Клеймо дьявола E-Book

Елена Новикова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Разрыв шаблона. Детектив с шокирующим финалом
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 384

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

В небольшом районном центре Озерки происходит несколько жестоких серийных убийств. В качестве жертв маньяк выбирает только девушек. Следы пыток и издевательств вводят в ступор даже видавших виды оперов: тело каждой жертвы убийца прижигает раскаленной вилкой, оставляя на коже своеобразное «клеймо дьявола». Местная журналистка Лина Журавлёва, пишущая на криминальные темы, пытается прорваться к майору Парфенову, старшему опергруппы. Но у полиции стойкая неприязнь к журналистке, ее принципиально игнорируют и не хотят выслушать. Девушке ничего не остается, как обнажить спину перед майором. К своему ужасу, Парфенов видит ожог в виде четырех полосок — точно такой же, как и у девушек, убитых маньяком. И Лина рассказывает майору страшную семейную тайну, как в детстве над ней издевались родители и пытали ее раскаленной вилкой. Значит ли это, что маньяк известен?! Но история оказалась страшнее и таинственней. Родители Лины при странных обстоятельствах заживо сгорели в собственном доме много лет назад…

Leseprobe

Елена Александровна Новикова Клеймо дьявола

© Новикова Е.А., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Глава 1

– Не думала, что ты на такое способен.

– У меня для тебя полно сюрпризов!

Девушка улыбнулась. Не то чтобы ей сильно нравился кавалер, но его слова, будто написанные сценаристом какого-нибудь сериала, цепляли. Ей хотелось пусть на пару часов представить себя героиней слезливой мелодрамы, в конце которой обязательно настанет хеппи-энд со свадьбой, богатым загородным домом и парой детишек.

А пока – задернутые шторы, включенный ночник, тихая музыка и расправленная кровать. Он наливает недорогое вино в высокий бокал и подает ей, улыбаясь так загадочно и многообещающе. Кто бы мог подумать? Она улыбается в ответ.

И все это игра. Игра в любовь, потому что ту сумму, которую она с него взяла за свидание, нельзя всерьез считать платой за услуги. С обычных клиентов можно взять и в два раза больше.

– Ложись на живот, – говорит он, покручивая в руке поясок от ее шелкового халатика.

– Как скажешь, милый.

Она медленно поворачивается, позволяя ему любоваться изгибами молодого сильного тела. О, она прекрасно знает, как это действует на мужчин! Это стоит того, чтобы не есть после шести, да и вообще ограничивать себя в калориях. Чуть приподняв округлые ягодицы, она смотрит на него через плечо.

– Ну? Тебе нравится?

– Очень, – жарко шепчет он, проводя горячей ладонью по ее спине.

Поясок крепко обвивает запястья, пробегает через обрешетку изголовья. Ее руки, вытянутые вперед, зафиксированы.

– Открой рот, – просит он.

– Шалун, – если бы могла, она погрозила бы пальчиком.

Алые от помады губы приоткрываются. Он грубо берет ее за подбородок и тянет вниз. Девушка чуть вскрикивает от неожиданности, мотает головой, но захват слишком сильный. Шарик-кляп из ее коллекции игрушек больно бьет по зубам, закрывая хозяйке рот. В глазах появляется тень страха.

Ей уже доводилось быть жертвой. Клиенты бывают разные, и запросы у них разные. Случаются и такие, кто не просто хочет потрахаться. Кому-то нужно унизить партнера, ударить, сделать больно. Но это все обговаривается заранее. И за это отдельная плата.

«Ну, придурок, только отвяжи меня!» – успевает подумать девушка, слыша, как защелкивается ремешок кляпа на ее затылке. Она смотрит на него вызывающе.

Он, все еще полностью одетый, стоит над кроватью, почти с нежностью глядя на ее обнаженное распростертое перед ним тело. Красивое тело молодой женщины. Соблазнительное, податливое, полностью находящееся в его власти.

– Потерпи, скоро все закончится, – обещает он.

Из кармана джинсов мужчина вынимает пару резиновых медицинских перчаток. Она не может отвести глаз. Сердце начинает стучать так сильно, что кроме этого звука девушка уже ничего не слышит. Ее так пугают эти руки, затянутые в темно-синий латекс.

Он берет со стула ее футболку. Белая с розовым фламинго и пальмовым листом. Еще недавно он ласкал ее груди под этой футболкой, а сейчас резким движением разорвал ее на два куска.

«Что ты творишь!» – хотела крикнуть девушка, но получилось только мычание. Она трепыхалась, пытаясь освободиться, дергала изголовье кровати.

Педантично, сантиметр за сантиметром, он протирал куском футболки все, к чему прикасался в этом доме. Ручку двери, подлокотник кресла, выключатель торшера, спинку кровати.

«Больной ублюдок!» – она выворачивала голову, чтобы следить за его перемещениями. Больше всего это походило на то, что сейчас ее изнасилуют, выгребут все деньги и бросят связанную. И так она проваляется до тех пор, пока не вернется Маринка. А Маринка свалила со своим хахалем на дачу до воскресенья. То есть еще полтора дня. «Сука! Я тебя урою!» – думала девушка.

– Ты готова? – почти нежно спросил он, подсаживаясь на кровать.

Она мотнула головой, когда он погладил ее по волосам. Мыча что-то грозное, девушка продолжала попытки освободить руки.

– Нет, так у нас ничего не получится, – он покачал головой. – Давай побыстрее начнем.

Он встал так, чтобы она его видела. Не торопясь и не сводя с нее взгляда, мужчина расстегнул ремень и вынул его из джинсов. Хороший кожаный ремень.

Она вздрогнула всем телом, когда кончик ремня, едва касаясь, прошелся вдоль ее спины от самого затылка до ягодиц. Это не было похоже ни на что, что она чувствовала раньше. Страх затопил ее. Дыхание участилось. Из-за кляпа казалось, что воздуха не хватает. Она давилась слюной и выступившими слезами.

«Пусть это все закончится», – просила девушка неизвестно кого.

Его улыбка приклеилась к губам. А в глазах не осталось ничего человеческого. Зажав пряжку в кулаке, он сделал виток вокруг ладони, крепче зажав ремень.

Внутренне она вся сжалась, продолжая извиваться на кровати. Сейчас последует удар. Неотвратимый. Сильный. Предчувствие боли. Она заскулила. По бедрам побежала горячая струйка мочи.

Кожа на спине вспухла красной полосой. Широкий рубец пролег поперек лопаток, захватывая подреберье. Кляп подавил крик.

От боли потемнело в глазах. Дикий ужас перевернул сознание. Ее реальность мгновенно сжалась до полосы горящей от боли кожи.

Новый удар был таким же сильным. И это вовсе не было игрой.

Она, насколько позволили связанные руки, повернулась на бок. Защититься. Ответить обидчику. Она попыталась пнуть стоящего над ней мужчину. Но он легко перехватил ее ногу. Сильные пальцы сжались, оставляя следы на нежной коже.

– Нет, так дело не пойдет, – покачал головой мужчина.

Размахнувшись, он ударил снова, держа ее за ногу. Ремень проложил новую полосу боли, заканчивающуюся на промежности. И тут же последовал новый удар. И еще один. И следующий.

Зубы ломались о кляп. Кровь текла по губам и из носа. Спина превратилась в одну сплошную рану. Боль окружила плотным коконом.

А потом стало темно.

* * *

– Светка, я дома! Че у нас так воняет? – Маринка скинула босоножки в прихожей.

В квартире было душно и воняло какой-то кислятиной. После дачи здесь была адская духота.

– Вот сучка, наверное, сама куда-то смылась и оставила жратву на столе. Идиотки кусок! – выругалась Маринка.

Девушка подхватила свою сумку и пошла в комнату. Вместо того чтобы залезть в ванну, придется сначала разгребать свинарник, который устроила подруга.

– Ну я тебе это припомню! – пообещала Маринка.

В комнате Светки горел ночник.

– Вот овца тупая! – крикнула Маринка, швырнув сумку через порог своей комнаты. – Нет, ну вот же дрянь! Сколько этот свет горит? Тупорезка! Хрен ей, а не коммуналка пополам!

Громко топая, девушка вошла в комнату подруги. Вонь здесь стояла особенно сильная. На кровати кто-то лежал, укрывшись одеялом с головой. Только маленькая аккуратная ступня наполовину высовывалась из укрытия.

– Слышь, коза! Ты сколько вчера выпила?

Маринка безжалостно распахнула шторы, пуская в комнату яркий летний день. Она открыла форточку и с жадностью глотнула пусть и раскаленный, но свежий воздух.

– Вставай давай. – Маринка взялась за край одеяла и рванула его на себя.

* * *

– Где свидетельница? – спросил майор Парфенов участкового, который первым прибыл в квартиру.

– Если блевать закончила, то на кухне, – кивнул участковый Смирнов.

– Что, прям так хреново все?

– Ну загляни, если хочешь, – пожал плечами Смирнов. – Мне второй раз смотреть не хочется.

– Ладно, там наши поднимаются, встречай.

Майор протиснулся мимо понятых – соседей из квартиры напротив. На кухне сидела бледная девушка с размазанной по щекам тушью и мокрыми волосами.

– Здравствуйте. Майор Парфенов Кирилл Андреевич, – представился оперативник.

– Здрасте.

Парфенов присел за стол напротив Маринки. Девушка выглядела потрясенной, но вполне адекватной.

– Как вас зовут?

– Маринка. Ну, Марина Иванцова.

– Хорошо. Марина, расскажите, как вы нашли тело? Это ваша подруга?

Девушка кивнула, машинально повернув голову в сторону комнаты с трупом. Рвотный позыв согнул ее пополам. Прикрывая рот ладошкой, она сорвалась и скрылась в туалете.

– Нда. – Парфенов провел ладонью по коротко стриженным волосам.

– Шеф, мы на месте. – В кухне показался старший лейтенант Гриша Город.

– Игнатьич приступил?

– Да.

– Ну тогда бери с собой Федю и по соседям пройдитесь. И Смирнова прихвати. Пока предварительно узнайте, кто что видел-слышал. Вообще все, что смогут рассказать. Потом сюда, и еще разок с уточнениями пройдете.

– Все ок, шеф.

– Гриш, – позвал Парфенов исчезнувшего лейтенанта.

– Я! – Тот снова заглянул в кухню.

– Гриш, ты бы книжки начал читать, что ли. Ну Элочка Людоедка.

– А?

– Иди уже.

В узком коридорчике Город столкнулся с вышедшей из туалета Маринкой. Девушка, не обратив внимания на Гришу, прошаркала на кухню.

– Божечки, как хреново-то, – пожаловалась она.

– Сочувствую. Мы можем продолжать?

– Да. – Маринка достала из холодильника бутылку воды и сделала несколько жадных глотков.

– Итак, вы знали покойную?

– Да. – Девушка на секунду замерла, прислушиваясь к ощущениям. – Это Светка Лопатина, мы учимся вместе. Ну и живем. Ну, то есть жили. Ну не то чтобы вместе, а хату эту снимали. Потому что цены – ваще жесть! А это еще и дыра на окраине…

– Понятно, – майор перебил Маринку. – Как вы нашли тело?

Девушка сжала бутылку до скрежета пластика. Парфенов уже был готов к тому, что она снова убежит, но Маринка глубоко вдохнула и отпила воды.

– Да я, короче, с дачи вернулась. А в хате вонища.

Запах стоял до сих пор, несмотря на открытое окно. Парфенов легко мог представить, какое амбре тут висело час назад, когда поступил вызов.

– Ну я подумала, что Светка опять закатила вечеринку и оставила остатки хавки на столе. Ну она это ваще могла сделать. Типа, потом уберу и все такое. А потом еще свет в ее комнате горел. Вы знаете, сколько за этот долбаный свет надо платить? А денег в этом месяце че-то ваще мало получилось! Блин! Как я теперь все это перекрою?

– Марина, вы вернулись с дачи, и что потом? – Кирилл не собирался разговаривать про коммунальные услуги и их оплату.

– Ну и ничего, – пожала плечами девушка. – Смотрю, Светка на кровати валяется. Я думала, прибью ее. Одеяло сдернула, а там…

Маринка снова прижала ладошку к губам. На ее глазах появились слезы.

– Марина, вы здесь посидите, передохните. Я к вам чуть позже нашего работника отправлю, и вы ему еще раз все подробно расскажете для протокола. Хорошо?

– Ага, – сказала через ладошку Маринка.

Парфенов оставил девушку на кухне и прошел в комнату, где трудился эксперт. Острый запах смерти ударил в ноздри.

На кровати на животе лежал обнаженный труп Светы Лопатиной. Кожа на спине была исполосована багряными рубцами. Кое-где проглядывали синюшные мышцы. Простыня под телом сбилась в грязный комок. Кровь пропитала матрас.

Несколько жирных мух носились под потолком.

– Пришлось закрыть форточку, – не отрываясь от работы, сказал эксперт.

– Что можешь сказать по делу?

– Сам видишь, множественные рваные раны, ссадины. – Игнатьич рукой в перчатке осторожно, будто боясь сделать больно, провел вдоль одной борозды на спине Лопатиной. – У нее во рту кляп, такой, знаешь, жесткий резиновый шарик. Так она об него зубы передние сломала. Да…

– Причина смерти? Болевой шок?

– Не уверен, – помотал головой эксперт. – У нее на шее странгуляционная борозда присутствует. Но, возможно, душили уже труп. Тут, понимаешь, только вскрытие и исследование.

– Ясно. Изнасилование?

– Разрывы промежности присутствуют. Вот, посмотри сюда. – Эксперт чуть раздвинул ноги тела, давая разглядеть подробности.

– Игнатьич! – Внутри Парфенова все сжалось, и он быстро отвел глаза.

– Матерь Божья! – тихо прошептала понятая.

Глаза женщины закатились, и она кулем осела на пол.

– Галя! – Понятой принялся тормошить супругу.

– Сейчас, сейчас. – Эксперт указал на свой чемоданчик. – Кирюша, там флакончик с нашатырем. Дай подышать.

Майор и сам был не прочь понюхать аммиак, чтобы прочистить мысли.

– Что по времени смерти? – Парфенов откупорил пузырек и поднес его к лицу женщины.

– Тело долго пролежало в запертой комнате. Жара стоит уже неделю. Так что сказать довольно сложно. Но как минимум два-три дня.

* * *

– Гриша, может, ты вернешься к нам? – Парфенов скатал бумажный комок из черновика и швырнул его через кабинет.

– Я тут. – Старший лейтенант на лету отбил комок.

– Ну ты даешь! – присвистнул Федя Егоров.

Город отложил смартфон, в который таращился с самого начала совещания. Сложив руки, как примерный школьник, Гриша уставился на шефа.

– Итак, что выяснили?

– Да как обычно, шеф. – Федя краем глаза глянул в потрепанный блокнот. – Никто ничего особенного не видел. Ни три дня назад, ни два. Посторонние к Лопатиной и Иванцовой ходят часто. В основном мужчины.

– Проститутки они, – вставил Гриша. – Мне так бабка-соседка сказала, которая над ними живет.

– Подтверждения есть?

– Ой, шеф, для бабок мы все наркоманы и проститутки.

– Чур, я наркоман! – заржал Егоров.

– Я запомню, – кивнул ему Кирилл. – А пока собирайся и дуй в институт, где училась Лопатина. Характеристики, как училась, с кем дружила, с кем не дружила. По ее контактам из телефона тоже нужно отработать. Особое внимание последним вызовам.

– Там тех контактов овер километр, – вздохнул Гриша.

– Вот ты ими и займешься, все равно целыми днями торчишь в своем телефоне.

– Так то в своем, – прошептал Гриша.

– Не понял? – Парфенов поднял одну бровь.

– Так точно, шеф! – Город вскочил со стула, вскидывая ладонь к голове.

– Клоун, – резюмировал Парфенов. – Выполняйте.

* * *

– Парфенов, ты себе что думаешь? – Телефонная трубка орала голосом следователя Копылова.

– В каком смысле, Павел Иванович? – Думал о себе Парфенов на самом деле много чего, но не то чтобы это касалось следователя.

– Почему ко мне приходит журналистка и выспрашивает подробности дела Лопатиной? Причем так хорошо выспрашивает, с подробностями и знанием предмета.

– Я извиняюсь, конечно, – начал заводиться майор, – но ко мне какие претензии?

– А я тебе расскажу! Кто на место приехал раньше? Ты и твои соколики. Кто мог сделать фотографии места преступления в таких подробностях? Кто, кроме своих? Я приехал после вас, и в комнате было не протолкнуться от людей. Никак нельзя было сделать такие фотографии, чтобы никто в кадр не попал.

– Да какие фотографии?

– А такие! Благо там не все подробности. Журналистка мне их на своем телефоне показывала. Просила прокомментировать. Желала из первых рук все разузнать. Откуда, я тебя спрашиваю, утечка?

– Мои не могли.

– Не могли! – эхом отозвался следователь. – Ты на сайт «Огней» зайди и полюбуйся. И своим передай, что если я узнаю, кто слил информацию…

– Разберемся. – Майор, не дослушав, повесил трубку.

* * *

– «Сво-бо-да сло-ва», – по слогам отчеканила Лина. – Надеюсь, у вас хватает образования, чтобы понимать значение этого выражения, товарищ майор Парфенов?

– Не сомневайтесь! А у вас хватает образования понимать, что есть тайна следствия?

– Люди должны знать, что происходит в городе, в котором они живут.

– И, по-вашему, это нужно делать таким способом?

– Каким «таким»?

Лина сидела в своем крохотном кабинетике, отделенном от остального офиса тонкими стенами из гипсокартона. На мониторе красовалась ее самая свежая статья, из-за которой и начался этот эмоциональный разговор с Парфеновым. Сама того не осознавая, женщина сжимала телефон так крепко, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения.

– Каким «таким»? – повторила она вопрос. – Или вы считаете, что можете все скрыть от общественности?

– Это себя вы причисляете к общественности? Вы же стервятники…

– О! Какое небанальное сравнение! Браво!

– Все, что вас интересует, не люди и не их безопасность, – продолжал Кирилл, не реагируя на выпад. – Вам нужен хайп и репосты.

– Надо же, вы, оказывается, в теме. Даже слова кое-какие выучили.

– Не старайтесь быть хуже, чем вы есть, Лина.

– Куда уж мне?

Разговор зашел в тупик. Парфенову, в принципе, статья понравилась. Как человеку. Цеплял легкий слог, становилось жаль убитую Лопатину. Где-то внутри сжимался комок от увиденных фотографий обезображенного тела, пусть и заретушированных. Но как полицейский он негодовал. Какая-то фифа умудрилась заполучить фотографии и разместить на всеобщее обозрение. И задает в своей статейке каверзные вопросы, обращаясь, между прочим, и к нему.

– Я не хочу с вами ругаться, но мне нужен ваш источник.

– Я тоже не хочу с вами ругаться, поэтому источник я вам не сдам.

– Господи, какая бессмыслица, – простонал майор Парфенов.

– Не люблю карусели. Меня на них укачивает. И этот разговор – такая вот каруселька. Поэтому, если вы не собираетесь мне дать интервью, давайте прощаться.

Злясь на себя, на то, что действительно нашел на сайте телефон Лины Журавлевой и позвонил ей, Парфенов молча отключился. Ясно же было, что журналистка никогда не сдаст своего информатора. Зато он выставил себя полным идиотом. И зачем, спрашивается?

– Алло? – Лина отняла телефон от уха и посмотрела на потемневший экран. – Ну и ладно.

Войдя в мессенджер, Лина нашла контакт ГринСити и отправила сообщение: «Танкс за инфу! С меня простава». Своих информаторов нужно любить и всячески баловать, это она поняла еще в самый первый год работы.

* * *

– Линка, тебя босс, – в кабинетик сунулась Вика и тут же убежала по своим делам.

Вызов к боссу – это всегда лотерея. Каждый в «Огнях» знал, что Игорь Семенович мог с легкостью наорать за просмотренную ошибку в тексте и с такой же легкостью выписать премию. И никогда не было понятно заранее по его круглому лицу, что ждет дальше.

– Молодец, Журавлева! – сказал Игорь Семенович. – Хорошо ментов прижучила! Мне уже звонили и на тебя жаловались, что ты фотки слила. Молодец!

– Стараюсь, – кивнула Лина.

– Там просмотры у нас зашкаливают, комменты и репосты. Мне уже статистику кинули на твою статью. По рейтингам прям хорошо идешь.

– Спасибо.

– Че, кого-то в ментовке подцепила? Да ты не парься, я ж не осуждаю. Наоборот, хвалю. Материал выдала вон какой! Ты это, давай, додавливай. Пока тема горячая, виси на ментах. Все, что узнаешь, сразу в ленту.

– Поняла.

– Ну все, давай, иди работай. Если твой материал за сутки наберет еще сотню тысяч просмотров, подумаю про премию.

Глава 2

Маленькая квартира в большом городе. Пусть не центр, пусть не престижный район, пусть в соседях не медийная личность, а дядя Саша с завода. И под подъездом не секьюрити и шлагбаум, а бабки днем и гопота вечером.

Зато это своя маленькая квартира в большом городе. Купленная за баснословные деньги для девочки из провинции, которая бежала из родной деревни куда глаза глядят. Достижение, о котором многие только мечтают, Лина Журавлева получила благодаря тому, что хваталась за любую работу. Съемка на свадьбе – хорошо, фотосет для знакомых и знакомых тех знакомых – отлично! Мыть пол? Нет вопросов! Любая копейка откладывалась.

Маленькая своя квартира. Лина каждый раз радовалась, что у нее есть куда вернуться после рабочего дня, во сколько бы он ни заканчивался. Здесь можно сбросить туфли, снять надоевший лифчик и ходить в застиранном халате. Это настоящий дом.

– А ты че так поздно? – Из комнаты ее вышел встречать Славик.

– Разве? – Лина мельком глянула на настенные часы.

– Я вообще-то голодный сижу. Думал, ты придешь приготовишь.

– Там пельмени в холодильнике. – Босоножки полетели в тумбочку.

Лина прислонилась спиной к стене, правая ступня болела. Видимо, натерла мозоль.

– Сколько можно их жрать? – надул губы Славик.

– Сейчас посмотрю, что еще есть. – Женщина подхватила сумку с ноутбуком и подошла к мужчине.

Славик был хорош. Слегка наметившийся живот его не портил, а скорее придавал уютный домашний вид. Ей нравилось гладить его по непослушным кудрям, будто большого кота. И еще Славик очень хорошо целовался.

– Уже не надо, я заказал пиццу.

– Отлично! С чем? Грибы или колбаса?

– Грибы.

Они стояли в дверном проеме комнаты так близко друг к другу, что Лина могла чувствовать кожей его дыхание. Она провела пальцами по его щеке.

– Посмотрим сериальчик под пиццу или сначала полежим? – игриво спросила она.

– Пиццы нет. – Славик чуть повернул лицо, чтобы не чувствовать ее пальцы на себе.

– В смысле?

– Я тебе говорил, что был голодный. Заказал пиццу и съел. Я же не знал, во сколько ты соизволишь явиться на этот раз. Может, вообще заночуешь в своем офисе!

Лина отстранилась. Претензии любовника больно кольнули. Да, в них была доля правды. Она могла забыть о времени, когда работала. Могла сорваться на интервью в другой город, не оставив даже сообщения. Но ведь она всегда знала, что есть Славик, что есть их жизнь. Знала, что, когда придет домой, он будет здесь. Такой мягкий, такой теплый.

– Зачем ты так?

– Как?

– Как будто не знаешь, что я работаю.

– Я тоже работаю! – с вызовом сказал Славик, складывая руки на груди. – И не меньше, чем ты. Сейчас вообще можно работать не выходя из дома.

– Только не журналистом, – возразила Лина. – Ты же понимаешь…

– Да кому на хрен сдалась эта твоя журналистика? Кто сейчас вообще читает новости? Все, что хочешь, можешь найти в сетях.

– Не все. Сегодня нашли убитую девушку…

– Ой, все! – перебил Славик, отгородившись раскрытой ладонью. – Хватит! Не хочу слушать про какую-то там убитую девушку на ночь.

Лина вздохнула. Они стояли так близко, но были будто чужие люди. Ей так хотелось, чтобы не было этого разговора, чтобы он просто обнял ее.

– Слава, – тихо позвала она, положив руку ему на плечо. – Слав, хочешь, я пожарю картошки?

– Нет.

– Или давай сходим куда-нибудь? – Пальцы женщины пробрались под его рубашку, нащупав жесткие завитки волос на животе.

– Господи! Да что с тобой не так? – взвился Славик.

* * *

– А что с вами не так?

Валентин Игоревич мягко и пытливо смотрел из-под очков в тонкой оправе. Кабинет психоаналитика окутывал уютом. Нежно-персиковые стены, невесомые тюли и плотные шторы бежевого цвета с невнятным золотистым узором. Книжные полки с безделушками, фигурками животных и персонажей фильмов и мультиков. У окна солидный старый тумбовый стол с винтажной лампой под зеленым стеклянным абажуром. Чуть в стороне от двери – два удобных кресла и торшер. Здесь было спокойно.

– Со мной не так примерно все. – Лина улыбнулась, но вышла кривая усмешка.

– Хочу вас заверить, что это абсолютно нормально. С большинством людей все не так, но они либо не хотят в этом признаться, либо не понимают этого.

– Значит, работы у вас хоть отбавляй?

– Не жалуюсь. Но вы ведь пришли не для того, чтобы говорить обо мне?

– Определенно не в этот раз, – кивнула Лина.

Зачем же она здесь? Сидит в кресле перед совершенно незнакомым мужчиной и собирается просить его помощи. Может быть, потому, что еще немного, и она просто сойдет с ума.

– А хотите чаю? – спросил Валентин Игоревич. – У меня есть прекрасный пуэр. Друзья привезли из Китая.

– Да, спасибо.

Психоаналитик легко поднялся из кресла и прошел к двери в приемную.

– Ирочка, сделай, пожалуйста, чай.

– Хорошо, – отозвалась секретарь.

– Пуэр ведь закапывают в землю на сколько-то лет? Там, где я выросла, за такой чай пришлось бы плохо. Разве можно что-то закапывать, а потом откапывать и пить? Это ересь.

– Ну а как же картошка?

– Картошка от Бога. – Последнее слово встало колом в горле.

– У вас с Богом какие-то неприятные ассоциации? – Валентин Игоревич был прекрасным психологом, тонко улавливающим чужое настроение.

– О! – протянула Лина. – У меня странные отношения с Богом. Мне всегда полагалось любить и бояться его. И я изо всех сил старалась. Но слишком часто у меня не получалось.

– И что происходило, когда у вас не получалось?

– Происходило… – Лина сцепила ладони в замок.

Холодный озноб пробежал по ее спине от воспоминаний. Она не заметила, как после легкого стука открылась дверь и секретарь принесла небольшой поднос с двумя чашечками. Валентин Игоревич взял свою и приготовился слушать.

Детские воспоминания бывают размытыми, отрывистыми, порой про такое, чего не было на самом деле. Они сплетены из снов, чьих-то рассказов, неосознанно присвоенных историй друзей и знакомых, фильмов и мультфильмов. Воспоминания, закрепленные на фотографиях, ярче. Можно помнить день, когда сделан снимок. Можно помнить события. А можно не помнить ничего.

И Лина очень хотела, всегда хотела ничего не помнить о своей прежней жизни. Ностальгии это не вызывало.

* * *

– Мне никогда не читали детскую Библию. Ну знаете, ту синюю толстую книжку с яркими картинками, которая в середине девяностых была буквально у всех. В ней простыми словами, как сказку, рассказывали о сотворении мира, о падении Адама и Евы, о заветах, о распятии и воскрешении. Легко, интересно. Так, чтобы ребенок понял, даже если читает эту книгу сам. Я узнала о ее существовании гораздо позже.

Мне читали настоящую Библию. И Евангелия. И жития святых. Монотонно, скучно и непонятно. Я четко помню отца, который сидит за столом у моей кровати и читает вслух о Лазаре. А я лежу и смотрю на огонек лампадки. И на темные иконы, которые почти целиком занимают всю стену нашей большой комнаты.

В деревне, в общем-то, никогда от Бога не отрекались, даже при Советах. А когда снова стало можно молиться и верить, люди в открытую стали ходить в церковь. Почти в каждом доме снова появился красный угол с рушником и иконкой.

А у нас стена. То, что это очень странно, я тоже поняла гораздо позже. В детстве мне казалось, что так у всех. Что все знают молитвы и читают такие книги. И что Бог смотрит на всех.

На меня Бог точно смотрел с пристрастием. Я должна была помнить об этом каждую минуту. Бог, с которым меня познакомили совсем крошкой, – нетерпимый, злой и жестокий. Карающий за любую шалость или провинность. Чего уж говорить про меня, если он не пожалел своего сына?

А раз Бог не жалел свое дитя, то почему родители должны относиться ко мне иначе?

Троица выпала на начало июня. Было жарко и душно. Горели все лампадки, и от запаха ладана мне было нехорошо. Мать, как обычно, наряженная в темную длинную юбку и кофту с рукавами. Отец в темных лоснящихся брюках и черной рубашке. И я в глухом платье, из которого почти выросла. Семья. Стоим на коленях перед иконостасом. Отец чуть впереди, густым басом читает псалтырь. Бьем поклоны до выскобленного пола.

А жирная муха с зелено-синим брюхом бьется в стекло. Глупое насекомое никак не может понять, что открытая форточка немного выше. А через стекло совсем никак нельзя пробиться на улицу.

Там, на улице, светит солнце. Распустилась яблоня, и пахнет так вкусно. На улице легко дышать и можно смотреть на облака. Или через дырку в заборе, которая сразу за кустом смородины.

Бжж! Бжж! Бжж! – муха все долбится в стекло.

«Интересно, не болит ли у нее голова?» – думаю я.

И тут меня поднимает за ворот платья неведомая сила. Встряхивает так, что зубы стукаются друг о друга. Я прикусываю щеку изнутри. Вкус крови.

– Негодная девчонка! – прямо мне в лицо шипит мать.

Такой разгневанной я вижу ее впервые. Она могла прикрикнуть на меня, если я путала буквы. Могла больно дернуть за руку, когда я забывала слова молитвы. Могла так посмотреть на меня, когда я глядела на других детей, что мне хотелось тут же скрутиться в комочек и спрятаться в углу своей кроватки.

– Чем ты занимаешься?

От страха я забываю слова. Просто стою и моргаю, чтобы не заплакать.

– Я тебя спрашиваю? – Мать хватает меня за руку, сильно сжимает и тормошит.

– Муха, – выдавливаю я из себя, тыча пальчиком в окно.

– Ах, муха! Муха, да? Да как ты смеешь во время молитвы думать о какой-то мухе?

Она тащит меня через комнату к столу. Там стопочкой лежат книги. Я почти бегу за ней на цыпочках, потому что моя рука все еще зажата в ее руке. Я чувствую, что сейчас случится что-то плохое. Дети всегда чувствуют, что случится что-то плохое. Но иногда родители делают так, что плохое не случается.

Меня выпускают, и я хватаюсь за предплечье, которое очень болит. Но глаза мои неотрывно следят за матерью. Вот она раскрывает Библию и вынимает закладку. Длинную плоскую деревяшку с цифрами и черточками. Позже я узнаю, что это школьная линейка.

– Вытяни руки! – командует мать. – Ну!

Ничего не понимая, я выполняю команду. Может быть, она заставит меня читать?

Резкий взмах, и линейка опускается на тыльную сторону моих маленьких ладошек. Больно! Я инстинктивно прижимаю руки к груди. А еще я описалась. Мне всего четыре.

* * *

Чашка согревала застывшие пальцы. Рассказывать о своих воспоминаниях оказалось мучительно. Лина старалась не смотреть на Валентина Игоревича. Она пригубила уже полухолодный чай. Он оказался очень терпким, чуть вяжущим на языке. Легкий аромат древесины и привкус какого-то фрукта.

– Это был единственный случай, когда вас наказали? – Валентин Игоревич делал какие-то пометки в своем блокноте.

– Ну что вы? – криво улыбнулась Лина. – Разве это можно считать наказанием?

– А разве нет? Наказание, и не совсем соразмерное с «виной». Маленьким детям свойственно отвлекаться. Они познают мир. Вы ведь понимаете, что не совершили ничего плохого?

– Я поняла это не сразу. Уж точно не в четыре года. Тогда я очень и очень старалась вести себя хорошо. Чтобы не прогневать Бога и мать. Но Богу было на меня плевать, а мать я подводила часто.

* * *

– Прямо напротив нашего двора, на пыльной дороге играли девочки. Они были старше меня, наряднее, веселей. Я стояла у калитки и подсматривала за ними через щелку.

На них были такие красивые яркие футболки, юбки из джинсы и шорты. Загорелые до черноты, растрепанные и даже стриженые, они прыгали через резиночку. Я понятия не имела, как называется эта игра. Две девочки стояли напротив друг друга, и на их ногах была натянута резинка для белья, образуя четырехугольник. А третья скакала, стараясь не задеть резинку, громко выкрикивая слова считалочки.

При каждом прыжке поднималась пыль. Юбка подлетала вверх, задираясь до бедер. И никому не было до этого никакого дела. Никто не кричал на них, никто не запрещал веселиться. Как я хотела оказаться по ту сторону забора и так же весело и крикливо скакать через растянутую резинку!

Игра так увлекла меня, что я тоже стала прыгать. Представила, что я и не я вовсе, а вон та девочка с коротким хвостиком в футболке с картинкой и красных шортах. У нее получалось прыгать лучше всех.

В конце концов меня заметили. Девчонки на минуту сбились в стайку и о чем-то пошептались. Потом к забору подошла та самая девочка, которая мне понравилась.

– Привет, – сказала она.

– Здравствуйте, – сказала я.

Именно «здравствуйте», потому что меня не учили говорить с другими детьми, а взрослым я говорила только так.

– Пойдем с нами.

Я оглянулась на дом. Никто и никогда меня никуда не звал. Все, что было за пределами забора, – чужое. Там нет ничего хорошего. Следовательно, делать нечего на улице. Тем более маленькой пятилетней девочке в глухом длинном платье и уродливых разношенных кроссовках.

– Идем, нам нужен еще человек, чтобы мы с Катькой могли вместе прыгать, – звала меня девочка.

Мне так хотелось хотя бы просто подержать на ногах эту резинку! Так хотелось, что я потянулась к засову и открыла его. Мое сердце колотилось. Радость от предстоящей игры накладывалась на страх. Я жутко боялась разозлить Бога своим поведением.

Но ведь вот передо мной девочки, которые играют, и с ними ничего плохого не происходит. Раз могут они, то могу и я.

Это был мой первый шаг за забор без ведома родителей. Я вышла на улицу, прикрыв за собой калитку. Красивая девочка взяла меня за руку и повела к остальным. Меня! Малявку для них приняли в игру!

Резинка впилась мне в лодыжки. Я старалась стоять смирно, чтобы она не слетела. Завороженно смотрела, как Катя и Лена ловко перепрыгивают через «ограждения», высоко задирая ноги. Тогда мне казалось, что они какие-то высшие существа. Такие сильные, такие взрослые, так у них здорово получается перелетать с одного края резиночки на другой. Я понятия не имела о слове «синхронность», но видела ее и стояла с открытым ртом.

– Хочешь попробовать? – спросила запыхавшаяся Лена.

Я хотела! О, еще как! Лена заняла мое место, опустив резиночку совсем низко. Катя встала на другую сторону. Третья девочка, немного полноватая Таня, медленно показала мне, как нужно прыгать.

– Только тебе платье мешать будет, – авторитетно сказала Катя.

– Ну ты его чуть подними, – посоветовала Лена.

– Как? – Я смотрела на нее во все глаза.

– Вот так! – Таня взялась за подол своей юбки и потянула его вверх.

Юбка задралась выше колен, а девочка, весело смеясь, начала скакать. Ее ноги мелькали, хвостик смешно подпрыгивал, падая на плечи.

– Давай, – сказала, попрыгав, Таня.

Я ухватилась за платье и потянула наверх. Еще никогда мои ноги не были обнажены настолько где-то, кроме бани. Стоя у края резиночки, я сосредоточилась, готовясь к первому в своей жизни прыжку. В своих мыслях я была грациозна, хотя этого слова я тоже еще не знала.

Прыжок вышел нелепым. Я наступила на край резинки. В настоящей игре это означало, что мое место должен занять следующий. Но девочки уже напрыгались или им было жаль маленькую зашуганную меня. Мне дали еще попытку.

– Раз! Два! Три! – считала Катя мои прыжки.

Прыжок. Правая нога в круг. Прыжок. И левая нога в круг. Прыжок. Правая из круга. Прыжок. Левая из круга.

Счастливая, я обвела новоявленных подруг победным взглядом. И вот тут мое сердце, все внутри меня оборвалось. Калитка моего двора была открыта. Там стояла тонкая фигура моей матери. Она посмотрела мне прямо в глаза.

– Богохульница! – выдохнула она. – Куда платье задрала?

Из-под подола торчали мои тощие икры. Я продолжала сжимать подол, не в силах разжать одеревеневшие пальцы.

– А ну пошли отсюда, бесовки! – Мать надвигалась на нас, как грозовая туча.

Девчонки с визгом бросились по дороге, оставив резиночку. И меня. Мне бежать было некуда.

Мать намотала мою косичку на кулак и поволокла в дом. Она молчала. Это ее молчание наполняло меня таким ужасом, что мне хотелось умереть. Про смерть я знала. Умереть, оказаться в чистилище, и пусть бы там меня мучили черти, но не мать. Она казалась мне гораздо страшнее.

В дом меня втянули, как вещь. Отпуская косу, мать буквально швырнула меня в комнату перед иконами. Я упала на колени, больно ударившись выставленными ладонями.

– Молись! Молись и кайся! – приказала она, с силой пригибая мою голову к полу.

– Отче наш… – осипшим голосом начала я.

Тем временем мать вынула из Библии линейку. Я уже знала, что будет дальше. На глаза сами собой навернулись слезы.

– Руки!

Я выставила перед собой дрожащие руки вверх кистями.

– Молись! – Хлесткий удар.

– Отче наш…

– Громче! – Еще удар.

– Отче наш… – голос срывался.

Кисти горели. Каждая строчка сопровождалась ударом. Но если отдернуть руки, придется начинать молитву заново и ударов будет больше.

Оставшийся день я простояла на коленях перед иконами. Ужина меня лишили. Разрешив пойти в кровать только ближе к полуночи.

Катя, Таня и Лена больше никогда не играли напротив нашего дома. Но я видела, как они иногда проносятся мимо на велосипедах. Такие яркие и счастливые, что казались снами.

* * *

Лина нечасто готовила, но сегодня было настроение. В сотейнике томился соус из помидоров и болгарского перца. В кастрюле закипала вода под спагетти. На столе уже стоял салат в прозрачной миске. Лина даже зажгла пару свечей и вынула из шкафа вино, купленное на будущий Новый год. Славик должен был прийти через пятнадцать минут.

Спагетти стыли в закутанной полотенцем кастрюле. Соус густел, и на его поверхности появлялась малоаппетитная пленка. Лина допивала второй бокал вина. Свечи были потушены.

В прихожей хлопнула дверь. Славик, шумно пыхтя, скинул кроссовки, громыхнул ключами о полочку под зеркалом.

– О, а че это? – спросил мужчина, входя в кухню.

– Полтора часа назад это был праздничный ужин.

– Серьезно? В честь чего?

Славик сел на табурет, налил себе вина и выпил. Чуть поморщившись, он взял бутылку и принялся изучать этикетку.

– Решила начать новую жизнь, – ответила Лина.

– Мм, – протянул он. – Удачно?

– С переменным успехом.

– Че, статью похвалили? Или, типа, премию дали?

– Где ты был? – нахмурилась Лина. – Я позвонила тебе, и ты сказал, что будешь через пятнадцать минут. Слава, прошло больше часа. Ты мог перезвонить?

– Ты решила вынести мне мозг?

– Я просто хотела, чтобы мы поужинали вместе.

Славик поставил бутылку, стукнув дном о столешницу:

– А меня ты не спросила, чего я хочу?

– И чего же ты хочешь?

– Чтобы меня не трогали. И не контролировали. Ты мне не мать!

– А кто я тебе?

– Слушай, хватит вот этого вот! – Славик вскочил с табурета. – Я в душ.

Лина посмотрела на его удаляющуюся спину. На глаза навернулись слезы, которые она поспешно смахнула. Пару раз шумно втянув носом воздух, она налила себе третий бокал вина, понимая, что назавтра проснется с больной головой.

Глава 3

– У меня голова раскалывается, – пожаловался Гриша Город.

– Бывает, – посочувствовал ему Федя. – А меня вчера жена заставила шкаф передвинуть, и я, кажется, спину сорвал. Хожу как паралитик.

– Паралитики не ходят.

– Ну ты ж понял!

– Бабушки, обсудили свои болячки? Теперь докладывайте, – сказал Парфенов.

Федор и Гриша обменялись взглядами. Егоров уставился на начальника большими голубыми глазами:

– Сходил я в институт, где Лопатина училась. Училась так себе, зачеты сдавала, прогулов не много. В общем, преподаватели ничего про нее рассказать не могут. Сам понимаешь, у них таких Свет – каждая вторая.

– Почему не в общаге жила?

– Почему не жила? Жила. Половину первого курса там обитала. Потом съехала. Сняла ту квартиру, на которой ее нашли.

– Дальше. Федь, ты ж не Город, что я из тебя все вытягиваю?

Федор вздохнул:

– Я ж с ним в одном кабинете сижу. Он меня научил всему плохому, что я знаю.

– Э! – Город пихнул Егорова в плечо.

Кирилл строго посмотрел на подчиненных.

– Девочку запороли до полусмерти, а потом задушили. На ней буквально нет живого места. Кожа вместе с мышцами отстает от ребер. Вы хоть примерно себе это представляете? У нее половина зубов сломана о кляп! Девочке едва за двадцать! А вы тут клоунаду решили устроить?

Федор виновато засопел, ерзая на стуле. Город уставился на столешницу.

– Я поговорил с ее одногруппницами, – продолжил Егоров. – Света с первого курса очень изменилась. Когда приехала, то была обычной девчонкой. Можно сказать, серой мышкой. А потом у нее появилась хорошая одежда и дорогая косметика. И она перестала есть в студенческой столовой. Кстати, столовая хорошая.

– Значит, у девочки появились деньги. – Парфенов проигнорировал последнее замечание Феди. – Откуда? Устроилась на работу или родители стали помогать?

– Папика нашла. Ну это она так приятельницам сказала. Никто из них этого папика никогда не видел. Сама Лопатина по имени его не называла, фотографий совместных не показывала.

– Ну это нормально. Скрывала, чтобы не отбили, – предположил Гриша.

– Может, и так. Только несколько человек слышали ее разговоры по телефону явно любовного характера. И вот в этих разговорах были мужские имена. Разные имена.

– Намекаешь, что папик был у нее не один? Скорее даже не папик, а клиент. Что-то такое я и предполагал. – Кирилл почесал лоб. – С кем-то из института Лопатина общалась ближе, чем с другими?

– Только с Иванцовой. Они вообще неразлейвода были. С остальными могла, конечно, в клуб сходить. Но так, чтобы компанией на дачу, на шашлыки, на речку – нет. Не говоря уж о домашних вечеринках. Ее на них даже звать перестали.

– Понятно. Гриша, что у тебя?

– Контактов в телефоне Лопатиной полно. Еще больше в мессенджерах. В основном мужики.

– Сообщения с угрозами?

– Может, и были.

– В смысле «были»?

– В прямом, – пожал плечами Гриша. – Мессенджеры пустые в основном. Есть, конечно, куча сообщений в группах по учебе, с Иванцовой переписка сохранилась. Еще несколько чатов с какими-то девушками. Семейная группа с фотками. И все. Остальное потерто.

– Восстановить можно?

– Нет. Все, что удалено из переписки, удалено насовсем.

– Хорошо, оставим пока этот ваш прогресс, – кивнул майор. – А по обычным звонкам? Или сейчас никто никому не звонит?

– Звонков полно! Даже через край. У меня столько нету, – заверил Город.

– И?

– Есть неотвеченные звонки с вечера пятницы по полдень воскресенья, когда ее нашли. Несколько неизвестных номеров, Иванцова пару раз звонила, родители, еще мужики.

– Неизвестные номера кому принадлежат?

– Три не удалось пробить, там явная подстава, какие-то узбеки. Остальные принадлежат мужчинам, которые со мной разговаривать не согласились.

– Понятно. А последний принятый вызов?

– Некто Валерий Алексеевич Роднянский. Студент того же института, учится на четвертом курсе. Прописан в общаге, но там давно не появлялся.

– Да тоже, поди, хату снимает, – вставил Федор.

– Федя, давай ты его найдешь? – Вопрос Парфенова походил на приказ.

– А почему я? А Гриня?

– А Гриня, как самый молодой и продвинутый, сейчас сядет за ноутбук и прошерстит все соцсети Лопатиной. Что выставляла, с кем ругалась, что лайкала, что сохраняла. Опять же переписка, если она там не удаляла сообщения.

– Шеф! Ну шик же задание! – просиял Город.

– Это несправедливо. Он за две секунды все сделает и будет в игрушки свои резаться. А я с больной спиной по городу бегать. – Егоров скорчил грустную гримасу.

– Ты, что ли, сомневаешься во мне, как в мудром и рациональном руководителе? Ты что, следователь Копылов? Нет? Так вот идите и работайте.

Оперативники поднялись. Парфенов проследил за ними взглядом до дверей своего кабинета.

– Гриша, – окликнул Кирилл, – если я узнаю, что ты хотя бы полчаса рубился в свои игрушки, я приказом по отделу запрещу тебе приносить на работу смартфон. Выдам простой кнопочный аппарат-кирпич, и ты будешь с ним ходить.

– Как лошара! – хохотнул Егоров, хлопая товарища по плечу.

– Вот именно, – подтвердил Парфенов.

– В обеденный перерыв могу делать все что захочу.

– А надо в это время кушать, – мудро изрек Федя.

– До обеденного перерыва ты мне всю информацию сюда должен принести.

– Понятно, – засопел Город.

– Раз понятно, выполняйте. Оба.

* * *

– Марина, вас очень трудно найти, – сказал Парфенов, усаживаясь на стул летнего кафе.

– И легко потерять. И невозможно забыть, – мило улыбнулась девушка.

Раскаленный воздух колыхал легкие занавески на веранде кафе. Несмотря на будний день, на утро, почти все столики были заняты. Парфенов потратил полчаса, чтобы дозвониться до Иванцовой, – на домашний телефон девушка не отвечала, а сотовый постоянно был занят.

– Я в той хате вообще не могу, – пожаловалась Маринка. – Вы когда все ушли, меня такая жуть взяла – капец! Я думала, я там с ума сойду, пока шмотки собирала! Там же вонища такая! Кровь везде. Мрак! У меня по коже мурашки размером с кабанов бегали. Еще хозяйка эта привязалась.

– А что она от вас хочет?

– Ну, типа, чтобы я все там отдраила. И предъявляет, типа, кровать испорчена, обои там, короче. Надо ремонт делать. Надо мебель покупать. Типа, кто в этой хате жить захочет, когда узнает, что там такое было? А я при чем? Это ж не я Светку…

– С хозяйкой я поговорю, – пообещал Кирилл. – А вы куда переехали?

– А вы в гости зайти хотите? – Маринка отпила коктейль через трубочку.

– Марина, вы проходите по делу как свидетельница. И можете понадобиться.

– Понятно. Я в общагу пока вернулась. Жесть, конечно, после своей хаты. Но я хотя бы сплю нормально. Надо искать, с кем новую хату снять.

– Кстати, вопрос про квартиру. Вы с Лопатиной снимали квартиру на двоих, правильно?

– Ну да.

– Насколько я знаю, стипендию ни вы, ни Светлана не получали…

– Ой, да в институте жлобы! – перебила Маринка. – Типа, прогулы есть, пара троек – все, нет стипухи. Вот кто может учиться без троек? Ботаны? Которые кроме своих книжек ничего не видели. Ой, прям вот бесят!

– Как у вас получалось оплачивать квартиру? – гнул свою линию Парфенов, отпивая минеральную воду.

– Ну как? – Маринка уставилась на майора и захлопала накладными ресницами.

– Вот и я спрашиваю «как?». Стипендию вы не получали, официально нигде не работали.

– Ну, там, предки подкидывали.

– У Светы Лопатиной только мать и еще две сестры младшие. Мне кажется, их семья вряд ли может позволить себе помогать старшей дочери снимать квартиру в нашем городе. Дороговато.

– Че-то я вас не пойму. Вы на что намекаете? – Маринка резко поставила свой бокал на стол. Этот мент ей совершенно не нравился.

– Я намекаю на то, что у Светы в телефоне очень много контактов с мужскими именами. А ваши соседи рассказывают, что в квартире, которую вы со Светой снимали, мужчины – частые гости. Причем много мужчин, и каждый раз разные. По-моему, есть только одно подходящее объяснение.

– Мы вам не шлюхи! – зло прошипела Маринка.

Девушка поднялась, накинула лямку сумки на плечо. Ее щеки горели румянцем.

– Сядьте! – тихо, но строго сказал Парфенов.

– Идите и ищите того, кто Светку убил! А от меня отстаньте!

К сожалению, чтобы выйти из кафе, нужно было пройти мимо стула, на котором сидел Кирилл. Маринка даже сделала пару шагов до того, как сильная рука обхватила ее тонкое запястье. Девушка вскрикнула. На них стали оборачиваться люди за соседними столиками.

– Я так понимаю, вы хотите, чтобы наша беседа продолжилась в отделении? – Парфенов смотрел на нее снизу вверх. – Что ж. Сейчас я вызову наряд, вас задержат на сорок восемь часов. На сорок седьмом часе я вызову вас на допрос. Тогда вы со мной соизволите разговаривать?

Маринка засопела, переваривая информацию. Ехать в отделение она не хотела. А в том, что Парфенов сделает то, что обещал, не сомневалась. Не глядя на майора, девушка вернулась на свое место.

– Отлично, – кивнул Кирилл. – Итак, рассказывайте.

* * *

– Да че там рассказывать? Приехали поступать, поступили. Наивные ромашки! Думали, будем учиться, профессию получать. Высшее образование – прямая дорога к успеху. Востребованная специальность. Перспективы. Хорошая зарплата, высокие должности. Чем там еще в школе детям голову дурят? А оно никому не сдалось, это высшее образование! Потому что на высокие должности уже с рождения детей определяют всякие там папы, дедушки, дяди, тети, короче, родственники.

Со Светкой мы познакомились в общаге. В соседних комнатах жили. На одной кухне пельмени варили. Господи, как я ненавижу эти пельмени из магазина! Самые дешевые. Съел, и через полчаса опять жрать хочется так, что живот сводит.

То, что работать по специальности мы не будем, стало понятно месяца через два после начала занятий. Но не возвращаться же домой! В эти дыры, из которых мы со Светкой еле-еле выбрались. У Светки две сестры и мать в двушке. У меня отчим, мать и сводный брат-дебил. Он за мной все пытался подглядывать, пока я ему яйца не прищемила дверью шкафа. Короче, никому мы особо не нужны.

Сначала, вы не думайте, решили на работу устроиться. Типа, приработаемся, а потом уже институт можно будет бросить. Или не бросать. Типа, корочки получить, типа, грамотные. Ну, я в кофейню устроилась в вечернюю смену. А Светка пошла официанткой в пиццерию.

И че? Да ниче! Тупо полдня на ногах, носишься, клиентам хамоватым лыбишься, чтобы чаевые оставили. А там то один за жопу пощупает, то второй возле туалета прижмет. Светку, вон, официант прыщавый в раздевалке подловил и давай руки под майку засовывать. Она его коленом по яйцам и пихнула так, что он головой в шкафчик. А оказалось, что этот прыщавый какой-то дальний родственник хозяина ее пиццерии. Турнули Светку. И меня турнули, потому что я не согласилась штраф выплачивать за то, что посетитель сбежал не заплатив. А я, что ли, обязана за этими ушлепками следить? Для чего на входе охрана стоит?

Короче, совсем тухло стало. И пошли мы со Светкой в клубешник прогулять последние деньги. Потому что грустно. Жизнь отстой. А мы слишком красивые и молодые, чтобы горбатиться за гроши.

В клубе хорошо. Там музыка, свет мелькает, девки полуголые в клетках зажигают! Я все время этим девкам завидую, они, блин, такие шикарные. Все у них есть – ночь жопой покрутишь, на каблуках подергаешься, и утречком с баблом домой. Все такие из себя чики. Блестки, косметика, платьица рабочие коротенькие, обтягивающие. Высший класс!

Мы со Светкой что-то пили. Ну, на что денег хватало. Зажигали. Так весело нам еще не было!

Ну и подвалили к нам два парня. Типа, хай, красотки, хотите че-нить попить? А мы что, дуры? Мы хотели попить, и еще потанцевать, и еще попить. Раскрутили их на коктейльчики. Они через час где-то говорят: а поехали к нам? Тут, типа, шумно. А мы со Светкой уже прям пьяненькие были. И поехали.

Ну а чего не поехать? Нам кто запретит? Мы совершеннолетние. Можем делать что хотим и с кем хотим. Жизнь вообще одна. Да и мальчики были нестремные. И вроде как при бабле. Светка, помню, мне тогда еще сказала, что было бы неплохо с ними замутить. Они бы нас по клубам таскали, подарочки всякие дарили. Мажорчики, это ж видно.

Поехали мы с ними. По дороге ржали как бешеные. Парни оказались веселые. Мы так по ночной трассе гоняли, у меня чуть ресницы не отклеились! Прям адреналин.

Приехали в какой-то коттедж. Офигеть, как там шикарно! Мы, наверное, как лохушки были – на все таращились, трогали. Еще выпили. Потом по комнатам разошлись. Ну, сами понимаете, не в шахматы мы там всю ночь играли.

А утром мальчики нам денег дали, такси вызвали, и мы поехали в общагу. Нормально так денег дали. Оказалось, даже больше, чем мы с собой в тот клуб взяли.

Сели мы тогда со Светкой на кухне, бутеры с настоящей колбасой сделали, кофе нормальный сварили. На запах столько халявщиков собралось – еле отогнали. Короче, подумали мы и вечером снова в тот клуб пошли.

* * *

Маринка нагло смотрела на Парфенова. Официантка только что принесла еще один стакан сока.

– И че теперь? Типа, арестуете меня за проституцию? Какая там у вас статья?

– Я не собирался вас арестовывать.