеках и на шее также отливал золотом на солнце, даже ее длинные ресницы казались золотыми. У Клары была белоснежная кожа, нежные розовые губы и большие зеленые глаза, как у многих девушек этой северной страны.

Подружившись с девочкой, мужчина каждую субботу, прихватив с собой подарки и разнообразные угощения, отправлялся на встречу с ней на поляну у озера. И девочка со временем тоже стала с нетерпением ждать этих встреч.

Но мужчине этого казалось мало. Девочка была так мила и притягательна, что он хотел обнять ее и не отпускать, мирно спать рядом с ней… казалось, он был готов съесть ее.

Поэтому однажды мужчина убил Клару прямо в том самом лесу – он не мог даже подумать о том, чтобы попрощаться с ней до следующей субботы. Час разлуки приближался, а он не готов был с ней расстаться.

Утопив велосипед Клары в озере, он забрал ее тело, теперь принадлежавшее лишь ему одному, в свой секретный дом, что он строил на склоне холма. Той ночью он спал в обнимку с бездыханным телом девочки.

На следующий день он захотел еще крепче обнять златовласую головку Клары, поэтому отделил ее от туловища. Прижав голову к себе, он снова и снова гладил ее по волосам, целовал ее холодные щеки.

Затем он снял с нее всю одежду, разрезал ее живот и вынул все внутренние органы. Мужчина страстно хотел узнать ее секрет – понять, что же именно так привлекало его в этом маленьком беззащитном существе. Он полагал, что, изучив все ее части и потаенные места, он сможет понять, чем она так очаровала его.

Однако, чем дольше и тщательнее он рассматривал ее тело, тем меньше понимал причину своей страсти. Разделенное на маленькие отдельные кусочки плоти, оно все больше походило на тушки кроликов или собак, не вызывавших у него особых чувств.

Тогда мужчина, использовав нож, с большим трудом вынул зеленые глаза девочки. Ведь, возможно, именно в них крылась причина его безумия?

На какое-то время это его удовлетворило. Он был счастлив петь и танцевать в одиночестве, бережно держа глазные яблоки Клары в руках, но постепенно улыбка стала исчезать с его лица – чистые зеленые глаза, так привлекавшие его своей красотой, помутнели и потеряли цвет.

Впав в уныние, мужчина полдня просидел без дела. Однако было необходимо как можно быстрее закончить строительство дома, чтобы успокоить отца. Кроме того, труп девочки, пропавшей без вести, нельзя было оставлять вот так – ее родители и полиция могли заявиться к нему, ведя поиски.

Мужчина решил спрятать останки в стене дома, который он строил. Стоит залить тело цементом – и о нем никто никогда не узнает!

Сперва мужчина смешал с цементом всю кровь, вытекшую из тела девочки. Затем пригвоздил ее останки к северной стене дома – он заново собрал ее тело из частей, постаравшись установить его вертикально, а голову присоединил к телу, намотав волосы на забитые в стену гвозди. Ему хотелось повторить особенно полюбившуюся сцену: прекрасная Клара, стоящая одна среди цветов на берегу озера.

Разместив тело девочки таким причудливым образом, мужчина отступил назад, чтобы хорошенько все рассмотреть. Он был впечатлен, уловив загадочную, странную красоту в открывшемся ему зрелище: девочка стала похожа на искусно изготовленную куклу, неживую и неспособную двигаться, но все же прекрасную. Она была подобна пригвожденной к стене бабочке с распростертыми крыльями, во много раз более впечатляющей, чем живая бабочка, летающая в поле.

Мужчина остался доволен результатом. Целый день он любовался Кларой, а потом принялся заливать ее останки цементом. Один толстый слой за другим, тщательно и аккуратно, пока труп девочки окончательно не пропал из виду.

Минуло десять лет, и беспорядки мировой войны утихли. Полицейский из деревни Даллес тщетно пытался выяснить, куда исчезла Клара, каждую субботу ездившая на озеро за цветами. Снова и снова прочесывая окрестности, он наконец нашел дом мужчины, скрытый глубоко в лесу.

Странный дом на склоне холма удивил полицейского. Зайдя внутрь, он был ошеломлен: в доме без единого окна царила кромешная тьма.

Обшарив весь дом с фонариком, полицейский не обнаружил ни единого намека на тело девушки.

Отчаявшись, он вернулся в Даллес и той же ночью, лежа в постели, вдруг подумал о той стене, где могли быть спрятаны останки.

На следующий день, прихватив с собой товарищей, полицейский вернулся в таинственный дом, чтобы разломать цемент в северной стене.

Но как же обстояло дело? Тело девочки попросту исчезло! Кто-то действительно спрятал тело Клары в стене давным-давно, но за десять лет оно окончательно испарилось, подобно дыму.

Однако полицейский из деревни Даллас не догадывался об этом, поэтому, пробив дыру не только в северной стене, но и в остальных трех, он, разочарованный, вернулся восвояси, коря себя за ошибку.

В конце концов пропавшую Клару так и не нашли, а похитивший ее преступник остался непойманным. Преступление не было раскрыто, и никто из людей, не раз тщетно пытавшихся разгадать эту запутанную загадку, так и не смог узнать ответ.

II. 1984 год. Станция Басямити

Шел сентябрь 1984 года. Лето только закончилось, а в воздухе уже разливались освежающие запахи осени. В то время в Йокогаме частный детектив Киёси Митараи был никому не известен, поэтому дома у нас клиенты не появлялись. Заказов на расследования совсем не было: стоило появиться хоть какому-нибудь интересному заголовку или газетной статье, как Митараи, казалось, был готов сам выйти на улицы и начать разнюхивать. У меня тоже было довольно много свободного времени.

Возможно, дело было в обыкновенной осенней хандре, но в тот год я почувствовал себя особенно одиноким – не приглашая никого из друзей, бесцельно бродил в одиночестве по улицам Йокогамы, берегу моря и старым складским районам. Я мог часами рассеянно наблюдать за волнами, приближающимися к каменной набережной у моих ног, за опавшими листьями, покрывавшими поверхность воды, за струйками фонтана, неуклонно поднимавшимися, чтобы обрушиться вниз.

Вспоминая о том времени, я думаю, что был подавлен и испытывал некоторую ностальгию, возможно, из-за отсутствия в моей жизни любимой женщины. Слово «ностальгия» верно лишь отчасти – ведь Йокогама сперва была, так сказать, местом, вызывавшим именно горькие воспоминания. Стоило моему другу заговорить о переезде в Йокогаму, как я готов был кричать, что поеду куда угодно, только не туда.

Со временем мои душевные раны затянулись, и места, куда, как я думал, больше не смогу ступить при жизни, стали производить совсем иное впечатление – я был удивлен, как скоро смог спокойно ходить по дорогам вдоль городского канала и рядом с главным иностранным кладбищем. Подобно тому, как алкоголь из горького пойла, от которого воротишь нос, постепенно превращается в сладкий нектар, эти места, порождавшие болезненные воспоминания, стали вызывать у меня теплые чувства.

В конце концов, я был очень благодарен Митараи, заставившему меня переехать в этот район, – без этой шоковой терапии я, возможно, не смог бы до конца своих дней даже приблизиться к Йокогаме.

Однако это была не единственная причина, по которой осенью 1984 года я бесцельно бродил по улицам. Сейчас я осознаю, что, возможно, чувствовал себя одиноким, потому что в кругу моего общения вообще недоставало женщин – чем старше я становился, тем отчетливее ощущал страх одиночества. Подсознательно я ждал, что, гуляя вот так по старым улицам этого приморского города, я встречу женщину – фантазия, порожденная прочитанными мной романами. Я был так молод тогда, что попросту не мог этого осознать.

Кроме того, я всегда страшно завидовал своему другу. Митараи словно существовал вне рамок обыденности – ни отсутствие женщины, ни однообразная повседневность не волновали его; не было даже видимости того, что он тосковал по любви.

Я мог дни напролет проводить в кресле, читая журналы или рисуя карикатуры, в то время как он спорил сам с собой о том, меняется ли вес волчка, если вращать его по часовой стрелке, а не против[1]. Или же посреди рассказа о пя́деницах[2], ползущих наперегонки по поверхности листа, он мог вдруг громко запеть непонятную песню на иностранном языке и удалиться к себе в комнату.

Видя друга в таком состоянии, я стал еще глубже впадать в депрессию и все чаще слонялся по городу, не желая возвращаться домой.

Однажды вечером, когда мой друг был занят уборкой, а я в одиночестве слушал музыку, зазвонил телефон.

Звонки крайне редко предназначались мне, поэтому я сперва окликнул Митараи, чтобы тот поднял трубку, но он, похоже, не услышал, полностью поглощенный мытьем посуды после ужина. Я был вынужден подняться и ответить.

– Алло, это дом господина Исиока? – вежливо спросил тихий женский голос.

Меня обычно не называли по фамилии «Исиока». К осени 1984 года я написал только две книги о работе Митараи, но даже его имя было куда известнее моего. Честно говоря, и теперь по фамилии меня мало кто зовет, разве что мои редакторы да собеседники помладше.

Кроме того, я никак не ожидал телефонного звонка. Что-то в этом женском голосе показалось мне странным, и я взволнованно задрожал.

– Верно, – ответил я неуверенно.

– Вы – Кадзуми Исиока? – спросила женщина.

– Это я.

Стоило мне ответить, как голос продолжил:

– Я – ваша преданная поклонница. Хотела бы узнать, можем ли мы как-нибудь встретиться за чашкой чая…

Ее слова меня осчастливили.

– Что ж, премного благодарен. У меня сейчас довольно много работы с книгами – заказы на иллюстрации, которые нужно закончить на этой неделе, – но, возможно, на следующей неделе мы могли бы…

В 1984 году я еще занимался иллюстрацией.

– А мы не могли бы увидеться раньше? Мне неловко вас торопить…

– Что ж, тогда в воскресенье…

– А пораньше?

– …в субботу…

– …раньше?

– …в пятницу?

– Как насчет завтра? Мне очень неловко просить, но я как раз свободна завтра…

– Нет, не стоит… Завтра? Ну хорошо.

– Простите, пожалуйста! А в котором часу?

– Когда вам будет удобно?

Я был крайне взволнован предстоящей встречей с незнакомой женщиной.

– Я встречусь с вами в любое время.

Ее голос звучал спокойно, но настойчиво.

– А где вы живете?

– В Исэдзаки-тё.

– Исэдзаки-тё? Это же совсем рядом!

– Да, поэтому я читаю все ваши книги. И иллюстрации тоже люблю…

– Благодарю. Тогда как насчет пяти часов вечера? Я прогуляюсь до Исэдзаки-тё.

– Простите, но можно в три часа?

– В три? Что ж… Наверное, да, могу. Куда мне подойти в три часа?

– Господин Исиока, вы женаты?

– Женат? Нет.

– А дети?

– Нет.

Затем мы поговорили о зодиаке и прогнозах. Митараи немного обучил меня разным способам толкования гороскопов, поэтому по опыту я знал, что женщина, вероятно, будет рада поговорить о любом гадании.

Она оказалась Скорпионом, и, сперва запутавшись в годе рождения, призналась, что родилась в конце 1951 года. Я повесил трубку в приподнятом настроении. Отправился на кухню, чтобы заварить чай, как будто желая налить и ей чашку. Впервые с самого моего рождения мне позвонила поклонница моих книг, моя поклонница!

– Кто звонил? – спросил меня вытиравший посуду Митараи, когда я уже собирался ставить чайник на огонь.

– Читательница. Призналась, что она – моя поклонница и хотела бы встретиться, – ответил я, будто пропев себе под нос.

Митараи вытер руки и переспросил:

– Хотела бы встретиться?

Полчаса спустя он, совсем как англичанин, держа блюдце в левой руке и поднося чашку к губам правой, уточнил:

– Значит, завтра?

Я подтвердил и пересказал ему недавний телефонный разговор.

Митараи поставил чайную чашку на стол и облокотился на спинку кресла. Он холодно смотрел на меня, нахмурившись и приподняв правую бровь. Его губы исказились в усмешке, правый уголок рта пополз вверх.

Такое выражение лица я видел только у Митараи – всякий раз, когда он искренне считал собеседника идиотом.

– Опыт – лучший учитель[3]. Поэтому, Исиока-кун, сейчас я, пожалуй, промолчу.

Произнеся лишь это, он принялся обсуждать со мной недостатки системы здравоохранения – тему, волновавшую нас обоих. Хотя, признаюсь, я его не особенно слушал.

* * *

На следующий день я отправился к назначенному времени в кофейню в Исэдзаки-тё, на встречу с позвонившей мне женщиной. Обнаружив, что она еще не пришла, решил подождать ее, достав принесенный с собой журнал. Был ветреный и холодный вторник. Сквозь окно кафе я мог наблюдать за людьми, идущими по каменному тротуару у торгового центра Исэдзаки: их теплая одежда с длинными рукавами была наглухо застегнута, но они, похоже, все равно мерзли.

После двадцати минут ожидания я решил несколько раз обойти небольшой торговый центр. Женщина упомянула, что видела мое лицо на обложке книги и сможет узнать меня, придя на встречу.

– Простите, Исиока-сэнсэй[4]? – спустя полчаса ожидания раздался надо мной женский голос, и я поднял глаза от журнала. Передо мной стояла симпатичная пухленькая молодая женщина.

Я поспешно поднялся, а она коротко поклонилась мне и села напротив.

– Сэнсэй, вы выглядите намного моложе, чем на фотографии!

У нее была светлая кожа и большие выразительные глаза, розовая помада и ямочки на щеках, появлявшиеся, стоило ей улыбнуться.

– О, правда? – переспросил я.

Она достала из сумочки экземпляр «Дома кривых стен»[5], вышедшего совсем недавно, положила на стол и попросила его подписать. Я торопливо расписался своей любимой ручкой.

– Так жаль, что я не знала о другой вашей книге, той, что про зодиак, – смеясь, протараторила она.

Я был удивлен. «Токийский зодиак»[6] был куда известнее «Дома кривых стен» – многие читатели приняли его лучше, а о следующей книге даже не слышали. Впервые все было наоборот. Может, она и не поклонница вовсе?

– А сколько денег получает Исиока-сэнсэй после издания книги? – вдруг спросила женщина.

– Десять процентов от выручки с продаж, – ответил я.

– Всего десять процентов? – удивленно спросила она, округлив глаза.

– Да, десять.

– А гонорар за рукопись?

– Книга издана недавно, поэтому я пока не получаю за нее денег.

– Вот как… – Она, кажется, была разочарована.

– Гонорар за рукопись перечисляет журнал, если, например, перед выходом книги печатает у себя отрывок, совсем как статью. Это гонорар от журнала.

– Вот как… – Ее тон не изменился.

– Верно.

– Сколько же вам может заплатить журнал?

– А?

– Сколько платят автору за одну страницу?

Я не смог удержаться от смеха.

– Хотите стать писателем?

– Нет, просто хочу вас расспросить.

– Ну, в моем случае это около трех тысяч йен.

– Три тысячи йен… значит, если напишете сто страниц, то это триста тысяч йен…

– Да.

– Вы же сможете написать сто страниц в месяц, верно?

– Ну, смогу, наверное.

– Хм… – Она задумалась.

– Простите, но я не знаю ваше имя…

– О, правда? Извините. Меня зовут Марико Мори.

– Мори-сан, а вы пишете?

– Пишу? Ну, разве что эссе…

– А романы?

– Романы – это слишком. Я знаю, у меня нет таланта.

– Неужели?

Мы говорили еще какое-то время. Похоже, Марико ничего не знала о моих работах в еженедельных журналах или последних иллюстрациях. Все сводилось к тому, что она прочла «Дом кривых стен» и обратила внимание на то, что я жил недалеко от ее дома, вот и всё. А ведь сперва мне показалось, что она мечтает стать писателем и пришла расспросить меня о реалиях литературного бизнеса…

– Вы работаете?

– Да, в универмаге «Сэкигути» здесь, в Йокогаме.

– В универмаге?

– Да, в отделе женской одежды. Сегодня у меня выходной.

– Должно быть, там хорошо и весело?

– Сэнсэй, вы меня так испугали! Когда я опоздала, вы разозлились и сделали такое страшное лицо…

– Что? Нет, не может быть! Простите, если вам так показалось.

– Я – единственный ребенок, сейчас живу с пожилыми родителями, они тоже зависят от моего дохода…

– Хм…

Я подумал, что она слишком быстро меняет тему разговора.

– Господин Исиока, вы сейчас встречаетесь с кем-нибудь?

– Встречаюсь? Вы имеете в виду с женщиной?

– Да.

– Нет.

– А что насчет бывшей любовницы или жены?

– Нет таких.

– Ясно.

– А вы замужем?

– Нет.

Затем мы перешли к зодиаку. Я не смог ответить подробно, что в этом году ждет Скорпиона, родившегося в 1951 году, но, вспомнив, как и что в таких случаях обычно говорил Митараи, пробормотал что-то уместное.

Когда Марико спросила, какова ее совместимость со мной, рожденным 9 октября 1950 года, я понятия не имел, что ответить, но, не желая обидеть ее, заключил, что я – довольно хороший партнер. Тогда она вдруг спросила, подходит ли ей сентябрьский мужчина 1946 года рождения.

Вопрос звучал как заранее заготовленный, и я решил, что речь, должно быть, идет о ее нынешнем мужчине.

– Мы уже расстались, – ответила она. – Встречались какое-то время, но ничего не получилось.

– Не сошлись характерами?

– Это плохо?

– Ну, я бы не сказал…

Решив, что дальше расспрашивать неприлично, я сменил тему. Еще немного поболтав ни о чем, мы решили переместиться в заведение, где подавали пиво и легкие закуски.

Заняв один из круглых столиков, стоявших в просторном помещении бара, мы заказали по стакану пива. Стоило им наполовину опустеть, как язык у Марико окончательно развязался, и она поделилась подробностями.

Мужчину 1946 года рождения, с которым она встречалась, звали Фудзинами Таку; он жил в многоквартирном доме, что был построен на месте американской школы в районе Тобэ-ку. Решив купить себе небольшую машину, она отправилась в сервисный центр первого попавшегося производителя, находившийся неподалеку от места ее работы. Менеджером, имевшим с ней дело, оказался Фудзинами – так они и познакомились.

Марико не сказала об этом прямо, но парень, кажется, был высокий и довольно красивый. Он был хорошо образован, добр, никогда не лгал ей и многому успел научить. Я спросил, как долго они были вместе, и Марико сказала, что скоро будет семь лет.

– Вы не задумывались о свадьбе?

– Нет; я сразу поняла, что мы не подходим друг другу.

– Почему?

– Он из тех мужчин, что не подпускают к себе близко. Это же обычное дело для умных людей, верно?

– Хм… – Я невольно кивнул.

– Он холоден, эгоистичен, ай-кью у него сто пятьдесят два. Он отличный спортсмен, но добрый и честный…

Я снова кивнул. Судя по ее словам, Фудзинами казался просто идеальным мужчиной.

Однако стоило заказать вторую кружку, как тон ее изменился.

– Я думала, что он приезжает из Синагава[7]. Он всегда так говорил! Но как-то я увидела адрес в его записной книжке – Ниситобэ-тё, Ниси-ку, Йокогама. Я была очень удивлена, а он заявил, что всегда говорил о Йокогаме.

– Ооо…

– Он еще говорил, что живет с другом в большом особняке, доставшемся от отца. Будь это действительно так, ничего бы не случилось, приди я к нему в гости, верно?

Марико опьянела – ее щеки раскраснелись, а речь стала путаной.

– А потом он заявил, что живший с ним друг открыл в доме школу английского языка для детей, так что теперь прийти я уж точно не могу. Странно, не правда ли?

Я неопределенно кивнул. Она была совершенно пьяна, глаза ее воинственно сверкали.

– Как-то однажды я все-таки решила сходить в этот дом. Я не собиралась входить, просто хотела посмотреть на дом снаружи. И вот, когда он был на работе… Вы же знаете холм Кураями в районе Ниси-ку?

Я не знал, поэтому отрицательно покачал головой.

– Правда? Один из склонов холма почти как скала; на нем растет огромное дерево, крона которого нависает над дорогой – из-за этого там темно даже днем. Говорят, в эпоху Эдо там была тюрьма.

Возможно, на склоне холма под большим деревом когда-то и находилась тюрьма, но еще каких-то десять лет назад в этом месте стояла школа для детей иностранцев. Даже сейчас там оставались деревянные постройки тех времен, но рядом построили жилой дом, похожую на дом с привидениями баню, которая сейчас была закрыта, и автостоянку.

– Рассмотрев имена на почтовых ящиках, я нашла «Фудзинами», поднялась на лифте до его квартиры и нажала на кнопку домофона.

– Что, он разве жил не в большом особняке? – удивился я.

– Да, он заявил, что раньше на том месте был особняк, а теперь многоквартирный дом.

– До того, как там открыли школу?

– Верно, а до этого там был стекольный завод.

Я смутился. К тому моменту я окончательно запутался во времени.

– В общем, я была в шоке, услышав по домофону женский голос. Решив, что это точно его жена, я попросила впустить меня, чтобы немного поговорить.

– О, да вы отважная…

– Да, в чрезвычайных случаях готова на все. Мы поговорили, а когда он вернулся домой, то признался, что уходил рыбачить.

– Что? Он не был на работе?

– Тогда я узнала, что он давно уволился.

Похоже, этот Фудзинами оказался человеком, который не говорил ни слова правды.

– Он удивился, застав меня, и спросил, что произошло.

– Ох… И что случилось потом?

– Мы сели и поговорили втроем, а потом я ушла.

– Как он себя повел?

– Сказал, что давно хочет расстаться с женой, у которой не всё в порядке с головой. Спровадил меня, заявив, что она не дает развода, а он не знает, что и придумать. Но они непременно разведутся.

– Хм… С тех пор прошло три года?

– Ага.

– И что, есть изменения?

– Мы виделись позавчера, он принес документы о разводе.

– О!

– Он очень похож на вас, Исиока-сэнсэй! Действительно хороший человек, добрый, – заключила Марико.

* * *

Когда вечером я вернулся домой и рассказал обо всем Митараи, он, расслабленно облокотившись на спинку дивана, одарил меня своей уникальной презрительной усмешкой. Я не встречал другого человека во всей Японии, способного состроить такое выражение лица. Когда мой друг смотрел на меня вот так сверху вниз сквозь полуприкрытые веки, скривив уголки губ, казалось, он видит меня насквозь – хотелось скорее закрыться и спрятать лицо в ладонях.

– Итак, что ты о ней думаешь? – спросил Митараи насмешливо.

– Ну…

Я не спешил с ответом, стараясь быть осторожным. Любая небрежно сказанная фраза могла стать добычей для Митараи.

– Ты же не совсем дурак, чтобы попасться в ловушку, расставленную женщиной, по телефону представившейся твоей фанаткой, чтобы вытащить тебя в бар и охмурить, верно? – Митараи вытаращил глаза. – Исиока-кун, это серьезно. Я обязан тебя расспросить. Так что?

– Я думаю, что она на самом деле хочет стать писателем, поэтому хотела встретиться с кем-то вроде меня, у кого есть опыт публикаций, и расспросить о реалиях писательского мира – гонорарах и прочих литературных заработках.

– О, понятно… Значит, поэтому она не спросила тебя о том, какую бумагу и письменные принадлежности лучше выбрать или как работать с издательством, а при первом же телефонном разговоре уточнила, не женат ли ты или, может, разведен, так?

– Что?

– Неужели так важно быть неженатым, чтобы стать писателем?

– Митараи-кун, что ты пытаешься сказать?

– Что ж, она, должно быть, сообразительная… Выведала у тебя все, что хотела.

Как всегда, я так и не понял, что именно он имел в виду.

– Если она так хотела стать писателем, то зачем рассказала тебе о том мужчине, который все время ей лгал?

– Нет, Фудзинами Таку все же оказался хорошим человеком. Его ай-кью, кажется, равен ста пятидесяти двум – и я сразу же вспомнил тебя… Но, думаю, она правильно сделала, решив расстаться с ним.

В ответ Митараи вздохнул.

– Она же позавчера встречалась с ним снова?

– И?..

– Выходит, они не расстались. Эта женщина сейчас в очень опасном положении.

Митараи сидел, опираясь на спинку дивана, словно сильно утомился.

– Ты получил приглашение на второе свидание?

– Нет, это же была наша первая встреча. К тому же женщина не может вот так пригласить мужчину на свидание. Она скромная женщина, живет с родителями…

На лице Митараи промелькнуло странное выражение. Он резко зажмурился, взъерошил пальцами свои кудрявые волосы и, зевнув, поднялся.

– Что ж, приму ванну и лягу спать. Доброй ночи.

– Эй, Митараи, подожди. Что ты думаешь? Объясни, пожалуйста! – Я подскочил к нему.

Митараи быстро вошел в ванную, заткнул слив пробкой и повернул кран с горячей водой. В процессе он продолжил говорить, обернувшись назад и глядя на меня.

– Очень скромная женщина сама неожиданно звонит по телефону и спрашивает, женат ли ты; затем приглашает выпить; едва познакомившись и не дожидаясь второй встречи, уточняет, нет ли у тебя детей или любовниц. Опоздав на встречу на полчаса, сперва заявляет, что ты скорчил страшное лицо, а потом сразу выпытывает гонорар за рукопись… Какая скромная барышня, не так ли?

Я лишился дара речи. Казалось, он все обернул худшим для меня образом.

Митараи вышел из ванной и вернулся на диван.

– Сегодня, в первый же день, она получила от тебя довольно много информации – у мужчины, например, на это ушло бы не меньше недели. Она действительно способная. Не теряй времени, спроси у нее напрямую, чего она хочет.

Я помолчал и спустя мгновение обессиленно пробормотал:

– Так значит, она…

– Однозначно ясно то, что она не собирается становиться писателем.

– Но почему…

– Это так банально, даже объяснять не хочу! – Сказав это, Митараи уставился в потолок, словно ему все надоело. Однако затем подался вперед и продолжил: – Для меня это очевидный пустяк. Но для нее это очень важно, и, может быть, для тебя тоже. В общем, как я уже сказал, ей сейчас нелегко. Она стоит на краю обрыва и вот-вот потеряет себя. К сожалению, в нашем мире женщины часто становятся жертвами общественных устоев. Вспомни дату ее рождения. Скорпиону, родившемуся в пятьдесят первом году, в этом году исполнится тридцать три года. Женщина, должно быть, потеряла рассудок из-за необходимости наконец связать себя узами брака – такое давление общества! Будучи в отчаянии, она вряд ли осознаёт, что делает. Очевидно, то, что она просто встречалась с Фудзинами в течение семи лет, оставалась с ним, не задумываясь о браке, – наглая ложь. Но все в итоге сложилось именно так, как тебе сказали. Поэтому она и решила подыскать себе другого мужчину. Неважно, хочет ли она действительно выйти за него замуж или просто оказать давление на Фудзинами – другой мужчина ей просто необходим! Видимо, в ее окружении не нашлось высокого и красивого мужчины с ай-кью, равным ста пятидесяти двум, способного превзойти ее бывшего любовника. Да и будь такой рядом с ней, он все равно не смог бы конкурировать с Фудзинами! Кроме того, пусть тот и обещал бросить жену и свой уютный дом, он никогда этого не сделает – и она прекрасно об этом знает. Поэтому так страдает. Да она сна и отдыха лишилась от этих переживаний. Как ей быть? Вот и позвонила тебе!

– Почему?

– Как человек, написавший книгу и более или менее известный, для нее ты, должно быть, особенный. Возможно, способный превзойти Фудзинами.

– Превзойти?..

– Начав встречаться с тобой, она, вероятно, будет увлечена и даже сможет отвлечься от постоянных мыслей о Фудзинами.

– Как…

– Здесь нужен взгляд со стороны! Ей важен твой доход. К тому же у тебя сейчас нет любовницы и ей не придется конкурировать с другой женщиной; нет бывшей жены или ребенка, которым ты должен регулярно выплачивать алименты. Поэтому это было первое, о чем она расспросила.

– Но как же так… – Я почувствовал себя скверно. – Она же сказала, что она – моя поклонница…

– Возможно, это не совсем ложь. Она, быть может, действительно недавно прочла книгу, в предисловии к которой случайно наткнулась на имя мужчины, нарисовавшего иллюстрации. И книга, наверное, ей не обязательно понравилась.

– Но все же… зачем так прямолинейно… такие дела требуют времени… так глупо, зачем настолько…

– Ну же, Исиока-кун; если собаку не кормить неделю, она будет готова сожрать пустую коробку из-под собачьего корма!

– Так значит, я – пустая коробка?! – Я совсем загрустил.

– Успокойся, Исиока-кун. Это не ты плохой. Просто она под таким давлением, что не понимает, что делает. Совершенно потеряла рассудок.

– Но в этом же нет ничего ужасного! Просто внезапно спросить о моей личной жизни…

– Исиока-кун, это обыкновенное сватовство. Просто она сама провернула то, что для нее сделали бы посредники.

– Ох… – вздохнул я.

– Ты еще молод, Исиока-кун. Не знаком с суровым миром женщин, способных коня на скаку остановить[8]. Победа или поражение, всё или ничего! Проще говоря, завидное счастье не приходит к людям само, его надо вырвать собственными руками! Поэтому стоит женщине почуять одинокую старость, как простого сочувствия ей станет мало. Женщины инстинктивно чувствуют, когда можно поступиться моралью.

Я поник и опустил голову. Кажется, я окончательно разочаровался в женщинах.

– Тогда, выходит, я…

– Ты – это ты. В этом не сомневайся.

– Нет, для Марико Мори я…

– Да, это так. – Митараи довольно улыбнулся. – Могу сказать тебе вот что: если б ты правда прошел ее «прослушивание», тебя сразу пригласили бы на второе свидание… Ой, вода переливается!

Митараи прытко подскочил с места, словно гимнаст, и продолжил говорить на пути в ванную:

– У их племени прямо в ДНК закодирована особая генетическая информация. Они даже чертей не боятся. Будь ты хоть президентом демократического государства или какой знаменитостью, стоит тебе встретиться с кем-то из их числа, как сам факт твоего счастливого существования начинает зависеть от того, сможешь ли ты опуститься до общего уровня. Не хочу тебя наставлять, но, как по мне, куда безопаснее ни с кем не встречаться.

Затем мой друг приоткрыл дверь в ванную и, по-прежнему держась за дверную ручку, продолжил с жалостью:

– Я же говорил, Исиока-кун, опыт – лучший учитель!

На этих словах он исчез в ванной, уже успевшей заполниться паром.

Все случилось именно так, как предрекал Митараи. После нашей встречи от Марико Мори не было никаких вестей, и следующие десять дней я провел в скверном настроении.

Итак, история дерева-людоеда с Темного холма Кураями началась для меня самым пренеприятным образом.

Допускаю, сперва может показаться, что я пишу о произошедшем с некоторой насмешкой – ведь начало истории действительно весьма похоже на комедию. Однако сложно представить себе нечто более кошмарное и пугающее, чем случившееся осенью 1984 года. И читатель со мной непременно согласится, стоит ему прочесть о страшном инциденте на Темном холме в Йокогаме, потрясшем всю Японию.

Я не преувеличиваю, когда говорю, что никогда не хотел писать о случившемся. Я невзначай упомянул об инциденте в одном из своих эссе и, несмотря на многочисленные призывы читателей поскорее изложить свою точку зрения, мне как-то удавалось хранить молчание до настоящего времени. Во-первых, я сам отчаянно пытался забыть о случившемся. Во-вторых, я все же обещал одной из сторон публично не упоминать произошедшее до 1989 года.

Теперь, в 1990 году, когда запрет наконец снят, я берусь за ручку, чтобы изложить свой взгляд на случившееся, и начинаю дрожать от охватившего меня страха. Это было слишком жестоко и странно, но, более всего, очень загадочно – я никогда не слышал ни об одном подобном случае. Признаюсь, сейчас даже «дело о Токийском зодиаке» кажется мне куда более простым и понятным.

Представляя миру свой взгляд на произошедшее, я боюсь, что мне, возможно, тоже не удастся избежать общественного осуждения. Не подумайте, что я намеренно нагоняю страх, это далеко не так.

По правде говоря, полицейский департамент региона Тохоку и полиция префектуры Канагава также до последнего держали случившееся в секрете от общественности и средств массовой информации. Однако шумиха все равно поднялась, несмотря на все их усилия.

Пусть она давно утихла, но истина так и осталась скрыта от нас. Все это время, пока я хранил молчание, разгадка оставалась в тени.

В последнее время Япония добилась невероятного экономического роста и развития, став одним из передовых государств мира, хотя когда-то, еще совсем недавно, она была бедной второсортной страной, проигравшей в разрушительной войне. Тогда-то и произошло это ужасное событие, бывшее порождением той темной послевоенной эпохи. Невозможно понять случившееся, не учитывая то особенное время.

Делая инцидент достоянием гласности спустя годы, я все же попытаюсь минимизировать ущерб, который может быть нанесен непосредственным участникам произошедшего. По этой причине в будущем я буду излагать факты, учитывая их интересы, воздерживаясь от ненужных оценок. Прошу читателя проявить понимание и быть ко мне снисходительнее.

III. 1941 год. Темный холм Кураями

Перед магазином игрушек у холма Кураями выстроилась группа солдат в военной форме. Один из крутившихся вокруг мальчишек, что минуту назад играли в войнушку на обочине дороги, желая подольститься, затянул военную песенку: «За сотни верст отсюда, в Маньчжурии далекой…»[9].

Казалось, Япония давно наполнилась сухим безжизненным воздухом. Радио не передавало веселых песен, комедий ракуго[10] и несерьезных передач – эфир был заполнен строгими речами военных командующих, рассказами о смертельном оружии и отчетами о позициях японской армии на материковом Китае.

То же самое касалось и книг с журналами. Юмористические книги и увлекательные детективы исчезли с полок книжных магазинов, вытесненные серьезными учебниками и патриотическими романами – вроде той истории о юноше, изобретающем чудесное орудие, позволившее разгромить врага.

Все детские забавы теперь были посвящены игре в солдат и войну. Над ребенком с бейсбольной битой и мячом все смеялись, но стоило ему продеть под ремнем на штанах короткую палку или прихватить с собой водный пистолет, с которым он раньше играл только летом, как его охотно принимали в ряды детской армии. А уж если он выносил из дома пустую коробку и, проделав в ее дне дырку, залезал внутрь, то ему сразу жаловали звание танкиста.

Однако девочкам не всегда были по нраву мальчишеские игры. Дзюнко-тян[11] напрасно просила Тэруо-тяна, увлеченно игравшего в танки с друзьями, хоть немного поиграть с ней, например в классики или в старые добрые прятки. На холме Кураями, где росло много больших деревьев, не было недостатка в местах для пряток. Дзюнко-тян – воспитанная девочка с милым личиком, всегда была в центре внимания, поэтому очень любила играть со старшим братом и его друзьями. Но теперь, после начала войны Японии с Китаем на континенте, мальчики играли только в страшные игры про убийства и не звали Дзюнко в свою компанию. Однажды брат даже накричал на нее:

– Отстань, глупая девчонка! Иди отсюда!

Тогда обиженная Дзюнко-тян в одиночку поднялась на холм и побрела к стекольному заводу.

В ту ночь она не пришла домой к ужину. Мать плакала, а отец, сообщив в полицию, всю ночь рыскал вокруг дома в поисках. Поднялась большая шумиха. Тэруо тоже беспокоился о своей единственной сестре. Он изо всех сил старался помочь отцу с поисками, но те не увенчались успехом. Когда мальчика наконец отправили спать, он действительно пытался, но никак не мог уснуть. Он представил, что сестренку могли похитить или, как боялись мама и папа, ее где-то сбила машина. Его глаза наполнились слезами, окончательно прогнавшими сон. Он горько сожалел о том, что в очередной раз отказал сестре, когда она попросила его поиграть с ней.

Прошла ночь. Наутро Тэруо, проснувшись на футоне[12], вскочил и скорее побежал на кухню.

Он правда хотел, чтобы прошлая ночь оказалась страшным сном, а кухня с утра была наполнена веселым смехом мамы и Дзюнко-тян, но кухня оказалась пуста. Тэруо застал маму в той же одежде, что и вчера; ее волосы растрепались. Отца не было видно – должно быть, он до сих пор пытался разыскать Дзюнко в окрестностях, – но вместо него на кухне стоял мужчина в полицейской форме. Тэруо никогда и представить такого не мог – невероятно, но его сестренка Дзюнко так и не вернулась.

Во время школьных уроков и даже на перемене Тэруо не переставал думать о сестре, не в состоянии был сосредоточиться на учебе. Он даже осторожно заглянул в класс сестры, решив, что та, возможно, с утра сразу пошла в школу без ведома родителей, но ее парта была пуста.

Остановившись под дзельквой[13] на школьном дворе, Тэруо вдруг вспомнил о большом камфорном лавре[14], растущем рядом со стекольным заводом на холме Кураями. Его тут же сковал страх.

О том дереве ходила страшная легенда. Говорили, что под ним обезглавили множество преступников. Стоя рядом с этим огромным лавром, своим толстым жутким стволом походившим на монстра, можно было легко поверить, что он сотни лет рос, питаясь кровью убитых под ним людей.

Согласно легенде, гигантское дерево впитало в себя все людские обиды и ненависть. Стоило взобраться по нему, словно по скале, и прислушаться, приложив ухо к отверстию в стволе, можно было услышать голоса преступников, стонущих, неспособных выбраться из кипящих кровавых котлов ада. А если прислушаться еще внимательнее, то можно было различить не только голоса взрослых мужчин, но и плач ребенка, причитания женщины и проклятия старухи, вперемешку с криками невиданных животных.

Многие утверждали, что им доводилось лично слышать эти голоса. Друзья Тэруо, кажется, тоже их слышали. Как-то раз летом, с наступлением сумерек, они предложили ему самому подняться на дерево и приложить ухо к стволу. Однако, как его ни дразнили, Тэруо ни в какую не соглашался карабкаться вверх. Он не мог пошевелиться от страха. В этом не было ничего постыдного: даже те его друзья, что хвастали, рассказывая, как прикладывали ухо к дереву, на самом деле боялись и ничего подобного никогда не делали. Они когда-то слышали страшные рассказы местных старожилов о дереве на холме и решали соврать, чтобы прослыть храбрецами.

Об этом дереве ходило много страшных историй. Как-то рассказывали, что однажды ночью, проходя по дороге под деревом, люди заметили в его ветвях самурая с мечом на поясе. Его лицо тускло светилось в темноте, словно покрытое флуоресцентной краской.

Также поговаривали, что один человек сделал снимок на фоне дерева, а проявив пленку, обнаружил, что в тени кроны, на концах искривленных веток и на толстом стволе можно разглядеть отрезанные человеческие головы. Их рты были приоткрыты, а веки сомкнуты, совсем как у спящих.

Оказалось, что в период Эдо головы казненных под деревом людей часто выставлялись на всеобщее обозрение прямо рядом с платформой, где преступников перед этим публично обезглавливали. Поэтому дерево наполнилось обидами множества людей, встретивших под ним свой конец. К злости убитого преступника присоединялись скорбные голоса его родных, плач его детей, родителей, братьев и сестер. Приложив ухо к отверстию в стволе, можно было до сих пор услышать проклятия страдавших людей.

Вот о чем вспомнил Тэруо, стоя под дзельквой на школьном дворе. По его спине пробежали мурашки.

Он пока не понимал, почему вдруг вспомнил о камфорном лавре у стекольного завода, но не мог отделаться от мысли, что исчезновение его сестры как-то связано с тем жутким деревом.

* * *

Обычно черный грузовик владельца овощной лавки приезжал к холму Кураями через день, чтобы торговать для местных жителей. Дядюшка-зеленщик останавливал грузовик, в большом кузове которого были навалены разнообразные свежие овощи, прямо посреди склона, и, соскочив с водительского сиденья, сперва подпирал передние колеса двумя треугольными стопорами. Даже если б ручной тормоз не удержал тяжелую машину, та не скатилась бы с холма.

Затем зеленщик вынимал из кузова деревянный поддон, весы и корзины и торговал овощами прямо рядом с грузовиком. Обычно он оставался до тех пор, пока не продаст все, поэтому иногда даже поздним вечером его можно было застать на привычном месте. Как правило, после захода солнца он возвращался домой.

Местные женщины знали, что зеленщик приезжает по понедельникам, средам и субботам, и с самого утра с нетерпением ждали его грузовик у склона холма, чтобы купить свежие овощи.

В тот день было облачно, и от легкого дуновения ветерка листья дерева издавали тихий жужжащий шелест. Это было время, когда Япония постепенно заполнялась отравленным воздухом военного насилия и самоуправства, и никто – ни политики, ни народ – не мог этого остановить. Даже в центре Токио солдаты отказывались подчиняться указаниям местной полиции или соблюдать правила поведения на улицах – об их безнаказанности трубили все газеты.

По всей Японии уже никто не пытался вразумить или контролировать военнослужащих – слишком силен был страх перед их авторитетом. Даже повзрослев, японцы навсегда остаются маленькими детьми, которых когда-то задирали хулиганы, – такова их национальная черта. Теперь это был мир военных. Ходили слухи, что армия дальше будет воевать не только с Китаем, но и с Британией и США.

Внешняя политика никогда должным образом не разъясняется общественности: военные сперва действуют, а затем уже ждут одобрения народа, на их взгляд, слишком глупого, чтобы понять деяния великих людей. Но это никогда не сдерживало людскую молву, поэтому и теперь женщины ждали зеленщика и делились друг с другом своими страхами. Америка – очень большая страна, а Япония, какой бы сильной ни была ее армия, – слишком маленькая. У нее не хватит денег, нет природных ресурсов. Даже женщина способна прикинуть, стоит ли затевать войну с Америкой, когда не можешь достойно ответить. Но если сказать об этом открыто, за тобой придет полиция, поэтому остается лишь вполголоса обсуждать свои опасения с соседками.

Даже качество овощей в последнее время ухудшилось. Повсюду заканчивались еда и предметы первой необходимости. Говорили, что в экономике начался спад, а в Исэдзаки-тё и Коганэ-тё стало много бродяг и попрошаек, и даже появились дети, погибающие от голода. В Токио стекались страждущие. Ситуация была настолько печальной, что, казалось, вот-вот разгорится гражданская война. Даже после отъезда зеленщика, пока еще было светло, женщины продолжали стоять на склоне и переговариваться. С наступлением сумерек налетел беспокойный ветер, вторивший суматохе в их сердцах.

Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее становились порывы холодного осеннего ветра. Долго простояв на одном месте, женщины начинали мерзнуть. Одна из задержавшихся на холме соседок решила вернуться в город, чтобы успеть купить масла и приготовить ужин. Прощаясь друг с другом, женщины поспешно кланялись.

В этот момент, стоило одной из них склониться в поклоне, как что-то упало сверху и задело ее по волосам.

Женщина удивилась и, присев, подняла предмет, упавший на землю. Это была лента. Небольшая красная лента из фланелевой ткани.

Женщина рассмеялась:

– Смотри-ка, ленточка!

Она не могла понять, как эта лента упала ей на голову.

Переложив ленточку в левую руку, она заметила, что на пальцах осталось странное липкое пятнышко красного цвета.

Рефлекторно задрав голову, женщина решила, что лента упала откуда-то сверху.

Соседки, последовав за ней взглядами, увидели ветви камфорного лавра, листья которого, словно волны в океане, поднимались и опадали от усилившегося ветра. Высоко в центре раскидистой кроны можно было заметить что-то темное. Было невозможно понять, что это, но, обнаружив странный большой предмет в столь неожиданном месте, женщины тут же замерли и испуганно отвели взгляды. Они никогда раньше не видели этот предмет, теперь висящий на дереве высоко над их головами. Что же это могло быть?

Вокруг уже совсем стемнело, а листья дерева перекрывали обзор, но постепенно глаза женщин привыкли, и они смогли рассмотреть его.

Сперва они решили, что это кукла. Ленточка, без сомнения, могла принадлежать кукле, верно?

Странно. Слишком большая для куклы, да и цвет темно-красный. Кукла все же по форме напоминает человека, а этот предмет скорее походил на изорванный на куски футон, из которого то тут, то там свисали обрывки ткани…

– Ааа! – вдруг закричала одна из женщин.

Вторая прижала ладонь ко рту, тоже наконец поняв, что это. Третья так и стояла, озадаченно глядя вверх и не понимая, что перед ней, – возможно, из-за плохого зрения. Но вот и она напрягла глаза – крик так и застыл в ее горле. Все они наконец поняли, что висело на дереве.

Будто старое тряпье омерзительного цвета. Кое-где плоть была разорвана или лопнула, словно мякоть переспелого граната; потемневшая кровь покрывала мясо, свисавшее темно-красными лохмотьями.

Маленькие ручки были странно изогнуты и висели плетьми. Но больше всего женщин, зашедшихся криком, напугала голова.

Потребовалось какое-то время, чтобы понять, что это голова – она совершенно утратила свою первоначальную форму. Возможно, из-за волос, насквозь пропитанных кровью и прилипших к лицу. Было невозможно понять, где находился затылок; не только из-за волос – шея была невообразимо вывернута.

Голова на тонком лоскуте плоти свисала так низко, что будто прилипла к груди – шея была практически оторвана от туловища и странным образом вытянулась. Нет – круглый объект, принятый ими за голову, свисал так низко, что почти касался живота.

IV. 1984 год. Мертвец на крыше

1

Теперь, благодаря проекту города будущего «Минато-Мираи»[15], Йокогама приобретает черты современного интернационального мегаполиса, но еще в 1984 году она была простым провинциальным городком.

Медленнее всего менялся район вокруг холма Кураями, что располагается к юго-западу от станции Тобэ по линии Кэйхин[16]. Название этому холму с довольно крутым склоном, идущим до Исэ-тё, было дано довольно давно, а потому было доподлинно неизвестно, почему этот холм прозвали Темным. Одновременно существовало несколько теорий на этот счет.

Самой очевидной причиной виделось то, что склон в буквальном смысле был темным. Сейчас по нему проходит унылая асфальтированная дорога, но в 1984 году на нем еще можно было найти следы эпохи Эдо: по правую сторону от вершины сохранилась потемневшая от времени старая стена из красного кирпича и росло большое лавровое дерево, возраст которого насчитывал сотни лет, а гигантские ветви и густая крона создавали тень даже в дневное время, ночью укрывая землю кромешной тьмой.

Сейчас повсюду используются ртутные фонари[17], но в 1984 году их и в помине не было, и единственное, что освещало склон холма, – это огни соседних домов и лунный свет. Естественно, что во времена Эдо здесь стояла угольно-черная тьма, в которой невозможно было ничего различить дальше своего носа[18].

Кроме того, ходили слухи, что в эпоху Эдо на склоне холма находилась тюрьма, повлиявшая на выбор странного названия. После казни отрубленные головы преступников выставлялись на всеобщее обозрение. Тюрьма, где грешников обрекали на вечные страдания во тьме, для местных жителей прослыла настоящими вратами ада.

В старые времена, остановившись на склоне в дневное время и прислушавшись, можно было различить рыдания и крики приговоренных к смерти преступников, заточенных в тюрьме на вершине холма. Люди всегда боялись этого места и старались не приближаться к нему. Даже если у них были дела поблизости, они все равно делали крюк, чтобы обойти этот склон. Легко поверить в то, что страхи местных жителей и стали причиной столь жуткого названия.

На склоне под раскидистыми ветвями гигантского дерева до 1984 года стояло овитое виноградной лозой старое здание в европейском стиле. Из-за соседства с лавром в доме почти всегда было темно.

Он был построен очень давно. Сначала это был дом директора стекольного завода, работавшего еще до войны. Годом основания завода значился 1932-й – значит, зданию было уже больше пятидесяти лет.

После войны здание завода выкупил богатый шотландец по имени Джеймс Пэйн и открыл здесь школу для детей иностранцев, которая просуществовала до 1970 года. Дом, увитый виноградом, стал жильем директора школы, а участок, занятый заводом и складскими помещениями, расчистили, чтобы возвести школу с видом на город, открывавшимся с вершины холма.

Однако в 1970 году школу по неизвестной причине закрыли, после ее сноса оставив только дом директора; рядом построили небольшой двухквартирный жилой дом и баню.

Говорили, что непосредственной причиной закрытия школы стал развод директора с его женой, японкой Фудзинами Ятиё, хотя в отказе от руководства школой не было особой необходимости.

К 1984 году баня уже три года как не работала: окошки опустевшего здания были разбиты, черепица осыпалась, а все вокруг поросло травой.

Два года назад на месте двухквартирного дома возвели пятиэтажный дом Фудзинами Хэйм[19] с множеством квартир, а часть участка сдали в аренду под парковку. Стекольный завод, школа для иностранцев, общественная баня, квартиры и их жильцы со временем сменяли друг друга, и единственное, что оставалось неизменным, – это наблюдавшие за головокружительными переменами овитый виноградной лозой дом и гигантский камфорный лавр.

21 сентября 1984 года на Йокогаму обрушился сильный тайфун. Первоначально ожидалось, что он двинется через Тихий океан на север, задев разве что Хоккайдо, но внезапно тайфун сменил курс у полуострова Миура[20] и ударил по префектуре Канагава[21]. Поэтому до утра 22 сентября в городе бушевал шторм. Дождь лил не переставая весь день и всю ночь.

К рассвету 22 сентября Темный холм Кураями весь промок, а по его склонам были разбросаны листья и поломанные ветки камфорного лавра.

В полвосьмого утра Рёитиро Токуяма, владелец магазина игрушек, построенного у подножия холма Кураями, открыл стеклянную дверь главного входа, сперва сняв деревянные ставни, защищавшие ее от бури. Пройдя внутрь и включив свет, он обнаружил, что сильный дождь всю ночь заливал магазин через небольшую щель под старой плохо закрепленной ставней. Дверной косяк был сделан из потемневшего от времени дерева, а не алюминия, поэтому не остановил воду, и весь пол теперь был абсолютно мокрый. По телевизору обещали сильные ливневые дожди – и, судя по луже на полу магазина, не обманули!

Защитить витрины с игрушками виниловыми пластинами все же было отличной идеей – на их поверхности скопилось довольно много водяных капель.

Токуяма убрал ставни в специальный короб тобукуро[22], а стеклянную дверь оставил открытой. Сняв виниловые пластины, он аккуратно вынес их на улицу и слил воду. Бетонная дорожка у магазина была вся покрыта листьями лавра вперемешку с мокрыми газетами, обрывками бумажных и пластиковых пакетов, принесенных сюда бурей. Окрестности были наполнены влажным мягким запахом растений – освежающим и успокаивающим, но немного странным и пугающим, свойственным только утру после сильной грозы.

Взяв из подсобки бамбуковую метлу, Токуяма принялся энергично сметать листья у входа в магазин. Потратив каких-то пятнадцать минут, он собрал все листья, принесенные бурей, в одну кучу у склона холма. Прислонив метлу к стене магазина, хорошенько потянулся и встал подбоченившись.

Токуяма всегда вставал рано; вероятно, эта привычка появилась с тех времен, когда он подрабатывал разносчиком газет в старшей школе.

Еще одной его привычкой было что-то вроде утренней гимнастики: делая круговые движения, он разминал руки и ноги, пока его взгляд блуждал по сторонам. И вдруг – вспомнил!

Он не мог сказать, почему вдруг вспомнил странный сон, который приснился ему прошлой ночью. Возможно, сон был таким необычным из-за звуков тайфуна, бушевавшего всю ночь. Дом Токуямы был довольно старым, окна и двери давно повело, и деревянная постройка сильно скрипела. В такие ночи из-за беспокойства Токуяма не мог крепко спать.

Во сне он видел дом семейства Фудзинами, что находился напротив, на вершине холма.

На крыше здания, выстроенного в европейском стиле, было кое-что необычное. Бронзовая фигура петуха, помещенная прямо на крышу, – как, например, флюгер, привычный для домов на Западе, или феникс с крыши павильона Кинкаку-дзи[23].

Однако это не было простым украшением. На самом деле петух был сложным механизмом, достижением европейской технической мысли. Раз в день, ровно в полдень, он взмахивал крыльями и качал головой взад-вперед. В этот момент играла тихая причудливая мелодия, похожая на музыку из заводной музыкальной шкатулки.

Механического петуха можно было с легкостью назвать здешней достопримечательностью, пусть он и работал всего около десяти лет. Музыка пропала и того быстрее.

Токуяма, который родился и вырос недалеко от холма Кураями, помнил, как в детстве пару раз видел хлопающего крыльями механического петуха.

В период учебы в начальной школе он не мог наблюдать за ним, ведь школа для японских детей располагалась в другой части города. А по воскресеньям уроков не было. Механический петух просыпался только в дни занятий, поэтому Токуяма мог видеть птицу, танцующую под странную мелодию, разве что когда пропускал школу по болезни или во время какого-нибудь праздника.

К моменту, когда Токуяма окончил среднюю школу, петух уже лишился музыкального сопровождения, а затем и вовсе перестал двигаться – вероятно, из-за поломки механизма. Поскольку не нашлось японца, готового его починить, петух замер навсегда. Токуяма унаследовал магазин родителей и продолжал вести торговлю по соседству с домом Фудзинами, поэтому, часто поглядывая в сторону холма, уже и забыл о его существовании.

Прошлой ночью ему приснилось, что покрытый ржавчиной и потемневший от времени механический петух взлетел в темное ночное небо, густо усыпанное звездами.

Действительно, странно. К чему вообще мог присниться подобный сон? Ему, как владельцу игрушек, были очень интересны различные механизмы, однако стоило ему проснуться, как память о сне улетучилась. Мужчина вспомнил о нем только сейчас, закончив уборку листьев.

Верхушку холма и дом Фудзинами можно было увидеть от дверей магазина, поэтому Токуяма потянулся, сделал несколько шагов вперед и посмотрел вверх. Из-за разбросанных на дороге веток можно было спокойно выйти на проезжую часть, не опасаясь проезжающих у подножия холма автомобилей.

Токуяма был поражен. Неужели это был не сон? Петух исчез! Петуха на крыше дома Фудзинами не оказалось!

Однако больше его удивило другое. Он особо не разглядывал дом в последнее время, поэтому украшение могли попросту убрать без его ведома. Он был удивлен тем, что на месте того петуха увидел совсем другой объект.

С первого взгляда было ясно, что это фигура человека. Тот сидел на треугольной крыше верхом, словно на лошади.

Заподозрив неладное, Токуяма прикрыл дверь магазина и направился вверх по склону холма. С возрастом у мужчины развилась старческая дальнозоркость, из-за которой он стал лучше видеть вдаль, но крыша дома Фудзинами все же была слишком далеко, и он решил подойти поближе.

Кому могло прийти в голову лезть на крышу в такую рань? Сперва он подумал, что человек на крыше пытается снять фигуру петуха или даже починить ее. Но тот, казалось, совсем не шевелился. Просто сидел. Словно вместо обездвиженного петуха на крыше установили человеческую фигуру.

Тело человека было зеленого цвета. Судя по всему, на нем был зеленый свитер, оттенок которого поразительно походил на цвет листьев камфорного лавра, растущего по соседству.

И поза была странная. Сложно представить, что человек первым делом прямо с утра полезет работать на крышу, да еще и в одиночку.

По мере того как Токуяма поднимался по склону холма, неприятное предчувствие усиливалось. Чем ближе он подходил к крыше, тем больше был уверен в том, что видит на ней настоящего человека. Это точно был мужчина, неподвижно сидевший на крыше верхом, словно игрушечный всадник.

Изредка по холму проносились порывы сильного ветра, напоминавшего о пронесшейся буре и шумящем ветками лавре на склоне. С каждым шагом сердце Токуямы билось все чаще, будто на пробежке. Тайфун, казалось, еще не миновал, тихо кружась высоко в небе.

Если подойти слишком близко к дому, то его каменная ограда перекроет обзор и скроет таинственную фигуру на крыше. Токуяма взобрался на холм и обогнул дом со стороны аллеи, однако не смог разглядеть крышу из-за густых зарослей в саду. Он ходил кругами у дома Фудзинами, но так и не смог рассмотреть фигуру, поэтому вернулся обратно к дороге перед магазином.

Наверное, фигуру на крыше дома Фудзинами можно было хорошо рассмотреть с веранды или с крыши пятиэтажного дома по соседству, но тот едва ли был ближе, чем дорога, на которой сейчас стоял Токуяма. Поэтому он и вернулся на прежнее место у магазина.

Еще раз взглянув на крышу, мужчина обнаружил, что таинственный человек в зеленом так и остался сидеть на крыше в прежней позе, словно с уходом бури время для него остановилось. Однако теперь можно было разглядеть бледный цвет его лица и лишенный выразительности взгляд.

Токуяма какое-то время продолжил стоять у дороги, глядя на крышу, когда прогуливавшийся рядом пожилой мужчина решил проследить за его взглядом. Он тоже посмотрел на крышу – и тут же застыл в оцепенении.

Проходившие мимо люди останавливались один за другим, и вскоре вокруг Токуямы собралась толпа, не отрываясь смотрящая на крышу дома Фудзинами. Поднялась паника. Кто-то узнал в человеке в зеленой одежде члена семьи Фудзинами.

Заключив, что человек за все это время странным образом ни разу не двинулся, собравшиеся решили немедленно направиться в дом Фудзинами и сообщить в полицию.

2

– Смотри, Исиока-кун! – крикнул мне Митараи, читавший газету за столом на веранде.

Его голос прозвучал необычайно серьезно, поэтому я решил, что произошло нечто, и вышел к нему. Это было утро 23 сентября 1984 года.

Заинтересовавшая его статья была совсем небольшой по объему. При невыясненных обстоятельствах на крыше частного дома в Ниситобэ-тё, Ниси-ку, был обнаружен труп мужчины. Тело найдено одетым и в странной позе – будто оседлало крышу. Я решил, что инцидент, должно быть, заинтересовал Митараи, но он позвал меня по другой причине.

– Прочти-ка имя погибшего! – и указал пальцем на часть газетной статьи. Я наклонился поближе и прочел вслух:

– «Безработный… господин Таку Фудзинами…»

Я не сразу понял. Прошло уже десять дней с тех пор, как я пару раз слышал это имя в разговоре.

– Таку Фудзинами… Ого!

Теперь я все вспомнил. Человек, по которому Марико Мори, представившаяся моей поклонницей, тоскует вот уже семь лет… Умный, привлекательный, но бессовестный лжец… Он умер?!

Потрясенный, я вырвал газету из рук Митараи.

– «Господин Таку Фудзинами, безработный, проживающий в Ниситобэ-тё, Ниси-ку, был обнаружен мертвым на крыше дома своей матери, госпожи Ятиё Фудзинами, ранним утром 22-го числа…» Что с ним случилось?

– Сердечный приступ.

– Но как… не могу в это поверить. Это же парень Мори-сан… Она, должно быть, в шоке… – растерялся я. – Но с чего вдруг он полез на крышу и умер? Его обнаружили вчера утром?

– Предполагаемое время смерти – позавчера, десять часов вечера.

– Позавчера бушевал тайфун. В самый его разгар!

– Верно.

– Зачем он в такое время полез на крышу…

– Исиока-кун, внимательно прочти статью целиком. Там сказано, что господин Таку Фудзинами был одет в тонкий зеленый свитер и вельветовые брюки, при нем не было ни пальто, ни дождевика. Легко одетый, без зонта, он поднялся на крышу. Но только посмотри: к задней стене дома, рядом с дверным проемом, всегда была прислонена старая лестница. Однако 22 сентября в семь сорок утра ее следов там не обнаружили.

Митараи довольно потер ладони.

– Что это значит? – спросил я.

– Итак! – энергично начал мой друг. – Если у вас не хватает всех нужных ингредиентов, то вы вряд ли сможете начать готовить. Сейчас я могу сказать только, что это крайне необычное происшествие! Почему бы, Исиока-кун, нам не приготовиться к выходу? Нет нужды готовить завтрак, поедим где-нибудь в Исэдзаки-тё.

– Что, поедем на место преступления? – Я вернулся в комнату за верхней одеждой.

– Нет, спасибо! Там сейчас полно полиции и прессы, так что следы преступления давно втоптаны в землю. Уже поздно. Поедем в Исэдзаки-тё!

– Зачем нам в Исэдзаки-тё?

– Эй, Исиока-кун, только не говори, что ты забыл о существовании своей поклонницы!

Я остолбенел.

– Не может быть… ни за что…

– Встретимся с госпожой Мори. Ты же переживал, что бедняжка в шоке.

– Я не хочу с ней встречаться!

– Так не пойдет. Ты обязан ее поддержать.

– Но я…

– Жду тебя внизу. Выключи газ, закрой дверь и спускайся!

И Митараи быстро вышел.

* * *

Марико Мори говорила, что работает в универмаге, поэтому часы ее работы наверняка отличались от распорядка дня обычного офисного сотрудника. Сейчас она могла быть дома, а не на работе. Но у меня не было ее точного адреса или телефонного номера, поэтому узнать об этом заранее мы не могли.

– Исиока-кун, впредь спрашивай у своих поклонниц хотя бы номер телефона. Кто знает, что может произойти потом…

– Знай я, что так будет, не стал бы тебе ничего рассказывать, – ответил я.

– Можешь не рассказывать. Такой ловелас, как ты, даже месяц ничего скрывать не сможет.

– С чего это вдруг?

– На всех твоих пластинках – молодые певицы, в любимых фильмах – красавицы героини. У изголовья стопки книг о красивых женщинах и известных актрисах, и в кафе ты ходишь только если там симпатичные официантки. Странно, не правда ли? Кажется, она говорила, что живет рядом с рестораном М. Наверное, это ее здание?

Митараи ускорился, завернув за угол. По мере приближения к цели он становился все нетерпеливее.

Дом он нашел сразу. Такой друг весьма полезен, когда ты находишься в активном поиске. Зная совсем немного, он может с легкостью привести тебя домой к женщине. Хотя подобные люди сами редко бывают бабниками.

Квартира Марико Мори находилась на первом этаже многоквартирного дома. На мой взгляд, у такого жилья много недостатков, однако здесь со стороны веранды располагался небольшой сад, явно приходившийся по нраву жильцам. Сейчас растения уже увяли – к тому же недавно прошел тайфун, поэтому сад производил удручающее впечатление.

На двери в конце коридора с оштукатуренными стенами висела табличка с фамилией «Мори». Нам повезло, и стоило мне нажать на звонок, как Марико Мори сама открыла нам дверь, даже не задавая вопросов по домофону.

– Госпожа Марико Мори? Простите за беспокойство. Вы, должно быть, помните моего друга… – Митараи указал на меня.

Марико потрясенно уставилась на мое лицо.

– Эммм, вы… это… – промямлила она.