5,99 €
Единственный, кого когда-нибудь любила София Пейтон, — Филипп Грейсон, — геройски пал на поле брани. Теперь девушке уже все равно, за кого выйти замуж, — почему бы, если семья настаивает, и не за кузена погибшего, унаследовавшего титул герцога Харлоу? Однако порой чудеса случаются — и однажды в Лондон возвращается Филипп. Ожесточенный, решительный, жаждущий мести и твердо уверенный, что та, ради которой он заставил себя выжить, его хладнокровно предала...
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 236
Veröffentlichungsjahr: 2024
© June Third Enterprises, 2022
© Перевод. Е.Ю. Елистратова, 2024
© Издание на русском языке
AST Publishers, 2024
Филипп Грейсон торопился на бал. Для него это был не просто бал – все на него приглашенные считали его погибшим! Роскошная карета, позаимствованная у друга, виконта Клейтона, остановилась перед особняком Кранберри. Светский сезон начался всего две недели назад, но Филипп пока еще нигде не бывал. По правде говоря, он не посещал светских мероприятий уже года три, не меньше. В окошко он увидел, как разодетые в пух и прах светские завсегдатаи спешили к парадным дверям особняка Кранберри.
Филипп нервно сглотнул слюну. Пропасть народу! А в бальном зале будет еще больше. За год он совершенно отвык от толпы, да и окружали его отнюдь не нарядные придворные с бокалами шампанского в руках. Все, что он помнил, – это Испания, поле боя. Лежал на утоптанной земле и умирал. В ушах отдавались крики соотечественников, ноздри выжигал пороховой дым, собственная кровь сочилась в землю – а потом мир вокруг померк.
Филипп стиснул зубы. Сегодня ему лучше гнать от себя подобные мысли. Нужно сосредоточиться. Месяцы ушли у него на то, чтобы подготовиться к этому ответственному моменту, и он справился, но все равно нужно быть начеку. Не трудно представить, как отреагируют присутствующие на тот факт, что законный обладатель титула герцога Харлоу не только жив, но и вполне здоров.
– Готов? – спросила сидевшая напротив леди Теодора, супруга Клейтона, и ободряюще улыбнулась. Доброта этой женщины не уступала ее красоте: темные волосы, живой взгляд серых глаз.
Филипп кивнул:
– Как я рад, что сегодня вы оба будете рядом!
Филипп и Эван Фейрчайлд, теперь виконт Клейтон, были друзьями с детства, а вот с Теей он сблизился лишь в последний год, когда залечивал боевые раны. Она заново познакомила его с конем по кличке Алабастер, которого Клейтон выкупил на аукционе после того, как арабского скакуна вернули в Лондон с континента… с войны.
– Успокойся, – посоветовал Клейтон, – и просто иди за мной.
Лакей распахнул дверцу кареты, и виконт, первым спрыгнув на тротуар, обернулся, чтобы помочь спуститься жене. Филипп последовал за ней, быстро разгладив несуществующие складки на белоснежной сорочке и черном жилете. Целую вечность не надевал он столь изысканных вечерних костюмов. Армейский капитан, Филипп годами носил только форму, а потом, в имении Клейтонов, одевался по-домашнему.
– Никак не думал, что вернусь сюда, – заметил он с глубоким вздохом, глядя на роскошный особняк так, будто увидел привидение.
– В Кранберри-хаус? – спросила Тея, слегка хмуря брови.
– В Лондон, – поправил ее Филипп и обратился к Клейтону: – Ну что, идем?
Виконт направился к дверям, а тем временем в голове у Филиппа прокручивалось не меньше сотни возможных вариантов развития событий. Как все они отреагируют на его появление? За последние месяцы он продумал каждый из этих вариантов, чтобы подготовиться, но нервы по-прежнему давали о себе знать. Нужно успокоиться! Его сегодняшний выход требовал полной собранности. Почти весь прошлый год он провел в поместье Клейтонов в Девоне, подальше от Лондона и светского общества, чтобы исцелиться физически и душевно. Сегодняшний выход планировался несколько месяцев. Пришло время вернуть себе законное место в обществе.
Его раны заживали быстро, но главный удар настиг его пару месяцев спустя, когда он окреп настолько, чтобы выслушать от Клейтона, что Малькольм, его старший брат, мертв. Более того, добрый друг Клейтона, маркиз Беллингем – тайный агент министерства внутренних дел, – имел основания предполагать, что Малькольм был убит.
До сегодняшнего дня лишь Клейтон, Тея и Беллингем – для друзей просто Белл – да еще генерал Гримальди, непосредственный начальник Белла в министерстве внутренних дел, знали, что Филипп остался жив. Именно Гримальди, и не далее как сегодня, наконец разрешил ему осторожно дать знать о себе матери. Бедная женщина все это время считала обоих сыновей – других детей в семье не было – погибшими.
И сегодня же, не объясняя причин, Клейтон попросил мать Филиппа навестить его в лондонском доме. И, выйдя в гостиную, он едва не разрыдался, когда увидел выражение ее лица. Бедная женщина без чувств упала на кушетку, и сын бросился к ней, воскликнув:
– Прости, мама! Я не мог сказать тебе раньше!
К счастью, она не стала задавать слишком много вопросов и согласилась сохранить в тайне возвращение сына, пока он не будет готов предстать пред глазами света. Сама же она от души радовалась: обнимала и гладила по голове, словно он все еще был ребенком, а не мужчиной, которому без малого тридцать. Филипп улыбнулся, вспоминая события сегодняшнего дня.
Но была еще одна особа, из-за встречи с которой Филипп волновался не меньше, и она наверняка сейчас здесь, в бальном зале… При мысли о ней его почему-то охватили тревожные и даже мрачные предчувствия.
Филипп глубоко вздохнул. С чего вдруг Гримальди и Белл решили, что действовать нужно именно так? Ну да, фактор внезапности. Их люди будут на сегодняшнем балу, чтобы посмотреть на реакцию кое-кого из гостей, у которых могли быть причины желать Малькольму смерти.
Филипп, Клейтон и Тея поднимались по лестнице величественного особняка, а позади них из подъезжающих карет высаживались все новые гости. К счастью, Филиппа пока никто не узнал: шляпа, плащ и сгущавшиеся сумерки делали его почти что невидимкой, но всего через несколько минут он войдет в дом, а потом и в бальный зал, лакей громко назовет его имя. И тогда…
И тогда, вероятно, разверзнется ад.
Филипп проглотил застрявший в горле ком. Его взгляд был прикован к спине Эвана. Лучшей защиты не найдешь в целом свете. Супруги Клейтон помогут ему выдержать испытание сегодняшнего вечера.
Младший лакей в парадных дверях едва удостоил Филиппа взглядом, и он с облегчением перевел дух. Избавившись от верхней одежды, все трое направились по парадной лестнице в бальный зал. Перед резными двойными дверями задержали шаг, и Клейтон, ободряюще улыбнувшись, спросил:
– Готов?
Филипп вздернул подбородок и расправил плечи:
– Полагаю, что да.
Тея сжала его локоть:
– Ты их всех сразишь! А мы всегда будем рядом.
Клейтон толкнул двойную дверь в бальный зал и что-то сказал на ухо дворецкому. Тем временем Филипп старательно смотрел прямо перед собой – пятно яркого света, приглушенный гомон собравшейся в зале толпы. Зал – ярко освещенный, шумный, набитый битком. У него перехватило в горле, но он последовал наставлениям Форрестера, который помог ему выжить: сосредоточиться на каждом отдельном моменте, следить за дыханием. Вдох – выдох. Три, два, один…
– Лорд и леди Клейтон… герцог Харлоу! – нараспев возвестил дворецкий.
Звучный, уверенный голос – и все же была, решительно была заминка, а потом особый акцент, когда дворецкий произнес его титул. Филипп стиснул зубы. Вдох – выдох…
Булавка, упавшая на паркетный пол, наделала бы шуму, как громовой разряд, в установившейся тишине. Болтовня стихла. Музыка оборвалась. Изумленные глаза всех, кто был в зале, устремились на стоявших в дверях женщину и двух мужчин.
Леди Кранберри, в темно-красном платье – цвета клюквы, в полном соответствии с фамилией, – бросилась к ним, не дожидаясь, когда они подойдут приветствовать хозяйку, и сказала дворецкому:
– Хиггинс, должно быть, вы ошиблись, не может быть… – Обернувшись, она взглянула на вошедших, и лицо ее вмиг сделалось мертвенно-бледным. – Ваша… ваша светлость…
Хозяйка бала схватилась унизанной перстнями рукой за горло, а Филипп, улыбнувшись, приветствовал ее кивком и нараспев произнес:
– Леди Кранберри…
Дама почти не изменилась с тех пор, как он в последний раз присутствовал на лондонском балу.
От изумления из ее уст вырвался то ли истерический смешок, то ли сдавленное рыдание, прежде чем она сумела произнести:
– Я понятия не имела… – Ей пришлось даже чуть потрясти головой, чтобы собраться с силами и продолжить: – Добро пожаловать, ваша светлость, добро пожаловать.
Присев в низком реверансе, бедная леди Кранберри, сама не своя от волнения, обернулась к собравшимся и громко произнесла, словно для того, чтобы все знали: она убедилась в этом собственными глазами:
– Итак, герцог Харлоу, Филипп Грейсон, прошу вас, проходите!
Все заговорили разом, сверля его глазами.
Вдох – выдох.
Филипп уверенно кивнул Клейтонам: знал, что друзья очень волнуются за него. Но ведь он этого и ожидал, поэтому подготовился. Хватит прятаться! Он должен отомстить за смерть брата.
Не успели они войти в бальный зал, как от группы гостей в центре отделилась молодая леди в платье цвета сапфира и бросилась им навстречу. Знакомая походка, так хорошо ему знакомые кудрявые темные волосы и темно-карие глаза. Филипп не сводил с нее глаз. Несомненно, она направлялась именно к нему. Вот оно, мгновение, которого он ждал и боялся почти год.
Остановившись перед ним, полными слез глазами она посмотрела ему в лицо. Но это еще не все. Не было сомнений: в ее глазах сверкнула вспышка гнева, и прекрасное лицо обратилось в каменную маску.
– Филипп? – произнесла она едва слышно, и в ее устах его имя прозвучало как обвинение.
Ее голос был для него как удар кинжала в грудь. Он не слышал его… сколько? Три года! Все это время он лишь получал от нее письма, да и те потом где-то затерялись… все, кроме одного, которое хранилось у самого сердца в тот миг, когда выстрел свалил его со спины Алабастера и отправил в небытие.
Она стала старше и очень похудела. Печаль проложила едва заметные морщинки в уголках глаз. Ему было физически больно смотреть на нее. Она была так красива!
За эти три года он не раз мечтал о том, как они встретятся, но и вообразить себе не мог… Жаль, что так получилось. Как жаль…
Софи судорожно вздохнула. Филипп – мужчина, которого она так долго любила и которого считала погибшим почти весь прошлый год, – стоял перед ней: живой и даже здоровый.
Она сдерживалась изо всех сил – слезы, которые могли хлынуть в любой момент, жгли глаза.
– Это и в самом деле вы, – проговорила Софи.
С такого расстояния ей можно было рассмотреть каждую черточку его лица, знакомый изумрудный цвет глаз и крошечный шрам под губой, а еще почувствовать его запах: аромат мыла и сандала, отсылавший память совсем в другое время и в другое место. Казалось, это было сто лет назад.
А в следующее мгновение за ее спиной раздался невообразимый грохот. Софи подскочила и резко обернулась – как раз чтобы увидеть, как рухнул к ногам лакея тяжелый серебряный поднос, уставленный бокалами с шампанским. Сие возмутительное происшествие, казалось, заставило время остановиться. Когда Софи снова перевела взгляд на Филиппа, он показался ей незнакомцем, совершенно незрячим.
– Филипп? – Она опять произнесла его имя, вложив в интонацию всю боль и гнев, который бушевал в ее сердце. Ей хотелось дотронуться до него, ударить, встряхнуть…
Он не удостоил ее даже мимолетным взглядом. На лбу выступили бисеринки пота. Филипп продолжал упорно смотреть в дальний угол бального зала как загипнотизированный. Хорошенькая молодая женщина – леди Клейтон, кажется? – легонько коснулась его плеча.
– Все хорошо, Филипп.
Софи стиснула зубы. Все хорошо, значит? Неужели Филиппа так взволновало присутствие Софи, а леди Клейтон пыталась его успокоить? Она еще раз взглянула ему в лицо. Нет, он по-прежнему смотрел не на нее. Ужас ледяной рукой сжал ей сердце. Вот, значит, как? Филипп намерен ее игнорировать? Да будет так. Он оставил ее: все эти месяцы позволял думать, что его нет в живых, а теперь смотрел сквозь нее, и явно не на стену.
У Софи так и чесалась рука: залепить бы ему пощечину, или сделать еще что-нибудь непотребное, чтобы он пробудился от своей апатии. Но нет. Она не станет устраивать сцен или уподобляться оскорбленной деревенщине. Она выше этого. Она уже потеряла его однажды и сумела пережить потерю. Справится и теперь.
Собрав волю в кулак, Софи набрала полную грудь воздуха, расправила плечи, резко развернулась на каблуках, вздернула подбородок и пошла прочь. Если Филиппу Грейсону угодно игнорировать ее, делать вид, что она ничего для него не значит… что ж – она будет делать то же самое!
Софи ушла, но не вернулась к мачехе и остальной компании, а поискала взглядом Хью. Интересно, однако, почему Филипп приехал на бал в сопровождении лорда и леди Клейтон?
Решительным шагом Софи покинула бальный зал и по коридору направилась в дамскую комнату – к счастью, там никого не было. Она явно перенервничала: все тело сотрясала дрожь, желудок оказался где-то у горла – похоже, ее сейчас стошнит!
Ничто не предвещало этого кошмара, который был как удар в солнечное сплетение, когда она подняла голову и вместо Хью увидела Филиппа собственной персоной. Его ни с кем не спутаешь: высокий, с копной блестящих светлых волос и ярко-зелеными глазами. Этого мужчину она любила многие годы, а последние одиннадцать месяцев считала погибшим! В первую минуту, когда увидела его, она не знала, чего ей хочется больше: надавать ему пощечин или, напротив, сжать в объятиях. Ни то ни другое она не могла себе позволить.
Где, ради всего святого, он был все это время? И почему, ну почему не дал знать, что жив и здоров? Где-то в глубине души – доверчивой и наивной – ей хотелось верить, что он тут же схватит ее в объятия и все объяснит, но получилось почти наоборот. Филипп смотрел мимо нее, как будто вообще ее не видел. И ухом не повел, когда она назвала его по имени, вообще не сказал ни слова. Или это самозванец? Но она могла чем угодно поклясться, что нет. Она слишком хорошо знала его лицо. Сомнений не было: конечно, это Филипп Грейсон, собственной персоной! Очевидно, однако, и другое: за эти три года он превратился в совершеннейшего незнакомца.
Подняв глаза, Софи принялась изучать собственное отражение в зеркале. Хорошо, что она сумела сдержать слезы – хотя бы этим могла утешиться. Видит бог, она могла расплакаться в любой миг. Удивительно, как это ей хватило сил, чтобы устоять на ногах! Она с трудом перевела дух. В голове завертелись прежние мысли. Что, скажите на милость, делает здесь Филипп? И где он был все это время? И зачем, ради всего святого, ему понадобилось, чтобы она думала, будто он мертв?
Эти вопросы громоздились один на другой. Возможно, стоило задать ему хотя бы один из них прямо сейчас? Но было слишком поздно. Да он бы и не ответил – учитывая его поведение. Софи оставалось лишь стоять перед ним с самым глупым видом в ожидании какого-то знака с его стороны, которого так и не последовало.
Нет, все-таки надо было дать ему пощечину! Это самое малое, чего он заслуживал после того, что устроил ей целый год ада. Но пощечина – неприличный поступок, недостойный, неправильный.
Софи отошла от зеркала, кусая кончик пальца. О боже! Впервые с того момента, как его имя слетело с уст леди Кранберри, она вдруг осознала ужасную истину. Пусть она и не дала ему пощечину, но что подумали прочие гости на балу при виде этой сцены с Филиппом? Она бросилась к нему, едва услышала имя, и получила от ворот поворот. А ведь только сегодня утром в газетах было объявлено о помолвке Софи с Хью Грейсоном, двоюродным братом Филиппа и наследником титула! Вот уж почешут языками светские сплетники, гадая, состоится ли ее свадьба с Хью теперь, когда объявился законный герцог?
Разумеется, ей теперь безразлично, что будет с ее помолвкой. Ей все стало безразлично с той ужасной минуты несколько месяцев назад, когда она узнала, что Филипп убит в Европе. Весь год Софи тихо оплакивала мужчину, которого любила, – не признавшись в том ни единой душе! – а тем временем Валентина, ее мачеха, настаивала, чтобы она нашла себе мужа. И на эту роль годился отнюдь не любой: уж точно не ниже герцога.
Какая торжествующая улыбка сияла на ее лице две недели назад, когда она сообщила, что отец и Хью подписали брачный договор! Разумеется, Софи и не догадывалась, что о помолвке объявят так скоро. Они даже не посоветовались с ней! Сообщение в утренних газетах стало для нее полной неожиданностью. Но, похоже, дорогая мачеха жестоко просчиталась: теперь она вряд ли захочет, чтобы падчерица выходила за Хью, поскольку титула ему не видать.
Кстати… а где Хью? Он ведь собирался приехать. По крайней мере, так он сказал, когда они виделись в последний раз. Неужели знал, что кузен восстанет из мертвых и заявит свои притязания на титул, который он все это время считал своим? Но он сказал бы ей, если бы знал, или по крайней мере предупредил Валентину. Не так ли?
Софи еще несколько раз глубоко вздохнула. Меньше всего ей хотелось возвращаться в бальный зал и видеть их лица. Их всех, и тем более лицо Хью, если он все-таки приехал, или лицо Валентины, или лица светских кумушек, которые, едва успели принести свои поздравления, теперь уставятся на нее жалостливыми глазами. И уж точно не лицо Филиппа, меньше всего Филиппа.
Она отделилась от стены и расправила плечи. Только трусиха стала бы прятаться весь вечер в дамской комнате. А она не трусиха. Ей придется вернуться в бальный зал, иначе о ней станут говорить бог знает что. Она ущипнула себя за обе щеки, чтобы мертвенная бледность сменилась хотя бы подобием румянца.
Софи уже направилась к выходу, когда дверь распахнулась и в дамскую комнату ворвалась Валентина. Алое, как кровь, платье мачехи едва прикрывало ее пышную грудь. Черные волосы, зачесанные высоко над лбом, были схвачены бриллиантовой тиарой, купить которую отцу Софи было едва ли по карману. Серо-зеленые, со стальным блеском глаза были злобно прищурены.
– Вот ты где, София! Слава небесам, я тебя нашла.
Что бы ни произносила Валентина, у нее выходило или мурлыканье, или змеиное шипение.
Софи процедила сквозь стиснутые зубы:
– Я уже иду в бальный зал.
У нее всегда были натянутые отношения с мачехой, и она имела все основания полагать, что они не сделаются подругами и сейчас. Несомненно, Валентина желала знать, зачем падчерица побежала навстречу Филиппу Грейсону.
Пройти мимо зеркала-псише, не устроив из этого целого спектакля? Не такова была Валентина! Поджав губы, она поглаживала острым ногтем черные брови, поворачивала голову из стороны в сторону, явно восхищаясь собственной красотой. Бесспорно, она действительно была красива. Несколько лет назад красота этой женщины, всего пятью годами старше Софии, вскружила голову ее отцу, который вдовел с тех пор, как дочери исполнилось восемь. Расположения Софи она не искала.
– Там все умирают от любопытства, – наконец сообщила Валентина, закончив любоваться собой в зеркале. – Какого черта делает здесь Филипп Грейсон?
Софи нахмурилась, но ответила спокойно:
– Откуда мне знать?
Так-то. Маленькая правда. Софи давно взяла за правило сообщать Валентине как можно меньше. Мачеха всегда находила способ обратить слова падчерицы против нее самой. По этой причине – одной из многих – Софи и Филипп держали в тайне намерение пожениться до тех самых пор, как три года назад он отбыл на континент, в действующую армию.
Резко обернувшись, Валентина воззрилась на Софи своими кошачьими глазами и, сложив руки на груди, вопросительно выгнула темную бровь:
– Что ты ему сказала?
– Ничего. Он меня не заметил.
Глаза мачехи гневно вспыхнули.
– Я бы не стала тебя осуждать, если бы ты велела ему убираться прямиком в ад. Этот негодяй только что стал серьезным препятствием в наших планах выдать тебя замуж.
Брови Софи сошлись на переносице. Валентина, как всегда, беспокоилась только о себе. Если нареченному падчерицы больше не светит герцогский титул, то и она сама не будет иметь никакого отношения к прославленной фамилии Харлоу. Слова мачехи, однако, заставили ее сердце сжаться. Только сейчас ей пришло в голову, что сплетники придут к тому же выводу: Софи набросилась на Филиппа, потому что он возник из ниоткуда для того, чтобы лишить ее шанса стать герцогиней. Софи прислонилась к ближайшей стене, мечтая лишь об одном: съехать вниз и раствориться в древесине паркета…
– Я должна поговорить с лордом Хилсдейлом, – заявила Валентина, сложив руки на груди и сузив глаза.
– А при чем тут лорд Хилсдейл? – не поняла Софи, но тут же мелькнула спасительная мысль. Предположение Валентины было ей на руку. Если мачеха воображает, будто Софи злится на Филиппа лишь потому, что он расстроил ее помолвку, то не станет приставать с дальнейшими расспросами.
Валентина пожала плечами:
– Хилсдейл – признанный в парламенте знаток по части наследования титулов. Он скажет, что делать.
Софи покачала головой – хмурая гримаса не сходила с ее лица.
– Может, он и знаток, да только что тут сделаешь? Титул герцога Харлоу по праву принадлежит Филиппу Грейсону.
Валентина взмахнула изящной рукой в белой перчатке, словно отметая доводы Софи:
– Наверняка есть какое-нибудь средство!
Софи помрачнела. Господи! Что за чепуху она несет! Известие о том, что падчерице не судьба сделаться герцогиней, стало ударом, который сказался на рассудке мачехи.
– Я возвращаюсь в бальный зал! – заявила Софи, подхватив свои темно-синие юбки. – Хватит прятаться – этим я только дам новую пищу сплетникам.
– Разумеется! – согласилась с ней Валентина, тоже намереваясь покинуть дамскую комнату.
Софи расправила плечи, набрала в грудь побольше воздуха и распахнула дверь. Филипп вернулся. Ее заветная мечта и ее же самый страшный кошмар пришли в жестокое противоречие, в реальность которого ей просто не верилось. Собрав волю в кулак, Софи заставила себя сделать шаг в коридор. Сейчас она вернется в бальный зал, и пусть они только попробуют хоть что-нибудь ей сказать.
Особенно Филипп Грейсон.
Филипп наматывал круги по залу, улыбаясь и кивая знакомым, которые глазели на него так, словно увидели привидение. Только что Тея оказала ему неоценимую услугу, коснувшись руки, чем вернула к действительности: ведь он окаменел от ужаса, когда услышал в зале грохот. До сих пор подобные звуки возвращали его на поле боя, и он застывал, не в силах сказать ни слова.
К несчастью, чувства вернулись к нему как раз в тот момент, когда Софи решительным шагом удалялась от него.
Тея быстро сообщила ему о случившемся, и Филиппа охватило горькое сожаление. Их первая встреча была омрачена призраками прошлого, взявшими обыкновение его терзать. Но, может, она достойна лучшей доли? Он должен поговорить с ней с глазу на глаз, попытаться загладить… если получится.
После того как Тея вернула Филиппа к действительности, он изобразил улыбку и сделал вид, будто этой краткой встречи с Софи вовсе не было. В конце концов, не надменному ли высокомерию его учили, что бы ни случилось? Он умел скрывать чувства чуть ли не с самого рождения.
– Так что же, ваша светлость, не расскажете ли нам, кто была эта молодая леди и почему смотрела на вас так, будто хотела отдавить вам ногу? – спросила Тея, вместе с мужем едва не наступая ему на пятки.
– Да уж, Харлоу! Не соблаговолишь ли объяснить, что это было? – подхватил Клейтон.
Филипп потер лоб. Никуда не денешься – придется объясниться с друзьями. Поразительно, что Тея так долго тянула со своим вопросом! Во время этой злополучной встречи лорд и леди Клейтон тоже улыбались как ни в чем не бывало. Филиппу не было нужды объяснять друзьям, как себя вести, чтобы не вызвать подозрений, хотя положение было крайне неловким.
Вздохнув, Филипп заговорил вполголоса, чтобы слышали только Клейтон и Тея:
– Это была мисс София Пейтон, и если бы залепила мне пощечину, которую я заслужил, кто бы ее осудил?
– А-а, так это Софи, – понимающе протянула Тея. – Мне следовало бы догадаться.
Но Филипп не услышал ее: на него налетел какой-то мужчина, и все закружилось перед глазами. Филипп поднял голову: ослепительными огнями горела люстра, потом посмотрел вниз: десятки пар бальных туфель сновали вокруг него. Опять на лбу его выступил пот, и стены зала сомкнулись вокруг него.
Тея вновь коснулась его рукава, возвращая в действительность. Вдох – выдох. Он заставил себя сосредоточиться на каждой секунде. Три, два, один…
Как раз в ту минуту, когда Филиппу вновь удалось овладеть собой, от толпы отделился мужчина среднего возраста, одетый в темно-коричневое с головы до пят, и решительно направился в его сторону. Вытерев лоб белым платком, незнакомец уставился на Филиппа с выражением явного ужаса и удивления на лице. Филипп стиснул зубы. Видимо, придется привыкать, что на него глазеют подобным образом.
Клейтон поклонился незнакомцу:
– Добрый вечер, лорд Уайнинг. Позвольте представить вам герцога Харлоу! – Тот поспешно поклонился, и Клейтон продолжил: – Ваша светлость, это виконт Уайнинг!
Филипп кивнул Уайнингу. Клейтон был знаком со всеми. Вот что значит политик! Тем временем Филипп не припоминал никакого Уайнинга.
– Вы… ведь вы Филипп Грейсон? – спросил лорд Уайнинг, не переставая промокать вспотевший лоб носовым платком. Интонация была вопросительной, но чутье подсказало Филиппу, что собеседник уже знает, кто он таков.
– Да, – ответил Филипп, рассматривая красное лицо лорда.
– А мы тут… гм… считали, будто… Очень неловко, знаете ли, однако… – Лорд Уайнинг в замешательстве озирался по сторонам.
– Вы считали меня погибшим, – подхватил Филипп, с улыбкой наблюдая, как лицо собеседника покрывается багровыми пятнами. Как бы беднягу удар не хватил!
– О да, – ответил виконт, обеими руками комкая носовой платок.
– Моим врагам не удалось истребить меня окончательно, – кивнул Филипп, – но эта новость, очевидно, до вас не дошла.
Клейтон украдкой ухмыльнулся. По-прежнему багровея лицом, лорд Уайнинг продолжил:
– Но знаете ли вы, что ваш… кажется, кузен… претендует на титул?
– Конечно, – кивнул Филипп. – Мой двоюродный брат Хью. Да, я прекрасно осведомлен об этом.
В этот миг за спиной Уайнинга возник еще один персонаж, и, протянув руку, похлопал лорда по плечу.
– Добрый вечер, ваша светлость, – сказал он вполголоса, кланяясь Филиппу. – Какая радость видеть вас вновь. Осмелюсь заметить – большая, хотя и нечаянная, радость! – Это был высокий лысеющий господин с подобострастной улыбкой. – Лорд Хилсдейл, – представился он, поклонившись.
В ответ Филипп кивнул:
– Рад знакомству, лорд Хилсдейл!
Стоявший рядом Клейтон шепнул Филиппу на ухо:
– Хилсдейл – этот тот человек в парламенте, который ведает вопросами титулов и наследования.
– А-а, так вот кто отдал мой титул кузену Хью! – бросил Филипп, сухо улыбнувшись Хилсдейлу.
– Ошибки случаются, ваша светлость, – невозмутимо парировал тот, пропуская издевку мимо ушей.
Филипп внимательно разглядывал Хилсдейла. Наметившееся брюшко. Седина в бороде. Источает любезность. Они часто обсуждали это с Малькольмом, и Филипп знал: как только становишься герцогом, тебя осаждают желающие набиться в друзья. Хилсдейл производил впечатление карьериста, цель которого – забраться на самый верх социальной лестницы.
– Что ж, нам нужно… мы должны разобраться, – вмешался лорд Уайнинг, по-прежнему краснея и промокая потный подбородок.
– Всему свое время, – сказал Хилсдейл, обращаясь к Филиппу и еще шире расплываясь в масленой улыбке. – Не о чем беспокоиться. Я дам вам знать на следующей неделе. Вы приедете в Уайтхолл, и мы решим это дело.
Клейтон выступил вперед:
– Разумеется. Но пока я по-прежнему буду считать его светлость герцогом Харлоу. Филиппа я знаю с детства и могу засвидетельствовать его личность. Герцогский титул принадлежит ему по праву.
– Разумеется, разумеется! – воскликнул Хилсдейл. – Мы во всем разберемся. – Он взмахнул рукой, словно отметая вопрос как несущественный.
– Очень странное дело, – добавил лорд Уайнинг, хватаясь за шейный платок, как будто тот его душил. – Действительно, очень странное!
– Странно то, – заметил Филипп, сохраняя невозмутимое выражение лица, – что мой двоюродный брат заявил права на титул так скоро после смерти моего брата, даже не удостоверившись, что я тоже мертв.
Лорд Уайнинг явственно икнул. Его маленькие глазки увлажнились.
– Вы погибли в битве при Моралес-де-Торо. Все газеты писали об этом.
– Послушайте, Уайнинг, достаточно! – суровым тоном осадил его лорд Хилсдейл, бросив хмурый взгляд на коротышку. – Вы забываетесь. Мы должны поздравить его светлость с возвращением. Не желаете ли выпить, ваша светлость?
Филипп будто бы не слышал Хилсдейла. Приподняв бровь, он произнес, в упор глядя на Уайнинга:
– Как видите, милорд, я не погиб при Моралес-де-Торо – что бы там ни писали газеты.
Филипп даже улыбнулся про себя. Ха! Он и не думал, что будет так забавно. Разумеется, было не очень весело сознавать, что все присутствующие сейчас говорят только о нем – прикрываясь ладонями, веерами, носовыми платками, – да и с Софи неминуемо придется объясниться. И все-таки поставить на место этого выскочку было неплохим развлечением.
– Ах да. Разумеется. Теперь я понимаю. – Лорд Уайнинг даже поперхнулся. – Как и сказал Хилсдейл, мы во всем разберемся… позже.
– Полагаю, это просто отличная мысль, – ответил Клейтон, сухо улыбнувшись Уайнингу.
– Не желаете ли выпить? Позвольте, я принесу вам что-нибудь? – снова вмешался Хилсдейл. Подобострастная улыбка не покидала его лица.
– Благодарю, милорд, не нужно, – ответил Филипп. – А теперь прошу нас извинить: мы должны с друзьями поприветствовать знакомых.
– Разумеется, разумеется! – воскликнул Хилсдейл, делая шаг в сторону и взмахивая рукой, словно для того, чтобы указать Филиппу дорогу.
Покинув общество Уайнинга и Хилсдейла, Филипп, Клейтон и Тея прошлись до центра бального зала, где и остановились. Все присутствующие таращились на них в открытую, и Филипп почувствовал себя статуей, с которой только-только сдернули покров. Боже правый! Долго ли это будет продолжаться? Что же, пусть смотрят как следует. Как предупредили его Гримальди и Беллингем, было крайне важно, чтобы каждый удостоверился, что это действительно он, собственной персоной, живой и здоровый.
– Уайнинг – болван, – вполголоса заметил Клейтон.
Они втроем усиленно делали вид, будто от души развлекаются. К счастью, никому из прочих гостей не достало духу к ним подойти, так что они могли беседовать, не опасаясь чужих ушей. Филипп кивнул:
– Кажется, мое появление его шокировало.
– Я думала, он порвет свой платок в клочья, – добавила с лукавой улыбкой Тея.
– А Хилсдейл? – спросил Филипп.
Клейтон вскинул брови:
– Как я уже говорил, его дело – следить, чтобы титулы наследовались по праву. Сейчас он, несомненно, гадает, не попросят ли его с должности за эту ошибку. Я не говорю уж о том, что он готов лизать сапоги любому, кто превосходит его знатностью титула. Не сомневаюсь, что он намерен подружиться с тобой, да поскорее.
Филипп сдавленно рассмеялся.
– Вот и объяснение, почему я вообще не видел его ни разу, пока был всего лишь младшим сыном. Однако вряд ли я первый из титулованных особ, кому удалось восстать из мертвых.
– Разумеется, нет, – ответил с усмешкой Клейтон. – Но ты первый в списке его кошмаров. Вот увидишь – явится с визитом на следующей неделе, чтобы попытаться договориться. Помнится, он живо поспособствовал твоему кузену унаследовать титул. И теперь в его интересах замять дело, не предавая его особой огласке.
– Отлично. Это и в моих интересах тоже. С нетерпением буду ждать его в гости, – ответил Филипп. – Надеюсь, однако, что он не притащит с собой Уайнинга. Этот господин так потеет, что твои ковры, Клейтон, промокнут насквозь.
– Да уж, давайте обойдемся без этой неприятности, – со смехом подхватила Тея.