Та самая другая дочь E-Book

Давид Кон

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Эго маньяка. Детектив-психоанализ
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 350

Beschreibung

На Марка Либавина обрушились неприятности. От него ушла жена, он потерял работу. В довершение всего стали мучить ночные кошмары. Известный ясновидящий сказал, что так проявляется кармическая связь с дочерью Марка, погибшей много лет назад. Чтобы успокоить душу, нужно любой ценой найти дочь - теперь уже в ее новом воплощении. Он обнаружил ее в Москве. Бизнес-леди Ирина Викулова. Все у нее было прекрасно до того мгновения, пока Марк не встретился с ней. От руки неизвестного маньяка погибает муж Ирины, а ее саму начинают преследовать бандиты. Марк поклялся найти убийцу, спасти дочь и тем самым распутать кармический узел. Но, увы, все оказалось гораздо сложнее и страшнее…

Leseprobe

Давид Кон Та самая другая дочь

© Кон Д., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Часть первая Дочь

Глава 1

Глаза у женщины были серо-голубого цвета, и в них горела такая ненависть, что у Марка перехватило дыхание. Когда-то он уже видел эти глаза. Но когда? И где? Мысли прыгали, как обезьяны на ветках, и ему никак не удавалось их успокоить. Где он видел эти глаза? И эти точеные черты лица, эту мушку на правой щеке. И эту прическу. Как она может его преследовать с такой башней на голове? И в этом допотопном платье с кринолином? Глаза не отставали ни на мгновение, и он понимал, что укрыться от них ему все равно не удастся, но бежал. Бежал, спотыкаясь, падая и поднимаясь. Незнакомка не отставала ни на шаг. Она протянула руку и коснулась его плеча. Рука была ледяной, и плечо сразу окоченело. «Господи, успел подумать Марк, где же она так замерзла?!»

Марк попробовал отодвинуться, отстраниться, но леденящий холод в одно мгновение охватил все тело, лишив его возможности пошевелиться. «Я мертв, – осознал он. – Неужели я уже мертв?» Рука женщины потянулась к его лицу. Марк застонал и попытался отступить. Вместо шага получилось неловкое движение, и он едва не упал. Женщина придвинулась ближе и заслонила от него не только горы на горизонте, но и свет, льющийся откуда-то сверху. Ее тонкие светло-розовые губы приблизились к его лицу. Он вскрикнул и застонал…

– Марк! Марк! Марк Викторович! Что с тобой?

Марк открыл глаза и отпрянул. На него надвигались губы. Но не тонкие и не светло-розовые, как во сне, а полные и ярко-красные. Губы секретарши Зиночки. Еще доля секунды, и вокруг губ сфокусировалось лицо – нежные розовые щеки, аккуратно уложенные черные волосы, карие глаза. А в глазах – нескрываемый ужас и неподдельная забота.

– Что с тобой, Марк? Тебе нехорошо?

Он огляделся и узнал собственный кабинет. Афиши на стенах, книжный шкаф с кожаными корешками книг, массивное трюмо, заваленное рукописями пьес никому пока еще не известных драматургов… Господи, он заснул прямо за рабочим столом. А почему Зина прибежала? Неужели он еще и храпел? Какой позор! Ему не хватало только слухов о том, что директор театра «Шер» Марк Либавин превратился в старый разваленный пень – дышит на ладан и засыпает прямо за рабочим столом. На язычок актерам только попади! Живого места не оставят. И прозвище Спящая красавица ему обеспечено. Так и будут говорить: «А наша-то Спящая красавица зарплату повышать не намерена?» Хотя… Какая теперь зарплата, не говоря уже о ее повышении!

Марк вспомнил об утреннем разговоре с многолетним спонсором театра, Амирамом Бруком, владельцем двух строительных компаний. Брук был мрачен, говорил о трудностях мировой экономики, о повышении цен на нефть и металлоконструкции, о наглости конкурентов. Марк, который с первых слов понял, к чему клонит собеседник, сидел молча. А Брук, закончив рассказ о трудной жизни крупных промышленников проклятиями в адрес доллара, евро, франка, иены и прочих твердых валют, опустил глаза и сказал, что в связи с вышеизложенным он со следующего месяца вынужден прекратить финансирование театра. Оглушенный дурной вестью, еще не понимающий до конца, что произошло, Марк кивнул и молча поднялся из-за стола.

Нельзя сказать, что перспектива такого поворота событий никогда не приходила ему в голову. По театру постоянно ходили слухи о возможном банкротстве Брука. Масла в огонь подливали газеты, печатая время от времени в своих экономических разделах сообщения об убытках его компаний. Марк, который не был чужд тому, что сам называл «философичностью размышлений», понимал, что все, имеющее начало, должно иметь и конец. В том числе и щедрость Брука. Однако Марк очень надеялся, что этот конец наступит не раньше, чем он сам решит отправиться на заслуженный отдых. Марк отгонял от себя дурные мысли и находил тысячи доводов в пользу того, что желание Брука финансировать театр базируется вовсе не на щедрости мецената, а на точном расчете предпринимателя. Суммы, выделяемые театру, для Брука смехотворны, а имидж покровителя искусств – серьезное подспорье в рекламной кампании остальных его бизнесов. «Какой деловой человек захочет нанести удар по своему престижу? – убеждал себя Марк, отбрасывая в сторону очередную газету с курсами акций. – Это же позор на всю жизнь. Партнеры скажут: «А, это тот Брук, который не сумел поставить на ноги даже театр».

И вот все рухнуло. Доводы уже не имели ни силы, ни смысла. Марк шел к двери, ощущая на спине тяжелый взгляд бизнесмена и лелея надежду, что в последний момент все изменится. Амирам вернет его за стол, тяжело вздохнет и скажет: «Ну ладно, не переживай, я передумал. Годик мы еще продержимся». Но Брук молчал, и Марк сделал шаг через порог его кабинета. Все кончено. Все, чем жил он в последние десять лет, осталось в прошлом. Все, к чему привык и что любил.

Марку нравился театр. Нравились люди, живущие на грошовые зарплаты и думающие о том, как сделать свою работу лучше. Нравился бешеный ритм перед премьерами, когда он ночами не выходил из-за кулис, наблюдая за сборкой и установкой декораций. Он слушал споры художников, успокаивал разгоряченных режиссеров и визгливых драматургов, обожающих оперировать словом «концепция», привозил актерам горячую еду. Актеры ценили его заботу, называли его между собой «дедом». И он защищал их как мог от всех несправедливостей этого мира, считая, что сами они, нежные и ранимые, защитить себя не смогут. И вот все рухнуло. «За что? – подумал Марк. – За что, Господи? Ведь я не воровал, хорошо относился к людям. За что?!»

Марк поднял глаза на Зину. Попросить ее собрать людей и сказать им правду о скором закрытии театра? Нет. Рано. Он еще поборется. В конце концов, не один Амирам Брук есть на белом свете. А театр «Шер» – не последнее место и в этом городе, и в этой стране. Он еще потолкается локтями. Он вытащит свой театр из проблем. И только тогда соберет народ и расскажет всем, что сделал для них Марк Либавин.

– Все в порядке, Зина, – Марк надавил на глаза кончиками больших пальцев и постарался придать голосу максимальную строгость. Она должна понять, что никаких шуточек на тему своей внезапной слабости он не потерпит. – Все нормально. С чего ты взяла, что мне нехорошо? Мне хорошо, и даже очень хорошо!

Голос был хриплым. Он откашлялся и повторил:

– Все в порядке, милая. Просто я устал. Опять плохо спал ночью. Можно сказать, почти не спал. А что, я храпел?

Кажется, она поняла. Смотрит внимательно и строго.

– Не просто храпел, а как-то ужасно стонал. Я перепугалась, решила, что тебе плохо.

Марк закрыл лицо ладонями, стараясь выглядеть как можно более беспечным, зевнул, помассировал виски.

Ему плохо. Зина попала в точку. Ему очень плохо. Так плохо, как не было никогда. Он постоянно носит на сердце какую-то непонятную тяжесть. Она сковывает плечи и грудь, мешает дышать и радоваться жизни. Виной всему эти страшные сны, медленно сводящие его с ума и приходящие всякий раз, как только он закрывает глаза. А теперь к ним прибавился Амирам Брук, сделавший его безработным и породивший в нем страх остаться без куска хлеба. И раньше – Ольга, сделавшая его одиноким, никому не нужным стариком.

…Ольга ушла от Марка месяц назад. Он был занят премьерой и появлялся дома не раньше полуночи. Ольгу заставал уже спящей. Стараясь не разбудить ее, осторожно заползал под одеяло. Но в тот вечер она не спала. Сидела за столом в своем любимом голубом костюме, который надевала только по особо торжественным случаям.

Марк хотел пошутить по поводу жен, надевающих в полночь свои самые лучшие наряды, чтобы встретить у порога уставшего от многочисленных забот супруга. Но Ольга не приняла шутливого тона и сухо кивнула, приглашая его сесть за стол в гостиной.

– Я ухожу, – сказала она спокойно и негромко, глядя мимо него в дальний угол комнаты. – Мне надоела такая жизнь. Мне надоели твоя ночная работа, твои актеры, твои женщины.

Марк сел. Каким-то внутренним чутьем он понял, что она говорит эти страшные слова не просто так, не пытается запугать его возможным разводом, приструнить или заставить измениться. Она приняла решение. И потому спорить и убеждать бессмысленно. Тогда, сидя за столом в собственной гостиной и пытаясь поймать взгляд Ольги, он впервые ощутил не только смертельную усталость от своей суматошной жизни, но и эту самую тяжесть, сковавшую на долю секунды все тело.

– Ты не хочешь со мной поговорить? – спросил Марк, заранее зная ответ. Спросил просто потому, что должен был что-то сказать.

– О чем? – Ольга пожала плечами. – Мы так долго не говорили друг с другом, что вряд ли один разговор что-то изменит. Да и не хочу я уже ничего менять. Слишком поздно.

Ольга встала из-за стола и подняла заранее собранный чемодан. Она молча стояла перед ним, вероятно, надеясь, что он поднимет глаза на нее. Но Марк смотрел на чемодан. Их старый темно-бордовый чемодан, с которым он не раз летал на гастроли. Как-то, когда Марк вернулся домой из очередной поездки, обнимал в прихожей Ольгу и целовал ее в мягкую щеку, ему в голову пришла мысль: какое счастье, что этот чемодан не умеет говорить. О, ему было о чем рассказать! О ночах страсти с секретаршей Зиночкой, которую он иногда брал на гастроли, оформляя костюмером, об обещаниях, которые он давал дебютанткам, жаждущим получить роль, и литераторшам, написавшим свою первую пьесу и мечтавшим пристроить ее в тель-авивский театр. И сейчас, глядя немигающим взглядом, словно в забытьи, в бордовый бок чемодана, Марк вдруг подумал, а не раскололся ли этот кожаный мерзавец? Не раскрыл ли свои сверкающие замки, не распахнул ли свое чрево, проложенное изнутри ярко-красным шелком? Нет. Не раскололся. В этом случае Ольга бы не ушла. Надулась бы на пару недель, выставила его из общей спальни, но не ушла бы. Все его шалости со случайными попутчицами в номерах зарубежных гостиниц не причина, чтобы разрушать их совместную жизнь. Все-таки они прожили вместе тридцать семь лет. Тридцать семь! Конечно, от былой любви не осталось даже воспоминаний. Но привычка и привязанность чего-то стоят. Он наконец оторвался от чемодана и поднял взгляд на нее. Он ждал, что она разожмет пальцы и чемодан мягко упадет к ее ногам. Потом она тяжело вздохнет, промокнет платочком глаза и сядет напротив. А он обойдет стол, обнимет ее за теплые плечи и в очередной раз пообещает, что у них еще все будет хорошо. И даже промурлычет, конечно, не попадая в ноты, своего любимого Вертинского. Как там было? «Ну не плачь, не плачь, моя красавица. Ну не злись, женулечка-жена. В нашей жизни все еще поправится, В нашей жизни столько раз весна!»

Но Ольга не разжала руку, молча погладила его по голове, поцеловала в лоб и вышла в прихожую. Когда хлопнула дверь, Марк подошел к окну. Он видел, как Ольга вышла из подъезда и пошла к новенькому «джипу», стоящему у обочины. Из машины выскочил какой-то мужчина, обнял и поцеловал Ольгу, подхватил чемодан и забросил его в багажник. Марк попытался разглядеть того, кто лишил его жены, но разобрал лишь лысину, сверкнувшую в свете уличного фонаря. Вот в чем причина. А вовсе не в его изменах, не в гастрольных романах, не в дебютантках и не в литературных дамах. Она нашла ему замену. Как? Когда она успела? Она давно вышла из возраста внезапной страсти, готовности бежать на край света с любимым и жить в шалаше. Значит, она давно знакома с этим лысым мужиком. Они встречались. Ездили в его «джипе», ужинали в ресторанах. Гуляли по набережной. Неужели их никто не замечал? Никто из его многочисленных знакомых? А как мог он ничего не замечать? Где он был? Марк ткнулся лбом в прохладное стекло. Он готовился к премьерам, мотался по встречам – деловым и не очень, ухлестывал за молодыми дамами, обедал в соседнем кафе и ужинал в ресторанчиках. И считал, что так будет всегда.

В ту же ночь он впервые увидел страшный сон. Женщину с серо-голубыми глазами, пытавшуюся его убить. Марк проснулся в холодном поту в начале второго, напился воды и залез под одеяло. Но заснуть в эту ночь ему больше так и не удалось.

Этот страшный сон он связал с уходом Ольги. Перед тем как заснуть, он думал о ее предательстве. Вспоминал каждое слово и этого лысого мужика под уличным фонарем. Вот и потащил все эти проблемы в собственное подсознание. Но почему она хотела его убить? Почему тянула руки к его горлу? Неужели она его так ненавидит? За что? Тридцать семь лет их совместной жизни вовсе не были годами мучений. Да, они часто спорили. Иногда даже скандалили. Однажды он назвал Ольгу «дурой». Она плакала. Он извинялся, говорил, что вовсе не это имел в виду. Но ненависть в глазах и руки у горла. Это слишком. И что это на ней за платье с допотопным кринолином и идиотская прическа, как у какой-нибудь фрейлины какой-нибудь Екатерины? Весь следующий день сонный Марк злился, призывал себя «успокоиться и забыть обо всем, что было». Чтобы отвлечься, старался найти себе как можно больше разных дел. Но ночью все повторилось. Та же женщина, те же ненавидящие глаза. Погоня и руки на горле. После второй бессонной ночи Марк сказался больным и остался дома. Днем ему удалось пару часов подремать. Но тяжесть на сердце и туман в голове никуда не делись. С тех пор он потерял покой.

Врачи, к которым пошел Марк, соглашались: конечно, его состояние связано с последними событиями в семейной жизни. Говорили о травме, вошедшей в подсознание. Рекомендовали взять себя в руки, успокоиться, съездить за границу, отдохнуть, расслабиться, заняться аутогенной тренировкой, найти себе любовницу, в конце концов. «Вы же молодой человек, – убеждал его пожилой психотерапевт, телефон которого он нашел в записной книжке, забытой Ольгой. – Взгляните на ситуацию с другой стороны. В 63 года вам представилась возможность начать новую жизнь! Да об этом мечтают многие мужчины!» Марк вышел от врача воодушевленный. Конечно, доктор прав. Ему нужно отдохнуть, расслабиться и успокоиться. В тот же день он с Зиной уехал на Мертвое море. Это казалось ему идеальным сочетанием. Тягучая пропитанная солью вода, теплый песок и молодая красотка с тонкой талией и пышной грудью. Но отдых не помог. Женщина с высокой прической и в пышной юбке продолжала являться, оставляя Марку лишь два-три часа для сна. Каждую ночь он метался по кровати, махал руками, пытаясь поймать ускользавшее наваждение, просыпался в холодном поту и ворочался до утра на влажных скомканных простынях.

…Марк еще раз протер глаза тыльной стороной ладони и взял принесенную Зиной чашку с кофе, продолжая размышлять. Что с ним произошло? Почему его жизнь разваливается на куски? Почему рушатся устои, казавшиеся незыблемыми? Ночные кошмары лишили его покоя и внутренней уверенности в своих силах, уход Ольги – домашнего уюта. Сегодняшний разговор с Бруком лишал его театра. Последнего пристанища. Последней опоры.

Марк сделал большой глоток и поднял глаза на Зину. Она стояла у стола, словно ожидая полного разъяснения ситуации, а скорее всего признательности за преданность.

– Я в порядке, дорогая, – Марк кивнул и поставил чашку на стол. – Все нормально. Просто пригрезилась какая-то чепуха. Не обращай внимания и спасибо тебе за заботу.

Зина расцвела. Привычным секретарским движением она раскрыла блокнот.

– Там пришел этот Веснин. Автор «Любовных страстей». Ты ему назначил на четыре. По поводу покупки его пьесы.

Только этого ему не хватало. Бесед о покупке пьесы. «Для несуществующего театра?» – шепнул внутренний голос. Но Марк заставил его замолчать. Сейчас нельзя расслабляться. Он должен работать как всегда. И все будет нормально. Не может быть, чтобы жизнь поступила с ним так несправедливо. Не может быть.

Марк посмотрел на часы.

– В четыре? Какого же дьявола он явился на четверть часа раньше?! Любовные страсти заели? Пусть посидит. Мне надо привести себя в порядок.

– Налить тебе еще кофе?

– Налей. Покрепче и погорячее. И ему предложи.

– Я уже предложила, – улыбнулась Зина, – но он отказался. Сидит весь из себя такой напряженный. Похоже, он пришел к тебе ругаться.

– А чего ему со мной ругаться, – отмахнулся Марк. – Условия покупки его шедевра не изменятся. Все-таки не Вильям Шекспир.

– Он так не считает. Он уверен в том, что является одним из крупнейших драматургов современности.

– А ты ему скажи, что одним из крупнейших мы считаем того сумасшедшего, что был у меня вчера. Как его?.. Бульман? Булькин?

– Бальман.

– Во-во, Бальман. Вот он и есть один из крупнейших. А все остальные – так, мелюзга.

Марк наскоро привел в порядок одежду – затянул узел галстука, отложил поверх него воротник сорочки. Зина принесла и поставила перед ним еще одну чашку кофе.

– Он говорит, что за его «Грезы» сражаются лучшие театры Европы.

Марк на мгновение замер.

– И кто побеждает? – спросил он совершенно серьезно.

– Где? – не поняла Зиночка.

– В сражении лучших театров Европы?

– Об этом он не говорит.

– А ты спроси. И заодно узнай, чего он к нам пришел, если Европа сражается? Не жалко ему Европы?

– Я спросила, – Зиночка улыбнулась. – Он говорит, что им движут патриотические соображения. Он обижен на Европу за ее антисемитизм.

– Господи, – Марк провел ладонью по лбу, – сколько же в этой стране сумасшедших!

Он вспомнил о женщине из своих снов, и неприятная мысль «и ты – один из них» предательски скользнула где-то в глубине мозга. Марк поднял глаза на Зиночку. И уловил насмешку. Неужели и она подумала о том же? Неужели он и вправду сходит с ума? Интересно, как это вообще происходит? Наверное, начинается как у него – со снов и галлюцинаций.

Заканчивая туалет, Марк влажной салфеткой протер глаза и руки.

– Через десять минут запускай ко мне этого гения, – сказал он и добавил: – Что еще?

– А еще тебе звонила Вера.

Тон Зиночки изменился и стал равнодушно-вкрадчивым. Эту новость она приберегла на сладкое.

– Давно?

Он зевнул, прикрыв рот кулаком, демонстрируя полное равнодушие к этому факту. Звонила и звонила. Мало ли кто ему звонит.

– Полчаса назад.

– И что ты ей сказала?

– Я перевела разговор, но ты не взял трубку, и я ей сказала, что у тебя совещание.

– И что она?

– Спросила, когда ты освободишься. Я ответила, что у тебя дела до восьми.

– А она?

– Она будет тебя ждать в половине девятого там, где вы условились.

– Хорошо.

Зина помедлила, но он наклонил голову к бумагам, демонстрируя, что не собирается обсуждать с ней чьи бы то ни было звонки и свои встречи в вечерние часы на заранее условленном месте. Зина закрыла блокнот и пошла к двери. Взявшись за ручку, она обернулась.

– Вера будет у нас работать?

– У нас? С чего ты взяла?

– Ну… Она актриса… И ты к ней неравнодушен… И…

– Зина, – строго перебил он, – в театре будут работать только те, кто необходим театру. А не мне лично. Мне лично, кстати, она тоже не нужна.

Зиночка осторожно прикрыла за собой дверь, но по выражению ее лица Марк понял – не поверила. И черт с ней. Он никому ничем не обязан. Он будет общаться с теми, с кем сочтет нужным. В конце концов, он свободный человек.

Марк откинулся на спинку кресла и еще раз до боли растер глаза ладонями. Только бы не заснуть во время встречи с этим новоявленным гением. Один из крупнейших драматургов современности уж точно расценит его храп как провокацию, направленную как лично против него, так и против всей мировой драматургии.

Глава 2

С Верочкой Марк встретился на тель-авивской набережной около гостиницы «Дан». Она открыла дверцу «Мерседеса» и взглянула на него ясными голубыми глазами.

– Как дела, милый?

Это «милый» больно царапнуло по сердцу. Он даже не понял почему. Но пока Верочка усаживалась в машину (по всем правилам великосветской этики, предусмотренным для женщин, сначала уложила на сиденье свой круглый зад, затем втянула стройные ножки), сообразил: из-за разницы в возрасте. Все-таки ей 31, ему – 63. Какой он ей «милый»? «А вот здесь ты не прав, – усмехнулся Марк, пытаясь отогнать мрачные мысли. – Вот если бы она сказала: «Как дела, дедуля?» – мог бы морщиться».

Видимо, женская интуиция что-то подсказала Верочке и она, захлопнув дверцу, тряхнула тщательно уложенной челкой, положила свою прохладную ладонь на руку Марка, сжимавшую руль, и заглянула в глаза.

– Что с тобой? Что-нибудь случилось? У тебя взгляд какой-то напряженный.

На этот раз слово «милый» не прозвучало. Неужели эта кукла что-то поняла по тени, мелькнувшей на его лице? Скажите, пожалуйста, какая чуткость! Впрочем, ему наплевать. Ему нет никакого дела ни до ее чуткости, ни до ее подлинного отношения к нему. Он не собирается ни делать ей предложение, ни становиться ее другом на вечные времена. Здесь все просто – «цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи!».

С Верочкой он познакомился на пикнике по случаю дня рождения все того же Амирама Брука. Верочка попала на пикник случайно, страстно мечтала найти себя в театре и кино и ради своей мечты была готова на все. Узнав, что Марк – директор театра «Шер», она так растрогалась, что он мог овладеть ею прямо там, в лесу под огромной сосной, у подножия которой они беседовали о системе Станиславского. Прекрасные глаза новоявленной актрисы сверкали, грудь вздымалась в унисон дыханию, а полное бедро въезжало в бок Марка с такой страстью, что он едва держался на ногах. Верочка доказывала, что она может не только украсить любой фильм и любую сцену, но и победить на всеизраильском конкурсе красоты, в финансировании которого тоже участвовал Брук. Марк соглашался и поддакивал отчасти из вежливости, отчасти из-за весомости таких аргументов, как полное бедро и высокая грудь, придвигавшихся к нему все ближе и ближе. В какой-то момент Марку показалось, что он не выдержит напора ее доказательств. Правая рука потянулась к подолу ее платья, а левая – к вырезу кофточки, но в последнюю секунду он почувствовал, что съел слишком много жареного мяса, а переедание в его возрасте не способствует страсти, и решил перенести процесс овладения будущей звездой сцены и победительницей конкурса красоты на другой день. Ограничившись отеческим поцелуем, он вручил Верочке визитку, предложил звонить в любое время и увел к гостям, в очередной раз кричащим «ура!» в честь именинника.

Разумеется, она позвонила. На следующий же день. Он назначил ей свидание, посчитав это выполнением сразу двух предписаний врача – по поводу любовницы и по поводу отдыха.

– Я решил пригласить режиссера для «Отелло», – сказал он, тронув с места «Мерседес» и косясь на стройные ножки спутницы. Это была ловушка, в которую Верочка с ходу угодила.

– Наконец-то! Представляю, какой будет ажиотаж. «Шер» станет самым модным театром Тель-Авива. А кто будет играть роль Дездемоны?

Марк улыбнулся и, захлопывая ловушку, тихо произнес:

– Трудно сказать. Окончательно решит худсовет. Но… – он помолчал и добавил, – мне бы хотелось, чтобы Дездемону сыграла ты.

Все! Теперь она никуда не денется. Верочка подтвердила его уверенность нежным поцелуем в щеку и многообещающим обзором ложбинки между роскошными грудями.

– Конечно, этот вопрос еще предстоит решать. Все только начинается… И многое зависит от режиссера…

Марк оставил себе путь к отступлению. На самом деле вероятность получения Верочкой роли Дездемоны равна вероятности постановки пьесы «Отелло» на сцене театра «Шер» после прекращения его финансирования. Но Марк врал без угрызений совести. Если театр продолжит жить, он честно организует ей встречу с режиссером и пробы на роль. Ну а если «Шер» закроется… Какие же к нему претензии? Столь отдаленное будущее его занимало незначительно. Гораздо интереснее было думать о сегодняшнем вечере, который должен пройти по простой и понятной схеме – легкий ужин, во время которого ему лучше не переедать, затем поездка по ночному Тель-Авиву с плавным заездом в его ставшую холостяцкой квартиру.

Верочка откинулась на спинку кресла. На ее лице читалось такое блаженство, словно сам Джек Николсон вез ее по голливудской набережной на вручение приза «Оскар». Судя по всему, она не сомневалась, что роль Дездемоны у нее в кармане, и понимала, что теперь ей только предстоит отработать этот билет в царство процветания, богатства и успеха.

– Куда мы едем?

– Поужинаем где-нибудь.

Он никак не мог сообразить, куда ему лучше отправиться – в «Черный бык» или в «Гонолулу». «Черный бык», конечно, подальше, но тамошняя публика, несомненно, произведет на Верочку неизгладимое впечатление, покажет ей, в какое общество она может влиться благодаря его связям. Кроме того, местные проститутки с ногами от ушей способны сбить спесь с любой женщины, заставить ее думать, зачем, в принципе, она нужна этому обеспеченному и уверенному в себе мужчине, если рядом есть такие красотки – роскошные и доступные. В «Гонолулу» все проще. Отдельные кабинеты дают возможность начать любовные ласки прямо за ужином. Так что переезд в его квартиру будет рассматриваться как естественное продолжение вечера. Правда, вести даму в «Гонолулу» и начинать приставать к ней прямо за столом при первом свидании Марк считал дурным тоном. Возможно, это старческое чистоплюйство, но он приберегал «Гонолулу» для последующих встреч. Однако можно и попробовать…

– У меня к тебе просьба, милый.

Опять этот «милый». Нет, она ничего не поняла, эта крашеная кукла. Он тешил себя напрасными надеждами. Плевать. Пусть называет его как хочет. В конце концов, ее глупость поможет ему избавиться от последних угрызений совести, когда он затащит ее в свою постель.

– Просьба? Какая просьба, дорогая? Слушаю тебя. – Марк увеличил скорость, продолжая размышлять, в какую сторону направиться.

– Если ты не очень голоден, мы могли бы заменить ужин другим мероприятием…

– Другим мероприятием? – что-то неприятное шевельнулось в душе. Неужели его ловушка не сработала, и эта ненормальная не намерена сражаться за роль Дездемоны в его постели? – Каким еще мероприятием?

– Ты слышал что-нибудь о Кари Шихарите?

Ситуация нравилась Марку все меньше и меньше. Он решил наплевать на правила приличия. Резко перестроившись, он повернул налево и направил машину в сторону «Гонолулу».

– О ком? – спросил он, стараясь придать своему голосу небрежные нотки. Верочка должна понять: строптивость и глупость приведут к тому, что роль дочери венецианского сенатора, задушенной ревнивым мавром, просто уплывет из ее рук.

– О Кари Шихарите, – выдохнула Верочка.

– Я о таких никогда не слышу, – съязвил Марк, глядя прямо перед собой и изо всех сил напрягая подбородок, чтобы придать своему лицу волевое выражение. – А кто это такой?

– Этого человека называют Великим Пророком.

– Верочка! – Марк ласково улыбнулся, стараясь придать своему взгляду максимум иронии. Сколько же все-таки мусора в головах у этих молодых девок. – Каким еще пророком? Кто называет? Пророков, как известно, нет в отечестве своем. Да и в других отечествах негусто. Об этом еще Высоцкий пел.

– Марк, ты не знаешь кто такой Шихарита?! – Верочка развернулась к нему всем телом. Груди шумно колыхнулись, и глаза заблестели. «Неплохо, – подумал он, – если она и в постели способна так воодушевиться, это будет совсем недурным приключением».

– Не знаю, – покорно согласился он. – Ты хочешь, чтобы я его узнал?

– Марк! Мне с таким трудом устроили к нему очередь.

– К кому? К пророку? – Марк замотал головой и едва не въехал в зад резко затормозившему грузовику.

– Я тебе сейчас все объясню, – проворковала Верочка и будто случайно провела ладонью по его бедру. – Кари Шихарита – ясновидящий и целитель. Он ездит по всему миру. Люди специально узнают, когда он приедет к ним в город, и записываются чуть ли не за год.

– Я вижу, людям совершенно нечем заняться, – зло буркнул он. – Господи, сколько же бездельников развелось на свете! Записываться за год на прием к человеку, который их обманет и возьмет за это деньги.

– Он не берет денег.

– Он не берет денег? – Марк расхохотался почти искренне. – Еще скажи, что он не ест и не пьет.

– Марк, ну почему ты не веришь? Он действительно не берет денег. Просто каждый, кто приходит к нему, платит столько, сколько считает нужным. Кто-то больше, а кто-то вообще ничего не платит. Марк, у меня сегодня очередь к нему. В девять. Ты отвезешь меня туда? Это займет не больше часа. Ну пожалуйста.

Что она задумала? На попытку уйти из его цепких объятий не похоже. Она будет хвататься за роль Дездемоны не только руками, но и всеми остальными частями своего роскошного тела. А что же тогда? Марк изобразил на лице крайнюю степень недовольства и раздражения.

– Вера, мы так хотели провести этот вечер вместе, а теперь? Ты отказываешься?

– Ну что ты, Марк. Мы проведем этот вечер вместе, – Верочка нагнулась, давая ему возможность как следует разглядеть все, что скрывало глубокое декольте. – Ты подождешь меня. Всего час. А потом мы поедем куда ты захочешь.

Хорошенькая перспектива. Чем он будет заниматься целый час. Хотя? Сидение в ресторане тоже не сулило ему большой радости. Он вполне может провести час в каком-нибудь кафе, а затем увезти ее, переполненную впечатлениями от общения с великим пророком, к себе на всю ночь. Марк взглянул в горящие глаза будущей Дездемоны и кивнул.

– Хорошо. Я отвезу тебя к твоему пророку. А что он делает, этот пророк?

– Все, Марк, все. Он предсказывает будущее, помогает решать проблемы, лечит. К нему приходят просто побеседовать. Никто не знает, чем кончится такая беседа.

– Приятно слышать. А чем она может кончиться?

– Были случаи, когда люди в корне менялись от общения с ним. Представляешь, заходит один человек, а выходит другой!

– Кошмар какой-то! – Марк усмехнулся. – А вдруг ты зайдешь к нему, а выйдешь мужчиной с большими усами. Кто тогда будет играть Дездемону? Может, не стоит рисковать?

– Марк, Марк, ты шутишь! А я говорю серьезно.

«Да, – подумал он, – она и в самом деле относится к этой ерунде серьезно. Какая глупость!» Впрочем, он никогда и не надеялся найти в этом роскошном теле бездну ума.

– Командуй! – сказал он, чуть притормаживая перед светофором. – Куда ехать? Прямо? Направо? Налево? Где дурачит народ этот твой Шакавита?

– Шихарита, – поправила она. – Кари Шихарита.

– Хорошо, – Марк покорно кивнул. – Пусть Шихарита. Только скажи, куда ехать.

– На улицу Роках. – Верочка вздрогнула и застыла на сиденье. – Марк. Останови, пожалуйста, машину. Господи, Марк!

Он нажал на педаль и мягко подвел «Мерседес» к тротуару. Нет, у этой девицы явно не все в порядке с мозгами. – Что случилось, Вера?

– Дом 107, – прошептала она. – Он принимает в квартире 12 в доме номер 107.

– Ну и что?

– Да вот же дом 107, – она кивнула за окно. – Ты меня прямо к нему и привез. Ты что, знал, куда я еду? Или ты у него уже был?

– Нигде я не был!

Марк растерянно взглянул за окно. Машина действительно стояла на улице Роках у дома номер 107. Ну и что?! Мало ли в жизни совпадений. Подумаешь, ерунда какая-то. Он ехал в «Гонолулу». Через два квартала направо как раз и будет «Гонолулу». Нет, она точно слишком впечатлительная, эта молодая глупышка.

– Спасибо тебе, Марк. Для меня это такой сюрприз! Делал вид, будто тебе все это неинтересно, а сам ехал прямо сюда. Какой ты милый!

Нет, это уже слишком!

– Вера…

Она перегнулась через сиденье и закрыла ему рот влажным поцелуем:

– Ничего не говори! Ты уже все для меня сделал. Спасибо тебе! Ты проводишь меня до квартиры?

– Конечно!

Она распахнула дверь и выскочила из машины. Марк выключил мотор. Внезапно им овладело какое-то странное воодушевление. Ситуация почему-то начала ему нравиться. Ловко получилось с этим совпадением. Бывает же такое в жизни. Рассказать кому-нибудь, не поверят.

Марк вышел из машины и догнал Верочку в подъезде. Она стояла у лифта, нетерпеливо постукивая каблучком по грязному бетонному полу.

Глава 3

Дверь в двенадцатую квартиру открыл молодой человек с серо-зелеными глазами ангела и бронированной челюстью профессионального убийцы. От столь неожиданного сочетания Марк даже вздрогнул. Жестокость и доброту в одном лице он видел очень давно, когда отец взял его с собой на турнир по боксу. Маленький Марик, сидя в третьем ряду, с ужасом и восторгом наблюдал за боями. Один из них закончился нокаутом, и победитель радостно топтался в своем углу, пока врачи пытались привести в чувство его соперника. Боксер улыбался, махал кому-то рукой и посылал воздушные поцелуи девушкам. Марика охватил ужас. У этого человека, только что бившего другого по лицу, были добрые светлые глаза. И вообще, он чувствовал себя прекрасно, был очень мил, улыбчив и симпатичен. Марик проследил за врачами, укладывавшими на носилки нокаутированного боксера. Победитель даже не обернулся, чтобы проводить своим добрым взглядом того, кого он только что изувечил…

Ангел-убийца внимательно осмотрел Марка и улыбнулся Верочке:

– Здравствуйте!

– Добрый вечер! – Марк опередил открывшую было рот Верочку. Взгляд ангела-убийцы ему не понравился, и он решил перехватить инициативу. – Вы позволите нам войти?

Ангел-убийца двинул тяжелой челюстью, несколько секунд размышлял, рассматривая что-то на грязном потолке подъезда, затем сделал шаг в сторону и кивнул:

– Пожалуйста.

– Я записывалась через Шиманского, – поспешила внести ясность в ситуацию Верочка. – Аврума Шиманского. Мне назначено на девять.

– Я знаю, – сочным баритоном отозвался ангел-убийца. – Учитель примет вас через пять минут. Но вы не сможете войти к нему со своим спутником. Учитель не беседует ни с кем при свидетелях.

– Разумеется, – хохотнул Марк. – Кому же нужны свидетели?! Тем более при разговоре с красивой и молодой дамой. Но вы можете не беспокоиться. Спутник не имеет намерений заходить к вашему учителю. Я только сопровождаю госпожу и буду вам очень признателен, если вы мне позволите подождать ее.

– Пожалуйста, – сказал ангел-убийца, и его губы скривились в презрительной усмешке, явно относившейся к фразе, произнесенной Марком. – Вы можете пройти в гостиную. Я угощу вас чаем, пока госпожа будет беседовать с Учителем.

Он смотрел на Марка взглядом, каким смотрят на запутавшуюся в неводе рыбешку, слишком мелкую не только для того, чтобы ее есть, но и для того, чтобы суетиться, пытаясь выпустить ее из ловушки. Этот взгляд вывел Марка из себя. Какого черта он здесь выкаблучивается? Устроили притон, вымогают деньги у доверчивых глупцов… Понимает ли этот тип, насколько смешно выглядит все их предприятие со стороны, или уверен, что весь мир действительно готов бухнуться на колени перед его индийским самозванцем?

– В гостиную, – зло передразнил Марк. – А учитель, судя по всему, принимает в спальне. Хочу вас сразу предупредить, что в этой стране существует закон, наказывающий за сексуальные домогательства.

Взгляд ангела-убийцы опять превратился из холодно-равнодушного в презрительно-брезгливый. Он сморщил нос и даже отодвинулся от Марка, словно от того дурно запахло.

– Учитель принимает в своем кабинете, – произнес он тоном школьного учителя, сообщающего нерадивому ученику, что Земля круглая. – А что касается сути вашего замечания, то у учителя нет дурных мыслей, у учителя нет дурных дел, у учителя нет дурных намерений. Это вам скажет каждый, кто общался с ним хотя бы минуту.

– Интересно, как это можно определить за минуту, – буркнул Марк, понимая, что выглядит глупо и ввязывается в совершенно бессмысленную перепалку, но остановиться уже не мог. – Я бы взялся это проверить. Только боюсь, общение со мной не доставит Учителю никакого удовольствия.

Запальчивость Марка, как и прежняя ироничность, не произвела на ангела-убийцу никакого впечатления.

– Учителя нельзя ни удивить, ни обидеть, ни смутить, – бесстрастно проговорил он явно заученную фразу и еще раз криво усмехнулся.

Марк почувствовал, как от этой усмешки у него задрожала жилка под глазом. Черт побери этого мерзавца и его паскудного Учителя. Он ведь специально выводит его из себя.

– Ни обидеть, ни смутить, – выпалил Марк, пытаясь оставаться в рамках приличий, – а если я зайду и скажу ему пару ласковых слов?

После этой фразы ангел-убийца, как всякий телохранитель, должен был напрячься и оттеснить Марка своим телом в сторону кухни или даже входной двери, но он повел себя крайне непрофессионально – тяжело вздохнул и заморгал глазами.

– Слова – это всего лишь слова, – проговорил он. – Обижаться на слова – значит придавать избыточное значение тому, кто их произносит. Ваши слова не обидят Учителя. Он увидит в них очередное испытание, посланное ему Всевышним, и выдержит его, как выдерживал тысячи других – спокойно и с достоинством.

Марк не верил своим ушам. Да, дело здесь поставлено крепко. Телохранитель, готовый ответить на любую провокацию не ударом кулака, а заученным текстом, это что-то новенькое. Жулики не стоят на месте. Этот индийский пророк явно сделал выводы из ошибок своих предшественников. Недаром вся эта галиматья производит впечатление на таких дур, как Верочка. Но какова наглость! «Придавать избыточное значение тому, кто их произносит». А они, значит, не придают. Собака лает, караван идет. И в роли гавкающей собаки он, Марк Любавин. Не последний, между прочим, человек в этой стране.

Ангел-убийца взглянул на часы.

– Ваше время началось, госпожа, – он поклонился Верочке и кивнул в сторону двери, ведущей в глубину квартиры. – Вы можете войти.

Верочка виновато взглянула на Марка.

– Вы здесь не подеретесь без меня?

– Не беспокойся, не подеремся. – Марк постарался придать своему тону максимум доброжелательности. – Молодой человек угостит меня чайком, мы обменяемся парой слов, которым ни он, ни я не станем придавать «избыточного значения».

Ангел-убийца расправил широченные плечи и улыбнулся почти доброжелательно.

– Вас, я вижу, задели мои слова, – он виновато вздохнул. – Простите, что я даю вам совет, но на вашем месте я не упустил бы возможности зайти к Учителю. Беседа с ним успокоит вас, снимет напряжение. По-моему, вы в этом сейчас нуждаетесь.

Марк хотел сказать что-то очень ядовитое по поводу того, в чем он нуждается, но перед его мысленным взором вдруг возникло чуть удлиненное белоснежное лицо с серо-голубыми холодными глазами под высокой прической. Он почувствовал легкий толчок в спину. Обернулся. За спиной никого. Верочка стояла у двери, не понимая, что ей делать – открыть дверь или отступить, давая дорогу Марку. Марк затравленно огляделся. Неужели она здесь, эта женщина?

– Может быть, действительно, Марк… – проговорила Верочка, берясь за ручку двери.

– У меня нет к нему вопросов, – произнес Марк, почувствовал, как нерешительно звучит его голос, и повернулся к ангелу-убийце. – А как же…

Телохранитель понял его с полуслова.

– Ваша дама зайдет сразу после вас, – проговорил он. – Времени хватит. Следующие посетители будут только через полтора часа…

Верочка отступила от двери. Марк не сделал ни шага. Ангел-убийца обошел его и скрылся за дверью. Через секунду он вновь показался в гостиной.

– Прошу вас, – ангел-убийца придержал дверь. – Учитель разрешает вам войти.

Марк помедлил, бросил короткий взгляд на Верочку, которая кивала ему, широко распахнув глаза, и переступил порог.

Глава 4

Он не сомневался, что «учитель» будет морщинистым стариком в тюрбане с длинной белой бородой. Конечно, он будет стоять на коленях спиной к двери и молиться своим богам. Вокруг будут гореть свечи и дымить ароматизированные палочки. И вообще, вся атмосфера комнаты будет таинственной и мрачной. Молиться Учитель будет не менее пяти минут, чтобы заставить посетителя проникнуться важностью момента и осознанием весомости собеседника. Потом он повернется, сделает вид, будто вышел из глубин своей нирваны и только теперь заметил вошедшего. Он глубоко вздохнет и скажет обязательно нараспев: «Вижу! Вижу, проблемы окружают тебя, чужеземец! Ты не в силах более бороться с ними в одиночку. Я помогу тебе».

Но нарисованная Марком картина развалилась, как только он переступил порог. Навстречу ему из глубины комнаты уверенным пружинистым шагом шел человек лет сорока пяти в просторной белой рубахе и белых свободных брюках из мягкой ткани. Волосы у мужчины были густые и курчавые, бородка черная и аккуратно подстриженная. Он смотрел на Марка уверенно, немигающим взглядом, глаза излучали энергию, от которой становилось тепло и уютно.

Не дойдя до Марка двух шагов, человек остановился и церемонно поклонился, сложив перед грудью тонкие ладони с длинными пальцами. Марк ответил поклоном. Он не спросил у телохранителя, на каком языке следует говорить с Учителем. Ивритом тот вряд ли овладел в своих бомбеях. Оставался английский. Но здесь запасов Марка может и не хватить. Хотя первые несколько минут он продержится.

– Проходите, прошу вас! – по-русски, словно отвечая на его мысли, сказал Учитель и показал рукой в темную глубину комнаты. – Мы можем беседовать на иврите, если вы предпочитаете этот язык, но мне показалось, что вам удобнее говорить по-русски.

– Вы знаете все языки? – спросил Марк, стараясь придать своему тону максимум язвительности, но получилось это не очень убедительно.

– Я изучаю их по мере необходимости, – просто ответил собеседник. – Перед поездкой сюда, на Святую землю, я выучил иврит. А скоро я собираюсь отправиться в Москву, и потому выучил русский.

Глаза Марка освоились с полумраком, и он начал различать находящиеся в глубине комнаты предметы обстановки. Собственно, их было три – два массивных кресла и низкий столик с изогнутыми ножками. Пол комнаты покрывал толстый однотонный ковер, на котором в беспорядке было разбросано несколько ярких подушек.

– Проходите, – повторил собеседник, внимательно оглядывая Марка с головы до ног.

– Куда прикажете? – Марк не сводил глаз с Учителя, пытаясь обнаружить в его движениях суетливость афериста. Однако движения индуса были размеренны и неторопливы, словно каждое из них сопровождалось предварительным осознанием.

– Располагайтесь где удобно. Кто-то предпочитает сидеть на полу, кому-то больше нравится кресло. Как вам?

– Пожалуй, кресло, – Марк, стараясь продемонстрировать такие же спокойствие и размеренность, прошел через комнату и сел, плотно прижавшись спиной к матерчатой спинке.

– Я благодарю вас за то, что вы согласились побеседовать со мной, – сказал Учитель, усевшись в кресло напротив и прочно утвердив на ковре ступни, обутые в мягкие тапочки.

– Вы благодарите меня, – Марк усмехнулся, – а я слышал, что люди записываются чуть ли не за год для беседы с вами.

– Полагаю, это преувеличение. Хотя… Я путешествую по всему миру, в одну и ту же страну попадаю не часто. Столь долгое ожидание может быть связано с этим.

– Возможно, – согласился Марк, понимая, что пришла пора задать вопрос, который привел его в эту комнату. Но он никак не мог решить, стоит ли рассказывать первому встречному о своих ночных кошмарах или приберечь эти рассказы для психотерапевта. Однако молчание затягивалось, и он выпалил: – Вы могли бы предсказать мне будущее?

– Предсказать вам будущее? – Марку показалось, что «пророк» удивился совершенно искренне. – Зачем вам это нужно? Вы хотите потерять интерес к жизни?

– Потерять интерес? – Марк немного растерялся. – Неужели мое будущее столь мрачно, что, узнав о нем, я потеряю интерес к жизни?

– Вы не поняли меня. В предсказании любого будущего нет никакого смысла. Любое человеческое тело завершает свой земной путь одним – смертью. Это наше общее будущее, и нам предстоит осознать его смысл. Что же до предсказаний в вашем понимании, то они ослабляют волю человека и лишают его желания изменить свое будущее.

– Изменить будущее?! – Марк почувствовал, что раздражение, овладевшее им за дверью этой комнаты, уходит, уступая место внутренней тишине и покою. «Этот парень скорее всего классный гипнотизер», – подумал он и спросил: – Что значит изменить будущее?

– Это значит найти лучший путь во всем многообразии путей. Не удивляйтесь. Это вполне возможно. Более того, это необходимо.

– Вы хотите сказать, что будущее можно выбирать?

Индус улыбнулся и кивнул.

– В какой-то степени это именно то, что я хочу сказать. Хотя, не скрою, мы ограничены в этом выборе, но определенной свободой все-таки располагаем.

– Звучит заманчиво. Выбор лучшего пути. Выбор лучшего будущего, – Марк заговорил громче. Нет, так дело не пойдет. Он должен освободиться от этой магии, от этого умиротворяющего гипноза. Сейчас он погрязнет в словоблудии, запутается и поверит всему, что наговорит этот индус. Ерунда, ерунда! Это все магия тишины и полумрака. Он знает эти хитрые штучки из арсенала любого шарлатана.

– Именно так, – кивнул Учитель. – Выбор лучшего будущего.

– Уж не возомнили ли вы себя господом богом? – выпалил Марк, сложил руки на груди, но, осознав нелепость своей позы, закинул ногу на ногу. – Вы помогаете людям изменить будущее. Все человечество должно быть вам благодарно и встать в едином порыве перед вами на колени…

– Ни в коем случае. Я всего лишь песчинка в мире, построенном Творцом, и прекрасно осознаю свое место под солнцем. Скажу вам честно, я занимаюсь только своим будущим и ничьим больше. И так же должен поступать любой нормальный человек. Каждый должен строить только свое будущее. И как можно меньше вторгаться в дела других людей.

– Подождите, подождите, – Марк поднял ладони, будто отгораживался от индуса. – Что значит, строить свое будущее? А как же судьба? Или вы в нее не верите?

– Судьба не определяется однозначно. Конечно, у нас есть начертанный путь. Но при движении по нему возможны отклонения. Их выбирает человек. И каждое отклонение ведет к новому пути, который тоже является судьбой.