Метель, или Барыня-попаданка. В вихре времени E-Book

© Наталья Добровольская, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Выражаю огромную благодарность Марине Исаковой, моей постоянной помощнице. Именно благодаря ей книга полностью соответствует всем историческим реалиям, а упомянутые деятели – своим реальным прототипам. Спасибо ей за все!

Благодарю также за помощь моего внимательного корректора Игоря Черепнева, известного писателя. Благодаря его внимательному взору я смогла избежать многих повторов и ошибок.

Глава 1 Метель

– Вот знала, что Инка настойчива и ей трудно отказать, только сегодня позвонила и все всколыхнула, изменила все мои планы: «Приезжай на дачу на выходные, посидим у камина. Мой уехал, Танюшка у свекрови, будем одни! Винца выпьем, посплетничаем всласть, мы так давно не общались… И бла-бла-бла!» Да уж давно – три дня назад виделись, очень соскучились!!!

Хотела отделаться, но разве от нее отобьешься, может она уговаривать, недаром психологом работает! Да и не умела я ей никогда отказывать, всегда одно и то же было – она что-нибудь придумает, а я отдуваюсь! С самого детства это началось! Сколько мне из-за нее попадало, сколько раз мы с ней ругались и расходились «навсегда!!!», но вновь мирились и сходились, как всегда притягиваются и сходятся разноименные полюса магнитов!

Так ворчала про себя наша героиня, которая ехала 24 декабря по заснеженной пригородной московской дороге. Позвольте же ее представить – Наталья Алексеевна Д., учитель начальных классов одного из элитных лицеев города Москвы. А Инна, на которую сейчас она ругалась любя, ее лучшая подруга, с которой они были близки, как сестры.

Да как не сойтись, ведь все их тридцать лет с копеечками они дружили. И жили в одном доме, только в соседних подъездах, и учились вместе в одном классе, а потом и в одном пединституте, только на разных факультетах. Наталья начфак закончила, всегда маленьких учить мечтала, а Инна на «писихолога», как дети говорили, выучилась. Сейчас она известный семейный психолог-консультант, которой подруга-учительница исправно поставляла мамочек да и их знакомых. И ей хорошо – меньше нервы треплют семейными дрязгами да разборками, и Инне копейка лишняя не помешает. Та тоже время от времени подруге отстегивала деньги за «сводничество», как она выражалась, или подарки делала хорошие.

И замуж они почти одновременно вышли. Только подруга благополучно живет со своим Володей, дочку-красавицу десятилетнюю имеет, единственную Танюшку среди Милан, Милен, Софий, Диан. Даже Анджелина с Есенией в школе есть, а вот это старинное и красивое имя стало совсем редким.

Да и как ей не быть Татьяной, ежели родилась девочка как раз в веселый день всех студентов, двадцать пятого января, и «устроительницей» была отличной, оправдывая значение своего имени. Была она ученицей и любимицей своего педагога, которая помогала нянчить ее с детства, и для которой дома была просто тетей Наташей, но в классе – как и для всех – Натальей Алексеевной, и попадало ей за дело наравне со всеми.

А вот Наталье не повезло – вроде все поначалу и неплохо было, а потом ее Сашенька спиваться начал, ревновать на пустом месте, язык полегоньку распускать, до рукоприкладства, правда, не доходило, но ругаться они стали очень часто и по пустякам.

Потерпела она так почти пять лет да и послала его подальше, благо детей так и не заимели. Развели их быстро, имущество и квартиру делить не надо было, жили они у Натальи, в родительской еще квартире. Слышала она потом краем уха, что бывший муж из Москвы в Питер перебрался и вроде даже женился, но женщина его искать не стала, да и он не искал, видно, у обоих отболело, улеглось все.

Еще после него были попытки семью создать, да все что-то не складывалось. И детей ни с кем из мужчин Наталья так и не завела, как ни старалась, даже ЭКО сделать хотела или усыновить кого-нибудь, а потом поняла, что вместо одного ребенка ей каждые четыре года по двадцать пять и более деток усыновлять приходится, и, как говорят, «вышла замуж за работу», успокоилась.

Родители ее ушли друг за дружкой, мама от инфаркта, а отец почти следом за ней от инсульта, а была она последышем, родилась, когда родителям уже за сорок было, уже и не ждали никого.

Тут уж Инна подругу хорошо поддержала, помогла и с похоронами, и с вступлением в наследство, и с обменом старенькой двушки на новую квартиру, правда, однушку, но в современном доме с хорошей планировкой и почти с такой же площадью. Так что отказывала Наталья ей редко, помогали они друг другу во всем, близки были душами так, как иные родные сестры не бывают.

Так что и в этот раз уговорила ее подружайка, поехала все же Наталья за тридевять земель на эту чертову дачу, хотя и видела, что погода ухудшается! По городу-то ее «маздочка», кстати, тоже купленная с помощью Инны в хорошем салоне под минимальную рассрочку, неплохо шла, дороги чистые, машин немного.

Но как выехала она за город, в чисто поле, так ветер задул все сильнее, да так, что стекла снегом залепило, дворники не справлялись. Куда ехать, непонятно, дороги совсем не видно, да еще и мотор не вовремя глохнуть стал, чихал, чихал, да и совсем замолк!

И как назло – на дороге никого! Да и дураков особо нет перед Рождеством выезжать куда-то за город, да еще в такую погоду, все едут в супермаркеты за продуктами да за подарками. Это в городе – люди и свет, – а здесь только ветер да снег кругом. И хоть в машине и тепло, но понимала Наталья, что это счастье не на долго. Скоро аккумулятор сядет, и придет за ней большой северный песец!

И что-то так ей страшно стало! Даже в жар кинуло, прямо как волной обдало! Да и в туалет от страха так резко захотелось. Решила она выйти из машины, может, что-то увидит или услышит, дорогу разглядит, помочь кого-нибудь попросит, да заодно и попробует дела свои сделать.

Только зря она это сделала! Не успела отойти от двери и двух шагов, как вдруг воздух сгустился, уплотнился, стал таким тяжелым, что дыхание захватило, метель охватила женщину плотным коконом, окутала со всех сторон и подняла вверх! Она стала задыхаться, в глазах потемнело, женщина уже не видела, а только чувствовала, как ветер превратился в сильный, ощущаемый всем телом поток, который целенаправленно нес ее куда-то.

Страха особого не было, скорее непонимание ситуации, но ощущала она себя маленькой снежинкой, одной из тысяч в этой нескончаемой метельной круговерти, которую крутят и вертят, как хотят!

И почему-то вдруг в голове зазвучал вальс Георгия Свиридова из старого фильма «Метель», который сразу и утихомирил ее страх. Беспокойство понемногу утихло, но не исчезло, и Наталья, человек не особо верующий, вдруг взмолилась искренне, от всей души: «Господи, спаси и сохрани, перенеси меня туда, где мне будут рады!» Она-то имела в виду подругу свою, а получилось, что вновь понесло ее куда-то, вертело, голова закружилась, в глазах окончательно потемнело, Наталья уже было решила, что настал ее конец, и совсем отключилась.

Глава 2 Вот так попала!

Долго ли она так в беспамятстве была, непонятно, только очнулась в какой-то теплой то ли коробочке, то ли домике, среди подушечек, тряпок, каких-то увязочек и сундучков. В голове откуда-то всплыло слово «возок» и осознание, что и здесь она едет куда-то, только двигается транспорт очень медленно, переваливаясь и слабо трясясь по сугробам.

В тусклом свете угольков, которые едва теплились в ящичке под лавкой, слабом огоньке светильника под самым потолком Наталья еле разглядела, что рядом с ней полусидит-полулежит незнакомая очень юная девушка, которую она вроде и не знает, но почему-то чувствует, что та ей близка и дорога.

Но даже и при таком слабом свете видно было, что девушке очень плохо. Она тяжело дышала, вся горела, была в полуобморочном состоянии и только стонала тихонько. Наталья обратила внимание, что сама она тоже изменилась – то есть сознание ее, тело тоже вроде ее, а вот одежда и внешний вид совсем непривычный. В руках муфточка, почти как у героини фильма «Карнавальная ночь», на ней красивое старинное платье, как носили в начале девятнадцатого веку, на голове шляпка-капор, покрытая теплой шалью, завязанной на спине, а она их отроду не надевала. Да и девушка была одета в похожую старинную одежду.

Напротив них, прижавшись друг к другу, как испуганные птички, сидели две девчушки в простых полушубках, выглядевшие чуть постарше восьмиклашек, детей предыдущего выпуска учительницы. И опять в голове появилось осознание, что это горничные Даша и Катюшка, сиротки, взятые из деревни для службы барыне и барышне.

Внезапно Наталья ясно поняла, что попала в прошлое, недаром подсела на книги про попаданцев – рассказы о людях нашего времени, которых переносило в разные страны и времена, в прошлое или будущее, в разные фантастические миры. Любила она такие истории, особенно про попадание в прошлое России, но никак не ожидала, что сама станет героиней одной из них. Пробило ее еще раз не по-детски не столько от страха, сколько от неопределенности положения, но почему-то она была уверена, что все будет хорошо.

Да и особо переживать было некогда, надо было определяться – где они и кто такая эта девушка, да и она сама кто такая. Начала осматриваться и нашла какой-то то ли кисет, то ли мешочек – оказалось, дамская сумочка такая. Начала в ней копошиться – и, на ее счастье, обнаружила какие-то бумаги, слава богу, на русском языке.

Так, читаем, хоть и с трудом, орфография и буквы дореформенные, старинные, но понять можно. Постепенно начала она вникать, правда в письме «много букв», как сейчас говорят, которые пропускаются, чтобы узнать основное.

«Любезнѣйшая моя, дорогая подруга Аннетъ! Тысяча благодарностей за ваше гостепріимство и прекрасное время, проведенное вмѣстѣ съ тобой и твоими родителями Надѣюсь имѣть удовольствіе еще разъ тебя обнять и отъ души посплетничать обо всемъ и обо всѣхъ. Какъ я уже говорила, мы возвращаемся въ мое имѣніе Васино Дорогобужского уѣзда, чтобы встрѣтить Рождество».

Так, тут много всего, но подробности потом, после еще раз спокойно перечитаем. Ага, вот самое главное: «Моя крестная Наталья Алексѣевна также присоединяется къ приглашенію и ждетъ васъ съ нетерпѣніемъ на праздники». И подпись: «Твоя подруга Марія Ивановна И. 12 декабря 1811 года».

Интересно, почему письмо не отправлено, видно, не успела Маша это сделать. Но оно очень помогло. Итак, замечательно, имя-отчество совпадает с ее, так что путаться не будет. И имя девушки такое родное – мама ее это же носила, да и деревня и уезд, вернее район в современности, где она жила, так же назывались. С этим пока все ясно, теперь надо узнать, далеко ли это Васино.

Тут, на их счастье, возок остановился. Мужской голос прокричал: «Ой, барыня, беда, совсем мы в метели заплутали, ни зги не видно! Как бы нам не пропасть!»

Боже мой, и тут метель! Но делать что-то надо, а то и здесь погибнуть можно! Пришлось женщине с трудом приоткрывать дверь и выглядывать наружу. Сначала ничего не было видно и слышно, кроме серой мглы и завывания ветра.

Но когда глаза и уши немного привыкли, да и ветер, как показалось, стал несколько ослабевать, Наталья вдруг услышала слабые звуки, похожие на равномерный стук. Сначала решила, что показалось, но стук повторялся через равные промежутки.

И тогда она закричала: «Слышишь, Степан, где-то стучат!» Почему назвала извозчика именно так, и сама не знала, но, видимо, не ошиблась, потому что мужчина не удивился, а проговорил: «И правда, барыня, стучат! Видно, бьют в имении в колокол! Ну, теперь, слава богу, найдем дорогу! Налево надо править! Ну, родные, выноси!»

Лошади, тоже услышавшие стук и почуявшие дом и тепло, как-то подбодрились, дернули с места так резко, что женщина чуть не свалилась с сиденья. Несколько следующих минут дороги показались вечностью, трясло по сугробам так, что ей пришлось придерживаться за лавку одной рукой, чтобы окончательно не свалиться, а другой придерживать Машеньку, как она сразу стала называть девушку, невольной компаньонкой которой стала.

Наконец-то они поехали по более ровной дороге, шедшей мимо аллеи из заснеженных деревьев, еле видных в окошко, и остановились около какого-то большого дома-усадьбы, едва освещенного небольшими лампами по краям крылечка, к которому они подъехали наконец.

Послышался шум, женский голос спросил что-то, Степан ответил, но Наталья уже не вникала – они добрались, это главное! Теперь было важно как-то выйти из возка самой и вынести Машеньку, которая была без сознания. На ее счастье, голоса приблизились, дверь открылась, и к ним заглянула пожилая женщина.

Около нее стояли еще какие-то люди, которые говорили почти разом, так что и разобрать было невозможно.

Было слышно только, как какой-то старичок, который стоял ближе всех, бубнил в густую бороду что-то про то, что «завсегда в такую метель бьет в колокол, чтобы ежели кто заблудился, мог услышать да найти дорогу!» На эти слова Степан, который слез с облучка (кажется, так называлось его сиденье), стал обнимать его и тискать со словами: «Ты-то нас и вывел, Антипушка, ты-то нас и спас!», чем ввел его в еще большее смущение.

Старушка, увидев их, запричитала, захлебываясь в едва сдерживаемых рыданиях:

– Ахти, барыня, что же это! Что с барышней? Жива ли она?

И хотя Наталья видела всех этих людей впервые, она старалась ничему не удивляться, а ответила:

– Жива, жива, только очень плоха! Видно, где-то простыла, в горячке она! Зови кого-нибудь, надо в дом ее срочно нести!

Тут старушка закричала:

– Ванька, Прошка, ироды, где вы есть, бегом сюда, надо барышню в дом отнесть.

Короче, встреча была хоть и бурная, но суетливая, немного бестолковая, и учительнице пришлось невольно всех строить, как своих школьников. Под ее команды прибежали какие-то парни, помогли выйти ей, вынесли Машеньку, и вся компания, сопровождаемая причитаниями старушки, бормотанием Степана, который остался во дворе, чтобы обиходить вместе с Антипом лошадей, и звуками стихающей метели, вошла в дом.

Глава 3 Усадьба и ее обитатели

Наталья невольно осматривала дом, в который попала. Помещение было длинным, вытянутым, комнаты шли друг за другом, как сейчас говорят – «вагончиками», в сторону от центрального входа, составляя анфиладу.

Двери в некоторые комнаты были открыты, что создавало впечатление их бесконечности, но не всегда ощущение уюта, так как, хотя изразцовые печи, встроенные в стены, и были в каждой комнате, тепла они давали не так уж много, да и оно расходилось по всему дому.

Поэтому неудивительно, что все ходили достаточно плотно одетыми, особенно зимой, в «трусах и майке», как современные люди сейчас, при наличии центрального отопления, здесь не побегаешь. И спали недаром в теплых длинных ночных рубашках до пят, а на голову надевали колпаки и чепчики, которые не только согревали, но и предохраняли от попадания в волосы разных насекомых, водившихся даже в домах дворян, не говоря уж о простом народе.

Чувствовалось, что дом старый, деревянный пол, хоть и с красивым узором посередине, уже сильно вытоптан, тканевая обивка стен неяркая, выцветшая, мебель потертая.

В темноте было едва видно, что по углам находятся столы на изогнутых ножках со стульями с такими же дугообразными стойками, небольшие диванчики, на которых, скорее всего, было удобно сидеть, но не очень удобно лежать, а рядом – пуфики и мягкие банкеточки.

Наталья глядела на все, как на музейную обстановку, с которой она была знакома по многочисленным экскурсиям в усадьбы Подмосковья, на которые ездила с детьми, но теперь это были не экспонаты, а действующая мебель, с которой придется знакомиться и обживаться. Но долго задерживаться здесь было некогда, все же это не музей.

В доме было очень много народу, в основном пожилого возраста, но все они или топтались и причитали без пользы, или стояли в ступоре и мало чем могли помочь.

Было видно, что они ждут приказов от «вышестоящего начальства», но будут выполнять их быстро и беспрекословно. Единственное, что немного смущало – Наталья вначале обратилась к ним на «вы» и по имени-отчеству, как привыкла делать, но ввела этим окружающих в полный ступор, ведь к ним всегда обращались на «ты» и просто по имени, и это никого не удивляло – ведь она – барыня, значит, имеет право!

Пришлось ей с порога продолжать распоряжаться, так как старушка, которую звали Лукерьей, оказавшаяся, как она узнала впоследствии, бывшей няней Маши и экономкой-ключницей, ответственной за все припасы в доме, неуловимо похожая на пушкинскую Арину Родионовну, только причитала, да молитвы бормотала, да и от остальных толку было мало.

Наталья Алексеевна вошла в свою привычную учительскую роль и начала раздавать спокойным голосом распоряжения. Заставила перестелить кровать в самой теплой и удобной спальне, которая как раз принадлежала барышне, положить на нее Машу, приказала горничной расшнуровать ей платье, принести побольше чистого белья, полотенец, приготовить воду с уксусом, найти сушеную малину или еще какие-нибудь травы и заварить их, и так далее.

В другой комнате, которая оказалась принадлежащей ей спальней, стояла широкая кровать, с легким, почти прозрачным пологом и балдахином, которые защищали летом от мух и других насекомых.

Тут же были и какие-то сундуки с вещами. Среди всякой одежды, лежащей в них, горничная нашла одеяние типа халата, в которое героиня и переоделась, с трудом сняв свое прежнее платье, еле разобравшись в застежках и юбках, с которыми ей помогла справиться Даша, разбиравшаяся в них гораздо увереннее.

Свет в комнатах и спальне давали люстры, канделябры, жирандоли-подсвечники, на которых по кругу располагались свечи. Стояли они на столе и небольшой печке, которая сейчас уютно потрескивала. Освещение было достаточно яркое, но непривычное для глаз – свечи горели неравномерно, трещали, иногда гасли, издавали довольно своеобразный запах, к которому надо было еще привыкнуть.

Центральной комнатой, как она позже узнала. и в которую вошли сразу по приезде, была гостиная, сама главная и обустроенная комната. Именно в ней стояла вся парадная мебель и проводились приемы. Чтобы гостям было удобно, в гостиной были устроены и специальные «уголки», отделенные от основного помещения высокими растениями в кадках или жардиньерками – специальными полочками для цветов. Тут также стояли ломберные столы для игры в карты, покрытые зеленым сукном, и небольшие изящные столики, на которых были разложены альбомы для стихов, закрытые закладками книги, еще что-то. На стенах были развешаны портреты мужчин и женщин в старинной одежде и напудренных париках – видимо, портреты предков, и картины – чаще всего виды природы.

Были в доме и диванная – комната для отдыха и домашних занятий, кабинет и библиотека – строгие комнаты, отделанные лакированным деревом, со шкафами для книг, бюро и секретерами, бильярдная – специальная комната для игры в бильярд, сейчас закрытые и запущенные, будуар – дамская комната для отдыха и приема друзей. Имелись парадная столовая и буфетная – комната рядом со столовой для хранения дорогой серебряной и фарфоровой посуды, скатертей. В буфетную доставляли готовые блюда из кухни.

Понимала Наталья людей хорошо, только речь их была несколько устаревшей, со многими местными словечками и каким-то неуловимым говором. Что интересно, она сама воспринималась всеми как лицо знакомое и близкое, никто не кричал: «Хватай демона! Барыня-то ненастоящая», как в известном фильме. Здесь ее распоряжения воспринимались всеми окружающими как само собой разумеющиеся, выполнялись беспрекословно, даже с радостью, с осознанием, что они могут помочь ей и барышне-деточке. Видно, что Машеньку здесь искренне любили, а Наталью уважали и немного побаивались, называя про себя «строгой барыней».

Но задумываться некогда, надо Машеньку лечить. Эти люди не большие советчики, они только исполнители, вот и досталось учительнице принять на себя функции и врача, и сиделки, и распорядительницы. Хоть она была не самым лучшим терапевтом, но телевизор и интернет свое влияние оказывают, так что даже самый здоровый человек примерно представляет, как лечить основные заболевания.

Вот и пришлось ей с помощью горничных поить девушку горячим питьем, обтирать уксусной водой, массировать грудь какими-то мазями. Но все усилия были пока бесполезны. Маша горела, кашляла, ей становилось все хуже, ничего не помогало, хотя прошло достаточно много времени.

Лукерья предложила отправить Степана за лекарем, благо метель совсем утихла и тот успел и покушать, и передохнуть. Наталья согласилась, хуже не будет, хотя и сомневалась, что в это время доктор может чем-то помочь человеку с сильной простудой или бронхитом, которые, как она думала, были у девушки. По крайней мере, хрипела грудь у нее очень сильно, да и кашель пробивал слабенькое тело так, что бедняжка выбивалась из сил. Сознание к ней то возвращалось, то пропадало, что попаданке, в общем-то, было на руку, разговоры разговаривать можно и позже.

Лекарь местный, Карл Карлович Рабе, по прозвищу Ворон, чья фамилия в переводе с немецкого это и значила, и сам он – худой, носатый, с черными волосами, очень на него походил, и которого все так ждали, прибыл достаточно быстро, на счастье он был на приеме у соседки, всего в нескольких верстах от их дома. Но он даже руки не помыл, не послушал Машу, просто постоял рядышком, за руку подержал, якобы пульс посчитал, а чего уж он понял, бог весть. Выдал какие-то порошки и отбыл восвояси, получив с Лукерьи плату за визит. Так что, как и ожидалось, помощи от него было мало.

А к ночи Машеньке стало еще хуже, она вся горела, близился кризис, который должен был все решить, и что-то Наталья стала паниковать.

Да и в доме так душно было, печи сильно протопили. Решила она выйти на воздух постоять, подумать, помолиться, хотя не часто это и делала. Но если один раз Господь услышал ее молитвы, может, и сейчас поможет.

Вышла она на крылечко, подняла глаза к небу, а оно такое ясное, звезды огромные, лучистые, каких уже давно мы не видим в своих городах. И опять так искренне у нее вырвалось: «Господи, не за себя сейчас прошу. Помоги этому дитя, спаси ее, ведь совсем молоденькая, так жалко! Пошли ей выздоровление!»

А сама подумала: «Сейчас выпить бы ей хоть маленькую таблеточку какого-нибудь антибиотика, и все было бы хорошо!» И знаете, какой-то звук услышала, как бывает, когда эсэмэску отправляешь! Типа, принято, постараемся помочь!

И сразу ноги ее сами в дом понесли, к вещам. Стала она копаться в многочисленных сундучках и увязочках, и о чудо, на дне одного из сундуков обнаружила коробочку с антибиотиками, а также таблетки от кашля. Вот тут-то она и не выдержала, упала на колени и от всей души выдохнула: «Спасибо тебе, Господи!»

Наталья вытащила все лекарства из упаковки, кинула ее быстрее в печь, чтобы и следов не осталось, завернула таблетки в платочек, а сама быстрее взяла одну, растолкла в порошок и пошла в комнату. Пока она так возилась, в комнату неспешно вплыл какой-то священник в скромном облачении. Оказалось, местный, рядом живет, всех знает и всех окормляет. В Васино была небольшая деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы, где он и служил. Прихожан было немного и, видимо, до него и дошла молва о болезни Машеньки.

И опять Наталья действовала на автомате, подошла под благословение, поцеловала руку, спросила только: «Отец Павел, а вы-то как здесь?» На что ей густым басом ответили: «Как же мне не быть, прослышал я, что Машенька плоха, вот и пришел ее исповедовать и причастить!»

Ох, и рассердилась учительница, но виду не показала, знала, что в это время церковь всем правит, с ней спорить себе дороже. Говорит спокойно: «Рано вы, батюшка, Машеньку в покойницы записываете, тут Карл Карлович какие-то порошки оставил, сказал, сильно хорошие, вот и посмотрим, может, помогут они! А уж если не помогут, так тому и быть!» Покивал он головой, постоял рядышком, молитвы побормотал, кадилом помахал. Вот и славно, хоть мешать не будет.

Выпоила она Маше свою таблетку под видом порошка лекарского и присела в кресле рядышком. Оставалось только ждать да на чудо надеяться. И видно, в тишине да тепле она задремала.

Почувствовала, что охватила ее вновь уже знакомая метель, понесла куда-то. И очутилась она снова, как ни в чем не бывало, в своей машине, за рулем, хотя хорошо помнила, что из нее выходила, а рядом телефон лежит, заливается! И только мокрые следы растаявшего снега на полу напоминали о метели, которая вновь вернула ее на место. Оказалось, что прошло часа три и за это время было десять пропущенных звонков и пятнадцать эсэмэс от Инки. Совсем она про нее, бедняжку, забыла!

Взяла трубку, сказала: «Алле!» А в ответ сначала тишина, а потом через секунду – звуки плача, перемежающиеся с очень солеными матерными выражениями! Вот так на, ни разу Инка не ревела, это Наталья любительница слезки полить, а подруга – стойкий солдатик, привыкший выслушивать жалобы других и не принимающий близко к сердцу все эти «сопли с сахаром», как она выражалась. Впервые Инна так сильно переживала за подругу – метель бушевала и у них на даче, да так, что и носа не высунешь, связи не было, и она уже напридумывала самых страшных страстей.

И так Наталье приятно было осознать, что за нее переживают и ценят, что она уже была совсем спокойна, и свое перемещение восприняла как самое обыденное событие. Видно, и здесь в ней нуждались.

Пришлось успокаивать подругу, объяснять, что из-за метели связи не было, что у нее все нормально, но на дачу она уже не поедет, а вернется домой, короче, вешать лапшу на уши профессионалу.

Вроде поверила, потом ворчать стала, значит, отошла, все порывалась приехать, проведать, да сто раз переспросила, правда, что все в порядке и подруга себя нормально чувствует, еле успокоилась. И что еще интересно – по времени здесь всего часа три, самое большое четыре прошло, а в прошлом полдня и почти вся ночь.

Осознание появилось, что и тут она, и там, в прошлом, тоже она, два тела, совпадающих во всем, два сознания, действующих совершенно осознанно в своих обстоятельствах, и никакой шизофрении! Но думать об этом себе дороже, только голову зря сломаешь.

И здесь тоже метель утихать стала, видимость улучшилась, и мотор вновь завелся. Поехала Наталья потихонечку, решив, что «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», как говорил Шекспир.

Доехала благополучно, вошла в квартиру, встреченная не очень довольным мурчанием – ворчанием своего любимого друга – кота Мурзика, который не любил, когда она надолго уходила из дома, и его теплым носом, который ткнулся в руку, когда его погладили привычно.

Поела женщина с ним тем, что в холодильнике нашла, села передохнуть, подумать, что дальше делать. Наталья почему-то не сомневалась, что сможет и дальше путешествовать из века в век, но важно было определиться, чем помочь этим людям и как сделать так, чтобы никто ни в одном из миров ни о чем не догадался, ведь психушки что тогда, что и сейчас работают исправно, и если она начнет всем рассказывать о своих перемещениях, их не избежать! Короче, мыслей было много, а дел еще больше.

Глава 4 Страхи и воспоминания барыни

Но что же произошло с барыней, на чье место невольно попала Наталья? Оказалось, что Натали тоже перенеслась в незнакомое ей положение и тело и пережила намного более сильные эмоции. Очутиться вместо привычного возка рядом с низкой необычной повозкой-каретой, стоявшей на земле на больших колесах, очень резко и неприятно пахнущей, было большим потрясением. Мигающие яркие огни, загадочный материал, из которого была изготовлена карета, – все поражало воображение.

Да и диковинная одежда, странно шуршащая и необычно мягкая, которая была на ней, также удивила ее. Вместо привычного платья она была одета в какую-то душегрейку, плотно сидевшую на теле. Она была очень легкой, яркого синего цвета, но грела отлично.

Но Натали было не до осмотра необычной обстановки – ей очень хотелось в туалет, но она не знала, как и где это сделать. Сильнейший зов естества, как говорили в ее кругах, все же заставил Натали решиться на то, что ранее она бы никогда не сделала – чуть шагнуть в сторону от необычной кибитки и присесть рядом.

Но еще одно потрясение ожидало ее – вместо привычных многочисленных юбок, которые надо было просто приподнять, чтобы сделать необходимое действие, внизу оказались такие же мягкие и шуршащие трусики! Но ведь никто и никогда из женщин не носил подобного! Едва разобравшись, как их надо стянуть, Натали наконец-то сделала нужное. Стыд заливал ее лицо, руки дрожали, и она изо всех сил молила лишь об одном – чтобы никто никогда не узнал об этом происшествии и ее одежде. От волнения она даже ненадолго потеряла сознание.

Но облепивший ее снег и все же проникнувший внутрь необычной одежды холод заставили ее очнуться, встать и сначала начать переминаться с ноги на ногу в необычных толстых сапогах, а потом хоть и со страхом, обойти вокруг повозки в тщетной надежде найти вход в нее, чтобы там согреться хоть немного. Двери-то она видела, и даже дергала за них, стараясь открыть, но усилия были напрасными – они не поддавались.

Но вдруг сильный рывок и поворот необычной ручки заставил дверь так резко распахнуться, что Натали чуть не упала. Страшно был заходить внутрь этого необычного возка, но еще страшнее было оставаться на улице, слушая завывание метели.

На удивление, в возке было достаточно тепло, и женщина смогла немного согреться. Необычные мигающие огоньки, небольшое тонкое колесо, почему-то стоявшее не снаружи, а внутри, спереди – все это опять потрясло ее. Она сидела на мягком, чуть пружинящем диванчике и рассматривала внутреннее устройство этой необычной повозки. Женщина была как в сказке, чувствовала себя лягушонком в коробчонке, все было непонятно и внушало страх.

Чем дальше, тем больше барыне казалось, что все происходящее – страшный сон, морок, и уставившись плывущим от эмоций взглядом в стекло, она стала горячо молиться и о себе, и о своих близких, которые сейчас находятся где-то далеко от ее страхов и переживаний.

Слезы потекли невольно из глаз женщины, и она долго плакала в тишине. Но вот дыхание стало ровным и спокойным, она задремала. Во сне все события ее жизни пронеслись чередой картинок, Натали вспомнила о больной Машеньке, своей крестнице, которую везла домой, в ее имение Васино, да, видно, не довезла.

Пришли мысли и о Машиной маме – Ольге, старинной подруге и дальней родственнице. Вспомнились их мужья-друзья, служившие в чине капитанов в одном полку. При этом у нее всплыли немудрящие незнакомые слова: «Служили два товарища в одном и том полке», которые она явно раньше не знала.

Замуж Натали выдали рано, еще шестнадцатилетней, в возрасте ее подопечной, была она типичной наивной провинциальной барышней с небольшим приданым. Поэтому, когда полк был проездом в уезде, и они с Ольгой познакомились с «двумя капитанами» на каком-то балу, которые почти сразу посватались к ним, – родители были только рады обвенчать их по-быстрому.

Но и тут, если у Ольги все было более или менее в рамках тогдашней жизни, то муж Натали оказался бретером, игроманом и быстро проиграл не только свое имение, но и огромную сумму казенных денег.

Долг необходимо было покрыть, иначе мужа ждало или увольнение с позором, или самоубийство с не менее позорными последствиями, но уже для ее жизни. Пришлось срочно продавать небольшое приданое девушки – имение и деревушку под названием Деревенщики, находившуюся в стороне от старой Смоленской дороги и от поместья Ольги, чтобы возместить этот проигрыш.

Скандал удалось замять, но семейная жизнь стала напряженной и тяжелой. К радости или горю, но супруг Натали сумел избежать увольнения, а точнее формулировки «исключается из службы, с тем чтобы впредь в оную не определять».

Муж ушел вместе с полком в Итальянскую кампанию и угодил в самое пекло Суворовского похода тысяча семьсот девяносто девятого года, где и сложил голову в сражении при Бассиньяно. К счастью Натали, хотя здесь вряд ли подходит это слово, но так уж было, своей героической смертью он хоть как-то обелил свое и ее имя и реноме.

Если бы муж не был игроком, выплата «по смерти супруга» была бы довольно значительной – в сумме единовременного годового жалованья. Увы, но послужной список покойного не позволял надеяться на достойную вдовью пенсию.

А так после смерти мужа барыня оказалась в очень стесненном материальном положении. У нее в прямом смысле слова не было ни кола, ни двора, и поэтому, когда Ольга написала, что она может пожить у нее, Наталья смирила свою гордость и приняла эту очень вовремя пришедшую помощь. Жила она во флигеле недалеко от дома подруги, но большую часть дня хозяйничала в ее доме, помогая растить Машеньку, так как Оленька часто болела и умерла, когда девочке было лет десять.

Так что слуги Машеньки были и слугами барыни. Так как ее имение было продано вместе с людьми, прежних слуг не осталось, была только старая нянюшка Настасья и Катюшка с Дашей, которые тогда были совсем маленькими девочками, приходившиеся нянюшке какими-то двоюродными внучками, которых она сумела отстоять. Так и в дальнейшем Наталья Машу и воспитывала, являясь ее крестной.

Официальным опекуном был назначен какой-то троюродный дядюшка, так как женщины в то время не могли быть опекунами даже своих детей или ближайших малолетних родственников.

Откуда-то в голове барыни были знания о том, что не только она, простая провинциальная помещица, но и неизвестная ей, но, видимо, знаменитая для других, Наталья Николаевна Пушкина-Гончарова после смерти мужа не могла быть опекуном своих четверых детей.

Всплыли почему-то интересные факты о том, что царь Николай I, про которого она и не знала, так как сейчас императором был Александр I, и которого почему-то воспринимают «как душителя свободы», как это ни странно, очень помогал детям какого-то неизвестного-известного Пушкина после смерти его и денежно, и по учебе, оплатил все его долги и велел издать все произведения, а прибыль отдать детям. Но официальным опекуном он не был. Была учреждена опека во главе с графом Строгановым, в которую вошли также поэт Виельгорский, поэт и придворный Жуковский и титулярный советник Отрешков. Все эти знания непроизвольно всплывали в голове барыни и очень ее удивили – ничего такого она не знала, да и люди ей были неизвестны.

В случае Натальи и Марии опекун был формальным, он просто назначил управляющего имением, а фактически воспитанием и опекой Машеньки после смерти матери занималась она и поэтому любила девочку, как свою родную дочь. Маша ехала от кого-то из подруг, а барыня ее встречала. Была девушка в веселом настроении, довольная, все порывалась о чем-то рассказать, но не смогла, заболев горячкой.

У Маши после смерти матери во владении было всего две деревни – собственно Васино, рядом с которой и была усадьба, и Отрада, а по-деревенски – Позорешня – не подумайте чего плохого, просто рядом была речка Позорешня. Почему она имела такое название, уже никто и не помнил, но как говорится, из песни слов не выкинешь. Скорее всего, имело название общий корень со словом «дозор», и являлась она какой-то границей владений. А может, это было связано со старинным значением слова «позор» – «внимание, наблюдение», и тоже указывает, что река была границей, по которой за чем-то наблюдали.

Васино имело выгодное положение, так как стояло на бойком месте – старой Смоленской дороге в двадцати трех верстах по дороге из Дорогобужа в Вязьму. Было в ней всего семь дворов, в которых жили двадцать девять мужчин и тридцать шесть женщин, не считая детей до восемнадцати лет и стариков старше шестидесяти одного года.

Было оно старым поселением, его история восходила к семнадцатому веку, когда оно сначала было пустошью во владении грунтовых казаков, которые чуть позже, уже в конце этого же века, осели в этих местах и основали деревню, названную в честь одного из владельцев деревни – помещика Василия Иванова, прадедушки Машеньки. Фамилию Ивановы носили почти все помещики, которые наследовали эту деревню, да и большая часть мужчин записывались в «Ревизских сказках» как Иван сын Ивана. Девушка тоже была Марией Ивановной Ивановой – прямо классика жанра!

Была при деревне и почтовая станция со своим «почтальоном Печкиным», жил там и кузнец с семьей, который мог подковать при необходимости лошадей проезжающих. Рядом протекала речка с красивым названием Ордыонинка, откуда крестьяне брали воду. Летом в ней с удовольствием купались дети, а нередко и взрослые, водилась в ней и рыба, была и небольшая запруда – озерцо, в которой ловили рыбу даже зимой.

А вот Отрада состояла всего из одного двора, в котором проживала дружная большая семья из четырех мужчин и пяти женщин – старика со старухой, двух женатых сыновей с невестками, еще одного неженатого сына четырнадцати лет и трех сестер на выданье. Двор был хоть и большой, но народу было много. Были они пчеловодами, точнее, занимались бортничеством – собиранием меда диких пчел, поскольку знакомые нам с детства улья с рамками для пчел и прочими хитростями еще не существовали.

Хотя в каждой деревне должен быть свой староста, как-то изначально сложилось, что староста был один на обе деревни, так как располагались они почти рядом – в трех верстах друг от друга.

Все эти воспоминания всплывали у барыни отдельными картинками, перемешанными и не всегда четкими, как это и бывает во сне. И она не заметила, как вновь оказалась сидящей в родном старом кресле в доме у Маши. И хотя странный морок, перенесший ее в другую обстановку, продолжался совсем немного, она чувствовала, как кружится и болит ее голова от пережитых впечатлений.

Глава 5 Возвращение домой

Итак, Натали очнулась от того, что почувствовала, что кто-то трогает ее за плечо и шепчет: «Барыня, проснитесь, вроде барышня в себя пришла». Она встрепенулась с облегчением и перекрестилась – значит, все в порядке, она на месте. Странная кибитка, в которой она сидела, необычная одежда – все это ей приснилось, привиделось!

Слезы радости снова показались у нее на лице, она облегченно вздохнула – это был только сон, страшный морок, который исчез благополучно. Ее дворня, отец Павел, родная обстановка спальни – все вновь окружало ее, как и прежде, и она была этому безумно рада!

Но что же с Машенькой, какова она? Когда Натали подошла к девушке, та действительно смотрела на нее еще несколько мутными глазами, но уже в сознании, только была очень потной и облизывала сухие губы. Первыми ее словами были: «Крестная! Что со мной? Как болит голова! Я хочу пить!»

Натали только вновь искренне перекрестилась и вздохнула с облегчением – кризис прошел, девушка идет на поправку.

Пришлось объяснять Маше, что в дороге она прихворнула, что они в своем имении, переодевать, поить ее, менять постель, короче, хлопотать. Тут и отец Павел ожил, подошел, перекрестил, забормотал какие-то молитвы и сказал, что надо отслужить благодарственный молебен о здравии болящей рабы Божьей Марии. На это они согласились с чистой душой и охотой, так как чувствовали необходимость поблагодарить то ли Бога, то ли еще какого неведомого распорядителя за Машино выздоровление. Но попросили сделать это чуть позже и выпроводили старичка в другую комнату отдыхать к общему облегчению.

Барыня по привычке начала хлопотать по хозяйству, раздавая распоряжения многочисленной дворне. Надо было распорядиться о приготовлении еды для себя и Маши, да и отца Павла следовало пригласить на обед.

Натали пошла в столовую, где главным по «тарелочкам» был лакей и он же дворецкий Николай, важный, как английский лорд. Его особо не любили, так как он любил «стучать» на остальных, жалуясь на малейшие проступки людей. Был также его вдовый взрослый сын, тоже Николай, или как все его звали, Коля-младший, который исполнял обязанности истопника и следил за всеми печами и каминами дома.

Сама же кухня размещалась в самом конце дома, подальше от главных комнат, чтобы не раздражать хозяйку и его гостей неприятными запахами. На кухне главой и распорядительницей была Степанида, сестра Степана, который привез их домой – видно, их родители, в отличие от современных, сильно не заморачивались с именами.

Ей помогала мыть посуду и убираться после готовки дочка Варвара. Прибирали в комнатах и ухаживали за барыней и барышней уже знакомые нам горничные – у Маши Катюшка, и ее сестренка-погодок Даша была горничной барыни. Была и Глаша, прачка и смотритель всей одежды и белья.

За домом были надворные постройки с коровником, в котором хозяйничала Клава или Клавдеюшка, как ее чаще звали, коровница, следящая также и за всеми животными и птицами усадьбы. Была и конюшня с лошадьми и их хозяин – Степан, местный кучер, а Антип служил сторожем. Иван был сыном Антипа и Лукерьи и работал дворником, а Прохор – сын Степана и Клавдии, помогал своему отцу ухаживать за лошадьми и другими животными.

В доме шныряли еще два мальчишки-казачка Вася и Егорка, они докладывали о приезде гостей, бегали с различными поручениями, разносили угощения во время званых обедов, короче, были мальчиками на побегушках. Самым незаметным, но очень нужным человеком был работник по дому Архип, готовый и дрова наколоть, и воды принести, и туалет вычистить, и определенный на столь непрестижные работы за свое увлечение горячительными напитками.

Степанида и Глафира были вдовами, все их дети, кроме Варвары, уже жили отдельными семьями.

Вот такая дружная патриархальная семья дворовых людей, которые всю жизнь преданно и верно служили своим хозяевам, были рядом с барыней.

Жили они здесь же, в небольшой пристройке-людской, но часто ночевали и прямо в доме, при необходимости застилая своими тюфячками какие-то сундучки или лавочки. Там же в людской им готовила «черная кухарка» Анфиса, а Настасья, бывшая когда-то нянюшкой, но по старости лет перешедшая на покой, помогала всем по мере своих сил.

Людей было много, даже избыточно на современный взгляд, но так было почти во всех дворянских усадьбах, иначе ни те, ни другие просто бы не выжили друг без друга. Иногда в крупных дворянских поместьях число дворовых людей превышало сотни, их и считали отдельно, и в списках указывали особым образом.

Положение их в чем-то было и легче простых крестьян – все-таки работа проще, чем в поле, но и труднее – они в большей степени зависели от своих хозяев. Это ладно, если барин с барыней добрые, а если, не дай бог, Салтычиха – изуверша какая-нибудь попадется! Тут уж даже тяжелой доле крестьян позавидуешь!

Все было знакомым и близким, никто не заметил никаких изменений в поведении барыни, и Натали решила никому и никогда не говорить о том странном сне, который ей привиделся под завывание метели.

Глава 6 Наталья и Натали

И если для барыни перенос был страшным мороком, сном, который она стремилась забыть как можно быстрее, то для Натальи это было интересным приключением, хоть и коротким, но погружением в быт и жизнь дворян начала девятнадцатого века, в эпоху, которая была ей всегда интересна.

Она уже поняла, что меняется сознанием, душами, с какой-то неведомой барыней, которую и зовут так же, как и ее, да и телом, в которое она попадает, она наверняка похожа на нее.

И хотя Наталья догадывалась, что переносы являются стрессом для барыни, в чье тело она попадает, ей очень хотелось повторить этот опыт. Но она решила сделать эти переносы практичными и краткими, чтобы не пугать человека.

Самым главным сейчас она сочла перенос лекарств, на который она надеялась, потому что лечение Машеньки надо было продолжать. Хоть и кризис миновал, температура спала, все-таки современные антибиотики творят чудеса с людьми в данную эпоху, важно было теперь выходить девушку, которую она уже воспринимала как своего ребенка, искренне любила и жалела.

Следующие несколько часов Наталья так и сделала, не столько раздумывая о своих приключениях, их причинах и принципе перемещения из будущего в прошлое и назад, сколько собираясь и действуя. Выпотрошила свою аптечку, решив по пословице: «на Бога надейся, а сам не плошай, нечего лишний раз беспокоить просьбами», выбрала основные жаропонижающие и отхаркивающие лекарства, таблетки от давления, желудка, сердца.

Сбегала и быстро купила в ближайшей аптеке еще кое-что дополнительное по совету аптекаря, дамы в возрасте, которой она сказала, что едет к знакомым в деревню, а там живут одни старички, у которых и пенсия маленькая, да и возможностей купить лекарства особых нет. На это ей выложили целую кучу таблеток, мазей, бутылочек с настойками, причем все лекарства были не из модных да дорогих, а простые, но действенные.

Каждое лекарство она уже дома избавила от упаковок, надписи на бутылочках стерла, заменив краткими подписями с соблюдением старой орфографии, сложила таблетки в платочки, вложила в них маленькие бумажки, где все подписала, как и сколько принимать таблеток и микстур, да от чего каждое средство.

Нашла сумочку, которую ей сделала и вышила в подарок мама одной ее ученицы, и которая напоминала «ридикюльчик» из прошлого, и сложила туда все запасы. Теперь надо было объяснить барыне, откуда взялись эти необычные припасы. Долго думала Наталья, как это сделать, но так и не придумала, положилась на фантазию своего двойника.

Еще одной проблемой, в которой Наталья никак не могла разобраться, это было соотношение времени в прошлом и будущем. В первый раз в прошлом прошло гораздо больше времени, чем в настоящем, но будет ли так и далее, она не знала.

Но на всякий случай решила подстраховаться, чтобы ее не потеряли, как в первый раз. Учительница связалась в Ватсапе с группой своих классных родителей, сообщила, что ее не будет в городе, чтобы они не звонили и не узнавали, что принести на труд в понедельник и что задали по «Окружайке».

Хоть и не часто, но такое иногда случалось, хотя она давно сделала все, чтобы отучить детей и мамочек беспокоить по пустякам, приучив их узнавать новости друг у друга или в электронном журнале, где все также написано, накрутила хвосты кому надо, больше по привычке, для профилактики, и отключилась с чистой душой.

Еще раз перезвонила Инне, предупредила, что ее не будет какое-то время, якобы за ней приедут богатые клиенты, которые попросили побыть в няньках-гувернантках с ребенком на даче за городом, где связь очень плохая (а она такие услуги уже оказывала неоднократно). На что Инна, поворчав, что «к подруге не поехала, а тут помчалась», все-таки согласилась, что такой выгодный денежный вариант упускать негоже, так как якобы платили вымышленные клиенты пятьсот долларов за два дня.

Короче, приготовилась Наталья по полной программе, подстраховавшись на все время, тем более близились выходные. Одного теперь боялась – что перенестись в прошлое не удастся! А ей туда уже хотелось, эта история захватывала все больше и больше! Она засекла на всякий случай время и задержала дыхание – хоть бы все получилось! И переживала, сможет ли вместе с сознанием прихватить и материальные вещи – лекарства.

Но там ее, видимо, уже ждали, потому что стоило сесть в любимое домашнее кресло и немного расслабиться, представив уже целенаправленно всю ту метельную круговерть, которая занесла ее в прошлое, как она почувствовала, что вновь оказалась в знакомом доме.

Очень хотелось женщине побыть здесь подольше, понаблюдать за бытом дворовых и помещиков, но стоило это делать постепенно, приучая барыню к таким необычным заменам. Поэтому Наталья только оставила на столе на незаметном месте записку с краткой подписью: «Здѣсь лѣкарства для Машеньки и не только. Используй их на пользу съ Божьей помощью», понадеявшись, что все остальное придумают за нее.

В углу комнаты был отгорожен ширмами небольшой уголок, типа будуара, где стояли сундуки, трюмо с зеркалом на подставке, на котором лежали дамские приспособления для наведения красоты – какие-то гребешки, зеркальца, веера, пуховочки, пудреницы, еще какие-то вещи.

Наталья сложила в сундуки оставшиеся лекарства и села около зеркал, разбирая и рассматривая вещи. Нашла шикарное черное старинное платье, расшитое стеклярусом, старые шляпки в рассыпающихся коробках и стала все разглядывать.

Все-таки как много мы потеряли, перейдя на фабричные одежду и изделия! Пусть их материалы не такие мягкие, а фасоны – неудобные для нас, швы плотные и трут с непривычки кожу. Пусть! Просто вещи ручной работы, а они все здесь были такими – интереснее, живее, несут на себе отзвук не только эпохи, моды, но и эмоции людей, которые их делали, тепло их рук.

Женщина решила померить платье и уже не удивилась, что оно прекрасно село по фигуре, надела шляпку и подошла к зеркалу. Ей надо было увидеть ту барыню, какой она стала, хоть и временно.

На нее смотрела дама, хоть и немного отличная от ее привычного вида, более взрослая, зрелая, исчез привычный макияж, волосы стали гуще и длиннее, были уложены в какую-то красивую хитрую прическу, изменилась и осанка, голова выпрямилась, она перестала сутулиться, чем страдала от постоянной проверки тетрадей и работы за компьютером, походка стала более плавной и спокойной – все-таки в длинном платье не побегаешь так, как в мини-юбке или тем более в брюках, пальцы рук вытянулись и утончились, кожа побелела и стала мягкой и гладкой, но общие черты были похожими, что порадовало. И возраст был близок, но если в будущем она ходила в разряде «девушек», а то и «девочек», то здесь была уже солидной дамой в «годах», вдовой-капитаншей! И обращались к ней «ваше благородие», как в песне!

Она представила себя в этом наряде на новогоднем вечере, хихикнула, вообразив реакцию дам, и помечтала о том, как бы прихватить его в будущее. Но пока это сделать было нельзя – посчитали бы воровством! Сколько Наталья просидела около сундуков и трюмо, она пока не знала, все было интересно, она чувствовала себя как в музее, в котором все можно трогать руками и спокойно рассматривать, но пришлось возвращаться назад, в будущее.

Вновь оказавшись в своем кресле, она заметила, что здесь прошло всего пятнадцать минут, и понадеялась, что столь краткий обмен был щадящим для барыни. Так оно и было – Натали, очутившись в незнакомой комнате, не успела и испугаться, и удивиться, как вновь оказалась в своем родном доме. Только голова немного закружилась и в глазах потемнело, но это состояние она списала на перемену погоды – метель кончилась, снег улегся и немного похолодало.

Но вот что за чудо – на столе лежала необычная записка и платочек с порошком, который, как она поняла, надо было принять Машеньке. Откуда же он взялся?

Женщина готова была отдать голову на отсечение – его здесь не было, да и записка написана незнакомым почерком, с ошибками, на очень белой бумаге, и чернила не были похожи на привычные.

Сначала она решила, что это дьявол ее искушает, но слова о Божьей помощи успокоили ее. Маша продолжала кашлять, хотя температура и спала, болезнь еще не прошла, а ради своей любимой деточки барыня готова была принять помощь хоть от кого. Прочитав, как следует принимать порошки, она дала их пить девушке и с удовлетворением убедилась, что через некоторое время кашель уменьшился и дыхание стало более ровным и спокойным.

Барыня напоила горячим чаем и накормила Машу бульоном, растерла ей грудь подаренными средствами, полученными от неведомого доброжелателя, вперемешку со старинными мазями на барсучьем жиру и гусином сале, заставила Лукерью еще раз пригласить лекаря, чтобы поблагодарить его за чудесные порошки, которые якобы так отлично подействовали. На что доктор, довольный и надутый от тщеславия, как индюк, отвечал с сильным немецким акцентом: «Я, я, это очень хороший порошок!»

Таким образом, все были довольны – и лекарь Карл Карлович с его чудесными порошками, слава о которых поползла позже по всему уезду, и который, пользуясь моментом, неплохо заработал на этих чудо-лекарствах. Уж не знала Натали, что он туда намешивал, но вроде пострадавших от его лечения не было, самовнушение творит чудеса во все времена.

Была довольна и барыня, что все так замечательно сложилось и никто ничего не заподозрил – она и далее решила выдавать неведомые порошки за лекарства лекаря, чтобы не вызывать никаких подозрений. Убедившись, что Машенька спокойно спит, кашля нет, она вздохнула свободнее.

Хлопоты и заботы утомили барыню и, поручив дворне навести в доме с утра полный порядок, все помыть и прибрать, наварить побольше легкого бульона для Маши и каши со щами для всех остальных людей, она отбыла в свой флигелек, чтобы там переодеться, привести себя в порядок и немного передохнуть. Дашу она оставила в доме в помощь Катюшке, чтобы они вместе следили за порядком, и если Маше будет хуже, срочно бежали за ней или отправили мальчишек, а если все в порядке, она сама придет завтра с утра.

Натали приказала Степану, который был как раз во дворе, принести дров и растопить печь в ее маленьком домике, что и было сделано быстро и ладно. Степан, уходя, поклонился ей напоследок низко в пояс со словами: «Спаси вас Бог, барыня за вашу доброту, это ведь не Антип, а вы нас спасли, да и барышня без вас совсем бы померла…», и утер слезу, чем ввел Натали в удивление – ничего такого она не делала. Но женщина только и смогла молча поклониться ему в ответ, чем привела его в еще большее смущение. Так они и расстались.

Глава 7 Размышления и планы

Ах, как нравилась Наталье, в отличие от барыни, вся эта история, как хотелось еще раз побывать в прошлом, внести, как и любому попаданцу, прогресс в «темные массы хроноаборигенов», как называли этих людей в книгах! Конечно, чем-то она уже помогла, спасла Машеньку, но этого ей казалось мало.

Как ни хотелось активной женщине, привыкшей, как любой современной даме, к самостоятельности, инициативности, стремлению подчинять жизнь и обстоятельства своим интересам, начать действовать, но будучи разумной женщиной, она понимала, что сделать это не так и просто.

Резкое изменение поведения барыни, появление необычных вещей, которые она могла бы принести из будущего, вызвало бы только опасения и недоумение не только ее самой, но и окружающих. Значит, надо делать это постепенно, тайком, с соблюдением всех правил конспирации. Да и отголоски страха барыни ее тело еще ощущало, и это озадачивало, заставляло чувствовать себя без вины виноватой. Но Наталья надеялась, что остатки ее души и навыков проступают в Натали, как проступают остатки души барыни и в ней, и уменьшают ее страх.

Размышляя о прогрессе, который вносили люди из будущего в прошлое в тех книгах, которые она читала, учительница думала и о том, насколько опасно внедрение некоторых изобретений, опережающих свое время. Да она и прекрасно понимала, что все ее «изобретения», если таковые все же произойдут, будут носить прикладной, хозяйственный характер и станут выпускаться в небольших масштабах.

Не было у нее ни денег, ни сил, ни возможностей, а самое главное – желания делать глобальные вещи, заниматься промышленным производством по примеру других героев, которые умудрялись за месяц «на коленке» даже в Средние века развернуть промышленное производство в масштабах двадцатого века.

Также учительнице помнилось положение о «единстве производительных сил и производственных отношений», и она понимала нереальность сочиненного данными писателями. Именно отсутствие квалифицированных рабочих, мастеров, поголовная неграмотность населения сдерживали развитие производства вплоть до революции, когда началось активное обучение рабочих кадров. И не один попаданец не мог решить эту проблему в одиночку, как бы он ни старался, это сделало только государство, да и то большими усилиями в течение нескольких лет.

Не собиралась она и в «одно лицо» изменять социальный строй и делать революцию в отдельно взятом уезде, строить здесь социализм и коммунизм, прекрасно понимая утопичность этих идей, в отличие от других авторов и их героев.

Да и удивляло Наталью всегда, как это попаданцы умудрялись так быстро и так кардинально улучшать достаточно консервативную и устоявшуюся жизнь времени, в которое они попадали. Получалось, что до этого люди были глупыми и не жили, а доживали, ожидая, когда к ним явится прекрасный попаданец и улучшит их жизнь. Но так ведь не бывает! Люди прошлого сами придумывали и делали очень интересные вещи, совершали открытия.

Вот поэтому ей и хотелось не столько привносить какие-то новшества из будущего в эту жизнь, а изучать ее, погружаться в нее полностью. Она не эпоху хотела менять под свои дела, а свои дела вписывать в эту эпоху.

Да и что может сделать женщина из будущего, если у нее знания и представления о добре и зле современные, а возможности четко исторические? Совсем немного! По сути, Наталья, даже оказавшаяся в выгодной позиции – дворянкой, а не крестьянкой, не могла резко поменять жизнь в поместье и деревнях. Не могла, например, освободить крестьян от крепостной зависимости.

Почему? Ответ вроде бы был и простой – она хорошо помнила из уроков истории о еще совсем свежем указе Александра I от тысяча восемьсот третьего года «О вольных хлебопашцах», по которому она могла освободить своих крестьян, но вместе с землей.

Но если это сделать – на что барыня и Машенька будут жить дальше? Где и как Наталье, «современной» дворянке с ее гуманистическими понятиями о недопустимости крепостничества, зарабатывать деньги на жизнь и преобразования? Ведь даже те деньги, которые есть у барыни, по сути, в основном добыты варварским путем, то есть взяты у крестьян, и по современным представлениям, это деньги крепостных, а не ее. Может ли она ими воспользоваться как своими? И что вообще получится из ее задумок, а что окажется неосуществимым в этих реалиях?

Она также думала, что ее преобразования вряд ли будут приняты окружающими дворянами благосклонно, поскольку противоречат во многом сложившимся традиционным отношениям помещиков и крестьян того времени. Крестьян и истязали, наказывая за малейшую провинность, и продавали, и обменивали на собак, относились к ним, как вещам.

Она вспомнила, как в одной из книг прочитала случай о крепостном – старосте деревни, которого его хозяин обещал отпустить на свободу, если тот принесет сто рублей – очень большие деньги по тем временам. Ограничивая себя во всем, буквально по копеечке, обманывая и обсчитывая того же барина, притесняя во всем свою семью и близких, крепостной каким-то чудом собрал нужную сумму за несколько лет, но когда он принес их своему хозяину, тот уже об этом обещании и забыл, да и был не в настроении – как раз проигрался в карты, и со смехом сказал, что сейчас ему надо не сто, а тысячу рублей, и никакой вольной он никому не даст. Расстроенный бедняга пришел домой и повесился, не выдержав крушения мечты всей своей жизни.

Так что никакого счастья в жизни крепостных нет и не было, а была жесточайшая эксплуатация крестьян и полное их бесправие и зависимость от своего хозяина – помещика. Да и как объяснить соседям-помещикам, с чего вдруг их «коллега-дворянка» решила пойти поработать, а своим бывшим крепостным стала платить зарплату, оплачивать больничные, давать отпуск, то есть предоставлять весь тот социальный пакет, который в нашем мире воспринимается как нечто разумеющееся? Оказывается, не так-то просто нести просвещение в массы, когда эти массы этого категорически не хотят. Вот обо всем этом нужно было поразмыслить.