Девочка на лето E-Book

Эль Кеннеди

• Herausgeber: Mainstreem
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 531

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Кэсси Соул уже давно не проводила целое лето в Авалон-Бэй. Но теперь ее бабушка продает старый семейный отель, и Кэсси наконец возвращается в причудли¬вый пляжный городок. Ее планы просты: провести время с близкими, отпраздновать свой двадцать первый день рождения... и, возможно, завести интрижку. В первую же ночь она встречает идеального кандидата: Тейта Бартлетта, любимчика Авалон-Бэй. Тейт привык заводить мимолетные связи. Однако Кэсси оказывается не той, с кем можно вести привычные игры. Она остроумна, великолепна и вызывает у него восхищение. Тейт боится разбить ей сердце и с неохотой переводит ее во френдзону, но вскоре начинает понимать, что совершил серьезную ошибку. Влечение к Кэсси становится невозможно игнорировать. Он хочет быть с ней. Но будет ли это только интрижка? Пока их отношения балансируют на грани между дружбой и чем-то большим, Кэсси и Тейт сталкиваются с трудностями, которые выходят за пределы их личных чувств. Авалон-Бэй полон секретов, и некоторые из них способны разрушить даже самые искренние отношения.

Leseprobe

Эль Кеннеди Девочка на лето

Хиты Эль Кеннеди

Elle Kennedy

THE SUMMER GIRL

Печатается с разрешения литературных агентств

Brower Literary & Management, Inc., и Andrew Nurnberg.

Иллюстрация Варвары Железновой

© 2023. THE SUMMER GIRL by Elle Kennedy;

the moral rights of the author have been asserted

© Ю. Серегина, перевод на русский язык

© В. Железновой, иллюстрация на обложку

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Глава 1 Кэсси

Июль

– Я думаю, нам не стоит больше встречаться.

Проклятье.

Нет.

Нет, нет, нет, нет, нет.

Вот поэтому вечеринки должны быть под запретом. И я не шучу. Нам стоило бы вернуться во времена сухого закона, только запретить общественные мероприятия вместо алкоголя. Это единственный способ избежать подобного уровня смущения. Или скорее пассивного смущения, поскольку бросают даже не меня.

Этой чести удостаивается парень с глубоким, игривым голосом, который еще не осознал того факта, что его собеседница совершенно серьезна.

– Это что, какая-то странная прелюдия? Я вроде бы не улавливаю суть, ну ладно.

Голос девушки ровный, с нотками сухого юмора.

– Я говорю серьезно.

Она делает долгую паузу, в течение которой я размышляю, смогу ли смыться так, чтобы пара этого не заметила.

Не более чем в десяти футах[1] от них, прислонившись к бревну, скрытому тенями, сижу я. Но сбежать по-тихому сложновато, потому что они выбрали наихудшее из возможных мест, как раз там, где пляжная трава редеет, а дюны превращаются в полосу утрамбованного песка. И с тех пор как началась процедура «бросания», мой разум в духе фильма «Миссия невыполнима» пытается придумать план отхода. Пара стоит лицом к темному океану, а это значит, что, если я попытаюсь вернуться на вечеринку пляжным маршрутом, они меня увидят. А если подкрадусь к ним сзади – меня услышат. Вы когда-нибудь пробовали бесшумно ходить по пляжной траве? С таким же успехом можно повесить себе на шею колокольчик.

Мой лучший выход – ждать и прятаться, пока все это не закончится. И разговор, и отношения. Ведь никто не хочет оказаться брошенным, да еще и на глазах у других людей, что раз в сто хуже. Поэтому я официально в ловушке. Взята в заложники светским этикетом.

Неудачное выбрано время уйти от костра и посмотреть на дурацкие звезды.

– Думаю, эти отношения исчерпали себя, – говорит та, что бросает.

Я не могу сказать, как они выглядят. Для меня они лишь тени. Высокая и еще одна, пониже. Мне кажется, у того, кто пониже ростом, длинные волосы – я замечаю тонкие пряди, что треплет ночной ветерок.

С другого конца пляжа доносится гул голосов, смех и слабая музыка в стиле хип-хоп, разносящаяся вдоль воды и вызывающая отчаянное желание вернуться на вечеринку. Я не знаю там ни одного человека, но не думаю, что когда-либо жаждала компании совершенно незнакомых людей больше, чем в этот момент. Вечеринка проходит в доме какого-то местного парня по имени Люк. Я должна была встретиться со своей подругой Джой, но та слилась в последнюю секунду. Я буквально вылезала из машины, когда пришло ее сообщение. В противном случае я бы просто осталась дома. Но мне подумалось, эй, я уже здесь. Можно пообщаться, познакомиться с кем-нибудь.

Мне следовало сразу же запрыгнуть обратно в машину и сбежать, пока у меня был шанс.

Парень наконец-то понимает, что это не шутка.

– Погоди, правда? Я думал, мы хорошо проводим время.

– Честно? В последнее время не то чтобы очень. – Ауч. Извини, приятель.

– Ой, не смотри на меня так. Я не имею в виду секс. Он всегда хорош. Но мы «друзья с привилегиями» уже почти год. Да, оно то вспыхивало, то гасло, но мне кажется, чем дольше мы это делаем, тем больше вероятность, что кто-то из нас влюбится в другого. Мы ведь оба с самого начала говорили, что не хотим ничего серьезного, помнишь?

– Да, помню.

Высокая тень поднимает руку и проводит ею по волосам. Со стороны кажется, будто он гладит крошечную кошечку, которая сидит у него на голове.

Я и правда ни черта не вижу отсюда.

– Я не заинтересована в том, чтобы вступать в отношения в ближайшее время, – добавляет она. – Мне не нужен парень.

Наступает пауза.

– А что насчет Уайета?

– А что с ним? Как я ему постоянно твержу, мы с ним просто друзья. И мне просто хочется немного побыть одной. – Она усмехается. – Послушай, мы оба знаем: у тебя не возникнет проблем с поиском новой подружки для перепиха, Тейт. А если хочешь большего, то и с этим тоже проблем не будет. Просто этой девушкой буду не я.

Двойной ауч.

Однако я ценю ее искренность. Она не теряет времени даром. Не водит парня за нос. То есть со стороны и правда кажется, будто это были отношения без обязательств, хотя на самом деле именно такие отношения труднее всего закончить. Дружить с человеком до секса и хотеть остаться друзьями после него… Что ж, довольно сложная ситуация для решения.

Меня раньше официально не бросали – для этого нужно было бы состоять в реальных отношениях, – но, если бы мне когда-нибудь пришлось выслушивать речь о расставании, я бы хотела, чтобы она звучала так. Быстро и по существу. Просто задуваем свечу, чтобы не осталось даже проблеска света. Все кончено. Двигаемся дальше.

Конечно, я говорю так сейчас. Но, учитывая, что я реву на тех рекламных роликах, где одинокая бабушка получает праздничную открытку от своих внуков, я бы, вероятно, упала в лужу слез у ног парня, который меня бросал, а затем немедленно отправилась бы лечиться от меланхолии в шикарный оздоровительный центр.

– Ладно. Все норм. – Он тоже усмехается, хотя и криво. – Тогда, думаю, на этом все.

– На этом все, – вторит она. – Мы еще друзья?

– Конечно. Мы знаем друг друга с тринадцати лет. Нам не нужно прекращать разговаривать только потому, что мы перестали трахаться.

– Ловлю тебя на слове, – предупреждает она.

Наконец, к счастью, о чудо! – они заканчивают. Взаимодействие завершается. Звук ее шлепанцев, удаляющихся по песку, слышен даже мне, когда девушка уходит, направляясь по пляжу к месту вечеринки.

Минус одна. Остался еще один.

К моему ужасу, парень подходит ближе к воде, где продолжает стоять как статуя, уставившись вдаль. Его новая поза обеспечивает мне лучший обзор, поскольку он чуть больше подсвечивается лунным светом. Он высокий. Мускулистый. Одет в шорты и футболку, хотя я не могу сказать, какого они цвета, потому что слишком темно. Думаю, у него могли бы быть светлые волосы. И у него классная задница. А я обычно не обращаю внимания на задницы – на самом деле, не думала, что я любительница задниц, – но эта действительно привлекает внимание.

Пока он стоит ко мне спиной, у меня появляется шанс улизнуть. Я медленно поднимаюсь на ноги и вытираю липкие руки о свои джинсовые шорты. Черт, я и не подозревала, насколько была взвинчена. Мои ладони потеют только перед первым поцелуем и особенно мучительной ситуацией. То есть перед каждым разговором с матерью. Следовательно, они постоянно влажные.

Делаю глубокий вдох, затем маленький шажок.

Меня охватывает облегчение, когда парень не поворачивается в мою сторону.

Да. Я вполне могу это сделать. Черт, мне нужно всего лишь добраться до той дюны в десяти футах отсюда. Если он заметит меня после этого, я смогу притвориться, будто пришла с другой стороны. Ой, извини! Просто прогуливалась, не заметила тебя!

Побег в пределах досягаемости. Я чувствую это. Так что, конечно, успеваю пройти около пяти футов, прежде чем мой телефон решает помешать моим усилиям, громко оповещая о входящем сообщении.

А потом еще об одном. И еще.

Парень испуганно оборачивается.

– Эй! – Его глубокий, подозрительный голос доносится до меня вместе с ночным ветерком. – Откуда, черт возьми, ты взялась?

Чувствую, как у меня горят щеки. Я благодарна, что сейчас слишком темно, и он не видит, как я покраснела.

– Мне жаль, – выпаливаю я. – Я, эм… – Мозг лихорадочно ищет подходящую причину моего присутствия. И терпит неудачу. – Я совсем ничего не слышала о вашем разрыве, клянусь.

Ох ты ж, черт. Гениально, Кассандра.

Слышу слабый смешок.

– Совсем ничего, да?

– Абсолютно. Серьезно, могу заверить тебя, что я определенно точно не сидела здесь и не слушала, как тебя бросают. – Мой рот вне контроля. Он главный. Он – капитан. Всегда, когда нервничаю, склонна болтать без остановки. – Как бы то ни было, ты хорошо справился. То есть не падал на колени, не цеплялся за ее ноги и не умолял не уходить. Так что я благодарна за это. Ты избавил нас обоих от еще большего смущения, понимаешь? Это почти как если бы ты знал, что я была поймана в ловушку вон за тем бревном.

– Поверь мне, если бы я знал, что ты сидишь там, я бы увеличил коэффициент грусти примерно на двести процентов. Пролил бы немного слез, может, проклял небеса и оплакал бы свое бедное разбитое сердце.

Он неторопливо подходит ближе, и, когда я получше рассматриваю его лицо, мое сердцебиение мгновенно учащается. Срань господня, он великолепен. О чем, черт возьми, думала эта девушка, позволяя ему уйти?

Я окидываю взглядом его классически красивые черты лица. Жаль, что я не могу разглядеть, какого цвета у него глаза, здесь по-прежнему слишком темно. Однако я была права насчет светлых волос, так что предполагаю, глаза у него тоже светлые. Синие. Может быть, зеленые. В этих шортах и слегка помятой футболке он выглядит как типичный пляжный парень.

– И зачем бы тебе это делать? – спрашиваю.

– Ну, знаешь, просто чтобы доставить тебе еще больше неудобств. В наказание за то, что ты подслушивала.

– Непреднамеренно.

– Все так говорят. – Его рот изгибается в озорной улыбке, которая, как мне кажется, может быть его обычным выражением лица. Он задумчиво наклоняет голову. – Но знаешь что, я оставлю это без внимания. Никогда не смог бы затаить обиду на симпатичную девчонку.

Мои щеки полыхают еще сильнее. О боже.

Он думает, я симпатичная?

Нет, я и правда выбирала сегодняшний наряд с единственной конечной целью – быть привлекательной. Короткие шорты, которые придают моим ногам обманчиво удлиненный вид, в сочетании с обтягивающей майкой. Она черная, ведь это единственный цвет, способный сделать мои сиськи меньше. Когда я одета во что-то светлое, они подпрыгивают, как два пляжных мячика, даже с очень поддерживающим бюстгальтером.

Однако я осознаю, что его взгляд ни разу не опустился на мою грудь. А если и так, то сделал он это так плавно и незаметно, что я и не увидела. Его глаза по-прежнему прикованы к моему лицу, и я на мгновение замолкаю. Я постоянно вижу привлекательных парней в Бостоне. Кампус моего колледжа практически кишит ими. Но что-то в этом парне заставляет мои коленки дрожать.

Прежде чем я успеваю придумать остроумный ответ на его замечание о симпатичной девчонке – или вообще какой-либо ответ, на самом деле, – мой телефон снова издает звук. Я опускаю взгляд. Очередное сообщение от Пейтон. За ним следует еще одно.

– Кто-то популярен, – поддразнивает он.

– Эм, да. То есть нет. Это просто моя подруга. – Я стискиваю зубы. – Она одна из тех раздражающих людей, которые отправляют по десять одиночных сообщений вместо одного абзаца, и они все продолжают выскакивать, а телефон звонит снова и снова, пока не захочется разбить его об голову этих бесячих людей. Я это ненавижу, а ты?

У него отвисает челюсть.

– Да, – говорит он с такой искренностью, что я не могу не улыбнуться. Он качает головой. – Я чертовски это ненавижу.

– Скажи?

Раздается последний звоночек, то есть в общей сложности я получила шесть сообщений от Пейтон.

Просматривая уведомления, я в очередной раз радуюсь тому, что нахожусь в темноте, поскольку уверена – мое лицо стало еще краснее.

Пейтон: Как проходит вечеринка?

Пейтон: Есть симпатичные парни?

Пейтон: С которыми можно пофлиртовать?

Пейтон: Пофоткай кандидатов!

Пейтон: Ох, как же я хочу быть частью этого процесса.

Пейтон: Жаль, что я не там!

Хотелось бы сказать, что Пейтон шутит. Увы, это не так. Моей главной целью прихода на сегодняшнюю вечеринку было найти достойного кандидата для летней интрижки.

Прошло много времени с тех пор, как я проводила целое лето в Авалон-Бэй, но я до сих пор помню, как на протяжении многих лет наблюдала за друзьями, которые с головой погружались в эти летние романы. Страстные, головокружительные, волнующие любовные интрижки, где двое не могут оторваться друг от друга и все кажется таким срочным и напряженным, ведь известно, что это лишь временно. Каждое мгновение драгоценно, потому что наступит сентябрь, и вы распрощаетесь. Я так завидовала этим девочкам, мечтая о собственной летней любви, но было трудно сосредоточиться на мальчиках и романтике, пока моя семья пребывала в постоянном смятении.

После того как мои родители развелись, когда мне было одиннадцать, мы с мамой продолжали приезжать на лето, по крайней мере, поначалу. У семьи Таннеров по материнской линии давняя история, связанная с Авалон-Бэй. У моих бабушки и дедушки есть домик на пляже в более богатой части города, и они ожидали, что мы будем ежегодно приезжать к ним в гости. Тогда мама и папа все еще притворялись ради меня. Однако, как только папа женился во второй раз, – все закончилось. Гнев и презрение мамы по отношению к нему стали достоянием общественности – как и его к ней, – что сделало возвращение в Авалон-Бэй неким упражнением в психологической войне.

К счастью, вскоре после этого мама снова вышла замуж и объявила, что мы больше не будем проводить лето в прибрежном городке Южной Каролины, где я родилась и выросла. Не могу сказать, что не испытала облегчения. Это означало, что, когда я все-таки приеду в гости, смогу спокойно повидаться с папой и повеселиться. Конечно, потом я вернулась бы в Бостон, где мама начала бы допрашивать меня и потребовала бы узнать каждое слово о ней, произнесенное отцом. Это было досадно и несправедливо, но все же лучше, чем оказаться запертой в одном городе с ними обоими.

– Ответишь ей?

Голос парня вырывает меня из мыслей.

– О. Нет. Позже.

Я поспешно засовываю телефон в задний карман. Если я думала, что слышать, как его бросают, было неприятно, то это ничто по сравнению с тем унижением, которое я испытала бы, если бы он увидел сообщение Пейтон.

Мгновение он наблюдает за мной.

– Я Тейт, – наконец произносит он.

Я колеблюсь.

– Кэсси.

– Ты приехала на лето?

Киваю.

– Живу у бабушки, у нее дом в южном конце залива. Но на самом деле я выросла в Авалон-Бэй.

– Правда?

– Ага. Я переехала в Бостон с мамой после развода родителей, но мой отец все еще живет здесь, так что я, по сути, стала девочкой на лето. Ну, может, неофициальной девочкой на лето, так как обычно я приезжаю сюда только на неделю или две каждый июль. За исключением того, что в этом году я остаюсь до окончания Дня труда[2], так что, думаю, теперь я настоящая девочка на лето.

«Прекрати тараторить!» – приказываю я себе.

– Что насчет тебя? – спрашиваю я, в отчаянии пытаясь сместить фокус с себя и фразы «девочка на лето», которую использовала примерно четыре миллиона раз в одном предложении.

– Полная противоположность тебе. Я переехал в Бэй в начале средней школы. До этого мы жили в Джорджии. На острове Сент-Саймона. – Голос Тейта звучит немного мрачно. – Честно говоря, я завидую насчет Бостона. Мне вроде как хотелось бы, чтобы мы переехали в настоящий большой город, вместо того чтобы менять один пляжный городок на другой. Ты ходишь там в колледж?

– Да. Я учусь в Университете Брайар.

– Девушка из Лиги плюща, значит?

Мы идем нога в ногу, направляясь в сторону вечеринки. Это не запланировано, просто инстинктивно.

– Я перехожу в выпускной класс, – добавляю я.

– Круто. Что изучаешь?

– Английскую литературу. – Я с усмешкой оглядываюсь. – Знаю. Совершенно бесполезная фигня, если только я не хочу стать учителем.

– Ты хочешь быть учителем?

– Нет.

Он улыбается, и я замечаю, как в лунном свете мелькают ровные белые зубы. Его улыбка – само совершенство. Любая девушка просто потерялась бы в ней.

Я заставляю себя смотреть вперед, засовывая руки в карманы, пока мы идем.

– Знаешь, что меня бесит, Тейт?

– Что тебя бесит, Кэсси? – Я все еще чувствую, как он улыбается мне.

– Все говорят, когда учишься в колледже, находишь себя, верно? Но, судя по тому, что я видела, колледж – это просто куча дурацких вечеринок, ночных занятий и выслушивание какого-нибудь хвастливого бубнежа в лекционном зале. А ты тем временем сидишь и притворяешься, будто тебе понравилась занудная книга, которую поручили прочитать, когда на самом деле гораздо приятнее наблюдать, как закипает вода, чем читать большую часть классической литературы. Ну вот, я это сказала. Классика – отстой, ясно? А в колледже скучно.

Тейт усмехается.

– Может, ты ходишь не на те вечеринки.

Он прав. Так и есть. Ведь я ни разу в жизни не была на вечеринке, где бы так долго разговаривала с парнем, выглядевшим как Тейт.

По мере приближения к костру, путь для нас становится более освещенным. Музыка продолжает звучать – медленная песня в стиле регги – несколько пар обнимаются, двигаясь в страстном ритме. Толпа, похоже, полностью состоит из местных жителей. По крайней мере, если здесь и есть кто-то из загородного клуба, я их не узнаю. Летняя тусовка обычно не общается с людьми, живущими тут круглый год. Джой думает, что единственная причина, по которой ее пригласили сегодня вечером, заключалась в том, что этот парень – Люк, надеялся подцепить ее. «Эти местные парни получают удовольствие от соблазнения богатых девушек», – смеялась она ранее за ланчем.

Не то чтобы я знала об этом не понаслышке. Меня никогда не соблазнял кто-то местный. Да я и не считаю себя богатой девушкой, хотя полагаю, что так оно и есть. У моей семьи по материнской линии есть деньги. Достаточно денег. Но я всегда буду считать себя девушкой, выросшей на Сикамор-Уэй, в уютном домике в пригороде, недалеко от этой части залива.

В свете костра нам становится легче разглядеть друг друга, Тейт смотрит на конский хвост, который я тереблю, и издает стон.

– Ты рыжая, – словно обвиняет он, и его глаза сверкают. Они светло-голубые, как я и подозревала.

– Не приравнивай меня к рыжим, – протестую я. – Я медная.

– Ничего не значащая ерунда.

– Медная, – настаиваю я. Затем хватаюсь за свой конский хвост и прижимаю его ближе к его лицу. – Видишь? Темно-красные. Практически коричневые!

– Ммм-хмм. Продолжай повторять себе это, рыжик.

Тейт вдруг кажется рассеянным. Он смотрит куда-то сквозь костер, и мой взгляд следует за ним, останавливаясь на девушке с ярко-рыжими волосами. Вот это настоящий рыжий. В отличие от моего, медного, спасибо вам большое.

Рыжая болтает с двумя другими молодыми девушками, и все три потрясающе красивы. Блестящие волосы и хорошенькие личики. Откровенная одежда. И у них идеальные пляжные тела, которые вызывают у меня приступ неуверенности. Мне всегда было интересно, каково это – иметь нормальные пропорции. Это, наверное, потрясающе.

На мгновение выражение лица Тейта становится страдальческим, а затем он отводит взгляд от девушки.

На меня нисходит понимание.

– О боже мой. Это она? Кидальщица?

У него вырывается смешок.

– Она меня не кинула. И мы по-прежнему друзья, это не изменится. Она просто застала врасплох, вот и все. Обычно именно я заканчиваю подобные вещи.

– Хочешь, я пойду и поколочу ее за тебя? – предлагаю я.

Поджав губы, он оценивает мое телосложение. Во мне пять футов и три дюйма, и я довольно тощая. Стройная, если не считать огромную грудь. На самом деле, мои сиськи, вероятно, более эффективное оружие, чем кулаки.

– Не-а, – отвечает он, кривя губы. – Не думаю, что чувствую себя вправе быть ответственным за твою смерть.

– Как мило.

Он фыркает.

– Тейт! – зовет кто-то, и мы оба поворачиваемся на крик.

Рядом оказывается очень высокий парень с рыжеватой бородой, держащий в руках косяк. Он соблазнительно машет им перед Тейтом и выгибает бровь. Приглашение. Тейт кивает парню, показывая рукой, мол, он сейчас подойдет.

– Почему здесь так много рыжих? – требовательно спрашиваю я. – Это что, съезд?

– Это ты мне скажи. В конце концов, это твой народ.

Я рычу на него, а он просто снова смеется. Мне нравится звук его смеха.

– Хочешь, я тебя со всеми познакомлю? – предлагает Тейт.

Меня охватывает нерешительность. Я разрываюсь на части. С одной стороны, было бы забавно остаться и потусоваться. Но вижу, как рыжеволосая девушка наблюдает за нами со слегка озадаченным выражением на своем великолепном лице. Вообще-то, на нас смотрит много глаз. Я понимаю, что такой парень, как Тейт, постоянно привлекает к себе подобное внимание, и мне вдруг хочется, чтобы мы по-прежнему были окутаны тьмой пляжа, только он и я. Ненавижу быть в центре внимания. И представить себе не могу, сколько нервной болтовни я выдам при каждом новом человеке, которого встречу.

Поэтому я качаю головой и говорю:

– Вообще-то я уже ухожу. Нужно быть в другом месте.

Он ухмыляется.

– Ладно. Будь по-твоему, Мисс Популярность.

Едва ли. Единственное место, куда я отправлюсь, – это дом. Но, наверное, лучше позволить ему поверить, будто я порхаю с вечеринки на вечеринку пятничными вечерами, как какая-нибудь неуловимая светская бабочка. Пейтон одобрила бы этот план. Всегда заставляй их желать большего – вот девиз моей лучшей подруги.

– Ты здесь до сентября, говоришь?

– Ага, – беспечно отвечаю я.

– Круто. Тогда уверен, мы еще встретимся.

– Ага, возможно.

Дерьмо. Это прозвучало слишком уклончиво. Я должна была сказать что-нибудь застенчивое и кокетливое, типа «Надеюсь на это…», а потом попросить его номер телефона. Я мысленно бью себя, пытаясь найти способ исправить ошибку, но слишком поздно. Тейт уже неторопливо направляется к своим друзьям.

Если парень оглядывается, это хороший знак. Так всегда говорит Пейтон.

С трудом сглотнув, я смотрю на его удаляющуюся спину, на эти широкие шаги, оставляющие следы на песке.

А затем.

Он оглядывается.

Я вздыхаю с облегчением и неловко машу ему рукой, прежде чем отвернуться. Мое сердце учащенно бьется, когда я направляюсь по заросшей травой тропинке к дороге, где припарковала бабушкин «Лэнд Ровер». Достаю телефон из кармана как раз в тот момент, когда на экране загорается еще одно сообщение.

Пейтон: Ну что??? Есть счастливый победитель?

Я прикусываю губу и оглядываюсь в направлении вечеринки. Да.

Да, думаю, есть.

Глава 2 Кэсси

На следующее утро я застаю бабушку на кухне, она достает маффины из духовки. После ставит их на подставку для охлаждения на столешнице, рядом с тремя другими подносами.

– Доброе утро, дорогая. Выбирай свой яд, – щебечет бабушка, поглядывая на меня через плечо. – Есть банановые с орехами, с отрубями, с морковью, а с черникой только что испеклись, так что им нужно немного остыть.

Никаких сомнений – она не спала с семи утра и без остановки пекла нечто прекрасное. Для женщины за семьдесят она все еще удивительно бодра. Что забавно, ведь снаружи она кажется такой хрупкой. У нее стройное телосложение, нежные руки, кожа к старости истончилась, поэтому под ней всегда можно увидеть голубоватые вены.

И все же Лидия Таннер – это сила природы. Они с моим дедушкой Уолли управляли отелем в течение пятидесяти лет. Они купили участок на берегу моря за бесценок в конце шестидесятых, после того как дедушку ранили во Вьетнаме и демобилизовали из армии. Еще более диким является то, что они были моего возраста, когда построили «Маяк» с нуля. Я не могу представить, как можно построить отель, а затем управлять им в двадцать лет, особенно таким грандиозным, как «Маяк». И еще два года назад собственность на набережной была гордостью и отрадой моих бабушки и дедушки.

Но потом дедушка скончался, а отель был почти разрушен последним ураганом, опустошившим побережье. «Маяк» не первый раз становился жертвой шторма – такое случалось уже дважды, – но, в отличие от прошлого, на этот раз никто в семье не захотел его ремонтировать. Бабушка была слишком стара и устала, чтобы делать эту работу самой, особенно без дедушки Уолли, и я знаю, что втайне она была разочарована тем, что никто из ее детей не захотел взять на себя эту ответственность. Но моя мама и ее братья и сестры не были заинтересованы в спасении «Маяка», поэтому бабушка в конце концов приняла решение продать его. Не только отель, но и свой дом тоже.

Сделка по продаже дома закрывается через два месяца, а «Маяк» вновь откроет свои врата уже в сентябре под управлением нового владельца, вот почему мы вернулись. Бабушка хотела провести последнее лето в Авалон-Бэй, прежде чем переехать на север, чтобы быть поближе к своим детям и внукам.

– Как прошла вечеринка? – спрашивает она, усаживаясь на стул за кухонным столом.

– Нормально. – Я пожимаю плечами. – На самом деле, я там никого не знала.

– Кто ее организовывал?

– Какой-то парень по имени Люк. Он инструктор по парусному спорту в клубе. Там Джой познакомилась с ним. И кстати о Джой, она даже не появилась! Сначала зовет меня на вечеринку, а потом кидает. Я чувствовала себя так, будто явилась без приглашения.

Бабуля улыбается.

– Иногда так гораздо веселее. Идешь куда-нибудь, где тебя никто не знает… – Она выгибает тонкую бровь. – Это может быть весьма захватывающе – переосмыслить себя и сыграть роль на одну ночь.

Я морщусь.

– Пожалуйста, только не говори, что раньше вы с дедушкой встречались в барах отелей и притворялись другими людьми в какой-то странной ролевой игре, чтобы оживить брак.

– Ладно, дорогая. Не скажу.

Ее карие глаза искрятся озорством, придавая ей совсем юный вид. Забавно, что на публике бабушка выглядит такой элегантной и неприступной. Она всегда одевалась так, словно сошла с яхты, щеголяла в этих опрятных женственных нарядах, больше подходящих для шикарного Нантакета, чем для непринужденного Авалон-Бэй. Клянусь, у нее тысяча шарфов от Hermès. И все же, когда она в кругу семьи, ледяная внешность тает, и она становится самой теплой женщиной, которую вы когда-либо встречали. Мне нравится проводить с ней время. И она веселая. Иногда она ни с того ни с сего отпускает непристойную шутку за большим семейным ужином. Она произносит ее резко, со своим тонким южным акцентом, и это доводит нас всех до истерики. Моя мать терпеть это не может. С другой стороны, у нее нет чувства юмора. Никогда не было.

– У тебя появились какие-нибудь новые друзья? – подначивает бабуля.

– Нет. Но это ничего. Я увижусь с Джой, пока буду в городе, а Пейтон, возможно, приедет погостить на неделю или две в августе. – Я подхожу к противням и изучаю ассортимент маффинов. – Знаешь, я все еще жалею, что позволила тебе отговорить меня от поиска работы этим летом.

Бабушка отщипывает маленький кусочек от своего маффина с отрубями. Сколько я ее знаю, ее завтрак всегда состоял из маффина и чашки чая. Вероятно, именно так она поддерживала свою хорошую фигуру все эти годы.

– Кэсси, милая, если бы ты нашла работу, тогда ты бы не смогла завтракать со мной, не так ли?

– Хороший довод. – Я выбираю бананово-ореховый маффин и беру маленькую стеклянную тарелку из буфета, затем присоединяюсь к ней за столом. С моего маффина падает кусочек грецкого ореха, и я отправляю его в рот. – Итак, что мы сегодня делаем?

– Я подумала, мы могли бы съездить в город и осмотреть парочку новых магазинов, которые открылись? Леви Хартли взял на себя смелость обновить весь променад. Его строительная компания обошла все учреждения, пострадавшие от урагана, и привела их в порядок одно за другим. На днях я проходила мимо очень милого шляпного магазина, который была бы не прочь посетить.

Только бабушка Лидия захотела бы пойти в шляпный магазин. Единственная шляпа, которую я когда-либо носила, – это бейсболка университета Брайар, которую раздавали на инструктаже первокурсников, и то только потому, что нас заставили их надеть, дабы присягнуть на верность новому универу. Кажется, сейчас головной убор валяется где-то в глубине моего шкафа.

– Покупка шляп. Не могу дождаться.

Она тихо фыркает.

– Мне еще нужно найти подарок девочкам на день рождения, так что я бы не прочь заглянуть в парочку детских магазинов. О! Есть шанс, что мы сможем заскочить в отель? Я очень хочу посмотреть внутреннюю отделку.

– Как и я, – говорит бабуля, слегка хмуря брови. – Юная леди, которая купила его, Маккензи Кэбот, пообещала, что сохранит наши с твоим дедушкой намерения в отношении этого места, сохранит его очарование и характер. Она присылала мне чертежи обновлений, которые они планировали делать, вместе с фотографиями прогресса. Они и правда доказали ее стремление восстановить все как можно ближе к оригиналу. Но я не получала обновлений с начала июня.

Ее беспокойство очевидно. Я знаю, это самый большой страх бабушки – что «Маяк» станет совершенно неузнаваемым. Отель был ее наследием. Он пережил три урагана, дважды с любовью перестраивался бабушкой и дедушкой. Они вложили в него все, что у них было. Их кровь, пот и слезы. Их любовь. И меня немного раздражает, что ни один из их четверых детей даже не поборолся за то, чтобы сохранить это здание в кругу семьи.

Два моих дяди, Уилл и Макс, живут в Бостоне со своими женами, и у каждого из них по трое маленьких детей. Оба были совершенно непреклонны в том, что не собираются переезжать на юг, дабы ремонтировать отель, который им безразличен. У тети Жаклин и ее мужа Чарли дом в Коннектикуте, трое детей и нулевой интерес к тому, чтобы окунуться в индустрию гостеприимства. А еще есть мама, живущая в Бостоне, у которой все дни расписаны по минутам. Она занята тем, что направо и налево тратит деньги бывшего мужа, что сейчас происходит уже из чистой злобы, поскольку она вышла замуж богатой и независимой. Таннеры стоят миллионы. Но мой бывший отчим Стюарт совершил ошибку, попросив развода, а моя мать – жутко мелочная особа.

Я доедаю остатки своего маффина, а после вскакиваю со стула.

– Ладно, если мы собираемся в город, мне нужно переодеться во что-нибудь более презентабельное, – говорю я, указывая на свои потрепанные шорты и свободную футболку. – Я не могу пойти в этом за шляпами. – Я направляю острый взгляд на бабушкины безупречно отглаженные брюки-чинос, рубашку без рукавов и полосатый шелковый шарф. – Особенно с тобой. Боже мой, леди. Ты выглядишь так, словно собираешься на ланч с Кеннеди.

Она ухмыляется.

– Ты что, забыла мое самое важное жизненное правило, дорогая? Всегда выходи из дома одетым так, будто собираешься…

– …быть убитым, – заканчиваю я, закатывая глаза. – О, я помню.

Говорила же, бабушка иногда бывает мрачной. Но это хороший совет. На самом деле, я часто думаю об этом. Однажды я случайно вышла из общежития в неоново-оранжевых штанах, по которым давно плакала прачечная, а огромная дыра на промежности только усугубляла ситуацию. Когда я осознала это, у меня чуть не началась крапивница при мысли о том, что, если меня сегодня убьют, патологоанатом разденет меня на своем металлическом столе, и первое, что он увидит, будет дырка на моей промежности. Я стала бы единственным трупом в морге с румянцем на щеках.

Наверху я нахожу розовый сарафан и надеваю его, затем заплетаю волосы в косу. Когда я накручиваю резинку на конец косы, звонит телефон. Это Пейтон. Я не перезвонила ей, когда вернулась домой прошлой ночью, но отправила намеренно зашифрованное сообщение, которое, как я знала, сведет ее с ума.

– Кто он? – спрашивает она, когда я включаю громкую связь. – Расскажи мне все.

– Нечего рассказывать. – Я подхожу к туалетному столику и рассматриваю свой подбородок. Чувствую, как где-то под кожей появляется прыщ, но отражение говорит об обратном. – Я познакомилась с горячим парнем, отклонила его приглашение потусоваться с ним на вечеринке и вместо этого отправилась домой.

– Кассандра. – Пейтон в ужасе.

– Я знаю.

– Что, черт возьми, с тобой не так? Весь смысл вчерашнего похода был в том, чтобы встретиться с каким-нибудь парнем! И ты нашла его! Кстати, ты сказала, он горячий?

– Горячее я не видела, – издаю я стон.

– Тогда почему ты ушла? – Ее замешательство звучит скорее как обвинение.

– Я струсила, – признаюсь я. – Он был слишком пугающим! И ты бы видела девушек, с которыми он был, – идеальные, высокие, подтянутые богини. С идеально пропорциональными сиськами… в отличие от кое-кого.

– О боже мой, Кэсс. Прекрати. Ты знаешь, как я отношусь к тому, что ты себя принижаешь.

– Да-да, ты хочешь ударить меня по лицу. Но я ничего не могу с собой поделать. Серьезно, эти девушки были великолепны.

– И ты тоже, – раздается из динамика надтреснутый звук. – Ты знаешь, я реально ненавижу твою мать.

– Какое отношение к этому имеет моя мать? – фыркаю я.

– Ты что, издеваешься надо мной? Я была у тебя дома. Слышала, как она разговаривает с тобой. На днях я говорила об этом со своей мамой, и она сказала, что все это обидное дерьмо обязательно повлияет на твою самооценку.

– Почему ты говоришь со своей мамой обо мне? – спрашиваю я, и к горлу подступает смущение.

Иметь лучшую подругу, мать которой является клиническим психологом, иногда может быть настоящей занозой в заднице. Я знаю Пейтон с одиннадцати лет – мы познакомились вскоре после того, как с мамой переехали в Бостон, – и мать Пейтон постоянно копалась в моей душе, когда я была ребенком. Она всегда пыталась разговорить меня о разводе родителей, о том, что я из-за этого чувствовала, как на меня повлияла критика матери. Бла-бла-бла. Никакой психиатр не нужен, чтобы сказать мне, что существует прямая корреляция между моей неуверенностью в себе и словесными нападками моей матери. Или что она – разъяренная сука. Я слишком хорошо это знаю. В тех редких случаях, когда мы с папой говорили о ней, он признавал, что мама всегда переживала больше о себе любимой, чем о ком-то другом. И после развода стало только хуже, он будто вывернул ее наизнанку. Конечно, на пользу ей не пошло и то, что отец снова женился через полтора года, и теперь у него есть еще две дочки.

– Мама считает, нам нужно заставить замолчать твоего внутреннего критика. Он же ужасный голос твоей матери в твоей голове.

– Я все время затыкаю рот своему внутреннему критику. Лучик надежды, помнишь? – Ведь в то время, как жизненное правило моей бабули состояло в том, чтобы убедиться, что тебя убьют в твоем лучшем воскресном костюме, мое всегда гласило: нужно смотреть на все с положительной стороны. Находить луч надежды в любой ситуации, поскольку альтернатива – барахтание во тьме – неизбежно тебя уничтожит.

– Конечно, Маленькая Мисс Счастье, – насмешливо говорит Пейтон. – Всегда искать лучик надежды – как я могла забыть? – В ее голосе появляются нотки вызова. – Ладно, хорошо. Так скажи мне, где же лучик надежды в том, чтобы позволить красавцу ускользнуть?

Я обдумываю это.

– Он слишком горячий, – наконец отвечаю я.

В трубке раздается смех.

– Это как раз причина не дать ему ускользнуть. – Она издает громкий жужжащий звук. – Попробуй еще раз.

– Нет, это реально так, – настаиваю я. – Представь, что первый парень, с которым я пересплю, окажется таким сексуальным? Это испортит для меня всех будущих мужчин! Я буду ожидать, что каждый следующий будет твердой десяткой, и, когда никто не подойдет, я просто буду опустошена.

– С тобой невозможно. Ты хоть взяла его номер телефона?

– Нет, я же сказала, что убежала, как нервный болтливый кролик.

Она издает громкий, тяжелый вздох.

– Это неприемлемо, Кассандра Элиза.

– Мои глубочайшие извинения, Пейтон Мари.

– Если увидишь его снова, пригласишь на свидание, понятно? – Моя лучшая подруга перешла на тоталитарный режим. – Никакой болтовни. Никаких оправданий. Пообещай мне, что пригласишь его на свидание в следующий раз, когда увидишь.

– Обещаю, – говорю я беспечно, но только потому, что уверена, что никогда больше его не увижу.

Впрочем, сама виновата.

В тот момент, когда мы с бабушкой выходим на улицу пять минут спустя, я обнаруживаю, что на нашей подъездной дорожке стоит не кто иной, как Тейт.

Глава 3 Тейт

Требуется секунда, чтобы понять, что симпатичная рыжеволосая девушка на крыльце – та самая, с вечеринки прошлой ночью. Она была права: в ее волосах больше меди, чем рыжины. Думаю, из-за костра тон казался светлее. Затем мой взгляд устремляется к ее груди, просто быстрый взгляд, дабы убедиться, что вчера я не погрузился в какую-то подростковую фантазию. Но нет, мне это не приснилось. Ее сиськи объективно потрясающие. Подайте на меня в суд за то, что я заметил это. Я мужчина. Я всегда замечаю отличные сиськи.

На ней короткий сарафан длиной до середины бедра, который контрастирует с накрашенными красным лаком ногтями на ногах, торчащими из босоножек на ремешках. И она смотрит на меня так, словно не совсем уверена, что делать с моим присутствием.

– Мистер Бартлетт, что привело вас сюда сегодня утром?

Мой взгляд перемещается на пожилую женщину рядом с Кэсси.

– Доброе утро, миссис Таннер.

Я выдаю непринужденную улыбку, которая, по словам моих друзей, могла бы обезоружить даже диктатора. Не то чтобы Лидия Таннер была диктатором. Она совершенно милая леди, судя по тому общению, которое у нас было, когда я присматривал за домом по соседству. Это мое четвертое лето, проведенное в роскошном доме Гила и Ширли Джексон на берегу моря. Я с нетерпением ждал этого несколько недель.

– Просто хотел заскочить и сообщить вам, что я снова присматриваю за домом Джексонов этим летом, – говорю я ей. – Так что, если увидите включенный свет в неурочное время или, знаете, красивых парней, разгуливающих обнаженными, не пугайтесь… и не стесняйтесь заглянуть на огонек. – Я подмигиваю.

Кэсси издает саркастический смешок.

– Кассандра, – упрекает Лидия. – Пусть мальчик думает, будто он нас очаровывает.

– Думает? – Я добродушно насмехаюсь. – Вы же знаете, что любите меня, миссис Таннер.

– Как я уже говорила тебе в прошлом году, можешь называть меня Лидией. Это моя внучка, Кассандра.

– Кэсси, – поправляет она.

– Вообще-то, мы встречались прошлым вечером, – сообщаю я Лидии. – Столкнулись друг с другом на вечеринке. Как дела, рыжик?

– Не называй меня так. – Кэсси сердито смотрит на меня.

Лидия поворачивается к своей внучке.

– Ну вот, дорогая. Мы только что обсуждали отсутствие у тебя друзей, и смотри, теперь у тебя будет друг прямо по соседству. И он уже дал тебе забавное прозвище! Это чудесно. – Она протягивает руку и похлопывает Кэсси по руке, словно успокаивая расстроенного щенка.

Щеки Кэсси краснеют.

– Ты хуже всех, – ворчит она на свою бабушку.

Посмеиваясь, Лидия спускается по ступенькам крыльца.

– Я пойду заведу машину.

– Она сказала это нарочно, просто чтобы смутить меня, – бормочет Кэсси. Она прищуривает глаза, глядя на меня. – У меня есть друзья.

Я невинно моргаю.

– Конечно, похоже на то.

– У меня есть друзья, – настаивает она, и из глубины ее горла вырывается рычание.

Я подавляю смех. Черт, она симпатичная. Типа до смешного милая. У меня слабость к цыпочкам с веснушками. И тем, кто краснеет, когда я им улыбаюсь.

– Значит, ты не хочешь быть моим другом? – спрашиваю я, с удивлением глядя на Кэсси.

– Дружба – это огромное обязательство. Наверное, нам лучше просто оставаться соседями. Но тебе повезло, ведь это означает, что мы можем делать много веселых соседских вещей. – Она замолкает. – Я не совсем уверена, что именно. Может, встать у двух окон, обращенных друг к другу, и использовать фонарики для отправки сообщений азбукой Морзе?

– Ты думаешь, соседи так поступают?

– Понятия не имею. Окно моего общежития выходит на кирпичную стену, так что никто не посылает мне никаких тайных сообщений, если не считать пьяного парня из студенческого братства, который вечно теряется по дороге на Греческий ряд[3] и, спотыкаясь, кричит, что луна ненастоящая. И я не дружу ни с кем из соседей в мамином доме в Бостоне. Не то чтобы мы с тобой друзья. Я имею в виду, что даже не знаю тебя. Мы совершенно незнакомы. Хотя я видела, как тебя бросили, что было одинаково огорчительно для нас обоих, и такого рода совместное унижение приводит к вынужденной близости, которую никто никогда не должен испытывать. – Она обрывает себя. – Знаешь что? Я лучше пойду. Мы с бабушкой собираемся в город. Прощай, Тейт.

Мои губы дергаются в весьма непростой попытке подавить усмешку.

– Ага. Ладно. Увидимся позже, соседка.

Она фыркает, и на моем лице расплывается улыбка, пока я смотрю, как она уходит. Мой взгляд опускается, ненадолго задерживаясь на ее заднице. Черт возьми, отличные сиськи и отличная задница. Хотя она низенькая. Меня всегда тянуло к девушкам повыше. Во мне шесть футов и один дюйм, и я не хочу сломать себе шею, наклоняясь, чтобы поцеловать кого-нибудь. Рост Кэсси – пять футов и два или три дюйма, но что-то в развороте ее плеч и в том, как она ходит, придает ей больше статности. И она забавная. Немного странная. Но забавная. Я уже с нетерпением ждал следующих восьми недель в доме Джексонов. Жить по соседству с Кэсси этим летом – просто глазурь на и без того вкусном торте.

Белый «Рейндж Ровер» направляется к концу кольцевой подъездной дорожки, за рулем миссис Таннер. Я смотрю, как он исчезает, затем направляюсь к соседней двери. Поскольку дома́ на этом участке набережной расположены на склоне, между ними не так много пространства, по крайней мере, со стороны, выходящей на улицу, а это значит, что всегда можно увидеть своих соседей. К тому же высокое западное расположение равно захватывающий вид на Авалон-Бэй и непревзойденные закаты.

Дом Джексонов несколько раз пострадал во время последнего шторма, но Гил немедленно нанял подрядчика, чтобы привести его в порядок, и ландшафтного дизайнера – вывезти все упавшие деревья и мусор. Все, что осталось сейчас, – это покрытые мхом дубы и другие взрослые деревья, которые десятилетиями стояли здесь, оставаясь сильными и гордыми. Место полно очарования. Это поражает меня каждый раз, когда я здесь остаюсь.

Я прохожу между изящными белыми колоннами на крытое крыльцо и вхожу через парадную дверь. Внутри я долго осматриваю безукоризненно чистый главный этаж. Я всегда становлюсь параноиком, когда присматриваю за домом, боясь разбить что-нибудь бесценное или пролить пиво на их дорогие ковры. Захожу на кухню и направляюсь к самому длинному острову, который я когда-либо видел. Кончики пальцев скользят по гладкому дубу, выкрашенному в синий цвет моря. Экономка Мэри была здесь вчера, так что все чисто и без пыли. Запах лимона и сосны смешивается со знакомым соленым ароматом, доносящимся со стороны задних дверей. Первое, что я сделал, когда приехал сюда, – открыл все три комплекта французских дверей, расположенных во всю заднюю стену гостиной. Мое настроение всегда в тысячу раз улучшается, когда я чувствую запах океана.

Жужжит телефон, и я достаю его из кармана. Сообщение от мамы.

Мама: Устроился?

Я набираю быстрый ответ.

Я: Да. Распаковал вещи и готов к двум месяцам свободы. Вы, ребята, реально портили мне жизнь.

Мама: Ага, я уверена, вся эта домашняя еда была настоящей му́кой.

Я: Черт. Ладно. По этой части я буду скучать. Но Гил пополнил свой личный автопарк «Фонтанной молнией»[4], так что это наверняка компенсирует всю жирную еду навынос, которую я собираюсь есть.

Мама: Я завезу немного замороженной лазаньи. Отравление жиром – это не шутка.

Я: Как поживают мои детки? Они скучают по мне?

Мама: Ну… Фадж только что вздремнул где-то четыре часа, а Полли съела жука. Так что я собираюсь сказать… нет?

Я: Не, звучит так, будто они пытаются преодолеть свою тоску по мне. Ты должна позволить им поспать в твоей постели, пока меня не будет, чтобы они не чувствовали себя одинокими.

Мама: Вот уж нет!

Я улыбаюсь в телефон. Мои родители – садисты, которые отказываются позволять нашим собакам спать в их постели. Никогда этого не пойму.

Я: Короче, мне пора идти. Я напишу завтра.

Мама: Люблю тебя.

Я: Я тоже тебя люблю.

Меня не волнует, если это делает меня самым большим неудачником на планете, но иногда я думаю, что моя мама – мой лучший друг. Положа руку на сердце, она самая крутая дамочка, которую я знаю. И я рассказываю ей почти все. То есть, конечно, подробности своей сексуальной жизни держу при себе, но есть очень мало того, о чем я не стал бы рассказывать маме. Папе тоже. На самом деле, я думаю, что и он мог бы быть моим лучшим другом.

Господи, может, я и правда неудачник.

Оставив телефон на стойке, я подхожу к застекленным дверям и выглядываю наружу. За каменным патио, грилем и открытым камином находится короткая деревянная лестница, ведущая на верхнюю террасу. За ней дорожка на нижнюю террасу, тянущаяся к длинному частному причалу Джексонов, оборудованному электрическим лодочным подъемником и крытой пристанью. Я сосредотачиваю свой взгляд на конце причала, любуясь двумя лодками, пришвартованными там в данный момент. Любимая яхта Гила, «Безупречность», пришвартована на пристани яхт-клуба, но свою высокоэффективную моторную лодку и спортивную яхту «Бостонский Китобой» он оставляет на сезон рядом с домом.

По мне пробегает дрожь, когда я таращусь на красно-белую моторную лодку. «Молния». Господи, я бы убил, чтобы выгулять ее, но она безумно дорогая, и мне даже в голову бы не пришло спросить Гила, могу ли я ею попользоваться.

Я серьезно завидую жизни этого мужика. Гил – застройщик, стоящий миллионы, он владеет несколькими объектами недвижимости по всему миру и практически целым флотом лодок. Следующие два месяца они с Ширли проведут в Новой Зеландии, где планируют добавить к своему портфолио еще один дом. И, зная Гила, еще одну парусную лодку. Везучие придурки. Их жизнь кажется мне чистым раем – кругосветное плавание, исследование новых мест…

В частности, плавание под парусом – вот что действительно заставляет мою кровь кипеть. Мне кажется, работы инструктором по парусному спорту в клубе на неполный рабочий день недостаточно. В течение многих лет я мечтал проводить на воде целый день, но это просто неосуществимо, особенно когда мне нужно работать в семейном бизнесе, на пристани Бартлеттов. Не поймите неправильно, это неплохая халтурка. И всегда удивительно видеть, сколько денег люди готовы потратить на свои лодки. Но все равно, я бы предпочел быть на яхте, чем передавать ключи от нее кому-то другому.

Поскольку у меня выходной и Гил разрешил мне воспользоваться «Китобоем» и «Морским котиком», я беру телефон с кухонного стола. Погода идеальная для дня на воде, и я просматриваю свои сообщения, пытаясь решить, кому из друзей написать.

Я почти уверен, что Дэнни, мой коллега-инструктор по клубу, сегодня работает.

Люк должен быть дома, но у меня такое чувство, что у него будет слишком сильное похмелье после вчерашней вечеринки. Когда я уходил около двух часов ночи, он все еще пил текилу с нашими подругами Стеф и Хайди.

Я бы попросил своего приятеля Уайета, нашего местного тату-мастера, но между нами какие-то странные отношения. Но не из-за меня. Я просто занимался своими делами, тусовался с Аланой то тут, то там, когда Уайет расстался со своей давней девушкой и внезапно решил, будто у него тоже есть чувства к Алане. Следующее, что я помню, – я в самом центре любовного треугольника, частью которого никогда не хотел быть, из-за женщины, которая на самом деле не хочет ни одного из нас.

Сначала я отправляю сообщение Люку, который отвечает, не стесняясь в выражениях.

Люк: Братан, у меня дичайшее похмелье. Если я войду в воду, меня стошнит прямо на твое уродливое лицо.

Следующим я пишу Эвану Хартли, хотя я почти уверен, что вчера вечером он сказал мне, что они со своим братом Купером сегодня будут на одной из своих строительных площадок. Я все равно отправляю ему сообщение, поскольку из близнецов именно он с большей вероятностью уклонится от своих обязанностей и отправится днем выпивать со мной на лодке.

Эван: Не могу. Мы слишком отстаем с этой дурацкой работой.

Черт. Думаю, сегодня я сам по себе.

Эван: Но позже пропустим по пивку с Дэнни. В Rip Tide. Около семи. Ты в деле?

Я быстро выдаю ответ.

Я: Идет. Увидимся там.

Глава 4 Кэсси

– Как ты думаешь, шестилетнему ребенку это понравилось бы? – Я держу в руках красную футболку с изображением фиолетового единорога, катающегося на доске для серфинга. – Чем увлекаются дети в наши дни? Я понятия не имею, что подходит по возрасту.

Смех бабули эхом разносится между нами.

– А я имею? Мне только что исполнилось семьдесят четыре, дорогая. Когда мне было шесть лет, по земле все еще бродили динозавры.

Я фыркаю.

– Семьдесят четыре – это еще не старость. И к тому же ты даже старой не выглядишь. – Я вешаю футболку обратно на вешалку. Мне кажется, цвета слишком яркие. Когда я видела девочек на Пасху, они обе были одеты в бледно-пастельные тона. Хм-м-м. Но это могло быть связано только с Пасхой. Я знаю, что моя мачеха Ния любит наряжать их по праздникам.

Когда я навещала их на прошлое Рождество, они были в одинаковых красных платьях и милых повязках из омелы на головах.

Ох. Это слишком сложно, что только подчеркивает, как мало я знаю своих сводных сестер. Но, полагаю, это неизбежно, раз уж их мать позаботилась о том, чтобы я проводила с ними как можно меньше времени. Черт, держу пари, если бы это зависело от нее, я бы даже не присоединилась к ним на праздновании дня рождения в следующем месяце. Бедная Ния. Вероятно, втайне она была в ярости, когда ее девочки-близнецы родились в мой день рождения. И, боже, какая ирония судьбы… новые дочери папы родились в тот же день, что и его старая, что фактически вычеркнуло меня из его жизни, и… «Лучик надежды!» – кричит голос в моей голове прежде, чем я погружаюсь еще глубже на дно.

Точно. Я делаю ровный вдох. Лучик надежды в том, чтобы разделить день рождения с моими сестрами… Одна вечеринка вместо двух. Консолидация – это всегда плюс.

– Я не знаю. – Мой взгляд еще раз скользит по вешалке с детской одеждой. – Может, вместо этого мы сможем сходить в магазин настольных игр? Тот, что рядом со смузи-баром?

Покупка подарка стала на удивление сложной задачей.

Мы с бабушкой выходим из магазина и попадаем в гнетущую июльскую жару. Я и забыла, как жарко здесь бывает летом. И в какой полный дурдом превращается главная улица. Но меня не беспокоят ни душный воздух, ни толпы людей. Авалон-Бэй – это не просто типичный пляжный городок с набережной, туристическими магазинами и ежегодным карнавалом. Это мой дом. Я родилась здесь. Все мои детские воспоминания связаны с этим городом. Я могла бы отсутствовать пятьдесят лет, и это чувство сопричастности, чего-то знакомого никуда бы не исчезло.

– Когда ты встречаешься с отцом? – спрашивает бабушка, пока мы идем по тротуару. Воздух такой горячий и влажный, что дорога под нашими ногами практически шипит от жары.

– В пятницу, – отвечаю я. – Я собираюсь пойти к ним на ужин. А потом, в субботу вечером, мы могли бы сводить девочек куда-нибудь. Может, на мини-гольф.

– Это будет весело. Он не смог увидеться с тобой в эти выходные?

Хотя в ее голосе нет осуждения, я не могу не встать на защиту папы.

– Девочкам предстояло посетить целую кучу вечеринок по случаю дня рождения. Думаю, весь их круг общения – это кучка июльских младенцев.

И он не смог отойти на часок или около того и пригласить тебя пообедать? Устроить ужин?

Неужели у девочек нет матери, которая могла бы присмотреть за ними какое-то время?

Разве им не пора ложиться спать в восемь часов?

Вот они, верные вопросы, которые она могла бы задать, но у бабушки больше такта, и она знает, что у меня сложные отношения с папой.

Честно говоря, я привыкла быть для него на втором плане. Вот уже много лет он прилагает все усилия, дабы избегать общения со мной наедине, если может, хватается за любую возможность, чтобы Ния и близнецы были рядом и служили буфером. Я уверена, отец знает, что я замечаю, но не отдает себе отчета в том, что делает, и я тоже. И потому эта недосказанность между нами все растет и растет. Гора слов, которые мне не высказать. Начиналось все как словесный холмик, но теперь это вершина полуправды гигантских масштабов. Переполненная эмоциями, пронизанная препятствиями. Маленькие обвинения, которые я никогда не произнесу вслух.

Почему ты не боролся за опекунство? Почему ты не хотел меня?

– Ты с нетерпением ждешь встречи с сестрами?

Я отгоняю мрачные мысли прочь и нацепляю солнечную улыбку для бабушки.

– Я всегда радуюсь встрече с близняшками. Они такие милые.

– Они по-прежнему бегло говорят по-французски? – с любопытством спрашивает она.

– Ага. Свободно владеют французским и английским языками. – Моя мачеха – гаитянка и выросла, говоря по-французски, поэтому была непреклонна в том, чтобы ее дети знали ее родной язык. Забавно наблюдать, как Роксана и Мони́к разговаривают по-французски. Иногда Рокси говорит по-французски, а Мо отвечает по-английски, или наоборот, что приводит к веселым односторонним разговорам. Я правда обожаю своих сестер. Жаль, что не могу проводить с ними больше времени.

Бабушка, кажется, замедляет шаг, поэтому я подстраиваюсь под ее походку.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Мы ходим по магазинам уже два часа. Не самое долгое время, но на улице сто градусов тепла[5], а она одета в шелк с головы до ног. Я удивлена, что ее одежда не прилипла к телу. Я бы превратилась в потное месиво. Но бабуля всегда при параде, даже когда запекается на солнце.

– Жарковато, – признается она. Она снимает шарф с шеи и бледной рукой обмахивает обнаженную плоть. Солнце продолжает палить. На бабуле широкополая шляпа, но я без головного убора, несмотря на наш визит в шляпный магазин.

– Давай просто сходим в магазин настольных игр, а потом домой, – предлагаю я.

Она кивает.

– Хорошая идея.

Мы приближаемся к магазину смузи, когда в витрине появляется предательница. Джой стучит в окно и машет мне рукой. Она поднимает палец, давая понять, что придет через секунду.

– О, там Джой, – говорю я бабуле.

Я беру ее за руку и отхожу от тротуара, чтобы пропустить группу пешеходов. Поток людей просто нескончаемый, Авалон-Бэй на пике своей туристической привлекательности. Семьи, пары и группы шумных подростков уже заполонили улицы и пляж, а поскольку в конце набережной только что стартовал карнавал, в ближайшие недели здесь будет еще больше народу. Я очень скучала по этому месту.

Джой выходит из магазина, посасывая коктейль через соломинку. На ней белое мини-платье, подчеркивающее ее смуглую кожу, а также босоножки на танкетке и огромные солнцезащитные очки. Gucci, ее любимый дизайнер.

– Я так рада, что наткнулась на тебя, – щебечет она, ее карие глаза счастливо сияют. – Я буквально только что собиралась написать сообщение и узнать, не хочешь ли ты пойти куда-нибудь сегодня вечером.

Я насмешливо смотрю на нее.

– Зачем? Чтобы ты снова могла меня кинуть?

Она покаянно стонет.

– Ах, знаю, я так сожалею о вчерашнем.

– Что, черт возьми, это было? Ты выкручиваешь мне руки, заставляя пойти на вечеринку к какому-то незнакомому парню, а потом даже не появляешься? – ворчу я.

– Мне жаль, – снова говорит она, но теперь ее тон более беззаботный, от ее сожаления не осталось и следа. Джой всегда была взбалмошной, она не тратит время на пресмыкательство. Как только она извиняется за какой-то грех, сразу же забывает о нем с молниеносной скоростью. – Я вышла из клуба и собиралась домой, переодеться для вечеринки, как и написала, но потом заехала на подъездную дорожку и обнаружила, что Исайя ждет меня на пороге.

Исайя – парень, с которым она встречалась с тех пор, как нам исполнилось шестнадцать. Однако, когда мы с ней разговаривали в последний раз, она поклялась, что покончила с ним.

Я разочарованно вздыхаю.

– Пожалуйста, не говори, что снова сошлась с ним.

– Нет-нет. Он просто принес коробку с вещами, которые я оставила у него дома. И там было несколько фотографий, которые я распечатала, так что мы начали просматривать их, и одно привело к другому, и – закройте уши, миссис Таннер, – мы трахнулись.

Бабуля разражается звонким смехом.

– Я тоже рада тебя видеть, Джой, – говорит бабушка, прежде чем слегка похлопать меня по руке. – Кэсси, почему бы мне не вернуться домой, а Джой заменит меня в качестве компаньонки по магазинам?

– Ты уверена? – Мой лоб морщится. – Ты в порядке, сможешь повести машину сама?

– Я привезла нас сюда, – напоминает она мне, одаривая тем самым взглядом с приподнятой бровью, который переводится как «не задавай вопросов старшим, дорогая».

Я все равно расспрашиваю ее.

– Да, но ты сказала, что чувствуешь жар. Что, если у тебя солнечный удар…

– Со мной все будет в порядке. Идите. Веселитесь, девочки. Похоже, вам есть о чем поболтать. – Сверкнув глазами, бабушка оставляет нас одних. Я смотрю ей вслед – ее сильная походка и прямые плечи прогоняют мои опасения. Иногда трудно вспомнить, какая она крутая, когда кажется, будто малейший ветерок может сбить ее с ног.

– Итак, что мы покупаем? – спрашивает Джой.

– Я хотела заскочить в магазин настольных игр, купить что-нибудь на день рождения Рокси и Мо.

– Вау, Ния позволяет тебе увидеть свое драгоценное потомство в их особый день?

– Будь милой.

– Нет уж, это твоя работа. Ты у нас милашка. Я бешеная стерва в этой дружеской связке, помнишь? Вот почему мы хорошая команда.

Нужно отдать ей должное, это интересная дружба. С Пейтон я познакомилась, когда переехала в Бостон, а Джой знаю с тех пор, как нам было по пять лет. Она тоже была девочкой на лето, ее семья каждый год приезжала с Манхэттена, чтобы провести июнь – август в Авалон-Бэй. В детстве мы были неразлучны, но в конце концов отдалились друг от друга и не воссоединялись до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать, и я не приехала к отцу на несколько недель. Моим сестрам на тот момент едва исполнилось два года, так что у папы было полно дел и очень мало времени для меня. В итоге я провела большую часть каникул, тусуясь у бассейна загородного клуба, где однажды утром столкнулась с Джой, и наша дружба возобновилась.

– Да? И где же был мой товарищ по команде вчера? – требовательно спрашиваю я. – Все еще не могу поверить, что ты кинула меня. Я не знала там ни одного человека. – Что неудивительно, учитывая, что я, вероятно, могла бы пересчитать по пальцам одной руки количество местных, которых знаю по именам.

Приезжающие на лето обычно не общаются с местными. Они вращаются в разных кругах, проводя большую часть своего времени на дорогих семейных яхтах или в загородном клубе, где я, как ожидается, проторчу почти все это лето. В будущем я вижу, как буду много валяться в шезлонгах и разглядывать всех этих горячих, опрятных парней.

Не поймите меня неправильно, я не из тех богачек, что отказываются работать. Я работала неполный рабочий день с шестнадцати лет и только что провела последние три года в колледже, работая бариста. Моя трудовая этика унаследована исключительно от отца. Папа, который не происходил из неприлично богатой семьи, как мама, всегда вдалбливал мне в голову важность хорошей, честной работы. Бабушка, однако, отказывается позволять мне устроиться на работу, пока я этим летом буду в Авалон-Бэй. Она решила навязать мне ежедневное качественное времяпрепровождение. Хотя я, конечно, не жалуюсь. Больше всего я предпочитаю компанию бабули.

– Я слышала, вечеринка удалась, – говорит Джой, пока мы шагаем нога в ногу. Она потягивает свой коктейль. – Парень, который пригласил меня… Люк? Он прислал СМС с вопросом, почему я не пришла. Бедный мальчик был опустошен. – Она улыбается. – Я бы точно с ним переспала. Он милый. Но этот чертов Исайя. Я просто не могу держаться подальше от этого засранца.

– Это реальная проблема, – торжественно соглашаюсь я.

– Ты вообще ни с кем не разговаривала? – настаивает она. – Даже с печально известными близнецами Хартли? Кажется, один из них был там.

Ладно, имена этих местных я знаю. И почти уверена, что все, как местные, так и приезжающие на лето, слышали о Хартли. Два греховно горячих близнеца, которые раньше поднимали шум по всему городу. В те дни ходили слухи об украденной козе, угнанной полицейской машине и увеселительной прогулке вокруг залива, которая закончилась тем, что один из близнецов попал в больницу с сотрясением мозга. Но это звучит слишком нелепо, чтобы быть правдой. Рассказы об их многочисленных связях, особенно с девушками из Гарнетского колледжа, которые приезжают сюда каждый сентябрь… Ну, этим слухам я склонна верить.

– Я их не видела, – говорю я, копаясь в памяти. Я смутно помню высокого чувака с темными волосами и татуировками, но, на самом деле, это мог быть кто угодно. – Но я все же поговорила с одним парнем.

– Ах! Да! Моя девочка. С кем?

– С Тейтом. – Я пытаюсь вспомнить, как бабушка назвала его сегодня утром. Мистер… – Бартлеттом. С Тейтом Бартлеттом?

У Джой отвисает челюсть.

– Реально? О, я знаю о нем все.

– Правда?

Я удивлена. Как я уже сказала, если не считать случайных опасных свиданий, «летние» и «местные» не слишком уж социально совместимы.

– О да, прошлым летом он переспал с моей сестрой.

– Нет! Да иди ты! С Луизой?

Хоть убейте, я не могу представить, чтобы старшая сестра Джой переспала с кем-нибудь, не говоря уже о Тейте.

Луиза настолько чопорна и благопристойна, насколько это возможно. Я всегда предполагала, что она ждала замужества.

– А что же насчет ее пояса верности?

Подруга фыркает.

– Кое-кто нашел к нему ключ, и его имя Тейт Бартлетт. Он инструктор в яхт-клубе, как и тот парень, Люк. Они друзья.

Я все еще не могу уложить в голове Луизу и Тейта.

– Как это вообще произошло? Он и Луиза.

– В прошлом году она решила немного порисковать. Помнишь, у нее был ужасный период превращения в платиновую блондинку? Я отправила тебе сообщение с фоткой.

Я серьезно киваю.

– Выглядело не очень хорошо.

– Вот уж точно. – Джой крутит соломинку для смузи пальцами. – Короче, они встретились в клубе, он пригласил ее на свидание, и они замутили. По-моему, добрались только до третьей базы. Потому что, знаешь ли, это моя сестра. Но мне сказали, что он реальный плейбой.

Едва ли я в шоке. Парни, которые выглядят так хорошо, обычно сами выбирают себе женщин.

Однако слух о том, что он игрок, несколько притупляет блеск Тейта.

– Значит, у него репутация подлеца?

– На самом деле, все наоборот. Мол, этот парень привлекает больше, чем знаменитость, но ты не услышишь о нем ни одного плохого слова. У всех, кто его знает или был с ним, загораются глаза, когда ты заговариваешь о нем. Начинают разглагольствовать о том, какой он милый и замечательный. И, само собой, великолепен в постели.

– Само собой, – эхом отзываюсь я, закатывая глаза. В глубине души я испытываю некоторое облегчение, услышав, что у него нет сомнительной репутации.

– Как вы с ним познакомились? О чем говорили? – Она берет меня под руку. – Мне нужны все подробности.

Следующий час мы проводим в городе, где я выбираю подарки девочкам на день рождения. Я понимаю, что мне придется обратиться за советом к папе, а это похоже на поражение. Джой высаживает меня у дома, и мы планируем вернуться на променад позже, чтобы послушать живую музыку. Она уходит, пообещав, что заедет за мной в восемь и на этот раз абсолютно, на сто процентов, не бросит меня.

Провожу остаток дня дома, читая у бассейна и переписываясь с Пейтон, затем ужинаю с бабушкой на задней террасе с видом на тихий залив. Я предлагаю потом поиграть с ней в карты, но она хочет лечь пораньше, поэтому мы расстаемся наверху лестницы, бабушка направляется в свою комнату, а я ныряю в свою.

Я всегда останавливаюсь в одной и той же комнате, когда приезжаю в гости. Просторная спальня с деревянным полом оформлена в белых и желтых тонах и имеет собственную ванную комнату и большое эркерное окно со встроенной скамьей для чтения. Помимо антикварного письменного стола и шкафа, основным предметом мебели является огромная кровать с четырьмя столбиками, на которую я бросаю свой телефон.

Мне нужно принять душ, вымыть голову и найти что-нибудь симпатичное, чтобы надеть в город сегодня вечером. Операция «Интрижка», возможно, прошлой ночью и натолкнулась на препятствие, но если я серьезно настроена завести себе страстный летний роман – а так и есть, – то пришло время привести этот план в действие.

В идеале закрутить интрижку можно было бы с моим невероятно горячим и, по-видимому, очень открытым для перепихонов соседом, но у меня уже было две возможности сделать шаг или, по крайней мере, попросить его номер телефона, и оба раза я их упустила. Поэтому класть все яйца в корзину Тейта, вероятно, неразумно. Мне нужно быть открытой для встреч с другими парнями. Расширить кругозор своих увлечений.

И лучшего времени для начала, чем сегодняшний вечер, просто нет.

Я снимаю резинку и начинаю расплетать косу, направляясь к окну, чтобы предварительно задернуть занавески перед тем, как идти в душ.

И застываю на месте. Мои пальцы замирают, наполовину распущенная коса забыта.

Из моего окна хорошо виден соседний дом.

И соседское окно. То, что обращено к моему. И поскольку два дома разделены всего лишь парой ярдов[6], а на боковой тропинке, проходящей между домами, нет деревьев, мне открывается ясный, беспрепятственный, идеальный, великолепный вид на Тейта, раздевающегося в спальне напротив.

У меня перехватывает дыхание.