Девочки. Семь сказок E-Book

Аннет Схап

• Herausgeber: САМОКАТ
• Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
• Serie: Вне серии
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 108

Beschreibung

Реальные девочки хотят читать о реальной жизни, в которой есть и печаль, и боль, и одиночество, и ревность. Реальные девочки испытывают реальные чувства. Они падают, набивают синяки и шишки и снова встают, становясь старше и мудрее. Девочки уже не сказочные персонажи, а люди — из плоти и крови. Аннет Схап — известная голландская художница и писательница, автор сказочной повести «Лампёшка» — превратила семь классических сказок братьев Гримм и Шарля Перро в удивительные истории о семи девочках. Эти сказки, переложенные на современный лад, пронизаны глубоким психологизмом, и между строк можно найти больше скрытых смыслов, чем кажется на первый взгляд. В 2021 году книга получила престижную литературную премию Нидерландов «Бронзовый грифель». 5 причин купить книгу «Девочки. Семь сказок»: Долгожданная вторая книга Аннет Схап, автора нидерландского бестселлера «Лампёшка»; Оригинальная интерпретация семи классических сказок братьев Гримм и Шарля Перро с главными героинями девочками; Эффект психотерапии во время чтения; Новое прочтение знакомых сказок — без морализаторства, но с глубоким психологизмом; Авторские иллюстрации, выполненные в необычной штриховой технике, дополняют каждую сказку.

Leseprobe

Annet Schaap

de Meisjes

zeven sprookjes

Em. Querido's Uitgeverij

Аннет Схап

Девочки

Семь сказок

Перевод с нидерландского Ирины Лейченко

Москва Самокат

Информацияот издательства

Художественное электронное издание

Иллюстрации Аннет Схап

Для среднего школьного возраста

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком 12+

Реальные девочки хотят читать о реальной жизни, в которой есть и печаль, и боль, и одиночество, и ревность. Реальные девочки испытывают реальные чувства. Они падают, набивают синяки и шишки и снова встают, становясь старше и мудрее. Девочки уже не сказочные персонажи, а люди — из плоти и крови.

Аннет Схап — известная голландская художница и писательница, автор сказочной повести «Лампёшка» — превратила семь классических сказок братьев Гримм и Шарля Перро в удивительные истории о семи девочках. Эти сказки, переложенные на современный лад, пронизаны глубоким психологизмом, и между строк можно найти больше скрытых смыслов, чем кажется на первый взгляд.

В 2021 году книга получила престижную литературную премию Нидерландов «Бронзовый грифель».

Книга издана при финансовой поддержке Нидерландского литературного фонда

Любое использование текста и иллюстраций допускается только с письменного согласия Издательского дома «Самокат».

Copyright text and illustrations © 2021 by Annet Schaap Original title De Meisjes.

Zeven Sprookjes. First published in 2021 by Em Querido’s Uitgeverij, Amsterdam

Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates

© И. Лейченко, перевод, 2023

ISBN 978-5-00167-587-7

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2024

Другим моим сестричкам — Фредрике, Йенни, Анне Мирьям, Труди, Детте, Яннеке, Пет, Инге, Юдит и Линн; Аннемике, Иветт, Сесиль и Мирьям Б.

Если ты сердцем чудовище — встань! (...)

Если ты брошен и горем расколот;

Если твой спутник — мучительный голод;

В башне живешь ли, в тюрьме, во дворце,

Если сочувствия в каждом лице

Ищешь напрасно отчаянным взглядом —

Встань со мной рядом!1

Кэтрин М. Валенте

Господин Штильцхен

Золото

Девочка сидит за пряжей в залитой солнцем комнате. День перевалил за середину, в окно струится мягкий свет, и все хорошо. Картошка почищена, суп давно готов, а мама столько лет лежит в могиле, что девочка привыкла и уже почти не горюет. За стеной среди мешков с мукой насвистывает отец.

Ветер несет запах нагретой на солнце скошенной травы, теплой соломы.

«Однажды явится принц, — думает девочка (она часто об этом думает). — Явится издалека и заберет меня с собой. Его улыбка будет белоснежной, как его конь. Он усадит меня сзади, и мы помчимся галопом. Его теплые руки, его длинные волосы цвета соломы, цвета золота… Он никогда меня не отпустит, мужчина, которого я люблю».

На тропе у их дома мужчины показываются нечасто. Собственно, только отец, когда развозит муку. Мельница стоит на отшибе.

Но мечтать-то никто не запрещал, и сегодня ее Греза кажется реальней летнего дня. Вокруг пахнет любовью и соломой, вот-вот послышится стук копыт. Она чуть выпячивает губы, заранее, на всякий случай. В конце концов, девочке полагается быть готовой.

День такой мягкий, что можно просунуть сквозь него руки и легко дотронуться до того, что по ту сторону, и, не успевает она опомниться, а руки уже прядут из мыслей золотую нить. Вообще-то, у Грезы есть часть первая — Встреча, и часть вторая — Предложение, и третья — Помолвка! Она напрядет и побольше, дай только время: и Королевскую Свадьбу, и Медовый Месяц, и, наконец, Долго и Счастливо... Нить вьется и вьется. Золото блестит на солнце.

Когда дело доходит до Брачной Ночи, приходит время варить картофель. Намотав нить на катушку, она встает, чтобы зажечь огонь.

— Это твоя работа? Правда?

Мельник смотрит на девочку, будто видит ее впервые. Она? Его бестолковая странноватая дочь? Которая вечно где-то витает, все забывает, неспособна рассказать ничего мало-мальски интересного… И она вдруг взяла и сотворила такое?

— Напряла, говоришь? Но как?

Она мямлит что-то в ответ. Добиться от нее связного рассказа с началом, серединой и концом удается редко.

Он щупает нить мясистым пальцем. Тончайшая работа.

«Молодец!» — мог бы сказать мельник. Или: «Потрудилась на славу!» Но не такой он отец. Он скорее укажет на ошибку или изъян. Чтоб знала свое место.

— Картошка сыровата, — говорит он, запихивая в рот сразу две.

— Да, отец. — Она кивает и продолжает есть, как послушная дочь, которая ничего такого о себе не воображает.

Катушку с нитью он сунул в карман.

Там она и лежит, забытая, и вспоминает мельник о ней только через неделю, когда привозит очередную партию муки в королевский дворец.

Вышедший ему навстречу долговязый мажордом хмуро рассматривает мешки.

Ох, вспоминает мельник. В прошлый раз в муке обнаружился червяк. Червячок. Один на целый мешок, ну разве это так страшно? Вкуса не испортит, это он по опыту знает. Но кого за это накажут? Кого всегда наказывают? Верно: его.

— Это твой последний шанс, — говорит верзила в красной ливрее. — Если что, найдем другого мельника. Не забыл?

Не забыл, ясное дело. Вот только мельницу он на этой неделе не запускал, так что мука в мешках, прямо скажем, та же, что и на прошлой. Он, конечно, мог бы ее просеять. О чем, конечно, должен был вспомнить. Но теперь-то что поделаешь?..

Мажордом достает из кармана золотое ситце с малюсенькими дырочками. А черви-то, за неделю налопавшись муки, не похудели.

«Думай! — Мельник обливается потом. — Шевели мозгами, найди выход!» Стараясь выглядеть поуверенней, он сует руки в карманы.

Пальцы нащупывают катушку.

— Кстати, э… Пит, — медленно говорит он.

— Пьер, — поправляет мажордом.

— Пьер, я тут подумал… У меня возможно, э-э-э… найдется кое-что, э-э-э…

Долговязый делает вид, будто ничего не слышал, и продолжает возиться с узлом на мешке.

— Кое-что н-н-необычное… э-э-э… — У мельника подмышки под рубахой слипаются от пота. — Настоящая у-у-удача. Дело в том, что…

Он мог бы и не пытаться. Сито вот-вот погрузится в клубок червей, в который наверняка превратилась мука. Раз-два — и мажордом развяжет узел. Три-четыре — и не видать бедному мельнику королевских денежек.

— Золото! — выпаливает мельник. — У меня есть для тебя золото!

Рука с ситом зависает.

— Золото?

— Да! Да! — Мельник кивает так, что еще чуть-чуть, и голова отвалится. — Настоящее золото. Много!

— И я должен в это поверить?

— Да! Смотри! Сейчас докажу! Смотри!

Дрожа, он достает из кармана катушку. Хотя, вообще-то, если разобраться, что он предлагает этому долговязому? Пару дней назад ему показалось, что это золото. Но настоящее золото… Ведь так не бывает, не могла же она его просто взять и напрясть, его дочь? Никто не смог бы.

Мажордом, прищурившись, разглядывает нить. Отматывает немного. Нюхает.

— У меня есть еще, — торопливо добавляет мельник. — Для тебя. Для твоего хозяина. Сколько захочешь!

— Ты что, клад нашел на своем бесплодном поле? — Взгляд у мажордома — насмешливей не бывает, но ситце возвращается во внутренний карман.

— Не клад. Э-э-э… м-м-моя… моя…

— Чего мычишь-то?

— Моя дочь. Моя девочка. Это она сделала.

— Твоя дочь?

— Моя прекрасная, любимая дочь, — вздыхает мельник.

Надо же, как он ее все-таки любит!

Король в двадцатый раз смотрит на маленькую катушку у себя в руке. Зажмуривается и думает: «Неужто? Неужто это настоящее золото? Как бы кстати оно пришлось!»

Разграблению всякого королевства есть предел. Прекрасная пава с роскошным оперением, какой была когда-то его страна, стала голой, как лягушка. Налоги, указы, штрафы за все подряд — что еще придумать правителю?

Взять в долг — да, и он это делал чаще, чем подсказывал здравый смысл. Но терпение кредиторов потихоньку иссякает.

А лишить себя тех вещей, которые ему так дороги: одежды, закусок, десертов, дворцовой обстановки — короче, всего образа жизни — было бы слишком, не правда ли? Ведь все это его награда за то, что он… Что он король. А король этот — ничего не поделаешь — привык к роскошному гардеробу, к ужинам с бесконечной сменой блюд и в особенности к тому, что́ все эти вещи о нем говорят, — как он преуспел в жизни.

Поэтому никакую, даже самую завалящую, возможность пополнить казну упускать нельзя. Он в двадцать первый раз смотрит на катушку, которую принес ему мажордом. И кивает.

— Коня, сир?

— Коня, Пьер!

Солома

Другой день, совсем другой. Моросит дождь, облака висят низко, будто наступила осень.

Девочка сидит на том же стуле, но сегодня ей не мечтается. Отец ведет себя чудно́, почему — непонятно. Зай­дет в комнату, поглядит на нее, вернется на скамью у дома, и так все время. Девочка встает и направляется к задней двери. Он тут же бежит за ней.

— Куда собралась?

— Никуда.

— Сиди спокойно, — приказывает отец. — Никуда не ходи.

— Но пора кур кормить!

— Куры подождут. Сядь. Возьми попряди, что ли.

— Шерсть кончилась, — говорит она. — Уже давно.

— А из чего ты в прошлый раз… на прошлой неделе свила… э-э-э... ту нить?

— Да из того, что под руку попалось. Из пучка со­ломы.

— Ах, соломы… — Кивнув, отец в очередной раз бросает взгляд в окно.

Девочка не хочет показаться неблагодарной, но все же не так она себе это представляла.

Поначалу все шло в точности как надо. Она удивилась, когда в ее каморку вошла толпа мужчин в плащах с меховыми воротниками в сопровождении стражников в шлемах и с длинными копьями. Удивилась, но, если честно, не слишком.

Она ведь знала, что однажды это случится. Правда, всегда представляла себе, что произойдет все на улице, что он почему-то будет одет как простолюдин, пастушок какой-нибудь, но она таки узнает его по прекрасным синим глазам, благородным чертам и властному тону, которым он обращается к овцам. И что, еще до того как он назовется королем, они тут же полюбят друг друга.

«Не соблаговолишь ли ты проследовать со мною во дворец?» — скажет он и так ласково глянет на нее — как тут отказаться?

То, что перед ней король, она поняла сразу — по короне и горностаевой мантии. Остальное показалось ей не слишком королевским. Волосы поредевшие, улыбка не то чтобы белоснежная.

Он протянул руку, как она всегда себе и представляла, но не затем, чтобы взять ее ладонь в свою или преподнести кольцо. Скорее так, будто он чего-то от нее хотел.

Золотая нить? Нет, больше у нее нет.

— Но она вмиг напрядет еще! — закричал из кухни отец. В каморке ему места не хватило.

— Это правда, девочка? — Наконец-то король заглянул ей прямо в лицо. Вот глаза у него были в точности такие, как надо. Ясно-синие, как озера. — Это ты сделала?

— Да, напряла, — просипела она в ответ: голос ей отказал.

— Хорошо, — молвил король. — Доставьте ее во дворец.

Он вынул из рукава платок и прикрыл им лицо. От избытка чувств, надеялась она. Но он при этом наморщил нос, будто в комнате смердело.

— Так на чем сойдемся? — прокричал из кухни отец.

— Помолчи, мельник! — рявкнул мажордом. — Сперва доказательства.

— А после — деньги, — донеслись до девочки слова отца.

Попрощаться с ним ей не дали.

Прискакал король на белом коне, это да. Но девочку подсадили к стражнику. Другой стражник прихватил ее прялку. Она изо всех сил старалась слепить из всего этого романтическую картину. Удавалось не очень.

На что она рассчитывала? На собственные покои с великолепным видом из окна и роскошным ложем? Ведь ей не так уж много и надо. Комнатушка где-нибудь в глубине дворца, где она сможет жить, пока не объявят о помолке, — большего она, право, и не ждала.

Но это!..

Сырой подвал. Низкие своды тянутся во все стороны, конца-краю не видно. Зато слышно: когда лакей запирал дверь, скрежет замка́ эхом разнесся меж темными колоннами — направо и налево, туда и обратно, все дальше, дальше и дальше.

Дрожа, она ласково проводит пальцами по прялке. Хоть что-то из родного дома! Всё утешение.

Когда она поняла, зачем ее сюда привели, то испугалась.

— Напрясть еще з-з-золота? Сейчас? Здесь? Но я не могу!

Король поднес катушку совсем близко к ее лицу. Его глаза, синие, как озера, смотрели на нее пристально.

— Это ведь твоих рук дело?

Она кивнула.

— Видишь, значит, можешь.

Она пожала плечами.

— Один раз смогла. Тогда, однажды днем.

— В чем же разница? Прялка твоя. А солома — она и есть солома. Или у тебя особенная?

Она помотала головой.

— Ну и отлично. Старайся хорошенько. Увидимся завтра утром.

— Но… — Она перевела взгляд с прялки и двух больших тюков соломы на короля, который уже наполовину отвернулся. — Почему…

И тут она вдруг поняла. Ну разумеется! Это Испытание. Он хочет проверить, насколько сильна ее любовь. Она кивнула и сказала твердо:

— Можете на меня рассчитывать, ваше величество.

Но он уже вышел за порог.

«Ну, вот Встреча и состоялась, — подумала она. — Но за Встречей всегда идет Испытание. А Предложение... Предложение он сделает завтра. Если я выполню его просьбу, если покажу, чего сто́ю. Завтра утром».

Уже утро? В подвале еще темно, но наверняка прошло много часов. Она честно старалась. Пальцы в кровь стерла.

И все же солома так и осталась соломой.

Вокруг валяются смятые пучки, липкие скатыши и несколько обрывков соломенной нити со следами крови. Но гладкой, тонкой, шелковистой нити нет как нет.

Не говоря уже о золоте.

Ее руки кровят и кровят, и слез уже не сдержать.

Как же ей это удалось, тем самым днем? Она не помнит. Светило солнце, она мурлыкала песенку, и нить вилась и вилась. Руки все сделали за нее. Сами по себе, она даже не заметила как.

— Ну пожалуйста, руки! Напрядите еще!

Она трясет пальцами так, что вокруг разлетаются капли крови, потом утирает нос, и теперь лицо все в крови, соплях, соломе.

Разве можно так являться на глаза королю завтра утром? От этой мысли плакать тихо уже не получается.

— Я не могу, — всхлипывает она. — Правда не могу. Я ничего не могу.

Эхо перебрасывает ее слова от колонны к колонне, в глубь темного подвала: «Ничего… Ничего ты не можешь, ничего».

Вдруг к эху присоединяется звук шагов, тихий, как шуршание мышиных лапок. Приближаясь, шаги становятся громче.

Кто-то идет.

— Ох-ох, слезки? Слезки посреди ночи?

Из темноты выступает маленький человечек. Седые аккуратно причесанные волосы, серый костюм в полоску, алый галстук.

— Я, знаешь ли, этого не люблю. Когда девочки плачут.

«Я не плачу!» — хочет она ответить, но это неправда, конечно. Она вытирает лицо, отчего оно делается только грязнее и мокрее.

Человечек останавливается рядом — его голова достает ей до плеча — и смотрит на нее изучающе.

— Ну у тебя и вид! Вытри нос, напудри щеки, оправь платье. Чего ревем?

Из внутреннего кармана он достает маленький кружевной платочек и кладет ей на колено. Она сморкается — платочек слишком мал для всего, что скопилось у нее в носу. Она торопливо комкает его. Остается надеяться, человечек не попросит платок обратно.

— Ну, так что стряслось? В самом деле, о чем может плакать такая хорошенькая девочка?

Мокрым платком она машет в сторону тюков с соломой.

— Это… э-э-это не з-з-золото, — икая, отвечает она.

— Не золото, вижу. Солома. Ну и что?

— Я должна спрясть из нее… з-з-золотую нить.

— Золотую? Золото из соломы? — Человечек хихикает. — Надо же такое придумать!

— Но я обещала!

— Кому, королю? Жоржу?

Она кивает.

— Таково его желание.

— Ох уж этот Жорж со своими желаниями! — отзывается человечек. — Вечно он чего-нибудь да хочет!

— Но я не могу! — Девочка снова заливается слезами. — Однажды смогла, но теперь не-е-ет!

«Жорж», — проносится у нее в голове. Оказывается, его зовут Жорж. Какое красивое имя!

— Ну, не можешь так не можешь. Займись чем-нибудь другим.

Человечек обходит ее кругом и дотрагивается до всего подряд: до соломы, до прялки, вскользь — до ее колена. Потом сует руку в другой внутренний карман и вынимает маленькую белую карточку.

— Что ж, позволь представиться. Штильцхен моя фамилия. Райнхардт Энгелбрехт Штильцхен. Предприниматель, коммерсант, меценат… Художник, вообще говоря. А сегодня — спаситель отчаявшихся барышень. Высуши слезы, девочка. Я тебе помогу.

— Правда? — От слез визитка превратилась в белый промокший прямоугольник. — А вы разве можете?

— Ах, дитя мое, не так уж это и трудно. Просто просовываешь руки сквозь реальность к тому, что по ту сторону, крутишь колесо, и — оп-ля! — вот тебе золото.

Он снимает пиджак и осматривается в поисках крючка. Крючка нигде нет.

— В самом деле? — дрожа, вздыхает она. Если бы только это было правдой!..

Он кивает и протягивает ей пиджак.

— Вот, перекинь через руку, да смотри не замарай! Буду рад помочь.

— Вы правда можете?

— Нет ничего проще, — отвечает он, вхолостую крутанув колесо.

— Ах… — облегченно выдыхает девочка. — А я было испугалась, что…

— Но, само собой, не задаром. Услуга за услугу. Бесплатно только птички поют.

Ее минутное облегчение тут же испаряется.

— Но что… что вы хотите? У меня ничего нет.

— Конечно есть. — Маленькие глазки оглядывают ее с ног до головы. — У каждого что-нибудь да найдется.

«О нет! — думает девочка. — Целовать его я не стану, ни за какие коврижки!»