Ведьмы за границей E-Book

Терри Пратчетт

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Плоский мир: Ведьмы
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 363

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Представьте себе: вы идете, никого не трогаете, и вдруг вам на голову падает фермерский домик, который принес неведомо откуда взявшийся ураган... Или вы честный волк, промышляющий поросятами да серыми козлами, но внезапно вам в голову приходит абсолютно сумасшедшая идея отправиться за тридевять земель и сожрать какуюто жилистую, невкусную старуху. Причем подспудно вы чувствуете, что за это с вас сдерут шкуру, но все равно следуете этому странному, словно навязанному вам желанию. Вот что происходит, когда злые силы начинают играть со сказками, из которых соткана ткань самой Вселенной. Приключения Матушки Ветровоск, Нянюшки Ягг и Маграт Чесногк продолжаются. И на сей раз – за границей, где им придётся противостоять зеркальному колдовству и безумной феекрёстной, с которой у Матушки Ветровоск свои счёты...

Leseprobe

Терри Пратчетт Ведьмы за границей

Посвящается – а почему бы и нет? – всем тем, кто после выхода «Вещих сестричек» завалил меня своими вариантами «Песни про ежика». Божечки мои…

© А.М. Гагинский, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Terry Pratchett

WITCHES ABROAD

© Terry & Lyn Pratchett 1991 First published by Victor Gollancz Ltd, London

Вот он, Плоский мир, летящий через космос на спинах четырех слонов, что стоят на панцире небесной черепахи, Великого А’Туина.

Когда-то, давным-давно, такой мир считался бы странным и, возможно, даже невозможным.

А впрочем… давным-давно простые были времена.

Вселенная тогда была полна невежества, а ученые исследовали ее методом тыка. Как старатели в горном ручье, они искали золото знаний среди камней неразумности, песков неопределенности и усатых восьмилапых плавучих зверьков суеверия.

Изредка они разгибали спины и говорили что-то вроде: «Ура, я открыл третий закон Бойля!». И всем становилось ясно, что да как. Но проблема в том, что невежество было куда интересней, особенно то огромное, захватывающее невежество о больших и важных вещах вроде материи и творения. Так что люди бросали строить себе хижины из тростинок разума в хаосе мультивселенной и увлекались самим этим хаосом – отчасти потому, что гораздо проще быть экспертом в области хаоса, но по большей части потому, что в нем клубились поистине красивые узоры, которые в самый раз печатать на футболках.

И вот вместо занятий серьезной наукой[1] ученые вдруг начинали рассуждать о том, что познание невозможно и реальности не существует, а значит, и познавать нечего, и что все это невероятно увлекательно, и, к слову, а вы знали, что вокруг нас, возможно, целая куча маленьких вселенных, но никто их не видит, потому что они все замкнуты сами в себя? И, к слову, вам не кажется, что это классный принт для футболки?

По сравнению со всем этим исполинская черепаха с целым миром на спине – сущая банальность. По крайней мере, она не притворяется, что ее не существует, и никто в Плоском мире не пытался доказать, что ее не существует – а то вдруг еще окажутся правы и очутятся в космической пустоте без земли под ногами. Все дело в том, что Плоский мир существует на самой грани реальности. Здесь мельчайшие частицы могут проникать на другую сторону. А потому в Плоском мире к таким вещам относятся серьезно.

Например, к историям.

Ведь истории важны.

Люди считают, что истории создаются людьми. На самом деле все наоборот.

Истории существуют независимо от своих персонажей. Если знать об этом, знание становится силой.

Истории – это гигантские развевающиеся ленты пространства-времени, обретшего форму, они тянутся и клубятся по всей вселенной с начала времен. И эволюционируют. Слабые вымирают, а сильные выживают и жиреют от постоянных пересказов… и продолжают виться и тянуться во мгле.

И само существование историй придает хаосу прошлого слабый, но отчетливый узор. Истории оставляют достаточно глубокие следы, чтобы люди текли по ним, как вода стекает по расселинам на склоне горы. И всякий раз, когда новые персонажи проходят по следу истории, ее русло становится глубже.

Это так называемая теория повествовательной причинности – она гласит, что история, начавшись, обретает форму. Она вбирает вибрации всех прочих версий этой истории, какие только существовали.

Именно поэтому история всегда будет повторяться.

Да, тысячи героев воровали огонь у богов. Тысячи волков поедали бабушек, тысячи принцесс были поцелованы. Миллионы ничего не подозревающих персонажей двигались, сами того не зная, по руслу своей истории.

Теперь уже не бывает, чтобы третий сын, младший королевич, отправившись в поход туда, где уже сгинули его старшие братья, не достиг успеха.

Историям плевать, кто в них участвует. Важно только, чтобы историю рассказывали, чтобы она повторялась. Или, если хотите, можно смотреть на это так: истории – паразитическая форма жизни, они искажают жизни других, чтобы те служили лишь ей самой[2].

Нужно быть необычайным человеком, чтобы бороться с этим и стать содой, бурлящей в тесте истории.

Давным-давно…

Серые руки сжали молот, замахнулись им и ударили по столбу с такой силой, что он на фут ушел в мягкую землю.

Еще два удара – и он закреплен намертво.

Из зарослей, окружавших поляну, за этим безмолвно наблюдали змеи и птицы. В болотах дрейфовали аллигаторы, как лужи зловонной воды.

Серые руки подняли поперечную палку и закрепили ее, привязав лианами так туго, что древесина крякнула.

Она наблюдала за ним. А затем взяла осколок зеркала и привязала на вершине столба.

– Фрак, – сказала она.

Он взял фрак и накинул на крестовину. Длины палки не хватало, так что последние дюймы рукавов болтались.

– И шляпу, – сказала она.

Шляпа была высокой, круглой и черной. И поблескивала.

Осколок зеркала мерцал в темноте между шляпой и фраком.

– Сработает? – спросил он.

– Да, – сказала она. – Даже у самих зеркал есть отражения. Надо побеждать зеркала зеркалами. – Она поглядела сквозь заросли на стройную белую башню вдали. – Нам надо найти ее отражение.

– Оно, похоже, очень далеко.

– Да. Нам пригодится любая помощь.

Она оглядела поляну.

Она призвала Господина Перекрестка, Леди Бон Анну, Хоталогу Эндрюса и Широко Шагая. Пожалуй, эти боги были так себе.

Но лучшие из тех, каких ей удалось создать.

Это история про истории.

Или о том, каково на самом деле быть феей-крестной.

Ну а еще, среди прочего, о зеркалах и отражениях.

По всей вселенной есть отсталые племена[3], которые не доверяют зеркалам и портретам, потому что те, мол, крадут частицу человеческой души, и от человека остается меньше. Есть и другие народы, которые носят больше одежды и считают это все суеверием. Но нельзя не заметить, что люди, которые чаще прочих смотрятся в разного рода зеркала, имеют свойство быть худыми. Обычно это списывают на усталость от работы или, что характерно, на вредное воздействие среды.

Просто суеверие. Но суеверие не всегда неправда.

Зеркало может высосать частицу души. В зеркале может уместиться отражение всей вселенной – целое небо, полное звезд, в кусочке посеребренного стекла толщиной в дыхание.

Познайте зеркала, и вы познаете почти все.

Вглядитесь в зеркало…

…глубже…

…вот он, рыжий огонек на вершине холодной горы в тысячах верст от того душного, как парник, болота…

Местные называли гору Лисьей. На самом-то деле гора была лысая, то есть голая, а лисы на ней отродясь не водились. Но это недоразумение оказалось выгодным. В окрестные деревни часто приходят люди, вооруженные охотничьими арбалетами, капканами и сетями, и надменно требуют, чтобы местные проводники отвели их к лисам. Местные неплохо на этом зарабатывают, продавая путеводители, карты с лисьими норами, резные часы с лисичками вместо кукушек, трости с лисами на рукояти и торты в форме лисиц, а потому никто так и не потрудился исправить орфографию[4].

А гора та была лысее некуда.

Большинство деревьев сдавалось еще на полдороге к вершине, и лишь пара сосен держалась выше, создавая примерно то же впечатление, что пара жалких прядей, прикрывающих лысину упорно молодящегося старика.

Именно здесь назначали встречи ведьмы.

Сегодня костер горел на самой вершине горы. В пляшущих отблесках двигались темные силуэты.

Луна взошла над кружевом облаков.

И наконец высокая фигура в остроконечной шляпе произнесла:

– Так что, вы все принесли картофельный салат?

Одна ведьма из Овцепиков не явилась на шабаш. Ведьмы любят прогуливать работу, как и все мы, но в данном случае у нее было более важное дело. Не из тех дел, которые можно отложить.

Дезидерата Пуст готовилась к смерти.

Когда Дезидерата Пуст была маленькой, бабушка дала ей четыре важных совета, которые должны были помочь юной деве на непредсказуемо извилистом жизненном пути.

Советы такие:

Не доверяй собаке с рыжими бровями.

Всегда уточняй имя и адрес юноши.

Не становись меж двух зеркал.

И каждый день носи идеально чистое белье, ведь никогда не знаешь, не собьет ли тебя насмерть взбесившаяся лошадь, и, если люди обнаружат твое тело в неподобающем белье, ты помрешь со сраму.

Но затем Дезидерата выросла и стала ведьмой. А среди маленьких плюсов, которые дает работа ведьмы, есть такой: ты заранее знаешь, когда именно умрешь, так что можешь носить любое белье, какое хочешь[5].

Дело было восемьдесят лет назад, и тогда знать точную дату своей смерти казалось весьма заманчиво, ведь, конечно, втайне ты веришь, что будешь жить вечно.

Но то было давно.

А это – сейчас.

И вечность уже не казалась такой долгой, как когда-то.

Еще одно полено в очаге стало пеплом. Дезидерата не стала заказывать топливо на зиму. Какой теперь смысл-то?

Впрочем, оставалось еще кое-что…

Она осторожно упаковала это в длинный тонкий сверток. Затем сложила письмо, надписала адрес и подсунула под упаковочную бечевку. Готово.

Она подняла взгляд. Дезидерата ослепла тридцать лет назад, но это ей не мешало. У нее всегда был дар, если можно это так назвать, ясновидения. Так что, когда обычные глаза отказали, она просто научилась ясновидеть настоящее – это все равно проще, чем смотреть в будущее. А поскольку мистическим очам свет не нужен, можно и на свечах сэкономить. Как говорится, у всего есть светлая сторона, в зависимости от того, как посмотреть. Образно выражаясь.

Перед ней на стене висело зеркало.

В нем отражалось не ее круглое и розовое лицо.

Там было лицо женщины, привыкшей командовать. Дезидерата была не из тех, кто командует. Скорее даже наоборот.

Женщина сказала:

– Ты умираешь, Дезидерата.

– Спору нет.

– Ты состарилась. Такие, как ты, всегда старятся. Твоя сила почти ушла.

– Все верно, Лилит, – спокойно ответила Дезидерата.

– Так что она лишается твоей защиты.

– Увы, все так, – сказала Дезидерата.

– Выходит, остались только я и злая болотница. И я выиграю.

– Боюсь, похоже на то.

– Надо было тебе найти преемницу.

– Да все руки не доходили. Я планов не строю, ты же знаешь.

Лицо в зеркале приблизилось, будто фигура подошла поближе к своей стороне зеркала.

– Ты проиграла, Дезидерата Пуст.

– Такие дела, – Дезидерата поднялась на ноги, слегка пошатываясь, и подобрала занавеску.

Фигура в зеркале, похоже, разозлилась. Она явно считала, что проигравшие обязаны пребывать в отчаянии, а не иронично подшучивать над тобой.

– Ты что, не понимаешь, что означает твое поражение?

– Ну, кое-кто все четко объяснил, – ответила Дезидерата. – Всего доброго, милочка. – Она завесила зеркало со своей стороны.

Раздался гневный вздох, а затем все стихло.

Дезидерата стояла, будто погруженная в себя.

Затем она подяла голову и сказала:

– Чайник уже закипел. Хочешь чаю?

– НЕТ, СПАСИБО, – ответил голос у нее за спиной.

– Давно уже ждешь?

– ВЕЧНОСТЬ.

– Я тебя не задерживаю, нет?

– НОЧЬ ВЫДАЛАСЬ ТИХАЯ.

– Я все-таки чайку заварю. Кажется, тут печенька осталась.

– НЕТ, СПАСИБО.

– Ежели вдруг передумаешь, она в горшке на каминной полке. Настоящая клатчская керамика, между прочим. Может, даже настоящий клатчец делал. Из Клатча, – добавила она.

– ПРАВДА?

– Я по молодости немало путешествовала.

– ДА НУ?

– Славные были времена, – Дезидерата пошуровала в очаге. – Такая была работа, знаешь ли. А впрочем, думаю, у тебя все так же.

– ДА.

– Никогда не знаешь, куда тебя позовут. Ну то есть ты-то знаешь, это же ты. А меня обычно звали на кухни. Да почти всегда. Иногда на балы, но чаще всего на кухни, – она взяла чайник и налила кипяток в заварник, стоящий на печи.

– ДА-ДА.

– Я тогда исполняла желания.

Смерть как будто удивился.

– ЧТО? В СМЫСЛЕ ТЫ… ВЕШАЛА ПОЛКИ? МЕНЯЛА РАКОВИНЫ? ЧТО-ТО ТАКОЕ?

– Нет-нет. С людьми работала, – вздохнула Дезидерата. – Феекрестное дело – очень ответственное. В смысле, надо уметь вовремя остановиться. Когда исполняешь людям желания, они часто просят не очень-то добрые вещи. Так что им дать: то, чего просят, или то, что им нужно?

Смерть вежливо кивнул. Он считал, что люди получают лишь то, что им дают.

– Как в тот раз в Орлее… – начала Дезидерата.

Смерть насторожился.

– ОРЛЕЯ?

– Слышал, да? Наверняка слышал.

– Я… КОНЕЧНО, Я ЗНАЮ ВСЕ МЕСТА.

Лицо Дезидераты смягчилось. Внутренним взором она смотрела куда-то не сюда.

– Нас было двое. Крестные работают парами, знаешь ли. Я и госпожа Лилит. У крестных большая власть. Все равно что войти в историю. В общем, родилась девочка, внебрачная, но все равно миленькая, и не то чтобы они не могли пожениться, просто все никак не собрались… а Лилит пожелала малышке обрести красоту и власть и выйти замуж за принца. Ха! И с тех пор она над этим работает. А мне что делать? С такими желаниями не спорят. Лилит знает, как сильны истории. Я уж старалась изо всех сил, но у Лилит-то силища. Говорят, она теперь правит тем городом. Меняет всю страну, лишь бы история сработала! Да все равно теперь уже слишком поздно. Для меня. Так что я передаю свои обязанности. Такое вот оно, феекрестное ремесло. Никто не хочет стать феей-крестной. Ну, кроме Лилит, ясно дело. У нее шило в одном месте на этот счет. Пошлю-ка я кого-нибудь другого. Я и так уже припозднилась.

Дезидерата была доброй душой. Феи-крестные со временем начинают отлично понимать человеческую природу, отчего добрые становятся добрей, а злые – сильней. Она не любила грубых слов, но можно не сомневаться, что, используя скромное выражение «шило в одном месте», она подразумевала, что крыша этого человека улетела далеко за грань одержимости и продолжает разгоняться.

Она налила чаю.

– Вечная беда с этим ясновидением, – сказала она. – Видишь, что происходит, но не понимаешь, что это значит. Видала я будущее. Там тыква превращается в карету. А ведь это невозможно. Еще мышки превращаются в слуг, а это маловероятно. А потом часы бьют полночь, и что-то там про хрустальную туфельку. И ведь все это произойдет. Ведь именно так работают истории. И тогда я подумала: знаю я кое-кого, кто выворачивает истории по-своему.

Она снова вздохнула.

– Хотела бы я съездить в Орлею, – сказала она. – Погрела бы косточки. И Сытый Вторник уже на носу. В старину я всегда ездила в Орлею на Сытый Вторник.

Воцарилась напряженная тишина.

Затем Смерть сказал:

– ТЫ ЖЕ НЕ ПРОСИШЬ МЕНЯ ВЫПОЛНИТЬ ЖЕЛАНИЕ?

– Ха-ха! Никто феям-крестным желания не выполняет, – Дезидерата снова погрузилась в себя, словно разговаривая сама с собой. – Видишь? Мне этих троих надо отправить в Орлею. Надо отправить, потому что я их там видела. Всех троих надо. А это дело непростое, у них тот еще норов. Тут нужна головология. Надо, чтобы они сами себя отправили. Скажи Эсме Ветровоск пойти куда-то, так она из принципа не пойдет, а вот скажи ей, наоборот, не ходить – она туда помчится хоть по битому стеклу. Такие уж они, эти Ветровоски. Не умеют проигрывать.

Ее это почему-то рассмешило.

– А вот одной из них придется научиться!

Смерть промолчал. Дезидерата подумала, что, с его точки зрения, всем приходилось познать поражение.

Она допила чай. Затем встала, с торжественным видом надела остроконечную шляпу и вышла через черный ход.

Неподалеку от дома под деревьями была вырыта глубокая яма, в которую кто-то предусмотрительно поставил лесенку. Она спустилась и с некоторым трудом положила лестницу на листья. Затем легла сама. Затем села.

– Господин Черт, тролль с лесопилки, делает очень недорогие гробы, если, конечно, тебе по душе сосна.

– НЕПРЕМЕННО УЧТУ.

– Я попросила браконьера Харкера вырыть мне яму, – сказала она как бы между делом, – а по дороге домой он зайдет и засыплет ее. Я стараюсь, чтобы все аккуратненько было. Ну давай, маэстро, забирай.

– ЧТО? А, ЭТО ТАКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ.

Он поднял косу.

Дезидерата Пуст отправилась на покой.

– Ну, – сказала она, – это было нетрудно. А что дальше?

А это Орлея. Волшебное королевство. Алмазный город. Счастливая страна.

В центре города меж двух зеркал стояла женщина, наблюдая, как ее отражения тянутся в бесконечность.

Зеркала, в свою очередь, стояли в центре восьмиугольника зеркал под открытым небом на самой высокой башне дворца. Отражений было столько, что не поймешь, где кончаются зеркала и начинается реальный человек.

Звали ее леди Лилит де Темпскир, но за свою долгую и насыщенную жизнь она откликалась и на много других имен. Как оказалось, этому учишься довольно быстро. Если хочешь чего-то добиться в этом мире – а она с самого начала решила, что добьется всего, чего только можно, – надо менять имена легко и черпать силу везде, где найдешь. Она похоронила троих мужей, и как минимум двое из них к тому моменту были мертвы.

А еще надо много путешествовать. Большинство людей путешествуют мало. Меняй страны, меняй имена, и, если найдешь нужный подход, мир откроется перед тобой. К примеру, чтобы зваться «леди», ей пришлось проехать всего сотню миль. Теперь же она готова пойти куда дальше…

Два основных зеркала были расположены почти друг напротив друга – но не точно, так что Лилит могла заглянуть себе за плечо и увидеть, как ее отражения, изгибаясь, уходят в глубину зазеркалья.

Она ощущала, как втекает сама в себя, преумножается в бесконечных отражениях.

Когда Лилит вздохнула и вышла из межзеркалья, зрелище было потрясающим. Образы Лилит на миг зависли в воздухе позади нее, как трехмерные тени, а затем растаяли.

Итак… Дезидерата умирала. Назойливая старая кошелка. Так ей и надо. Она никогда не понимала, какая ей дана мощь. Она была из тех людей, которые боятся творить добро, лишь бы не навредить, которые все так серьезно воспринимают, что изведут себя моральными терзаниями, прежде чем исполнят желание хоть муравьишке.

Лилит опустила глаза и оглядела город. Что ж, теперь нет преград. Глупая знахарка на болоте не задержит ее надолго, она ничего не смыслит.

Ничто больше не стояло на пути к тому, что Лилит жаждала больше всего на свете.

К счастливому концу.

Шабаш на вершине горы немного притих.

Художники и писатели часто имеют весьма превратные представления о том, как выглядит шабаш ведьм. Это все потому, что они подолгу сидят в тесных комнатушках за занавесками, вместо того чтобы прогуляться и подышать свежим воздухом.

Взять хотя бы танцы нагишом. В умеренном климате редко выпадают ночи, когда можно танцевать без одежды, не говоря уж о том, что под босые ноги норовят попасть камни, ветки и внезапные ежики.

Потом еще вся эта тема с козлоголовыми богами. Большинство ведьм в богов не верит. То есть они знают, конечно, что боги существуют. Иногда даже общаются с ними. Но не верят в них. Они их слишком хорошо знают. Для них это все равно что верить в почтальона.

Еще воображают, будто ведьмы едят что-то вроде дохлых ящериц. На самом деле они такого не любят. Худшее, что можно сказать о вкусах старых ведьм, – они норовят макать имбирные печенья в чай и кладут в него столько сахару, что в нем ложка стоит, к тому же пьют из блюдец, когда им горячо. Да еще хлебают со звуком старого насоса. Уж лучше бы и правда ели жабьи лапы.

Что касается волшебных мазей, по чистой случайности художники и писатели тут ближе к истине. Большинство ведьм – женщины пожилые, а в этом возрасте мази как раз бывают полезны. Как минимум две ведьмы на сегодняшнем шабаше натерлись знаменитым грудным бальзамом Матушки Ветровоск из гусиного сала и шалфея. От него не летаешь и не получаешь видений, зато он защищает от простуды. Хотя бы потому, что мерзкая вонь, которая появляется примерно на второй неделе, отпугивает любого, от кого можно чем-то заразиться.

Ну и наконец, сами шабаши. Ведьмы, как правило, не любят общаться, по крайней мере, с другими ведьмами. У них возникает конфликт властных личностей. Это как съезд вожатых без отрядов. Ключевое неписаное правило ведьмовства гласит: «Делай не то, что хочешь, а то, что я велю». Стандартный размер ковена – одна ведьма. Ведьмы собираются вместе, только когда иначе никак.

Как в этот раз.

В отсутствие Дезидераты разговор неизбежно свернул на растущую нехватку ведьм[6].

– Как, совсем никого? – сказала Матушка Ветровоск.

– Никого, – ответила Бабуля Бревис.

– Это просто кошмар, – сказала Матушка. – Возмутительно.

– Ась? – переспросила Старая Мать Дисмасс.

– Возмутительно, говорит! – крикнула Бабуля Бревис.

– Ась?

– Нет новой девочки, чтобы взять! На место Дезидераты!

– А-а!

Последствия этого были ясны всем.

– Если никто не будет корочки, я доем, – сказала Нянюшка Ягг.

– В мое время такого не бывало, – сказала Матушка. – Всегда была целая дюжина ведьм, и это еще по нашу сторону горы. Конечно, так было, пока все это, – она скривилась, – не превратилось в развлечение. Теперь во всем этом стало слишком много веселья. Когда я была молода, мы никогда не развлекались. У нас времени не было.

– Термос фигит, – сказала Нянюшка Ягг.

– Что?

– Времена меняются, говорю. В смысле, тогда было тогда, а сейчас – это сейчас, – сказала Нянюшка Ягг.

– Незачем мне это говорить, Гита Ягг. Я прекрасно знаю, когда у нас сейчас.

– Надо идти в ногу со временем.

– Не вижу смысла. Зачем это нам…

– Что ж, похоже, пора нам снова менять границы, – сказала Бабуля Бревис.

– Это без меня, – тут же вставила Матушка Ветровоск. – Я и так четыре деревни тащу. Метла остыть не успевает.

– Ну, раз Мамаша Пуст преставилась, рук у нас явно не хватает, – сказала Бабуля Бревис. – Знаю, она не так много делала, вечно была занята другими вещами, но она все-таки была. Вот что в нашем деле главное. Быть. Всегда должна быть местная ведьма.

Четыре ведьмы хмуро уставились в огонь. Вернее, три из них. Нянюшка Ягг, умевшая находить во всем позитивную сторону, поджаривала тост.

– А в Рыбьих Ручьях теперь волшебник, – сказала Бабуля Бревис. – Когда Матушка Хоплисс преставилась, ее некем было заменить, так что послали в Анк-Морпорк за волшебником. Натуральным таким волшебником. С посохом. У него там лавка и все такое, даже латунная табличка на двери. С надписью «Волшебник».

Ведьмы вздохнули.

– Госпожа Жог преставилась, – сказала Бабуля Бревис. – И Бабуля Пиви тоже.

– Да ладно? Старая Мэйбл Пиви? – спросила Нянюшка Ягг с набитым ртом, щедро рассыпая крошки. – Сколько ж ей лет-то было?

– Сто девятнадцать, – ответила Бабуля Бревис. – Я ей говорила: нечего лазить по горам в твои-то годы. А она не слушала.

– Некоторым хоть кол на голове теши, – сказала Матушка. – Упрямые, как ослы. Скажи им чего-то не делать, и они не остановятся, пока именно это не сделают.

– Я даже слышала ее последние слова, – сказала Бабуля.

– И что она сказала? – спросила Матушка.

– Да что-то вроде «ой, блин», – сказала Бабуля.

– Именно так она и мечтала уйти, – сказала Нянюшка Ягг. Остальные ведьмы кивнули.

– Знаете… а ведь, похоже, ведьмовству в наших краях приходит конец, – сказала Бабуля Бревис.

Они снова уставились в огонь.

– Зефирки случайно никто не прихватил? – спросила Нянюшка Ягг с надеждой.

Матушка Ветровоск оглядела сестер-ведьм. Бабулю Бревис она терпеть не могла; эта старуха преподавала в школе по ту сторону горы и имела гнусную привычку сохранять здравомыслие даже в гневе. А Старая Мать Дисмасс была, пожалуй, самой бесполезной гадалкой в истории прорицания. А Нянюшку Ягг Матушка вообще не выносила, хоть та и была ее лучшей подругой.

– А что насчет юной Маграт? – невинно спросила Старая Мать Дисмасс. – У нее участок прямо рядом с Дезидератиным. Может, ей подкинуть в нагрузку?

Матушка Ветровоск и Нянюшка Ягг переглянулись.

– Она у нас сбрендила, – сказала Матушка.

– Ой, да ладно тебе, Эсме, – сказала Нянюшка Ягг.

– Да, я считаю, сбрендила, – сказала Матушка. – Говорить такое о своих близких – это не сбрендила, что ли?

– Она ничего такого не говорила, – сказала Нянюшка. – Только сказала, что хочет стать ближе к себе.

– О том и речь, – сказала Матушка Ветровоск. – А я ей говорю: Простота Чесногк тебе мать, Араминта Чесногк тебе бабка, Йоланда Чесногк тебе тетка, а ты себе… а ты себе я.

Она откинулась с видом человека, который только что решил все возможные вопросы насчет кризиса самоопределения.

– А она не слушала, – добавила она.

Бабуля Бревис нахмурилась.

– Маграт? – сказала она. Она попыталась воссоздать в памяти образ младшей ведьмы Овцепиков и вспомнила… ну, не само лицо, а глаза на мокром месте и беспомощно-добрую мину; ниже располагалось похожее на жердь тело, а выше – волосы, напоминающие растрепанный бурей стог. Неустанная добродетельница. Беспокойная душа. Из тех людей, что спасают упавших птенчиков и плачут, когда те дохнут, хотя старая добрая Мать-Природа вообще-то именно это и уготовала упавшим птенчикам.

– Не похоже на нее, – сказала она.

– А она сказала, что хочет быть более независимой, – сказала Матушка.

– Ну и что плохого быть независимой? – сказала Нянюшка. – На независимости ведьмовство и держится.

– Я и не говорю, что это плохо, – сказала Матушка. – Я ей так и сказала, в этом нет ничего плохого. Можешь, говорю, быть независимой сколько влезет, только будь добра делать, что тебе сказано.

– Просто вотри вот это, и все рассосется за недельку-другую, – сказала Старая Мать Дисмасс.

Три другие ведьмы выжидательно посмотрели на нее – вдруг добавит что-нибудь еще? Стало ясно, что не добавит.

– А еще она теперь учится – чему она там учится, Гита? – сказала Матушка.

– Самообороне, – сказала Нянюшка.

– Но она же ведьма, – отметила Бабуля Бревис.

– Я ей так и сказала, – заявила Матушка Ветровоск, которая всю жизнь бесстрашно ходила по ночам через кишащие разбойниками горные леса, точно зная, что в темноте нет никого страшней, чем она сама. – А она говорит, это не главное. Не главное! Так и сказала.

– Да к ней все равно никто не ходит, – сказала Нянюшка Ягг.

– А я думала, она собирается за короля замуж? – сказала Бабуля Бревис.

– Все так думали, – сказала Нянюшка. – Но ты же знаешь Маграт. У нее семь пятниц на неделе. Теперь вот говорит, не желаю больше быть сексуальным объектом.

Они все задумались об этом. Наконец Бабуля Бревис произнесла, медленно, как человек, выходящий из глубин потрясенного размышления:

– Так она никогда и не была сексуальным объектом.

– Могу с гордостью заявить, что я даже не знаю, что такое сексуальный объект, – твердо заявила Матушка Ветровоск.

– А я знаю, – сказала Нянюшка Ягг.

Они обернулись на нее.

– У нас Шейн привозил такой как-то раз из заграницы.

Они продолжали на нее смотреть.

– Он был такой бурый, толстый, на нем были бусики и лицо, и еще две дырочки для шнурка.

Они не отводили глаз.

– Ну, он сказал, что вот это вот было оно.

– Мне кажется, ты про идол плодородия, – подсказала Бабуля Бревис.

Матушка покачала головой.

– По описанию на Маграт не похоже… – начала она.

– Не может быть, чтобы это стоило два пенни, – сказала Старая Мать Дисмасс из какого-то своего времени, в котором сейчас находилась.

Никто толком не знал, из какого.

Таков профессиональный риск ясновидцев. Человеческий разум не рассчитан на броски вперед-назад по бескрайней дороге времени. Порой он может сорваться с якоря и начать бесконтрольно лететь в прошлое или будущее, лишь изредка бывая в настоящем. Старая Мать Дисмасс была рассредоточена во времени. Это значит, если вы с ней заговорили в августе, возможно, она услышала вас в марте. Проще всего было сказать ей что-нибудь сейчас и надеяться, что она это уловит, когда ее разум будет в следующий раз проходить мимо.

Матушка на пробу помахала рукой перед невидящими глазами Старой Матери Дисмасс.

– Опять она не с нами, – сказала она.

– Ну, если Маграт не может взяться, есть еще Милли Хопгуд с дороги на Ломоть, – сказала Бабуля Бревис. – Девочка работящая. Правда, глаз у нее косит еще хуже, чем у Маграт.

– Ничего страшного. Ведьме косоглазие даже к лицу, – заявила Матушка Ветровоск.

– Но надо уметь этим пользоваться, – сказала Нянюшка Ягг. – Вот старая Герти Симмонс косила, и оттого сглаз вечно попадал ей на кончик носа. Нельзя, чтобы люди думали, будто, ежели оскорбишь ведьму и она наложит проклятие, у нее собственный нос отвалится.

Они снова уставились в костер.

– Дезидерата, я так понимаю, не выбирала себе преемницу? – спросила Бабуля Бревис.

– И не подумала, – сказала Матушка Ветровоск. – Тут так не принято.

– Да, но Дезидерата тут не так много времени проводила. Такая у нее работа. Вечно уезжала в заграницы.

– Терпеть не могу заграницы, – сказала Матушка Ветровоск.

– Ты в Анк-Морпорке была, – напомнила Нянюшка. – А это заграница.

– Ничего подобного. Он просто далеко. Это не то же самое, что заграница. В загранице болтают на варварских языках, едят заграничную бурду и поклоняются этим твоим объектам, – заявила Матушка Ветровоск, прирожденный дипломат. – Заграница может оказаться прямо под боком, если прохлопать. Ух! – добавила она с презрением. – Да уж, она что угодно могла привезти из заграницы.

– Мне однажды привезла очень славную сине-белую тарелочку.

– А это мысль, – сказала Бабуля Бревис. – Надо бы кому-нибудь сходить и проведать ее домик. У нее там много славного добра. Обидно будет, ежели какой ворюга туда залезет и устроит погром.

– Не представляю, какой вор полезет к ведьме… – начала Матушка, но вдруг осеклась. – Да, – сказала она мягко. – Отличная мысль. Немедленно этим займусь.

– Нет, лучше я этим займусь, – заявила Нянюшка Ягг, которой тоже хватило времени сообразить. – Это мне прямо по пути домой. Раз плюнуть.

– Нет, ты же хочешь поскорее добраться домой, – сказала Матушка. – Не утруждай себя. Мне это ничего не стоит.

– Ой, да мне это тоже ничего не стоит, – сказала Нянюшка.

– Ты же не хочешь измотать себя в таком-то возрасте, – сказала Матушка Ветровоск.

Они уставились друг на друга.

– Не понимаю, в чем проблема, – сказала Бабуля Бревис. – Можете вдвоем пойти, а не споры устраивать.

– Я завтра немного занята, – сказала Матушка. – Как насчет после обеда?

– Ладно, – сказала Нянюшка Ягг. – Встретимся у ее дома. Сразу после обеда.

– Раньше у нас было, но ты открутила кусок, он упал и потерялся, – сказала Старая Мать Дисмасс.

Браконьер Харкер бросил в яму последнюю лопату земли. Он решил, что обязан сказать пару слов.

– Ну, вот и все, что ли, – сказал он.

«Она уж точно была получше прочих ведьм», – думал он по пути в ее хижину в предрассветных сумерках. Прочие – все они, конечно, тоже замечательные люди, спешно добавил он про себя, настолько замечательные, что лучше держаться от них подальше, – были слишком уж властными. А Госпожа Пуст умела слушать.

На кухонном столе он нашел длинный сверток, горсть монет и конверт.

Он вскрыл конверт, хоть тот ему не предназначался.

Внутри оказался конверт поменьше и записка:

«Я за тобой слежу, Альберт Харкер. Доставь подсылку и коньверт, но ежели ты дерзнешь хочь одним глазком заглянуть в нутрии с тобой случится что-то ужастное. Я проффесиональная фея-крестная, мене не положено никого проклинать, но я Прорицаю что енто возможно будет покус разъядренного волка, и нога твоя позеленеет, покроется слизью и отвалится, токмо не спрашивай откуда я енто знаю, да и как ты спросишь я ж умерла. Всех благ, Дезидерата».

Посылку он поднимал, зажмурив глаза.

В обширном магическом поле Плоского мира свет путешествует неспешно, а потому и время не спешит. Как говаривала Нянюшка Ягг, когда в Орлее полдник, у нас тут вторник…

Но сейчас в Орлее только светало. Лилит сидела наверху башни и с помощью зеркала отправляла свой образ осматривать мир. Она вела поиски.

Из каждого блика на гребне волны, из каждой ледышки, из каждого зеркала или отражения Лилит могла выглянуть. Для этого не нужно магическое зеркало. Любое зеркало годится, если знаешь, как им пользоваться. А Лилит, чья сила гудела мощью миллиона отражений, отлично это умела.

Только уколы сомнения не оставляли ее. Наверняка Дезидерата избавилась от нее. Она как раз из таких. Совестливых. И наверняка отдала той глупой девчонке с мокрыми глазками, которая порой приходила к ней в хижину, той, что носит дешевую бижутерию и не умеет прилично одеваться. Она как раз подошла бы.

Но Лилит должна была убедиться. Своих высот она достигла благодаря тому, что всегда все проверяла.

В лужах и окнах по всему Ланкру на миг появлялось лицо Лилит, а затем уходило дальше…

А теперь светало уже в Ланкре. В лесу клубился осенний туман.

Матушка Ветровоск толчком открыла дверь хижины. Не заперто. Того единственного гостя, которого ждала Дезидерата, замки бы не остановили.

– Она похоронилась там, на заднем дворе, – раздался голос сзади. Нянюшка Ягг.

Матушка на миг задумалась, как реагировать. Она могла обвинить Нянюшку, что та нарочно пришла пораньше, чтобы обыскать хижину одной, но это вызвало бы закономерный вопрос, почему заранее явилась и Матушка. Она, конечно, могла придумать себе оправдание, если дать ей время. Но в целом лучше всего было просто заняться делом.

– Ага, – кивнула она. – Всегда у нее все аккуратно, типичная Дезидерата.

– Ну, такая у нее была работа, – Нянюшка Ягг протиснулась мимо нее и оглядела комнату с интересом. – При такой работе надо уметь за всем следить. Батюшки, ну и здоровенный же кот!

– Это лев, – поправила Матушка Ветровоск, разглядывая голову над камином.

– Да кто бы ни был, это ж на какой же скорости он таранил стену, что пробил насквозь? – сказала Нянюшка Ягг.

– Кто-то его убил, – сказала Матушка Ветровоск, осматривая комнату.

– Ну ясное дело, – согласилась Нянюшка. – Если б я увидела, как мне такой страшила проедает стену, я бы его тоже пришибла.

Типичной хижины ведьмы, конечно, не существует, но если бывает нетипичная хижина ведьмы – это была она. Помимо голов разных зверей со стеклянными глазами, стены покрывали полки с книгами и акварельными картинами. В стойке для зонтов стояло копье. Вместо фарфора и керамики в буфете красовались явно заграничные латунные котлы и тонкие заграничные вазы. Нигде в доме не было сушеных трав, зато тут оказалась масса книг, в основном заполненных мелким аккуратным почерком Дезидераты. Целый стол устилали какие-то тщательно прорисованные карты.

Матушка Ветровоск недолюбливала карты. Она истинктивно чуяла, что они жульничают с ландшафтом.

– Что ж, она много где побывала, – Нянюшка Ягг подняла резной веер из слоновой кости и кокетливо[7] обмахнулась.

– Ну, ей это было легко, – Матушка открыла несколько полок в комодах. Провела пальцами по каминной полке и недовольно взглянула на них. – Лучше бы нашла время пыль стереть, – проворчала она. – Вот я бы ни за что не умерла, пока мой дом в таком состоянии.

– Я все думаю, где она оставила… ну, знаешь… ее? – Нянюшка открыла дверцу напольных часов и заглянула внутрь.

– Постыдилась бы, Гита Ягг, – сказала Матушка. – Мы здесь не за этим.

– Нет-нет, конечно. Просто интересно… – Нянюшка Ягг попыталась незаметно привстать на цыпочки, чтобы заглянуть на верх комода.

– Гита! Срам какой! Иди завари нам по чашечке чаю!

– Ой, ну ладно.

Бормоча под нос, Нянюшка Ягг скрылась на кухне. Через пару секунд раздался скрежет водной колонки.

Матушка Ветровоск тихонько подошла к креслу и пошарила под сидушкой.

Из соседней комнаты раздался грохот. Она срочно выпрямилась.

– Не думаю, что она прятала ее под раковиной! – крикнула она.

Ответ Нянюшки Ягг она не разобрала.

Матушка выждала мгновение, затем быстро скользнула к большому камину. Она вытянула руку и пощупала внутри.

– Что-то ищешь, Эсме? – спросила Нянюшка Ягг из-за спины.

– Тут сажа просто ужасная, – Матушка немедленно выпрямилась. – Ужасная просто сажа.

– А ее там нет? – проворковала Нянюшка Ягг.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Ой, да кончай зубы заговаривать. Всем известно, что она у нее была, – сказала Нянюшка Ягг. – Прилагается к такой работе. По сути, это и есть работа.

– Ну… может, я бы и не отказалась на нее взглянуть, – признала Матушка. – Просто подержать в руках. Но не использовать. Такого у меня и в мыслях не было. Я такие штуки видела всего раз или два. В наши дни их мало осталось.

Нянюшка Ягг кивнула:

– Да, такой древесины уже не сыщешь.

– Она же не с собой ее похоронила, верно?

– Не думаю. Я бы не стала хорониться с такой штукой. Это большая ответственность. Да и в могиле ее не удержишь. Такие вещи любят, чтобы их использовали. Будет еще все время кататься у тебя в гробу. Одни проблемы с этими штуками.

Она слегка расслабилась:

– Пойду разберусь с чаем, – сказала она. – А ты камин разожги.

Она ушла обратно на кухню.

Матушка Ветровоск потянулась к каминной полке за спичками и вдруг поняла, что их там нет. Дезидерата вечно говорила, что слишком занята, чтобы не пользоваться магией дома. Даже белье у нее само себя стирало.

Матушка не одобряла применение магии в быту, но сейчас ей было не до того. Да и чаю хотелось.

Она бросила пару поленьев в камин и просто смотрела на них, пока те не вспыхнули пламенем чисто от смущения.

И лишь тогда она краем глаза приметила занавешенное зеркало.

– Почему завешено? – пробормотала она. – Старушка Дезидерата вроде не из суеверных была.

Она откинула занавеску.

Она посмотрела.

Немногие люди в мире могут похвастать таким самообладанием, как у Матушки Ветровоск. Твердым, как железный слиток. И примерно таким же гибким.

Она разбила зеркало.

В башне зеркал резко выпрямилась Лилит.

Она?

Лицо изменилось, конечно. Стало старше. Прошло уже много лет. Но глаза не меняются, а ведьмы всегда смотрят на глаза.

Она!

Ведьма Маграт Чесногк тоже стояла перед зеркалом. В ее случае – совершенно не магическим. К тому же оно было пока целым, хотя пару раз его едва не постигла та же участь.

Она нахмурилась на свое отражение, затем сверилась с дешевой печатной брошюркой, которая пришла вчера.

Она прошептала себе под нос пару слов, выпрямилась, вытянула руки перед собой, яростно ударила кулаком по воздуху и крикнула:

– КИИИИйййяяяааааа! Кхм.

Маграт всегда говорила, что открыта новому. Ее разум был открытым, как поле, как небо. Шире открыть разум невозможно, разве что с помощью хирургической операции. И она всегда искала, чем бы его заполнить.

Сейчас его наполняли поиски внутреннего покоя, космической гармонии и истинной сути Бытия.

Когда люди говорят: «Мне в голову пришла идея», это не просто метафора. Частицы вдохновения, отдельные сырые мысли летают по космосу тут и там. Такие головы, как у Маграт, притягивают их так же, как вода в пустыне наполняет ямки.

«Это все из-за того, что мама не заботилась о правописании», – подумала она. Заботливый родитель написал бы «Маргарет» грамотно. И тогда она была бы Пегги или Мегги – надежные, здоровые имена, полные силы. А когда ты Маграт, мало что можно сделать. Такое имя подходит разве что зверушке, живущей у реки в норе, которую вечно заливает.

Она подумывала сменить имя, но в глубине души понимала, что это не сработает. Даже назвавшись Хлоей или Изобель для виду, внутри она останется Маграт. Но было бы здорово хотя бы попробовать. Здорово побыть не Маграт хоть несколько часов.

Именно такие мысли обычно заводят людей на путь Познания Себя. И Маграт уже давно поняла, что Познающей Себя не следует рассказывать об этом Матушке Ветровоск. Та считала, что вопросы эмансипации женщин – это бабское нытье, которое не подобает обсуждать в присутствии мужчин.

Нянюшка Ягг проявляла к Маграт больше понимания, но вечно все сводила к двусмысленным намекам – вернее, у Нянюшки они получались вполне односмысленными, чем она даже гордилась.

Короче говоря, Маграт отчаялась хоть чему-то научиться у старших ведьм и решила забрасывать сети шире. Гораздо шире. Настолько шире, насколько сетей вообще хватит.

У упорных искателей мудрости есть одна странность: где бы они ни оказались, они непременно жаждут той мудрости, которая далеко от них. Мудрость – одна из немногих вещей, которые издали выглядят больше, а не меньше[8].

Сейчас Маграт искала себя на Пути Скорпиона, который сулил космическую гармонию, внутреннее единство и умение выбить противнику почки через уши. На такой путь она была не прочь ступить.

Но были проблемы. У автора, магистра Лобсанга Достабля, был адрес в Анк-Морпорке. Трудно было поверить, что космическая мудрость может происходить из такого города. К тому же, хоть автор и нагородил с три короба о том, что Путь нельзя использовать для агрессии, а только для постижения космической мудрости, это было напечатано мелким шрифтом между картинками, на которых люди с энтузиазмом колошматили друг друга палками на цепях и кричали «Кия!». Дальше вас учили, как разбивать кирпичи рукой, ходить по раскаленным углям, ну и прочим космическим делам.

Маграт решила, что Ниндзя – отличное имя для девушки.

Она снова уставилась на свое отражение.

В дверь постучали. Маграт подошла и открыла.

– Кия? – сказала она.

Браконьер Харкер отшатнулся. Его и так уже трясло. По пути через лес за ним следил разъяренный волк.

– Эм-м, – ответил он и наклонился вперед. Его потрясение сменилось беспокойством: – Вы что, головушкой стукнулись, сударыня?

Она непринимающе уставилась на него. Затем на нее снизошло озарение. Она сняла с головы повязку, украшенную узором из хризантем, без которой почти невозможно познавать космическую мудрость выворачивания противнику локтей на 360 градусов.

– Нет, – сказала она. – Чего вам?

– Я вам посылочку принес, – сказал Харкер, протягивая сверток.

Он был чуть более полуметра в длину и очень тонкий.

– Там еще записка, – вспомнил Харкер. Пока она разворачивала письмо, он зашел ей за спину и попытался прочитать через плечо.

– Это личное, – сказала Маграт.

– Правда? – невинно спросил Харкер.

– Да!

– А мне сказали, вы дадите мне пенни за доставку, – заявил браконьер.

Маграт нашарила монетку у себя в кошельке.

– Из денег куются цепи, сковывающие рабочий класс, – предупредила она, протягивая монету. Харкер покорно кивнул: он никогда в жизни себя не считал каким-то там рабочим классом, но готов был слушать любой бред, если за это дают пенни.

– Надеюсь, у вас голова поправится, сударыня, – сказал он.

Оставшись одна в своем додзе (бывшей кухне), Маграт развернула сверток. В нем была тонкая белая палочка.

Она еще раз перечитала записку. Там было сказано: «Вечно у мене не було времени Обучить себе смену, такшо енто предстоит Тебе. Отпровляйся в город Орлею. Я б сама енто сделала токмо не могу по пречине смерти. Элла Суббота НИЗАШТО не должна выйти замуж за прынца. PS Енто важно!»

Она поглядела на свое отражение в зеркале.

Она поглядела в записку снова.

«PSPS Скажи тем 2 Старым Кошелкам, пущай Низашто не едут с Тобой, они токмо все Испортиют».

Ниже было еще.

«PSPSPS Она норовит преврощать все в тыквы, но ты ей овладеишь, глазом мыргнуть не успеишь».

Маграт снова глянула в зеркало. Затем снова на палочку.

Бывает, минуту назад жизнь была проще простого, а потом вдруг раз – и она полна сложностей.

– Божечки мои, – сказала она. – Да я фея-крестная!

Матушка Ветровоск так и стояла, гляда на безумную паутину осколков, когда вбежала Нянюшка Ягг.

– Эсме Ветровоск, ты что наделала? Это же к несчастью, это… Эсме?

– Она? Она?

– Ты в порядке?

Матушка Ветровоск на миг закатила глаза, затем тряхнула головой, словно прогоняя немыслимую мысль.

– Чего?

– Ты вся побледнела. Никогда тебя такой бледной не видела.

Матушка осторожно вытащила осколок из своей шляпы.

– Ну… это немного внезапно, когда стекло вот так бьется… – пробормотала она.

Нянюшка взглянула на руку Матушки Ветровоск. Рука была в крови. Затем она взглянула в лицо Матушке Ветровоск и решила никогда не признаваться, что разглядывала ее руку.

– Это может быть знамение, – сказала она, наобум выбрав безопасную тему. – Бывает, когда помрет кто, начинаются такие дела. Со стен валятся картины, часы ломаются… огромные платяные шкафы с лестниц падают… такие вот знамения, знаешь.

– Никогда не верила в подобную чушь, все это… погоди, платяные шкафы падают с лестниц? – переспросила Матушка. Она тяжело дышала. Если бы Матушка Ветровоск не славилась стальным хладнокровием, можно было подумать, что она только что пережила величайшее потрясение в жизни и отчаянно пытается забыться в повседневной перепалке.

– Именно так было после смерти моей двоюродной бабки Софи, – сказала Нянюшка Ягг. – Ровно через три дня, четыре часа и шесть минут после ее смерти, минута в минуту, ее шкаф упал с лестницы. Наши Даррен с Джейсоном как раз пытались перетащить его за угол, а он из рук выскользнул, и как-то так. Чертовщина же! Ну-у-у, я все равно не собиралась оставлять его там, он бы достался Агате, а она мать навещала только на Страшдество, а я-то за Софи ухаживала до последних дней…

Матушка позволила привычным, размеренным семейственным стенаниям Нянюшки Ягг окутать себя, а сама ухватилась за чайные чашки, как за спасательный круг.

Ягги были, что называется, расширенной семьей – и не просто расширенной, но и удлинненной, растянутой и рассредоточенной. Ни на каком листе бумаги не уместилось бы их семейное древо, которое скорее походило на семейный бурелом. И у каждой веточки была давняя мелочная обида на другие веточки, связанная с такими благородными поводами, как «Что ихний Кевин сказал про нашего Стэна на свадьбе кузена Ди» и «Кто забрал серебряный сервиз, который тетушка Эм обещала завещать нашей Дорин, хотела бы я знать, спасибо большое, если не трудно».

Нянюшка Ягг, как бесспорный матриарх, поддерживала все стороны без разбору. Это в какой-то мере можно было назвать ее хобби.

В одном семействе Яггов ссорились столько, что хватило бы на целую страну где-нибудь в глухомани.

Порой это вводило недалеких чужаков в заблуждение, и те совершали роковую ошибку: неодобрительно отзывались об одном Ягге при другом Ягге. После чего все до единого Ягги обрушивались на них, все ветви семейства объединялись, как детали хорошо смазанной стальной машины, чтобы безжалостно обрушивать погибель на голову чужака.

Жители Овцепиков считали, что ссоры в семействе Ягг – это благо. Сама мысль, что они обратят свою неудержимую энергию на внешний мир, внушала ужас. К счастью, любой из Яггов в первую очередь предпочитал скандалить с другими Яггами. Они же семья!

Странные штуки эти семьи, если задуматься…

– Эсме? Ты в порядке?

– Чего?

– У тебя чашки ходуном ходят, а ты не видишь! Да еще и чай разлила по всему подносу.

Матушка с недоумением оглядела получившийся бардак и постаралась исправить его, как могла.

– Кто ж виноват, что чашки такие крохотные, – проворчала она.

Дверь распахнулась.

– Доброго утра, Маграт, – добавила она, даже не обернувшись. – А ты что здесь делаешь?

Она догадалась по тому, как крякнули петли. Маграт ни за что в жизни не смогла бы открыть дверь аккуратно.

Не говоря ни слова, младшая ведьма прошла в комнату, красная как свекла, пряча руки за спиной.

– Мы тут просто зашли разобрать вещи Дезидераты, как подобает добрым сестрам-ведьмам, – громко заявила Матушка.

– А вовсе не искать ее волшебную палочку! – добавила Нянюшка.

– Гита Ягг!

Нянюшка Ягг тут же приняла виноватый вид и склонила голову.

– Прости, Эсме.

Маграт вытащила руки из-за спины.

– Ну-у, – сказала она и покраснела еще сильней.

– Ты ее нашла! – воскликнула Нянюшка.

– Эм-м, нет, – ответила Маграт, не решаясь посмотреть Матушке в глаза. – Дезидерата сама отдала ее… мне.

Тишина получилась трескучей и гудящей.

– Она отдала ее тебе? – сказала Матушка Ветровоск.

– Ну-у, да.

Нянюшка и Матушка переглянулись.

– Что ж! – сказала Нянюшка.

– Вы с ней были знакомы, что ли? – вопросила Матушка, повернувшись к Маграт.

– Я частенько заходила поглядеть ее книги, – призналась Маграт. – А она… а она любила готовить заграничную еду, а никто больше ее не ел, так что я приходила составить ей компанию.

– А-га! Втиралась в доверие! – огрызнулась Матушка.

– Но я правда не думала, что она завещает мне палочку, – сказала Маграт. – Правда не знала!

– Это, должно быть, какая-то ошибка, – мягко сказала Нянюшка Ягг. – Наверное, она хотела, чтобы ты передала ее одной из нас.

– Совершенно верно, так и есть, – сказала Матушка. – Она просто знала, что ты хорошо следишь за вещами. Дай-ка взглянем на нее.

Она протянула руку.

Маграт крепче сжала палочку.

– …Она отдала ее мне… – пропищала она.

– Она под конец уже совсем туго соображала, – сказала Матушка.

– …Она отдала ее мне…

– Быть феей-крестной – тяжелая ответственность, – сказала Нянюшка. – Надо быть находчивой, гибкой, тактичной и разбираться со сложными делами сердечными и всем таким. Уж Дезидерата это знала.

– …Да, но отдала ее мне…

– Маграт Чесногк, как старшая ведьма я повелеваю отдать мне палочку, – сказала Матушка. – От них одни неприятности!

– Погоди, погоди, – сказала Нянюшка. – Это уже слишком…

– …Нет… – сказала Маграт.

– И кстати, ты не старшая ведьма, – сказала Нянюшка. – Старая Мать Дисмасс старше тебя.

– Заткнись. И кстати, она все равно выжила из ума, – сказала Матушка.

– …Ты не можешь мне приказывать. У ведьм нет иерархии… – сказала Маграт.

– Это непристойное поведение, Маграт Чесногк!

– Вообще-то нет, – сказала Нянюшка Ягг, надеясь погасить страсти. – Непристойное поведение – это когда бегаешь по улице в одних…

Она осеклась. Старшие ведьмы заметили, как из рукава Маграт выпал клочок бумаги и спланировал на пол. Матушка рванулась вперед и схватила его.

– Ага! – торжествующе воскликнула она. – Теперь поглядим, что Дезидерата на самом деле написала…

Она прочла записку про себя, шевеля губами. Маграт постаралась собраться с духом.

На лице Матушки дрогнула пара мышц. Затем она хладнокровно свернула записку.

– Как я и думала, – сказала она. – Дезидерата велела помочь Маграт всем, чем мы можем, учитывая ее возраст и все прочее. Не так ли, Маграт?

Маграт посмотрела в лицо Матушке.

«Можно обвинить ее во лжи, – подумала она. – Записка ясно гласила… ну, по крайней мере, та часть, что касалась старших ведьм… и можно заставить зачитать ее вслух. Там же все ясно как день. Ты что, хочешь навечно остаться третьей ведьмой?»

Но на этом огонек мятежа, запылавший в непривычном очаге, угас.

– Да, – беспомощно пробормотала она, – что-то такое.

– Тут сказано, что нам очень важно отправиться куда-то там, помочь кому-то там выйти замуж за принца, – сказала Матушка.

– В Орлею, – поправила Маграт. – Я про нее читала в книгах Дезидераты. И вообще-то там сказано – помешать выйти за принца.

– Фея-крестная, которая мешает девушке выйти за принца? – удивилась Нянюшка. – Звучит как-то… противоречиво.

– Зато такое желание легче исполнить, – сказала Матушка. – Миллионы девушек не выходят замуж за принцев.

Маграт решила хотя бы попытаться.

– Орлея – это очень далеко, – сказала она.

– Уж я надеюсь, – сказала Матушка Ветровоск. – Вот уж чего бы не хотелось, так это чтобы заграница была под носом.

– В смысле, туда неближний путь, – простонала Маграт. – А вы же… уже не так молоды, как прежде…

Тишина получилась долгой и плотной.

– Мы отправляемся завтра, – отрезала Матушка Ветровоск.

– Слушайте, – отчаянно выпалила Маграт, – ну почему бы мне не съездить одной?

– Потому что тебе не хватает опыта в феекрестном деле, – сказала Матушка Ветровоск.

Это был перебор даже для покладистой Маграт.

– У вас его тоже нет! – возразила она.

– Это верно, – согласилась Матушка. – Но суть в том, что… суть в том… суть в том, что у нас намного дольше нет опыта, чем у тебя.

– У нас огромный опыт неимения опыта, – весело добавила Нянюшка Ягг.

– Это всегда самое важное, – сказала Матушка.

В доме Матушки было лишь одно потертое зеркальце. Вернувшись домой, она закопала его в глубине сада.

– Так-то, – сказала она. – Попробуй теперь за мной пошпионь.

Людям всегда казалось, что Джейсон Ягг, мастеровитый кузнец и коновал, никак не мог быть сыном Нянюшки Ягг. Он выглядел так, будто его не родили на свет, а построили. Причем в корабельных доках. К его неторопливой и добродушной природе генетика решила добавить мышцы, которых хватило бы на пару быков, руки толщиной с деревья и ноги словно четыре пивных бочонка колоннами по два.

В его пылающую кузню приводили норовистых жеребцов, красноглазых и взмыленных царей лошадиного народа, тварей с копытами размером с кастрюлю, лягавшихся так, что кто помельче пробивал собой стенку. Но Джейсон Ягг знал тайное Лошадиное Слово: он один входил в кузню, тихонько прикрывал дверь и через полчаса выводил отлично подкованное и удивительно притихшее животное[9].

Позади его исполинской туши столпились остальные члены бескрайнего семейства Нянюшки Ягг и немало прочих односельчан, которые, завидев, как ведьмы занялись чем-то интересным, не удержались от соблазна поглазеть на то, что считается в Овцепиках славным зрелищем.

– Уезжаем мы, малютка Джейсон, – сказала Нянюшка Ягг. – Говорят, у них там в заграницах улицы мостят золотом. Может, я так разбогатею, а?

Кустистая бровь Джейсона приподнялась, выдавая напряженную работу мысли.

– Ну, нам бы в кузне пригодилась новая наковальня, – предложил он.

– Если я вернусь богатой, тебе вообще не придется больше ходить в кузню, – пообещала Нянюшка.

Джейсон нахмурился.

– Но мне нраица ковать, – медленно произнес он.

На миг Нянюшка растерялась:

– Ну ладно, тогда мы тебе сделаем наковальню из чистого серебра.

– Она будет не оч, мам. Слишком мягкая, – сказал Джейсон.

– Если я привезу тебе наковальню из чистого серебра, у тебя будет наковальня из чистого серебра, мальчик мой, нравится это тебе или нет!