Мистер Рипли под водой E-Book

Патриция Хайсмит

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Krimi
• Serie: Азбука-бестселлер
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 446

Beschreibung

«Мистер Рипли под водой» — пятый, и последний роман в серии о самом известном персонаже Патриции Хайсмит, американской писательницы, признанном мастере психологического детектива. Ценитель музыки и цветов, заботливый муж, эстет и гедонист, а в прошлом ловкий авантюрист и хладнокровный убийца, Том Рипли давно уже предпочитает рискованным аферам с подделкой картин занятия в саду, а кулинарные шедевры значат для него не меньше, чем шедевры живописи. Но прошлое не так легко отпустить, и из его темных глубин выплывают порой жуткие призраки, давно похороненные под толщей воды…

Leseprobe

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

Примечания

Patricia HighsmithRipley Under WaterFirst published in 1991Copyright © 1993 by Diogenes Verlag AG, ZürichAll rights reserved

Перевод с английского Елены Скляренко

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Егора Саламашенко

Хайсмит П.

Мистер Рипли под водой : роман / Патриция Хайсмит ; пер. с англ. Е. Скляренко. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Азбука-бестселлер).

ISBN 978-5-389-18345-2

16+

«Мистер Рипли под водой» — пятый, и последний ­роман в серии о самом известном персонаже Патриции Хайсмит, американской писательницы, признанном мас­тере психологического детектива. Ценитель музыки и цве­тов, заботливый муж, эстет и гедонист, а в прошлом ловкий авантюрист и хладнокровный убийца, Том Рипли давно уже предпочитает рискованным аферам с подделкой картин занятия в саду, а кулинарные шедевры значат для него не меньше, чем шедевры живописи. Но прошлое не так легко отпустить, и из его темных глубин выплывают порой жуткие призраки, давно похороненные под толщей воды…

© Е. Н. Скляренко, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа«Азбука-Аттикус», 2024Издательство Азбука®

Всем, кто погиб и погибнет в борьбе против угнетателей, будь то палестинец, или курд, или уроженец какой-то другой земли, изнемогающей под игом оккупации, всем, кто бесстрашно поднимает голову, рискуя получить пулю в лоб, посвящается

1

Стоя у барной стойки в небольшом, но уютном баре Жоржа и Мари, Том неторопливо отхлебнул эспрессо из почти полной чашки. Он уже расплатился с барменом, и карман его пиджака оттопыривали две пачки «Мальборо», купленные для Элоизы. Том лениво следил за происходящим на экране игрового автомата. Игрок-мотоциклист мчался вперед, причем иллюзия скорости возникала из-за движущегося штакет­ника по обеим сторонам дороги. Игрок манипулировал рулевым колесом, заставляя мотоцикл то внезапно вилять в сторону, обгоняя попутный автомобиль, то, как лошадь, подскакивать вверх, перепрыгивая через невесть откуда взявшееся заграждение. Если мотоциклист не успеет преодолеть препятствие, последует бесшумный удар, на экране появится черная с золотом звезда, символизирующая аварию, и мотоцик­листу придет конец, как, разумеется, и всей иг­ре. Том часто наблюдал за игрой (этот автомат был самым удачным приобретением хозяев), однако сам ни разу не сыграл в нее. Странно, но у него никогда не возникало такого желания.

— Non-non! [1] — Вскрик Мари из-за стойки в ответ на чью-то реплику, наверняка о поли­тике, нарушил монотонное жужжание голосов. Хозяева придерживались левых взглядов, несмотря ни на какие политические потрясения. — Ecoutez, Mitterrand... [2]

Наплыв посетителей североафриканского происхождения вряд ли пришелся Жоржу и Ма­ри по душе, подумал Том.

— Эй, Мари! Deux pastis! [3] — зычно проревел толстый Жорж, снуя в белом, не очень свежем, фартуке поверх штанов и рубахи между столиками, где люди болтали, пили, жевали картофельные чипсы и сваренные вкрутую яйца.

Из музыкального автомата раздавались звуки старой доброй «Ча-ча-ча».

На экране вспыхнула черная с золотом звез­да. Зрители испустили сочувственный стон. Мертв. Все кончено! Экран беззвучно замигал, посылая миру навязчивое сообщение: «Опустите монеты, опустите монеты, опустите монеты». Рабочий в синих джинсах, пошарив в карманах, смиренно­ опустил в автомат несколько монет, и игра началась заново: мотоциклист, свежий как огурчик и готовый ко всему, полетел вперед, ловко увернулся от бочки, появившейся у него на пути, и легко взял первый барьер. Игрок за пультом был полон решимости в этот раз пройти игру до конца.

Том рассеянно думал об Элоизе, о ее предстоящем путешествии в Марокко. Она соби­ралась посмотреть Танжер, Касабланку, может быть, Марракеш. И Том согласился ее сопровождать. В конце концов, это путешествие было не из тех ее авантюрных проектов, которые требовали многочисленных прививок от всяких экзотических напастей, а ему, как мужу, следовало хоть изредка участвовать в ее увеселениях. Элоиза загоралась очередной блестящей идеей раза два-три в год, но, к счастью, далеко не все они воплощались в жизнь. Откровенно говоря, Тому не хотелось никуда ехать. Август только начался, Марокко наверняка изнывает от жары, а его пионы и георгины в это время года особенно хороши — он с большим удовольствием среза́л несколько цветков для гостиной каждое утро. Том обожал свой сад и с симпатией относился к рабочему Анри, добродушному великану, который помогал ему, когда требовалась пара сильных рук, хотя и не годился для более тонкой работы.

К тому же Тома тревожила «эта странная парочка», как он окрестил их про себя. Он не знал, были ли они на самом деле женаты, да это его не очень-то и интересовало. Но его преследовало ощущение, что они прячутся поблизости и следят за ним. Возможно, они были всего лишь безобидными чудиками, но кто может за это поручиться? В первый раз Том заметил этих двоих около месяца назад в Фонтенбло, где они с Элои­зой собирались купить какую-то мелочь: мужчина и женщина, по виду типичные американцы, лет тридцати пяти, шли навстречу, и Том на­ткнулся на взгляд, значение которого ему было слишком хорошо известно. Это был взгляд человека, который знал, кто он такой, возможно, даже знал его имя — Том Рипли. Том замечал такие взгляды и раньше, обычно в аэропортах, но это и в прежние дни бывало довольно редко, а в последнее время не случалось вовсе. Ко­нечно, причиной могла бы послужить его фото­графия в газете, но о нем не писали уже много лет — в этом он был совершенно уверен. В последний раз пресса интересовалась им в связи с делом Мёрчисона, чья кровь оставила на полу его погреба несмываемое пятно, которое приходилось называть винным, если кто-то любопытствовал о его происхождении. Вообще-то, это не было полной ложью, напомнил себе Том, потому что Мёрчисон дал дуба от удара по голове винной бутылкой. Бутылкой «Шато Марго», которую держал в руках он, Том.

Итак, «странная парочка»... Авария настигла мотоциклиста в очередной раз. Том с усилием отвернулся от экрана и поставил пустую чаш­ку на барную стойку.

Мужчина в этой паре был черноволос и носил темные очки в круглой оправе, у женщины было остренькое личико, светло-каштановые волосы и серые глаза. Хотя, может, глаза у нее были ореховые. Но именно взгляд мужчины, сопровождающийся какой-то блеклой, ничего не значащей улыбкой, встревожил Тома. Ему по­казалось, что он видел этого человека раньше, в Хит­роу или в аэропорту «Шарль де Голль», и этот многозначительный взгляд ему хорошо знаком. Во взгляде мужчины, казалось бы, не было ничего враждебного, но Том инстинктивно напрягся.

Позже, выходя из пекарни с flûte [4] (вероятно, у мадам Аннет был выходной или она возилась с обедом), он заметил этих двоих в машине, медленно проезжавшей по главной улице Виль­перса, и снова почувствовал, что за ним наблюдают. Вильперс — крохотный городок, почти ­деревня, в нескольких километрах от Фонтен­бло. Что могло понадобиться здесь «странной парочке»?

Когда Том отодвинул от себя пустую чашку, хозяева заведения — Мари, с широкой улыбкой на ярко накрашенных губах, и лысый Жорж — стояли за барной стойкой.

— Merci et bonne nuit [5], Мари, Жорж, — сказал он, улыбнувшись.

— Bon soir [6], месье Рипли! — пророкотал Жорж, помахав одной рукой, в то время как другой ловко разливал кальвадос.

— Merci, m’sieur, à bientôt! [7] — жизнерадостно добавила Мари.

Только Том собрался толкнуть входную дверь, как она отворилась и в бар вошел тот самый мужчина — очки в круглой оправе и все такое прочее, но теперь он был один.

— Мистер Рипли! — На его розовых губах появилась все та же ничего не значащая улыбка. — Добрый вечер.

— Приветствую, — буркнул Том, делая движение к выходу.

— Мы, то есть моя жена и я... Могу я пригласить вас выпить?

— Благодарю, но я уже ухожу.

— Может быть, в следующий раз? Мы сняли дом в Вильперсе. Вон там. — Он махнул рукой куда-то в северном направлении, и его улыбка растянулась до ушей, обнажив крупные вы­пуклые зубы. — Похоже, мы с вами будем сосе­дями.

В бар ввалилась еще пара посетителей, вынудив Тома попятиться назад.

— Меня зовут Притчард. Дэвид Притчард. Я обучаюсь маркетингу в Институте делового администрирования [8] в Фонтенбло. Наверняка вы о нем слышали. Ну да не важно. Мы сняли белый двухэтажный дом с садом и маленьким бассейном. О, мы влюбились в него с первого взгляда — все из-за пруда, вернее даже, из-за бликов от воды, которые пляшут по потолку гос­тиной. — Он хихикнул.

— Понимаю, — ответил Том, стараясь со­блюдать правила приличия. Он уже шагнул за порог.

— Я вам позвоню. Мою жену зовут Дженис...

Том заставил себя кивнуть и выдавил улыбку.­

— Что ж, прекрасно, так и сделайте. Приятного вечера!

— Не так уж много американцев встречаешь в этих краях! — не унимался Дэвид Притчард.

Мистеру Притчарду придется напрячься, чтобы разыскать номер моего телефона, злорадно ухмыльнулся Том. Они с Элоизой постарались, чтобы он не попал в телефонную книгу. Подчеркнуто заурядный облик Притчарда — он был почти таким же высоким, как и Том, но малость тяжелее и с абсолютно невыразительным лицом — намекал на возможность неприятностей, думал Том по дороге к дому. Кто это — полицейская ищейка, роющаяся в старых делах? Частный детектив, работающий на... Собственно, на кого? С ходу никаких значимых врагов он вспомнить не смог. «Фальшивый» — вот слово, которое вертелось на языке у Тома, когда он ­думал о Дэвиде Притчарде: фальшивая улыбка, фальшивая доброжелательность, возможно, выдуманная история об обучении в бизнес-школе. Хотя как раз обучение в Фонтенбло выглядело такой откровенной лажей, что могло оказаться и правдой. Или это была вовсе не супружеская пара, а, скажем, агенты ЦРУ? Но что понадобилось от него ЦРУ, Том придумать не смог. С налогами у него был полный порядок. Мёрчисон? Та история уже быльем поросла. Дело закрыто. Мёрчисона никто никогда больше не видел — ни живого, ни мертвого. Дикки Гринлиф? Вряд ли. Кузен Дикки, Кристофер Гринлиф, до сих пор время от времени шлет ему дружеские почтовые карточки, в прошлом году вот прислал открытку из Алис-Спрингс [9]. Насколько Том помнил, Кристофер стал инженером-строителем, женился и работает в Рочестере, штат Нью-Йорк. Даже с отцом Дикки, Гербертом, Том остался в хороших отношениях. По крайней мере, этим Рождеством они обменялись­ поздравлениями.

Поравнявшись с раскидистым деревом, чьи ветви нависали над дорогой прямо напротив Бель-Омбр, Том слегка воспрянул духом. Да и о чем беспокоиться? Он приоткрыл створку чугунных ворот ровно настолько, чтобы проскользнуть в образовавшуюся щель, и сразу же закрыл ее, стараясь не производить шума, защелкнул висячий замок и задвинул засов. Ривз Мино. Том так резко остановился, что кожаные подошвы туфель со скрипом заскользили по засыпанной гравием дорожке. Ривз позвонил ему пару дней назад: он провернул очередное дельце, и опять была нужна помощь Тома в доставке товара. Том не раз божился, что никогда больше не станет участвовать в его аферах, но в итоге всегда соглашался. Может, потому, что любил встречаться с новыми людьми? Он усмехнулся и перешел на свою обычную бесшумную походку, больше не потревожив ни камешка на дорожке.

В гостиной горел свет, и входная дверь была лишь притворена — именно так он оставил ее сорок пять минут назад. Том вошел внутрь и запер за собой дверь. Элоиза полулежала на софе, с головой погрузившись в чтение журнальной статьи. Вероятно, о Северной Африке, подумал Том.

— Ello, chéri! [10] Звонил Ривз. — Элоиза подняла глаза и небрежным жестом откинула со лба белокурую прядь. — Том, ты...

— Конечно, лови! — Улыбаясь, Том бросил ей сначала одну красно-белую пачку, потом другую. Она поймала первую, а вторая, стукнувшись о ее грудь, соскользнула на софу. — У Ривза что-то срочное? Repassant — ironing — bügelnd? [11]

— Ох, Том, прекрати! — Элоиза щелкну­ла зажигалкой. На самом деле ей нравятся его каламбуры, подумал Том, хотя она и не подает виду, не позволяя себе даже легкой улыбки. — Он перезвонит, но, скорее всего, не сегодня.

— Кое-кто... Ну да ладно. — Том остановился, потому что Ривз в разговорах с Элоизой нико­гда не вдавался в детали, а она, в свою очередь, делала вид, что их дела ей ничуть не интересны и даже скучны. «Меньше знаешь — крепче спишь», — вероятно, думала она. И кто бы стал с этим спорить?

— Том, завтра мы пойдем и купим билеты в Марокко. Договорились?

Она поджала под себя голые ноги, уютно, словно домашний котенок, устроившись на обитой желтым шелком софе, и безмятежно посмотрела на него своими бездонными лавандовыми глазами.

— Д-да... Хорошо. — Ты обещал, напомнил он себе. — Сначала мы полетим в Танжер?

— Oui, chéri [12], и начнем наше путешествие оттуда. Отправимся в Касабланку, конечно.

— Конечно, — подтвердил Том. — Хорошо, дорогая, мы купим билеты завтра, в Фонтенбло.

Они всегда пользовались услугами одного и того же агентства, с дружелюбным и услужливым персоналом.

Том слегка помялся, но все же решил не скры­вать от Элоизы своих опасений:

— Дорогая, помнишь пару, похожую на американцев, на которую мы обратили внимание в Фонтенбло? Они еще шли по тротуару нам навстречу, а позже я сказал тебе, что взгляд мужчины показался мне странным. Такой темноволосый мужчина, в солнечных очках?

— Что-то такое припоминаю. А в чем дело?

Похоже, она действительно их вспомнила.

— Просто мы только что разговаривали с ним в местном баре. — Том расстегнул пиджак и сунул руки в карманы штанов, но садить­ся не стал. — Малоинтересный субъект.

— Я помню и женщину рядом с ним, с белокурыми волосами. Значит, они американцы?

— Он, по крайней мере. В общем, они сняли дом здесь, в Вильперсе. Помнишь дом, где...

— В Вильперсе? Да неужели?

— Oui, ma chéri! [13] Помнишь тот дом возле пруда, в котором блики от воды отражаются на потолке одной из комнат, кажется в гостиной?

Однажды они с Элоизой сами любовались игрой света, создающей завораживающую иллюзию движения воды на том белоснежном потолке.

— Да, я помню тот дом. Двухэтажный белый особняк, довольно симпатичный, но камин не очень хорош. Находится неподалеку от дома Грэ, не так ли? Мы заходили туда с каким-то знакомым, который собирался его купить.

— Верно.

Один американец, с которым у Тома с Элоизой были общие друзья, загорелся желанием приобрести загородный дом недалеко от Парижа и уговорил их помочь ему осмотреть пару домов в округе. Он так ничего и не купил, по крайней мере в Вильперсе. С тех пор прошло уже больше года.

— Короче, этот брюнет в очках явно вознамерился установить со мной или с нами обоими добрососедские отношения, чего мне совсем не хочется. Мы, видите ли, тоже говорим по-английски, ха-ха. Вроде бы он как-то связан с ­INSEAD — той огромной бизнес-школой в Фонтенбло. — Том перевел дыхание и продолжил: — Меня интересуют две вещи. Во-первых, откуда он знает мое имя и, во-вторых, что ему от меня надо.

Чтобы не казаться чересчур озабоченным, Том вальяжно развалился в кресле. Теперь их с Элоизой разделял только кофейный столик, и он мог смотреть ей прямо в глаза.

— Дэвид и Дженис Притчард — так они себя называют. Если им все-таки удастся до нас дозвониться, будь с ними любезна, но тверда: мы очень заняты. Хорошо, дорогая?

— Конечно, Томá.

— И если у них хватит наглости заявиться к нам без приглашения, мы просто не пустим их на порог. Надо будет предупредить мадам Аннет.

Элоиза, обычно невозмутимая, задумчиво нахмурила светлые брови.

— А что с ними не так?

Детское простодушие вопроса заставило Тома улыбнуться.

— Я чувствую... — Том запнулся. Он не любил тревожить Элоизу своими предчувствиями, но, видимо, придется нарушить это правило для ее же безопасности. — Они не кажутся мне обычными. — Том опустил глаза и уставился на ковер. Что было бы обычным? Он не мог ответить на этот вопрос. — Думаю, они не женаты.

— Ну так что же?

Том засмеялся, потянулся к синей пачке «Жи­тан» на кофейном столике, достал сигарету и при­курил, щелкнув Элоизиной зажигалкой.

— Ты права, дорогая, в этом нет ничего особенного. Но они устроили за мной слежку — и это непреложный факт. Разве я не говорил тебе, что вспомнил этого мужчину: не так давно он наблюдал за мной в одном из аэропортов. Не исключено, что они были там оба.

— Нет, не говорил. — Элоиза недоуменно покачала головой.

Том успокаивающе улыбнулся:

— Не первый раз мы встречаем людей, которые нам не нравятся. Не волнуйся.

Он поднялся, обошел столик, взял Элоизу за руки и притянул к себе. Прикрыв глаза, он с наслаждением вдохнул запах ее волос.

— Я люблю тебя. И не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Она засмеялась и высвободилась из его объятий.

— Бель-Омбр кажется мне довольно безопас­ным местом.

— Ноги их здесь не будет.

2

На следующий день Том и Элоиза отправились в Фонтенбло за билетами. Оказалось, что лететь им предстоит самолетом «Роял Эйр Марок», а не «Эйр Франс», как они рассчитывали.

— У этих компаний тесные связи, — объяснила молодая служащая, которую Том видел в туристическом агентстве впервые. — Отель «Минза», двухместный номер, три ночи?

— Отель «Минза», совершенно верно, — подтвердил Том по-французски. Они всегда смогут задержаться там на день или два, если им понравится, в этом Том не сомневался. Как-никак «Минза» считалась лучшим отелем в Тан­жере.

Элоиза решила пройтись к ближайшей парфюмерной лавке за шампунем. Наблюдая, как девушка оформляет билеты, Том вдруг осознал, что все время посматривает на дверь со смутной мыслью о Дэвиде Притчарде. И не то чтобы он опасался, что тот в любой момент может войти в комнату... В конце концов, разве Притчард с подружкой не заняты сейчас обустройством своего нового гнездышка у пруда?

— Вы бывали раньше в Марокко, месье ­Рип­ли? — лучезарно улыбаясь, спросила девушка, вкладывая билет в огромный белый конверт.

Будто тебе не наплевать, подумал Том и вежливо улыбнулся в ответ.

— Нет, но жду этой поездки с нетерпением.

— Ваши обратные билеты с открытой датой. На случай, если вы вдруг влюбитесь в эту страну и решите там задержаться. — Она протянула ему конверт со вторым билетом.

Том уже подписал чек.

— Прекрасно. Спасибо, мадмуазель.

— Bon voyage! [14]

— Merci! [15]

Том направился к выходу, разглядывая красочные плакаты на стенах: Таити, лазоревый океан, маленький одинокий парусник с белыми парусами. И вот, наконец, постер, который всегда поднимал Тому настроение, — великолепный Пхукет, один из островов Таиланда (Том даже нашел его на карте). На этом постере тоже были синее море, золотой песок, пальма, склонившаяся над водой под напором ветров, но среди всего этого великолепия не было ни одной живой души. «У тебя неудачный день — или год? Пхукет — это наш ответ!» — вот подходящий слоган, подумал Том. Туристы раскупали бы билеты, как горячие пирожки.

Элоиза обещала ждать его в лавке, так что Том, выйдя из агентства, повернул налево. Лавка находилась сразу за церковью Сен-Пьер.

И тут — Том едва сдержался, чтобы не чертыхнуться, — он увидел, как ему навстречу идет Дэвид Притчард под руку со своей, мягко выражаясь, конкубиной. Том заметил их первым, разглядев в плотном людском потоке (середина дня, время ланча), но уже через секунду взгляды «странной парочки» сфокусировались на нем. Он прошел мимо, глядя прямо пред собой и мучительно сожалея, что до сих пор держит конверты с авиабилетами в левой руке. Разглядели ли конверты Притчарды? Будут ли они курсировать взад и вперед по улице мимо Бель-Омбр, чтобы убедиться, что он в отъезде? Или его беспокойство уже граничит с паранойей? Последние метры до позолоченных окон «Мон-Люкс» Том преодолел рысью. Задержавшись у двери магазина, он оглянулся посмотреть, не наблюдает ли за ним эта пара. А может, они и вовсе собираются зайти в туристическое агентство — от них всего можно ожидать, подумал Том. Но даже среди толпы было трудно не заметить широкую спину Притчарда в синем блейзере и его мощный затылок, возвышающийся над головами прохожих. «Странная парочка» прошла мимо агентства, даже не бросив на него взгляда.

Том вошел в лавку, и его обдало густым парфюмерным духом. Элоиза болтала с приятельницей, чье имя совершенно вылетело у него из головы.

— О, Тома! Это Франсуаза, tu te rappelles? [16] Подруга Бертелинов.

Том притворился, что вспомнил. Какая, в кон­це концов, разница?

Элоиза оплатила покупки, и, распрощавшись­ с Франсуазой, они вышли на улицу. По словам Элоизы, Франсуаза училась в Париже и была приятельницей Антуана и Аньес Грэ, их старых друзей и соседей, обосновавшихся в северной части Вильперса.

— Ты выглядишь обеспокоенным, mon cher, — заметила Элоиза. — С билетами никаких проблем?

— Полагаю, с ними все в порядке. Да и отель забронировал. — Том похлопал по левому карману куртки, из которого торчали билеты. — Пообедаем в «Черном орле»?

— О да! — заулыбалась Элоиза. — Охота!

Вообще-то, так они и планировали. Просто Тому нравилось, как Элоиза, с ее неподражаемым французским акцентом, произносит слово «охота», и он давно оставил попытки исправить его на грамматически правильное «охотно».

Обед им подали на террасе, ярко освещенной солнцем. Официанты и метрдотель обслужи­вали их не в первый раз и помнили, что пред­почитает Элоиза: шампанское «Блан де Блан», филе камбалы, салат из цикория и много солнечного света. Супруги болтали о всяких милых пустяках: предстоящем лете, марокканских дам­ских сумочках из тонко выделанной кожи. А не присмотреться ли к латунным или медным кувшинам? Почему бы и нет? А как насчет катания на верблюдах? От этого предложения у Тома слегка закружилась голова. Он вспомнил, как участвовал в подобном аттракционе. Или это был слон в зоопарке? Ты качаешься в седле в нескольких ярдах от земли (на которую наверняка и рухнешь, если не удержишь равновесие) — нет, это не пришлось ему по вкусу. Но женщинам нравится. Может, женщины по природе мазохистки? Должна же быть причина? Роды, стоическое перенесение боли... Может, там-то и зарыта собака? Том закусил губу.

— Ты немного нервный, Тома. — Элоиза произнесла «нервный» с французским про­нонсом.

— Ничуть! — категорично возразил Том.

Он принял подчеркнуто беззаботный вид и старался сохранять его до конца обеда и всю дорогу домой.

Они собирались отправиться в Танжер через две недели. Парень по имени Паскаль, приятель­ садовника Анри, должен был отвезти их в аэропорт на их же машине, а потом отогнать ее обратно в Вильперс. Как-то раз они уже пользовались его услугами, и это всех устроило.

Том спустился в сад, прихватив с собой лопату, и принялся выпалывать сорняки, помогая, где надо, руками. Он успел переодеться и теперь был в джинсах и любимых кожаных ботинках, не пропускающих воду. Запихав пучок сорной травы в пластиковый мешок для компоста, он как раз приготовился ее утрам­бовать, когда мадам Аннет позвала его через французское окно [17], которое использовалось как дверь на выходящую в сад террасу.

— Месье Тома! Телефон, s’il vous plaît! [18]

— Merci! — Он на ходу защелкнул секатор, оставил его на террасе и прошел в холл к телефону. — Алло!

— Алло! Я... Это Том? — спросил неизвестный мужчина, судя по голосу — довольно мо­лодой.

— Да.

— Я звоню из Вашингтона... — В трубке что-то заурчало, заглушая голос, словно бы ее держали под водой. — Я...

— Кто говорит? — Том безуспешно пытался разобрать слова. — Подождите, не кладите трубку. Я подойду к другому аппарату.

Мадам Аннет пылесосила гостиную. Обычно это не мешало телефонным разговорам, но сейчас даже монотонный гул пылесоса казался помехой.

Том взял трубку в своей комнате, наверху.

— Алло, это снова я.

— Это Дикки Гринлиф, — произнес молодой мужской голос. — Помнишь меня?

Тому захотелось немедленно бросить трубку, но он сдержался.

— Конечно. Где ты сейчас?

— Я же сказал — в Вашингтоне! — Человек на том конце провода перешел на фальцет и закашлялся.

Перестарался мерзавец, подумал Том. А может, это женщина?

— Надо же. Наслаждаешься видами?

— Ну, знаешь, после моего подводного ­опыта — как ты и сам мог бы догадаться — я не в той форме, чтобы наслаждаться видами. — Наигранно веселый смешок. — Я был... был...

В трубке что-то затрещало, какое-то время даже казалось, что связь вот-вот прервется, потом раздался щелчок, и голос зазвучал вновь.

— ...был найден и воскрешен, как видишь. Ха-ха. Прошлое не сотрешь, да, Том?

— Ну разумеется, — согласился Том.

— Теперь я в инвалидном кресле, — продолжал голос. — Непоправимый...

На линии опять возникли помехи, раздался грохот, и что-то лязгнуло, словно уронили пару гигантских ножниц.

— Инвалидное кресло развалилось? — поинтересовался Том.

— Ха-ха! — Пауза. — Нет. Так, значит, я говорю, — спокойно продолжил юношеский голос, — что непоправимый ущерб был нанесен вегетативной нервной системе.

— Понимаю, — учтиво отозвался Том. — Приятно было поболтать с тобой снова.

— Я знаю, где ты живешь! — Юношеский голос завибрировал и на последнем слове дал петуха.

— Надо полагать — раз уж ты звонишь на мой номер, — заметил Том. — Что ж, желаю ­тебе скорейшего восстановления.

— Это правильно. Пока, Том! — Незнакомец бросил трубку, возможно, больше не в силах сдерживать смех.

Так-так... Том обхватил ладонью лоб, чувствуя, что сердце в груди бьется сильнее обычного. Из-за злости? Или удивления? Определенно, не из-за страха — в этом он был уверен. Вообще-то, голос в трубке мог принадлежать спутнице Притчарда. Ну а кто еще это мог бы быть? Других кандидатур в голову не прихо­дило.

Мерзкая, подлая выходка! Вот же псих ненормальный, раздраженно подумал Том. Причем и трюк-то абсолютно избитый! Но кто это? И главное, почему сейчас? Был ли это действительно звонок из-за океана или ловкая имитация? Том никак не мог собраться с мыслями.

Дикки Гринлиф. Начало всех неприятностей. Первый человек, которого он убил, и единственный, которого ему было жаль. Откровенно говоря, это преступление он предпочел бы не совершать. Дикки Гринлиф, довольно состоятельный (по тем временам) американец, жил в Монджибелло, на западном побережье Италии. Они подружились, Дикки пригласил его к себе, оказавшись весьма гостеприимным хозяином. Том уважал его и восхищался им, может быть даже слишком. Когда Дикки отверг его, Том был вне себя от возмущения, и в один прекрасный день, почти экспромтом, когда они вдвоем оказались в море на ялике, он забил его насмерть веслом. Умер ли тот? Все прошедшие годы Дикки был мертв, в этом нет никаких сомнений! Он сам сбросил его труп с лодки, предварительно засунув в мешок и добавив туда камней для веса. Тело исчезло в пучине вод на его глазах, и если Дикки не выныривал до сих пор, то почему он объявился сейчас?

Хмурясь, Том мерил шагами комнату, не отрывая глаз от ковра на полу. Наконец он почувствовал, как к горлу подступила тошнота, и сделал глубокий вдох. Нет, Дикки Гринлиф умер (в любом случае голос в трубке был не его), а Том стал носить его одежду, обувь и даже какое-то время использовал его паспорт, но все это продолжалось недолго, и вскоре от Дикки ничего не осталось. Его завещание, искусно подделанное Томом, прошло все проверки. Так кому же хватило наглости вытащить из небытия эту всеми забытую историю? Кто разнюхал о его юношеской связи с Дикки Гринлифом?

Тошнота стала невыносимой. Стоило ему подумать о ней, как он перестал ее контролировать. Так уже бывало и прежде. Том скрючился над унитазом. К счастью, рвота была довольно умеренной, но живот на несколько секунд скрутило будь здоров. Он спустил воду и тщательно почистил зубы над раковиной.

Кем бы ни были эти ублюдки, пусть отправляются в преисподнюю, подумал Том. Он печенкой чуял, что их было двое: один говорил, а другой стоял рядом и покатывался со смеху.

Том спустился вниз, чтобы положить на рычаг телефонную трубку в гостиной, и столкнулся с мадам Аннет, которая несла в гостиную вазу с георгинами, вероятно поменяв там воду. Она протерла дно вазы салфеткой и поставила ее на буфет.

— Я отлучусь на полчаса, мадам, — сказал Том по-французски. — Если вдруг кто-то позвонит...

— Хорошо, месье Тома, — ответила она, продолжая усердно работать тряпкой.

Мадам Аннет служила у Тома и Элоизы уже несколько лет. Ее спальня и ванная распола­гались в левом крыле дома, где у нее имелся ­собственный телевизор с радиоприемником. Ну и в кухне, в которую прямо из ее спальни вел короткий коридор, она была полноправной хозяйкой. Предки мадам Аннет были норманнами, может быть, поэтому уголки ее светло-голубых глаз были слегка опущены, что придавало лицу неизменно печальное выражение. Том с Элоизой любили ее, потому что считали, что она любит их. В городе у нее были две близкие приятельницы — мадам Женевьева и мадам Мари-Луиза, тоже экономки. Подруги частенько навещали друг друга, чтобы скоротать свободный вечерок за совместным просмотром теле­визора.

Оставленный на террасе секатор Том спрятал в деревянный сундук, который держали в углу специально для садовых инструментов. Так было удобнее, чем тащиться за ними в оранжерею, в самую глубь сада. Достав из шкафа полот­няный жакет, он удостоверился, что в кармане лежит бумажник с правами, которые он предпочитал держать при себе даже в коротких поездках. Французы любят устраивать на дорогах проверки, привлекая для этого не местных, а значит, не знающих жалости полицейских. Где же Элоиза? Может, наверху, в своей комнате, выбирает одежду для путешествия? Ему повезло, что Элоиза не взяла трубку в гостиной, когда звонили эти мерзавцы! В этом можно было не сомневаться, в противном случае она давно уже засыпала бы его вопросами. Впрочем, Элоиза не была любительницей подслушивать, да и дела Тома ее никогда не интересовали. Как только она понимала, что звонят не ей, то сразу же отходила от телефона.

Том был уверен, что Элоиза слышала об истории Дикки Гринлифа, даже знала, что ее муж находился (или находится) под подозрением. Но она никогда не упоминала об этом и ничего у него не спрашивала. И без того и ей, и Тому приходилось держать в секрете его сомнительные затеи и частые таинственные отлучки, чтобы не раздражать Жака Плиссона, отца Элоизы. Тот был преуспевающим производителем фармацевтических препаратов, и благосостояние супругов Рипли частично зависело от щедрого денежного содержания, которое Элоиза получала от него как единственная дочь и наследница. Мать Элоизы Арлен интересовалась бизнесом зятя и того меньше. Она следила за модой, старалась ладить с молодежью и обожала давать Элоизе советы по экономному ведению домашнего хозяйства.

Эти и другие мысли крутились в голове у Тома, пока он неторопливо ехал на своем шоколадном «рено» в центр города. Было около пяти вечера. Сегодня пятница, прикинул Том, Антуан Грэ должен быть дома. Если только не решил провести день в Париже.

Антуан трудился на ниве архитектуры, был женат и имел двоих детей-подростков. Дом, который, предположительно, арендовал Дэвид Притчард, находился недалеко от дома семьи Грэ. Пришло время навестить старых друзей, сказал себе Том, и решительно повернул направо. Теперь его «рено» катил по уютной центральной улице Вильперса: мимо почты, мясной лавки, пекарни, бара, где можно купить сигареты, — этим, в общем-то, и исчерпывались достопримечательности города.

Впереди показался дом Грэ, выглядывающий из-за каштановых деревьев, зеленой шеренгой выстроившихся вдоль обочины. Это был круглый дом, похожий на сторожевую башню, весь увитый вьющимися розами. С улицы можно было разглядеть, что дверь гаража заперта, а значит, Антуан еще не вернулся домой на выходные, а Аньес вместе с детьми, возможно, уехала за покупками. Отсюда, если смотреть с левой стороны дороги, было видно и пресловутый белый особняк Притчардов. Он стоял не сразу за башенкой семейства Грэ, а через дом. Том переключился на вторую скорость. Покрытая гравием узкая дорога, на которой едва могли разъ­ехаться два автомобиля, сейчас была пустынна. Здесь, на северной окраине города, домов было немного, и вокруг простирались скорее луга, чем фермерские поля.

Если именно Притчарды звонили ему пятнадцать минут назад, они должны быть у себя, подумал Том. А значит, вполне могут принимать солнечные ванны в шезлонгах у пруда, который, возможно, просматривается с дороги. Между белым домом и дорогой раскинулся зеленый газон, явно скучающий по газонокосилке, вымощенная плиткой дорожка вела от подъездного пути к ступеням парадного крыльца. Еще несколько ступеней спускались к тропке, ведущей к пруду. Том вспомнил, что основные земельные владения начинались позади дома.

Неожиданно послышался смех, определенно женский, потом, кажется, к нему присоединился мужской. И да, смех доносился со сто­роны пруда, почти скрытого живой изгородью и парой деревьев. Поверхность пруда сверкала в солнечном свете, слепя глаза, и Том был не уверен, действительно ли на траве разлеглись две человеческие фигуры, или это обман зрения.­ Но вот одна из фигур поднялась на ноги и оказалась высоким мужчиной в красных шортах.

Том прибавил газу. Он был убежден процентов на девяносто — на солнышке грелся Дэвид собственной персоной.

Знают ли Притчарды, что шоколадный «рено» принадлежит ему?

— Мистер Рипли! — Крик позади него был слаб, но отчетлив.

Том сделал вид, что ничего не услышал. Так нелепо попасться было чертовски досадно. На развилке он повернул налево, выехав на очередную грунтовую дорогу, по одной стороне которой располагались редкие жилые строения, а по другой тянулись распаханные фермерские поля. Она вела прямо в центр города, но Том еще раз повернул налево, чтобы попасть на дорогу, с которой можно было бы вернуться к баш­не семейства Грэ.

Он ехал, не снижая скорости, и вскоре ­увидел белый фургон супругов Грэ у дверей их гаража. Том не любил наносить визиты без предварительного звонка, но, возможно, свежая сплетня о появившихся соседях послужит достаточным извинением нарушения этикета.

Когда Том подъехал, Аньес Грэ вытаскивала две огромные сумки с покупками из багажника.

— Привет, Аньес! Тебе помочь?

— Привет, Тома! Ох, ты сама любезность.

Он подхватил обе сумки, а Аньес принялась вытаскивать из фургона все остальное.

Антуан уже отнес на кухню упаковку с газированной водой, и дети успели распотрошить ее, вытащив большую бутылку кока-колы.

— Приветствую, Антуан! Я тут случайно проезжал мимо, дай, думаю, загляну, — сказал Том. — Чудесная стоит погода, не правда ли?

— Это точно, — подтвердил Антуан густым баритоном, из-за которого его французский порой напоминал Тому русский. Он был уже в шортах, теннисных туфлях и футболке того оттенка зеленого, который Том особенно не любил. Его темные волосы слегка кучерявились, а круглый животик недвусмысленно намекал на пару лишних кило. — Что нового?

— Да, в общем-то, ничего особенного. — Том поставил сумки на пол.

Сильвия, дочь Антуана и Аньес, принялась ловко вынимать из них всякую всячину.

От предложения выпить колы или чего-­нибудь покрепче Том вежливо отказался. Наверняка Антуан уже мысленно включил свою бензиновую газонокосилку, подумал он. Антуан все­гда отличался усердием в работе, что в парижском офисе, что здесь, в Вильперсе.

— Как дела у твоих каннских арендаторов этим летом? — поинтересовался он.

У супругов Грэ где-то в окрестностях Канн имелась вилла. Том никогда там не был, но знал, что они сдавали ее в июле и августе, когда аренд­ная плата была особенно высокой.

— Они заплатили вперед, к тому же оставили задаток за телефон. — Антуан пожал плечами. — Так что, полагаю, у них все нормально.

— Ты в курсе, что у вас появились новые соседи? — сказал Том, кивнув в сторону белого дома. — Вроде американцы. Или ты о них уже слышал? Я-то узнал о них буквально на днях.

— Не может быть, — с сомнением хмыкнул Антуан. — Только не в соседнем доме.

— Ну да, не в соседнем. В том, что за ним, огромном таком.

— А, в том, который выставлен на продажу!

— Или сдается. Я думаю, они его арендовали. Мужчину зовут Дэвид Притчард. Он поселился с женой. Или...

— Американцы, — задумчиво проговорила Аньес. Она появилась в кухне, как раз когда речь зашла о соседях. Открыв дверцу холодильника, Аньес положила в отделение для овощей кочан латука. — Ты уже познакомился с ними?

— Нет. Мужчина... — Том решил не ходить вокруг да около. — Мужчина заговорил со мной в баре. Возможно, кто-то сказал ему, что я американец. Я решил, что стоит дать вам знать.

— Дети у них есть? — Антуан сдвинул темные брови. Он любил тишину.

— Понятия не имею. Но вроде бы нет.

— А по-французски они говорят? — поинтересовалась Аньес.

— Не уверен.

Если не говорят, подумал Том, супруги Грэ могут и не снизойти до знакомства с ними.

Антуан Грэ был сторонником принципа «Фран­ция — для французов» и настороженно относился к чужакам, даже если они всего лишь сня­ли на время дом.

Они еще немного поболтали о новом резервуаре для компоста, который Антуан собирался поставить в эти выходные и который сейчас лежал в упаковке в фургоне. Кроме того, Антуан сообщил, что его архитектурный бизнес в Париже процветает и в сентябре он планирует взять к себе стажера. И разумеется, никакого отпус­ка в августе, даже если ему придется приходить в пустой офис. Том хотел было рассказать, что они с Элоизой собрались в Марокко, но раздумал. Почему? Может, потому, что подсознательно не хотел ехать? В любом случае позвонить Грэ и сообщить по-соседски, что их не будет дома две-три недели, можно и позже.

Они тепло попрощались и обменялись приглашениями заходить на чашечку кофе или стаканчик вина. Тома не покидало чувство, что он рассказал Грэ о Притчардах главным образом ради собственного успокоения. Был ли телефонный звонок якобы от Дикки Гринлифа своего рода угрозой? Без всяких сомнений.

Дети Грэ, Сильвия и Эдуар, гоняли черно-белый мяч по лужайке перед домом. Когда Том проходил мимо, мальчик помахал ему на прощание рукой.

3

Вернувшись в Бель-Омбр, Том нашел Элоизу в гостиной. Вид у нее был взволнованный.

— Chéri, телефонный звонок, — сообщила она.

— От кого? — спросил Том, почувствовав неприятный укол страха.

— От мужчины... Он назвался Декке Гранилифом... Из Вашингтона.

— Из Вашингтона? — Тревога Элоизы застав­ляла Тома нервничать. — Гринлиф — это абсурд, милая. Глупая шутка.

Она нахмурилась.

— Но для чего — такая жутка? — Акцент Элоизы усилился. — Ты знаешь?

Том расправил плечи. В конце концов, это его долг — защищать свою жену и Бель-Омбр.

— Нет. Это пошутил... кто-то. Даже вообразить не могу, кому такое могло понадобиться. Что он сказал?

— Сначала... он хотел говорить с тобой. Потом он сказал... что-то о fauteuil roulant... инвалидном кресле, так?

— Да, дорогая.

— А все из-за несчастного случая по твоей вине. Вода...

Том покачал головой:

— Это садистский розыгрыш, дорогая. Кто-то притворяется Дикки, хотя Дикки покончил с собой много лет назад. Неизвестно где. Может быть, и в воде. Никто так и не нашел его тела.

— Я знаю. Ты мне говорил.

— Не только я так считаю, — спокойно заметил Том. — Все. И полиция в том числе. Тело найдено не было. Но он написал завещание. Как раз за несколько недель до своего исчез­новения, насколько я помню. — Произнося этот спич, Том искренне верил в свои слова, хотя когда-то сочинил завещание сам. — Как бы то ни было, ко мне его исчезновение отношения не имеет. Все произошло далеко отсюда, в Италии, с тех пор прошла вечность... с того дня, когда он пропал.

— Я знаю, Тома. Но почему этот... человек докучает нам сейчас?

Том засунул руки в карманы брюк.

— Дурная шутка. Некоторым людям не хватает в жизни острых ощущений, понимаешь? Досадно, что он раздобыл где-то наш телефонный номер. Опиши мне его голос.

— Такой молодой... Как у юноши. — Элоиза замялась, словно пытаясь подобрать слово. — Довольно высокий. Кажется, с американским акцентом. Связь была не очень хорошей — на линии все время что-то трещало.

— И в самом деле звонили из Америки? — спросил Том, не веря в это ни секунды.

— Mais oui [19], — произнесла Элоиза будничным тоном.

Том выдавил улыбку:

— Думаю, нам лучше выбросить этот звонок из головы. Если это случится снова и я буду дома, просто позови меня к телефону, радость моя. Если меня рядом не будет, постарайся, что­бы твой голос звучал спокойно, дай понять, что не веришь ни единому слову. После этого положи трубку. Ты все поняла?

— Да, — прошептала Элоиза, словно действительно все поняла.

— Такие типы обожают выводить людей из себя. Они получают от этого свое извращенное удовольствие.

Элоиза села на софу у французского окна — это было ее любимое место.

— Где ты был?

— Да просто прокатился в город. — Том ­совершал такие поездки пару раз в неделю, на одной из трех своих машин, чаще всего на шоколадном «рено». Заодно он делал что-нибудь полезное: заливал в бак бензин на заправке возле супермаркета в Море, проверял, не спус­тили ли шины. — Проезжал мимо дома Грэ, увидел, что Антуан вернулся домой на уик-энд, и остановился перекинуться словечком. Они как раз выгружали провиант. Рассказал им об их новых соседях — Притчардах.

— О соседях?

— Ну, они поселились не так уж и далеко от Грэ. Метрах в пятистах, так ведь? — Том рассмеялся. — Аньес поинтересовалась, говорят ли они по-французски. Если нет, то у Антуана их вряд ли примут, как ты понимаешь. Я сказал, что не знаю.

— А что Антуан думает о нашем туре Afri­que du Nord? [20] — улыбнулась Элоиза. — Экс-тра-ва-гант-но? — Она хихикнула. В устах Антуана это значило бы «неоправданно дорого».

— Признаться, я не упомянул о нашем путешествии. Но если он начнет отпускать шпиль­ки по поводу дороговизны, я напомню ему, что многое там до крайности дешево, отели на­пример.

Том подошел к французскому окну. Ему нестерпимо захотелось побродить по саду, навестить грядки с зеленью, полюбоваться великолепной петрушкой, сочной и нежной руколой. Может, даже срезать немного, чтобы добавить вечером в салат.

— Тома, ты ничего не станешь делать в связи с этим звонком? — Элоиза слегка надула губы и стала похожа на капризного ребенка.

Том не возражал против этих ее милых ужимок. Ее слова были достаточно разумны и вполне уместны, а наивный детский облик ей придавали длинные белокурые локоны, то и дело падавшие на глаза.

— Ничего, полагаю, — ответил он. — Пожаловаться в полицию? Абсурд.

Он не сомневался, что Элоиза понимает, как трудно заставить полицейских заниматься телефонными звонками, хоть с угрозами, хоть с сексуальными приставаниями (слава богу, такого с ними ни разу не случалось). Нужно было заполнить множество бланков, установить прослушивающее устройство, которое, разумеется, будет контролировать все разговоры. Том никогда не имел с этим дела раньше и не собирался впредь.

— Звонки из Америки недешевы. Это развлечение им скоро прискучит.

Он задумчиво взглянул на полуоткрытое французское окно, выходящее на террасу, и решил наведаться в царство мадам Аннет — на кухню, расположенную в левой части дома. Уже на подходе к кухне аппетитный запах овощного супа защекотал его ноздри.

Мадам Аннет, в белом платье в голубой го­рошек и темно-синем фартуке, стояла у плиты и помешивала что-то в кастрюле.

— Добрый вечер, мадам!

— Месье Тома! Bon soir [21].

— Чем вы побалуете нас сегодня вечером?

— Noisettes de veau [22].

— Пахнет божественно. Тепло будет или нет, мой аппетит не подкачает. Мадам Аннет, пока мы с женой будем в отъезде, мне хочется, чтобы вы не стеснялись и приглашали в гости своих друзей, когда пожелаете. Мадам Элоиза ничего вам не говорила?

— Ах, oui! [23] О вашем путешествии в Ма­рокко! Ну конечно. Все будет в порядке, месье Тома.

— Отлично. Вы определенно должны пригласить в гости мадам Женевьеву и... Как зовут вторую вашу подругу?

— Мари-Луиза, — торопливо подсказала мадам Аннет.

— Вот-вот. Приятный вечер перед телевизором, возможно, даже ужин. Бутылочка вина из погреба...

— Ах, месье! Ужин! — По голосу мадам Аннет было понятно, что ужин — это чересчур. — Мы вполне обойдемся чаем!

— Прекрасно. Значит, чай с тортом. На время нашего отсутствия вы будете единоличной хозяйкой в доме. Если, конечно, не захотите про­вести неделю со своей сестрой в Лионе. О комнатных растениях не беспокойтесь, их вполне может полить мадам Клюзо.

Мадам Клюзо была моложе мадам Аннет и раз в неделю делала в доме «генеральную уборку», как называл это Том: мыла полы и приводила в порядок ванные комнаты.

— Ох. — Мадам Аннет сделала вид, что раздумывает, но Том чувствовал, что ей хочется остаться в Бель-Омбр. В августе, когда владельцы особняков уезжают на отдых, слуги, если их не берут с собой, предоставлены сами себе и наслаждаются свободой. — Пожалуй, нет, месье Тома. Merсi quand même [24], но я лучше останусь здесь.

— Как пожелаете. — Том улыбнулся и через дверь для прислуги вышел во двор.

Он посмотрел на проселочную дорогу, почти скрытую разросшейся живой изгородью и че­редой яблоневых и грушевых деревьев. По этой дороге он вез когда-то в тачке тело Мёрчисона к его первой могиле. Время от времени какой-нибудь фермер на мини-тракторе выезжал по ней к центральным улицам Вильперса, а то, словно из ниоткуда, появлялась скрипучая тележка, полная конского навоза или вязанок хвороста. Эта дорога принадлежала всем, а значит, никому.

Грядки с зеленью располагались прямо возле оранжереи. Том взял оттуда садовые ножницы, чтобы срезать немного руколы и пару веточек петрушки.

Торец Бель-Омбр, выходящий в сад, смотрелся ничуть не хуже главного фасада: углы его были закругленными, с эркерами, и в цоколе, и на втором этаже, который европейцы назы­вают первым. Терракотовые каменные стены выглядели такими же неприступными, как стены древних замков, однако их суровость смягча­ли тронутые багрянцем листья дикого винограда, кусты в запоздалом осеннем цвету и резные вазоны с экзотическими растениями, пристроившиеся у подножия. Тому вдруг пришло в голову, что перед отъездом стоило бы встретиться с Анри-великаном. Телефона у Анри не было, но Жорж с Мари могли бы передать ему приглашение, в бар-то он хаживал каждый вечер. Анри жил с матерью в доме на площади сразу за главной улицей Вильперса. Он был не особенно умен, не очень ловок, но обладал недюжинной силой.

Ко всему прочему, он был просто огромного роста, по меньшей мере шесть футов четыре дюйма, или метр девяносто три. Том вдруг понял, что примеряет на Анри роль защитника Бель-Омбр в случае нападения. Просто смехотворно! Какого нападения? Кто эти неведомые злодеи?

Интересно, чем весь день занимается Дэвид Притчард? — подумал Том, возвращаясь в дом. Ездит ли он на самом деле в Фонтенбло каждое утро? И когда возвращается? И чем в одино­честве развлекает себя миниатюрная, похожая на эльфа Дженис, или как там ее зовут? Пишет пейзажи? Строчит романы?

Что, если он заглянет к ним по-соседски, с букетом георгинов или пионов (если, конечно, не раздобудет их номер телефона)? Стоило ему подумать об этом, как вся затея тут же потеряла свою привлекательность. «Странная парочка» наверняка окажется смертельно скучной. Шпио­ны? Он и сам мог бы быть шпионом, если бы захотел.

Нет, решил Том, не надо делать лишних движений. Лучше почитать что-нибудь о Марокко, Танжере, куда там еще хотела отправиться Элои­за, привести в порядок свои фотоаппараты, подготовить Бель-Омбр к двухнедельному отсут­ствию хозяев.

Том так и поступил. Купил в Фонтенбло пару темно-синих бермудов, пару рубашек из белого хлопка с рукавами до запястий, потому что ни он, ни Элоиза не любили рубашки с короткими рукавами. Сегодня Элоиза обедала у родителей в Шантильи, как обычно отправившись туда на «мерседесе». Том шутил, что по дороге она успевает заглянуть во все одежные лавки, намекая на случай, когда она вернулась с шестью огромными пакетами с логотипами различных магазинов. Том почти никогда не присутствовал на еженедельном обеде у Плиссонов. Обеды навевали на него скуку, к тому же он знал, что Жак, отец Элоизы, с трудом его выносит, подозревая, что дела, которыми занимается зять, весьма сомнительного свойства. Как будто бывает иначе, раздраженно думал Том. Разве сам Плиссон не пытался уйти от налогов? Элоиза однажды упомянула мимоходом (не то чтобы ее это сильно занимало), что у отца есть анонимный банковский счет в Люксембурге. Такой же счет был и у Тома; деньги на него поступали из «Дерватт лимитед», фирмы, которая занималась продажей художественных принадлежностей. Раньше бывали еще отчисления от продаж и перепродаж картин и рисунков Дерватта — но этот источник, разумеется, прак­тически иссяк, после того как Бернард Тафтс, который создавал подделки под Дерватта почти пять лет, покончил с собой.

Так или иначе, кто из нас без греха?

А может, Жак Плиссон не доверял ему, потому что почти ничего о нем не знал? Однако надо отдать ему должное: он никогда (как, впрочем, и мать Элоизы Арлен) даже не намекал дочери, что пора бы обзавестись ребенком, чтобы они смогли понянчить внучат. Конечно, Том обсуждал с Элоизой этот деликатный вопрос. Она не хотела иметь детей. Не то чтобы бы­ла категорически против, просто не испытывала такого желания. Шли годы. Том не настаивал. Родителей, которые бы зашлись в восторге при получении благословенного известия, у него не было. Они утонули в Бостонской гавани, штат Массачусетс, когда Том был еще ребенком, и его приютила тетка Дотти, старая карга, которая тоже жила в Бостоне. Как бы то ни было, Том чувствовал, что Элоиза с ним счастлива или, по крайней мере, удовлетворена, иначе она засыпала бы его жалобами, а то и вовсе бросила. Характера ей было не занимать. Да и старый лысый Жак наверняка сознавал, что дочь неплохо пристроена: в Вильперсе у нее хо­роший дом и супруги Рипли считаются весьма респектабельной парой. Так что примерно раз в год Плиссоны приезжали к ним на ужин. Визиты одной Арлен случались немного чаще и доставляли всем гораздо больше удовольствия.

Несколько дней Том почти не вспоминал о «странной парочке», разве что мимоходом, как вдруг в субботу, в девять тридцать утра, им доставили квадратный конверт, адрес на котором был написан незнакомым почерком. Почерк Тому сразу не понравился: вычурные заглавные буквы, кружок вместо точки над ­буквой «i». Почерк человека тщеславного и недалекого, подумал Том. Так как письмо было адресовано мадам и месье, он без колебаний вскрыл конверт, не дожидаясь, пока Элоиза примет ванну и спус­тится вниз.

«Дорогие мистер и миссис Рипли,

мы были бы очень рады, если бы вы согласились пропустить с нами по стаканчику в субботу (завтра). Не могли бы вы подъехать к шести? Я понимаю, что приглашение довольно внезапное, и, если день вам не подходит, мы могли бы выбрать другую дату.

Будем ждать вас обоих с нетерпением!

Дженис и Дэвид Притчард

На обратной стороне карта с маршрутом к нашему дому. Телефон: [phone]».

Том перевернул листок и взглянул на схематичный план главной улицы Вильперса и улицы, пересекающей ее под прямым углом, на ­которой были обозначены дом Притчардов, дом Грэ и небольшой пустующий дом между ними.

Так-так, подумал Том, вертя письмо в руках. Приглашение-то на сегодня. Его любопытство было достаточно возбуждено, чтобы принять его, — лучше знать возможных врагов в лицо, — но вот брать Элоизу с собой ему совсем не хотелось. Придется придумать для нее какую-нибудь отговорку. Надо ответить на приглашение, решил Том, но не в девять сорок утра. Он вскрыл остальную почту, всю, кроме кон­верта, адресованного Элоизе. Судя по почерку, письмо было от Ноэль Хасслер, близкой подру­ги Элоизы, живущей в Париже. Остальная корреспонденция касалась скучных финансовых материй: выписка из нью-йоркского отделения банка «Манни Ханни» [25], где Том держал текущий счет, да реклама приложения «Форчун 500» [26], владельцы которого почему-то сочли его до­статочно состоятельным, чтобы интересоваться журналом об акциях и инвестициях. Вообще-то, все эту возню с инвестициями Том оставлял своему налоговому бухгалтеру Пьеру Сольве, с которым он познакомился через Жака Плиссона. Иногда у Сольве рождались удачные идеи. Такого рода работа, если это можно так назвать, казалась ему тоскливой до зубовного скрежета, однако Элоизу она никогда не утомляла (возможно, способность делать деньги или, по крайней мере, интерес к ним был у нее в крови), и без консультации с ее отцом они с Томом шагу не делали.

Великана Анри сегодня ждали в одиннадцать, и, хотя ему ничего не стоило перепутать четверг с субботой, в две минуты двенадцатого он стоял перед Томом. Анри, как обычно, был в выцветшем синем комбинезоне со старомодными наплечными ремнями и в широкополой соломенной шляпе, которая знавала лучшие вре­мена. Кроме роста, в его облике была еще одна примечательная черта — каштановая с рыжеватым отливом борода. Судя по клочковатости, он время от времени укорачивал ее с помощью ножниц — самый простой способ не замора­чиваться с бритьем. При взгляде на Анри Том всегда вспоминал о Ван Гоге: тот бы не пропустил такого натурщика. И его портрет пастелью продавался бы сейчас не меньше чем за тридцать миллионов долларов, усмехнулся Том. А сам Ван Гог не получил бы за него ни гроша.

Встряхнувшись, Том принялся объяснять Анри, как ухаживать за садом во время их отсутствия. Во-первых, компост. Было бы неплохо ворошить его время от времени. Том завел специальную проволочную корзину для ком­поста, высотой почти до груди и чуть меньше метра в диаметре, с крышкой, которая откры­валась, если вытащить из нее металлический штырек.

Пока он шел следом за Анри к оранжерее, рассказывая ему о новом распылителе для роз, тот молчал (не поймешь, слушает он тебя или нет, раздраженно подумал Том), а потом схватил вилы и набросился на компост. Сильный, мускулистый парень так ловко орудовал вилами, что Том не стал его останавливать: Анри не нужно было учить обращаться с компостом, он знал, что это такое.

— Oui [27], месье, — бормотал Анри себе под нос в такт работе.

— Посмотрим розы... Сейчас на них ни пятнышка, значит с опрыскиванием можно подождать. Теперь лавровые кусты — можно слегка пройтись по ним секатором, чтобы поправить­ форму.

В отличие от Тома, рослому Анри не нужна была стремянка, чтобы подравнять верхушки, ему достаточно было протянуть руку, к тому же Том не любил, когда кусты были подстрижены ровно, как по линейке, предпочитая, чтобы веточки свободно тянулись к солнцу и лавровые заросли не превращались в скучную живую изгородь.

Он с завистью наблюдал, как Анри левой рукой наклоняет корзину, а правой, с помощью вил, ловко поддевает пласт превосходного темного компоста.

— Отлично! Tres bien! [28]

Когда Том сам пытался наклонить эту емкость,­ казалось, что она пустила корни.

— C’est vraiment bon [29], — подтвердил Анри.

— В оранжерее осталось немного рассады и несколько кустов герани. Они нуждаются в по­ливе, — продолжал Том.

Топая по дощатому полу теплицы, Анри усерд­но кивал на каждое слово. Где хранятся ключи от оранжереи, он знал: у стены под круглым камнем. Ее вообще запирали только тогда, когда хозяев не было дома.

Даже потертые коричневые броги Анри выглядели так, словно их сделали во времена Ван Гога: они доходили до щиколоток, а подошва была почти в дюйм толщиной. Том подозревал, что ботинки перешли Анри по наследству. Он весь был ходячим анахронизмом.

— Мы уезжаем как минимум на две недели, — сообщил Том. — Но в доме останется мадам Аннет.

Оставив еще несколько ценных указаний, Том счел инструктаж завершенным. Решив, что несколько лишних монет еще никому не вредили, он вытащил из заднего кармана бумажник и вру­чил Анри две сотенные купюры.

— Вот тебе задаток, Анри. И присматривай тут за всем, — добавил он.

Пора было возвращаться в дом, но Анри, казалось, не собирался уходить. Такой уж он был по своей натуре — неторопливый. Он побродил вдоль изгороди, то поднимая с земли сухую ветку, то отбрасывая в сторону камень, пока наконец не направился к выходу, так и не проронив ни слова.

— Au revoir [30], Анри! — крикнул Том и пошел к дому.

Когда он обернулся, то увидел, что Анри вооружился вилами, собираясь, по всей вероятности, нанести компосту заключительный удар.

Том поднялся наверх, вымыл руки в своей ванной комнате и развалился в любимом кресле с парой брошюр о Марокко. На десятке фотографий изображались различные прелести курортного отдыха. Голубой мозаичный интерьер мечети, пять пушек, выстроившихся в ряд на краю утеса, пестрый вещевой рынок с развешенными полосатыми покрывалами, белокурая­ туристка в узеньком бикини, раскладывающая ярко-розовое одеяло на золотом песке. Карта Танжера на обратной стороне обложки была до­вольно схематичной, но очень понятной: город был раскрашен в синий или темно-синий цвет, пляж — в желтый, порт обозначен парой кривых линий, уходящих в Средиземное море и про­лив. Том поискал улицу Свободы, на которой находился отель «Эль-Минза». Оказалось, что он расположился в двух шагах от «Гранд Сокко» — большого рынка.

Зазвонил телефон. Один из телефонных аппаратов Том держал возле своей кровати.

— Я возьму трубку! — крикнул он Элоизе, которая внизу разучивала на клавесине Шуберта. — Алло!

— Привет, Том! Это Ривз. — Голос Ривза Мино звучал на удивление четко.

— Ты в Гамбурге?

— Естественно. Думаю... Ну, Элоиза наверняка передала, что я звонил.

— Передала. Все в порядке?

— Разумеется, — бодро подтвердил Ривз. — Просто хотел послать тебе кое-что, небольшую вещицу, размером с кассету. Фактически...

...Это и есть кассета, подумал Том.

— Эта вещь невзрывоопасна, — продолжал Ривз. — Если бы ты мог подержать ее у себя дней пять, а потом отправить по адресу, листок с которым будет вложен в конверт вместе с ней...

Ощутив легкий укол раздражения, Том на мгновение замялся, хотя и понимал, что отказать не получится, слишком многим он был Ривзу обязан. Когда Том попал в нешуточные неприятности, Ривз здорово помог ему — достал фальшивый паспорт, предоставил убежище в своей огромной квартире. Он тогда ни о чем не расспрашивал и даже не заикнулся об оплате.

— Без сомнения, я бы сделал это, дружище. Но дело в том, что через несколько дней мы с Элоизой летим в Танжер, а оттуда собираемся путешествовать по Марокко.

— Танжер? Прекрасно! Время терпит, если можно так выразиться. Скорее всего, вещица прибудет к тебе уже завтра. Я высылаю ее немедленно. А ты перешлешь ее дальше дней через пять дней из любого места, где будешь в тот момент находиться.

Они все еще будут в Танжере, прикинул Том.

— О’кей, Ривз. В принципе, — Том бессо­знательно понизил голос, словно опасаясь, что его могут подслушать, хотя Элоиза все еще сидела за клавесином, — это будет как раз Танжер. Ты доверяешь тамошней почте? Меня предупреждали, что они там копаются, как чере­пахи.

Ривз издал отрывистый смешок, который был Тому хорошо знаком.

— В посылке не будет ничего похожего на «Сатанинские стихи» [31]. Пожалуйста, Том.

— Хорошо-хорошо. А что в ней, кстати?

— Не скажу. Во всяком случае, не сейчас. Весит она не больше унции.

Через несколько секунд они закончили разговор. Интересно, подумал Том, сколько посредников сменит эта посылка, прежде чем дойдет до адресата. Ривз всегда придерживался правила «тише едешь — дальше будешь». Возможно, автором теории «больше посредников — безопасней груз» являлся он сам. Грубо говоря, Ривз был барыгой, но вкладывал в это занятие душу. Что вообще значит — быть барыгой? Для Ривза это стало своего рода игрой, полной такого же очарования, как для детей — игра в прятки. Надо признать, до сих пор Ривзу Мино удавалось выигрывать. Он работал один, — по крайней мере, в его квартире в Альтоне Том никогда никого не встречал. Он выжил, когда его квартиру взорвали, как выжил и после той загадочной истории, от которой у него осталась пятидюймовая отметина на щеке.

Том заставил себя сосредоточиться на предстоящей поездке. Итак, следующая остановка в путешествии — Касабланка. На его кровати лежало около десятка рекламных буклетов. Однако мысли снова перескочили на разговор с Ривзом. Значит, экспресс-почта. Том был уверен, что расписываться за доставку ему не придется: Ривз предпочитал не указывать адресата, и получить бандероль мог любой в доме.