Талантливый мистер Рипли E-Book

Патриция Хайсмит

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Krimi
• Serie: Звезды мирового детектива
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2016

Seitenzahl: 421

Beschreibung

Том Рипли, молодой человек без определенных занятий, встречает богатого предпринимателя Герберта Гринлифа, который нанимает его для деликатного дела: нужно вернуть его сына Дикки из Италии, где тот пребывает уже достаточно долго, плененный средиземноморским климатом и прелестями своей спутницы. Не без некоторых колебаний Том соглашается. Однако это поручение неожиданно оказывается довольно сложным, потому что Тому тоже очень нравится в Италии. Более того, ему очень нравится тот образ жизни, который ведет Дикки. Все глубже внедряясь в мир Дикки, Том обнаруживает в себе вкус к богатой и изысканной жизни и понимает, что любой ценой должен стать Дикки Гринлифом... "Талантливый мистер Рипли" — первый роман из серии психологических детективов о Томе Рипли. В 1999 году он был блестяще экранизирован режиссером Энтони Мингеллой, в главных ролях — Мэтт Дэймон, Джуд Лоу, Гвинет Пэлтроу.

Leseprobe

Оглавление

Талантливый мистер Рипли

Выходные данные

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

Patricia Highsmith

THE TALENTED MR. RIPLEY

First published in 1955

Copyright © 1993 by Diogenes Verlag AG Zürich

All rights reserved

Перевод с английского Игоря Богданова

ХайсмитП.

Талантливый мистер Рипли: роман /Патриция Хай­смит; пер. с англ.И.Богданова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2016.

ISBN978-5-389-11465-4

16+

Том Рипли, молодой человек без определенных занятий, встречает богатого предпринимателя Герберта Гринлифа, который нанимает его для деликатного дела: нужно вернуть его сына Дикки из Италии, где тот пребывает уже достаточно долго, плененный средиземноморским климатом и прелестями своей спутницы. Не без некоторых колебаний Том соглашается. Однако это поручение неожиданно оказывается довольно сложным, потому что Тому тоже очень нравится в Италии. Более того, ему очень нравится тот образ жизни, который ведет Дикки. Все глубже внедряясь в мир Дикки, Том обнаруживает в себе вкус к богатой и изысканной жизни и понимает, что любой ценой должен стать Дикки Грин­лифом...

«Талантливый мистер Рипли» — первый роман из серии психологических детективов о Томе Рипли. В 1999 году он был блестяще экранизирован режиссером Энтони Мингеллой, в главных ролях — Мэтт Дэймон, Джуд Лоу, Гвинет Пэлт­роу.

© И. Богданов (наследники), перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016 Издательство АЗБУКА®

1

Том оглянулся и увидел мужчину, который вышел из заведения под названием «Зеленая клетка» и направился в его сторону. Том ускорил шаг. Не было никаких сомнений, что мужчина идет за ним. Том обратил на него внимание пять минут назад. Мужчина сидел за столиком и внимательно разглядывал­ его, будто был не совсем уверен, тот ли он человек, что ему нужен. Потом быстро выпил, расплатился и вышел — Том был убежден, что так оно и было.

На углу Том остановился, затем быстрым шагом перешел Пятую авеню. Он оказался перед входом в другое заведение — «У Рауля». Может, рискнуть — зайти и выпить еще? Бросить, так сказать, вызов судьбе. Или лучше рвануть в сторону Парк-авеню, где можно спрятаться на какой-нибудь темной лестнице?

Он зашел к «Раулю».

Направляясь к свободному месту у стойки бара, он автоматически огляделся — нет ли кого из знако­мых. За одним из столиков сидел крупный рыжеволосый мужчина с блондинкой; Том всякий раз забы­вал, как его зовут. Рыжий махнул ему рукой, и Том вяло его поприветствовал. Он уселся боком на табу­рет, свесив одну ногу, и с вызывающей небрежностью уставился на входную дверь.

— Джин с тоником, пожалуйста, — сказал он бармену.

Так, значит, вот кого за ним послали. Ни на полицейского, ни на частного сыщика этот человек непохож. Скорее, сотрудник какой-нибудь фирмы, отец­семейства, прилично одет, вид сытый, седеющие вис­ки, но в движениях какая-то неуверенность. Наверное, таким и поручают эти дела. Сначала заведет с тобой в баре разговор, а потом — бах! — одна рукана твоем плече, в другой — полицейский жетон. «ТомРипли, вы арестованы!» Том не спускал глаз с двери.­

Вот он вошел. Огляделся, увидел Тома и тотчас отвернулся. Снял соломенную шляпу, сел за стойкой бара, там, где она закругляется.

Черт возьми, что ему нужно? На извращенца он никак не похож, подумал Том. Он мучительно подыскивал это слово и наконец с радостью ухватился за него, будто оно могло чем-то помочь, — уж лучше, чтобы этот человек был извращенцем, чем полицейским. Извращенцу он мог бы просто сказать: «Нет, благодарю вас» — и с улыбкой удалиться. Том взял себя в руки и поудобнее устроился на табурете.

Том увидел, как мужчина дал бармену жестом понять, что ему ничего не нужно, и направился прямо в его сторону. Ну вот! Не двигаясь, Том смотрел на него. Больше десяти лет не дадут, подумал он. Может, и пятнадцать, но при хорошем поведении... В туминуту, когда мужчин заговорил, Том был на грани срыва.

— Простите, вы Том Рипли?

— Да.

— Меня зовут Герберт Гринлиф. Я отец Ричарда Гринлифа.

Выражение его лица удивило Тома ничуть неменьше, чем если бы мужчина наставил на него пис­толет. Лицо было приветливым, мужчина улыбался, и это внушало надежду.

— Вы, кажется, приятель Ричарда?

В голове у Тома начало что-то проясняться. Дикки Гринлиф. Высокий блондин. Том вспомнил этого парня, у которого всегда водились деньжата.

— Дикки Гринлиф, ну конечно!

— Чарльза и Марту Шривер вы тоже должны знать. Это они рассказали мне про вас, о том, что вы могли бы... Может, присядем за столик?

— Хорошо, — с готовностью отозвался Том и взял свой стакан.

Следом за мужчиной он направился к свободному столику в углу небольшого помещения. Приговор отменен, подумал он. Свободен! Никто и не думает его арестовывать. Тут что-то другое. Но что бы там ни было, речь не идет о краже, подделке документов или о чем-то подобном. Возможно, Ричардвлип в какую-то историю, и мистеру Гринлифу пона­добилась помощь или совет. Том знал, как разговаривать с такими людьми.

— Я не совсем был уверен, что вы и есть Том Рипли, — сказал мистер Гринлиф. — Кажется, я видел вас всего один раз. Вы ведь были вместе с Ричардом у нас дома?

— Вроде был.

— Да и Шриверы рассказали мне, как вы выглядите. Мы все искали вас, потому что Шриверы хотели, чтобы мы встретились у них дома. Кто-то сказал им, что время от времени вы бываете в «Зеленой­ клетке». Сегодня я впервые попробовал разыскать вас, и, можно сказать, мне повезло.

Он улыбнулся.

— На прошлой неделе я отослал вам письмо, но вы, кажется, его не получили.

— Нет.

Марк не отдает чужие письма, подумал Том. Вот мерзавец. Должно быть, и перевод от тетушки Дотти у него.

— Неделю назад я переехал, — прибавил он.

— Ясно. В том письме я сообщил далеко не все, что собирался. Только то, что хочу с вами встретить­ся и переговорить. Шриверы убеждены, что вы хорошо знали Ричарда.

— Да, я помню его.

— Но вы ему больше не пишете?

Похоже, он был разочарован.

— Нет. Я уже года два не видел Дикки.

— Он два года как в Европе. Шриверы очень высокого мнения о вас. Они думают, что вы могли бы как-то повлиять на Ричарда, если бы ему написали. Я хочу, чтобы он вернулся домой. У него тут важные дела, а он нас с матерью совершенно не слушается.

Том с удивлением посмотрел на собеседника.

— И что же говорили Шриверы?

— Они говорили — возможно, и преувеличивали немного, — что вы с Ричардом очень близкие друзья. Кажется, они уверены, что вы все это время ему писали. Видите ли, теперь я из друзей Ричарда мало кого знаю...

Он взглянул на стакан Тома с таким видом, будто хотел предложить ему еще выпить, но стакан был почти полон.

Том вспомнил, как они вместе с Дикки ходили к Шриверам на вечеринку. Возможно, Гринлифы знали Шриверов лучше, чем Том, он видел их раза три-четыре, не больше. В последний раз, припомнил­ Том, он помог Чарли Шриверу рассчитать подоходный налог. Чарли был директором телекомпании, и у него была куча проблем с внештатными бухгалтерами. Чарли решил, что Том гений, раз он смог указать доходы меньше тех, что рассчитал Чарли, притом все было чисто, по закону. Наверное, потому­ Чарли и рекомендовал его мистеру Гринлифу. Вспо­мнил тот вечер и, скорее всего, рассказал мистеру Гринлифу, какой Том умница, какая у него светлая голова, какой он щепетильно-честный и что он прос­то рвется оказывать услуги. Все это было не совсем так.

— Возможно, вы знаете кого-то из знакомых Ричарда, кто мог бы на него повлиять? — жалобным тоном спросил мистер Гринлиф.

Есть еще Бадди Ланкно, подумал Том, но зачем его сюда впутывать?

— Боюсь, что никого, — сказал Том, покачав головой. — А почему Ричард не хочет возвращаться домой?

— Говорит, там ему лучше. А его мать совсем больна... ладно, все это семейные проблемы. Прости­те, что пристаю к вам со всем этим. — Он нервно провел рукой по своим редким, гладко причесанным­ седым волосам. — Говорит, занимается живописью. Ничего плохого в этом не вижу, но у него нет таланта художника. А вот проектировать яхты он бы мог, если бы только относился к этому делу серьезно.

Подошедшему официанту он сказал:

— Виски с содовой. Вы как?

— Мне не нужно, спасибо.

Мистер Гринлиф смущенно смотрел на Тома.

— Вы — первый из друзей Ричарда, кто согласился хотя бы выслушать меня. Все другие считают,­ что я пытаюсь вмешиваться в его жизнь.

Том и без того уже сообразил, что так оно и было.­

— Очень хотел бы помочь вам, — вежливо сказал он.

Теперь он вспомнил, что деньги Дикки заработал в судостроительной компании, где строили небольшие яхты. Отец, конечно же, хотел, чтобы сын вернулся домой и взял в свои руки семейную фирму.­ Том улыбнулся, глядя на мистера Гринлифа, — так, без всякой задней мысли, — и допил свой стакан. Он уже собрался было встать и уйти, но огорчение, исходившее от его собеседника, было ощутимо почти физически.

— А где он живет в Европе? — спросил Том, хотя­ это было ему все равно.

— В Монджибелло, к югу от Неаполя. Говорит, там даже библиотеки нет. Плавает под парусом и рисует, больше ничего не делает. Купил дом. У Ричарда собственный доход — не бог весть какой, но в Италии жить можно. Каждому свое, но лично мне там бы не понравилось. — Мистер Гринлиф широко улыбнулся. — Может, выпьете чего-нибудь, мистер Рипли? — спросил он, когда официант принес ему виски с содовой.

Тому хотелось уйти, но ему было жаль оставить этого человека одного.

— Пожалуй, выпью, — сказал он и протянул официанту стакан.

— Чарли Шривер говорил мне, что вы имеете отношение к страховому бизнесу, — дружелюбно заговорил мистер Гринлиф.

— Было когда-то. Я... — Меньше всего ему хотелось говорить, что теперь он работает в налоговом ведомстве, по крайней мере не сейчас. — В настоящее время я служу в бухгалтерии рекламного агентства.

— Вот как?

С минуту оба молчали. Мистер Гринлиф выжидающе рассматривал его. О чем еще можно говорить? Том пожалел, что остался.

— А сколько, кстати, Дикки сейчас лет? — спросил он.

— Двадцать пять.

Как и мне, подумал Том. Хорошо ему, наверное, в Италии. Деньги, дом, яхта. Какой смысл возвращаться? Черты лица Дикки все отчетливее всплывали в его памяти: широкая улыбка, светлые вьющиеся волосы, беззаботное лицо. Дикки везло в жизни. Ему тоже двадцать пять, а чем он занимается? Живет от зарплаты до зарплаты, счета в банке нет. Старается избегать встреч с полицейскими. Когда-то у него было призвание к математике. Почему он так и не заработал на этом? Том почувствовал, как напряглись его мышцы, и он принялся нервно разминать пальцы. Как все это надоело, до чертиков! Лучше бы сидел один за стойкой бара.

Том сделал большой глоток.

— Я с удовольствием напишу Дикки, если вы дадите его адрес, — быстро проговорил он. — Наде­юсь, он меня не забыл. Помню, как-то мы провели с ним уик-энд на Лонг-Айленде. Насобирали мидий,­ и все ели их на завтрак. — Том улыбнулся. — Кого-то стошнило, да и вечеринка не удалась. Как раз то­гда Дикки сказал, что собирается в Европу. Кажется, вскоре он и уехал...

— Точно! — воскликнул мистер Гринлиф. — Это было как раз перед его отъездом. Да-да, Ричард что-то насчет мидий рассказывал. — Он громко рассмеялся.

— Я несколько раз был у вас, — подхватил Том. — Дикки показывал мне модели яхт, которые стояли в его комнате на столе.

— Это детские поделки! — заулыбался мистер Гринлиф. — А эскизы свои он не показывал? Или чертежи?

Нет, этого не было, но Том радостно согласился:

— Конечно показывал. Нарисованы пером, неко­торые просто класс!

Том никогда их не видел, но теперь он хорошо представлял то, о чем шла речь, — подробные черте­жи, где помечена каждая гайка, каждый болт. Он яс­но видел, как Дикки с улыбкой показывает ему чертежи. Том мог бы несколько минут, на радость мис­теру Гринлифу, описывать чертежи в подробностях, но сдержался.

— У него талант, — с довольным видом произнес мистер Гринлиф.

— Точно, — согласился Том.

Ему стало совсем тоскливо. Ему было знакомо это состояние. Иногда он чувствовал себя так на вечеринках, но чаще — когда обедал с тем, с кем обедать и не собирался, а обед все затягивался. Будь этоочень нужно, он и сейчас мог бы, наверное, с час распинаться о том о сем, но он знал, что потом что-то взорвется у него внутри и он сорвется из-за стола.­

— К сожалению, я не совсем сейчас свободен, а то бы с радостью поехал к Ричарду и попытался уговорить его. Может, что-нибудь и вышло бы, — сказал он лишь потому, что мистер Гринлиф ждал от него каких-то слов.

— Если вы и правда так думаете... но вы ведь не собирались в Европу?

— Нет.

— Ричард всегда прислушивался к мнению своих друзей. Если бы вы или кто-то другой из его знакомых могли взять отпуск, я бы организовал вам поездку. По-моему, в этом гораздо больше толку, чем если бы к нему поехал я. А вам никак не удастся взять отпуск со службы, а?

У Тома екнуло сердце. Он сделал вид, будто погрузился в раздумье. Тут что-то есть. Он интуитивно это чувствовал. Работы у него никакой нет. Да и из города нужно уезжать. Он сам собирался покинуть Нью-Йорк.

— Надо попробовать, — осторожно произнес он, при этом на лице его сохранялось задумчивое выражение, будто он размышлял о том, как обойти все препятствия.

— Если бы вы согласились поехать, я бы с радостью оплатил ваши расходы, об этом нечего и говорить. Вы и правда могли бы съездить? Скажем, осенью?

Была уже середина сентября. На мизинце мис­тера Гринлифа поблескивала золотая печатка с полу­стершимся гербом. Том не сводил с нее глаз.

— Пожалуй, мог бы. Был бы рад снова повидать­ся с Ричардом — тем более если вы считаете, что от меня будет какая-то польза.

— Я действительно так считаю! Он наверняка вас послушает. И к тому же вы не знакомы с ним очень близко... Если вы прямо выскажете ему, почему он должен вернуться домой, он будет знать, что вы не преследуете при этом никаких личных целей.

Мистер Гринлиф откинулся на стуле, с одобрени­ем глядя на Тома.

— Самое смешное, что Джим Бурк с женой — Джим мой партнер — был в прошлом году в круизе и побывал в Монджибелло. Ричард обещал вернуться домой к началу зимы. Прошлой зимы. Джим махнул на него рукой. Разве станет молодой человек двадцати пяти лет слушать шестидесятилетнего старика? Может, вам удастся сделать то, что не удалось нам.

— Надеюсь, так и будет, — скромно сказал Том.

— Выпьете еще? Как насчет хорошего коньяку?

2

Было уже за полночь, когда Том пошел домой. Мис­тер Гринлиф предложил подбросить его на такси, но Тому не хотелось, чтобы тот видел, что он живет в обшарпанном доме из бурого песчаника между Третьей и Второй улицами, а на нем вывешено объявление: «Сдаются комнаты». Последние две с поло­виной недели Том квартировал вместе с Бобом Деланси, молодым человеком, которого почти не знал, но Боб был единственным из его друзей и знакомых,­ кто вызвался найти Тому жилье, когда приютиться ему было негде. Том никогда не приглашал своихприятелей к Бобу и даже не говорил никому, где живет. Жить у Боба было хорошо главным образом потому, что там свободно можно было получать почтуна имя Джорджа Макалпина и никто об этом не знал.Но этот вонючий сортир в коридоре, который не закрывался, эта грязная комната, выглядевшая так, будто в ней жила тысяча разных людей, оставивших­ кучу мусора и не потрудившихся за собой прибрать,­эти готовые вот-вот рухнуть стопки журналов «Вог»и «Харперз базар», эти вазы из дымчатого стекла, полные каких-то спутанных веревочек, карандашей,­ окурков и огрызков! Боб занимался оформлением витрин универсамов, да и то от случая к случаю, а в последнее время его приглашали в антикварные магазины на Третьей авеню, и антиквары вместо денег расплачивались с ним вазами из дымчатого стек­ла. Тома поначалу шокировала вся эта мерзость, шо­кировала еще и потому, что он знал: многие его зна­комые так живут, но он знал еще и то, что сам здесь долго жить не будет. И тут появился мистер Грин­лиф. Раньше или позже всегда кто-нибудь появится. В этом заключалась философия Тома.

Прежде чем подняться на свой этаж, Том остановился и внимательно посмотрел в обе стороны. Пожилая женщина выгуливала собаку, от Третьей авеню, пошатываясь, брел старик. Том терпеть не мог, когда за ним кто-то шел, не важно кто. В последнее время его не покидало ощущение, будто кто-то его преследует. Он взбежал по ступенькам.

Теперь вся эта грязь особенно омерзительна, по­думал он, войдя в комнату. Получив паспорт, онотплывет в Европу — быть может, даже в каюте пер­вого класса. Нажмешь на кнопку — и официант принесет чего захочешь. Он будет переодеваться к ужину, небрежно заходить в ресторан и как джентльмен вести разговоры с соседями по столу. С сегодняшним­ вечером можно себя поздравить, подумал Том. Правильно он себя вел. Мистеру Гринлифу и в голову не пришло, что Том хитростью заполучил приглаше­ние в Европу. Как раз наоборот. Но мистера Гринлифа он не подведет. Сделает все возможное, чтобы ра­зобраться с Дикки. Мистер Гринлиф человек порядочный и не сомневается, что и все другие такие же. Том уже почти забыл, что такие люди есть на свете.

Он медленно снял пиджак и развязал галстук, словно со стороны наблюдая за движениями какого-то чужого человека. Удивительно, как у него распрямились плечи, да и взгляд как-то изменился. Томредко бывал доволен собой. Открыв забитый до отказа шкаф Боба, он с силой принялся раздвигать вешалки, чтобы освободить место для своего костюма.­ Потом отправился в ванную. Одна струя из проржа­вевшего душа ударила в занавеску, другая полилась такой замысловатой спиралью, что он с трудом сумел подставить под нее свое тело, но все же это было лучше, чем сидеть в грязной ванне.

Проснувшись на следующее утро, он не увидел Боба. Взглянув на его кровать, Том понял, что Бобвообще не приходил ночевать. Он вскочил с постели,­подошел к плитке с двумя горелками, на одну из нихпоставил кофе. Пожалуй, и хорошо, что Боба в это утро дома не было. Он вовсе не хотел рассказывать ему о своей поездке в Европу. Этот бездельник увидит только одно — поездка-то дармовая. И Эд Мартин, наверное, тоже, и Берт Виссер, да и все другие его приятели. Никому из них ничего не надо расска­зывать, никто не будет его провожать. Том принялся насвистывать. Вечером он приглашен на ужин к Гринлифам на Парк-авеню.

Спустя пятнадцать минут, приняв душ, побрившись и облачившись в костюм, повязав полосатый галстук, в котором, как ему казалось, он будет неплохо выглядеть на фотографии в паспорте, Том расхаживал взад-вперед по комнате с чашкой черного кофе в руке и поджидал утреннюю почту. После того как принесут почту, он пойдет в Рейдио-Сити изаймется оформлением паспорта. А что потом? Сходит на какую-нибудь выставку, чтобы было о чем поболтать вечером с Гринлифами? Ознакомитсяс деятельностью компании «Бурк — Гринлиф Уотер­крафт инкорпорейтед», чтобы дать мистеру Гринлифу понять, что он интересуется его работой?

За окном еле слышно стукнула крышка почтового ящика, и Том спустился вниз. Он подождал, пока почтальон спустится с крыльца и исчезнет из виду, после чего достал из ящика письмо на имяДжорджа Макалпина и вскрыл конверт. Из него выпал чек на сто девятнадцать долларов и пятьдесят четыре цента, который подлежал оплате сборщику налогов. Молодец миссис Эдит У. Суперо! Заплати­ла без хныканья, даже не позвонила. Добрый знак.Он снова поднялся наверх, разорвал конверт на час­ти и выбросил его в корзину для мусора.

Чек он положил в конверт, который лежал во внутреннем кармане его пиджака в шкафу. Он прикинул в уме, что общая сумма всех чеков составила одну тысячу восемьсот шестьдесят три доллара и четырнадцать центов. Жаль, что их не обналичить. Жаль, что не нашелся еще ни один идиот, который заплатил бы наличными. Жаль, что никто до сих пор не выписал чек на имя Джорджа Макалпина.Том где-то нашел удостоверение банковского курье­ра с просроченной датой, которую надо было бы исправить. Он, однако, боялся, что с этим удостоверением чек не обналичишь, даже если и приложить к нему поддельную доверенность на любую сумму. Поэтому вся эта затея была просто шуткой, не более. Своего рода развлечением. Денег он ни у кого некрал. «Прежде чем отправиться в Европу, все чеки уничтожу», — решил он.

В его списке было еще семь клиентов. Может,в оставшиеся до отъезда десять дней прощупать ещеодного? Накануне, возвращаясь домой после встречи с мистером Гринлифом, он думал о том, что успокоится только после того, как расплатятся миссисСуперо и Карлос де Севилья. Мистер де Севилья досих пор не заплатил — надо бы строго поговорить с ним по телефону, припугнуть его, подумал Том. С миссис Суперо вышло очень легко, так почему бы не расшевелить еще одного клиента?

Из своего чемодана в шкафу он достал почтовыйнабор розовато-лилового цвета. В папке лежала поч­товая бумага, под ней — бланки налогового ведомст­ва, где он несколько недель назад служил, а на дне —тщательно отобранный им список клиентов. Все онижили в Бронксе и Бруклине и меньше всего на свете хотели бы лично являться в нью-йоркскую конто­ру. Это были художники, писатели, люди свободных­ профессий, которые не платили подоходного налога, собираемого путем вычетов из зарплаты, а зарабатывали они от семи до двенадцати тысяч в год. По мысли Тома, такого рода люди не нанимают специа­листа для подсчета своих налогов, а денег они зарабатывают достаточно для того, чтобы можно было обвинить их в том, что они ошиблись на двести-триста долларов. В список входили Уильям Дж. Слэтте­рер, журналист; Филип Робилард, музыкант; Фрида Хен, художник-оформитель; Джозеф Дж. Дженнари, фотограф; Фредерик Реддингтон, художник; Фрэнсис Карнегис... Том решил остановиться на Ред­дингтоне. Тот рисовал комиксы и наверняка знать не знал, как обстоят его дела.

Том взял два бланка «Извещения об ошибке в рас­чете налогов», положил между ними копирку и быст­ро переписал из своего списка данные, приведенные­ ниже фамилии Реддингтон. Доход: 11 250 долларов.­ Освобождения от налогообложения: ...Удержания: 600 долларов. Кредиты: нет. Денежные переводы: нет. Процент (он задумался на минуту): 2,16 доллара. Баланс: 233,76 доллара. Потом достал из почтового набора лист бумаги с шапкой ведомства, где был указан адрес: Лексингтон-авеню. Том зачерк­нул адрес одной косой линией и напечатал ниже на машинке:

«Уважаемый сэр!

Ввиду большого наплыва корреспонденции, поступающей в наш офис на Лексингтон-авеню, просим Вас писать ответ по адресу:

Филиал налогового ведомства.

Для Джорджа Макалпина.

187 Е, 51-я улица. Нью-Йорк 22. Нью-Йорк.

Благодарю Вас.

Ральф Ф. Фишер, директор филиала».

Внизу Том поставил заковыристую неразборчивую подпись. Он спрятал остальные бланки на тот случай, если в комнату вдруг зайдет Боб, и снял труб­ку. Для начала он решил прощупать мистера Реддингтона. Узнав его телефон в справочной службе, он набрал номер. Мистер Реддингтон был дома. Том кратко объяснил суть дела и выразил удивление по поводу того, что мистер Реддингтон еще не получил­ уведомление из филиала.

— Оно было отправлено несколько дней назад, — сказал Том. — Завтра вы его точно получите. У нас тут дел по горло.

— Но я заплатил все налоги, — раздался встревоженный голос на другом конце провода. — Мне...

— Всякое бывает, особенно когда зарабатывают, не ходя на службу и не платя подоходный налог с зарплаты. Мы очень тщательно проверили ваши заработки, мистер Реддингтон. Ошибки быть не долж­но. И нам бы не хотелось применять удержание иму­щества до уплаты долга — того ли, на кого вы работаете, вашего ли агента или кого другого... — Тут он хихикнул. Дружеский смешок обычно творит чудеса. — Но мы вынуждены будем это сделать, если вы не заплатите долг в течение сорока восьми часов. Мне жаль, что вы еще не получили уведомление. Как я уже говорил, мы довольно...

— А могу я с кем-нибудь поговорить, если сам к вам приду? — раздраженно спросил мистер Реддингтон. — Это же большие деньги!

— Разумеется. — В подобных ситуациях Том обыч­но переходил на дружелюбный тон. Он заговорил как добродушный старик лет шестидесяти с гаком, который готов терпеливо выслушать мистера Реддингтона, если тот к нему явится, но и цента не уступит, что бы ни говорил мистер Реддингтон и что бы ни доказывал. Между прочим, Джордж Макалпин представляет налоговое ведомство Соединенных Штатов Америки. — Со мной и поговорите, с кем же еще, — с манерной медлительностью прого­ворил Том, — но ошибки быть никак не может, мис­тер Реддингтон. Я просто хотел сберечь ваше время. Заходите, если хотите, все бумаги на вас у меня.

Молчание. Про бумаги мистер Реддингтон спрашивать не собирался — наверное, потому, что не знал, с чего начать расспросы. На тот случай, если бы мистер Реддингтон решился спросить у него, в чем дело, Том мог бы порассказать ему о чистой прибыли в сравнении с нарастающим доходом, о дебетовом сальдо по сравнению со сметой, о процент­ном доходе по ставке в шесть процентов годовых, накапливающемся от даты налогового начисления до его оплаты по любому балансу, в котором отражен­налог на исходную выручку. И все это он мог бы внушать медленно, и остановить его было бы не легче, чем танк «шерман». До сих пор никто еще не на­стаивал на том, чтобы явиться в офис и выслушать лекцию на ту же тему. Мистер Реддингтон тоже пошел на попятную. Том догадался об этом по наступившему молчанию.

— Ладно, — сказал мистер Реддингтон голосом, в котором прозвучало отчаяние. — Ознакомлюсь завтра с вашим уведомлением, когда получу его.

— Хорошо, мистер Реддингтон, — сказал Том и повесил трубку.

С минуту он сидел и посмеивался про себя, стис­нув худые ладони между коленями. Потом вскочил, убрал пишущую машинку Боба, аккуратно причесал перед зеркалом свои светлые волосы и отправился в Рейдио-Сити.

3

— Привет, Том, дружище! — произнес мистер Грин­лиф голосом, предвещавшим несколько бокалов мар­тини, отличный ужин и ночлег на тот случай, если гость притомится настолько, что не сможет идти домой. — Эмили, это Том Рипли!

— Рада вас видеть! — тепло сказала Эмили.

— Добрый вечер, миссис Гринлиф.

Она почти оправдала его ожидания — довольно высокая, стройная блондинка, державшаяся весьма строго и вместе с тем такая же непосредственная и доброжелательная, как и мистер Гринлиф. Да, он раньше бывал здесь с Дикки.

— Мистер Рипли занимается страховым бизнесом, — объявил мистер Гринлиф, и Том подумал, чтохозяин либо уже выпил, либо очень нервничает. На­кануне вечером Том довольно подробно рассказал ему о рекламном агентстве, в котором служит.

— Работа не очень-то интересная, — скромно сказал он миссис Гринлиф.

В комнату вошла служанка с подносом мартини и закусками.

— Мистер Рипли уже бывал здесь, — сказал мис­тер Гринлиф. — Он заходил сюда с Ричардом.

— Вот как? Мне кажется, мы раньше не встречались, — улыбнулась она. — Вы из Нью-Йорка?

— Нет, из Бостона, — ответил Том. Это была правда.

Спустя полчаса — как раз вовремя, отметил про себя Том, потому что Гринлифы все подливали и подливали ему мартини, — они перешли из гостиной в столовую, где был накрыт стол на троих со свечами, громадными темно-синими салфетками и заливным из целой курицы. Но сначала подали celeriremoulade1. Тому это блюдо очень понравилось. Он так и сказал.

— И Ричарду оно нравится! — сказала миссис Гринлиф. — Ему всегда нравилось, как его готовит наша кухарка. Жаль, вы не сможете отвезти ему не­много.

— Может, в носки положить? — улыбнувшись, сказал Том, и миссис Гринлиф рассмеялась.

Она уже успела попросить его передать Ричарду черные шерстяные носки от «Братьев Брукс» — Ричард носил только такие.

Беседа была скучная, но ужин роскошный. Отвечая на вопрос миссис Гринлиф, Том рассказал ей, что служит в рекламной фирме, которая называется «Ротенберг, Флеминг и Бартер». Когда речь снова зашла об этой фирме, он умышленно назвал ее «Реддингтон, Флеминг и Паркер». Миссис Гринлиф, кажется, не заметила разницы. Оказавшись после обеда наедине с мистером Гринлифом в гостиной, Том еще раз повторил это название.

— Вы учились в школе в Бостоне? — спросил мистер Гринлиф.

— Нет, сэр. Какое-то время я учился в Принстоне, потом перебрался к другой тетушке в Денвер и посещал там колледж.

Том помолчал, ожидая, что мистер Гринлиф спросит его что-нибудь насчет Принстона, но тот не спросил. Том мог бы поговорить о методике препода­вания истории, об университетских ограничениях, о том, какая обстановка царит на танцах во время уик-эндов, о политических симпатиях студенчества,­ о чем угодно. Прошлым летом Том дружил со студентом предпоследнего курса из Принстона, а тот только о Принстоне и говорил. Тому ничего не оставалось, как выкачивать из него все новые и новые сведения. Он словно предвидел, что когда-нибудь ему все это пригодится. Том рассказал Гринлифам, что воспитывался у тетушки Дотти в Бостоне. Ко­гда ему исполнилось шестнадцать, она отвезла его в Денвер, где он и закончил школу, а у тетушки Би в Денвере снимал комнату молодой человек, студент­ университета штата Колорадо, которого звали Дон Мизелл. Тому казалось, что он и про этот университет все знает.

— Специализировались в чем-то конкретно? — спросил мистер Гринлиф.

— Разрывался между бухгалтерией и сочинениями по литературе, — с улыбкой ответил Том, зная, что ответ такой скучный, что вряд ли кому-то придет в голову продолжать эту тему.

Миссис Гринлиф принесла альбом, Том подсел к ней на диван и стал рассматривать фотографии. Вот Ричард сделал первый шаг, вот он на отвра­тительной цветной фотографии во всю страницу в одежде и позе «Голубого мальчика»2, с длинными светлыми кудряшками. Тому фотографии были неинтересны, пока Ричарду не исполнилось лет шестнадцать и он не стал длинноногим стройным юношей с почти прямыми волосами. На взгляд Тома, между шестнадцатью годами и двадцатью тремя иличетырьмя, когда были сделаны последние фотографии, Ричард почти не изменился. Том с удивлением отметил, что и его светлая, простодушная улыбка осталась прежней. На фотографиях Ричард невыглядел слишком умным, или же ему казалось, чтолучше всего он выглядит, когда у него рот до ушей, что опять же не говорило о большом уме.

— А эти я еще не успела приклеить, — сказала миссис Гринлиф, протягивая ему пачку фотографий. — Сняты в Европе.

Эти фотографии были поинтереснее: Дикки в Па­риже, в помещении, похожем на кафе, Дикки на пляже. На некоторых снимках он хмурился.

— А это, кстати, Монджибелло, — сказала миссис Гринлиф, показывая фотографию, где Дикки тащил по песку лодку с веслами. На заднем плане возвышались скалистые горы, вдоль берега выстроились белые домики. — А девушка — единственная там американка.

— Мардж Шервуд, — сказал мистер Гринлиф. Онрасположился напротив, но, вытянув шею, внимательно следил за показом фотографий.

Девушка в купальнике сидела на пляже, обхватив­руками колени. Цветущий вид, невинный взгляд,короткие светлые волосы взъерошены — просто милашка. В пачке была удачная фотография Ричарда,сидевшего на парапете террасы. Он улыбался, но этобыла уже не та улыбка. На европейских снимках Ричард выглядел более уверенным.

Том заметил, что миссис Гринлиф не поднимаетглаз от ковра, лежавшего перед ней на полу. Он вспо­мнил, как за столом она сказала: «Лучше бы я не слышала про эту Европу!» — а мистер Гринлиф при этом встревоженно на нее взглянул, после чего онаулыбнулась ему, будто такие сцены уже происходили­ раньше. Том увидел в ее глазах слезы. Мистер Грин­лиф поднялся и подошел к ней.

— Миссис Гринлиф, — ласково произнес Том, — хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что смогу, чтобы Дикки вернулся домой.

— Помоги вам Господь, Том. — Она сжала его руку.

— А тебе не пора спать, Эмили? — спросил мис­тер Гринлиф, склонившись над ней.

Миссис Гринлиф поднялась, то же самое сделал и Том.

— Надеюсь, до отъезда вы нас еще навестите, Том, — сказала она. — После того как Ричард уехал, у нас редко бывают молодые люди. А мне их так не хватает.

— С удовольствием приду, — отвечал Том.

Мистер Гринлиф вышел вместе с ней из комнаты. Том остался стоять, опустив руки по швам и подняв подбородок. Он увидел себя в большом зеркале на стене: все тот же самоуверенный молодой человек, — и быстро отвернулся. Он все правильно дела­ет и ведет себя правильно. И все же что-то не давало­ ему покоя. Когда он только что сказал миссис Грин­лиф: «Я сделаю все, что смогу»... да, он от души это сказал. И обманывать никого не собирался.

Он почувствовал, что покрывается потом, и постарался расслабиться. Что его так беспокоит? Он ведь отлично себя чувствовал весь вечер! Когда он рассказывал о тетушке Дотти...

Том посмотрел на дверь, но дверь не открывалась.­ Впервые за вечер он почувствовал себя не в своей тарелке. Ему стало не по себе, будто он солгал, а ведь на самом деле только это и было правдой из всего, что он сказал: «Мои родители умерли, когда я был совсем маленьким. Меня воспитала тетушка в Бос­тоне».

В комнату вошел мистер Гринлиф. Казалось, он был взволнован. Том сощурился, внезапно почув­ствовав, что боится его. У него появилось желание первым перейти в нападение, прежде чем нападут на него.

— А не отведать ли нам коньяку? — спросил мис­тер Гринлиф, открывая шкафчик возле камина.

«Как в кино», — подумал Том. Через минуту мис­тер Гринлиф или кто-то другой воскликнет: «Отлич­но, снято!» — и он снова очутится «У Рауля» с джином и тоником. Нет, в «Зеленой клетке».

— Думаете, хватит? — спросил мистер Грин­лиф. — Как душе угодно.

Том едва заметно кивнул. Мистер Гринлиф с минуту раздумывал, потом налил обоим коньяку.

Тома охватил холодный страх. Он вспомнил о происшествии, приключившемся в аптеке на про­шлой неделе. Хотя все уже давно кончилось и он, в общем-то, ничуть не боится, по крайней мере сейчас... На Второй авеню есть аптека; номер ее телефо­на он давал людям, которые во что бы то ни сталохотели ему перезвонить по поводу своих подоходных­налогов. Он говорил, что это телефон филиала и застать его там можно с половины четвертого до четы­рех по средам и пятницам. В это время Том держался­поближе к телефонной будке, установленной в аптеке, и ждал, когда раздастся звонок. Когда он крутился вокруг будки во второй раз, кто-то из продавцов подозрительно посмотрел на него. Том сказал, что ждет звонка от подружки. В прошлую пятницу он снял трубку, и мужской голос произнес: «По-моему, тебе должно быть ясно, что к чему. Мы знаем, где ты живешь, и если ты очень хочешь, чтобы мы к тебе пришли... У тебя есть что-то для нас, но и мы для тебя кое-что припасли». Голос настойчивый и вместе с тем неуловимый. Том подумал даже, что это шутка, и не нашелся, что ответить. Потом прозвучало: «Слушай-ка, да мы прямо сейчас к тебе явимся. Домой».

Том вышел из будки: ноги казались ватными. Продавец смотрел на него, широко раскрыв глаза; в них застыл ужас. Ситуация тотчас разъяснилась: в аптеке приторговывали наркотиками и продавец решил, что Том — полицейский и пришел изыматьу него товар. Том, нервно посмеиваясь, вышел из ап­теки и побрел пошатываясь, потому что ноги от страха его не слушались.

— Думаете о Европе? — услышал он голос мис­тера Гринлифа.

Том взял протянутый ему бокал.

— Да, — ответил он.

— Уверен, что поездка вам понравится. Дай бог, и на Ричарда вы повлияете. Кстати, Эмили вы пришлись по душе. Она мне сама только что это сказала,­я ее не спрашивал. — Мистер Гринлиф стиснул бокал двумя руками. — У моей жены лейкемия, Том.

— Это ведь очень серьезно?

— Да. Вряд ли она проживет больше года.

— Мне очень жаль, — сказал Том.

Мистер Гринлиф достал из кармана лист бумаги.­

— Вот пароходное расписание. Быстрее всего добираться обычным маршрутом на Шербур, да так и интереснее. Оттуда доедете до Парижа поездом,согласованным с пароходным расписанием, а там пересядете на ночной поезд, который доставит вас через Альпы в Рим и Неаполь.

— Я так и сделаю.

Том ощутил легкое возбуждение.

— Из Неаполя доберетесь на автобусе до деревни, где живет Ричард. Я напишу ему про вас, но нескажу, что вы мой посланник, — улыбнувшись, прибавил он. — Сообщу только, что мы встречались. Ричард должен вас где-нибудь разместить, но если это почему-либо ему не удастся, там есть гостиницы. Надеюсь, вы с ним поладите. Что касается денег... — Мистер Гринлиф улыбнулся по-отцовски. — Я дам вам шестьсот долларов чеками, не считая расходов на дорогу. Вас это устроит? Шестьсот долларов вам хватит, чтобы прожить два месяца, а если вам понадобится еще, телеграфируйте мне, мой мальчик. По-моему, вы не из тех молодых людей, которые швыряют деньги на ветер.

— Этого вполне достаточно, сэр.

От коньяка мистер Гринлиф заметно ожил и повеселел, а Том все больше замыкался в себе и мрачнел. Ему хотелось быстрее покинуть эту квартиру, но еще больше — съездить в Европу и заслужитьодобрение мистера Гринлифа. Когда он сидел на диване, им овладела такая же тоска, как и тогда в баре; оттого что атмосферу бара он сменил на домашнюю­ обстановку, перемены в его настроении не произо­шло. Том несколько раз поднимался с бокалом в руке, подходил к камину и возвращался обратно. Глядя­на свое отражение в зеркале, он видел, что губы его плотно сжаты.

Мистер Гринлиф между тем рассказывал о том, как они с Ричардом ездили в Париж, когда Ричарду было десять лет. Ничего интересного Том не услышал. Если в ближайшие десять дней будут неприятности с полицией, думал он, мистер Гринлиф сможет приютить его. Он скажет, что пришлось срочно сдать квартиру или что-нибудь в этом роде, и спрячется здесь. Том чувствовал, что ему просто физически нехорошо.

— Мне, пожалуй, пора, мистер Гринлиф.

— Уже? Но я еще не показал вам... ну да ладно. В другой раз.

Тому, конечно же, надо было спросить: «Не показали чего?» — и набраться терпения, пока ему будут что-то там показывать, но он не смог задать этот вопрос.

— Разумеется, мне бы хотелось, чтобы вы побывали на верфи, — бодрым голосом проговорил мис­тер Гринлиф. — Когда бы вы могли выбраться? Только в обед, наверное? По-моему, вам нужно обязатель­но там побывать, чтобы рассказать Ричарду, какая у нас нынче верфь.

— Да... в обед я, пожалуй бы, смог.

— Позвоните мне в любой день, Том. У вас есть моя карточка с номером домашнего телефона. Если позвоните за полчаса, я пришлю за вами человека на машине. На ходу что-нибудь перекусим, а потом он отвезет вас назад.

— Я позвоню, — сказал Том.

Он боялся, что его стошнит, если он пробудет еще минуту в этом тускло освещенном помещении. Мистер Гринлиф беззаботно переключился на другую тему и спросил у Тома, читал ли он такую-то книгу Генри Джеймса.

— Мне жаль, сэр, но не читал, эту точно нет, — ответил Том.

— Ладно, это не важно, — улыбнулся мистер Гринлиф.

Они пожали друг другу руки — рукопожатие мистера Гринлифа было долгим и крепким, — и наконец все было кончено. Но и спускаясь в лифте, Том видел на своем отраженном в зеркале лице страдание и страх. Он в изнеможении забился в угол кабины, он знал только одно: как только лифт доберется до первого этажа, он выскочит на улицу и побежит не останавливаясь домой.

1Сельдерей под майонезом(фр.). —Здесь и далее примечания­ переводчика.

2 Подразумевается картина английского художника Томаса Гейнсборо «Голубой мальчик» (около 1770 года).

4

День проходил за днем, атмосфера в городе становилась все более странной. Казалось, что-то ушло из Нью-Йорка — то ли его реальность, то ли смысл — и город, будто специально для Тома, устраивал шоу, грандиозное шоу с автобусами, такси, торопливо шагающими по тротуарам прохожими, телевизионными представлениями во всех барах на Третьей авеню,­ светящимися среди бела дня рекламами кинофильмов и звуковыми эффектами, создаваемыми тысячами автомобильных гудков и бессмысленных голосов людей. Наверное, когда пароход отчалит от пирса в субботу, Нью-Йорк мигом рухнет, как декорации на сцене.

А может, он просто боится. Он ненавидел воду. До сих пор Том почти не путешествовал морем, ес­ли не считать того раза, когда плыл из Нью-Йорка в Новый Орлеан и обратно, но тогда он работал на судне, перевозящем бананы, и почти не выходил на палубу, так что и не успел толком почувствовать, что плыл по воде. На палубу он выходил всего несколько раз. Увидев воду, он испугался, потом его чуть не стошнило, и он старался больше не покидать­ трюм, где ему было лучше, хотя все считали иначе. Его родители утонули в Бостонской бухте, и Тому казалось, что здесь есть какая-то связь, потому что, сколько он себя помнил, он всегда боялся воды, а плавать так и не научился. Ему становилось не по себе при мысли о том, что не пройдет и недели, как под ним будет вода глубиною в несколько миль, и большую часть времени ему придется смотреть на нее, поскольку пассажиры на океанских лайнерах в основном проводят время на палубе. Том понимал,­ что когда тебя тошнит — это не очень-то культурно. Он никогда не страдал морской болезнью, но в последние дни несколько раз был близок к тому, что его чуть не стошнило при одной лишь мысли о плавании в Шербур.

Бобу Деланси он сказал, что через неделю переезжает, но не сказал куда. Да Бобу это и неинтерес­но. В доме на Пятьдесят первой улице они виделись нечасто. Том сходил к Марку Прайминджеру на Сорок пятой улице — ключи от дома у него еще были, — чтобы забрать кое-какие вещи, и отправился туда в такой час, когда Марка не должно было быть дома, а тут Марк явился со своим новым соседом, Джоулом, тощим некрасивым парнем, работав­шим в каком-то издательстве, и Марк выдал в своем­ стиле, чтобы покрасоваться перед Джоулом: «Ра­зумеется, делай что хочешь», а ведь не будь там Джоула, Марк набросился бы на него со словами, к которым даже португальские матросы не часто прибегают. Марк (при рождении — подумать только! — его назвали Марселлусом) был препротивным типом. У него водились деньжата, и его хобби было вызволять молодых людей из временных финансовых затруднений. Разыгрывая роль покровителя, он поз­волял им жить в своем двухэтажном доме с тремя спальнями и развлекался тем, что говорил им, что там можно делать, а чего нельзя, советовал, как жить, где работать, — да от таких советов просто тошнит. Том жил там три месяца, причем половину этого вре­мени Марк находился во Флориде, и он был предоставлен самому себе, но, вернувшись, Марк поднял­ жуткий скандал из-за того, что разбилось несколько стекляшек, — он снова вошел в роль покровителя, этакого строгого отца. Том разозлился и, решив постоять за себя, отвечал ему в том же тоне. После чего Марк вышвырнул его, взяв шестьдесят три доллара за разбитые стекляшки. Старый жмот! Быть бы ему старой девой, думал Том, и заправлять в женском лицее. Том горько жалел, что Марк Прайминджер вообще ему на глаза попался, и чем быстрее он забудет глупые свинячьи глазки Марка, его квад­ратный подбородок, безобразные руки с нанизанными на пальцы безвкусными кольцами (требуя от окружавших то того, то другого, он имел обыкновение размахивать руками), тем лучше.

Из всех своих приятелей он одной только Клио хотел рассказать о поездке в Европу. В четверг, накануне отплытия, Том к ней и отправился. Клио Добелл была стройной темноволосой девушкой, которой можно было дать от двадцати трех до тридцати лет, — Том так толком и не знал, сколько ей. Она жила с родителями на Грейси-сквер и немножко рисовала — ну очень немножко, покрывая рисунками кусочки слоновой кости размером с почтовую марку, так что рассматривать нарисованное приходилось с помощью увеличительного стекла. Клио и сама пользовалась увеличительным стеклом, когда рисовала. «Ты только подумай, как это удобно: все мои картины можно носить в коробке для сигар! Другим­ художникам, чтобы развесить свои холсты, сколько нужно стен!» — говорила Клио. У нее была комната с маленькой ванной и кухней в дальнем конце родительской квартиры, там было довольно темно, потому что окна выходили в небольшой двор, где рос заслонявший свет китайский ясень. У Клио в комнате были включены светильники, горевшие туск­ло: в какое время дня ни придешь, там царил полуночный мрак. На Клио всегда, кроме того вечера, ко­гда он с ней познакомился, были облегающие слак­сы разных цветов и веселенькие полосатые шелковые рубашки. Они понравились друг другу с первой­ встречи, и уже назавтра Клио пригласила его к себе домой на ужин. Клио то и дело приглашала его домой, и как-то само собой подразумевалось, что сам он не будет приглашать ее ни на ужин, ни в театр и не станет делать с ней ничего такого, что обыкновен­но ожидают от молодых людей. Приходя к ней на ужин или на коктейль, он не приносил ей ни цветов, ни книг, ни сладостей — этого от него и не ждали, — но иногда дарил ей какой-нибудь маленький подарок, потому что ей это очень нравилось. Клио была единственным человеком, которому он мог рас­сказать, что едет в Европу и почему туда едет. И он рассказал.

Клио пришла в восхищение. Том этого ожидал. На ее продолговатом бледном лице раздвинулись накрашенные губы, она хлопнула себя по затянутым в вельвет бедрам и воскликнула:

— Томми! Как это... как это замечательно! Как в пьесе Шекспира!

Том и сам так думал. Он ждал, что именно это кто-то ему и скажет.

Клио суетилась вокруг него весь вечер, спрашивая, все ли у него есть для поездки, взял ли он бумажные носовые платки, таблетки от простуды, шерстяные носки — ведь в Европе осенью начинаются дожди, — сделал ли прививки. Том ответил, что к путешествию готов.

— Только не приходи меня провожать, Клио. Не хочу, чтобы меня провожали.

— Конечно нет! — сказала Клио. Она прекрас­но его понимала. — Ах, Томми, это так здорово! Напишешь мне, как там у тебя с Дикки? Ты единственный из моих знакомых, который едет в Европу по делам.

Том рассказал ей о своем посещении верфи мис­тера Гринлифа на Лонг-Айленде. На мили тянулись­ столы с оборудованием, на которых изготавливали сверкающие металлические части, полировали и по­крывали лаком деревянные панели, в сухих доках находились лодочные каркасы всех размеров. Он поразил ее знанием терминов, заимствованных у мис­тера Гринлифа, — комингс, бархоут, кильсон, острая скула. Рассказал о том, как ужинал у мистера Грин­лифа во второй раз и как ему подарили наручные часы. Он показал Клио часы — не то чтобы безумно дорогие, но именно такие Том и сам бы себе купил: обыкновенный белый циферблат с тонкими черными римскими цифрами, в простом золотом футляре, с ремешком из крокодиловой кожи.

— А все потому, что несколько дней назад я обмолвился, что у меня нет часов, — сказал Том. — Он относится ко мне как к сыну.

Об этом он тоже мог сказать только Клио.

Клио вздохнула.

— Везет вам, мужчинам! С девушками такого никогда не случается. Мужчины такие свободные!

Том улыбнулся. Ему-то казалось, что все как раз наоборот.

— Не у тебя ли там отбивные подгорели?

Клио вскрикнула и выбежала из комнаты.

После ужина она показала ему пять-шесть своих последних работ — два романтических портрета молодого человека в белой рубашке с расстегнутым воротом, которого оба они знали, три воображаемых пейзажа, похожих на джунгли, хотя на самом деле это был вид из окна на китайский ясень. Том по­думал, что шерсть обезьянок выписана просто удивительно. У Клио было несколько кисточек всего с одним волоском, причем бывали волоски довольно грубые, а бывали тончайшие. Они выпили почти две бутылки медока3 из родительских запасов, и Тому так захотелось спать, что он готов был всю ночь провести на полу, — они часто лежали рядом на двух больших медвежьих шкурах перед камином. Помимо всего прочего, ему нравилось в Клио то, что она не позволяла приставать к ней, да он и не приставал. Без четверти двенадцать Том заставил себя подняться.

— Я тебя больше не увижу? — печально спросила она у дверей.

— Вернусь месяца через полтора, — ответил Том, хотя сам так вовсе не думал. Неожиданно он наклонился к ней и запечатлел крепкий братский поцелуй на ее щеке цвета слоновой кости. — Я буду скучать по тебе, Клио.

Она стиснула ему плечо; еще ни разу, сколько он помнил, она не прикасалась к нему.

— Я тоже, — сказала она.

На следующий день по поручению миссис Грин­лиф он отправился к «Братьям Брукс», чтобы купить дюжину черных шерстяных носков и халат. На­счет цвета халата миссис Гринлиф ничего не сказала,­ положившись на его вкус. Том выбрал фланелевый халат каштанового цвета с темно-синим поясом и лацканами. По мнению Тома, в наличии имелись халаты и получше, но ему показалось, что именно такой выбрал бы Ричард и что Ричард будет им доволен. Он попросил выписать Гринлифам счет за носки и халат. Тому очень понравилась льняная спортивная рубашка с деревянными пуговицами; ее тожеможно было вписать в счет Гринлифов, но он не стал этого делать, а купил за свои деньги.

3 Сорт красного вина.

5

Утром, в день отплытия — он с таким нетерпениемждал этого утра! — случилось нечто кошмарное. Томшел вслед за стюардом к своей каюте, поздравляя себя с тем, что был прав, проявив твердость и высказав Бобу нежелание видеть его среди провожающих, но не успел войти в каюту, как его оглушил грохот голосов:

— А где же шампанское, Том? Мы ждем шампанское!

— Ну и вонючая же у тебя каюта! Тебе придется попросить что-нибудь поприличнее.

Они все оказались тут, все самые мерзкие при­ятели Боба, — лежали на койке Тома, на полу — всюду. Боб разузнал, что он уплывает, но Том и представить себе не мог, что тот способен на такое. Тому стоило больших усилий не произнести ледяным тоном: «Шампанского не будет». Он сделал вид, чторад всех видеть, попытался улыбнуться и, однако же,едва не расплакался, как ребенок. Он смерил Боба долгим уничтожающим взглядом, но тому было всеравно — он уже успел что-то принять. «Я терпеливый­человек, — думал в свое оправдание Том, — но когда неожиданно устраивают вот такой базар, это просто ужасно». Он уже радовался, что все эти подонки,мерзавцы, разгильдяи остались где-то далеко позади,­по ту сторону сходни, а они гадят тут в каюте, в кото­рой ему предстоит провести ближайшие пять дней!

Том подошел к Полу Хаббарду, единственному из присутствующих, которого он уважал, и уселся рядом с ним на встроенном диванчике.

— Привет, Пол, — тихо произнес он. — Сожалею,­ что так вышло.

— Да ладно тебе, — усмехнулся Пол. — Сколько времени тебя не будет? Да что с тобой, Том? Тебя тошнит?

Это было ужасно. Шумное веселье продолжалось, смех не унимался, девушки проверяли, как застелена койка, заглядывали в гальюн. Слава богу, что Гринлифы не пришли его провожать! Мистеру Гринлифу пришлось отправиться по делам в Новый­ Орлеан, а миссис Гринлиф, когда Том позвонил ей утром, чтобы попрощаться, сказала, что не очень хорошо себя чувствует и проводить его не сможет.

Наконец то ли Боб, то ли кто-то другой достал бутылку виски. В ванной нашли два стакана и принялись по очереди из них пить, а потом стюард принес на подносе еще несколько стаканов. Том пить отказался. Он так сильно вспотел, что снял пиджак, чтобы его не испортить. Боб подошел к нему и заставил взять стакан. Том видел, что Боб не шутит, и знал почему — потому что он целый месяц пользовался гостеприимством Боба и мог бы изобразить на лице что-нибудь более подобающее, нежели каменное выражение. Даже если все они его ненавидят, то что, собственно, он от этого потерял?

— Можно, я здесь останусь, Томми? — спросила одна из девушек, решительно настраиваясь на то, чтобы отправиться вместе с ним. Она втиснулась в шкафчик размером с чулан, в которых обычно хранят швабры.

— Хотел бы я видеть, как Тома застукают в каюте с девчонкой! — рассмеялся Эд Мартин.

Том с ненавистью посмотрел на него.

— Пойдем подышим свежим воздухом, — пробормотал он Полу.

Все так шумели, никто и внимания не обратил на то, что они уходят. Они вышли на корму и облокотились о перила. Небо было покрыто облаками. Город, лежавший справа, казался растворившимсяв дымке — будто смотришь на него издалека, из океанских просторов, а взглянуть на него из каюты он еще не успел, потому что ее занимали эти мерзавцы.­