Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Krimi
- Serie: Джоди Пиколт
- Sprache: Russisch
В сарае на ферме амишей обнаруживают мертвого младенца, и это до основания потрясает округ Ланкастер. Однако полицейское расследование приводит к более шокирующему открытию: косвенные улики свидетельствуют, что восемнадцатилетняя Кэти Фишер, незамужняя амишская женщина, мать новорожденного, лишила младенца жизни. Когда в Парадайс, штат Пенсильвания, для защиты Кэти приезжает Элли Хэтэуэй, разочарованная в жизни адвокат из большого города, сталкиваются две культуры. Впервые в своей выдающейся карьере Элли встречается с системой правосудия, сильно отличающейся от ее собственной. Глубоко погрузившись в мир "простых" людей, адвокат должна найти путь к душе Кэти. Распутывая сложный клубок дела об убийстве, Элли к тому же пытается разобраться с собственными страхами и желаниями, когда в ее жизнь вновь входит мужчина, с которым она рассталась много лет назад. Плавно переходя от психологической драмы к описанию сцен в зале суда, "Простая правда" являет собой не только прекрасный рассказ о жизни такого закрытого и необычного сообщества, как амиши, но и волнующее исследование уз любви, дружбы и трудности правильного выбора. Впервые на русском языке!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 646
Veröffentlichungsjahr: 2019
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Оглавление
Jodi Picoult
PLAIN TRUTH
Copyright © 2000 by Jodi Picoult
Originally published by Atria Books, a Division of Simon & Schuster Inc.
All rights reserved
Перевод с английского Ирины Иванченко
Серийное оформление и оформление обложки Ильи Кучмы
Пиколт Дж.
Простая правда : роман / Джоди Пиколт ; пер. с англ. И. Иванченко. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2019.
ISBN 978-5-389-17507-5
16+
В сарае на ферме амишей обнаруживают мертвого младенца, и это до основания потрясает округ Ланкастер. Однако полицейское расследование приводит к более шокирующему открытию: косвенные улики свидетельствуют, что восемнадцатилетняя Кэти Фишер, незамужняя амишская женщина, мать новорожденного, лишила младенца жизни. Когда в Парадайс, штат Пенсильвания, для защиты Кэти приезжает Элли Хэтэуэй, разочарованная в жизни адвокат из большого города, сталкиваются две культуры. Впервые в своей выдающейся карьере Элли встречается с системой правосудия, сильно отличающейся от ее собственной. Глубоко погрузившись в мир «простых» людей, адвокат должна найти путь к душе Кэти. Распутывая сложный клубок дела об убийстве, Элли к тому же пытается разобраться с собственными страхами и желаниями, когда в ее жизнь вновь входит мужчина, с которым она рассталась много лет назад.
Плавно переходя от психологической драмы к описанию сцен в зале суда, «Простая правда» являет собой не только прекрасный рассказ о жизни такого закрытого и необычного сообщества, как амиши, но и волнующее исследование уз любви, дружбы и трудности правильного выбора.
Впервые на русском языке!
© И. В. Иванченко, перевод, 2019
© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2019Издательство АЗБУКА®
Моему отцу Майрону Пиколту, научившему меня быть оригиналкой.
Не так много на свете мужчин, которые уморительно чихают, придумывают скверные каламбуры и при этом до безумия обожают своих дочерей.
Я тебя люблю.
Часть I
С детства я христианин,
Добрый, кроткий Божий сын.
Честным должен быть в делах
И правдивым в словах...
Бог на небе, знаю я,
Зрит все мысли и дела.
Амишский школьный стих
Глава 1
Ей часто снилось, как подо льдом плавает безжизненное тело ее маленькой сестры, но в ту ночь она впервые представила, что Ханна пытается выбраться. Она видела широко раскрытые испуганные глаза Ханны, чувствовала, как та цепляется ногтями за лед. Потом, вздрогнув, она проснулась. Зимы не было — на дворе стоял июль. Под ладонями ощущался не лед, а лишь скомканные простыни. Но опять по ту сторону кто-то был, и он пытался освободиться.
Почувствовав сильный спазм в животе, она закусила губу. Потом крадучись вышла из дому, не обращая внимания на схваткообразную боль.
На пороге коровника ее встретило громкое кошачье мяуканье. Теперь она тяжело дышала, ноги тряслись, как ивовые ветки. Опустившись на сено в дальнем углу загона для отёла, она подтянула колени к животу. Раздувшиеся коровы сначала скосили в ее сторону голубоватые белки глаз, но потом стали отворачиваться, словно догадавшись, что не стоит быть свидетелями.
Она так пристально всматривалась в шкуры голштинских коров, что их черные пятна задрожали и поплыли у нее перед глазами. Потом впилась зубами в край ночной рубашки. И вдруг почувствовала сильное сжатие изнутри, будто ее выворачивали наизнанку. Она вспомнила, как они с Ханной протискивались через дыру в колючей проволочной изгороди у ручья, упрямо пихаясь локтями и коленями и кряхтя, пока каким-то чудом не вылезали наружу.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. И на спутанном, испачканном сене у нее между ног лежал младенец.
Аарон Фишер повернулся под ярким лоскутным одеялом, чтобы взглянуть на часы у кровати. Ничего такого не произошло, никакие звуки его не потревожили, но после сорока пяти лет жизни на молочной ферме его могли разбудить даже самые слабые звуки, такие как шорох шагов по песку, шум ветра, изменившего направление, скребущий звук, издаваемый шершавым языком коровы, когда она облизывает новорожденного теленка.
Фишер почувствовал, как подался матрас, когда Сара у него за спиной поднялась на локте. Через плечо у нее, как морской канат, была переброшена длинная коса.
— Was ist letz? Что случилось?
Дело было не в животных — до отёла первой коровы оставался еще целый месяц. И не в грабителе — шум был едва различим. Фишер почувствовал, как жена обвила его рукой и прижалась к нему.
— Nix, — пробормотал он.
Ничего. Но он не знал, кого пытался убедить — Сару или себя.
У нее хватило сообразительности отрезать пуповину, багровой спиралью отходящую от живота младенца. Трясущимися руками ей удалось дотянуться до старых ножниц, висящих на колышке у двери стойла. Ржавые ножницы были покрыты клочками сена. Пуповина распалась на два толстых обрубка, из которых хлынула кровь. В ужасе она крепко зажала пальцами концы, потерянно озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь, чтобы перевязать пуповину.
Пошарив в сене, она нашла небольшой кусок бечевки, которой быстро затянула пуповину. Кровотечение замедлилось, потом прекратилось. Она с облегчением откинулась назад, и тут новорожденный заплакал.
Схватив ребенка, она принялась изо всех сил его укачивать. Ногой отшвырнула сено, стараясь прикрыть кровь чистым слоем. Рот младенца открывался и закрывался, терся о ее хлопковую сорочку.
Она понимала, чего хочет младенец, но не могла этого сделать. А иначе все стало бы похожим на правду.
Поэтому она сунула младенцу свой мизинец, позволив маленьким сильным челюстям пососать его, а сама занялась тем, что ее учили делать в минуты величайшего напряжения и что она повторяла уже много месяцев.
— Господи! — молилась она. — Пожалуйста, пусть все это закончится!
Ее разбудило звяканье цепей. На дворе все еще было темно, но внутренний распорядок молочных коров заставлял каждую подниматься в своем стойле, их напитанное молоком, с голубыми прожилками вымя напоминало полную луну, зажатую между ног. Она устала, и у нее все болело, но она знала, что ей необходимо выбраться из коровника, прежде чем мужчины придут доить коров. Бросив взгляд вниз, она поняла, что свершилось чудо: на месте пропитанного кровью сена оказалось свежее, не считая небольшого пятна у нее под ягодицами. И два предмета, которые она держала, засыпая, — ножницы и новорожденный — исчезли.
С трудом поднявшись на ноги, она с благоговением подняла глаза к крыше.
— Denke, — прошептала она, выбегая из амбара в полумрак.
Как все прочие шестнадцатилетние амишские парни, Леви Эш больше не ходил в школу. Он окончил восьмой класс и проходил испытательный срок для принятия осознанного решения о крещении по вере в Церкви амишей. А пока его наняли помощником к Аарону Фишеру, у которого не было больше сына, чтобы помогать на молочной ферме. Леви получил эту работу по рекомендации своего старшего кузена Сэмюэла, уже пять лет служившего у Фишеров работником. А поскольку все знали, что Сэмюэл, вероятно, в скором времени женится на дочери Фишеров и заведет собственную ферму, это означало, что Леви получит продвижение по службе.
Его рабочий день начинался в четыре часа утра, как на всех прочих молочных фермах. По-прежнему стояла кромешная тьма, и Леви не видел приближающийся багги1 Сэмюэла, но слышал слабое позвякивание упряжи. Схватив соломенную шляпу с плоскими полями, он выбежал за дверь, потом вскочил на сиденье рядом с Сэмюэлом.
— Привет, — затаив дыхание, произнес он.
Сэмюэл кивнул, но не повернулся и не заговорил.
— Что случилось? — поддразнивая, спросил Леви. — Вчера Кэти не поцеловала тебя на прощание?
Нахмурившись, Сэмюэл двинул Леви по уху, отчего шляпа паренька отлетела в угол повозки.
— Может, заткнешься?
Они ехали в молчании, под шелест ветерка, проносящегося по изрезанному краю кукурузного поля. Вскоре Сэмюэл остановил багги на переднем дворе Фишеров. Леви, соскочив на мягкую землю, дождался, пока Сэмюэл не привяжет лошадь для выпаса, а затем они отправились в коровник.
Лампы, используемые при дойке, работали от генератора, как и вакуумные насосы, подвешенные к вымени коров. Аарон Фишер опустился на колени рядом с одной из коров, опрыскав ей вымя раствором йода, а потом насухо вытерев страницей, вырванной из старой телефонной книги.
— Сэмюэл, Леви, — приветствовал он парней.
Им не надо было говорить, что делать, поскольку они уже это знали. Сэмюэл подкатил тачку под силосную башню и принялся смешивать фураж. Леви выгребал навоз из-под каждой коровы, время от времени поглядывая на Сэмюэла и мечтая поскорее стать старшим работником.
Дверь амбара открылась, и неспешным шагом вошел отец Аарона. Элам Фишер жил в grossdawdi haus, небольшой квартире, примыкающей к главному зданию.Элам всегда помогал при дойке, но Леви должен был выполнять неписаные правила: следить, чтобы старик не носил ничего тяжелого, не позволять ему напрягаться, и пусть считает, что Аарон не может без него обойтись.
— Парни, — пророкотал Элам, потом замер, наморщив нос над длинной белой бородой. — Что ж, у нас появился теленок.
Озадаченный Аарон встал на ноги:
— Нет, я проверял загон.
— Все равно я чую запах, — покачал головой Элам.
— Похоже, Леви не мешало бы принять ванну, — пошутил Сэмюэл, подбрасывая лопату свежего фуража первой корове.
Когда Сэмюэл проходил мимо него с тачкой, Леви шагнул вперед и поскользнулся на навозной жиже. И тутже приземлился на задницу в канаве для отходов. Услышав раскаты смеха Сэмюэла, он стиснул зубы.
— Да не переживай, — пробубнил Аарон, хотя губы его кривила усмешка. — Сэмюэл, отстань от него. Леви, по-моему, Сара оставила твою запасную одежду в кладовой для упряжи.
Леви неловко поднялся на ноги, щеки у него горели. Он прошел мимо Сэмюэла, мимо доски, на которой мелом записывалась статистика по стельным коровам, и вошел в небольшую кладовку, где хранились попоны и уздечки для фермерских лошадей и мулов. Как и в остальной части коровника, здесь было чисто и аккуратно. На стене, точно паутина, висели плетеные вожжи, а полки были забиты запасными подковами и банками с жидкой мазью.
Леви огляделся по сторонам, но одежды не увидел. Потом в стопке лошадиных попон он заметил что-то яркое. Что ж, в этом был смысл. Если Сара Фишер стирала его одежду, то наверняка вместе с другими вещами. Он поднял тяжелую полосатую попону и увидел свои запасные брюки и зеленую рубашку, скатанные в рулон. Леви шагнул вперед, собираясь встряхнуть свои вещи, но замер, уставившись на крошечное неподвижное личико новорожденного.
— Аарон! — Леви резко остановился, не в силах перевести дух. — Аарон, вам надо пойти туда. — И он побежал в сторону кладовки.
Аарон обменялся взглядом со своим отцом, и оба они поспешили за мальчиком, а за ними Сэмюэл.
Леви стоял перед табуретом, заваленным кипой лошадиных попон, а наверху кипы лежал спящий младенец, завернутый в его рубашку.
— Я... думаю, он не дышит.
Аарон подошел ближе. Он уже давно не имел дела с такими крошечными младенцами. Мягкая кожа личика ребенка была холодной. Аарон опустился на колени и наклонил голову, надеясь уловить дыхание. Потом положил ладонь на грудь младенца.
— Беги к Шуйлерам и попроси у них разрешения позвонить, — повернувшись к Леви, сказал он. — Вызови полицию.
— Уходи! — велела Лиззи Манро дежурному офицеру. — Не собираюсь заниматься младенцем, не подающим признаков жизни. Вышли туда «скорую».
— Они уже там. Им нужен детектив. — Лиззи закатила глаза. С каждым годом ее службы в качестве детектива-сержанта в полиции городка Ист-Парадайс фельдшеры становились, казалось, моложе. И глупее. — Фрэнк, это медицинский вызов.
— Знаешь, там что-то не так. — Лейтенант протянул ей клочок бумаги с адресом.
— Фишер? — прочитала Лиззи, нахмурившись при виде фамилии и адреса. — Они амиши?
— Полагаю, да.
Вздохнув, Лиззи схватила большую черную сумку и жетон:
— Ты ведь знаешь, что это пустая трата времени.
В прошлом Лиззи время от времени сталкивалась с подростками из общины амишей-староверов, собиравшимися в чьем-нибудь амбаре выпить и поплясать и, как правило, нарушавшими общественный порядок. Один или два раза ее вызывали по заявлению от какого-нибудь амишского бизнесмена, в доме которого была совершена кража со взломом. Но вообще амиши редко имели дело с полицией. Их община незаметно жила в собственном мире подобно воздушному пузырьку, непроницаемому для окружающей среды.
— Просто прими их заявление, и я все для тебя сделаю. — Фрэнк открыл для нее дверь, и она вышла из кабинета. — Подыщу для тебя вкусное, жирное, особо тяжкое, и будешь рьяно вгрызаться в него.
— Не надо мне от тебя никаких услуг, — ответила Лиззи, но улыбнулась, садясь в машину, чтобы поехать на ферму Фишера.
На переднем дворе Фишеров еле уместились полицейский патрульный автомобиль, «скорая помощь» и багги. Лиззи подошла к дому и постучала во входную дверь.
Никто не ответил, но за спиной Лиззи услышала приветствие, произнесенное женским голосом на диалекте, модуляции которого смягчали согласные звуки. К Лиззи быстрым шагом подошла амишская женщина средних лет в бледно-лиловом платье и черном переднике.
— Я Сара Фишер. Чем могу помочь?
— Я детектив-сержант Лиззи Манро.
Сара важно кивнула и провела Лиззи в амбарную кладовку для упряжи, где двое парамедиков «скорой помощи», стоя на коленях, склонились над ребенком. Лиззи опустилась на корточки рядом с одним из них:
— Что у вас тут?
— Новорожденный, недавно родился. Когда мы прибыли, не было ни пульса, ни дыхания. Реанимировать не удалось. Один из работников фермы нашел его под лошадиной попоной завернутым в эту зеленую рубашку. Не могу сказать, был ли он мертворожденным, но тем не менее кто-то пытался спрятать тело. По-моему, один из ваших ребят околачивается около стойл для дойки, возможно, он сообщит вам что-то еще.
— Постойте, какая-то женщина родила этого ребенка, а потом попыталась его спрятать?
— Угу. Примерно три часа назад, — пробормотал парамедик.
Неожиданно обычный вызов «скорой помощи» оказался более сложным, чем ожидала Лиззи, и, вероятнее всего, подозреваемая стояла в четырех футах от нее. Лиззи подняла глаза на Сару Фишер, которая обхватила себя руками и заметно дрожала:
— Ребенок... мертв?
— Боюсь, что да, миссис Фишер.
Лиззи открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но ее отвлек отдаленный шум передвигаемого оборудования.
— Что это такое?
— Работники заканчивают дойку.
— Дойку? — Брови Лиззи взлетели вверх.
— Это дело... — спокойно произнесла женщина. — Его все же нужно делать.
Лиззи вдруг испытала к женщине глубокую жалость. Жизнь никогда не прекращается из-за смерти. Она знала это лучше большинства людей. Положив руку на плечо миссис Фишер, Лиззи постаралась придать голосу мягкость, не совсем понимая, в каком психологическом состоянии находится женщина.
— Понимаю, что для вас это тяжело, но я собираюсь задать вам несколько вопросов по поводу вашего ребенка.
— Это не мой ребенок. — Сара Фишер посмотрела Лиззи прямо в глаза. — И я понятия не имею, откуда он взялся.
Полчаса спустя Лиззи подошла к судебному фотографу:
— Держитесь рядом с коровником. Амиши не любят, когда их фотографируют.
Мужчина кивнул, сделав несколько снимков в кладовой упряжи и отсняв крупные планы трупа младенца.
Наконец-то она поняла, зачем ее вызвали. Неопознанный мертвый младенец, неизвестная мать, бросившая его. И вся эта заварушка в самом сердце амишской фермы.
Она опросила соседей, лютеранскую пару, которые клялись, что никогда не слышали от Фишеров даже громких голосов, и совершенно не представляли, откуда мог взяться ребенок. У них были две дочери-подростка, одна из которых однажды сделала себе пирсинг в носу и на пупке. У обеих было алиби на прошлую ночь. Но они согласились пройти гинекологическое обследование, чтобы исключить себя из числа подозреваемых.
А вот Сара Фишер не согласилась.
Лиззи размышляла над этим, стоя в доильном помещении и глядя, как Аарон Фишер переливает молоко из маленького бидона в большой. Он был высоким и темноволосым, с мускулистыми руками, развившимися за годы фермерства. Его борода доходила до второй пуговицы рубашки. Закончив, Фишер поставил бидон и повернулся к Лиззи, весь внимание.
— Моя жена не была беременна, детектив, — сказал Аарон.
— Вы уверены?
— Сара больше не может иметь детей. Врачи сделали ей операцию после того, как она едва не умерла при рождении нашего младшего ребенка.
— Ваши другие дети, мистер Фишер, — где они были, когда нашли младенца?
По лицу мужчины пробежала тень и быстро исчезла, едва Лиззи успела ее заметить.
— Моя дочь спала наверху. Моя другая дочь... ушла.
— Ушла, то есть обзавелась собственной семьей?
— Умерла.
— Сколько лет той дочери, которая спала?
— Восемнадцать.
При этих словах Лиззи вскинула глаза. Ни Сара Фишер, ни парамедики не упоминали, что на ферме живет еще одна женщина детородного возраста.
— Возможно ли, чтобы она была беременна, мистер Фишер?
Лицо мужчины сильно побагровело, и Лиззи даже забеспокоилась.
— Она даже не замужем.
— Это не обязательно, сэр.
Аарон Фишер холодно и спокойно посмотрел на детектива:
— Для нас обязательно.
Казалось, на дойку сорока коров ушла целая вечность, но это не имело ни малейшего отношения к прибытию второго отряда полиции. Выпустив телок в ворота для выпаса и закрыв их, Сэмюэл зашагал к главной усадьбе. Он должен был помочь Леви подмести коровник, но это могло и подождать.
Сэмюэл даже не удосужился постучать. Просто открыл дверь, словно дом уже был его, и молодая женщина у плиты тоже принадлежала ему. На миг он остановился, глядя, как солнце расцвечивает ее профиль и золотит медовые волосы, как она быстро и проворно готовит завтрак.
— Кэти, — войдя, позвал Сэмюэл.
Быстро обернувшись, она вздрогнула, отчего в миске с жидким тестом подскочила ложка.
— Ох, Сэмюэл, я не ждала тебя так рано. — Она заглянула ему через плечо, словно ожидая увидеть за его спиной целую армию. — Мама сказала, что надо приготовить побольше, чтобы хватило всем.
Сэмюэл подошел к девушке, забрал у нее миску и поставил на кухонный прилавок. Потом взял Кэти за руки:
— Неважно выглядишь.
— Спасибо за комплимент, — скривилась она.
Он притянул ее к себе:
— С тобой все в порядке?
Ее глаза, взглянувшие на него, искрились синевой, как океан, который он однажды видел на обложке туристического журнала, и — как вообразил он себе — были такими же бездонно глубокими. Именно эти глаза привлекли его внимание к Кэти во время многолюдной церковной службы. Именно они заставили его поверить, что даже через много лет он сделает для этой женщины все, что угодно.
Кэти уклонилась от него и принялась печь блины.
— Ты ведь знаешь меня, — чуть задыхаясь, произнесла она. — Мне неуютно рядом с этими Englischers.
— Не так уж их много. Всего лишь горстка полицейских. — Сэмюэл в тревоге нахмурился. — Хотя, может, они захотят поговорить с тобой. Похоже, они собираются беседовать со всеми.
Кэти положила лопатку и медленно повернулась к нему:
— Что они там нашли?
— Твоя мама не сказала тебе?
Кэти медленно покачала головой, и Сэмюэл заколебался, разрываемый между ее желанием узнать правду и своим желанием как можно дольше продлить ее блаженное неведение. Он запустил пальцы в свои соломенные волосы, отчего они встали торчком.
— Ну... они нашли младенца. Мертвого.
Сэмюэл увидел, как широко раскрылись ее глаза, эти потрясающие глаза, а потом она опустилась на стул.
— О-о... — в изумлении прошептала она.
В тот же миг, прижимая Кэти к себе и шепотом говоря, что заберет ее отсюда и к черту полицию, он оказался рядом с ней. Почувствовав, как она обмякла в его руках, Сэмюэл торжествовал: после стольких дней отпора с ее стороны Кэти наконец позволила себя обнять. Однако она напряглась и отстранилась от него.
— По-моему, сейчас не время, — упрекнула она, поднявшись, выключила горелки газовой плиты и сложила руки на груди. — Сэмюэл, мне бы хотелось, чтобы ты отвел меня кое-куда.
— Куда угодно, — пообещал он.
— Хочу, чтобы ты отвел меня к этому ребенку.
— Это кровь, — подтвердил судмедэксперт, опустившись на колени в стойле для отёла перед небольшим темным пятном. — И плацента. Но не коровья, судя по размерам. Недавно какая-то женщина родила ребенка.
— Мертворожденного?
— Не могу сказать без вскрытия, — заколебался он, — но моя интуиция подсказывает «нет».
— Значит, он... умер?
— Этого я тоже не говорил.
Лиззи качнулась на каблуках:
— Хотите сказать, кто-то умышленно убил этого младенца?
— Полагаю, вам как раз и предстоит это выяснить, — пожал плечами судмедэксперт.
Лиззи быстро прикинула в уме. Принимая во внимание столь короткий промежуток между рождением и смертью младенца, вполне вероятно, что злоумышленницей была мать ребенка.
— О чем речь? Удавление?
— Вероятнее всего, удушение. Завтра я представлю предварительный отчет о результатах вскрытия.
Поблагодарив его, Лиззи побрела прочь с места преступления, охраняемого теперь патрульными полицейскими. Неожиданно случай оставления ребенка превратился в потенциальное убийство. Было достаточно резонных оснований для получения от местного судьи предписания на взятие проб крови — улики, способной указать на женщину, которая это совершила.
Лиззи остановилась, когда открылась дверь коровника. В полумрак коровника вошел высокий белокурый мужчина, один из работников фермы, вместе с молодой женщиной.
— Это Кэти Фишер, — сказал он.
Прелестная девушка принадлежала к тому здоровому германскому типу, который всегда наводил Лиззи на мысли о свежих сливках и весне. На Кэти было традиционное одеяние амишей-староверов: платье с длинным рукавом, а поверх него — черный фартук, закрывающий колени. Ноги босые и мозолистые. Лиззи всегда поражалась, видя, как летом амишская молодежь бегает без обуви по гравийным дорогам. Девушка сильно нервничала, и Лиззи почти чуяла ее страх.
— Рада, что ты пришла, Кэти, — ласково произнесла Лиззи. — Я искала тебя, чтобы задать несколько вопросов.
При этих словах Кэти придвинулась к белокурому гиганту, стоявшему рядом.
— Прошлой ночью Кэти спала, — заявил он. — Она даже не знала о том, что случилось, пока я не сказал ей.
Лиззи пыталась проанализировать реакцию девушки, но что-то отвлекло ее. Поверх плеча Лиззи та пристально вглядывалась в кладовку, где судмедэксперт наблюдал за выносом тела младенца.
Вдруг девушка вырвалась из рук Сэмюэла и выбежала из коровника, Лиззи догнала ее только у двери в фермерский дом.
Сильная реакция на смерть, подумала Лиззи. Она наблюдала, как девушка пытается взять себя в руки, недоумевая, что ее взволновало. Была бы это обыкновенная юная девушка, Лиззи решила бы, что ею движет чувство вины, но Кэти Фишер была из амишей, и от нее требовалось держать эмоции под контролем. Если вы из амишей и выросли в округе Ланкастер без просмотра новостей и фильмов для людей старше семнадцати лет, ни разу не увидев сцен с изнасилованием, избиением жен и убийствами, то вполне естественно, что при виде мертвого ребенка вас мог бы охватить настоящий ужас.
Тем не менее в последние годы имели место судебные дела, когда матери подросткового возраста скрывали свою беременность, а после рождения ребенка заметали следы, избавляясь от новорожденного. Юные матери, совершенно не сознающие содеянного. Юные матери всевозможных обличий и религий.
Прислонившись к столбу, Кэти рыдала, закрыв лицо руками.
— Простите, — сказала девушка. — Увидев его... тело... я вспомнила о своей сестре.
— Той, которая умерла?
— Она утонула, когда ей было семь, — кивнула Кэти.
Лиззи бросила взгляд на поля — зеленое море, колышущееся на ветру. В отдалении заржала лошадь, ей откликнулась другая.
— Ты знаешь, что происходит, когда рождается ребенок? — тихим голосом спросила Лиззи.
Кэти прищурилась:
— Я живу на ферме.
— Знаю. Но животные отличаются от женщин. И если женщина рожает и не получает потом медицинской помощи, то подвергает себя большой опасности. — Лиззи помолчала. — Кэти, ты ничего не хочешь мне сказать?
— Я не рожала этого ребенка, — ответила Кэти, глядя прямо в глаза детективу. — Нет.
Но Лиззи пристально разглядывала пол крыльца. Накрашеных белых досках она заметила маленькое красно-коричневое пятно. А по голой ноге Кэти медленно стекала струйка крови.
1Багги — конные экипажи амишей; кроме амишей, никто не ездит по дорогам в подобном транспорте. — Здесь и далее примеч. перев.
Глава 2
Элли
Мои ночные кошмары были наводнены детьми. В особенности шестью девочками — две из них темноволосые, четыре светленькие, коленки высовываются из-под клетчатого форменного сарафана школы Святого Амвросия, руки крепко сжаты. Понимаете, я видела, как все они вмиг повзрослели — в тот самый момент, когда старшина присяжных заседателей оправдал моегоклиента, директора начальной школы, который домогался их.
Это был мой величайший триумф в качестве защитника из Филадельфии. После вынесения этого вердикта я стала известной и на меня обрушился шквал звонков от благовоспитанных кумиров общества, надеявшихся найти лазейки в законе, которые позволили бы им и дальше прятать в шкафу свои скелеты. В тот вечер, когда вердикт был утвержден, Стивен повел меня в кафе «У Виктора» на страшно дорогой обед — вместо него можно было купить подержанный автомобиль. Стивен представил меня метрдотелю как Джинни Кокран. Он сказал, что меня пригласили для беседы два старших партнера его фирмы, самой престижной в городе.
— Стивен, — с удивлением заметила я, — когда пять лет назад я проходила у вас собеседование, ты сказал, что не можешь иметь роман с женщиной, работающей в твоей фирме.
— Пять лет назад, Элли, — пожал он плечами, — все было по-другому.
Он был прав. Пять лет назад я продолжала строить свою карьеру. Тогда я верила, что главный бенефициар оправдательного приговора — скорее мой клиент, чем я сама. И пять лет назад я могла лишь мечтать о перспективах, какие предлагал мне Стивен в своей фирме.
— На какое время назначена встреча? — улыбнулась я.
Чуть позже, извинившись, я вышла в дамскую комнату. Рядом с подносом бесплатной косметики, лака для волос и духов безропотно сидела служительница. Я зашла в кабинку и расплакалась — из-за этих шести девочек, из-за свидетельств, успешно мной замалчиваемых, из-за того, что много лет назад, окончив юридический факультет, хотела стать честным адвокатом, который ни за что не взялся бы за это дело и тем более не старался бы изо всех сил выиграть его.
Я вышла из кабинки и включила воду, чтобы вымыть руки. Закатав рукава шелкового жакета, я долго намыливала и отмывала руки. Кто-то тронул меня за плечо. Обернувшись, я увидела служительницу, которая протягивала мне полотняное полотенце. У нее были жесткие и темные, как каштаны, глаза.
— Милая, — сказала она, — некоторые пятна ни за что не ототрешь.
В моих ночных кошмарах возникал еще один ребенок, но я никогда не видела его лица. Это был мой не родившийся малыш, и, судя по всему, ему не суждено было родиться. Люди подшучивают над биологическими часами, но они присутствуют у женщин, подобных мне, хотя сама я никогда не воспринимала их тиканье как звонок-напоминание, а скорее как предупреждение о бомбе. Сомневаешься, сомневаешься, а потом — бах! — все возможности упущены.
Я упоминала о том, что мы со Стивеном живем вместе восемь лет?
На следующий день после того, как его оправдали, директор школы Святого Амвросия прислал мне два десятка красных роз. Я как раз запихивала их в мусорное ведро, когда в кухню вошел Стивен.
— Зачем ты это делаешь?
Я медленно повернулась к нему:
— Ты когда-нибудь задумывался над этим? Что, однажды перейдя черту, не сможешь вернуться назад?
— Боже правый, ты опять говоришь, как Конфуций! Элли, просто скажи, в чем дело.
— Ладно. Я всего лишь хотела узнать, болит ли у тебя вот здесь. — Я указала на свое сердце. — Ты когда-нибудь смотришь на людей, сидящих в зале суда, — тех самых, чья жизнь была разрушена человеком, как тебе известно, адски виновным?
Стивен взял в руки кофейную кружку:
— Кто-то должен их защищать. Так работает наше законодательство. Если ты такой филантроп, иди работать в окружную прокуратуру. — Он вытащил из мусорного ведра розу, оторвал от нее стебель и заткнул цветок мне за ухо. — Тебе надо отвлечься. Что, если нам отправиться в Рехобот-Бич и заняться бодисерфингом? — Наклонившись ко мне, он добавил: — Голышом.
— Стивен, секс — не пластырь.
— Извини, если забыл. — Он отступил назад. — Это было так давно.
— Не хочу сейчас ничего обсуждать.
— Да и нечего обсуждать, Эл. У меня уже есть дочь двадцати одного года.
— А у меня нет. — (Эти слова, робкие и подкупающие, повисли в воздухе наподобие мыльного пузыря, готового лопнуть.) — Послушай, я в состоянии понять, почему ты не хочешь делать обратную вазэктомию. Но есть же другие способы...
— Других нет. Не хочу смотреть, как ты вечерами изучаешь каталог доноров спермы. И не хочу, чтобы социальный работник шарил повсюду, начиная с моей налоговой отчетности и кончая ящиком для нижнего белья, в попытке определить, гожусь ли я для воспитания какого-нибудь китайчонка, оставленного умирать на вершине горы...
— Стивен, сейчас же прекрати! Ты потерял над собой контроль.
К моему удивлению, он немедленно успокоился, но сел, сжав губы и пыхтя от злости.
— Не стоило этого говорить, — наконец произнес он. — Знаешь, Элли, как мне обидно.
— Почему?
— Ты только что сказала... назвала меня долбаным троллем!
Я встретилась с его взглядом:
— Я сказала, ты потерял над собой контроль.
Стивен заморгал, потом расхохотался:
— «Потерял контроль» — о господи! Я тебя не услышал.
«А когда ты в последний раз меня слышал?» — подумала я, но сдержалась и ничего не сказала.
Юридическая фирма «Пфистер, Краун и Дюпре» разместилась в деловом районе Филадельфии, расползлась по трем этажам современного небоскреба из стекла и стали. Я не один час выбирала одежду для встречи с партнерами, забраковав четыре костюма, пока не нашла тот, в котором, как мне казалось, выглядела более уверенной в себе. Воспользовалась сильным антиперспирантом, выпила чашку кофе без кофеина, опасаясь, что от натурального кофе у меня будут дрожать руки. Потом мысленно наметила путь к зданию, запланировав на поездку почти час, хотя до него было всего лишь пятнадцать миль.
Ровно в одиннадцать я скользнула за руль своей «хонды».
— Старший партнер, — глядя в зеркало заднего вида, пробормотала я. — Сумма меньше трехсот тысяч долларов в год неприемлема.
Надев солнцезащитные очки, я направилась к шоссе.
Стивен оставил у меня в машине свою кассету с записями, как он любил говорить, офигенной музыкой, которую слушал по пути на судебные процессы. Чуть улыбнувшись, я включила кассету, и машину заполнил грохот барабанов бас-гитарного бэк-бита. Я сделала звук громким, таким громким, что едва услышала сердитый сигнал пикапа, который я подрезала, когда стремительно перестраивалась.
— Опля! — похлопывая по баранке, бормотала я.
Почти сразу же руль дернулся и попытался выскользнуть у меня из рук. Я крепче взялась за баранку, но это, казалось, заставило машину взбрыкнуться, как мустанга. Меня до самого нутра окатило волной страха. Такая мгновенная паника наступает, когда понимаешь, что происходит нечто ужасное и ничего уже не поправить. В зеркале заднего вида я увидела приближающийся грузовик, отчаянно сигналивший, а мой автомобиль, мощно содрогнувшись, остановился как вкопанный посреди трассы с ограничением по скорости движения шестьдесят миль в час.
Я закрыла глаза и приготовилась к удару, но его не последовало.
Полчаса спустя я продолжала трястись, стоя рядом с Бобом из «Автосервиса Боба», пока он пытался объяснить, что именно произошло с моей машиной.
— По сути дела, она расплавилась, — вытирая руки о комбинезон, произнес он. — Маслосборник треснул, двигатель заклинило, и внутренние части спаялись вместе.
— Спаялись вместе... — медленно повторила я. — А как же их разъединить?
— Никак. Надо покупать новый двигатель. Цена вопроса пять или шесть тысяч.
— Пять или шесть... — (Механик пошел прочь от меня.) — Эй! А что мне до тех пор делать?
Боб окинул взглядом мой костюм, мой портфель, мои туфли на высоком каблуке:
— Купите себе «Рибок».
Зазвонил телефон.
— Не будете отвечать на звонок? — спросил механик, и я поняла, что звук исходит из моего портфеля.
Вспомнив о назначенной в юридическом офисе встрече, я застонала. Я уже опоздала на пятнадцать минут.
— Где ты, черт побери?! — прорычал Стивен, когда я ответила.
— У меня сломалась машина. Посередине трассы. Перед приближающимся грузовиком.
— Господи, Элли, вот зачем нужны такси!
От неожиданности я не нашлась что сказать. Никаких слов вроде: «Господи, с тобой все в порядке?» или «Хочешь, я приеду и помогу?». Я смотрела, как Боб качает головой, глядя на искореженные внутренности того, что было двигателем, и чувствовала, что на меня нисходит странное умиротворение.
— Вряд ли я смогу приехать сегодня, — сказала я.
Стивен тяжело вздохнул:
— Что ж, полагаю, я смогу убедить Джона и Стэнли перенести встречу. Перезвоню тебе.
Линия замолчала. Я рассеянно отключила телефон, потом вновь подошла к машине.
— А вот хорошая новость, — сообщил Боб. — После замены двигателя у вас фактически будет совершенно новая машина.
— Мне нравилась моя старая.
Он пожал плечами:
— Тогда представьте себе, что это ваша старая машина. Но с новым сердцем.
Я вдруг воочию увидела грузовик, ехавший за мной по трассе, который вихлял и гудел, увидела другие автомобили, обтекающие меня, как камень в реке. Ощутила запах горячего размякшего асфальта, в нем вязли мои каблуки, когда я, пошатываясь, переходила трассу. Я не из тех, кто безоговорочно верит в судьбу, но это был слишком внятный зов, явный знак, словно необходимо было, чтобы кто-то остановил меня, не дожидаясь, пока я пойму, что бегу не в ту сторону. После того как сломалась моя машина, я позвонила в полицию штата и на несколько сервисных станций, но даже не подумала позвонить Стивену. Почему-то я поняла: если меня надо спасать, то сделаю это я сама.
Снова зазвонил телефон.
— Хорошая новость, — не дав мне вставить слово, сообщил Стивен. — Важные парни хотят встретиться с тобой сегодня в шесть часов.
В тот самый момент я поняла, что уеду.
Стивен помог погрузить мои вещи в багажник машины.
— Я вполне понимаю... — начал он, хотя ничего не понимал. — Тебе надо сделать передышку, перед тем как приняться за следующее большое дело.
Я хотела сделать передышку, перед тем как решить, захочу ли когда-нибудь взяться за другое дело, но это было выше понимания Стивена. Не для того посещаешь юридический колледж, составляешь обзоры по законодательству и работаешь не покладая рук, добиваясь судебного процесса всей жизни, чтобы подвергнуть сомнению выбор карьеры. Но, с другой стороны, Стивен не мог смириться с тем, что я ухожу навсегда. Я знала это, потому что сама чувствовала то же самое. За восемь наших совместных лет мы не поженились, но и не расстались.
— Позвонишь, когда доберешься туда? — спросил Стивен и, не дав мне ответить, поцеловал меня.
Мы резко оторвались друг от друга, я села в машину и уехала.
Полагаю, другие женщины в моей ситуации — я имею в виду разбитое сердце, сумбур в голове и недавно полученную значительную сумму денег — могли выбрать иное место. Большой Кайман, Париж, даже медитативный поход по Скалистым горам. Для меня представлялось несомненным, что, пожелай я заняться зализыванием своих ран, то оказалась бы в Парадайсе, Пенсильвания, где у моего двоюродного деда была ферма. В детстве я каждое лето проводила там неделю. Дед до самой своей смерти постепенно продавал участки и клочки земли, после чего в усадебный дом переехал его сын Фрэнк, посадил газонную траву на месте кукурузного поля и открыл деревообрабатывающую мастерскую. Фрэнк былровесником моего отца и женился на Леде задолго до моего рождения.
Не могу рассказать вам, чем я занималась в эти летние каникулы в Парадайсе, но на все последующие годы со мной остался покой, наполнявший их дом, и неторопливая деловитость, с какой там все происходило. Поначалу я думала — это оттого, что у Леды с Фрэнком не было детей. Позже я осознала, что дело в самой Леде, в том факте, что она выросла в общине амишей.
Невозможно было провести лето в Парадайсе и не встретить амишей-староверов, неотъемлемую часть округа Ланкастер. «Простые люди», как они себя называли, разъезжали в своих багги в гуще автомобильного потока, облаченные в старомодную одежду, стояли в очереди в бакалейный магазин, застенчиво улыбались из-за прилавков фермерских киосков, куда мы приходили покупать свежие овощи. Вот так я и узнала о прошлом Леды. Мы собирались купить охапку сладкой кукурузы, когда Леда завязала разговор — на пенсильвано-немецком диалекте! — с женщиной-продавщицей. Мне было одиннадцать, и, услышав, как Леда — такая же американка, как и я, — перешла вдруг на немецкий, я очень удивилась. Потом Леда вручила мне десятидолларовую купюру.
— Элли, отдай это даме, — сказала она, несмотря на то что стояла рядом и могла сделать это сама.
В машине по пути домой Леда объяснила мне, что была «простой», пока не вышла замуж за Фрэнка, который не принадлежал к «простым». По законам их религии на нее был наложен запрет, ограничивающий социальные контакты с амишами. Она могла разговаривать с амишскими друзьями и родными, но не могла есть с ними за одним столом. Она могла сидеть рядом с ними в автобусе, но не могла подвозить их на своей машине. Могла покупать у них, но нуждалась в третьей стороне — в данном случае во мне — для осуществления купли.
Ее родители, сестры и братья жили менее чем в десяти милях от нас.
— Тебе разрешают с ними видеться? — спрашивала я.
— Да, но это случается редко, — отвечала Леда. — Когда-нибудь поймешь, Элли. Я сторонюсь их не потому, что это неудобно мне. Я держу дистанцию потому, что это неудобно для них.
Леда ждала поезд, прибывающий на железнодорожную станцию Страсбург. Я вышла из вагона с двумя сумками, и она протянула ко мне руки.
— Элли, Элли! — запела она.
От Леды пахло апельсинами и стеклоочистителем. На ее широкое плечо так приятно было положить голову. Мне было тридцать девять, но в объятиях Леды я почувствовала себя снова одиннадцатилетней.
Она привела меня на небольшую автомобильную стоянку.
— Расскажешь мне, что случилось на этот раз?
— Ничего не случилось. Просто захотелось тебя навестить.
— Обычно ты навещаешь меня только на грани нервного срыва, — фыркнула Леда. — Что-то произошло со Стивеном? — Я не ответила, и она прищурила глаза. — Или, может, со Стивеном ничего не произошло — и проблема в этом?
— Стивен тут ни при чем, — вздохнула я. — Я закончила очень трудное дело, и... мне нужно расслабиться.
— Но ты выиграла это дело. Я видела в новостях.
— Угу, но выиграть — не самое главное.
К моему удивлению, Леда ничего не сказала в ответ. Как только она выехала на трассу, я уснула и резко проснулась, когда мы въехали на ее подъездную дорожку.
— Прости, — смущенно сказала я. — Не ожидала, что сразу вырублюсь.
Леда с улыбкой похлопала меня по руке:
— Можешь отдыхать у нас столько, сколько захочешь.
— О, я ненадолго.
Я достала с заднего сиденья чемоданы и вслед за Ледой поднялась по ступеням крыльца.
— Что ж, мы рады принять тебя на две ночи или на два десятка ночей. — Она наклонила голову. — Телефон звонит, — сказала она, толкнув дверь и бросившись к телефону. — Алло?
Я поставила чемоданы и потянулась, чтобы размять затекшую спину. Кухня Леды была, как всегда, чистенькой и выглядела в точности, как я ее помнила: на стене вышивка в рамке, банка для печенья в форме свинки, черно-белые квадраты линолеума. Закрыв глаза, я с легкостью представила себе, что никогда отсюда не уезжала, что самым трудным решением, которое мне пришлось принять в тот день, был выбор между садовым креслом на лужайке и скрипучими качелями на террасе с навесом. Леда, стоящая на другом конце кухни, была явно удивлена, услышав голос позвонившего человека.
— Сара, Сара, тише... — успокаивала она. — Was ist letz? — Я улавливала лишь обрывки незнакомых слов. — ...an Kind... er hat an Kind gfuna... es Kind va dodt.
Опустившись на табурет у столешницы, я ждала, когда Леда закончит разговор.
Но и после окончания разговора Леда долго держала трубку в руках, а потом, бледная и потрясенная, повернулась ко мне:
— Элли, прости, но мне придется поехать в одно место.
— Хочешь, чтобы я...
— Оставайся здесь, — твердо произнесла Леда. — Ты приехала отдыхать.
Я смотрела, как отъезжает ее машина. Какой бы трудной ни оказалась проблема, Леда все уладит. Ей всегда это удавалось. Положив ноги на второй табурет, я улыбнулась. Я пробыла в Парадайсе каких-то пятнадцать минут, а мне уже стало лучше.
Глава 3
— Neh! — визжала Кэти, лягая парамедика, пытавшегося посадить ее в «скорую помощь». — Ich will net gay!
Лиззи смотрела, как сопротивляется девушка. Подол ее темно-зеленого платья был запятнан кровью. Плотным полукругом стояли потрясенные Фишеры, Сэмюэл и Леви. Стиснув зубы, вперед вышел высокий блондин.
— Отпустите ее, — сказал он на чистом английском.
Парамедик обернулся:
— Приятель, я только хочу помочь ей. — Ему удалось затолкать Кэти в заднюю часть «скорой». — Мистер и миссис Фишер, вас приглашают поехать с нами.
Сара Фишер рыдала, ухватившись за рубашку мужа и умоляя его о чем-то на языке, непонятном для Лиззи. Он покачал головой, потом повернулся и пошел прочь, приглашая мужчин идти вместе с ним. Сара робко забралась в «скорую» и, взяв дочь за руку, что-то нашептывала ей, пока Кэти не успокоилась. Парамедики закрыли двойные двери, машина загромыхала по длинной подъездной дорожке, раскидывая гальку и поднимая клубы пыли.
Лиззи понимала, что ей придется поехать в больницу, чтобы побеседовать с врачами, которые будут осматривать Кэти, но пока не двинулась с места. Вместо этого она наблюдала за Сэмюэлом. Он не пошел за Аароном Фишером, а стоял точно вкопанный и смотрел, как «скорая» исчезает из виду.
Мир проносился мимо. Цепочка флуоресцентных ламп над головой напоминала разметку посередине мощеной дороги, быстро бегущую, если смотреть с заднего сиденья багги. Носилки, на которых она лежала, резко остановились, и голос над ее головой произнес:
— По моей команде — раз, два, три!
Кэти пронесли по воздуху и опустили на холодный сверкающий стол.
Парамедик сообщил врачам ее имя, а также — Боже правый! — что у нее кровотечение там, внизу. Над девушкой склонилось женское лицо, и голос произнес:
— Кэти? Ты говоришь по-английски?
— Ja, — пробормотала она.
— Кэти, ты беременна?
— Нет!
— Можешь сказать, когда у тебя была последняя менструация?
У Кэти зарделись щеки, и она молча отвернулась.
Она поневоле обратила внимание на осветительные приборы и шум этой странной больницы. Яркие экраны, заполненные волнообразными линиями, доносящиеся со всех сторон гудки и жужжание, редкие голоса, звучащие со странной синхронностью и напоминающие ей о церковных гимнах, исполняемых многоголосым круговым каноном.
— Кровяное давление восемьдесят на сорок, — сказала медсестра.
— Частота пульса сто тридцать.
— Частота дыхания?
— Двадцать восемь.
Врач повернулся к матери Кэти:
— Миссис Фишер, ваша дочь была беременна? — (Потрясенная до глубины души, Сара уставилась на мужчину.) — Господи... — пробормотал врач. — Снимите с нее юбку.
Кэти почувствовала, как чьи-то руки стаскивают с нее одежду, дергают за нижнее белье.
— Это часть платья, и я не могу найти пуговицы, — пожаловалась медсестра.
— Их там нет, оно сплошное. Что за...
— Разрежьте, если надо. Мне потребуется анализ мочи и кала, анализ на ХГЧ и клинический анализ крови. Отошлите данные по группе крови и ее совместимости в банк крови. — (Перед Кэти снова всплыло лицо врача.) — Кэти, я сейчас осмотрю твою матку. Понимаешь меня? Расслабься. Мне надо ощупать у тебя между ног...
При первом же осторожном подходе Кэти лягнула врача.
— Держите ее! — скомандовал врач, и две медсестры закрепили ее лодыжки ремнями. — А теперь просто расслабься. Я не сделаю тебе больно. — Пока доктор диктовал медсестре с планшетом, по щекам Кэти катились слезы. — Помимо лохий, мы имеем вялую, не сократившуюся матку размером около двадцати восьми недель. Похоже на открытое устье шейки матки. Сделаем ультразвук, чтобы понять, с чем мы имеем дело. Как кровотечение?
— По-прежнему сильное.
— Вызовите сюда акушера-гинеколога.
Медсестра завернула кусочек льда в ткань и положила Кэти между ног.
— От этого тебе станет лучше, детка, — прошептала она.
Кэти попыталась сосредоточиться на лице медсестры, но перед глазами была пелена, ноги и руки дрожали. Медсестра, заметив это, укутала ее вторым одеялом. Кэти хотелось поблагодарить женщину, сказать, что ей действительно нужен человек, который поддержит ее и не даст развалиться на куски прямо на столе, но она не могла подобрать нужных слов на английском.
— Ты поправишься, — успокаивала ее медсестра.
Искоса посмотрев на мать и понадеявшись, что так оно и будет, Кэти закрыла глаза и ненадолго отключилась.
На железнодорожной платформе мать вложила ей в руку пять двадцатидолларовых купюр.
— Помнишь, на какой станции будет пересадка? — (Кэти кивнула.) — Если он тебя не встретит, позвони ему. — Мама коснулась щеки Кэти. — На этот раз в случае необходимости можно позвонить по телефону.
Само собой разумелось, что звонок по телефону — это наименьший из ее грехов. Впервые со времени отъезда ее брата Джейкоба Кэти, которой было всего двенадцать, поехала навестить его в Стейт-Колледж, где он учился в университете.
Ее мать с беспокойством оглядывалась на пассажиров, ожидающих посадки, надеясь не попасться на глаза другим «простым людям», которые могли бы сообщить Аарону, что его жена и дочь солгали ему.
К станции плавно подкатил сверкающий поезд компании «Амтрак», и Кэти крепко обняла мать.
— Могла бы поехать со мной, — сердито прошептала она.
— Я тебе не нужна. Ты большая девочка.
Кэти не о том хотела сказать, и обе они это знали. Отправься Сара в Стейт-Колледж, она ослушалась бы мужа, а допустить этого было нельзя. Посылать Кэти в качестве вестника своей любви было все равно что ходить по тонкой проволоке неповиновения. К тому же Кэти не была еще крещена в церкви. Согласно «Орднунгу», Саре не разрешалось садиться в машину с отлученным от Церкви сыном, не разрешалось есть с ним за одним столом.
— Поезжай, — скупо улыбнувшись дочери, сказала она. — Вернешься и все мне о нем расскажешь.
В поезде Кэти сидела особняком, прячась от любопытных взглядов людей, которые пялились на ее одежду и головной убор. Сложив руки на коленях, она стала думать о том дне, когда в последний раз видела Джейкоба с его сияющими на солнце медными волосами, навсегда уходящим из дома.
Наконец поезд подъехал к городку Стейт-Колледж, и Кэти прижалась лицом к окну, выискивая брата в море английских лиц. Разумеется, она привыкла к обычным людям, не состоящим в их общине, даже на самых оживленных улицах Ист-Парадайса очень редко встречались люди, одетые, как она, и говорящие на ее языке. Однако люди, ожидающие на платформе, были одеты так пестро, что у Кэти закружилась голова. Крошечные топы и шорты на некоторых женщинах прикрывали лишь небольшую часть тела. Кэти с ужасом заметила молодого человека с кольцами в носу и ухе, соединенных цепочкой.
Джейкоба не было видно.
Сойдя с поезда, Кэти стала медленно крутиться на месте, опасаясь, что ее увлечет за собой плотная толпа. Вдруг она почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо:
— Кэти?
Повернувшись, она увидела брата и вспыхнула от радости. Конечно, она просмотрела его, поскольку ожидала увидеть Джейкоба в соломенной шляпе с широкими полями и черных брюках с подтяжками. Однако он, чисто выбритый, был в клетчатой рубашке с коротким рукавом и в штанах защитного цвета.
Кэти бросилась к нему на шею, крепко обнимая, и только сейчас поняла, как ей недоставало брата.
— Мама так скучает по тебе, — чуть дыша, сказала Кэти. — Она говорила, я должна ей все-все рассказать о тебе.
— Я тоже скучаю по ней. — Джейкоб обнял сестру за плечи и, чуть подталкивая, повел через толпу. — По-моему, ты выросла на целый фут. — На парковке он подвел Кэти к маленькой голубой машине, и Кэти с удивлением взглянула на нее. — Это моя, — тихо произнес Джейкоб. — Кэти, а чего ты ожидала?
По правде сказать, она ничего не ожидала. За исключением того, что брат, которого она всегда любила и который отвернулся от их религии и поступил в колледж, мог жить своей прежней жизнью... только в другом месте, а не в Ист-Парадайсе. Все это — необычная одежда, крошечный автомобиль — заставило ее усомниться: а так ли уж не прав с самого начала был отец, считавший, что Джейкоб, продолжив образование, не сможет оставаться в душе «простым».
Джейкоб открыл перед ней дверцу, а потом и сам залез в машину.
— И где, по мнению отца, ты сейчас находишься? — спросил он.
В неумолимых глазах отца отлучение Джейкоба от Церкви амишей было равносильно смерти. Аарон Фишер не стал бы одобрять визит Кэти к Джейкобу точно так же, как не одобрил бы письма, которые мать писала Джейкобу, а Кэти тайно отправляла с почты.
— У тети Леды.
— Очень остроумно. Вряд ли у него хватит терпения долго с ней говорить, и, значит, ложь не всплывет. — Джейкоб криво улыбнулся. — Думаю, нам следует держаться вместе.
Кэти сложила руки на коленях.
— Оно того стоит? — тихо спросила она. — Колледж — это все, что ты хотел?
Джейкоб некоторое время изучал ее.
— Это не все, потому что вас всех здесь нет.
— Знаешь, ты ведь можешь вернуться. Вернуться в любое время и признать свою вину.
— Могу, но не стану. — Увидев насупленные брови Кэти, Джейкоб потянулся к ней и подергал за длинные завязки ее капора. — Эй! Я все тот же парень, который толкал тебя в пруд, когда мы удили. И подкладывал лягушек тебе в постель.
— Вот в этом-то тебе лучше бы измениться, — улыбнулась Кэти.
— Ах ты, девочка моя! — рассмеялся Джейкоб. — У меня для тебя кое-что есть. — Дотянувшись до заднего сиденья, он достал пакет, завернутый в вощеную бумагу и перевязанный красной ленточкой. — Не пойми превратно, но я хочу, чтобы для тебя здесь был праздник. Бегство от реальности. И может быть, тебе не придется делать тот же категоричный выбор, как мне.
Он смотрел, как сестра развязывает бантик и открывает пакет, в котором оказались пара мягких легинсов, ярко-желтая футболка и кардиган из хлопка, вышитый россыпью цветов.
— О-о-о... — очарованная помимо воли, произнесла Кэти и провела пальцами по воротнику кардигана. — Но я...
— На то время, пока ты здесь. Тебе неловко будет носить здесь свою обычную одежду. А в такой... ну, никто никогда не узнает Кэти. Я подумал, может быть, на время притворишься. Будь, как я. Вот.
Джейкоб опустил перед Кэти защитный козырек и достал маленькое зеркальце, потом приложил к ней кардиган, чтобы она увидела свое отражение.
Кэти покраснела:
— Джейкоб, как красиво!
Даже Джейкоб поразился тому, что, признав это, сестра стала похожа на какого-то другого человека, выросшего вдали от него.
— Да, — согласился он. — Красиво.
По пути в больницу Лиззи позвонила по автомобильному телефону в офис окружного прокурора.
— Джордж Каллахэн, — отрывисто проговорил голос на другом конце.
— Подумать только. Попала на главного босса. Где твоя секретарша?
Узнав ее голос, Джордж рассмеялся:
— Не знаю, Лиззи. Полагаю, умчалась куда-то. Хочешь занять ее должность?
— Не могу. Очень занята арестами людей, которым окружной прокурор будет предъявлять иски.
— А-а... должен поблагодарить тебя за это. Мой собственный маленький источник занятости.
— Что ж, считай, что работой ты обеспечен: в коровнике у амишей мы нашли мертвого младенца, и что-то здесь не сходится. Сейчас еду в больницу допросить вероятную подозреваемую — и хочу предупредить, что в скором времени тебе, возможно, придется предъявлять обвинение.
— Сколько ему и где его нашли? — деловым тоном спросил Джордж.
— Несколько часов от роду, новорожденный. Он был под кипой одеял, — ответила Лиззи. — И, по словам людей, опрошенных на месте преступления, никакая женщина недавно не рожала.
— Ребенок был мертворожденным?
— Медицинский эксперт так не считает.
— Тогда, полагаю, мать родила ребенка и скрылась, — заключил Джордж. — Ты сказала, есть зацепка?
Лиззи помедлила с ответом:
— Звучит дико, Джордж, но сейчас в больнице с вагинальным кровотечением лежит восемнадцатилетняя девушка с амишской фермы, которая клялась всем на свете, что не была беременной.
Последовало напряженное молчание.
— Лиззи, когда в последний раз ты заводила на амиша уголовное дело?
— Знаю, но вещественные улики указывают на нее.
— Так у тебя есть доказательства?
— Ну, пока нет...
— Добудь их! — решительно произнес Джордж. — А потом перезвони мне.
У стойки медицинской сортировки стоял врач, объясняя только что подошедшей женщине-гинекологу, что ее ждет в отделении экстренной помощи.
— Похоже на атонию матки и задержку отделения продуктов зачатия, — сказала гинеколог, заглядывая в карту пациентки. — Я осмотрю ее, и мы поднимем ее в операционную на выскабливание. В каком состоянии ребенок?
Врач экстренной помощи понизил голос:
— По словам парамедиков, которые ее привезли, он не выжил.
Гинеколог кивнула, исчезнув за ширмой, где лежала Кэти Фишер.
Лиззи поднялась на ноги с пластикового стула, служившего ей наблюдательным пунктом. Если Джорджу нужны доказательства, она их добудет. Она возблагодарила Бога за то, что детективы носят обычную одежду, — офицер в форме не имел бы ни малейшего шанса получить конфиденциальную информацию без вызова в суд — и подошла к врачу.
— Извините, — теребя складки блузки, произнесла она. — Вы не знаете, каково состояние Кэти Фишер?
Врач поднял глаза:
— Вы кто?
— Я находилась в доме, когда у нее началось кровотечение. — (Это не было такой уж ложью.) — Просто хочу узнать, поправится ли она.
Кивнув, врач нахмурился:
— Полагаю, с ней все будет в порядке, но для нее гораздо безопасней было бы приехать в больницу на роды.
— Доктор, — с улыбкой сказала Лиззи, — не могу выразить, как я рада это слышать.
Леда толкнула дверь в палату своей племянницы. Кэти спала на приподнятой кровати. В углу молча, не шевелясь, сидела Сара. Увидев, что в палату входит сестра, Сара бросилась Леде в объятия.
— Слава Богу, ты пришла! — плакала она, крепко обнимая Леду.
Леда взглянула сверху на макушку Сары. Годы расчесывания волос на прямой пробор, стягивания их в тугой пучок и закалывания каппа2 шпилькой оставили в ее волосах залысину, расширяющуюся с каждым годом, розовую и уязвимую, как родничок на макушке новорожденного. Леда поцеловала маленькое пятнышко и отодвинулась от Сары.
Сара быстро заговорила, словно в ней, как пар, поднимались слова:
— Врачи считают, что Кэти родила. Понадобилась медицинская помощь, чтобы остановить кровотечение. Ей сделали операцию.
Леда прикрыла рот ладонью:
— Совсем как у тебя после рождения Ханны.
— Ja, но Кэти очень повезло. Она сможет иметь детей, не так, как было со мной.
— Ты сказала врачу о том, что тебе в свое время удалили матку?
— Мне не понравилась эта врачиха, — покачала головой Сара. — Она не поверила, когда Кэти сказала, что не рожала ребенка.
— Сара, у этих английских врачей... есть научные тесты для определения беременности. Эти тесты не врут, а вот Кэти могла. — Помолчав, Леда осторожно спросила: — Ты не замечала изменений в ее фигуре?
— Нет!
Однако Леда понимала, что это ничего не значит. Некоторые женщины, особенно высокие, как Кэти, умудряются так носить ребенка, что беременность становится заметна лишь на последних месяцах. Кэти одевалась и раздевалась одна, и под колоколом фартука трудно было бы заметить увеличившийся живот. А то, что она раздалась в талии, могло пройти незамеченным, поскольку женские платья амишей-староверов скалывались булавками и можно было легко менять размер.
— Если бы она попала в беду, то сказала бы мне, — настаивала Сара.
— И что, по-твоему, произошло бы, признайся она?
Сара отвела взгляд:
— Это убило бы Аарона.
— Уж поверь мне, Аарон не согнется под сильным ветром. И лучше бы ему заняться этой проблемой, потому что это только начало.
— Как только Кэти вернется домой, к ней наведается епископ, я уверена, — вздохнула Сара и, подняв глаза на Леду, добавила: — Может, поговоришь с ней. Про Meidung3.
Ошарашенная Леда опустилась на стул у больничной кровати:
— Скрывать? Сара, я не говорю о наказании в рамках Церкви. Утром полиция обнаружила мертвого младенца, младенца, причастность к рождению которого Кэти отрицала. Они посчитают, что она и в другом тоже солгала.
— Значит, для этих англичан родить ребенка вне брака — преступление?! — с негодованием спросила Сара.
— Да, если мать оставляет его умирать. Если полиция докажет, что ребенок родился живым, Кэти попадет в большую беду.
— Господь поможет нам выпутаться из этого. — Сара резко выпрямилась. — А если нет, мы примем Его волю.
— Ты говоришь о Господней воле или о воле Аарона? Если Кэти арестуют, а ты послушаешься Аарона, и подставишь другую щеку, и не найдешь человека, который будет защищать ее в суде, то твою дочь посадят в тюрьму. На много лет. Может быть, навсегда. — Леда дотронулась до руки сестры. — Скольких еще детей ты позволишь этому миру отнять у тебя?
Сара села на край кровати. Она сплела свои пальцы с вялыми пальцами Кэти и сжала их. Сейчас, лежа в больничной рубашке с рассыпанными по плечам волосами, Кэти не была похожа на «простую». Она выглядела как любая другая молодая девушка.
— Леда, — прошептала Сара, — я не знаю, что мне делать.
— А я знаю, — сказала Леда и положила руку на плечо сестры.
— Детектив Манро, найдется минутка?
Минутки не было, но Лиззи кивнула полицейскому из группы по особо важным делам полиции штата, сотрудники которого весь день обыскивали ферму. Едва узнав, что Кэти Фишер будет госпитализирована по меньшей мере на ночь, Лиззи поехала к окружному судье для получения ордера на обыск дома и участка, а также на взятие анализа крови у Кэти на совпадение по ДНК. Занятая мыслями о тысяче разных дел, которые еще предстояло закончить, Лиззи попыталась переключить внимание на патрульного.
— Что у вас есть?
— По сути дела, место преступления достаточно чистое, — ответил он.
— Не стоит так удивляться, — сухо заметила Лиззи. — Хотя мы городские копы, но все окончили старшую школу. — Она без восторга вызвала группу по особо важным делам, поскольку те имели тенденцию смотреть свысока на местное правоприменение и отличались противной привычкой отстранять назначенного детектива от руководства расследованием. Тем не менее навыки следственной деятельности полиции штата отличались большей прогрессивностью по сравнению с полицией Ист-Парадайса просто потому, что они чаще занимались расследованиями. — Отец доставил вам какие-нибудь хлопоты?
Полицейский пожал плечами:
— Фактически я его даже не видел. Часа два назад он вывел мулов в поле. — Коп вручил Лиззи закрытый пластиковый пакет с вещественным доказательством — белой ночной сорочкой из хлопка, запятнанной внизу кровью. — Это было под кроватью девушки, свернутое комом. Мы обнаружили также следы крови у пруда за домом.
— Она родила ребенка, вымылась в пруду, спрятала ночную сорочку и вернулась к себе в кровать.
— Ну, ребята, вы такие умные. Идите сюда, я хочу, чтобы вы взглянули на это. — Он привел Лиззи в кладовку, где был обнаружен труп младенца, и, присев на корточки, указал на какую-то грязь на полу, которая приближайшем рассмотрении оказалась отпечатком ступни. — Это свежий навоз, то есть отпечаток был оставлен недавно.
— А возможно определить, чей он, как это делается по отпечаткам пальцев?
— Нет, — покачал головой патрульный, — но мы можем определить размер ступни. Это женский размер семь, большой ширины. — Он указал на коллегу, который вручил ей очередной пакет с вещественными доказательствами, содержащий пару неопрятных теннисных туфель. Надев перчатки, полицейский вытащил левую. Потом приподнял язычок, чтобы Лиззи увидела ярлык. — Женские кроссовки седьмого размера, большой ширины, — сказал он. — Обнаружены в шкафу Кэти Фишер.
Леви молчал, когда они ехали к нему домой, и Сэмюэл понимал: что-то важное удерживает парня от слов. Наконец, как только лошади остановились, Леви, не сдержавшись, спросил:
— Что, по-твоему, случится?
— Не знаю, — пожал плечами Сэмюэл.
— Надеюсь, с ней все в порядке, — уверенно произнес Леви.
— Я тоже надеюсь.
Уловив в своем голосе заминку, он кашлянул, чтобы Леви этого не заметил. Парень уставился на старшего кузена, потом выскочил из багги и побежал к дому.
Сэмюэл продолжал ехать по дороге, но пропустил поворот к дому своих родителей. Они уже наверняка слышали про Кэти и, разумеется, будут его расспрашивать. Он въехал в город и привязал лошадей у магазина Циммермана. Сэмюэл не стал заходить в магазин, а, обойдя здание, пошел по кукурузному полю, простирающемуся на север. Потом сорвал с себя шляпу и, держа ее в руке, помчался по полю. Стебли кукурузы хлестали его по лицу и торсу. Он бежал до тех пор, пока в ушах у него не зазвучала ревущая музыка собственного сердца, пока он вконец не запыхался и был уже не в силах сдерживать эмоции.
Тогда он опустился на землю и, лежа на спине, попытался отдышаться. Уставившись в размытую синеву вечернего неба, Сэмюэл не стал сдерживать слезы.
Элли листала журнал «Домашнее хозяйство», когда вернулась домой ее тетя.
— Все в порядке? Ты сорвалась из дома, как на пожар. — Потом она подняла глаза на Леду — растерянную, бледную, расстроенную. — Полагаю, невсе в порядке.
Леда молча опустилась в кресло и закрыла глаза; плоская сумочка соскользнула с плеча и шмякнулась на пол.
— Ты меня пугаешь, — с нервным смешком произнесла Элли. — Что случилось?
Распрямив спину, Леда поднялась и начала шарить в холодильнике. Достала огурцы, салат, морковь и выложила все это на столешницу. Вымыв руки, она взяла нож и принялась нарезать овощи на одинаковые кусочки.
— К ужину будет салат, — сказала она. — Не возражаешь?
— По-моему, еще только три часа. — Элли прошла вперед, взяла нож из рук Леды и пристально посмотрела на тетю. — Рассказывай.
— Моя племянница в больнице.
— Разве у тебя есть еще одна?.. — До Элли не сразу дошло, что это семья, о которой Леда обычно не говорила, — та, которую Леда оставила. — Она... больна?
— Она едва не умерла после родов.
Элли не знала, что на это сказать. Ничего более трагичного, чем родить ребенка, а потом лишиться возможности наслаждаться этим чудом, она не могла себе представить.
— Ей всего восемнадцать, Элли! — Умолкнув, Леда вцепилась пальцами в доску для нарезки. — Она не замужем.
В голове у Элли постепенно вырисовывался образ молодой незамужней девушки, пытающейся избавиться от плода.
— Значит, это был аборт?
— Нет, родился ребенок.
— Ну конечно, — поспешила добавить Элли, подумав, что происхождение Леды не могло сделать ее сторонницей абортов. — Какой у нее был срок?
— Почти восемь месяцев, — ответила Леда.
— Восемь месяцев? — заморгала Элли.
— Оказывается, когда обнаружили тело младенца, никто даже не знал о беременности Кэти.
По спине Элли поползли мурашки, но она приказала себе их не замечать. В конце концов, это не Филадельфия, не мать, сидящая на кокаине, а девушка из общины амишей.
— Значит, мертворожденный, — с сочувствием произнесла Элли. — Какая жалость!
Леда повернулась к Элли спиной и немного помолчала.
— Пока ехала домой, я говорила себе, что не стану этого делать, но я люблю Кэти не меньше, чем тебя. — Она глубоко вздохнула. — Элли, возможно, ребенок не был мертворожденным.
— Нет! — У Элли вырвалось это слово, произнесенное тихим взволнованным голосом. — Не могу. Не проси меня это делать, Леда.
— Но больше никого нет. Речь не идет о людях, понимающих толк в законе. Если предоставить дело моей сестре, Кэти отправится в тюрьму, виновна она или нет, потому что не в характере ее матери сопротивляться. — Леда горящими глазами пристально смотрела на Элли. — Они доверяют мне, а я доверяю тебе.
— Прежде всего, девочке не предъявлено формальное обвинение. Во-вторых, если бы и было, Леда, я не смогу ее защищать. Я ничего не знаю о ней и ее образе жизни.
— Разве ты живешь на тех же улицах, что и наркодилеры, которых защищала? Или в большом особняке на Мейн-лайн, как директор, которого ты оправдала?
— Здесь другое, и ты это понимаешь.
Не имело значения, что племянница Леды имела право говорить, как адвокат. Не имело значения, что Элли защищала других людей, обвиняемых в не менее отталкивающих преступлениях. Наркотики, педофилия и вооруженное ограбление не в такой степени задевали за живое.
— Но она невиновна, Элли!
Когда-то давно Элли решила, что станет адвокатом защиты ради спасения душ. Однако хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать клиентов, которые были несправедливо обвинены и которых она оправдала. Теперь она знала, что большинство ее клиентов были виновны в соответствии с обвинением, хотя все до единого имели мотив, о чем вопили до самой могилы. Она могла не соглашаться с криминальными действиями своих клиентов, но на каком-то уровне всегда понимала, что именно заставило их это сделать. Однако в текущий момент ее жизни ничто не могло заставить ее понять женщину, убившую собственное дитя.
В особенности когда рядом были женщины, отчаянно хотевшие ребенка.
— Я не могу взяться за дело твоей племянницы, — тихо произнесла Элли. — Я окажу ей плохую услугу.
— Хотя бы пообещай, что подумаешь об этом.
— Я не стану об этом думать. И постараюсь забыть, что ты просила об этом.
Элли вышла из кухни, пробиваясь сквозь разочарование Леды.
Большое тело Сэмюэла заполнило дверной проем палаты, напомнив Кэти, как она иногда, стоя рядом с ним в открытом поле, чувствовала себя в гуще толпы.
— Входи, — робко улыбнулась Кэти.
Он подошел к кровати, теребя в руках соломенную шляпу. Потом нагнул голову, и его щеки запылали ярким румянцем.
— Как ты?
— Хорошо, — ответила Кэти.
Она закусила губу, когда Сэмюэл придвинул стул и сел рядом с ней:
— Где твоя мама?
— Уехала домой. Тетя Леда вызвала ей такси, поскольку маме показалось неправильным ехать в ее машине.
Сэмюэл понимающе кивнул. Служба такси амишей, управляемая местными меннонитами, возила «простых людей» на большие расстояния или на автомагистралях, где багги не могли ездить. Что до поездок в машине Леды — что ж, он и это понимал. Леда была «в опале», и ему тоже было бы неловко ехать в ее автомобиле.
— Как... как там дома?
— Много дел, — тщательно подбирая слова, ответил Сэмюэл. — Сегодня мы сделали третий покос. — Поколебавшись, он добавил: — Полицейские все еще шныряют вокруг.
Он уставился на маленький розовый кулачок Кэти, лежащий поверх одеяла. Осторожно зажав в ладонях, Сэмюэл медленно поднес его к своей щеке.
Кэти погладила его по щеке, и Сэмюэл растаял от ласки. С сияющими глазами она открыла рот, чтобы заговорить, но Сэмюэл приложил палец к ее губам:
