9,99 €
Мог ли даже мечтать не совсем простой мальчик из самого обычного московского детдома перенестись из Российской Федерации 2016 года в Советский Союз 1969 года? Нет, вот он как раз мечтать мог. Причина: поскользнулся, упал, очнулся. Следствие: сотрясение, гипс, ой, нет… удивление, радость и прошлое вокруг. Неспокойно в бушующем море миров. Снова попадание и снова новый мир. 1903 год, до Русско-японской войны остается очень мало времени, а пропустить такое веселье Макс просто не может. Значит, снова все бегом, снова все второпях. Главное успеть. Всё же Макс успел. Русско-японская война началась так же, как и в реальности, советы и информация не помогли. Однако дальше история повернула немного в другую сторону благодаря Максу. Но в войну решила вмешаться третья сторона и делает это, как всегда, нагло и цинично.
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 1456
Veröffentlichungsjahr: 2025
Серия «БФ-коллекция»
Иллюстрация на обложке Владимира Гуркова
Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
© Владимир Поселягин, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
– Мальчик, передай на билет, – услышал я за спиной грубый прокуренный женский голос.
Мельком обернувшись, я молча взял протянутую банкноту в пятьдесят рублей и, привстав на цыпочки, дотянулся до кондуктора, пришлось протискивать руку между двумя слипшимися телами. Получив сдачу и билетик, я протянул это женщине, которая стала все тщательно подсчитывать.
Смысла в этом я особо не видел, пока я одной рукой передавал плату за проезд, то другой давно вытащил из ее кошелька сто рублей. Мог и больше, однако не стоит, бедная она. А деньги взял по той причине, что эта женщина уже три минуты тыкает меня мокрой рыбьей головой в область поясницы, испачкав футболку, да и мокро теперь там, пахнет. Неприятно. Так что будет компенсацией. Так-то в троллейбусах я не работаю, да и вообще на маршрутном транспорте стараюсь не мелькать, а то и вломить могут, что на чужой точке работаю и не башляю. Моя стихия – рынки или другие толкучки. Причем вот уже пять лет как работаю один, скрывая свой способ заработка. Сам я детдомовский, нужно же было как-то существовать, тем более интересов у меня множество, а возможностей нет. На рынке около нашего детдома я не тусуюсь, там две команды работают. Мало ли, увидят. И так сколько предложений в первое время получил влиться в команды, когда попал в детдом. Но я всегда был одиночкой, так и продолжал жить. «Зубрила» – так меня обзывали в детдоме. Это одно из самых ласковых прозвищ. «Наш вундеркинд» – так называли меня преподаватели и воспитатели. Я у них гордость, на все олимпиады и соревнования езжу. Вот такой вот я незаменимый человечек. На математическую олимпиаду кого пошлем? Конечно, Ларина. Соревнования по боксу среди юниоров? Естественно, Макса Ларина, у него же первый разряд. В физике, химии, литературе или истории – я везде впереди.
Правда, среди детдомовцев уважением я все же пользуюсь. Дерусь очень хорошо, но не это главное. Наверное, не только в детдоме, но и во всей Москве нет более шкодливого ребенка, чем я. При айкью в сто пятьдесят единиц, тринадцатилетнем возрасте и ничем не примечательной внешности, разве что я был рыжим, я был самым хулиганистым из нашего детдома. Мои проделки начали обсуждать с семи лет, с тех пор, как у меня погибла мама и я оказался в детдоме. Кто мой отец, я не знаю и поныне, в свидетельстве о рождении был прочерк.
Что-то я отвлекся. О себе я могу рассказывать долго, и поверьте, вам будет и весело, и грустно. Сейчас же я возвращался с самого крупного рынка на окраине Москвы, сегодня хорошо подогрел одного растяпу на «Лексусе», в кармане пятнадцать штук деревянных, плюс триста евро. Теперь я смогу на неделю вперед оплатить услуги Жаклин. По уму я давно перерос своих сверстников, но как оказалось, и тело торопилось повзрослеть. Особо в смущении или неуверенности я замечен не был, так что решил сам поискать партнершу. Этот вид взаимоотношений мужчины и женщины интересовал меня с одиннадцати лет, так что я перелопатил горы литературы как в библиотеках, так и в интернете, и многое знал. После прочтения книги по акушерству могу сказать, что роды я теперь приму без проблем, память идеальная. Каждую букву на страницах помню или тот же рисунок. Ну а когда настало время, это случилось полгода назад, сразу решил окунуться в новые ощущения. Партнерша мне повстречалась в тот же день. Она была проституткой, но элитной, работающей на квартире, клиенты сами приезжали к ней. Я набрал гору рекламы на эту тему, позвонил по первому же номеру и наткнулся на Жаклин, или Женю, как значилось в паспорте. Та с малолеткой поначалу не хотела иметь дела, но из любопытства назначила встречу. Там уж я не оплошал. С тех пор я пропал. Все что ни «заработаю», я несу ей, потому что меня реально подсадили на крючок. Я не наркоман, хотя и знаю, что это такое. Есть у нас кое-кто, кто колется, но, видно, у меня обошлось без уколов. Девчата в детдоме сказали, что, похоже, я влюбился. Отрицать не буду, хотя и пытался по привычке проанализировать, что такое эта любовь. После долгих анализов вывод был один – это просто болезнь, и ее надо лечить.
Лечиться я пока не хотел, меня все устраивало. В детдоме я вел себя, как прежде, ездил на соревнования, если такие случались, старался не привлекать к себе внимание. Забросил шкоды, а вот это-то и привлекло ко мне больше всего внимания. На шкоды у меня просто времени не хватало.
Покинув переполненный салон автобуса, проверив, на месте ли сегодняшняя выручка, я вприпрыжку побежал к Жаклин. У нее сегодня никого, я уже звонил, уточнял, так что сегодня она моя.
Так-то этим не совсем законным заработком я занялся с девяти лет. Намучившись от безденежья, решил начать именно с работы щипача. Как и все до этого, несмотря на то, что меня никто не учил, у меня все получалось идеально, ни разу не был схвачен за руку. Еще бы, я предварительно три месяца изучал работу таких вот щипачей, составлял графики, рисовал схемы, тренировался на манекенах, пока впервые не вышел в поле. В общем, стал вполне неплохим щипачом за эти четыре с половиной года. Теперь я мог использовать интернет, у меня был ноутбук, за которым я тщательно следил, заказывал разные реактивы, которых не было в школьной химлаборатории. В общем, тратил деньги на свое развитие и на мелкие радости. На одежду не тратил, я не был особо притязательным, а в детдоме нас кормили и одевали. Даже один раз помог нашей воспитательнице, втайне ото всех сунул ей пятьдесят тысяч рублей в сумочку. Мои накопления за полгода. У нее муж умер, у нас плотником работал. Хороший мужик. Деньги передал тайно, не афишировал, хотя Надежда Игоревна и пыталась вернуть деньги, но не нашла кому. По-моему, я единственный в нашей группе, кто не кричал, что деньги мои. После этого та что-то стала подозревать, задумчиво на меня поглядывала. Однако поминки справила хорошо, это главное. Я не особо жадный был, хотя хапать под себя любил, но это общая черта всех детдомовских. Все мы тут жуткие собственники.
Поднявшись на лифте на нужный этаж, я скользнул в открывшуюся после звонка дверь и был послан моей нимфой в душ. Быстро раздевшись, нырнул в ванную комнату, где встал под плотные струи горячей воды. Видимо, от шума воды я пропустил дверной звонок, потому как, выключив воду и растираясь, вздрогнул, когда вдруг дверь распахнулась, я ее не запирал, и ко мне ворвался здоровый бык в кожаной куртке. Тот, видимо, ожидал увидеть здесь взрослого мужика, а обнаружил лишь испуганно сжавшегося от неожиданности мальчишку. Правда, среагировал он сразу. Ухватил меня за загривок и вышвырнул наружу, пинком придав ускорение в сторону зала. Кувыркнувшись через голову, я быстро обмотал торс полотенцем и отполз к Жаклин, она лежала в своем полупрозрачном пеньюаре, всхлипывая, у дивана, вытирая окровавленные губы. Они были разбиты.
– Еще раз спрашиваю, – хмуро сказал холеный мужчина в дорогом костюме, сидевший на стуле. Два его быка, закончив осмотр квартиры, встали рядом. – Где флешка? Она пропала сегодня днем после моего посещения твоей квартиры.
– Не знаю я ни про какую флешку, – простонала Жаклин.
– Она не хочет говорить, – повернулся неизвестный мужчина к одному из быков.
– Вам же русским языком сказали, что не видела она никакой флешки, – вскочив и перегородив дорогу быку, сказал я, выставив руки ладонями вперед.
Это не особо помогло, мало того, что по голове прилетело, отчего долго стоял звон, так мне еще по ребрам прошлись, когда я упал. Кажется, одно хрустнуло. Когда я перестал трясти головой, то замер. Бык щупал пульс у Жаклин, по ее остановившемуся взгляду я понял, что она мертва. Перестарались.
– Суки-и! – мой крик, наверное, слышало полдома.
Откуда взялись силы, уже не скажу. Схватив со столика длинную заколку Жаклин, я воткнул ее в глаз холеному и отлетел от удара второго быка.
– Избавься от него! – взвизгнул холеный, видимо, заколка до мозга не дошла или промахнулась, но глаз я повредил точно.
Я еще чувствовал, как меня подняли. Чувствовал, как по коже скользнул тюль, дуновенье ветерка на балконе, а после – свободный полет. Семнадцатый этаж. Без шансов. Лишь одно огорчало, полотенце в комнате осталось, разобьюсь голышом. Я же умру от стыда. После этого наступила темнота.
– Смотри, веки дрогнули, сейчас глаза откроет, – услышал я совсем рядом звонкий мальчишеский голос. Судя по пыхтению, детворы рядом немало. Где я? Купидоны?
Не знаю, я как-то религией не интересовался, и из всех детей, кто входил в эту святую когорту, помнил только купидонов. Это такие перекормленные кудрявые розовые младенцы-нудисты, что с луком сеют радость. Хм, влюбляют, вроде, но при чем тут я? С Жаклин у меня была чисто платоническая дружба. Она учительница – я прилежный ученик, любовью там и не пахло, что бы ни говорили девчата из детдома. На секс я подсел, есть такое, но любовь? Так откуда эти детишки и жив ли я? Вроде под окнами Жаклин газон был, это что, я не умер, разбился и теперь на всю жизнь останусь инвалидом? Не хочу, лучше смерть.
Я бы так долго лежал, слушая гомон, но вдруг услышал уже другой голос. Вполне взрослый, мужской, с легкой хрипотцой.
– А ну, пионеры, в сторону. Евгеньев, что произошло?
– Не знаю, товарищ инструктор. Я на вышку поднялся, оттолкнулся, и когда сальто делал, этот парень мимо пролетел. Молча. Мне кажется, он был без сознания, руками не махал. О воду почти плашмя ударился. Выше меня только одна площадка была, взрослая, но я, когда поднимался, там никого не видел, спрятался, наверное. Я в воду следом вошел, выплыл, а он лицом вниз, видимо, от удара совсем сознание потерял. Наша группа в воду попрыгала, и мы его вытащили. Почему-то голого. Наверное, как Сашка три дня назад в воду прыгал и от удара о воду трусы потерял. Женька с Сашкой поискали, но трусы парня не нашли. Он не дышал, я сделал искусственное дыхание, как вы учили. Вода из легких полилась, кашлял, но в сознание не приходил.
В это время я почувствовал, как меня ощупывают и приподнимают веко, и рассмотрел широкоплечего загорелого мускулистого мужика со свистком на длинной бечевке, болтающейся на шее. Ниже его не видел, весь он голый или нет. Пояснение неизвестного паренька, который, видимо, меня и спас, немного, совсем чуть-чуть прояснило обстановку. Почему-то я упал не на газон, а в бассейн или еще куда. Не знаю, где эти вышки стоят. Я полгода греблей занимался, а не прыжками в воду. Дальше проанализировать не успел, разговор продолжился, и я навострил уши, стараясь не показывать, что пришел в себя. А так я действительно плохо себя чувствовал, было тяжело дышать, живот, грудь и лицо буквально горели, похоже, ими я плашмя и ударился о воду. В общем, боль в теле намекала, как мне сейчас нехорошо, но это ничто по сравнению с тем, что я снова владел своим телом и, главное, чувствовал ноги и руки. Даже незаметно пошевелил ими.
– В неотложку позвонили?
– Анька убежала звонить к телефону-автомату.
То, что мы находимся под открытым небом, мне было известно – когда веко поднимали, за спиной инструктора видел голубое небо с барашками облачков. Чуть в стороне стояло что-то массивное и деревянное, но я видел это нечто не полностью. Видимо, пресловутая вышка.
– Это хорошо. Сейчас давайте его приподнимем и перенесем на скамейку. Не стоит ему на краю причала лежать.
Я почувствовал, как меня приподняли несколько рук, с десяток точно, и после недолгого переноса положили на полукруглые валики скамейки. Вот на причале мне удобнее было лежать, там доски прямые, а эти прямо в тело впились полосками.
– Ой, у него полотенце сползло, – услышал я, как где-то неподалеку ойкнула девочка, и послышалось сразу несколько девичьих хихиканий на разные голоса.
Решив, что больше ничего узнать не удастся (инструктор послал одного из мальчишек за аптечкой), я решил очнуться, показать, что в сознании. Да и судя по ощущениям, кто-то вернул мне полотенце на место.
– Ой, смотрите, глаза открыл, – снова ойкнула та же девчонка.
Инструктор сразу же стал меня осматривать и задавать вопросы.
– Ты можешь говорить?
Я на миг замер, широко открытыми глазами разглядывая плакат на вышке. До этого я его не видел. Там была нарисована молодая девица, прыгающая с вышки, и написан лозунг: «Всесоюзная спартакиада студенчества».
Чуть ниже еще один на эту же тему. Читать про попаданцев я любил, любой из мальчишек, кто у нас знал эту тему, мечтал о переносе, я исключением не был. Неужели?..
– Так как? Ты меня понимаешь, можешь говорить?
Я перевел взгляд на инструктора, задержавшись на его плавках, никогда не видел такого древнего фасона, и сказал немного глубоким потусторонним голосом:
– Мир вам, земляне. Мы, жители Венеры, прибыли к вам на планету, неся предложение дружбы и сотрудничества. Наш звездолет был сбит американцами, и пришлось прыгать, – глядя на ошарашенные лица инструктора и мальчишек, девчат скрывала спинка скамейки, я не выдержал и заржал.
– М-да, удивил, – усмехнулся инструктор. – Ну, раз с чувством юмора у тебя все в порядке, значит, и разум не потерял. Это хорошо. Как на вышке оказался?
– На спор, – вздохнув, ответил я.
Пока я собирался свести общение к минимуму, пусть медики приедут и заберут меня в больницу. Там уж, накачавшись информацией, можно спланировать, как жить дальше. Пока постараемся отвечать кратко, выдавая как можно меньше фактов.
– Как тебя зовут?
– Максим. Макс Ларин.
– Где твои родители?
– Отца я не знал никогда, мама умерла в начале этого лета. Я решил, что детдом не для меня, и поехал путешествовать. Море хочу увидеть, в Сочи ехал.
– Откуда ехал?
– Из Сибири, мы с мамой жили в небольшой деревне.
– Ехал в Сочи, а приехал в Москву?
– Хотел посмотреть, какая она, – снова вздохнул я. – Мне город понравился, две недели уже тут живу. С мальчишками познакомился, вроде, хорошие парни, а столкнули. Я прыгать не хотел, высоко.
Инструктор посмотрел на конопатого парнишку, стоявшего рядом, облокотившись руками о колени, но тот пожал плечами, выдуманных мной городских мальчишек он не видел.
– Плавки у тебя были?
– Трусы черные семейные были, – коротко ответил я.
Задать еще какой-либо вопрос инструктор не успел, три девчонки, галдя, объясняя дорогу, привели врача. Это был мужчина в белом халате, с кожаным саквояжем, с бородкой и в круглых очках, на шее старинный фонендоскоп. М-да, я действительно был в прошлом, глаза меня не обманывали, но все равно мало информации, я даже не знаю, какой сейчас год.
Узнав в подробностях, что произошло, огорченно покачав головой, врач занялся мной, простукивал, проверял. Когда он щупал бок, я даже закричал от боли, но дальше все прошло нормально.
– Что с ним? – с тревогой спросил инструктор.
– Похоже, ребро сломано. Когда вы его несли, он не стонал?
– Он без сознания был…
Пока инструктор и врач общались, я припомнил, что действительно, когда меня несли, была тянущая боль в боку. Но за это место меня не трогали, так что я как-то не обратил внимания. А врач именно на больное место нажал.
«Так-так-так, похоже, перенесся я вместе с переломом, которым меня наградил тот бык со скрученными по-боксерски ушами. Значит, и синяки должны выплыть как на теле, так и на лице. На лице точно есть, вон как врач его осматривал, да и бок в некоторых местах долго ощупывал и простукивал. Хм, интересная информация для размышления», – мысленно прикидывал я, но проанализировать новую информацию не успел, врач договорился о помощи на случай переноса. Меня забирали.
– Сам сможешь идти? – спросил врач.
– Пока не попробую, не скажу.
– Сейчас я тебе наложу тугую повязку на грудь, чтобы зафиксировать поврежденное ребро, потом и попробуем.
Пришлось, морщась, принять сидячее положение, приподняв руки, дожидаться, когда мне туго перебинтуют грудь. Это действо нисколько не мешало мне с интересом осматриваться, разглядывая парк, где мы находились. Были видны аккуратно подстриженные кусты. Везде чисто и прибрано, на каждом углу урны. Высокие плакаты на тему спорта. Все времен Советского Союза. Но какие-то наивные, что ли. Даже не определюсь сказать, какой сейчас год. По ним не поймешь. Рядом плескалась вода озера, именно озера, а не бассейна. С одной стороны огорожено, там были пирс и вышка. С другой – песчаный берег. Я лежал на скамейке той территории, где готовились к прыжкам или плаванию спортсмены. Дальше – высокие трибуны для зрителей. Сейчас пустые. Кроме семи парнишек в плавках и инструктора, было двенадцать девчат, они группкой стояли неподалеку, в закрытых однотипных купальниках и смешных шапочках. По тропинкам прогуливались отдыхающие, но в нашу сторону они не сворачивали.
Инструктор, пока меня перевязывали, а я осматривался, с вопросами не медлил, и пришлось отвечать. На первый вопрос, где моя одежда, я ответил, что на верхней площадке вышки. Двое мальчишек наперегонки сломя голову побежали к ней. Быстро вернувшись, отрицательно покачали головой, одежды, естественно, найдено не было. Когда с перевязкой было закончено, один из мальчишек принес мне шорты, похоже, свои собственные.
– Бери, у меня в сумке другие есть, запасные, – требовательно сунул их он, когда я попытался отнекиваться.
Врач помог их надеть, а то мне неудобно было. Сами шорты были слегка тесноваты, все же их хозяин младше меня на пару лет, но налезли, а это главное. Они были немного стремные, темно-синие с одним карманом спереди. Страшноватые. Но дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят.
Попытавшись встать, я тут же плюхнулся обратно, застонав от боли в боку. Врач подхватить меня не успел, я попытался встать для него неожиданно.
– Ну как же ты так, голубчик? – возмущался тот. – Голова кружится?
– Да, сразу вбок повело. Видимо, сотрясение.
Все же нести меня не пришлось, переждав головокружение, я с помощью врача встал, и мы с ним немного прошли до следующей скамейки.
– Ну что ж, думаю, дойдем до машины, – резюмировал тот и, подхватив свой саквояж, стал ожидать, пока я попрощаюсь с ребятами и девчатами.
Скотиной я не был такой, что добро забывает, все же спасли меня. Так что сердечно попрощался со всеми из молодежной школьной группы по прыжкам в воду. Все же я не выдержал и поинтересовался, почему на плакате про студентов, а они школьники. Выяснилось, студенты тренируются вечерами, после обеда, а сейчас одиннадцать дня, время школьных команд. Развеяли мое недоумение.
Однако нас без сопровождения не отпустили. Инструктор строго-настрого велел детям не лезть в воду, подхватил меня на руки и понес к выходу из парка, а врач заспешил следом. Пока меня несли, я с интересом рассматривал фасоны одежды прогуливающихся отдыхающих, дивясь. Изучал, в чем дети бегали, плакаты. Вытянув голову, попытался рассмотреть стенд с газетами, но меня пронесли далеко от него. Вот проезжая часть, шум которой все приближался, пока мы на нее не вышли у белой машины с красными крестами, что дало мне больше информации. Все машины были старинного вида, круглые, с выступающими крыльями, фары не внутри корпуса, а снаружи на неких ножках. Не у всех, но и такие были. Машины, как в фильмах про гангстеров тридцатых годов. Шучу, конечно, но старинных для меня «Волг» и «Побед» хватало. Грузовиков много. Из современных пролетела ГАЗ-24 новенькая, как будто только с завода. Видимо, служебная, черная. Информацию о советских и российских машинах я изучал и знал, когда стали выпускать эти «Волги». Ориентировочно сейчас тысяча девятьсот семидесятый год, плюс-минус пару лет. Точнее позже узнаю. Уже легче. Это не съемки фильма про советский период, и уж тем более не розыгрыш, да и кто меня будет разыгрывать? Нет, это реальность.
Водитель при нашем приближении выскочил и открыл дверь, боковую. Машина была универсал, тоже, кажется, «Волга», сзади широкая дверца открывалась, а меня решили посадить на заднее сиденье. Кстати, его внутри не оказалось, были бортовые по бокам. Ничего, устроился и поблагодарил неизвестного мне инструктора. Даже познакомиться не успели. В принципе, вряд ли когда еще встретимся, так что прощай, незнакомец, и спасибо тебе.
Врач сел тоже сзади, но напротив, с другого борта. Водитель вернулся на свое место и, запустив двигатель, спросил:
– Куда? В детскую?
– Нет, давай к нам в Склиф, тут ближе, – ответил врач.
Водитель только кивнул и, посмотрев в боковое зеркало заднего вида, повез нас в неизвестном направлении. В одну из больниц Москвы. Склиф, я так подозреваю, – это Склифосовского. Я жадно разглядывал город. Что ж, если вспомнить современную мне столицу, небо и земля, не сразу и улицы-то распознаешь, до того изменения коснулись всего. До больницы доехали быстро, уже через десять минут въехали на территорию и подъехали к дверям приемного отделения скорой.
Выйти мне тоже помогли и завели внутрь, где меня принял дежурный врач. Или фельдшер, я не понял. Пока врач, что меня привез, заполнял карточку, меня быстро опросили, записав данные. Только откуда я – сказать не смог, поставили прочерк, из Сибири и все, пусть ищут. Повели в палату хирургического отделения. Вела пожилая санитарка. Она же все объясняла, охая надо мной, и показывала. Разместила, помогла расстелить выданное белье, лег я уже сам, стараясь лежать на спине, чтобы не тревожить ребро.
Всего в палате было шесть кроватей, на двух лежали двое больных мужского пола, я с ними поздоровался, когда вошел, представившись. Один назвался дядей Лешей, второй Саньком, на вид ему было лет семнадцать, со сломанной ногой лежал, сложный перелом. Еще две кровати тоже были заняты, мятое постельное белье лежало, а вот шестая кровать пустая, только панцирная сетка и свернутый матрас. Как только баба Зина, так звали санитарку, вышла, я тут же пошевелился и, скрипнув пружинами кровати, с трудом встал.
– Ты чего, Максим, ходишь? Баба Зина прямо же сказала, чтобы лежал, не вставая. В туалет захотел?
– Газету, – кивнул я на газету, что лежала на тумбочке одного из отсутствующих соседей. – Сегодняшняя?
– Нет, три дня ей уже.
Подойдя, я перевернул газету и всмотрелся в дату. 6 июня 1969 года. Теперь я знаю, какое сегодня число, девятое, понедельник. Меня что-то в пот бросило, поэтому мелкими шагами передвигаясь, пошатываясь, я вернулся к кровати. Оба моих соседа были неходячими, у дяди Леши перелом таза. Я снова лег и с облегчением вытянул ноги. Босиком шлепал, да и состояние так себе, отлежусь – надеюсь, пройдет. Я даже проанализировать свежую информацию не успел, вырубило сразу, как свет в комнате выключили.
Разбудили меня к вечеру, ужин был. Мне принесли ужин в палату, как и другим соседям. Двое отсутствующих уже появились, сразу познакомился с ними. Один токарь, получивший удар током, отчего у него отнялась одна рука. Лечили. Второй живчик, как выяснилось, таксист. После автоаварии лечил сломанные ребра. Он себе хорошо так грудную клетку повредил о рулевое колесо.
После ужина за мной пришла медсестра и отвела в рентген-кабинет, где мне сделали снимок, затем я вернулся обратно и лег на кровать. Это недолгое путешествие забрало у меня все силы, едва дошел. Зря от сопровождения отказался. Хоть ненароком пощупал бы медсестру. Она ничего, фигуристая.
Уснуть не успел, слушал радио, интересно было, когда пришла баба Зина. Она принесла больничную пижаму моего размера. Кстати да, все в пижамах ходят, а я в одних шортах. С учетом синяков, покрывающих тело, вид фееричный. А тут выдали наконец, забрав шорты. Дальше я продолжал лежать еще около часа, пока меня не вызвали в процедурную. Как выяснилось, сегодня дежурил как раз мой врач и, когда принесли снимок, он решил мной заняться. У меня действительно был перелом одного ребра и трещина в соседнем, ребро немного сместилось, нужно вправлять и накладывать новую повязку. Дождаться окончания процедуры у меня не получилось, вставляли ребро наживую. Вырубило.
Очнулся ночью на своей кровати, с новой фиксирующей повязкой, из-за острого желания сходить в туалет. Мочевой пузырь готов был вот-вот лопнуть. Стараясь не разбудить соседей, я встал, света из окна хватало, чтобы рассмотреть, куда ступаю. Только половицы скрипели, да дверь, когда я ее открыл. Медсестра сонно подняла голову, когда я вышел в коридор и направился в туалет.
– Как ты? – негромко спросила она.
– В туалет хочу. Грудь ноет, но терпимо.
– Хорошо, иди, а то не успеешь.
Шагать я и так не прекращал, так что быстро оказался в туалете. Свет горел, поэтому, зайдя, я сразу устремился к унитазу. Сделав свои дела и испытывая немалое облегчение, я прошел к раковине, чтобы разглядеть себя в зеркале. М-да, видок еще тот. В одних синих полосатых больничных штанах, которые приходилось придерживать, чтобы они не спали. Рубаха, видимо, в процедурной осталась или у кровати висела, в потемках я ее не рассмотрел. На груди торс опоясывала тугая белоснежная повязка. По всему телу синяки, из-под повязки показывалась огромная гематома. На челюсти слева синяк, на скуле еще один. Трещина на губе. Под глазами ничего не было, а в остальном я – это я. Та же рыжая шевелюра, наглые зеленые глаза и обаятельная улыбка. Норма все.
Потрогав синяки, определяя, насколько они болят, я умылся и попил воды из-под крана. Наклоняться больно было, пришлось все проделывать, сложив ладони пилоткой, наполняя их водой. Нормально, и напился, и умылся. Закрыв кран, подволакивая ноги, сил поднимать выше не было, я вышел в коридор. Оказалось, медсестра разбудила врача. Он в ординаторской спал, пока ждал меня. Пришлось снова идти в пыточно-процедурную. В этот раз осмотр врача удовлетворил, и он меня отпустил. Кстати, в помещении рубахи я не нашел, значит, в палате. Добравшись до кровати, лег и, завернувшись в колкое шерстяное одеяло, почти сразу уснул.
Проснулся, когда громко взревело радио, играла музыка, симфоническая, кажется, Шопен. Открыв глаза, я определил, что сна ни в одном глазу, выспался, наконец, а то вчера как сонная муха ходил. Осторожно, стараясь не потревожить ребра, потянулся, скрипнув кроватью, и спросил у бодрствующих соседей:
– Сколько времени?
– Спи, шесть утра, сейчас новости будут по «Маяку».
Сашка дрых без задних ног, только локоть торчал из непонятно как вывернутого одеяла, но я спать не хотел, о чем и сообщил соседям, мол, выспался. Спросив газету, я лег на место и стал с интересом ее читать, стараясь побыстрее влиться в местную жизнь. Вон, соседи помогут, научат, подскажут. Главное поменьше косячить в незнаниях и речи, чтобы внимание не привлекать. Прочитав газету, я заскучал, больше литературы не было, а что было, я читал – это художественные книги.
Вот у Сашки на тумбочке лежала пачка учебников, он на мехмате в МГУ учился на первом курсе. Чтобы не отстать, продолжал учиться, приятели ему приносили задания и забирали сделанные.
Сашка спал, спрашивать я не стал, взял верхний учебник, в который была в виде закладки вложена тетрадь, и стал изучать, что нарешал Сашок. Высшей математикой тут и не пахло, такие программы в старших школьных классах проходят. В мое время. Я их прошел и темой владел. Изучив решение задачи, что вчера решал Санек, я нашел три ошибки, карандашом дяди Леши внес на полях правки, указав на ошибки. Из трех готовых решений в двух были ошибки, одно правильное. Вернув тетрадь на место, я с интересом пролистал учебник. Ох, и древность, решения задач на уровне каменного века. С учетом того, что я по собственной инициативе для саморазвития самостоятельно изучил весь учебный объем университета, то для меня эти задания были что тьфу. Я уже на последних курсах задачки решал, даже мысленно писал лабораторные и курсовые, поэтому тема знакомая. Я вернул учебник на место, забрал всю остальную стопку и за полтора часа, до самого наступления завтрака, успел изучить все учебники. Что ж, я теперь знал всю учебную программу факультета мехмата за первый курс. Вообще ничего сложного. Вот взрывчатку сделать в химлаборатории было сложно, чтобы не поймали, а тут так, больше на логику решения.
Я как раз вернул учебники, сложив их так, как они были сложены до меня, и разбудил Сашку, принесли завтрак, а сам направился в помещение столовой. Утром, когда проснулся и бегал в туалет по маленькой, предупредил медсестру, что в состоянии дойти до столовой. Так что мне теперь обеды не будут носить. Не хотел санитарку напрягать, ей и так двух лбов кормить в одной только нашей палате.
Таксист и токарь пошли со мной, мы сидели за одним столиком. Таксист ел осторожно, а токарь одной рукой, вторая как бездействовала, так и бездействовала. Он ее не чувствовал. Когда я пил сладковатый чай, то поглядывая на соседа, решил рассказать ему одну историю. Кстати, реальный случай.
– Дядь Толь, я сам из Сибири, у нас там тоже много всего случается. Был такой случай, мне мама рассказывала. Одного лесника ударило током. Серьезно ударило, даже след остался, и у него отнялись ноги. Ничего сделать не могли, даже не чувствовал. Все испробовали. Он вернулся домой, пытался жить. За ним жена ухаживала. Так его сын решил воспользоваться последней надеждой. Рядом в поселении шаман жил, он к нему и обратился. Тот согласился посмотреть. Пощупал, опросил и сказал: «Клин клином вышибают. Лечить нужно тем же». Сын пробросил провод и, не колеблясь, с согласия отца, ткнул оголенные подключенные к бытовой сети провода к спине лесника. Ничего не случилось, того подергало, на спине новый след-ожог остался, но ног он не чувствовал. Они прогнали шамана, хотя тот и говорил, что нужно подождать. А потом на второй день лесник вдруг ощутил, что что-то колет в ноге, он стал их чувствовать. На третий день смог встать на ноги, а через неделю, набрав подарков, поехал к тому шаману и просил у него извинений. Вот такая история. У меня мама медсестрой была, она именно в той больнице и работала, где лесника пытались лечить. История почти из первых рук.
– Как интересно, – услышал я за спиной. – А где именно это произошло?
Обернувшись, обнаружил, что сзади стоит наш лечащий врач, который, видимо, все прекрасно слышал. Чего это он тут делает, дежурство-то закончиться должно, домой уже пора было уйти отсыпаться.
– В одном небольшом городе в центральной части Сибири, – честно глядя в его глаза, ответил я.
– Прохвост, – улыбнулся тот и, посмотрев на моего соседа, строго помахал тому пальцем, чтобы он не занимался самолечением, после чего махнул мне рукой. – Идем, там к тебе пришли. В процедурной пообщаетесь.
– А кто пришел? У меня родственников нет. В Москве знакомых тем более. Я никого не жду, – насторожился я.
В действительности, понять, кто мог прийти, было не сложно, наверняка работник социальной службы и сотрудник поли… э-э-э… милиции, для оформления. Будут в детдом оформлять, ну и родителей искать, к собаке не ходи. Вряд ли ошибся, я такую возможность предполагал. Просто не думал, что они так рано придут, надеялся, день-другой у меня будет.
Встав, я проследовал за врачом, все равно деваться некуда. После завтрака меня разморило, да и каждый шаг в бок стал отдаваться. Так что, когда вошел в процедурную, рубаху мою можно было выжимать. Доктор мое состояние заметил. Осмотрел, спросил о самочувствии и сказал гостям, чтобы надолго меня не задерживали, но сам не вышел, сел у окна. В помещении действительно оказалось двое, только вот сотрудника милиции я не обнаружил. Женщины оказались из газеты, отчего я с некоторым облегчением вздохнул. То, что дети школьной спортивной группы спасли мальчика, стало известно в определенных кругах. Того пионера решили наградить, все же к этому шло, вот и меня опросить решили. Я все честно рассказал из того, что помню. Добавив, что очень благодарен пионерам за свое спасание. Также выложил свою краткую отредактированную биографию. Сирота, решил увидеть море, но пока вот задержался на полпути, в Москве. Эта версия мне нравилась, и я ее придерживался. Я действительно никогда не видел море. У меня над кроватью висел постер с заходящим в волны океана большим и красивым солнцем. Я как это фото увидел, сразу понял – буду жить на берегу моря. Вышло очень трогательно, тем более, я говорил от чистого сердца, и мне верили.
Закончив с моим опросом, обе дамы покинули ординаторскую, и я, посмотрев на закрывающуюся дверь, растерянно спросил:
– А они из какой газеты?
– «Пионерская правда», – улыбнулся врач. Слушал он с удовольствием, ничуть не стесняясь.
– Надо будет почитать заметку. Интересно же.
– Как себя чувствуешь?
– Сил набрался, до палаты дойду.
– Хорошо. Иди.
В это время в ординаторскую влетела медсестра с криком:
– Василий Васильевич, Сомин пальцы в розетку сунул!..
Когда я зашел в палату, Сашка затряс тетрадью со своего места.
– Это правда ты решил?
– Мама в институт поступала, я ей помогал. Задачки-то плевые, – немного устало вздохнул я и лег на кровать, разглядывая беленый потолок и лампочку без абажура.
– Помоги мне с задачами, а то я что-то подзапустил себя.
– За тебя решать? – искоса посмотрел я на него.
– Нет, помочь разобраться. Решу я все сам.
– Это можно. Скучно тут, а так хоть чем-то займусь. Скажешь, помогу.
– Давай сейчас, к обеду Федор придет. Заберет тетради с готовыми решениями, отнесет учителям на проверку. Нужно успеть.
– Сейчас так сейчас, – легко согласился я.
Не зря. Сашка оказался интересным собеседником и много что рассказал о своей школьной жизни. Он, как и другие соседи по палате, помогал мне освоиться в мире.
С нашим соседом все было нормально, от удара током он даже сознания не потерял. До вечера в ординаторской просидел, о чем-то с врачом разговаривал. Вернулся, лег на кровать к нам спиной и долго щупал руку. Наутро мы проснулись от крика:
– Чувствую!
Сотрудник милиции все же пришел в этот же день, но после пяти часов. Как раз перед ужином, из-за чего я чуть его не пропустил, ладно, мужики в палате договорились и оставили мне еду на тумбочке. Старший лейтенант, что вел мой опрос, не играл в «верю – не верю», просто спрашивал и записывал ответы. Закончив, он попрощался с врачом, который не уходил, оказалось, была его смена. Распрощавшись со мной, лейтенант ушел. Перед уходом он сказал, что если не найдут моих родственников, то определят в детдом. Заявку он оформит, как и требуемые бумаги. Против этого я не возражал, то есть против оформления в детдом. Мне нужно легализоваться, и это наилучший способ. Тем более, что такое детдом, я знаю, в Москве выжил, выживу и тут. А вот насчет поиска родителей – вряд ли у милиции что получится, но пусть пытаются, в результатах я был уверен.
Я на самом деле решил этим летом рвануть на море. А то в той жизни сколько собирался, но так и не сподобился, а тут мало ли что со мной случится, я уже после своего полета на воду дую. Нет, побываю на море, и как надоест, обратно в Москву. Думаю, примут беглеца, тем более, я планирую записку оставить, так мол и так, решил, как Том Сойер, отправиться в путешествие, ждите обратно к осени. Сейчас начало июня, к июлю восстановлюсь, вылечусь, меня заберут в детдом. Неделю пущу на освоение, и все, можно отправляться в путешествие. За это время и средства добуду. Пальцы-то такие же ловкие. Несмотря на занятия боксом, я их продолжал разрабатывать и тренировать навык.
Работал я всегда по одной клиентуре. Они редко появлялись на рынках, но в карманах у них всегда что-то было. Простых людей я не грабил, последнее не отбирал, так же и тут собираюсь сделать, но хапуг, тех, кто живет за чужой счет, опустить на денежки – это для меня зов долга. Вон, к одному больному из соседней палаты ходит жена. В дорогой заграничной одежде, вся в золоте. Мол, смотрите, плебеи, как надо жить. Так вот это мой клиент. Тут я ее не трогал, еще чего, это может привести ко мне, а я всегда осторожен, но кто меня интересует, думаю, вы поняли. За последнее время я привык, что у меня на кармане всегда есть наличность, жить очень помогает, а сейчас ни копейки. Да у меня даже карманов для денег нет, шорты подаренные, и те забрали, мое единственное и первое имущество.
– Не крутись, – строго сказала воспитательница, что приехала забирать меня из больницы.
С Ниной Андреевной я познакомился неделю назад, она сама приехала ко мне узнать, как дела, заодно моему лечащему доктору предъявила документы на то, что я направляюсь в их детдом. В больнице я провел три недели, ребра зажили, так что я спокойной походкой здорового человека с легкостью на душе покинул больницу. Нина Андреевна привезла мне весь комплект одежды. Еще неделю назад я щеголял в черных трусах и белой майке, а сегодня уже появилась верхняя одежда, почему-то снова шорты. Серые, с карманом на правой ягодице, потом желтая майка, белая кепка, носки черные и, главное, серые плетенки. Детская летняя обувь. Сандалии. Забавная обувь, но как ни странно, довольно удобная. Я к ней быстро привык. Как надел, осмотрел себя в зеркало в коридоре, так и привык. Вот ведь попугай бледнее выглядит, специально подобрала разнотипную одежду, чтобы она не сочеталась?
Перед уходом попрощался с соседями и, прихватив свои подаренные личные шорты, направился следом за воспитателем к выходу. Машина нас не ждала, много чести, к трамвайной остановке пошли. Естественно, я постоянно крутил головой, однако изредка меня одергивали. Изучал местную жизнь. В трамвае, а мы проехали четыре остановки, обнаружил работу щипача. Он к какой-то сварливой бабе подошел и залез в сумочку. Я покачал головой в огорчении. Такие крикливые как раз самые наблюдательные и, схватив за руку, милицию не позовут, сами бить будут, да еще народ в поддержку позовут. Самые неудобные клиенты. Этот ловок был, вытащил кошелек и наткнулся на мой насмешливый взгляд. Я показал большой палец и махнул рукой, чтобы проваливал. Сорокалетний мелкий мужичок удивленно моргнул, но испарился быстро, сойдя на ближайшей остановке. Кстати, крикливая тоже на ней сошла.
Воспитательница ничего не заметила, она стояла в проходе, глядя в другую сторону. Свободных мест не было, стояла и задумчиво смотрела в окно. Она, по моему мнению, была немного недалекая, умной не назовешь. Да и по виду не особая красавица, еще и склонная к полноте, не замужем, поэтому голодная и злая на мужиков. Теперь что это такое и как определяется, я знал. Она неделю назад пришла, познакомилась, белье выдала, будто у меня под больничной пижамой ничего не было, ну и стала проверять уровень моих школьных знаний. В детдоме умным я прослыть не хотел, поэтому пришлось тупить. Так как опрос проводился в палате, Нина Андреевна так и не смогла понять, почему мои соседи хихикают, насмешливо хмыкают или откровенно ржут. Последний – это Сашка. Она краснела, бледнела, думала, над ней издеваются, но все же закончила и ушла, определив уровень моих знаний. В общем, возрасту они соответствовали, значит, все хорошо, можно определить в ту же возрастную группу. Одним словом, я буду осенью поступать в восьмой класс. Опять. В прошлой жизни я экстерном прошел два класса и учился в девятом. Тут идти этим же путем мне не хотелось, снова мной все дыры будут закрывать, лишая личной жизни. Вон у директора сколько дипломов и кубков, выигранных с моей помощью. Я не говорю, что там все мое, но десятая часть точно.
Все же я не удержался. При подвернувшемся случае в плотной толкучке достал из кармана костюма одного мужчины бумажник, позаимствовал три рубля, у него их около сорока было, я взял одной купюрой и вернул тот на место. Будет моим НЗ. Кто его знает, когда я смогу выбраться с территории детдома. А наличка всегда пригодится.
Как оказалось, детдом был совершенно пуст, никого в нем не было. Мы прошли внутрь, где меня познакомили с директором и еще раз опросили. Тут же я и узнал, что все дети в пионерлагерях, ну и в трудовые лагеря некоторых отправили. Воспитатели разъехались по отпускам. Сегодня я должен был переночевать тут, а завтра меня отправят в один из лагерей. Сопровождать меня поручили той же Нине Андреевне, я числился в ее группе.
– Идем за мной, я покажу спальную комнату твоей группы, – сказала Нина Андреевна, и я из кабинета директора направился за ней.
Что ж, большое помещение на сорок кроватей. По свернутым на кроватях матрасам и отсутствию белья становилось понятно, что помещение пока нежилое. Вместе с воспитателем я получил белье, расстелил на своей кровати, третья во втором ряду, после чего мне показали детдом и территорию. Покормить обещали бутербродами и чаем, кухня не работала, а завтра отвезут в пионерлагерь, где находится часть воспитанников теперь уже нашего детского дома.
После этого воспитательница ушла, она жила неподалеку в общежитии, а за мной приглядывала местная сторожиха. Детдом действительно был пуст. Эта же сторожиха и должна была покормить меня. Кстати, я все же смог выудить, почему меня сегодня забрали в детдом, а не завтра. Можно же было сразу из больницы отправиться на автовокзал. Оказалось, директор детдома уезжала в трехнедельную командировку, а она хотела со мной познакомиться, ну и получилось так.
Гуляя по огороженному парку, я осматривал территорию. Изредка по моим губам скользила кривая усмешка. Вот уж не ожидал оказаться в детдоме наших противников. Да-да, и в мое время он существовал, выжил и в девяностые, и позже. С парнями из этого детдома мы были на ножах, в основном из-за дележки территорий для прокорма, так что более-менее наружный фасад я знал, за это время только цвет покраски здания изменился, а в остальном все так же. Вот внутри я никогда не был и об изменениях ничего не скажу. Изучал внутреннюю планировку с интересом. Хватило запомнить схему спасения по пожарной безопасности на всех трех этажах, чтобы запомнить, что где находится.
Время было полуденное, едва три часа. Нина Андреевна забрала меня сразу после обеда, так что я пока был сыт. На территории, кроме меня и сторожихи, никого не осталось, заберут только завтра, поэтому решив, что до вечера можно погулять, я сказал сторожихе, бабе Вале, что пойду спать, соорудил куклу, чтобы она долго меня не хватилась, и выскользнул в парк. Там протиснулся между прутьев решетки, судя по блеску, я не первый, кто ходит этим путем, и оказался на улице. Вдохнув пьянящий воздух свободы, счастливо улыбаясь и щурясь, как довольный кот, я направился навстречу своим приключениям. Завтра отбытие, нужно подготовиться, чтобы не ехать с пустыми руками. Время есть, успею. Баба Валя сказала, что к шести меня разбудит, ужинать будем, так что к этому времени нужно вернуться.
Когда Нина Андреевна к девяти часам пришла за мной, я уже был готов.
– Откуда это? – резко спросила она, указав пальцем на тот предмет, что привел ее в такое возбужденное состояние.
– Что? – проверив на всякий случай, не расстегнута ли ширинка, – все в порядке, у меня ее вообще не было, – сделал я непонимающий вид и крутнулся на пятках, осматриваясь.
– Это то, что ты держишь в обеих руках над головой, рассматривая пол.
– Ах, вы про гитару? – с облегчением уточнил я. – Это подарок. Соседи по палате скинулись и вот подарили. Таксист час назад привез.
Нина Андреевна сразу поскучнела. В прошлый ее приход, когда она мои знания проверяла, те ее взбесили, так что я был уверен, проверять она не пойдет. А для ее спокойствия, что гитара не краденая, я показал ей чек из магазина. Мол, передали вместе с подарком как раз на такой случай. Тут возразить воспитательнице было нечего и, уточнив у сторожихи, как я себя вел, махнула рукой в сторону автобусной остановки.
Что ж, музыка – это еще одна моя страсть. В прошлой жизни я по интернету заказал и оплатил настоящую «испанку», но хранил ее у Жаклин, в детдоме простая гитара была, да и этой пару раз чуть ноги не приделали, про «испанку» что уж говорить. Гитара пропала в том мире, а тут мне попался магазин музыкальных инструментов, зашел, увидел черную лакированную кубинскую шестиструнку и пропал. Быстро пробежался, собрал денег и вернулся. Облом, продавать ребенку не захотели. Фигня. Договорился с алкашом за рубль и купил гитару. Шестьдесят семь рублей. Смешные деньги за такое сокровище. Естественно, чехол и запасные струны я не забыл. Ну и по магазинам прошвырнулся, так что в чехле с гитарой кое-что было, по карманам тоже, воспитательница проверять не стала. В общем, ехал не пустой. Вернулся вчера вовремя, сторожиха не засекла, а утром разыграл представление, радость, как будто мне ее только что вручили, в общем, зрительница была довольна. Даже сыграл ей романс, вызвав слезу. Хорошая песня, жалостливая.
В этот раз нам повезло, троллейбус был полупустой, пройдя в салон и купив билеты, мы сели на свободные места. Я положил чехол с гитарой на колени, а воспитательница села рядом, у прохода. И я стал изучать других пассажиров. Мне были интересны модель поведения каждого, привычки и манера одеваться. Рисковать ставить гитару на пол я не стал, колени почти упирались в противоположную спинку, еще поломаю, а так надежнее.
Куда мы едем, я не знал, воспитательница не посчитала нужным мне об этом сообщить, кроме того, что путь наш лежал в пионерлагерь «Петушок». Мне уже по названию он сразу не понравился. Я и не знал, что у пионерлагерей могут быть названия, как у детских садиков. В принципе, сразу сбегать я не планировал. Хотел познакомиться с детдомовскими, немного узнать о своем теперь детдоме, а сейчас даже не знаю. Что я говорить буду, что был в «Петушках»? Да у нас в будущем за одно это слово зачморить могут. Тут пока этого нет, не понимают, но все равно некомфортно. Ладно, посмотрим на месте.
Достав из кармашка чехла жестяную коробочку леденцов «Монпансье», я открыл ее и бросил в рот один кругляш. Во рту как будто произошел фейерверк, взрыв вкуса. Хорошо быть ребенком – зрение, слух, а главное вкусовые рецепторы очень чувствительны. Нужно радоваться и пробовать все, пока ребенок, вот я все и пробовал. Протянув коробочку воспитательнице, дождался, когда она, вздохнув, возьмет одну, убрал баночку обратно в кармашек.
– Подарок, – отрезал я, когда Нина Андреевна хотела спросить, откуда у меня леденцы.
Дальше мы ехали молча. Я смотрел на улицу, разглядывал прохожих и машины. Радость перемещения за эти три недели немного притупилась, но я все равно был счастлив. Мелькали улицы, проспекты, мы сменили троллейбус на одной из остановок, оказалось, маршрут у нас был с пересадкой, и поехали дальше. Так вот, пока ехали, я размышлял о своей дальнейшей жизни. Насчет занижения знаний во время проверки, похоже, я был неправ. Сейчас, когда я середнячок, за шалости меня быстро поставят на учет в школе милиции, а вот отличника, занимающего первые места на всяких спартакиадах или конкурсах, это уже совсем другое дело. Репутацию будут беречь. Сейчас мне тринадцать с половиной, но ощущал я себя более взрослым, примерно шестнадцати-семнадцати лет. Конечно, и такие недоросли не думают о будущем и портят его. Я же хотел, чтобы биография у меня была чистая, как белый снег, это откроет многие дороги в будущем. Да, значит, снова будем становиться отличником. Насчет дальнейшего существования тоже стоит подумать. Что будет после детдома? Инженерная, преподавательская и другая работа не по мне. Вот творчество – это еще ничего, делай что хочешь, лежи и поплевывай в потолок. С моими знаниями будущего, какие направления музыки будут более востребованы населением, я легко проложу дорогу на местный Олимп. Значит, первый шаг – музыкальная школа, чтобы было нужное законченное для этого образование.
Вот примерно такие планы и были. Нужно только кое-что уточнить у сопровождающего. Мы как раз вышли на остановке и направились к большому двухэтажному зданию с вывеской «Автовокзал». Перед зданием была стоянка для автобусов, занята она была не вся, с десяток стояло. Хм, ЗиЛ. Не знал, что этот завод, кроме грузовиков, еще и автобусы выпускает. Хотя на маршрутах в Москве как раз такие автобусы и ходили, я просто внимания на эмблему не обращал. Вот рядом стоял другой автобус. Уже ЛиАЗ. Новенький на вид, желтого цвета. Всего было восемь таких ЛиАЗов и всего один ЗиЛ.
Так вот, по привычке крутя головой, я заспешил за воспитательницей, та быстро шла в сторону здания с кассами.
– Нина Андреевна, разрешите вопрос? – я всегда с воспитательницей говорил предельно вежливо, что, было заметно, ей нравилось.
– Спрашивай, – замедлив шаг, величаво кивнула она.
– Я бы хотел поступить в музыкальную школу, получить музыкальное образование. Это реально сделать в нашем детдоме?
– Не совсем поняла, причем здесь реальность, но радует, что ты наш детдом уже считаешь своим. У нас есть уроки музыки, но рядом на соседней улице имеется нужная школа. Мы можем тебя записать туда, это достаточно просто.
– Я бы хотел, чтобы записали. Это поможет мне получить музыкальное образование. Я хочу писать слова и музыку для песен, а чтобы это делать, нужно хоть какое-то образование.
– А ты, я смотрю, уверенно смотришь в будущее, – улыбнулась она, даже остановившись от неожиданности.
– А что делать, папы нет, мамы нет, кто-то должен заботиться обо мне. Кто, если не я? Тем более опыт в написании стихов и мелодии, чтобы создать из них песню, хорошую песню, у меня есть.
– То есть у тебя есть готовая песня, которую ты сам написал? – вытаращилась она на меня.
– Могу исполнить.
– Сейчас билеты возьмем и пока ожидаем, покажешь, что умеешь, мне самой интересно.
– Без проблем.
Билеты в кассе были, показав какие-то документы, воспитательница получила на руки билеты. Причем я не заметил, чтобы она их оплачивала. Повернувшись ко мне, она сказала:
– Отправление через тридцать минут, идем в зал ожидания, там продемонстрируешь свое творение.
Мы прошли в зал ожидания, надо сказать, не пустой, где я неторопливо снял чехол, немного поиграл, проверяя звучание, за это время начал собираться народ, после чего, ударив по струнам, спел веселенькую детскую песенку:
Играя, я смотрел на маленькую девочку лет трех, которая действительно была очень суетливой, многие, это замечая, улыбались, потому что песня была в тему. Девчушка же, засмущавшись, спряталась в складках материнского платья под смех зрителей. Закончив играть, я покосился на задумчивую воспитательницу и взял чехол, собираясь убрать гитару обратно, но она вдруг спросила:
– Это единственная песня, которую ты написал, или еще есть?
Слушатели, которые стояли рядом и не спешили расходиться, насторожились. Оп-па, мало того, что тут поет молодой певец, так еще и сам пишет. Интере-е-есно.
– Есть хулиганская. Тоже детская. И еще одна более взрослая.
– Давай с хулиганской.
– Без проблем.
Сделав гитарный перебор, слушая звучание, начал наигрывать и, весело улыбаясь, запел:
Когда я закончил, слушатели начали рукоплескать. Непривычная для молодежи бодрая и веселая песенка привела в восторг, но и более взрослые слушатели восприняли ее спокойно. А воспитательница, надо сказать, все же дослушав песню до конца, быстро сказала с некоторой угрозой в голосе:
– Только попробуй ее в пионерлагере исполнить.
– Я постараюсь, – улыбнулся я так, что можно было понять, – еще как спою.
– Давай третью, она, надеюсь, более спокойная?
– Конечно. Мечты и желания семнадцатилетнего мальчишки.
В этот раз как народу, так и аплодисментов было больше. Песня немного была мной переделана, сейчас не то время, чтобы петь про совков или Каплан, но даже с монтажом прошла на ура. Встав, я раскланялся и громко сказал:
– Исполнял автор слов и музыки, воспитанник детдома Максим Ларин.
Я как тот хомяк, мое – значит, мое. А маэстро, которые и смогли создать эти шедевры, еще напишут. Никакими душевными терзаниями за воровство песен я не страдал. Глупость какая. Кто успел, того и тапки. Они свое в моем будущем получили.
– Время. У нас автобус, – напомнил я задумчивой воспитательнице.
– Последняя песня для тебя слишком взрослая. Это точно ты ее написал?
– Да, надо будет авторство оформить. Вы поможете мне с этим?
– Поможем. Думаю, директор обрадуется. У нас одна девочка, она уже повзрослела и покинула детдом, тоже песню написала, но спела ее другая певица, даже по радио выпускали и на пластинках. Если еще и твои песни знаменитыми станут, это хорошо для детдома.
– Конечно, – согласился я. – Если надо, я еще песни напишу. Даже политически правильные.
– А вот это ты молодец.
Убирая гитару в чехол, я кивал и улыбался подходившим слушателям, пожал пару рук, после чего, повесив гитару на плечо – у меня там был длинный ремень – и поблагодарив слушателей за их поддержку, заспешил за воспитательницей, действительно через десять минут автобус уходил, нужно поспешить. К моему удивлению, кондуктор, что проверял у нас билеты, прежде чем пропустить в салон автобуса, а также сам водитель мне были знакомы, они во время моего выступления стояли среди слушателей. Водитель это подтвердил, воскликнув:
– О, молодое дарование, с нами, значит, едешь?
– Я еду с сопровождающим, а она уже с вами, – уточнил я.
Жизнерадостно заржав, он подтолкнул меня ко входу, мол, заходи. Пройдя в салон, я увидел, что автобус был почти полон, мест свободных мало оставалось. Сел рядом с Ниной Андреевной, которая пребывала в тяжких раздумьях и, положив гитару на колени, грифом на плечо, спросил у нее:
– Нам долго ехать?
– Почти пять часов, Максим.
– Ого, это в какие же дали мы едем?
– Ржев, знаешь город такой?
– Но до него же километров двести пятьдесят?!
– Столько примирено и есть. Пионерлагерь находится именно там.
– А что, поближе ничего не было?
– Сейчас я понимаю, что нужно было оформлять тебя куда поближе. Но свободное место было только там, вот и приняла путевку. Там больше шестидесяти пионерлагерей, отличная природа, водоемы. Наши воспитанники там часто бывают, жалоб не было. Хорошие места.
– А для армии гибельные, – вздохнул я. – Ладно, посмотрим… Хм, даже интересно будет.
Автобус еще не торопился уходить. Осмотревшись, я попросил отлучиться по маленькой.
– Если водитель отпустит.
– Отпустит, – уверенно ответил я и передал гитару. – Посторожите.
С водителем проблем не возникло, он широкой рукой отпустил меня, сказав, что я особо могу и не торопиться. Время и в пути наверстаем. Меня действительно немного приперло, тут я не играл, поэтому быстро сбегав в отхожее место, на обратном пути завернул в буфет, где купил две бутылки воды, в дороге могут пригодиться, и вернулся обратно.
Автобус вышел в рейс практически вовремя, так что, не особо нарушая скоростной режим, мы покинули окрестности Москвы и, выехав на Ржевскую дорогу, направились к городу. Я дремал на своем месте, цепко держа гитару в объятиях, а воспитательница, достав небольшой блокнотик, что-то писала, изредка прерываясь и задумываясь, после чего продолжала. Заглянув, я обнаружил планы, графики и какие-то схемы. Пару раз мелькало мое имя. Смотреть было не очень удобно, но, похоже, пока у воспитательницы свежа память, она составляла список дел по моему возвращению, что будем делать и куда бежать. Регистрация песен, запись в школе и все такое.
Как оказалось, можно было не запасать воды. Автобус заезжал во все населенные пункты по пути, так что купить воду не было проблемой. В одном городке, в половине пути от Ржева, мы остановились на полчаса, пообедав в придорожном кафе. Пока Нина Андреевна сидела в салоне и охраняла гитару, я сбегал к киоску Союзпечати, где купил с десяток тетрадей, пачку конвертов, баночку с тушью, перья, карандаши и другие письменные принадлежности. Все мне это упаковали в плотную бумагу и перевязали бечевкой, оплатил шесть рублей семнадцать копеек. М-да. Бумага и писчие принадлежности нужны мне были для тренировок, такими я еще не пользовался, руку надо набить.
Естественно, Нина Андреевна поинтересовалась, что у меня в руках. Честно пояснив, что это, я был немного удивлен последующим вопросом. Мол, откуда у меня деньги? Ответил, что мне сунули их после озвученного репертуара в зале ожидания автовокзала. Крыть той было нечем, лишь спросила, почему я взял?
– Дают – бери, бьют – беги, – пожал я плечами, на что воспитательница только махнула рукой.
Дальнейший путь прошел без проблем, даже вспомнить было нечего. Я в кафе поел харчо, впервые попробовал это блюдо, поэтому обпивался водой, что-то с супом перемудрили, почему такой острый? До Ржева мы не доехали, сошли чуть раньше. Даже не у населенного пункта, а на перекрестке дорог.
– Далеко идти? – первым делом спросил я, когда автобус отъехал, вешая за спину гитару и беря сверток с писчими принадлежностями в левую руку, а бутылку с водой в правую.
– Нет, километра четыре. Там дальше деревня небольшая, Петухово. Рядом с ней и находится пионерлагерь.
– Ага, с названиями разобрался. Тогда идем, посмотрим, какое там житье-бытье.
– Может не понравится? – улыбнулась воспитательница.
– Не понравится, сбегу, – пожал я плечами. – Не вижу в этом проблем.
– Куда сбежишь? – даже остановилась Нина Андреевна.
Остановившись и обернувшись вполоборота, я спокойно пояснил:
– Не волнуйтесь, к началу сентября я вернусь, я же помню нашу договоренность. Нужно учиться, да и музыкой заниматься.
– А почему сразу в детдом не хочешь вернуться? – спросила воспитательница, она подошла ко мне, и дальше мы шли неспешным шагом.
– У вас есть мечта, Нина Андреевна?
– У всех она есть.
– У меня, как вы понимаете, тоже. Я мечтаю увидеть море. Поживу дикарем на берегу все лето и вернусь загорелый, с белоснежной улыбкой на лице и счастливый. К концу лета буду, обещаю. Да и куда мне идти?
– Ты это все-таки брось, на море он собрался, – немного возмутилась Нина Андреевна. – Веди себя как все. Кстати, ты пионер?
– Конечно. Только галстук так и не научился завязывать, мама это всегда делала.
– Хм, извини, что напомнила.
– Ничего, я сильный. Да и привыкаю уже, – вздохнул я, и добавил: – Когда я вырасту, то буду жить на берегу моря. Из окон моего дома будет вид на красивейшие закаты. В Адлер поеду, точно, в Адлер.
– Мечтатель.
Никаких попуток нам так и не попалось, пока шли. Дорога как была, так и оставалась пустой, лишь ветер гонял пыль. Впереди действительно виднелась деревня, но мы раньше свернули на укатанную полевую дорогу, дошли до брода. Но перешли речку через пешеходный мостик, что находился рядом с бродом. От речки до лагеря было всего метров триста, дошли быстро. Прошли ворота, детворы вокруг хватало, были и более взрослые ребята и девчата, чем я. Мы направились в сторону административного домика. Нас провожали взглядами, но не останавливали. Некоторые здоровались с воспитательницей, и та им отвечала, вот этих детей я рассматривал более внимательно, встречая такие же взгляды. Точно из детдома детвора.
Директор пионерлагеря оказался на месте, он появление нового воспитанника воспринял спокойно, радости в его голосе не было, правда, и огорчения тоже. Прибыл и прибыл. Получив документы на меня, он попросил воспитательницу остаться, а мне выйти. Мнение о лагере у меня еще составлялось, но в одном я был уверен однозначно, мне тут уже не нравилось.
Усевшись на ступеньки крыльца, положив рядом гитару, достал из кармашка в чехле леденцы и, открыв, бросил один леденец, липнувший к рукам, в рот. Убрать не удалось, маленькие набежали, второклашки, вроде. Леденцов мне было не жалко, раздал все, после чего убрал пустую баночку обратно, пригодится для мелочи. Для тех же иголок и ниток. Меня засыпали вопросами, так что сидеть было не скучно. Пока я отвечал на первый, мне успевали задать еще с десяток, пока отвечал на одиннадцатый, еще с три десятка. Ох, и тарахтелки. Пацаны еще ничего, а вот девчата ну очень любопытные. Узнав, что я из детдома, многие понимающе покивали, тут такие, как я, были. Про гитару спросили, ну, и остальное.
Спас меня директор, что вышел на крыльцо, следом за ним уже вышла Нина Андреевна. О чем они вели беседу, подслушать не удалось, благодаря пионерам и октябрятам, что стояли у крыльца, но судя по красному лицу Нины Андреевны, дошло до споров.
– Постройте отряды, – велел кому-то директор.
Пока вожатые командовали, я последовал за директором и встал рядом. Наконец ровными линейками встретились отряды. Хм, а детей тут хватало. То-то мне показалось, лагерь большой.
– Вниманию отдыхающих! – громким и, надо сказать, хорошо поставленным голосом сказал директор. Вокруг тут же наступила тишина, и дети стали слушать, о чем говорит местное начальство. – У нас появился новый отдыхающий. Это Максим Ларин из Московского детдома. Как вы знаете, многие из него здесь отдыхают. Прошу отнестись к новичку с пониманием, показать расположение, что у нас и где находится. Максима мы записали в шестой отряд. Вожатая, займитесь новичком. На этом все.
– А мне что, слово не дадут?! – возмутился я.
– А есть что сказать? – теперь во взгляде директора появился хоть какой-то интерес.
– А то как же, – сделав шаг вперед, я осмотрел толпу детей, выстроенную в квадраты отрядов, и громко стал рекламировать себя: – Максим Ларин, тринадцать с половиной лет от роду. Без меры обаятелен, девчата, держитесь…
– Ларин! – громким шепотом зашипела Нина Андреевна под хихиканье детей.
– Так я и не про школьниц, это же дети, ничего интересного. Я про вожатых… Так вот. Без меры шалун, но черту не перехожу. Умею играть во все игры. На гитаре тоже, пою и играю. Хорошо дерусь, второй разряд по боксу…
– Ларин, почему я не знаю?! – снова влезла Нина Андреевна.
– А вы не спрашивали, – мгновенно отрезал я. – Могли и понять по сбитым костяшкам на пальцах.
– Что еще я не знаю?
– Полгода греблей занимался, довольно успешно. Потом год восточными боевыми искусствами, в частности, джиу-джитсу и карате. Тайский бокс не особо понравился. Хотя два месяца изучал его. Год занимался спортивной стендовой стрельбой, но разряд не получил, раньше надоело и ушел. Вот в легкой атлетике – мой любимый спорт – бег на дальние дистанции. Не раз первые места занимал. Этот спорт мне очень интересен. Не раз помогал в жизни. Бывает такая ситуация, где спасают только быстрые ноги.
– Хорошо сказал, молодец, – усмехнулся директор. – Ты закончил?
– Да вы что, я еще и не начинал себя расхваливать…
– Считай, закончил. Отряды, разойдись. Евгения, займись новичком. Больно он шустрый, – напомнил вожатой директор и, подхватив за локоть немного растерянную Нину Андреевну, повел ее обратно в свой домик.
Меня почти сразу окружили дети, как из моего теперь отряда, так и из других, вопросы сыпались с разных сторон, но меня спасла девушка с пионерским галстуком на шее, по виду ей было лет шестнадцать. По мне, то уже вполне сформировавшаяся, личико чистое, а не как у ее соседки, в сплошных прыщах, вполне можно закрутить. Посмотрим, как сложится, и не свалю ли я отсюда раньше. Меня повели по лагерю к домику, где и жил наш отряд. Пока шли, у меня была возможность осмотреть сам лагерь. Кстати, вполне на уровне, новенькие казармы и другие строения, дорожки асфальтированы, везде разметки. Чисто и аккуратно, все как в сказке. То есть видимость счастья тут вполне на уровне, а как в реальности, посмотрим.
Толпой – вот им делать, что ли, нечего, кроме как меня сопровождать, мы прошли к нужному строению и зашли внутрь. Там мне указали на свободную кровать и выделили белье. Я сложил часть вещей в свою тумбочку и повесил над кроватью гитару. Тут был вбит крепкий гвоздь. Несмотря на то, что одноотрядники явно желали со мной пообщаться, вожатая отвела меня в одну из комнат в нашей казарме, кстати, это был читальный зал, ну, или нечто подобное. Дверь она заперла. Да еще подперла, чтобы сюда никто не смог проникнуть.
– Мне уже раздеваться? – завлекающим голосом спросил я.
Та густо покраснела и немного резко ответила, явно пытаясь меня осадить:
– Не думай тут о себе, наглый мальчишка. Я тебя для другого позвала, хочу знать, что за фрукт оказался в подчиненном мне отряде.
– Очень сладкий фрукт. Поверь, сорвешь, не пожалеешь.
– Может, хватит? – устало спросила та.
– Ну ладно, – уже спокойным голосом сказал я. – Что хотели? Только давайте быстрее, а то мне сейчас там гитару поломают. Вон, уже кто-то тренькать пытается.
– Мне нужно знать, что ты умеешь. В чем я на тебя как на пионера могу положиться.
– Хороший пловец, так что если за кем на пляже нужно присмотреть, например, за малышней, обращаетесь спокойно. Разнять драчунов – тоже без проблем. Боксировать я люблю. Если нужно отбить соперницу от любимого мужчины, тоже без проблем. Это так, мало ли такая услуга пригодится вам лично. Вожу машину, но не очень хорошо, показали, дали покататься, однако практики не хватает. Бегаю хорошо, но это вы уже слышали. Рисую так себе, не дано мне это, но писать умею красивым почерком. Вроде все. Если что не упомянул, скажите.
– Гитара?
– Владею неплохо, голос есть, как мне говорили. Тоже можно использовать, репертуар большой.
– Хорошо. Теперь давай я тебе расскажу распорядок в отряде. Что можно и что нельзя.
Выслушав, иногда согласно кивая, я поднял руку, когда вожатая закончила, и сказал:
– Хотелось бы сразу сообщить. Скорее всего, ночевать в отряде я буду редко.
– Почему?
Встав, я подошел к девице и, ткнув ей пальцем в ложбинку между грудей, достаточно серьезно и жестко сказал:
– Видите ли, Евгения Павловна, я уже состоялся как мужчина, и женщина у меня была. Мне понравилось, и останавливаться я не хочу. Дрочить под одеялом – это не мое, поэтому если не найду партнершу в лагере, поищу в деревне. Там, я уверен, сговорюсь, поэтому и сообщаю, меня ночами может и не быть. Не смотрите на меня так и не краснейте, поймите, это всего лишь физиологический процесс, такой же естественный, как справлять нужду, и даже полезный для здоровья. Хотя в СССР секса нет, у меня он есть, и бросать я это дело не собираюсь. Ни-ко-гда. Я надеюсь, понятно расставил акценты?
– Более чем, – оттолкнув мою руку, пыхтя, ответила красная как вареный рак вожатая, не зная, что мне сказать, она буркнула первое, что пришло на ум, – узнаю, что не ночевал в отряде, сообщу Евгению Олеговичу, нашему директору.
– Да мне без разницы.
Девушка привела себя в порядок, дождалась, когда краснота пройдет, и выпустила меня в общую комнату. Судя по хихиканью вокруг, ее вид никого не обманул. Заметив, что моей гитары на стене нет, я грозно обвел всех присутствующих взглядом и прямо спросил:
– Кто взял мою гитару без спроса?
– Старшие мальца прислали за ней, – ответил один из парней.
Ему было по виду как мне, да и большинству столько же. В соседнем помещении была уже комната девчат, тоже моих сверстниц, но почти все они были здесь, за малым исключением.
– Кто такие? – напрягся я, – похоже, сейчас будут разборки.
– Десятого отряда, там десятый класс. Взрослые уж, курят.
– Показывай, где они, – требовательно велел я ему.
– Ты куда это собрался? – заступила мне дорогу вожатая.
Прижавшись к ней, я взасос поцеловал ее, так же, как меня целовала Жаклин, и у меня крышу срывало. Оставив ошеломленную девушку стоять в коридоре, – похоже, репутацию я ей изрядно подмочил, – вышел из нашего строения, и быстрым шагом направился по дорожке к другому строению, через три от нас. Бежавший рядом сверстник быстро пояснял, кто там главенствует и верховодит.
– Не волнуйся. Не впервой с такими шакалами общаться. Сейчас зайду и вежливо попрошу его вернуть мою гитару. Мою вежливость в детдоме все знают.
Паренек не побоялся зайти за мной следом в комнату парней. Не останавливаясь, я направился к лохматому крепкому парню, который лежал в трусах и майке и тренькал на моей гитаре. Второй рядом сидел на соседней кровати и осматривал кармашки на чехле. Он повернулся, когда я подходил, кто-то из присутствующих в комнате возгласом предупредил его. Быстро сделав два шага, я оттолкнулся от пола, немного взлетев, и, вложив в удар кроме притяжения еще и свой вес, нанес ему в лицо удар правым кулаком. Мой коронный, как тренер по боксу говорил. Все, этот не соперник, в ауте, сполз на пол без сознания. Так же молча, ногой, причем стопой, приложив и свой вес, влепил в лицо второму, начавшему вставать с перекошенным от ярости лицом. Мотнув головой, причем был отчетливо слышен хруст челюсти, он откинулся на подушку. Я аккуратно забрал из его рук гитару, положив на соседнюю койку, и запрыгнув на кровать, стал с силой опускать стопу правой ноги на его лицо. Уже превратил его в кашу, когда меня оттащили в сторону другие присутствующие в комнате хозяева. Раздав несколько ударов, я освободил пространство вокруг себя. Мне тоже пару раз прилетело, ухо правое начало ныть. Зло осмотрел, кто меня окружает, и угрюмо сказал:
– Еще одна падла грабли к моим вещам протянет, я приду и как сейчас это сделал, вежливо попрошу вернуть, а труп в речке притоплю. Надеюсь, я понятно пояснил? Вопросы будут?
– Ты дурной, ты чего с Пашкой сделал?! – возмущенно спросил один из парней, с татуировками на руках. – Вернемся в детдом, мы тебе там покажем.
– Белые тапочки заказывайте, гопота приблатненная, – сплюнув, ответил я.
Подняв с пола чехол, я вернул все на место. Прошелся по карманам вырубленного под возмущенный ропот зрителей, мало ли что пропустил, нашел пачку денег и тоже прибрал. Будет арендной платой за гитару. Убрав внутрь свою драгоценность, застегнул и, закинув ее на плечо, направился к выходу. На меня смотрели угрюмо, но не тронули. В комнате было с десяток крепких парней, ну и пара дрищей, но мне никто не заступил дорогу и я, ухватив за локоть своего проводника, вышел наружу.
– Ну ты дал… – изумлено пробормотал тот, тряхнув головой, после чего неожиданно протянул мне руку. – Юра.
– Макс, – пожал я ему ладонь.
– Ты действительно боксер?
– В действительности у меня первый разряд, но я всем говорю, что второй. Это помогает в драке, все думают, что я не очень хорошо наношу удары, а в драке им неприятный сюрприз.
– Жестоко ты с Пашкой.
– Нужно сразу показать, что ко мне лучше не подходить. Сейчас я это продемонстрировал явно. Детдомовские только силу понимают. Они поняли. Кстати, где тут обувь можно помыть, а то она в крови? Да еще и на ногах брызги.
– Идем, покажу. Там у столовой кран наружу вывели и бочку поставили, там можно незаметно помыться. К умывальникам не пойдем, увидят еще.
Сходив к бочке, где я отмылся, мы вернулись в строение, а нас там уже ждали. Юра, как и я, отвечал уклончиво – я попросил не описывать того, что он видел, а они молчать будут. Слух, конечно, пойдет, вон, у медпункта нездоровое шевеление, но это только слух. Естественно, обустроиться мне не дали, за мной прибежала вожатая, а почти сразу следом вошли директор и Нина Андреевна, она еще не уехала. Выгнав всех жильцов из комнаты, кроме меня, директор подошел ближе и зло спросил:
– Ларин, ты что сделал с Сорокиным и Хлыновым?
– Вообще ничего не делал. А кто это? – искренне удивился я.
– Ты их избил и изувечил в соседнем здании.
– Вот вы о чем? – обрадовался я. – Но я тут ни при чем. Действительно, когда я проходил мимо этого здания, там дрались двое взрослых парней, я в окно видел. У одного лицо в крови было. В комнату я не заходил, и что было дальше, не видел.
– Но избил их ты.
– Свидетели есть? – коротко спросил я. – Что они сами говорят?
– Говорить они пока еще не могут, но другие указывают на тебя.
– Вы покажите, где они, эти другие, будьте уверены, скоро они скажут, что обманули вас.
– Угрожаешь, маленький наглец? – прошипел тот.
– Предупреждаю. Кто меня тронет, тот ответ и получит. Втройне. Это жизненный принцип.
Обернувшись, директор махнул рукой, сказав Нине Андреевне:
– Забирайте это чудовище, ему в моем лагере не место.
Он стоял ко мне спиной, поэтому не видел, как по моим губам скользнула довольная усмешка. Правда, воспитательница все испортила.
– Это ваша работа, перевоспитывать таких подростков. Я его не заберу. Раз он уже оформлен в ваш лагерь, занимайтесь им. Евгений Олегович, мальчик, конечно, не простой, но с ним вполне можно договориться, как я успела убедиться. Просто найдите компромисс, и все будут довольны.
«Блин, зря я ее дурой считал. Вполне умная баба», – подумал я.
– Значит, не заберете?
– Нет. Сами подумайте, как это отразится на вас, если вы в тот же день, приняв ребенка, тут же выгнали его. Причем ни за что. Ведь действительно, никто не тыкает пальцем в Максима и не говорит, что это он, а до вас дошли лишь слухи. Соседи пострадавших молчат. Предъявить мальчику нечего, он прав.
– Ладно, но контроль теперь за ним будет усиленным. Я уже вызывал скорую, сейчас должны приехать и забрать пострадавших. Это же ЧП, самое натуральное ЧП, – взмахнув руками, директор вышел из комнаты и покинул домик.
Вздохнув, Нина Андреевна, не обращая внимания на присутствующую вожатую, устало спросила:
– Как тебе тут, нравится?
– Да не особо. Дыра дырой.