Пиранези E-Book

Susanna Clarke

PIRANESI

Copyright © 2020 by Susanna Clarke

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

All rights reserved

Перевод с английского Екатерины Доброхотовой-Майковой

Оформление обложки Сергея Шикина

Кларк С.

Пиранези : роман / Сюзанна Кларк ; пер. с англ. Е. Доброхотовой-Майковой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2020. — (The Big Book).

ISBN 978-5-389-18906-5

16+

Шестнадцать лет назад Сюзанна Кларк выпустила «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» — книгу, разошедшуюся по миру тиражом свыше 4 миллионов экземпляров и признанную легендарным шедевром: «Так мог бы выглядеть роман „Мастер и Маргарита“, если бы его написал Диккенс» (А. Генис); «Лучшая литературная сказка на английском языке за последние семьдесят лет» (Н. Гейман). И вот наконец мы дождались второго романа Кларк. «Это собы­тие первостепенной важности в мире литературы» (Daily Telegraph).

Для человека, которого мы знаем как Пиранези, Дом с большой буквы — это целый Мир. «С начала Мира в нем точно существовали пятнадцать человек», и Пиранези — пятнадцатый. Он исследует бесконечные Залы, украшенные величественными Статуями, и составляет расписание Приливов, захлестывающих нижние этажи. На верх­ние этажи заплывают Облака и залетают птицы, а по вторникам и пятницам Пиранези встречает Другого. «Красота Дома несказанна, — пишет Пиранези в своем дневнике. — Доброта его беспредельна». Но однажды он обнаруживает следы человека номер шестна­дцать…

«„Пиранези“ — изысканная шкатулка с сюрпризами, и внутри она намного, намного больше, чем снаружи», — пишет Дэвид Митчелл. «Фантастическое, ни на что не похожее и совершенно необходимое чтение», — вторит ему журнал The Bookseller.

Впервые на русском!

© Е. М. Доброхотова-Майкова, перевод, 2020

© М. И. Назаренко, примечания, 2020

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа

„Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

О романе «Пиранези»

Обычно писать книгу принимаешься с крошечного зародыша ис­тории, с чего-то, что, засев глубоко в подсознании, начинает ветвиться во все стороны. Некоторые идеи поселяются у тебя в голове, об­живаются там, становятся привычными, как мебель. Так, меня все­гда восхищал Пиранези с его атмосферными офортами воображаемых тюрем — все эти огромные лестницы, тающие в полумраке своды, невозможная геометрия. А в графическом романе Алана Мура «Прометея» встретилась такая фраза: «Все мы когда-нибудь грезили о том, как бродим в необъятном доме», — и я подумала: да, очень знакомо! Я как раз пыталась вымыслить такое место действия, чтобы читатель поразился, но в то же время подумал: «Погодите! Я же тут бывал… кажется?..» На это же работают многочисленные отсылки к Нарнии и к прит­чам Борхеса, особенно к его переделке мифа о минотавре в рассказе «Дом Астерия». К. С. Льюис и Борхес — не самое очевидное сочетание! Все мы, выросшие на книгах о Нарнии, свято уверены: где-нибудь когда-нибудь перед нами обязательно откроется платяной шкаф. И дорога на ту сторону.

Сюзанна Кларк

Что за мир Сюзанна Кларк создает на наших глазах, какой точ­ный часовой механизм сюжета, какого чистого героя, каких бессовестных персонажей второго плана, сколько красоты, напряжения и сдержанности и какой виртуозный финал! «Пиранези» — изыс­канная шкатул­ка с сюрпризами, и внутри она намного, намного больше, чем снаружи.

Дэвид Митчелл

«Пиранези» меня ошеломил. Это чудо литературного мастер­ства, разом увлекательная загадка, приключения в блистательном вымышленном мире и глубокие раздумья о человеческой природе, о потерянности и обретении. Мне уже хочется вернуться в эти пугающие и прекрасные залы!

Мадлен Миллер (автор «Песни Ахилла» и «Цирцеи»)

«Пиранези» — великолепная, завораживающая детективная загад­ка, которая раскрывается страница за страницей. Именно такие кни­ги я люблю вручать молча, чтобы не портить людям удовольствия ­самостоятельно открыть запрятанные внутри тайны. Эта книга — ­сокровище, выброшенное на пустынный берег и ждущее, когда его найдут.

Эрин Моргенштерн(автор «Ночного цирка»)

Воображение Кларк неисчерпаемо, темп повествования выбран мастерски, и она умеет поставить иронию на службу величия.

Грегори Магвайр (The New York Times)

Никто не пишет о магии, как Кларк… Она пишет о магии так, будто и впрямь ее практикует.

Лев Гроссман (TIME Magazine)

Почти невозможно отложить книгу… выразительный, завора­жи­вающий, трогательный и пронизанный магией, которая знакома преданным читателям Сюзанны Кларк, «Пиранези» понравится люби­те­лям «Джонатана Стренджа» и завоюет ей много новых поклонников.

Bookpage

Читатели, которые вместе с Пиранези будут следить, как он учит­ся понимать себя, увидят, что в наш мир вернулась магия. Странная, пугающая и прекрасная.

Kirkus Reviews

Кларк прячет детективный сюжет в метафорической литературной сказке... Безусловно, самая неординарная книга года.

Publishers Weekly

По мере того как множатся вопросы и нарастает напряжение в этой завораживающей мистической притче, невольно думаешь, что доброта и благодарность героя Кларк и есть единственная настоящая мудрость.

Booklist

Кларк создает мир, в существование которого читатели почти готовы поверить.

Library Journal

Магия Сюзанны Кларк универсальна.

Salon

Подобно всеобщим любимцам «Джонатану Стренджу и мисте­ру Норреллу», «Пиранези» также творит магию, но совершенно другого сорта. Он напоминает нам о способности литературы переносить нас в иной мир и расширять понимание мира этого.

Guardian

Восхитительная загадка — и на стольких уровнях сразу! Фанта­стическое, ни на что не похожее и совершенно необходимое чтение.

The Bookseller

Эмпатия открывает новые горизонты в этой поразительной и бес­конечно трогательной книге про оккультистов, утраченные эпохи и си­лу веры.

Foreword Reviews

«Пиранези» — это событие первостепенной важности в мире литературы.

Daily Telegraph

Поистине волшебный дом с коридорами-лабиринтами и приливами, что захлестывают лестницы.

The Times

По изобретательности и красоте «Пиранези» — достойный наследник «Стренджа с Норреллом». Это книга, к которой вы будете возвращаться снова и снова — отворяя двери, размышляя о статуях, прислушиваясь к приливам.

Observer

Бесконечно хитроумная книга, среди страниц которой можно благоговейно затеряться.

Washington Post

О романе «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл»

Безусловно лучшая литературная сказка на английском языке за последние семьдесят лет. Смешная, трогательная, страшная, потусторонняя, практическая и магическая, путешествие сквозь тень и свет. Упоительное чтение, изящный и точный стиль: госпожа Кларк выстраивает слова так же хитроумно и грозно, как герцог Веллингтон выстраивал свои полки, а финальная часть истории таит множество неожиданных поворотов, словно лабиринт старых лондонских улочек или темный английский лес. Закрывая «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» на восьмисотой странице, я жалел лишь, что книга не оказалась вдвое длиннее... Чистое наслаждение от первой до последней строки.

Нил Гейман

Роман захватил меня и увлек так, что я не мог его отложить, пока не прочел до конца. Тон рассказчика выбран превосходно. Он полон иронии, преподносимой с серьезной миной, а его сдержанность поз­воляет читателю самому составить мнение о персонажах. Меня восхищала вымышленная ученость, завораживала смесь исторического реализма и чудесных событий. Я почти верил, что и впрямь существовала традиция «английской магии», о которой мне не доводилось слышать. Автор убедительнейше воспроизводит время и его литературные условности. И часть удовольствия от книги — наблюдать, как легко магия вписалась в роман XIX века. Настоящий шедевр. Не могу припомнить ничего хоть сколько-нибудь похожего.

Чарльз Паллисер

До ужаса правдоподобная параллельная история Британии, в ко­торой волшебники играют не меньшую роль, чем известные нам ис­торические лица.

Мишель Фейбер

Книга для ума, книга для души, повод для разговоров и легкое чте­ние в дорогу — все это соединилось для меня в «Джонатане Стрен­дже и мистере Норрелле»... Я буквально не мог оторваться от этого романа.

Джулиан Феллоуз

Истощенная расточительным постмодернистским эпилогом ли­тература, впав в детство, вернулась к своему истоку и стала тем, чем в сущности всегда была — рассказом о чудесах. За что мы ее готовы простить и снова полюбить. Со мной такое произошло, ко­гда я прочел 800-страничный фолиант 50-летней дебютантки из Кембри­джа Сюзанны Кларк под обманчиво скучным названием «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл». Восторженные критики уже успели назвать ее «„Гарри Поттером“ для взрослых», но, по-мое­му, это со­мнительный комплимент для автора, открывшего новый способ обращаться с чудесами.

Так мог бы выглядеть роман «Мастер и Маргарита», если бы его написал Диккенс.

Дело в том, что книга Кларк — грандиозный анахронизм: она написана так, будто мы еще живем в Викторианскую эпоху. Пре­зрев «страх влияния», автор перебралась в XIX век, чтобы медленно и вер­но выткать подробный гобелен давно умершей эпохи.

Англия Сюзанны Кларк — страна великих магических традиций. Деяния средневековых волшебников, выходцев из смежного, но невидимого мира, — непреложный факт, документированная часть британской истории. Однако, вступив на путь прогресса, Анг­лия утратила древнее магическое искусство, которое и взялся воз­родить тщеславный мизантроп мистер Норрелл со своим добродушным учеником Джонатаном Стренджем.

Тут-то и начинается самое интересное. Чудеса в книге изображены с той же неторопливой дотошностью, что и все остальное. Ирония уже давно научила сказку встречаться с прозой жизни, как это бывало у Гофмана, Андерсена и Шварца. Но кажется, впер­вые магия, реанимировав старомодный жанр, сошла на страницы толстого реалисти­ческого романа. Отказав сверхъестественному в специальном статусе, Кларк вплетает волшебство в ткань подлинной истории с ее реальными героями, вроде Веллингтона или Байрона.

Александр Генис (Иностранная литература)

Сюзанне Кларк удалось неподдельное чудо: ее «викторианская фэнтези» — всамделишная литература, без кавычек и оговорок; не пост­модернистская игра, не изящный жанровый эксперимент — живая, сильная книга. Содержащая вдобавок ноу-хау. Да, были уже Тол­кин и последователи, Урсула Ле Гуин, в конце концов — Нил Гейман (назвавший, между прочим, «Стренджа...» «лучшей литературной сказкой на английском языке за последние семьдесят лет»), но только Кларк столь естественно удается вплести свою волшебную нить, свалянную из кошачьих шагов и голосов рыб, в масштабный и дотошный гобелен исторической реальности эпохи Регентства и литературного канона Диккенса и Джейн Остен. Ну подумаешь, магия. Чем не занятие для джентльмена. В сущности, рутина: кто-то воюет с Бонапартием, кто-то торгует в заморских колониях, кто-то колдует и общается с эльфами. Бывает.

Александр Гаррос (Эксперт Online)

Удивительная неспешность повествования, заставляющая вас по­забыть о том, что на свете уже существуют метро, интернет и авиастроение. Абсурдное внимание к деталям (ко всем деталям: историческое и фантастическое Кларк живописует с одинаковой дотошностью). Ну и главное — язык, конечно. О событиях начала XIX века автор имеет наглость рассказывать языком начала XIX века — языком Диккенса, языком Вальтера Скотта. Впрочем, наглость эта простительна: Сюзанна Кларк — прирожденный стилист; она пишет — ты веришь. Вероятно, именно это ощущение подлинности, которое, точно пряный запах старинного фолианта, насквозь пропитывает кни­гу, и пре­вращает «Джонатана Стренджа...» в блестящий сеанс магии — причем без последующего разоблачения. Невозмутимая леди Кларк внушает читателю даже не то, что волшебство существует, но то, что оно так же банально и естественно, как, скажем, насморк, который читатель наверняка схватит, если промочит ноги.

Анна Старобинец (Гудок)

Девятисотстраничный фолиант Сюзанны Кларк способен по­нра­виться самым разным читателям. Во-первых, это исторический роман, в котором дотошно воссозданы не только реалии эпохи, но и ее язык, ее стиль, — история современной литературы знает толь­ко один подобный подвиг: «Имя Розы» Умберто Эко. Радует то, что языковые прелести книги доступны и россиянам: книга ве­ликолеп­но переведена, что заставляет вспомнить и сдержанную прозу Пушкина, и достоверные гоголевские гротески. Во-вторых, Кларк должна прийтись по нраву каждому поклоннику фэнтези. «Стрендж и Норрелл» — дальние родственники «Волшебника Земноморья»: автор использует магию не только как прием авантюрного романа, но описывает очертания границ, за которые не сле­дует заглядывать че­ловеку, и причины, по которым их порой все же стоит пересекать. ­В-третьих, «Стрендж и Норрелл» — подарок для англомана: за тем, что покажется иным читателям занудством и бесчувственностью, поклонники Вальтера Скотта и Кольриджа увидят английскую сдержанность, способ пе­редавать через недосказанность массу косвенной информации. Кларк обставила свою выдумку с беспримерным вкусом и вниманием: обилие ссылок на несуществующие труды по магии, исторических ироничных анекдотов, вставных новелл и красочных описаний иных миров за­ставляет читателя поверить, что перед ним не просто огромный ро­ман, но достоверный исторический рассказ о возрождении магии.

Иван Якшин (Книжная витрина)

Что же такое «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл»? Самым ко­ротким ответом будет: Джейн Остен в Стране чудес. Викторианская Англия, Наполеоновские войны, зеленые лужайки, экипажи, кукольные домики, мильные столбы и вересковые пустоши. Это не только место действия, это время написания. Представьте себе роман Чарльза Диккенса или Джейн Остен, где чопорные политики становятся жерт­вами зловредных эльфов, а на приеме у тетушек, жаждущих пристроить своих племянниц замуж, появляется пара волшебников, только что отчитавшихся в Министерстве внутренних дел об исполнении поручения о предотвращении разлива рек в графстве Суффолк.

Стилизация выполнена настолько идеально, что даже вызывает оторопь. Это что, всерьез? Ну кому сейчас придет в голову писать, а уж тем более издавать викторианский роман? Его многословие, про­странные описания чувств и пейзажей, неторопливая размеренность были хороши во времена, когда скорость передвижения не превышала 15 километров в час, а новости недельной давности считались последними известиями. Но в наше время читать эти 890 страниц, где динамичность повествования развертывается со скоростью перемещения дамы в кринолине? Как выясняется, и в карете прошлого можно уехать далеко, если она находится в ра­бочем состоянии.

Приключения мистера Норрелла, задумавшего воскресить в Анг­лии утраченное искусство магии, и его ученика Джонатана Стренджа, однажды покинувшего учителя, прибирают тебя к рукам постепенно и исподволь, и вскоре ты, успокоившись, перестаешь досадовать на неспешность езды и начинаешь получать удовольствие от забытых, а то и никогда не испытанных ощущений альтернативного способа перемещения в альтернативном мире.

Вадим Нестеров (Gazeta.Ru)

Эта Кларк оказалась такой изобретательной и остроумной рас­сказчицей, что нет ни одной причины, по которой взрослый человек может позволить себе проигнорировать этот роман про волшебников; и вам вовсе не нужно быть литературным критиком, предсказуемо реагирующим на подмигивания в сторону Джейн Остен и Мэри Шелли, чтобы понимать, ознакомившись с первой же сотней страниц, что в ваших руках — классическое произведение, которое будут читать в вашей семье еще в нескольких поколениях. «Гарри Поттер» для взрос­лых? Дж. Роулинг со своей метлой «Нимбус-2000» может наниматься к Кларк в дворники.

Лев Данилкин (Афиша)

Изумительно... Роман, в котором темная мифология на фоне вос­хитительной комедии нравов в духе Джейн Остен рождает шедевр толкиновских масштабов... Уникальность «Джонатана Стренджа и мис­тера Норрелла» — в отношении к магии. Магия у Кларк печальна и зловеща; она соткана из дождя, снега и зеркал и описана с абсолютным реализмом... У Кларк есть и другое редкое достоинство: она умеет живописать зло... через темные, спутанные корни жанра она углуб­ляется в Средневековье и страшную, фрейдистскую составляющую сказок. «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» объяс­няет живучесть литературного вымысла: он говорит на языке наших снов. И наших кошмаров.

Time

Кларк мастерски вместила в свои восемьсот страниц мир Джейн Остен, готический роман, светскую новеллу, военно-исторические приключения в духе «Стрелка Шарпа» и «Хозяина морей», романтический байронизм и вальтер-скоттовскую страсть к героическому прошлому Севера. Есть книги, которые читаешь, книги, которые изуча­ешь, и книги, в которых живешь. «Джонатан Стрендж и мис­тер Норрелл» — из тех книг, в которых живешь.

The Washington Post

О сборнике «Дамы из Грейс-Адьё и другие истории»

Такое ощущение, будто Джейн Остен взяла и переписала сказки братьев Гримм. Волшебно во всех смыслах!

Spectator

Мир волшебных английских сказок окружает нас с детства. Но только со временем мы начинаем обнаруживать, насколько он огромен. Вначале это «Робин-Бобин-Барабек», потом — истории о Робин Гуде и короле Артуре, дальше — «Хоббит» и «Нарния», еще дальше — «Властелин Колец», «Земноморье»... Пределы страны Фантазии раздвигаются до бесконечности. Роман Сюзанны Кларк «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» собрал в себе такое количество традиций истинно английского волшебства, совместив их с традици­ями соб­ственно литературными, что этого могло бы хватить на соз­дание целого мира. Да, строго говоря, Кларк и создала не роман, но мир.

Сборник «Дамы из Грейс-Адьё» примыкает к «Стренджу и Норреллу» не сюжетно, а скорее духовно. Кларк показывает общность своего творчества с самой Британией, с народами малыми и вели­ки­ми, ее населяющими, с ее деревьями, камнями, реками, с духами про­шлого, таящимися в каждой расщелине. Они — соседи, живущие рядом. Они — плоть от плоти и кость от кости тех, кто живет в мирах реальном и вымышленном. И граница миров тонка.

Книжное обозрение

Эти восемь рассказов напоминают «Стренджа и Норрелла» тем, что волшебные создания меняют историю, сквозь XIX век просвечивает современность, и сами страницы книги буквально источают очарование.

Bookmarks Magazine

Колину1

Я великий ученый, чародей, я посвящен в тайные знания, я ставлю опыт. Конечно, мне нужны подопытные.

К. С. Льюис. Племянник чародея(Перевод Н. Трауберг)

Меня называют философом, ученым, антропологом, но все это неверно. Я — анамнезиолог2. Я изучаю забытое. Я прозреваю безвозвратно утраченное. Я работаю с отсутствием, с тишиной, с таинственными зазорами между предметами. То, чем я занимаюсь, ближе всего к магии.

Лоренс Арн-Сейлс. Интервью. «Таинственный сад»3, май 1976

Когда в Третьем северном Зале взошла Луна, я отправился в Девятый Вестибюль

Запись от Первого дня Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Когда в Третьем северном Зале взошла Луна, я отправился в Девятый Вестибюль наблюдать слияние трех Приливов. Оно бывает лишь раз в восемь лет.

Девятый Вестибюль примечателен тремя огромными Лестницами. Вдоль его Стен, ярус над ярусом, уходят в вышину сотни сотен мраморных Статуй.

Я лез по западной Стене, пока не добрался до Статуи Женщины, несущей Улей, в пятнадцати метрах от Пола. Женщина выше меня раза в два-три, а Улей усеян мраморными Пчелами размером с мой палец. Одна Пчела — от нее мне всегда немного не по себе — ползет по левому глазу Женщины. Я втиснулся в Нишу к Женщине и стал ждать. И вот в Нижних Залах послышался рев Приливов, а Стены содрогнулись от их натиска.

Первым начался Прилив Дальних Восточных Залов. Вода прибывала по Восточной Лестнице, безбурная и неопределенного цвета. Она разлилась по Плитам серым зеркалом в разводах мутной Пены, не глубже чем по щиколотку.

Затем хлынул Прилив Западных Залов. Он с ревом накатил по Западной Лестнице и ударил в Стену так, что все Статуи содрогнулись. Пена его была цвета старых рыбьих костей, а бурлящие глубины — свинцовыми. Через несколько секунд Вода уже стояла по пояс первому ярусу Статуй.

И наконец загрохотал Прилив Северных Залов. Он ворвался по Средней Лестнице и захлестнул Вес­тибюль взрывом блистающей льдисто-белой Пены. Я промок и ослеп. Когда зрение вернулось, Вода сбегала со Статуй. Тогда-то я и понял, что ошибся, рассчитывая высоту Второго и Третьего Приливов. Исполинский Вал вздыбился, словно огромная Рука Во­ды, грозя оторвать меня от Стены. Я обхватил Ноги Женщины, несущей Улей, и взмолился к Дому о защите. Воды накрыли меня, и на мгновение наступила странная тишина, какая бывает, когда Море прокатывает над тобой, заглушая собственные звуки. Я думал, что умру или что меня унесет в Неведомые Залы, далеко от рокота и плеска Знакомых Приливов. Я цеплялся за Статую изо всех сил.

Затем, так же внезапно, как началось, все закон­чилось. Объединенные Приливы выплеснулись в соседние Залы, с грохотом ударяя о Стены. В Девятом Вестибюле Вода быстро убывала, и над ней показались Пьедесталы нижнего яруса Статуй.

Я понял, что сжимаю в кулаке какой-то предмет, и, раскрыв ладонь, увидел мраморный Палец некой Далекой Статуи, занесенный сюда Приливом.

Красота Дома несказанна; Доброта его беспредельна.

Описание Мира

Запись от Седьмого дня Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Я намерен исследовать Мир, сколько успею до конца жизни. Для этого я путешествовал до Девятьсот шестидесятого Зала к западу, до Восемьсот де­вяностого к северу и до Семьсот шестьдесят восьмого к югу. Я поднимался к Верхним Залам, где Облака проплывают медленной чередой и в Туманах внезапно проступают Статуи. Я исследовал Затопленные Залы, где Темная Вода затянута белыми кувшинками. Я побывал в Разрушенных Залах на востоке, где Полы, Потолки — порой даже Стены — обвалились и мглу пронзают столбы серого Света.

В каждом из этих мест я подходил к Дверному Проему и смотрел дальше. Нигде я не видел каких-либо признаков, что Мир скоро кончится, только чинную анфиладу уходящих вдаль Залов и Кори­доров.

Нет Залов, Вестибюлей, Лестниц и Коридоров без Статуй. По большей части они стоят сплошь, хотя там и сям видишь Пустой Пьедестал, Нишу, Апсиду или даже свободное место на Стене, уставленной Статуями. Эти Зияния по-своему так же загадочны, как и сами Статуи.

Я заметил, что, хотя в конкретном Зале все Статуи примерно одинакового размера, между Залами в этом есть значительные различия. В некоторых ­фигуры высотой два-три человеческих роста, в других они примерно натуральной величины, в треть­их доходят мне только до плеча. В Затопленных Залах Статуи исполинские — от пятнадцати до два­дцати метров, — но они исключение.

Я начал составлять Каталог, куда намерен внести Положение, Размер и Сюжет каждой Статуи, а также их примечательные особенности. На сегодня я описал Первый и Второй юго-западные Залы и приступил к Третьему. От огромности задачи у меня порой кружится голова, но, как исследователь и ученый, я обязан свидетельствовать о Великолепии Мира.

Окна Дома выходят во Внутренние Дворы — пус­тые и вымощенные камнем. Дворы по большей час­ти четырехугольные, хотя попадаются с шестью, восемью и даже с тремя углами — эти последние довольно странные и унылые.

За пределами Дома есть лишь Небесные Тела: Солнце, Луна и Звезды.

Дом состоит из трех Уровней. Нижние Залы — Сфера Приливов, Окна их — когда смотришь через Двор — серо-зеленые от мятущихся Вод и белые от клочьев Пены. Нижние Залы дают пищу: рыб, моллюсков и морские растения.

Верхние Залы, как я уже говорил, — Сфера Об­лаков; Окна у них светло-серые и туманные. Иногда целый ряд Окон внезапно озаряется вспышкой молнии. Верхние Залы дают Пресную Воду; она Дождем изливается в Вестибюли и стекает Ручьями по Стенам и Лестницам.

Между этими двумя (по большей части непригодными для жизни) Уровнями расположены Средние Залы, Сфера птиц и людей. Прекрасная Упорядоченность Дома — источник нашей Жизни.

Сегодня утром я глянул в Окно Восемнадцатого юго-восточного Зала. На дальней стороне Двора я увидел Другого, смотрящего в Окно. Благородное лицо Другого с его высоким лбом и аккуратно подстриженной бородкой обрамлял Переплет в углу тем­ного высокого Окна. Другой был, по обыкновению, погружен в задумчивость. Я помахал ему. Он меня не заметил. Я замахал сильнее, запрыгал с большой живостью. Однако в Доме великое множество Окон, и Другой меня не увидел.

Список всех когда-либо живших людей и то, что о них известно

Запись от Десятого дня Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

С начала Мира в нем точно существовали пятна­дцать человек. Возможно, их было больше, но я ученый и должен следовать фактам. Из пятнадцати человек, чье существование доказуемо, сейчас живы только я и Другой.

Дальше я перечислю эти пятнадцать Лиц, указывая по мере необходимости их местоположение.

Первое Лицо: Я

Полагаю, что мне лет тридцать — тридцать пять. Мой рост примерно 1 метр 83 сантиметра, телосложение худощавое.

Второе Лицо: Другой

По моим оценкам, возраст Другого от пятидесяти до шестидесяти лет. Его рост примерно 1 метр 88 сан­тиметров, телосложение, как и у меня, худощавое. Для своих лет он силен и подтянут. Кожа у него ­смугловатая, короткие волосы и усы — темно-каштановые. Бородка, седеющая, почти белая, аккуратно подстрижена и заострена. Скулы аристократические, лоб — высокий, благородный. В целом он производит впечатление дружественного, но несколько сурового человека, посвятившего себя умственной деятельности.

Он ученый, как и я, и единственное, кроме меня, живое человеческое существо, так что я, естественно, высоко ценю его дружбу.

Другой убежден, что где-то в Мире сокрыто Ве­ликое Тайное Знание, которое, когда мы его найдем, даст нам огромную силу. В чем это Знание заключается, он точно не знает, но в разное время намекал мне, что, обретя его, мы сможем:

1. победить Смерть и стать вечными

2. научиться читать чужие мысли

3. преображаться в Орлов и летать по Воздуху

4. преображаться в Рыб и плавать в Приливах

5. двигать предметы одной лишь силой мысли

6. гасить и вновь зажигать Солнце и Звезды

7. подчинять низшие разумы нашей воле

Мы с Другим прилежно ищем это Знание. Мы встречаемся дважды в неделю (по вторникам и пятницам) и обсуждаем нашу работу. Другой тщательно составляет свое расписание и следит, чтобы наши встречи длились не больше часа.

Если я нужен ему в иное время, он кричит: «Пи­ранези!», пока я не приду.

Пиранези. Так он меня зовет.

Что странно: ведь, насколько я помню, это не мое имя.

Третье Лицо: Человек с Коробкой из-под Печенья

Человек с Коробкой из-под Печенья — это скелет, обитающий в Пустой Нише Третьего северо-западного Зала. Кости уложены определенным образом: длинные распределены по размеру и увязаны — каж­дая кучка отдельно — сплетенной из водорослей веревкой. Справа находится череп, а слева — коробка из-под печенья, куда сложены мелкие кости: фаланги пальцев, косточки плюсны, позвонки и так далее. Коробка из-под печенья красная. На ней нарисовано печенье и написано: «Хантли Палмерс» и «Семейный круг»4.

Когда я впервые обнаружил Человека с Коробкой из-под Печенья, он выглядел довольно неаккуратно, потому что водорослевая веревка пересохла и рас­сыпалась. Я сделал новый шнурок из рыбьей кожи и связал кости, как было. Теперь он снова в надле­жащем состоянии.

Четвертое Лицо: Завалившийся Человек

Как-то, три года назад, я поднялся по Лестнице в Тринадцатый Вестибюль. Увидев, что Облака ушли из Области Верхних Залов и те залиты Солнечным Светом, а Воздух в них чист и прозрачен, я решил продолжить исследования. В Зале, расположенном непосредственно над Восемнадцатым северо-восточным, я нашел скелет, частично завалившийся в щель между Пьедесталом и Стеной. По теперешнему расположению костей я могу заключить, что изначально он сидел, подтянув колени к подбородку. Муж­чина это или женщина, мне определить не удалось. Если бы я вытащил кости для осмотра, то не сумел бы убрать их на прежнее место.

Лица с Пятого по Четырнадцатое: Обитатели Ниши

Все Обитатели Ниши представляют собой скелеты. Их кости уложены рядышком на Девятом пьедестале в самой северной Нише Четырнадцатого юго-западного Зала.

Я предположительно определил три скелета как женские и три — как мужские; пол четырех мне вы­яс­нить не удалось. Одного из них я назвал Человеком с Рыбьей Кожей. Скелет его не полон, и кости сильно окатаны Приливами, так что от некоторых остались только маленькие кругляшки. На концах лучше сохранившихся костей просверлены дырочки, и в них продеты обрывки рыбьей кожи. Из этого я сделал несколько выводов:

1. Скелет Человека с Рыбьей Кожей старше других.

2. Скелет Человека с Рыбьей Кожей был некогда скреплен ремешками из рыбьей кожи, но со временем они порвались.

3. Люди, жившие после Человека с Рыбьей Кожей (предположительно, Обитатели Ниши), настолько чтили человеческую жизнь, что тщательно собрали его кости и положили рядом со своими мертвецами.

Вопрос: когда я почувствую приближение Смерти, должен ли я пойти и лечь с Обитателями Ниши? По моим оценкам, там есть место еще для четырех взрослых. Я молод, и (надеюсь) день моей Смерти далеко, но все же об этом думаю.

Рядом с Обитателями Ниши лежит еще один ­скелет (хотя он не входит в число когда-либо живших людей). Это останки существа длиной примерно 50 сантиметров с хвостом примерно такой же ­длины. Я сравнил кости с различными Существами, которых изображают Статуи, и думаю, что они принадлежали обезьяне. Мне не случалось видеть в Доме живых обезьян.

Пятнадцатое Лицо: Скорченное Дитя

Скорченное Дитя — это скелет, как я полагаю, женского пола, лет примерно семи. Она сидит на Пус­том Пьедестале в Шестом юго-восточном Зале. Колени у нее подтянуты к подбородку, Руки обнимают Колени, Голова наклонена. На шее — ожерелье из коралловых бусин и рыбьих костей.

Я много размышлял о том, как это дитя связано со мной. Живых в Мире (как я уже объяснял) только двое: я и Другой; мы оба мужского пола. Когда мы умрем, откуда в Мире возьмутся Обитатели? Я убеж­ден, что Мир (или, если угодно, Дом, поскольку в прак­тическом смысле это одно и то же) желает для себя Обитателей, дабы те созерцали его Красоту и пользовались его Благодеяниями. Я догадываюсь, что Дом предназначил Скорченное Дитя мне в Жены, но что-то помешало замыслу осуществиться. С тех пор как у меня возникло это предположение, я считаю правильным делиться с ней всем, что у меня есть.

Я навещаю Мертвых, но особенно Скорченное Ди­тя. Я приношу им еду, воду и кувшинки, которые растут в Затопленных Залах. Я говорю с Мертвыми, рассказываю, чем занимался, и описываю увиденные в Доме Чудеса. Так они понимают, что не одиноки.

Только я так делаю. Другой так не делает. Насколько мне известно, он не совершает религиозных обрядов.

Шестнадцатое Лицо

И ты. Кто ты? Для кого я пишу? Путник ли ты, который одолел Приливы, превозмог Обваленные По­лы и Рухнувшие Лестницы? Или же ты обитаешь в моих Залах после моей Смерти?

Мои Дневники

Запись от Семнадцатого дня Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Свои наблюдения я записываю в тетради и делаю это по двум причинам. Во-первых, Письмо воспи­тывает навык тщательности и аккуратности. Во-вторых, я хочу сохранить мои знания для тебя, Шестна­дцатый. Тетради я складываю в коричневую кожаную сумку через плечо; она обычно хранится за Статуей Ангела, застрявшего в Розовом Кусте, что в северо-восточном углу Второго северного Зала. Там же я держу часы, которые бывают нужны по вторникам и пятницам, когда я встречаюсь с Другим в 10 утра. (В остальные дни я хожу без часов из страха, что Соленая Вода попадет внутрь и механизм испортится.)

В одной тетради я составляю Таблицу Приливов. Там я записываю Время и Высоту Приливов и От­ливов, а также рассчитываю будущие Приливы. Еще одна тетрадь — мой Каталог Статуй. В прочих я веду Дневник, куда заношу мои мысли, воспоминания и отчет о прошедших днях. На сегодня мой Дневник занимает девять тетрадей, эта — десятая. Все они пронумерованы и по большей части подписаны да­тами начала и окончания.

№ 1 датирована: «Декабрь 2011 — июнь 2012».

№ 2 датирована: «Июнь 2012 — ноябрь 2012».

№ 3 была изначально датирована: «Ноябрь 2012», однако эти слова вычеркнуты и сверху написано: «Тринадцатый день Двенадцатого месяца в Год Плача и Рыданий — Четвертый день Седьмого месяца в Год, когда я нашел Коралловые Залы».

И в № 2, и в № 3 зияют пустоты на месте вырванных страниц. Я много размышлял, кто это мог сделать и зачем, но пока ни до чего не додумался.

№ 4 датирована: «Десятый день Седьмого месяца в Год, когда я нашел Коралловые Залы — Девятый день Четвертого месяца в Год, когда я дал имена Созвездиям».

№ 5 датирована: «Пятнадцатый день Четвертого месяца в Год, когда я дал имена Созвездиям — Тринадцатый день Девятого месяца в Год, когда я сосчитал Мертвых и дал им имена».

№ 6 датирована: «Первый день Десятого месяца в Год, когда я сосчитал Мертвых и дал им имена — Четырнадцатый день Второго месяца в Год, когда рух­нули Потолки Двадцатого и Двадцать первого северо-восточных Залов».

№ 7 датирована: «Семнадцатый день Второго месяца в Год, когда рухнули Потолки Двадцатого и Два­дцать первого северо-восточных Залов — последний день того же года».

№ 8 датирована: «Первый день Года, когда я дошел до Девятьсот шестидесятого западного Зала — Пятнадцатый день Десятого месяца того же года».

№ 9 датирована: «Шестнадцатый день Десятого месяца в Год, когда я дошел до Девятьсот шестидесятого западного Зала — Четвертый день Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос».

Этот Дневник (№ 10) начат в Пятый день Пятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос.

Когда ведешь Дневники, трудно вновь отыскать важную запись, поэтому я веду отдельную тетрадь, в которой составляю указатель к остальным. Я отвел определенное количество страниц под каждую букву (больше для самых частых, вроде О и П, меньше для тех, что встречаются реже, например Ц и Ю). Под каждой буквой я записываю темы и отмечаю, где в Дневниках они упомянуты.

Перечитывая написанное, я кое-что осознал. Я использовал две системы нумерации лет. Почему я не заметил этого раньше?

Я допустил оплошность. Система нумерации долж­на быть одна. Две привносят сомнения, неопределенность и путаницу. (И неприятны эстетически.)