Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Возможно ли пойти против судьбы? Небожитель Дун Хуа, чья слава гремит на весь мир, вечный затворник, чей лик появляется лишь на картинах, и Бай Фэнцзю, девятихвостая лиса из земель, где под солнечными лучами распускаются цветы. Идут года, пролетают сотни, тысячи лет, но лишь одно остается неизменным — любовь. Их ждут битвы, жестокие схватки между правыми и неправыми, истиной и ложью, явью… и сном. Им придется пройти рождение и смерть, разлуку с любимым и встречу с врагом. Призраки давно забытого прошлого не сдаются, а блеск крови еще долго будет виднеться на холодной стали клинка. Но, лишь закалившись в трудностях, израненная душа сумеет обрести покой. Дун Хуа и Бай Фэнцзю пройдут через многие испытания, но сумеют ли доказать свое право на счастье? Ведь их противником выступает сама Судьба…
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 544
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Copyright © Tang Qi
Cover illustration by Xiong Qiong through the agency of Tianjin Mengchen Cultural Communication Group Co., Ltd
All rights reserved.
© ООО «Издательство АСТ», 2024
© Воейкова Е., перевод на русский язык, 2024
В третьем месяце года поднялись молодые травы, в четвертом небеса заполонили иволги [1]. За необъятным Восточным морем расцвел лес Десяти ли персиковых цветов, наполняя свежий воздух ароматом тысячи цветов.
В это время властвующий род Девяти небесных сфер и клан девятихвостых лис Цинцю готовились скрепить союз между семьями браком. После двухсот двадцати трех лет изматывающих переговоров старейшины с обеих сторон наконец пришли к согласию в один из первых дней года.
День свадьбы выбирали тщательно. Он совпал с концом весны, порой цветения персиков.
Теми же, кто спустя двести лет страданий наконец смогли пожениться, были не кто иные, как наследный принц Небес Е Хуа и владычица Цинцю, высшая богиня Бай Цянь.
Мир давно ждал их свадьбы. Небожители всех рангов пророчили, что в счастливейший для любимого внука и сиятельной богини Бай Цянь день Небесный владыка не изменит своим привычкам и устроит празднество с огромным размахом. Непременно быть и роскошному убранству, и щедрым угощениям. В конце концов, как еще Небесному владыке подчеркнуть собственное величие?
Тем не менее, когда процессия жениха возникла у озера Возрождения, что на вершине горы Дождей, бессмертный владыка Ми Гу, ожидавший гостей на другом берегу с полотенцем в руках, подумал, что, возможно, он недооценил Небесного владыку.
Размах празднества не просто удивлял. Он разил насмерть.
Ми Гу давно сопровождал Бай Цянь. Как страж земель Цинцю, он многое повидал за свою долгую жизнь.
По правилам Небес жених не мог сам отправиться за невестой. Обычно эту обязанность брал на себя кто-то из его старших родственников.
Мо Юаня, возглавлявшего шествие, можно было назвать старшим братом Е Хуа. Вполне разумно, думал Ми Гу, что такой уважаемый бог встречает невесту младшего брата.
И закономерно, рассуждал Ми Гу, что почтенного бога должен сопровождать кто-то из влиятельных, но не слишком высокопоставленных небожителей. Как, например, идущий в процессии следом за Мо Юанем звездный владыка Сы Мин, бессмертный, чьей пищей были чернила, вершитель человеческих судеб и один из приближенных владыки Чан Шэна – Великого повелителя Южного полюса.
Логичным было даже то, что подле владыки звезд вдруг обнаружился годами неуловимый дракон, третий сын Небесного владыки, его высочество Лянь Сун. Он приходился наследному принцу дядей, и, хотя веского повода присоединиться к процессии у него не было, кто мог обвинить его в желании посмотреть на веселье?
Ми Гу долго ломал голову, но все же нашел причины, почему трое овеянных столь грандиозной славой небожителей вдруг снизошли в Цинцю.
Но почему рядом с Мо Юанем шел сребровласый мужчина, этот облаченный в пурпурные одеяния вечный затворник, тысячелетиями не покидавший Небеса без серьезной на то причины, герой из преданий, коего видели только на портретах или на самых важных торжествах Девяти небесных сфер, недостижимый идеал многих поколений? Почему Верховный владыка Дун Хуа прибыл вместе с встречающими невесту?
В голову Ми Гу не пришло ни одного мало-мальски разумного объяснения.
Из-за беспокойных вод озера Возрождения даже острое зрение подводило Ми Гу.
Пышная процессия остановилась у залива Полумесяца. Похоже, достопочтенные гости не собирались немедленно пересечь озеро, а вместо этого расположились у берега. Местные младшие духи тут же установили чайные столики и подали чай.
Ветер гнал рябь по темно-лазурным водам озера Возрождения. По берегу залива неспешно раскрывались сочные зеленые бутоны дождевых цветов – последние вздохи уходящей весны.
Третий принц Небес и по совместительству дядюшка жениха Лянь Сун поднял крышку чашки, скучающе посмотрел на плавающую в ней чайную крошку и непринужденно обратился к сидящему рядом Сы Мину:
– Перед отбытием я узнал, что в Цинцю, оказывается, две владычицы. Кроме богини Бай Цянь, которая сегодня выходит замуж за Е Хуа, есть еще младшая?..
Хотя по статусу Сы Мин многократно уступал владыке Дун Хуа, ему посчастливилось обладать той же славой: на Небесах имелось только два говорящих трактата. Правда, Дун Хуа был ходячим сборником буддийских наставлений, а Сы Мин – сборником сплетен. Казалось, ему ведомы все секреты – даже те, о которых не подозревали и сами их обладатели.
Весь день этот прирожденный сплетник проходил с серьезным видом, чувствуя на своем горле железную руку церемониала. Наконец ему предоставили шанс высказаться. Хотя его так и распирало от нетерпения, он все же с самым торжественным лицом сложил руки в знак почтения и, лишь отдав дань всем приличиям, медленно заговорил:
– Вы правы, третий принц. В Цинцю действительно две владычицы. Младшую зовут ее высочество Фэнцзю, она единственная внучка семьи Бай и единственная в мире алая девятихвостая лисица, рожденная в браке между белым лисом и алой лисицей. Как на Небесах у каждой из пяти сторон света есть правитель, так и у каждой из пяти областей Цинцю имеется свой владыка. Поскольку богиня Бай Цянь рано или поздно вышла бы замуж в клан небожителей, двести лет назад она передала свой трон ее высочеству Фэнцзю. Когда та вступила в права, ей едва исполнилось тридцать две тысячи лет. И все же Верховный владыка Бай Чжи доверил ей власть над Цинцю. Такая ответственность в столь юном возрасте… Одно только странно.
Юный дух подлил гостям чая. Сы Мин замолчал и, пользуясь тем, что поднявшийся от чашек пар скрыл его за туманной завесой, осторожно взглянул на Дун Хуа. Тот отрешенно пил свой чай.
Лянь Сун, кажется, был не на шутку заинтригован. Откинувшись на спинку каменной скамьи, он взмахнул рукой и улыбнулся одними глазами.
– Продолжай же.
Сы Мин кивнул, немного подумал и заговорил вновь:
– По правде, я давно знаю ее высочество Фэнцзю. Когда мы познакомились, ей было всего двадцать тысяч лет. Она ни на шаг не отходила от дедушки, владыки Бай Чжи, и тот души не чаял в единственной внучке. Все вокруг ее баловали, отчего выросла она бойкой девчушкой. Кто только не становился жертвой ее проказ – что там птицы да рыбы! Даже меня, вашего покорного слугу, она не раз дразнила. Только… – Сы Мин запнулся. – Более двухсот лет назад она спустилась в мир смертных. В один миг пролетел десяток лет. Не знаю отчего, но вернулась она совершенно другой – серьезной и спокойной. Говорят, в день возвращения на ней были траурные одежды. Минуло двести лет, юная госпожа выросла. Поскольку ей предстояло унаследовать Восточную пустошь, владыка Бай Чжи, беспокоясь, что рядом с ней нет верного спутника, который стал бы ей опорой, сотню лет искал для нее подходящего мужа. Но она…
– Что она? – с живейшим интересом переспросил Лянь Сун.
Сы Мин покачал головой, взгляд его вновь невольно упал на Дун Хуа. Звездный владыка натянуто улыбнулся.
– Ничего особенного. Утверждала, что у нее уже есть муж и, хотя он умер, она не может выйти замуж вновь. Слышал, за двести лет не было ни дня, чтобы она показалась без шпильки с белым цветком. Ни на миг она не сняла траур.
Лянь Сун подпер руку щекой.
– Вот послушал тебя и вспомнил один случай. Семьдесят лет назад у почтенного небожителя Цан И с горы Чжиюэ была невеста. Кажется, из Цинцю?..
Сы Мин задумался и хотел было ответить, но его опередил молчавший до того Мо Юань. В тишине отчетливо раздался спокойный голос высшего бога:
– Бай Чжи хотел выдать Фэнцзю за Цан…
– Цан И, – подсказал Сы Мин.
– За Цан И, – невозмутимо продолжил Мо Юань. – Фэнцзю связали и усадили в свадебный паланкин. Естественно, ей это не понравилось, поэтому той же ночью она попросту разрушила дворец на горе Чжиюэ.
От его невозмутимого «попросту» у Сы Мина прошел мороз по коже. Эту часть истории он не знал. Нужно было как-то ответить, и тысяча слов крутилась у владыки звезд на языке, но все, что он смог выговорить, уместилось в емкое:
– Вот как…
Лянь Сун перехватил веер покрепче, улыбнулся и, чуть наклонившись к Мо Юаню, заметил:
– Помнится, кто-то упомянул при мне, что в том году вы будто бы выступали распорядителем на их свадебной церемонии. Однако поговаривают, что уважаемый Цан И действительно был влюблен в свою несостоявшуюся жену и правда желал того брака. Фэнцзю разнесла его дом, а он увесил вновь возведенные стены ее портретами и до сих пор не может ее забыть.
На сей раз Мо Юань промолчал. Вместо него со вздохом ответил Сы Мин:
– Одно дело – желать, другое – жениться. Слышал, дева Цинь с горы Чжунху возжелала выйти замуж за четвертого брата богини Бай Цянь, Бай Чжэня. Но кому на всем свете хватит сил и наглости украсть его у лучшего друга, высшего бога Чжэ Яня?
Ветер лениво качал дождевые цветы. Вдоволь перемыв чужие косточки, почтенные небожители вернулись на свои места и приняли благопристойный вид. Кто-то предался медитации, кто-то продолжил пить чай, а кто-то бесцельно любовался открывающимися вокруг видами. Только младшие небожители, стоявшие в стороне, после таких-то откровений никак не могли сохранить даже видимость спокойствия. Уши у них алели. Не смея иначе поделиться друг с другом впечатлениями, бессмертные только и могли, что обмениваться многозначительными взглядами. Над озером Возрождения повисла звенящая тишина.
Дух из местных услужливо подал Сы Мину чашку чая, чтобы звездный владыка промочил горло. Сы Мин отогнал крышкой несколько плавающих на поверхности молодых чайных листов и вновь искоса взглянул на владыку Дун Хуа. Между его бровей пролегла складка.
Лянь Сун покрутил свою чашку.
– У тебя мышцы лица свело, Сы Мин? Почему с Дун Хуа глаз не сводишь?
Сидевший от них в двух чжанах [2] владыка Дун Хуа отставил чашку и спокойно поднял взгляд. Сы Мин смутился. Выдавив из себя неловкий смешок, он хотел было уже объясниться, как вдруг по озеру Возрождения прошла огромная, в десять чжанов высотою, волна.
Когда вода успокоилась, на берег залива Полумесяца шагнула красавица в белоснежных одеяниях. Рассветные лучи очертили ее силуэт.
Влажные черные волосы облепили ее руки цвета снега, прическу украшала шпилька с белым цветком. Похоже, одежды красавицы соткали из водонепроницаемой материи, потому что ни капли воды на них не осталось. Утренний ветер едва шевелил мокрые волосы юной госпожи, непослушные пряди липли к ее нежным щекам. От девушки веяло холодом, но в чуть изогнутых уголках ее глаз таилось тепло.
С нечитаемой улыбкой она посмотрела на Сы Мина, который не так давно весьма бодро делился с окружающими последними сплетнями.
Непослушными руками тот поторопился закрыть лицо чашкой.
Лянь Сун заботливо протянул ему веер:
– У тебя слишком большое лицо, чашка тут не справится. Возьми.
У Сы Мина подкосились ноги, и он почти рухнул на колени. В его кривой улыбке отразилась сотня оттенков страдания.
– Презренный не ведал, что ее высочество Фэнцзю здесь купается. Я был груб и неосторожен в речах. Прошу вас принять во внимание нашу многолетнюю дружбу и пощадить недостойного.
Мо Юань посмотрел на Фэнцзю:
– Зачем ты пряталась на дне озера Возрождения?
С мокрых волос Фэнцзю уже натекла целая лужа воды, но девушка невозмутимо ответила:
– Тренировалась.
– Зачем тогда вышла на берег? Хотела напугать Сы Мина? – с улыбкой спросил Мо Юань.
Фэнцзю повернулась к владыке звезд, все еще преклонявшему колени с мученическим видом.
– Той деве Цинь с горы Чжунху, о которой ты говорил, правда приглянулся мой четвертый дядя?
Много позже, когда по всему Рассветному дворцу зацвели деревья прозрения и возрождения, чьи цветы росли столь густо, что, подобно плывущим облакам, укутывали гребни дворцовых стен, Дун Хуа вспоминал свою первую встречу с Фэнцзю.
Тогда у него еще не сложилось никакого впечатления о ней. Отстранившись от мирских забот, он тысячелетиями жил в Рассветном дворце, отмечая только смену времен года, течение небесных светил да значимые изменения в судьбе мироздания.
Хотя сам Небесный владыка особо просил Дун Хуа прервать на время уединение в Рассветном дворце и присоединиться к свадебной процессии наследного принца Е Хуа, бывший повелитель всего сущего не придал этому делу особого значения. Вполне естественно, что он почти не запомнил ни юную девушку, вышедшую из вод озера Возрождения, ни ее чистый, как весенний дождь, голос. И едва ли он помнил, как она ласково, но с толикой насмешки спросила у Сы Мина: «Той деве Цинь с горы Чжунху, о которой ты говорил, правда приглянулся мой четвертый дядя?»
По-настоящему Фэнцзю впечатлила владыку на застолье в честь свадьбы Е Хуа.
Наследный принц клана небожителей женился на уважаемой во всем мире высшей богине Бай Цянь. Разумеется, их свадьба не могла быть заурядной. На Небесах бессмертные делились на девять рангов. Помимо родичей правящей семьи, на застолье допустили только небожителей не ниже пятого ранга: десять совершенных владык, совершенных людей и около тридцати духовных бессмертных.
Свет вечерней зари растекался по залу Пурпурной чистоты. Застолье подходило к концу.
Нынешний Небесный владыка знал толк в показной любезности и картинных жестах. Он покидал любое застолье после третьей чаши вина под предлогом того, что быстро пьянеет. Даже свадьба родного внука не стала исключением.
Да и счастливый новобрачный, владыка Е Хуа, всегда быстро пьянел. Сегодняшней ночью он пал жертвой вина даже быстрее обычного. Не успели гости пойти по третьему кругу, как мелкому небесному чиновнику пришлось подхватить полубессознательного наследника и сопроводить его в Платановый дворец. Впрочем, Дун Хуа подметил, что для «мертвецки пьяного» наследный принц двигался поразительно уверенно.
Как только Небесный владыка и наследный принц покинули зал Пурпурной чистоты, несколько совершенных владык также откланялись под разными предлогами. Торжественная обстановка переставала быть удушающей. Дун Хуа лениво покрутил в руке пустую чашу и тоже собрался уйти, чтобы бессмертные, сидевшие в его присутствии почтительными истуканами, наконец смогли отмереть и пить вдоволь.
Но только владыка отставил чашу и привстал, как у входа в зал вдруг из ниоткуда появился горшок с суманом [3]. За россыпью желтоватых цветов смутно угадывалась девушка в белых траурных одеждах. Пригнувшись и тщетно стараясь слиться со стеной за колоннами, она пробиралась к столам родственников невесты, одной рукой придерживая юбку, а другой – цветочный горшок.
Дун Хуа оперся о подлокотники, сел обратно на свое пурпурно-золотое сиденье и, устроившись поудобнее, приготовился наблюдать.
Танцовщица на сцене завершила выступление, а дева в белых одеждах, постоянно спотыкаясь, наконец добралась до нужного стола, нашла свободное место и остановилась у него. После выглянула из-за горшка и осторожно огляделась. Убедившись, что никто не обратил на нее внимания, она спокойно села. Потом, пользуясь тем, что все взгляды устремлены к сцене, торопливо опустила цветы на пол и как ни в чем не бывало присоединилась к рукоплесканиям, одновременно заталкивая горшок ногой под стол.
Выходило плохо, и девушка пнула его еще раз.
И еще.
Последний пинок оказался особенно сильным, и многострадальный горшок вылетел из-под стола, чуть не снеся его, перемахнул через всю сцену и угодил прямо в отложившего свой уход Дун Хуа.
По залу пронесся слаженный испуганный вздох. Горшок завис в трех цунях от лба владыки.
Дун Хуа подпер щеку одной рукой, а второй подхватил горшок с растерявшим часть великолепия суманом. Потом перевел скучающий взгляд на виновницу произошедшего.
Все небожители повернулись в ту же сторону.
Девушка на миг замерла, но быстро опомнилась и повернулась к сидящему рядом бессмертному в грубых одеждах.
– Ми Гу, что это у тебя за шутки такие! Как ты мог запустить горшок кому-то в лоб! – горячо, но не слишком сурово отчитала она его.
После пира сопровождающий Дун Хуа бессмертный чиновник рассказал ему, что девушку в траурных одеждах зовут Бай Фэнцзю. Она и есть та самая владычица Цинцю, унаследовавшая Восточную пустошь в столь юном возрасте.
Празднования в честь свадьбы Е Хуа шли семь дней.
Сразу по истечении этого срока должна была состояться церемония Тысячи цветов, проходившая раз в шестьдесят лет. Устраивал ее сам владыка Лянь Сун. Поэтому большинство небожителей, приглашенных на свадьбу наследного принца, попросту пересели из-за одних столов с угощениями за другие.
Девять небесных сфер, некогда славившиеся божественной чистотой и, что важнее, тишиной, пребывали во власти праздничного хаоса. Разве что пруд Белых лотосов на Тринадцатом небе сохранил былую безмятежность – в основном благодаря близости к Рассветному дворцу Верховного владыки Дун Хуа, чье спокойствие мало кто мог безнаказанно нарушить.
И высшая богиня Бай Цянь, недавно вышедшая замуж на Небеса, к числу этих счастливчиков не относилась.
Семнадцатого дня четвертого месяца подули теплые ветра, и высшая богиня Бай Цянь сочла это лучшим временем, чтобы устроить смотрины для своей племянницы Фэнцзю. И провести их решили именно на берегу пруда Белых лотосов.
Бай Цянь вышла замуж за Е Хуа в сто сорок тысяч лет. Она находила их брак весьма своевременным и мерила всех по себе. Разговоры о поиске жениха для юной Фэнцзю, которой едва исполнилось тридцать тысячелетий, казались богине неуместными, однако таково было желание Бай И, отца Фэнцзю, и старшего брата Бай Цянь. Он доверил ей судьбу своей дочери, поэтому, не имея действительно веских причин для отказа, Бай Цянь принялась за дело, заглушив совесть.
Последние дни Небеса сотрясала радостная суматоха, и найти подходящее место для небольших смотрин в непринужденной обстановке представлялось той еще задачкой. К счастью, Бай Цянь вспомнила, какие слухи ходят о владыке Дун Хуа, который давно жил в Рассветном дворце. Говорили, он редко бывает за пределами своих покоев и даже массовая резня прямо у него на пороге не привлечет и малейшего внимания хозяина Рассветного дворца.
Недолго думая, Бай Цянь со спокойной душой выбрала для смотрин берег пруда Белых лотосов.
Фэнцзю ждало два свидания одно за другим.
Однако Бай Цянь просчиталась. Дун Хуа не просто вышел за ворота дворца, он направился прямиком к пруду Белых лотосов, облюбовал место под раскидистой ивой в пятидесяти шагах от места будущих смотрин, удобно расположился на лежанке, накрыл лицо буддийской сутрой и, закинув в пруд бамбуковую удочку, задремал.
Фэнцзю позавтракала, выпила утреннего чая и не торопясь отправилась на Тринадцатое небо.
На изумрудной поверхности пруда белели лотосы. Они таяли в бесконечности – будто на темном полотне пруда облаками выткали цветочный узор.
В маленькой беседке Фэнцзю уже ждал нетерпеливо обмахивающийся веером небожитель в лазоревых одеждах. Заметив ее неспешное приближение, он со щелчком закрыл веер и расплылся в улыбке.
По правде говоря, Фэнцзю мало что знала об этом бессмертном. Только то, что был он молодым господином из какой-то боковой ветви ныне правящего на Небесах рода, совершенствовался на какой-то горе в мире смертных, отличался нравом спокойным и добродушным. Что в нем было плохо, так это его одержимость каждой черточкой небесного церемониала. Он осуждал бессмертных, им пренебрегающих, и терпеть не мог тех, кто опаздывал. Фэнцзю нарочно пришла позже на целый час.
Пир предполагался небольшим, без особых изысков, и потому они, вежливо поприветствовав друг друга, заняли свои места.
Потревоженный их любезностями, Дун Хуа сдвинул с лица сутру и бросил взгляд сквозь завесу ивовых ветвей. В пятидесяти шагах от него Фэнцзю чуть склонила голову и хмуро рассматривала веерообразный деревянный поднос перед ней.
На нем теснились винный чайник из дунлинского нефрита [4] и несколько красиво украшенных блюд.
Для небольших застолий на Небесах тоже имелся свод правил. Каждому небожителю подавался отдельный набор блюд, и, хотя блюда у всех были одинаковыми, вино к ним выбиралось в соответствии со вкусами каждого.
Бессмертный в лазоревых одеждах отложил веер и попытался начать разговор:
– Какое совпадение – в древние времена семья этого скромного небожителя следила за выправлением небесного ритуала. Слышал, высшая богиня Бай Цянь как-то упоминала, что ваше понимание церемониала достигло…
Бессмертный запнулся. Слово «совершенства» так и не сорвалось у него с языка, так как он заметил, что сидящая напротив него Фэнцзю уже приговорила целую тарелку свиных ножек и теперь палочками соскребала с тарелки остатки соуса.
Сыто икнув, она вопросила:
– Так что там с пониманием?
И улыбнулась испачканным в соусе ртом.
Знаток церемониала посмотрел на Фэнцзю в священном ужасе.
Фэнцзю вынула из рукава небольшое зеркальце, всмотрелась в него и будто бы самой себе пробормотала:
– У меня что-то на лице?
Замерев на миг, она произнесла:
– А, правда.
И решительно вытерла рот рукавом. На белоснежной ткани остался жирный след.
Лицо поборника чистоты приобрело нежно-салатовый оттенок.
Фэнцзю еще раз взглянула в зеркало и невозмутимо сунула его обратно в рукав. На сандаловой рукоятке остались маслянистые отпечатки пальцев.
Лицо ее собеседника побагровело.
В этот момент с палочек для еды на стол упала пара капель соуса.
Фэнцзю сунула палочки в рот и попыталась соскоблить соус со столика ногтями. Когда ей это не удалось, она вытерла его рукавом.
Рука бессмертного с протянутым шелковым платком замерла в воздухе.
Повисло долгое молчание. Наконец бессмертный с почерневшим лицом выдавил:
– Наслаждайтесь едой, ваше высочество. У этого скромного небожителя вдруг возникли очень срочные дела, вынужден покинуть вас незамедлительно. Продолжим нашу беседу в другой день.
Едва последние его слова отзвучали, бессмертный поспешил прочь, чуть ли не срываясь на бег.
Дун Хуа убрал сутру с лица. Фэнцзю помахала вслед бессмертному палочками, всем своим видом показывая, как ей не хочется расставаться. Однако в глазах ее не было ни капли печали, напротив, в них светилась с трудом скрываемая улыбка.
– Обязательно продолжим. И как можно скорее, не заставляйте меня ждать, – нежно проворковала она.
Как только бессмертный окончательно пропал из виду, Фэнцзю тонко улыбнулась, неторопливо вытащила из рукава белый платок с вышитыми на нем дождевыми цветами и спокойно вытерла руки, попутно расправив испачканные и мятые рукава.
Пожалуй, за двести лет постоянной практики ее высочество Фэнцзю из Цинцю научилась мастерски избавляться от женихов – стремительно, как текущая вода, и безжалостно, как нож в руках постигшего дао [5]. Второй предполагаемый жених пришел преисполненным уверенностью в своем успехе, а ушел разбитым и поникшим. После него остались только разбросанные по столу винные чашки, сверкающие отраженным светом.
За большой час Фэнцзю съела два блюда свиных ножек и наконец насытилась. Ожидая, пока переварится пища, девушка налила себе чай и повернулась к пруду Белых лотосов, любуясь слепящим великолепием Рассветного дворца. К этому времени Дун Хуа поймал две рыбки и перевернул последнюю из семи тысяч семисот восьмидесяти восьми страниц писания. Солнце начинало припекать, поэтому владыка подхватил книгу и направился к своему дворцу. Разумеется, ему пришлось пройти мимо беседки у берега пруда.
Фэнцзю, державшая чашку обеими руками, точно старушка, замерла, услышав за спиной чьи-то легкие и медленные шаги. Решив, что это Ми Гу, который в последние дни все больше напоминал ворчливого деда, она сбросила оцепенение и заговорила:
– Почему пришел так рано? Боялся, что я их побью?
Она отошла в сторону, освобождая место для вновь прибывшего.
– Вкусы тетушки становятся все более странными. Поверить не могу, что она пригласила таких задохликов, у меня даже рука не поднялась бы их ударить. Пришлось немного приврать и припугнуть, чтобы эти болезные сами сбежали. И все равно я ужасно устала.
Фэнцзю сделала паузу.
– Посиди со мной немного. Я давно не любовалась местными восходами и закатами. Оказывается, я еще не забыла их.
Дун Хуа остановился. Решив не отказываться от щедрого предложения, он сел у нее за спиной, придирчиво осмотрел стоявшую перед ним пару чайников и, выбрав один, небрежно плеснул себе остывшего чая, чтобы промочить горло.
Фэнцзю вновь затихла. Похоже, белые лотосы пробуждали в ней особые воспоминания.
Наконец она выдохнула:
– Говорят, в пруду Белых лотосов каждый лотос – это отражение человеческого сердца. Пусть у нас не так много знакомых смертных, как думаешь, Ми Гу, достоин ли такой человек, как Цинти, иметь здесь собственный белый лотос?
Затем, будто в раздумьях, протянула:
– А если да, то как бы он выглядел?
Еще один вздох.
– Такой человек, как он…
Фэнцзю отпила чая.
Дун Хуа тоже отхлебнул из своей чашки. Ми Гу он смутно помнил. Кажется, так звали стража земель Цинцю, сопровождавшего Фэнцзю. Похоже, она приняла его за него. Однако кто такой Цинти, он не знал.
В пруду отражались деревья. Фэнцзю глядела на воду, и голос ее звучал невнятно:
– Полмесяца назад принц Западного моря Су Мое пригласил моего четвертого дядюшку выпить. Я пошла с ним. По дороге мы пролетали над миром смертных. – Она на миг замолчала и продолжила: – Оказывается, династия Цзинь давно уничтожена. Она пала спустя семь лет после смерти Цинти. Честно говоря, я всегда знала, что та страна не продержится долго.
Фэнцзю вздохнула и повернулась, чтобы подлить себе чая.
– Как же там называется этот новый сорт чая Су Мое? – пробормотала она себе под нос. – Вспомнила! «Изумрудные спирали весны». На вкус и впрямь неплохо. Как вернемся, найди мне бамбуковую корзинку. Когда в следующий раз навестим Западное море, попрошу…
Фэнцзю подняла голову, и слова встали у нее поперек горла. Последовал приступ судорожного кашля. Она так и замерла в наливающей чай позе, твердо решив онеметь на ближайшую жизнь.
Дун Хуа постучал длинными тонкими пальцами по светло-зеленой крышке кружки. В солнечном свете его пальцы казались почти прозрачными, их кончики окутывало теплое сияние. Владыка скользнул нечитаемым взглядом по испачканным в соусе рукавам Фэнцзю, затем посмотрел на ее раскрасневшееся от кашля лицо. Щеки девушки пламенели, как кленовые листья.
Когда Фэнцзю оправилась от шока, на ее губах медленно появилась вежливая и слегка вымученная, но все же улыбка.
– Не знала, что Верховный владыка почтил ничтожную своим присутствием. Прошу прощения, мне недостает манер. Фэнцзю из Цинцю приветствует владыку, – с прохладной вежливостью проговорила девушка.
Дун Хуа выслушал приветствие, смерил взглядом замершую в поклоне Фэнцзю и коротко разрешил ей сесть. Когда она с поникшей головой подошла и присела, он отставил чашку с плавающими в ней чаинками и неторопливо спросил:
– Мое появление лишило вас дара речи?
Только Фэнцзю чуть расслабилась и просчитала дальнейшие шаги, как новая фраза владыки пошатнула ее с трудом обретенное спокойствие. Удивленно подняв голову, она все же взяла себя в руки и с той же отстраненно-вежливой улыбкой ответила:
– Я впервые лицезрю Верховного владыку. Недостойная скорее онемела от радости. Прошу меня простить.
Дун Хуа кивнул, принимая ответ, а про себя подумал, что, несмотря на вежливые слова, ни один внимательный человек не разглядел бы в застывшей улыбке владычицы Цинцю радости. Он налил ей давно остывшего чая.
Двое продолжали сидеть в неловкой тишине. Вскоре Фэнцзю опустошила свою чашку и потянулась за чайником, чтобы налить себе еще. Дун Хуа проследил, как чашка наполняется до краев, а потом вдруг неведомым образом опрокидывается на светлые одежды Фэнцзю. По ее юбке растекалось водянистое пятно.
Дун Хуа положил руку на стол, пристально наблюдая за девушкой.
Изначально ему просто было любопытно. Она так увлеченно созерцала восход солнца на Тринадцатом небе, что он подумал, будто отсюда открывается какой-то необычный вид. А потом она пригласила его присесть, и он не стал отказываться.
Теперь же, глядя на разворачивающийся перед ним театр одного актера, он по-настоящему развеселился. Видимо, она приняла его за еще одного соискателя ее руки и сердца, но из-за его высокого статуса не могла прогнать его так же, как двух предыдущих. Поэтому, чтобы сбежать, ей пришлось прибегнуть к такой отчаянной уловке, как «страдание плоти» – пролить чай на себя же.
От юбки Фэнцзю поднимался пар. Похоже, в чайнике и впрямь был кипяток. Она совсем не жалела себя.
Дун Хуа подпер щеку, совершенно верно полагая, что сейчас Фэнцзю попытается сбежать. И действительно: она пару раз взмахнула рукой, чтобы убрать пятно, и у нее, разумеется, не получилось. Тяжело вздохнув, она очень церемонно, почтительно, вежливо-отстраненно – и с тщательно скрываемой радостью – воскликнула:
– Как неудачно дрогнула рука, моя юбка непоправимо испорчена! Прошу прощения, вынуждена покинуть вас первой. Надеюсь, вы не против обсудить писания мудрейших наставников в другой день.
Ветер окутал их ароматом белых лотосов. Дун Хуа поднял на Фэнцзю взгляд и плавно протянул ей большой фарфоровый чайник.
– Вы пролили всего чашку. Не стоит так мелочиться. Я проверил: вода остыла. Если ваша рука дрогнет и на этот раз, ваш наряд будет испорчен действительно непоправимо.
Верховный владыка Дун Хуа давно не покидал Рассветный дворец. Молодые небожители еще не успели испытать на себе его ядовитый язык, а бессмертные постарше тщетно пытались забыть об уже пережитых унижениях. Хотя владыка Дун Хуа говорил мало, каждое его слово разило так же точно и больно, как его меч.
Ходили легенды, будто один своенравный юнец из демонов, прознав о воинских заслугах Дун Хуа, проник на Небеса, чтобы вызвать того на поединок. Разумеется, стража повязала демоненка еще на подходе к Рассветному дворцу.
Как раз в это время Дун Хуа играл сам с собой в вэйци [6] у лотосового пруда неподалеку.
Схваченный юнец разразился руганью, желая задеть владыку за живое.
Дун Хуа сложил вэйци и собрался уходить. Путь его лежал мимо плененного демона. Завидев владыку, тот раскричался еще больше. Мол, небожители так носятся со своей нравственностью, кто ж знал, как бесстыден их повелитель! Если у Дун Хуа осталась хоть капля добродетели, он должен немедленно очистить свое имя в бою, а не позволять слугам набрасываться на честного демона всей толпой…
Уже ушедший с коробкой вэйци Дун Хуа даже вернулся на два шага и переспросил у распростертого на земле демоненка:
– Капля чего, говоришь?
– Добродетели! – немедленно заорал тот. – Я говорю о добродетели!
Дун Хуа неспешно продолжил путь, бросив через плечо:
– Какое интересное слово, впервые слышу.
У юноши случился приступ удушья, и он потерял сознание от возмущения.
Фэнцзю вспомнила об этой истории спустя три дня, когда слушала, как ее тетушка воспитывает сына в зале Благовещих облаков.
В этом зале жил сын Бай Цянь и Е Хуа, юный правнук Небесного владыки, принц А-Ли по прозвищу Колобочек.
Колобочек, в ярко-желтых одежках, сидел перед матушкой. Видя, что взрослые сидят, надежно опершись ногами о пол, а он только и может, что болтать ими в воздухе, маленький правнук Небесного владыки, стиснув зубы, полдня пытался дотянуться своими ножками до пола. Однако ножки были слишком короткими, а стул слишком высоким, поэтому юный принц пока проигрывал. В конце концов он разочарованно бросил эту затею и теперь уныло слушал матушку, опустив голову.
Бай Цянь отчитывала его с самым серьезным видом:
– Я слышала, твой отец чуть ли не в десять лет мог наизусть читать «Сутру, истолкованную великим Сатьякой Ниргрантапутрой» [7], сутру «Вопрошения Брахмы-Вишесачинти» [8] и тайную мантру Призыва Недвижимого посланника Ачала Видья-раджа, пребывающего в самадхи [9]. Как же мы тебя так избаловали, что ты в свои пятьсот лет с трудом запомнил «Звучание и смыслы сутр»? [10] Конечно, оттого, что тебе тяжело даются буддийские тексты, небо не рухнет, но мог бы ты не ставить матушку с отцом в неловкое положение?
Уязвленный Колобочек разумно возразил:
– Конечно мог бы, но ум мне достался от матушки, а не от отца.
Фэнцзю выплюнула только что выпитый чай. Бай Цянь прищурилась, бросив на племянницу многозначительный взгляд. Фэнцзю торопливо замахала руками, с трудом сдерживая улыбку:
– Не поймите неправильно, чай попал не в то горло. Вы продолжайте, продолжайте…
Когда Бай Цянь перевела взгляд на Колобочка, Фэнцзю отчего-то вспомнила историю о том, как Дун Хуа довел до обморока молодого демона. Девушка снова отпила чай, ее глаза сияли едва скрываемой улыбкой. Фэнцзю склонила голову и посмотрела на свое траурное одеяние. Ее улыбка поблекла. Фэнцзю смахнула темную прядь, упавшую на рукав.
В жизни огорчений – что волос на голове. Фэнцзю не из тех, кто будет считать каждую волосинку. Но прошлое, не спрашивая ее мнение на этот счет, само настигало ее. Стремительным потоком пронеслись две тысячи семьсот лет, полные стольких событий. Что-то она помнила, а что-то старалась забыть и в конце концов преуспела.
Цинцю давно не вмешивался в мирские дела, но это не значило, что внутри него не находилось забот. За последние двести лет Фэнцзю редко вспоминала Дун Хуа. На Небесах же она сталкивалась с ним чуть ли не на каждом шагу.
Фэнцзю не расстраивало то, что он не узнал ее. Их с Дун Хуа связь, говоря буддийским языком, была невозможна и ошибочна. Впрочем, можно было бы выразиться честнее и проще.
Их любовь была бы преступлением.
Тем временем наступил последний день церемонии Тысячи цветов, что устраивал владыка Лянь Сун. По обычаю в этот день из тысяч распустившихся цветов выбирался самый красивый. Говорят, даже будды из Чистых пределов на западе [11] прибыли издалека, привезя с собой редкие цветы линшаньских гор. Давно на Небесах не видели столько гостей: небожители всех рангов спешили на праздник.
Фэнцзю цветы так сильно не вдохновляли. Тем более что по совпадению несколько дней назад бессмертные с какой-то горы нижнего мира испросили дозволения представить певцов и танцоров для свадьбы наследного принца и теперь репетировали отрывок из постановки «Генерал-красавица» под присмотром Ми Гу на террасе Небесного повеления на Седьмом небе.
Фэнцзю, взяв с собой сверток тыквенных семечек и маленькую «бутылочку из-под маслица» [12], отправилась смотреть представление.
Маленькая «бутылочка из-под маслица» в лице единственного племянника Фэнцзю, юного принца А-Ли, просеменила с ней во врата на Седьмом небе.
А за теми вратами, в густой тени у Зеркала Чудесных цветов, в то время как раз пил чай владыка Дун Хуа, покинувший церемонию Тысячи цветов при первой же возможности.
Зеркало Чудесных цветов было священным местом на Седьмом небе. Хоть оно и называлось зеркалом, на самом деле это был водопад. В нем отражались Три тысячи тысячных великих миров [13], и, если бессмертному хватит сил, он мог бы, взглянув на водопад, узреть взлеты и падения любого из миров смертных.
Мощь водопада была столь велика, что воздух вокруг гудел от напряжения. Не всякий небожитель мог долго здесь находиться, даже у совершенных владык рядом с ним кружилась голова. Поэтому долгие годы для отдыха, чтения и рыбалки это место использовал один Дун Хуа.
Проходя с Колобочком врата Седьмого неба, Фэнцзю велела ему:
– Подойди ко мне, не приближайся к Зеркалу Чудесных цветов. Там одухотворенная ци, можешь обжечься.
Колобочек послушно подошел и возмущенно пнул камешек.
– Отец ужасен, – жаловался мальчик. – Я отчетливо помню, что прошлой ночью заснул в матушкином зале Вознесения. Но наутро я проснулся в зале Благовещих облаков. Отец солгал, сказав, что я хожу во сне и, наверное, сам вернулся к себе!
Колобочек развел руками, окончательно превратившись в беззащитный шарик клейкого риса:
– Ясно как день, что отец не хочет делить со мной матушку. Он воспользовался тем, что я уснул, и отнес меня в другой дворец. Он даже родного сына обмануть может, бессовестнейший из бессовестнейших!
Фэнцзю подбросила на ладони сверток с семечками.
– И ты не поспешил к матушкиному залу плакать и давить им на совесть сразу же, как проснулся? Ты безнадежен.
– Я слышал, только девочки могут слезами желаемого добиться. Неужели… н-неужели мальчикам тоже так можно? – поразился Колобочек. От волнения он даже начал заикаться.
Фэнцзю ловко поймала сверток и, посмотрев на Колобочка, наставительно заявила:
– Конечно можно, дитя. Слезы и сопли – это чудесный артефакт, которым с наслаждением пользуется весь бессмертный мир.
Подперев щеку, Дун Хуа смотрел вслед двум удаляющимся фигуркам. В руке он держал позабытую книгу. В Зеркале Чудесных цветов изменили цвет ветра и облака – верный признак перемен. Звенели копья, ржали боевые кони – начинались и заканчивались войны, вершились судьбы миллиардов миров.
Чайник на столе вскипел.
От врат Седьмого неба до террасы Небесного повеления предстоял долгий путь.
Как только они достигли сада камней, уставший Колобочек потребовал привал. Стоило им присесть, как в небе полыхнуло серебром. В слепящем сиянии постепенно проявился силуэт несущейся во весь опор повозки. Из-под ее колес клочьями ваты разлетались облака, а порыв ветра донес до сидящих внизу одуряющий запах диких цветов.
Такое грандиозное зрелище из своего появления мог устроить разве что какой-нибудь высокопоставленный бессмертный нижнего мира, прибывший на церемонию Тысячи цветов.
Через мгновение повозка пропала из виду, очевидно пройдя врата Восьмого неба. За садом камней вдруг раздались голоса. Похоже, пара служанок решила обменяться впечатлениями о случившемся.
– Неужели в повозке сидела названая младшая сестра Верховного владыки Дун Хуа, принцесса Чжи Хэ? – спросила одна.
– Надо же, как она обставила свое возвращение, – неспешно отвечала ей вторая. – Однако как же стремительно скакун перепрыгивает расщелину [14]. Кажется, принцессу ссылали к смертным на триста лет?..
– Кстати говоря, почему Небесный владыка так обошелся с принцессой? Сестрица, ты тогда служила на Тринадцатом небе, не помнишь, что произошло?
Ее собеседница надолго задумалась, а когда заговорила, голос ее звучал приглушенно:
– Я сама всего не знаю, но помнится, то еще было времечко. Говорят, старшая принцесса царства демонов должна была выйти замуж в Рассветный дворец, но принцесса Чжи Хэ, безумно влюбленная во владыку Дун Хуа, сорвала свадьбу. Узнав об этом, Небесный владыка пришел в ярость и велел отправить принцессу в нижний мир.
Другая служанка с трудом сдерживала волнение:
– Ты сказала «выйти замуж в Рассветный дворец»? То есть стать женой владыки Дун Хуа? Откуда пошли такие слухи? Владыка давно в уединении, когда это его интересовали мирские дела?
– Демоны хотели скрепить союз с Небесами браком. Если так посмотреть, то для этой цели, кроме владыки Лянь Суна, тогда годился разве что Верховный владыка. Вообще, дела высокого двора не нашего ума дело. Но сама подумай: владыка тысячелетиями не покидал свой дворец, может, он и не знал, что значит «жениться»?
Ее подруга ахнула. Но все же она выведала еще не все, поэтому поторопилась спросить:
– Кстати, я помню, триста лет назад мне разок удалось увидеть владыку. Рядом с ним всегда вертелась маленькая алая лисичка. Некоторые служащие в Рассветном дворце говорили, что владыка относится к ней по-особенному. Куда бы ни пошел, брал ее с собой. Но, прислуживая ему на застолье в честь праздника наследного принца, я не заметила никакой лисички. Куда же она делась?
Другая служанка ответила далеко не сразу. Наконец она вздохнула:
– Владыка и правда обожал ту лисичку. Однако в Рассветном дворце ходят слухи, что лисичка вдруг пропала прямо перед свадьбой владыки. Он велел обыскать все тридцать шесть небес, но ее так и не нашли.
Фэнцзю откинулась на большой камень, все выше и выше подбрасывая сверток с семечками. В последний раз она подбросила его так сильно, что он улетел в небольшой лотосовый пруд сбоку от сада. Служанки явно перепугались, послышался быстрый топот удаляющихся шагов.
Колобочек так старательно сдерживал слезы, что у него раскраснелось личико. Глядя на все еще идущую кругами воду, он всхлипнул:
– И что мы теперь будем есть на представлении?
Фэнцзю встала и, оправив юбку, собралась уходить. Колобочек совсем сник и спросил с легкой обидой:
– Почему я не знал, что на Небесах есть лисичка?
Потом, словно говоря сам с собой, пробормотал:
– Куда же она ушла?
Фэнцзю остановилась, дожидаясь, когда Колобочек ее догонит.
Рассвет очертил золотом границу Седьмого неба.
Фэнцзю запрокинула голову, подставляя лучам лицо. Меж ее бровей пролегла складка.
– Возможно, она вернулась домой.
Потом она покосилась на Колобочка.
– Слушай, коротконожка, ты можешь топать быстрей?
Колобочек решительно замотал головой.
– Не могу!
Только добравшись до террасы Небесного повеления, Фэнцзю поняла, что золотистый свет, который они только что видели, разлил вовсе не звездный владыка Мао Жи, властитель Плеяд, который жил во дворце Лучистого сияния [15].
Представшее перед ней зрелище заставило Фэнцзю так и замереть в десяти чжанах от террасы.
Терраса Небесного повеления, выполненная из холодного, тщательно отшлифованного нефрита, устремлялась ввысь на сотню чжанов, а вокруг нее полыхало непонятно откуда взявшееся море огня. Если бы на вершине террасы Ми Гу не удерживал из последних сил защитный купол, бушующее пламя давно бы поглотило дрожащих от страха артистов.
Тут же, у самой кромки огня, стояла и промелькнувшая перед ними ранее повозка. Со всех сторон ее окружал плотный заградительный барьер. Внутри него и правда оказалась вернувшаяся из своей трехсотлетней ссылки принцесса Чжи Хэ. Ми Гу что-то кричал в ее сторону, но судорожно вцепившаяся в оглоблю принцесса явно его не слышала. На ее лице застыло выражение крайней беспомощности.
Из-за стены огня внезапно раздался громогласный рев.
Фэнцзю чуть прищурилась и наконец определила источник пламени. В огненном море беспокойно метался в поисках жертвы, яростно хлопая крыльями, зверь Алого пламени. Это из его раззявленной огромной пасти то и дело вырывался огонь. Так и не достав никого, зверь выпучил глаза и ринулся обратно в гущу пламени, свирепо ударяясь о барьер Ми Гу.
Прозрачная граница его щита уже пошла трещинами. За клубами огня мелькали перепуганные лица танцовщиц. Наверняка они кричали от ужаса, но силовой барьер глушил все звуки. Эта немая сцена рождала противоречивые чувства.
На самом деле все понимали, зачем в этот раз Чжи Хэ явилась на Небеса. С одной стороны, она прибыла на церемонию Тысячи цветов, с другой – втайне желала хоть краем глаза взглянуть на названого старшего брата, владыку Дун Хуа.
За такую чудесную возможность Чжи Хэ стоило благодарить высшую богиню Бай Цянь, обожавшую представления. Памятуя об этом увлечении высшей богини, принцесса самолично выбрала на горе несколько актеров и испросила дозволения представить их на Небесах. Вершиной этого многослойного замысла, конечно же, было появление самой Чжи Хэ, якобы желающей удостовериться, что выбранные ею певцы и танцоры точно пришлись по душе высшей богине.
Однако судьба явно не благоволила Чжи Хэ. Кто-то снял печать, сдерживающую зверя Алого пламени под террасой Небесного повеления, и Чжи Хэ на своей повозке въехала прямиком в огненный кошмар.
На самом деле Чжи Хэ была богиней воды. Когда она еще жила в Рассветном дворце, то подчинялась повелителю Четырех морей, владыке Лянь Суну. Под ее управлением находились дожди Западной пустоши, и для небожительницы это был редкий шанс принести настоящую пользу. Даже после того, как ее сослали в нижний мир, она все равно осталась отвечать за дожди на горе.
Но Чжи Хэ понимала, что для борьбы со свирепым чудовищем ее способности вызывать небольшой дождик явно маловато. Она уже хотела отправиться за помощью, когда бессмертный в одеждах, напоминающих лохмотья, что-то закричал ей со стороны другого защитного барьера. Похоже, он придумал, как выйти из сложившейся ситуации, но, как бы громко он ни кричал, Чжи Хэ не слышала решительно ничего.
Пока она переминалась с ноги на ногу, мимо нее пронеслась белая тень. От мелькнувших в воздухе вышитых светлых туфель поднялся небольшой вихрь. Горячий воздух раздул рукава верхней накидки незнакомки – словно беспорочный лотос распустился против ветра.
Чжи Хэ медленно скользила взглядом от пары туфелек вверх по юбке из тончайшей кисеи все выше и выше… Дойдя до лица, она с трудом сдержала крик.
Она помнила это лицо: эти надменно поджатые губы, высокую переносицу, абрикосовые глаза, изогнутые брови.
Только в прошлом этот высокий лоб не украшало родимое пятно в форме изящного цветка Пера феникса, которое сейчас придавало своей обладательнице поистине холодное очарование.
Девушка из воспоминаний Чжи Хэ была ничтожной служанкой в Рассветном дворце. Тогда сама Чжи Хэ еще многого не понимала, но уж то, что перед ней редчайшая красавица из тех, которые «взглядом покоряют города», она распознала на раз. И ее стала снедать ревность. Она боялась, что даже Дун Хуа не устоит перед этой потрясающе красивой мерзавкой, поэтому изо всех сил препятствовала их встрече. Втайне от всех она заставила ту служанку хлебнуть немало горя. Возможно, даже слишком много горя.
На лице Чжи Хэ страх смешался с сомнением.
– Ты…
Незнакомка безжалостно ее перебила:
– Ты же богиня, управляющая водой! Вокруг все горит, почему не призовешь дождь? За что небесные зовут тебя богиней воды? За красивые глазки?
Не дав Чжи Хэ и рта раскрыть, девушка сняла с пояса длинную флейту, развернулась к террасе и шагнула прямо в бушующее пламя.
Что Фэнцзю действительно отточила за годы совершенствования, так это два умения: готовить и драться. В миролюбивом Цинцю за последние двести лет до настоящих драк доходило редко, и Фэнцзю скучала. Она бы соврала, если бы сказала, что не обрадовалась зверю Алого пламени как родному.
Движения девушки в белоснежных одеждах над бескрайним огненным морем напоминали танец. Звучала флейта – она призывала дождь.
Мелодия, казалось, объяла пламя – и взметнулась ввысь, пробуждая Небесную реку. Млечный путь забурлил, и в следующее мгновение бушующие воды Тридцать шестого неба пали на террасу Небесного повеления шумным ливнем. Огонь постепенно стихал под натиском воды, и это привело зверя Алого пламени в ярость. Он перестал бросаться на барьер Ми Гу и выпустил в сторону Фэнцзю струю пламени.
Разумеется, она этого ожидала. Фэнцзю выманивала тигра с горы – отвлекала внимание на себя. Но если бы не нужно было выиграть для Ми Гу время, чтобы тот спас певцов и танцоров, застрявших на террасе, она бы давно изрубила чудище своим мечом Закалки характера. Несомненно, ее противником был свирепый зверь, так что схватка почти наверняка затянулась бы на какое-то время, но она все равно вышла бы куда увлекательнее нынешней!
Фэнцзю с грустью подумала, что не сможет одновременно управляться и с призывающей дождь флейтой, и с мечом. Из Чжи Хэ помощника бы не вышло, поэтому Фэнцзю оставалось только надеяться, что Колобочек все же пошевелит своими короткими ножками и вскоре приведет ей на помощь кого-то из родных.
Погруженная в размышления, она еще могла проворно уклоняться от огненных шаров, извергаемых зверем Алого пламени, но из-за того, что она не прекращала призывать дождь, сил на создание защитного барьера вокруг тела у нее не оставалось. С Небес лило немилосердно, и Фэнцзю промокла до нитки. Зато пламя, охватившее террасу Небесного повеления, потихоньку сошло на нет. Зверь Алого пламени, всецело сосредоточившись на раздражающе мельтешащей перед его носом Фэнцзю, не заметил, как на территории позади него, которую он уже считал своей, вдруг образовался проход и вся его добыча уже сбежала.
Они сражались уже слишком долго, и Фэнцзю поняла, что начинает уставать. Да, она давно не дралась, но проиграть в первом же, после такого долгого перерыва, сражении? Ни за что. Как она посмотрит в глаза подданным, когда вернется в Цинцю? Фэнцзю подумала, что сейчас самое время бросить флейту и взяться за меч. Но если атаковать спереди, скорее всего, хитрый зверь уйдет из-под удара. Если атаковать сзади, он и тут увернется, а вот она – нет, и ее прихлопнут лапой. Что же делать?..
Пока Фэнцзю тщетно пыталась отыскать выход из ситуации, из-за ее спины вдруг пронеслась ударная волна от чьего-то меча.
Зверь Алого пламени выдохнул огонь ей в лицо. В голове Фэнцзю не осталось иных мыслей, кроме одной: она должна уклониться. Чья-то рука мягко обняла ее за талию, уводя из-под атаки, и тут же отпустила.
Волна от нового взмаха меча всколыхнула рукава Фэнцзю. Удар был настолько мощным, что принял форму огромной зеркальной стены, безжалостно отбросившей летящий в Фэнцзю поток пламени. Раскаленная белая вспышка продолжила движение, и только недавно так свирепо полыхавший огонь ударил по своему хозяину.
На голову оцепеневшей Фэнцзю медленно опустился пурпурный плащ и закрыл обзор. Она с трудом выпуталась из слоев сухой ткани и увидела своего спасителя. Впереди спиной к ней стоял молодой мужчина с мечом в руке, облаченный в царственные одежды благородных оттенков пурпура. Его волосы белели, словно шапки снега на горах Цинцю.
В Рассветном дворце этими узкими сильными пальцами он держал древние писания. За пределами Рассветного дворца он сжимал ими легендарный меч Высокого долга. Казалось, что бы ни находилось в его руках, он всегда выглядел превосходно.
Террасу Небесного повеления покрывали следы недавнего побоища. За серебристым сиянием, окутывающим фигуру Дун Хуа, его движения с трудом различались. От удара зверь Алого пламени с жалобным воем улетел куда-то за горизонт. Впрочем, уже через два вздоха он с ужасающей силой рухнул наземь. Терраса Небесного повеления дрогнула так, что казалось, непременно пойдет трещинами.
Дун Хуа вложил меч в ножны. Ни одна капля крови зверя не запятнала его одежд или кожи.
Принцесса Чжи Хэ все еще не могла найти в себе силы отступить от повозки хоть на пару шагов. В ее лице как будто не осталось ни кровинки. Она хотела было приблизиться к месту битвы, но все же струсила.
Танцовщицы, впервые столкнувшиеся лицом к лицу с таким бедствием, никак не могли оправиться от потрясения и тихонько всхлипывали.
Ми Гу помог Фэнцзю сесть на каменную скамью у подножия террасы Небесного повеления. Пока госпожа справлялась с пережитым волнением, он, как и положено было верному слуге, начал ее распекать:
– Вы слишком неосторожны! Если бы не Верховный владыка, еще неизвестно, чем бы все закончилось. Случись с вами несчастье, и тысячи смертей не искупили бы мою вину. Что бы я сказал вашей тетушке?
– Но ведь обошлось же? – едва слышно пробормотала Фэнцзю.
В глубине души она была благодарна Дун Хуа, хотя и знала, что, не приди он на помощь, ее непременно спасли бы тетя или ее муж. Не случилось бы никакого несчастья, она совершенно точно не погибла бы. Заметив Дун Хуа, направляющегося в их сторону с опущенным мечом, она подумала, что он идет к Чжи Хэ, и отошла к столу, пропуская его. Только сейчас она поняла, что все еще кутается в его плащ.
Она прошептала Ми Гу:
– Одолжи мне свою накидку.
Ми Гу чихнул и посмотрел на пурпурный плащ, накинутый ей на плечи.
– Вам мало имеющегося?
Он запнулся, подбирая слова, но потом все же произнес:
– Иногда что прошло, то прошло. Мне казалось, за двести лет вы тоже это осознали, так почему теперь думаете о всяких пустяках?
Высказавшись, он вцепился в свою одежду покрепче, явно не горя желанием ею делиться.
Фэнцзю уже сняла и сложила плащ, готовясь вернуть его владельцу.
Подняв голову, она невольно отшатнулась.
Дун Хуа оказался неожиданно близко. В его руке покоился меч Высокого долга, а сам владыка скользил по ее лицу нечитаемым взглядом.
Тонкие одежды Фэнцзю промокли насквозь, крупные капли воды катились вниз по юбке, отчего под ногами у нее уже собралась маленькая лужица. Какой жалкой она, верно, казалась со стороны!
Мокрая ткань липла к телу. В замешательстве Фэнцзю отвела взгляд. Волнение с трудом улеглось, но душа ее пребывала в смятении. Похоже, она так и не смогла усмирить лихорадочно колотящееся после их последней встречи сердце. Она еще не привыкла к владыке, еще не знала, как с ним обращаться. Правильнее было бы избегать его, чтобы не натворить новых ошибок. Но почему-то чем сильнее она желала от него спрятаться, тем чаще он ее находил.
Взгляд Дун Хуа скользнул по ее фигуре и упал на аккуратно свернутый пурпурный плащ у нее в руках.
– Вас чем-то не устраивает мой плащ? – ровно поинтересовался владыка.
Фэнцзю подумала, что они стоят слишком близко. От аромата белого сандала у нее кружилась голова. Она отступила на шаг, увеличивая расстояние между ними, и с натянутой улыбкой ответила:
– Вовсе нет. Но если я приму плащ, то нужно будет его непременно выстирать и вернуть вам, а для этого придется снова с вами встретиться… нет-нет!.. Придется снова вас потревожить.
Лицо владыки приобрело сложное выражение, и Фэнцзю, спеша исправить ситуацию, добавила:
– Я боюсь потревожить… ваш покой.
Меч со звоном лег на каменный столик рядом со скамейкой.
Ми Гу закашлялся, в волнении смяв собственные рукава:
– Не поймите неправильно, владыка. Ее высочество вовсе не избегает встречи с вами. Вы пользуетесь таким почетом, мою госпожу печалит, что она не может видеть вас каждый день…
Фэнцзю незаметно наступила Ми Гу на ногу. Страж земель Цинцю умолк, скривившись от боли.
Дун Хуа смерил Фэнцзю взглядом.
– Раз так, оставьте себе на память. Можете не возвращать.
И без того напряженная улыбка Фэнцзю, казалось, вмерзла ей в лицо.
– Я… не это имела в виду.
Дун Хуа неспешно сел на скамейку.
– Значит, постирайте и верните.
Фэнцзю поняла, что ее застывшая улыбка сейчас пойдет трещинами, как самый настоящий лед.
– Сегодня такая прекрасная погода, мне совсем не холодно.
Сначала она хотела прямо сказать: я не стану одалживать ваш плащ, позволите? Однако, проговорив эти слова про себя, Фэнцзю нашла их грубоватыми и, меняя тон прямо на ходу, на грани вежливости попросила:
– Я бы не хотела одалживать такой пустяк, как плащ, позволите?
Стоило ей договорить, как резкий порыв ледяного ветра заставил ее вздрогнуть.
Дун Хуа взял чашку с чаем, который Ми Гу непонятно когда успел заварить и разлить, и неспешно отпил.
– Не позволю.
Стойкая страдальческая улыбка Фэнцзю все же сползла с ее лица. Девушка растерянно спросила:
– Почему?
Дун Хуа поставил чашку и спокойно взглянул на Фэнцзю:
– Я спас вас. За малую милость должно воздать многократно. Постирать плащ так сложно?
«Прежде он не был таким негодяем, – подумала Фэнцзю. – А может, он был им всегда, просто не показывал мне этой стороны».
Вернув себе расположение духа, она с суховатой улыбкой поинтересовалась:
– Вам так нравится досаждать другим?
Дун Хуа снова взялся за чашку и неторопливо ответил:
– Ничто другое меня так не радует.
Фэнцзю не знала, плакать ей или смеяться.
– Владыка, вы такой…
Дун Хуа отставил чашку и подпер щеку рукой.
– Какой?
Фэнцзю не нашлась с ответом. В бесстрастных глазах Дун Хуа мелькнула тень улыбки.
– Скажите, зачем вы бросились их спасать? – вновь спокойно спросил он.
Откровенно говоря, она замолчала не потому, что не знала, что ему ответить. Просто лицо его вновь приняло то до боли знакомое выражение, что однажды оставило глубокий след в ее сердце. Вот почему она оцепенела, а когда пришла в себя, владыка уже сменил тему.
Фэнцзю хорошо расслышала его вопрос. Почему бросилась их спасать? Она и сама не вполне понимала. Ей не было дела до жизни этих танцоров. Скорее всего, она бросилась им на помощь из-за слов, что когда-то сказал ей один человек.
Спустя долгое время она тихо ответила:
– Мой покойный муж учил, что сильные рождаются, чтобы защищать слабых. Если бы я оставила их на произвол судьбы, то сама сделалась бы слабой. А раз так, то как я могу защитить моих подданных?
Даже спустя много лет Дун Хуа не смог забыть ее слова. По правде, он и сам не понимал, зачем их помнить. В тот момент он вдруг ощутил странное родство с этой юной девушкой, хотя прежде никогда ее не знал. Их первая встреча случилась в Цинцю, у озера Возрождения, когда она, ступая по волнам, шагнула на берег. Длинные черные волосы облепили ее плечи, как морские водоросли. Он не запомнил ее облик так же, как не запомнил распустившиеся у озера Возрождения подсолнухи.
Слухи о случившемся на террасе Небесного повеления быстро разошлись по Небесам, и каждый сплетник трактовал произошедшее на свой лад. Молва вмиг сбросила Дун Хуа с пьедестала пределов Трех Пречистых [16] в грешный мир человеческих страстей.
Одни говорили, что, когда зверь Алого пламени вырвался из-под террасы Небесного повеления, владыка Дун Хуа в Рассветном дворце на Тринадцатом небе делал примечания к буддийскому писанию. Услышав, что его названая младшая сестра, принцесса Чжи Хэ, попала в огненную ловушку, он тут же поспешил на помощь и в конце концов усмирил зверя. Воистину, владыка Дун Хуа по-особенному относился к своей младшей сестрице!
Другие говорили, что, когда на террасе Небесного повеления разгорелось пламя, Дун Хуа как раз проходил мимо. Узрев прекрасную небожительницу, которая терпела поражение в схватке со зверем не на жизнь, а на смерть, владыка не смог оставить ее в беде, обнажил меч и спас деву.
Небесный владыка всегда полагал Дун Хуа богом без чувств и желаний. Что ж, и Небесному владыке случалось ошибаться.
Слухам не было конца.
Когда они дошли до Лянь Суна, тот захлопнул веер и, едва не переходя на бег, поспешил в Рассветный дворец якобы выпить вина и сыграть с Дун Хуа в вэйци. Там же за столом он воззвал к владыке, чтобы тот развеял его сомнения:
– Я ни за что не поверю, что вы попросту не смогли пройти мимо, увидев на террасе Небесного повеления красавицу, сражающуюся со зверем. – Лянь Сун опустил белый камень на доску и продолжил: – Однако, если вы однажды надумаете взять равную вам супругу для парного совершенствования, Чжи Хэ – неплохой выбор. Я вполне могу замолвить словечко перед отцом-владыкой, чтобы тот вернул ее на Небеса.
Дун Хуа в раздумьях покрутил винную чашу и невпопад ответил:
– Красавицу? Значит, они находят ее красивой?
– Что? – переспросил Лянь Сун.
Дун Хуа невозмутимо поставил на доску черный камень, закрыв белым одну из точек дыхания [17].
– У них отличное зрение.
Лянь Сун остолбенел, а когда до него дошел смысл сказанного, воскликнул:
– Вы правда встретили красавицу на террасе Небесного повеления?
Дун Хуа кивнул на доску:
– А ты правда пришел сыграть со мной в вэйци?
Лянь Сун коротко рассмеялся.
Таким образом, видя, что даже близкий друг Дун Хуа, владыка Лянь Сун, не верит ни в одну из двух версий случившегося на террасе Небесного повеления, прочие небожители со временем тоже стали считать их небылицами. Однако будущее принцессы Чжи Хэ теперь виделось всем исключительно светлым: никто не сомневался, что годы ее страданий подошли к концу и близок тот день, когда она вновь взлетит к Небесам и, быть может, даже добьется расположения Верховного владыки.
На Небесах существовало правило, требовавшее от вознесшегося небожителя отринуть семь желаний [18] и усмирить шесть чувств [19]. Однако касалось оно лишь тех, кто родился без бессмертной первоосновы и получил шанс войти в круг небожителей через обретение духовного сознания. Поскольку вознесение таких небожителей противоречило естественному порядку вещей, от них требовалась сообразная жертва, чтобы умилостивить небо.
Дун Хуа же застал еще времена разделения инь и ян. Он воплотился на холме среди Лазурного моря пробудившейся жизни. Он и был тем чистейшим средоточием силы Неба и Земли, что называют бессмертной первоосновой. Запрет на чувства и желания не распространялся на него изначально.
Ничто не мешало ему жениться.
П
осле рождения дочери мать и отец Фэнцзю желали проводить больше времени наедине друг с другом, так что воспитание беспокойной шумной лисички надолго поручили ее тете, Бай Цянь. Под таким-то присмотром Фэнцзю творила что хотела: ловила птиц и рыб, а однажды, воспользовавшись тем, что ее четвертый дядюшка задремал, подкралась к его крылатому спутнику, птице цзинвэй [20], и повыдергивала у нее все перья подчистую.
Бай Цянь, памятуя о днях своей буйной юности, рядом с безумствами которой проказы Фэнцзю просто меркли, всегда смотрела на шалости племянницы сквозь пальцы.
К моменту, когда Бай Цянь доверили воспитание Фэнцзю, белая лисица уже обладала глубоким пониманием вещей и имела вид богини мудрой и внушающей доверие. Это она вложила Фэнцзю в голову многие жизненные истины.
Например, как-то раз она сказала племяннице, что небожителю важнее всего перестать зависеть от чужого мнения. Такого рода бесстыдство есть отвага, дающая мужество сделать первый шаг. Тот, кто беззастенчиво и упорно идет к своей цели, рано или поздно ее достигнет.
Впоследствии Фэнцзю так же поощряла Колобочка бороться с отцом за право спать на кровати с матушкой. С обезоруживающей честностью она вверила Колобочку эту великую мудрость:
– Для небожителя важнее всего уметь отбросить стыд и совесть. Так любые начинания увенчаются успехом!
Тем же вечером Колобочек точь-в-точь повторил эти слова Бай Цянь и, сжав маленькие кулачки, твердо попросил матушку объяснить, как можно избавиться от стыда и совести окончательно, чтобы превзойти отца.
Бай Цянь отставила чашку с отваром из семян лотоса, который собиралась в качестве легкого напитка перед сном отнести Е Хуа в рабочие покои. Прошлась по залу Вознесения, тщательно выбирая самые увесистые буддийские сутры, нагрузила ими деревянную тележку и под покровом ночи отослала их Фэнцзю с ласковым напутствием, что, если та не перепишет их к завтрашнему заходу солнца, тетушка будет устраивать ей свидания вслепую от зари до зари.
Фэнцзю уже сладко спала, когда ее разбудила служанка Бай Цянь Най-Най. Лисичка заспанно уставилась на гору сутр. В ее сознании медленно всплывала вся та чушь, которую она наговорила Колобочку днем. Навернувшиеся на ее глазах слезы нечистой совести грозились затопить Млечный Путь.
К вечеру второго дня служанки извлекли Фэнцзю из-под завалов буддийских писаний и их копий и доставили в сад Драгоценного лунного света на Тридцать втором небе.
В сокровенном саду повсюду росли «беспечальные» деревья Ашока [21]. Меж их стволов благоухали всевозможные цветы. Изначально здесь давал наставления ученикам Верховный небожитель Тай Шан – владыка предела Высшей Чистоты [22].
Сейчас же сад, насколько хватало взгляда, заполнили до сотни молодых небожителей со всех четырех морей и восьми пустошей. Они стояли небольшими группами. Более терпеливые вели негромкую беседу с товарищами, менее терпеливые застыли с высоко поднятой головой, не отрывая взгляда от входа в сад.
Фэнцзю легко бы справилась с двумя-тремя женихами, с некоторым трудом отделалась бы от четырех или пяти, но тут их набилось не меньше сотни… Сердце Фэнцзю сжалось от страха, храбрость изменила ей, она невольно сделала шаг назад, потом еще один, и еще, и еще.
Неподалеку раздался несколько напряженный голос Бай Цянь, обратившейся к почтительно внимающим ей служанкам:
– Хм, пожалуй, мне стоит ее связать. Едва ли она продержится до конца, но сбежать раньше середины застолья я ей не позволю.
Сердце Фэнцзю бешено застучало. Она развернулась и припустила прочь.
Фэнцзю не знала, в какой момент стремительного бега по земле и по воздуху она выиграла у преследовавших ее служанок состязание в смекалке и смелости, но, когда она влетела в гущу саловых деревьев [23] и с потревоженных веток ей на голову посыпались ярко-желтые цветы, звуки погони за ее спиной утихли.
Она тихо перевела дух и оглянулась. Позади и правда никого не было – только далекий Млечный Путь, залитый спокойным сиянием заходящего солнца.
Не зря говорят: «Язык мой – враг мой». Из-за своего длинного языка Фэнцзю день и ночь была вынуждена переписывать сутры, и теперь, когда перед ней вдруг возникла пара величественных саловых деревьев, ей на ум сами собой пришли строки из «Собрания длинных наставлений» [24]: «В то время Почитаемый миром [25] на ложе меж двух саловых деревьев в Кушинагаре готовился перейти в паринирвану [26]».
Фэнцзю смахнула с волос желтый цветок и тяжело вздохнула. Что ж, раз она запомнила такое длинное и сложное писание, то сутки страданий над текстами прошли не впустую. Фэнцзю огляделась. После длительного бега она порядком испачкалась, и все тело ломило. Стоило ли раздеться и окунуться в горячий источник за саловыми деревьями?
Она надолго задумалась.
На востоке взошла яркая луна. Пусть она поднялась не так высоко и была не так величественна, как описывали в стихах смертные, в ее холодном серебряном свете, залившем все пространство внизу, совершенно потерялись деревья, цветы и камни. Над лазурными водами пруда заструился туман, расходясь по поверхности волнами теплой небесной ци.
Фэнцзю вновь опасливо оглянулась. Миновал час Собаки [27], прикинула она, сюда точно никто не придет. Фэнцзю подбежала к источнику, попробовала воду рукой и, окончательно успокоившись, потянулась к завязкам накидки. Следом за ней опали верхние одеяния и, наконец, нижние. Девушка осторожно шагнула в источник.
Погрузившись в горячую воду по шею, Фэнцзю издала стон блаженства. Рядом с ней проплыло несколько цветков салового дерева. Фэнцзю вдруг решила дать волю своему игривому нраву и начала было плести из них венок, как услышала за белым валуном в источнике громкий всплеск.
Рука, которой Фэнцзю потянулась за очередным цветком в венок, застыла в воздухе.
Темные воды источника пошли рябью, раздробив лунный свет. Из-за валуна показалась фигура в белых одеждах. Фэнцзю затаив дыхание следила, как она заходит в воду и приближается к ней. Из тумана постепенно проступила фигура высокого мужчины с серебристо-белыми волосами и красивым лицом.
Фэнцзю прижалась к каменной стенке источника. Обычно ее мало что могло смутить, но сейчас складывалась определенно неловкая ситуация. Девушка мертвенно побледнела.
Однако она не зря звалась владычицей Цинцю. Фэнцзю очень быстро взяла себя в руки и даже почти как ни в чем не бывало начала подбирать слова для приветствия.
Но как поздороваться в такой ситуации – это, пожалуй, целая наука. Случись им встретиться, допустим, под утопающим в цветах деревом, еще можно было вежливо сказать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли полюбоваться цветами?» Но нельзя же вежливо взмахнуть обнаженной рукой и выдать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли искупаться?»
Пока Фэнцзю лихорадочно размышляла, как начать разговор, Дун Хуа медленно пересек источник и, похоже, теперь собирался уйти. За все время он ни разу не посмотрел в ее сторону.