3,99 €
Mehr erfahren.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
- Serie: Звезды мировой фантастики
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2018
Мир будущего светел и безоблачен, опустошающие войны остались в прошлом, а всесильный компьютер заботится о благополучии и развлечениях людей, в том числе удовлетворяя их первобытные инстинкты и подбирая идеальных противников для узаконенного поединка. Написав "Десятую жертву", Роберт Шекли поучаствовал в создании жанра антиутопии будущего, растиражированного впоследствии в литературе и кинематографе ("Бегущий человек", "Голодные игры", "Дивергент"), оставаясь при этом верным своему фирменному язвительному и остроумному стилю.
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 128
Ähnliche
Оглавление
Robert Sheckley
MINDSWAP
Copyright © 2014 by Robert Sheckley
All rights reserved
Публикуется с разрешения автора
при содействии Агентства Александра Корженевского (Россия)
Иллюстрация на обложке ВиталияЕклериса
Шекли Р.
Десятая жертва: повесть / Роберт Шекли — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. (Звезды мировой фантастики).
ISBN 978-5-389-15124-6
16+
Мир будущего светел и безоблачен, опустошающие войны остались в прошлом, а всесильный компьютер заботится о благополучии и развлечениях людей, в том числе удовлетворяя их первобытные инстинкты и подбирая идеальных противников для узаконенного поединка.
Написав «Десятую жертву», Роберт Шекли поучаствовал в создании жанра антиутопии будущего, растиражированного впоследствии в литературе и кинематографе («Бегущий человек», «Голодные игры», «Дивергент»), оставаясь при этом верным своему фирменному язвительному и остроумному стилю.
© ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2014Издательство АЗБУКА®
Десятая жертва
Глава 1
Она могла бы погубить любого мужчину. Кэролайн Мередит, тонкая, гибкая молодая женщина, задумчиво сидела за высокой стойкой бара из красного дерева, изящно переплетя стройные ноги и склонив узкое, словно выточенное из слоновой кости, лицо к загадочным глубинам мартини. Похожая на статуэтку, но волнующе живая, одетая в прекрасные шелка и с пелериной из черного как смоль соболя, небрежно наброшенной на роскошные плечи, она олицетворяла все то, что манило и влекло в этом непостижимом городе Нью-Йорке.
По крайней мере, так думал приезжий. Он стоял на улице в десяти футах от огромного окна бара, за стойкой которого прекрасная Кэролайн изучала глубины своего бокала. Это был китаец — продавец ласточкиных гнезд1 из Квантуна. Он был одет в белый костюм из плотной ткани, чесучовый галстук и парчовые туфли. На шее висел большой фотоаппарат «Броника».
Азиат с подчеркнутой небрежностью поднял камеру и сфотографировал сточную канаву слева и какой-то котлован справа. Затем направил объектив на Кэролайн.
Потом он проделал с камерой какие-то манипуляции, внутри ее что-то зажужжало, загудело, и сбоку открылась створка.
Загадочный житель Поднебесной империи с ловкостью фокусника вставил в отверстие пять патронов с разрывными пулями и закрыл его. Теперь камера перестала быть только фотоаппаратом; она превратилась не то в стреляющую камеру, не то в фотографирующее оружие и могла выполнять две не связанные друг с другом функции.
Вооружившись таким образом, желтый охотник быстрыми легкими шагами направился к цели. Он казался совершенно спокойным, только слегка затрудненное дыхание могло выдать его волнение.
Прелестная Кэролайн продолжала сидеть в той же позе. Она крутила в руках бокал; внутри его не было прорицательницы, способной предсказать ей будущее, — на дне лежало крохотное зеркальце. Глядя в него, Кэролайн с интересом следила за действиями убийцы из Квантуна.
Развязка наступила скоро. Китаец прицелился — и Кэролайн, продемонстрировав молниеносную реакцию, швырнула бокал в окно за секунду до выстрела.
— Вот те на! — только и смог вымолвить ошеломленный китаец; хоть он и родился на левом берегу Хуанхэ, но опыта набрался в «Хэрродсе».
Кэролайн не произнесла ни слова. В футе над ее головой в оконном стекле красовалось маленькое отверстие, от которого лучами расходились трещины. Не дожидаясь, когда китаец опомнится, Кэролайн соскользнула с высокого табурета и стремглав, словно летучая мышь из ада, бросилась к черному ходу.
Бармен, следивший за происходящим, восхищенно покачал головой. Футбольный болельщик, он тем не менее обожал хорошую охоту.
— Молодец, малышка! — воскликнул он вдогонку убегавшей Кэролайн.
Тут в бар ворвался продавец ласточкиных гнезд и бросился к черному ходу вслед за прекрасной беглянкой.
— Добро пожаловать в Америку! — успел крикнуть ему бармен. — И счастливой охоты!
— Спасибо, я очень благодарный, — вежливо отозвался на бегу преследователь.
— Вот этого у них не отнимешь, у этих китаез, — заметил бармен, обращаясь к посетителю, сидевшему за стойкой. — Это у них есть — воспитание.
— Еще двойной мартини, — ответил посетитель. — Только не кладите лимон в бокал, положите рядом. Терпеть не могу, когда в коктейле болтается здоровый кусок лимона, как в «Пунше плантатора» или каком-нибудь другом гадком пойле.
— Конечно, сэр. Прошу прощения, сэр, — с готовностью произнес бармен.
Он тщательно смешал коктейль, но не мог выбросить из головы восточного охотника и его американскую жертву. Кто кого одолеет? И чем, интересно, это кончится?
Посетитель, казалось, читал его мысли.
— Предлагаю ставку — три к одному, — сказал он.
— На кого?
— Цыпочка ухлопает китаезу.
Бармен заколебался, затем улыбнулся, покачал головой и подал готовый коктейль.
— Пять к одному, — ответил он. — Сдается мне, малышка знает толк в охоте.
— Заметано, — согласился мужчина (он тоже считал себя знатоком) и выдавил каплю лимонного сока в бокал с мартини.
Стремительно перебирая ногами, зажав под мышкой пелерину из соболя, Кэролайн мчалась мимо кричащих витрин Лексингтон-авеню. На углу Шестьдесят девятой улицы и Парк-авеню ей пришлось продираться сквозь толпу, собиравшуюся поглазеть, как сажают на огромный гранитный кол преступника, уличенного в попытке выбросить мусор. Никто даже внимания не обратил на бегущую Кэролайн; зеваки глаз не сводили с гнусного нарушителя, деревенщины из Хобокена, у ног которого валялась предательская улика — обертка «Херши», а руки были перемазаны шоколадом. С каменными лицами они слушали стенания и жалкие мольбы. Когда два палача подняли его за руки, чтобы посадить на Кол Злодеев, лицо преступника стало серым.
Публичные казни были недавним нововведением; в последнее время их горячо обсуждала общественность, не проявляя такого же интереса к смертельным играм охотников и жертв.
...Светлые волосы Кэролайн развевались на бегу, словно яркий сигнальный флаг. Позади, футах в пятидесяти, задыхаясь, мчался вспотевший китаец, сжимая в безволосых руках свою стреляющую камеру. Казалось, он бежал не особенно быстро, но понемногу, дюйм за дюймом, с терпением, свойственным детям Востока, настигал девушку.
Стрелять он пока не решался. Открывать огонь на людной улице было чревато последствиями: задел прохожего, не важно, что случайно, — штраф в крупном размере, не говоря уже о позоре...
Поэтому китаец не стрелял и на бегу крепко прижимал к груди свой аппарат, способный благодаря извращенной изобретательности человека одновременно создавать копию и уничтожать оригинал. Внимательный прохожий наверняка заметил бы дрожь в руках охотника, обратил бы внимание на неестественно напряженные шейные мышцы. Но этого следовало ожидать: в послужном списке китайца Джона значились всего две охоты, он был новичком в этом деле.
Кэролайн выскочила на угол Мэдисон-авеню и Шестьдесят девятой улицы, быстро оглянулась и побежала мимо «Пугливого цыпленка» («Обслуживаем пятьдесят человек, цены договорные»), но вдруг остановилась, тяжело, но так пленительно дыша. Заметив за «Пугливым цыпленком» открытую дверь, она взбежала по лестнице на второй этаж и оказалась на лестничной площадке, на которой толпились люди. Надпись на стене гласила: «Галерея Амели. Objetsdepop-oprevisite»2. Кэролайн сразу поняла, куда она попала: ей всегда хотелось побывать здесь, хотя и при несколько иных обстоятельствах...
Однако «убивают, где получится, а умирают, где приходится» — гласит старинная поговорка. Поэтому Кэролайн, не оглядываясь, пробралась ко входу, не обращая внимания на протесты любителей искусства, и показала контролеру свою карточку. Тот взглянул на карточку — такие выдавались каждой жертве и каждому охотнику и давали им право повсюду беспрепятственно входить и выходить, если они предпринимали законные меры по спасению своих жизней или уничтожению чужих, — и кивнул. Схватив карточку, девушка вбежала в зал.
Здесь Кэролайн пришлось перейти на шаг, она взяла каталог и попыталась отдышаться. Потом надела очки, накинула на плечи пелерину и пошла по залам галереи.
Ее дымчатые очки — модель-новинка «Смотри кругом» — позволяли видеть происходящее на 360 градусов, кроме небольших слепых пятен на 42 и 83 градусах, а также зоны искажения прямо перед собой от 350 до 10 градусов. Несмотря на то что очки были неудобны и от них сильно болела голова, польза от этого изобретения была несомненной, поскольку Кэролайн сразу заметила своего охотника футах в тридцати сзади.
Да, это был он, «азиатская чума», в белом костюме, потемневшем от пота под мышками, с чесучовым галстуком, сбившимся на сторону. Его смертоносная камера была прижата к груди; он двигался вперед походкой хищного зверя, прищурив и без того узкие глаза и нахмурив высокий лоб.
Кэролайн шла по залу с небрежным спокойствием, пытаясь не привлекать к себе внимания. Но китаец Джон заметил ее и направился прямо к кучке людей, за которой спряталась Кэролайн. Его губы были крепко сжаты, а глаза сузились еще больше, так что, казалось, вообще исчезли с лица.
Подойдя поближе, китаец обнаружил, что Кэролайн скрылась, ускользнула от него... Ах вот как! Уголки рта преследователя искривились в улыбке. В конце зала была дверь. Долгое логическое мышление Запада, как правило, несвойственно детям Востока: только глянув на дверь, китаец понял, куда скрылась его жертва. Он кошкой проскользнул в конец помещения, решительно распахнул дверь и оказался в зале восковых фигур.
Фигуры, похоже, были сделаны из настоящего воска — материала, которым пользовались художники в далеком прошлом. Китаец, широко открыв глаза, уставился на них. Все фигуры изображали женщин, очень привлекательных (на западный вкус) и почти раздетых (на любой вкус). Они, по-видимому, демонстрировали различные па какого-то танца. «Стриптиз» — было написано на плакате. «Обманчивая метаморфоза. 1945 — „Век невинности“; 1965 — „Моль и ржавчина“; 1970 — „Возрождение основ“; 1980 — „Непринужденное пренебрежение формальностями“».
Китаец обескураженно вглядывался в неподвижные фигуры, и рассудок, привычный к красоте лаковых лесов, к застывшему покою бутафорских рек и стилизованных аистов, не мог постичь смысла открывшейся взору картины.
У ног третьей слева фигуры, лицо которой было наполовину скрыто длинной белокурой прядью, лежала... черная соболья пелерина.
Житель Поднебесной больше не колебался. Он поднял камеру, прицелился — и нажал на спуск. Три пули поразили красавицу в верхнюю часть живота — отличная работа, что ни говори.
Итак, охота закончена, он победил, жертва мертва, он... И вдруг одна из восковых фигур в дальнем конце зала ожила. Это была Кэролайн. На ней был странный металлический бюстгальтер, похожий на тот, что носила Вильма, легендарная жена Бака Роджерса3, с той лишь разницей, что у Кэролайн эта часть гардероба оказалась более практичной. Не успел пораженный охотник опомниться, как из каждой чашечки одновременно вылетело по пуле. Китаец еще успел пробормотать: «Так-так... Теперь, кажется, все...» — и рухнул на пол, бездыханный, словно вчерашняя скумбрия в рыбной лавке.
Свидетелями происшедшего оказались несколько посетителей. Один из них заметил:
— По-моему, это вульгарное убийство.
— Ничуть, — ответил тот, к кому обратились. — Я считаю, что это классическое убийство, — уж простите мне этот архаизм.
— Ловкая работа, но неизящная, — настаивал первый. — Впрочем, можно назвать ее fin de siеcle4, а?
— Конечно, — отозвался второй, — если имеешь вкус к дешевым аналогиям.
Первый наблюдатель хмыкнул, отвернулся и принялся разглядывать ретроспективную выставку изделий НАСА.
Кэролайн подняла соболью пелерину (в которой несколько женщин из числа зрителей узнали, впрочем, мех ондатры), по очереди дунула в стволы однозарядных пистолетов, скрытых в бюстгальтере, привела в порядок одежду, накинула пелерину на плечи и сошла с подставки.
Большинство посетителей не обратили внимания на происшедшее; это были главным образом подлинные ценители искусства, не любившие, когда процесс эстетического созерцания нарушался мелкими досадными инцидентами.
Прибывший полицейский не спеша подошел к Кэролайн и спросил:
— Охотник или жертва?
— Жертва, — ответила она и подала ему свою карточку.
Полицейский кивнул, наклонился над трупом китайца, достал его бумажник, извлек оттуда карточку и перечеркнул ее крест-накрест. На карточке Кэролайн полицейский сделал звездообразную просечку под рядом таких же и вернул ее.
— Участвовали в девяти охотах, верно, мисс? — произнес он почтительно.
— Совершенно верно, — сдержанно ответила Кэролайн.
— Ну что ж, у вас это здорово получается, да и сегодня вы убили его аккуратно и со знанием дела, — одобрил полицейский, — без лишней жестокости, как некоторые. Лично я люблю наблюдать, как работают настоящие профессионалы: убивают ли они, готовят ли пищу, чинят обувь или еще что-нибудь... А что делать с призовыми деньгами?
— Пусть министерство перечислит их на мой счет, — бросила Кэролайн.
— Я сообщу им, — пообещал полицейский. — Вы успешно провели девять охот! Осталась всего одна.
Кэролайн кивнула. Вокруг нее постепенно собралась целая толпа, оттеснившая полицейского. Это были одни женщины: женщины-охотники встречались довольно редко, а потому привлекали внимание.
Послышались возгласы одобрения, и Кэролайн, вежливо улыбаясь, выслушивала их в течение нескольких минут. Наконец она почувствовала усталость: нормальному человеку трудно привыкнуть к эмоциональному напряжению охоты.
— Очень вам благодарна, — сказала она, — но сейчас мне нужно отдохнуть. Господин полицейский, вас не затруднит прислать мне галстук охотника? Я сохраню его как сувенир.
— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил полицейский.
Он помог Кэролайн пробраться сквозь восторженную толпу и проводил до ближайшего такси.
Пять минут спустя в зал вошел невысокий бородатый мужчина в вельветовом костюме и лакированных туфлях. Он посмотрел по сторонам, удивляясь пустоте залов: почему говорили, что на эту выставку трудно достать билеты? Ну да ладно. Мужчина начал осматривать экспонаты.
Разглядывая картины и скульптуры, он многозначительно кивал, якобы со знанием дела. Подойдя к трупу китайца, распростертому посреди зала в луже крови, мужчина остановился. Он долго и задумчиво смотрел на труп, потом заглянул в каталог, обнаружил, что там его нет, и пришел к заключению, что экспонат прибыл слишком поздно, а потому не попал в список. Он еще раз внимательно посмотрел, углубившись в размышления, и наконец высказал вслух свою точку зрения:
— Ничего, кроме структурных достоинств... Производит определенное впечатление, пожалуй, хотя излишне бьет на сентиментальность.
И прошествовал в следующий зал.
1 Китайское национальное блюдо.
2 «Посетите еще раз — выставка нестареющего поп-арта» (фр.).
3 Герой фантастических кинофильмов и телесериала.
4Здесь: декаданс.
Глава 2
Что может быть приятнее июньского дня? Мы можем ответить на этот вопрос. Намного приятнее середина октября в Риме, когда Венера входит в дом Марса и туристы, подобно леммингам, завершили свою ежегодную миграцию и большинство из них отправились домой, в свои холодные туманные страны, где родились.
Впрочем, некоторые из этих искателей солнечного света и тепла остаются. Они приводят свои жалкие оправдания: спектакль, вечеринка, концерт, который не хотелось пропустить, свидание. Однако настоящая причина иная: у Рима есть особая атмосфера, наивная и несравнимая. В Риме можно стать главным действующим лицом в драме своей собственной жизни. Это, разумеется, не более чем иллюзия, северные города не могут похвастаться и этим.
Барон Эрик Зигфрид Рихтоффен ни о чем таком не думал. Его лицо выражало привычное раздражение. Германия вызывала у него неодобрение (отсутствие дисциплины), Франция — отвращение (грязь), а Италия одновременно и раздражала, и вызывала отвращение (отсутствие дисциплины, грязь, эгалитаризм, декадентство). Он приезжал в Италию каждый год; несмотря на неисправимые недостатки, эта страна казалась ему наименее отталкивающей среди остальных. К тому же здесь ежегодно проводилась международная выставка лошадей на Пьяцца-ди-Сиенна.
Барон слыл блестящим наездником. Это его предки втаптывали в грязь крестьян коваными копытами своих боевых коней. В конюшне барона были слышны звуки фанфар, сопровождавших парад конных карабинеров в сверкающих мундирах на площади.
Барон был крайне раздражен, поскольку стоял в одних носках и ждал, когда кто-нибудь из грумов — когда эти парни нужны, их невозможно найти! — принесет ему сапоги. Проклятый грум отсутствовал уже восемнадцать минут тридцать две секунды, если верить часам на руке барона. Сколько нужно времени, чтобы навести глянец на пару сапог? В Германии, точнее, в замке Рихтоффенштейн, который барон считал последним осколком истинной Германии, пару сапог приводят в почти идеальное состояние в среднем за семь минут и четырнадцать секунд. Подобное промедление вызывает желание зарыдать, или впасть в ярость, или сорвать зло на ком-то, или сделать что-то еще...
— Энрико! — завопил барон так, что его можно было услышать на Марсовом поле. — Энрико, проклятье, где ты?
Глас вопиющего в пустыне... На площади щеголеватый пижон-мексиканец кланяется судьям. Наступает очередь барона... Но у него нет сапог, черт побери, нет сапог!
— Энрико, мерзавец, немедленно иди сюда или этим вечером прольется кровь! — снова загремел барон.
Выкрикнуть такую длинную фразу единым духом нелегко, и он едва перевел дыхание. Ожидая отклика, барон прислушался.
