Падая, словно звёзды E-Book

Эмма Скотт

• Herausgeber: Freedom
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 404

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Долгожданная новинка от знаменитой писательницы любовной прозы Эммы Скотт! Голливудская любовь и драма двух истерзанных сердец. Роуэн преследуют воспоминания о трагедии прошлого, а чувство вины строит стены в ее душе, никого не впуская в сердце. Но искренность Закари и его стремление открыться девушке разрушают их. Связь крепнет, но оба должны вскрыть собственные раны, чтобы исцелиться. Удастся ли Закари и Роуэн противостоять своему прошлому и построить совместное будущее или жестокий мир Голливуда окажется сильнее их любви? Певучий слог, глубокие эмоции, личные драмы и горести, путь к счастью и исполнению мечты — все это делает романы Эммы такими незабываемыми!

Leseprobe

Эмма Скотт Падая, словно звёзды

Falling Like Stars

Copyright © 2024 by Emma Scott

© Гладыщева Е., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Плейлист

Wake Me Up When September Ends – Green Day (вступление)

loml – Taylor Swift

Break My Heart Again – FINNEAS

Like Real People Do – Hozier

gold rush – Taylor Swift

Maybe This Time, из мюзикла Кабаре

Hotel California – Eagles

Houdini – Dua Lipa

I Miss You, I'm Sorry – Gracie Abrams

Hollywood – Lewis Capaldi

To Love – Suki Waterhouse (заключительная часть)

Предупреждение

В этом романе затронуты темы вины, саморазрушительного поведения, предполагаемого сексуального насилия (за пределами текста), смертельного исхода за рулем в нетрезвом виде и некоторых видов насилия, которые могут вызвать недовольство чувствительных читателей.

Для тех, кто хотел бы получить более подробное описание содержания, пожалуйста, напишите на адрес электронной почты: [email protected]

Посвящается Терри, с любовью

Пролог

Роуэн

НИКТО НЕ ВЕРИТ, что их жизнь может измениться настолько быстро, в одно мгновение разлететься на миллион осколков… пока этого не происходит. Вот твоя жизнь идет своим чередом, а потом так внезапно делится на «до» и «после», что ты не понимаешь, как все настолько быстро поменялось. Думаю, это можно назвать душевным потрясением.

Смерть моего отца ощущалась так же. Будто взрыв, после которого вся наша с мамой жизнь взлетела на воздух. Только что папа был здесь, а в следующую минуту его уже нет. Технически моя мать все еще жива, но она не пережила эту катастрофу. Ну, не совсем. Она по-прежнему «здесь», но в большей степени «там». Нежить. Что касается меня, то я взлетела над осколками и теперь парю в воздухе, словно астронавт, которого отвязали от корабля-носителя. Я могла бы парить так вечно.

До и после. Здесь и там.

Однажды, надеюсь, я ступлю на твердую почву. И, когда это произойдет, уверена, Джош будет рядом и подхватит меня.

* * *

– Ты замерзла, – говорит Джош.

– Все в порядке. А теперь смотри. – Я указываю на свой набросок. – У тебя будет красный жилет, видишь? И ботинки…

– Почему мы напоминаем зомби?

– Нежить.

– Какая разница?

– «Зомби» звучит грубо. Нежить более изящное слово.

Джош смеется.

– Ну, как скажешь.

До Хэллоуина остается неделя. Мы с Джошем будем в образах Мартовского Зайца и Алисы из «Алисы в Cтране чудес», но с изюминкой.

– Все уже сто раз видели «Алису в Cтране чудес», – говорю я. – Мне же хочется выделиться.

По коже пробегают мурашки. Джош бросает на меня понимающий взгляд, но я не обращаю на него внимания. Мои двоюродные братья из Мичигана считают, что в Лос-Анджелесе всегда тепло, но поздней осенью и зимой ночи здесь холодные, как сегодня. И шумные. Мы живем в Тарзане, и это как в той песне Тома Петти: «Через двор проходит автострада». Не совсем так, но довольно близко. Шоссе 101 проходит прямо тут, с его бесконечным потоком машин.

Но мы его уже почти не замечаем. Когда рядом со мной Джош, я вообще мало что замечаю. Ни шума, ни холода. Он полностью завладел моими мыслями. Мы сидим на качелях у меня на террасе, и наши тела соприкасаются.

Джош целует меня в висок.

– В этом деле ты гений. И ты дрожишь.

– Все в порядке.

– Я принесу тебе свою худи.

Он порывается встать, но я дергаю его за рукав клетчатой фланелевой рубашки и заставляю сесть обратно.

– Знаешь, есть и другие способы меня согреть.

– Например? – интересуется он, и его голубые глаза сверкают. Джош дразнится, потому что знает, как тяжело мне даются всякие сентиментальности.

Я не отрываю взгляда от своего наброска.

– Можно как-нибудь подвигаться.

– Ты хочешь, чтобы я обнял тебя, Роуэн Уолш?

Да, всегда.

Я пожимаю одним плечом, и Джош берет меня за подбородок, заставляя поднять взгляд. Ну конечно, он улыбается. У него самая лучшая улыбка на свете. Она отражается в прикованном ко мне взгляде. Джош обнимает меня за хрупкие плечи и нежно целует. Его поцелуи тоже самые лучшие, хотя мне и не с чем их сравнить. Я целовалась только с Джошем Беннеттом и буду целоваться только с Джошем Беннеттом. Может, мне и всего пятнадцать, но некоторые вещи просто знаешь, и все.

Поцелуй становится глубже, а дыхание частым и прерывистым, но Джош отстраняется.

– Не хочу, чтобы твоя мама видела, – говорит он, бросая взгляд на окно позади нас. Там темно. В моем доме всегда темно. Если там и появляется свет, то только когда я его включаю.

– Мама спит, – возражаю я, хотя еще только половина восьмого. Объятия Джоша становятся крепче, потому что он знает, в чем дело. Папа умер два года назад, и с тех пор мамы здесь все равно что нет.

– По крайней мере, она не готовит тебе одежду к школе, как моя, – говорит Джош.

– Это точно. – Я смеюсь.

Джош нежно улыбается, глядя на дом через дорогу, в котором тепло, светло и во всех окнах горит свет.

– Сейчас мама, вероятно, выдавливает на мою щетку зубную пасту.

Я пихаю его локтем в бок, благодарная за его общество и попытки помочь мне чувствовать себя лучше, несмотря на разницу наших ситуаций. Пытается выставить мамину заботу как своего рода досадную навязчивость, чтобы мне было не так тоскливо от необходимости все делать самой. Сделано самой и сделано мамой. Разница всего в одну букву. Я бы не возражала против второго варианта хотя бы иногда.

– У нас мало времени, так что придется пойти в «Гудвилл» и попытаться найти тебе что-нибудь похожее, – говорю я, раскрашивая штаны Мартовского Зайца. – А вот жилет я сошью.

– Ты собираешься шить его вручную? – Джош восхищенно качает головой. – Не то чтобы я сильно удивлен. Какая же ты крутая, черт побери.

Он целует меня в висок, и я улыбаюсь, глядя на свой набросок. Щеки розовеют от легкой гордости. Дизайн сложный, и на его завершение у меня уйдут недели, но я готова принять вызов. Некоторые люди, кажется, рождаются с определенными пристрастиями, такими как пение или игра на музыкальном инструменте, словно бог или кто бы то ни было с самого начала наделил их дополнительной порцией амбиций. Что касается меня, то швейная машинка – мое пианино, а блокнот для рисования – моя студия. Как цвет моих глаз или мое имя, мне всегда было присуще стремление создавать из груды ткани красивые вещи и заставлять их рассказывать свою историю. Джош постоянно твердит, что у меня дар, но я просто люблю этим заниматься.

И его. Его я тоже люблю. Мне следовало бы поблагодарить Джоша за комплимент или поцеловать в ответ, но рядом с ним у меня слабеют мышцы, а в мозгу происходит короткое замыкание. Он единственный, кто так на меня влияет. Остальной же мир должен держаться подальше, потому что он без всякого предупреждения забрал моего отца и превратил маму в лунатичку. Жизни нельзя доверять. Но Джош…

Я верю ему всем сердцем.

Мы всегда жили через дорогу друг от друга. Наши родители часто устраивали совместные барбекю и званые ужины. В глубоком детстве мы вместе играли. Плескались в пластиковых бассейнах у него дома и прыгали на батуте у меня. Когда нам было одиннадцать, он чмокнул меня в губы и сказал, что любит. Я уставилась на него в полнейшем шоке, потому что накануне вечером написала то же самое в своем дневнике: «Я люблю Джоша, и вовсе не как брата. Гораздо серьезнее. Я люблю Джоша всем сердцем», – но ничего ему не ответила. Одно дело написать такое, и совсем другое – сказать в лицо. Но Джош, казалось, не возражал. Он улыбнулся – ох уж эта улыбка! – и сказал: «Все в порядке. Я тебя знаю, Роуэн. И подожду, пока ты не будешь готова».

По-настоящему мы поцеловались в тринадцать, и тогда он снова сказал, что любит меня. Я крепко обняла его в ответ и чуть не произнесла это вслух, уткнувшись в теплую кожу его шеи, но мой отец недавно умер, и я была напугана. Вместо слов любви я разрыдалась.

Джош гладил меня по волосам.

– У нас есть время. Ты и я, мы вместе навсегда.

А я могла лишь крепче прижать его к себе, чувствуя безмерную любовь и огромную благодарность за то, что мне есть на кого опереться. Мой мир уничтожило землетрясение в виде сердечного приступа отца, и повторные толчки продолжались.

Сегодня же вечером мы сидим на качелях, и Джош дергает меня за прядь светлых волос.

– Мне показалось или ты сказала, что наши костюмы парные? Я и не знал, что между Алисой и Мартовским Зайцем что-то было.

– Не было. Не совсем. Но…

– Но Алиса втайне увлекается зоофилией? Хочет поскакать вместе с зайчиком? – Он делает вид, будто обдумывает такой вариант. – Не припоминаю, чтобы такое говорили на уроках литературы.

Я фыркаю от смеха, а щеки обжигает жаром, несмотря на холодный октябрьский ветер. Еще одна вещь, которую Джош готов ждать – когда я захочу попрыгать с ним. В постели. И бывают дни, когда это желание завладевает мной, но я хочу подождать, пока мне не исполнится хотя бы шестнадцать. Секс сопряжен с большой эмоциональной и физической ответственностью, а у меня нет рядом мамы, с которой я могла бы обсудить это или попросить помощи с выбором противозачаточных средств.

Но сейчас, когда Джош обнимает меня за плечи и каждую клеточку моего тела переполняет любовь, трудно не хотеть, чтобы у нас с ним все случилось прямо здесь, на качелях. Я уже готова покончить с периодом детства. Из-за маминой депрессии мне и так приходится дома быть взрослой, так что продолжать притворяться кажется глупым. Я собираюсь поступить в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе или в Институт моды, а потом буду работать в Голливуде, шить костюмы для фильмов. Джош станет инженером, потому что его блестящий ум полнится идеями, которые только и ждут воплощения в жизнь. Мы поженимся, у нас будут дети и хороший дом на тихой улице. Пока этого нет, но я уже вижу. Как мираж в пустыне, до которого очень далеко.

– Не хочу, чтобы мы были скучной, шаблонной парой, – говорю я.

– То есть ты не хочешь ничего нежного и романтичного, – поддразнивает Джош.

– В школе все собираются наряжаться в Эдварда и Беллу, – говорю я. – Нет ничего сложного надеть оксфорды и толстовки.

– К слову, о толстовках, на тебе ее нет, и ты по-прежнему дрожишь. Я пошел. Не спорь.

Он встает, и я не возражаю. Не потому, что замерзла, а потому, что он принесет свою толстовку с капюшоном от UCLA Bruins, и я буду спать в ней, наслаждаясь уютом и его запахом.

Высокий и сильный, Джош склоняется над качелями, упирается руками по обе стороны от меня и целует, нежно и сладко.

– Скоро вернусь.

Я улыбаюсь и смотрю ему вслед. Он ждет, пока мимо проедет машина, и забегает в свой дом. Внутри его родители собираются вместе смотреть телевизор. Кэрол напомнит Джошу, что завтра учебный день и нельзя задерживаться допоздна. Грэхем ласково напомнит ей, что Джош уже взрослый и сам способен о себе позаботиться. Они обменяются улыбками, потому что она знает, что он прав, а он знает, что она ничего не может с этим поделать. Она слишком сильно его любит.

«Ее можно понять», – думаю я и возвращаюсь к своему наброску.

Позади меня гудит автострада, впереди – наша улица. Четырьмя кварталами ниже из-за угла с визгом выезжает машина и направляется в нашу сторону, туда, где сейчас через дорогу открывается входная дверь. Джош выходит с синей толстовкой в руке и закрывает за собой дверь. Он замечает мой взгляд, с улыбкой машет рукой и бежит ко мне. В моем сознании оживает условие задачи с урока математики: две прямые в одно и то же время сходятся в одной точке.

Я встаю. Ноги подкашиваются, а в пересохшем горле застревает крик. Машина приближается быстро, слишком быстро, но шум двигателя сейчас всего лишь фон. Джош всегда смотрит на дорогу, но не в этот раз… потому что он смотрит на меня.

Одновременно происходят три вещи, но все они происходят слишком поздно. Я кричу, Джош замечает машину, а водитель наконец замечает его. Автомобиля не должно быть посреди улицы, там, где бежит Джош. Однако же он там.

Взвизгивают шины – и Джоша больше посреди улицы нет. Он растворяется в воздухе. Остается только машина с разбитым лобовым стеклом и один ботинок Джоша, лежащий в свете фар.

От удара у него слетели ботинки.

Меня словно большим стеклянным куполом накрывает шок. Воздух исчезает, и я ничего не слышу, даже Кэрол Беннет, которая вылетает из дома с открытым в крике ртом. Мы обе бежим к Джошу, теперь почти в половине квартала дальше.

Я добираюсь до него первой.

И едва не поскальзываюсь на залившей тротуар крови.

Я кладу его разбитую голову себе на колени и прижимаюсь губами к уху.

– Я люблю тебя, я люблю тебя, люблю, – шепчу снова и снова. Шепчу, пока не раздается вой сирен и меня не начинают оттаскивать от Джоша. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

Я никогда не говорила этих слов раньше, а теперь слишком поздно, и я знаю, даже сейчас, что уже никогда их не повторю.

Часть первая. Наши дни, 10 лет спустя

Голливуд – это место, где тебе заплатят тысячу долларов за поцелуй и пятьдесят центов за твою душу.

Мэрилин Монро

«Скандальная хроника». Выпуск от 12 февраля

Срочная новость: ЗАКАРИ БАТЛЕР И ЕВА ДИН! Расстались… Снова!

Дамы, смотрите в оба! Любимый актер Америки и интернет-бойфренд снова в игре. Близкие к звезде источники подтвердили, что Закари Батлер в очередной раз расстался со своей снова бывшей невестой и партнершей по «Дару божьему» Евой Дин. Для тех, кто в танке, «Дар божий» – это невероятно популярный телесериал о демоне (она) и ангеле (он, разумеется), которые явились на землю, чтобы сражаться за души людей, но влюбились друг в друга. Искусство имитирует жизнь (или наоборот?), потому что именно так и встретились наши голубки. Но и в раю случаются проблемы, так как за эти годы у пары было множество расставаний и примирений, но этот разрыв может оказаться последним. (Где-то мы это уже слышали???)

Однако те же источники сообщают, что Закари сосредоточен на своей карьере – известный своим трудоголизмом актер уже с головой погружается в работу над своей следующей ролью – и в декабре один пришел на премьеру «Безумной восьмерки», в которой весьма успешно сыграл привлекательного, остроумного гангстера Феликса Флеминга и вызвал шумиху в наградной сезон. Он украл наши сердца, а теперь собирается собственноручно украсть «Оскар» – от нас вы узнаете об этом первыми!

Тем временем г-жа Ева Дин публикует в своих социальных сетях загадочные сообщения, и на прошлой неделе ее заметили на прогулке в компании модного магната Лорэна Моро (Laurent Moreau). Некоторых это наводит на мысли, что она, возможно, уже двинулась дальше.

На момент написания этой статьи у мисс Дин не было текущих проектов в кино или на телевидении.

Пока неизвестно, помирится ли снова наша любимая голливудская парочка, но, похоже, на данный момент их пути разошлись. Все кончено или это лишь очередная помеха на их тернистом пути к счастливой жизни? Следите за новостями!

Глава 1

Закари

СЕДОНА, ТАОС, ЙОСЕМИТИ.

Я просматриваю наши фотографии в своем телефоне. Мы улыбаемся, смеемся. Всегда или Ева обнимает меня за плечи, или, наоборот, я ее. Как будто не можем прекратить прикасаться друг к другу, даже если попытаемся. Мы посещали эти места из-за их природной красоты. «Ева сама была воплощением природной красоты», – думаю я, просматривая ее фотографии, на которых ее светло-русые волосы беспорядочно выбиваются из-под шляпы. Широкая улыбка. Она была счастлива. Мы были счастливы.

Таити, Майорка, Ибица.

Теперь же деньги от «Дара божьего» бьют ключом, и Ева хочет посещать только модные места. Теперь ее волосы платиновые и идеально уложенные. Она хочет демонстрировать свое тело во все более откровенных бикини, а ее улыбки теперь в основном предназначены для папарацци. Они следуют за нами, как стая голубей, которых мне постоянно приходится отгонять – они разбегаются, но вскоре возвращаются снова.

Я продолжаю пальцем пролистывать альбом. В моем телефоне больше нет наших с Евой фотографий не на публике: премьеры фильмов, вечеринки, красные дорожки, на которых мы стоим рядом, но не касаемся друг друга. Когда нам приходится держаться за руки или обниматься, это происходит скованно и механически. Мы позируем. Ко времени окончания шестилетних съемок «Дара божьего» уже никто не улыбался.

Я потираю глаза и быстро возвращаюсь к началу. Мы с ней, в нашей крошечной квартирке в Канога-парке, ужасно бедные, зато смеемся. Кончиком пальца я касаюсь ее щеки на экране телефона.

Я собирался на тебе жениться.

«Голливудская мечта» – добиться успеха, и я полагаю, что мне это удалось. Моя команда менеджеров ошивается вокруг со знаками доллара и звездами в глазах, следя за моим продвижением по карьерной лестнице.

«Стратосфера, Зак, – часто повторяет мой агент Чейз. – Вот где ты сейчас».

Мой взгляд возвращается к фотографии. Мы с Евой смеемся в постели, а сквозь дешевые жалюзи льется утренний свет. Моя «голливудская мечта»: мы с ней занимаемся любимым делом и любим друг друга. Одна половина становится явью, но вторая испаряется, будто сон, который после пробуждения вспомнить все сложнее.

Я откладываю телефон на диван в своем трейлере и провожу рукой по темным волосам. У нас с Евой нет будущего. Больше нет. Что-то в ней изменилось. Голливуд и слава изменили ее на молекулярном уровне. Если раньше мы идеально подходили друг другу, то теперь стали несовместимы. Горючая смесь.

Кортни, мой публицист, однажды предупредила меня, что Ева – яд. Как бы ни было больно это слышать, я начинаю склоняться к мысли, что она права. В голове всплывают отравляющие воспоминания…

– Что с тобой случилось? – Ева усмехается с кислой миной. – Раньше ты был веселым, а не таким нюней. Господи, ты тако-о-ой чувствительный. Возьми себя в руки, Зак, это же шутка, черт побери.

– Не смешно, Ева, – тихо произношу я, стараясь сохранять спокойствие, чтобы ситуация не накалилась до предела. Снова. – Это не шутка. Прошлой ночью ты гуляла с Кеннетом Блэком, и кто, черт возьми, знает, что было перед этим…

– Потому что ты никогда никуда не хочешь идти! – взрывается она. – Разве преступление с моей стороны – хотеть куда-то пойти, когда ты этого не хочешь? Разве мне это запрещено? Я не в ответе за твое счастье, Зак.

– Вообще-то, Ева, вроде как в ответе. Мы должны заботиться друг о друге. Должны уважать и любить…

– Уважать? – недоверчиво вскрикивает она, и внезапно ее глаза наполняются слезами. – Никто в этом гребаном городе не уважает меня, и ты не исключение. Пока я прилагаю максимум усилий для выживания, ты постоянно работаешь и получаешь номинации даже за гребаное дыхание. – Теперь она плачет. – А как же я, Зак? Как же я?

От ее боли у меня щемит сердце. Я подхожу к ней, обнимаю и пытаюсь погладить по волосам, но она отталкивает меня и отвешивает пощечину. Место удара обжигает болью, но раскаленные иглы жалят сердце сильнее, чем щеку, потому что пришло время все прекратить. Все должно закончиться…

Закатный свет за окном приобретает золотисто-янтарный оттенок. Работа начинается в шесть вечера, и мне почти пора. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза, отгоняя на задний план шум и крики съемочной команды, гул машин и гудение самолета над головой. Небольшой телесериал высасывает из меня всю душу, но именно этого я и хочу. Я хочу прочувствовать все. Хочу познать каждую человеческую эмоцию, впитать ее каждой клеточкой тела, а затем выразить словами, написанными в сценарии, как будто они мои собственные.

«Вожделение» рассказывает о человеке, одержимом «идеальной» жизнью своего коллеги. Мой герой – Бойд – хочет все, чем обладает его босс, профессор Хьюго: должность в университете, уважение, престиж, любящую жену, двоих прекрасных детей.

Это вторая половина моей «голливудской мечты». Брак. Семья. Настоящий оазис нормальности в мире голливудских фантазий.

Я хочу этого. Я хочу этого. Я хочу этого.

Эти мысли крутятся в голове, словно мантра, увеличивая желание воплотить их в жизнь. Жизнь, которая ждала нас с Евой, пока все не полетело в тартарары. Я чувствую яд. Он скручивает мышцы, заставляет пальцы сжаться в кулаки, а сердце стучать как барабан. Уверенный ритм потребности. У меня психованный персонаж, потому я цепляюсь за эти эмоции. Моя злость на Еву выплескивается наружу и превращается в отвратительные мысли, полные жалкой зависти… Мне причитается та жизнь, которую я хочу. Я имею на это право.

В дверь стучат.

– Мистер Батлер? Вас ждут.

Я делаю еще один глубокий вдох, заталкивая эмоции поглубже. Они клокочут раскаленной лавой где-то в районе груди, готовые вырваться наружу. Возле трейлера ждет ассистент режиссера – худощавая блондинка с волнистыми волосами до плеч и челкой, подстриженной по прямой, как бритва, линии. На девушке черные джинсы и черная футболка. Она маленькая, на добрых восемь дюймов ниже моих шести футов двух дюймов. В одной руке у нее айпад, а в другой – бутылка воды. Не говоря ни слова, она протягивает мне воду. Девушку окружает аура деловой уверенности, и я, кажется, ни в малейшей степени не пугаю ее и не произвожу на нее впечатления.

Хорошо.

Я улыбаюсь, глядя на нее сверху вниз.

– Нет, спасибо.

Она кивает с деловым видом, и мы молча идем по тихой жилой улице к съемочной площадке. Съемки проходят на окраине Национального заповедника Анджелес, в частной резиденции, которая служит домом профессора на окраине вымышленного университета Новой Англии. По пути мне улыбаются и кивают в знак приветствия члены съемочной группы, но никто со мной не заговаривает. Они все в курсе, что сегодня вечером я играю важную сцену и мне нужно настроиться. Пальцы деревенеют, будто сжимая в кулаках уродливые эмоции, которыми я собираюсь ударить в соперника.

На крыльце нас встречает первый помощник режиссера.

– Спасибо, Роуэн, – благодарит она ассистентку, отпуская, и поворачивается ко мне: – Все готовы. Сейчас быстренько все еще раз проверим и за работу, хорошо?

Я киваю. Интерьер дома, свободный от киноаппаратуры, роскошно обставлен мягкими диванами, со вкусом подобранными картинами и хрустальными вазами, сверкающими в лучах света. Художественный отдел не стал вносить сильные изменения. Лишь добавил книжные шкафы из красного дерева, забитые научными изданиями. Комната вся вылизанная, но уютная. Хьюго – профессор в университете, уважаемый и солидный, в то время как Бойд – недавно принятый на работу помощник без каких-либо связей. Ничто его ни к чему не привязывает. Бойд буквально весь состоит из недостатков.

«Хочу, чтобы все это было моим», – думаю я, входя в комнату. Все, на что падает мой взгляд, включая фотографии Хьюго и его семьи на тумбочке, принадлежит мне.

Хьюго играет Хавьер Паез. Он стоит рядом с режиссером и несколькими сотрудниками из HBO. Хавьер завоевал огромную популярность благодаря главной роли в масштабной научно-фантастической эпопее, хотя об этом в жизни не догадаешься, глядя на него. Он один из самых милых парней на планете. Я тоже часто слышал слово «милый»: Ева бросалась им в мой адрес, словно плевком.

Хавьер и режиссер Сэм Дженкинс подходят ко мне, и мы все пожимаем друг другу руки. Доброта Хавьера так и норовит сбить весь мой настрой, поэтому я сосредотачиваюсь на его бороде с проседью, которую Бойд никогда не сможет отрастить, и кремовой водолазке, которую Бойд никогда не сможет себе позволить. Мы занимаем свои места: Хавьер в роли Хьюго садится в мягкое замшевое кресло, а я начинаю расхаживать перед ним, вызывая в себе желание жить той жизнью, которая должна была принадлежать мне.

Ева…

Мы начинаем сцену с трюком. Она была тщательно отрепетирована заранее, но наша задача состоит в том, чтобы все выглядело спонтанно. Я не причиню Хавьеру вреда, у меня достаточно самоконтроля, чтобы держать себя в руках. Но куда заведет нас этот диалог, остается загадкой, мне и самому любопытно.

Дом успокаивается. Джилл из команды стилистов протирает лицо Хавьера водой из бутылки. Я наблюдаю, как красивый, хоть и постаревший актер – сорок пять лет против моих двадцати восьми – превращается в затравленного, измученного, до смерти напуганного Хьюго, который в собственном доме оказался в плену маньяка.

Звукооператоры занимают свои места. Никто не разговаривает и не двигается, кроме меня. Я расхаживаю вокруг сидящего в кресле Хьюго, который смотрит на меня в страхе, покрасневший и вспотевший по-настоящему. Мне вкладывают в руку резиновый ломик. Я сжимаю его, превращая в продолжение своей руки.

Режиссер сидит за мониторами, пока его первый ассистент готовит сцену.

– Приготовились, – кричит она, затем смотрит в камеру. – Мотор.

– Мотор, – эхом отзывается Хэнк.

Второй ассистент оператора заходит в гостиную – мою гребаную гостиную – с деревянным нумератором в руках.

– Сцена двадцать седьмая, дубль первый!

Звучит деревянный стук, и я вздрагиваю, от чего вздрагивает и Хьюго. Его взгляд устремлен только на меня. Он не знает, живы ли еще его жена и дети или они уже стали жертвами алчности Бойда.

Я шумно втягиваю носом воздух – единственный звук в комнате, – пока по венам растекается обжигающее желание. Его пульсация оглушает, переполняет меня такой глубокой и застаревшей жаждой, что на глаза наворачиваются слезы. Я не могу сдерживаться.

Почему тебе было меня недостаточно, Ева?

За моей спиной ассистент командует «начали!», и чувство одиночества от того, что оказался ненужным, выплескивается в слова. Закари Батлер растворяется в Бойде Шелтоне, и боль от утраты всего того, что я так хотел, наконец-то отступает. Я свободен.

Глава 2

Роуэн

ВЕСЬ ДОМ – вся Южная Калифорния – перестают дышать. Меня нечасто ослепляет блеск шоу-бизнеса, но оба этих парня – настоящие профессионалы. Больше нет ни Хавьера, ни Закари. Только Хьюго и Бойд. У меня возникает острое желание позвонить в девять один один и спасти профессора от безумца, в которого превратился Закари. Он кружит вокруг кресла с Хавьером, как акула на смертоносной охоте, его карие глаза черны и пусты, в них нет ничего, кроме голода. Он вот-вот сожрет его. Я читала сценарий, но все же понятия не имею, что должно произойти.

– Чего т-ты хочешь? – молящим голосом спрашивает Хьюго. Он боится отвести взгляд от Бойда, как и все мы.

– Чего я хочу? – небрежно протягивает Бойд, и у меня волосы на затылке встают дыбом. Он волочит свой резиновый ломик по деревянному полу. После дальнейшей звукообработки появится скрежет настоящего металлического лома по деревянным доскам. Но, настоящий или нет, он пугает до чертиков.

Бойд склоняется над Хьюго, опираясь ладонями на подлокотники и заставляя его вжаться в спинку кресла.

– Чего я хочу… – Напряжение в голосе растет, дыхание напоминает быка, готового к атаке. Вены на шее вздуваются, и лом взмывает в воздух. – ВСЕГО!

* * *

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что все закончилось. Восемь дублей, один за другим, с короткими перерывами на подготовку, и на сегодня мы закончили. Я отступаю назад и чуть не наступаю на одно из полозьев, которые защищают ковер от многих миль кабеля.

– Вы не могли бы принести воды, пожалуйста?

Первый ассистент подзывает меня к себе. Я уже достала две бутылки из стоявшего возле меня в гостиной холодильника и спешу к Хавьеру, который сидит в кресле и, как обычно, прекрасно выглядит даже с учетом того, что Бойд только что типа избил его до полусмерти. (Кровавые сцены будут завтра). Он склоняется над сидящим перед ним на полу Закари и кладет ладонь ему на плечо.

Закари качает головой:

– Нет, у меня не получилось. Пока не то. Не то, черт побери.

– Не то? – Хавьер с шумом выдыхает и берет одну из бутылок, которую я молча ему протягиваю. – Ты что, издеваешься надо мной? Этот последний дубль… Зак, у тебя получилось.

Я по-прежнему протягиваю Заку воду, но он проводит ладонями по волосам.

– Скажи ему, Сэм, – говорит Хавьер подошедшему режиссеру. – Скажи ему, что все отлично.

Я чувствую себя лишней, поэтому ставлю бутылку на пол рядом с Закари и растворяюсь на заднем плане. На протяжении шести недель съемок я наблюдала, как между Сэмом Дженкинсом и Закари Батлером формируется тесный союз режиссера и актера. Сэм знает, чего хочет от Закари, и не собирается вставать у него на пути. Думаю, Закари ждет крышесносный успех после этой сцены, но, если он говорит, что надо переснять, сцену переснимут.

Не то чтобы я сильно в этом разбиралась. Я всего лишь скромный ассистент. Как реквизит – тихая и неподвижная, пока меня не позовут.

– Роуэн!

Как сейчас.

В коридоре с суровым выражением лица стоит второй ассистент режиссера Тед Гриммс. Он жестом подзывает меня к себе.

Дерьмо. Не нужно было так сильно приближаться к главным актерам.

Я спешу к Теду, рядом с которым сейчас другие два ассистента продюсера. Они съеживаются, как парочка школьников, которых вот-вот отправят в кабинет директора.

– Внезапно выясняется, что никто не знает, где аккумуляторы для генератора, – сетует Тед. – Несмотря на то, что я специально озвучивал…

– Они у Марка, – говорю я. – Вчера он упомянул, что они могут нам понадобиться.

Тед с облегчением вздыхает.

– Слава богу, хоть кто-то меня слушает. Не могла бы ты разыскать Марка и принести их?

– Конечно.

Ладно, может, я и всего лишь скромный ассистент, но зато хорошо справляюсь со своей работой. Не то чтобы это очень трудно. Быть внимательной, предугадывать потребности и готовность к сверхурочной работе. Все это очень легко выполнимо, когда у тебя толком нет своей жизни.

Я нахожу Марка, который занят сворачиванием кабеля, на улице. Беру у него аккумуляторы и приношу Теду. Он молча их забирает, поглощенный разговором с главным механиком, но благодарно кивает мне.

В гостиной Сэм и Закари все еще разговаривают. Бутылка с водой по-прежнему стоит на полу. Не очень-то хорош тот ассистент, который оставляет на съемочной площадке посторонние вещи. Несчастной бутылке с водой, конечно, далеко до печально известного стаканчика из «Старбакса» в серии «Игры престолов» в 2019 году, но я горжусь своей работой. При мне этого бы никогда не случилось, и сейчас я не позволю подобному произойти.

Я подхожу ближе, выжидая удобный момент, чтобы взять бутылку, но натыкаюсь взглядом на Закари. Меня против воли к нему тянет, что странно, поскольку он не в моем вкусе. Да и, будь иначе, можно подумать, такая суперзвезда, как он, когда-нибудь посмотрит в мою сторону. Он бог кино, а я простая смертная, и мы никогда не встретимся.

Но Закари напоминает мне Джоша. Они совершенно не похожи. У Зака густые темные волосы, в то время как Джош был блондином. В Заке больше шести футов крепких мышц, в то время как Джош был высоким и худым, как жердь…

Потому что Джош так и не смог вырасти. Ему не позволили…

Я обрываю эту мысль. Оба парня – хорошие люди, в этом их сходство. Я не знакома с Закари, но, наблюдая за его работой, вижу, как он всем улыбается, когда не погружается в съемочный процесс. Он болтает с командой и слушает с неподдельным интересом. Он искренний и добрый и… нет, спасибо.

У меня был шанс встречаться с хорошим парнем, но я его упустила.

– Мне не хочется откладывать съемки, но и заканчивать ночью тоже не хочу, – говорит Зак Сэму. – Пока не выходит.

Режиссер хмурится.

– Ну, как скажешь. Я доволен тем, что у нас получилось, но, если тебе нужна еще одна попытка, можем повторить.

Конечно, они могут. В их картине участвует сам Закари Батлер, что гарантирует популярность у зрителей. Они могут переснять весь сериал хоть на свинском латинском, и он все равно станет хитом.

Но боже, они собираются снова снимать эту отвратительную сцену? Я не могу себе этого представить. Судя по тому, как Закари дает волю чувствам… Должно быть, ему есть откуда их черпать. Грудь наливается тяжестью. И завистью. Как будто мне тоже хочется избавиться от всего того дерьма, которое я ношу в себе.

Черт возьми, нет.

Внутри меня черная бездна. Дыра в самом сердце. Ни за что на свете не рискну туда заглянуть. Я с ума сойду.

Сэм в последний раз хлопает Закари по плечу и кричит:

– Ладно, народ, готовьтесь! Мы начинаем заново!

Команда приступает к работе.

Я спешу забрать бутылку с водой. Закари прислоняется бедром к дивану, рассеянно уставившись в пол, брови нахмурены, уголки рта опущены. Надо отдать ему должное, парень до смешного хорош собой. Даже в образе паршивца Бойда Шелтона, с дурацкой стрижкой, в брюках цвета хаки и темно-бордовом свитере, от него исходит врожденное очарование – можно ли называть парня очаровательным? Оно окружает его подобно ауре. Или это харизма? В общем, то самое, что делает его непревзойденной кинозвездой. От него невозможно оторвать глаз.

Собственно, как и мне сейчас, в этой гостиной.

Я в последний раз предлагаю попить.

– Прежде чем начнем заново?

Закари отрывается от своих мыслей.

– Прости?

– Важно следить за водным балансом.

– Ох, точно. Спасибо. – Он выдавливает из себя улыбку и забирает бутылку. – Роуэн, верно?

– Да… – Я хмурюсь. – Откуда ты знаешь?

– Думается, я обязан знать своих коллег.

Коллег? Я ищу в его лице и голосе признаки того, что он надо мной издевается. Во мне всегда был высокий уровень сарказма. Но парень кажется искренним.

– Коллег, – повторяю я. – Так вот мы кто?

– Ага. – Он протягивает мне руку. – Зак Батлер.

Я усмехаюсь.

– Да что вы говорите.

Он смеется.

– То и говорю.

Добрые карие глаза, цвета медной и зеленой кристальной крошки, смотрят в мои, и я вкладываю свою ладонь в его.

– Приятно познакомиться, Роуэн.

У него крепкая хватка. От сжатия сильной теплой ладони я совершенно теряюсь, потому что сразу представляю, как падаю и именно эти руки меня подхватывают.

Я быстро отстраняюсь. Разговаривать со звездами запрещено, а Закари Батлер – Звезда с большой буквы. Но мне знаком этот затравленный взгляд. Я вижу его в зеркале каждый чертов день своей жизни.

– Как это мы раньше не встречались? – интересуется он.

– До прошлой недели я работала во втором отделении. – И, прежде чем успеваю остановиться, добавляю: – Ты сегодня сыграл очень убедительно.

– Да, но что-то не так, – возражает Закари. – Мои собственные чувства и чувства Бойда так сильно перемешались, что я начинаю терять нить происходящего на съемках. Мне нужно что-то придумать, как-то вовлечь Хавьера в происходящее, чтобы не я один сходил с ума, как маньяк. – Он печально улыбается. – Все будут думать, что я зазвездился.

Закари слишком аутентичен для этого; за последние пять лет я повидала немало примадонн на различных съемочных площадках.

Он качает головой:

– Эй, извини. Не стоит грузить тебя своими проблемами.

Я почти его не слышу; мой взгляд прикован к вешалке для одежды в углу кабинета.

– А как насчет?.. – Я спохватываюсь и качаю головой. – Не бери в голову. Это не мое дело.

– Нет, скажи, – настаивает Зак. – Если у тебя есть идея, то я послушаю. Я в растерянности.

– Почти во всех сценах на Хьюго один и тот же шарф, – начинаю я. – Это его фишка. Личная вещь.

Разговоры о костюмах, даже просто о дурацком шарфе, вызывают у меня тошноту, но Зак кивает.

– Верно, – соглашается он. – Прежде чем Бойд усаживает Хьюго в кресло, профессор снимает пальто и шарф.

– Так почему бы не лишить его возможности раздеться? – говорю я. – Весь смысл сцены в том, что Хьюго понимает, что Бойд сделал что-то очень плохое с его семьей и он вот-вот умрет, верно? Все кончено. Что, если показать зрителям и Хьюго, что трансформация достигла своего ужасного апогея? Для этого Бойд отбирает часть одежды Хьюго и… я не знаю, что-то с ней делает. Ничего банального и предсказуемого, скорее как фирменный прием Зака Батлера.

На секунду мне кажется, что я перегибаю палку или он решит, что я над ним смеюсь. Меня наверняка уволят, но Зак кивает, его глаза полны мыслей.

– Промежуточное звено между Хьюго и Бойдом. – Он поворачивается ко мне, и его уставшие глаза загораются. – Спасибо, Роуэн. Думаю, ты только что спасла мою задницу. Я поговорю об этом с Хавьером и…

– Не за что, – отвечаю я и отступаю назад, смешиваясь с декорациями.

Закари совещается с Сэмом и Хавьером. В какой-то момент мне кажется, что он ищет меня. Я прячусь за камерами и мониторами, через которые могу наблюдать за Заком, оставаясь для него невидимой. Все мужчины кивают, выглядя взволнованными. Из-за моей идеи придется переснять вход, но, думаю, все согласны, что оно того стоит, поскольку, когда Хавьер занимает свое место в кресле, на нем надет шарф.

Площадка затихает. Первый ассистент все проверяет, а затем Сэм командует начинать съемку.

Сердце бешено колотится в груди, я наблюдаю и жду, что же Зак собирается делать. Сцена развивается как обычно, с нарастающим напряжением, пока Зак не произносит финальную фразу «ВСЕ».

Тут все должно было закончиться, но вместо этого Закари в образе Бойда вскидывает голову, изучая свою жертву. Хавьеру в образе Хьюго дается время осознать происходящее: этот сумасшедший, скорее всего, убил его жену и детей. Он начинает плакать.

Бойд медленно, дюйм за дюймом, снимает шарф с шеи Хьюго.

– Не будь таким, – произносит он, импровизируя, и промокает слезы Хьюго. Ласково. С пугающей заботой. – Все почти закончилось.

В глазах Хьюго вспыхивает надежда. Может быть, он ошибся. Может быть, есть шанс. Но Бойд продолжает тянуть шарф и медленно наматывает его себе на шею. Перевоплощение. Символическое становление.

– Еще немного, – тихо говорит Бойд и поднимает лом. – Еще немного, и все закончится.

* * *

На мгновение в комнате воцаряется тишина, а затем раздаются аплодисменты. Хавьер стряхивает с себя маску боли и заключает Закари в объятия, похлопывая его по спине. К ним присоединяется Сэм Дженкинс. Вся команда расплывается в улыбках. Я позволяю себе уединиться, пока застаревшая знакомая боль не лишила меня всякого удовольствия, которое я могла бы получить. Та, которая напоминает, что я могла бы делать нечто большее, чем просто подавать батарейки и бутылки с водой.

«Это была другая жизнь», – напоминаю я себе.

Я делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь на том, что меня ждет. Моя настоящая жизнь, такая, какая она есть. Остальная съемочная группа вернется в город, где им снимают номера в отеле, но у меня другие планы. На выходе меня останавливает другой ассистент.

– Привет, Роуэн, хочешь, я тебя подвезу? – Широкая улыбка Джонатана излучает явную надежду. Но он слишком мил, следовательно, не в моем вкусе.

– Черт, прости, – говорю я. – Забыла расписаться, что ухожу.

– Мы можем подождать.

– Нет, не стоит. Все в порядке.

Я не жду ответа, а возвращаюсь в дом и слоняюсь по фойе, делая вид, что увлеченно копаюсь в телефоне. Мне пришло новое сообщение из приложения для знакомств.

Клэй Дэвис. Второй раунд?

Я закатываю глаза. И тебе привет, Клэй.

Роуэн. Не сегодня.

Ответ приходит быстро:

Клэй Дэвис. Когда?

Мой палец порхает по экрану:

Роуэн. Отчаяние не привлекает.

Клэй Дэвис. Ничего не могу с собой поделать. Я скучаю. И возбужден. ХАХ!

– Как романтично, – бормочу я и печатаю ответ.

Роуэн. Не сегодня. Занята. Дам тебе знать.

Я убираю телефон и оглядываю гостиную. Закари Батлер по-прежнему разговаривает с Сэмом и Хавьером. При виде меня его лицо озаряется, и он поднимает руку, подзывая меня подойти. Боль возвращается с удвоенной силой, на этот раз подкрадываясь к самому сердцу.

Я делаю вид, что не замечаю его, и проскальзываю к задней части дома, и далее к воротам на той стороне участка. В контракте указано, что эта территория закрыта для актеров и съемочной группы, но в первый день съемок я заметила на воротах приоткрытый замок. Я выскальзываю наружу и тихо закрываю за собой ворота. Тропинка совсем темная – дом такой большой, что у него есть свой собственный лес, – но я знаю дорогу.

Это рискованно. Если кто-то заметит, моя репутация надежного помощника полетит коту под хвост и меня могут уволить. Я иду по усеянной листьями каменной тропинке и анализирую свои чувства. Не все ли мне равно? Ну, не совсем. Я должна пользоваться любой возможностью отдохнуть.

«Еще немного», – сказал Бойд Хьюго. Счастливчик.

Для меня впереди еще очень даже много. Бесконечно много. Эта агония не закончится, пока я не испущу свой последний вздох через… сколько? Сорок? Пятьдесят лет? Боже, помоги мне. Прошло десять лет, и каждый год мне кажется целой жизнью. Но мне недостает храбрости, чтобы совершить что-нибудь необдуманное или окончательное. Наверное, потому, что я знаю: Джошу бы это не понравилось. Он бы очень разозлился на меня, где бы он ни был. Он, наверное, уже сердится из-за того, что я не добиваюсь в этой жизни ничего стоящего. Просто выжидаю не пойми чего.

Ой, плевать. Это он меня бросил.

Я добираюсь до своего маленького убежища. В темноте вырисовывается гостевой домик, но в качестве своего гнездышка я выбрала притулившуюся сбоку гидромассажную ванну. Кто-то – вероятно, тот же чувак, который оставил замок открытым, – забыл отключить джакузи от электричества. Я нажимаю на кнопку, чтобы включить горячую воду, затем вытаскиваю из кустов припрятанную сумку и переодеваюсь в купальник. Черные узкие джинсы и футболка сменяются черным бикини.

Территорию по периметру освещает приглушенный свет фонарей, ровно настолько, чтобы можно было что-то разглядеть. Я беру книгу, наполняю бокал из полупустой бутылки каберне, оставшейся со вчерашнего вечера, и опускаюсь в воду.

Тепло и пузырьки успокаивают боль. Вино позволит мне немного отвлечься от реальности, а книга перенесет совсем в другое место. Глупо находиться здесь, когда я с таким же успехом могу принять ванну в отеле. Но сейчас я только и делаю, что рискую потерять работу и связываюсь с неудачниками. Играю с огнем, полагаю.

Стоит мне погрузиться в чтение, пока вино согревает желудок, как раздается шорох листьев под чьими-то шагами. Я вздыхаю. Веселье кончилось. Очень жаль, ведь мне здесь было хорошо.

Но вместо охранника, который пришел, чтобы выставить меня вон, в луче серебристого лунного света появляется Закари Батлер. Тусклые лампы отбрасывают на него янтарный свет. И прожектор, и подсветка сцены одновременно.

Звезда явилась зрителям.

Глава 3

Закари

НЕ ЗНАЮ, чего ожидал, когда отважился забраться в самые дальние уголки поместья, но уж точно не увидеть Роуэн, расслабленно нежащуюся в горячем джакузи. В одной руке у нее книга, в другой – бокал красного вина. Она вскидывает голову и устремляет на меня взгляд голубых глаз. Бесстрашная. Она не удивлена моим появлением, но и не в восторге от него.

– Ты следил за мной.

– Я видел, как ты направилась сюда после съемок и… Ну да. Хотел поблагодарить за…

– Не за что, – резко обрывает она и откладывает книгу. – Я понимаю. Меня не должно здесь быть. Производственная ответственность и все такое.

– Эй, не беспокойся. Я не собираюсь никому рассказывать. – Я киваю на ее сумку, вино и книгу. – Часто сюда приходишь?

Она одаривает меня многозначительной полуулыбкой.

– Это хорошее место, чтобы расслабиться после того, как перед глазами вечер за вечером разыгрывается эмоциональная бойня.

– Вот за это я и хотел тебя поблагодарить…

– Я ничего не сделала, – твердым голосом возражает она. – Я сказала «шарф». Остальное ты сделал сам.

Я собираюсь возразить, но отвлекаюсь на сияние ее кожи в подсветке джакузи. Из-под прямой челки за мной наблюдают проницательные и ясные голубые глаза. Не говоря уже о том, что на ней крошечное бикини и маленькую грудь прикрывают лишь треугольники черной ткани.

А я стою полностью одетый.

– Верно. Ладно.

Я оглядываюсь. Мне нужно уйти, но я не хочу этого делать. Для города, переполненного людьми, которые в основном говорят мне то, что я хочу услышать, Роуэн смелая. Она не станет терпеть всякую чушь. Мне нравится. Мне это нужно.

Она прищуривается.

– Почему ты так странно себя ведешь?

– Разве? – Я усмехаюсь и провожу рукой по волосам. – Ну, думаю, по нескольким причинам.

– Например?

– Соблюдение субординации? Компрометирующая ситуация?

– Ох, я поняла. – Она делает глоток вина. – Ты боишься, что я сочиню историю о том, как ты с помощью своей звездной силы заманил меня сюда и воспользовался. – Она склоняет голову набок. – Ты такой?

– В смысле?

– Собираешься мною воспользоваться?

– Черт возьми, нет.

Роуэн пожимает плечами:

– Тогда тебе не о чем беспокоиться. Даже если у тебя были гнусные намерения, я не заинтересована в том, чтобы разрушить твою карьеру.

Я хмурюсь.

– Если кто-то преследует гнусные намерения, тебе стоит разрушить его карьеру.

– Попахивает кучей бумажной работы. – Не дождавшись моей улыбки, она вздыхает. – Слушай, мне просто не хочется терять работу. Если придется отказаться от джакузи, чтобы меня не уволили, так тому и быть.

– В этом нет необходимости, – возражаю я. – Передо мной тоже не стоит цель испортить твою карьеру. Потому оставлю тебя в покое.

Я уже собираюсь уходить, когла она произносит:

– Или…

Я оборачиваюсь.

– Или?

Роуэн поджимает губы.

– Ничего.

Я одариваю ее своей фирменной, как мне сказали, голливудской улыбкой.

– Договаривай.

– Эмоциональную бойню даже наблюдать достаточно тяжело, – неохотно произносит Роуэн, как будто борется сама с собой. – А когда погружаешься в нее с головой, наверняка ужасно устаешь.

– Не буду с этим спорить. – На телефон в заднем кармане брюк приходит сообщение. Даже без звука я как будто наяву громко и отчетливо слышу визг Евы.

Ева. Неужели мы больше никогда не будем разговаривать??? После всего, через что мы прошли? Таков твой план????

– К слову, об усталости. – Я выключаю звук на телефоне и засовываю его обратно в карман. – Моя бывшая.

– М-м.

– Ева.

Роуэн кивает.

– Я знаю.

– Надо полагать, – соглашаюсь я. – Большинство людей читают таблоиды или всякую чушь в интернете, но я предпочитаю вести себя так, будто они не в курсе.

– В смысле?

– В смысле, я не начинаю разговор с фразы типа «Уверен, вы все обо мне прочитали, но…».

– Понимаю, – произносит Роуэн. – Что это за разговор, если приходится еще до его начала вести себя как собственный адвокат.

– Вот именно, – говорю я. – Да, спасибо.

– Тебе повезло. – Роуэн сухо улыбается. – Я не читаю таблоиды. Как и социальные сети, если честно.

Я прислоняюсь к бортику джакузи.

– Такое не каждый день услышишь. Особенно в нашем бизнесе. Или в этом городе.

Она пожимает плечами:

– Люди всякое болтают. Конечно, я кое-что слышала, но тебе не нужно ничего объяснять. Эта горячая ванна – зона, свободная от всякой ерунды.

Я смеюсь, потому что у меня такое чувство, что в самой Роуэн нет никакой ерунды. Даже просто находясь рядом с ней, я уже меньше нервничаю.

– Рад это слышать, – говорю я.

– Ага, хорошо, залезай уже.

Я усмехаюсь.

– Весьма деликатное приглашение. Уверена?

– Не жди, действуй.

– Ну ладно… Если ты правда не возражаешь.

Я раздеваюсь до темно-синих боксеров и забираюсь в воду. Джакузи большая, между мной и Роуэн не меньше четырех футов, но все равно возникает ощущение, что я вторгаюсь в ее личное пространство. И, несмотря на ее обещание ничего не выдумывать, доверять ей причин нет. Последние несколько лет, проведенных с Евой, научили меня жить в состоянии повышенной готовности.

Я ополаскиваю лицо водой и тру ладонью уставшие глаза.

– Прости. Мне следовало оставить тебя в покое.

Роуэн морщит лоб.

– Чертов Бэтмен. Ты только что сюда пришел. Думаю, тебе это нужно больше, чем мне.

Она сокращает между нами расстояние и протягивает мне бокал с вином. Заметив мою нерешительность, она поднимает голову.

– Тебе нужно, чтобы я подписала соглашение о неразглашении? Я не устрою сцен, и ты не прикажешь меня уволить. Так?

Я невесело усмехаюсь и беру вино.

– Спасибо. – Первый глоток приятно оседает в желудке и ослабляет напряжение. – Должен отметить, что, когда женщина рассказывает историю про какого-нибудь мудака из нашего бизнеса, мой первый порыв – поверить ей.

Роуэн приподнимает бровь.

– Мой герой.

Я начинаю хохотать. Не помню, когда в последний раз такое случалось.

– Я просто хотел сказать, что моя осторожность с тобой вызвана верой в любовь женщин выдумывать истории. Это скорее из-за…

Евы. Она высосала из меня все доверие, досуха.

– Личных причин, – заминаюсь я. – У нас с Евой сложные отношения уже… ну, какое-то время. – Я делаю еще глоток и возвращаю бокал. – Типа, когда пытаюсь сблизиться, то вторгаюсь в ее личное пространство, а когда отступаю, то превращаюсь в мудака, который недостаточно ее любит.

Роуэн кивает. Она не отодвинулась на свою половину джакузи, а продолжает сидеть менее чем в двух футах от меня. Вблизи ее глаза еще удивительнее: ясные, светло-голубые с темно-синим ободком.

– Значит, ты не знаешь, в каком сейчас положении, – констатирует она.

– Я определенно знаю, – с горечью произношу я. – Стою на яичной скорлупе или на зыбучем песке. Поживи так достаточно долго, и начнет ехать крыша. Будешь сомневаться в каждой мелочи. Как, например, вылезти из горячей джакузи, в которую только что залез.

Роуэн разглядывает бокал с вином.

– Именно поэтому я не завожу отношений.

На моих губах появляется улыбка.

– Слишком много бумажной работы?

– Боли. – Она прокашливается. – Стресса. Слишком много стресса.

– Я слышал, если правильно построить отношения, то стресса не будет. Но остается лишь верить экспертам на слово. – Я с любопытством смотрю на Роуэн. – Что в тебе такого, что я постоянно вываливаю на тебя свои проблемы?

– Я ассистент. Мы решаем проблемы.

– На многих съемках ты работала?

– На дюжине, – отвечает она. – Плюс-минус.

– А чем еще ты занимаешься?

Она хмурит брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне казалось, что это подработка.

– Знаешь, что нужно делать, когда кажется? – отвечает она, и теперь в ее голосе слышится раздражение.

– Без обид, – говорю я. – Все знакомые мне ассистенты здесь только подрабатывают или набираются опыта, чтобы двинуться дальше.

Роуэн приподнимает бровь.

– Регулярно общаешься с ассистентами? – Она фыркает. – О чем я говорю? Передо мной мировая звезда, которая представилась мне своим полным именем.

Я ухмыляюсь.

– Не люблю вводить в заблуждение…

У нее невольно вырывается смешок, и я чувствую себя, будто на славу сыграл очередную сцену.

Роуэн прищуривается.

– Твои родители по-прежнему вместе, я права?

– Да. Откуда ты знаешь?

Она пожимает изящным плечиком.

– Что-то подсказывает мне, что тебя оградили от неблагополучного детства. В тебе чувствуется некая твердость, уверенность.

– Очень любезно с вашей стороны, – отвечаю я. – Но если без шуток, то ты права. Мои родители все еще вместе. Они счастливы. Меня и моего брата воспитывали в огромной любви. – Я беру предложенный бокал с вином. – Ждал, пока мне не исполнится двадцать, чтобы пойти по кривой дорожке.

– М-м.

– А как насчет твоих? Еще вместе?

– Нет, – отвечает Роуэн, и ее взгляд мрачнеет. – Мой отец умер, когда мне было тринадцать, а мама сошла с ума. После этого мне пришлось взрослеть самостоятельно.

– Мне жаль, – серьезно говорю я. – Но это объясняет, почему ты такая способная.

Уф, очень остроумно, чувак.

Роуэн бросает на меня смешливый взгляд.

– Разве я такая?

– Да, и я в этом уверен, – говорю я беспечно, чтобы спасти момент. – Я тонкий знаток человеческой природы. Разве не заметно?

Роуэн фыркает от смеха.

– Где ты это вычитал?

– «Интач Уикли».

– Ты всегда цитируешь то, что пишут о тебе в газетах?

– Разумеется. Чтобы произвести впечатление на девочек, – говорю я, ухмыляясь и протягивая обратно почти пустой бокал. Наш бокал. – И как, работает?

– О, конечно. – Роуэн улыбается мне поверх бокала. – Ни разу не претенциозно и не самовлюбленно. Но я думала, ты не обращаешь особого внимания на таблоиды.

– На слухи – нет, – отвечаю я. – А вот на похвалы? Там все правда.

Она смеется. Когда я залезал в джакузи, то в голове не было никаких мыслей и целей, но теперь чувствую, что в Роуэн что-то есть. Она миниатюрная девушка – может быть, 5 футов 3 дюйма против моих 6 футов 2 дюймов, – но в ней тоже есть стержень и огонь. В нашем бизнесе до ужаса много фальши и дерьма, но у нее, похоже, к этому иммунитет. Приписанное мне сияние «кинозвезды» совершенно ее не впечатляет. Она видит меня…

И твой бардак в душе.

Наступает короткая тишина. Роуэн явно не из тех, кто любит вести светские беседы, но мне не хочется прекращать наш разговор.

– Как ты попала в этот бизнес?

– На низкопробную и бессмысленную работу ассистентом? – Она ухмыляется. – Откликнулась на объявление на «Крейгслист».