Шакалы E-Book

Николай Леонов

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Николай Леонов – классик советского детектива
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 500

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Поначалу полковник МВД Лев Гуров не хотел заниматься делом финансового магната Горсткова. Простую задачу – обеспечить безопасность дочери бизнесмена – можно было поручить любому оперу и не беспокоить такого аса московской милиции, как Гуров. Но обычное, на первый взгляд, дело привело сыщика на самые высокие этажи власти, где коррупция, клановые интересы, непомерные политические амбиции и холодный расчет подготовили почву для преступления иного масштаба. Покушение на жизнь президента страны – а вот это уже уровень компетенции легендарного сыщика…

Leseprobe

Николай Леонов Шакалы

Глава 1

В России каждому известно, что понедельник – день тяжелый. Даже если в рот не берешь спиртного, физически чувствуешь себя превосходно, все равно в первый день недели работать не хочется, что вполне естественно, даже машину, прежде чем ехать, некоторое время прогревают, хотя она и железная. Ну, а коли в выходные было выпито, о понедельнике лучше не говорить. Сам старик Даль таких слов бы не нашел.

Конечно, лучше, чтобы наша история начиналась в другой день, известно, лучший день недели – пятница, но против правды не попрешь. Наступило двадцать второе января, в воздухе мельтешили снежинки, их было немного, вели они себя нерешительно, полагалось бы опускаться на землю, но снежинки никуда не спешили, безмятежно порхали, прилипали к лобовому стеклу автомобиля, люди, у которых автомобиль отсутствовал, поднимали воротники, и именно там, за воротниками, снежинки стремились найти свое последнее пристанище.

Старший оперуполномоченный уголовного розыска полковник Гуров снял короткую дубленку, сильно ударил ею по двери своего кабинета, постучал ногами и переступил порог.

Станислав Крячко, тоже полковник-важняк и друг, уже сидел за столом и якобы писал.

– Добрый день, Станислав, – сказал Гуров, вешая дубленку на угол дверцы шкафа.

– Ты начальник, – Крячко с довольной улыбкой отложил ручку, потянулся, – если этот чертов день изволишь именовать добрым, я согласен.

Гуров еще раз топнул, сбивая снег с ботинок:

– Неужели у двери нельзя положить коврик?

– Воруют, могу украсть у соседей, так ведь если только гвоздями прибить. Тебя Петр просит зайти.

Начальник главка генерал-лейтенант Петр Николаевич Орлов был другом оперативников. Судя по тону Крячко, никакого ЧП не произошло, и Гуров недовольно спросил:

– Не сказал, чего требуется? – Он подошел к своему столу, перевернул листок календаря, на котором был нарисован знак вопроса, попытался вспомнить, что данный знак означает, не вспомнил.

Крячко бросил папку в стоявший в углу сейф, щелкнул замком, подошел к другу, снял с лацкана его пиджака несуществующую пушинку, продекламировал:

– «Как денди лондонский одет…» Идем.

– Тебя тоже звали?

– Нет, боюсь, ты заблудишься.

Кабинет генерала находился через две двери от кабинета сыщиков.

– Когда тебя выгонят из конторы, пойдешь на эстраду, у тебя улыбка естественная, а остроумие там не в моде.

Гуров был старше Крячко на четыре года, выше на полголовы, но Станислав ухитрялся смотреть на друга и начальника снисходительно, даже сверху вниз. Гуров был очень талантливый сыщик, но житейски отличался наивностью и полным нежеланием ладить с начальством. Генерал Орлов, хотя и являлся начальником главка, к категории начальников не относился, Гурова понимал, любил, втайне завидовал его простоте в обращении с сильными мира сего. Секрет силы и смелости Гурова был крайне прост: он занимал должность на несколько порядков ниже той, что заслуживал, и ни один министр не мог с сыщиком ничего сделать. Его можно лишь уволить, но такими специалистами не бросаются. Ведь ни один главврач не уволит уникального хирурга лишь потому, что у него неуживчивый характер. А не дай бог, с близким родственником несчастье произойдет или с кем из окружения Президента, к кому за помощью кинешься, скальпель доверишь?

– Лев Иванович, прошу, о вчерашней передаче помалкивай, мы менты, политика не нашего ума дело, – сказал Крячко, открывая дверь в приемную Орлова.

Вчера вечером в передаче «Итоги» интеллигентно, но откровенно высекли Президента. Уничтожение села Первомайского, где окопались чеченские террористы, удерживающие заложников, обсуждалось в газетах и на телевидении всю неделю, и силовыми министрами называлось операцией по освобождению заложников и расценивалось как безусловный успех федеральных сил и суровый урок генералу Дудаеву. Вчера в «Итогах», когда все сказанное Президентом и сделанное военными министрами за минувшую неделю показали и озвучили последовательно, то произошел конфуз. Выяснилось, что Президент постоянно говорил глупости и неправду, а многозвездные генералы творили беспредел, совершали преступления.

Крячко прекрасно знал: Гуров тяжело воспринял происшедшее и не преминет свою точку зрения высказать. Если в кабинете, кроме генерала Орлова, никого не будет, то все нормально, пусть Лева что угодно говорит, Петр отмолчится, может сказать, мол, занимайся своим делом, не суй нос куда не положено. Но в кабинете генерала могут находиться журналисты…

– Мальчики! – воскликнула секретарь генерала Верочка. – Вам бы лучше пойти в буфет. Только что пришел Бардин, чудится, разговор проходит на басах.

Генерал-лейтенант Николай Ильич Бардин был заместителем министра, курировал уголовный розыск, ни черта в сыскном деле не смыслил, но мужик был приличный, последнее время начал захаживать в кабинет своего подчиненного.

Станислав Крячко высказывал предположение, что зам прячется от прессы, которая осаждает его целыми днями.

– Пойдем от греха! – Станислав подтолкнул друга к двери. – Министр в этом деле увяз, я слышал, как рядовой боец костерил его по ящику.

– Мы розыскники, к войсковым операциям отношения не имеем, – ответил Гуров. – Верочка, меня вызывали, доложи. Пусть генерал решает, нужны мы ему сейчас или нет.

– Верунчик, не делай этого, – быстро сказал Крячко.

– Полковник Гуров не появлялся? – раздался из динамика голос Орлова.

Верочка нажала кнопку и ответила:

– Полковники Гуров и Крячко только вошли, Петр Николаевич.

– Пусть заходят, – сказал Орлов.

– Ну, пошли, сказал приговоренный, укладываясь на плаху. – Крячко открыл тяжелые двойные двери.

– День добрый, господа генералы, – сказал Гуров, входя в кабинет.

– Здравия желаю, – произнес Крячко из-за плеча друга.

Бардин, как обычно в элегантном штатском костюме, молча кивнул. Орлов привстал из-за стола, протянул подчиненным руку.

– Здравствуйте, присаживайтесь, – и строго взглянул на Гурова, пока тот не успел отправиться на свое любимое место у окна.

Гуров понимающе улыбнулся, сел на один из жестких стульев у стола для совещаний – сыщик не терпел мягкие гостевые кресла. Около месяца назад у него с заместителем министра произошел жесткий разговор, и, несмотря на то, что они симпатизировали друг другу, Бардин с того дня держался с Гуровым отчужденно. Начальник не желал первым делать шаг к примирению, а сыщик на подобные мелочи просто не обращал внимания.

– О политике говорить не будем. – Орлов привычно закрыл лежавшую перед ним папку, отодвинул в сторону, словно очищая место для поля боя.

– Ясное дело, мы не политики, а уголовники, – поддержал начальника Крячко.

– И безопасно, в политике стоит губами шевельнуть, дерьмом захлебнешься. – Гуров вынул сигареты, глянул на Орлова, получив его молчаливое разрешение, закурил. – Министра жалко, вроде стоящего мужика получили, вляпался, теперь нового жди.

Сыщик разговаривал так, словно замминистра в кабинете и не присутствовал. Бардин болезненно поморщился:

– Лев Иванович, вы вроде человек воспитанный.

– Мой отец, между прочим, генерал-полковник, в деревне своими руками сарай строит, – ответил Гуров. – У бати лишний топор, Николай Ильич, всегда найдется.

– Поговорим о деле. – Орлов на секунду прикрыл глаза, вынул из папки конверт, протянул Гурову: – Взгляни, пока ты топор в руки не взял, это по твоей части.

Гуров поднялся, взял конверт, осмотрел, сказал утвердительно:

– Пальцы уже смотрели.

– Наверное, – насмешливо ответил Орлов. – Письмо принес Николай Ильич, получил от адресата.

Конверт был нестандартный, заграничного производства, без марки и почтового штемпеля.

– Люблю анонимки. – Гуров вынул из конверта сложенный вчетверо листок, развернул, посмотрел бумагу на свет, лишь потом прочитал: «Уважаемый Юрий Карлович, поберегите дочь». Подпись была неразборчива, тем не менее Гуров сказал: – Автор – человек смелый, ничего не боится. У Юрия Карловича отец немец? И кто он такой, Николай Ильич?

– Горстков, – ответил Бардин. – Горстков Юрий Карлович на сегодняшний день в России финансист первой величины. Очень порядочный человек.

– Сам признался? – безразлично спросил Гуров, протянул письмо Станиславу, который взял конверт, не открывая, положил на угол генеральского стола.

– Я вас за год с лишним узнал достаточно, – сказал Бардин. – Потому не вызвал, а пришел сам, прошу отнестись к делу серьезно.

Неожиданно в разговор вмешался Крячко:

– Мы люди серьезные, господин генерал-лейтенант, на нас бессмысленно оказывать давление. Если Петр Николаевич приказывает, а Лев Иванович может приказ выполнить, мы расшибемся, но расстараемся. Я не читал, но, как понимаю, здесь угроза либо предупреждение. Горстков не просто финансист, мультимиллионер, он фигура политического окраса, пусть им занимается соответствующая спецслужба.

Бардин поднялся, кивнул Орлову:

– Извините, Петр Николаевич. – И вышел из кабинета.

– Станислав, черт тебя подери! Бардин замминистра, пришел за помощью, на самолюбие наступил! – повысил голос Орлов. – Чего тебя понесло, меру надо знать!

– Когда Президент влезает в дерьмо, так элитные подразделения в чистом поле расстреливают! – начал было Гуров.

– Молчать! – Орлов шарахнул кулаком по столу. – Вы офицеры, существует субординация! – Он передохнул, потер ладонями лицо. – Черт меня дернул дружить с вами!

– Черт тебя дернул двадцать лет назад, – спокойно ответил Гуров. – Ты тогда не был большим генералом. А приказать ты тогда мог и сегодня можешь. Ты прикажешь, мы будем выполнять, согласно субординации. Это дело личное? – Он указал на конверт, кивнул Крячко: – Прочти, хотя там ничего нет нового. Если бы такую бумажку получил зачуханный инженер, то дежурный по отделению милиции выбросил бы ее в мусорную корзину.

– Юрий Карлович Горстков финансирует предвыборную кампанию одного из кандидатов на пост Президента…

– Я понял, Петр Николаевич, – перебил Гуров, – но должен соблюдаться хотя бы элементарный порядок. С подобными угрозами обязана разбираться служба безопасности, а не милиция. Петр Николаевич, дорогой мой, я не характер выказываю, а чертовски не хочу лезть в политическую драку.

Гуров смотрел на друга проникновенно, старался говорить как можно мягче, но фразы получились у него рубленые, резкие.

– Я тебя прошу, объясни Бардину, что это не наше дело, по-доброму объясни, ты умеешь. Мы же к этой среде и агентурных подходов не имеем, и подвести некого.

– Понимаю, ты прав, – тихо ответил Орлов. – Но Николай Ильич не от хорошей жизни сюда пришел. И дело не в том, что он наш шеф, мне выслуживаться поздно. Так что, мальчики, прекратим дискуссию, забирайте конверт, занимайтесь. Ты, Лева, навести Горсткова, потолкуй, как ты умеешь, а Станислав займется дочкой – где она учится, круг общения, прочее. Удачи, вы свободны.

* * *

Гуров созвонился с финансистом, который пригласил сыщика в офис, но полковник предпочитал разговаривать в домашней обстановке, о чем и заявил со свойственной ему прямотой.

– Вообще-то я дома не принимаю, – ответил Горстков.

Гуров молчал, рассчитывая, что человек сам сообразит, что слово «принимаю» к данному случаю не подходит. И Горстков опомнился, быстро заговорил:

– Извините, заработался, давайте пообедаем где-нибудь.

– Спасибо, я предпочитал бы разговаривать в вашем доме, – сказал Гуров. – Желательно, чтобы и дочка ваша присутствовала.

– Юлия? Сожалею, но ее нет в Москве. Я отправил ее за пределы, думаю, так будет разумнее.

– Возможно, – согласился Гуров, которому нравился мягкий, уверенный голос собеседника. – Диктуйте адрес, назовите удобный для вас день и час.

– Сегодня, – не задумываясь, ответил финансист. – Сейчас взгляну, что у меня на вечер… Так, это можно отменить. Девятнадцать часов вас устроит? – И назвал адрес.

– Договорились.

– Прислать машину?

– Можно, – согласился Гуров, не любивший ездить вечером по незнакомому маршруту. – К министерству, в восемнадцать тридцать.

Он положил трубку, взглянул на сидящего напротив Крячко, сказал:

– Твоя пассия где-то загорает, папаша упрятал подальше от греха. Голос у мужика хороший, но видится мне, что он маленький, в очках, подкаблучник, нашего возраста. Вторая жена, высокая, надменная красавица, капризная дочь, которая не работает, не учится, ищет себя в этой жизни, пока бездумно тратит папины деньги.

– Чего злишься? – удивился Станислав. – Девицы в Москве нет? Прекрасно. Я наше бумажное хозяйство пока разберу, все руки не доходят.

– Писать никто не любит, а я так терпеть не могу. – Гуров открыл сейф, бросил на стол папку, на которой было написано «Разное». – Поработаем до шести, потом ты отправишься домой, а я неизвестно куда и зачем.

* * *

Даже талантливый сыщик – лишь человек, порой тоже ошибается. Гуров описал Горсткова, жену, их дом с точностью до наоборот. Единственное, что он угадал, так это шикарную иномарку – просторный «БМВ», и охранника, молчаливого жилистого парня лет тридцати. Жил миллионер не в пригороде в шикарной вилле, а в переулке у проспекта Мира, в довольно затрапезном доме, подъезд которого не только не охранялся, но и одна из дверных створок просела, скособочившись.

Гуров обил с ботинок снег о щербатую ступеньку крыльца, спросил стоявшего за спиной охранника:

– А новые петли поставить сил нет?

– У меня другая профессия. – Парень потянул скрипнувшую дверь, пропуская Гурова на плохо освещенную лестницу.

Рядом с лестницей имелся узкий проход, упирающийся в облезлую дверь, видимо, дворницкую либо подсобку, где хранились лопаты, метла и прочая хозяйственная утварь. Гуров отшвырнул ногой пустую бутылку, шагнул к двери, она оказалась запертой, но замок был несерьезный – защита от пацанов младших классов. Гуров осмотрел грязный пол, пыльную лампочку, молча прошел к лифту.

Охранник позвонил явно условным образом, Гуров прикрыл ладонью дверной глазок, но открыли сразу и ничего не спрашивая.

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, – хозяин скупо улыбнулся.

Он был выше Гурова, тяжелее килограммов на десять, может, и более, в костюме, белой рубашке и галстуке.

– Добрый вечер, Юрий Карлович. – Гуров пожал широкую мощную ладонь, взглянул хозяину в лицо, решил, что ему около пятидесяти и в молодости он увлекался спортом, возможно борьбой, и прошел в квартиру.

В прихожую вошла крупная, еще красивая женщина, примерно ровесница мужа.

– Здравствуйте, здравствуйте. – Она радушно улыбалась, одета была со вкусом, но просто, по-домашнему. – Очень приятно, я Нина Дмитриевна, знаю, что вас зовут Лев Иванович, проходите в кабинет, я пока накрою. Вы борщ любите?

– Спасибо, Нина Дмитриевна. – Гуров прошел за хозяином довольно узким коридором в просторную комнату, обставленную добротной, отнюдь не модной и не шикарной мебелью.

– Располагайтесь, курите. – Хозяин подвинул к краю стола массивную пепельницу, открыл встроенный в книжные полки бар. – Что предпочитаете? Хотя выбор у меня не шибко богатый.

– Я пока воздержусь. – Гуров сел на стул с обтянутым кожей сиденьем и высокой прямой спинкой. Этот стул и остальная обстановка напоминали сыщику кабинет отца – все основательно, прочно. Ничего лишнего. Огромный письменный стол, два кресла и диван кожаные, далеко не новые, возможно, старинной работы, позже реставрированные. Всего два телефонных аппарата, тоже не новомодные. На приставном столике компьютер, но явно не как дань моде, просто рабочий инструмент, а у одного из двух окон мощный фикус, который стоял на полу и подпирался здоровенной палкой.

Хозяин налил себе граммов сто водки, кивнул, молча выпил, закусил долькой лимона.

– Появится желание – не стесняйтесь, – он указал на бар и сел за стол, с неприязнью глядя на лежавшие бумаги, сложил их в кожаную папку, спросил: – Лев Иванович, вы считаете угрозу реальной?

– Я профессионал, Юрий Карлович, но человек, а не провидец. Просчитать ситуацию невозможно, не хватает информации. – Гуров смотрел в глаза хозяина, пытаясь разобраться, насколько искренен сидящий за столом человек.

– Вы меня в чем-то подозреваете?

– Большой, возможно достаточной, информацией обладаете вы и ваша дочь, – ответил Гуров, игнорируя вопрос хозяина. – Я еще не передавал записку графологам, но даже моих скромных знаний в данной области достаточно, чтобы предположить, что автор – мужчина с сильным, уравновешенным характером. Автор не вашего окружения, полагаю, он человек военный, скорее всего, офицер контрразведки.

– И все это вы выяснили на основании написанных человеком нескольких слов? – Горсткову было не смешно, однако он улыбнулся.

– Все это очень просто. – Гуров долго мял сигарету, наконец закурил. – Все сказанное мной достоверно, если сама записка не является фальсификацией.

– Не понял. Какой фальсификацией?

– Возможны варианты. Различные варианты. Например, вы никакого письма не получали, написали его сами.

– Вы понимаете, что говорите?..

– Фу! – Гуров выпустил сильную струю дыма. – Меня постоянно обвиняют в том, что я чего-то не понимаю. Совершенно справедливо, я не понимаю множества вещей. Но в своей профессии я человек не последний. Юрий Карлович, вы богаты?

– Что? – Хозяин опешил. – В наших кругах подобный вопрос просто неприличен.

– Тогда и решайте свои проблемы в ваших кругах. Сейчас вы разговариваете с ментом. Я сыщик, у меня свои понятия о приличии. Какую сумму вы можете выложить на стол через два-три дня.

– Я могу выписать чек. – Горстков понял мысль сыщика и рассмеялся. – Вас интересует, сколько я могу заплатить за свою дочь? Много, практически все. Но мои капиталы не так просто превратить в наличность, тем более в Москве.

– Конкретно, Юрий Карлович.

– Конкретно… – Хозяин прикусил ноготь большого пальца, задумался. – Люди очень не любят платить наличные деньги. Я могу ошибиться, думаю, что за два-три дня я миллионов пять долларов собрать сумел бы.

– Чертовски много. – Гуров покачал головой. – Следовательно, похищение вашей дочери с целью получения выкупа – вещь реальная.

– Юлия без охраны нигде не бывает.

– Юрий Карлович, вы меня удивляете, а вид у вас такой умный.

– Внешность бывает обманчива. – Горстков улыбнулся через силу.

– Вы бы дверь в подъезде распорядились починить да лампочки вымыть.

– Прошу к столу, кушать подано, – сказала хозяйка, появляясь в комнате.

Стиль убранства, обстановка, сервировка стола, да и сам обед были выдержаны в духе дома и никак не соответствовали представлениям Гурова о жизни и быте миллионеров. Большая, не заставленная мебелью столовая, массивный, старомодный, наверное, даже старинный стол, тяжелые стулья, у стены огромный комод, видимо, даже не отцовский, а дедовский. Хрусталь, фарфор, серебро, но ничего не сверкает, не бросается в глаза, впечатление, что все предметы знают свое место и занимают его испокон веков.

Хозяева угощали, но настойчиво не потчевали. Гуров выпил рюмку водки, закусил холодцом, от второй рюмки отказался, съел один маринованный огурчик, поблагодарил, никакой дискуссии не возникло, хотя чувствовалось, что в доме поесть любят.

– А я грешен. – Юрий Карлович опрокинул очередную рюмку, положил на тарелку изрядную порцию салата. – Нина в курсе происходящего, так что вы, Лев Иванович, можете говорить свободно.

– А мне пока сказать нечего. Благодарю, Нина Дмитриевна, мне достаточно, – сказал Гуров хозяйке, которая наливала борщ.

– Эту квартиру мы купили двадцать пять лет назад на ворованные деньги…

– Юрий! – одернула мужа хозяйка.

– Я лишь цитирую прокурора. – Юрий Карлович собрался налить себе еще водки, но жена забрала у него рюмку. – Да, в тот раз мне впаяли пятерку, хотя статья позволяла значительно больше. Но так как не доказали ничего, а освобождать из зала суда в те годы не умели, то дали пятерик. Меня обвиняли, что я имею собственный завод. С дирекцией, профсоюзной и партийной организациями… Процесс был уникальный. Квартиру не конфисковали, так как она была куплена на имя тестя. Так мы здесь и живем, нас чудаками считают. А заводик, который мне в семьдесят третьем клеили, я недавно купил. Можно сказать, почти даром забрал.

– Лев Иванович наверняка все о тебе знает, не хвастайся. – Хозяйка смотрела на мужа с гордостью.

– Нет, я справок на Юрия Карловича не заказывал. – Гуров доел свой борщ. – Нина Дмитриевна, борщ был великолепный. А заводик, иная хозяйственная деятельность для меня – китайская грамота. Я уголовник, узкая специализация. И, кстати, ваше дело, если оно реально существует, в ведении управления охраны, а не уголовного розыска.

Спокойное, волевое лицо хозяина скривила гримаса, он забрал у жены свою рюмку, снова выпил, некоторое время молчал, чувствовалось, что он с трудом сдерживает гнев, наконец сказал:

– В интересной стране живем, к кому ни обратишься, все попадаешь не по адресу.

– Родителей не выбирают. – Гуров следил за реакцией хозяйки, которая была бледна, но держалась спокойно.

– Я позвонил в милицию, сказал, что мне нужен лучший сыщик. – Юрий Карлович уже полностью справился с волнением, говорил спокойно. – Вы, Лев Иванович, выяснили, деньги у меня имеются, вы можете получить любой аванс, тратить его по своему усмотрению.

– Обратитесь в сыскное бюро, там найдутся отличные парни, знающие дело не хуже меня. Они возьмут ваши деньги с удовольствием, будут работать на совесть.

– Я слышал о вас, Лев Иванович. Если существует опасность для нашей дочери, мы хотим, чтобы делом занимались именно вы, с министром я договорюсь. Если вам требуется помощь сыскного бюро, не стесняйтесь в расходах, никаких отчетов мне, естественно, представлять не требуется.

– Хозяин – барин, я подумаю. Вместе с Ниной Дмитриевной мы обыщем комнату вашей дочери, затем я переговорю с вами и дам ответ.

– В нашем доме не принято…

– Нина! – прервал жену хозяин. – Коли Лев Иванович возьмется за работу, он будет делать что считает нужным. Ты меня хорошо поняла?

Даже Гурова покоробил резкий, безапелляционный тон Горсткова. Сыщик увидел, как сникла и на глазах постарела хозяйка, понял, что семейный обед, благодушие и умиротворенность семьи – просто маска, которую люди носят многие годы. И неплохие люди, возможно, очень даже хорошие, но отнюдь не такие спокойные и простые, и, как говорят англичане, в их семейном шкафу тоже спрятан скелет.

– Как скажешь, Юрий Карлович, – мадам склонила голову. – Желаете кофе или сразу приступим к обыску?

– Уважаемая Нина Дмитриевна, я желаю стакан коньяку и никогда в жизни не проводить обысков, – ответил Гуров. – Только я забыл то время, когда делал, что желал. Однако от чашки кофе не откажусь, и, не откажите в любезности, дайте мне фотокарточку вашей дочери. Снимок, на котором она не слишком красивая, максимально похожа на себя.

Хозяйка поставила перед Гуровым чашку кофе, но дружеского тона не приняла:

– Мы пойдем к Юлии в квартиру, там ее фотографий – на любой вкус.

– Налить? Желаете коньяку? – Хозяин поставил перед Гуровым стакан, взял со столика бутылку.

– Юрий Карлович, я много чего желаю, – и, отставив стакан, отпил кофе. – Вы симпатичные люди, дом у вас превосходный, работать мне здесь не хочется до чертиков.

– Отчего так? – Хозяин тоже отказался от спиртного, начал пить кофе.

– Вы принадлежите к определенным кругам, мне придется туда лезть, на меня начнут жаловаться министру. Я это уже проходил, знаю и не люблю.

– Постараюсь облегчить вашу жизнь, шепну кому следует, на вас жаловаться не рискнут.

– Возможно, вы знаете, как из рубля сделать сто долларов, а какая комбинация складывается из трех пальцев, вам неизвестно. Я ничего не решил. – Гуров поднялся.

* * *

Дочь жила в соседней квартире. Когда Гуров переступил порог, сыщику почудилось, что он шагнул с московских улиц на парижские бульвары. Квартира была обустроена сверхсовременно, походила на дорогой номер пятизвездочного отеля. Слегка гудела вентиляция, пахло дождем и хорошими духами.

Сыщик взглянул на безукоризненно чистые ботинки, вошел и опустился на изящный хрупкий диванчик.

– Присядьте, Нина Дмитриевна, поговорим, я пообвыкну в новой обстановке. Здесь красиво, но в вашей квартире мне уютнее, – сказал Гуров. – Скажите несколько слов о вашей дочери. Вы дружны?

– Вам больше нравится у нас, так как вы, как и мы, старомодны. Но эту квартиру оформляла не Юлия. Муж купил квартиру семье, которая здесь жила, позвонил в какую-то фирму, явился представитель, принес рекламные проспекты, дочка ткнула пальчиком, через некоторое время получила ключи. Вы скажете, что у богатых свои привычки. А зачем нужны деньги, если не доставлять себе удовольствие? – Супруга миллионера прошлась по комнате, включила торшер, верхний свет она зажгла, когда они только вошли в квартиру.

Гуров разглядывал висевший на стене портрет миловидной девушки с простоватым русским лицом, но очень красивыми загадочными глазами и пышными длинными волосами.

– Сейчас Юлия пострижена коротко, – сказала Горсткова, – в жизни она не так красива, но обаятельнее.

– Сколько девочке лет?

– Двадцать четыре.

– Была замужем?

– Почему была? Может, она и сейчас замужем?

Гуров не ответил, прошел в спальную комнату, в центре которой располагалось квадратное ложе колоссальных размеров, потолок в спальне был зеркальным. Хозяйка смутилась, нажала какую-то кнопку, и потолок помутнел, стал голубоватым. Гуров отодвинул левую стенку, равнодушно взглянул на шкаф с бесчисленным количеством вешалок с платьями, костюмами и иными нарядами, одно отделение занимали шубы и куртки. Сыщик непроизвольно отметил на воротнике одной из шуб то ли торговый чек, то ли квитанцию.

– Вы так проводите обыск? – спросила женщина.

– Пока только знакомлюсь. – Гуров вздохнул. – Понадобится – проведем обыск. – И направился на кухню.

Кухня и туалетная комната походили на интерьеры домов из мексиканских сериалов, которые порой попадались сыщику на глаза, когда он переключал программы. Телевизоров в квартире оказалось четыре, холодильника только два.

– Покажите, пожалуйста, бар, письменный стол и сейф, – сказал Гуров, ненавязчиво наблюдая за хозяйкой и решая, она действительно не обеспокоена сложившейся ситуацией или невозмутимость опять же лишь масочка, которая на секунду соскочила, когда муж повысил на женщину голос?

Бара оказалось тоже два. Одна стойка выдвигалась из стены гостиной, второй миниатюрный бар был вмонтирован в трельяж, расположенный в спальне. Все бутылки, бокалы были тщательно протерты. Гуров непроизвольно улыбнулся, подумав о ребятах из НТО, которые занимаются пальцевыми отпечатками. Сыщик отметил, что содержимое баров разнообразнее, чем в кабинете хозяина. Естественно, ведь еще Рокфеллер говорил, что у его сына папа миллионер, а сам Рокфеллер круглый сирота. Судя по содержимому баров, в квартире бывали мужчины, выпить умели.

Крышка письменного стола крепилась под книжной полкой, при необходимости откидывалась. Хозяйка продемонстрировала, как это делается, зажгла и погасила свет над столом, сказала:

– Сейфа в квартире нет, Лев Иванович.

– Вы говорили, дом построен в семидесятом, я бывал в подобных, но никогда не видел, чтобы в квартире бывали такие просторные кухни и туалетные комнаты, – сказал Гуров, оглядываясь. – Удобно, красиво, но непривычно. Квартира перестраивалась?

– Изначально она была трехкомнатной, теперь комнаты две, таким образом увеличили кухню и ванную. Хотите что-нибудь выпить, кофе, чай?

– Спасибо, если можно, чашку кофе. – Гуров осмотрел стену между ванной и кухней и без труда выяснил, что глубина встроенного шкафа не соответствует ширине его стенки.

– Нина Дмитриевна, вы не знаете о тайниках дочери или не хотите их показывать? – Гуров постучал по стенке шкафа, которая отозвалась металлическим гулом. – Вы, собственно, с какой целью меня пригласили?

– Лично я вас не приглашала.

– Тогда извините за беспокойство. – Гуров поклонился и направился к двери.

– Лев Иванович! – Женщина бросилась к Гурову, он вежливо, но решительно отстранился.

– Извините, я в таких играх не участвую. В любой семье свои сложности, решите взаимоотношения с мужем, тогда поговорим.

– Я вам объясню…

– Простите! Я готов вас выслушать только в присутствии Юрия Карловича.

– Но это невозможно!

– Это ваши проблемы! – Гуров вышел, позвонил в соседнюю дверь.

Открыл знакомый охранник. Гуров был зол на себя, на ментовское начальство, готовое служить большим деньгам и политикам любых мастей, потому взял парня за отворот фирменной куртки и сказал:

– Если против хозяина что-либо предпримут, тебя убьют первым!

– Мысль интересная, – произнес Горстков, стоя в дверях своего кабинета. – Я надеялся, что Нина займет вас надолго, и сел работать.

Гуров оттолкнул растерявшегося парня, прошел в кабинет хозяина, коротко объяснил ситуацию.

– Женщины для того и существуют, чтобы рожать, любить и плести интриги. – Сыщик взглянул на миллионера, благодушная улыбка которого исчезла. – Мне плевать, сколько у вас миллионов, в данном случае и министр мне не указ. Меня можно только уволить, заставить заниматься делом, которое мне не нравится, никому не удастся…

– Извини, Лев Иванович, – перебил хозяин. – Моя вина, в собственном доме заблудился, но я быстро разберусь. Перейдем на «ты», не возражаешь? Мать твою!.. Мозги все время в другой банке валяются… Бабы у меня хоть и с придурью, но обе хорошие, добрые и честные, это я тебе как мужик мужику говорю. Не думай, коли я муж и отец и мыслю о делах, так совсем дурень. По мелочи они, конечно, меня обманывают, так кто без греха? О сейфе я знал, да забыл, мне мастер, который мастерил, втихую шепнул. Сейчас откроем, считаешь, там может быть что-то важное?

– Ничего я не считаю. – Гуров закурил. – Я не хочу участвовать в семейных разборках. Оружие делают, чтобы стрелять, сейфы, чтобы хранить нечто от чужих глаз, я должен на это нечто взглянуть. Возможно, там любовные письма и прочие женские секреты.

– Сейчас выясним. – Горстков вышел из кабинета, вернулся с женой, которая взглянула на Гурова презрительно. – Оказалось, что дочь не оставила ключ от сейфа, забрала с собой. Я распоряжусь, завтра сейф откроют.

Гуров поглядывал на Нину Дмитриевну, на скулах которой проступили красные пятна, думал о том, что следовало не торопиться, уговорить женщину отдать ключ, а не подключать мужа. Откроем сейф, выясним, что у матери и дочери был общий любовник, и сыщик Гуров станет абсолютным победителем. Он был крайне недоволен собой, все наши беды от наших компромиссов. Нельзя было соглашаться изначально. Упереться. Петр дня два молчал бы, обзывая «господином полковником», но все проходит. А Бардин? У него забот хватает, да и видимся нечасто. В эту квартиру прислали бы другого, и все дела.

– О чем задумался? – спросил Горстков.

– Корю себя за слабохарактерность, – ответил сыщик. – И за прямолинейность. Человек моей профессии не может говорить то, что думает.

– Сейф откроем завтра, – хозяин взглянул на жену. – Женщины – наше счастье и беда.

– Хорошо, хорошо. – Гуров беспечно махнул рукой. – Почти наверняка ничего интересного я там не обнаружу. Я так уперся, характер выказывал, объяснял вам, уважаемые, кто с сегодняшнего дня в доме главный. Ты, Юрий Карлович, руководи в своей империи, твоя жена командует в своей вотчине, я решаю вопросы, какие сочту необходимыми. Если вас такое положение устраивает, я попытаюсь с письмом разобраться, потребуется наша помощь – расстараемся. Мои условия понятны?

– Понятны, – неохотно произнес Горстков, взглянул на жену, которая молча кивнула. – Только в данном доме хозяин уже имеется. И с характером у него все в порядке.

– А ты, уважаемый Юрий Карлович, представь, что находишься под надзором врачей. Либо выполняешь их требования, либо отказываешься. Мне без тебя больных хватает.

– За горло берешь?

– Обязательно. – Гуров кивнул.

– Если я соглашусь, можно считать, мы договорились?

– И каждая из сторон может расторгнуть договор в любой момент, не объясняя причин.

– Кабальный договорчик. – Хозяин с сомнением покачал головой.

– Подумай, проконсультируйся, тебя никто не торопит. – Гуров улыбнулся, взял со стола бутылку виски, посмотрел на свет, поставил на место.

– Прекрасно! А мне шептали, с тобой договориться невозможно.

– Наговаривают.

– Вижу. – Хозяин согласно кивнул. – Через пару дней я тебе дам ответ.

Гуров тоже кивнул, взглянул на часы:

– Ты не понял, Юрий Карлович, ты мне дашь ответ через пять минут, а через пару дней ты волен разговаривать с кем угодно.

Горстков резко встал, чуть не уронил тяжелый стул.

– Сейчас ты заявишь, что я не понимаю! – опередил сыщик хозяина. – Я не понимаю, какой ты могущественный человек, что никто и никогда не смел разговаривать с тобой в подобном тоне. Ты, уважаемый, сядь, иначе встану и уйду я.

Финансист опустился на стул, на его скулах вздулись желваки.

– Ты юрист, а в смысл слов не вникаешь. Я тебе никакого договора не предлагал, лишь спросил, мол, мои условия понятны? Они либо принимаются, либо нет, но обсуждению не подлежат. Еще я сказал, что ты можешь посоветоваться. Нина Дмитриевна рядом, а кроме нас, о данном разговоре знать никто не должен. Мальчику, что изображает охранника, скажешь, что консультировался со мной об организации охраны своего офиса. Если вам надо поговорить, я выйду на кухню.

– Круто! – Горстков вытер платком лицо, отошел к окну, раздвинул жалюзи, смотрел на темный, подсвеченный тусклыми окнами город.

Гуров улыбнулся хозяйке, даже слегка подмигнул, успокаивающе махнул рукой, мол, ничего, все образуется. Мадам вымученно улыбнулась в ответ и вздохнула.

– Значит, ты считаешь, что все очень серьезно. – Хозяин вернулся к столу. – Да выпей ты, черт побери!

– Налей.

– Ты говоришь, чтобы, кроме нас, никто ничего не знал. – Горстков выпил рюмку, утерся тыльной стороной ладони. – А твои генералы?

– Бардин до смерти боится генерала Коржанова и будет молчать. Двое остальных – мои друзья, они хранили секреты погорячее.

– Хорошо. Банкуй! С чего ты начнешь?

– Мы с Ниной Дмитриевной вернемся в квартиру Юлии, позже мы с тобой кое-что обсудим.

* * *

Хозяйка сидела на диванчике, Гуров расхаживал по мягкому паласу в гостиной и говорил:

– Со временем, Нина Дмитриевна, вы ко мне привыкнете, я не так плох, как выгляжу.

– Уверена, вы отличный человек, такого бы мне зятя, – ответила женщина, которая держалась уже менее скованно.

– Я буду говорить банальности, но такова жизнь, все оригинальное давно сказано. Когда вы раздеваетесь у врача, то чувствуете себя комфортно, нормально. Доктор не способен выслушать вас иначе. Меня интересует ваше белье, причем грязное белье, чистое мне совершенно ни к чему.

– Это ужасно!

– Отвратительно. Я четверть века копаюсь в грязном белье, крови и испражнениях, порой мне кажется, что от меня и пахнет соответствующе. Итак, в каких отношениях вы с дочерью?

– В разных, в одних вопросах мы самые родные, в некоторых совершенно не понимаем друг друга. Извечная проблема отцов и детей. Юлия – человек современный. Я выросла в бедности, а у нее папа – миллионер.

– И вам непонятно, как можно купить дорогую шубу и ни разу ее не надеть?

Нина Дмитриевна удивилась, но ничего не спросила, только резко сказала:

– Мне непонятно, зачем нужна пятая шуба? Непонятно, как можно не работать, практически ничем серьезным не интересоваться. Вы согласились бы жить в такой квартире?

– У дочери есть постоянный мужчина?

– Когда она улетала в Париж, то был.

– Он вам нравится?

– Юлия два года назад вышла замуж, тут же развелась, потом женихи приходили, уходили… Вот Виталий задержался. Он мне нравится, нормальный парень, интеллигентный, из скромной семьи. Но долго он не выдержит, терпения не хватит.

– Ему не нужны деньги?

– Виталию крайне нужны деньги, но свои деньги. Он практически не разговаривает с мужем, отказался, когда Юрий предложил ему работу.

– Молодой самовлюбленный дурак, но с годами эти недостатки проходят, – рассмеялся Гуров. – От интересной работы мужчина не должен отказываться. Однако не мне судить. Я подобных вопросов в жизни не решал, но в свое время мой отец был большим начальником, мы жили в провинциальном городе, все знали, что я сынок… Я страшно переживал, возможно, именно по этой причине пошел в милицию, стремился стать личностью. – Гуров рассмеялся. – Сейчас чуть ли не первый дерьмовоз России.

– Зачем же вы так? – растерянно пробормотала хозяйка. – Вы сильный, красивый мужчина… Специалист…

– Не любим называть вещи своими именами. У меня нет комплексов, каждый делает, что умеет. Вы откройте сейф; что Юрию Карловичу не положено, он не увидит. Это будет наша с вами маленькая тайна.

– Я уже сказала…

– Нина Дмитриевна, мне прекрасно известно, что женщины редко признаются в своих ошибках. Но ведь лучше, если мы с вами лишнее из сейфа уберем.

– Почему вы так уверены?

– Профессия. Что выросло, то выросло.

Ключ лежал в «тайнике», в одной из вазочек, стоявших на туалетной полочке. Гуров сдвинул фальшивую стенку шкафа, отпер железную дверцу. В сейфе лежали тетрадь и два плотных конверта. В одном из них находилась солидная пачка долларов, сыщик их вынул, пролистал, осмотрел конверт и увидел в нем иголку. Он осторожно вытряхнул ее на носовой платок, завернул и убрал в карман.

Нина Дмитриевна находилась в гостиной, ничего не видела. Игла, которую обнаружил и спрятал сыщик, была от шприца. В другом конверте находилась пачка любительских фотографий Юлии Горстковой. На некоторых девушка была обнаженной, Гуров невольно отметил, что фигура у нее прекрасная. Толстая тетрадь была личным дневником девушки, последнюю запись сделали в декабре девяносто пятого года. Гуров положил деньги и фотографии на место, дневник взял, вышел в гостиную.

– Нина Дмитриевна, невинные фотографии вы можете забрать, дневник возьму я, супругу скажем, что я нашел ключ от сейфа. Ложь пустяковая, так как я бы его обнаружил мгновенно.

– Эти снимки, вы не представляете, что было бы…

– То я не понимаю, то не представляю, – перебил женщину сыщик. – Работаю столько лет, и все дурак дураком.

– Огромное вам спасибо, Лев Иванович.

– Пустяки, Нина Дмитриевна, еще сочтемся, – улыбнулся Гуров.

* * *

Финансист и сыщик сидели в кабинете и смеялись над тем, как «хитро» был спрятан ключ от потайного сейфа. О фотографиях Гуров промолчал, а что забирает дневник дочери, сказал. Конечно, сыщик не обмолвился, что обнаружил иглу от шприца.

– Вопрос не относится к делу, Юрий Карлович. – Гуров грел в ладонях бокал с коньяком, но не пил. – Скажите, зачем человеку второй миллион?

– Как? – удивился хозяин. – Миллион долларов – пустяк, на жизнь не хватит.

– Я не о том, вопрос теоретический, ну скажем, зачем второй миллиард? К чему деньги, которые вы не способны истратить? Вы работаете, – сыщик указал на лежавшие на столе бизнесмена бумаги. – Работаете по двенадцать часов в день, делаете деньги, которые вам не нужны. Зачем?

– Деньги как таковые мне давно не нужны, – ответил Горстков. – Мне нужны положение, власть, самоутверждение, в конце концов. Стремление доказать себе и окружающим, что я и ЭТО могу. У большинства людей отношение к деньгам чисто потребительское. Ботинки, костюм, квартира, вилла, яхта, женщина, в общем, все, что можно купить. Бизнесмен стремится к расширению своего влияния, власти. Здесь нет края. Александр Македонский завоевывал мир. Наполеон…

– Гитлер, Сталин, понятно. – Гуров отставил бокал, закурил. – С общечеловеческой точки зрения, вы человек больной и несчастный.

– Меня обзывали по-разному. – Бизнесмен задумался. – Несчастный? Мысль интересная. Диоген жил в бочке и был счастлив. Философствуя о счастье, мы далеко уйдем.

– Нельзя объять необъятное. Вы стремитесь достичь горизонта, бежите, плюетесь кровью, надрываете жилы…

– Но искоренить преступность – тоже химера.

– Как и покончить с болезнями, но врач способен помочь конкретному человеку и стать счастливым. Ладно, – Гуров махнул рукой. – Вы любите свою дочь?

– Идиотский вопрос!

– Отнюдь! Масса людей достаточно равнодушна к своим детям, а некоторые собственных детей просто терпеть не могут.

– Я нормальный человек, люблю свою дочь.

– Вопрос о вашей нормальности оставим, а дочь, значит, любите. Следовательно, человек знал, куда ударить.

– Вы считаете угрозу реальной?

– Так же, как и вы, уважаемый Юрий Карлович. Зачем-то вы обратились к замминистра внутренних дел. Или реальная угроза, либо идиотская шутка, неуклюжая попытка вывести вас из равновесия. Я вас знаю мало, но, судя по всему, вас трудно вышибить из седла.

– Возможно, все проще? Девочку собираются похитить и получить выкуп? Деньги. Все упирается в деньги. А вы говорите, зачем второй миллион?

– В вашем бизнесе мне не разобраться. – Гуров помолчал. – Врагов у вас, как у сучки блох, просчитать невозможно. Большинство своих врагов вы просто не знаете. В последние месяцы вы начинали какое-то дело, крупный проект, из которого вас хотят выкинуть либо вынудить к принятию определенного решения?

– Большое и новое? – Горстков взлохматил волосы. – Такого не было, а склонить меня в ту или иную сторону пытаются постоянно.

– Естественно, – пробормотал Гуров. – В какой партии вы состоите?

– Состоял. Когда арестовали, исключили, больше никуда не вступал, – рассмеялся Горстков.

– За кого голосовали в декабре?

– За «Яблоко». Какое это имеет значение?

– Деньги давали, сейчас кому-нибудь давать собираетесь? Кого вы собираетесь поддерживать в июне?

– Они сами не могут определиться.

– Значит, либералы-демократы…

– Так не коммунистов же и не Бисковитого? Вы что, полагаете…

– Не исключаю, – перебил Гуров. – Президентские выборы – событие огромного значения. Вы – представитель капитала, у вас имеются союзники, то есть вы серьезная сила.

– Усложняете, просто хотят украсть дочку и отнять у меня кусок.

Гуров взглянул на собеседника испытующе, тихо спросил:

– Вы обучаете меня профессии?

– Лев Иванович, дорогой, не дай бог! – Горстков перекрестился. – Я навел о вас справки, знаю, что вы в своем деле профессор. Я потому и обратился к Николаю, а не к Илье Сергеевичу, так как хочу, чтобы моим делом занимались именно вы, сыщик Гуров.

– Спасибо, черт вас подери, неоценимую услугу оказали.

– Лев Иванович, мы перешли на «ты».

– Как хочешь называй, только в печь не засовывай. Я могу объяснить, хотя и не обязан, почему я склоняюсь в сторону политики, а не чистой уголовщины. Если некий уголовный авторитет решил отнять у тебя кусок, то знает об этом только он. Исполнители получают задание украсть человека и отвезти по адресу. Кто и с какой целью может написать тебе? Если это политика, то круг осведомленных шире и причин предупредить тебя больше. Почему написано рукой, а не на компьютере? А потому, что, если вы выиграете, автор может объявиться и сказать: «Уважаемый Юрий Карлович, я всегда был вашим сторонником и в отношении дочки предупреждал».

– Черт побери, мне подобное в голову не приходило. Ну, ты умница, слов нет. Да выпей ты, Лев Иванович, что ты по рюмке размазываешь?

– Ты во время работы употребляешь?

– Случается.

– Врешь, случается, когда мосты наводишь; когда решение принимаешь, то никогда. Иначе бы у тебя были лишь запасная пара штанов и геморрой.

– Ты такой умный родился?

– Я четверть века тренировался. Все! Закончили! – Гуров выпил свой коньяк. – Мне нужны наличные деньги, пока тысяч пятьдесят. Одному в таком деле не справиться. Нужны люди, транспорт, техника. В общем, тебя это не касается.

– Может, больше? – Горстков выдвинул ящик стола, положил перед Гуровым пять пачек долларов.

Сыщик рассовал их по карманам, спросил:

– Ты когда последний раз разговаривал с дочерью?

– Сегодня. Мы общаемся ежедневно.

– Где она?

– В Париже. – Горстков назвал отель.

– Мне нужна для двух человек французская виза и два билета. Паспорта я передам тебе завтра к вечеру.

– А Бардин не способен?

– Официально ты обратился ко мне за помощью в усилении охраны своего офиса. Я завтра во второй половине дня побываю, заодно взгляну, как в действительности обстоят дела в данном вопросе. Пойдем, я раскланяюсь с твоей супругой.

Глава 2

На следующий день Крячко выслушал рассказ друга и сказал:

– У тебя удивительная способность искать приключения на свою жопу. Кто бы за данным делом ни стоял, но очень скоро мы столкнемся с ребятами из контрразведки и с парнями Коржанова. У Президента деньги на предвыборную кампанию найдутся, но тебе прекрасно известно: в верхах, как нигде, ревностно следят, чтобы никто не совался на их грядки.

– У нас имеется легенда прикрытия, – ответил Гуров не очень уверенно. – Мы проверяем систему охраны коммерческой структуры.

– Лева, ты один умный, все остальные лишь прохожие. Как только генералу доложат…

– Станислав, ты представляешь, сколько дел в Управлении охраны Президента? И с каждым днем там будет все горячее. Нужны им наши ментовские забавы?

– Я вчера наводил справки о нашем клиенте. – Крячко открыл лежавшую на столе папку. – Сколько у него денег, естественно, никто сказать не может. Налоговая инспекция разговаривать отказалась, нужен официальный запрос. Но нам его доходы ни к чему, тем более что данные только по России. Мне удалось узнать, он имеет дела с тремя крупнейшими компаниями в Европе и с одной в Америке. Он фигура с большой буквы, когда узнают, что мы крутимся рядом… – Станислав вздохнул, закрыл папку, махнул рукой. – И на хрена козе баян?

– Ты частные сыскные агентства знаешь? – спросил Гуров. – Вернее, ты знаешь наших ребят, которые в частных конторах пристроились?

– Кое-кого, можно уточнить.

– Уточни, повстречайся, надо двух человек отправить завтра в Париж. Найди двух подходящих ребят, забери у них паспорта, естественно, заграничные, и тащи сюда.

– В Париж? Завтра? – Крячко почесал в затылке. – У меня паспорт в полном порядке.

– Я за тебя рад, но ты побудешь пока в Москве. Желательно, чтобы один из парней мог объясняться на каком-нибудь языке, кроме русского.

– А как с латынью? Если он будет трепаться на латыни, тоже неплохо? – Крячко очень хотелось увидеть Париж, потому оперативник продолжал ерничать. – Каждый нормальный опер свободно владеет греческим.

– Обязательно. – Гуров улыбнулся. – Договорись с каким-нибудь сыскным бюро, что мы будем брать у них машины, оплата по их таксе наличными. Сегодня нам нужны двое, завтра ты начнешь собирать команду – человек шесть-восемь.

– Чего их собирать? Последний раз в цирке с нами работали прекрасные парни.

– Нет, Станислав, они действующие менты, мы их одалживали, – возразил Гуров. – Вчера нам людей дали, завтра не дадут. Нам нужны бывшие, сегодня свободные. Мы сохраним ребятам деньги, которые они получают, в случае удачи выплатим премиальные. Задача у тебя сложная. Станислав, попытайся стать на время серьезным.

– Не могу, – Крячко развел руками. – Шибко серьезные попадают в психушку. – Он напоминал Гурову, что во время проведения последней операции у друга произошел нервный срыв и сыщика двое суток продержали в койке под капельницей, кормили химией.

– Тебе необходимо совместить несовместимое. – Гуров старался не улыбаться. – Надо найти сыщиков, которых ты знаешь лично, мы должны быть гарантированы от утечки информации. Раз ты человека знаешь, значит, он не молодой, битый опер. При этом он должен уметь носить модную одежду, чувствовать себя свободно в дорогом ресторане, ночном казино.

Станислав задумался, перестал хитро улыбаться, даже погрустнел.

– Такое в кино хорошо, с подобными требованиями тебе не я, а старик Хоттабыч требуется. Сорокалетний мент, он мент и есть, и одежонка у него соответствующая, и на морде написано, и объясняется он только на двух языках, которые всей России понятные.

– С таким заданием можешь справиться только ты, даже я не осилю. Поэтому ты не летишь в Париж, работаешь дома.

– Ну, ты себя не топчи, захотел бы, так людей набрал.

– Возможно, но хуже тебя. Во мне хорошей простоты не хватает, гонору много. И люди меня помнят хуже, моя фамилия либо неизвестна, либо стала вроде ругательства. Мол, ты, Гуров, опустись на землю, много воображаешь…

– Действительно, воображаешь, но мы привыкшие. – В глазах Станислава вновь сверкнуло озорство. – Нескладно получается, начальник. Парней нужных я разыщу, носом асфальт подыму, но достану. А дальше? Ты будешь свои мысли думать, я у парней буду вроде за старшего. Только они станут омаров в дорогих кабаках трескать и за непомерный труд в долларах получать, а я твоими пельменями давиться и своей благоверной бумажную зарплату приносить? Такое положение по справедливости?

– Ты еще шагу не сделал, а языком…

– Нету меня! Я исчез, испарился! – Крячко схватил свою куртку, но только рванулся к двери, как зазвонил телефон.

Гуров жестом остановил друга и снял трубку.

– Москва? – произнес мелодичный женский голос. – Господина Гурова спрашивает Вена.

– Гуров слушает.

– Здравствуй и не кричи, я же не с Арбата звоню, слышно прекрасно. Еланчук. Ты искал меня?

– Здравствуй, Юрий Петрович, как здоровье, семья?

– Спасибо, Лев Иванович, все нормально. Тебе привет от Пьера.

Юрий Петрович Еланчук некогда работал во внешней разведке, позже судьба всячески его мытарила, сейчас он служил в Интерполе. Прошлой осенью Еланчук со своим шефом Пьером Руссо был в Москве, предупредил российские спецслужбы, что в России может появиться известный своим цинизмом и жестокостью террорист. Гуров его выявил и взял. Ночью, анализируя ситуацию, вспомнил Еланчука, позвонил, оставил ему сообщение.

– Юрий Петрович, предположительно завтра я посылаю в Париж двух своих парней. Они не полицейские, документы – лишь паспорт, знание языка и обычаев – сам понимаешь. Сейчас в Париже отдыхает наша соотечественница, – Гуров назвал фамилию, имя и отель. – Ты распорядись, чтобы до прибытия моих девушку понаблюдали, скорее охраняли, опасаюсь похищения.

– Хорошо. Девушка, случаем, не дочь Юрия Карловича? – спросил Еланчук.

– Случаем, дочь. Моих ребят надо встретить, удобно разместить, снабдить картой города и необходимой техникой…

– Оружие я дать не могу, мы живем не в России.

– Ты тоже хороший человек. Ребят надо одеть, но не по вашей моде, так, чтобы они не светились.

– За мой счет?

– Вчера из Малаховки приехал, а уже скупердяй. Не мандражи, деньги я дам. Сам проводи до самолета, мы здесь встретим. В случае чего, не давай полиции издеваться над мальчиками…

– Хорошо, хорошо, – перебил Еланчук. – Я тебе ночью домой позвоню, скажешь дату вылета и номер рейса.

– Спасибо, и тебе не болеть. – Гуров положил трубку, взглянул на Крячко. – Ты еще здесь?

Станислав ушел, а Гуров начал заниматься самым нелюбимым делом – писать отчеты, рапорта, прочую бумажную мутотень, приводя в относительный порядок свою «бухгалтерию». Он бы наплевал и не мучился, но не хотел подводить Орлова. Если в отсутствие Гурова запросят наверх какую-нибудь папку и обнаружат в ней непорядок, то выговаривать начнут генералу.

Около пяти позвонила Верочка – секретарь Орлова, сказала, что полковника Гурова приглашает к себе замминистра Бардин. Судя по отчужденному голосу девушки, сыщик понял, что в приемной посторонние, которых Верочка не жалует.

– Здравствуй, кури, – сказал Бардин, когда Гуров вошел в кабинет.

– Здравия желаю, спасибо. – Гуров прекрасно понимал, что начальство вызвало его без конкретного дела, узнать, не разругался ли вздорный полковник с магнатом.

Чтобы не ставить человека в ложное положение, не вынуждать врать, выворачиваться, сыщик беспечно сказал:

– Спасибо, Николай Ильич, что вызвали, можно сказать, спасли. Осточертело писать бумаги, да и посоветоваться хотел.

Может, и разгадал генерал нехитрый прием подчиненного, так как был далеко не глуп, но виду не подал, кивнул:

– Слушаю, Лев Иванович, давать советы – самое легкое и безответственное занятие.

– Начнем с того, что опасность дочери Юрия Карловича угрожает вполне реальная. Тут мы подсуетимся, хотя никто в наше время не застрахован. Люди и техника мне не нужны. – Гуров умышленно сделал паузу, давая возможность задать никчемный вопрос.

И Бардин не удержался, спросил:

– Вы вдвоем с полковником Крячко способны решить все возникающие проблемы?

– Мы не волшебники, Николай Ильич, – ответил Гуров. – Я прошу вашего устного согласия привлечь к работе, разумеется втемную, бывших сотрудников милиции, которые сегодня работают в коммерческих структурах.

– Если вы считаете нужным. – Бардин смотрел несколько недоуменно. – А почему вы хотите пригласить бывших, не хотите использовать действующих?

Гуров лишний раз убедился, что генерал, хоть и работает в милиции больше года, службы и отношений среди ментов не понимает.

– Одно дело взять людей с «земли» на день-другой… – Гуров замялся, подыскивая более мягкие выражения. – Откомандирование оперативников надолго обязательно вызовет разговоры. Люди знают друг друга, общаются, с этим ничего не поделаешь. Мы надергаем из разных структур по человечку, никто друг с другом не связан. Нет человека, где-то занят, и бог с ним.

– И долго вы собираетесь данным делом заниматься?

Гуров не отвечал, смотрел на замминистра тяжело, с сожалением. Когда молчание стало неприличным, ответил:

– Смотря какой хотим получить результат.

– Лев Иванович, вы постоянно в беседе со мной недоговариваете. Естественно, в вашей профессии я многого не знаю, но, думаю, мне можно объяснить. – Чувствовалось, что Бардин с трудом сдерживает раздражение.

– Министр нефтяной промышленности не знает, как бурить скважину. Так он подобными вопросами и не интересуется.

– Но он вправе спросить, когда ожидается нефть, – парировал Бардин.

– Спросить можно о чем угодно, трудно ответить. Мы должны обезопасить человека. Но не знаем, реальна угроза или нет. Мы способны задержать исполнителя, но не знаем, сколько исполнителей существует. Язву можно смазать антибиотиком и перевязать, но, чтобы ее вылечить, необходимо выяснить причину ее появления. Допустим, мы выясним и причину. Но нет гарантий, что, уяснив, почему появилась язва, вы, Николай Ильич, не устранитесь и не скажете: бросьте этого больного, занимайтесь другими делами.

– Вы считаете, я коррумпирован?

– Боже упаси! Будь у меня подобное подозрение, я бы вам не сказал ни одного откровенного слова. Но вы, как и всякий высокопоставленный чиновник, – политик. А возня вокруг человека масштаба финансиста Горсткова…

– Я понял, – перебил Бардин. – Спасибо на добром слове. – Он долго молчал, затем пробормотал: – Дерьмовая жизнь! Значит, ты полагаешь, что угроза жизни дочери Горсткова будет существовать до июня? Пока не пройдут выборы и общество не стабилизируется?

– Они проявятся сейчас, в ближайшие дни. Кому-то не хватает денег, чтобы собрать к пятнадцатому апреля миллион подписей. Если Юрия Карловича прижмут и он уступит, его на время оставят в покое, затем возьмутся за него по новой. Дочку никто пальцем не тронет, даже недоумок поймет: причини девушке вред – получишь не деньги, а могущественного врага.

– А похитить?

– Обязательно, – Гуров кивнул. – Мы постараемся, чтобы попытка не увенчалась успехом.

– Желаю удачи.

Гуров поклонился и вышел.

В кабинете сыщика уже ждали Крячко и трое мужчин, среди которых Гуров с удивлением узнал своего напарника и подчиненного Светлова Василия Ивановича. Они вместе пахали в МУРе. Светлов ушел на пенсию и работал последний год водителем в гараже министерства.

– Здравствуйте! – громко сказал Гуров, проходя к своему столу. – Чапаев, рад тебя видеть, – обратился он к Светлову. – У тебя все в норме или помощь нужна?

Гуров прекрасно понимал, что Станислав не мог пригласить бывшего оперативника, которому шестьдесят, да и в молодости он здоровьем не отличался.

– Верно, Лев Иванович, помощь требуется. Я так заглянул, чтобы ты меня в личность увидел, а подробности Станислав опосля объяснит. Всем привет и удачи. – Светлов кивнул и вышел.

– У Василия беда? – Гуров взглянул на Крячко.

– Не скажу беда, но хорошего мало. Потом объясню, ты можешь помочь.

– Значит, поможем. – Гуров подмигнул двум оперативникам, оставшимся в кабинете. – Привет, Валентин Николаевич. – Он пожал руку старшему из присутствующих. – Я рад тебя видеть, но, признаться, удивлен, считал, ты уже генерал, готовишься к пенсии.

– Мы с тобой годки, Лев Иванович, – ответил уволившийся недавно полковник Нестеренко. – Я не такой крутой, как ты, однако с норовом, потому пришлось выйти за дверь.

– Верно, годки, – кивнул Гуров. – А я все себя молодым считаю. Что со временем происходит, просто летит. – Он говорил, разглядывая соратника. – Время – не наш клиент, не догонишь, не задержишь.

– Ты не крути, Лев Иванович, я не стригунок-первогодок. – Отставник хрустнул узловатыми пальцами. – Тебя интересуют мои проблемы? – Он щелкнул себя по горлу. – Верно мыслишь, было дело, считай, до края дошел, однако устоял. Считай, года два как я в порядке.

– На химии или на характере? – спросил Гуров.

– На характере.

– Значит, можешь выпить стакан, остановиться и назавтра не болеть.

– Избегаю, но могу.

– Сняли вопрос, остальное я о тебе знаю, рад видеть, поработаем.

– Спасибо. – Отставник с достоинством кивнул.

– А ты… – Гуров посмотрел на второго опера, мужчину лет тридцати пяти. – Не подсказывай, сам вспомню. Дело Хрустального… Марьина Роща, лет двенадцать минуло, ты опером в отделении шустрил. – Он поморщился, затем улыбнулся. – Илья Карцев! Илюшка! Ты тогда на чердак по пожарке поднялся…

– Верно, Лев Иванович! – рассмеялся Илья. – Через год мы еще…

– Бегемота на Казанке брали, – подхватил Гуров. – Ну ты заматерел, еле вспомнил. А чего ушел? Или сыщики в розыске уже не нужны?

– Нужны – не нужны, никто не знает, – ответил Карцев. – Только я одного разбойника перед Новым годом повязал, а парень очень в тюрьму не хотел. Я его помял малость, а он, сердешный, племянником оказался. Мне утром начальство объясняет, мол, обознался я, и стрелял парень другой, и пушку я не у того выбил, а на снегу нашел. Я отвечаю: очков не ношу, зрение в норме, имею свою точку зрения.

– Ты сколько прослужил? – спросил Гуров.

– Тринадцать.

– И точку зрения не знаешь? – Гуров развел руками. – Тяжелый случай, коллега. – Он взглянул на Крячко, который кивком подтвердил, мол, информация проверена. – Будем считать, что собеседование вы прошли успешно, на работу приняты. Давайте ваши паспорта, я отъеду. Станислав введет вас в курс дела.

* * *

Дверь в подъезде дома Горсткова заменили на железную, уже поставили домофон. Гуров никогда не сомневался, что деньги решают многое, удивился, что происходят изменения столь быстро и что финансист обратил внимание на реплику мента о состоянии двери и подъезда. Нет сомнений, хозяин мужик деловой и конкретный, для которого не существует мелочей. Лампочки на лестнице были не вымыты, а заменены на более мощные, а в нише, слева от входа, оборудовали небольшую комнатенку, где вскоре сядет вахтер.

Дверь в квартиру открыл охранник, не вчерашний мальчишка, мужчина лет тридцати с небольшим. Судя по всему, он имел приметы ожидаемого гостя, смотрел на пришедшего спокойно и внимательно, приглашать в квартиру не торопился.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – сказал он нерешительно.

– Здравствуйте. – Гуров улыбнулся. – Я имею право на ношение оружия.

– Я знаю. – Охранник посторонился. – Вас ждут в кабинете.

– Спасибо. А Нина Дмитриевна дома?

– Дома, но вас ждут в кабинете.

Горстков вышел из-за письменного стола, расправил мощные плечи.

– Здравствуй, Лев Иванович, как прошел день?

– Здравствуй, Юрий Карлович, без особых потрясений. Ты меняешь двери и охрану, я собираю людей. – Гуров положил на стол два паспорта. – Твое дело визы и билеты, моя забота, чтобы ребят в Париже не обижали.

– Даже так? У вас большие возможности, господин полковник. – Горстков скупо улыбнулся, но было заметно, что мысли его еще где-то витают, он старается сосредоточиться.

– Мучают неплатежи? – поинтересовался Гуров и практически исчерпал свои познания в сфере финансов.

– Неплатежи? – Хозяин раздраженно тряхнул головой. – Чисто российские проблемы. Глупости. Я не понимаю, зачем вы посылаете людей в Париж? Вы полагаете, что Юлию кто-нибудь посмеет тронуть?

Гуров, естественно, отметил, что хозяин вновь перешел на «вы», что сыщика вполне устраивало. Он не любил поспешного сближения с малознакомыми людьми.

– Не надо скоропалительных выводов, Юрий Карлович. В каждой профессии свои сложности и хитрости.

– Я хотел бы знать, что и зачем вы делаете?

Гуров вспомнил свой недавний разговор с замминистра, который тоже пытался вникать в подробности, понял, что и переход на «вы», и вопросы финансиста объясняются тем, что он с кем-то разговаривал о Гурове и выяснил нечто, магнату не понравившееся.

Сыщик молчал, лишь пожал плечами, сел и закурил без приглашения. Пауза затягивалась, тогда Гуров привстал, забрал со стола паспорта своих людей, положил в карман.

– Ладно, ладно, я не прав. Извините, – сказал хозяин, возвращаясь в кресло. – Нервы. Я же не знаю ваших правил игры.

– А мы ни во что не играем. Вы манипулируете деньгами и судьбами, мы рискуем судьбами и жизнями. А если у вас не в порядке нервы, не забирайтесь так высоко, голова не будет кружиться.

– Давайте паспорта, завтра к полудню и визы и билеты будут в порядке.

– Учтите, я считаю до трех, а уже два с половиной. – Гуров вернул паспорта на стол. – На кой черт вам понадобилось разговаривать с Бардиным?

– Он позвонил сам, меня удивило, что он не в курсе командировки людей в Париж.

– Человеку не следует знать больше, чем ему необходимо. Он чиновник, значит, лицо подчиненное. Ему могут задать вопрос, он будет вынужден либо солгать, или сказать правду, которую я обнародовать не хочу, – ответил Гуров и без всякого перехода продолжал: – Юрий Карлович, кого вы и ваши соратники хотите видеть Президентом?

– Генерала де Голля, – мгновенно ответил Горстков.

– Невозможно, – спокойно ответил Гуров. – Шарль не был не только в Политбюро, даже не занимал должность секретаря обкома. Народ бы ему не поверил.

– Вы правы. – Хозяин тяжело вздохнул. – Пусть остается прежний, спаси нас бог от всяких перемен.

– Значит, вы на предвыборную кампанию денег не даете. У президентской команды многого нет, но деньги имеются.

– Вы на мои вопросы не отвечаете.

– Мне интересно, куда вы вкладываете капиталы, мне надо знать, на чем вас можно прихватить. Если я буду знать, на что давят, то узнаю, кто давит.

– Ни один финансист не работает в одиночку, всегда существует упряжка. Пусть я коренник, но обязан считаться с пристяжными. Иначе возок опрокинется.

– Я заглядываю слишком далеко, дурная привычка, – сказал Гуров. – Будем надеяться на лучшее. Хотя я предпочитаю знать как можно больше.

– Учитывая поездку в Париж, вы мало взяли у меня денег, – сменил разговор Горстков.

– Будете завтра разговаривать с дочерью, поинтересуйтесь, когда она собирается вернуться?

– Я переговорю с ней еще сегодня, – хозяин взглянул на часы. – Может, продлить ее вояж?

– Лучше, чтобы она не задерживалась.

– Тогда следует привлечь к делу Нину. Мать в большем, чем я, авторитете. И супруга может ее по-женски чем-то соблазнить.

– Но финансируете поездку вы, – удивился Гуров.

– У Юлии кредитная карточка, – усмехнулся хозяин. – А если ей неожиданно понадобятся наличные, то в Париже найдутся люди, которые с удовольствием выдадут необходимую сумму.

– Лучше, если ваша дочь вернется быстрее, – повторил Гуров.

* * *

Эйфелева башня стояла на своем месте.

Бывший майор милиции и старший опер угро Илья Карцев смотрел вверх, и у него слегка кружилась голова.

– В кино и по телику она не такая здоровая, – констатировал он и вздохнул. – Столько чудес на свете, мы, как кроты слепые, живем. Я прошлым годом в Болгарии был, так там наше Черное море совсем другое.

Стоявший рядом Валентин Николаевич Нестеренко голову не запрокидывал, оглядывал улицу. Заметив, что сидящий в машине Еланчук улыбается, отставной полковник сказал:

– Кончай, Илья, надо и честь знать. Человек нас встретил, по магазинам водил, возил по городу, а он далеко не мальчик.

– А где парижанки? – спросил Илья. – Чернявенькие худышки, что шастают вокруг, и есть знаменитые парижанки?

– Ты зачем прилетел, майор? – Нестеренко разозлился и подтолкнул товарища в сторону машины, за рулем которой сидел Еланчук.

Бывший полковник КГБ, ныне сотрудник Интерпола Юрий Петрович Еланчук, худощавый, ладно сложенный брюнет, лет около пятидесяти, наблюдал за соотечественниками с легкой улыбкой. Так взрослый смотрит на детей, которые своим поведением особо не радуют, но что с них спросишь – возраст, да и любишь их, чертей, опять же.

Когда оперативники подошли, Еланчук легко выскочил из машины и, указывая на лежавшие на заднем сиденье пакеты, сказал:

– Одежду, что мы вам купили, уложите в свои чемоданы. – Он открыл багажник.

– Как скажете. – Нестеренко взял из багажника свой чемодан и спортивную сумку. – Только к чему? Пакеты здешние, фирменные.

– Мы русские и не можем краситься, Юрий Петрович, – поддержал товарища Илья.

– Русские, русские, и пакеты фирменные, – улыбнулся Еланчук. – Только я вас повезу в гостиницу, постояльцы которой не покупают вещи в «Тати», – он указал на фирменные пакеты магазина. – Французы страшные скупердяи, но снобы.

Когда обновки переложили, расселись в машине и тронулись, Илья не удержался и спросил:

– Юрий Петрович, мы будем жить в дорогом отеле?

– Отнюдь. Обыкновенный отель, но он расположен в Латинском квартале, имеет определенную репутацию, свои обычаи и клиентов. Вы, русские, бизнесмены средней руки, вам не следует обращать на себя внимание.

Отель разочаровал москвичей своей неброской скромностью, а переулок, в котором он был расположен, мог естественно вписаться в переулки Старого Арбата или Замоскворечья. Номер был удобный, небольшой, очень чистый, пахло дезодорантом и стариной, только ванная была просторна и оборудована современно.

Еланчук, пока гости распаковывали вещи, сидел в кресле красного дерева у окна.

– Присаживайтесь, поговорим, – сказал он, когда оперативники освободились, вынул из наплечной сумки бутылку коньяку и пакет с яблоками. – Ну, по русскому обычаю, с приездом!

Илья махнул разом, Еланчук и Нестеренко лишь пригубили.

– Мы посмотрели на вашу девочку. – Еланчук посмотрел в окно. – Кремовый трехэтажный дом, ваша девчушка занимает двухкомнатные угловые апартаменты на втором этаже. – Он положил на стол черную коробочку с тремя кнопками. – Вы можете слушать ее разговоры, если она не находится в ванной. Ведет она себя достойно, интересуется искусством, бывает в музеях, книжных лавочках, объясняется на французском и немецком, пьет белое вино, с мужчинами контактна, но держит на дистанции, вчера встретила одного… Мы не можем понять, то ли они были знакомы ранее, то ли вчера познакомились. Парня устанавливают, у меня нет оперативников, приходится обращаться к услугам местной полиции, которая относится к Интерполу прохладно. Ведь ничего конкретного мы заявить не можем, только вежливые услуги. Парень русский, в Париже, видимо, один, мне он не нравится. Вам придется с ним разбираться самим.

Еланчук вынул из кармана несколько фотографий, указал на одну, на которой был запечатлен парень лет тридцати, видимо, высокого роста, спортивного телосложения, русоголовый.

– Пользуется успехом у женщин, уверенный, похоже, из наших, – сказал Нестеренко. – Вроде я его где-то видел, может, ошибаюсь, внешность у него, с одной стороны, привлекательная, с другой – как бы стандартная, без особых примет.

– Сейчас их наблюдают, но, когда девочка вернется в отель, она ваша. Я не могу одалживаться до бесконечности.

– Он не ночевал? – спросил Илья, кивнув на здание напротив.

– Нет, они расстались около одиннадцати у отеля, мужчина даже не зашел в бар. Я лично наблюдал девушку не более двух часов, сказать о ней ничего не могу, но она производит хорошее впечатление, видимо, неглупа, знает себе цену. А парень мне не нравится. Я вам дам машину с водителем, но по-русски он не говорит. И последнее, оружия у вас, слава богу, нет, но вы можете ввязаться в драку или нарушить местный закон, неизвестный вам. Учтите, полицейский в Париже – лицо неприкосновенное, с ним нельзя спорить, не следует убегать. Если вас остановил полицейский, ваша задача лишь кивать, улыбаться, объяснить, что вы не говорите по-французски, выполнять все требования. Если привезут в участок, предъявите свои паспорта и мою визитную карточку.

Еланчук вручил оперативникам свою карточку и добавил:

– Мою карточку показывайте в крайнем случае, потребуют заплатить штраф – платите без разговоров. Забыл, улицу переходите только на зеленый свет, есть на улице машины, нет, стоять и ждать.

– Дышать только через нос? – не удержался и спросил Илья.

– Не умничай, – буркнул Нестеренко, который был не только старше по возрасту и службе в розыске, но и выше товарища чуть не на голову и смотрел на «пацана» снисходительно.

Еланчук, только что говоривший назидательным тоном, беззаботно рассмеялся:

– Ребята, здесь страна очень свободная, но люди крайне законопослушны, живут по своим законам, русскому человеку здесь не все понятно, к тому же у вас проблема с языком.

– Юрий Петрович, я хотел бы заглянуть в эту гостиницу, – Нестеренко кивнул на отель, расположенный напротив. – Такое возможно? Служебный подъезд, откуда привозят продукты, в общем, сами понимаете.

– Переоденьтесь, я вас провожу, постояльцы не разгуливают по служебным помещениям, надо сочинить легенду.

– Я русский, хочу открыть в Москве гостиницу для французов, – ответил Нестеренко.

Еланчук взглянул на него уважительно, усмехнулся:

– В принципе мы должны зайти к хозяину и представиться, но русскому все простительно, тогда можете не переодеваться, пошли как есть, думаю, все будет в порядке.

– Илья, из номера не выходи, мойся, переодевайся, я быстро, – сказал Нестеренко и вышел с Еланчуком в коридор.

* * *