Королевская тайна E-Book

Эндрю Тейлор

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Krimi
• Serie: The Big Book
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 448

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

ГИБЕЛЬНАЯ МАГИЯ. Две юные особы замышляют убийство с помощью колдовства. Вскоре государственный служащий мучительно умирает при загадочных обстоятельствах. Его коллегу Джеймса Марвуда просят провести расследование, но задание сопряжено с неожиданными опасностями. КОРОЛЕВСКИЙ ПОДАРОК. Кэт Хэксби успешно продолжает дело покойного мужа-архитектора, возглавляя его чертежное бюро. Ей предлагают новый престижный заказ: она должна спроектировать птичник для женщины, которую король любит больше всего на свете. СТРАТЕГИЧЕСКИЙ СЕКРЕТ. Никто не подозревает, что в основе этих событий лежит королевский секрет, настолько взрывоопасный, что может не только разделить Англию на части, но и изменить весь облик Европы...

Leseprobe

16+

Andrew Taylor

THE ROYAL SECRET

Copyright © Andrew Taylor, 2021

All rights reserved

Перевод с английского Анны Осиповой

Оформление обложки Ильи Кучмы

Карта изготовлена Юлией Каташинской

Тейлор Э.

Королевская тайна : роман / Эндрю Тейлор ; пер. с англ. А. Осиповой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (The Big Book).

ISBN 978-5-389-27180-7

ГИБЕЛЬНАЯ МАГИЯ. Две юные особы замышляют убийство с помощью колдовства. Вскоре государственный служащий мучительно умирает при загадочных обстоятельствах. Его коллегу Джеймса Марвуда просят провести расследование, но задание сопряжено с неожиданными опасностями.

КОРОЛЕВСКИЙ ПОДАРОК. Кэт Хэксби успешно продолжает дело покойного мужа-архитектора, возглавляя его чертежное бюро. Ей предлагают новый престижный заказ: она должна спроектировать птичник для женщины, которую король любит больше всего на свете.

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ СЕКРЕТ. Никто не подозревает, что в основе этих событий лежит королевский секрет, настолько взрывоопасный, что может не только разделить Англию на части, но и изменить весь облик Европы...

Впервые на русском!

© А. Д. Осипова, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024Издательство Азбука®

Посвящается Кэролайн

ОТ АВТОРА

В 1670 году Англия, Шотландия и Ирландия по-прежнему использовали юлианский календарь, появившийся еще во времена Юлия Цезаря. Но с 1582 года большинство европейских государств перешли на более точный григорианский календарь, утвержденный папой римским Григорием XIII. В результате парижские даты на десять дней опережали лондонские. Так, к примеру, в Англии было воскресенье, 6 марта 1670 года, а во Франции — тоже воскресенье, но уже 16 марта.

В те времена обед считался главной трапезой дня. Обедать было принято около полудня.

Выдержки из писем Карла II Стюарта к его младшей сестре Генриетте Анне, герцогине Орлеанской

Уайтхолл, 20 января 1669 года

...Сим письмом отправляю тебе шифр, очень простой и надежный: на внешней стороне сам шифр, а внутри имена, которые, по моему суждению, понадобятся тебе для нашего дела.

Более прибавить нечего, остаюсь всецело твоим,

К.

Уайтхолл, 25 апреля 1669 года

...А пока с нетерпением жду от тебя вестей, ибо нет мне покоя, когда у тебя не все благополучно. Береги себя, дражайшая сестра, ежели я тебе хоть чуть-чуть дорог.

Твой бесконечно любящий брат К.

ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дом со знаком розы, Генриетта-стрит

Кэтрин Хэксби (в девичестве Ловетт), владелица чертежного бюро

Бреннан, ее чертежник

Джейн Эш, ее служанка

Фибс, привратник

Джош, мальчик на побегушках

Инфермари-клоуз, Савой

Джеймс Марвуд, клерк Джозефа Уильямсона и секретарь Совета красного сукна

Маргарет и Сэм Уизердин, его слуги

Стивен, его лакей

Уайтхолл

Король Карл II

Лорд Арлингтон, государственный секретарь

Джозеф Уильямсон, заместитель лорда Арлингтона

Дадли Горвин, клерк лорда Арлингтона

Уильям Чиффинч, хранитель личных покоев короля

Господин Смирк, чиновник из канцелярии лорд-камергера

Господин Нонтон, чиновник из канцелярии лорд-стюарда

Дидо, собака

Прочие

Принцесса Генриетта Анна, герцогиня Орлеанская (Мадам, Минетта)

Мадам де Борд, ее камеристка

Ричард Эббот, клерк лорда Арлингтона

Анна Эббот, его жена (ранее Анна Фэншоу)

Мария Фэншоу, дочь Анны от первого брака

Ханна, служанка Эбботов

Господин Фэншоу, торговец, проживающий на Слотер-стрит в Смитфилде и в поместье Сверинг в Кенте

Хенрик ван Рибик, джентльмен из Голландии, сводный брат Анны Эббот

Коннолли, управляющий заведением «Синий куст»

Джеремайя Джонсон, профессиональный игрок

Господин и госпожа Алинк из Остин-Фрайерс

Калибан, лев

ГЛАВА 1

Две девочки стояли у окна, а за деревянной панелью на стене копошилась крыса.

Холодное небо сияло пронзительной голубизной. Если приглядеться внимательнее, между почерневшими зданиями и заснеженными крышами Темпла впереди мелькала Темза. Но из-за стекла все это, в том числе и небо, выглядело зеленоватым и размытым.

— Ненавижу этот дом, — произнесла Мария. — И Эббота тоже ненавижу. Хоть бы он умер!

— Вчера вечером хозяин снова тебя выпорол, — сделала вывод Ханна.

Она была на два года старше Марии и к тому же намного выше ростом: это в какой-то степени сглаживало разницу в статусе девочек — во всяком случае, когда они разговаривали наедине.

— Ненавижу его. Даже не думала, что можно так сильно кого-то ненавидеть.

— А выглядит-то он неважно, — будто без всякой задней мысли заметила Ханна. Лицо служанки было сплошь усеяно веснушками, а волосы в зависимости от освещения казались то светлыми, то рыжими. — Может, и впрямь помрет.

— Эббот не человек, а дьявол. Он и вовсе помирать не станет, лишь бы только нам досадить.

За глаза Мария всегда называла отчима Эббот, будто пса или слугу. Ханна прижалась кончиком носа к заиндевевшему по краям окну. От ее дыхания холодное стекло запотело. И Темпл, и река исчезли.

— Все умирают, — возразила Ханна и потерла пальцем ромбик стекла. И Темпл, и река показались снова. — А если твое желание исполнится, что тогда?

— Мы с мамой, наверное, вернемся на Слотер-стрит, и все опять будет хорошо.

— А как же я?

— Тебя мы, конечно, возьмем с собой, — ответила Мария.

Ханна повернулась к ней:

— Клянешься? Даешь обет?

Мария скрестила пальцы за спиной на случай, если когда-нибудь это обещание станет для нее обузой.

— Клянусь.

— Чем?

— Могилой отца.

Ханна опять потерла стекло и проследила взглядом за пикирующей вороной. Птица села на ограду сада.

— Вообще-то, есть один способ, — сказала служанка.

— Какой?

— Только никому не рассказывай. Ни в коем случае. Да и не знаю, получится ли.

Глаза у Марии стали круглыми.

— Ты видела, как это делается?

— Нет, зато слышала, что говорила Ганга.

— Кто?

— Моя знакомая старуха. В деревне жил один мальчишка. Рассказывали, будто он с детьми и животными такое вытворял — ужас! Нужно было что-то предпринять. И Ганга знала, что именно. Мальчишку того всего раздуло, и он умер.

— Она убила его? И ее не повесили?

— За что? Ганга его пальцем не тронула. И никто не трогал, больно надо. Ганга его и так прикончила — раз, и готово. Грозилась, что и со мной то же самое сделает, если кудахтать не перестану.

Несколько секунд обе молчали. Даже крыса перестала скрестись, будто угроза Ганги заставила призадуматься и ее тоже.

— Я... я тебе не верю. — Голос Марии прозвучал чуть громче шепота.

— А мне-то что? Подумаешь! Не хочешь — не верь. — Ханна бросила на нее взгляд, исполненный презрения. — Да только я точно знаю: средство верное. Дело ведь при мне было. — Служанка выдержала паузу, потом ее губы медленно растянулись в улыбке. — А еще я знаю, что надо делать. Ганга мне говорила.

— И что же?

— Так я тебе и сказала.

— А ты сама можешь... — Мария набрала полную грудь воздуха. — Можешь с кем-нибудь это сделать? Если захочешь?

— Люди все время болеют и умирают, — промолвила Ханна. — Молодые и старики, богачи и нищие. Ничего особенного тут нет. Дело житейское.

Мария кивнула. Она не могла отвести глаз от лица собеседницы, от ее улыбающихся губ, с которых одно за другим слетали слова.

— Этим-то мой способ и хорош, — терпеливо, будто говорила с малым ребенком, объясняла Ханна. — Никто ничего не заподозрит.

— Ты... — Мария сглотнула ком в горле, набираясь решимости. — Ты мне поможешь? Избавишь меня от Эббота?

— Нет-нет, на такое я пойти не могу. — Некоторое время служанка испытующе глядела на Марию. — Зато ты сама можешь это сделать. Если хочешь, чтобы твоя жизнь наладилась. Бояться тут нечего. А я бы тебе помогла. Подсказала бы что да как. Но только при одном условии...

— Каком?

— Если ты заберешь меня на Слотер-стрит, сделаешь своей личной горничной и позаботишься, чтобы я ни в чем не нуждалась. Никогда.

— Но мне не разрешат взять личную горничную. Скажут, что еще рано.

— А ты стой на своем, тогда разрешат.

— Хорошо. Будешь моей горничной.

— Навсегда. Ты должна поклясться. На крови.

Мария кивнула.

Служанка вытащила из кармана маленький узелок, положила его на стол, развернула и достала булавку. Взяв хозяйскую дочь за правую руку, Ханна вонзила острие булавки в подушечку указательного пальца юной госпожи. Та вскрикнула — и от боли, и от неожиданности. Ханна сдавливала ее палец, пока не выступила капелька крови. Затем служанка проделала все то же самое со своим пальцем на левой руке и велела:

— Подними палец.

Мария подчинилась. Ханна повторила ее жест, будто отражение в зеркале: пальцы девочек прижались друг к другу, и две капли крови слились в одну.

— Повторяй за мной, — приказала Ханна. — Силой этой крови, силой Господа нашего Иисуса Христа и силой дьявола...

Мария скрестила за спиной пальцы левой руки.

— Силой этой крови, — промямлила она. От страха ее дыхание стало частым и поверхностным. — Силой Господа нашего Иисуса Христа и силой дьявола...

— ...клянусь взять Ханну к себе в горничные. Всю свою земную жизнь я буду заботиться о ней, как о родной сестре.

— ...клянусь взять Ханну в горничные... — Мария запнулась, понимая, что принимать подобные решения не в ее власти. Но скрещенные пальцы освобождают ее от данного обещания. Эти клятвы ничего не значат. — Всю земную жизнь буду заботиться о ней, как о родной сестре...

— Сядь-ка, — неожиданно ласково предложила Ханна. — Ты побелела как полотно.

Мария послушно села и оперлась локтями о стол.

— Что я должна сделать?

— Для начала нам понадобится какая-нибудь вещь хозяина. Лучше всего, если это будет его подарок тебе.

— Есть такая вещь. — Девочка встала. — Я сейчас.

Она ушла в спальню и открыла сундук, где хранила свои пожитки. Порывшись в его содержимом, Мария нашла то, что искала: некий предмет, завернутый в кусок грубого льна. Она вернулась к Ханне — та по-прежнему стояла у окна, съежившись от холода.

Мария положила свою находку на стол, и служанка взглянула на нее:

— Это что?

— Кукла. Разве сама не видишь? Подарок от Эббота.

Ханна сморщила нос:

— Я ее раньше не видела.

— Я и сама про нее забыла. Эббот подарил мне ее, когда ухаживал за матушкой. Наверное, думал, что я дитя малое.

— Не очень-то похоже на куклу, — заметила Ханна.

Мария выложила игрушку на стол.

— Ее подарил он. — Подняв голову, девочка закусила губу. — А это главное, верно? Ты же сама сказала: нужно что-нибудь от Эббота. С куклой, наверное, лучше всего получится, она ведь похожа на человека.

Ханна склонила голову над столом. Кукла представляла собой деревянный цилиндр около шести дюймов в длину. Сверху обструганный шар, служивший головой; снизу ноги, смахивавшие на прищепку для белья. Руки отсутствовали. К цилиндру приклеили неровный кусок льна, призванный служить одеждой. У куклы не было ни головного убора, ни волос. Кончиком ножа на шаре вырезали рот, им же проковырнули два отверстия, обозначавших глаза, один намного выше другого. Оба отверстия намазали сажей.

— Да уж, на подарок Эббот особо не потратился — небось пенни выложил, не больше, а если торговался, то полпенни.

Мария пожала плечами, будто хотела сказать: «Чего еще от него ждать?» А вслух спросила:

— Что теперь?

Ханна ткнула в куклу пальцем, оставив на льне едва заметное пятнышко крови. Прищурившись, она устремила взгляд на Марию:

— Одно твое слово, и меня повесят как ведьму.

Мария сдержала подступающую панику. Стараясь говорить как можно спокойнее, она произнесла:

— Тогда и меня тоже повесят. — Мария дотронулась до руки служанки. — Научи меня, как это делается. Прошу тебя. Умоляю.

Ханна понизила голос до шепота:

— Воткни в куклу гвоздь. Нет, гвоздь не подойдет — он большой, дерево треснет. Возьми лучше мою булавку. Потом заверни куклу вместе с булавкой еще в один кусок ткани. Но сначала в сверток надо положить что-нибудь, принадлежащее ему. — Ханна резко втянула в себя воздух и, вдруг оживившись, прошептала: — Я знаю, что нужно. Погоди-ка.

Теперь комнату покинула служанка. Мария ждала. Несмотря на холод, ее кожа стала липкой от пота. Наконец из коридора донеслись шаги, и Ханна вернулась.

Ее глаза блестели.

— Смотри! — Подняв кулак, девочка разжала пальцы. На ее ладони лежали три отстриженных ногтя и с полдюжины волосков.

— Это его? — Мария попятилась. — Как ты их раздобыла?

— Очень просто. Вчера вечером он приказал, чтобы ему подровняли ногти. Они до сих пор в камине лежали. А еще на днях хозяин велел мне его подстричь, чтобы волосы из-под парика не торчали. После этого я подметала пол щеткой, и на ней осталось несколько волосков.

— И что дальше?

Ханна достала из кармана тряпку:

— Завернешь сюда куклу вместе с обрезками ногтей и волос хозяина. Должен получиться сверток. Завяжешь сверху и снизу, как саван. Потом спрячешь под матрас с его стороны кровати...

— Я? Может, лучше ты? Тебе проще будет.

— Нет. Я же сказала — все должна сделать ты сама. Но потом, когда сверток свою задачу выполнит, обязательно вытащи его, иначе он попадет не в те руки и тебя сожгут на костре. И вот еще что...

В коридоре раздались шаги. Ханна торопливо сунула куклу в карман передника. На пороге остановилась мать Марии. Она так возвышалась над двумя девочками, что комната стала казаться меньше, чем была на самом деле. Хозяйка устремила на Ханну недовольный взгляд:

— Ты почему камин не вычистила? Подметать еще даже не начинала. За кухонным очагом не следишь. Не подбросишь вовремя уголь — огонь погаснет, и мне опять придется тебя высечь.

Ханна почтительно присела и бочком приблизилась к двери.

— Ну а ты? — накинулась на дочь госпожа Эббот. — Почему твоя вышивка лежит нетронутая?

— Прошу прощения, мадам, я очень виновата. — Мария опустила глаза и сделала книксен: самый верный способ избежать наказания — демонстрировать матери полную покорность. — Я просто... думала о завтрашнем дне.

— Не будешь вести себя как следует — завтра никуда не пойдешь. Тем более на Слотер-стрит.

Госпожа Эббот оставила девочек одних. Некоторое время они слушали ее удаляющиеся шаги в коридоре. Дверь хозяйской спальни открылась, потом закрылась.

Мария поглядела на Ханну. Та отложила совок и опять вынула из кармана куклу. Горничная с улыбкой стала выкручивать сверток так, будто выжимала тряпку для мытья посуды. Мария не сводила с него глаз.

— Вот увидишь, — прошептала Ханна. — Через недельку-другую ему каюк.

Через некоторое время стоявшая на коленях у кухонного очага Ханна ненадолго замерла, наслаждаясь теплом. В доме царил пронизывающий холод, ведь с деньгами у хозяев было туго. Любая возможность хоть немного обогреться становилась настоящим подарком.

Кстати, о деньгах. Отложив пустой совок, Ханна нащупала в кармане тряпичный сверток. Провела пальцами по твердому круглому предмету, лежавшему внутри. Туже затянула узел.

Бояться нечего. Хозяйка с Марией сейчас в гостиной, сидят за своим нескончаемым рукоделием, а если кто-то из них выйдет из комнаты, Ханна услышит щелчок щеколды. Служанка развернула узелок. Внутри лежала золотая монета — заморская, и джентльмен, который дал ее Ханне, тоже из чужих краев, но по весу и цвету сразу понятно, что монета из золота. На ней изображен какой-то мужчина в доспехах. В одной руке у него меч, а в другой — пучок стрел.

С таким сокровищем Ханна, пожалуй, богаче хозяйки. И хозяина тоже: этот любые деньги просвистит, они у него утекают, как вода. А если все пройдет без сучка без задоринки, Ханна разбогатеет еще больше — благодаря Марии и своей собственной хитрости.

В узелке лежало кое-что еще: маленький, аккуратный бумажный сверток, перевязанный бечевкой. Ханна коснулась его так осторожно, словно боялась обжечься.

К ритуалу с куклой служанка заранее не готовилась. Историю про колдовство Ханна сочинила на ходу, однако Гангу она не выдумала. Только о некоторых ее словах умолчала — к примеру, об этих: «Заруби себе на носу, дитя. Никто не позаботится о бедной девушке, кроме нее самой».

ГЛАВА 2

— «Она бы сумела, кабы захотела»? — язвительно произнесла Кэтрин. — Название под стать пьесе — такое же глупое!

Марвуд перестал смеяться и взглянул на нее:

— Зато сюжет забавный, не правда ли?

— Возможно, если вам по вкусу подобный юмор.

— Прошу прощения, мадам, — холодно проговорил Марвуд. Аплодисменты и свист зрителей в партере почти заглушили его слова. — Если вы желаете, мы уйдем.

— Нет-нет. — Движением веера Кэт отмахнулась от его предложения. — Раз уж досидели до этого момента, досмотрим спектакль до конца.

Она снова повернулась к раскинувшейся внизу сцене. Кэт и сама понимала, что ведет себя нелюбезно. Марвуд заплатил за места в этой ложе, стоившие по четыре шиллинга каждое. Однако в театре царила сильная жара — в тесное замкнутое пространство набилось человек четыреста. Кэт подняла взгляд на потолок, но роспись с ангелочками путти и томно изгибавшимися пышнотелыми пастушками трудно было разглядеть из-за дымовой завесы, исходившей от курительных трубок и свечей в партере.

Судя по всему, львиная доля публики наслаждалась пьесой «Она бы сумела, кабы захотела» гораздо больше, чем Кэтрин. Наблюдать за зрителями ей было намного интереснее, чем смотреть на сцену. Партер заполняли джентльмены и те, кто наживается за их счет: женщины легкого поведения, шулеры, сводники, карманники и остальные, кто добывает средства к существованию благодаря собственной хитрости и чужой наивности.

В нарушение заведенного порядка вещей слуги и прочие маленькие люди теснились на верхней галерее, свистя и сбрасывая на господ апельсиновую кожуру. На средней галерее было потише: там сидели респектабельные конторские служащие вместе с жителями Сити и несколькими представительницами среднего сословия в сопровождении горничных. Кэт разглядела одного из своих клиентов, господина Фэншоу. Рядом с ним она заметила какого-то незнакомого молодого джентльмена.

А в это время по чересчур маленькой сцене расхаживали господин Беттертон и господин Харрис, размахивая руками, будто марионетки в кукольном театре на Варфоломеевской ярмарке.

— Мадам, окажите мне честь! Удостойте вниманием! — перекрикивая гомон, воскликнул кто-то рядом.

Кэт сидела в ложе слева, с краю ряда. Она повернула голову. В соседней ложе, всего в нескольких футах, какой-то тучный краснолицый джентльмен облокотился на бортик и уставился на нее выпученными глазами. По лбу его ручьями стекал пот, который мужчина то и дело вытирал рукавом.

— Так я и знал, — просиял незнакомец. — Истинная Венера. — Он подтолкнул локтем своего приятеля. — Гляди, Нед, какая аппетитная штучка расположилась рядом с нами. — Он послал Кэт воздушный поцелуй. — Взгляни, так и стреляет из-под маски своими очаровательными глазками!

— Ах ты, слизняк, — почти ласково произнесла Кэтрин. — Да от твоего вида любую женщину стошнит. — Она дотронулась до локтя Марвуда. — Будьте любезны, поменяйтесь со мной местами.

Марвуд встал и дал ей пройти к своему креслу. Догадавшись, что Кэт пересела из-за непрошеного внимания соседей, он устремил на их ложу грозный взгляд. Но дерзкий джентльмен, поняв, что у молодой женщины есть защитник, уже отвернулся к сцене, казалось поглощенный разворачивающимся на ней действом.

Чем дальше, тем хуже становился вечер. Однако вина за это лежала не только на господине Этеридже и его пьесе. В последнем акте к ним в ложу зашла хорошенькая торговка апельсинами. Перешучиваясь с девушкой, Марвуд заплатил той на шесть пенсов больше, чем она просила. Торговка отвечала на его внимание благосклонно: точно так же она вела бы себя с любым щедрым мужчиной, не внушавшим ей совсем уж глубокого отвращения. Кэт заметила, что, передавая Марвуду апельсины, девушка будто невзначай коснулась его руки, а он улыбнулся, без сомнения преисполнившись глупого самодовольства, и принялся разглядывать ее округлые груди, находившиеся всего в нескольких дюймах от его глаз. Эта сцена вывела Кэт из себя.

После спектакля они молча покинули зал. Зрители из партера уже заполнили фойе, и Кэт с Марвудом пришлось задержаться на лестнице, по которой спускались те, кто смотрел пьесу в ложах или на галереях. Стивен, лакей Марвуда, ждал внизу, чтобы освещать им путь. В подрагивающем свете свечей его темная кожа блестела так, что казалась лакированной. Мальчик уже направился к ним, как вдруг снова возникла заминка.

— Госпожа Хэксби?

Кэт обернулась и увидела позади высокую сутулую фигуру господина Фэншоу. Ее мысли сразу же приняли иное направление. Работа есть работа.

Кэт сделала книксен, а господин Фэншоу поклонился — конечно, насколько позволяло тесное пространство.

— А это господин Марвуд, — после секундных колебаний представила она своего спутника. — Господин Марвуд, это господин Фэншоу.

— Очень приятно, сэр.

— К вашим услугам. Позвольте представить вам господина ван Рибика.

Голландец, в свою очередь, отвесил поклон, однако не проронил ни слова. Он был намного моложе господина Фэншоу, белокурый, с резкими чертами продолговатого лица, и возвышался почти над всеми, кто его окружал. Мельком посмотрев на Кэтрин, он сразу же отвел взгляд. Это задело ее. Не сказать чтобы Кэт отличалась тщеславием, однако большинство мужчин находили, что она хороша собой.

— Понравился ли вам спектакль, мадам? — спросил Фэншоу.

— Не особенно, — ответила Кэт. — Видимо, комедии мне не по вкусу.

— А по-моему, пьеса недурна, — неожиданно встрял в разговор Марвуд.

Кэт сделала вид, что не расслышала.

— Если у меня есть выбор, я предпочитаю музыку. А господин Марвуд — поклонник театра. Хотя не берусь судить, что доставляет ему больше удовольствия, лицедейство или возможность завести новые знакомства.

Кэт сама заметила, сколь язвительно прозвучал ее тон. Почувствовав неловкость, ван Рибик сказал что-то насчет песни, которую недавно слышал, и Кэт с облегчением повернулась к нему, а Марвуд снова умолк. Пока людской поток медленно нес их вниз по ступенькам, разговор продолжался. Мнение Кэт о голландце изменилось в лучшую сторону. Красавцем ван Рибика не назовешь, однако мужчина он был весьма представительный, да и ее рассуждения слушал с интересом.

— Я рад, что встретил вас, мадам, — вмешался Фэншоу, повысив голос, чтобы заглушить гомон толпы. — Как раз собирался вам писать. Мой подрядчик сомневается относительно задних дверей склада. Похоже, что существует опасность подтопления. Будьте так любезны, осмотрите склад вместе со мной.

— С удовольствием, сэр. — Кэт старалась, чтобы ее голос звучал доброжелательно, хотя, если клиент недоволен уже выполненной и оплаченной работой, значит предстоят лишние хлопоты, а может быть, и расходы.

— Вот и прекрасно. Как только погода наладится, выберем удобную дату.

Ван Рибик улыбнулся Кэтрин.

— Пожалуйста, сэр, позвольте сопровождать вас, когда будете обсуждать с госпожой Хэксби эти самые двери. Мне бы хотелось взглянуть на ее... работу. Если я, конечно, не буду в тот день занят.

— Разумеется, — ответил Фэншоу и посмотрел на голландца. — Должен заметить, что добротность этого склада не только в моих интересах, сэр, но и в ваших.

— Безусловно. — Голландец снова устремил взгляд на Кэтрин. — Но зачем нужна вторая причина, когда вполне достаточно первой?

Кэт кивнула, хотя галантность ван Рибика была неуместна. Она заметила, что Марвуд смотрит на голландца волком.

— Ну и холод, прямо до костей пробирает! — воскликнул господин Фэншоу.

К этому времени толпа театралов протащила их через фойе и вынесла на Португал-стрит. Подрагивающее пламя факелов, горевших у дверей театра, освещало многочисленные кареты, лошадей и портшезы. Тут и там мелькали огоньки — это мальчишки предлагали проводить желающих до дома. В темном небе бесцельно кружились крошечные невесомые снежинки, таявшие, едва достигнув земли.

Господин Фэншоу и господин ван Рибик пожелали Кэт и Марвуду доброй ночи и сели в ожидавшую их карету. Стивен зажег свой маленький факел от одного из больших, вставленных в скобы у дверей театра.

— Желаете поужинать? — предложил Марвуд.

— Думаю, не стоит, — ответила Кэт, не глядя на него.

— Похоже, голландцу вы понравились.

— Возможно.

— В его облике есть что-то хищное.

— Если этот человек ведет дела с господином Фэншоу, у меня нет ни единой причины быть с ним нелюбезной.

— Вам следует держать себя осторожно с подобными мужчинами.

— Это мое дело, сэр, — парировала Кэт. — Уже поздно, а мне завтра рано вставать. Утром я должна нанести визит лорду Арлингтону.

— В таком случае не стану задерживать вас понапрасну, — уныло произнес Марвуд.

В его словах прозвучала укоризна.

— Между прочим, — резко отозвалась Кэт, — знакомство с его светлостью я свела из-за вас.

В неловком молчании Марвуд повел ее через Ковент-Гарден на Генриетта-стрит, к дому под знаком розы, а Стивен освещал им путь. Здесь госпожа Хэксби и работала, и жила — она продолжала дело покойного мужа, землемера и архитектора. Сделав несколько шагов, Кэтрин взяла Марвуда под руку: было очень скользко. Однако поскользнулась не она, а сам Марвуд, и только благодаря Кэт он не свалился в водосток.

За прошедший год у них вошло в привычку встречаться раз или два в месяц, чтобы послушать музыку или посмотреть спектакль, а когда позволяла погода, прогуляться по парку или отправиться на речную прогулку. Во время подобных выходов в свет мужчина-сопровождающий весьма полезен: не нужно отбиваться от непрошеных ухажеров. Карьера Марвуда в Уайтхолле шла в гору, и за четыре года их знакомства он успел отточить манеры и искусство вести беседу — и того и другого ему раньше недоставало. Несмотря на шрамы от ожогов на левой стороне лица и шеи, Марвуд был недурен собой и теперь уже больше не напоминал мальчишку-переростка. Со временем Кэт стала находить удовольствие в общении с ним, однако из-за его глупого поведения их дружба оказалась под угрозой.

Кэтрин давно уже решила, что основа их альянса — взаимовыручка, а не обоюдная симпатия. Марвуд не раз спасал ее и от бед, и даже от смерти, однако и сама она точно так же приходила на помощь ему, а значит, они квиты. Но Кэт неприятно было видеть, как Марвуд превращается в дурачка, стоит только появиться рядом какой-нибудь юной торговке апельсинами. А если слухи не врут, он имел дело и с женщинами, способными поставить его в еще более глупое положение. Благосостояние Марвуда постепенно росло, положение укреплялось, а потому Кэт пришло в голову, что, возможно, он уже содержит любовницу, дарящую ласки только ему одному.

Когда они подошли к дому, Стивен постучал. В ожидании, когда привратник отопрет дверь, Марвуд отвернулся, стараясь не смотреть на свою спутницу. Обычно после очередной увеселительной прогулки они обсуждали следующую. Однако на этот раз о будущей встрече никто даже не заикался.

По ту сторону двери Фибс принялся с невыносимой медлительностью отодвигать засовы и отстегивать цепочки. Наконец дверь открылась. На пороге Кэт обернулась и посмотрела на Марвуда. В тусклом свете фонаря, который держал Фибс, вид у него был несчастный.

— Благодарю, сэр, — бросила она через плечо, заходя в дом. — Не стану вас задерживать. Уверена, вас уже ждут с нетерпением.

ГЛАВА 3

— Марвуд... — нахмурившись, буркнул Ричард Эббот, а затем неискренне прибавил: — Очень рад видеть вас, сэр. Пожалуйста, проходите сюда. И прошу вас, поторопитесь — меня желает видеть его светлость, негоже заставлять милорда ждать.

Я зашагал вслед за ним по длинному, выложенному мрамором коридору с многочисленными зеркалами и столиками. С двух сторон на прикрепленных к стенам подставках стояли белолицые суровые бюсты двенадцати цезарей. Их неподвижные глаза следили за нами сверху.

Несмотря на спешку, Эббот нашел время для того, чтобы на ходу взглянуть на свое отражение. Он женился несколько месяцев тому назад и уже успел заметно располнеть, и я, хотя это было довольно глупо с моей стороны, невольно испытал мальчишеское злорадство, отметив, что теперь Эббот ходит переваливаясь. Я ожидал, что он, как всегда, будет глядеть на меня свысока: с тех пор как этот человек перешел на службу к лорду Арлингтону, подобная манера стала для него привычной, но сегодня его заносчивость куда-то подевалась. Должно быть, Эббота что-то беспокоило.

Он остановился возле двойных дверей, возле которых стоял лакей. Слуга открыл одну створку, и Эббот торопливо забежал внутрь. Я последовал за ним.

Комната была пуста. Это вытянутое помещение с высоким потолком напоминало ящик. Два окна в задней стене выходили в сад, за которым виднелись голые ветви деревьев парка. За решеткой под массивной белой каминной плитой были высокой горкой сложены дрова и уголья, и там ярко полыхал огонь. В углу стоял большой глобус, а стен не было видно из-за картин, книжных шкафов и серии гобеленов, изображавших людей в струящихся одеяниях, которые охотились на оленей среди вымышленных пейзажей. Еще я обратил внимание на громадный письменный стол с латунными инкрустациями и великим множеством ящиков. Письменные принадлежности и один-единственный лист бумаги почти терялись на равнине гигантской столешницы.

Эббот резко остановился:

— Должно быть, его светлость до сих пор беседует с сэром Ричардом Беллингсом и сэром Томасом Клиффордом. — Он с тревогой оглянулся на меня. — Подождем. Милорд велел привести вас сюда.

У меня создалось впечатление, что мыслями Эббот витает где-то далеко. Стоя у стола в новеньком, с иголочки, наряде, он поигрывал локоном только что вычесанного парика. Однако, несмотря на новое роскошное облачение, он остался прежним Эбботом, полтора года назад служившим вместе со мной под началом господина Уильямсона в Скотленд-Ярде. То же круглое лицо, дряблая кожа и выпяченные, постоянно сложенные уточкой губы, — казалось, он вот-вот поцелует воздух. Этот человек придерживался очень высокого мнения о собственной персоне, а его жизнерадостность частенько действовала на нервы. Но сегодня ее как ветром сдуло.

— Как поживаете? — спросил я.

— Спасибо, прекрасно, — резко бросил он.

Эббот держал в руке какой-то мелкий предмет и машинально теребил его, будто священник четки или ребенок игрушку. Вдруг эта вещь выскользнула из его пальцев — я успел разглядеть, что она белая и круглая, как монета. Со стуком упав на пол, она покатилась в мою сторону.

Эббот выругался. Я наклонился и поднял неизвестный предмет. Это был костяной диск размером примерно с шиллинг. Я разглядел на нем грубо выполненный чернилами рисунок. Что это? Вроде бы какое-то дерево?

Я передал диск Эбботу, и тот почти вырвал его у меня из рук, да вдобавок еще и с таким сердитым видом, будто уронил эту вещь по моей вине. Сунув диск в карман, Эббот взял со стола лист бумаги и притворился, будто поглощен чтением.

Я приблизился к огню и стал греть руки. Был холодный февральский день, и в парке до сих пор лежал снег. Достав из кармана докладную записку, я легонько помахал ею в воздухе, — возможно, чернила еще не высохли. Я поднес гранки ближе к огню. Лорд Арлингтон не поблагодарит меня, если по моей милости измажет пальцы чернилами.

— Почему Уильямсон прислал вас? — вдруг спросил Эббот. — Разве нельзя было отправить посыльного?

— В этом документе вкратце изложены сведения, полученные из Дувра. Его составлял я, и Уильямсон велел мне задержаться на случай, если у его светлости возникнут вопросы. Не знаю почему, но дело срочное.

Тут я слегка погрешил против истины. По правде говоря, я вызвался доставить сводку самолично. Однако мои мотивы никого, кроме меня самого, не касаются.

Эббот шмыгнул носом.

— Что-то мне нездоровится, — уже более примирительным тоном произнес он. Тут я заметил у него на щеках яркие пятна румянца. — Жена на прошлой неделе слегла с простудой, — видно, теперь болезнь и ко мне привязалась.

Отойдя от камина, я из вежливости поддержал разговор:

— Надеюсь, ваша супруга поправилась?

— Да, Анна — женщина крепкого здоровья. Хотя чему тут удивляться, она же выросла в Нидерландах. Увы, мне так не посчастливилось.

Эббот прибавил что-то еще, но я его больше не слушал. Мое внимание привлекло нечто иное. Я рассеянно глядел мимо Эббота в ближайшее из двух окон. Передо мной, словно пейзаж в раме, раскинулся сад. Земли вокруг Горинг-хауса отличались обширностью и разнообразием. Эту часть поместья оформили в итальянском стиле, между клумбами вились дорожки, вдоль которых установили статуи. Клумбы по-прежнему были укрыты снегом, но посыпанные гравием дорожки садовники расчистили.

И вдруг застывшая картина пришла в движение. Поначалу я даже не понял, в чем дело. В первую секунду моему взору представился темный мохнатый мяч, постепенно удалявшийся от дома. В диаметре он достигал пару футов и сильно раскачивался из стороны в сторону.

Внезапно раздался встревоженный женский крик. Мяч внезапно мотнулся вправо и врезался в одну из низких изгородей. И тут — о чудо! — мяч в мгновение ока преобразился. Я увидел, что передо мной маленький ребенок, закутанный в меха. Лежа на земле, он сучил ножками и громко рыдал — как мне показалось, не столько от боли, сколько от злости. Рядом на земле валялись бобровая шапка и муфта. Женщина снова вскрикнула.

— Ох уж эта несносная девчонка, — пробормотал себе под нос Эббот. — Раз десять за день умудряется сбежать от няньки.

— Это дочь его светлости?

— И ведь ей все прощают.

Тут показалась дородная фигура самого лорда Арлингтона. Подхватив девочку на руки, он прижал ее к себе и поцеловал в затылок. Подбежала нянька и попыталась отряхнуть с мехов грязь, но безуспешно. Тогда она отвернулась, чтобы поднять упавшую муфту. А между тем к малышке, ее отцу и няне по дорожке направлялись два человека, мужчина и женщина.

— Вот черт! — пробормотал Эббот. — Совсем забыл, что должны прийти архитекторы.

Зато я прекрасно об этом помнил. Сердце екнуло от до боли знакомого, однако непонятного чувства — причудливой смеси нежности и беспокойства. Я отошел от окна.

В Горинг-хаус прибыли госпожа Кэтрин Хэксби и ее помощник, изрядно смахивающий на лисицу, господин Бреннан.

ГЛАВА 4

Увидев Джеймса Марвуда, Кэт была неприятно удивлена. Он вышел из боковой двери дома вместе с одним из клерков лорда Арлингтона. По крайней мере, он не стал показывать, что знаком с Кэтрин. Двое мужчин отвесили ей точно такой же поклон, каким приветствовали бы любую встреченную здесь даму. Кэт холодно глядела на Марвуда.

А его светлость не замечал никого, кроме дочери.

— Бедняжка Тата, — ласково проговорил он. — Угораздило же ее так упасть!

Тата, официально известная как достопочтенная Изабелла Беннет, благосклонно улыбалась окружавшим ее людям. Сбросив одну из рукавичек на землю, девочка принялась теребить черный пластырь на отцовской переносице: во время Гражданской войны лорд Арлингтон получил ранение, и его недоброжелатели утверждали, что пластырь его светлость носит с единственной целью — лишний раз напомнить всем о своей преданности короне.

— Тата хочет молочка? — спросил милорд, взяв ее за пухленькую ручку. — Или сладенького?

Девочка не ответила. Поверх отцовского плеча она глядела на Кэт круглыми, удивленными глазами.

— Цып-цып, — произнесла малышка. Затем выдержала паузу и повторила уже настойчивее — не как простое наблюдение, а как приказ: — Цып-цып. Цып-цып.

Арлингтон повернул голову и, похоже, в первый раз заметил Кэтрин:

— Госпожа Хэксби, вижу, вы пришли пораньше.

Кэт присела в низком книксене, смиренно опустив голову — жест, который можно было истолковать одновременно и как демонстрацию покорности, и как извинение. Вдалеке за парком часы над дворцовой гауптвахтой пробили ровно одиннадцать: именно это время было указано в письме Эббота.

Тата, только что обнимавшая отца за шею, теперь протянула ручки к Кэтрин. Госпожа Хэксби едва удержалась, чтобы не попятиться.

— Маленькая леди невероятно проницательна для столь юного возраста, — заметила Кэт, досадуя, что ее слышит и Марвуд тоже. — «Цып-цып». Ваша дочь моментально связала мое появление с птичником, где держат кур.

— Действительно. — От дурного настроения Арлингтона не осталось и следа. — Многие весьма взыскательные судьи лестно отзывались об уме моей дочери. На днях сам король оказал мне честь...

— Цып-цып, — повторила Тата и громко рассмеялась.

Она указала на дальнюю часть сада, где виднелись ряд кустов и голые ветви нескольких яблонь. За этой растительностью стояло низкое здание, облицованное камнем.

— Полагаю, моя малютка желает отправиться туда с вами, госпожа Ловетт, — с улыбкой произнес Арлингтон и нежно приподнял подбородок дочурки, заглядывая ей в лицо. — Ах ты, озорница! Ну что ж, пойдем любоваться на «цып-цып» все вместе. — Его светлость взглянул на няню и сразу посуровел. — Надень на нее шапочку, дура, и муфточку тоже. Из-за твоей нерадивости девочка насмерть простудится.

Эббот кашлянул. Его бил озноб, да и Марвуд, стоявший рядом с угрюмым видом, тоже выглядел продрогшим. На холоде шрамы от ожога на его левой щеке бросались в глаза больше, чем обычно. И он, и Эббот вышли из дома без плащей, к тому же в присутствии лорда Арлингтона они были вынуждены держать шляпы в руках.

— В чем дело, Эббот?

— Нам тоже сопровождать вас, ваша светлость?

— Почему бы и нет?

Передав Тату няне, Арлингтон жестом велел Кэт идти рядом с ним. Остальные шагали позади, не произнося ни слова; молчание нарушала одна лишь Тата, без остановки весело лепетавшая и время от времени взвизгивавшая.

От северного ветра птичник защищала садовая стена. Здание было выстроено в аскетичном стиле, но при этом с опорой на классические образцы. Главным украшением маленького портика служил каменный петух, день-деньской беззвучно кукарекавший на фронтоне. Миниатюрные дверь и окна в точности соответствовали размерам здешних обитателей. А позади располагался огороженный плетнем загон, при более благоприятной погоде служивший местом прогулок для кур: из окон Горинг-хауса его было не видно. Однако сейчас все птицы прятались под крышей, и их яркие перья выглядели потускневшими.

Смотритель птичника, маленький, сморщенный, беззубый старичок с огромным носом, вышел из своей пристройки и низко поклонился. Никто не обратил на него внимания. Толкнув дверь, Тата вбежала внутрь и устремилась к гнездовым ящикам. Подняв подол и сморщив нос, нянька последовала за своей подопечной. Чтобы зайти внутрь, бедняжке пришлось согнуться почти вдвое.

— На днях мне наносил визит доктор Рен, — проговорил Арлингтон. — Он выразил желание осмотреть птичник. Доктор сказал мне, что это строение — маленький триумф архитектуры: элегантность сочетается в нем с весьма изобретательным и рациональным использованием доступного пространства для заданной цели.

Кэт почтительно присела, надеясь, что ее радость не слишком заметна.

— Очень любезно с его стороны, ваша светлость.

— Доктор Рен говорит, что покойный супруг прекрасно вас обучил. Господин Хэксби даже просил вас закончить его проект заднего фасада здания таможни. — Лорд Арлингтон посмотрел на Кэтрин. — В таком молодом возрасте вы очень многого достигли. Тем более для представительницы прекрасного пола.

— Мне помогал господин Бреннан, ваша светлость. — Кэт указала на чертежника. — До того как поступить на службу в чертежное бюро господина Хэксби, он под руководством доктора Рена трудился над проектом Шелдонского театра в Оксфорде.

Арлингтон даже не взглянул в сторону Бреннана.

— Я уже почти закончил перестраивать свое поместье в Саффолке, Юстон-холл.

Его светлость сообщил об этом с такой интонацией, будто продолжал развивать обсуждаемую тему, — а может, для него так оно и было.

Кэт не растерялась: она давно взяла себе за правило собирать сведения о клиентах.

— Если не ошибаюсь, вы говорите о поместье в стиле современного французского шато с павильонами в четырех углах? Доктор Рен на днях как раз описывал мне вашу резиденцию. Повторю слово в слово: «Вот дворец, достойный знатного человека».

— Осталось только перестроить конюшни. — Выражение лица Арлингтона не изменилось, как будто на него лесть Кэт не возымела никакого действия, однако его голос зазвучал мягко, почти доверительно. — Проект составлял один человек из Ньюмаркета — говорят, способный малый, к нему обращался сам король, — но я не уверен, что конюшни будут гармонично сочетаться с домом. Все здания должны дополнять друг друга и образовывать единое целое, как в испанском Эскориале или в двух новых французских дворцах, Сен-Жермене и Версале. Раз уж вы здесь, будьте добры, взгляните на план конюшни. Позже меня обещал проконсультировать доктор Рен.

Госпожа Хэксби снова почтительно присела и ответила, что исполнит просьбу милорда с величайшим удовольствием. Кэтрин понимала: как архитектор она обладает преимуществом, отчасти компенсирующим ее главный «изъян» — то, что она женщина. Как и сам доктор Рен, она получила хорошее воспитание и образование, изучила работы великих архитекторов — и классиков, и современников, — а клиенты вроде лорда Арлингтона предпочитают тех, кто в состоянии оценить их вкус и к тому же обладает приятными манерами. Иногда у Кэт создавалось впечатление, что принадлежность к слабому полу даже дает ей определенное преимущество: как бы то ни было, а все редкое вызывает интерес. А у лорда Арлингтона репутация коллекционера, любителя всего прекрасного и необычного, человека, способного по достоинству оценить раритет.

Оглянувшись, его светлость щелкнул пальцами:

— Эббот, принесите планы поместья Юстон и выложите их на стол.

Пухлый клерк поклонился и поспешил прочь. Взгляды Кэт и Марвуда встретились, и он с трудом сдержал улыбку: ситуация его явно забавляла. Кэт предпочла бы, чтобы Марвуд не слышал, как она льстит Арлингтону. Подобная тактика была ей несвойственна, однако жизнь — учитель требовательный и суровый.

Арлингтон повернулся в сторону дома, и его унизанные перстнями пальцы сомкнулись на локте женщины. Этот фамильярный, собственнический жест Кэт всегда воспринимала как неизбежное зло — от клиентов вроде лорда Арлингтона подобное обращение следовало терпеть. Второй рукой она коснулась ножа, который всегда носила в кармане, и потешила себя воображаемой сценой: мысленно вонзила клинок в руку милорда.

Его светлость не дал мне разрешения удалиться. Вместе с еще десятком человек мне пришлось ждать, пока они с Кэт изучали всевозможные планы и рисунки. Эббот один за другим раскладывал их на большом столе. Арлингтон, нависавший над Кэтрин, будто медведь над добычей, стоял так близко, что иногда их руки соприкасались.

Остальные присутствующие, и я в том числе, в почтительном молчании наблюдали за их беседой со стороны. А что еще нам оставалось? Не в первый раз уже я отметил, что неотъемлемый атрибут власти — способность заставить других терпеливо дожидаться, пока ты соизволишь до них снизойти.

Арлингтон и Кэт обсуждали картуши и колонны, Хуана Баутисту де Толедо и Андреа Палладио, говорили о преимуществах курдонера и о планировке, достойной королевских апартаментов. До моего слуха долетали обрывки на латыни, французском и итальянском, и я не имел ни малейшего представления, о чем речь.

Удивительное дело — несмотря на чины и регалии его светлости, они с Кэт беседовали на равных. Их разговор напоминал партию в теннис: он велся по своим собственным правилам, не дававшим ни одному из игроков преимущества над другим. Я невольно проникся к госпоже Хэксби уважением. С этой стороны я ее раньше не знал.

Но одновременно я злился на Кэт и лелеял свою досаду, будто нежный цветок. Почему со мной она так ершиста? А лорд Арлингтон только подливал масла в огонь. «Десять против одного, что эта беседа ничего ей не принесет», — говорил я себе. Но на самом деле мне просто невыносимо было смотреть, как его светлость дает волю рукам и разговаривает с Кэтрин этаким фамильярным тоном, какой мужчины позволяют себе разве что с актрисами. А взамен Арлингтон предлагает лишь жалкие крохи со своего ломящегося от яств стола, да и неизвестно, соизволит ли он их вообще бросить. И что еще хуже — во всяком случае, для меня, — я не имею никакого права возмущаться, ведь Кэт мне никто.

Эббот так и сновал туда-сюда: то от сундука с планами к столу, то обратно. Двигался клерк неуклюже. Он дважды принес не ту папку. Во второй раз Арлингтон рявкнул на него. Эбботу не посчастливилось — кожа у него такая белая, что румянец на ней проступает мгновенно. Рассыпавшись в извинениях, бедняга отвернулся, и я увидел, что его губы оттопырились и задрожали, точно у малого ребенка. Похоже, он едва сдерживал слезы. Когда Эббот проходил мимо, я предпринял жалкую попытку выразить ему сочувствие и печально улыбнулся, однако клерк даже не взглянул на меня и нетвердой походкой побрел к сундуку.

Тут дверь открылась, и лакей объявил о прибытии доктора Рена. Мы с ним не были представлены друг другу, однако я знал его в лицо. Это был импозантный мужчина с подтянутой фигурой и правильными чертами лица. В его облике чувствовалась порода, совсем как у собаки с хорошей родословной — таких любят заводить аристократы. Арлингтон приветствовал гостя с явным удовольствием.

— Спасибо, что присоединились к нам, сэр. Рад буду услышать ваше мнение. Я воспользовался шансом проконсультироваться и с госпожой Хэксби тоже — она пришла взглянуть на птичник.

Арлингтон тут же подключил доктора Рена к обсуждению конюшен Юстон-холла, и вскоре все трое оживленно беседовали, склонившись над столом, пока мы стояли в стороне. Я отметил, что Рен весьма хорош собой. С Кэт он общался в очень непринужденной, доверительной манере.

От разговора Арлингтона отвлек бой часов.

— Скоро накроют на стол. Не желаете с нами отобедать, доктор? Мы с женой сегодня трапезничаем дома.

Сославшись на занятость, Рен ответил отказом. К моему облегчению, на Кэт приглашение лорда Арлингтона не распространялось, и на этом их встреча подошла к концу. Эбботу было велено убрать планы.

Кэтрин уже прощалась с милордом, как вдруг тот вскинул руку, перебивая ее.

— Я бы хотел обсудить с вами еще один проект, — произнес он. — Однако сейчас это неудобно. В другой раз.

Кэт склонила голову:

— Как вам будет угодно, ваша светлость.

Лорд Арлингтон кивнул:

— Когда выберу время, распоряжусь, чтобы вам отправили записку.

И он отвернулся к столу, на котором по-прежнему были разложены планы. Наконец-то мне представился шанс. Я направился к Кэт: сейчас я вызовусь проводить ее на Генриетта-стрит, после того как передам его светлости докладную записку. Я надеялся, что по пути сумею сгладить возникшую между нами неловкость и, может быть, мы даже назначим дату следующей увеселительной прогулки. Но я опоздал. Меня опередил Рен. Он предложил Кэт пройти с ним через парк к Уайтхоллу и там найти для нее наемный экипаж.

Кэтрин оперлась на его руку, и они покинули комнату. Бреннан следовал за ними по пятам, точно собака. На меня госпожа Хэксби даже не оглянулась.

Арлингтон, объяснявший Эбботу, где тому надлежит хранить планы, тоже собирался уходить, но я успел встать между ним и дверью.

— Марвуд, — протянул он и ненадолго погрузился в задумчивое молчание. — Ну-ка, напомните, по какому вы делу.

— Я принес доклад, который вы желали получить от господина Уильямсона, ваша светлость, — по поводу обстановки в Дувре, особенно в порту и в замке, а также свежие отчеты о морских перевозках. Я...

— Дувр? — Арлингтон лишь отмахнулся. — Мне сейчас не до того. Отдайте свой доклад Эбботу.

Небрежный тон его светлости прозвучал наигранно. У меня возникло очень странное ощущение, как будто по непонятной причине лорд Арлингтон хочет создать у меня впечатление, что его внезапный интерес к Дувру ничего не значит.

ГЛАВА 5

Во второй половине дня я трудился в канцелярии господина Уильямсона в Скотленд-Ярде. Лорд Арлингтон был государственным секретарем, а Уильямсон — его заместителем. Кабинеты в Скотленд-Ярде он использовал как для того, чтобы управлять оттуда изданием правительственной газеты, «Лондон газетт», так и для сбора важных сведений.

Пасмурное осеннее небо, и до этого имевшее пепельный оттенок, постепенно темнело. Я читал письмо от информатора, однако его почерк оказался ужасно неразборчивым. Мои мысли снова обратились к Кэт. Я не влюблен в нее, но должен признаться, что за годы знакомства помимо воли проникся к этой женщине симпатией. Волею судеб нам вместе довелось преодолеть немало трудностей и опасностей, и в тяжелые времена мы привыкли полагаться друг на друга. Я чувствую определенную долю ответственности за благополучие Кэт, ведь она одинокая, беззащитная вдова. Стоит мне увидеть госпожу Хэксби с мужчинами вроде лорда Арлингтона или даже ван Рибика, и меня охватывает естественное, весьма похвальное желание оградить ее от них.

Не успел я прийти к этому обнадеживающему выводу, как мальчик, который служит у нас в конторе на побегушках, явился зажигать свечи. Выполнив свою задачу, паренек поспешил прочь, едва не врезавшись в дверях в самого господина Уильямсона.

— С каждым днем этот мальчишка становится все неповоротливее, — недовольно проворчал мой патрон. — Марвуд, можно вас на пару слов? И возьмите свечу.

Пройдя вслед за Уильямсоном в его личный кабинет, я закрыл дверь. Начальник жестом велел мне поставить свечу на стол. Огонек покачивался в сумерках, а тени в углах сгустились еще больше.

— Нынче утром вы долго отсутствовали.

— Как вы и хотели, сэр, я отнес докладную записку о Дувре в Горинг-хаус. Однако его светлость был занят, и мне пришлось ждать.

Лицо Уильямсона не отличалось выразительностью, но даже при тусклом освещении мне показалось, что он неодобрительно поджал губы. Мой патрон не любил, когда кто-то понапрасну тратил его время или время его подчиненных.

— Значит, его светлость был занят важными делами?

— Лорд Арлингтон хочет перестроить по новому проекту птичник госпожи Изабеллы, — ответил я, воспользовавшись шансом увести разговор в сторону от моей собственной персоны. — И конюшни в Юстон-холле.

— И кто же разрабатывает для него проекты?

— В основном госпожа Хэксби.

— Его светлость оказывает ей покровительство?

— Лорд Арлингтон доволен ее работой, сэр, — сухо ответил я. — И его дочь тоже, а для его светлости очень важно порадовать малютку. Раз уж госпожа Хэксби пришла осматривать птичник, лорд Арлингтон заодно попросил ее взглянуть на планы конюшен. А пока они обсуждали эти проекты, прибыл доктор Рен.

— Что за странный интерес к зданиям! — заметил господин Уильямсон. — Все это прекрасно, Марвуд, но про настоящую работу тоже забывать нельзя — она сама себя не сделает.

Когда я покинул Уайтхолл, уже окончательно стемнело. Заиндевевшая земля была твердой как камень. Я пешком направился к своему дому в Савое.

Приближаясь к ярко освещенной Новой бирже на Стрэнде, я заметил в тридцати ярдах от себя знакомую коренастую фигуру. Да это же Ричард Эббот! Ничего необычного в этой встрече не было — я случайно натыкался на него каждую неделю, ведь Эббот жил где-то на Флит-стрит и по дороге в Уайтхолл и обратно всегда проходил мимо ворот, ведущих со Стрэнда в Савой.

У Эббота была весьма своеобразная походка: нос задран кверху, спина идеально прямая — настолько, что иногда казалось, будто он бросает вызов законам природы и при ходьбе прогибается не вперед, а назад. А носки туфель Эббота смотрели в разные стороны — среди людей подобное строение ног редкость, зато среди уток это обычное явление.

Рядом с моим бывшим сослуживцем шел еще один мужчина, намного выше его. Подстраиваясь под Эббота, он старался шагать не слишком широко. Вот они остановились возле витрины лавки. В это заведение наведывались только зажиточные покупатели: там продавали ост-индский фарфор, расписанный в Голландии. Оба повернули голову и стали разглядывать выставленные товары. Спутника Эббота я успел разглядеть лишь мельком, к тому же освещение было скудным. Я заметил только, что у этого мужчины вытянутое лошадиное лицо и крупный нос. На поясе у него висела шпага, да и держался он как человек из общества. В его облике было что-то знакомое, но я никак не мог сообразить, кого же он мне напоминает.

Не желая встречи с ними, я замедлил шаг. Вскоре оба отошли от Новой биржи, пересекли Стрэнд и, оказавшись на северной стороне, скрылись в переулке Блю-Буш1.

Кроме одноименной таверны, зайти в этом переулке было некуда. Я, помнится, как-то ходил туда с друзьями вскоре после того, как поступил на службу в Уайтхолл, но с тех пор больше в «Синий куст» не заглядывал. Это заведение называлось таверной, поскольку там можно было и перекусить, и выпить, и повеселиться в дружеской компании. Но на самом деле в «Синий куст» приходили ради того, чтобы сразиться в кости или в карты, ради того, чтобы выиграть и проиграть деньги. В тот единственный вечер я в пьяном угаре спустил больше, чем мог себе позволить, и дал зарок, что отныне ноги моей там не будет. С тех пор до меня доходили слухи, что, когда в «Синем кусте» идет большая игра, внутри костей прячут тяжелые металлические винты и дают посетителям крапленые карты.

Эббот вел себя глупо, но, поскольку меня это никоим образом не касалось, я продолжил путь. Уже почти добравшись до дома, я вспомнил костяной диск, который Эббот сегодня утром обронил в кабинете лорда Арлингтона. И тут я понял, что на нем было изображено вовсе не дерево, а синий куст.

ГЛАВА 6

Господин Фэншоу сдержал свое обещание. На следующий день после их случайной встречи в Театре герцога Йоркского Кэт получила от него письмо: он предлагал ей проинспектировать новый склад в ближайшую среду в десять часов утра. В это время господин Фэншоу как раз прибудет в порт, чтобы проследить за разгрузкой корабля, которым владеет на паях.

Кэтрин ответила согласием, гадая, будет ли там также и господин ван Рибик. Получив это приглашение, она в преддверии встречи неоднократно вспоминала голландца. Ей пришлись по душе и его благовоспитанность, и манера вести беседу.

Дождя утром в среду не было, и Кэт пешком шла по Темз-стрит в сопровождении Бреннана.

— Вчера вечером я опять видел Марвуда, — нарочито небрежным тоном сообщил тот.

— Вот как? — Кэтрин надеялась, что ее собственный тон такой же скучающий. — И где?

— На том же самом месте — на углу Вер-стрит и Клэр-маркет.

— Если он долго там простоял, то наверняка вымок до нитки. Дождь вчера лил как из ведра. Пойдемте по Сент-Беннет-хилл, срежем угол.

Остаток пути они проделали молча. Не то чтобы Бреннан и Марвуд недолюбливали друг друга — их взаимная враждебность осталась в прошлом, — однако недоверие между ними сохранилось до сих пор. С начала года Бреннан снимал квартиру неподалеку от Вер-стрит. Он упоминал, что за прошедший месяц несколько раз видел там Марвуда. Кэт не нужно было гадать, для чего он посещает эту часть города. Вер-стрит находилась меньше чем в пяти минутах ходьбы от Театра герцога Йоркского на краю парка Линкольнс-Инн-Филдс. Там снимали комнаты многие актеры и актрисы.

Склад Фэншоу располагался в стороне, у одной из пристаней между Лондонским мостом и Тауэром, одобренной таможней для выгрузки грузов, в нескольких сотнях ярдов к востоку от пристани в Биллингсгейте. Новый склад стоял на том же месте, что и его предшественник. После Великого пожара 1666 года у Фэншоу была возможность отстроить склад на участке ниже по течению, за Тауэром: земля там стоила дешевле, а навигация была удобнее. Однако Фэншоу отказался.

— За стенами Сити безопаснее, — объяснял он Кэт. — Да и в здешних доках за порядком надзирают строже. К тому же вам ведь известно, каким товаром я торгую, и здесь места для него более чем достаточно.

Кэт и Бреннан повернули к реке. Слева высилось недостроенное здание таможни, над которым трудился Рен. При бледном свете зимнего солнца стены из кирпича и камня выглядели кричаще-яркими. Склад Фэншоу смотрелся намного скромнее: простое прямоугольное строение из кирпича с зарешеченными окошками в стенах высоко над землей. Но даже такое маленькое помещение Фэншоу не использовал целиком, благодаря чему мог позволить себе сдавать свободную площадь.

Вода в реке поднялась высоко. У причала стоял корабль, двухмачтовая бригантина с прямым парусным вооружением. Двери склада, ведущие к реке, были открыты, и на причале высились горы ящиков, бочек и тюков. Портовые грузчики носили товары на склад под пристальным взором кладовщика. Из-за прилива нужно было торопиться. Два таможенника уже прибыли: с ними беседовал сам Фэншоу. Ван Рибика нигде видно не было. Кэтрин одновременно почувствовала и облегчение, и разочарование.

Никем не замеченные, они с Бреннаном свернули на заканчивавшуюся тупиком дорожку, которая вела к дверям в стене склада, обращенной к суше. В это время года сюда почти не проникало солнце, и от сырости старая мостовая стала скользкой.

— Ах вот в чем дело, — произнесла Кэт, указывая на вытянутую лужу под стеной склада: вода явно натекла изнутри.

Часть ее просачивалась под запертые двери здания.

— Видно, сток забит, — задумчиво нахмурившись, предположил Бреннан. — А с нашим фундаментом все в порядке, и уклон земли мы тоже определили верно. Он включен в расчеты.

— Если сток старый, то вода по нему попадает не напрямую в реку, а в дренажную трубу, — стала рассуждать Кэт. — Я ведь права?

Бреннан кивнул:

— Готов биться об заклад, что загвоздка именно в этом. Здешние сточные воды наверняка попадают в реку через ту же систему, что и нечистоты с Флит-стрит. А значит, нашей вины тут нет.

Они вышли к пристани. За время их отсутствия общее настроение там изменилось. Отчего-то все умолкли. Моряки выстроились вдоль борта корабля. Грузчики стояли без дела. Все взгляды были прикованы к судну, на него же смотрели и Фэншоу с таможенниками. Заметив рядом с Фэншоу высокого мужчину, Кэтрин сразу оживилась. Ван Рибик все-таки пришел. Будто почувствовав ее присутствие, он обернулся. Кэт уже успела забыть, до чего же он высоченный. Голландец ничем не дал понять, что узнал ее.

Все собравшиеся на пристани следили за тем, как при помощи лебедки на берег выгружают какой-то огромный ящик. Он висел в воздухе в своеобразном гамаке из веревок и холстины. Между грубыми досками виднелись зазоры. Ящик раскачивался и вертелся в воздухе, медленно опускаясь на пристань.

Внезапно, когда груз уже почти касался земли, раздался треск рвущейся холстины. Ящик резко перекосило вбок. Угол выскользнул из «гамака» и с оглушительным треском ударился о каменную пристань. Присутствующие дружно ахнули. От удара доска с одной стороны отлетела. Стоявший рядом грузчик кинулся к ящику и попытался вставить ее на место.

Ван Рибик что-то прокричал и уже сорвался с места, собираясь вмешаться, но было поздно.

В прорехе что-то мелькнуло. Грузчик закричал и отпрянул с такой поспешностью, что упал и растянулся на спине. Из-под него по серому камню пристани растеклась кровавая лужа. Но поначалу на грузчика никто даже не взглянул. Все не сводили глаз с ящика. За оторвавшейся доской что-то двигалось.

Наружу, царапая когтями воздух, высунулась огромная лапа.

Наступила среда — день обязательного еженедельного визита Марии на Слотер-стрит. В этот раз мать не требовала, чтобы она непременно взяла с собой вышивку, дабы продемонстрировать свои успехи дедушке, господину Фэншоу. У Марии гора с плеч свалилась — вышивание она ненавидела почти так же сильно, как Эббота. Мать, сама будучи искусной рукодельницей, предъявляла к дочери высокие требования, а на этой неделе работа Марии, и в обычное-то время далекая от идеала, являла собой жалкое зрелище. Однако радость девочки омрачило то, что сегодня матушка вознамерилась ее сопровождать.

— С нами будет обедать твой дядя Хенрик. — Взглянув на дочь, она скорчила недовольную гримасу. — В гостях постарайся глядеть веселее. С такой унылой физиономией только на похороны ходить.

— Я не знала, что дядя Хенрик в Англии.

— Ты много чего не знаешь.

Когда они покидали свою квартиру в доме под знаком арапчонка, дверь перед ними открыла Ханна. Следуя за матерью, Мария пошла по коридору, ведущему к боковой двери дома на Флит-стрит. Перед тем как выйти на улицу, девочка обернулась. Ханна стояла на том же месте, глядя им вслед.

Больше девочки про куклу не говорили. Однако Мария сделала все в точности так, как велела служанка. Распороть шов на матрасе и пропихнуть куклу внутрь оказалось не так просто, как она ожидала. А зашивать дыру было еще труднее: нитка толстая, материал плотный и неподатливый, а шить такой большой иглой Мария не привыкла. И теперь у нее появился новый повод для тревог: вдруг кто-то заметит следы ее манипуляций с матрасом?

На Слотер-стрит мать с дочерью шли пешком, чтобы сэкономить деньги. Госпожа Эббот рассчитала время на дорогу, и они должны были прийти ровно за полчаса до обеда, который подадут в полдень. Во время пути Мария с матерью почти не разговаривали. Когда они добрались до Смитфилдского рынка, торговля уже почти закончилась и начали убирать заграждения. По площади медленно ехала повозка, запряженная волами, а рядом с ней шли несколько мужчин.

Мать ахнула и остановилась. Она пробормотала что-то по-голландски. Один из мужчин повернулся к ним и помахал рукой. Мария узнала высокую фигуру дяди Хенрика. Оставив своих спутников, он быстрой походкой направился к сестре и племяннице.

— Анна! — проговорил он, подойдя ближе. — И Мария с тобой! Вот так удачная встреча! Как поживаете?

— Все благополучно, — ответила матушка.

Он прижал ее к себе, и в ответ она обняла брата с теплотой, которую приберегала только для него одного. Повернувшись к Марии, дядя с улыбкой отвесил девочке шутливый поклон:

— К вашим услугам, маленькая госпожа.

Уставившись себе под ноги, Мария сделала книксен.

— Фэншоу пошел вперед, чтобы подготовиться к нашему прибытию, — продолжил дядя. Он говорил на голландском — так же, как и мать. — А я сказал, что буду сопровождать повозку: надо же составить льву компанию.

— Льву? — Матушка озадаченно нахмурилась. — Хенрик, что за шутки?

— Я вовсе не шучу. — Дядя указал на повозку, медленно катившуюся вперед, к Слотер-стрит. — Почти все утро мы наблюдали, как выгружают товары. Бо`льшую часть отнесли на склад, но Фэншоу пожелал, чтобы несколько предметов мебели сразу доставили на Смитфилдский рынок. И льва тоже прихватили. Вот он, в ящике сзади.

— Это еще что за причуды? Лично я ничего забавного во львах не нахожу.

— Что правда, то правда, сестра. Многие с тобой согласятся. На пристани от ящика оторвалась доска, и эта проклятая зверюга чуть не сбежала. К счастью, обошлось, зато он едва не отхватил руку грузчику.

— Тогда я бы предпочла, чтобы господин Фэншоу не тащил к себе в дом такого свирепого зверя.

Брат улыбнулся ей:

— Господин Фэншоу хочет показать льва всему свету. Сама знаешь, как он ведет себя, когда находит очередную диковинку. Точь-в-точь ребенок, забавляющийся с новой игрушкой.

Пока мать и дядя разговаривали, Мария наблюдала за ними. Их лица были очень похожи, особенно в профиль. Анну и Хенрика часто принимали за двойняшек, хотя на самом деле брат был на шесть лет моложе сестры, да и родились они от разных отцов. Иногда госпожа Эббот общалась с братом так, будто он все еще малое дитя. У Марии создавалось впечатление, что Хенрика ее матушка любит больше всех на свете. А может быть, он и вовсе единственный, к кому она испытывает любовь.

Хенрик предложил сестре руку, и они втроем пошли следом за повозкой.

— И где же господин Фэншоу собирается держать этого зверя? — спросила госпожа Эббот; она по-прежнему говорила на голландском.

— Он уже приготовил место на конюшне. Один капитан, с которым мы ведем дела, привез льва из Африки, а я организовал доставку из Амстердама в Лондон.

Они шли между загонами для овец. Мать и дядя шагали впереди и беседовали, а Мария следовала за ними, пытаясь разобрать, что они обсуждают. Сама она говорила по-голландски вполне сносно, но не бегло, поскольку почти все детство провела в Англии. И все же звуки голландской речи были привычны ее уху, и девочка довольно-таки хорошо ее понимала. Но до нее долетали только обрывки разговора.

— Ты видел моего мужа? — поинтересовалась матушка.

— Позапрошлой ночью... — Что Хенрик сказал дальше, Мария не расслышала. Кажется, что-то про синий куст.

Госпожа Эббот издала резкий звук, напоминающий лай, — для нее это было равносильно смеху. Однако похоже, ей было совсем не весело. Дядя прибавил что-то еще, но понизил при этом голос.

Повозка сворачивала в узкий переулок, ведущий к конюшне господина Фэншоу, расположенной в дальней части сада. Левое колесо ее зацепилось за выступающий край большой прямоугольной каменной плиты на углу Слотер-стрит. Поверхность камня крест-накрест пересекали желоба. Дед рассказывал, что в стародавние времена на этом камне убивали зверей, а желоба нужны были для того, чтобы по ним стекала кровь. Потому улицу и назвали Слотер-стрит2.

Кучер беспощадно хлестал ревущих волов, пока те мощным рывком не перетащили повозку через препятствие. Дернувшись, она с грохотом перевалила на другую сторону. Из ящика донесся утробный рев, и на секунду все резко притихли. Не удержавшись, Мария вскрикнула.

Дядя ван Рибик с улыбкой взглянул на племянницу:

— Наш лев разворчался не на шутку.

ГЛАВА 7

Двадцать первого февраля Кэт во второй раз получила послание от лорда Арлингтона: его светлость снова желал, чтобы она нанесла ему визит. В Горинг-хаус Кэтрин прибыла к назначенному времени, ровно в два пополудни, однако ей пришлось ждать в приемной. Милорд заставил госпожу Хэксби пробыть там почти час. Когда Эббот наконец провел Кэт в кабинет, Арлингтон стоял, низко склонившись над письменным столом. Он изучал новую пачку чертежей. При появлении посетительницы милорд даже не поднял головы.

Эббот так и оставил госпожу Хэксби посреди комнаты, а сам уселся за столик в дальнем углу от камина. Не дожидаясь приглашения, Кэт подошла к столу Арлингтона ближе. Она почти сразу же узнала чертежи, выполненные ее собственной рукой: над этими предварительными планами и рисунками фасадов для птичника Таты она работала почти два года назад. У Кэт упало сердце. Неужели в конструкции обнаружен изъян? Перед мысленным взором тут же предстала картина: за прошедшие несколько месяцев тяжелый снег на крыше создал чрезмерную нагрузку, на которую постройка не рассчитана, и в результате балки...

Арлингтон поднял взгляд:

— Добрый день, госпожа Хэксби. — Отвесив ей дежурный поклон, он широким жестом обвел бумаги. — Я снова изучал ваши чертежи.

— Что-то не так, ваша светлость?

— Вовсе нет, напротив. — Милорд потер черный пластырь на носу: эта привычка стала его второй натурой, и он перестал ее замечать. — Хочу, чтобы вы спроектировали для меня еще один птичник, только намного больше и с роскошным убранством.

— В Юстон-холле?

— Нет. — Арлингтон с улыбкой вскинул указательный палец: отчего-то он был явно доволен собой. — Я выбрал для него совсем другое место. И сам проект, и, может быть, даже возведенное по нему здание будут моим подарком, знаком высочайшего уважения и восхищения. — Его светлость выдержал паузу. Он перевел взгляд с Кэт на каминную доску, однако госпоже Хэксби показалось, что мыслями ее собеседник витает где-то далеко. — Может быть, нам следует сделать птичник двойным — и ради симметрии, и для того, чтобы разные виды птиц были отделены друг от друга. А между двумя корпусами будет арка, ведущая в просторный двор, где пернатые смогут гулять в полной безопасности. И как я уже сказал, весь комплекс должен быть надлежащим образом украшен.

Арлингтон умолк. Возведя взор к потолку, он улыбнулся, будто увидел там что-то приятное.

— Надлежащим образом для чего, сэр? — уточнила Кэт.

— Не для чего, госпожа Хэксби, а для кого. — Арлингтон снова посмотрел на нее. Он больше не улыбался. — Пусть птичник будет подарком, достойным принцессы крови.

Со дня нашей последней встречи с Эбботом прошло почти две недели. Я снова увидел его двадцать третьего февраля, в среду, около трех часов дня. Я возвращался из Скотленд-Ярда в свой дом в Савое. В тот день было сыро и туманно. Свежий снег превратился в слякоть. На улицах было многолюдно. Несмотря на пасмурное небо и грязь под ногами, в такую погоду добираться до места назначения пешком значительно быстрее, чем ехать в наемном экипаже, да и отыскать свободного извозчика та еще задача.

Я стоял на северной стороне Стрэнда, вместе с другими пешеходами дожидаясь возможности перейти улицу. Вдруг рядом со мной кто-то резко и шумно втянул в себя воздух. Я обернулся и увидел его.

Секунду Эббот смотрел на меня застывшим взглядом, как будто не узнавая. От переулка Блю-Буш нас отделяло ярдов двадцать, не больше, и я предположил, что мой бывший сослуживец как раз возвращается оттуда. Должно быть, Эббот увидел меня первым и хотел потихоньку улизнуть, прежде чем я его замечу.

Когда он сообразил, что отступать уже поздно, на смену неподвижной маске пришла сконфуженная улыбка. Схватив меня за руку, Эббот так горячо меня поприветствовал, будто мы с ним были лучшими друзьями. Стоило ему подойти ближе, и в нос мне ударил запах перегара.

Среди экипажей образовался просвет, и толпа прохожих хлынула на Стрэнд, неся нас по течению, будто два прутика в быстрой реке. Эббот споткнулся и врезался в меня. Не поддержи я его, он бы упал. Только тогда я понял, как сильно он пьян.

На другой стороне улицы Эббот, тяжело дыша, прислонился к стене. Он не выпускал мою руку.

— Хорошо поужинали, сэр? — осведомился я.

— Поужинал?.. Не помню. — Он говорил громче, чем обычно, и его речь звучала невнятно. — Однако вино точно было, Марвуд, уж поверьте мне на слово. Без выпивки не обошлось, Богом клянусь. — Слова слетали с его языка почти без пауз, отчего казалось, будто они сталкиваются друг с другом. — Ох и славно мы потрясли стакан с игральными костями! Сначала леди Фортуна мне благоволила, но, черт подери, разве от этой шлюхи дождешься постоянства?

Эббот издал невеселый смешок. Вдруг выражение его лица изменилось. Он отвернулся, и его обильно вырвало на стену, а после небольшой паузы — еще раз. Между рвотными потугами он бормотал ругательства.

Когда Эббота перестало выворачивать наизнанку, я спросил:

— Его светлости сегодня еще требуются ваши услуги?

Лорд Арлингтон строг с теми, кто ему служит. Его люди трудятся в поте лице. К тому же он много лет провел при испанском дворе и с тех пор высоко ценил чувство собственного достоинства, не дозволяя представать в постыдном виде ни себе, ни подчиненным, которых считал кем-то вроде своих представителей. В нынешнем, отнюдь не красящем его состоянии Эббот наверняка изрядно себе навредит, если сумеет доплестись до Горинг-хауса или кабинета Арлингтона в Уайтхолле.

Эббот вытер губы краем плаща.

— Пускай его светлость провалится ко всем чертям! И все остальные тоже! Особенно тот проходимец, с которым я играл. Кстати, может, пропустим вместе по бокальчику вина?

— Думаю, вам лучше пойти домой.

Эббот как будто не услышал меня. Он моргнул и вдруг расплылся в хитрой ухмылке:

— А за вином сыграем во что-нибудь. Как вы на это смотрите? Только не в кости — они меня сегодня не любят. Давайте в карты! Это совсем другое дело.

— На сегодня с вас игр довольно.

Эббот похлопал меня по плечу, и на секунду вновь дала себя знать его привычка разговаривать свысока.

— Вот я всегда утверждал, что вы, Марвуд, вообще-то, малый неплохой. Но есть у вас один недостаток: уж больно вы серьезны. Абсолютно безвозмездно дам вам совет, друг мой, — вы человек умный, поймете с полуслова, — в Уайтхолле вы карьеры не сделаете, если не научитесь пить как джентльмен.

Эббот протяжно рыгнул, и я отпрянул, боясь, что его опять замутит.

А мой бывший сослуживец снова погрузился в уныние.

— Мне теперь одна дорога — к дьяволу, — доверительным тоном сообщил он, вцепившись в мою руку и тяжело опираясь на меня. Его губы дрожали. — А ведь я не виноват, Марвуд. Клянусь, не виноват. Просто не повезло, только и всего! — Он обратил взор к небу, вернее, к скату крыши. — Господь милосердный! Избави меня от злых людей!