Драконы Терры. Книга 2. Колдовство королевы E-Book

Брайан Наслунд

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Звезды новой фэнтези
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2022

Seitenzahl: 646

Beschreibung

Освоив силу, скрытую в драконьей нити (редчайшем нервном волокне, извлеченном из позвоночника дракона породы призрачный мотылек), королева Эшлин Мальграв единолично испепелила войско мятежных баронов — и все же вынуждена бежать из своей родной Альмиры. Теперь по поручению Окину, императрицы Папирии, и при помощи Бершада Безупречного, лучшего драконьера на всей Терре, Эшлин пытается проникнуть в тайны изысканий, которыми некогда занимался Озирис Вард, злополучно известный королевский инженер Баларии, на острове Призрачных Мотыльков — северном пристанище пиратов. Тем временем построенный Озирисом из драконьих костей баларский воздушный флот отправляется на завоевание остальных держав Терры… Впервые на русском — продолжение «возможно, лучшего дебюта в жанре темной фэнтези со времен "Ведьмака" Сапковского» (Grimdark Magazine).

Leseprobe

Содержание

ЧАСТЬ I

ЧАСТЬ II

ЧАСТЬ III

ЧАСТЬ IV

Приложение

Благодарности

Brian NaslundSORCERY OF A QUEENCopyright © 2020 by Brian NaslundAll rights reserved

Публикуется с разрешения автора и его литературных агентов, Liza Dawson Associates (США) при содействии агентства Александра Корженевского (Россия).

Перевод с английского Прохора Александрова

Серийное оформление Виктории Манацковой

Оформление обложки Егора Саламашенко

Иллюстрация на обложке Сергея Шикина

Наслунд Б.Колдовство королевы. Драконы Терры. Кн. 2 : роман / Брайан Наслунд ; пер. с англ. П. Александрова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2022. — (Звезды новой фэнтези).

ISBN 978-5-389-21803-1

18+

Освоив силу, скрытую в драконьей нити (редчайшем нервном волокне, извлеченном из позвоночника дракона породы призрачный мотылек), королева Эшлин Мальграв единолично испепелила войско мятежных баронов — и все же вынуждена бежать из родной Альмиры. Теперь по поручению Окину, императрицы Папирии, и при помощи Бершада Безупречного, лучшего драконьера на всей Терре, Эшлин пытается проникнуть в тайны изысканий, которыми некогда занимался Озирис Вард, злополучно известный королевский инженер Баларии, на острове Призрачных Мотыльков — северном пристанище пиратов. Тем временем построенный Озирисом из драконьих костей баларский воздушный флот отправляется на завоевание остальных держав Терры…

Впервые на русском — продолжение «возможно, лучшего дебюта в жанре темной фэнтези со времен „Ведьмака“ Сапковского» (Grimdark Magazine).

© П. Александров, перевод, 2022© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022Издательство АЗБУКА®

Посвящается Джесс

Часть I

Безмятежность природы — иллюзия;обманка для неискушенного взгляда.

Эшлин Мальграв

1Бершад

Терра, Море Душ

После охренительного фиаско в Незатопимой Гавани Бершад, Эшлин и Фельгор отправились на север, в Папирию.

Хороший мореход при попутном ветре проделал бы путешествие меньше чем за две недели, но ветер был встречный, а нескончаемые ливни и шквалы разодрали паруса в лоскуты. После двадцати семи дней плавания беглецы с трудом добрались до Надломленного полуострова — россыпи крошечных скалистых островков на полпути из Альмиры в Папирию.

На двадцать восьмые сутки погода улучшилась, и корабль прибавил ход. Впервые почти за месяц казалось, что удача склоняется на их сторону.

Наконец-то все вздохнули с облегчением. Бершад и Эшлин сидели на корме фрегата, разглядывая ночное небо, перечеркнутое истончающимся прерывистым косяком — последние стаи драконов летели на восток. Курносые дуболомы. Шипогорлые вердены. Громохвосты. Красноголовы. Гризелы. Высоко-высоко над ними парили серокрылые кочевники. Великий перелет подходил к концу. Приятно было сознавать, что все драконы найдут прибежище на дальнем берегу Моря Душ — в месте, которое отвоевали для них Бершад и Эшлин.

Пока Бершад вспоминал свои подвиги, в ожидании завтрака потягивая рисовое вино, пять красноголовов, оторвавшись от стаи, боевым клином устремились к кораблю.

Бершад выругался, вскочил и заметался по палубе в поисках оружия. Драконы с оглушительным рыком кружили над одиноким судном, устрашающе клацая челюстями в предвкушении поживы.

— Дайте мне копье!

— У нас нет копий, — буркнул капитан корабля, Джаку; это его матросы спасли Бершада и Эшлин после битвы в Незатопимой Гавани. — Есть только гарпуны для косаток. — Он махнул рукой на груду рыболовных принадлежностей.

Матросы на палубе сыпали папирийскими проклятиями и взводили арбалеты.

— Арбалетные болты только разозлят этих гадов, — прорычал Бершад, роясь в груде гарпунов, пока не выбрал один, хреново сбалансированный, но с таким острым наконечником, что им можно было резать стекло.

— Ты собираешься в одиночку убить пять красноголовов, альмирец? — спросил Джаку.

— Нет, — ответил Бершад. — Не в одиночку.

Он повернулся к Эшлин. Она уже разматывала драконью нить на запястье. Придурочный внутренний голос настаивал, чтобы Бершад побыстрее увел Эшлин в трюм, но эта самая Эшлин истребила два войска обрывком позвоночного волокна призрачного мотылька. Так что сейчас единственной надеждой на спасение был не Бершад, а именно Эшлин.

— Мы с Сайласом разберемся с драконами, — сказала она. — Все остальные марш в трюм.

Папирийских моряков дважды просить не пришлось. Джаку тоже не стал возражать и быстренько спустился. Фельгор, Хайден и остальные папирийские вдовы остались на палубе. Они дали клятву защищать Эшлин от любой опасности, включая драконов.

— Вы мне ничем не поможете, — сказала Эшлин Хайден. — Будете путаться под ногами и наверняка пострадаете. Ступайте.

Хайден замялась, но вдовы всегда отличались прагматичностью, а к тому же Эшлин была права. Хайден коротко кивнула и вместе со своими сестрами по оружию направилась следом за моряками.

Фельгор пожал плечами:

— Ну, раз уж вдовы рванули в укрытие, то и я не стану почем зря похваляться смелостью. — Он бросился к люку, ведущему в трюм, выкрикнув на ходу: — Постарайтесь не погибнуть!

Бершад оглядел небо. Красноголовы все быстрее и быстрее закладывали круги над кораблем, с каждым заходом сужая витки. Только драконы этого вида охотились подобным образом и никогда не меняли своего поведения.

— Сейчас два дракона отделятся от стаи и нападут с противоположных сторон, — сказал Бершад.

— Знаю, — ответила Эшлин. — Ты какую сторону возьмешь?

— Ту, с которой подлетит дракон поменьше, королева-ведьма, — заявил Бершад.

— Не смей меня так называть! — Она резко рванула нить, зажатую в кулаке; заискрили разряды молнии, которую Эшлин ловко сгребла в ладонь и приготовилась метнуть, как увесистый речной голыш.

Бершад сунул в рот последние комочки божьего мха — остатки запасов, сделанных в Незатопимой Гавани, — и быстро проглотил. Желудок наполнился жаром, а мышцы привычно налились неодолимой силой.

Два дракона разорвали круг. Самки. Громадные.

— Отлично, — пробормотал Бершад и отступил к правому борту.

Эшлин шагнула в противоположном направлении, воздев обвитую молниями руку.

Бершад стал напротив одной из самок красноголова. Она была в два раза больше той, которую он убил под Аргелем, — огромные распростертые крылья, бьющий по воздуху длинный хвост. Дракониха устремила на Бершада взгляд горящих глаз. Бершад ответил ей тем же и покрепче сжал древко гарпуна, выжидая, пока самка не приблизится на сотню локтей.

— Давай! — выкрикнул он и швырнул гарпун.

Эшлин метнула молнию. Гарпун вроде бы тоже попал, только непонятно, куда именно. Дракониха пронеслась над головой Бершада. Мелькнула чешуя, просвистел порыв ветра. Раздался пронзительный визг, что-то громыхнуло, и Бершаду достался резкий удар по затылку. Драконьер ничком грохнулся на палубу. Глаза застил белый высверк.

В падении Бершад сломал себе челюсть и нос, а еще, судя по невыносимой боли, заработал трещину в черепе. Впрочем, божий мох помог телу залечить увечья. Бершад поспешно вправил челюсть, пока кости не срослись криво. Зрение понемногу возвращалось, и он с усилием поднялся на ноги. Эшлин, целая и невредимая, по-прежнему стояла на месте. Оглядывалась. Половину корабельной мачты снесло, оба красноголова оказались в воде. У головы драконихи, которую загарпунил Бершад, расплывалось багровое пятно. Дракониха, сбитая Эшлин, покачивалась на воде брюхом вверх, как дохлая рыбина.

Бершад хмыкнул, ощупывая затягивающуюся трещину в черепе:

— Для начала неплохо.

— Еще бы. Если не считать сломанной мачты и трех оставшихся красноголовов. — Дымящимся пальцем Эшлин указала на драконов, которые закладывали дугу слева; их костяные макушки алели под яркими лучами полуденного солнца. — Они вот-вот нападут.

— Ага.

Бершад вытянул еще один гарпун из груды на палубе. Оставалось только надеяться, что им еще раз повезет.

Красноголовы были не только жестоки, но и очень умны. Увидев, какая судьба постигла двух охотниц, драконы сменили тактику — решили напасть сразу с трех сторон, держась на большом расстоянии друг от друга.

— Фигово, — сказал Бершад, пытаясь сообразить, в какого из драконов лучше метнуть гарпун.

— Ты подбей одного, — сказала Эшлин, снова дернув нить в кулаке, чтобы создать очередной разряд. — Я могу расщепить молнию и ударить сразу в двоих. Наверное.

— Наверное?

— Теоретически такое возможно. Главное — поддерживать равновесие и... Ох, погоди... что за хрень?!

Треск и шипение электрических разрядов затихли.

Бершад обернулся к Эшлин. Ее руку обвивал дым. Эшлин еще раз рванула нить, посыпались искры, но никаких молний не возникло.

Бершад перевел взгляд на ближайшую дракониху, стремительно рассекавшую небеса. Вроде как и справедливо, что он, сознательно уничтоживший десятки драконов, погибнет в море от случайного нападения ящеров. Жаль только, что вместе с ним в последний путь отправится и Эшлин.

Красноголов выпустил когти, раззявил устрашающую пасть.

Бершад встал рядом с Эшлин, взял ее за руку:

— Я люблю тебя, Эш. Всегда любил.

Гигантская тень накрыла палубу. Красноголов рухнул в море.

Краем глаза заметив дымчато-серую шкуру, Бершад запоздало сообразил, что над кораблем пронесся серокрылый кочевник. Самка невероятных размеров.

С громким раскатистым ревом она начала драть красноголова когтями, разбрызгивая над волнами кровь и ошметки внутренностей. Размах ее крыльев был так велик, что в сравнении с ней красноголов казался хилой болотной ящерицей. Два оставшихся красноголова, позабыв о нападении, порскнули в разные стороны, как перепуганные кролики.

Бершад не выпускал из рук гарпуна, опасаясь, что серокрылая кочевница нападет и на корабль, но дракониха просто-напросто подцепила когтями половину туши красноголова и улетела с ней к ближайшему острову, в нескольких сотнях локтей от корабля, где бросила добычу на берег, жадно вгрызлась в нее и начала жевать. Громадные челюсти окрасились кровью. Эшлин, будто зачарованная, молча наблюдала за драконихой. Из трюма на палубу потянулись моряки и остальные путники.

— Что стряслось? — спросил Фельгор.

Бершад пожал плечами:

— Самка серокрылого кочевника загрызла красноголова.

— Она тебе чем-то обязана, что ли? — поинтересовался Фельгор.

— Нет, тут что-то другое, — ответил Бершад.

Все смотрели, как кочевник расправляется с добычей. Наевшись, дракониха обернулась и пристально посмотрела на корабль сияющими голубыми глазами, а потом расправила огромные крылья и за несколько взмахов поднялась высоко в небо. С дымчато-серого брюха стекала морская вода, смешанная с кровью. В сотнях локтей над кораблем дракониха поймала восходящий поток воздуха и по широкой спирали устремилась ввысь, посверкивая в разрывах облаков, пока не стала размером с монетку.

— Я и не знал, что бывают такие громадные драконы, — сказал Джаку, прикрыв рукой глаза от солнца.

— И я тоже, — кивнул Бершад, не сводя глаз с драконихи; за свою жизнь он повидал немало летучих ящеров, но до размера этой драконихи остальным было далеко.

Течение уносило корабль на северо-восток, однако серокрылая кочевница упрямо следовала за ним.

— Похоже, она не собирается с нами прощаться.

— И что теперь делать? — спросил Фельгор.

— А ничего, — ответил Бершад. — Главное, чтобы она не решила к нам спуститься.

— Меня больше беспокоит не дракон, а то, как мы продолжим плавание, — сказала Эшлин.

— Да, с этим придется разбираться. — Джаку кивнул на обломанную мачту. — Для начала хорошо бы придумать, как соорудить новую.

Эшлин указала на близлежащий остров, где высились стройные кедры:

— Нам туда.

— Точно, — согласился Джаку и сказал матросам: — Ребята, сейчас мы с вами поплотничаем. Доставайте-ка пилы и топоры.

Одиннадцать дней они плыли на север, лавируя между островками Надломленного полуострова.

Погода оставалась ясной, но корабль по-прежнему шел медленно. Теперь, когда поставили новую мачту, а шторма и драконы остались позади, возникла новая опасность: флот Линкона Поммола мог обнаружить беглецов.

Трижды они замечали папирийские фрегаты под флагом с черепахой — эмблемой Линкона, — патрулирующие побережье Альмиры. Линкон Поммол считал, что Эшлин погибла, поэтому использовал захваченные корабли для устрашения мелких баронов Атласского побережья. Чтобы не нарваться на неприятности, беглецам пришлось углубиться в хаос Надломленного полуострова. Так называемый полуостров на самом деле был архипелагом: мелкие островки, соединенные сетью извилистых узких проливов, где стремительное течение грозило разбить судно об острые подводные камни или выбросить на мель. Если путники заплывали слишком далеко в лабиринт внутренних островов, то потом тратили несколько дней, чтобы выбраться в открытое море.

Самка серокрылого кочевника все время кружила над ними. Не опускалась на землю. Не меняла курса.

— Интересно, и сколько он будет вот так летать? Ну, без отдыха? — спросил Фельгор, разглядывая серебристо-серого дракона.

— Я же тебе говорила, это не он, а она, — откликнулась Эшлин, сидя на корме и угольком набрасывая очертания драконихи на обрывке парусины. — Из всех драконов Терры кочевники совершают самые длинные перелеты и могут оставаться в воздухе целый месяц.

— А вдруг она проголодается? — не унимался Фельгор.

— Не волнуйся, — сказал Бершад, — если и проголодается, то не скоро. Она сожрала половину туши красноголова.

Он не понимал, каким образом чувствует сытость драконихи. Серокрылая кочевница с туго набитым брюхом кружила в небе, а нутро Бершада ощущало эту тяжесть.

— Дракон следует за нами по всему Надломленному полуострову, как мальчишка-оборванец за тележкой с сосисками, надеясь поживиться лакомым кусочком. По-твоему, это нормально? — спросил Фельгор.

Эшлин отложила уголек и потянулась, разминая затекшие обнаженные плечи, что тут же привлекло внимание папирийских моряков. Битва в Незатопимой Гавани оставила на коже Эшлин темно-синие шрамы, зубчатыми зигзагами тянувшиеся по кровеносным сосудам, начиная с правого запястья, по всей руке и по груди.

— Нет, это очень необычно, — сказала она.

Бершад поднес руку ко лбу, защищая глаза от яркого солнечного света, и тоже взглянул на дракониху. Она парила на потоке восточного ветра, широко раскинув крылья, так что перепонки сверкали под лучами полуденного солнца.

— В последнее время ничего обычного вообще не происходит, — сказал Бершад.

По правде говоря, он не воспринимал постоянное присутствие серокрылой кочевницы как что-то странное. Куда удивительнее было то, что ему совершенно не досаждал зуд в костях, который еще недавно возникал при приближении любого дракона. Вместо этого кровь в жилах драконьера и драконихи словно бы пульсировала в унисон, и эта объединяющая связь была очень прочной: Бершад чувствовал какой-то едва уловимый толчок всякий раз, когда серокрылая кочевница взлетала повыше, опускалась к морю, отлетала подальше или приближалась.

Бершад не мог объяснить, почему это происходит. Однако же он давно привык к тому, что с ним случаются необъяснимые вещи, и оставлял без внимания скрытый в них смысл.

— Уж не знаю, обычно оно или нет, но дракониха распугала всю рыбу. — Капитан Джаку закрепил штурвал потертой кожаной веревкой и подошел к Бершаду. — Тут всегда ловились тунец и марлин, легче легкого. Цапле и то сложнее таскать лягушек из пруда. А из-за этой драконихи вся рыба улепетнула куда подальше. Похоже, придется до самого дома глодать сухари.

— А долго нам еще? — спросил Фельгор, почесывая ухо. — Потому что эти ваши сухари нарушают нормальную работу кишечника. Я уж и не помню, когда в последний раз толком просрался.

Джаку сплюнул за борт.

— Если мы и дальше будем шастать по этому Поломанному Сральнику, а ваш черепаший барон будет нам жопу щекотать, то еще месяц проваландаемся, не меньше.

— Целый месяц? — протянул Фельгор. — Значит, я больше никогда в жизни не просрусь, спаси и сохрани меня Этернита! Между прочим, запор очень вреден для здоровья. У меня был приятель в Бурз-аль-дуне, так он однажды стащил на причале здоровенный ящик хурмы и трескал ее каждый день, пока всю не сожрал. А потом три недели посрать не мог, так что угодил в...

— О боги, Фельгор, будет тебе рыба! — не выдержал Бершад. — Только заткнись.

Он посмотрел на дракониху. Конечно же, днем она распугивает рыбьи стаи — все живые существа, даже подводные обитатели, знали, как опасны днем небеса Терры, — а вот ночью другое дело.

— Я тебе ночью рыбы наловлю, — пообещал Бершад.

— А раньше бывало, что дракон за тобой следовал? — спросила Эшлин, когда они с Бершадом спустились в каюту.

— Ну, пару лет назад я промазал, охотясь на дуболома, так он меня пятнадцать лиг по болотам гонял, пока не надоело. Успокоился только через сутки, тогда я его и убил.

— Не валяй дурака. Я имею в виду вовсе не твои драконьерские промахи.

— Нет, раньше такого не бывало, — со вздохом признался он. — Это что-то новенькое.

Эшлин погрузилась в размышления.

— Все твои раны быстро затягиваются. Дракон от тебя не отстает. Всему этому должно быть какое-то объяснение.

— Ага. Я — демон хренов.

— Ха-ха, очень смешно. Озирис Вард об этом упоминал?

Бершад помотал головой:

— Не-а. Но этот старый псих в детали особо не вдавался.

После побега из Незатопимой Гавани Бершад рассказал Эшлин об Озирисе Варде и о хирургических опытах в подземелье, однако скрыл предостережение Варда о том, что сила в крови в конце концов приведет к смерти Бершада. Говорить об этом он вообще не собирался. Бершад настолько привык к смертным приговорам, что еще один его совершенно не беспокоил.

Эшлин окинула его проницательным взглядом:

— Ты от меня что-то скрываешь, Сайлас.

— Ничего подобного.

— Врешь.

Бершад пожал плечами. Он хранил свою тайну из глупого упрямства, а еще потому, что хорошо знал Эшлин. Если сказать ей, что он обречен, то она начнет искать, как ему помочь, невзирая на то, куда ее это заведет. Бершада не беспокоила дракониха в небесах, он чувствовал, что она не станет нападать. Ему хотелось провести оставшееся ему время в тишине и покое. Поселиться на каком-нибудь из необитаемых островов Папирийского архипелага, где их с Эшлин никто не потревожит. В жизни ему почти не выпадало покоя. Поэтому он и мечтал спокойно прожить хотя бы неделю, месяц или год, сколько бы там ни было ему отпущено, главное, чтобы Эшлин была рядом.

— Ты же понимаешь, что в конце концов я все разузнаю, — добавила Эшлин в ответ на его молчание.

— Может быть. А может, в мире есть и кое-что непознаваемое, королева-ведьма.

— Не смей меня так называть!

— А не то что мне будет?

— Вот то и будет... — с притворной угрозой в голосе пообещала Эшлин.

Она пересекла каюту, ухватила Бершада за горло и заставила его опуститься на колени.

После того как Эшлин уснула, Бершад тихонько соскользнул с узкой койки в каюте и вышел на палубу. Вдохнул соленый ночной воздух и приветливо кивнул вахтенному — бедняга забился в крохотную каморку штурмана и крепко, будто возлюбленную, прижимал к себе арбалет.

Чтобы не лишать вахтенного надежды, пусть даже и обманчивой, Бершад не стал напоминать, что стрелять в серокрылого кочевника из арбалета — все равно что тыкать зубочисткой в воина, облаченного в боевые доспехи.

В груде рыболовных принадлежностей на палубе он отыскал моток прочной бечевки и большой серебристый крюк, потом нацепил на крюк селедку посвежее — далеко не первой свежести — и прошел на корму.

Там он зашвырнул насаженный крюк за борт, и кильватерная струя поволокла бечевку вслед за кораблем. После побега из Незатопимой Гавани беглецы проводили в ожидании долгие часы и даже дни, то скрываясь от погони в рощах, то прячась от проходящих кораблей за скалистыми утесами, но все это время Бершад никогда не оставался в полном одиночестве. Он либо убредал в каюту к Эшлин, либо сражался с драконами, либо сидел на палубе, слушая нескончаемую болтовню Фельгора, а все остальные краем глаза следили за кружащей в небе драконихой.

Сейчас он наслаждался уединением. Ему невольно вспомнились события прошедшего года: переход через Вепрев хребет, гибель Роуэна и Альфонсо в Таггарстане, убийство императора Баларии, жуткие пытки под ножом безумного мерзавца Озириса Варда. Возвращение в Незатопимую Гавань. Невероятные поступки, совершенные Эшлин ради того, чтобы выжить.

Туманная пелена скрыла звезды, не позволяя Бершаду разглядеть в ночном небе силуэт драконихи. Но он знал, что она там. Он ощущал ее присутствие.

Спустя час бечевка в руках Бершада дрогнула и резко натянулась.

Он быстро обмотал ее вокруг локтя, напрягся, чтобы не упасть за борт от внезапного рывка, а потом начал не торопясь подтягивать добычу. Бечевка глубоко впилась в руку, но он радовался боли, потому что она заставляла его сосредоточиться. Когда борешься с огромной рыбиной, способной уволочь тебя в море, нет времени беспокоиться о про́клятой крови, назойливых драконах, потерянных королевствах или колдовских нитях. Бершаду это было по душе.

Минут через десять он вытащил на палубу красноперого тунца размером с жеребенка. Ощущая под пальцами сумасшедшее биение рыбьего сердца, он снял с пояса нож и убил рыбину ловким ударом в голову.

Запахи рыбы и крови ощущались резко, гораздо сильнее, чем обычно. Бершад с какой-то звериной жестокостью склонился над тунцом, срезал увесистый шматок с рыбьего бока и впился зубами в кровоточащую, солоноватую плоть.

Подгоняемый первобытным инстинктом и голодом, он наелся до отвала. Утер кровь с губ, посмотрел на огромную тушу — ее хватило бы, чтобы накормить всю команду корабля, и больше чем достаточно, чтобы прочистить кишечник Фельгора. А серокрылая кочевница сожрала красноголова уже несколько недель назад и с тех пор ничего не ела. Бершад не знал, почему она следует за ним, но чувствовал себя в ответе за нее. Он оглянулся. Вахтенный все еще подремывал в своей каморке и не видел улова.

Бершад высвободил крюк из рыбьей пасти и столкнул тунца в море.

Поначалу ничего не происходило. Рыбья туша, сверкая чешуей, легонько покачивалась на волнах. Бершад пожалел, что так легко расстался с добычей, но тут над водой мелькнула серая тень, подхватила тунца и снова скрылась в тумане.

Бершад почувствовал, как дракониха перекусила рыбину пополам, проглотила сначала голову, а потом и остаток туши. Солоноватая плоть теперь покоилась и в желудке Бершада, и в брюхе драконихи. Бершад кивнул и направился к носу корабля.

— Я слышал какой-то шум, — сказал вахтенный. — Ты что-нибудь поймал?

— Ага. Вот только рыба сорвалась с крючка.

В каюте Бершад отыскал склянку с Багряной Башней, растер комочки мха по ладоням, до крови изрезанным бечевкой, и перемотал их чистыми бинтами. К утру раны затянутся. Бершад улегся на койку, скользнул под грубую дерюгу и прижался к теплому телу Эшлин, сосредоточившись на биении ее сердца, но все равно ощущал присутствие драконихи в небе.

Прежде чем уснуть, он подумал, что, наверное, они наконец-то оторвались от рыскающих вдоль побережья кораблей Линкона Поммола и что теперь, когда завершился Великий перелет, можно мирно и спокойно доплыть под ясными небесами до самой Папирии.

Он ошибся и в том и в другом.

2Джолан

Альмира, провинция Дайновая Пуща

Спустя час после восхода солнца Джолан заметил стервятников.

Вот уже два месяца он бродил по логовищам на юге Дайновой пущи. Почти все альмирские драконы уже отправились в Великий перелет через Море Душ, поэтому Джолан без опаски бродил по заповедным лесам и бесчисленным пещерам. Его котомку распирало от ценных и редкостных ингредиентов: шесть склянок чешуи иловки-келарии, семь баночек с корешками иондрила, три печени дайновых лис, два фунта светящихся шляпок грибов-соляриев, пять фунтов спартанийского мха и столько же — Багряной Башни. С такими запасами Джолан вполне мог бы открыть аптекарскую лавку, если бы его не изгнали из гильдии алхимиков. Однако же истинная ценность добычи заключалась совсем в другом.

В глубине древнего драконьего логовища, у корней необычного раскидистого дерева, Джолану удалось собрать целых два фунта божьего мха. Потом он долго пытался отыскать в джунглях такие же деревья, но их больше не попадалось.

Божий мох стоил тысячи золотых монет. Если продать его в Незатопимой Гавани какому-нибудь зажиточному торговцу, то на вырученные деньги можно безбедно прожить всю оставшуюся жизнь. Но Джолана не интересовали ни богатство, ни безбедное существование. Он хотел поселиться в хижине, где-нибудь близ Гленлока, и проводить там опыты с божьим мхом, чтобы раскрыть тайну того, что произошло прошлой весной в Выдрином Утесе. Тайну Бершада Безупречного.

Однако сначала надо было выбраться из лесной глуши.

Вот уже два месяца он странствовал по лесам и соскучился по цивилизации. Он брел по берегу ручья, представляя, как потратит часть денег на горячую ванну, несколько больших кружек ливенеля и кровать с пуховой периной, как вдруг заметил стервятников.

Не меньше двадцати птиц кружили над лесом примерно в полулиге к северу. Джолан поначалу хотел пройти мимо — ведь там, где стервятники, ничего хорошего не обнаружится, — но потом все-таки решил проверить, в чем дело. Если там какой-нибудь раненый зверь, то его можно будет использовать для опытов с божьим мхом. Гильдия алхимиков требовала, чтобы первые эксперименты проводили на мелких насекомых, постепенно увеличивая размер подопытных экземпляров, но ради науки Джолан готов был пренебречь правилами и взяться за кролика или оленя.

Он добрался до опушки леса, сдавленно охнул, присел и спрятался в зарослях папоротника.

На опушке оказались три воина — все в масках, в боевых доспехах и при оружии. Самый мощный из троих сидел на пеньке, опираясь на громадный двуручный меч, чуть ли не выше Джолана. Его приятели стояли рядом. Но самым страшным были не живые, а десяток трупов на поляне.

Джолан попытался успокоиться, но сердцебиение не замедлялось. Тогда он начал медленно отползать, надеясь незаметно добраться до ручья и продолжить путь в Гленлок.

За спиной послышался металлический щелчок.

— А кто это у нас тут? — спросил кто-то с говором уроженца Дайновой Пущи. — Черепаха, что ли?

Джолан не шевельнулся. И не ответил.

— Если и дальше будешь молчать, заработаешь арбалетный болт в черепушку.

— Я... малец, — сказал Джолан, чуть приподнявшись и всем своим видом изображая невинность.

Молчание. Потом по траве затопали сапоги. На лицо Джолана упала тень. Он поднял взгляд, увидел четвертого воина с арбалетом наизготовку и чуть не блеванул от страха.

— Малец, говоришь?

— Ага.

— Ну тогда вставай.

Джолан повиновался, машинально отвернувшись от арбалета, будто это заставит оружие исчезнуть.

— Шагай через поляну. К остальным.

Джолан двинулся вперед, с ужасом представляя, как в его мозг вонзается арбалетный болт.

— Эй, гляньте-ка, что я в папоротниках нашел! — крикнул воин товарищам.

Они оглянулись. Теперь Джолан ясно видел, что все они в масках ягуара.

Значит, это воины из Дайновой Пущи.

— Еще одну черепаху? — спросил самый высокий, в кроваво-красной маске с черной полосой посредине; он встал с пенька, но опирался на меч, будто на костыль.

— Не-а, какого-то пацаненка.

— Да? Ну ладно, подойди поближе.

Джолан сократил расстояние между ними до пяти шагов, и воин предостерегающе поднял руку:

— Стоп! Ты кто такой?

Он окинул Джолана взглядом.

— Я... кхмм... — У Джолана пересохло в горле, а ладони вспотели. — Кхмм...

— Кхмм — не имя, малец. Назовись, и побыстрее.

— Джо... Джолан, — выдавил он.

Воин ткнул толстым пальцем в котомку Джолана:

— А тут у тебя что?

— Запасы.

— Какие запасы?

— Всякие лекарственные травы и целительные зелья...

Воин, обнаруживший Джолана, выступил вперед и снял сине-белую маску ягуара, открыв узкое лицо с длинным подбородком.

— Целительные? А найдутся такие, чтобы с хера не капало? А то у меня тут неприятность назрела... — Он поддернул штаны, звякнув двумя боевыми топориками на поясном ремне.

— Ну... — задумчиво протянул Джолан, — триппер лечится смесью спартанийского мха с Кедровым Пальцем и...

— Виллем, да погоди ты со своим хером! — Воин в красной маске приподнял руку и повернулся, показывая Джолану сломанный арбалетный болт, вонзившийся в грудную клетку между пластинами доспеха. — Ты можешь вот эту хрень вытащить так, чтобы не отправить меня в последний путь по реке?

Джолану только однажды довелось наблюдать, как мастер Морган извлекал стрелу у пациента после несчастного случая на охоте. По правде сказать, саму процедуру он видел плохо — слишком много крови и судорожных подергиваний. Однако же, судя по суровым лицам и по оружию в руках воинов, сейчас отказываться было неосмотрительно.

— Я попробую.

Он начал обеззараживать щипцы в кипящей родниковой воде, размышляя, сколько еще раненых убийц встретится ему в лесной глуши. Похоже, их будет немало.

Пока Джолан подготавливал инструменты, воин в красной маске — его звали Камберленд — снял доспехи и рубаху. Ему было лет за сорок, во встрепанной черной шевелюре поблескивали серебряные кольца, и Джолан решил, что он похож на Бершада Безупречного, только ростом пониже.

— Почти готово, — сказал Джолан, проверив щипцы.

Камберленд устало кивнул, взял палку и приготовился ее закусить.

— Этого не понадобится, — сказал Джолан.

— Из тебя когда-нибудь стрелу вытягивали, малец?

— Нет, но как только я смажу рану особым раствором, то смогу отрезать тебе три ребра и желудок, а ты ничего не почувствуешь. — Джолан вытащил из котомки пузырек с густой синей жидкостью.

— Она не опасная? — спросил Камберленд.

— Почему-то все об этом спрашивают, — вздохнул Джолан. — В битве, например, тоже опасно, но ты же все равно ввязался.

— Тоже верно. Только ты мне все-таки ответь.

Обезболивающий раствор был улучшенной разновидностью того, который Джолан использовал прошлой весной, вытаскивая обломок драконьего клыка из руки Гаррета. Первоначальное зелье, изготовленное из ядовитых лягушек Дайновой пущи, Джолан перегнал с вытяжкой из печени и сердец огромных карпов кои, водящихся в логовищах, что значительно усилило обезболивающий эффект. Именно то, что сейчас и требовалось, потому что арбалетная стрела сломала Камберленду два ребра и извлечь ее будет непросто.

— Нет, раствор не опасный, — сказал Джолан. — Ну что, приступим?

Камберленд неохотно кивнул.

Спустя час Джолан вытащил из раны древко болта, треснувший наконечник и три его осколка, стянул рану семью ровнехонькими швами, обложил ее спартанийским мхом и перевязал шелковым бинтом.

Разумеется, можно было добавить и божьего мха, но Джолан боялся, что один из воинов узнает ценное растение и наверняка захочет его украсть. Или просто отобрать, а самого Джолана убить.

Джолан плохо разбирался в людях, зато хорошо понимал, что не стоит соблазнять ценностями тех, кто зарабатывал на жизнь, отнимая жизнь у других.

Камберленд придирчиво осмотрел перевязанную рану:

— Неплохо. В прошлый раз какой-то пьяный мясник выдирал из меня стрелу чуть ли не всю ночь. Колено до сих пор в дождь ноет, ну а в Дайновой пуще так вообще каждый гребаный день.

— Эта рана заживет, только шрам останется. — Джолан сложил вещи в котомку, сглотнул и добавил: — С тебя три золотых.

Камберленд уставился на него:

— Точно знаешь?

— Столько стоят использованные ингредиенты, — сказал Джолан. — За свои услуги я с тебя ничего не возьму.

— Да неужели? И с какой же стати такая щедрая скидка?

Джолан выпрямился и не отвел взгляда:

— Я знаю, кто вы. Воины-ягуары из Дайновой Пущи — отважные бойцы, которые не считаются с законами остального мира. Поэтому я обслужил вас по себестоимости. Но за бесплатно работать не намерен.

Вот-вот — больше не намерен.

Камберленд покосился на товарищей, которые коротали время за выпивкой и игрой в кости.

— Эге, да ты у нас смельчак, малец.

Джолан пожал плечами:

— Ну надо же как-то на жизнь зарабатывать. Так же, как и вам.

— Гм... — Камберленд задумался. — Вот только золото сейчас вряд ли у кого найдется. Война все-таки.

— Война? Какая война?

— Ты что, все лето в пещере просидел?

— Да.

Камберленд склонил голову набок:

— Похоже, ты много пропустил. Седар Уоллес, большой любитель повоевать, взял в осаду Незатопимую Гавань. И если верить слухам, Эшлин испепелила все его долбаное войско каким-то демоническим колдовством, но при этом и сама погибла.

Джолан удивленно наморщил лоб:

— Но если Эшлин погибла, кто же правит Альмирой?

— А, вот об этом сейчас и спорят. — Камберленд пнул сапогом ближайший труп в маске черепахи. — По большей части все подмял под себя этот гаденыш-барон.

— Линкон Поммол? — уточнил Джолан.

— Ага.

Джолан посмотрел на воинов. Судя по всему, они не собирались его убивать. А ему надо бы разузнать побольше, прежде чем искать в Альмире безопасное местечко, чтобы и дальше изучать чудесные свойства божьего мха.

— А почему Воинство Ягуаров выступило против Линкона Поммола?

— Потому что Линкон Поммол — мудак, — рассмеялся Виллем.

Камберленд тоже хохотнул, но потом посуровел.

— Ты знаешь, кто мы. Ты знаешь, что мы — люди опасные. Но что еще тебе известно о Ягуарах, малец?

— Раньше вы служили Бершадам. И никогда не меняли масок, даже когда служили Элдену Греалору.

— Догадываешься почему?

Джолан пожал плечами.

— Уроженцы Дайновой Пущи живут по своим законам, — сказал один из воинов, единственный, кто еще не снял свою маску, выкрашенную в желтый и зеленый; в отличие от своих товарищей, сложенных как быки, он был сухощав и жилист.

— Точно, — сурово подтвердил Виллем.

Остальные закивали.

— После того как Сайлас навлек на себя позор резней в Гленлокском ущелье, у нас не было другого выбора. Пришлось смириться с Элденом Греалором, — продолжал Камберленд. — Тогда много наших заклеймили синими татуировками на щеках, потому что Гертцогу Мальграву не терпелось истребить под корень все Воинство Ягуаров. В общем, мы терпели. А теперь, когда в Альмире все пошло наперекосяк, решили сами выбирать свою судьбу.

— И пока в моих жилах не остынет кровь, — добавил Виллем, — я не позволю, чтобы Линкон Поммол перебрался через Горгону и отымел Дайновую Пущу. Этот мерзавец вырубит больше дайнов, чем клятые Греалоры.

— А кто вами командует? — спросил Джолан. — У вас же наверняка есть начальник?

— Карлайл Лайавин, — ответил Камберленд. — Он стоял во главе дворцовой гвардии Эшлин Мальграв в Незатопимой Гавани, каким-то чудом уцелел вместе с горсткой своих людей и возглавил Воинство Ягуаров. А мы расправились с этими сволочами, — он указал на трупы воинов-черепах, — и теперь возвращаемся в Умбриков Дол, к своим. — Он хлопнул Джолана по плечу. — И ты пойдешь с нами.

Джолан замялся:

— Вообще-то, мне надо в Гленлок...

— Да, конечно, — согласился Камберленд, будто лично составлял маршрут путешествия Джолана. — Но среди нас только Тимальт хоть чуть-чуть владел искусством исцеления. Вон он, там лежит. — Он кивнул на обезглавленный труп воина шагах в двадцати от них. — Кстати, Виллем, ты нашел его голову? А ракушку в рот вложил?

— Ага. Теперь он наверняка доберется до моря.

Камберленд вздохнул:

— Если бы Тимальт не отправился в последнее плавание, то занимался бы моими ребрами, а я бы орал во всю глотку и осыпал его проклятиями. А у тебя, малец, в голове и в котомке несметные сокровища, поэтому в обозримом будущем мне хотелось бы сохранить их при себе. С Линконом Поммолом мы разделаемся еще не скоро, так что тебе будет кого лечить.

Джолан посмотрел на суровое лицо Камберленда, перевел взгляд на остальных воинов. Они перестали играть в кости и уставились на него. Джолан запоздало сообразил, что все они очень хорошо вооружены.

— Да, пожалуй, мои планы можно и переменить, — сказал он.

— Отлично! — воскликнул Камберленд, будто у Джолана был выбор. — В таком случае давай я тебя со всеми познакомлю. Ну, того, кто триппер подцепил, ты уже знаешь — Виллем. А справа от него — Стэн, с рожей как покоцанный медный таз.

— Эй, давай-ка без оскорблений! — потребовал Стэн, хотя его круглая физиономия в оспинах очень напоминала упомянутый предмет.

— Ага, — продолжил Камберленд. — И наконец Оромир. Да сними ты уже эту хрень с морды!

Оромир внимательно разглядывал сокола, кружившего над головой, но, услышав окрик Камберленда, обернулся и стянул маску.

Ему было лет шестнадцать. Черноволосый, с острыми чертами лица и бледно-голубыми глазами.

— Мне нравится моя маска, — сказал он.

— Это потому, что ты ее всего два месяца носишь, — сказал Стэн. — А когда лет через десять она насквозь пропитается потом и кровью, будешь сдергивать ее, как только битва закончится.

Оромир пожал плечами:

— Рад познакомиться, Джолан.

Камберленд снова кивнул:

— Ну вот, все и подружились. Прекрасно. А теперь проверьте, нет ли на трупах чего ценного, вложите каждому по ракушке в рот — и в путь. Нужно за четыре дня дойти до Умбрикова Дола.

— А с чего такая спешка? — спросил Виллем. — Нам же недавно бродячий торговец сказал, что драконы дотла испепелили весь флот Линкона Поммола и горе-король порастерял свой гонор.

— Торговец говорил не про драконов, — поправил его Оромир, — а про корабли-неболёты, сделанные из драконьих костей и серого металла.

— Такого не бывает. Это драконы, припозднившиеся во время Великого перелета, решили спалить корабли. Драконы же наши, альмирские. Они не потерпят флотилии, которой командует какой-то мерзавец.

— Только придурки верят россказням бродячих торговцев, — сказал Камберленд. — Торговцы врут, как дышат, лишь бы слушатели поскорее раскрыли и опустошили свои кошельки. Пока я своими глазами не увижу эти твои неболёты, будем считать, что их нет, флотилия Линкона Поммола курсирует вдоль берега, а нам надо выиграть войну. Так что вперед.

Джолан начал складывать вещи в котомку, но тут заметил, что к нему подошел Виллем и стоит, смущенно почесывая в паху.

— Тут это... мне б помочь...

— Погоди. — Джолан полез в котомку за мазью. — Спускай штаны. Посмотрим, что ты там подцепил.

3

Бершад

Терра, Море Душ

–Аты мне обещал рыбу, — укоризненно заявил Фельгор, постукивая пальцем по зажатому в кулаке сухарю. — Весь такой заносчивый, уверенный в себе, фу-ты ну-ты, в общем, как обычно, когда надо сделать то, что считается невозможным например, убить дракона или отрастить отрезанную ногу. И вот пожалуйста — утро наступило, а рыбы у Фельгора как не было, так и нет.

— Я тебе ничего не обещал.

— Обещал-обещал. Можно сказать, имплицитно гарантировал.

Бершад укоризненно посмотрел на Эшлин.

— Ну, импликация там все-таки присутствовала, — признала она.

— Спасибо за поддержку и лояльность, королева.

— Слепая лояльность не идет на пользу никому, драконьер.

— Плевать мне на вашу лояльность, — сказал Фельгор. — Я рыбы хочу! А то все Море Душ переплывем, а я так и не просрусь. Между прочим, всем известно, что длительный запор...

— Заткнись, — прошипел Джаку. — Нам сейчас не до твоего сортирного расписания, у нас неприятности побольше.

Он указал на юг, где три фрегата Линкона Поммола на всех парусах и на веслах шли вдоль берега.

— Черные небеса! — выругалась Хайден. — Ну вот опять.

Капитан начал выкрикивать приказы, матросы засуетились, полезли на мачты ставить паруса, травить шкоты и вращать валки. Мрачный Джаку направил корабль новым курсом.

Фельгор, не дожидаясь приказов, повалил набок тяжеленный бочонок сухарей и столкнул его за борт.

— Ты что, охренел, баларин?! — заорал Джаку.

— Надо избавляться от лишнего груза. Тогда корабль станет легче и прибавит ход.

— Эй, останови своего придурочного приятеля! — взмолился Джаку, оборачиваясь к Бершаду. — У преследователей попутный ветер. Вдобавок их фрегаты идут на веслах, в трюмах у каждого борта сидит по дюжине гребцов. Сбрасывать провиант за борт — все равно что ссать в море, надеясь приблизить прилив.

— Тогда давайте посадим Бершада на весла, — предложил Фельгор. — Он сильный.

— Таких силачей не бывает, — проворчал Бершад.

— А у нас и весел-то нет, — добавил Джаку.

Все уставились на фрегаты. Преследователи были в трех или четырех лигах от беглецов, но сокращали расстояние с пугающей быстротой.

— Почему они идут намного быстрее нас? — спросил Бершад.

— Говорю же, ветер попутный. — Джаку окинул взглядом берег. — А тут никаких укромных бухт и никаких проливов, ведущих вглубь архипелага. Спрятаться негде. Они нас нагонят, и если в придачу к гребцам у них есть еще и отряд воинов, то нам придется туго.

Хайден и ее вдовы уже взяли на изготовку пращи и обнажили клинки.

— Нам не впервой сражаться с превосходящими силами альмирцев.

Фрегаты выстроились атакующей формацией: два корабля — впереди, третий — немного позади. Бершад уже различал на палубах силуэты воинов, сверкающие мечи и копья.

— Эшлин, нам не обойтись без твоего демонического колдовства.

Вместо того чтобы размотать драконью нить на запястье, Эшлин указала на облачную полосу над фрегатом:

— Что это?

Все посмотрели туда. На фоне белого облака темнела точка, стремительно снижаясь с высоты.

— Еще один дракон? — спросил Джаку.

— Нет, он крыльями не машет. — Прищурившись, Бершад вгляделся в приближающееся пятнышко и похолодел.

— Это корабль из драконьих костей, — сказала Эшлин.

Неподвижные крылья на самом деле были длинными балками, торчащими из корпуса корабля, с привязанными к ним кожистыми парусами, наполненными ветром. Вместо мачт над палубой высился огромный раздутый мешок, соединенный сотнями канатов и тросов с корпусом, сделанным из странной мешанины металла и драконьих костей.

— Не может быть, — пробормотал Джаку. — Корабли — не воробьи.

— Если десятитонный красноголов способен летать, то и корабль тоже, — заметила Эшлин.

— Это какая-то неправильная логика, — заявил Фельгор, перерубая растяжки, удерживающие на палубе еще один бочонок сухарей.

— Нет, это самая обычная транзитивность, — сказала Эшлин.

— Транзи-что?

— Да забудь ты про логику, — сказал Бершад, не сводя глаз с корабля-неболёта. — Меня куда больше волнует, что именно он собирается делать, а не то, как он это делает.

Все следили за приближением корабля. Ветер утих, сменившись жутковатым штилем. Обвисшие паруса тихонько хлопали о мачту. Один из папирийских матросов нервно щелкал затвором арбалета.

Неболёт приблизился к первому фрегату и сбросил на него какой-то шар.

— Он обосрал их, что ли? — удивился Фельгор.

В следующий миг фрегат взорвался. Обломки дерева, обрывки парусов и горящие тела разлетелись над морской гладью, как горсть мелкой гальки, которую швырнули в озеро. Уцелевшие воины, сброшенные с палубы за борт, отчаянно били по воде руками, но тяжелые доспехи, надетые перед битвой, быстро утянули всех на дно.

Два оставшихся фрегата повернули в разные стороны, и вправду напоминая черепах, пытающихся улизнуть от голодного наги-душеброда. Неболёт снизился и пролетел между двумя фрегатами, осыпая их градом стрел. Ярко полыхнуло пламя, раздались взрывы, хотя и не такие мощные, как первый, и оба корабля тоже затонули.

— Взрывчатые стрелы, — пробормотала Эшлин.

Над морем витал запах горящего драконьего масла.

Неболёт снова набрал высоту и сменил курс, направляясь прямо к беглецам.

— Эшлин, надо бы...

— Знаю. — Она закатала рукав и направилась на корму. — Отойдите все подальше.

Неболёт был примерно в двух лигах от беглецов. Эшлин привычным рывком пропустила драконью нить через сжатый кулак, процарапав кожу до крови. Облако искр окружило вытянутую руку, на подставленную ладонь опустился клубок молний, шипя и потрескивая от напряжения. Как только неболёт приблизился на лигу, Эшлин метнула в него молнии.

Выпущенный разряд зигзагом расколол небо, ударил в нос корабля и растекся по корпусу. Никаких повреждений. Неболёт не изменил курса.

— Черные небеса, — выругалась Эшлин. — Нужен божий мох, чтобы увеличить силу заряда.

— Божьего мха у нас не осталось, — сказал Бершад. — Я съел последний комок, когда сражался с красноголовами.

Все снова уставились в небо.

— А пусть твой дракон на него нападет, — сказал Фельгор, указывая на серокрылую кочевницу, которая парила над берегом, следя за неболётом.

— Как это? — спросил Бершад.

— Ха, все знают, что дракон за тобой хвостом увивается, Сайлас. Вот и науськай его.

— Фельгор, это же не дрессированная собачка!

— Ну, у тебя в жилах драконья кровь или что-то в этом роде. Так что давай попробуй, — проворчал Фельгор.

Драконья кровь. Не совсем так, но не то чтобы совсем не так.

Бершад обернулся к Хайден. Вдова сжимала короткий меч, будто готовилась швырнуть его в неболёт.

— Дай-ка сюда.

Бершад схватил протянутый клинок и вспорол себе ладонь.

— Ты что задумал? — спросила Эшлин.

— Самая обычная транзитивность, королева, — ответил он, дожидаясь, пока в горсти не наберется целая лужица. — Когда ты прикладываешь к своей драконьей нити божий мох, то можешь уничтожить целое войско. А как нам известно, между моей кровью и божьим мхом тоже существует какая-то связь.

— Ага, известно, — буркнул Фельгор. — От божьего мха у тебя отрастают отрубленные ноги.

— Так вот, давай проверим, что произойдет, если смазать драконью нить моей кровью. — Бершад вытянул окровавленную руку и заметил сомнение во взгляде Эшлин. — Все равно ведь через минуту погибать.

— Ладно, — согласилась Эшлин, подставляя ему запястье.

Бершад растер свою кровь по ее предплечью. Как только он коснулся Эшлин, все его тело завибрировало от разряда энергии.

Новое облако ярких искр облепило руку Эшлин, а потом разряды взбежали к плечу и обволокли все тело, с головы до пят; волосы встали дыбом и зашевелились.

— О боги, — прошептала Эшлин, пораженная нахлынувшей силой.

Бершад отступил на шаг. Драконья нить раскалилась добела, будто обломок железа, который провел много часов в кузнечном горне. Кожа запястья Эшлин зашкворчала, на Бершада пахнуло жареным мясом.

— Эшлин! — встревожился он.

Она не ответила. Из приоткрытого рта вырвался стон — то ли от боли, то ли от экстаза. Глаза остекленели.

Неболёт был уже в двух сотнях локтей над палубой их судна.

— Эшлин!

Она вздрогнула и направила руку на приближающийся летучий корабль. Выпустила молнии.

Яркая вспышка. Ужасающий грохот. Ослепительный свет застил глаза.

Что-то раскатисто затрещало, как будто весь мир был деревянным и его разломили пополам.

Когда к Бершаду вернулось зрение, оказалось, что неболёт, объятый огнем, падает в море.

Молнии, лучившиеся из тела Эшлин, исчезли, как пламя задутой свечи. Эшлин обмякла, и Бершад подхватил ее на руки как раз тогда, когда горящий неболёт рухнул в воду. В тот же миг огромная волна, хлынув через борт, окатила всех на палубе.

— Эшлин... — Бершад дотронулся до ее щеки; холодные капли морской воды быстро испарялись с разгоряченной кожи. — Что с тобой?

Эшлин открыла глаза. Сглотнула. Поморщилась. Коснулась горла:

— Все в порядке. В глотке дерет.

Бершад подозвал Хайден, взял у нее фляжку, напоил Эшлин. Она жадно заглатывала воду.

— Хоть что-то получилось? — наконец спросила Эшлин.

Бершад взглянул влево, где дымящийся остов сожженного неболёта быстро погружался под воду.

— Получилось.

— Других неболётов нет?

Все обшарили взглядами опустевшее небо. Серокрылая кочевница по-прежнему следовала за ними, ничуть не встревоженная ни молниями Эшлин, ни уничтожением летучего корабля.

— Все чисто.

Эшлин встала и посмотрела за борт, на дымящуюся груду драконьих костей. Сощурила глаза, задумалась. Бершад покосился на ее руку. Дочерна обгоревшая драконья нить вплавилась в обожженную кожу Эшлин.

— Надо бы ее как-то снять, — заметил Бершад.

— Боюсь, это невозможно, да и времени у нас нет. — Эшлин притронулась к ожогу рядом с закопченной нитью, поморщилась от боли. — Проще наложить повязку. Но прежде всего надо спасти как можно больше обломков неболёта, пока все не затонуло.

— Зачем? — спросил Джаку. — Он же разрушен.

— Вряд ли это первый и единственный летучий корабль на всей Терре, — сказала Эшлин. — Но это первый и единственный неболёт, который я смогла уничтожить с помощью этой нити. Я обязана разобраться в его устройстве.

До самых сумерек Джаку и его команда вылавливали обломки из воды, пока Эшлин наконец не решила, что накопилось достаточно. Она отобрала из груды какие-то предметы и унесла их в каюту, где целых два часа сосредоточенно изучала добытое.

— Это явно баларская работа, но механизмы гораздо сложнее, чем обычные баларские часы, подъемные механизмы и всякая сантехника, — наконец сказала она Бершаду, поглаживая пластину, вырезанную из ребра громохвоста и утыканную стальными болтами; рядом лежал обугленный драконий череп с прикрепленными к нему шестеренками, клапанами и поршнями. — Мерсер Домициан ничего подобного не конструировал. Интересно, кто все это изобрел?

— По-моему, до этого додумался тот же мудак, который построил по заказу императора катапульты для массового уничтожения драконов, — сказал Бершад. — А еще отреза́л мне ноги в своем подземелье.

— Озирис Вард. — Эшлин кивнула. — Логично.

Бершаду совсем не хотелось вспоминать о пережитом.

— И что ты можешь сказать про эти механизмы?

— Они работают на драконьем масле, — объяснила Эшлин. — Вот эти трубки наверняка соединяются с двигателем — в одной видны следы драконьего масла, другая явно повреждена паром. Для того чтобы корабль держался в воздухе, необходима мощная двигательная установка, которая потребляет огромное количество драконьего масла. Но меня больше волнует не это.

— А что?

Она снова посмотрела на обломки:

— Костяк неболёта составлен из драконьих скелетов, потому что это единственный материал на Терре, который и достаточно легок для воздухоплавания, и способен выдержать напряжение, создаваемое двигателями при полете. Однако я не понимаю, как ему удалось остановить разложение драконьих костей. Единственный известный мне образец законсервированной кости я видела у тебя — твой кинжал из драконьего клыка. Как тебе удалось его изготовить?

Этот же вопрос Эшлин задавала Бершаду прошлой весной, когда отправляла его на убийство императора Баларии. Тогда Бершад ей солгал, потому что не хотел, чтобы она знала, кто он такой и на что способен. Но теперь не было смысла держать это в секрете.

— С помощью моей же крови, — ответил он. — Серокрылый кочевник цапнул меня за живот. Клык застрял в кишках. Роуэн его выдернул, отшвырнул в сторону и занялся раной. Клык, перепачканный моей кровью, угодил в котомку и провалялся там несколько дней. Потом я его обнаружил и заметил, что он размягчился, но не загнил. Я смыл кровь и заточил клык. После этого он снова затвердел, и с тех пор на нем не появилось ни царапины.

Бершад умолк. Ему невольно вспомнился Роуэн, а потом и убийца Роуэна. Мерзавец Валлен Вергун. Тот самый, кто отобрал у Бершада кинжал из драконьего клыка.

— Значит, твоя кровь законсервировала клык серокрылого кочевника. А теперь самка серокрылого кочевника следует за тобой через Море Душ.

— Мне всегда нравились кочевники, — сказал Бершад. — Наверное, я им тоже нравлюсь.

Эшлин не рассмеялась, а сосредоточенно наморщила лоб:

— Кровь... В общем, способ понятен, но вот объем...

— Что ты имеешь в виду?

— Сам посуди... — Эшлин указала на драконьи кости. — Не станет же Озирис Вард вспарывать живот таким, как ты, когда ему понадобится очередная кость.

Бершад пожал плечами:

— Этот псих еще и не на такое способен. Он запросто калечит людей. Вдобавок он упоминал, что на свете есть другие, такие как я... по его выражению, завязи.

— Но таких вряд ли много, ведь иначе алхимики знали бы о влиянии божьего мха на человеческое тело. А если этот феномен почти никому не известен, значит он чрезвычайно редко встречается. Однако же, судя по всему, Озирис Вард законсервировал десятки драконьих скелетов. Или даже сотни. — Эшлин осеклась, склонила голову, закрыла глаза и потерла виски. — Невероятно! Это просто невозможно представить.

— Десять лет назад ты не могла представить, что с помощью спинного волокна призрачного мотылька будешь кидаться молниями.

— Верно. Но здесь, в трюме, среди драконьих костей и металлических шестеренок, все это никак не поможет мне разобраться, как именно создан неболёт.

Эшлин вздохнула, коснулась своей перебинтованной руки, поморщилась от боли.

— Как ты вообще себя чувствуешь? — спросил Бершад, пытаясь отвлечь ее от тяжелых мыслей.

Эшлин отвернулась от груды костей и металла, осторожно размотала повязку. Драконья нить впилась в руку, как корни тысячелетнего дайна в землю. Кожа вокруг закопченной нити побагровела и покрылась волдырями, но остальная рука выглядела здоровой.

— Такое ощущение, что кость сплавилась с чем-то чужеродным. — Она ковырнула ногтем кожу у самой нити; выступила кровь. Эшлин размазала алую каплю по закопченной нити и несколько раз согнула руку; ничего не произошло. — Удалить нить невозможно. Но и разрядов молнии больше не получится.

— Значит, моя кровь уничтожила свойства нити? — Бершад плеснул охлажденное рисовое вино в чашу и протянул ее Эшлин.

— Не уничтожила, а изменила, — ответила она, пристально разглядывая свое запястье. — Нить больше не создает молний, но я ощущаю ее энергию в костях. Как жар. Это кое-что объясняет.

— Что именно?

— Нити разогревают кровь призрачных мотыльков, потому драконы этой породы и гнездятся на зимовьях в северных пределах Терры. Там же зимуют и наги-душеброды, но они зарываются в подземные берлоги, где теплее, и впадают в спячку. А во время спячки кровь у них загустевает.

Эшлин умолкла, провела пальцем по зигзагообразным шрамам над жилами на предплечье. Там, где шрам пересекался с нитью, синеватый рубец почернел.

— Если бы нечто подобное случилось два дня назад, я бы обрадовалась. Все, что произошло в Незатопимой Гавани... все эти тысячи погибших... Я убила их в считаные секунды. И красноголова тоже. Никто не должен обладать такой силой, хотя она и спасла нам жизнь. Но сейчас, когда появились эти неболёты... Мне очень нужна действующая нить. Но ее больше нет.

Оба помолчали. Высоко в небе серокрылая кочевница попала в бурный поток холодного воздуха и попыталась взлететь повыше. От ее отчаянных усилий желудок Бершада болезненно сжался. Бершад поморщился.

— Что с тобой? — спросила Эшлин.

— Не со мной, а с драконихой. — Он указал на потолок. — Поднялся сильный ветер, а она старается держаться вровень с нами, не хочет отставать.

Эшлин сощурила глаза:

— Послушай, я уже долго терплю твое вранье и уклончивые отговорки. Надеяться, что ты дашь прямой ответ на вопрос, — все равно что рвать зубы у козла, но мне просто необходимо знать абсолютно все, что рассказывал тебе Озирис в своем подземелье. И чем скорее, тем лучше.

— Почему?

— Потому что все это взаимосвязано. Твоя кровь консервирует драконьи кости. На нас напал неболёт, построенный из огромного количества драконьих костей. И в центре всего этого — Озирис Вард. Я должна знать все, что знает он. Помоги мне.

Бершад замялся. То, что за ним увязалась самка серокрылого кочевника, не особо разрушало его мечту о безмятежной жизни с Эшлин на каком-нибудь далеком островке. Но флотилия неболётов под командованием Озириса Варда ставила под угрозу все планы о покое и о счастливом будущем.

— Говорю же, старик не вдавался в подробности.

— Давай без подробностей.

Бершад отпил рисового вина.

— Озирис обозвал меня парадоксом. Сказал, что я создатель и разрушитель драконов. — Он пожал плечами. — Я решил, что в конце концов превращусь в дракона.

— Нет, не превратишься.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что драконы — рептилии. Они спариваются, откладывают яйца, из яиц вылупляются дракончики, и цикл продолжается. В нем нет места для чудесного человеческого преображения. У природы свои непреложные законы.

— Сначала ты требуешь ответов, а потом обсираешь то, что я тебе рассказываю.

— Я должна знать все, что рассказал тебе Озирис. Выкладывай.

Бершад скрипнул зубами:

— Тебе не понравится.

— Все равно, я должна это знать.

Бершад вздохнул:

— По его словам, та же сила, что долгие годы сохраняла мне жизнь, в конце концов меня погубит. Не знаю как. Знаю только, что это неизбежно. И очень болезненно. И когда это случится, тебе лучше держаться подальше от меня.

Эшлин заморгала. Отвела глаза. Кашлянула. Потом сказала напряженным голосом:

— Продолжай.

— А продолжать-то и нечего. После этого Озирис Вард начал отрубать мне всякие части тела и делать какие-то записи.

— Это очень полезные сведения. Для меня очень важно, как твое тело реагирует на боль.

— Ага. И в конце концов оно меня и убьет.

— Ох, Сайлас! — Она шагнула к нему.

— Не надо, — сказал он. — Если ты расчувствуешься до розовых соплей, я сразу пойму, что мне хана.

— Ничего подобного.

— Откуда ты знаешь? Ты же не догадываешься, что со мной происходит!

— Потому что в Альмире, когда я только начала изучать драконью нить, то чувствовала себя девчонкой, которая забрела в мелкий пруд и притворяется, что понимает океан. Тогда я остро ощущала свою неадекватность, но теперь все изменилось. Может, я и не выяснила, как действуют и как взаимосвязаны между собой все системы этого мира, но научилась распутывать их секреты, постепенно, раз за разом. — Она помолчала. — Я найду способ тебе помочь, Сайлас. Обещаю.

Инстинктивно Бершад хотел ответить, что все это не важно и что он готов отправиться в последний путь по реке, как только его подхватит течение. Именно так он начал относиться к жизни с тех пор, как много лет назад получил свой первый смертный приговор. Но, по правде говоря, теперь, когда он снова был с Эшлин, выяснилось, что совсем неплохо было бы провести еще несколько лет на Терре. Поэтому вместо ответа Бершад поцеловал Эшлин — нежно, ласково, чувствуя у нее на губах вкус рисового вина и морской воды.

— Я тебе верю, — сказал он. Он и впрямь ей верил. Он погладил ей плечи, обхватил ладонями ее бедра. — Но прежде, чем разбираться с моей проклятой кровью и с моей проклятой участью, хорошо бы разобраться с этими неболётами.

Она придержала его руки, не давая им двинуться ниже.

— Говорю же, все это взаимосвязано.

4Вира

Балария, Бурз-аль-дун, императорский дворец

–Ганон, ты жив? — ласково спросила Каира.

Вместо ответа баларский император блеванул в фарфоровый унитаз — третий раз за утро.

— Похоже, он там еще задержится. — Каира отошла от двери в уборную, уселась в мягкое кресло у окна и опустила ложечку из драконьей кости в чашку чая. Отпила глоток и снова принялась читать какие-то бумаги.

Пока они дожидались появления императора, Вира беспрерывно скользила взглядом по дверям и альковам королевских покоев, в такт часам, подрагивавшим на внутренней стороне запястья. Вообще-то, Вире не нравились всевозможные баларские изобретения: по большей части они были шумные, изрыгали пар и пахли горящим драконьим маслом. Но синхронизированные часы на наручах воинов баларской армии были очень полезны, позволяя сотням и тысячам солдат организованно осуществлять совместные действия как в городе, так и во всей империи.

Единственной проблемой было громкое тиканье. Вира его не выносила, потому что звук с легкостью выдавал врагу твое местоположение. Она пожаловалась на это Озирису Варду, и через неделю тот вручил ей особые беззвучные часы — они отмечали время едва заметной пульсацией, легко ощутимой кожей запястья.

Хотя Виру и учили ни в коем случае не полагаться на какое-нибудь одно орудие или оружие, ей неохотно пришлось признать, что часы все-таки приносят пользу.

— Ты когда-нибудь прекратишь озираться? — спросила Каира, перевернув страницу.

— Нет, императрица.

— Но ведь здесь нет никого, кроме нас.

— Ты просто думаешь, что здесь нет никого, кроме нас, хотя полностью в этом не уверена, — сказала Вира.

Она поправила меч за спиной — старый клинок Бершада. Не самое удобное оружие для боя в узких коридорах и дворцовых покоях, но меч нравился Вире куда больше, чем пульсирующий наруч. Папирийский клинок напоминал ей о доме.

Вдобавок для ближнего боя и узких коридоров Вире вполне подходили ее верные кинжалы — Овару и Кайса.

Ганон еще раз блеванул, выругался, сплюнул, дернул цепочку механического слива и немного погодя вышел из уборной.

У императора были воспаленные глаза, бледная, покрытая испариной кожа и встрепанные, слипшиеся от пота волосы. Однако же, несмотря на все признаки тяжелого похмелья, невозможно было отрицать, что Ганон Домициан — невероятно привлекательный мужчина. Орлиный нос и светлые глаза вкупе создавали отточенную симметрию, в сравнении с которой обычные лица выглядели перекошенными.

Впрочем, проведя всего несколько месяцев в Баларии, Вира уяснила, что за потрясающей красотой императора скрывается характер, который оставляет желать лучшего.

— Я еще посплю. — Ганон улегся на громадную кровать посреди комнаты и накрылся толстыми одеялами.

— Вот-вот начнется военный совет, — напомнила ему Каира. — Получены известия о боевых действиях армады за рубежом.

— А еще один военный совет соберется на следующей неделе. И вообще, военные советы проводятся один за другим, с тем же постоянством, с каким Этернита передвигает по небосводу солнце и луну.

Каира отпила чаю, поджала губы.

— Ганон, я так надеялась, что именно на сегодняшнем совете ты задашь несколько важных вопросов.

Предыдущим вечером Каира пила наравне с Ганоном, а под конец даже подзадоривала его пропустить еще по рюмочке, но в отличие от супруга лицо императрицы было свежим, а глаза — ясными. Даже после самой разгульной пирушки она обходилась лишь парой часов сна, а наутро подбадривала себя чашкой крепкого чая. Вот и сегодня она проснулась на заре и уже три часа изучала документы, доставленные вместе с завтраком.

— Я не намерен задавать какие-либо вопросы. Пусть Актус разбирается со всей этой хренью. Ради этого я и назначил его главнокомандующим. — Ганон приоткрыл налитый кровью глаз и растянул губы в похотливой ухмылочке. — А почему бы тебе тоже не прилечь? Ты же знаешь, какой я с похмелья?

— Знаю, — ответила Каира. — Ты заботишься только о своем удовольствии, а о моем забываешь.

Ухмылочка исчезла.

— Так что давай я схожу на совет вместо тебя, — предложила Каира.

Ганон задумался. Вот уже несколько недель она отправляла его на заседания правительственного совета со списком всевозможных вопросов, пытаясь разобраться в работе баларского бюрократического аппарата. Как правило, император возвращался без ответов или, в лучших случаях, с обрывочными объяснениями, но Каире было довольно и этого. Вдобавок она никогда прежде не выражала желания лично побывать на совете.

— Актусу это не понравится, — сказал Ганон.

— Актус Шип служит тебе, а не ты ему, — напомнила Каира и встала. — Кстати, не понимаю, зачем ты дал ему такую власть. Если лишить его поста, то можно...

— Еще раз начнешь нудить, что Актуса надо снять с поста, отправлю тебя в клоаку.

Услышав угрозу, Каира надменно выпрямилась, но больше ничем не выказала своего раздражения.

— Я все поняла, мой дражайший супруг. И все же кто из нас пойдет на совет?

Ганон со вздохом зарылся поглубже под одеяла.

Каира скрестила руки на груди:

— Ну, что скажешь?

— Ладно. Ступай, поиграешь в императрицу. Только без эксцессов. Кстати, прикажи слугам, чтобы принесли мне чего-нибудь тонизирующего. С имбирем, — заявил он и добавил: — А еще можжевеловой водки.

— Может, хватит уже ходить за мной тенью? — сказала Каира Вире, идя по дворцовому коридору. — Иди рядом, как обычные люди.

— Я — не обычный человек, — ответила Вира. — Я твоя вдова.

— За всю великую и славную историю твоего ордена сколько вдов, кроме тебя, побывало в Бурз-аль-дуне?

— Ни одной.

— В таком случае, раз уж мы с тобой первые и единственные в своем роде, можно и не соблюдать освященную веками традицию церемонного шествования по дворцовым коридорам.

Вира неохотно зашагала рядом со своей подопечной. Мимо пронесся сухопарый инженер с пальцами в чернильных пятнах, а за ним семенил помощник с кипой документов в руках. В одной из ниш перешептывались министры в роскошных одеяниях. Два хореллианских стража из личной гвардии императора Баларии патрулировали периметр дворца, вооруженные мечами и копьями. Оба с неодобрением покосились на Виру, очевидно опасаясь конкуренции.

— Ты слишком явно выказываешь Ганону свое презрение, — укоризненно заметила Каира.

— Вот уже в третий раз за неделю он с перепою отлеживается в постели.

— По-твоему, я выбрала себе недостойного супруга?

— По-моему, ты заслуживаешь спутника жизни, способного держать себя в руках.

— Это скучно. А когда Ганон в хорошем настроении, он просто прелесть. Только он знает, как меня рассмешить.

Вира промолчала, хотя и считала, что чувство юмора не затмевает многочисленные недостатки Ганона.

— Зато если бы Ганон был таким же суровым и рассудительным, как его старший брат, то мы с тобой сейчас не шли бы на совет, — продолжила Каира. — И у нас не было бы поводов для веселья.

— Кстати, что за документы ты читала все утро? — спросила Вира.

Каира отличалась острым умом, но не любила изучать реестры и отчеты. Ее больше интересовали дворцовые сплетни и интриги.

— Да так, ничего интересного. Сводки министерства сельского хозяйства о распределении и выдаче продовольствия. Ради них вчера мне пришлось целый час флиртовать с помощником министра. Оказывается, чиновники с тощими ручонками на удивление крепко цепляются за свои бумаги, что весьма досадно.

— А зачем тебе это?

— Увидишь, — с хитрой улыбкой сказала Каира.

— Поосторожнее с Актусом Шипом, — предупредила ее Вира. — Ганон даровал ему титул премьера, что подразумевает неограниченные полномочия.

— По-твоему, в присутствии мужчин с неограниченной властью я веду себя неосмотрительно? — спросила Каира.

Вира невольно улыбнулась:

— Нет, императрица.

— Не волнуйся, я буду соблюдать абсолютно все правила приличия. — Она умолкла, на миг сложив губы в счастливую улыбку, которая, как хорошо знала Вира, означала, что Каира замышляет что-то хитроумное. — Но для начала мне надо, чтобы вельможи напряглись. Появление моей непобедимой зловещей вдовы — как раз то, что нужно. Ты готова?

— А может, не стоит?

— Если их напугаешь ты, то мне не придется им угрожать.

Вира вздохнула, соглашаясь с логикой задуманного.

— Что ж, императрица, я готова изобразить угрозу.

Вира так резко распахнула дверь и так решительно ворвалась в зал заседаний, что пятеро хореллианских гвардейцев, вытянувшихся по стойке смирно у большого стола, тут же схватились за клинки. За столом сидело четверо: премьер Шип, военный министр Локс, министр сельского хозяйства Корнелиус и Озирис Вард, загадочный имперский инженер, создатель баларской армады неболётов.

Актус Шип уставился на Виру, сцепив зубы и сжав кулаки. В мускулистых руках и широкой груди все еще была заметна сила пехотинца. Актус Шип дослужился до самого высокого звания в баларской армии и получил самый высокий пост в имперском правительстве.

Вира окинула зал проницательным взглядом. Здесь и без того было слишком много стражников, да и Актус всегда появлялся в сопровождении гвардейцев. За ними придется следить.