Полвойны E-Book

Джо Аберкромби

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
• Serie: Море Осколков
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 478

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Хоть размерами Тровенланду не сравниться с Гетландом или Ванстером, ключом к процветанию этого королевства стала крепость Мыс Бейла – ворота к Морю Осколков. Об этом прекрасно знают и отец Ярви, и, что еще важнее, Праматерь Вексен. Именно благодаря вероломству последней, Тровенланд разорен захватчиками, его король и служитель убиты в собственном дворце, а принцесса Скара вынуждена бежать из родного дома под видом жалкой рабыни. Как и когда-то у Ярви, жизнь Скары кардинально переменилась всего за один день. Еще вчера она была избалованной принцессой, а сегодня ей придется стать королевойвоительницей. И научиться разбираться в политике, ведь мечи – это лишь полвойны, а вторая половина – закулисные интриги.

Leseprobe

Джо Аберкромби Полвойны

Прежде чем в дом

войдешь, все входы

ты осмотри,

ты огляди, —

ибо как знать,

в этом жилище

недругов нет ли.

Старшая Эдда, Речи Высокого[1]

Joe Abercrombie

Half a War

Copyright © 2015 by Joe Abercrombie Ltd.

Иллюстрация на обложке Анатолия Дубовика

Часть I Слова – это оружие

1. Гибель

– Нас разгромили, – произнес король Финн, не поднимая глаз с кубка эля.

Он прав – Скара окинула взглядом пустой чертог. Прошлым летом здесь крыша ходила ходуном: герои наперебой бахвалились жаждой сечи, горланили боевые песни да швырялись зароками одержать победу над сбродом Верховного короля.

Как часто бывает у мужчин, их речи оказались куда воинственнее мечей. Несколько месяцев пролетело в праздности, и они, один за другим, слиняли прочь, не стяжав ни добычи, ни славы. Лишь горстка невезучих осталась у главного очага, чье пламя низко поникло, совсем как удача Тровенланда. Прежде в многостолпном чертоге, названном Лес, располагалось без счета воинов, ныне здесь насельничали одни только тени. Толпились горькие разочарования.

Их разгромили. Мало того – безо всякого боя.

Ну, конечно, мать Кире смотрела на это иначе.

– Мы заключили договор, государь, – поправила она, обкусывая мясо, точно привередливая кляча – охапку сена.

– Договор? – Скара в порыве гнева ткнула ножом свою нетронутую еду. – Мой отец погиб, но удержал Мыс Бейла! А вы отдали праматери Вексен ключ от его крепости без единого взмаха меча. Вы пообещали воинам Верховного короля свободный проход через наши земли! На что ж тогда, по-вашему, похож разгром?

Невозмутимый взгляд матери Кире просто бесил.

– Ваш дед – в кургане, женщины Ялетофта рыдают над телами своих сыновей, на месте дворца – головешки, а вы, принцесса, в рабском ошейнике прикованы к трону Верховного короля. Вот на что, по-моему, похож разгром. А мы заключили договор.

Лишенный державной гордости, король Финн обмяк, точно из-под паруса выдернули мачту. Скара всегда считала, что дедушка несокрушим, словно сам Отче Твердь. Видеть его таким, как сейчас, – невыносимо. А может, невыносимо помнить о детской вере в деда.

Сейчас она смотрела, как дед жадно льет в себя эль и пихает золоченый кубок – чтобы снова его наполнили.

– Что скажешь ты, Синий Дженнер?

– На советах высокородных мужей, государь, я стараюсь больше молчать.

Синий Дженнер, старый, пронырливый попрошайка, был скорее разбойником, чем купцом. На его выдубленном ветрами лице морщины словно секли зубилом – оно напоминало голову чудища на носу старого корабля. Будь на то власть Скары – такого не пустили бы даже в порт, не говоря о столе ее совета.

Ну, конечно, мать Кире смотрела на это иначе.

– Капитан – тот же король, только правит не страной, а кораблем. Ваш опыт пойдет принцессе Скаре на пользу.

Опыт по части унижений.

– Ага, пират обучит меня делам государства, – пробубнила под нос Скара, – вдобавок пират-неудачник.

– Хватит брюзжать. Неужто зря я убила столько часов, натаскивая вас изъясняться, как подобает принцессе? Как подобает королеве? – Мать Кире вскинула подбородок, и ее голос вольно зазвенел, отражаясь от потолочных балок: – Раз вы считаете свои слова достойными внимания – произносите их гордо: пусть они летят на весь зал, пусть ваши устремления и надежды переполнят дворец и пронзят сердце каждого, кто их услышит! А если вы стыдитесь собственных мыслей – пожалуйста, промолчите. От улыбки с вас не убудет. Вы что-то сказали?

– Такое, значит, дело… – Синий Дженнер поскреб в седых волосках, пока не отвалившихся от черепа, огрубелого от непогод и в жизни не знакомого с гребнем. – Праматерь Вексен подавила восстание в Нижнеземье.

– Руками своего пса, Йиллинга Яркого, который поклоняется не богам, но самой Смерти. – Дедушка сдернул со стола кубок – невольник еще не закончил наливать, и эль выплеснулся на столешницу. – Говорят, дорогу на Скегенхаус он сплошь огородил виселицами.

– Верховный король обратил взор на север, – продолжал Дженнер. – Ему не терпится приструнить Атиля и Гром-гиль-Горма, а Тровенланд…

– Лежит на его пути, – закончила мать Кире. – Не горбьтесь, Скара, это неприлично.

Скара ответила злобным взглядом, однако поерзала плечами, стараясь принять ту насквозь неестественную позу – спина прямая, как доска, шея вытянута, – о которой пеклась служительница. Сиди так, будто к твоему горлу приставили нож, – вечно твердила она. – Разнеживаться – не для принцессы.

– Я – человек свободолюбивый, и я не сторонник ни праматери Вексен, ни ее Единого Бога, ни ее законов – тем паче поборов. – Синий Дженнер уныло потер скособоченную скулу. – Но когда Матерь Море раздувает шторм, капитан всеми способами должен спасать то, что можно. Мертвецу не надо свободы и даром. А от гордости и живым толку мало.

– Мудрая речь. – Мать Кире наставительно покачала пальцем Скаре. – Сегодня побили, значит, выиграешь завтра. А мертвый – проиграл навсегда.

– Трудновато бывает отличить мудрость от трусости, – огрызнулась Скара.

Служительница заскрипела зубами.

– Клянусь, я учила тебя лучшему поведению, нежели оскорблять гостей. Благородны не те, кого почитает знать, а те, кто готов уважить простых людей. Слова – это оружие. С ними нужно уметь обращаться.

Дженнер скромным жестом отмел любые мысли о нападках.

– Несомненно, принцесса Скара вправе так судить. Я знавал многих куда храбрее меня. – Он невесело улыбнулся, обнажая кривой ряд зубов с дырами в строю. – И повидал, как одного за другим их зарывали в землю.

– Долголетие и отвага – обычно плохие супруги, – произнес король, снова осушая кубок.

– Короли и эль – тоже не лучшая пара, – возразила Скара.

– У меня, внучка, кроме эля, ничего не осталось. От меня ушли мои воины. Меня бросили союзники. Их клятвы были клятвами ясного неба: крепки, как дуб при свете Матери Солнца, но подзавяли, когда сгустились тучи.

Ни для кого не секрет. День за днем Скара бегала на причалы, горя нетерпением своими глазами увидеть, сколько кораблей из Гетланда приведет Железный король Атиль, сколько бойцов из Ванстерланда будут сопровождать знаменитого Гром-гиль-Горма. День за днем, пока листья сперва проклевывались из почек, потом покрывали траву пестрой тенью, а потом бурели и отпадали. Никто так и не появился.

– Верность – черта собак. Людям она обычно не свойственна, – заметила мать Кире. – Лучше отказаться от замысла, чем строить его на людской преданности.

– На чем же тогда его строить? – поинтересовалась Скара. – На трусости?

Старым казался дед, когда повернулся к ней с влагой на глазах и пивным духом. Старым и разбитым.

– Ты всегда была храброй, Скара. Храбрее меня. В твоих жилах – Бейлова кровь.

– И в твоих, государь! Ты учил меня, что звон мечей – это лишь полвойны. А другая половина ведется здесь. – И Скара прижала кончик пальца к виску – так сильно болела голова.

– Ты всегда была умницей, Скара. Умнее меня. Ведомо богам, ты и птицу уговоришь слететь с неба, коли захочешь. Что ж, берись за эту половину войны. Прояви хитроумие, которому будет под силу повернуть вспять воинство Верховного короля и избавить нашу землю и наш народ от меча Яркого Йиллинга. Вот тогда ты спасешь меня от позорного договора с праматерью Вексен.

Скара опустила взгляд на покрытые соломой полы, лицо горело от стыда.

– Как бы хотелось мне быть на такое способной. – Но она была девушкой семнадцати лет, и, текла ли кровь Бейла в ее жилах иль нет, достойных героя решений в голову не приходило. – Прости, дедушка, мне так жаль.

– Мне тоже, дитя. – Король Финн устало поник на сиденье и махнул, чтобы несли еще эля. – Мне тоже.

– Скара.

Из тревожного сна ее выбросило в темноту. Лицо матери Кире призрачно маячило в мерцании одинокой свечи.

– Скара, вставай.

Спросонья она отпихнула меховые одеяла. Снаружи невнятный шум. Крики и хохот.

Она протерла глаза.

– Что такое?

– Ты должна пойти с Синим Дженнером.

Тут Скара заметила и купца, притаившегося на пороге ее покоев. Черная, косматая фигура, прикован к полу.

– Что?

Мать Кире потянула ее за руку.

– Пора идти, немедленно.

Скара уже собралась спорить. Как обычно. А потом разглядела выражение лица служительницы и подчинилась без единого слова. Ни разу прежде она не видела мать Кире напуганной.

Шум снаружи больше не походил на смех. Рыдания. Безумные голоса.

– Что происходит? – сумела выдавить она.

– Я совершила страшную ошибку. – Глаза матери Кире перебегали на дверь и обратно. – Я поверила праматери Вексен. – Она скрутила с плеча Скары золотое обручье. То самое, что в давнюю пору Бейл Строитель надевал перед битвой. Рубин на золоте играл при свече темно-алыми, словно пролитая кровь, гранями.

– Это вам. – Она протянула обручье Синему Дженнеру. – Если вы поклянетесь довезти ее невредимой до Торлбю.

Разбойник вскинул смущенный взгляд.

– Клянусь. Клянусь солнцем и луной.

Мать Кире до боли крепко сжала обе ладони Скары.

– Что бы ни случилось, ты должна выжить. Это теперь твой долг. Ты обязана выжить и вести выживших за собой. Сражаться за Тровенланд. Встать на защиту народа, если… больше его защищать будет некому.

От страха у Скары перехватило горло, и она едва вымолвила:

– Сражаться? Но…

– Как тебя учила я. Учила старательно. Слова – твое оружие. – Служительница вытирала слезы со щек Скары, а та даже не поняла, что плачет. – Твой дед прав – ты умна и отважна. А теперь ты должна стать сильной. Больше ты не дитя. Не забывай – в твоих жилах струится кровь Бейла. Иди же.

Дрожа в легкой сорочке, Скара поковыляла босиком за Синим Дженнером – в темноту. Уроки матери Кире укоренились так глубоко, что даже в страхе за жизнь она беспокоилась, подобающе ли одета. Пламя за узкими окнами роняло на присыпанный соломой пол кинжальные тени. Слышались крики паники. Собачий лай – внезапно он оборвался. Тяжелый стук, как будто валят могучее дерево.

Как будто топорами по двери.

Они тишком пробрались в гостевые покои, где пару месяцев назад плечом к плечу вповалку спали воины. А теперь валялось лишь протертое до дыр одеяло Синего Дженнера.

– Что происходит? – прошептала она, не узнавая свой надтреснутый голос.

– Йиллинг Яркий нагрянул со своими Сподвижниками, – сказал Дженнер, – погасить долги праматери Вексен. Ялетофт уже полыхает. Прошу прощения, принцесса.

Скара вздрогнула, когда он что-то продел вокруг ее шеи. Ошейник из плетеной серебряной проволоки: негромко звякнула изящная цепочка. Наподобие тех, какими перевязывают волосы девушки инглингов.

– Отныне я рабыня? – прошептала она, когда Дженнер прицепил конец цепи на свое запястье.

– Вы должны ею казаться.

От грохота снаружи Скара съежилась. Забряцал металл, и Дженнер прижал ее к стене. Задул свечу, погружая во мрак. Но она заметила, как разбойник достал нож – Отче Месяц тускло блеснул на лезвии.

Теперь зазвучал вой, там, за дверьми: тонкий, цепенящий. Звериный визг, а не человеческие голоса. Слезы щипали веки, Скара зажмурилась и взмолилась. Заплетаясь, заикаясь, бессмысленно и бестолково. Всем богам и никому.

Легко быть храброй, когда крохотная Последняя дверь маячит так далеко, что пусть о ней переживают другие. А сейчас ледяное дыхание Смерти в затылок заморозило всю ее храбрость. Прошлой ночью ей так привольно было судить о трусости! Теперь она узнала, что это такое.

Последний протяжный вскрик – и тишина. Почитай, хуже недавнего шума. Ее потянуло вперед, несвежее дыхание Дженнера обдало щеки.

– Надо идти.

– Я боюсь, – прошелестела она.

– Я тоже. Но ежели мы уверенно выйдем к ним, то может статься, язык нас выведет на свободу. А станем прятаться и попадемся…

Ты одолеешь страх, лишь выйдя ему навстречу, – так говорил дед. – Спрячешься от него – и он одолеет тебя. Дженнер со скрипом приоткрыл дверь, и Скара заставила себя выскользнуть следом. Колени тряслись так отчаянно, что едва не стучали друг о друга. Босая нога поскользнулась на мокром. У двери сидел мертвец, вокруг него почернела от крови солома.

Его звали Борид. Раньше этот воин служил ее отцу. В детстве катал ее на плечах – с их высоты она срывала персики в саду под стеной Мыса Бейла.

Щиплющие глаза притягивал шум голосов. Взгляд пополз по сломанному оружию, по расщепленным щитам. По новым трупам – скрюченным, сгорбленным, распластанным меж резных колонн, в честь которых дедов чертог и прозвали Лесом.

В свете коптящего очага собрались мужчины. Именитые воины: кольчуги, клинки и кольца-гривны пылали цветами огня, громадные тени вытягивались по полу ей навстречу.

Мать Кире стояла с ними, там же стоял и дед. На нем криво сидела надетая в спешке кольчуга, седые волосы растрепаны после сна. И двум своим пленникам вежливо и любезно улыбался стройный воин. Лицо его было мягким, беззаботным, как у ребенка. Вокруг него – пустота. Никто из прочих убийц не смел даже ступить с ним рядом.

Яркий Йиллинг, тот, кто поклоняется не богам, но самой Смерти.

Его веселый и беззаботный голос прокатился эхом по необозримому залу.

– Я надеялся выразить уважение принцессе Скаре.

– Мы отослали ее к родственнице, Лайтлин, – ответила мать Кире. Тем самым голосом, который спокойно и твердо наставлял, поправлял, одергивал Скару каждый день ее жизни, но нынче в нем звучал незнакомый оттенок ужаса. – Там тебе до нее ни за что не добраться.

– Ничего, мы до нее доберемся и там, – сказал один из бойцов Йиллинга, громадный мужик с шеей, как у быка.

– Уже скоро, мать Кире, скоро, – добавил другой, с длинным копьем и рогом на поясе.

– Король Атиль придет, – с жаром проговорила она. – Он спалит ваши корабли и загонит вас в море.

– Как же он спалит корабли, когда их защищают могучие цепи Мыса Бейла? – поинтересовался Йиллинг. – Цепи, к которым вы дали мне ключ.

– Гром-гиль-Горм придет, – не умолкала она, однако голос упал почти до шепота.

– Мечтаю об этом. – Йиллинг протянул обе руки и ласково откинул волосы матери Кире за плечи. – Но для вас он придет слишком поздно.

Он вынул меч, золотой коготь обвил на эфесе огромный алмаз, зеркальная сталь вспыхнула так ярко, что пронзила мрак, и перед взором Скары замигало белое пятно.

– Всех нас ждет Смерть. – Король Финн глубоко вдохнул, раздувая ноздри, и тяжело, но горделиво ступил вперед. Вновь обретая облик славного мужа своих ушедших дней. Он обвел взглядом палаты и среди высоких колонн приметил Скару. И, решила она, самую чуточку ей улыбнулся. А затем упал на колени. – Сегодня ты отнимаешь жизнь у короля.

Йиллинг пожал плечами:

– Что короли – что холопы. Для Смерти мы все на одно лицо.

Он пырнул дедушку Скары туда, где шея смыкается с плечом. Скорый и смертоносный, как удар молнии, клинок нырнул по рукоять – и тут же обратно. Король Финн успел только охнуть – и умер мгновенно, и повалился лицом в очаг. Скара замерла, застыла на месте: сковало дыхание, сковало мысли.

Мать Кире таращилась на тело мертвого повелителя.

– Праматерь Вексен дала мне обещание… – запнулась она.

Пит-пат, пит-пат, капала с острия меча кровь.

– Обещания – узы для слабых.

Он крутнулся с изяществом танцора, в тени мелькнула сталь. Ударила черная струя, и голова матери Кире гулко стукнулась об пол, а тело осело вниз, словно в нем не было никаких костей.

Скара издала судорожный стон. Все это наверняка кошмар. Выверт горячечного бреда. Ей захотелось лечь. Ресницы дрожали, тело обмякло, но плечо до боли крепко сжимала ладонь Синего Дженнера.

– Ты – рабыня, и только, – прошипел он, жестко ее встряхнув. – Ты по-нашему не говоришь. Ты по-нашему не понимаешь.

Она попыталась унять рваные всхлипы, но тут легкие шаги простучали по полу, направляясь к ним. Кто-то вдалеке завопил, да так и вопил без остановки.

– Так, так, – послышался мягкий голос Яркого Йиллинга. – Явно нездешняя парочка.

– Никак нет, господин. Меня Синим Дженнером кличут. – У Скары в голове не укладывалось, как ему удается разговаривать столь дружелюбно и рассудительно. Открой рот она, и оттуда полезут одни слюнявые поскуливания. – Я торгую под разрешением Верховного короля, недавно вернулся с верховий Священной реки. Мы шли в Скегенхаус, и ураган сбил нас с курса.

– Должно быть, ты был в тесной дружбе с королем Финном, раз гостишь в его палатах.

– Мудрый купец дружит со всеми, господин.

– С тебя льется пот, Синий Дженнер.

– Если честно, я вас боюсь.

– И верно, мудрый купец. – Скара почувствовала ласковое прикосновение к подбородку – ей подняли голову. Она посмотрела в лицо тому, кто только что убил двух стариков, которые растили и воспитывали ее с самого детства. На его вежливой улыбке до сих пор не высохли капли их крови, а она так близко к нему, что может сосчитать на носу веснушки.

Йиллинг выпятил полноватые губы и звонко присвистнул.

– И торгуешь чудесным товаром. – Он пропустил ладонь сквозь ее волосы, намотал на пальцы тонкую прядь и слегка потянул, мазнув по щеке кончиком пальца.

Ты обязана выжить. Обязана вести выживших за собой. Она стесала, притупила страх. Притупила ненависть. Через силу сделала безжизненное лицо. Ничего не выражающее лицо невольницы.

– Так я выкуплю ее у тебя, купец? – задал вопрос Йиллинг. – За твою жизнь – почему нет?

– С удовольствием, господин, – вымолвил Синий Дженнер. Скара так и знала – мать Кире просто дура, раз поверила этому пройдохе. Она поглубже вдохнула, чтобы выпалить проклятие. Крючковатый палец разбойника впился ей в плечо. – Но мне нельзя ее продавать.

– По моему обильному и кровавому опыту… – Яркий Йиллинг поднял багряный меч и прижал плашмя к щеке, как девчушка – любимую куклу. Алмазное навершие разгоралось красными и желтыми искрами. – Один острый клинок рассечет целый моток любых «нельзя».

Cедой кадык Дженнера подскочил от волнения.

– Я ей не хозяин, чтоб продавать. Она – подарок. От князя Варослава из Калейва самому Верховному ко- ролю.

– Ясно. – Йиллинг медленно убрал меч от лица, от прижатого клинка на коже осталось красное пятно. – Слыхал я, что Варослав из тех, кого страшится мудрый.

– По правде говоря, шутить князь не любит.

– Когда власть человека расцветает, его чувство юмора вянет. – Йиллинг нахмурился на кровавый след, что сам оставил между колонн. Между трупов. – Верховный король тоже такой же. Было б неблагоразумно лямзить у них подарки.

– На всем пути от Калейва я повторял те же самые слова, – сказал Дженнер.

Яркий Йиллинг щелкнул пальцами, словно треснул кнутом, глаза загорелись мальчишеским задором.

– Придумал! Мы подкинем монетку. Орел – ты забираешь эту милку в Скегенхаус, мыть ноги Верховному королю. Решка – я тебя убью и распоряжусь ею с большей пользой. – Он шлепнул Дженнера по плечу. – Ты что-то сказал, мой новый друг?

– Праматери Вексен это небось придется не по нутру, – сказал Дженнер.

– Да ей не по нутру вообще все. – Йиллинг широко улыбнулся, гладкая кожа вокруг глаз собралась в добродушные морщинки. – Но я склоняюсь лишь пред одною женщиной. И это вовсе не праматерь Вексен, не Матерь Море, не Матерь Солнце и даже не Матерь Война. – Он подбросил монету высоко: золото вспыхнуло под необъятным и тусклым сводом Леса. – А только Смерть.

Он выхватил монету из тени.

– Короля и крестьянина, господина и слугу, сильного и слабого, мудрого и глупого – всех нас ждет Смерть. – И он раскрыл кулак, на ладони сверкнула монета.

– Эхе. – Синий Дженнер уставился на нее. – Сдается, меня она еще чуток обождет.

Они неслись прочь сквозь разоренный Ялетофт. Горячий ветер раскидывал охваченную огнем солому, ночь вскипала криками, мольбами и плачем. Скара не поднимала глаз, как полагалось вышколенной рабыне. Рядом не было никого, кто велел бы не горбиться – и ее страх понемногу таял, превращаясь в чувство вины.

Они вскочили на борт судна Дженнера и тут же отчалили. Команда бормотала молитвы и благодарила Отче Мира за спасение от резни, весла скрипели, наращивая ритм – пока меж ладей захватчиков они скользили в открытое море. Полумертвая Скара плюхнулась возле груза, чувство вины постепенно стекало в лужу скорби: она смотрела, как пламя охватывает прекрасный дворец короля Финна, а вместе с ним и ее прошлую жизнь. Огромный резной щипец чернел на огненном фоне, а потом обрушился в фонтане клубящихся искр.

Пожарище надо всем, что только знала принцесса, умалялось, Ялетофт стал далеким огненным пятном в темноте, паруса трепетали, и Дженнер приказал повернуть на север, в Гетланд. Скара стояла и глядела назад, глядела в прошлое. Слезы высохли на лице, когда ее скорбь смерзлась в холодную, твердую, железную глыбу ярости.

– Я еще увижу свободный Тровенланд, – прошептала она, сдавливая кулаки. – Увижу, как заново отстроят дедушкины палаты, а тушу Йиллинга Яркого расклюют вороны.

– Покамест главное – увидеть вас завтра живой, принцесса. – Дженнер снял с ее шеи невольничий ворот и укутал плащом ее дрожащие плечи.

Она подняла глаза, осторожно потирая отметину от серебряного шнура.

– Я напрасно осуждала тебя, Синий Дженнер.

– Ваше суждение было недалече от истины. Я творил куда худшее зло, чем вы себе представляете.

– Зачем же тогда рисковал ради меня жизнью?

Он, похоже, на минуту задумался, почесывая подбородок. Потом пожал плечами.

– Потому что вчерашний день уже не изменишь. А завтрашний – можно. – Он вложил что-то в ее ладонь. Обручье Бейла – рубин наливался кровью при свете луны. – Кажется, это ваше.

2. Мира не будет

– Ну, когда же они появятся?

Отец Ярви сидел, прислонив к дереву сутулую спину. На коленях его умостилась древняя книга. Казалось, что он почти заснул: зрачки под отяжелевшими веками перестали скользить по написанному.

– Я служитель, а не провидец, Колл.

Колл мрачно оглядел святые подношения богам на поляне. Безголовые птицы, кувшины высохшего эля. Покачивались связки костей на бечевках. Собака, корова и четыре овцы висели на иссеченных рунами ветвях. У перерезанных глоток животных суетилась мошкара.

Не обошлось и без человека. Тело, судя по мозолям на шее, невольника – на спине грубо начертали рунный круг. Пальцы касались окровавленной почвы. Грандиозное жертвоприношение Той, Что Взращивает Семя от какой-нибудь мечтающей о ребенке богачки.

Колл не шибко жаловал святые рощи. В них у него возникало чувство, будто за ним подсматривают. Себя-то он считал малым честным, но свои тайны найдутся у каждого. И свои тягостные сомнения тоже.

– Что за книга? – спросил он.

– Трактат об эльфийских древностях, написанный двести лет назад сестрой Слодд из Реерскрофта.

– Опять вы взялись за запретные знания?

– Знания с тех времен, когда целью Общины Служителей было копить, а не выпалывать мудрость.

– Обуздать возможно лишь познанное, – пробурчал Колл.

– В дурных руках всякое знание, равно как и всякая сила, станет опасным. В каком деле его применять – вот что важно. – С этими словами отец Ярви лизнул палец на высохшей кисти и перевернул страницу.

Колл мрачно покосился на безмолвный лес.

– Мы что, и впрямь пришли слишком рано?

– Обычно бой выигрывает тот, кто первым подошел к месту схватки.

– Разве мы собирались не на мирные переговоры?

– Мирные переговоры и есть поле битвы служителя.

От тяжкого вздоха Колл пришлепнул губами. Он пристроился на пенек с краю поляны, на почтительном расстоянии от подношений богам. Вынул ножик и ясеневую заготовку, которой начерно уже придал нужную форму. Та, Что Бьет По Наковальне, с высоко занесенным молотом. Подарок для Рин, когда он вернется в Торлбю. Если вернется, а не окончит свои дни, болтаясь на дереве на этой самой поляне. Он снова пошлепал губами.

– Боги наделили тебя многочисленными дарами, – пробурчал отец Ярви, не отрывая глаз от книги. – Умелыми руками и смекалкой. Привлекательными вихрами песочного цвета. Неунывающим остроумием – порой немного не к месту. Но хочешь ли ты и впрямь стать великим служителем, стоять у плеч королей?

Колл сглотнул.

– Хочу, вы же знаете, отец Ярви. Больше всего на свете.

– Тогда тебе придется многому научиться, и прежде всего – терпению. Собери свой разум-мотылек в кулак, и однажды ты изменишь мир, как мечтала твоя мама.

Колл мотнул головой и услышал, как под рубашкой цокнули гирьки на ремешке вокруг шеи. Эти гирьки его мать, Сафрит, носила, заведуя кладовыми, – почетный знак того, что отмеряла и взвешивала без обмана. Будь храбрым, Колл. И во всем старайся быть первым.

– Боженьки, я до сих пор скучаю по ней, – пробормотал он.

– Я тоже. А сейчас замри и все внимание на меня.

Колл свесил руки.

– Мои глаза приросли к вам, отец Ярви.

– Закрой их. – Служитель захлопнул книгу и встал, отряхивая со спины палые листья. – И слушай.

Шаги, из глубины леса. Колл убрал поделку, но нож оставил, сунув лезвием в рукав. Большинство проблем решит правильно выбранное слово. Но по опыту Колла, сталь с правильной заточкой способна отлично уладить оставшиеся.

Из-за деревьев на поляну ступила женщина в черном балахоне служителя. Ее огненно-рыжие волосы с боков были выбриты, а сверху, примазанные, топорщились в виде гребня. На коже возле ушей наколоты руны. Суровым было ее лицо – и от движений челюстью становилось еще суровее: она жевала кору сонной ветлы. На губах – лиловые пятнышки.

– Вы рано, мать Адуин.

– Не так рано, как вы, отец Ярви.

– Мать Гундринг всегда повторяла: приходить на встречу вторым – неприлично.

– Что ж, надеюсь, вы простите мою невоспитанность.

– Смотря какие известия от праматери Вексен вы принесли.

Мать Адуин вскинула голову.

– Ваш повелитель, король Атиль со своим союзником Гром-гиль-Гормом нарушили клятвы Верховному королю. Они отбросили протянутую руку дружбы и обнажили против него мечи.

– Его рука дружбы давила на нас тяжким гнетом, – сказал Ярви. – Уже два года, как мы ее стряхнули, и оказалось – без нее дышится куда легче. Два года как Верховный король не брал городов, не выигрывал битв…

– А сколько раз бились Атиль и Гром-гиль-Горм? Если не считать ежедневных перепалок друг с другом? – Адуин краешком рта сплюнула сок, и Колл беспокойно потеребил нитку на рукаве. Тут она попала в цель. – Вы, отец Ярви, наслаждались удачей, пока Верховный король не отрывал взгляд от восстания в Нижнеземье. Восстания, к разжиганию которого, слыхала я, вы приложили руку.

Ярви, сама невинность, заморгал:

– Разве по силам мне поднимать людей на борьбу за сотни миль от себя? Я что – волшебник?

– Кое-кто поговаривает, что да, но хоть волшба, хоть удача, хоть хитроумие уже ничего не изменят. Восстание смято. Яркий Йиллинг сходился в поединках с тремя сыновьями Хокона и зарубил их по очереди, одного за другим. Его владению мечом нет равных.

Отец Ярви присмотрелся к единственному ногтю на своей сухой руке, будто проверял, хорошо ли тот выглядит.

– Король Атиль с вами не согласится. Он побил бы этих трех братьев разом.

Мать Адуин пропустила пустое хвастовство мимо.

– Яркий Йиллинг – человек нового склада, у него современный подход. Он предал клятвопреступников мечу, а его Сподвижники сожгли их терема вместе с семьями.

– Жечь целые семьи. – Колл резко сглотнул. – Какой улучшенный подход!

– Наверно, вы еще не слышали, что Яркий Йиллинг сделал потом?

– Говорят, он отменный танцор, – сказал Колл. – Он что, станцевал?

– О да. Через проливы, да в Ялетофт, с визитом к вероломному королю Финну.

Вот теперь настала тишина – и ветер прошелестел в листьях, подношения на дереве скрипнули, и по шее Колла пробежал холодок дрожи. Мать Адуин негромко причмокнула корой и сладко улыбнулась:

– Ах. Над этим и ваш шут не заржет. Ялетофт лежит в развалинах, чертог короля Финна в пепелище, а воинов его рассеял ветер.

Ярви еле заметно нахмурился.

– А где же сам король?

– По ту сторону Последней двери. С ним и его служитель. Их смерть была предначертана в тот самый миг, когда вы завлекли их обманом в свою обреченную шайку.

– На поле боя, – задумчиво пробормотал отец Ярви, – правил нет. Современнее некуда.

– Яркий Йиллинг уже засеивает Тровенланд пламенем, расчищая дорогу армии Верховного короля. Армии, превосходящей числом песчинки на полосе прибоя. Величайшему воинству, выходившему маршем с тех пор, как эльфы воевали единого Бога. К середине лета он будет у ворот Торлбю.

– Будущее окутано туманом, мать Адуин. Оно запросто может нас удивить.

– Не нужен пророческий дар, чтобы видеть грядущее. – Она вытащила свиток и растянула его, тонкие руны густо испещрили бумагу.

– Праматерь Вексен называет вас с королевой Лайтлин подлыми изменниками и чародеями. Отпечатанные Лайтлин монеты Община Служителей сим документом нарекает колдовскими амулетами эльфов, а всякого, кто их использует, – объявляет вне закона.

Колл дернулся – в подлеске хрустнул сучок.

– Вы будете изгоями для всего мира, равно как Атиль, Гром-гиль-Горм и любой, вставший под их знамена.

А вот сейчас появились воины. Мужчины из Ютмарка – продолговатые щиты и квадратные застежки плащей. Колл насчитал шестерых, а сзади услышал еще не менее двух и с трудом заставил себя не оборачиваться.

– Вы обнажили мечи? – удивленно спросил отец Ярви. – На священной земле Отче Мира?

– Мы молимся Единому Богу, – прорычал боец в шлеме с золотой гравировкой, их капитан. – Как по нам – это обычная грязь.

Колл оценил нацеленные на него острые взгляды и острые лезвия. Ладони стало скользко на рукояти потайного ножа.

– Ну, попали, – пискнул он.

Мать Адуин выпустила свиток из рук.

– Но даже сейчас, несмотря на вашу измену и подлость, праматерь Вексен предлагает вам мир. – Она воздела очи к небу, по лицу скользнула тень от листьев. – Взаправду, Единый Бог милостив!

Отец Ярви прыснул со смеху. Колл глазам своим не верил – настолько бесстрашным казался служитель.

– Полагаю, ее милость имеет свою цену?

– Изваяния Высоких богов должны быть разбиты. Отныне на всем море Осколков воцарится Единый Бог, – ответила Адуин. – Каждый ванстерец и гетландец обязан платить годовую десятину в Общину Служителей. Король Атиль и король Гром-гиль-Горм сложат свои мечи к ногам Верховного короля, умоляя его о прощении, и принесут новую присягу.

– Старая оказалась непрочной.

– Поэтому вы, мать Скейр и юный принц Друин останетесь у Вексен в заложниках.

– Хммм. – Отец Ярви поднял высохший палец и постучал по щеке. – Предложение заманчиво, беда только – летом в Скегенхаусе малость сыровато.

Стрела промелькнула перед лицом Колла – его обдуло ветерком полета. И беззвучно вошла в плечо вожаку отряда, сразу над ободом щита.

Из леса выпорхнули новые стрелы. Один воин вскрикнул.

Другой схватился за стрелу, угодившую в лицо. Колл подскочил к отцу Ярви и рванул его вниз, увлекая за ствол ближайшего священного древа. Тут же на них кинулся ратник, занося меч. И тогда его путь преградил Доздувой, огромный, как дом. Взмах его великой секиры сшиб нападавшего с ног и отбросил прочь, взбивая палые листья.

Сплелись проворные тени – секли, кололи, стукались о подношения богам, те раскачивались на ветвях. Через несколько кровавых мгновений бойцы матери Адуин присоединились к королю Финну за Последней дверью. Их капитан, задыхаясь, кривился на коленях: шесть стрел упокоились в его кольчуге. Он пытался встать, орудуя мечом, как клюкой, но красная сила стремительно покидала его через раны.

На поляне показался Фрор. Одна рука его обхватывала тяжелый топор. Второй он бережно расцепил застежку на золоченом шлеме капитана. Искусное изделие стоило немалых денег.

– Вы пожалеете об этом, – выдохнул капитан: на губах кровь, седые волосы липли к потному лбу.

Фрор неспешно кивнул.

– Мне уже тебя жалко. – И хватил капитана по темени – тот опрокинулся, распростав руки.

– Уже можно меня отпускать, – сказал отец Ярви и похлопал Колла по боку. Только сейчас он понял, что накрыл служителя всем телом, как в бурю мать закрывает ребенка.

– А сразу вы не могли мне сказать, что задумали? – спросил он, отталкиваясь от земли.

– Чего не знаешь – того не выдашь.

– Вы не доверились тому, что я справлюсь?

– Доверие – оно как стекло, – произнес Ральф. Он закинул на плечо свой могучий роговой лук и, протянув широкую ладонь, помог Ярви подняться. – Чудесная вещь, но только придурку взбредет в голову полагаться на его прочность.

Поляну со всех сторон окружили бывалые воины Гетланда и Ванстерланда, среди них мать Адуин казалась отчаянно одинокой. Колл едва ее не жалел, но понимал – его жалость не принесет никому даже наименьшего блага.

– Похоже, моя подлость взяла верх над вашей, – сказал Ярви. – Уже дважды ваша госпожа пыталась иссечь меня с лика мира, но пока вот он я, перед вами.

– Ты своей подлостью славен, паук. – Мать Адуин плюнула ему под ноги лиловой отрыжкой. – Твой Отче Мир теперь доволен священной поляной?

Ярви пожал плечами:

– Ох, он-то – бог милостивый. Но вообще-то согласен, разумнее на всякий случай задобрить его жертвой. Повесить вас на одном из этих деревьев и перерезать горло.

– Так чего ждете? – вырвалось у нее.

– Помилование убеждает в могуществе нагляднее казни. Возвращайтесь к праматери Вексен. Спасибо ей за сведения, они наверняка нам еще пригодятся. – Он бросил жест на мертвецов – тех уже привязывали за ноги, чтобы вздернуть на ветвях святой рощи. – Спасибо и за щедрые подношения Высоким богам. Боги будут вам, несомненно, признательны.

Отец Ярви внезапно рванулся к ней, скаля зубы. Маска соскользнула с матери Адуин, и Колл ясно разглядел под ней страх.

– Но передайте первой из служителей, что я подтер задницу ее предложением! Я поклялся отомстить убийцам отца. Поклялся луною и солнцем. Передайте праматери Вексен: пока мы с ней живы, никакого мира не будет!

3. Не пролить крови

– Я тебя щас прикончу, сука полубритая! – ругаясь и брызжа слюной, Рэйт пошел на нее. Рэкки поймал его за левую руку, Сориорн за правую – вдвоем им удалось его забороть. В конце концов, навык сложился у них уже спокон веку.

Колючка Бату не двинулась. Если не считать вздутых желваков с выбритой стороны головы.

– Давайте-ка все просто остынем, – высказался ее муж, Бранд, и замахал ладонями, как пастух в попытке усмирить встревоженную отару. – Ну будет вам, мы же союзники, а? – Никакой он не мужик, а здоровенная, сильная корова. Твердости – ни на зуб. – Давайте, ну хоть минутку… давайте пребывать в свете.

Рэйт всем объявил, что он думает об этом предложении, сумев выкрутиться из хватки брата настолько, чтобы плюнуть Бранду в лицо. К сожалению, не попал, но его намек поняли.

Колючка закусила губу:

– По-моему, псина нарывается на взбучку.

У каждого есть своя больная мозоль – сейчас наступили на Рэйтову. Он тут же расслабился и обмяк, опустил голову набок и, скалясь в ленивой ухмылке, покосился на Бранда.

– Слушай, Колючка, может, лучше взамен я прибью твою робкую женушку?

Он здорово наловчился затевать драки и неплохо умел их заканчивать, но никак не был готов к той скорости, с какой Колючка бросилась к нему.

– Ты труп, мудак с молочными волосами.

Рэйт отшатнулся, едва не повалив на причал брата и Сориорна. Чтоб ее оттащить, понадобилось трое гетландцев – старый мастер оружия Хуннан, пожилой лысый кормчий Ральф и Бранд, чья покрытая шрамами рука заломила ей шею. Здоровенные мужики пыхтели от напряжения, но ее кулак, даже сбившись с курса, все равно дал хорошего тумака Рэйтовой макушке.

– Мира! – прорычал Бранд, борясь изо всех сил с брыкающейся женой. – Ради богов, прошу мира!

Но всеми овладел отнюдь не мирный настрой. И гетландцы, и ванстерцы уже выкрикивали новые оскорбления. Рэйт увидел чей-то побелевший кулак на рукояти меча, услышал шорох, с которым Сориорн извлек кинжал из ножен. Он чуял запах скорого насилия, и оно угрожало зайти гораздо дальше, чем он намеревался вначале. Но что вы от насилия хотите? Такова его суть. Оно редко растет в пределах отведенной заранее грядки.

Рэйт раздвинул губы в полуулыбке-полуоскале: в груди разгоралось ярое пламя, дыхание забурлило в глотке, затрепетали тугие мышцы.

Еще немного, и сказители воспели б сражение на мокрых от дождя пристанях Торлбю, когда бы не явился Гром-гиль-Горм. Точно бык сквозь стадо блеющих коз, шествовал он, рассекая ожесточенную давку.

– Хорош! – проревел владыка Ванстерланда. – Чего тут расчирикались, пичужки?

Сутолока стихла. Рэйт стряхнул с себя брата, улыбаясь волчьей усмешкой, и Колючка оторвалась от мужа, рыча проклятия. Впереди у Бранда неуютная ночка, но для Рэйта все сложилось как нельзя лучше. В конце концов, он приехал драться, и его не слишком заботило с кем.

С воинственным видом гетландцы расступились, пропуская короля Атиля. На руках у него, как дитя, лежал обнаженный меч. Само собой, Рэйт его ненавидел. Всякому доброму ванстерцу полагалось ненавидеть гетландского короля. Но в остальном таким человеком, как он, стоило восхищаться: суровый, с волосами серого цвета, как железный брус – и столь же жесткий и неподатливый, он произносил мало слов, но побеждал во многих боях. Сумасшедший блеск впалых глаз говорил о ледяной пустоте там, куда обычно боги помещают в людей милосердие.

– Ты меня расстроила, Колючка Бату, – проскрежетал он грубым, словно мельничные жернова, голосом. – От тебя я ждал лучшего.

– Всем сердцем каюсь, государь, – хрипло буркнула она, меча кинжалы из глаз сперва на Рэйта, потом на Бранда, который поморщился, словно кинжалы от нее ему далеко не в новинку.

– А я от тебя лучшего и не ждал. – Гром-гиль-Горм насупил на Рэйта черную бровь – Но, по крайней мере, надеялся.

– Нам что, безропотно сносить оскорбления? – огрызнулся Рэйт.

– Тот, кто желает упрочить союз, стерпит детские обзывалки, – сухо прозвучал голос матери Скейр.

– А наш союз подобен судну в штормовых морях, – проговорил отец Ярви, со своей слащавой улыбочкой, что прямо криком просила обуха. – Затопите его своими дрязгами, и поодиночке мы пойдем на дно.

В ответ на это Рэйт зло заворчал. Он ненавидел служителей и их двуличные речи об Отче Мире и наибольшем благе. Как по нему, лучшее средство против любой неприятности – пробить ее насквозь кулаком.

– Мужи Ванстера оскорблений не забывают. – Горм упер палец в пояс, где топорщились боевые ножи. – Однако меня одолела жажда, и поелику мы – гости… – Он подтянулся, цепь, сделанная из наверший мечей побежденных врагов, поползла по его могучей груди. – То я, Гром-гиль-Горм, Крушитель Мечей, Творитель Сирот, король Ванстерланда, верный и любящий сын Матери Войны… войду в город вторым.

Его воины сердито зароптали. Они целый час ругались и спорили, кто войдет первым, а теперь эта битва проиграна. Их государь встанет на менее почетное место, значит, меньше чести достанется им, и, боги, как же они колючи в вопросах чести!

– Мудрый поступок, – прищурившись, произнес король Атиль. – Только не жди ответных подарков.

– Волк не нуждается в подарках овец, – молвил Горм, сверкнув глазами в ответ. Ближняя дружина короля Атиля, подбоченясь, шагала мимо. Золоченые пряжки, рукояти и кольца-гривны сверкали на солнце. Наглецы зазнались, как никогда. Рэйт оскалился и харкнул им под ноги.

– От ведь псина, – ехидно ухмыльнулся Хуннан.

Рэйт бы прыгнул на старого выродка и вышиб ему мозги о причал, да только Рэкки приобнял его и на ухо проворковал:

– Тише, братик, остынь.

– Синий Дженнер! Вот так сюрприз!

Рэйт хмуро оглянулся через плечо и увидел, что отца Ярви увлек в сторонку какой-то старый моряк с просоленной рожей.

– Надеюсь, приятный, – произнес Дженнер, пожимая руки Ральфу, словно давнему одновесельнику.

– Поживем – увидим, – ответил служитель. – Ты приехал принять золото Лайтлин?

– Я приму чье угодно золото, только предложи. – Дженнер с опаской пострелял глазами по сторонам, как будто собрался поведать о тайном кладе. – Но меня привели сюда причины поважнее золота.

– Важнее золота? – усмехнулся Ральф. – Да ты ли это?

– Намного важнее. – Дженнер вывел вперед кого-то, кто прятался за его спиной, – и Рэйту словно пробили черепушку кинжалом, и боевой задор вытек из него моментально.

Она была невысокой и худенькой и утопала в полинялом плаще. Волосы переплелись нечесаным клубком: облаком темных локонов, что сбивались и трепетали на соленом ветру. Кожа ее была бледной, ободок ноздрей розоватый, а скулы – хрупкие и изящные, казалось, готовы надломиться от грубого слова.

Она смотрела прямо на Рэйта большими глазами, темными и зелеными, как Матерь Море пред бурей. Она не улыбалась. И не проронила ни слова. Печальная и торжественная, полная загадок, и у Рэйта встали дыбом все волоски. Никакой удар секирой по голове не смог бы так его вырубить, как этот единственный взгляд.

Несколько мгновений отец Ярви стоял, придурковато раззявив рот. Потом захлопнул его, клацнув челюстью.

– Ральф, отведи Синего Дженнера и его гостью к королеве Лайтлин. Немедленно.

– То был готов убить за право пройти первым, то вообще идти не хочешь? – Рэкки смотрел на него, и до Рэйта дошло, что ратники Горма уже вышагивают вслед за гетландцами, едва не лопаясь от высокомерия. Наверстывают свое за то, что идут вторыми.

– Кто была та девушка? – просипел Рэйт. Перед глазами все кружило, как у пьяного, резко вырванного из хмельной дремоты.

– С каких пор ты стал волноваться о девушках?

– С тех самых, как увидел эту. – Он поморгал, глядя в толпу, надеясь доказать брату и себе, что она ему не померещилась. Но девушка пропала.

– Видать, красуля что надо, раз отвлекла тебя на целую минуту от перебранки.

– Подобных ей я еще не встречал.

– Прости, брат, но женщин ты и в самом деле встречал немногих. Ты ж у нас по части драк. – С ухмылкой Рэкки взвалил на себя громадный черный щит Гром-гиль-Горма. – А по части баб – я, помнишь?

– Ты мне про это вещаешь без устали. – Рэйт водрузил на плечо тяжелый королевский меч и двинулся вслед за братом. И почувствовал, как увесистая длань повелителя потянула его назад.

– Ты, Рэйт, меня крепко расстроил. – Крушитель Мечей придвинул его к себе. – В этих краях полно людей, которых худо иметь во врагах, но я боюсь, что в лице Избранного Щита королевы Лайтлин ты выбрал как раз наихудшего.

Рэйт окрысился:

– Она, государь, меня не пугает.

Горм с лету влепил ему оплеуху. В смысле оплеуху для Горма. Для Рэйта – будто б его хватили веслом. Он пошатнулся, но король поймал его и притянул к себе.

– Меня ранит не то, что ты пытался ее зацепить, но то, что ты не сумел. – Он вмазал другой стороной ладони, и губы Рэйта посолонели от крови. – За каким лешим мне пес, который тявкает? Мне нужен пес, который вонзает клыки. Убийца. – И он отвесил третью пощечину. У Рэйта загудела голова. – Боюсь, Рэйт, в тебе еще прячется зернышко жалости. Раздави его, пока ты сам им не подавился.

На прощание Горм потрепал Рэйта по голове. Как отец треплет сына. А может – как охотник гончего пса.

– Столько крови, чтобы насытить меня до конца, тебе, малыш, никогда не пролить. Ты знаешь об этом и сам.

4. В безопасности

Гребешок из шлифованной китовой кости шшух-шшухал по волосам Скары.

Игрушечный меч принца Друина хрусть-бум-бамкал по сундуку в углу.

Голос королевы Лайтлин бу-бу-бубнил без роздыху. Она будто почувствовала – воцарись молчание, и Скара начнет орать, а потом опять орать и не остановится никогда.

– За тем окном, в южной части города, стоят лагерем люди моего мужа.

«Почему они не пришли к нам на помощь?» – хотелось завизжать Скаре, когда она недвижно уставилась на кромешное поле военных шатров, но рот, как положено, понес пристойную чепуху:

– Должно быть, их очень много.

– Две с половиной тысячи преданных гетландцев со всех концов нашей страны.

Скара почувствовала, как сильные пальцы королевы Лайтлин слегка повернули ей голову. Бережно, но очень твердо. Принц Друин издал боевой клич писклявого двухлетки и атаковал гобелен. Гребешок снова пошел шшух-шшух-шшухать, словно ни одна на свете напасть не устоит против опрятно уложенных волос.

– За этим окном, к северу – стан Гром-гиль-Горма. – Огни зыбко мерцали в сгущавшихся сумерках, как звезды по небесному полотну, рассыпанные на темных склонах холмов. – Мне и привидеться не могло: две тысячи ванстерцев, на виду у стен Торлбю.

– Уж точно не с мечами в ножнах, как эти, – резко бросила Колючка Бату из глубины комнаты, – так воин бросает во врага секиру.

– Я видела стычку в порту… – пролепетала Скара.

– Боюсь, не последнюю. – Лайтлин цокнула языком, распутывая узел. У Скары вечно не получалось справиться с волосами, но королева Гетланда не та женщина, которую отпугнет одна-другая непослушная прядь. – Завтра состоится всеобщий сход. Пять часов перебранки кряду, помяни мое слово! Если мы его переживем и никто не погибнет, я посчитаю это подвигом,

И Лайтлин повернула Скару к зеркалу. Безмолвные невольники королевы выкупали ее и оттерли, а замызганную ночнушку сменили на зеленые шелка, привезенные из дальнего путешествия в Первоград, и живо подогнали их по размеру. Шелка с парчовой каймой ничуть не уступали в красоте и изяществе ни одному платью, что Скара носила прежде – а ей доставалось немало прелестных вещиц. До того много и до того заботливо их развешивала мать Кире, что иногда принцессе казалось: это платья носят ее.

Ее окружили высокими стенами, могучими воинами, рабами и роскошью. Ее голове полагалось кружиться только от облегчения. Но, как у бегуньи, остановившейся передохнуть на минутку, а после обнаружившей, что не в силах стоять на ногах, безмятежный уют принес Скаре лишь слабость и ломоту во всем теле. Она чувствовала себя разбитой и внутри, и снаружи, одним большим синяком. Ей уже хотелось вернуться назад, на корабль Синего Дженнера под названием «Черный пес», чтобы там трястись от холода, пялиться на капли дождя и трижды в час на содранных коленях подползать поблевать за борт.

– Их носила моя мама, сестра короля Финна. – Лайтлин осторожно закрепила серьгу. С золотых цепочек, тонких, как паутинка, на плечо Скары, казалось, капали малиновые самоцветы.

– Очень красиво, – всхрипнула Скара, вложив все силы, чтобы не забрызгать зеркало рвотой. Она не узнавала глядевшую оттуда девушку: боязливую, красноглазую, хрупкую. Та казалась ей собственным привидением. Возможно, она так и не вырвалась из Ялетофта. Возможно, она до сих пор там – в рабстве у Яркого Йиллинга, навсегда.

В глубине зеркала Колючка Бату присела на корточки возле принца, подвинула его ручонки на деревянной рукояти и замурлыкала, объясняя, как делать правильный взмах. Когда он хватил ее по ноге, девушка взъерошила светлые волосы мальчика и улыбнулась. Шрам-звездочка сморщился на ее щеке.

– Молодец.

Но у Скары не шел из головы меч Яркого Йиллинга, его алмазный эфес, вспышка в блеклой темноте Леса – и грудь у девушки в зеркале начала тяжко вздыматься, задрожали ладони и…

– Скара. – Королева Лайтлин крепко обняла ее за плечи. Суровые и проницательные серо-голубые глаза привели ее в чувство, возвращая в настоящее. – Расскажешь мне, что там произошло?

– Дедушка ждал, когда придет подмога. – Слова бесцветно гудели, словно вдалеке жужжала пчела. – Мы ждали воинов Атиля, воинов Горма. Никто не пришел…

– Говори.

– Он совсем пал духом. Мать Кире убедила его пойти на мировую. Она отправила голубя, и праматерь Вексен прислала орла с ответом. Если мы сдадим крепость Мыс Бейла и распустим по домам воинов Тровенланда, если позволим армии Верховного короля свободно пройти по нашей земле – она простит нас.

– Но прощение Вексен неведомо, – промолвила Лайтлин.

– Она послала в Ялетофт Яркого Йиллинга поквитаться с нами. – Скара сглотнула кислые слюни, и вздрогнула тонкая шея бледной девушки в зеркале. Личико принца Друина сморщилось от бойцовской решимости: он рубил Колючку игрушечным мечом, а она пальцами отбивала удары. Детский воинственный клич звучал точь-в-точь как тот вой, полный ярости и боли, раздававшийся в темноте, все ближе к ней с каждой минутой. Все ближе к ней с каждым днем.

– Яркий Йиллинг отрубил голову матери Кире. Пронзил деда мечом – тот упал прямо в очаг.

У королевы Лайтлин расширились зрачки.

– Все это произошло… на твоих глазах?

Облако искр, отсветы на улыбках воинов, густая кровь капает с острия меча. Скара судорожно вздохнула и кивнула.

– Я сбежала под видом рабыни Синего Дженнера. Яркий Йиллинг подбросил монету, чтобы решить, надо ли убить и его… но монета…

Монета до сих пор вращалась перед ней в полумраке, до сих пор искрилась огненным цветом.

– Той ночью с тобой были боги, – прошептала Лайтлин.

«Тогда почему они убили мою семью?» – захотелось заорать Скаре, но девушка в зеркале вместо этого болезненно улыбнулась и забормотала благодарственную молитву Той, Что Бросает Жребий.

– Они послали тебя ко мне, родная. – Королева крепко сжала Скару за плечи. – Здесь ты в безопасности.

Всю жизнь вокруг нее высился Лес, подобный несокрушимой горе – и от него остался лишь пепел. Его высокий щипец, простояв двести лет, отныне – груда головешек. Тровенланд разорвали на части, как дым рвется ветром. Отныне не в безопасности больше никто – и нигде.

Скара поймала себя на том, что чешет щеку. На ней до сих пор отпечаток холодных пальцев Яркого Йиллинга.

– Здесь все ко мне так добры! – пролепетала она и постаралась унять едкую боль от отрыжки. Слабый живот с самого детства, а с тех пор, как она скатилась со сходней «Черного пса», ее кишки крутило-мотало столь же нещадно, сколь мысли.

– Ты из нашей семьи, а важнее семьи в жизни ничего нет. – На прощание обняв, королева Лайтлин отпустила ее. – Мне надо поговорить с мужем и сыном… то есть с отцом Ярви.

– Разрешите спросить… Синий Дженнер все еще тут?

Неудовольствие королевы было осязаемым.

– Человек этот не многим лучше пирата…

– Вы можете прислать его ко мне? Пожалуйста!

Лайтлин казалась непробиваемой, как кремень, однако отчаяние в голосе Скары расслышала.

– Пришлю. Колючка, принцесса вынесла суровые испытания. Побудь вместе с нею. Пошли, Друин.

Принц-карапуз серьезно посмотрел на Скару:

– Пока-пока. – Бросил деревянный меч и побежал за матерью.

Скара разглядывала Колючку Бату. Снизу вверх – девушка возвышалась над ней в полный рост. Избранный Щит обходилась без расчесок сама: с одной стороны голова выстрижена до полущетины, а с другой – волосы скручены в узелки, косички, да на всклокоченные пряди нанизано целое, средней руки, состояние в золотых и серебряных кольцах-гривнах.

Поговаривали, эта женщина билась насмерть против семи мужчин и победила. Эльфийский браслет – награда за подвиг – полыхал желтым огнем на запястье. Эта женщина вместо шелков носила клинки, а вместо драгоценностей – шрамы. Под каблуком ее сапога треснут любые приличия, и извинений от нее не дождешься. Эта женщина не станет вежливо стучаться, скорее проломит дверь собственным лбом.

– Я, что, узница? – намеревалась с вызовом бросить Скара, но наружу вышел лишь мышиный писк.

По лицу Колючки нелегко прочитать ее мысли.

– Вы – принцесса, принцесса.

– По моему опыту, разница невелика.

– Видать, вам не приходилось быть узницей.

Презирает, и кто ее в этом бы упрекнул? У Скары перехватило горло, говорить едва удавалось.

– Сейчас ты наверняка думаешь о том, какая я слабая, податливая, избалованная дуреха.

Колючка сделала резкий вдох.

– На самом деле я вспоминала, каково было мне увидеть мертвого отца. – Суровое лицо не смягчилось ни чуточки, однако, смягчился голос. – Я задумалась о том, что бы почувствовала, если б его убивали на моих глазах. Прямо передо мной, и ничего нельзя сделать – только смотреть.

Скара открыла рот, но с губ не слетело ни слова. Не презрение, нет – но искренняя жалость. И жалость осекла ее резче любой насмешки.

– Я знаю, каково это, когда делаешь вид, будто все – трын-трава, – продолжала Колючка. – Знаю получше многих.

Скара чувствовала, что голова у нее вот-вот разлетится на части.

– Я думала о том, что… выпади мне ваша доля… моим слезам не хватило бы моря.

И Скару прорвало беспощадными, немыслимыми и глупыми рыданиями. Глаза зажмурились, и текли, и горели. Ребра колотила дрожь. Судорожно ухало, клокотало дыхание. Руки опустились, от неистового плача заболело все лицо. Какая-то крошечная ее часть беспокоилась о том, что это далеко не пристойное поведение, но все остальное в ней никак не могло перестать.

Простучали быстрые шаги, и ее, как ребенка, сгребли в охапку, обхватили тесно и крепко, как дедушка, когда они смотрели, как отец горит на погребальном костре. Она вцепилась в Колючку, и заскулила в ее рубаху, и залепетала какие-то недослова, сама не понимая какие.

Колючка не двигалась и ничего не сказала, только долго-долго прижимала Скару к себе. Пока рыдания не сменились на всхлипы, а всхлипы – на рваные полувздохи. И тогда, бережно и мягко, Колючка отстранила ее от себя, выудила кусок белой ткани и, сама насквозь мокрая от слез, промокнула пятнышко на платье Скары и протянула ей этот платок.

– Я им оружие чищу. Однако сдается, твое лицо куда более ценно. А может, и более смертоносно.

– Извини меня, – прошептала Скара.

– Было б за что. – Колючка щелкнула по золотому ключу у себя на шее. – Я реву куда громче, когда поутру просыпаюсь и вспоминаю, за кем я замужем.

И Скара всплакнула и прыснула со смеху – разом, и выдула из носа громадный пузырь. Впервые после той ночи она почувствовала себя кем-то навроде прежней принцессы. Наверное, все-таки она выбралась из Ялетофта.

Пока она вытирала лицо, в дверь настойчиво постучали.

– Это Синий Дженнер.

Было что-то обнадеживающее в его неказистости, когда он, сутулясь, проковылял внутрь. Везде одинаков – что на корме судна, что в королевских покоях. Его присутствие прибавляло сил. Такого человека ей как раз не хватало.

– Ты меня помнишь? – спросила Колючка.

– Такую даму попробуй забудь. – Дженнер присмотрелся к ключу у нее на шее. – Поздравляю с замужеством.

Она фыркнула.

– Только муженька моего не вздумай поздравить. По этому случаю он до сих пор в трауре.

– Вы посылали за мной, принцесса?

– Посылала. – Скара всморкнула остатки слез и расправила плечи. – Какие у тебя дальнейшие планы?

– Из меня не ахти какой планировщик. Королева Лайтлин предложила мне сражаться за Гетланд и назначила достойную цену, но, вишь ты, война – дело молодых. А я, наверно, пущу «Черного пса» вверх по Священной… – Он окинул взглядом Скару и скривился: – Я пообещал матери Кире позаботиться, чтобы вы добрались до родни…

– И, одолев все опасности, обещание исполнил. Не подобает мне просить о большем.

Он скривился сильнее:

– Но все-таки просите?

– Я надеялась, что ты останешься со мной.

– Принцесса… я старый налетчик. Двадцать лет, как миновали мои лучшие дни. Да и в лучшие дни – я был не из лучших.

– Не сомневаюсь. Когда я впервые тебя увидала, то подумала: он источился от непогоды, как чудище на носу старого корабля.

Дженнер поскреб седую скулу.

– Верно подмечено.

– Скверно подмечено. – Скара посадила голос, но, прочистив горло, отдышалась и продолжала: – Мне стало ясно только теперь. Истрепанное носовое чудовище бросало вызов ярости самых свирепых бурь, но, несмотря на ненастья, приводило корабль домой. Лучший мне ни к чему. Я ищу преданного.

Незнамо как, но Дженнер скривился еще сильней прежнего:

– Всю жизнь, принцесса, я был свободным. Я не заглядывался ни на кого – лишь на неизведанный окоем. Не кланялся никому – лишь ветру…

– И окоем отблагодарил тебя? Вознаградил ветер?

– Признаюсь, хиловато.

– А я – сумею. – Она обхватила его шершавую ладонь обеими своими. – У свободного человека должна быть цель в жизни.

Он потупился на свою руку в ее ладонях, затем поднял глаза на Колючку.

Та пожала плечами.

– Воин, который дерется лишь за себя – ничем не лучше убийцы.

– Ты испытан на деле, я могу на тебя положиться. – Скара вновь вернула к себе внимание разбойника и не отпускала его. – Останься. Прошу, пожалуйста.

– О, боги-боги! – задубелая кожа под глазами Дженнера собралась от улыбки в мешковатые складки. – Вот как мне теперь ответить отказом?

– Не нужно отказа. Ответь, что поможешь мне.

– Я ваш человек, принцесса. Клянусь. Клянусь луною и солнцем. – На миг он примолк. – Но все же, помочь вам – в чем?

Скара сделала прерывистый вдох.

– Помнишь, я сказала, что увижу свободный Тровенланд и заново отстроенный дворец деда, а тушу Яркого Йиллинга склюют вороны?

Синий Дженнер поднял мохнатые брови.

– За Йиллингом стоит вся мощь Верховного короля. Говорят, целых пятьдесят тысяч мечей.

– Звон мечей – всего лишь полвойны. – Она прижала палец к виску, так сильно болела голова. – Другая половина ведется здесь.

– Значит… вы что-то задумали?

– Что-нибудь на ум да взбредет. – Она выпустила руку Синего Дженнера и повернулась к Колючке: – Ты ходила на корабле в Первый Град с отцом Ярви?

Колючка настороженно поглядела на Скару вдоль своего не раз перебитого носа, пытаясь разгадать, что стоит за этим вопросом.

– Айе, мы с отцом Ярви ходили в плавание.

– Ты дралась в поединке с Гром-гиль-Гормом.

– Было и такое.

– Ты – Избранный Щит королевы Лайтлин.

– Знаете сами.

– И, стоя за ее плечом, далеко не раз встречалась с королем Атилем?

– Поболе многих.

Скара смахнула с ресниц последние слезы. Больше плакать ей не дозволено. Придется быть храброй, сильной и умной, какой бы слабой и боязливой ни чувствовала себя она. Пора сражаться за Тровенланд, ведь больше сражаться некому, и слова станут ее оружием.

– Расскажи мне про них, – проговорила она.

– Что вы хотите узнать?

Знание – сила, – повторяла мать Кире, когда Скара жаловалась ей на обрыдлые, бесконечные уроки.

– Я хочу узнать все.

5. За нас обоих

Рэйта подбросило, вырывая из сна. Кто-то его схватил.

Одним рывком он поймал мерзавца за глотку и припечатал к стене. Зарычал, брызжа слюной, и вскинул нож.

– О, боги, Рэйт! Это я! Я!

Вот только теперь, в беглом свете факела под коридорным сводом, Рэйт разглядел, что вцепился в собственного брата – и уже тянулся перерезать ему горло.

Сердце бухало, что твой молот. Некоторое время ушло на то, чтобы разобраться, где он. В цитадели Торлбю. В коридоре у Гормовой двери, запутанный в одеяле. Там, где и должен быть.

– Ты так меня не буди, – сварливо бросил он и с трудом разжал пальцы левой руки. Когда он просыпался, их постоянно сводило.

– Не будить? – прошептал Рэкки. – Да ты б своими криками перебудил весь Торлбю. Опять сны?

– Нет, – буркнул Рэйт и откинулся к стене, скребя ногтями виски. – Не знаю.

Сны, полные огня. Потоков дыма и смрада пожарищ. Безумных отблесков в глазах воинов, в глазах псов. Безумных отсветов на лице той женщины. Ее воплей, пока она выла в ужасе за детей.

Рэкки протянул флягу, Рэйт выхватил ее и прополоскал рот: и сверху, и внутри саднили болячки от гормовых тумаков – ладно, уже не впервой. Плеснул водой на ладонь, размазал по лицу. Его знобило от холодного пота.

– Не нравится мне это, Рэйт. Боюсь я за тебя.

– Ты – боишься за меня? – В потасовке меч Горма сшибли на пол. Рэйт поднял его и крепко прижал к груди. Если владыка увидит, что его оружие без присмотра стынет на плитах, то закатит еще одну оплеуху, а может, чего и похуже. – Это что-то новенькое.

– Не совсем. Я о тебе уже давно беспокоюсь. – Рэкки тревожно покосился на дверь королевской опочивальни, придвинулся и вкрадчиво зашептал: – Ведь мы запросто можем взять и уйти. Разыщем корабль, что увезет нас по Святой и Запретной – как ты любишь повторять. Как любил повторять, во всяком случае.

Рэйт кивнул на дверь.

– По-твоему, он нас возьмет и отпустит? А мать Скейр помашет нам с улыбкой на прощанье? – Он фыркнул. – Это ж вроде тебе полагается быть из нас умным? Мечтать приятно, но обратного пути у нас нет. Забыл, как мы жили раньше? Как мерзли, как недоедали, как вечно тряслись от страха?

– Разве ты больше не трясешься от страха? – Рэкки произнес это так кротко, что в Рэйте тут же закипела лютая злоба. Закипела и смыла отголоски кошмарных снов. Злоба – неплохой ответ на большинство бед, надо сказать.

– Не совсем! – рявкнул он, потрясая мечом Горма так, что брат невольно отпрянул. – Я – воин, и в этой войне я намерен завоевать себе славу и заодно столько колец, чтобы нам уже никогда не пришлось голодать. Здесь мое место по праву! Не за это ли право я бился?

– Айе, за него ты и бился.

– Мы служим королю! – Рэйт силился вызвать в себе ту, прежнюю гордость. – Величайшему воителю на всем море Осколков. Непобежденному – ни в поединке, ни в битве. Ты у нас часто молишься. Ну, так воздай благодарность матери Войне за то, что мы на стороне победителей!