4,99 €
Mehr erfahren.
- Herausgeber: ЭКСМО
- Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
- Serie: Поединок с судьбой Проза Г. Мюссо и Т. Коэна
- Sprache: Russisch
Маделин и Джонатан случайно столкнулись в Нью-Йоркском аэропорту. Об этой встрече можно было немедленно забыть, если бы не одно обстоятельство: в сутолоке они случайно обменялись мобильными телефонами. Мобильный телефон для современного человека — не просто средство связи. Ему доверяют то, что раньше доверяли только дневникам и сейфам. Порывшись в памяти телефона Маделин, Джонатан понял нечто такое, что заставило его взять билет на самолет, чтобы немедленно встретиться с ней. Маделин тоже потратила немало часов, чтобы узнать как можно больше о Джонатане, и ей было что ему рассказать. Эти двое встретятся в Нью-Йорке, чтобы найти ключ к загадке, которая когда-то едва не стоила Маделин жизни…
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 403
Veröffentlichungsjahr: 2024
Ähnliche
Гийом Мюссо Зов ангела
© Нечаев С., Нечаев К., перевод на русский язык, 2013
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015
* * *
Берег надежнее, но я люблю бороться с волнами.
Пролог
Мобильный телефон?
Поначалу вы не видите особой от него пользы, но, чтобы не казаться совсем допотопным, начинаете пользоваться самой простой моделью с обыкновенным базовым пакетом функций. В первое время вас еще иногда удивляют те, кто слишком громко говорит в ресторане, поезде или на террасе кафе. Но это правда оказывается весьма удобно – ведь можно всегда держать семью и друзей в зоне слышимости.
И вот, как и все остальные, вы уже научились писать эсэмэски, набирая их на крошечной клавиатуре, и теперь то и дело отовсюду их отправляете. Как и все, вы отказались от своего ежедневника, заменив его электронной версией. Освоив приложения, вы ввели в каталог телефонные номера ваших друзей, членов вашей семьи и любовника. Там же вы закамуфлировали имена ваших бывших, а также пин-код кредитной карты, который вы постоянно забываете.
Вы теперь используете мобильник даже для того, чтобы делать фотографии, правда, не очень хорошего качества. Это же так здорово – всегда иметь при себе смешную картинку, чтобы показать ее коллегам.
Все вокруг поступают точно так же. Мобильник стал предметом эпохи, стирая грани между личной, профессиональной и общественной жизнью. Ведь в повседневной действительности все стало таким срочным, таким подвижным, и это требует постоянного жонглирования вашими планами и графиками.
* * *
А недавно вы сменили свой старый аппарат на более продвинутую модель: на маленькое чудо, позволяющее не только получить доступ к вашей почте, но и просматривать интернет-сайты и скачивать сотни нужных приложений.
И вот так вы стали подключенным. Мобильник стал как бы вашим продолжением, сопровождая вас даже в ванной комнате или в туалете. Вы редко выдерживаете хотя бы полчаса, чтобы не бросить взгляд на экран, не проверить пропущенные вызовы, не ответить на интимное или дружеское послание. И если ваш почтовый ящик пуст, вы все равно нажимаете на кнопки, чтобы убедиться, что почта не стоит в режиме ожидания.
Телефон оберегает вас, подобно тому, как в детстве оберегало одеяло: его экран такой мягкий, такой успокаивающий, как снотворное. Он дает вам уверенность в любых ситуациях, дарит способность мгновенно установить нужный контакт, что открывает перед вами массу возможностей…
* * *
Но однажды вечером, возвращаясь домой, вы, обшарив все карманы и сумки, вдруг понимаете, что ваш мобильник исчез. Потерян? Украден? Нет, вы отказываетесь в это поверить. Вы проверяете все еще раз, но безуспешно, а потом начинаете убеждать себя, что просто забыли мобильник в офисе, но… Нет, вы же прекрасно помните, что пользовались им в лифте, уже уйдя с работы, и – вероятно – в метро тоже, и в автобусе.
Черт!
Сначала вы злитесь из-за потери телефона, а потом хвалите себя: ведь вы застраховались от «кражи/потери/поломки», а значит, уже завтра сможете получить новую высокотехнологичную игрушку.
Тем не менее в три часа утра вы понимаете, что так и не смогли заснуть…
Черт!
Вы сидите, согнувшись, на стуле. Вам холодно: пришлось оставить окно открытым, чтобы выветрился запах сигарет.
Вы пытаетесь вспомнить, что было в утерянном телефоне: видео, около пятидесяти фотографий, сообщения, ваш адрес (включая код от входной двери здания), адрес ваших родителей, номера людей, которые необязательно должны были там находиться, сообщения, по которым можно предположить, что…
Не надо быть параноиком!
Новая затяжка и еще один глоток алкоголя.
По-видимому, там нет ничего действительно компрометирующего, но вы прекрасно знаете, что внешние представления обманчивы.
А беспокоит вас то, что ваш аппарат мог попасть в недобрые руки.
И вот вы уже жалеете о некоторых фотографиях, нескольких письмах и разговорах. Прошлое, семья, деньги, секс… Хорошо поискав, тот, кто захочет вам навредить, найдет то, чего будет достаточно, чтобы сломать вашу жизнь. Вы сожалеете, но эти сожаления бессмысленны.
Вас пробирает дрожь, и приходится встать, чтобы закрыть окно. Прижавшись лбом к стеклу, вы наблюдаете за редкими огнями, которые еще сияют в ночи, говоря вам о том, что на другом конце города находится человек, просматривающий ваш телефон и с восторгом копающийся в вашей частной жизни, методично пытающийся отыскать в недрах аппарата ваши маленькие грязные секреты.
Часть первая Кот и мышь
1. Обмен
Есть существа, которым суждено пересечься. Где бы они ни находились. Куда бы они ни шли. Однажды они встречаются.
Нью-Йорк
Аэропорт имени Джона Кеннеди
За неделю до Рождества
ОНА
– И что потом?
– Потом Рафаэль подарил мне бриллиантовое кольцо от Тиффани и попросил меня стать его женой.
С телефоном, словно приклеенным к уху, Маделин шла вдоль высоких витрин, доходивших до самого асфальта. В пяти тысячах километров от этого места, в своей квартирке на севере Лондона, ее лучшая подруга слушала, полная нетерпения, подробный отчет о ее романтических приключениях в Большом Яблоке[1].
– Он тебя действительно втянул в большую игру! – заметила Джулиана. – Выходные на Манхэттене, номер в «Уолдорф-Астории», поездка в карете, предложение в лучших традициях…
– Да, – ответила Маделин. – Все было прекрасно, как в кино.
– Может быть, немного даже слишком идеально, нет? – поддразнила ее Джулиана.
– Можешь мне объяснить, как что-то может быть «слишком» идеально, госпожа скептик?
Джулиана неуклюже попыталась исправиться:
– Я имела в виду, что в этом не было неожиданности. Нью-Йорк, Тиффани, прогулка под снегом и каток в Центральном парке… Это ожидаемо, можно даже сказать, что это клише!
Маделин не осталась в долгу:
– Если я правильно помню, Уэйн попросил тебя выйти за него замуж, когда вы возвращались из паба, после выпивки. Паб был набит, как в метро в час пик, а его вырвало в туалете сразу после того, как он попросил твоей руки, не так ли?
– Хорошо, ты выиграла этот раунд. – Джулиане было нечего возразить.
Маделин улыбнулась, приблизившись к зоне прилета, пытаясь найти Рафаэля посреди толпы. В начале рождественских праздников тысячи туристов собрались в терминале, который гудел, как растревоженный улей. Некоторые торопились к своим семьям, другие спешили на другой конец света, в райские уголки, подальше от серости Нью-Йорка.
– Слушай, – продолжила Джулиана, – но ты не сказала мне, каков был твой ответ.
– Ты что, шутишь? Я сказала «да», конечно же!
– И ты даже не помучила его немного?
– Помучила? Джул, мне почти тридцать четыре года! Тебе не кажется, что я и так достаточно долго ждала? Мне нравится Рафаэль, мы с ним вместе уже два года и сейчас пытаемся завести ребенка. Через несколько недель мы переедем в свой дом, который выбрали вместе. Джулиана, первый раз в моей жизни я чувствую себя защищенной и счастливой.
– Ты говоришь так, потому что он находится рядом, не так ли?
– Нет! – воскликнула Маделин, смеясь. – Он пошел регистрировать наш багаж. Я говорю так, потому что я действительно так думаю! – Она остановилась у газетного киоска. Плотно сложенные пачки газет щетинились картинами мира, несущегося по течению: экономический кризис, безработица, политические скандалы, социальные конфликты, экологические катастрофы…
– Ты не боишься, что с Рафаэлем твоя жизнь будет предсказуемой? – нанесла удар Джулиана.
– Это не проблема! – ответила Маделин. – Мне был нужен кто-то твердый, надежный, верный. Ведь вокруг нас все так неустойчиво, хрупко и шатко. Я не хочу подобного в моем браке. Я хочу возвращаться вечером домой и быть уверенной, что найду там мир и спокойствие. Ты понимаешь?
– Хм… – отозвалась Джулиана.
– Никаких «хм», Джул. Иди лучше, начинай обход магазинов, выбирай платье – тебе быть подружкой невесты!
– Хм, – тем не менее повторила молодая англичанка, но на этот раз больше для того, чтобы скрыть свое волнение, чем для того, чтобы продемонстрировать свой скептицизм.
Маделин посмотрела на часы. У нее за спиной, на взлетно-посадочной полосе, серебристые самолеты ожидали своей очереди на взлет.
– Хорошо, я оставлю тебя в покое, мой рейс отправляется в 17.30, а я еще не получила моего… моего мужа!
– Твоего будущего мужа, – поправила ее Джулиана. – Когда ты приедешь ко мне в Лондон? Почему бы не в этот уик-энд?
– Как бы мне хотелось! Но это невозможно, мы приземлимся в Руасси слишком рано. У меня едва хватит времени, чтобы принять душ у себя дома перед открытием магазина.
– То есть ты не прекращаешь работу, ведь так?
– Я флорист, Джул! А в Рождество у меня больше всего работы!
– Постарайся хотя бы поспать во время перелета.
– Ладно! Я перезвоню тебе завтра, – пообещала Маделин.
ОН
– Не настаивай, Франческа, не может быть и речи, чтобы мы увиделись!
– Но я всего лишь в двадцати метрах от тебя, внизу, у самого эскалатора…
С телефоном, словно приклеенным к уху, Джонатан нахмурился и подошел к балюстраде, выходившей на эскалатор. Внизу стояла молодая брюнетка, которая говорила по телефону, держа за руку ребенка в слишком большой для него куртке. У нее были длинные волосы, джинсы с заниженной талией, дутая пуховая куртка, а также дизайнерские солнцезащитные очки с широкой оправой, которые, словно маска, скрывали часть ее лица.
Джонатан махнул рукой в сторону своего сына, робко ответившего на его приветствие.
– Отправь ко мне Чарли и уходи! – приказал он.
Каждый раз, когда он видел свою бывшую жену, его охватывал гнев, смешанный с болью. Это было сильное чувство, которое он не мог контролировать и которое делало его одновременно и злым, и подавленным.
– Ты не можешь продолжать разговаривать со мной так! – запротестовала она. В ее речи слышался небольшой итальянский акцент.
– Не смей даже пытаться учить меня! – взорвался он. – Ты сделала свой выбор, и теперь тебе придется мириться с последствиями. Ты предала свою семью, Франческа! Ты предала нас, Чарли и меня.
– Оставь в покое Чарли!
– В покое? В то время как он как раз и есть тот, кто платит за разбитую посуду? Это из-за твоей выходки он видит своего отца всего лишь несколько недель в году!
– Я сожа…
– А самолет! – перебил он. – Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, почему Чарли боится летать на самолете один, и из-за этого я должен ехать через всю страну во время любых школьных каникул? – спросил он, повышая голос.
– Все, что произошло с нами… это жизнь, Джонатан. Мы взрослые люди и должны понимать, что нет только черного и только белого.
– Но судья почему-то решил не так, – заметил он и вздохнул, вспомнив про развод, который был решен в пользу его бывшей жены.
Задумавшись, Джонатан посмотрел вниз. Было всего 16.30, но ночь должна была вот-вот наступить. На освещенных взлетных полосах стояла целая вереница больших широкофюзеляжных лайнеров, ожидавших сигнала на взлет в направлении Барселоны, Гонконга, Сиднея, Парижа…
– Ладно, хватит болтать, – сказал он. – Занятия в школе начнутся третьего января, и я привезу тебе Чарли накануне.
– Ладно, – согласилась Франческа. – И еще одно: я купила ему мобильник. И я хочу иметь возможность поговорить с ним в любое время.
– Ты что, шутишь? Об этом не может быть и речи! – взорвался он. – В семь лет нет надобности в телефоне.
– Спорный вопрос, – возразила Франческа.
– Если спорный, то ты не должна была принимать решения в одиночку. Мы поговорим об этом, может быть, но сейчас ты заберешь эту штуковину и отпустишь Чарли ко мне!
– Хорошо. – Франческа сдалась.
Джонатан наклонился через перила и прищурил глаза, чтобы убедиться, что Чарли передал Франческе маленький яркий чехол, потом мальчик поцеловал мать и неуверенно шагнул на эскалатор.
Джонатан толкнул нескольких пассажиров, чтобы подхватить наверху своего сына.
– Привет, пап.
– Привет малыш. – Он сжал его в объятиях.
ОНИ
Пальцы Маделин на огромной скорости бегали по клавиатуре. С телефоном в руке она прошла мимо витрин магазинов зоны беспошлинной торговли, составляя почти вслепую эсэмэску в ответ на эмэмэску Рафаэля. Ее спутник зарегистрировал багаж, но теперь надо было отстоять очередь, чтобы пройти контроль безопасности. Маделин написала ему, что они могут встретиться в кафетерии.
– Пап, я немного голоден. Можешь купить мне панини, пожалуйста? – вежливо попросил Чарли.
Положа руку на плечо сына, Джонатан пересек лабиринт из стекла и стали, который вел к выходу на посадку. Он ненавидел аэропорты, особенно в это время года, в Рождество, ведь терминалы напоминали ему об ужасных обстоятельствах, при которых он два года назад узнал об измене своей жены. Но, радуясь встрече с Чарли, он подхватил его, оторвав от пола.
– Один панини для молодого человека! – весело сказал он, входя в ресторан.
«Небесные врата», главное кафе терминала, располагались вокруг атриума, в центре которого различные стойки предлагают широкий ассортимент блюд.
«Шоколадный торт или кусочек пиццы?» – спросила себя Маделин, глядя на одну из стоек. Конечно, какой-нибудь фрукт – это было бы более разумно, но ей очень хотелось есть. Она поставила на поднос пирог, а затем вернула его на место, практически мгновенно, как только ее «Джимини Крикет» шепнул ей количество калорий, содержащихся в этом искушении. Немного разочарованная, она поковыряла яблоко в плетеной корзинке, заказала чай с лимоном и пошла оплачивать все это на кассу.
Чиабатта, песто, маринованные помидоры, пармская ветчина и сыр моцарелла: Чарли пускал слюнку, глядя на свой панини. С раннего возраста он сопровождал отца по кухням ресторанов, и это развило у него вкус к хорошим вещам и любопытство ко всевозможным ароматам.
– Будь осторожен, не опрокинь свой поднос, хорошо? – посоветовал Джонатан, оплатив покупки.
Мальчик кивнул, осторожно стараясь сохранить хрупкое равновесие между своим панино и бутылкой воды.
Ресторан был переполнен. Помещение овальной формы было вытянуто вдоль стеклянной стены, выходившей прямо на взлетно-посадочные полосы.
– Куда мы сядем, папа? – спросил Чарли, потерявшись в потоке пассажиров.
Джонатан озабоченно посмотрел на плотную толпу, толкающуюся между стульями. Очевидно, клиентов было больше, чем свободных мест. А потом, словно по мановению волшебной палочки, освободился столик возле окна.
– Поворот на восток, приятель! – объявил он, подмигивая сыну.
И в тот момент, как они ускорили шаг, посреди всеобщего гула вдруг раздался звон телефона. Джонатан замешкался. Руки у него были заняты (чемодан на колесиках он толкал одной рукой, а в другой держал поднос), но он все же попытался извлечь мобильник из кармана пиджака, как тут…
«Что за сутолока!» – подумала Маделин, глядя на армаду пассажиров, захвативших ресторан. А она-то надеялась расслабиться на мгновение перед полетом, но не тут-то было: ни одного свободного столика!
«Ай!» – она еле сдержалась, чтобы не закричать, когда какой-то подросток наступил ей на ногу, даже не подумав извиниться.
«Маленький паршивец», – подумала Маделин, бросив на него строгий взгляд, на который какая-то девчонка ответила незаметным жестом, смысл которого не оставлял никаких сомнений.
У Маделин даже не было времени, чтобы рассердиться на этот акт агрессии, – она увидела свободный столик возле большой стеклянной стены и ускорила шаг, боясь упустить драгоценное место. Буквально в трех метрах от цели мобильник вдруг завибрировал в ее сумке.
«Как же не вовремя!»
Она решила не отвечать, но потом передумала: наверняка это ее искал Рафаэль. Она неуклюже взяла поднос одной рукой. «Черт, этот чайник такой тяжелый», – Мадлен рылась в сумке, пытаясь достать мобильник, засунутый между связкой ключей, ежедневником и романом, который надо было дочитать. Она изогнулась, стараясь поднести аппарат к уху, но тут…
* * *
Маделин и Джонатан столкнулись лоб в лоб. Чайник, яблоко, сэндвич, бутылка кока-колы, стакан вина – все полетело в воздух, а потом оказалось на полу.
Испуганный Чарли тоже уронил свой поднос и принялся плакать.
«Какая идиотка!» – раздраженно подумал Джонатан и закричал:
– Что, нельзя смотреть, куда вы идете?
«Какой кретин!» – со злостью подумала Маделин, приходя в себя.
– Ах! Так это еще и моя вина? Не надо путать, дружище! – ответила она, принявшись подбирать с пола свой телефон, кошелек и ключи.
Джонатан наклонился, чтобы успокоить сына, а потом поднял его панини, защищенный пластиковой упаковкой, бутылку с водой и телефон.
– Я увидел этот столик первым! – заявил он с негодованием. – Мы уже практически сели, когда вы налетели на нас, словно лавина, и даже не…
– Вы что, шутите? Я заметила этот столик раньше вас!
Ярость Маделин лишь подчеркнула ее английский акцент, до того незаметный.
– Во всяком случае, вы одна, а я с ребенком.
– Красивое оправдание! Не вижу, каким образом факт наличия малолетки дает вам право налетать на меня и портить мне блузку! – Маделин рассердилась еще больше, заметив винное пятно у себя на груди.
Потрясенный, Джонатан покачал головой и закатил глаза. Он собрался было возразить, но Маделин опередила его.
– И вообще, я не одна! – заявила она, увидев Рафаэля.
Джонатан пожал плечами и взял Чарли за руку.
– Пойдем в другое место. – И, покидая ресторан, крикнул напоследок: – Тупица несчастная…
* * *
Рейс «Дельта 4565» вылетел из Нью-Йорка в Сан-Франциско в 17 часов. Радуясь встрече с сыном, Джонатан не замечал времени. После развода родителей Чарли очень боялся полетов. Для него было невозможно путешествовать в одиночку или спать во время перелета. Из-за этого все семь часов перелета они рассказывали друг другу анекдоты, всевозможные истории, посмотрели в двадцатый раз «Красавицу и Чудовище» на экране ноутбука, отвлекаясь на поедание мороженого. Это лакомство было зарезервировано для бизнес-класса, но понятливая стюардесса, уступив молящему взгляду Чарли и неуклюжему обаянию его отца, все же решилась нарушить правила.
Самолет рейса «Эр Франс 29» вылетел из аэропорта имени Джона Кеннеди в 17.30. В приглушенном комфорте бизнес-класса (конечно, ведь Рафаэль знал свое дело) Маделин включила свой фотоаппарат и принялась просматривать кадры с их приключениями в Нью-Йорке. Словно приклеенные друг к другу, влюбленные радостно наслаждались лучшими моментами своего медового месяца. Затем Рафаэль уснул, а Маделин в энный раз с восторгом посмотрела «Магазинчик за углом», старую комедию Эрнста Любима, предлагавшуюся для просмотра на борту.
Из-за разницы во времени не было и девяти вечера, когда самолет Джонатана приземлился в Сан-Франциско.
Измученный своими страхами, Чарли заснул на руках у отца, едва они сошли на землю.
В зале прибытия Джонатан стал искать взглядом своего друга Маркуса, вместе с которым они держали небольшое французское бистро в самом центре Норт-Бич, – тот должен был приехать встретить их на машине. Он встал на цыпочки, чтобы посмотреть поверх толпы.
– Я буду удивлен, если он приедет вовремя! – проворчал Джонатан.
Устав искать, он решил посмотреть в мобильнике, нет ли там каких сообщений. Как только он отключил режим «самолет», тут же на экране появилось текстовое сообщение:
Добро пожаловать в Париж, моя дорогая! Я надеюсь, что ты смогла отдохнуть во время полета и что Рафаэль не сильно храпел :-) Прости меня: я действительно рада, что ты выходишь замуж и что ты нашла человека, который может сделать тебя счастливой. Я обещаю сделать все возможное, чтобы со всей серьезностью и торжественностью справиться с ролью подружки невесты!
Твой друг на всю жизнь, Джулиана.
«Что это за ерунда?» – подумал Джонатан, еще раз перечитав эсэмэску. Тупая шутка Маркуса? Он задумался на несколько секунд, пока проверял аппарат: та же модель, того же цвета, но… это был не его мобильник! Беглый взгляд на приложение к электронной почте позволил ему узнать имя владелицы: некая Маделин Грин, которая жила в Париже.
– Блин! – взревел он. – Это телефон той девки из аэропорта!
Маделин посмотрела на часы, борясь с зевотой. Половина седьмого утра. Полет продолжался чуть более семи часов, но с учетом разницы во времени самолет приземлился в Париже в субботу утром. Аэропорт Руасси просыпался в ускоренном темпе. Как и в Нью-Йорке, наступление рождественских праздников чувствовалось в аэропорту, несмотря на ранний час.
– Ты уверена, что хочешь сегодня идти на работу? – спросил Рафаэль, когда они стояли у ленточного конвейера для багажа.
– Конечно, дорогой! – ответила Маделин, включая свой мобильник, чтобы проверить почту. – Бьюсь об заклад, у меня уже есть несколько отложенных сообщений.
Сначала она решила прослушать автоответчик, и там некий сонный и растягивающий слова голос, совершенно ей незнакомый, вдруг выдал:
– Привет, Джон, это Маркус. Э-э… У меня тут небольшая проблема с машиной: утечка масла и… Короче, я объясню тебе позже. Я это говорю для того, чтобы сообщить, что буду немного позже. Прости…
«Кто этот извращенец? – подумала она, отключив сообщение. – Кто-то ошибся номером? Хм…»
Маделин удивленно осмотрела свой мобильник: он был той же марки, той же модели… но он был не ее.
– Дерьмо! – выпалила она вслух. – Это же телефон того чокнутого из аэропорта!
2. Separate Lives[2]
Страшно остаться одному, когда вас было двое.
Джонатан послал первую эсэмэску…
У меня ваш телефон. А мой у вас? Джонатан Лемперер.
На что Маделин ответила почти мгновенно:
Да! А вы где? Маделин Грин.
В Сан-Франциско. А вы?
В Париже: Что будем делать?
Ну, во Франции ведь существует почта, не так ли? Я вам отошлю ваш завтра через Фед Экс.
Очень любезно с вашей стороны… Я сделаю то же самое, как только будет возможно. А какой у вас адрес?
Ресторан «Френч Тач», 1606, Стоктон-стрит, Сан-Франциско, Калифорния.
А вот мой: «Чудесный сад», улица Деламбр, 3-бис, XIV округ.
Вы флорист, не так ли? Если да, то вот вам срочный заказ от некоего Олега Мордорова: 200 алых роз доставить в Театр Шатле для актрисы, которая раздевается в третьем акте. Между нами, я сомневаюсь, что это его жена…
Какое право вы имели слушать мой автоответчик?
Чтобы оказать вам услугу, недотепа!
Я вижу, что вы такой же хам в эсэмэсках, как и на словах! А вы ресторатор, Джонатан?
Да.
В таком случае у вашей забегаловки есть новый заказ: столик на двоих завтра вечером на имя месье и мадам Стржешовски. Короче, это то, что я поняла из их сообщения, но прием был неважный…
Очень хорошо. Спокойной ночи.
В Париже сейчас семь утра…
Джонатан покачал головой от досады и спрятал телефон во внутренний карман своего пиджака. Эта женщина определенно раздражала его.
* * *
Сан-Франциско
21.30
Древняя «Рено 4» ярко-красного цвета сошла с автострады 101 и съехала на дорогу, ведущую к даунтауну. Драндулет тащился, как теленок по Эмбаркадеро, создавая впечатление движения в замедленном темпе. Хотя отопление и работало на полную, окна машины были затуманены испарениями.
– С этой твоей ржавой рухлядью мы вот-вот свалимся в кювет, – проворчал Джонатан, сжавшись на пассажирском кресле.
– Нет, она еще помурлычет, моя крошка, – начал защищаться Маркус. – Если бы ты знал, как я ее обожаю!
Спутанные волосы, густые брови, восемнадцатидневная борода и набухшие веки как у мультяшного пса Друпи: Маркус, казалось, телепортировался из другой эпохи, из доисторических времен, а порой казалось, что и с другой планеты. Плавая в мешковатых штанах и гавайской рубашке, открытой до пупа, его низкорослая фигура, казалось, была специально изогнута, чтобы вписаться в интерьер его автомобиля. Обутый в пару шлепанцев, он управлял машиной одной ногой – пяткой, стоявшей на сцеплении, и пальцами, перемещавшимися с педали газа на педаль тормоза.
– А мне нравится машина дяди Маркуса! – откликнулся Чарли, заерзав на заднем сиденье.
– Спасибо, малыш! – ответил тот, подмигивая мальчику.
– Чарли! Пристегни ремень и прекрати елозить, – приказал Джонатан. Затем, повернувшись к другу, он спросил: – Ты был в ресторане сегодня днем?
– Э-э… Мы же сегодня закрыты, разве нет?
– Но ты хотя бы взял на себя доставку уток?
– Каких еще уток?
– Утиных ножек с рукколой, что поставляет нам Боб Вудмарк по пятницам!
– А! А я-то думал, про что такое я забыл!
– Чертов осел! – рассердился Джонатан. – Как можно было забыть то единственное, что я попросил тебя сделать?
– И чего так все драматизировать… – проворчал Маркус.
– Ах вот как! Пусть Вудмарк и невыносим, но его фирма поставляет нам наши лучшие продукты. Если ты его прокатил, он рассердится и больше не захочет иметь с нами дело. Сделай крюк через ресторан: бьюсь об заклад, что он оставил свой груз на заднем дворе.
– Я смогу посмотреть сам, – уверил его Маркус. – А сначала я отвезу вас до…
– Нет! – перебил его Джонатан. – Ты несчастный бездельник, на которого невозможно положиться, так что я возьму все в свои руки.
– Но малыш же уже никакой!
– Нет, нет! – обрадовался Чарли. – Я хочу поехать в ресторан, я тоже!
– То есть решено, – отрезал Джонатан. – Поверни на Третью улицу, – приказал он, вытирая рукавом конденсат на лобовом стекле.
Но старая «Рено 4» не любила сворачивать со своего маршрута. Ее узких шин не хватало для хорошего сцепления, и внезапное изменение направления движения чуть не спровоцировало аварию.
– Ты же совсем не можешь контролировать это свое безобразие! – взревел Джонатан. – Блин, ты убьешь нас!
– Я делаю, что могу! – заверил его Маркус, выворачивая руль под звуки раздраженных клаксонов.
Лишь поднявшись по Кирни-стрит, драндулет обрел подобие стабильности.
– Ты в таком состоянии потому, что увидел мою сестру? – спросил Маркус после долгого молчания.
– Франческа всего лишь твоя сводная сестра, – поправил его Джонатан.
– Как там она?
Джонатан посмотрел на него с враждебностью.
– Если ты думаешь, что мы болтали…
Маркус знал, что эта тема болезненна для его друга, и не стал настаивать. Он сосредоточился на вождении, и вскоре они достигли Коламбус-авеню, где он припарковал свою «крошку» перед пивной «Френч Тач» на углу Юнион-стрит и Стоктон-стрит.
Как Джонатан и думал, Боб Вудмарк оставил свой груз на заднем дворе ресторана. Двое мужчин тут же подхватили ящики и поместили их в холодильную камеру, а потом пошли проверить, все ли в порядке в главном зале.
«Френч Тач» представлял собой кусок шестиугольника в центре Норт-Бич, итальянского квартала Сан-Франциско. Небольшое, но очень приятное, это место воспроизводило интерьер французского бистро 30-х годов: деревянные панели, лепнина, мозаичные полы, огромные зеркала в стиле «бель эпок», старые афиши Жозефины Бейкер, Мориса Шевалье и Мистенгетт. Заведение предлагало традиционные блюда французской кухни, неприхотливые и лишенные каких-либо претензий. На доске, висевшей на стене, можно было прочитать: «Пирог из улиток с медом, филе утки с апельсинами, торт Тропезьен…»
– А можно мне мороженое, папа? – спросил Чарли, усаживаясь перед оцинкованной стойкой, шедшей вдоль всего зала.
– Нет, дорогой. Ты его уже съел несколько кило в самолете. И потом, уже очень поздно, и тебе давно пора быть в постели.
– Но ведь праздники…
– Ну Джон, будь добряком! – попросил Маркус.
– О нет, еще и ты теперь!
– Но это же Рождество!
– Два мелких зануды! – не смог удержаться от улыбки Джонатан.
Он занял место в углу ресторана, за прилавком открытой кухни, которая позволяла гостям принять участие в приготовлении пищи.
– Что сделало бы тебя счастливым? – спросил он у сына.
– «Белая Дама»! – в восторге закричал малыш.
«Повар» с ловкостью сломал несколько плиток темного шоколада, размельчил их в небольшой миске, которую потом поставил растапливаться в водяной бане.
– А тебя? – спросил он Маркуса.
– Можно было бы открыть бутылочку вина…
– Если хочешь.
Широкая улыбка озарила лицо Маркуса. Он с энтузиазмом направился в свое любимое место: в подвал ресторана.
В это время под жадными взглядами Чарли Джонатан положил в чашку два шарика ванильного мороженого, добавив к нему безе. Как только шоколад расплавился, он добавил в него ложку сливок, потом полил горячим шоколадом мороженое и покрыл все это взбитыми сливками, а сверху еще посыпал поджаренным миндалем.
– Наслаждайтесь! – сказал он, втыкая небольшой бумажный зонтик в купол из крема.
Отец и сын устроились за столом, прижавшись друг к другу на мягком диване. Чарли, с блеском в глазах, вооружился длинной ложкой и начал дегустацию.
– Посмотрите на это чудо! – воскликнул Маркус, возвращаясь из погреба.
– «Screaming Eagle»[3] 1997 года! Ты что, сошел с ума? Эти бутылки у нас только для гостей! – возмутился Джонатан.
– Давай! Это будет мой рождественский подарок, – уговаривал его Маркус.
После чисто формального сопротивления Джонатан все же согласился открыть дорогое вино. В любом случае это было лучше, чем если бы Маркус пошел выпить куда-нибудь в другой ресторан. Так, по крайней мере, можно было за ним следить. В противном случае канадец мог бы начать турне по барам, а когда он находился под воздействием алкоголя, немедленно что-то случалось и стихийные бедствия происходили одно за другим. Бывало, что собутыльники пользовались добротой и доверчивостью Маркуса, чтобы обыграть его в покер и заставить подписать расписки по фантастическим долгам, которые Джонатану потом приходилось как-то урегулировать.
– Полюбуйся цветом этого нектара! – восхитился Маркус, переливая вино в графин.
Маркус, внебрачный ребенок отца Франчески и кантри-певицы из Квебека, после смерти своего отца, богатого нью-йоркского бизнесмена, не получил ни сантима. Его мать умерла недавно, и он продолжал поддерживать отношения с Франческой. Оставшись без гроша в кармане, он жил в полной беззаботности, безразличный к своей внешности, не обращая внимания на правила этикета и законы жизни в обществе. Он спал по двенадцать часов в день, иногда помогая в ресторане. Но жизненные стрессы и график работы, казалось, его совершенно не трогали. Не от мира сего, в равной степени наивный и милый, он был трогательным, хотя последствия его безответственности часто выглядели весьма утомительными для того, кто привык управлять своей повседневной жизнью.
Пока Джонатан находился в браке, он видел в Маркусе лишь придурка, с которым у него не может быть ничего общего. Но когда Франческа от него ушла, ее брат оказался единственным, кто его поддержал. В то время, несмотря на то что у него был Чарли, Джонатан соскользнул в черную дыру депрессии. Праздный и беспомощный, он впал в печаль и стал слишком часто посещать господ Джека Дэниелса и Джонни Уокера[4].
К счастью, чудесным образом Маркус смог оставить свою лень и первый раз в жизни взял дело в свои руки. Он заприметил старый итальянский ресторанчик, который как раз менял собственника, и смог убедить новых покупателей превратить его во французское бистро, доверив печи своему зятю. Эта инициатива позволила Джонатану восстановиться. Но, едва почувствовав, что друг спасен, Маркус вновь погрузился в обычную заторможенность.
– Твое здоровье! – крикнул он, протягивая Джонатану бокал вина.
– То есть это у нас Рождество, наступившее раньше срока, – заключил Джонатан, включая радио в стиле ар-деко, которое он разыскал на блошином рынке в Пасадене.
Он настроил радио на рок-станцию, транслировавшую живую версию песни «Зажги мой огонь».
– Ах! Как хорошо! – воскликнул Маркус, откидываясь на спинку дивана, и было непонятно, говорит он о вине или о музыке группы «Дорз».
Джонатан, в свою очередь, тоже попытался расслабиться. Он расстегнул ворот рубашки и сбросил куртку, но вид лежавшего на столе телефона Маделин раздражал его. «Эта история с мобильниками лишит меня клиентов!» – вздохнул он. Некоторые из постоянных гостей ресторана действительно имели его личный номер: это была привилегия, которая позволяла им рассчитывать на столик даже в вечерние часы пик.
Пока Маркус рассматривал аппарат, Джонатан взглянул на своего сына, который уже спокойно спал. Он хотел бы взять десяток праздничных дней, чтобы провести их с Чарли, но не мог себе этого позволить. Он как раз выбрался из финансовой пропасти, которая почти поглотила его несколько лет назад, и эта история научила его избегать разных кредитов, овердрафтов, неоплаченных штрафов и тому подобного.
Он прикрыл глаза, и к нему явилась Франческа, такая, какой он ее видел в аэропорту. Прошло уже два года, но боль еще жила. Почти невыносимо. Джонатан открыл глаза и сделал глоток вина, чтобы прогнать ее образ. Это была не та жизнь, о которой он мечтал, – это была ее жизнь.
– Эй! Неплохая бабешка! – воскликнул Маркус, и его жирные пальцы заскользили по сенсорному экрану, пролистывая фотографии, находившиеся в памяти мобильника.
Заинтригованный, Джонатан склонил голову к экрану.
– Давай посмотрим.
Среди изображений молодой женщины некоторые выглядели удивительно эротично. Ее позы были увековечены в черно-белом изображении: мелкие кружева, атласные бретельки, рука, робко прикрывающая грудь или касающаяся линии бедра. Впрочем, ничего серьезного в то время, когда многие закачивали себе онлайн-ленты чистого секса…
– Можно посмотреть, папа? – спросил неожиданно проснувшийся Чарли.
– Нет, нет. Спи. Это не для детей.
Удивительно, но, несмотря на свой вздорный и чопорный облик, эта чума из аэропорта продемонстрировала им достаточно шаловливые позы.
Более удивленный, чем возбужденный, Джонатан увеличил лицо модели. Видимо, она забавлялась, добровольно придаваясь игре, но за ее улыбкой можно было заметить некоторый дискомфорт. Без сомнения, такого рода снимки были в кайф ее бойфренду, который на время возомнил себя Хельмутом Ньютоном[5]. Кто стоял за камерой? Ее муж? Любовник? Джонатан видел в аэропорту какого-то мужчину, но сейчас не смог вспомнить, как тот выглядел.
– Ладно, хватит! – сказал он, несмотря на разочарованный взгляд Маркуса.
Вдруг почувствовав себя подсматривающим, он задался вопросом, по какому праву вдруг влез в частную жизнь этой женщины.
– Как будто это помешает ей сделать то же самое! – заметил Маркус.
– Я об этом позаботился: нет никакого риска, что она найдет подобного рода фотографии в моем телефоне! – воскликнул Джонатан, подливая себе вина. – Или ты думаешь, что я уже успел позабавиться, фотографируя Пополь…
Каберне отдавало изысканными красными фруктами и пряниками. Наслаждаясь напитком, Джонатан мысленно перебрал все, что могло находиться в его мобильнике, но так и не вспомнил ничего особенного.
«В любом случае ничего интимного или компрометирующего», – успокоил он себя.
В этом он крупно ошибался.
* * *
Париж
7.30
«Ягуар» последней модели с ребристым капотом двигался в холодной металлической синеве парижской кольцевой дороги. Весь из благородных материалов – белой кожи, орехового дерева и полированного алюминия, – интерьер машины дышал роскошью и безопасным комфортом. На заднем сиденье сумки марки «Монограм» соседствовали с сумкой для гольфа и номером «Фигаро магазин».
– Ты уверена, что хочешь открыть свой магазин сегодня? – снова спросил Рафаэль.
– Дорогой, – воскликнула Маделин, – мы говорили об этом уже несколько раз!
– Но можно было бы продолжить каникулы… – настаивал он. – Я еду до Довилля, мы проводим ночь в Нормандии и завтра обедаем с моими родителями.
– Заманчиво, но… нет. Кроме того, у тебя назначена встреча с клиентом, ты же собирался съездить на стройку.
– Тебе решать, – капитулировал Рафаэль, поворачивая на бульвар Журдана.
Данфер-Рошро, Монпарнас, Распай: автомобиль проехал большую часть XIV округа, а потом остановился у дома 13 по улице Шампань-Премьер, прямо перед темно-зеленой входной дверью.
– Я заеду за тобой сегодня вечером в магазин? – спросил Рафаэль.
– Нет, я приеду к тебе на мотоцикле.
– Но ты же замерзнешь!
– Может быть, но я обожаю свой «Триумф»! – сказала Маделин, целуя его.
Поцелуй длился, пока клаксон торопящегося водителя такси не вернул их жестоко на землю.
Маделин хлопнула дверцей автомобиля и отправила прощальный поцелуй своему любовнику. Она набрала код, чтобы открыть дверь, ведущую во внутренний двор. Там, на первом этаже, находилась квартира, которую она снимала с тех пор, как стала жить в Париже.
– Бррр! Да тут минус пятнадцать! – задрожала она, входя в небольшой дуплекс, типичную студию художника, которые были построены в этом районе в конце XIX века.
Маделин, чиркнув спичкой, зажгла водонагреватель, а потом включила чайник, чтобы приготовить себе чай.
Студия художника уже давно уступила место красивой двухкомнатной квартирке с гостиной, небольшой кухней и спальней в мезонине. Но высокие потолки, большие окна, прорезавшие главную стену, и пол из крашеного дерева еще напоминали об изначальном художественном призвании помещения, внося особый шарм в характер этого места.
Маделин включила канал «ТСФ-джаз», проверила батареи и отхлебнула чаю, переступая с ноги на ногу в ритме со звуками трубы Луи Армстронга, пока в квартире не стало тепло.
Она быстро приняла душ, дрожа вышла из ванной комнаты и достала из шкафа футболку из термолактила, джинсы и толстый свитер. Готовая идти, она откусила шоколадку «Киндер буэно», одновременно с этим надевая кожаную куртку и повязывая на шею самый теплый шарф.
Было чуть более восьми часов, когда она оседлала свой ярко-желтый мотоцикл. Ее магазин находился совсем близко, но она не хотела возвращаться домой перед встречей с Рафаэлем. С развевающимися на ветру волосами, она пролетела несколько сотен метров по улице, которую так любила. Здесь Рембо и Верлен сочиняли свои стихи, Арагон и Эльза Триоле любили друг друга, а Годар увековечил эту улицу в конце своего первого фильма – в той грустной сцене, когда Жан-Поль Бельмондо падает с пулей в спине прямо на глазах своей американской невесты.
Маделин повернула на бульвар Распай и поехала по улице Деламбр до «Чудесного сада» – магазина, который она открыла два года назад и который был ее гордостью.
Она подняла железные рольставни с трепетом – еще никогда ее отсутствие не было столь долгим. На время отпуска в Нью-Йорке она доверила бразды правления в магазине Такуми, своему японскому ученику, заканчивавшему обучение в Парижской школе флористики.
Войдя в помещение, Маделин вздохнула с облегчением – Такуми в буквальном смысле сделал все так, как она велела. Он отоварился накануне в Рунжи, и магазин был полон свежими цветами: орхидеями, белыми тюльпанами, лилиями, мимозами, нарциссами, фиалками. Большая елка, которую они наряжали вместе, сияла всеми огнями, а венки из остролиста и омелы свисали с потолка.
Успокоившись, Маделин сбросила куртку, надела фартук, собрала свои инструменты – секатор, лейку, мотыгу – и сосредоточилась на наиболее важных задачах: протерла листья фикуса, пересадила орхидеи и обрезала бонсай.
Она задумывала свой цветочный магазин как некое магическое и поэтическое место, оазис, способствующий размышлениям, убежище от шума и агрессивности большого города. Как бы ни было грустно днем, она хотела, чтобы ее клиенты могли забыть про свои заботы в тот момент, когда переступали порог ее магазина. В канун Рождества атмосфера «Чудесного сада» была особенно очаровательной, возвращала людей к ароматам детства и старым традициям.
После того как «первая помощь» закончилась, Маделин вынесла сосны, чтобы установить их в передней, и открыла свой магазин ровно в девять часов.
Она улыбнулась, увидев первого клиента (среди ее коллег ходила старая примета: если первым окажется мужчина, день будет удачным), но нахмурилась, услышав его просьбу: он хотел доставить букет жене, не оставляя визитной карточки. Это была такая новая модная уловка среди ревнивых мужей – заказать доставку цветов анонимно, а потом наблюдать за реакцией своих жен. Если, когда он вернется домой, она не скажет ему о букете, он убедится, что у нее есть любовник… Клиент оплатил заказ и вышел из магазина, не обратив внимания на состав букета.
Маделин начала работать. Такуми должен был к десяти часам доставить собранный ею букет в банк на улице Булар. И тут послышались звуки песни «Джек-попрыгунчик»[6]. Она нахмурила брови. Знаменитая песня «Роллинг Стоунз» слышалась из кармана ее рюкзака, в котором находился мобильный телефон этого Джонатана, или как его там. Она засомневалась, отвечать или нет, а когда решилась, вызов прекратился. Тишина продержалась минуту, а потом короткие и глухие сигналы начали указывать на то, что имеется пропущенное сообщение.
Маделин пожала плечами. Не будет же она слушать вызов, предназначенный не для нее… У нее есть и другие дела! И потом, ей было совершенно наплевать на этого Джонатана, такого грубого и такого неприятного. Но…
Движимая любопытством, она вдруг нажала на сенсорный экран и приложила телефон к уху. Послышался чей-то нерешительный голос: это явно была американка, говорившая с легким итальянским акцентом. Незнакомка изо всех сил пыталась подавить слезы.
– Джонатан, это я, это Франческа. Перезвони мне, пожалуйста. Нам нужно поговорить, нужно… Я знаю, что я предала тебя, знаю, что ты не понимаешь, почему я все испортила. Вернись, пожалуйста, сделай это ради Чарли, сделай это ради нас. Я люблю тебя… Ты не забудешь, но ты же меня простишь. У нас же только одна жизнь, Джонатан, и мы должны идти вместе и иметь еще детей. Начнем сначала, пусть все будет как прежде. Без тебя это не жизнь…
Голос итальянки захлебнулся в бесконечной грусти, и сообщение прекратилось.
В течение нескольких секунд Маделин стояла неподвижно, потрясенная тем, что услышала, и охваченная чувством вины. По рукам ее пробежали мурашки. Она вздрогнула, потом положила мобильник, еще полный слез, на стол, задавая себе вопрос, что она будет делать.
3. По секрету
У каждого человека есть тайны. Нужно лишь выяснить какие.
Джонатан переключил передачу, перейдя на третью. Коробка передач издала пронзительный металлический скрежет, как будто автомобиль готов был развалиться на месте. Он потребовал ключи от «Рено 4»: хотя дом и находился близко, было невозможно даже представить, чтобы за руль сел Маркус. Лежа на пассажирском кресле, его друг потягивал вино и орал похабные куплеты из репертуара Жоржа Брассанса:
– Потише! – приказал Джонатан, бросив взгляд в зеркало заднего вида и убедившись, что его сын еще спит.
– Пардон, – извинился Маркус, повернувшись, чтобы опустить боковое стекло машины. Он высунул голову через окно, подставив лицо ветру, словно ночной воздух мог помочь ему протрезветь.
«Парень совсем покроется инеем…» – подумал Джонатан, замедляя движение и вновь переключая передачу, чтобы машина пошла со скоростью улитки-астматика.
Маленький автомобиль выехал на западную сторону Филберт-стрит, одной из самых крутых улиц в Сан-Франциско. В начале подъема драндулет кашлянул, угрожая развалиться, но в конце концов восстановил дыхание и кое-как достиг вершины холма, освещенного белым светом Койт-Тауэр, мемориальной башни, возвышавшейся над городом. Джонатан произвел опасный маневр, чтобы припарковаться, повернув колеса в сторону тротуара. Испытав облегчение от того, что удалось благополучно добраться до места, он взял сына на руки и двинулся в проход между эвкалиптами, пальмами и бугенвиллеями.
Маркус, шатаясь, последовал за ним. Он снова начал петь свои непристойные песни, причем опять очень громко.
– Дайте выспаться! – крикнул сосед.
Джонатан подхватил друга под руку, чтобы заставить его поторопиться.
– Ты мой единственный настоящий друг, мой единственный реальный при… – бормотал пьяный Маркус, повиснув у него на шее.
Джонатан с трудом поддерживал его, и эти два с половиной мужчины с трудом спустились по деревянным ступенькам, которые шли вдоль Телеграф-Хилл. Винтовая лестница посреди всей этой почти тропической растительности предназначалась для обслуживания небольших разноцветных домов. Нетронутые разрушительным землетрясением 1906 года, эти жилища, первоначально построенные для моряков и докеров, ценились теперь у художников и разбогатевших интеллектуалов.
Наконец все трое подошли к воротам дикого и весьма пышного сада, где сорняки в итоге выжили рододендроны и фуксии.
– Ну, все по своим комнатам! – скомандовал Джонатан тоном главы семьи.
Он раздел Чарли, положил его и поцеловал, поправив одеяло. Затем сделал то же самое с Маркусом, за исключением поцелуя – это было бы слишком…
* * *
Уже в тишине Джонатан прошел на кухню, налил себе стакан воды и с ноутбуком под мышкой вышел на террасу. Несмотря на разницу во времени, он подавил зевоту, помассировал веки и опустился на тиковый стул.
– Что, приятель, не спится?
Джонатан повернулся на голос: это был Борис, тропический попугай, живший в доме. Он и забыл о нем!
Птица принадлежала бывшему владельцу, оригиналу, который включил в договор обязательство для любого покупателя дома заботиться во веки веков о его любимце. Борису уже было больше шестидесяти лет. На протяжении десятилетий его бывший хозяин ежедневно посвящал час его обучению говорить. Попугай знал тысячу слов и сотни готовых фраз, которые выдавал на удивление кстати.
Будучи флегматиком, он отлично ужился с новыми хозяевами, на радость Чарли. Конечно же, птица была прекрасно знакома и с Маркусом, который обучил ее целой коллекции ругательств капитана Хэддока[7]. Но это существо было тем еще шутником, и Джонатан смог лишь в определенной степени оценить его грязный характер и острый язык.
– Не спи-и-ится? – повторила птица.
– Да, представь себе, я слишком устал, чтобы спать.
– Придурок! – отозвался Борис.
Джонатан подошел к величественно сидящему на жердочке попугаю. У Бориса был большой крючковатый клюв и крепкие когти. Несмотря на возраст, его частично золотистые, частично бирюзовые перья сохранили блеск, а черный подшерсток, очерчивавший контуры глаз, придавал ему вид гордый и высокомерный.
Птица покачала длинным хвостом, расправила крылья и потребовала:
– Хочу яблок, слив и бананов…
Джонатан посмотрел на попугая.
– А не хочешь огурцов и цикория?
– Цикорий противный! Хочу орехов и аррраххххиса.
– Вот именно, а я хочу Мисс Вселенную к себе в постель. – Джонатан покачал головой и вошел в электронную почту. Ответил двум своим поставщикам, подтвердил несколько заказов столиков и закурил, глядя на тысячи огней, блестящих в океане. Отсюда вид на залив был просто великолепен. Небоскребы делового квартала стояли перед огромным силуэтом моста Бэй-Бридж, шедшего в сторону Окленда. И тут этот момент полнейшего спокойствия вдруг нарушил необычный звонок телефона: звук скрипки. Если верить не самым глубоким музыкальным знаниям Джонатана, это было начало «Каприза» Паганини.
Телефон Маделин Грин.
Если он захочет спать, надо будет не забыть его выключить: из-за разницы во времени телефонные звонки, скорее всего, могли пойти чаще. Джонатан решил ответить.
– Да?
– Это ты, моя дорогая?
– Э-э…
– Не слишком устала? У вас была хорошая поездка, я надеюсь.
– Отлично. Очень любезно, что вы об этом заботитесь.
– Но вы не Маделин?
– Верно подмечено!
– Это ты, Рафаэль?
– Нет, меня зовут Джонатан, я из Сан-Франциско.
– Джулиана Вуд, очень приятно. А можно поинтересоваться, почему вы отвечаете на телефонные звонки моей лучшей подруги?
– Потому что мы случайно обменялись мобильниками.
– В Сан-Франциско?
– В Нью-Йорке, в аэропорту. Короче, это слишком долго объяснять.
– Ах? Это смешно…
– Да, особенно когда это происходит с другими. То есть вы…
– А как это случилось?
– Ладно, слушайте, уже поздно, и это не очень интересно.
– О нет! Напротив, расскажите мне!
– Вы звоните из Европы?
– Я звоню из Лондона. Я попрошу Маделин все мне рассказать. Какой у вас номер?
– Простите?
– Ваш номер телефона.
– Чтобы я могла позвонить Маделин…
– Но я не дам вам свой номер, я вас не знаю!
– Но ведь у Маделин ваш телефон!
– О, черт! Но у вас же есть другой способ как-то связаться! Вам нужно позвонить Рафаэлю, вот!
«Что за сплетница!» – подумал он, решив закончить разговор.
– Алло, алло, – повторила Джулиана на другом конце света и, поняв, что он отключился, раздраженно подумала: «Вот негодяй!»
* * *
Джонатан решил выключить мобильник, но любопытство вдруг подтолкнуло его еще раз посмотреть на снимки, сохраненные в телефоне. Кроме двух или трех чувственных поз, большинство файлов составляли обычные туристические снимки – настоящий сувенирный альбом приключений романтической пары. Маделин и Рафаэль демонстрировали свою любовь на пьяцца Навона в Риме, в гондоле в Венеции, перед зданиями Гауди в Барселоне, в трамваях Лиссабона и на лыжах в Альпах. Там было много мест, где Джонатан и сам побывал в свое время с Франческой, когда они любили друг друга. Глядя на счастье других, он испытал боль и поэтому лишь быстро пробежал эту галерею.
Тем не менее он продолжил исследование телефона, с интересом просмотрев музыкальную библиотеку Маделин. Он ожидал худшего – сборников эстрадных песенок, попсы и ар-энд-би, но обнаружил всю музыку, которую сам так любил: Тома Уэйтса, Лу Рида, Дэвида Боуи, Боба Дилана, Нила Янга.
Там были меланхолические и богемные композиции, в которых пелось о свободе и о разрушенных судьбах. Там были прекрасные блюзы…
Это было удивительно. Конечно, не ряса делает монахом, но ему было трудно представить себе, чтобы эта навороченная и наштукатуренная молодая женщина из аэропорта могла погружаться в такие миры.
Продолжая свои исследования, он просмотрел названия фильмов, что были загружены у Маделин. Очередной сюрприз: никаких романтических комедий и серий «Секса в большом городе» или «Отчаянных домохозяек». Там были гораздо более спорные «Последнее танго в Париже», «Столкновение», «Пианистка», «Полуночный ковбой» и «Покидая Лас-Вегас».
Джонатан застыл на последнем названии: эта история невозможной любви между безнадежным алкоголиком и проституткой была его любимым фильмом. Впервые он увидел картину, когда находился на вершине профессионального и семейного успеха. Тем не менее долгое падение Николаса Кейджа, топящего в алкоголе все свои проблемы, показалось ему почти знакомым. Это был такой фильм, который бередит ваши раны, будит старых демонов и инстинкты разрушения. Он отсылает вас к вашим самым потайным страхам, к одиночеству, напоминает о том, что никто не застрахован от падения в ад. В зависимости от состояния вашего духа этот фильм может вызывать тошноту или же заставить яснее увидеть самого себя. В любом случае он не оставит равнодушным.
Безусловно, у Маделин Грин были весьма неожиданные вкусы.
Недоумение Джонатана стало больше, когда он пробежался по ее электронной почте и эсэмэскам. Помимо чисто профессиональных сообщений, по большей части Маделин переписывалась с Рафаэлем – ее спутником, очевидно очень влюбленным в нее и заботливым, а также с Джулианой, болтушкой и сплетницей, но при этом преданной и лучшей подругой, к тому же отличающейся остроумием. Десятки сообщений от одного парижского предпринимателя позволяли догадаться о предстоящем переезде в Сен-Жермен-ан-Ле, где Маделин и Рафаэль с большой любовью подобрали себе дом, чтобы свить в нем свое первое гнездышко. Судя по всему, пара была на седьмом небе от счастья, разве что…
Продолжая то, что можно было бы назвать поиском, Джонатан наткнулся на электронный ежедневник Маделин и нашел там отметки о регулярных встречах с неким Эстебаном. Он тут же представил себе такого аргентинского плейбоя, любовника молодой англичанки. Дважды в неделю, по понедельникам и четвергам, с 18 до 19 часов Маделин ездила на встречи со своим южноамериканским казановой! Любезный Рафаэль, а был ли он в курсе подобных проделок своей невесты? Нет, конечно. Джонатан в свое время пережил подобную незадачу, когда ему довелось узнать об измене Франчески как раз в тот момент, когда он был уверен, что его брак находится в полной безопасности от любых торнадо.
«Все они такие…» – разочарованно подумал он.
На фотографиях Рафаэль выглядел немного пресным – в свитере, накинутом на плечи, в голубой рубашке он походил на идеального сына. Но в этом столкновении с разрушителем семейного счастья, каковым, без сомнения, был этот Эстебан, Джонатан не мог не почувствовать к Рафаэлю симпатии – давала о себе знать солидарность обманутых мужей.
* * *
Среди прочих встреч постоянно возникал термин «гинеко»: доктор Сильвия Андрие, с которой Маделин шесть месяцев консультировалась по поводу проблемы бесплодия. По крайней мере, это можно было предположить по письмам, отправленным из медицинской лаборатории, которые Маделин перевела в резервные копии.
Перед экраном ее мобильника Джонатан чувствовал себя немного подглядывающим, и ему было от этого не по себе, но что-то в этой женщине начало притягивать его.
В последние недели Маделин прошла ряд наиболее распространенных тестов для выявления возможного бесплодия: температурные кривые, отбор проб, ультразвуковые и радиографические исследования. Джонатан имел об этом представление: они с Франческой в свое время столкнулись с аналогичными проблемами и прошли тем же маршрутом до рождения Чарли.
Он потратил время и ознакомился с результатами более тщательно. Как ему удалось понять, они были скорее хорошими. У Маделин были регулярные циклы, обнадеживающие гормональные анализы и овуляция, не нуждавшаяся в стимулировании. Даже ее дорогой и нежный сдал свое семя на анализ и с облегчением констатировал, что его сперма достаточно обильна и мобильна, чтобы позволить иметь потомство.
Для полноты картины не хватало только одного анализа, так называемого теста Гюнтера. Просматривая электронный ежедневник, Джонатан увидел, что за последние три месяца его дата несколько раз переносилась.
Странно…
Он хорошо помнил свое душевное состояние в то время, когда сам проходил с Франческой этот тест, который позволяет проверить совместимость пары. У него имеются некоторые ограничения – анализ следует проводить в течение двух дней перед овуляцией и менее чем через двенадцать часов после незащищенного полового акта. При этом как только вы принимаете решение подвергнуть себя этому анализу, у вас остается только одно желание: чтобы все закончилось как можно быстрее, чтобы быть уверенным.
Почему же Маделин три раза переносила даты тестирования?
Он ломал себе голову, понимая, что не сможет найти ответ на этот вопрос. В конце концов, переносить встречи мог гинеколог или Рафаэль.
– Иди спать, Коко! – призвал его Борис.
На этот раз птица была права. Во что это он играл, в два часа ночи отчаянно роясь в мобильном телефоне женщины, с которой случайно пересекся всего на две минуты?
* * *
Джонатан встал со стула, решив идти спать, но телефон продолжал давить на него своей притягательной силой. Не будучи в состоянии его отложить, он подключил его к вай-фай и снова обратился к коллекции фотографий. И он вновь пробежал по позам Маделин, пока не нашел то, что хотел найти. Он пустил фотографию на распечатку.
Принтер покряхтел, а потом выдал ему картинку, изображающую типичный американский портрет молодой женщины у Большого канала в Венеции. Джонатан постарался как бы войти в изображение и проследить за взглядом Маделин.
