Закон ученого E-Book

Дмитрий Силлов

• Herausgeber: Жанры
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 306

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Снайпер просил академика Захарова вернуть к жизни своих погибших друзей. И тот выполнил его просьбу… в лучших традициях Монумента. Ученый превратил оживших товарищей Снайпера в боевые машины, полностью подвластные его воле, и теперь с их помощью собирается подчинить себе сначала Зону, а после и весь остальной мир. И теперь перед Снайпером стоит нелегкий выбор: то ли смириться с происходящим, то ли ради выживания всего населения планеты попытаться уничтожить тех, ради кого он всегда был готов пожертвовать собственной жизнью.

Leseprobe

Дмитрий Силлов Закон ученого

© Силлов Д.О., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Автор искренне благодарит:

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ;

Алекса де Клемешье, писателя и редактора направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ;

Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Чернобыльской зоне отчуждения, за ценные советы;

Павла Мороза, администратора сайта www.sillov.ru;

Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Егорова, Глеба Хапусова, Александра Елизарова, Алексея Загребельного, Татьяну «Джинни» Соколову, Дениса «Морфин» Пинчука, Алексея «Медведь» Медведева, Дмитрия «Шаман» Молева, писательницу Ольгу Крамер, а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», состоящих в группе https://vk.com/worldsillov, за помощь в развитии проектов «СТАЛКЕР», «СНАЙПЕР», «ГАДЖЕТ», «РОЗА МИРОВ» и «КРЕМЛЬ 2222».

Закон ученого

Вышки Кордона.

То, что видит любой сталкер, подходя к границе Зоны.

Черте, за которой многих ждет смерть.

Очень многих.

Но каждый надеется, что повезет именно ему.

И я – не исключение.

Я переходил Кордон много раз. Бывало, что официально, через блокпост, с разрешением на посещение особо опасной зоны.

Но чаще – нелегально, понимая, что в любую минуту с вышки может простучать пулеметная очередь, которая окажется для меня последней. Много сталкеров легло и по ту, и по эту сторону заграждения из колючей проволоки. Но все равно не прекращается поток желающих испытать судьбу в Зоне, которая начинается здесь.

Возле Кордона.

Кстати, в последнее время местная охрана не ограничивается предупреждающими жестяными табличками, развешанными на «колючке».

Там, по ту сторону заграждения, теперь врыты деревянные столбы с перекладинами, на которых развешаны разорванные пулями трупы убитых сталкеров в разной степени разложения.

От такого новшества возле Кордона вонь стоит адская, но местному начальству плевать. Ему за каждого убитого мутанта платят премиальные, а муты на такую ароматную наживку прут из Зоны косяками. Ну и для острастки полезно, ибо за каждого подтвержденного сталкера, безнаказанно проникшего через заграждение, то же начальство сверху получает по шее. А так, глядишь, иной сталкер посмотрит на эдакую агитацию, плюнет, да и повернет назад. Наглядная демонстрация возможных последствий проникновения в запретную зону действует лучше любых предупреждающих табличек.

Но мне было нужно туда, откуда я ушел пару месяцев назад.

В Зону.

Зачем?

Отчасти потому, что до меня дошли кое-какие слухи.

Но если быть до конца честным перед собой, то меня позвала Зона.

Знакомое чувство для каждого матерого сталкера, однажды решившего порвать с бродячей жизнью ловца удачи и обосноваться на Большой земле.

Говорят, у некоторых получается, и Зона их отпускает.

Однако я таких не встречал. Так что, скорее всего, это просто очередная сталкерская легенда.

Меня вот не отпустила.

Уже в который раз…

Лежишь такой в мягкой постели с красивой женщиной, обнимая нежное, податливое тело, уже успевшее стать почти родным… и понимаешь, что твою душу, твои мысли и твое сердце внезапно словно потащили куда-то невидимые, настойчивые руки. А куда деваться остальному телу, когда все, что является твоим «я», твоей сутью, неудержимо влечет за собой незримое нечто, а перед глазами словно экран натянули и крутят на нем воспоминания, от которых дыхание в груди перехватывает?

И понимаешь ты, что вот он.

Вернулся.

Нашел тебя снова и теперь точно уже не отстанет.

Зов Зоны…

Мистическое тянущее чувство, которое невозможно игнорировать, как бы ты ни старался, ибо оно с каждым днем становится все сильнее и мучительнее.

И ты понимаешь, что настала пора в последний раз обнять ту, что, наверно, успела тебя полюбить, вылезти из-под теплого одеяла и снова идти туда, куда влечет тебя Зов Зоны.

В грязь.

В кровь.

В пронизывающий холод слабокислотных дождей, льющихся за воротник, навстречу обжигающим поцелуям пуль и гранатных осколков, ждущих тебя там, за мрачным Кордоном…

Но сегодня я был неплохо упакован для того, чтобы пройти Кордон «вбелую» – то есть почти официально.

«Почти» потому, что документы на проход у меня были поддельными, а вот оранжевый защитный комбинезон ученого и сумка со всякой научной дребеденью – вполне себе настоящими.

Такой комплект обошелся мне недешево – на Большой земле все, что имеет хоть малейшее отношение к Зоне, стоит бешеных денег. А взятка начальнику блокпоста за мой беспрепятственный проход, которую передал ему человек со связями, истощила мой бюджет практически до нуля. Но, судя по отзывам бывалых сталкеров, у того, кто занимался безопасным проникновением сталкеров в Зону через контрольно-пропускной пункт «Дитятки», пока что проколов не было.

И сейчас мне предстояло убедиться в этом на собственной шкуре.

От аэропорта Борисполя до Зоны ходили такси – разумеется, за сумасшедшие деньги, которые оказались у меня последними.

То есть обратной дороги не было.

Что ж, я знал, на что шел, и это был только мой выбор…

Примерно за километр до КПП «Дитятки» водила остановил машину.

– Дальше не поеду, не обессудь, – сказал он. – На Кордоне усиление, пулеметчики на вышках получили начальственные втыки и вообще краев не видят. Могут по машине очередью полоснуть, и ни фига им за это не будет.

– Понимаю, – сказал я. – Без проблем.

И вылез из машины, которая, лихо развернувшись, рванула обратно – подальше от нехорошего места, где шальная пуля запросто может прилететь из ниоткуда.

Я же сошел с дороги в лес, где переоделся в ярко-оранжевый костюм, которые носят работники филиала Научно-исследовательского института аномальных зон, расположенного неподалеку от охраняемого периметра. В такую мишень захочешь – не промахнешься, но стрелять в ученых побаивались даже наглухо отбитые охранники Кордона. Ибо подобное чревато не просто местными разборками с научной элитой страны, но и международным скандалом. Потому у меня были некоторые шансы добраться до КПП живым.

Сумку с гражданской одеждой я забросил в кусты – и пошел по дороге, где вскоре из-за деревьев показались знакомые пулеметные вышки, двойное заграждение из колючей проволоки, а также двухэтажное кирпичное здание контрольно-пропускного пункта с двойным пулеметным гнездом на крыше: один ствол крупнокалиберного ДШК, установленного на станок, направлен в сторону Большой земли, второй – в сторону Зоны…

Я прям кишками почувствовал, как повернулись в мою сторону минимум три пулеметных ствола: с крыши КПП и с двух ближайших вышек.

Понимаю охрану. Подозрительно, когда ученого к воротам «Дитяток» не на институтском автомобиле привозят, а он на своих двоих из леса вываливается.

Но я был один, какого-либо вменяемого огнестрела на мне не наблюдалось, а брать на себя ответственность за беспричинное убийство безобидной институтской ученой мыши вряд ли кому захочется. Давно ж известно, что эти придурки в оранжевых противорадиационных костюмах, не держащих даже пистолетную пулю, лазают везде, где нормальные люди не ходят. И то, что один из них вышел из леса, еще не повод превращать его в решето, нажив себе при этом знатный геморрой на свою голову.

Я же не спеша продолжал идти прямо к зданию КПП, и, войдя в «мертвую зону», недоступную для пулеметных очередей, немного выдохнул – ибо все же был неиллюзорный шанс, что кто-то из пулеметчиков нажмет на спусковой крючок, следуя жесткой инструкции стрелять в любой подозрительный объект, появившийся что из Зоны, что со стороны Большой земли.

Возле КПП уже стоял охранник-срочник с автоматом в руках, погонами сержанта на плечах и презрительным выражением на лице.

– Стоять, мля! – грозно сказал сержант, направляя мне в живот ствол своего АК. – Кто такой и че надо?

– Старший научный сотрудник Института аномальных зон, доктор радиологических наук Эрнест Андронович Вайсберг, – сообщил я раздраженным голосом человека, которого всякие безусые юнцы отвлекают своими глупостями от следования пути, ведущего к великой цели.

При этом я сомневался, что в природе существует такое научное звание, как доктор именно радиологических наук. Но пришедшее мне в голову звание звучало солидно, так как, что такое радиация, в этой местности знали все без исключения. И целый доктор наук, шарящий в данной теме, да еще и с замысловатым именем, которое хрен выговоришь на трезвую голову, по идее должен был пользоваться некоторым авторитетом – хотя это не точно.

Так оно и вышло.

– Че? – рявкнул сержант, в глазах которого природное нахальство сменилось прозрачной пленкой офигения. Правда, ствол автомата охранник опустил на уровень моих коленей – и на том спасибо: получить пулю в ногу, конечно, неприятно, но всяко лучше, чем в кишки.

Я послушно повторил сказанное немного на повышенных тонах, после чего добавил:

– Молодой человек! Я здесь не прогуляться вышел! У меня важное задание от руководства местного филиала Международного института аномальных зон, так что настоятельно прошу меня не задерживать!

– Ахренеть, – проговорил сержант. После чего крикнул в сторону двери КПП: – Трищ капитан! Тут какой-то айсберг с важным заданием.

– Чомля? – донеслось из-за двери. – Какой, нах, айсберг?

– Ученый типа. Доктор с важным заданием.

– Один? Без оружия?

– Так точно.

– Заводи.

Сержант качнул стволом автомата.

– Проходи, не задерживайся. Ща посмотрим, что ты за шишка на ровном месте.

Я, разумеется, задерживаться не стал.

Внутри помещения контрольно-пропускного пункта находился еще один сержант с автоматом, похожий на первого как брат-близнец, а также сидевший за столом капитан с мутным взглядом, свидетельствующим о круто проведенном вчерашнем выходном – и, как следствие, об ужасном настроении сегодня.

Сержант номер два немедленно наставил на меня автомат, капитан же, смерив меня расплывчатым взглядом, рявкнул:

– Документы!

– Конечно, – отозвался я, доставая из-за пазухи потертую «корочку» машиниста электропоезда, приобретенную на рынке, а также два листа отчета о посевной совхоза «Красный луч», обильно снабженных синими печатями поселковой администрации. Их я позаимствовал на том же рынке у торговки луком, вернув бабке купленный лук и забрав помятые бумажки, в которые тот был завернут, чем несказанно удивил продавщицу овощей. Но для моих целей эти «документы» вполне годились.

Правда, непонятно было, почему внутри КПП сидел не тот майор, фото которого показал мне проводник, а капитан с абсолютно другой физиономией. О чем я и спросил:

– А где майор Бондаренко? Сегодня вроде его смена.

– Накрылся твой Бондаренко медным тазом, – рыкнул капитан. – То есть, точнее, службой собственной безопасности. Потому что взятки брать нехорошо. А если берешь, надо не забывать делиться.

Сержанты хором хмыкнули, на что капитан рявкнул:

– Отставить ржание, мать вашу гривастую под хвост черенком от лопаты!

Подчиненные так же хором заткнулись.

Капитан же навел фокус на протянутые мной бумажки – а я, в свою очередь, навел ментальный фокус на его мозг, затуманенный вчерашними невыветрившимися испарениями. Недавно один нехороший человек невольно проявил у меня способности псионика, способного мысленно управлять людьми[1], так что нагнать нужные мыслеобразы в страдающий от похмелья мозг капитана не составило для меня большого труда.

– Ничоси, – поднял брови начальник КПП. – Целый доктор наук с миссией по замеру радиационного фона на болотах. Хрен ли там мерить? Как фонили, так и фонят. В Зоне фон не меняется с тех пор, как в восемьдесят шестом Выбросы начались.

Я пожал плечами.

– Прошу прощения, но эти вопросы – к руководству института. Мое дело выполнить задание и вернуться с результатами замеров.

– Это да, – выдохнул капитан, наполнив пространство возле стола густым запахом перегара. – Начальство, мать его, мозги не только вам делает. Такая у него, начальства, функция, нах.

И, протягивая мне «документы», приказал:

– Виктюк, пропусти ученого. Первый уровень допуска – это не хухры-мухры. Видать, и правда серьезную шишку институт на болота послал.

– Только странно, что без оружия послал и одного, – заметил сержант, закидывая автомат за спину и направляясь ко второй бронированной двери, ведущей в Зону. – На болотах нынче мутанты лютуют, так что без ствола и прикрытия от этого ученого к вечеру даже скелета не останется.

– Это уже не наше дело, – хмыкнул капитан. – Может, они там в своем НИИ этих ученых пачками клонируют.

Я уже мысленно выдохнул насчет капитана и переключился было на мозг сержанта, умеющего в логику, чтоб он больше ничего умного случайно не ляпнул, как вдруг боковым зрением перехватил осмысленный взгляд начальника КПП, скользнувший куда-то мне за спину. И, проводив этот взгляд глазами, увидел неприятное…

А именно – стенд с надписью поверху «Разыскиваются особо опасные преступники!».

И мое фото под той надписью, стоявшее первым в верхнем ряду, рядом с физиономией Меченого…

Остальные фотографии я рассмотреть не успел, да и не особенно мне это было надо. Ибо я отлично понял, что произойдет в следующую секунду.

И сработал на опережение.

Умный сержант уже снял с двери внутренний засов и даже повернул «барашек» замка, как вдруг застонал, сжал ладонями виски и рухнул на пол. Поскольку я «держал» его мозг, мне не трудно было мысленно нажать на болевой центр, представив, что бью по нему маленьким кулаком в боксерской перчатке. Результатом такого удара случился глубокий болевой нокаут, мгновенно вырубивший военного.

Но оставались еще капитан и второй сержант, пока что ничего не понимающий…

– Держи его! – заорал капитан, хватаясь за пистолет.

Вот только вытащить его не успел… Ментальный кулак в боксерской перчатке долбанул ему между глаз, легко проник через кость и слегка сплющил мозг – я это себе именно так представил, ибо выбирать, куда именно наносить удар, было некогда.

В результате такой мысленной атаки капитан рухнул на стул, чудом не сломав спиной деревянную спинку. При этом глаза у него едва не выскочили из орбит, отчего военный стал похож на удивленного лемура.

А вот с третьим военным у меня так не получилось.

Просто после двух мощных и быстрых ментальных атак мозгу требуется перезагрузка, и по ощущению звенящей пустоты в черепной коробке я понял: третью атаку я провести не смогу. Ментальные «патроны» закончились…

Сержант же тем временем уже ловко переводил автомат из положения «за спиной» в боевое, и до того, как он перечеркнет меня свинцовым пунктиром, оставалось, может, чуть больше секунды…

Но двигать руками и ногами можно и с пустой головой. На рефлексах. Не думая – если, конечно, те рефлексы присутствуют.

У меня – присутствовали.

Я сделал быстрый шаг и круговым ударом ноги сшиб в сторону ствол автомата, который уже почти что был направлен мне в живот. Сержанта, пытавшегося удержать оружие, развернуло вместе с ним – и тогда я со всей силы нанес удар кулаком в открывшийся подбородок военного…

Однако то ли подбородок попался крепкий, то ли сил у меня после ментальной атаки осталось немного, но сержант вырубаться от моего удара не захотел, устояв на ногах. И даже обратным движением корпуса, на развороте, ударил меня прикладом.

И попал, сволочь.

Хорошо так попал, в край челюсти, отчего у меня перед глазами моментально вспыхнули звезды – верный признак нокдауна.

Но рядом не было судьи, всегда готового отогнать разъяренного противника и отсчитать тебе десять секунд на то, чтобы отдышаться и пережить звездный калейдоскоп в голове. Зона – не спорт, к сожалению, а суровая реальность, где проигравшему достается приз в виде вечного покоя, который дарит смерть.

Потому действовать пришлось через силу, волевым пинком заставив себя рвануться через эти звезды в глазах навстречу разъяренным глазам сержанта и автомату, направленному мне в лоб…

И успеть ударить за четверть мгновения до того, как военный нажмет на спусковой крючок…

Когда нет сил нанести удар, который гарантированно вырубит противника, в реальном, не спортивном бою приходится работать по болевым точкам. Например, прорываясь через собственную слабость, когда руки и ноги ощущаются словно набитые ватой, напрячь большой палец, прижав его к согнутому указательному, и душевно так ткнуть им врага в глаз.

Психологически прием сложный. Не знаю почему, но, похоже, сама природа заложила в нас странный механизм, не одобряющий повреждение органов зрения у противника. Вот только если не собираешься помирать от автоматной очереди, выпущенной в упор, то приходится тот механизм безжалостно ломать…

И каждый раз при такой ломке приходит осознание, насколько же это неприятно, когда твой палец резко продавливает чужое глазное яблоки внутрь глазницы. Таракана давить голой рукой и то морально комфортнее, причем намного.

Но ничего с этим не поделать. Жизнь в Зоне – это каждодневное осознанное разрушение практически всего цивилизованного, что столетиями заботливо складывала в нас эволюция, формируя хомо сапиенса. Иногда я думаю, что мы, сталкеры, уже не столько сапиенсы, сколько «зониусы» – полумутанты с изрядно изуродованной физиологией и, что самое неприятное, – психикой. Иначе какого бы хрена нас так тянет в эту грязную, некомфортную и патологически опасную Зону, откуда любой нормальный человек давно бы свалил, постаравшись поскорее забыть о зараженных землях как о страшном сне…

Даже удивительно, сколько мудрых мыслей успевает проскочить сквозь мозг сталкера, втыкающего палец в глаз противника. У меня вон какая «простыня» пролетела. Если книгу печатать о моих похождениях, на полстраницы небось хватит, а то и поболее…

А прием, кстати, сработал.

Автоматчик взвыл, отпустил автомат и попытался схватиться рукой за глаз. Нормальная реакция при такой травме, оставляющая открытым пах.

Туда я и заехал коленом со всей оставшейся дури…

Все.

При двойной болевой атаке, сверху и снизу, мозг зачастую не выдерживает мучительной перегрузки и отключается. Называется это «болевой шок», когда человек лежит на полу, свернувшись в эмбрион, и неповрежденным глазом тупо, не моргая смотрит перед собой, в то время как поврежденный постепенно изнутри наливается кровью, превращаясь в темно-красный шарик.

Предсказать, сколько человек проваляется в таком состоянии, невозможно, поэтому я на всякий случай отключил военного понадежнее, нажав ему пальцами одновременно на точки под мочками ушей и перекрыв обе сонные артерии.

Такой нокаут действует подольше. Вполне хватит времени для меня, чтобы отдышаться, дождаться, пока звезды перед глазами потускнеют, а в руки и ноги вернется былой функционал.

Пары минут оказалось вполне достаточно, после чего я снял камуфлированный шмот с одного из сержантов, наиболее похожего на меня по физическим кондициям, и переоделся. Все-таки оранжевый научный костюм слишком приметен, да и автоматы ученые на себе обычно не таскают – а я без годного огнестрела чувствую себя в Зоне как минимум некомфортно.

Также я разжился броником и разгрузкой с парой гранат и тремя запасными магазинами. На ремень повесил флягу с водой, по карманам распихал галеты и сахар-рафинад – не особо полезный, зато реально работающий источник углеводов: знаю случаи, когда ловцы удачи проходили много десятков километров по безлюдным местам, лишь держа кусочек сахара под языком. Когда жрать нечего, а идти надо, вполне себе неплохая энергетическая подпитка получается.

Упаковавшись таким образом, я на прощание окинул взглядом помещение КПП, убедился, что трое военных все еще находятся в надежном коматозе, после чего открыл бронированную дверь и вышел в Зону.

* * *

Академик Захаров задумчиво смотрел на девять автоклавов. Внутри них лежали тела, воссозданные из крошечных фрагментов плоти мертвецов, в клетках которых, как известно, заключена полная информация о всем организме. Вплоть до мельчайших подробностей.

С семью телами особенных проблем не было.

Постоянно самосовершенствующийся искусственный интеллект, которому академик дал имя Грета, привычно извлек ДНК из фрагментов мертвых тел, расшифровал генетическую информацию и приступил к воссозданию, методично и скрупулезно выкраивая органические репродукции из безликих матриц, как скульптор высекает из мрамора совершенные статуи.

Но с двумя матрицами все было гораздо сложнее…

Органических образцов к ним не было.

Зато был легендарный нож Снайпера, «Бритва», внутри которого томились ками[2] тех, кого этим ножом зарезал сталкер, изрядно поднадоевший академику.

Странный он.

Ради спасения Виктора Савельева и его дочери Юки, которых сам же этим ножом и зарезал[3], он подарил «Бритву» Захарову[4]. Мол, делай что хочешь, а достань из нее ками моего друга и его ребенка, после чего оживи тех, кого я убил собственными руками.

Мягко говоря, непростая задача.

Ками в представлениях японцев – это нечто вроде души. То есть субстанция нематериальная и оттого ненаучная. Объективно вряд ли кто-то из ученых взялся бы за такую задачу, отдающую откровенным бредом, – достать чью-то душу из ножа…

Вот только для Захарова такой эксперимент был своего рода вызовом. Ну и потом, если даже ничего не получится, у него остается «Бритва», которая сама по себе ценнейший приз, ведь выкована она из артефакта, образующегося только в эпицентре ядерного взрыва. И с учетом того, что за подобными артефактами со страшной силой гоняются многие представители различных народов и рас из многих вселенных Розы Миров, на земле таких артов остались считаные единицы.

Но просто обмануть Снайпера, оставив себе «Бритву» и сказав при встрече, мол, извини, ничего не получилось, было не в характере Захарова. У академика имелся свой кодекс чести, и данное слово он старался держать – разумеется, если это не шло в разрез с его ключевыми интересами.

Потому Захаров взял «Бритву», положил на предметный стол, где работал с редчайшими артефактами, и сказал:

– Ну, Грета, что скажешь насчет этого ножа?

Искусственный интеллект задумался, сканируя легендарный нож всеми доступными способами. Потом напустил на него наноботов, которые при соприкосновении с клинком цвета чистого неба благополучно передохли. После чего выдал резюме:

– Объект крайне сложен для изучения. Но я создам для него новый тип наноботов, способных проникать внутрь данного объекта.

Металлический голос шел из динамиков, расположенных под потолком. Такие динамики находились в каждом помещении подземного бункера Захарова, чтобы он мог в любое время без проблем общаться со своей незаменимой помощницей.

– Интересно, каким образом? – поинтересовался академик.

– Объекту требуется подпитка психоэмоциональной энергией, которую он получает при убийстве органических существ. Я заражу такое существо специально созданными мной микронаноботами нового поколения, и в момент, когда объект откроется для принятия энергетической пищи, наноботы проникнут в его внутреннюю структуру, мгновенно адаптируются, перепишут структурные коды с «чужой» на «свой» и приступят к работе.

– Гениально, – усмехнулся Захаров. – Я рад, что не ошибся в тебе, Грета. А что насчет работы с тонкими материями? Так называемыми ками, например? Нужно извлечь их из ножа и на основе них сформировать материальные образы для воссоздания тел из наших матриц.

– Что-то конкретное можно сказать лишь после того, как мои наноботы станут частью «Бритвы», – осторожно ответила Грета. – Процент успешной интеграции моих ботов составляет лишь двадцать семь процентов от ста возможных, так как объект генерирует очень мощные защитные поля, препятствующие малейшему изменению в его структуре.

– Согласен, у тебя всегда было отлично с логикой, – кивнул Захаров. – Что ж, Грета, не будем откладывать дело в долгий ящик и приступим к работе.

* * *

Человек висел на Т-образной перекладине.

Его руки были растянуты в стороны и крепко привязаны кожаными ремнями к поперечной металлической трубе, а ноги притянуты к основанию конструкции и зафиксированы специальными зажимами в районе щиколоток. Во рту несчастного торчал кляп с завязками на затылке, чтобы его было невозможно выплюнуть. А еще к телу пленника было прилеплено множество датчиков, от которых по полу змеились бесчисленные тонкие провода, тянущиеся к массивному устройству со множеством экранов, кнопок и рычажных переключателей.

Захаров с «Бритвой» в руке подошел к человеку.

Поверх белого халата академика был надет резиновый фартук с бледными пятнами на поверхности: даже профессиональная очистка и стерилизация не дают стопроцентной гарантии, что на поверхности защитного фартука не останется следов крови – у некоторых существ, шляющихся по Зоне, она имеет активную химическую формулу, по степени воздействия сравнимую со слабым раствором кислоты.

– Что скажешь, Грета? – спросил академик, слегка поигрывая ножом – ему явно нравилось ощущение удобной тяжести в руке, которое дарит любое совершенное оружие.

– Вероятность успеха выше на шесть процентов, нежели у предыдущего объекта.

– Ну, в нашей работе и это уже прогресс, – усмехнулся ученый, после чего с силой, несвойственной его возрасту, вонзил сверкающий клинок в живот пленника.

Тот задергался.

Глаза несчастного от боли вылезли на лоб. Захаров же, не отпуская рукояти ножа, с интересом следил за муками беспомощной жертвы – так энтомолог бесстрастно наблюдает, как трепыхается насекомое, проткнутое иголкой.

– «Бритва» продолжает отторгать моих наноботов, – раздался бесстрастный голос из-под потолка.

– Интересно почему? – раздраженно бросил академик. – Это уже четвертый сталкер, которого я зарезал за последние два дня. Ощущаю себя Джеком-потрошителем, забавы ради называющим себя ученым.

– У объекта очень грамотно реализованы логические построения защитных уровней. Мои наноботы не в силах преодолеть этот алгоритм…

В механическом голосе Греты слышались вполне человеческие нотки беспомощности.

– С логикой у него хорошо, говоришь? – усмехнулся Захаров, не отрывая взгляда от лица умирающего. – А вот мой опыт подсказывает, что любой логический алгоритм можно сломать парадоксальной задачей.

С этими словами он выдернул нож из живота сталкера и рубанул им по ремням, стягивающим руку пленника. И когда она бессильно упала вниз, схватил ее – и вложил рукоять ножа в слабеющие пальцы.

– Дарю тебе «Бритву», – произнес он. – Ну что, хочешь отомстить за себя и своих товарищей?

Глаза сталкера блеснули чистой, незамутненной яростью. Он рванулся – и из последних сил ударил академика ножом…

Но сил этих уже оставалось мало, потому удар получился медленным и слабым.

Однако Захарову хватило.

Он неуклюже увернулся, и клинок ножа вонзился ему в руку чуть выше локтя.

– Брависсимо! – воскликнул ученый, кривясь от боли. После чего перехватил руку умирающего, и, сжав его слабеющие пальцы, всунул сверкающий клинок в раскрытую рану на животе несчастного пленника…

Сталкер вздрогнул – и умер, безвольно повиснув на металлической перекладине. При этом Захаров ощутил, как мгновенно нагрелись пальцы мертвеца. Настолько, что ученый едва успел отдернуть руку – и увидел, как кисть трупа, прикипевшая к рукояти ножа, дымится и мерцает изнутри пламенем цвета чистого неба.

– Проникновение наноботов зафиксировано, – раздался из-под потолка голос Греты. – Но, хозяин, я ничего не поняла. Как вам это удалось?

– Элементарно, мой дорогой искусственный интеллект, – проговорил академик, затягивая жгут выше раны и морщась от боли. – Для того, чтобы сломать чью-то логику, нужно просто действовать в обратном направлении, так сказать, от противного. Смена хозяина для «Бритвы» довольно болезненный процесс, я лично ощутил это, когда Снайпер дарил мне легендарный нож. На несколько секунд состояние «Бритвы» дестабилизируется, она как бы «выходит из себя». Подарив ее этому сталкеру, я, можно сказать, дисбалансировал стабильное состояние психики ножа, который смело можно считать разумным живым существом, после чего добавил масла в огонь, засунув клинок в тело ее нового владельца. Ты же помнишь, что «Бритва» режет все, кроме своего хозяина, которому не может причинить вред. А тут она сменила владельца, через мгновение хлебнула крови того, кто только что был ее хозяином, – и тут же вошла по рукоять в тело своего нового хозяина, что алгоритмом запрещено категорически. И это окончательно сломало ее психику, разрушив ей заодно и охранную систему.

– Вы крэком[5] взломали программу защиты…

– Совершенно верно, – усмехнулся Захаров. – Крякнул знаменитую «Бритву». Ну, что там с нашими ботами?

– Судя по датчикам на умирающем, количество ботов в его теле уменьшилось пропорционально необходимому количеству проникновения в объект. То есть стопроцентная загрузка, хозяин! Поздравляю вас с успешным завершением данного этапа эксперимента.

– Разве что только с этапом эксперимента, – проговорил Захаров, извлекая нож из раны на теле мертвого сталкера. – Впереди еще куча работы.

* * *

На той стороне КПП «Дитятки» была оборудована линия обороны. Мешки с песком, перед ними – заграждение из колючей проволоки под током. В случае, если из Зоны на контрольно-пропускной пункт попрет волна мутантов – а такое было уже не раз, – обороняющиеся смогут, отстреливаясь, при поддержке огня с вышек отступить в КПП, стены которого были сложены еще во времена СССР и имели толщину в четыре кирпича.

Сейчас блокпост стерегли трое бойцов, тусовавшихся возле облезлого БТР-80.

Понятно. Экипаж бронетранспортера, в спокойное время выполняющий функции выпускающих в Зону. Случись чего, воины прыгают в стальную крепость на колесах и ведут огонь по мутантам, прущим из Зоны. Ничего так придумка – с учетом двух пулеметов, крупнокалиберного КПВТ и танкового ПКТ, у мутантов шансов не было. А тем, кто каким-то чудом смог бы прорваться сквозь плотный огонь с вышек и огневой поддержки БТР, оставалось бы лишь беспомощно скрести когтями по броне…

– Привет, бойцы, – сказал я, выйдя наружу.

– Ну, здорово, коли не шутишь, – прищурился один из них. – А ты кто такой будешь? И что там за возня сейчас была в КПП?

– С парнями знакомились, прописывался в вашем подразделении, – сказал я, широко улыбаясь и подходя ближе. – Меня к вам на усиление прислали.

– Наконец-то, слава Зоне, – хмыкнул второй. – А то мы и экипаж, и боевое охранение, и эвакуаторщики, и грузчики по совместительству…

– Погоди Зону благодарить, – прищурился третий. И, ткнув пальцем в меня, изрек: – Документы покажи-ка.

– Так только что капитану показывал, сколько можно? – Я удивленно задрал брови кверху, не переставая приближаться.

– Погоди-погоди, – наморщил лоб первый. – Что-то мне твой рубильник знаком. Где я мог тебя видеть?

Вместо ответа я резко ударил его ногой в пах.

Кто-то скажет, «подлый прием». И, возможно, окажется прав – со своей точки зрения, расположенной чаще всего между подлокотниками мягкого дивана. А с точки зрения тех, кто выживает на войне и в Зоне, хороши любые приемы, которые помогают не получить пулю в лоб от противника, который вместо того, чтобы стрелять в тебя, падает на землю, воя и держась обеими руками за чувствительное место.

При такой резкой и неожиданной смене обстановки даже у людей, не первый день охраняющих не Зону от нас, а нас от Зоны, возникает секундный ступор.

После чего они начинают хвататься за оружие.

Ступором оставшихся бойцов я воспользовался, чтобы зарядить второму бойцу прикладом автомата в челюсть так, что он рухнул на землю как подкошенный. А «калаш» третьего, самого молодого из команды, который он не успел привести в боевое положение, сбил с линии выстрела стволом своего. После чего сунул бойцу дульный срез под челюсть и максимально дружелюбным тоном поинтересовался:

– Мехвод кто?

– Это… я… – выдохнул боец.

– Ну и отлично, – улыбнулся я, поняв, что не ошибся, с ходу «срисовав» руки механика-водителя с черными следами отработанного машинного масла, намертво въевшимися в кожу и под ногти. – Ствол бросил и мухой прыгнул в консерву, пока на вышках не разобрались, что у нас тут небольшой концерт по заявкам.

Люки у БТР были открыты, что разумно на случай, если придется быстро загружаться в боевую машину. Да и парень попался сообразительный. Со стволом под челюстью спорить он не стал и метнулся на свое место. Я – следом, готовый в любой момент не стрелять, конечно, – жаль срочника свинцом нашпиговывать, – но резко ткнуть стволом юноше под затылок, что учит жизни за секунду. Ибо боль от такого тычка, нанесенного с разумной силой, возникает звездообразная и экстремально запоминающаяся.

Парень повел себя молодцом. В такой ситуации молодец тот, кто не строит из себя героя, а действует по обстоятельствам. Механик-водитель понял, что варианта у него два: или получить пулю под челюсть, что никто не оценит, или выжить, что непременно оценит он сам и его родственники, оставшиеся на Большой земле.

Потому он и не шелестел особо, а, плюхнувшись на свое место, быстро, но без суеты вдавил массу, включил генераторы, воткнул обогатитель и нажал на стартер. После чего, пощелкав тумблерами предохранителей, фар и обдува стекла, аккуратно выжал сцепление, воткнул первую скорость и мягко, но сноровисто повел тяжелую машину прямо на колючую проволоку, перегораживающую дорогу в Зону, – ибо оттаскивать заграждение в сторону было некому.

Понятное дело, что БТР порвал «колючку», словно она была сплетена из ниток, – и только после этого на вышках заподозрили неладное. Бойцы на блокпостах наверняка от скуки не раз выясняли отношения, возможно, порой дрались, пока начальство не видит, так что на нашу возню никто особого внимания не обратил – не расстреливать же из пулеметов сослуживцев, решивших от нечего делать начистить друг другу рыла.

А вот БТР, ни с того ни с сего сорвавшийся в Зону, это уже чрезвычайное происшествие. Но, опять же, не повод стрелять вслед. Мало ли, может, экипажу прилетело по рации от начальства срочное и важное задание.

Но потом, видимо, кто-то из пулеметчиков разглядел, что две трети экипажа БТРа валяются на земле без движения, и начал понимать, что дело нечисто. Плюс из КПП, держась левой рукой за голову, вывалился начальник блокпоста, тыча при этом правой в сторону удаляющегося бронетранспортера, – я это отлично видел в большие зеркала заднего вида.

Тут на вышках окончательно прониклись масштабом происшествия и принялись садить из своих ПК нам вслед, только пули по броне застучали, словно горох.

Но броня БТР под таким натиском устояла, а затащить на вышку крупнокалиберный «Корд» или ДШК никто не удосужился. Вот и ладушки, вот и хорошо.

Поняв, что заднюю броню им не пробить, пулеметчики быстро заткнулись, ибо боеприпас имеет свойство быстро заканчиваться, а начальство непременно будет интересоваться, как целая толпа раздолбаев умудрилась и сталкера в Зону пропустить, и БТР проворонить, и кучу патронов пролюбить ни за хвост крысособачий.

Я же выдохнул про себя.

Прорвался.

Хотя шансов, откровенно говоря, было немного.

Но – получилось.

И это главное!

Теперь надо было понять, как вернуть сообразительного срочника назад, можно даже и с БТР. Только до этого необходимо придумать, где мне лучше сойти, а то не исключаю, что раздосадованные вояки могли послать на крышу КПП снайпера, который теперь только и ждет, когда бронетранспортер остановится и у него откроется люк…

Откровенно говоря, гонять по Зоне на колесном транспорте затея так себе. Даже если транспорт бронированный, как сейчас, например.

В общем, выдохнул я рано…

Внезапно по бронетранспортеру словно ударили гигантской невидимой кувалдой, отчего место водителя и левая половина капота боевой машины просто исчезли. Задняя часть БТР от такого удара резко приподнялась, и меня швырнуло на лобовое стекло, о которое я приложился довольно чувствительно.

Гравиконцентрат!

К счастью, небольшой.

Он сплющил в металлический блин лишь четверть машины – и на этом сдулся. Аномалиям тоже нужно время, чтобы набрать силу, а тут она разрядилась полностью, развернув при этом БТР на девяносто градусов…

Я продышался, слегка подвигал конечностями. Отбитое плечо болело, но не критично – главное, что ничего не сломано.

Я поднялся с пола, подобрал автомат и через боковой люк вылез наружу. Развернувшийся бронетранспортер прикрывал меня от вышек Кордона – и на том спасибо судьбе. Если б водила ехал чуть левее по дороге, нас расплющило бы обоих…

Жутковато, конечно, видеть, как сочится кровь из-под металлического блина, в который превратилась половина морды БТР. Сколько по Зоне шастаю, а все никак не привыкну к тому, что любой твой шаг может стать последним. Хотя, может, в этом и есть определенная доля секрета, почему нашего брата так тянет в Зону. Переиграть судьбу, испытать, насколько она благосклонна к тебе, вкачать в кровь лошадиную дозу адреналина, которую никогда не получишь на Большой земле. Стоишь такой, смотришь на то, что осталось от человека, который минуту назад разговаривал с тобой, и понимаешь, что сам только что был в сантиметре от смерти. Где такое еще прочувствуешь в полной мере, как не в аномальной Зоне?

Я бросил последний взгляд на искалеченный БТР, повернулся и направился на север. Если хочешь узнать новости о том, что произошло в твое отсутствие, то самое надежное место для этого – сталкерский бар, к ближайшему из которых я и направился.

* * *

– То есть ты предлагаешь посредством обычного селективного лазерного спекания металлического порошка воссоздать меч, практически равный по свойствам «Бритве»?

– Не совсем так, хозяин, – тактично возразила Грета. – Не обычного. Я скачала из «Бритвы» трехмерную модель этого оружия и уже создала алгоритм подбора артефактов, необходимых для его воссоздания. Будут сохранены все свойства древнего меча, и, возможно, добавится что-то еще.

– То есть ты используешь сталь и артефакты, размельченные до состояния порошка, после чего путем послойного сплавления мельчайших частиц воссоздашь исходник… Хм-м-м, интересно. Думаешь, наш 3D-принтер справится с такой задачей?

– Ну, это же я его конструировала, – с нескрываемой гордостью в металлическом голосе произнесла Грета. – В данную модель внесены изменения, позволяющие работать с артефактами, так что, думаю, мы с ним сделаем все в лучшем виде.

Захаров улыбнулся.

– Иногда я думаю, что искусственный интеллект в твоем лице – это лучшее, что я создал за всю свою жизнь. Есть чем гордиться. Приступай, дорогая, я в тебя верю.

…Это выглядело потрясающе.

Необычно даже для Захарова, которого сложно было удивить чем-то, связанным с репродукцией материальных объектов. Для воссоздания меча Виктора Савельева искусственный интеллект за одну ночь с помощью миллиардов наноботов создал особый вертикальный автоклав, в котором мельчайшая пыль из размельченной высокопрочной стали кружилась в вихре, сплетаясь со сверкающей взвесью из мелко дробленных артефактов. Это напоминало бешеный коктейль, мини-торнадо внутри вертикальной стеклянной колбы, которое кружилось все быстрее и быстрее и от которого сложно было оторвать взгляд, ибо истинная красота притягивает его и не отпускает, и лишь усилием воли можно заставить себя отвернуться от нее…

Академик зажмурился, снял очки, помассировал переносицу.

– Если б я не был ученым, я бы сказал, что это уже не наука, а магия какая-то.

– Работу с тонкими материями вполне можно назвать магией, – немедленно отозвалась Грета. – Сейчас в обычных автоклавах я воссоздаю Виктора Савельева и его дочь, образы которых я скачала из «Бритвы». И это не только внешность. «Бритва» аккумулировала в себя и анатомические особенности, и образ личностей, скопированный до мельчайших деталей. Только я убрала зачатки патологий, дефекты костной и мышечной ткани, как существующие, так и те, что могли возникнуть в дальнейшем…

– Понятно, – прервал Грету академик. – Молодец! Отличная работа! Кстати, ты добавила всем матрицам ускоренную регенерацию, а также уничтожение любых воспоминаний о Снайпере? Он просил об этом – что ж, да будет так[6].

– Регенерацию добавила, а также ускорение движений и улучшенную реакцию на раздражители – все, как было указано в вашей инструкции. Однако с воспоминаниями о Снайпере есть проблемы.

– Что такое? – поднял брови академик.

– Данный персонаж оказал существенное влияние на судьбы погибших объектов, и я не смогла полностью стереть его даже из исходников.

– Но я же специально для этого разместил «Выброс» в приемнике!

Голос Греты стал бесстрастно-металлическим, как у ученика-отличника, который не смог выполнить задание учителя и сейчас с отсутствующим видом пытается аргументированно оправдаться.

– Искусственно созданный академиком Захаровым артефакт «Выброс» способен адресно воздействовать на синапсы коры головного мозга, с поразительной точностью начисто стирая фрагменты долговременной памяти. Однако данный алгоритм работает со стопроцентной эффективностью лишь на живых объектах. При создании объектов из матриц на основе ДНК-образцов выявлено, что «Выброс» не способен полностью стереть из долговременной памяти устойчивые воспоминания о людях, имевших значительное влияние на судьбу исходников. Есть лишь возможность заблокировать данные воспоминания, перенеся ключ от этого блока на структурную решетку артефакта «Выброс» и тем самым избежав возможных повреждений отдельных участков мозга восстанавливаемых объектов при настойчивых попытках воздействия на долговременную память.

– Понятно, – недовольно произнес Захаров. – Не люблю нарушать данное слово. Но, с другой стороны, если в памяти объектов данные воспоминания будут не активны, то какая разница, уничтожены они или заблокированы? Артефакт, в котором содержится ключ от этих воспоминаний, никогда не покинет стен этого комплекса, так что действуй, дорогая.

– Конечно, хозяин, – отозвалась Грета.

* * *

Бары в Зоне обычно существуют недолго.

Их сжигают.

Взрывают.

Их сносят Выбросы, если заведение построено не из материалов, которые находились в Зоне до Чернобыльской аварии, – такие здания вихри аномальной энергии обычно не трогают…

И зачастую вместе со своими барами гибнут бармены.

Но на месте уничтоженного бара практически тут же вырастает новый. Очень уж это прибыльный бизнес – торговля втридорога выпивкой, едой, оружием и снаряжением – плюс, конечно, покупка артефактов у сталкеров за суммы, порой вдесятеро ниже тех, что предлагают за дары Зоны на Большой земле. Причем строить новые заведения бармены предпочитают на месте старых, чтоб клиентура шла к ним по привычным для нее маршрутам.

Вот и сейчас старого бара больше не было. На его месте возвышалось довольно убогое строение, грубо сколоченное из досок, над дверью которого была прибита вывеска: «Бар “Бесконечность”».

Странное название.

По старой традиции заведения такого рода в Зоне называют устрашающе и с радиационным уклоном: «10 зивертов», «5000 рентген», «50 грей» и так далее. Причем поглощенные дозы излучения в названиях обычно указываются несовместимыми с жизнью. Мол, глянул на название, вспомнил о том, какая мучительная смерть может ждать тебя в ближайшее время, и решительно пошел пропивать все, что есть в карманах, исходя из древнего постулата «живем один раз!».

Внутри новый бар выглядел так же убого, как и снаружи. Вместо столов – грубо сколоченные конструкции из неошкуренных досок, вместо стульев – ящики из-под патронов и гранат. Барную стойку вообще, не заморачиваясь, сложили из обтесанных бревен. Просто, надежно, и в случае чего можно за ней укрыться во время перестрелки как за баррикадой.

А бармен отсутствовал.

Ничего, подождем, бывает. Отошел человек за товаром или по нужде, мало ли.

В самом баре народу было мало, человек пять от силы. Понятное дело, в таком хлеву приличные люди не сидят. А если и захаживают, то лишь в случае крайней необходимости. Как у меня, например.

Мне были нужны местные новости, а пока я не обзавелся сталкерским КПК, самыми надежными источниками той информации в Зоне являются бармены. Кто торгует интересными новостями, а кто и просто так, для привлечения клиентов делится инфохалявой. Так что бармена имело смысл дождаться по-любому.

Присел я на ящик за ближайший столик, где уже сидел одинокий молодой сталкер, повесив голову над тарелкой, на которой лежала половина откусанного бутерброда. Рядом стакан стоял с непрозрачной жидкостью, на лимонад или морс совсем не похожей.

Когда я сел за стол, придвинув ящик поближе, сталкер тяжело поднял на меня взгляд и уставился глазами мутными, как у несвежей селедки.

Правда, когда его гляделки сфокусировались на моей униформе, взгляд ловца удачи значительно прояснился.

– Да ладно! – сказал он. – Реально кордонный, что ли?

– Трофей, – коротко бросил я.

– Только не бреши, что ты кордонного раздел.

Не вопрос. Не хочет человек правду слушать, мне тем более на фиг не надо что-то доказывать случайному собеседнику.

– Чего молчишь?

– Правде ж ты все равно не поверишь, – пожал плечами я. – Потому не брешу, как ты просил. Лучше скажи, если в курсе, – бармен надолго свалил?

– Бесконечный-то? Да на склад небось. Сейчас вернется.

– Почему Бесконечный? – удивился я необычному прозвищу.

– А он как-то в «веселый призрак» попал, который ему руки и ноги оторвал, а потом, что осталось, выплюнул. Сытый, наверно, был «призрак» тот, так что только конечностями догнался. Или вкус сталкерского мяса не понравился. Хрен их поймешь, те аномалии, что у них на уме. В общем, был человек, а стал обрубок с гладкой тыквой наверху – с головы «призрак» волосы, нос и уши срезал, как конечности с тела, причем, говорят, на культях не раны остались, а нормальная кожа, так что не помер сталкер от кровотечения. Пролежал он ночь, воя в голос, – надеялся, что кто-то услышит, придет и пулю подарит, или же, на худой конец, мутантов приманит, чтоб его дожрали. Но услышали его не люди и не муты, а красное Поле Смерти.

– М-да… – протянул я. – Реально не повезло мужику.

– Фиг знает, – пожал плечами сталкер. – Поле, кстати, его тоже не убило. Помучило изрядно и трансформировало необычно. Видать, после «веселого призрака» случились у нашего нынешнего бармена какие-то мутации, которые красное Поле выявило и усилило. И на выходе получилось… такое.

Сталкер неопределенно пошевелил в воздухе пальцами с темными следами плотно въевшейся грязи и пороховой копоти.

– Что получилось-то?

– Да вон сам посмотри, что получилось, – кивнул сталкер в сторону барной стойки.

Я повернулся куда было указано… и прифигел изрядно.

По воздуху плыло человеческое туловище с переразвитыми мышцами, бугрящимися под камуфлированной безрукавкой, – такая мышечная гипертрофия обычное дело для тех, кто прошел изменение в красном Поле Смерти и умудрился при этом остаться в живых. Голова туловища и правда напоминала биллиардный шар с глазами – на месте ушей дырки, вместо рта продолговатая безгубая щель, на месте носа – просто ничего, такая же гладкая кожа, как на щеках или там, где положено быть бровям.

Ног я за стойкой не видел, а вот рук у туловища просто не было. Но при этом перед ним прямо по воздуху плыл большой ящик с бутылочным пивом, который одному человеку, пусть даже хорошо накачанному, вот так запросто нести перед собой было бы затруднительно.

– Поле ему вернуло руки с ногами, – пояснил сталкер. – Только они стали невидимыми. Нос с ушами у него, наверно, теперь тоже есть, но это не точно. В последнее время он свою историю не любит рассказывать и особо любопытным, которые лезут с расспросами, прям с ходу прописывает невидимым кулаком в морду. Защищаться от такого удара, сам понимаешь, бесполезно. А бьет он сильно и больно.