Двойник с лунной дамбы E-Book

Содзи Симада

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Киёси Митараи
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 403

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Токио, 1978 год. Некий человек пришел в себя на скамейке в совершенно незнакомом месте и постепенно понял, что ничего не помнит о прошлой жизни и вообще не знает, кто он такой. Кроме того, обнаружил, что вместо своего лица видит в зеркалах нечто вроде пунцовой дыни. В безнадежной ситуации ему на помощь пришла девушка Рёко, они полюбили друг друга и поселились вместе. Неизвестный принял имя Кэйсукэ Исикава. Не видя иной попытки выяснить хоть что-то о себе, он обратился к чудаковатому астрологу Киёси Митараи, заведя с ним приятельские отношения. Однако помогли вовсе не звезды, а случай: Кэйсукэ нашел первый ключ к разгадке. В вещах Рёко. Воспользовавшись этим ключом, он обрушил на себя целый водопад шокирующих открытий. И разобраться в них сможет только Митараи, имеющий способности, о которых Кэйсукэ и не догадывался…

Leseprobe

Содзи Симада Двойник с лунной дамбы

1

С трудом разлепив глаза, я сообразил, что сижу на скамейке.

Страшно болела спина, голова раскалывалась. Похоже, я проспал очень долго. Усевшись на скамейке поудобнее, огляделся вокруг. Оказалось, что я на заброшенном пустыре, со всех сторон окруженном повернутыми ко мне задом малосимпатичными строениями; судя по наличию жавшихся друг к другу качелей и детской горки, пустырь, видимо, считался здесь сквером. Во всяком случае, люди, поставившие на этом месте горку и качели, наверное, так считали.

Со стороны, где проходила главная улица, доносился слабый шум проезжающих автомобилей и звуки людской толчеи. Но в парке стояла тишина. Я снова прилег на скамейку – передохнуть – и заснул. Расслабился.

Было холодно. Отбрасываемые домами тени вытянулись и поглотили «насест», на котором я устроился. Уже вечер?

Неужели? Сморило на солнышке? Что ж, надо топать к машине. Сколько же я проспал? Угораздило же так разоспаться!

«О! А как там моя машина?» – встрепенулся я, поднимаясь со скамейки. Ноги слушались плохо – видно, я и вправду залежался. Может статься, пока я тут сплю, машину увозят на штрафстоянку… Лучше эвакуаторам на месте десятку[1] выложить. Надо прибавить шагу.

Я быстро зашагал в направлении главной улицы. Шум усилился, в проулки между домами можно было видеть спешивших по делам пешеходов и проезжавшие автомобили. На улице сгущался сумрак, и я шел, испытывая ощущение человека, выбирающегося из темного подвала. В то же время по какой-то причине во мне загоралось чувство чего-то такого, что мне дорого, чего мне давно не хватало.

Разволновавшись, я повернул направо и ускорил шаг. «Должна быть здесь». Правая рука непроизвольно нашаривала в кармане ключ, чтобы прыгнуть в машину и сразу дать по газам.

Но машины на месте не оказалось.

«Ого! – непроизвольно вырвалось у меня. – Куда же она делась?! Ведь здесь же стояла! Похоже, я еще не проснулся до конца. Вроде я улицу-то переходил… Или надо в другую сторону? Налево надо было».

Я развернулся и почти бегом двинулся обратно. Тревога все сильнее охватывала меня. Неужели все-таки эвакуаторщики утащили?! Вот ведь черти! Значит, надо найти место, где стояла машина, – там должна быть метка мелом. Досадно, конечно, но ничего не поделаешь.

В другом месте машины тоже не оказалось. Ни машины, ни пресловутой метки.

Что за дела? Я недоуменно застыл на месте. Моя машина исчезла. Словно сквозь землю провалилась. Но я же точно оставил ее на этой улице.

Точно? Так ли было на самом деле?

У меня вдруг голова пошла кругом. Да что со мной такое! Я стукнул себя по лбу. С чего это я засомневался? Я припарковался на этой улице. Ошибки быть не может.

Что со мной, в самом деле? С чего это я разоспался на скамейке? Идиотизм! Как такое могло случиться?

Я еще раз быстро обошел окрестности. Машины нигде не было. Может, я оставил ее где-то там, в другой стороне? Я занервничал. Что происходит, в конце концов? Что за дурацкая ситуация!

Ладно. Абсурд, конечно, но прежде всего надо вспомнить, где я поставил машину. Так, откуда я приехал?..

Но вспомнить это почему-то тоже не получалось. Поразительно! У меня что-то с головой. С самого начала я где-то допустил ошибку, отсюда полная неразбериха. Главное – не психовать, внушал я себе. Просто в голове какой-то непонятный туман.

Так… Надо вспоминать, как я парковался. Я всегда паркуюсь задом. Нахожу свободное место, чуть проезжаю вперед и сдаю назад. Какая машина стояла рядом, когда я парковался? Или позади… ведь я смотрел в зеркало заднего вида? Тьфу ты, черт! Не может такого быть! Не могу вспомнить! А мостовая? Я же на мостовой парковался. Должна быть прерывистая желтая линия – габарит дороги… Странно, но я совсем ничего не помнил ни о мостовой, ни о разметке на ней.

Ага! Вот оно в чем дело. Я оставил машину не на широкой улице, поэтому в памяти и нет никаких ассоциативных связей с мостовой. Правильно! Бросил машину где-то в переулке и решил поспать маленько? Ну да, как же! Надо было еще эвакуаторщиков попросить: «Забирайте тачку»…

Значит, переулок. Точно! Я рванул на шум дороги, хотя, как пить дать, машину поставил где-то возле сквера. В переулке. Наверняка. Я всегда так делаю. Припарковался в пределах видимости и присел отдохнуть. Так что машина должна быть где-то рядом. Просто я торопился, прошел мимо и не обратил внимания.

Бегом я пустился обратно. Вот он, переулок. Вдоль домов ровно, как послушные дети, выстроились в цепочку малолитражки. Моей машины среди них не было.

Где? Почему? Где моя машина? Личная машина… О чем я! Это моя личная машина. Моя! Не корпоративная, а личная.

Ключ! Я должен был вынуть ключ из зажигания. Заглушил двигатель и вынул ключ… Клю-юч! Я лихорадочно стал шарить по карманам. Где он? Нет ключа?! Не может быть! Но даже если я найду машину, что с ней делать без ключа?

Найду? А вообще, что я ищу? Марка какая?

Да что ж такое! Марку тоже не могу вспомнить!

А цвет? О черт!.. Белая? Я никогда не любил этот казенный цвет. Черная? Не такая уж у меня шикарная машина. Красная? Синяя? Не помню. Да что ж такое?! Что за дурацкие шутки…

Надо успокоиться. Спокойно! Хватит! По какой-то невероятной причине у меня что-то случилось с головой. Сдвинулось в одно мгновение. И спокойствие тут не поможет. Если так дело пойдет, глядишь, вообще все забуду… Имени своего не вспомню!

В этот миг меня будто окатили ледяной водой, с макушки до самых пят. Такое было ощущение. Ноги сделались ватными; я и охнуть не успел, как упал на четвереньки словно подкошенный. Какие уж тут шутки! Я ничего не могу вспомнить!

Меня охватил дикий страх!

Кто я?! Что это за место?!

Я еще раз огляделся: вокруг стояли дома, которые я прежде не видел, совершенно незнакомые люди пересмеивались, обмениваясь только им понятными шутками; я метался по не моим, безвестным улицам.

Не зная, кто я есть на самом деле, я стоял на карачках на мостовой словно маленький ребенок, которого бросили одного на чужой планете.

* * *

Я оказался в воронке, выкопанной личинкой муравьиного льва. Со мной такое случалось и прежде. Достаточно оступиться на какой-нибудь мелочи, споткнуться на ерунде, как в голову начинает лезть черт знает что, под тобой будто бы осыпается песок и разверзается яма. Начинаешь биться, метаться – и проваливаешься в нее.

Еще раз представим ситуацию. Тесный переулок. Останавливаю машину… Нет, не может быть. Я обегал весь переулок и не могу вспомнить, чтобы я здесь останавливался.

Нельзя все время об одном и том же. Надо, наверное, как-то отвлечься. Подумать о чем-то другом. Вдруг все возьмет и уладится? А то можно зайти слишком далеко, откуда уже нет возврата.

Скамейка, сквер… Нет, стоп! Кто я?

Нет, нет. Не так. Надо начинать с того, что мне известно.

Мужчина? Женщина? Мужчина. Ведь юбки на мне нет.

Но это все, что я о себе знаю.

Хе-хе-хе. Меня против воли стал разбирать смех. Он накатывал волнами, хотя спина похолодела от страха. Плечи сотрясались от смеха, из глаз текли слезы.

Наверное, так и сходят с ума. Все представляется глупой комедией.

Если подумать, что такое память? Нечто неопределенное, размытое. Можно ли на нее полагаться? Это не бутылка с колой, которую если схватил, уже не выпустишь. Только надо держать крепче – и порядок. Но с памятью не так. Тебе хочется, чтобы что-то прошло, осталось в прошлом? Не получится при всем желании. Единственное, что возможно, – убедить себя, что это тебе не интересно, после чего всегда наступает успокоение.

Что такое повседневность? Пассивная форма бытия, в которой нет ничего определенного. Она не может существовать без памяти, однако люди убеждены в том, что повседневность, подобно их собственной тени в солнечный день, никуда не девается.

Так кто же я, в самом деле? Что я здесь делаю? Я оказался здесь по работе? Закончил дела? Что это за работа? Какой сейчас месяц, какое число? Где я вообще?

Человек, утративший память, – загадочное создание. При потере контакта с окружающим миром исчезает и сама человеческая личность. Человек существует как представитель этого мира, ощущает себя его частью. Показывая на себя, он говорит «я»…

Ладно, хватит!

Какой бы нелепой ни казалась ситуация, в которую я попал, но это реальность. И ничего с этим не поделаешь. Скоро сядет солнце. Что-то ведь надо делать… Должно же быть какое-то место, куда я должен вернуться!

Попробуем порассуждать.

Так, что у нас в карманах? Если найдется удостоверение личности или другой документ, все просто. Были бы адрес и имя – память легко вернется.

Я достал бумажник. Деньги. Несколько банкнот, на которых какие-то коричневые пятна. Масло, что ли? И больше ничего. Даже визитных карточек нет. А в других карманах?

Я полез в грудной карман пиджака. Ого! Чехол для ключей. Один ключ вроде бы от машины, другой, похоже, от квартиры. То есть ключ от машины у меня есть…

Если так, она должна быть где-то рядом? Но найти ее не получилось. Да и как я мог это сделать, не понимая, что именно разыскиваю? Ни один детектив не смог бы угадать мое имя только по чехлу для ключей и бумажнику. Обе вещи из черной кожи, довольно безвкусные, никаких инициалов на них не было. Они мне ни о чем не говорили. С таким же успехом они могли принадлежать другому человеку.

Я решил пройтись и подумать на ходу. Но чем больше думал, тем сильнее становилось мое раздражение. Более идиотской истории трудно придумать!

Уверен, что до самого последнего времени я жил самой обыкновенной жизнью, без всяких проблем. И вот оставил где-то автомобиль на такой же улочке, и пошло-поехало – забыл вообще все. Как так могло получиться?! Не надо было дрыхнуть на этой чертовой скамейке…

От таких раздумий на меня обрушилась волна злости, непонимания и страха. Смесь, отдающая помешательством.

Всё, стоп! Успокойся. Начало всей этой дурацкой неразберихе дал какой-то толчок. И раз она так неожиданно началась, может так же быстро и кончиться. Я подошел к табачной лавке купить газету. Меньше десяти тысяч у меня не было, и сидевшая за прилавком бабуля скорчила недовольную физиономию. Но, кроме недовольства, я заметил в выражении ее лица и что-то похожее на нежность и печаль.

Я посмотрел, за какое число газета. 18 марта 1978 года, суббота. Мне это ничего не говорило, ни о чем не напомнило. Хотя раз сейчас 18 марта, значит, всего три с небольшим месяца назад был Новый год. Но у меня нет никаких ощущений, связанных с Новым годом. Нет, и всё тут! Не помню. Даже вчерашний день вспомнить не могу.

Попробуем по-другому. Надо попытаться вычислить по одежде, в какой среде я вращался и чем занимался по работе.

Чем прежде всего я отличаюсь от проходивших мимо меня? Отсутствием галстука. Сарариманы[2] даже по субботам нередко выходят на улицу в галстуках. Выходит, я не добропорядочный сарариман, раз на мне нет галстука.

Я попробовал представить, как завязываю галстук. Ничего не получилось. Значит, я это делать не умею.

Я лишился памяти! Глупая история, конечно, но наконец я это понял. Неужели это началось с того, что я забыл, где оставил машину?

Это называется «потеря памяти». Бац, и готово – ничего не помню. О таких случаях не раз рассказывали по телевизору, но я не думал, что нечто подобное может случиться со мной. Вот как оно происходит, оказывается…

Стоп! А может, я из больницы сбежал? Пациент с потерей памяти! Замечательная болезнь – потеря памяти… Ничего странного, если я с ней оказался в больнице.

Больница?.. Что-то такое вроде зашевелилось в голове. Белые стены и потолок, передвижная скрипучая металлическая кровать, на которой я лежал…

Стоп. Не будем ломать голову. Со временем, возможно, вспомнится. Получается, я удрал из больницы и заснул в сквере на скамейке? Тот еще пациент…

Ну нет! Странно получается. Почему в таком случае на мне нет больничной пижамы? Вместо нее джинсы и джемпер. В такой одежде в больницу не положат.

Кто обычно так одевается? Какие люди? Одежда чистая. Студент? На рабочего не похоже. Кожа на руках вроде свежая, молодая…

* * *

Я шел не спеша. Наконец увидел впереди станцию. Ускорил шаги и прочитал на вывеске: «Коэндзи».

«Коэндзи»? Ну, это-то я знаю! Станция на линии Тюо. Но, к моему удивлению, на этом все и кончилось. Мысль моя больше не продвинулась ни на шаг.

Постепенно темнело, на платформах и у турникетов включили освещение. Людей на станции было не так много – возможно, из-за субботы. Стало холодно. Белый свет флуоресцентных ламп, казалось, излучал тепло, и меня потянуло внутрь.

Я побродил по станции, останавливая взгляд на вывесках, висящих на стенах постерах, станционных служащих у турникетов. Никакого результата. Память возвращаться не хотела.

Совершенно идиотская ситуация (сколько уж раз я себе это говорил!). Если дальше так пойдет, придется ночевать в каком-нибудь рёкане[3]. Придется искать новое жилье, а денег нет. Может, завтра получится вспомнить, где я живу…

Наверное, надо обратиться в полицейский участок, подумал я, но, увидев полицейского, почему-то расхотел с ним разговаривать. Это стало для меня неожиданным открытием.

Пройдясь по станции, я собрался было сесть в электричку, но передумал: куда я поеду? Раз здесь все началось, то и причина где-то здесь же. И я должен ее найти.

Пошатываясь, я прошел под эстакадой и оказался на узкой улочке, сияющей неоновыми вывесками. Двинулся по ней, рассчитывая отыскать какой-нибудь дешевый рёкан, где останавливаются парочки.

Солнце только село, а на улице уже появились первые нетвердо стоящие на ногах личности. Я обходил их стороной, и в душе поднималось необъяснимое смятение.

Оно возникло впервые с тех пор, как я открыл глаза на той скамейке. В голове вихрем кружились мысли. Вспомнился старый сон? Или со мной что-то случилось раньше и сейчас я переживаю это вновь?

Я вижу полную, сильно накрашенную женщину, стоящую возле лампы с бумажным абажуром; она что-то говорит. Через приоткрытую дверь сочится лиловый цвет. Чуть дальше в помещении видна полка, на которой стоят бутылки с вином. Трудно поверить, но все это я помню.

Странное ощущение. Из головы полностью улетучилась информация о том, кто я такой, откуда приехал, чем занимался; зато теперь я знаю, что происходит сейчас и что произойдет через несколько минут.

Память закружилась в водовороте. Ага, вот оно! За углом стоит молоденькая девушка. С ней парень. Она пытается вырваться из его рук. Наконец ей это удается, и она бежит ко мне.

Веселая улочка, полная питейных заведений, закончилась, и я оказался в закоулке, освещенном редкими фонарями.

В самом темном углу между двумя фонарями громко выясняли отношения мужчина в солнечных очках и молодая женщина в мини-юбке. Сцена малоприятная. Вокруг ни души. Я остановился и стал наблюдать.

Глядя перед собой пустыми глазами, женщина упала перед мужчиной на колени. Потом села на поджатых ногах на черный асфальт. В следующее мгновение она, собравшись с решимостью, вскочила на ноги и бросилась в мою сторону. Подчиняясь рефлексу, мужчина с силой схватил беглянку за левую руку, но тут же отпустил. Двигаясь по инерции, женщина рухнула мне под ноги.

В голове стоял непрерывный звон. Этот звук опустошал меня. Непостижимым образом я утратил всякое желание что-либо делать, что бы ни творилось у меня на глазах. Даже пальцем шевелить не хотелось. Не знаю, как объяснить это состояние.

И все же я медленно протянул руку к лежавшей передо мной женщине и наклонился, но увидел не ее, а того парня в солнечных очках.

Позади послышался звук быстро приближавшихся шагов. Похоже, какой-то добропорядочный гражданин, увидев, что происходит, спешил на помощь к девушке.

Мне было все равно, кто я такой. В то же время оставаться безучастным к девушке я не мог. Она была хороша собой. Я знал это и потому не мог не испытывать к ней интерес. То, что касалось меня самого, было мне безразлично, казалось нереальным, будто окутанным туманной пеленой. Потому что я знал, что последует дальше. Это было предопределено.

Подбежавший молодой парень обнял девушку. Невысокий и кругленький, с короткой стрижкой, обычно так стригутся повара. Девушка, извиваясь всем телом, стряхнула с себя его руки. Потом бросилась ко мне и повисла на груди.

Я вдруг почувствовал боль. Она пронизала тело, как только голова девушки коснулась моей груди.

Парень в черных очках пристально наблюдал за происходящим, потом повернулся и удалился прочь.

Толстячок с прической повара стоял и какое-то время смотрел на нас. В его взгляде я заметил сожаление.

– Извини, – со слезами проговорила девушка.

– Ну и к чему это все? – выкрикнул парень и тоже покинул сцену.

Знакомый, наверное, подумал я.

И в этот момент мне все стало ясно. Я лишился памяти. Иными словами, ничего не помнил из прошлого. Но зато я знал будущее. Я в курсе того, что ждет меня впереди, в курсе всех историй, которые будут происходить дальше с моим участием.

Понимание этого факта принесло много открытий. Во-первых, меня охватила глубокая апатия. Ноги сделались ватными. Ощущение было таким, будто я еду на конвейерной ленте. Меняется пейзаж, течет время. И мне предстоит убедиться в том, с чем предстоит столкнуться.

Передо мной появилось лицо девушки. Белая кожа, длинные ресницы, рост ниже среднего. Ее волосы легли на мое плечо.

Нос с горбинкой. Полноватые губы. Маленький рот. Губы шевельнулись:

– Извини, – сказала она еще раз.

В моей голове вслед за ее лицом сразу всплыло лицо другой девушки. Два лица соединились в одно.

Девушка, что возникла в моем уме, тихо улыбнулась.

– Не бросай меня, – проговорила она.

Реальная девушка, что была у меня перед глазами, улыбнулась и сказала то же самое:

– Не бросай меня.

– Может, погуляем? – сказала первая.

– Может, погуляем? – повторила вторая.

Девушки похожи как близнецы. Симпатичные. Не красавицы, но очень милые, и как бы это сказать… похожи на эльфов, что ли. Такой тип.

– Отдохнем здесь?

Два женских голоса звучали одновременно, отдаваясь эхом в ушах. Впереди показалась кафешка. Сознание куда-то удалялось, колени мои подогнулись. Бах! Я почувствовал, что ударился задом обо что-то твердое. Подо мной была каменная лестница.

2

Придя в себя, я понял, что лежу на диване, в дальнем уголке кафешки.

– А-а… – непроизвольно протянул я и приподнялся.

– Лежи, лежи! Не вставай, – сказала девушка.

Я не сразу сообразил, что со мной случилось, пока в голове не прояснилось.

Не обращая внимания на слова девушки, я снова привстал и огляделся. На мое счастье, посетителей в кафе не оказалось.

– Ну что? Как себя чувствуешь? – спросила девушка, когда хозяин кафешки поднес мне чашку. – Я попросила горячего молока. Думаю, это как раз то, что тебе надо.

Я поблагодарил девушку, чувствуя, что краснею.

– Мы с хозяином занесли тебя сюда. Что случилось? Устал, наверное? – глядя на меня ясными глазами, спросила она.

Выпрямившись, я сел на диване.

– Как ты?

– Нормально. Похоже, устал немного.

– Выпей, – сказала девушка.

– Какой-то странный день сегодня… – проговорил я, отхлебнув из чашки.

Меня вдруг затошнило, скрутило желудок. Странное чувство, до сих пор такого не было. Медленно откинувшись на спинку дивана, я попытался вспомнить, как меня зовут. Безрезультатно. Ну кто же все-таки я такой?

– Мы раньше встречались? – обратился я к девушке.

– Нет. В первый раз, – беззаботно отвечала она.

Наконец я смог рассмотреть ее как следует.

Лицо, пожалуй, все-таки кругловато. Горбинка на носу. Очень большие глаза. На веках коричневые тени. Губы розовые, зубы ровные, красивые. Подбородок чуть заостренный, кожа будто выбеленная. Красивая, симпатичная, как хотите назовите. В любом случае ужасно очаровательная.

Девушка наклонила голову и поморщилась. Подняла колено, положила на него правую руку. Чулок у нее был порван, на нем расплылось пятно крови.

– Вот, поранилась, – проговорила она. – Может, чулок снять?

Я молчал, не зная толком, что сказать.

– Как твое имя? – вдруг спросила девушка.

– М-м… – запнулся я, не ожидая такого вопроса. Проснувшийся во мне дар пророчества испарился.

– Имя…

Я задумался. Собрался было выдумать какое-нибудь имечко, но голова совсем отказывалась работать.

– Ну да. Мы же еще не знакомы. Меня зовут Рёко Исикава, а тебя?

– Э-э… ну…

– Ну?

– Ты не поверишь… я забыл.

Девушка рассмеялась. Подумала, что я шучу.

– А кем работаешь?

– По правде говоря, не знаю.

Девушку все больше разбирал смех.

– Хочешь угадаю?

– Давай.

Может, и правда – пусть попробует…

– Инженер-строитель? Угадала?

– Может, и так.

– Тогда интерьер-дизайнер?

– М-да… если судить по одежде…

– Ну правда, кто ты?

– Я же говорю: забыл.

– Чудной ты какой!

– Пусть. А этот хмырь в очках, он тебе кто? Муж?

– Еще чего! Я еще не старуха.

– И сколько тебе?

– Девятнадцать.

– Девятнадцать? Молодая, действительно…

– А тебе сколько?

– Мне? Ну, это…

– Тоже забыл?

– Ну да.

– Вот я и говорю: чудик! Подозрительный какой-то.

После недолгих колебаний девушка набралась смелости и призналась, что тип в солнечных очках – ее парень. Вообще-то они уже разбежались, но он все не хочет слезать с ее шеи.

– Работает где-нибудь?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Я за него работаю. В баре. А он ни черта не делает. Днем сидит в патинко[4], вечерами у него маджонг, по ночам пьет-гуляет. Обычное дело.

Я несколько раз кивнул и вдруг почувствовал, как в голове снова поднимается туман. Голос девушки звучал словно эхо, то приближаясь, то удаляясь.

«Я из префектуры Мияги, из Мацусимы, – вещала она. – После школы сразу уехала в Токио, который манил меня как магнитом, и попала в мир, где вроде все легко и приятно, но попробуй достань, что тебе хочется».

– Что? – спросил я. Ее слова до меня толком не дошли.

– Спаси меня, пожалуйста.

– Что? – рассеянно переспросил я.

Мне показалось, что я снова очутился в том сквере, сплю на скамейке. Может, так оно и есть. Не похоже это все на реальность.

– Что случилось-то? Ну и видок у тебя…

По правде говоря, мне и в самом деле было очень паршиво.

– Правда? Схожу-ка я в туалет. В зеркало погляжу.

– Туалет там. Сам дойдешь? Может, проводить тебя?

– Не надо. Все нормально.

Я еле поднялся. Тряслись ноги, голова, все тело. В голове ожила боль, желудок все никак не мог успокоиться.

Держась за стену, я направился к двери с надписью «ТУАЛЕТ» и отворил ее.

Слева висело зеркало. Опершись обеими руками об умывальник, я посмотрел на свое отражение.

О, ужас! Я никогда не забуду того, что увидел. У меня вырвался вопль. Точнее, мне так показалось. На самом деле ужас лишил меня голоса. Вырвавшийся из горла звук напоминал скрип бешено вращавшихся вхолостую шестеренок.

Из зеркала на меня смотрело странное существо, не похожее на человека. Нет, обличье у него было человеческое, но там, где полагалось находиться лицу, была втиснута пунцового цвета дыня, украшенная по поверхности замысловатым рисунком, который напомнил мне разбегающиеся по листу дерева жилки.

От неожиданности я плюхнулся на пол и почувствовал, что волосы на голове встали дыбом. Это происходило со мной на самом деле. Я знал.

Я не мог смотреть на открывшуюся мне в зеркале картину, это было невыносимо, и все равно она стояла передо мной как живая. Как я ни старался ее прогнать, она не пропадала. Рвотные позывы накатывали все сильнее. Я сдерживал их изо всех сил. Слезы и слюна текли по щекам и подбородку. Рухнув на четвереньки, я уперся лбом в грязный пол.

Тут же раздался стук в дверь.

– Эй! Как ты там? Живой? – С неба на меня обрушился мужской голос. Хозяин кафе.

– Ничего. Поскользнулся просто.

– Тебе бы домой поскорее, – посочувствовал хозяин.

– Ты как там? – раздался звонкий женский голос. У меня опять закружилась голова. От зрительной галлюцинации зарябило в глазах. Я увидел со спины сидевшую на корточках женщину. Она медленно встала, повернула голову в мою сторону. Это…

– А-а-а! – вырвалось у меня. – Вытащите меня отсюда! – закричал я.

Хозяин и Рёко Исикава потащили меня к выходу, подхватив под руки.

Хозяин придержал дверь, а девушка достала из кармана юбки сложенную вдоль тысячную купюру. Я рассеянно посмотрел на нее. Тысяча?..

Со странным ощущением, вновь охватившим меня, я спустился по лестнице.

– Ну как? Доберешься до дома? – спросил хозяин.

– Ничего… – быстро ответил я.

Подошла Рёко и, чтобы поддержать, снова взяла меня под руку. Хозяин кафешки удалился. Эта маленькая девушка оставалась моей единственной опорой.

А дальше… Почему я сказал это, обращаясь к ней?

– Пошли отсюда скорей. К тебе пойдем.

Рёко взглянула на меня с удивлением. И это понятно. Вообще-то это нахальство. Ведь она впервые меня видит.

– Почему? – спросила девушка рассеянно. – Почему ко мне?

– Извини, пожалуйста. Конечно, это наглость с моей стороны, но мне показалось, ты так скажешь… Извини, правда.

– Да ничего, но…

Однако я почувствовал, что ей как-то неловко, что-то ее беспокоит.

3

Рёко Исикава жила не так далеко от скверика, где началась вся эта дурацкая неразбериха. Ее комната была на первом этаже двухэтажного деревянного дома; в коридоре висела тусклая люминесцентная лампа.

Вставив ключ в замок, девушка отворила дверь; мягко колыхнулись опущенные перед входом занавески в красно-белую клетку.

Рёко торопливо проскользнула под ними, и через пару секунд в комнате зажегся свет. Похоже, она быстро наводила в комнате порядок. Наконец послышалось: «Заходи!» Я разулся и вошел в комнату.

При свете лампы оглядел комнату. Шторы на окнах и покрывало на кровати были в красно-белую клетку, коврик – красный, мебель – вся белая; в комнате стоял едва уловимый аромат духов. На полке сидела панда, сшитая из лоскутков. Короче, типичное девичье жилье.

– Садись, пожалуйста. – Рёко указала на котацу[5] посреди комнаты. По правде говоря, я был очень ей благодарен за это предложение и рухнул на пол как подкошенный.

– Давай-ка, приляг.

– Что-то мне нехорошо, – проговорил я и, плюнув на приличия, повалился набок. Я и вправду чувствовал себя хуже некуда. Где-то в груди возникла странная боль, как от ушиба.

Я чуть не уткнулся носом в лежавший на полу мужской журнал.

– Включу телик?

Рёко нажала кнопку на черно-белом телевизоре. Шел какой-то ковбойский фильм. Я увидел полку с бутылками, какого-то мужчину…

Я вспомнил лицо того парня в солнечных очках. В тот же момент меня охватил страх. А что, если он заявится сюда? В таком состоянии мне с ним, конечно, не справиться. Может, эта девчонка собралась меня здесь защищать? Сила-то у нее откуда возьмется?

– Есть хочешь?

– Не-е, не хочу.

Хотя в животе было пусто. Но тошнота не проходила, и есть совершенно не хотелось.

– Врешь ты все. Голодный, конечно… Что тебе приготовить? В знак благодарности.

– Благодарности? – Какая может быть благодарность, ведь я ничего не сделал. – Ладно тебе. Скажи лучше: тот парень к тебе сюда ходит?

– А-а, все нормально, – беззаботно ответила Рёко, но уверенности в ее словах я не почувствовал. – Пойду-ка куплю что-нибудь. Может, посмотришь, как я готовлю, и аппетит появится… Подожди, скоро вернусь.

С этими словами она сорвала красную салфетку с прислоненного к стене предмета. Что-то блеснуло, отражая свет свисавшей с потолка лампы. Я непроизвольно отвернулся, чтобы не видеть стоявшего на подставке зеркала. Какой ужас! Я вспомнил, что увидел в кафешке, и задрожал всем телом.

Девушка, судя по всему, подправила макияж и легким движением вернула салфетку на место.

– Скоро вернусь! Подожди немного, – живо бросила она и вышла. Из коридора донесся громкий стук ее каблучков.

Послышался выстрел. Стреляли в телевизоре. Я взглянул на экран. Заняться было нечем, и я стал наблюдать за происходящим. Незаметно на меня накатил сон.

* * *

На какое-то время я задремал. Открыв глаза, увидел, что к потолку поднимается пар из стоявшей поверх котацу кастрюли. Рёко Исикава с серьезным видом помешивала в ней.

– Эй! – подал голос я и осторожно, стараясь не задеть котацу, приподнялся.

– А, проснулся, – сказала Рёко. – Я курицу приготовила.

– О! Вкусно пахнет.

– Поешь?

– Да, наверное.

Странная у нас получилась трапеза. Вроде я сидел за столом с женщиной, с которой уже давно живу вместе и которая мне хорошо знакома, – и в то же время совершенно чужой и непонятно о чем думающей.

Мое собственное психологическое состояние не поддавалось объяснению. В обычной ситуации только бы радоваться. Рядом девятнадцатилетняя девчонка, хорошенькая, позвала к себе, стол накрыла, кормит… Чего тебе еще надо? Однако внутри что-то противилось происходящему. Засело чувство, что вся эта благодать мне не подходит и что впереди ждет еще много чего. Вероятно, еще и по этой причине аппетит никак не хотел просыпаться. Откуда же такое чувство? Так или иначе, надо поскорее решить вопрос с ночлегом.

– Почему ты со мной возишься? – спросил я.

– М-м-да, почему? – ответила девушка, и то, как она это сказала, как-то сразу развеяло свербевшее во мне, как заноза, чувство. – Вообще-то я кое-что задумала…

– Задумала?

– Ну да.

– Что же?

– Хочу завтра съехать отсюда.

– Серьезно?

– Ну да. Одна я не справлюсь. Помощник нужен.

– То есть я?

– Других знакомых парней у меня нет.

– Прямо завтра? С чего такая спешка?

– Хочу убежать от одного человека.

Что ж, звучит убедительно.

– Ты грузовик водить умеешь?

Автомобиль… Я попытался представить, что видит перед собой водитель. Руль, педали, рычаг коробки передач… Вроде помню. Значит, должен уметь рулить. Смущало только одно: прав-то у меня нет. Потерял, похоже.

– У меня права пропали. Обронил, что ли, где…

Рёко как-то странно взглянула на меня и хихикнула.

– Ничего, справишься как-нибудь.

Мне сразу тоже стало все равно.

– Точно.

– Класс!

– Ну, спасибо за угощение. Мне еще надо найти где переночевать.

– А чего искать? Оставайся здесь.

– Здесь?!

– Ну да.

– А можно?

– Можно, – с легкостью ответила Рёко.

– А ничего?

– А чего такого-то?

Я уже еле ворочал языком.

– Ложись здесь.

– А ты?

– Я могу к подруге пойти.

– А у тебя есть подруга?

– Тогда, может, вместе ляжем?

У нее точно с головой не в порядке, подумал я. Хотя из уст Рёко все эти слова прозвучали совершенно естественно.

Снова возникло ощущение, будто я сплю. Да, ничего удивительного, это сон, в котором все предстает в удобном для меня виде и отражаются мои желания…

4

Открыв глаза, я понял, что лежу на красном ковре под ватным одеялом. Голова на двух сидушках, заменявших подушку, слегка побаливает. Однако настроение стало намного лучше.

«Что с памятью?» – промелькнула мысль, как только в мозгу прояснилось. Вчерашние события вспомнились сразу, однако что происходило со мной до того, как я проснулся в скверике, по-прежнему было покрыто непроницаемой завесой. Мое прошлое скрывалось во мраке. Похоже, болезнь оказалась серьезной.

Я поднялся, оглядел комнату. Рёко куда-то ушла. На часах было еще только начало девятого, но мне казалось, что проспал очень долго. Что происходило накануне вечером, я помнил примерно часов до девяти. В углу лежал мой сложенный джемпер.

Я заметил на котацу листок, на котором круглым детским почерком было написано: «Я пошла в магазин. Дождись меня обязательно. Рёко».

Та-ак. Значит, вчерашний вечер, встреча с девятнадцатилетней девушкой – это не сон.

Подожду ее возвращения; может, она мне кофе сварит… На завтрак – тосты, омлет и красивая девушка. Недурно, а? Окружавшая меня реальность ощущалась как фантазия, которую я воплощаю с помощью собственной воли. То чувство еще жило во мне. Ощущение, что прошлое неясно и понятно только будущее. Что же это в конце концов означает?

По бетонному полу коридора зацокали босоножки. Рёко вернулась. Ключ повернулся в замке – значит, уходя, она меня заперла. Я бы все равно ее дождался.

Распахнулась дверь. В комнату ворвался легкий ветерок, еле слышно задребезжали створки шкафа и оконное стекло.

– А, проснулся? – услышал я.

Босоножки застучали громче; наконец она вошла в комнату с бумажным пакетом в руках и плюхнула его на котацу. В пакете оказались сэндвичи и салат.

– Кофе или чай? Что будешь?

– Все равно. Как скажешь.

У меня как-то странно защемило в груди. Возникло предчувствие, что происходящее обязательно принесет этой девушке боль.

То есть?.. Я задумался. Может, у меня есть жена, дети?

В тот момент перед моими глазами возникла чашка с дымящимся кофе, и меня сразу охватило невыразимое спокойствие.

– Замечательно!

– Правда?

Такие разговоры заводили меня в непроходимые дебри. В том беспомощном состоянии, в котором я находился, сидевшее передо мной создание – это спасение. Девушка по имени Рёко неотступно, все глубже проникала в сознание.

Кто она? И кто я такой? Как получилось, что мы так сблизились? Почему? Потому что ей нужно съехать отсюда? А когда это произойдет, я стану уже не нужен? Неужели переезд закончится и мы больше никогда не увидимся? Меня опечалила эта мысль. Какая тоска снова остаться одному!

– Ну что, переезжать будем? – невольно вырвалось у меня.

– Будем, – ответила Рёко, не вставая из-за котацу. – Ты готов?

– Готов.

– Тогда поехали.

* * *

Завтрак кончился, и вскоре мы уже тряслись в электричке по линии Тюо. Название линии сразу всплыло в голове; я вспомнил, откуда идет наша электричка и куда. Электричку вспомнил, а имени своего – нет. Странно все это…

– Куда мы едем? – поинтересовался я у Рёко Исикавы.

– Толком не знаю. Думаю поискать на линии Тоёко, – сжимая в руке ремешок, ответила она.

– А там что?

– Комнату поискать хочу.

– Комнату? Ты еще не знаешь, куда переезжаешь?

– Ну да.

– Дом еще не выбрала и даже район?!

– Ага.

– И сегодня собралась переезжать?

– А что, нельзя?

– Да нет, почему… А грузовик-то где возьмем?

– В Коэндзи есть заводик, где делают строительные блоки. Дядечка – хозяин – обещал мне дать. Если брать напрокат, станут проверять – то да сё… Дядечка сказал, что в воскресенье грузовик свободен. Ты с ним справишься?

– Надеюсь… хотя права-то я потерял.

– Подумаешь, какая важность.

– И то правда, – поддаваясь ее настроению, я беззаботно кивнул.

В Сибуя[6] мы пересели на желтую ветку – линию Тоёко. Рёко сказала, что ей нравятся поезда на этой линии, в них она чувствует себя богачкой.

Ехали мы довольно долго. Чем дальше от Сибуя, тем свободнее становилось в вагоне. Мы сидели рядом, разговаривали, а когда разговор прерывался, рассматривали открывавшуюся из окна незнакомую панораму.

– А, здесь! На следующей сходим! – неожиданно воскликнула Рёко.

Так я впервые очутился с ней в совершенно не знакомом мне месте – Мотосумиёси[7]. На абсолютно ничем не примечательной станции. Район Коэндзи по крайней мере был мне знаком; тут же не было ничего, что могло вызвать хоть какое-то чувство.

Пройдя через турникеты, мы очутились в подземном переходе. Поднялись по лестнице на улицу. Первое, что бросилось в глаза, была кондитерская. Напротив – контора по сделкам с недвижимостью. Рёко быстро толкнула стеклянную дверь и вошла внутрь. Казалось, эта совсем молоденькая девушка ничего не боится. Она действовала смело, временами даже нагловато.

А вот я, очутившись на этих незнакомых улочках, все сильнее испытывал одиночество, чувствовал себя здесь чужаком. Мне хотелось покрепче схватиться за хрупкую руку девятнадцатилетней девушки. От того места, куда меня занесло, до Коэндзи расстояние очень приличное. Так что тому типу в солнечных очках до Рёко не добраться.

Жилье мы нашли сразу. Комната дешевая и очень хорошая, расхваливал товар старичок, вызвавшийся проводить нас до места. Дом, деревянный, двухэтажный, оказался в семи-восьми минутах ходьбы от станции.

Со стороны улицы он был покрашен коричневой краской, а позади совсем рядом проходила линия Тоёко. «Да-а, электрички тут, конечно, покоя не дают», – подумал я. Смотревшую на железную дорогу заднюю стену дома отделали оцинкованным железом, выкрашенным в бледно-зеленый цвет.

В Мотосумиёси многие дома почему-то обивали железом и красили зеленой краской. На линии Тюо такого не было. От подобной архитектурно-цветовой гаммы пахло бедностью. Однако это ощущение каким-то странным образом звучало в унисон с моими грустными мыслями. А мысли были о том, чтобы поселиться затворником где-нибудь на окраине Токио.

Слева от дома находилась автомобильная развязка с выездами на скоростное шоссе. Под развязкой проходила линия Тоёко. Поверху грохотали грузовики. Дом, где собиралась поселиться Рёко, наполовину закрывала тень от эстакады, под которой приютился крошечный сквер: песочница, лазалки, качели, скамейки. Вот это мне понравилось. Солнце под эстакаду, конечно, не заглядывало, но все же при доме какой-никакой, а скверик.

С трудом отодвинув в сторону стеклянную входную дверь, мы сняли обувь, поднялись по пристроенной справа от входа скрипучей лестнице и, повернув направо, остановились у первой двери. За ней оказалась комната на шесть татами[8] и кухонька на три татами. Ни туалета, ни ванной, стены старые, запачканные. Хотя все-таки просторнее жилья Рёко в Коэндзи.

Позади железная дорога, рядом транспортная развязка, по которой грохочут грузовики. Неудивительно, что желающих снять жилье в таком доме днем с огнем не сыскать. По словам сопровождающего, свободные комнаты имелись и на первом этаже, но со второго этажа вид куда лучше.

Недолго думая, Рёко быстро подписала договор. Видимо, ей очень хотелось уехать из Коэндзи как можно скорее.

5

Вернувшись в Коэндзи, мы пообедали на скорую руку и сразу отправились на заводик, где лепили стройблоки. Хозяин – знакомый Рёко – оказался свирепого вида мужиком, лицом напоминавшим краба и, судя по всему, большой любитель женского пола. Он стал бесцеремонно поглаживать Рёко по плечам, рукам и талии. Оригинальный стиль работы с клиентами, желающими взять в аренду грузовик.

Рёко сказала, что познакомилась с этим типом в заведении, где она работала. Можно представить, что это за заведение, если там такие клиенты. «А это мой брат», – представила она меня, даже не покраснев от своего вранья.

Как я и думал, в управлении грузовиком ничего непонятного не оказалось. Но стоило мне взяться за руль, как вдруг я, по непонятной причине, почувствовал отвращение. Захотелось поскорее выбраться из кабины. Начала болеть голова, подступила тошнота.

Внутри закипело; меня охватило настоящее бешенство, объяснения которому я найти не мог. Я так распалился, что представил себя чуть ли не якудзой.

– Ну как? – заглядывая в окно грузовика, спросил хозяин с видом человека, принимающего всех за идиотов. Я чуть не врезал ему по физиономии.

Стоявшая рядом Рёко помогла мне справиться с гневом, проворковав:

– Спасибо вам большое. Тогда мы забираем машину?

В этот момент мне впервые пришла в голову мысль, что я не хочу, чтобы память вернулась. Потому что раньше я все делал неправильно. Мы проехали уже прилично, миновали несколько поворотов и светофоров, но злость все никак не отпускала.

Хоть Рёко и говорила, что в комнате у нее ничего нет, вещей набралось порядочно. Пользованную посуду она решила не брать и щедро одарила ею соседку. Разное барахло, в том числе какие-то мужские вещи, свалила в пластиковые пакеты для мусора, туда же отправилась тряпичная панда. Было решено везти на новое место только крупные вещи, а мелочь раздарить или выбросить. Благодаря этому мы выехали из Коэндзи раньше, чем предполагали.

Для человека, которому некуда возвращаться, сидеть за рулем грузовика – не самое плохое занятие. Мне начинала нравиться такая жизнь.

Рёко, сидевшая на пассажирском сиденье, время от времени сверяла наш маршрут с картой. Вид у нее тоже был довольный. Чем дальше мы удалялись от Коэндзи, тем веселее она становилась. Видно, приятных воспоминаний от этого места у нее не осталось.

– А как же твой бар? – спросил я, и веселье прекратилось. Похоже, Рёко вспомнила ссору накануне вечером, свидетелем которой я стал.

Рёко прокладывала маршрут; дорога пошла берегом Тамагавы[9]. Смеркалось. Солнце уже опустилось на крыши домов, стоящих на той стороне реки на удалении от берега.

Вчера, в это же время, я проснулся на скамейке в парке. Тогда все и началось. Прошли всего сутки, а казалось – целая неделя…

Задувал приятный ветерок. Было совсем не холодно. Волосы Рёко растрепались под порывами ветра.

– Останови-ка, – попросила она. – Давай сходим к реке.

– А как же вещи?

– Да кому они нужны, – рассмеялась девушка.

Я остановил грузовик на обочине, и мы, осторожно ступая по поросшей травой насыпи, спустились к реке. Шедшая позади меня Рёко протянула руку, и я сжал ее, чтобы поддержать девушку.

Она не убрала руку, когда мы подошли к воде. Это был миг счастья.

Рёко больше не спрашивала, как у меня с памятью. Не иначе, по-прежнему думала, что я пошутил. Я сделал глубокий вдох и подумал: «Как же хорошо!» Все мои вчерашние муки словно ветром сдуло.

А ведь, если подумать, я и вправду счастлив сейчас. С прошлым меня ничто не связывает. Следовательно, страдать не по чему. Я будто только что появился на свет. Я абсолютно свободен. Рядом прелестная девушка. И я вроде ей не безразличен. Я все больше начинал думать, что потеря памяти – это вовсе не плохо.

Этим мыслям я был обязан Рёко. Не встреться мы, пришлось бы ночевать в затхлом дешевом рёкане, а наутро снова пуститься на поиски собственного прошлого. И какие безрадостные думы одолевали бы меня сейчас, когда снова приближается ночь… Какое отчаяние охватило бы меня, останься я один! При этой мысли по телу пробежала дрожь. Как же я должен благодарить Рёко! Она мне нужна. А может быть, она во мне тоже нуждается, и не только для переезда… Как здорово, если так! Когда она рядом, на сердце тепло. Я не хочу расставаться с ней. К тому, что мне довелось пережить в том сквере, возврата нет. Всего за один день эта девушка глубоко вошла в мою душу. Что бы ни случилось, я с ней не расстанусь. И готов на все, чтобы быть с ней вместе. На все.

Вода в реке постепенно окрашивалась золотом. На этом фоне между стоящим на приколе катером и берегом маячил силуэт Рёко Исикавы. Откуда-то послышался скрип, напоминающий звук, когда выдирают гвоздь из доски.

А-а, это чувство… Не первый раз я его испытываю. Однако что же ожидает нас впереди? Именно сейчас наступает критический момент. Но почему-то я уже перестал думать и гадать, что будет дальше, хотя бы через день.

– Эй! – услышал я громкий окрик. Силуэт застыл на месте. У меня в душе тоже все замерло.

Рёко робко двинулась мне навстречу. Началось! Назад уже возврата не будет. Вот он, решающий момент. Я хочу удержать ее любой ценой. Я не могу потерять ее! Как найти слова, чтобы она поняла это?

– Послушай: ты веришь, что я потерял память? – спросил я.

– Верю, раз ты так говоришь, – проговорила она и замолчала. Я ждал в надежде, что она еще что-то скажет.

– Я… сейчас… один остался… друзей нет… – выдавил я из себя и осекся. Как-то это не по-мужски – жаловаться на тоску и одиночество. Так дело не пойдет. По-другому надо.

Я решил сменить тон:

– Ты веришь в любовь с первого взгляда?

– Верю, – сразу отозвалась она.

– Вот, со мной случилось.

– Правда?

– Да.

– И когда же? – Взглянув на меня, Рёко стыдливо опустила глаза.

– Вечером.

Я закрыл глаза. Это было как вылить воду в песок. «Какое счастье!» – говорило сердце. И в то же время я остро чувствовал, что душа моя будто высохла. Быть может, в моем прошлом случилось что-то? Я этого не знал, но ощущение пустыни в душе не покидало. Зато теперь все будет иначе. Да что там! Не будет, а уже есть.

«Боже, благодарю тебя!»

Груди коснулось что-то нежное, мягкое. Я приоткрыл глаза – это были волосы Рёко. Ее рука ласково гладила меня по спине.

6

Выгрузив вещи, мы поспешили обратно в Коэндзи – надо было вернуть грузовик. Хозяин добивался от Рёко, чтобы она сказала, куда переехала, но та ловко перевела разговор на что-то другое и ничего ему не сказала.

Потом мы впрыгнули в последнюю электричку на линии Тоёко и всю дорогу переглядывались и чуть не до упада бессмысленно смеялись. Рёко, видимо, думала, как ловко ей удалось скинуть со своей шеи того парня в солнечных очках, а я радовался, что мы успели на последнюю электричку.

Скоро мы были в Мотосумиёси. Поезда уже не ходили, но шум от автомобильной магистрали превосходил все наши ожидания. Всякий раз, когда по эстакаде проносился большегрузный грузовик, вся комната начинала ходить ходуном. При желтом свете голой лампочки стены комнаты не казались такими грязными, как днем. Для нас это новое жилище – маленькая крепость, где мы будем жить особняком, не обращая ни на кого внимания, – было раем.

Наступила ночь. Устроившись на привезенных вещах, мы залили кипятком лапшу и поели. Посуды не было, поэтому ели прямо из кастрюли. Сталкивались над ней лбами и смеялись.

Какими словами выразить вкус этой лапши? Знали бы вы, как здорово простая лапша успокаивает разлад в душе! Человеку, не испытавшему ничего подобного, этого не понять. Из-за охватившей меня эйфории на секунду стало нечем дышать. Я был готов на все ради этой девушки.

Потом наступила неделя, где каждый день был как сон. Память возвращаться не собиралась, да я уж и перестал об этом жалеть.

Наши перемещения ограничивались станцией, ее окрестностями и маршрутами вдоль шоссе, по которому гоняли грузовики, и железнодорожной линией. Но скучно нам не было. Никогда прежде мы не бывали в этом месте, никогда прежде не видели людей, с которыми встречались теперь и иногда обменивались парой слов. Наведывались в торговые заведения в поисках самых стоящих вещей – приценивались в маленьких недорогих бутиках, делали покупки в супермаркетах, обходили местные кафешки, по одному в день. Каждый день у нас было новое яркое приключение.

Имени своего я не помнил, поэтому решил называться Исикавой. Рёко меня вроде как усыновила. Эти наши прогулки, естественно, привели к тому, что у нас кончились деньги. Надо было думать о заработке.

Рёко увидела объявление «Требуются продавцы» и устроилась в кондитерскую рядом со станцией. Я еще какое-то время шатался без дела, встречая ее с работы, но скоро до меня дошло, что я мало чем отличаюсь от халявщика в солнечных очках. Надо идти работать, заглянуть в бюро по трудоустройству, подумал я. Но там понадобится копия регистрационной карточки. Пока суд да дело, прошла еще неделя.

Как-то мы возвращались с Рёко после ее работы и услышали, что на каком-то заводике – всего десять минут электричкой – набирают людей. Рабочие нужны срочно, поэтому вроде как берут без официальной анкеты.

– Гоэмон Исикава[10]… Как тебе? – спросил я Рёко.

– Не годится, – отвечала она со смехом.

Мне нравятся имена, оканчивающиеся на «сукэ»[11], и я решил: пусть буду Кэйсукэ. Так я стал Кэйсукэ Исикавой.

Заводик находился в Кикуна[12]. На следующее утро я поехал туда, и меня сразу взяли на работу. Видно, хозяевам были очень нужны рабочие руки. Правда, для начала меня взяли на почасовую оплату, но выбирать не приходилось. Попробуй еще найди такое место, где принимают без анкеты и даже фотографии.

Рёко по этому поводу купила шампанского, и мы отпраздновали нашу удачу. В нашей комнате был порядок; после разведки окрестностей, которую проводили несколько дней подряд, мы хорошо освоились в Мотосумиёси, где нам стал знаком каждый уголок.

Однако оставалась одна проблема, с которой у меня никак не получалось справиться. Зеркала. Почему-то я не мог смотреть в зеркала. Увидев зеркало на улице, отводил глаза. Не мог заходить в кафе, где были зеркала. Поворачивался спиной к зеркальному туалетному столику Рёко.

Конечно, я чувствовал себя перед ней неловко, но ничего не мог с собой поделать – мне становилось страшно, когда зеркало было повернуто ко мне. Однажды туалетный столик исчез. Рёко отдала его соседке. Когда я спросил, как же она теперь без зеркала, Рёко ответила, что вполне обойдется зеркальцем в пудренице.

В остальном наша жизнь протекала тихо и мирно.

С Рёко было все в порядке, тот тип в солнечных очках в Мотосумиёси не появлялся.

Как-то прохладным утром, когда от дыхания еще был виден белый парок, мы с Рёко, прижавшись друг к другу, направлялись на станцию. В толпе торопившихся на электричку сарариманов идти не хотелось, и мы выбрали кружной путь тихими переулками.

Улочки еще дремали, шторы и ставни в домах были опущены. Городок выглядел не таким открытым и безобидным, как днем. Вода, разлитая на бетоне, ослепительно сверкала под утренним солнцем у нас под ногами.

На станции у турникетов мы расстались. Рёко на работу было еще рано, а я купил билет и вышел на платформу. Конечно, расточительство с моей стороны… ну ничего, на обеде сэкономлю.

Я вышел на улицу, что вела к заводику. Постепенно людей на ней стало прибавляться, все они шли туда же, куда и я. Звуки шагов участников этого шествия, сливаясь воедино, отдавались отрывистым эхом. Я молча шагал вместе со всеми. Люди шли, не говоря ни слова, даже не пытаясь заговорить друг с другом. Мне было хорошо одному в этой толпе. В такой жизни меня все устраивало. Прохладный утренний воздух покалывал кожу. Белый пар от дыхания поднимался кверху.

И все это благодаря тому, что я повстречал Рёко. Не будь ее, все выглядело бы совсем иначе – тяжко и мрачно. Был бы просто парень, которому ничего не остается, как стиснуть зубы.

Работа на заводе оказалась несложной. В моем цеху делали витрины. Переодевшись в драные серые робы, мы готовили акриловые панели для витрин. Из больших листов акрила нарезали заготовки, сгибали, прижав к нагревателю, сдирали защитную бумагу, зачищали кромки. Через шприцы скрепляли панели клеем, потом приклеивали к опорным трехгранным призмам.

Когда листы заканчивались, приходилось таскать эту тяжесть со склада. Готовые витрины загружали в машины. Иногда приходилось сопровождать груз в Токио.

Ровно в пять работу сворачивали. Переработок почти не было. Я шел до станции Кикуна и возвращался на электричке в Мотосумиёси. Там, на станции, прислонясь к колонне, меня каждый день дожидалась Рёко. По обыкновению она держала в руках небольшую коробку с пирожными, которые оставались нераспроданными в кондитерской.

Плечом к плечу мы шли домой и заходили по дороге куда-нибудь выпить кофе. Наш общий доход был весьма скромным, и, понятно, ходить каждый день в кафе – это порядочное расточительство, но отказаться от этого маленького удовольствия было нелегко.

Приятно все-таки было заглянуть куда-нибудь вечерком после однообразного рабочего дня. Чтобы не лишиться этой радости, я старался на работе не чесать языком и не филонить. Конечно, когда живешь в одной комнате, в кафе можно и не ходить, но мы все равно ходили – скорее всего, потому что у нас с Рёко не было медового месяца. Мы жили вместе, и любовь наша продолжалась.

Грязноватые улочки, резкие запахи, сопровождавшие нас до самого дома, где мы поселились, меня не особо раздражали, но стоило нам войти к себе, откинуть занавеску при входе и закрыть дверь, как сразу становилась видна разница. Это была другая вселенная, теплая, пахнувшая Рёко.

В комнате висели те же занавески, что и в Коэндзи. Рёко развесила их на единственном окне, на шкафу, у входной двери. Так как-то спокойнее, говорила она. И была права. Время от времени комната начинала ходить ходуном от проходившей мимо электрички, но нас совершенно не смущало, что мы отделены от нее всего лишь куском ткани.

Усевшись рядом с Рёко у котацу, я обнимал ее за плечи и думал, что мог бы вот так и умереть. У нее был очень милый профиль. Никогда я не испытывал такого счастья. Вряд ли со мной было что-то подобное до потери памяти.

В постели Рёко часто говорила мне: «Хорошо бы наше счастье продолжалось и дальше». Я отвечал, что так и будет, но при этом меня не оставляло ощущение, что я говорю неправду. Где-то в самых потаенных уголках души поселилось мрачное чувство, подсказывавшее мне: «Такая жизнь не по тебе». Видимо, здесь была какая-то связь с потерей памяти.