Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Krimi
- Serie: The Big Book
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2024
Ужасная находка. Опасно быть приближенным Карла II: порой один неверный шаг приводит к позору, изгнанию и даже к смерти. За место у трона борются самые высокопоставленные вельможи Англии. И чаша весов может склониться не в пользу лорда Кларендона, когда в колодце его дома находят мертвеца... Кто же убийца? Джеймсу Марвуду, клерку на правительственной службе, поручено расследование этого дела, которое ни в коем случае не должно стать достоянием гласности. Между тем Марвуд знает человека, у которого есть все основания желать смерти Эдварда Олдерли, найденного мертвым, — это его кузина Кэтрин Ловетт, дочь цареубийцы. Множество улик указывает на нее. Теперь ее могут отправить на эшафот... Ставки высоки, как никогда. Марвуд уверен, что Кэт невиновна, поэтому решает найти настоящего убийцу. Но время на исходе. Если он допустит ошибку, это может угрожать репутации самого короля... Впервые на русском!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 557
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Andrew Taylor
THE KING’S EVIL
Copyright © Andrew Taylor, 2019
All rights reserved
Перевод с английского Анны Осиповой
Оформление обложки Ильи Кучмы
Тейлор Э.
Королевский порок : роман / Эндрю Тейлор ; пер. с англ. А. Осиповой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (The Big Book).
ISBN 978-5-389-25182-3
16+
УЖАСНАЯ НАХОДКА. Опасно быть приближенным Карла II: порой один неверный шаг приводит к позору, изгнанию и даже к смерти. За место у трона борются самые высокопоставленные вельможи Англии. И чаша весов может склониться не в пользу лорда Кларендона, когда в колодце его дома находят мертвеца...
КТО ЖЕ УБИЙЦА? Джеймсу Марвуду, клерку на правительственной службе, поручено расследование этого дела, которое ни в коем случае не должно стать достоянием гласности. Между тем Марвуд знает человека, у которого есть все основания желать смерти Эдварда Олдерли, найденного мертвым, — это его кузина Кэтрин Ловетт, дочь цареубийцы. Множество улик указывает на нее. Теперь ее могут отправить на эшафот...
СТАВКИ ВЫСОКИ, КАК НИКОГДА. Марвуд уверен, что Кэт невиновна, поэтому решает найти настоящего убийцу. Но время на исходе. Если он допустит ошибку, это может угрожать репутации самого короля...
Впервые на русском!
© А. Д. Осипова, перевод, 2024
© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2024Издательство Азбука®
Посвящается Кэролайн
Лишь чудотворное руки сей мановенье
Способно даровать мне исцеленье.
Пред этой дланью, ветвью древа Рая
С мольбою я колени преклоняю.
О кесарь мой, ты лишь коснись меня,
И верю я, исчезнет хворь моя.
Нет в короле порока, посему
Он даст отпор пороку моему.
Роберт Геррик. Королю, во исцеление хвори.Геспериды, 1648 г.
Действующие лица
Инфермари-клоуз, Савой
Джеймс Марвуд, секретарь Джозефа Уильямсона и Совета красного сукна
Маргарет и Сэм Уизердин, его слуги
Чертежное бюро, Генриетта-стрит
Саймон Хэксби, маркшейдер и архитектор
Джейн Хэксби, его служанка, ранее известная как Кэтрин Ловетт
Бреннан, чертежник
Уайтхолл
Король Карл II
Яков, герцог Йоркский, его брат
Джозеф Уильямсон, заместитель лорда Арлингтона
Уильям Чиффинч, хранитель личных покоев короля
Джордж Вильерс, 2-й герцог Бекингем
Джон Найт, главный королевский хирург
Кларендон-хаус
Эдвард Хайд, граф Кларендон, бывший лорд-канцлер Англии
Джордж Милкот, его секретарь
Мэтью Горс, слуга
Другие
Оливия, леди Квинси, ранее госпожа Олдерли
Стивен, ее паж
Господин Тёрнер, нотариус из Барнардс-инн
Господин Вил из Лондона
Роджер, его слуга
Преподобный доктор Бёрбро из Кембриджа
Преподобный Ричард Уорли из Кембриджа
Госпожа Уорли, его бабушка
Фрэнсис, девочка
Господин Мангот из Вур-Грин
Израил Хэлмор, погорелец
Королевская семья
Сентябрь 1667 г.
Глава 1
Все получилось само собой. Одним плавным движением он отступил на шаг и повернулся к врагу боком. Правая нога чуть согнута в колене, носок направлен в сторону угрозы. В этот момент его стойка была безукоризненна: все, как показывал учитель фехтования. Он приготовился сделать выпад из терции и насадить стоявшее перед ним дьявольское отродье на шпагу, будто куропатку на вертел.
Вот он сдвинулся с места и тут услышал чей-то вдох. Его правая нога стояла на каменном полу. Но левая («под прямым углом к корпусу, месье, для устойчивости и силы») не нашла под собой опоры.
— Черт...
Он уставился на стоявшую перед ним фигуру. Через грязные подвальные окна сумерки просачивались внутрь, будто зловонные испарения. Он хотел взмолиться о помощи, но язык ему не подчинялся.
Он вытянул руки перед собой в отчаянной попытке восстановить равновесие. Пальцы напряглись в надежде ухватиться за руку помощи. Сталь звякнула о камень.
У него было не больше выбора, чем у быка под топором мясника. Голова ударилась о парапет колодца. Боль ошеломила его. Он закричал. И полетел вниз, размахивая руками и ногами. Его пальцы скользили по влажной неподатливой каменной кладке. Не за что ухватиться. Ни единой зацепки...
Тут его плечо ударилось о каменную стену, и он ушел под воду. От пронизывающего холода у него перехватило дыхание, и боль тут же отступила. Он открыл рот, пытаясь то ли закричать, то ли сделать вдох. Ледяная вода обожгла легкие. Он захлебывался.
Грудь словно жгло огнем. Он тонул. Воды он боялся всегда, но плавать так и не научился. Пальцы царапали твердый камень. Сапоги наполнились водой, утягивая их обладателя на дно.
И все же ему удалось вынырнуть на поверхность. Он жадно глотнул воздуха. Высоко над его головой виднелись смутные очертания головы и плеч.
— Помогите! — выкрикнул он. — Ради всего...
Но прежде чем слова успели сорваться с его губ, он снова ушел под воду, и она приняла его в свои объятия. «Самая чистая вода в Лондоне», — хвасталась ее светлость. Его ногти скребли камни и раствор между ними, только бы хоть за что-нибудь зацепиться. Руки и ноги налились свинцом. Боль в груди все усиливалась. Он и не подозревал, что можно испытывать такие страдания.
Отчаяние парализовало его. Отныне ему предстоят вечные муки. Вот он, путь в преисподнюю.
Боль отступила. На смену холоду пришло приятное тепло. Казалось, все чувства медленно исчезали, осталось только блаженное состояние покоя.
«Так, значит, это и есть...» — пронеслось у него в голове.
Глава 2
За день до этого
В пятницу я наблюдал, как король исцелял недужных в Банкетном доме Уайтхолла.
— Не оборачивайтесь, — тихонько произнесла леди Квинси.
При звуке ее голоса у меня замерло сердце. Я встретил эту женщину в прошлом году, сразу после Великого пожара. Ту пору своей жизни я предпочитал не вспоминать, однако в результате происходивших тогда событий леди Квинси осталась вдовой. Эта женщина была на несколько лет старше меня, и было в ней что-то, так и притягивавшее взгляд. Не удержавшись, я все-таки обернулся. Она глядела на свои руки в перчатках. На ней была шляпа с широкими полями, а лицо скрывала вуаль. Леди Квинси стояла совсем близко от меня. Она кого-то привела с собой, но я никак не мог разглядеть, кого именно. Однако ростом этот человек был очень мал. Ребенок? Карлик?
— Сделайте вид, будто увлечены церемонией, — вполголоса велела она. — На меня не смотрите, иначе мне придется уйти.
Мы стояли на балконе, и весь огромный зал внизу был перед нами как на ладони. Я снова обратил взгляд на короля. Здесь, в самых просторных и величественных своих апартаментах, Карл II восседал на троне под балдахином с королевским гербом, а по обе стороны от монарха столпились придворные и представители духовенства в стихарях, в том числе и личный духовник его величества, королевский исповедник. Лицо монарха было невозмутимым и торжественно-серьезным. Может ли король находиться в этом зале, не вспоминая о том, что его отец когда-то вышел на эшафот через высокое окно в середине зала и там несчастного ждал с топором палач в маске? Ребенком я и сам был среди толпы, на глазах у которой голову отца нынешнего короля отделили от тела.
— Ничего не говорите, — велела леди Квинси. — Только слушайте.
Йомены гвардии выстраивали в очередь собравшуюся в зале толпу, их алая форма особенно бросалась в глаза по сравнению с одеждой тусклых цветов, в которой явились сюда большинство страждущих и их сопровождающие. Многие придворные прижимали к носу платки: от больных исходил не слишком приятный запах.
— Я должна предупредить об опасности, — продолжила леди Квинси. — Но угрожает она не вам, а другой персоне, имени которой мы называть не будем.
Я глядел на недужных. Почти у всех я заметил раздувшиеся шеи, гигантские зобы выпячивались вперед или искажали черты их лиц. Бедняги страдали от золотухи, болезни, омрачавшей жизни множества людей. В народе ее прозвали «королевской хворью» или «королевским пороком», поскольку монарх обладал способностью исцелять ее наложением рук. Внизу в зале собралось не меньше двухсот страдальцев.
— В среду ко мне приходил гость, — еще тише продолжила леди Квинси. У меня по коже забегали мурашки. — Мой пасынок Эдвард Олдерли.
Один из королевских докторов по очереди подводил больных к трону, и те вставали перед его величеством на колени. Некоторые хромали, кое-кто еле ковылял на костылях, других несли близкие. Мужчины, женщины, дети, богато одетые джентльмены, жены торговцев, крестьяне, ремесленники, нищие. Перед Господом все равны.
Внизу что-то неразборчиво зачитывали вслух из молитвенника: я не мог разобрать ни слова.
— Эдвард был в бодром расположении духа, — продолжила леди Квинси. — К тому же исполнен самодовольства, почти как при жизни отца. Дела его процветают, — во всяком случае, именно такое впечатление он постарался у меня создать.
Повисла пауза, и теперь до меня долетали только звуки толпы внизу и приглушенное нечленораздельное бормотание чтеца.
Наконец она спросила:
— Вам известно, где сейчас можно найти его кузину Кэтрин? Просто кивните или покачайте головой.
Я кивнул. Во время моей последней встречи с Эдвардом Олдерли он произвел на меня впечатление спесивого грубияна, и я был уверен в том, что его кузина не обрадуется, если он снова появится в ее жизни.
— Хорошо. Передадите ей от меня устное послание?
— Да, — ответил я.
— Эдвард сказал мне, что знает, где она прячется. Заявил, что это большой секрет, но скоро я все узнаю. — Леди Квинси выдержала паузу. — Мой пасынок отомстит ей за то, что она с ним сделала. Он сказал, что Кэтрин Ловетт не уйти живой от него и его друзей и он еще спляшет на ее могиле.
— Друзей? Каких друзей?
Леди Квинси пожала плечами и умолкла.
Я удивился, что нашлись люди, желающие стать друзьями Эдварда Олдерли, этого хвастуна с замашками деспота, к тому же его покойный отец был изменником. В прошлом году, торопясь смыть позор, леди Квинси вернула себе фамилию и титул, доставшиеся ей от первого супруга.
Между тем внизу, в зале, король длинными пальцами поглаживал шею стоявшей на коленях больной, в толпе кто-то плакал, а священник монотонно и неразборчиво бормотал молитву. Лицо короля было серьезно, массивные черты придавали ему меланхоличный вид. Монарх глядел поверх головы коленопреклоненной женщины. Казалось, будто он смотрит прямо на меня.
— Думаете, слова Олдерли — не пустые угрозы? — спросил я.
Леди Квинси пошевельнулась, и ее рука на долю секунды задела мою.
— Эдвард приходил, чтобы... — Она выдержала паузу, как будто решая, что сказать. — Возможно, он рассчитывал произвести на меня впечатление. Или... или запугать меня.
— Запугать? — Я снова повернулся к леди Квинси, но ее лица не было видно. — Вас? С чего бы вам его бояться?
— Окажите мне услугу: предупредите Кэтрин, — не ответив на мой вопрос, произнесла леди Квинси. — Дайте слово, что известите ее при первой возможности. Не желаю, чтобы ее смерть была на моей совести.
— Даю слово.
— Полагаю, Эдвард расправился бы с ней собственными руками, если бы мог. — Леди Квинси на минуту умолкла, затем резко сменила тему: — В воскресенье я буду слушать утреннюю проповедь в церкви Святого Олафа. Знаете, где она? На углу Харт-стрит и Ситинг-лейн.
Я кивнул. Эта церковь, расположенная неподалеку от Тауэра, одна из немногих уцелела во время Великого пожара.
— Давайте встретимся там, но не в самой церкви. После проповеди ждите меня на улице в наемном экипаже. Хочу сохранить наш разговор в секрете.
— Как пожелаете. — Я сразу оживился. — Можно узнать почему?
Но леди Квинси уже отвернулась. Она заскользила сквозь толпу к двери, а следом шел ее маленький сопровождающий. Теперь я разглядел, что это черноволосый мальчик — должно быть, паж леди Квинси, только без ливреи. Он шел, завернувшись в слишком длинный плащ с высоким воротником.
Стоило леди Квинси скрыться на лестнице, и меня охватило разочарование. Слуга последовал за госпожой. В дверях он оглянулся, и я увидел, что мальчик — африканец.
После того как леди Квинси и ее паж скрылись, я выждал несколько минут, чтобы не столкнуться с ней случайно. Затем я тоже покинул балкон и спустился на Пеббл-корт за Банкетным домом. Небо было затянуто серыми тучами, мостовая под ногами стала мокрой и скользкой.
Как и всегда в те дни, когда король исцелял недужных, покои дворца, куда допускались посетители, были забиты до отказа. Страждущие приходили не одни: их сопровождали родные и друзья, желавшие и поддержать больного, и увидеть чудо королевского руконаложения. Обычно многолюдные церемонии исцеления в сентябре не проводят, но количество желающих было так велико, что король отдал соответствующий приказ. Карл II был проницательным человеком, отдававшим себе отчет в том, насколько важно напоминать подданным о божественной природе королевской власти. И разве чудо наложения монарших рук не лучший способ доказать, что наш правитель — помазанник Божий?
Я направился в противоположный угол двора, прошел через дверь и поднялся в Тихую галерею. Господин Чиффинч ждал меня в покоях, где проходили ежеквартальные собрания Совета красного сукна, в котором он состоял. Я же был секретарем Совета. Чиффинч сидел в одиночестве, остальные заседатели уже ушли обедать. Он расположился у окна, и возле его локтя стояла бутылка вина. Чиффинч был дородным мужчиной, из-за румянца его лицо выглядело добродушным, но это впечатление было обманчивым.
Власть Чиффинча не бросалась в глаза, однако он обладал бо́льшим влиянием, чем многие придворные: ведь он служил хранителем личных покоев короля и к тому же его личным секретарем, а это означало, что только Чиффинч решал, кого допустить к монарху. Именно Чиффинч велел мне ждать леди Квинси на балконе Банкетного дома, объявив, что таков приказ короля и его величество рассчитывает на мою деликатность. Кроме того, мне было велено исполнять любые распоряжения ее светлости.
— И чего же она хотела? — поинтересовался Чиффинч.
— Не имею права говорить об этом, сэр.
Чиффинч пожал плечами: мой ответ его раздосадовал, но не удивил. Он не любил пребывать в неведении, однако король посвящал его не во все свои дела.
— Надеюсь, вы не привлекли к себе внимания?
— Похоже, что нет, сэр.
— Вот что я вам скажу, Марвуд: в чем бы ни состояло ваше поручение, постарайтесь оправдать наши ожидания, иначе вы горько пожалеете о своих ошибках. Король не любит, когда его разочаровывают. А сейчас он отнюдь не в снисходительном настроении, в чем лорд Кларендон убедился на собственном горьком опыте.
Я отвесил поклон. Несколько месяцев назад король отправил в отставку лорд-канцлера Кларендона, своего давнего советника. Это событие стало самым большим политическим потрясением со времен Реставрации монархии семь лет назад. Но отставка не лишила лорда Кларендона политического влияния. Его дочь была замужем за родным братом Карла II, герцогом Йоркским. Поскольку законнорожденных детей у его величества не было, а королева Екатерина вряд ли могла подарить супругу наследника, герцог стал предполагаемым наследником своего венценосного брата. Более того, следующими претендентками на престол были внучки Кларендона, пятилетняя принцесса Мария и ее младшая сестра Анна. В случае смерти короля Кларендон вполне может стать еще более важной фигурой, чем сейчас.
— Времена нынче опасные, — продолжил Чиффинч. — Большие люди то высоко взлетают, то низко падают и тащат за собой маленьких. Уж если сам милорд Кларендон впал в немилость, такая же судьба может постигнуть любого. Но разумеется, там, где можно упасть, есть шанс и взлететь. — Чиффинч замолчал, наполнил бокал и, понизив голос, продолжил: — Чем больше мне известно, тем лучше я служу королю. Если вы мне откроетесь, то и его величеству, и мне будет только польза.
— Простите, сэр, не могу.
Я подозревал, что Чиффинч ищет способ подорвать доверие, которое питал ко мне король.
— И все же любопытно, почему ее светлость выбрала для встречи с вами именно Банкетный дом, да еще и во время церемонии исцеления, — продолжил Чиффинч, устремив взгляд на содержимое своего бокала. — Леди Квинси нынче редко бывает в Уайтхолле. Впрочем, это вполне объяснимо. Одной смены имени недостаточно, чтобы все забыли о ее браке с обанкротившимся мошенником Генри Олдерли.
Я ничего не ответил. Отец Эдварда Олдерли был повинен и в худших прегрешениях, чем кража чужих денег, но, кроме короля и меня, об этом знали лишь очень немногие. Когда погиб Генри Олдерли, я сослужил королю хорошую службу, и тогда же я повстречался с леди Квинси. Впоследствии я помалкивал обо всем, что мне известно, и тем самым заслужил доверие его величества.
Чиффинч поднял глаза, и в его взгляде мелькнуло злорадство.
— Леди Квинси хорошенько вас разглядела, Марвуд? Заметила, как вы изменились со дня вашей последней встречи? — Он отвернулся и сплюнул в пустой камин. — Надо думать, ее светлость была неприятно удивлена. Ведь смазливым юношей вас больше не назовешь, верно?
Глава 3
Поздно вечером в пятницу дождь барабанил по большим окнам чертежного бюро на Генриетта-стрит под вывеской со знаком розы. Весь день ливень усиливался из-за шквалистого западного ветра. Если из-за туч станет еще темнее, придется зажигать свечи.
Не считая шума дождя, в мастерской царила такая тишина, что слышно было, как царапает бумагу перо господина Хэксби и скрипят половицы под чертежником Бреннаном, когда тот переступал с ноги на ногу. Бреннан трудился над детальным проектом фасадов для новых домов в Драгон-Ярде неподалеку от Чипсайда: сейчас это был самый важный заказ господина Хэксби.
Кэтрин Ловетт стояла за чертежной доской, установленной перпендикулярно одному из окон. Шея и плечи ныли. Последние полчаса она провела за другой работой. Кэт писала чернилами список необходимых материалов и их количества рядом с планом нового склада возле порта.
Аккуратно обводить карандашные буквы — скучная механическая работа, а в здании склада не было ничего интересного и примечательного, однако мыслями Кэт витала далеко: она представляла садовый павильон в поместье Кларендон-хаус. Они с господином Хэксби работали там сегодня утром. К ним приходил господин Милкот, чтобы обсудить установку подвальной перегородки. Господин Милкот выступал посредником его светлости, и Кэт невольно пришла в голову мысль, что их жизнь стала бы гораздо приятнее, если бы все клиенты, подобно этому джентльмену, разговаривали с ними любезно и точно знали, чего желают.
Кэт потерла глаза и потянулась. Она обмакнула перо в чернильницу, и тут раздался стук в дверь. Отложив перо, Кэт направилась к двери — впускать посетителей было ее обязанностью, кроме того, она должна была поддерживать огонь в камине, подметать и мыть полы, наполнять чернильницы и точить перья.
На лестничной площадке стоял мальчик на побегушках, выполнявший поручения сторожа. Он протянул Кэт письмо. Девушка разобрала кое-как написанный небрежным почерком адрес Хэксби. Она отнесла письмо архитектору. Тот сидел у огня, съежившись, хотя день выдался отнюдь не холодным. К подлокотникам его кресла были прикреплены доски, на которых Хэксби мог писать и чертить, когда у него не дрожали руки.
Сломав печать, архитектор развернул письмо. Бумага затрепетала в его покрытых старческими пятнами руках. Внутри скрывалось еще одно письмо. Озадаченно нахмурившись, Хэксби передал это послание Кэт. Ее имя — вернее, то имя, под которым она жила на Генриетта-стрит, «госпожа Джейн Хэксби», — было написано на нем тем же почерком, что и на первом листе.
— Что это такое? — недовольным тоном осведомился Хэксби. — Для меня здесь ничего нет. Вам известно, откуда это письмо?
Бреннан вскинул голову. Он отличался и остротой слуха, и остротой ума.
— Нет, сэр, — тихо ответила Кэт, скрывая раздражение.
Теперь, когда у Хэксби появилась вторая причина ожидать ее полного повиновения, в его голосе все отчетливее звучали повелительные нотки. Кэт развернула послание и пробежала глазами по строчкам.
Мне нужно с вами встретиться. Завтра буду на Новой бирже около 6 часов вечера. Ищите меня в лавке господина Кнеллера, он торгует кружевом на верхней галерее. Сожгите это письмо.
Ни подписи, ни даты. Но автором письма мог быть только один человек. Кэт бросила бумагу прямиком в пылающее сердце камина.
— Джейн! — рявкнул господин Хэксби. — Немедленно достаньте письмо! От кого оно? Я должен на него взглянуть.
Слишком поздно. Язык пламени лизнул угол листа, и вот огонь уже плясал по всему краю. Послание почернело. На секунду Кэт бросилось в глаза одно слово — «сожгите», — а потом бумага съежилась, затрепетала и обратилась в кучку горячей золы.
Глава 4
По воле случая субботним вечером я задержался в Уайтхолле дольше, чем рассчитывал. На службе я столкнулся с непредвиденными осложнениями. К великой досаде Чиффинча, бо́льшую часть времени я трудился под началом господина Уильямсона, заместителя лорда Арлингтона, государственного секретаря по делам Южного департамента и одного из самых влиятельных королевских министров. В обязанности господина Уильямсона входило издавать «Лондон газетт», правительственную газету. Под его руководством я изо дня в день тащил на себе груз забот: редактировал материал, относил его в печатню и следил за тем, чтобы новый выпуск дошел до читателей.
В Лондоне распространением «Газетт» в основном занимались женщины, они разносили номера по городским тавернам и кофейням, а также отдавали свежие газеты перевозчикам, после чего те развозили их по всему королевству. В этом месяце новые выпуски все чаще доставляли с опозданием, а порой не доставляли вовсе. Скорее всего, подобные случаи объяснялись привычным сочетанием непредвиденных обстоятельств: смерть, болезнь, пьянство и обычное разгильдяйство. И надо принять во внимание, что женщинам мы платили жалкие гроши, да и те задерживали неделями. Но лорда Арлингтона не интересовали причины. В перебоях доставки он винил Уильямсона, а тот, в свою очередь, меня.
Наконец освободившись, я спустился по общественной лестнице Уайтхолла, сел в лодку — к счастью, был отлив — и отправился к Чаринг-Кросс водным путем. Солнце стояло низко, и его косой луч падал на нас через зазор между облаками.
Перед Новой биржей Стрэнд был забит ожидавшими господ каретами и портшезами, из-за чего движение в обоих направлениях почти остановилось, лишь время от времени чуть оживляясь. Сердитые возницы прокладывали себе путь к Сити, или к расположенному выше по реке Уайтхоллу, или мимо королевских конюшен к Гайд-парку. Пешеходы же перемещались по Стрэнду намного быстрее.
Когда я входил в здание Новой биржи, часы уже били шесть. После того как в прошлом году город постигло несчастье в виде Пожара, уничтожившего лавки Чипсайда, старую Королевскую биржу в Сити и многие другие здания, на Новой бирже стало еще многолюднее, чем прежде. Казалось, весь мир собрался здесь, чтобы продавать и покупать. На Новой бирже горделиво хвастались, что в этом здании под одной крышей отыщется все, чего душа пожелает. Можно побаловать себя предметами роскоши со всех концов света, и для этого даже не нужно топать по грязи, мокнуть под дождем и слушать грубые окрики уличных торговцев.
Я заставил себя замедлить шаг: по Новой бирже прогуливаются не торопясь, а значит, спешащий человек привлечет внимание. Лавки, занимавшие два этажа, длинными рядами тянулись напротив друг друга. Я направился к лестнице. На верхних галереях народу оказалось еще больше, чем внизу.
Господин Кнеллер занимал одно из самых просторных торговых помещений с широкой многостворчатой витриной, чтобы покупатели могли лучше видеть выставленные на продажу товары. Львиную долю ассортимента господина Кнеллера составляли товары из Франции и Голландии.
Я замер на пороге. Через окно широкими полосами струились последние предзакатные лучи солнца, озарявшие своим сиянием шелка и кружева. В лавке толпились покупатели и мужского, и женского пола: в воздухе стоял тяжелый запах благовоний, отовсюду звучал гул голосов и шелест юбок. Супруга хозяина, миловидная женщина лет тридцати, показывала ленту ажурного кружева богато одетому джентльмену с лошадиным лицом. Однако того больше интересовал не товар, а сама хозяйка. Женщина мельком глянула на меня, затем опять сосредоточилась на покупателе.
— Любуетесь хозяйкой?
Я резко повернулся влево. Снизу вверх на меня смотрела Кэт. На ней был легкий плащ и шляпа, почти полностью скрывавшая лицо.
— Что за глупости! — тут же принялся оправдываться я. — Я просто искал вас.
— Вы лжете, сэр, — ответила Кэт. — Как и все мужчины.
Глава 5
Кэт позволила Марвуду отвести ее в тихий уголок, частично отгороженный от торгового зала прилавком, на котором подмастерья разворачивали самые большие мотки кружев. В последний раз она видела Марвуда три-четыре месяца назад. Кэт украдкой взглянула на него, уверенная, что он тоже исподтишка разглядывает ее.
Он выглядел более преуспевающим, чем раньше, а еще отчего-то казался старше. На нем был новый парик, более красивый и пышный, чем прежний. Лицо округлилось — когда Кэт видела его в последний раз, боль и лауданум заострили его черты.
Главное — вести себя непринужденно: они просто пара, решившая скоротать часок на Новой бирже, побаловать себя обновами. Кэт взяла кусок кружева.
— Как думаете, это богемское?
— Мне нужно с вами поговорить, — вполголоса произнес Марвуд. — Дело срочное.
— Разумеется. Но пока вы излагаете свое дело, все должны думать, будто мы просто выбираем кружева.
Она поглядела на Марвуда, склонив голову набок, чтобы лучше разглядеть левую сторону его шеи. К удивлению Кэт, Марвуд взглянул на нее с иронией, но без враждебности.
— Ну и как вы находите мою наружность? — осведомился он.
— Сейчас вы выглядите лучше. Во всяком случае, насколько я могу судить. Парик и воротник скрывают бо́льшую часть шрамов.
Марвуд пожал плечами, явно гоня от себя воспоминания о том, как его обезобразил огонь. Он тихо продолжил:
— Ваша тетушка говорила со мной о вас.
Во взгляде Кэт отразилось удивление. Повысив голос, она сказала:
— Пойдемте к окну, сэр. Хочу рассмотреть кружева как следует.
Они остановились в оконном проеме. Кружева в руке Кэт будто струились и напоминали паутину, покрытую инеем. Девушка поднесла их к стеклу и принялась разглядывать.
— Леди Квинси? — переспросила Кэт. — Что ей от меня нужно? Прошло столько времени! Даже не верится, что тетушка до сих пор обо мне помнит. Будучи замужем за моим дядей, она ничего для меня не делала и, пока мы жили под одной крышей, не пошевелила и пальцем, когда я больше всего нуждалась в помощи.
— Однако сейчас леди Квинси хочет вам помочь.
— Не сомневаюсь, именно так она вам и сказала, сэр. — Кэт почувствовала, как к горлу подступает едкая, как желчь, злоба. — Вы же верите каждому ее слову. Вы всегда испытывали к ней... как бы выразиться поделикатнее?.. теплые чувства.
— Не представляю, о чем вы, — холодно произнес Марвуд. Он наклонился и прошептал Кэт на ухо: — К леди Квинси приходил ваш кузен Эдвард Олдерли. Он утверждает, что ему известно, где вы скрываетесь. Олдерли намерен добиться того, чтобы вы окончили дни на виселице.
— Возможно, это лишь пустая болтовня, — ответила Кэт. Заметив, что ей удалось вывести Марвуда из себя, она испытала удовлетворение. — У Эдварда всегда хорошо получалось закрывать глаза на правду.
— Вы не в том положении, чтобы рисковать. Леди Квинси полагает, что ваш кузен говорил искренне. Ордер на ваш арест по-прежнему в силе, вы обвиняетесь в измене за то, что оказывали помощь и содействие своему отцу-цареубийце. Обвинения так и не были сняты.
— Разве я могла поступить иначе? — задала риторический вопрос Кэт. — Что бы он ни совершил, отец есть отец. Кроме того, я старалась не вмешиваться в его дела.
— Олдерли сказал леди Квинси, что у него есть влиятельные друзья и они помогут ему с вами расквитаться.
— А я думала, после дядиного позора от Эдварда все отвернулись.
— Очевидно, вы заблуждаетесь, — произнес Марвуд. — Леди Квинси поверила Олдерли и по доброте душевной хочет вас предостеречь.
— Тетушка Квинси? По доброте?
— Вы должны покинуть Генриетта-стрит. Хотя бы на некоторое время. Оставаться там опасно.
Тут Кэт вспылила:
— С какой стати я должна бежать от Эдварда? Я устала постоянно находиться в бегах.
Марвуд взглянул на ближайшего подмастерья: до того явно долетели слова Кэт. Подойдя ближе к девушке, Джеймс развернулся, загораживая ее собой.
— Ради вашей безопасности.
— Я вам кое в чем признаюсь. — Кэт дотронулась до его рукава. — Знаете, что со мной сделал мой кузен?
— Да, разумеется. Он помог своему отцу обманом лишить вас состояния, к тому же выступил против вас и...
— Эдвард взял меня силой.
— Что? — Марвуд потрясенно уставился на Кэт. — Я не понимаю...
— Что здесь непонятного? В отцовском доме он зашел в мою спальню ночью и изнасиловал меня. Я достаточно ясно выражаюсь, сэр? — Кэт понизила голос. — Вот почему я вонзила нож ему в глаз и сбежала из Барнабас-плейс. Я думала, что мой удар окажется смертельным. Но мне не удалось убить Эдварда, о чем я горько сожалею.
В этот момент к ним приблизился подмастерье и тихонько кашлянул.
— Сэр, госпожа, не желаете взглянуть на другие образцы? К нам из Антверпена недавно доставили кружева особенно тонкой работы.
— Не сейчас, — ответил Марвуд.
— Сэр, уверяю...
— Оставьте нас! — повысила голос Кэт. — Сейчас же.
В лавке тут же стало тихо. Взгляды доброй половины покупателей были обращены на Кэт и Марвуда. Миловидная жена хозяина тоже смотрела в их сторону.
— В другой раз, — обратился Марвуд к подмастерью.
Взяв Кэт под руку, он вывел девушку из лавки. «Попытка не привлекать к себе внимания провалилась с треском», — заключила Кэт. Марвуд направился к лестнице, они спустились на первый этаж, и все это время девушка не произносила ни слова. От быстрой ходьбы завитой парик Марвуда раскачивался. На секунду Кэт увидела то, что осталось от его левого уха.
Как только они вышли на улицу, Марвуд резко развернулся к ней.
— Почему вы мне не сказали, что с вами сделал этот мерзавец? — спросил он.
— Какой смысл вам об этом говорить? Разве вас это касается?
Марвуд поджал губы, но ничего не ответил. А между тем последние лучи солнца скрылись, и серые тучи окутали город.
— Когда-нибудь... — продолжила Кэт таким ровным тоном, будто речь шла о сущем пустяке. — Когда-нибудь я убью своего кузена.
— Не говорите глупостей. Вы добьетесь только одного — вас отправят на виселицу, а ведь Эдварду именно это и нужно.
— Вы забываетесь. Не имеете права мне указывать.
Марвуд отвел взгляд.
— В любом случае в интересах вашей безопасности будем исходить из предположения, что Олдерли снова вас нашел. А это значит, что вы должны покинуть чертежное бюро господина Хэксби, вам нельзя оставаться на Генриетта-стрит. Лучше будет, если вы на какое-то время уедете из Лондона.
— Я не могу.
— У вас нет другого выхода.
Кэт покачала головой:
— У нас очень много работы. Я не должна подводить господина Хэксби. И кстати, мне пора, до встречи с нашими клиентами осталось меньше часа. К тому же...
— Если дело упирается в деньги, я вам помогу. У меня с собой пять фунтов.
Щедрое предложение Марвуда растрогало Кэт.
— Вы не понимаете, сэр, — уже мягче ответила она. — Если мне понадобятся деньги, я попрошу их у господина Хэксби. Мы с ним помолвлены. Скоро он станет моим мужем.
Неделя в чертежном бюро оказалась удачной, судя по записям, которые Кэт делала в приходо-расходной книге господина Хэксби, и в субботу вечером они по устоявшейся привычке ужинали все вместе. Хэксби был бережлив, но не скуп. Недостатка в работе они не испытывали, ведь после Пожара половина Лондона превратилась в одну большую стройку.
Хэксби был человеком привычки, и поэтому он всегда угощал Кэт и Бреннана в отдельной комнате «Барашка» на Уич-стрит. Эта таверна видала лучшие времена, но здесь господина Хэксби знали, ценили как постоянного посетителя и, какая бы сильная дрожь на него ни нападала, относились к этому как к мелочи, не стоящей внимания. Обычно вечера проходили весело, и даже господин Хэксби позволял себе пропустить бокальчик-другой вина, хотя из-за этого его симптомы усугублялись.
Еще несколько месяцев назад Кэт не поверила бы, что согласится провести вечер в компании Бреннана. В начале их знакомства все вызывало ее отвращение — и он сам, и то, что он посмел добиваться ее благосклонности, и средства, которые он использовал для достижения этой неосуществимой цели. Но Кэт разрешила это затруднение, Бреннан смирился с ее отказом, и со временем девушка прониклась к нему уважением: он был умелым чертежником, к тому же он отличался надежностью и по-доброму относился к господину Хэксби.
На Генриетта-стрит Бреннан пришел с блестящими рекомендациями от доктора Рена, и время показало, что похвалы были вполне заслуженными. Сначала Бреннан работал у Хэксби сдельно, теперь же тот выплачивал чертежнику постоянное жалованье. Кэт подозревала, что о Бреннане есть кому позаботиться: должно быть, под материнскую опеку его взяла молодая женщина из кондитерской на Бедфорд-стрит.
В тот вечер они ужинали позже обычного: было уже почти девять. Вечер выдался теплый, однако Кэт казалось, будто она промерзла до костей. Девушка никак не могла сосредоточиться на разговоре мужчин. Из головы не шли мысли о кузене Эдварде. Кэт задавалась вопросом, удастся ли ей когда-нибудь снова стать счастливой.
Поначалу Хэксби и Бреннан не замечали ее молчаливости. Оба были в приподнятом настроении, отчасти из-за вина, отчасти из-за того, что Хэксби неожиданно получил часть платежа за проект в Кларендон-хаусе и благодаря этому выплатил Бреннану премию. Несмотря на политические дрязги, лорд Кларендон оставался влиятельным клиентом и законодателем мод. Хэксби беспокоился, что работа над павильоном окажется под угрозой, ведь ее светлость, особенно заинтересованная в этом проекте, недавно скончалась. А еще его светлость не только впал в немилость при дворе — ходили слухи, что у лорда Кларендона трудности с деньгами. Однако же деньги архитектор получил. По всей видимости, благодарить за платеж следовало господина Милкота.
Но во время ужина Кэт заметила, что Хэксби то и дело бросает на нее обеспокоенные взгляды. Девушка понимала, что он все больше и больше от нее зависит, а когда его болезнь усугубится, Хэксби и шагу ступить без нее не сможет. Свадьба была назначена на конец октября, в следующем месяце о бракосочетании будет объявлено. Скромная церемония состоится в новой церкви в Ковент-Гарден.
— Здание в стиле Иниго Джонса, — с довольным видом рассуждал Хэксби. — Это вам не ветхие несуразные церкви, построенные в средневековых городках папистами.
После ужина, когда они спускались на первый этаж таверны, Хэксби дотронулся до руки Кэт и тихонько спросил:
— Как вы себя чувствуете? Вам нездоровится?
— Нет, сэр. Ничего страшного, просто женское недомогание.
Хэксби тут же шарахнулся от нее и взял под руку Бреннана. На улице архитектор объявил, что портшез брать не будет: он прекрасно дойдет до дома на своих двоих. Бреннан и Кэт переглянулись, молча согласившись, что одного Хэксби отпускать нельзя. Втроем они медленно брели в сторону двора «Трех петухов» рядом со Стрэндом — Хэксби снимал там комнаты на втором этаже одного из новых домов. Бреннан зашел во двор и проводил архитектора до самого порога, а Кэт задержалась на Стрэнде.
Бреннан вернулся очень быстро, и они вместе зашагали туда, откуда пришли. Кэт с радостью прогулялась бы одна: за прошедший год она усвоила законы лондонских улиц. Кэт всегда носила с собой нож и в случае необходимости хваталась за него без малейших колебаний. Но Хэксби будет недоволен, что она ходит одна после наступления темноты, и девушка позволила Бреннану себя проводить. К тому же им было по пути.
— Что-то случилось? — спросил Бреннан, когда они проходили мимо церкви Святого Климента Датского. — Вы за ужином и двух слов не сказали.
— Нет, ничего.
Ответ сорвался у нее с языка сам собой. Но затем Кэт вдруг передумала и приняла другое решение.
— А впрочем, это неправда. У меня и впрямь возникло одно... затруднение. Мне нужно на время уехать. Никто не должен знать, где я. Даже господин Хэксби.
— Почему?
— Не могу ответить.
— Куда же вы уедете?
— Даже не представляю.
— Что за глупости? — покачал головой Бреннан. — Это из-за того письма?
Кэт кивнула:
— Дело срочное. Мне необходимо уехать, и как можно скорее.
Они проходили мимо Сомерсет-хауса. Неподалеку отсюда к западу располагался Савой, где жил Марвуд, и Кэт подняла воротник плаща, пряча лицо.
Бреннан неверно истолковал ее действия.
— Боитесь, что за вами следят?
— Возможно.
«Одинокая женщина неизбежно привлекает внимание, — подумала Кэт. — И чаще всего — нежелательное».
— Для вас очень важно, чтобы спальня была удобной? — вдруг спросил Бреннан.
Кэт устремила на него взгляд, исполненный негодования.
— Что?!
— Я имел в виду место, где вы будете скрываться, — торопливо пояснил Бреннан. — Что, если для вас найдется убежище, но жизнь там будет нищая и убогая — совсем не такая, к какой вы привыкли?
— А почему вы спрашиваете?
— Я знаю одно место, где вы сможете пересидеть неделю-две, а может, и дольше. Проживание стоит недорого.
— Если мне там ничто не будет угрожать, обойдусь и без пуховой перины, и без услуг горничной. Вы ведь о таких удобствах говорили?
— Раз так, я, пожалуй, смогу вам помочь. — Бреннан запнулся в нерешительности. — Хотя девушке вашего положения там, конечно, не место. Но зато вас точно не найдут. Никому даже в голову не придет там искать.
— И где же это ваше убежище?
— В нескольких милях от Лондона. Это лагерь погорельцев, он разбит на земле моего дядюшки. Раньше дядя ее возделывал, но после смерти сына его хозяйство пришло в упадок.
Глава 6
Когда мы с Кэт разошлись в разные стороны, я зашагал по Стрэнду к Савою. Мой дом был здесь, в Инфермари-клоуз, а тот, в свою очередь, располагался в лабиринте из ветхих зданий, в которых в былые времена размещался дворец и окружавшие его хозяйственные помещения. Савой до сих пор принадлежал короне, однако часть его территории была отдана под объекты различного назначения. Заполучить в свое распоряжение даже крошечный домишко вроде моего — большая удача: жилья в Лондоне на всех не хватало, особенно после того, как значительная часть города была разрушена из-за Великого пожара. Мой начальник господин Уильямсон замолвил за меня словечко в беседе с чиновником, занимавшимся вопросами сдачи королевского имущества внаем.
Я пребывал не в лучшем расположении духа. Когда мой слуга Сэм открыл дверь и взял у меня плащ, я выбранил его за неуклюжесть, хотя на самом деле он двигался со всей грацией, на какую способен человек без ноги, а ловкостью превосходил многих из тех, у кого обе нижние конечности были в целости и сохранности.
Жена Сэма, Маргарет, подала мне ужин. Когда я принялся за еду, она задержалась возле стола.
— Прошу прощения, сэр, вы, должно быть, из-за доставщиц «Газетт» не в духе? Моя подруга Доркас говорит, что они с ног сбиваются, бедняжка к вечеру от усталости падает.
Мне стало стыдно за то, что я срываю раздражение на прислуге: боясь потерять место, они не могут позволить себе возразить хозяину.
Уже мягче я ответил:
— Из-за них и по многим другим причинам.
— Я ведь почему спрашиваю? Тут я, пожалуй, могла бы вам помочь. Если нужно, буду разносить газеты несколько раз в неделю — с вашего согласия, разумеется. Или объединюсь с Доркас. Я ее и раньше так выручала.
Предложение было весьма любезным. Прежде чем поступить на службу ко мне, Маргарет тоже доставляла газеты и до сих пор поддерживала дружеские отношения с некоторыми разносчицами. Обязанности ей знакомы. Но при этом мне было известно, что ей неприятна эта работа, ведь молодым и привлекательным женщинам часто приходилось терпеть непрошеные знаки внимания.
— Спасибо, — ответил я. — Но вы нужны мне здесь.
Я сказал Маргарет, что она может быть свободна. В каком-то смысле даже хорошо, что Маргарет и Сэм думают, будто мое дурное настроение вызвано неприятностями с «Газетт». Им вовсе незачем знать правду.
Потом я сидел у окна, выходившего на крыши и стены. Дневной свет медленно угасал, а я все думал о Кэтрин Ловетт и ее неблагодарности. Неужто эта женщина не понимает, что я пытаюсь спасти ей жизнь? Откуда в ней столько глупого упрямства? Или глуп я, поскольку безо всяких на то причин пекусь о ее благе?
Доводя себя до состояния угрюмой злобы, я всячески подпитывал свою обиду. Но на самом деле меня вывело из равновесия признание Кэт: я не подозревал, что Эдвард Олдерли взял ее силой. А еще меня смущало ее обручение с Саймоном Хэксби, человеком, годившимся ей в отцы, а то и в деды.
Поступок Олдерли должен был возмутить меня лишь в отношении общечеловеческой морали: воспользоваться беспомощностью невинной кузины, которой отец Эдварда дал приют под своей крышей! Ну а что касается обручения, с точки зрения той же морали мне следовало порадоваться за Хэксби и Кэт: он даст ей уверенность в завтрашнем дне, а она привнесет в его жизнь юношеский задор.
Однако я не мог смотреть на обе эти ситуации с позиции стороннего наблюдателя и испытывал глубокое возмущение. Отчего-то сама мысль о каждой из них больно меня задевала. Отчаянно желая отвлечься, я углубился в размышления о леди Квинси, но и в них утешения не нашел. Завтра я снова ее увижу, однако я не имел ни малейшего представления, почему она желает, чтобы я забрал ее из церкви в наемном экипаже. Имеет ли это отношение к ее пасынку Эдварду Олдерли и предупреждению, которое леди Квинси просила меня передать Кэт? При одной мысли об этом мне стало не по себе. Я бы предпочел, чтобы наши с Эдвардом Олдерли пути более не пересекались ни в этой жизни, ни в следующей.
У моего волнения была и другая причина: мне предстояла новая встреча с леди Квинси. Несмотря на различия в нашем статусе, когда-то я испытывал к этой женщине влечение. Тогда желать ее было глупостью с моей стороны, а сейчас это и вовсе непростительная ошибка. Кроме того, как мне верно напомнил Чиффинч, кому нужен такой, как я?
Глава 7
Кэт готовилась к отъезду. Она ощущала странное спокойствие, как будто ее судьба уже решена и что бы она ни делала, ей не под силу изменить предначертанное.
У себя в комнате Кэт отыскала холщовую сумку, с которой пришла на Генриетта-стрит. Девушка положила туда запасную сорочку и чулки. На плечи она накинет старый плащ. Она взяла половину буханки хлеба, оставшуюся после завтрака. Ей не хотелось расставаться с трудом Палладио — потрепанным трактатом, который ей подарил господин Хэксби, — однако брать его в дорогу по меньшей мере неблагоразумно: хотя все четыре книги «I quattro libri dell’architettura» [1] были переплетены в один том, фолиант получился таким громоздким и тяжелым, что станет для беглянки только обузой. В качестве утешения она упаковала свой блокнот и миниатюрную дорожную шкатулку для письма, в которой были ручка, чернила, линейка, латунный транспортир и карандаши. В кошельке у нее было почти тридцать шиллингов, — по крайней мере, не придется бежать из дому без гроша в кармане.
Через открытое окно до Кэт донесся бой церковных часов. Одиннадцать. У нее пересохло в горле. Она и без того слишком много времени провела в бегах, и ей вовсе не улыбалось опять скитаться как неприкаянной. Застегнув плащ, Кэт взяла сумку и обвела взглядом чертежное бюро. В сиянии свечей оно казалось призрачным — повсюду лишь игра теней и грез. Здесь Кэт была счастлива, она вовсе не желала уходить.
Кэт задула все свечи. Единственным источником света остался маленький фонарь, с которым они поднимались и спускались по лестнице после наступления темноты. На лестничной площадке Кэт заперла за собой дверь и убрала ключ в карман у себя под юбкой. Там ключ стукнулся о нож, с которым девушка никогда не расставалась.
Когда она спускалась по ступенькам, освещая себе путь фонарем, круг света плясал, будто от корабельной качки. Сторож спал на своей койке, однако стоило Кэт войти в коридор, он тут же зашевелился.
— Уходите, госпожа? В такой час?
— Разве я не говорила? — произнесла Кэт. — Я буду ночевать у старой подруги. Они с отцом ждут меня. Будьте добры, отоприте дверь.
Сторож одну за другой отодвинул задвижки и поднял засов.
— Для походов по гостям уже поздно, госпожа.
— Вовсе нет. Они ужинали с друзьями, и сейчас они ждут меня в Ковент-Гарден. — Кэт отыскала в кошельке шесть пенсов и протянула монету сторожу. — Прошу вас, окажите мне услугу — никому не говорите, что я ушла. Особенно господину Хэксби. Незачем зря его волновать.
— Не беспокойтесь. Я сохраню вашу тайну. — Сторож посмотрел на девушку с неприятной ухмылочкой. — Я могила, госпожа.
Несмотря на поздний час, в ярко освещенных аркадах Ковент-Гарден было многолюдно: повсюду толпились нарядно одетые театралы, гуляки и куртизанки, а среди них, будто вши в пышной копне волос, копошились воры, уличные торговцы и попрошайки, каждый занятый своим ремеслом.
За прошедшие несколько месяцев Кэт успела познакомиться с этим миром любителей увеселений и теперь с уверенностью преодолела опасный путь. Знакомая неказистая фигура Бреннана ждала ее у входа в Королевский театр на Бриджес-стрит. Завидев Кэт, он сразу устремился к ней. Рядом с ним шел маленький слуга с факелом, пламя которого то и дело ярко вспыхивало и плясало на ветру. При свете факела Кэт увидела, что лицо Бреннана побледнело, а мышиные черты лица от волнения заострились еще больше.
— Вы пришли! А я уж решил, что вы передумали.
— Ну конечно пришла, — ответила Кэт. — Вы все устроили?
— Да. Я обо всем договорился. У вас есть деньги? Если нет, я одолжу...
— Деньги есть.
— Будет лучше, если мы пойдем пешком. — Бреннан запнулся в нерешительности. — Вы не возражаете? Можно я возьму вас под руку?
— Разумеется, — произнесла Кэт. — А мы не могли бы обойтись без мальчика-слуги с факелом?
Бреннан кивнул:
— Я хорошо знаю дорогу.
Поначалу факел и впрямь был не нужен, поскольку их путь пролегал по Боу-стрит до Лонг-Акр, а там жизнь била ключом почти так же, как в Ковент-Гарден. Но возле церкви Святого Эгидия в Полях обстановка царила совсем другая. На дороге то и дело попадались участки, погруженные во тьму, к тому же идти приходилось по жидкой грязи, и они постоянно рисковали оступиться и упасть в канаву. Но Бреннан не соврал: с таким проводником Кэт и впрямь было не о чем беспокоиться, хотя ее все сильнее раздражала его привычка постоянно спрашивать, не устала ли она и не слишком ли быстро он идет.
— Спасибо за заботу, но я в ней не нуждаюсь, — наконец не выдержала Кэт. — Я вам не фарфоровая ваза. Если не возражаете, я бы хотела поберечь дыхание для ходьбы.
— Хотите, я провожу вас до места назначения? В воскресенье мне в чертежное бюро не нужно. А убедившись, что вы на месте и все благополучно, смогу добраться до города и пешком.
— Нет, — возразила девушка. — Лучше поеду одна. Что, если меня хватится господин Хэксби? Он сразу же пошлет за вами. Вы должны быть рядом, чтобы успокоить его. Скажите господину Хэксби, что я отправилась к подруге, но куда именно, вы не знаете.
Постоялый двор оказался маленьким, низким зданием возле церкви Святого Эгидия в Полях. Через центральные ворота они вошли во двор. Перед ними тянулось длинное здание конюшни.
— Дядя Мангот никому не доверяет, — шепотом пояснил Бреннан. — Дело в том, что лошадь не его. Дядя взял ее напрокат у соседа, и, если кобылу украдут, ему вовек не расплатиться. Да и в любом случае во дворе ночевать дешевле, а когда ворота запирают на засов, тут не опаснее, чем в комнате.
Дядю Бреннана они нашли в дальнем конце конюшни. Лошадь стояла в стойле, а старик сидел в маленькой крытой повозке, стоявшей во дворе. В темноте Мангота трудно было разглядеть. Рядом с повозкой висел глиняный горшок с горящей лучиной, но в окружающей тьме лицо старика казалось мутным пятном.
Бреннан замедлил шаг и дотронулся до локтя Кэт.
— Чуть не забыл. Если дядя спросит про меня, не говорите, что мы работаем в Кларендон-хаусе.
— Почему? — шепотом спросила Кэт.
Зашуршала солома, и дрожащий старческий голос спросил:
— Кто идет?
— Дядя Мангот, это я, — обратился к нему Бреннан. — Я привел ее.
Мужчина в повозке подался вперед.
— Опаздываешь. Это та самая девушка? Придется вам сегодня ночевать здесь, со мной. Поедем, когда рассветет.
— Хорошо, — ответила Кэт.
— Эта девушка мой друг, дядя, — заметил Бреннан. — Ты ведь будешь с ней любезен? Пустишь ее ночевать в дом? Она за все заплатит.
— Как пожелаешь. — Старческий голос звучал слабо и неуверенно, будто хозяин редко им пользовался. — Вот только покупать здесь нечего. Пускай работает за стол и кров. Давненько у меня не было прислуги.
— Никто не должен знать, что она живет у тебя, — прибавил Бреннан. — Обещай, что на ферме она будет в безопасности.
Мангот перегнулся через борт повозки и сплюнул.
— Я-то лишнего не сболтну. Главное, чтобы вы с ней держали рот на замке. — В темноте раздался звук, напоминавший смех. — Ничего с ней не случится, племянник. Гости к нам заглядывают редко. Мои погорельцы любого нечестивца отпугнут.
Кэт шагнула вперед, и на нее упал свет лучины.
— Пять шиллингов, — произнесла она. — За неделю. Такие условия мне обещал ваш племянник.
— И отдельная комната, — прибавил Бреннан.
Мангот фыркнул:
— Про комнату ты не говорил. Тогда семь шиллингов.
Бреннан принялся возражать, но старик упорно стоял на своем. Конец спору положила Кэт, достав кошелек и отсчитав требуемую сумму.
— И вот еще что, — прибавил Мангот, когда девушка выкладывала монеты ему на ладонь. — Придется вам делить повозку с другим пассажиром.
— С кем? — уточнила Кэт.
— Его зовут Израил Хэлмор. Раньше был перчаточником. До Пожара держал лавку в Чипсайде, а теперь остался ни с чем.
Ферма Мангота находилась в нескольких милях от Лондона по направлению к Сент-Олбансу. Она стояла на окраине деревни под названием Вур-Грин.
Мангот сдержал обещание и выехал со двора таверны на рассвете. Всю ночь Кэт зябла, кутаясь в плащ и прижимаясь к мешкам с мукой. Ее трясло почти непрестанно, хотя виной тому был не один только холод. Израил Хэлмор прибыл под утро, разбудив забывшуюся тревожным сном Кэт. Второй пассажир оказался сильно нетрезв и почти сразу же уснул.
Кроме муки, телега была нагружена рулонами холстины, от которой сильно пахло рыбой, и мешками гвоздей. У Мангота был пропуск с подписью магистрата, разрешавший ему совершать поездки по воскресеньям. Оживленного движения на улицах не наблюдалось, и окраины Лондона быстро остались позади. Тут Хэлмор проснулся, потребовал остановить телегу и справил малую нужду под деревом. Затем он сел рядом с Манготом и взял у старика вожжи. При дневном свете Кэт разглядела его высокую тощую фигуру, крупные черты лица и копну седых кудрей. Из-за артрита пальцы Хэлмора опухли и искривились, — должно быть, болезнь вынудила его бросить перчаточное ремесло.
Кэт притворялась, будто дремлет, а двое мужчин тихо переговаривались. В голове у девушки так и роились мрачные мысли. Если только не случится чудо, она представления не имела, как ей вернуться к прежней жизни на Генриетта-стрит, не рискуя быть обнаруженной. Когда страсти улягутся, благоразумнее всего, пожалуй, будет сбежать за границу, в Голландию или даже в Америку — там нашли убежище многие друзья ее отца.
От размышлений Кэт отвлек вдруг ставший более громким голос Хэлмора:
— Ну как мне было отказаться? Епископ угощал элем всех без разбору.
Мангот стал что-то говорить, но Хэлмор перебил его:
— Кларендон — алчный плут, господин Мангот, вдобавок он заодно с папистами.
— Чтоб ему пусто было, — прибавил Мангот.
— Вот именно. Епископ, уж как может, трудится во славу Божью.
— Но вы подвергали себя опасности, — возразил Мангот. — Пусть даже ради благородного дела. Вас могли арестовать.
— Меня? Ну уж нет! Мы просто стояли перед Кларендон-хаус, орали и улюлюкали. Я, правда, швырнул пару камней, но к тому времени уже темнело, и никто не понял, что это я их кинул.
— А что за птица этот Епископ? — спросил Мангот. — Как его зовут по-настоящему?
— Не знаю. Но кошелек у него толстый, и на расходы он не скупится, а до остального мне дела нет. — Голос у Хэлмора был низкий, звучный, и его звуки разносились далеко, даже когда он говорил тихо. Такой голос хорошо иметь проповеднику. — Кроме эля, он раздал нам всем по полкроны. Знаете, что про него говорят? Ходят слухи, что он человек герцога Бекингема. Тогда понятно, откуда такие деньги и почему Епископ уверял, что ареста нам можно не бояться. Герцог нас из любой передряги вытащит. Уж кто-кто, а он всегда был другом народа и злейшим врагом папистов. А Кларендон получил по заслугам, чума его забери! И вот что я вам скажу: это еще цветочки, Епископ для него приготовил кое-что похлеще.
Мангот покосился на Хэлмора:
— И что же?
Тот пожал плечами:
— Наверняка не скажу. Знаю только, что ударить они собираются по самому больному месту.
Глава 8
Церковь Святого Олафа находилась на южной стороне Харт-стрит, неподалеку от раскинувшихся зданий Военно-морского ведомства. Воскресным утром я ждал возле церкви в наемном экипаже. День выдался погожий, и я откинул кожаную шторку, чтобы одновременно и греться в лучах солнца, и следить за дверьми.
Когда прихожане начали расходиться, я заметил несколько знакомых лиц — в основном чиновников из Военно-морского ведомства или из Тауэра. Я высадился из экипажа и стал высматривать леди Квинси. Народу на проповедь пришло много, и ее светлость появилась на крыльце одной из последних. Вуаль скрывала ее лицо, по одну сторону от леди Квинси шла горничная, по другую — мальчик-паж. Горничная была чопорной женщиной, старавшейся не смотреть в мою сторону.
Я поклонился ее светлости, та кивнула мне и села в карету лицом к лошадям. Паж вскарабкался следом за госпожой, и леди Квинси усадила его рядом. Несмотря на теплую погоду, мальчик был одет в тот же толстый плащ с высоким воротником, в котором я видел его в пятницу. Я думал, что горничная тоже сядет в экипаж, но она зашагала прочь в направлении Марк-лейн.
— Куда вас отвезти, мадам? — спросил я.
— Велите кучеру, чтобы ехал на Бишопсгейт-стрит, это за стеной. Там скажу, куда ехать дальше.
Отдав распоряжения извозчику, я занял свое место в экипаже. Сжавшись в комок, мальчик сидел подле леди Квинси. Я расположился напротив, однако машинально повернул голову чуть влево, чтобы скрыть повреждения на левой стороне моего лица. Леди Квинси подняла вуаль, и мне в первый раз представилась возможность рассмотреть ее как следует. Печаль, острая, будто физическая боль, поразила меня в самое сердце.
Передо мною сидела та, ради кого я сегодня утром облачился в свой лучший наряд и распорядился, чтобы мой парик завили заново. Оливия, леди Квинси — леди из общества, на несколько лет старше меня, с красивыми темными глазами, мелодичным голосом и пышной фигурой, которую не смогло скрыть даже строгое платье. Но леди Квинси во плоти сильно отличалась от образа, регулярно являвшегося мне в грезах на протяжении почти что года. «Эта дама отнюдь не дурна, — сказал я себе, — однако в Уайтхолле я каждый день встречал с десяток ей подобных, и многие были гораздо красивее».
Экипаж подпрыгивал на булыжной мостовой, и леди Квинси поморщилась.
— Опустите шторку, — приказала она.
Я подчинился, и в карете воцарился полумрак, хотя на улице было светло.
— Я исполнил вашу просьбу, мадам. Я передал ваше предупреждение известной нам обоим юной леди. Однако эта особа не горит желанием бежать от кузена.
— Она всегда отличалась упрямством.
Я хотел рассказать леди Квинси о помолвке Кэт, но промолчал. Это не мой секрет — так же как и то, что Эдвард ее изнасиловал.
— Где она? Надеюсь, моя племянница в безопасности?
— Не знаю, — ответил я.
— С ее стороны будет непростительной глупостью оставаться на прежнем месте. Кузен не оставит ее в покое. Эдвард лелеет обиды, будто любимых детей.
Минуту-другую мы молча ехали по шумным улицам и слушали, как стучат колеса, а извозчик осыпает ругательствами всех, кто преграждает нам путь.
— Куда мы направляемся? — поинтересовался я.
Леди Квинси подняла глаза:
— К господину Найту, королевскому хирургу.
Я пронзил ее взглядом.
— К господину Джону Найту? Главному хирургу?
— Вы его знаете?
— Да, я о нем наслышан.
Его величество выделял Найта среди прочих медиков: свою преданность он доказал и во время гражданской войны, и после нее, когда королевский двор отправился в изгнание. В прошлом году Найт вел с господином Уильямсоном оживленную переписку, касавшуюся состояния здоровья моряков во флоте. С тех пор мне и запомнилась эта фамилия. Но воскресное утро — странное время для посещения лекаря или хирурга, особенно такого выдающегося, как господин Найт. Вот и еще одно указание на то, что в деле чувствуется рука монарха.
— Где мы с ним встретимся? — спросил я. — Мне казалось, дом господина Найта на Расселл-стрит, а не рядом с Бишопсгейт.
— Он сейчас в гостях у родственников жены. Господин Найт согласился принять нас перед обедом. — Леди Квинси достала из кармана кошелек и протянула его мне. — После приема доктор потребует вознаграждение. Будьте добры, рассчитайтесь с ним за меня. Извозчику тоже нужно заплатить. Скажите ему, чтобы ждал нас, обратно тоже поедем с ним. И кстати, вовсе незачем говорить, кто я такая, особенно в присутствии слуг. Можете представить меня госпожой Грин, вашей кузиной. На прием я записалась от вашего имени и буду весьма признательна, если вы создадите у господина Найта впечатление, что Стивен ваш слуга.
— Мой? — Я удивленно поглядел на леди Квинси. — Мадам, мне будет проще вам помочь, если вы объясните, в чем дело.
Секунду она молчала, потом велела:
— Отдерните штору.
Я повиновался. В карете стало светлее.
— Стивен, покажи джентльмену, что с тобой.
Мальчик подался вперед и распахнул плащ. В первый раз я разглядел его как следует. Он был пышно разодет, как и большинство африканских мальчиков, служивших у богатых дам, ведь они были для своих хозяек не только пажами, но и кем-то вроде домашнего питомца или игрушки. Мальчик был весьма хорош собой: симметричные черты лица, большие глаза, обрамленные длинными ресницами. Но мое внимание сразу привлекла шея. Если даму сопровождал арапчонок, мода требовала, чтобы его шею украшал серебряный ошейник, служивший и напоминанием, что ребенка привезли в Англию в качестве раба, и признаком благосостояния владельца. Но этот мальчик был без ошейника. Его шея опухла и расплылась, утратив четкие очертания. Паж страдал от королевской хвори.
— Как видите, у Стивена золотуха, — продолжила леди Квинси. — Не пугайтесь, насколько мне известно, мальчик не заразен. Я нарочно взяла его с собой в Уайтхолл посмотреть, как король исцеляет недужных наложением рук, чтобы Стивен знал: он такой не один. — Взглянув на пажа, леди Квинси прибавила: — Господь даровал королю способность исцелять, она является свидетельством, что его власть над нами имеет божественную природу.
— Как великодушно, — заметил я.
Мне тут же стало совестно, что я так стыдился собственных ожогов, полученных несколько месяцев назад. Если сравнивать мои шрамы с чудовищно раздувшейся шеей этого ребенка, мне и вовсе не на что жаловаться.
Однако в голове у меня шевельнулась циничная мысль о том, что золотуха Стивена послужила удобным поводом для встречи со мной и дала леди Квинси возможность предостеречь Кэт через меня.
— Я хотела, чтобы Стивен своими глазами увидел церемонию исцеления, — продолжила она. — Надо же было его успокоить. Как и все дикари, он суеверен. Мальчик решил, что это колдовской обряд.
Леди Квинси говорила о своем паже так, будто его в карете не было.
— Надеетесь, что господин Найт вылечит Стивена?
Леди Квинси покачала головой:
— Нет, это по силам лишь королю. Но господин Найт — главный хирург, а значит, он достаточно компетентен, чтобы выдавать свидетельства о болезни, а также билеты для страждущих, чтобы те смогли принять участие в публичной церемонии исцеления. Кроме того, я хочу больше узнать об этой болезни. — Вдруг леди Квинси нервно сглотнула и судорожно сцепила руки на коленях. — О ее симптомах и причинах.
— Но, ваша светлость, зачем вам нужно мое присутствие? Почему вы записались к врачу от моего имени? К чему такая секретность?
— Потому что я не желаю, чтобы мой интерес к золотухе стал достоянием гласности — во всяком случае, пока. Вот почему для нашей первой встречи в Банкетном доме я надела вуаль и представила дело так, будто к врачу записались вы. — Леди Квинси выдержала паузу, потом облизнула губы. — У меня на то свои причины, и, возможно, когда-нибудь я открою вам правду. Ну а пока я уверена, что могу рассчитывать на вашу деликатность.
Дом оказался большим и старым, со множеством комнат и коридоров, которые три-четыре поколения владельцев пристраивали безо всякой системы. Обстановка была весьма уютной, однако немножко старомодной и потрепанной. На первом этаже располагалась лавка, которая в воскресенье не работала. Кузен господина Найта возил меха из России. Дела его явно процветали, однако этот человек не считал нужным демонстрировать свое благосостояние всем и каждому.
Нас провели в малую гостиную на втором этаже. Слуга предложил нам напитки, Но мы ответили отказом. Господин Найт не заставил себя долго ждать. От него исходил легкий запах вина и готовящихся кушаний. Хирург долгое время жил при дворе, что сразу было заметно по его величавой манере держать себя. Хорошее воспитание не позволяло доктору выказывать нетерпение, однако я догадался, что обед вот-вот будет готов и господин Найт не желает тратить на нас слишком много времени.
Когда мы представились, я велел Стивену подойти к доктору и показать шею.
— Стало быть, это тот самый мальчик, — произнес господин Найт. — Любопытно. В первый раз вижу, чтобы от подобного недуга страдал арап. Непременно опишу этот случай.
Он жестом велел Стивену подойти ближе и стал его осматривать. Длинные ловкие пальцы хирурга ощупывали шею мальчика с удивительной осторожностью. Не поднимая вуаль, леди Квинси сидела на самом краю кресла и внимательно наблюдала за осмотром.
— У него королевский порок? — спросила она.
— Да, госпожа. Вне всяких сомнений. Болезнь прогрессирует. На данный момент отек характерного розового цвета наблюдается только на шее. Запрокинь голову, мальчик. Да, так я и думал. Твердые отеки активно разрастаются под подбородком и вокруг горла... — Найт выпрямился и повернулся к нам. — Трудностей с получением свидетельства о болезни у вас не возникнет. И, учитывая обстоятельства... — Доктор чуть поклонился, вероятно выражая таким образом почтение к королю, проявившему заинтересованность в этом деле. — Кроме того, я выпишу для вас особый пропуск на следующую публичную церемонию исцеления. А иначе, чтобы получить билет, мальчику пришлось бы явиться со свидетельством ко мне на Расселл-стрит. Бывает, что пациенты вынуждены ждать месяцами, ведь страдальцев всегда так много!
— Благодарю, сэр, — ответил я.
— Расскажите, отчего возникает эта болезнь? — спросила госпожа Квинси. — Какова ее природа?
Господин Найт сел, откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком.
— Очень интересные вопросы. Как заметил Гиппократ, у того, кому известна природа недуга, не возникнет затруднений при выборе лучшего метода лечения. Но вынужден с прискорбием сообщить, что причины возникновения золотухи нами до конца не изучены. Чаще всего симптомом является отек, не причиняющий пациенту боли, — или, как в данном случае, несколько отеков. — Доктор Найт пощупал шею Стивена, и мальчик отпрянул. — Да, струма податливая. Та, что слева, под челюстью, в течение месяца, скорее всего, переродится в незаживающую язву.
— А в чем причина, сэр? — не успокаивалась леди Квинси.
Я снова заметил, как ее пальцы на коленях пришли в движение. Я задался вопросом, чем вызвано такое сильное волнение.
— Что ж, позвольте перечислить некоторые из них, а впрочем, речь идет не столько о причинах, сколько об условиях, могущих привести к развитию болезни. Чаще всего золотуха встречается у детей, чьи родители также обезображены этим недугом. Как жаль, что отца и мать нам чаще всего осмотреть не удается! Бывает, что болезнь передается младенцу от кормилицы, если та страдала золотухой. Кроме того, ей подвержены люди, долгое время жившие во влажном климате. — Доктор снова ткнул Стивена пальцем в шею. — Если не ошибаюсь, в Африке высокая влажность?
Мальчик лишь молча глядел на господина Найта широко распахнутыми испуганными глазами.
Я предположил, что слово «влажность» Стивену не знакомо. Я пояснил:
— Джентльмен говорит про сырость, Стивен. Там, где ты жил до того, как тебя привезли в Англию, было много воды?
Голова мальчика дернулась, будто у пугливой лошади, столкнувшейся с незнакомым явлением. Господин Найт воспринял этот жест как знак согласия.
— Вот, пожалуйста, — объявил доктор. — Я ничуть не удивлен. Другая причина, несомненно, связана с питанием. Развитию золотухи способствуют большие количества вязкой или грубой пищи, а также мучного и незрелых фруктов. Малоподвижный образ жизни тоже может привести к болезни. Кроме того, ее связывают с холодным или флегматичным темпераментом. — Господин Найт нахмурился. — Мальчик очень похож на флегматика. Кстати, он склонен к застою желчи?
Я пожал плечами:
— Понятия не имею.
Торопясь сгладить неловкость, Найт продолжил лекцию:
