Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Сердце Тисааны разрывается между чувством и долгом. Предводительница рабов-мятежников, она поклялась отвоевать для них свободу, но все ее силы направлены на то, чтобы вызволить Макса — возлюбленного, томящегося в зловещей тюрьме. Сердце Макса пытается достучаться до разума, сломленного магическим вмешательством, и напомнить о стершихся из памяти отрезках жизни. Сердце фейри Эф бьется в новом теле — теле, которое она не принимает и не понимает. Три потерянных сердца оказываются в эпицентре ужасной войны между людьми и фейри. Тисаана, Макс и Эф имеют особую связь с глубинной магией, которая способна перевернуть ход борьбы. От их выборов и решений зависит общее будущее — война потерянных сердец навсегда изменит мир… или уничтожит его. Впервые на русском — завершение трилогии о темной магии, страстной любви, мести и искуплении!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 862
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Carissa BroadbentMOTHER OF DEATH AND DAWNCopyright © 2022 by Carissa BroadbentPublished by permission of the author and her literary agents,Ethan Ellenberg Literary Agency (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia)All rights reserved
Перевод с английского Ирины Колесниковой
Оформление обложки Татьяны Павловой
Бродбент К.
Война потерянных сердец. Кн. 3 : Мать смерти и рассвета : роман / Карисса Бродбент ; пер. с англ. И. Колесниковой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025.
ISBN 978-5-389-29534-6
18+
Сердце Тисааны разрывается между чувством и долгом. Предводительница рабов-мятежников, она поклялась отвоевать для них свободу, но все ее силы направлены на то, чтобы вызволить Макса — возлюбленного, томящегося в зловещей тюрьме.
Сердце Макса пытается достучаться до разума, сломленного магическим вмешательством, и напомнить о стершихся из памяти отрезках жизни.
Сердце фейри Эф бьется в новом теле — теле, которое она не принимает и не понимает.
Три потерянных сердца оказываются в эпицентре ужасной войны между людьми и фейри. Тисаана, Макс и Эф имеют особую связь с глубинной магией, которая способна перевернуть ход борьбы. От их выборов и решений зависит общее будущее — война потерянных сердец навсегда изменит мир… или уничтожит его.
Впервые на русском — завершение трилогии о темной магии, страстной любви, мести и искуплении!
© И. И. Колесникова, перевод, 2025© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025Издательство Азбука®
Это вам.
Понимаю, что повторяюсь, но не могу себе представить, как можно посвятить эту книгу кому-либо еще. Спасибо за то, что следите за судьбой Тисааны и Макса, и за то, что подарили мне возможность пройти собственный путь.
Скажи, милая бабочка, на что ты готова ради любви?
Женщина хорошо изучила эту башню.
Ей знакома каждая линия внушительного строения, которое вздымается над волнами. Ее ладони помнят каждый изгиб узора на стенах. Она знает, как выглядит ее кровь, размазанная по белым, костяного цвета, камням. Она везде узнает этот запах, едкий и застоявшийся, словно сама смерть.
Женщина знает о башне все, кроме одного — как ее сломать.
Понимаете, это место кое-что у нее отняло. Самое дорогое, что было в ее жизни.
Скажи, милая бабочка, на что ты готова, чтобы вернуть его?
На все. На все что угодно.
Первую попытку породило чистое отчаяние. Она завоевывала города и побеждала армии. По ее воле прекращались войны. Женщина не сомневалась, что ее могущества хватит.
Ведь не нужно штурмовать город — всего лишь тюрьму. Не нужно освобождать целый народ — всего лишь одного человека.
Камень сбивает ее с ног, подобно тому как взмах ладони настигает присевшую на стол муху. Она падает в шумящий прибой, и ее снова вытаскивают друзья, которым самим едва удалось спастись.
Но уж к чему к чему, а к неудачам ей не привыкать.
Поэтому она пробует снова, и снова, и снова. А получает лишь еще один шрам, еще одну ночь щемящей боли в сердце — и еще одна частичка ее умирает. Но женщина поднимается на ноги и идет сюда опять.
Прошлой ночью бушевала непогода, о таких ночах обычно рассказывают в страшных сказках. Друзья умоляли ее не ходить. Просили подождать еще один день. Пугали тем, что ее погубит буря, даже если удастся улизнуть от охранников.
«Подожди один день, — говорили они, — разве это много, после всего, что случилось?»
Один день... Она бы рассмеялась, если бы не сдерживала изо всех сил ярость. Один день — это двадцать четыре часа, тысяча четыреста сорок минут, восемьдесят шесть тысяч секунд пыток для человека, запертого в этих стенах.
Буря похожа на чудовище. Так темно, что женщина почти ничего не видит. Белую башню Илизата освещают лишь яркие голубоватые вспышки, когда тьму рассекают молнии. Дождь прорезает воздух серебряными лезвиями. Как обычно, она успешно добирается до тюрьмы. И как обычно, даже быстрее, чем раньше, — буквально за считаные секунды — ее настигают безглазые охранники.
Женщина сопротивляется. Но их много, а она одна. Голова ударяется о землю.
ТРЕСК.
Небо раскалывается, эта трещина подобна той, что рассекает ее кожу и сердце.
Женщина поднимается на ноги. Кровь заливает глаза, окрашивая мир в багровый цвет.
И тут, в миг полного отчаяния, она ощущает частичку магии, безнадежно ускользавшую от нее последние недели, — проблеск знакомой души, искаженной болью и погребенной под слоями камня.
Он так близко.
Из глубины ее души рвется что-то первобытное.
Она уже не чувствует вонзающиеся в плоть клинки и сопротивляется, как дикое животное. Она уже не видит перед собой живых врагов — только препятствия, которые отделяют ее от самого дорогого человека и осмеливаются вставать на пути разбитого сердца каждый раз, когда она приходит сюда. Препятствия, созданные королевой, которая вонзила ей нож в спину.
Она теряет себя в желании спалить дотла мир, сотворивший с ним такое.
ТРЕСК...
Свет молнии выхватывает пятна крови, распоротые тела, гниющую плоть. Сочащиеся раны на теле женщины.
Она продолжает сражаться, невзирая на текущие по щекам слезы.
Скажи, милая бабочка, на что ты готова ради любви?
Я ему нравилась.
Кто бы сомневался. Я предугадывала каждую его потребность, каждое неудобство, каждое желание. Всегда внимательно слушала. Не сводила с него глаз. Когда танцевала, отсчитывала каждое па.
Прошло несколько месяцев, и моя магия в основном оставалась болезненно недосягаема. Когда-то мне, как самой стихии, удавалось черпать из самых глубин. Но теперь, после крушения у Шрама, магии с трудом удавалось хотя бы коснуться. С другой стороны, с тех пор я поняла: чтобы стать идеальной рабыней, магия не нужна. Я и так научилась быть именно той, кого хотели видеть мужчины.
Лорд Фаримов улыбнулся мне. В любых других обстоятельствах его улыбку можно было бы назвать приятной. Привлекательный мужчина, волосы песочного цвета с проседью, открытое лицо. Возможно, будь я кем-то другим, а не той, кем притворялась сейчас, я сочла бы этого человека добрым.
Но я не была кем-то другим. Я была рабыней. И Фаримов действительно относился ко мне по-доброму — в том же смысле, в каком хозяин относится к послушной собаке. Даже самые милые люди считают нужным воспитывать своих собак и исправлять их нежелательное поведение. Мое поведение в исправлении не нуждалось, и когда я появилась перед господином с тарелкой ягод, то получила в ответ доброжелательную улыбку.
— Отлично, Роза, — похвалил он.
Роза. Так меня называли последние две недели. Я смущенно наклонила голову, заправляя прядь гладких каштановых волос за ухо. Выпрямляясь, краем глаза поймала свое отражение в зеркале.
На меня взглянуло совершенно незнакомое лицо, хотя, присмотревшись повнимательнее, я могла заметить следы внешности, которую получила при рождении. Исчезли пятна на коже — теперь ее покрывал ровный песочный загар. Волосы стали темно-каштановыми, из них пропали серебристые пряди. Шрамов как не бывало. Губы стали чуть полнее, нос у́же, более покатый лоб. Я, но... не я. Прежними остались лишь глаза: один — серебристый, другой — зеленый. Глаза, как говорил Ишка, невозможно скрыть иллюзиями, даже с помощью сильнейших зелий фейри, которые он позаимствовал в Эла-Даре.
Но ни одна иллюзия не идеальна, и ни одна иллюзия не может длиться вечно. Я носила это лицо слишком долго. Каждый раз, поймав свое отражение, я ожидала увидеть привычную пятнистую кожу.
Мне нужно было уйти отсюда уже несколько дней назад. Но каждый раз, когда визит фейри к их треллианским союзникам откладывался, в голове появлялась одна мысль: «Я здесь слишком долго, чтобы сейчас сдаваться!» И я решала, что иллюзии придется продержаться еще немного.
В ожидании этой встречи я провела в поместье несколько недель, наблюдая за укладом жизни.
Нахмурясь, Фаримов бросил взгляд на ягоды. Накрытые столы выглядели внушительно: цветы, фрукты, мясо и сыры. Служанки сновали по комнате, поправляя детали обстановки.
— Вот не знаю, фейри любят фрукты? — размышлял лорд Фаримов, ни к кому, в частности, не обращаясь. — Мне доводилось слышать, что они едят только живую плоть. Может быть, следовало подать что-то... поживее.
Я представила, как Ишка пожирает кого-то живьем, и едва не рассмеялась. Ему с трудом удавалось скрывать отвращение при одной мысли о поедании чего-то, некогда способного двигаться.
— Как им может не понравиться? — вслух произнесла я. — Выглядит великолепно. И очень тонко придумано — предложить лучшие продукты из каждого региона Треллианской империи. Блестящая идея и пир, достойный королей, милорд.
Фаримов слегка надулся от гордости. Ему польстило, что я заметила, как тщательно он подобрал меню. Не заметить было невозможно. «Лучшее из каждого региона Треллианской империи» на самом деле означало «лучшее из всего, что Трелл украл у покоренных им народов». Посреди стола лежали низеринские кровавые абрикосы, рядом с вазой лазурно-голубых цветов из Дералина.
Мой взгляд задержался на цветах слишком надолго. В сознании промелькнул непрошеный образ: мы с Максом сидим вдвоем под ночным небом треллианских равнин, и у него в руках точно такой же цветок. В ту ночь я впервые поцеловала его. В ту ночь я позволила себе упасть в его объятия.
А сейчас он...
— Господин! — В дверях появилась взволнованная служанка. — Прибыли посланники фейри.
Этих фейри я еще не встречала. Война шла уже несколько месяцев, и неудивительно, если бы я знала многих в лицо, но гораздо чаще моими противниками оказывались треллианцы и их рабы. Две женщины отличались странной, неземной красотой — я успела понять, что подобная красота встречается только среди их народа. Темные пряди одной каскадом рассыпались по плечам, отливая в лучах света синевой. Прямые светлые волосы второй, повыше ростом, ниспадали до талии, а ее острые скулы и пронзительный взгляд золотистых глаз о ком-то мне напоминали.
Иногда было почти забавно наблюдать за отношениями между треллианцами и фейри. Треллианским лордам отчаянно хотелось доказать свое могущество всему миру, и им безмерно льстило, что фейри вышли из долгого, растянувшегося на несколько сотен лет отшельничества только для того, чтобы немедленно предложить им союз. Почти бессмертная раса выбрала их в качестве единственных партнеров среди людей — что могло потешить эго сильнее? Глупо. Ишка много рассказывал о короле фейри и его желании уничтожить человечество. Рано или поздно, как только нужда в треллианцах отпадет, им тоже придет конец. Но пока треллианцы обеспечат численность, которой не хватает фейри, и будут, спотыкаясь, прокладывать им путь.
Фаримов улыбнулся и рассыпался в цветистых любезностях, но белокурая фейри прервала его приветственную речь:
— Это моя заместительница Нессиат Варейд. — Она кивнула на свою темноволосую спутницу, затем склонила голову и продолжила: — Я генерал Аяка Сай-Эсс. Нас послал король Кадуан. Простите, но у нас нет времени на любезности.
Сай-Эсс.
Я старательно сохраняла невозмутимое выражение, разливая по стаканам чай со льдом.
Неудивительно, что она показалась мне знакомой: передо мной родственница Ишки. Родная сестра? Или двоюродная?
В зале появилась еще одна пара. Высокий мужчина с проницательным взглядом темных глаз и аккуратно зачесанными назад волосами. Миниатюрная женщина с огромными голубыми глазами и золотистыми локонами, больше всего похожая на фарфоровую куклу. Их дорогие шелковые наряды сияли безупречной белизной. С первого взгляда в людях можно было безошибочно признать власть имущих Трелла.
Улыбка Фаримова исчезла, глаза распахнулись.
— Лорд и леди Зороковы. Какой... сюрприз.
Я чуть не выронила кувшин: настолько оказалась не готова к нахлынувшему потоку воспоминаний.
Запах гниющей плоти. Сундук с отрубленными руками у моего порога. Звуки предсмертных криков, которыми наградило меня чудовище, доставившее сундук.
«Семья Зороковых не одобряет обмана», — прошептал монстр.
Зороковы убили сотни рабов. И все из-за меня.
Я вовремя подхватила кувшин, так крепко сжав ручку, что костяшки пальцев побелели. Никто не заметил моего промаха, кроме леди Зороковой, чей невинный, как у лани, взгляд сразу же метнулся ко мне.
— Что с тобой?
Многие на моем месте могли бы принять ее возглас за искреннюю заботу.
— Ничего, госпожа, — пробормотала я. — Приношу свои глубочайшие извинения.
Она склонила голову набок и улыбнулась:
— Надо же, вы только посмотрите. Какие красивые глаза!
Я тут же опустила взгляд:
— Благодарю вас, госпожа.
На столе лежало по меньшей мере восемь остро заточенных обеденных ножей, и у меня руки чесались схватить один. Я могла убить их обоих за секунду, даже магия не понадобилась бы.
— Я хотел сказать, приятный сюрприз. — Лорд Фаримов изо всех сил старался сгладить свое не слишком радостное приветствие. — Всегда приятно видеть таких гостей.
— Подобное открытие заслуживает того, чтобы поглядеть на него лично, — сказал лорд Зороков.
Лорд Фаримов наконец полностью пришел в себя и улыбнулся:
— Чудесно. Столы ломятся от еды! Проходите, садитесь, угощайтесь...
— Боюсь, у нас нет времени на удовольствия, — отказалась Аяка. — Король Кадуан весьма нетерпелив. Учитывая, что аранцы наступают все стремительнее, вы тоже должны понимать, что время дорого.
— Но как же так...
— Примите наши глубочайшие извинения, лорд Фаримов, — произнесла темноволосая фейри, Нессиат.
Я не заметила на ее лице ни следа сожаления.
— Что поделать. Конечно, я все понимаю, — вздохнул Фаримов, не сумев скрыть разочарования.
Он жестом подозвал раба; тот быстро вышел из зала и вернулся со скромного размера — чуть меньше тарелки — шкатулкой красного дерева с золотой защелкой. Время частично стерло резьбу, хотя было очевидно, что шкатулку берегли и тщательно за ней ухаживали. Фаримов подвинул блюдо, чтобы освободить место на столе.
В зале воцарилась полная тишина. Казалось, все присутствующие затаили дыхание.
— Это оно? — едва слышно спросила Аяка.
— Да. Как видите, у меня довольно богатая коллекция артефактов. На его поиски ушло несколько месяцев. Но увы...
Лорд Фаримов открыл защелку и откинул крышку шкатулки.
На ложе из черного шелка помещался стеклянный шар. Внутри его, подобно грозовым облакам, клубился туман, едва заметный, но в то же время пугающий. Волосы у меня на затылке встали дыбом, а в глубине души зашевелилось странное чувство. Я не испытывала ничего подобного уже много месяцев, с тех пор как магия покинула меня после окончания Аранской войны.
— Так вот на что король Кадуан возлагает так много надежд, — зачарованно пробормотал лорд Зороков.
Аяка не ответила. Она коснулась шара кончиками пальцев — в месте прикосновения под стеклом собрались искры и обрывки тумана.
Я старалась не выдать своего любопытства и отвернулась, подавив растерянность. Артефакт скорее походил на магическую диковинку, чем на грозное оружие.
Посланницы фейри обменялись разочарованными взглядами, выражавшими одну и ту же мысль.
— У меня... у меня есть и другие артефакты, — поспешил заверить Фаримов, почувствовав их разочарование. — Много других артефактов. Самые редкие сокровища во всем Трелле! Возможно, они тоже представляют ценность для вашего короля?
И тут я почувствовала предательское жжение в кончиках пальцев.
Живот свело судорогой страха. Я украдкой бросила взгляд на свои руки: по пальцам словно пробегали волны света. Ровный загар и пятнистая кожа вальтайна-фрагмента сменяли друг друга.
Вот дрянь! Только не сейчас. Самое неподходящее время, чтобы иллюзия начала развеиваться. Руки еще можно спрятать от чужих глаз, но осталось от силы полчаса, прежде чем личина исчезнет полностью. К тому же окружающие начнут замечать изменения в моей внешности гораздо раньше.
Я сцепила руки за спиной и пропела самым очаровательным тоном, на который была способна:
— Лорд Фаримов владеет самой обширной коллекцией редчайших артефактов в Трелле. Многие из них были найдены в той же гробнице, что и этот.
Фаримов просиял. Он так стремился продемонстрировать свои сокровища, что гордость за коллекцию перевесила неудовольствие оттого, что рабыня вмешалась в разговор без спроса. Как я и предполагала, мое заявление привлекло внимание фейри.
— Очень хорошо, — кивнула Аяка. — Мы их осмотрим.
— Вы можете выбрать, что пожелаете, — пообещал Фаримов, провожая гостей к дверям. — Это будет мой подарок.
Как только шаги в коридоре затихли вдали, я подошла к столу, где лежала шкатулка.
Вторая рабыня — кажется, ее звали Мелина — ахнула и подалась вперед:
— Но...
— Тихо!
Я бросила на нее резкий взгляд, и она захлопнула рот.
Наши шпионы приносили множество историй о таинственном артефакте, в котором так отчаянно нуждается Кадуан Иеро, безумный король фейри. Мы пока не знали, что это за артефакт и что он делает. Этого не знали даже треллианские союзники фейри. Но уже из-за того, что предмет вызывал такой жгучий интерес, Ишка был непреклонен: артефакт не должен попасть в руки фейри или треллианцев.
Что бы он собой ни представлял, мы надеялись, что я смогу его использовать, учитывая мою связь с глубинной магией, которой манипулировал Кадуан. Надеялись с некоторой натяжкой, ведь в последние месяцы магия все чаще ускользала от меня.
И, честно говоря, пока я рассматривала магическую диковинку, в голове вертелась единственная эгоистичная мысль.
Я мечтала раздобыть что-то достаточно могущественное, чтобы разрушить стены древней тюрьмы и уничтожить одну из величайших армий в мире. Я мечтала о силе, которая позволит вернуть самого важного для меня человека во вселенной.
Но стеклянный шар в шкатулке едва ли мог оправдать мои надежды.
— Роза... — испуганно прошептала Мелина.
Не обращая на нее внимания, я протянула руку, чтобы коснуться шара...
Дальше помню, как ударилась спиной об пол. Воздух с шумом вырвался из легких, словно на грудь упал камень. Кожу жгло, да так сильно, что пришлось прикусить губу, чтобы не закричать.
Моя рука...
— Роза! — Мелина упала на колени рядом со мной.
Потянулись долгие секунды, но боль наконец утихла до терпимой пульсации. Я заставила себя открыть глаза и подавила крик.
Мои пальцы покрывало золото, оно стекало к запястью плавными узорами, похожими на прожилки листа. Линии выступали над кожей, и плоть жгло там, где ее касалось золото.
Оно было не на мне. Оно было во мне.
Я перевела взгляд на шкатулку на столе — та оказалась пуста. О боги.
С возрастающим ужасом я рассматривала золото, растекающееся по ладони. Так вот что это за артефакт.
Мелина издала сдавленный панический крик и отшатнулась от меня.
Я не сразу поняла почему. Внимание поглотили золотые узоры, и я даже не подумала, что именно они покрывают — мою кожу. Привычную кожу вальтайна-фрагмента. Иллюзия развеялась.
Мелина повернулась к двери, явно намереваясь позвать на помощь, но я оказалась быстрее. Вскочив на ноги, схватила девушку и зажала рукой ей рот.
— Не двигайся, — прошипела я. — Я одна из вас.
Она стояла спиной ко мне, и я крепко обхватила ее за плечи, чтобы удержать на месте. Я не видела лица Мелины, но чувствовала, что она дрожит.
— Я Тисаана Витежиц, — прошептала я. — Тебе знакомо это имя?
Пауза. Затем слабый кивок.
— Расскажи, как нам отсюда выбраться. Быстро и не поднимая шума.
Мелина слегка вздрогнула, и я точно знала почему. Я сказала «нам».
Одно лишь слово значительно усложняло мне жизнь, да и я ведь едва знала эту девушку... Но я не могла бросить Мелину здесь, зная, что ей придется заплатить за мой побег.
Я медленно убрала руку со рта девушки, хотя на всякий случай все еще держала ее за плечи.
— Пока никак, — прошептала Мелина. — В середине дня слишком много людей вокруг.
— Должен же быть какой-то способ.
— А разве ты не можешь просто... использовать магию?
Я чуть не рассмеялась. Ясно, о чем она думает: Тисаана Витежиц сумела закончить войну, а сейчас не способна выбраться из какого-то поместья?
Да уж, в последнее время я постоянно размышляла о своей магии и обо всем, на что она не способна.
— Нет, — ответила я. — Сейчас не могу. Здесь слишком много защитных заклинаний.
Поместье Фаримова, подобно жилищам многих других треллианских лордов, с начала войны защищало множество стратаграмм — как от владеющих магией рабов-повстанцев, наподобие меня, так и от армии Нуры.
Я старалась не думать о том, что, если бы со мной по-прежнему был Решайе, прорваться сквозь чары не составило бы труда. А если бы у меня сохранилась связь с глубинной магией...
Я поспешила отбросить эту мысль. Бесполезно сожалеть о потерянном.
Я полезла в карман и нашарила кончиками пальцев лежащее там золотистое перо. Ишка пока не готов к моему появлению. Изначальный план состоял в том, что я вызову его ночью, за пределами окружающих поместье сильных чар, и он заберет меня. Но посреди бела дня побег значительно усложняется.
Тем не менее других идей, как выбраться отсюда живой, у меня не нашлось.
Я вытащила перо и макнула его в пламя свечи. Ишка везде почувствует его зов, но я понятия не имела, где он сейчас находится и сумеет ли добраться до нас вовремя.
— А туннели для прислуги? — спросила я. — Они выведут нас из дома?
— Тут не совсем туннели. Они больше похожи на... подвал. И они не доходят до внешних стен.
— Нам просто необходимо выбраться наружу.
Перо превратилось в горстку пепла, и я поспешно смахнула ее под скатерть.
Оружие. Мне нужно оружие. На стене висела декоративная сабля, и я вытянула ее из ножен так тихо, как только смогла. Безвкусица с рукоятью, покрытой неудобными для хватки рубинами, и тупым лезвием. Сабля явно не предназначалась для использования в настоящем бою, но, если ударить ею кого-то с размаху, некоторый урон нанести можно.
— Пошли.
Я успела дойти до двери, прежде чем поняла, что Мелины рядом нет. Обернулась: она замерла на месте с вытаращенными глазами. Приоткрыла рот, но не смогла выдавить ни слова.
Она выглядела донельзя испуганной. Интересно, когда Серел посадил меня на лошадь и велел отправляться в новую жизнь, я выглядела так же?
Никогда не признаюсь в этом вслух, но в тот момент я ужасно боялась оставить позади все, что мне знакомо. Я справилась со страхом, с головой уйдя в непримиримую борьбу за будущее, которое поклялась построить. Но...
Нахлынули непрошеные воспоминания. Треск костра и поднимающиеся в прохладный ночной воздух искры. Знакомый запах пепла и сирени. Легкий саркастический смешок. Улыбка, которая начиналась с левого уголка рта.
Дом. Я даже не надеялась, что обрету дом. Пусть и временный.
От воспоминаний заныло в груди, и напряжение чуть отпустило. Я вернулась к Мелине и крепко, ободряюще взяла ее за руку.
— Таких, как ты, очень много, — тихо произнесла я. — Таких, как мы. Если мы сегодня отсюда выберемся, ты удивишься, как прекрасна может быть свобода.
С трудом сглотнув, она слабо улыбнулась в ответ и указала на дверь:
— Сюда.
Не так уж сложно сохранить разум, если подойти к определению этого понятия с некоторой гибкостью.
Вся сложность заключается в том, чтобы найти что-то надежное — константу. Меня лично выручали числа, по крайней мере вначале. Три всегда следует за двумя, а два следует за единицей. Порядок никогда не меняется. И однако, когда в жизни не остается ничего, кроме чисел, так легко запутаться. Действительно ли три следует за двумя? Действительно ли после одной тысячи семисот пяти идет одна тысяча семьсот шесть?
В том-то и проблема с числами. Они слишком неосязаемы. Вот поэтому, наверное, я перешел к рисунку.
Я говорю «рисунок», потому что рисовал одно и то же. Три фигуры, всегда расположенные одинаково. И я говорю «наверное», потому что не могу вспомнить, когда начал их рисовать и почему. Только помню, что руки сами выводили их раз за разом, и это занятие казалось правильным.
Может, эти фигуры что-то значили в давно позабытом сне. Может, они всплыли из далеких воспоминаний. Все сейчас терялось в тумане.
Я лежал на животе, прижимая левую руку к холодному каменному полу цвета слоновой кости. Здесь все было одинакового цвета слоновой кости: пол, стены, потолок. В этом мертвом месте. Месте, где царила абсолютная пустота. Воздух устрашающе звенел тишиной, ведь магия Илизата заглушала все звуки. Голые, за исключением вырезанных на них рисунков, стены — ни окон, ни даже двери. Когда сюда все-таки попадали люди, в камне проступало отверстие и снова исчезало вместе с посетителями.
Окружающая белизна, такая яркая и тусклая одновременно, стала моим мучением. Она жгла глаза, но все равно я считал ее предпочтительнее альтернативы.
В другой руке я сжимал маленький металлический обломок, достаточно острый, чтобы оставлять отметины на камне. Сейчас я изучил Илизат достаточно хорошо, чтобы понимать: стоит отвести глаза от рисунка, как тот исчезнет, и в следующий раз я увижу это место пустым. Илизат стирал любой след, который заключенные пытались оставить в мире.
Возможно, я рисовал, чтобы хоть так выразить свое неповиновение.
Рисунок каждый раз полностью повторялся. Три фигуры, одно и то же расположение: один неровный круг слева, второй чуть ниже справа и овал под первым кругом — все вместе образует подобие треугольника.
Вначале меня интересовало, что это означает. Но потом я решил, что смысл рисунка не играет роли.
Воздух шелохнулся, и я застыл.
Мне было хорошо знакомо это чувство. В животе словно образовалась дыра, но я покорно проигнорировал ее, не отрывая взгляда от царапин на полу, даже когда в комнате потемнело.
Я не буду смотреть.
Ни за что на свете не буду смотреть.
На затылке проступил пот. Комнату залило красными бликами, и треск пламени стал неестественно громким.
— Макс.
Я сразу узнал ее голос. Я узнал его, хотя и не мог сказать, кому он принадлежит. Тем не менее мои глаза всякий раз распахивались от его звука, хотя я изо всех сил приказывал себе сдерживаться.
Ее вид неизменно вызывал ужас.
Девочка лет одиннадцати или двенадцати на вид. С длинными гладкими черными волосами и манерами, которые казались такими знакомыми. Но главное — девочка горела.
Иногда она с плачем ползла ко мне по полу. Иногда она злилась, пыталась меня ударить. Сегодня она безмятежно стояла, пока с ее лица стекали куски плоти.
Она показалась мне грустной.
— Почему ты так поступил со мной? — спросила она. — Почему именно ты, из всех людей на земле, так поступил? Вот что вертелось у меня в голове в последние минуты. И эти мысли приносили намного больше боли, чем остальное.
Она вяло указала на свое охваченное огнем тело.
И всего на миг ее жест ударом под дых пробудил осколок воспоминания, но тот растаял прежде, чем я успел ухватиться за него.
Или, что тоже вероятно... я успел спохватиться прежде, чем позволил себе вспомнить.
— Ты ненастоящая, — пробормотал я, отводя глаза.
— Неправда.
— Все в этом месте ненастоящее. Ты просто еще одно видение из моих кошмаров.
Запах горящей плоти обжигал ноздри. Я снова заставил себя упереть взгляд в пол. Как я и думал, отметины, вычерченные пару минут назад, уже исчезли.
Ну, что поделаешь.
Я начал заново — все те же три фигуры, снова и снова. Краем глаза я заметил, как знаки на стенах Илизата смещаются, словно выстраиваются вокруг меня.
«Ах, ты думаешь, что это кошмар?»
Я услышал не совсем голос. Илизат говорил на языке множества перемешанных несвязных звуков, вздохов ветра и стонов камня, которые складывались во что-то похожее на слова.
Я не ответил. Да, со своими галлюцинациями я разговаривал, но с самой тюрьмой старался не общаться. Надо же где-то провести черту.
«Почему ты считаешь, Максантариус, что кошмары нереальны? Возможно, все вокруг существует на самом деле, и вот это самый большой кошмар».
Я невольно сжал зубы, а рука приостановила привычное движение. Ни за что бы не признался даже самому себе, но эта мысль задела меня за живое.
В конце концов, я почти ничего не знал о своем прошлом.
Время до прибытия в Илизат представлялось размытым пятном, будто сотни разноцветных красок смешались в мутной сточной воде. Иногда я улавливал в ней проблески картинок, отдельных образов, ощущений — порой в голове всплывал запах цветов и определенный оттенок зеленого, почти позволяя ухватиться за ниточку воспоминаний, которые они хранили... Но эти воспоминания всегда оставались за пределами досягаемости. Иногда ощущения становились темнее и несли в себе пепел, стоны и хватку моих рук на скользком от крови неумолимом металле. И жар, жар, жар...
Я крепко зажмурился.
Макс, это всего лишь кошмарный сон. Возьми себя в руки. Объятая огнем девочка все еще стояла в моей камере, но я не смотрел на нее.
— Макс... — повторила она, но ее голос утонул в скрежете камня.
Внезапно тени и отблески пламени исчезли. Я поднял взгляд: в стене моей камеры открылась дверь, в проеме возникли две безглазые стражницы в черной одежде и с копьями в руках.
— Вставай, — приказала светловолосая. — Королева снова хочет тебя видеть.
Я начал подниматься на ноги, еще не дослушав. Скажу откровенно: если выбирать между пытками королевы и Илизата, я всегда предпочту королеву.
А сегодня к тому же у меня был план.
Дела шли все хуже.
Остров Ара утопал в крови. Пока я находился в Илизате, я воспринимал это как бы издалека. Ничто не могло проникнуть сквозь стены тюрьмы — в том числе, как я предполагал, и ужасы войны. Но каждый раз, когда королева вывозила меня на большую землю, я повсюду замечал следы разрушений.
На сей раз все обстояло еще хуже, чем обычно. Мы с сиризенами молча шагали по мощеным улицам. Слева молчаливой скорбной громадой возвышался дворец. Со дня моего последнего визита он потерял две похожие на лезвия кинжалов башенки.
Впереди замаячили Башни Орденов. Почти все верхние окна обиталища Ордена Полуночи были выбиты, и на волю ветра и облаков остался хрупкий серебряный остов.
На улицах города тут и там встречались кучки измученных солдат. Я замедлил шаг, наблюдая за ними. Одна группа немного расступилась, и я смог разглядеть на земле чудовищную, истекающую кровью тушу.
Вознесенные над нами!
Я невольно вздрогнул от одного лишь вида неизвестного существа, даже мертвого. По меньшей мере в два-три раза массивнее окружавших его солдат, оно состояло из тьмы и мешанины длинных конечностей. Я потрясенно уставился на тушу, но она так и не приобрела четких очертаний, словно мой разум отказывался проводить границу между ней и сгустившимися тенями.
Мне уже доводилось видеть подобных чудовищ.
Эта мысль пришла в голову без предупреждения. Как и большинство мыслей в последние дни, она оказалась совершенно бесполезной.
Один солдат поднял голову и встретился со мной взглядом. Его глаза распахнулись, он тут же отвернулся и принялся что-то яростно шептать товарищам.
Резкий толчок вырвал меня из задумчивости. Я вовремя спохватился, и равновесие удалось сохранить. Лодыжки мне связали, но достаточно свободно, чтобы я мог передвигать ноги. Зато запястья стянули так туго, что руками шевелить было невозможно.
— Макс, давай поскорее покончим с этим, — проворчала светловолосая женщина-сиризен, крепко ухватив меня за локоть. — Не время медлить.
— Сколько их было? — Я кивнул на улицу, где солдаты собрались вокруг трупов. — Этих существ. Наверняка много. Больше чем одно. Их ведь послали фейри? Как далеко им удалось пробиться? До верхних этажей Башен?
Стражница не ответила, но по сжатым губам я понял, что мои подозрения верны.
— И судя по всему, — продолжил я, — после вторжения прошло всего несколько часов?
И снова молчание.
Но я не нуждался в ответе. И так знал, что не ошибся.
И суток не прошло после одного из самых страшных нападений, а королеве уже потребовалось мое присутствие. Она редко вызывала меня при дневном свете, причем такие приказы стали поступать совсем недавно. Раньше меня доставляли во дворец по ночам, когда вокруг почти никого нет. Я не понимал почему. И только сейчас все встало на свои места, когда я увидел, как солдаты украдкой оглядываются на меня.
Они знали, кто я такой. Хотя я понятия не имел откуда.
И по какой-то причине королева желала, чтобы они не вспоминали обо мне. Опять же, я мог только гадать почему.
«Ты убил сотни невинных людей, — прошептал голос в глубине моего сознания. — Разве этого мало для вечного позора?»
На лице стражницы промелькнуло выражение, которое я не смог прочитать.
— Будем надеяться, что королева права и ты, драть тебя, наш спаситель, — пробормотала она, подталкивая меня вперед. — Пошли.
Мелина оказалась права. Туннелей под поместьем не обнаружилось — скорее, там простирался подвал, причем далеко не пустынный. Пока мы спешили по одному помещению за другим, нам повстречалось слишком много людей, чтобы я могла чувствовать себя спокойно.
Большинство встречных были рабами, в чем заключалось наше единственное спасение. Возможно, кто-то и узнал меня — в конце концов, я отличалась необычной внешностью, — но, к счастью, нас никто не остановил. Чем дальше мы удалялись от центра поместья, тем тише становилось вокруг.
Дойдя до пересечения коридоров, мы остановились.
— Этот путь ведет к конюшням, — произнесла Мелина, затем указала в другом направлении. — А этот выходит в поля и огороды.
— Каким можно уйти дальше от главного дома?
Она на секунду задумалась.
— Наверное...
Мое сердце замерло.
— Тсс!
Рабыня бросила на меня встревоженный взгляд, но я схватила ее за руку и прижала нас обеих к стене.
— Тсс, — повторила я.
И действительно, тут, внизу, тихо, но, если прислушаться, можно различить приглушенные голоса, раздающиеся сверху.
— ...уйти далеко... мы все еще можем их догнать... я отдал приказ всем стражникам в поместье... да-да, всем стражникам, уверяю вас...
Я подавила готовое сорваться с губ проклятие.
Полный ужаса взгляд Мелины метнулся ко мне.
— Ты хоть представляешь, сколько здесь стражников? Они найдут нас...
— Нет времени бояться, — твердо сказала я. — Нам остается только действовать. Каким путем, Мелина?
Она быстро перевела взгляд с одного коридора на другой и решительно кивнула:
— В поля.
И мы побежали.
Теперь встреченные рабы следили за нашим бегством с откровенным любопытством. Я крепко держала Мелину за запястье, таща ее за собой, даже когда страх начал сковывать движения девушки.
— Соберись, — зашипела я. — Мы уже близко...
Мы завернули за угол, и Мелина резко остановилась, отчего мы обе споткнулись.
Перед нами поднималась вверх короткая лестница, упиравшаяся в дверь, из-под которой лился солнечный свет. Выход охранял молодой стражник, лет двадцати на вид, — ровесник Мелины. При нашем появлении он поднял голову, и полные удивления глаза тотчас скрылись под упавшими на лоб темными взъерошенными волосами.
— Мелина?
— Маркус!
Мелина остановилась как вкопанная. В произнесенных с придыханием именах прозвучало столько эмоций, что я даже не бралась их сосчитать.
При виде того, как эти двое смотрят друг на друга, у меня в груди зашевелилось беспокойство. Они походили на влюбленных подростков.
Боги, можно ли представить себе что-то более опасное и непредсказуемое, чем влюбленные подростки?
Маркус, нахмурившись, все так же стоял между нами и свободой. Я бросила быстрый взгляд на его ладонь, которая покоилась на рукояти меча.
— Это тебя все ищут? — Он пристально оглядел меня, и в его лице что-то изменилось.
— Маркус, нам нужно выбраться отсюда, — с робкой мольбой произнесла Мелина. — Ты можешь пойти с нами, ты можешь...
— Выбраться? — Его брови сдвинулись.
В моей душе начало подниматься ужасное предчувствие.
— Пойдем с нами. — Девушка шагнула к нему, протянув руку. — Ты можешь уйти вместе с нами. Они никогда не найдут нас и даже не узнают...
Я сразу все поняла по едва заметному прищуру его глаз. Он никогда не согласится пойти с ней.
Этот молодой человек не был рабом. Он служил охранником, и ему платили, хотя и скудно, за услуги. Возможно, ему нравилась Мелина. Возможно, он даже любил ее или думал, что любит.
Но в тот миг, когда Мелина произнесла слово «мы», сделав Маркуса одним из нас, он перестал ее слушать.
Она продолжала идти к возлюбленному:
— Маркус, прошу тебя...
Стоило Мелине коснуться руки Маркуса, как он схватил девушку. Но я была наготове; я двигалась быстрее.
Даже если он и пробормотал какие-то извинения, их заглушил звук удара ее тела о стену, когда он попытался ее скрутить.
А затем послышался лязг стали о сталь — я бросилась на стражника со своей украденной саблей. Он попытался парировать, но движение вышло неуклюжим, растерянным. Я владела оружием намного лучше, и неопытность юноши сыграла мне на руку.
У Мелины вырвался сдавленный крик, а меня забрызгало кровью.
Маркус рухнул на землю, зажимая рану на горле. Жизнь в его глазах быстро угасала.
В коридоре стояла почти полная тишина, если не считать звуков, долетавших сверху, и стука крови в ушах. Мелина, зажав ладонью рот, прислонилась к стене и задрожала.
От жалости к ней у меня защемило сердце.
— Нам нужно идти.
— Я... я...
Я твердо, но бережно взяла ее за руку:
— Прости, Мелина, но нам нужно идти.
Она глубоко вздохнула, оторвала взгляд от мертвого стражника и повернулась к двери. Вместе мы перешагнули через тело ее возлюбленного и зашагали к свободе.
Снаружи стоял прекрасный день.
Когда мы проскочили в дверь, нас встретил потрясающий вид: поля колосящейся пшеницы, грядки овощей и зелени раскинулись, словно нанесенные на холст полосы краски, а над ними — розовато-голубое, чистое небо. Мы с Мелиной припустили что есть мочи.
Я надеялась, что, если успеем миновать посадки, Ишка сможет дотянуться до нас.
Руку Мелины резко выдернули из моей ладони. Воздух расколол ее испуганный крик. Меня тоже попытались схватить, но я яростно взмахнула саблей и выскользнула из рук противника, а потом прижалась спиной к стене амбара.
Передо мной, обхватив Мелину, стоял стражник. А рядом с ним я увидела леди и лорда Зороковых, окруженных еще тремя охранниками.
Я старалась не выказывать страха, хотя сердце бешено колотилось. Зря мы так шумели в туннелях. Зря показывались на глаза такому количеству людей. Мы слишком замешкались. А возможно, нам просто не повезло.
— Кажется, я тебя знаю. — Леди Зорокова ласково улыбнулась мне. — Тисаана Витежиц! Очень приятно наконец познакомиться с легендой.
Не сводя глаз с Мелины, я выронила саблю и медленно подняла пустые ладони:
— Я безоружна. Отпустите ее.
В ответ лорд Зороков фыркнул:
— Ты же не можешь всерьез считать, что мы поведемся на твои обещания.
Пока они не решались двинуться в мою сторону. Сейчас мне на руку играла репутация, заработанная благодаря уничтожению поместья Эсмариса Микова и участию в гражданской войне на Аре. Вероятно, Зороковы опасались, что я обладаю настолько могущественной магией, что смогу уничтожить весь город одним щелчком пальцев.
Хорошо, что они даже не подозревают, насколько я сейчас беспомощна.
Давай, Ишка. Поторопись.
Краем глаза я заметила движение слева: две фейри обходили меня, зажимая в угол.
— Тот артефакт, — холодно произнесла Аяка. — Где он?
— У меня его нет.
Ладонь жгло жаром от моей лжи. Я молилась, чтобы меня не рассматривали слишком пристально.
Никто по-прежнему не двигался. Видимо, меня боялись даже фейри.
Мелина сдавленно застонала от боли, по ее шее потекла струйка крови.
— Она пыталась остановить меня, — быстро сказал я. — Она вообще к этому непричастна.
Мне просто нужно выиграть время.
Поторопись, Ишка. Прошу тебя, поторопись.
По губам лорда Зорокова медленно расплылась улыбка.
— Может, стоит подарить тебе ее ногу? Рук, думаю, ты получила достаточно.
Меня охватила такая ярость, что я едва смогла заговорить.
— Я здесь не для того, чтобы играть в игры, — произнесла я самым спокойным тоном, на который оказалась способна. — Отпустите ее, и я подумаю о том, чтобы вернуть тебе то, что у меня...
Темноволосая фейри что-то пробормотала себе под нос; незнакомые слова показались мне ругательством.
— Вот значит что, — выдохнула она вслух. — Артефакт действительно у тебя.
Она пристально смотрела на мою руку — на покрывающие ее странные золотые прожилки.
Проклятье!
— Слушайте, это глупо... — начала я, но не успела закончить.
— Мы здесь тоже не для того, чтобы играть в игры, маленькая рабыня! — прорычал Зороков.
Я даже не успела дернуться — нож скользнул по горлу Мелины, и ее тело упало на землю окровавленной грудой.
На меня набросился другой стражник, а следом второй и третий.
— Держи ее руку! — крикнул кто-то, и в моем запястье взорвалась боль, настолько сильная, что на мгновение мир вокруг поглотила чернота.
Я из последних сил цеплялась за сознание. Цеплялась за остатки своей магии.
Давай, Тисаана. Ты же умрешь здесь, если не сможешь.
Я призвала каждую крупицу еще живущей во мне магии, каждый ее крохотный фрагмент. Усилием воли прогнала ее по венам. Боги, какая же пытка: магия словно сжигала тело изнутри.
Стражники, схватившие меня, закричали от боли, отдергивая охваченные разложением руки. Моя собственная правая рука висела беспомощной плетью — чей-то клинок оставил на ней порез настолько глубокий, что я мельком увидела кость. Когда я подхватила свою саблю с земли, мне пришлось держать ее в левой руке.
Все слилось в безумную череду образов. Падающий стражник, черное от гнили лицо. Мой клинок вонзается в чью-то грудь.
Во время сражения происходило что-то странное. В голове мелькали другие образы — не тех, кто отчаянно сражался сейчас, а других людей, которые, как я знала, были далеко отсюда. Словно долю секунды я смотрела на мир чужим взглядом.
Сначала я увидела мужчину с медного цвета волосами и зелеными глазами, смотревшими на меня пристально и с беспокойством. Красиво обставленная комната, полная зелени и рассеянного солнечного света. Абсолютная, всепоглощающая ненависть.
Картинка исчезла, сменившись другим изображением: белая комната. Резьба на полу, множество повторяющихся раз за разом фигур. Усталость. Страх. Я смотрю вниз, на ладони, которые так хорошо знаю, и на стратаграммы, нарисованные чернилами на руках.
Мое сердце остановилось. Я дернулась, и изображение исчезло.
Макс. Это был он. Я видела его. Я чувствовала его. Я была им.
Осознание поразило так сильно, что я запнулась на середине выпада. Стражник воспользовался моим замешательством и сбил меня с ног. Я с размаху ударилась спиной о землю.
Нет. Вернись. Вернись ко мне.
Я попыталась снова дотянуться до магии, но она ускользала от меня. Чары, окружавшие саблю, исчезли, оставив лишь жалкую сталь, и стражник легко выбил у меня оружие.
Аяка, подойдя ближе, пристально разглядывала мою руку.
— Отруби ее, — приказала она.
Стражник замахнулся мечом. Я попыталась увернуться, откатиться в сторону, но другой стражник схватил меня за плечи и прижал мое запястье к земле.
Но в тот самый момент, когда занесенный клинок был готов опуститься, в землю ударил золотой луч, отбросив моего противника прочь. Я моргнула, но смогла увидеть лишь распростертые в пылающем закатном свете крылья, прикрывающие меня.
Я с облегчением выдохнула.
Ишка бросил на меня через плечо раздраженный взгляд:
— Мы так не договаривались.
— Потом все объясню, — прохрипела я, поднимаясь на ноги.
Он обхватил меня, готовясь унести прочь, когда рядом раздался возглас:
— Ишка!
Голова Ишки дернулась в сторону светловолосой фейри, и он замер.
— Аяка, — выдохнул он, словно не осознавая, что говорит вслух.
— Вернись. — Она приблизилась, глядя на него из-под сдвинутых бровей. — Король готов принять тебя обратно. Твоему сыну нездоровится, он...
— Ишка, — зашипела я.
У нас не было времени.
Мой голос, казалось, вывел Ишку из оцепенения — одним движением, от которого перехватило дух, мы взмыли в небо. Неловко вцепившись в своего спасителя, я наблюдала, как зрители на земле — рабы, стражники, фейри, Зороковы — становятся все меньше и меньше. Тело Мелины выглядело изломанной кучкой, окруженной багровым пятном.
— Они будут преследовать нас? — спросила я.
— Нет. Аяка пока плохо летает. Она знает, что не сможет нас догнать.
В животе у меня ухнуло, когда он ушел в пике, набирая скорость. Поместье осталось далеко позади, и сейчас мы парили над бесконечными полями. Ишка бросил на меня быстрый взгляд, отметив, что я бережно прижимаю к телу руку.
— Ты ранена.
— Ничего серьезного, — солгала я.
— Мы так не договаривались.
Да уж, определенно.
— Слишком шумно, — сказала я, напрягая связки, чтобы перекричать ветер. — Потом обсудим.
Еще одна откровенная глупая ложь. Но Ишка решил проявить снисходительность, и больше мы не разговаривали.
Каждый раз, стоило закрыть глаза, я видела белизну. Белый — это даже не цвет, а всего лишь его отсутствие. А главное, белый — это пустота.
Я ненавидела белый цвет, а он преследовал меня повсюду. Все вокруг опустело. В голове не осталось ничего, кроме собственных мыслей. В легких — ничего, кроме собственного дыхания. Под кожей билось только одно сердце. Мое тело стало подобным одинокой, заброшенной пещере. Все то, от чего я стремилась убежать, отдавалось в ней громогласным эхом.
Нет ничего ужаснее полного одиночества.
Одиночество заполонило мои сны. Я успела забыть, что такое сны, насколько они способны сводить с ума, когда приходится нести их бремя в одиночку. Обычно в снах возвращались худшие моменты прошлого.
Но иногда — очень редко — сны напоминали о связи.
Я всегда знала, когда получала весточки от них. От Тисааны и Максантариуса. Невозможно забыть черты разума, в котором провела столько времени.
Я помнила прагматизм и непреклонность Тисааны, скрывающееся за ними ранимое сердце. Поэтому я сразу поняла, что это она, когда увидела вспышки образов: стройное тело оседает на землю, на горле распахивается рана, грусть и сожаление уносят порывы свистящего ветра.
Я помнила острый ум Максантариуса и поэтому ни секунды не сомневалась, когда увидела белый потолок, покрытый круглыми отметинами, почувствовала всепоглощающую боль и сметающий с ног порыв ужасной силы.
И в эти прекрасные секунды одиночество уходило. Я пыталась уцепиться за нашу связь, но затем все поглощало прошлое.
Сон перенес меня в другое знакомое место. Я очутилась в странном круглом здании с каменными стенами, среди людей. Тело отказывалось слушаться, и я повалилась на землю. Я звала Ишку, но он, бросив на меня последний взгляд, отвернулся. Порыв ветра растрепал его золотистые волосы, и он исчез, оставив меня. Оставив в одиночестве на пятьсот лет мучений...
С криком я проснулась.
Тело подо мной издало сдавленный стон, но я не обратила на это внимания. Пальцы сами нащупали горло нападавшего. Тот забился, колотя руками. Один из взмахов пришелся мне в лицо, и я оскалилась, отвечая ударом на удар.
Впервые за долгое время я чувствовала, что ко мне вернулось былое могущество. Я любила гнев. Гнев — краснота и чернота, рев и крики. Противоположность пустоте. Противоположность белизне, белизне, белизне.
Перед глазами стояло лицо Ишки, скрытое копной светлых волос. Ишки, который предал и погубил меня.
Я схватила с подноса столовый нож, замахнулась и...
— Эф!
Крик заставил меня замереть.
Я ненавидела это имя. Меня звали иначе.
Меня с силой потянули назад. Я отбивалась и размахивала ножом, оскалив зубы. Ударялась обо что-то.
— Прекрати сейчас же.
Чем крепче становился захват, тем сильнее я сопротивлялась. Мощная рука вцепилась в мое запястье, безжалостно его вывернула, и нож со звоном полетел на пол. Но я не сдавалась, я продолжала яростно отбиваться зубами, ногтями...
С размаху я ударилась спиной об пол. Дыхание перехватило, и мир остановился.
Надо мной склонился Кадуан, крепко сжимая мои плечи. Его левую щеку рассекал лиловый порез, и кровь угрожала закапать мне лицо. Яркие, как переливы солнечного света в листве, глаза поймали мой взгляд и отказывались отпускать. Он был осязаемым. Настоящим.
Мое дыхание начало выравниваться.
— Она пыталась убить меня! — всхлипнула из дальнего угла служанка.
В ответ послышалось тихое перешептывание. Кто-то переступил с ноги на ногу. Оказывается, в комнате были и другие люди.
Кадуан не отводил взгляда. Обычно я не различала выражений лиц, не понимала то, что говорилось без слов. Большую часть времени и не пыталась. Но сейчас в глазах Кадуана я увидела нечто такое, отчего мне захотелось отпрянуть. Удару или окрику я бы даже обрадовалась, но проницательный взгляд напугал больше, чем любая грубость.
— Отпусти, — прорычала я.
— С удовольствием, но не раньше, чем ты мне позволишь. Это был всего лишь сон, — уже тише добавил он.
Я подалась к нему, вспыхнув гневом. Да как он смеет успокаивать меня?!
— Нет, — прошипела я. — Все происходило на самом деле, много дней подряд.
В глазах Кадуана мелькнуло какое-то чувство.
— Все закончилось. Ты в безопасности.
«Ты в безопасности», — шептала когда-то Тисаана в нашем общем разуме.
Разуме, который теперь безраздельно принадлежал мне одной.
— Это не так!
— Эф...
— Не называй меня так. Меня зовут Решайе.
— Ты больше, чем он, — пробормотал Кадуан.
— Отпусти меня!
В конце концов он подчинился. Я отползла подальше, вжалась в угол, судорожно оглядываясь вокруг.
Мне выделили просторную спальню с высоким стеклянным потолком, сквозь который лился рассеянный солнечный свет. Кое-кто из посещавших меня утверждал, что здесь красиво. Слуги с удивлением говорили, что меня поселили в прекрасном месте, на верхнем ярусе замка. Я не понимала, почему они находят это странным.
Впрочем, мне было все равно. Я ничего не чувствовала, когда оглядывала свою комнату. Красота ее убранства оставалась для меня абстрактным понятием, предназначенным для другой души.
Сейчас в комнате собралось пять-шесть человек, и все они таращились на меня. Двое советников Кадуана помогли белокурой служанке подняться, и стражник увел ее.
Мне не нравилось, как собравшиеся на меня смотрят.
— Как здесь оказалась служанка? — тихо, но грозно спросил Кадуан. — Я запретил ее будить. И особо приказал не присылать сюда блондинок.
Советники переглянулись. Невысокую хрупкую женщину с коротко подстриженными золотисто-рыжими волосами — главу армии — звали Луия. Широкоплечий мужчина с темными волосами и выступающей квадратной челюстью — Вифиан — был главным казначеем, хотя больше походил на завсегдатая бойцовского ринга.
— Ваше величество, — тихо произнесла Луия.
— Не сейчас.
Кадуан повернулся ко мне. Я уставилась в пол, но все равно чувствовала на себе его пристальный взгляд.
— Эф, я скоро вернусь. А ты пока отдохни.
«Отдохни». Я не хотела отдыхать.
Фейри вышли, в комнате осталась лишь я. Несколько секунд я не двигалась с места, тяжело дыша. Но затем бесшумно подошла к двери и прижалась к ней ухом.
— ...позволить этому продолжаться, — шептала Луия.
— Прошло всего несколько месяцев, — ответил Кадуан.
— Вы уже много в нее вложили, — заговорил Вифиан. — Время играет против нас.
— Вы должны попросить Эф, — настаивала Луия. — Мы нуждаемся в ее помощи. Вчерашняя ночь показала это ясно, как никогда. Без нее нам не выиграть эту войну.
— С ней у нас тоже не получится выиграть. Пока, во всяком случае. Она еще не готова.
Пока.
От ответа Кадуана у меня в груди свернулся горячий клубок гнева. Гнева и... обиды?
Я сама не знала, чему удивляюсь. Ведь фейри не сказали ничего нового. Со мной так поступали всегда. В конце концов, чего еще можно от меня хотеть, кроме как обратить в оружие?
Кадуан сделал пару шагов, будто собрался уходить. Я плотнее прижалась к двери, напряженно вслушиваясь.
— Когда же она будет готова? — Голос Луии прозвучал громче и резче. — Когда аранская королева укрепит свой союз и пришлет к нашему порогу полумиллионную армию? Или после того, как ее опыты принесут успех и она...
— Достаточно.
Кадуан даже не повысил голос, но произнесенное им слово рассекло воздух, требуя тишины.
— Вы понимаете, через что пришлось пройти Эф? Понимаете, что с ней сделали? Пятьсот лет мучений. У нее забрали все: имя, тело. Все до последнего. Только ради того, чтобы превратить в оружие. Люди посчитали, что их желания важнее ее души... — Его голос сорвался, потом он сипло выдохнул. — А теперь вы просите меня поступить так же? Вы хотите, чтобы я принял такое же решение? Чтобы превратился в чудовище наподобие людей?
На несколько невыносимо долгих секунд воцарилась тишина.
— Конечно нет, ваше величество, — наконец ответила Луия.
Вифиан что-то невнятно пробормотал в знак согласия.
— Тогда не предлагайте больше ничего подобного. — С этими словами голос Кадуана затих вдали.
Потянулись долгие часы. Я лежала на полу и рассматривала звезды сквозь стеклянный потолок. Может, мне когда-то нравилось смотреть на звездное небо? Сейчас оно заставляло меня чувствовать себя маленькой и одинокой. Когда я жила внутри Тисааны и Максантариуса, мир окружал меня плотным коконом. Я была надежно укутана мыслями и разумом другого человека. Даже взаперти я не чувствовала себя одинокой.
По крайней мере, не так, как сейчас.
В замке воцарилась тишина, я отчаянно хваталась за любую возможность отвлечься. Закрыла глаза и попыталась снова поймать связь, которую чувствовала раньше. Как ни странно, мимолетное ощущение этой связи делало одиночество только острее. Я тянулась к другим сознаниям, но не чувствовала ничего, кроме собственного разума.
Я все еще лежала посреди комнаты с закрытыми глазами, когда Кадуан вернулся.
— Попробуй как-нибудь лечь на кровать, — посоветовал он. — Она очень удобная.
— Пробовала — не понравилось.
— Почему?
— Слишком...
Слишком много ощущений от разных фактур. Слишком мягко. Удушающе мягко.
Я оставила попытки подобрать правильные слова и вместо этого похлопала ладонью по полу:
— Здесь лучше.
— Как скажешь.
Король склонился надо мной и заглянул мне в лицо. Он переоделся в простую белую рубашку и штаны, скромные даже по крестьянским меркам. Не знаю почему, но я одобрила его выбор: что-то в нынешнем образе казалось обезоруживающим.
Но я сразу же заглушила эту мысль гневом. Кадуан просто использует меня. Для него я всего лишь орудие. Он вернул меня к жизни исключительно ради своих корыстных целей.
Он такой же, как и все остальные.
— Эф, пойдем со мной. — Он протянул руку.
Я не пошевелилась:
— Перестань называть меня этим именем. Оно мне ни о чем не говорит.
— Когда-то тебя так звали.
— Но сейчас все иначе.
— Хочешь выбрать себе другое?
Я скрипнула зубами. Он ничего не понял. Имена нужны живым существам, а я больше не принадлежу к ним.
— Пойдем, — повторил он.
— Куда?
— Тебе надо развеяться. Хочу тебе кое-что показать. — В ответ на мой непонимающий взгляд он добавил: — Конечно, если предпочитаешь сидеть здесь в одиночестве, настаивать не буду.
Тишина. Я снова прикрыла глаза. Кадуан медленно выдохнул.
— Ладно, — тихо произнес он и направился к двери. — Тогда продолжай сидеть здесь одна.
Одна.
Это слово пронзило меня словно нож. Я не хотела идти с Кадуаном. И все же мысль о том, чтобы лежать здесь в одиночестве еще несколько часов, казалась... невыносимой.
— Погоди. — Я распахнула глаза и села. — Я пойду с тобой.
Мы вошли в Башни и спустились на самый нижний этаж, в нескольких уровнях под землей. Меня всегда приводили в одни и те же комнаты — неубранные помещения, очевидно используемые для исследований и экспериментов, где всю обстановку составляли набитые книгами шкафы, уголки для записей и столы для осмотра. В первые мои приходы комнаты выглядели относительно опрятно, но с каждым разом все больше погружались в хаос, словно отчаяние всего аранского государства просачивалось сюда сквозь стены.
Когда меня ввели, королева стояла, склонившись над столом с грудами бумаг и упершись ладонями в его край. На ней была облегающая военная форма: белый мундир и узкие брюки такого же цвета. Серебристые волосы, обычно заплетенные в косы, сегодня были распущены по плечам и только сверху зачесаны назад. Корона безнадежно запуталась в прядях, и я сильно сомневался, что королева сможет ее снять самостоятельно, даже если захочет.
Женщина выпрямилась. Лицо суровое. Под глазами темные круги. На руках и горле пятна крови — как будто переоделась, а помыться не успела.
Я знал ее. Когда-то я знал ее очень хорошо. Уверен в этом. Воспоминания исчезли, но оставили после себя отпечатки. Возможно, поэтому при каждом взгляде на королеву меня охватывала необъяснимая ярость.
С другой стороны, у меня имелось более чем достаточно причин ненавидеть ее за недавние воспоминания, которые еще сохранились.
— Что это?
Она помахала передо мной листом пергамента, где чернилами были вычерчены три фигуры — те, что я рисовал в камере. В последний раз, когда меня приводили сюда, я нацарапал их в бреду на клочке бумаги, наполовину потеряв рассудок после опытов.
Я промолчал.
— Это карта?
— Скорее всего, — раздался другой голос из противоположного угла, и я напрягся.
Худой пожилой мужчина-вальтайн поднялся и одарил меня леденящей душу улыбкой маньяка:
— Возможно, ему удалось что-то подглядеть у той фейри, что завладела им. Разве не любопытно?
Вардир. Я помнил, что ненавижу и его.
— Надо сказать, я удивлен, — вслух произнес я.
— Удивлен? — Королева приподняла бровь.
— Да. Ты даже не пытаешься скрыть, что в отчаянии. Притащила меня сюда среди бела дня, даже не дав себе времени смыть кровь. Неужели все настолько плохо? Сколько там сегодня погибших добровольцев?
Я кивнул на дверь в противоположной стене.
Королева задержала на мне взгляд на секунду дольше, чем следовало, потом отвела глаза:
— Я не нуждаюсь в твоих нравоучениях. Предатели, особенно в военное время, не имеют права отчитывать меня за меры, которые я принимаю, чтобы спасти свой народ.
Пламя. Крики. Город, полный сгоревших тел, и семьи, которым только и оставалось, что хоронить кости и пепел родных.
Поток образов, как всегда, сопровождался легкой тошнотой. Пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить самообладание.
В голове снова зашелестел шепот Илизата: «Возможно, все вокруг существует на самом деле, и вот это самый большой кошмар».
В редкие моменты — например, сейчас — я чувствовал благодарность за свой сломленный рассудок. Вероятно, о некоторых вещах действительно лучше забыть.
Королева повернулась к Вардиру, скрестив на груди руки.
— У нас должно получиться, — прошипела она. — Делай все, что считаешь нужным. Времени мало.
— Не моя вина, что он стал еще более бесполезным, чем в прошлый раз, — раздраженно возразил Вардир.
— Хватит оправданий, — отрезала королева. — Ступайте.
Дверь в дальнем конце комнаты открылась. Стражники подхватили меня под руки, но я встал сам.
За этой дверью скрывалось небольшое круглое помещение с белыми стенами, белым полом и белым потолком. Когда мы вошли, двое охранников как раз вытаскивали безжизненное тело через вторую дверь. Перед тем как она захлопнулась, я успел заметить беспомощно болтающиеся ноги со вздувшимися, налитыми густой черной кровью венами.
Слева было широкое окно — чтобы наблюдать за тем, что происходит внутри круглого помещения. Окно надежно защитили заклинаниями, как я узнал во время одной из многочисленных попыток бунта. Тем не менее я едва не убил человека, который пытался меня удержать, когда я с размаху бросился на стекло, и, хотя оно устояло, сама попытка принесла мне огромное удовлетворение.
Но сегодня я не стал бунтовать. Молча подошел к столу в центре помещения и послушно улегся на него. Уставился в потолок: ярко-малиновой краской на нем были нарисованы стратаграммы.
Мои руки привязали к столу ладонями вверх. Сегодня Вардиру помогала женщина-вальтайн, но основную работу делал он сам. Даже не видя игл, я знал, что последует дальше. И приготовился к боли.
— На нем уже места живого нет, — пробормотала женщина. — У него их и так много...
— Место найдется, — весело возразил Вардир и начал делать татуировки на моих ладонях.
В бесчисленный раз я убедился, что готовиться не имело особого смысла. Боль все равно настигла меня. Татуировки, выжженные магией вместо чернил, проникали в каждый слой кожи.
Множество вырисованных на теле стратаграмм надежно отрезали любую возможность дотянуться до моей силы. Каждый раз, когда удавалось каким-то чудом проскользнуть сквозь заслон, появлялась еще одна татуировка, закрывающая очередную лазейку. Я точно не знал, чем заслужил такую честь, но из обрывков разговоров понял: королева ужасно боится того, что я могу натворить, если верну хотя бы часть своей магии.
Во всяком случае, напрашивался только такой вывод из доступных мне сведений. Удивление окружающих подсказывало, что я оказался единственным, чье тело покрывало столько оков.
Но вот Вардир закончил свою работу. Даже когда иглы перестали втыкаться в кожу, я оставался в оцепенении, не в силах пошевелиться от пережитых мучений.
— Отлично. — Вардир похлопал меня по плечу. — А теперь перейдем к самому интересному.
— Жду с нетерпением, — процедил я сквозь зубы.
Я услышал, как закрылись двери. В комнате воцарилась темнота.
Помощница Вардира встала у изголовья, положив руки на стол по обе стороны от моего лица.
— Что мне нужно делать? — спросила она.
— Просто не дай ему умереть, — ответил Вардир.
Очень обнадеживающе. Я сосредоточился на ровном дыхании.
С тех пор как меня бросили в тюрьму, бесчисленное множество раз происходило одно и то же, хотя и с некоторыми вариациями. Я не понимал, чего именно добиваются мучители. Но мог предполагать, основываясь на своих скудных знаниях.
А знал я, что королеве необходимо оружие, достаточно мощное, чтобы выиграть текущую войну. Знал, что она каким-то образом рассчитывает получить его от меня. А теперь еще знал, что отчаяние заставляет королеву спешить и допускать оплошности. Заставляет рисковать.
Только недавно я осознал, что эксперименты, видимо, почти вышли из-под контроля королевы и ее приближенных. А то, что находилось за пределами их контроля, могло — лишь могло — оказаться в пределах моего.
И на этот раз...
Времени собраться с духом не осталось. Пропало все, кроме боли.
Я стиснул зубы, пытаясь выровнять ритм дыхания, сосредоточиться на холодящем кожу металле. Но эти последние ориентиры, привязывающие к реальности, почти сразу исчезли. В текущей по жилам крови разгорелся пожар; не находя выхода, он поглотил меня целиком.
Белые стены растворились, их место занял поток разрозненных образов.
Я видел красивый дом с золотыми колоннами и львом на воротах. Не успел я потянуться к дверной ручке, как кто-то прошептал на ухо: «Ты не хочешь возвращаться туда».
Затем каменный домик, окруженный цветами. Кто-то зовет меня голосом с сильным акцентом, который разбивает мое имя на два мелодичных слога. Мне хорошо знаком этот голос. Я слышал его много раз, на грани снов и воспоминаний, которые не мог уловить.
Я попытался обернуться, но изображение исчезло.
А потом я оказался в комнате — белой, белой, белой.
Комната сменилась полем боя, и я наблюдал, как мое оружие пронзает насквозь мальчика-подростка.
Я переместился в темное помещение, где от стен исходило теплое сияние. Заплетенные в косы белые волосы упали мне на лицо. Королева склонилась надо мной, ее губы искривились в усмешке.
«Надо тебе было меня убить».
Мир растворился, а затем еще раз и еще.
Несмотря на боль и дезориентацию, я пытался нащупать опору.
«У тебя есть план», — напоминал я себе. Да, вытатуированные стратаграммы лишили меня собственной силы — эта дверь захлопнулась. Но открылась другая: я превратился в сосуд для магии, которой, казалось, не понимали даже мои мучители.
И я просто обязан ею воспользоваться.
Магия бушевала вокруг меня, захлестывая, словно потоки воды. С огромным трудом я взял себя в руки. Попытался обратить силу вспять. Попытался уловить то, что нахлынуло на меня.
И чтоб вас всех, на самый краткий миг — получилось.
Магия больше не несла меня за собой. Наоборот, теперь я направлял ее. Контроль отнимал все оставшиеся силы, — без сомнения, мое физическое тело сейчас умирало. Только агония могла быть настолько болезненной.
Но все же один миг, один восхитительный миг я держал эту силу в руках.
Но потом...
Меня отвлекло что-то странное. Чье-то присутствие. Я знал его, и даже очень хорошо. Я ощутил порыв холодного воздуха и запах теплой крови. Человек упал на землю с перерезанным горлом.
Всепоглощающая, глубокая печаль. Печаль и ярость.
И узнавание. Проникающее до глубины души узнавание. «Я тебя знаю».
Видение поразило меня так сильно, что сердце замерло в груди.
Я отвлекся всего на миг, но его оказалось достаточно. Я потерял контроль. Накопившаяся энергия разом вырвалась наружу. От боли плоть сходила с костей.
«Надо же умереть именно так», — раздраженно подумал я, и сознание померкло.
— Макс...
«Ма-окс»...
Снова знакомый голос.
Все было в тумане. На мгновение из тумана выплыл цветной образ: белая кожа с золотистыми пятнами, один глаз зеленый, другой — серебристый.
— Макс.