ESCAPE. Приют - Алиса Бодлер - E-Book

ESCAPE. Приют E-Book

Алиса Бодлер

0,0

Beschreibung

Escape — это выход, освобождение или побег…Так начиналась эта история. Теперь о чужом мистическом прошлом Боузи знает все. Он обрел верного союзника и наконец перестал отрицать свое истинное я. Однако текущая реальность представляет целый ряд проблем. И все они связаны с Иви и доктором Константином. Спасая подругу, Боузи погружается в то, что становится много опаснее наследия Бодрийяров. Что же случилось с ним и другими воспитанниками приюта? Что связывает их всех с событиями далекого прошлого? И как эти события повлияли на то, что происходит сейчас? Читателю самому придется пройти этот загадочный квест, узнать все тайны и понять, чем же закончилась эта история. И закончилась ли она на самом деле… Завершающая книга нашумевшей трилогии. Финал истории зависит от тебя!

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern
Kindle™-E-Readern
(für ausgewählte Pakete)

Seitenzahl: 403

Veröffentlichungsjahr: 2024

Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:

Android
iOS
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Алиса Бодлер Escape. Приют: NoSugar Books

NoSugar. Клаустрофобия

Иллюстрация на обложке Софья Товбина

Иллюстрации в блоке Мария Вильбоа

Escape. Приют: NoSugar Books/ А. Бодлер. – М.: Издательство АСТ, 2024. ил. – (NoSugar. Клаустрофобия).

© Бодлер А., текст, 2024

© Товбина С., иллюстрация на обложке, 2024

© Вильбоа М., иллюстрация в блоке, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Часть 1

Зло ненаказуемое имеет свойство множиться.

Пролог

Я знал, что однажды настанет время прощаться.

Место, которое стало для меня большой, достаточно комфортной, но все же клеткой, – теперь должно было остаться позади. Там же, где я запер ту часть прошлого, что когда-то легла в основу семейной трагедии. Спустя двести лет ужасающий сознание симбиоз человеческих пороков был разобран на кусочки и упокоен на руинах густого, серого пепла.

Одним из самых горьких этапов в жизни человека мне представлялся миг принятия того, что после нашего ухода в привычных нам местах не меняется ничего. Будь то детская площадка на заднем дворе родного дома, опостылевший офис или же старинное, разрушающееся поместье. Все одно. Сколь бы печальным ни было ваше прощание, ветер продолжит колосить редкую растительность на задворках, коллеги будут собираться за рабочими местами в привычное время, а в пустых, холодных коридорах мрачной постройки сохранится все тот же тихий и печальный шепот столетий.

Мой последний рабочий день в квестовом клубе «ESCAPE» представлял собой запланированный обход ключевых мест и не имел ничего общего с выполнением задач. Узнав о том, что я принял решение уволиться, Рик и Джия не давали мне объемных поручений уже две недели. Поэтому с передачей собственных обязанностей пока несуществующей замене я справился быстро. Дело оставалось за малым:

Поблагодарить своих коллег, друзей и это место. А затем – двигаться дальше.

Я вычищал свой рабочий угол от личных вещей, методично перенося каждую безделушку в большую картонную коробку, любезно выделенную мне дядей. Этот «увольнительный» штамп меня веселил, но на самом деле глупому стереотипному ящичку не суждено было заполниться и на четверть.

Руководительница отдела, с успехом оттарабанившая наш последний проект, посвященный истории Фредди Крюгера, теперь преспокойно занималась «благоустройством» производства. Сразу после моего ухода они с Риком планировали небольшой ремонт. И, конечно же, ряд собеседований для поиска нового менеджера.

Приемка «Кошмара на улице вязов», в создании которого мне суждено было принять участие, состоялась всего неделю назад. Тогда я последний раз увиделся с Паккардом, который пожелал мне успехов на новой работе, передал привет от уже глубоко беременной Хелен и с удовольствием отметил мой свежий, «непривычно здоровый» вид. Впрочем, он, как и всегда, был на удивление проницателен: мои «особые» состояния не беспокоили меня с тех пор, как прошел тот самый семейный пикник на пепелище.

Некоторые улучшения замечали и мои, теперь уже практически бывшие, коллеги. Джим, последний месяц пребывающий в восторге от актерских талантов его нового старшего товарища Джереми Оуэна, твердил, что причиной моего выздоровления является правильное окружение и обретение новой семьи. Мол, отсутствие его нелюбимого «мистера доктора» рядом со мной шло мне на пользу.

Все сказанное соответствовало правде, но каждый раз вызывало во мне новый виток волнений, так или иначе связанный с тем самым человеком, о котором мне так активно напоминало ближайшее окружение. Доктор Константин продолжал сопровождать Иви. И если в моей новой, реальной картине мира не хватало одного кусочка пазла, то этой самой деталькой была именно она.

Общение с моим бывшим лечащим врачом стирало Ив из чьего-либо поля зрения. Она не отвечала на мои звонки, не предпринимала попыток встретиться. Ее будто и вовсе более не существовало. Я думал, что настанет день, когда я всерьез поверю в то, что придумал эту девушку. Наши пути разошлись, но я отказывался мириться с тем, что Ив не желала начать все сначала. И я был не лучше, потому как не решался сделать первый шаг.

Главным подвохом в сложившейся ситуации было то самое поганое обстоятельство, которое подразумевало одно – дотянуться до подруги детства можно было лишь при помощи Константина. Но наблюдать за тем, как Джереми разбивают нос во второй раз, мне совсем не хотелось. А попытку полезть на рожон без него Оуэн бы теперь воспринял как настоящее предательство. И был бы прав. В нашей маленькой, странной, но условно воссоединившейся семье лимит на секреты был исчерпан.

Словом, для полного ментального удовлетворения мне оставалось закрыть лишь один ноющий гештальт. Однако способов сделать это безболезненно для всех я пока не обнаруживал.

– Дай угадаю, – беспардонно, но привычно прервал мой внутренний монолог Рик. – Анализируешь каждую скрепку, прежде чем положить ее на дно?

– Удивительно, но нет, – без тени неуверенности отозвался я. Мои заикания и детский трепет теперь оставались в прошлом и смятенно махали мне ручкой в настоящее. – Оставляю воспоминания. О каждом из вас.

– О, нас забудешь, малой! – проектировщик всплеснул руками и поднялся с места. – Ты же не на другую планету улетаешь, в самом деле. Да и у папаши твоего должок перед компанией остался. Не снесем мы его цирковую арену, продавать продолжим! А сам он неразговорчивый, как ты знаешь. Глядишь, придется отдуваться тебе, как наследнику этой радости.

– Дядя, – негромко поправил я, подавляя кривую ухмылку. – Он – мой дядя, а не отец.

– Да хоть дед. – Рик засунул сигарету за ухо и отвесил мне бесконтактный подзатыльник в воздухе. – Впрочем, ты его в любом случае не подводи на работе. А то скажет, что мучили мы тебя с Джией столько времени, да не вымучили.

В тонкости моих родственных связей (которых на самом деле не существовало уже пару столетий) я предпочитал не вдаваться. Конечно, старшие коллеги были крайне удивлены тому, что истрепавший нервы всем и вся мистер О все это время имел ко мне прямое отношение, но в историю об «абсолютно случайном» выяснении обстоятельств охотно поверили. В конце концов, я был сиротой. И те, кто наблюдал мои метания каждый день, готовы были смириться и с таким мифическим совпадением. Лишь бы только все это поскорее прекратилось и перестало мешать работе.

Однако для нового Боузи полагалась и новая трудовая деятельность. Джереми пригласил меня на должность младшего управляющего в «Hide and Seek», предложив платить в два раза больше, чем в квестовом клубе. Эту идею он педалировал много месяцев подряд, и я, наконец, согласился. В конце концов, мне предстояло учиться у ответственного и отзывчивого Шона и быть под прямым руководством самого Оуэна, а потому о том, что я вновь не вольюсь в общество, волноваться не приходилось.

Даже если бы Герман и его родственники вновь принялись меня посещать, в «Прятках» этому бы никто не удивился.

Я прошелся скотчем по картонным ярлычкам короба дважды и прижал легкий груз к себе. Мне нужно было посетить еще одно место для того, чтобы прощание с квестами было полноценным. И, как заведено, символичным.

– Ну, пока, – неловко поджав губы, обратился я к коллегам. – Я очень рад тому, что работал с вами.

Рик и Джия переглянулись.

– Нет, серьезно. Вы многому меня научили, как бы там ни было. Я буду помнить только хорошее.

К моему удивлению, Джия спешно подскочила с места и крепко прижала меня к себе. Рик подошел сзади и, слегка нерешительно протянув руку, все же взъерошил мне волосы.

– Береги себя, Боузи, – тихо и непривычно мягко произнесла руководительница. – И обязательно приходи.

Старший проектировщик промолчал.

Но, лишь на одно мгновение, его вытянутое, серьезное и вечно смурное лицо озарила широкая и, как мне хотелось верить, искренняя улыбка.

* * *

Увольняться в понедельник мне нравилось. Еще не отошедшие от выходных заядлые посетители квестового клуба не рисковали возвращаться к развлечениям в свой первый рабочий день. А потому аллея пустовала и позволяла всем, кто осмеливался сделать шаг вперед, навстречу длинному тоннелю погрузиться в атмосферу неумолкающих альтернативных вселенных, что скрывались за могучими высокими дверьми. Ни администраторов, ни гейм-мастеров не было видно, и мой путь мог строиться именно так, как я его задумал.

Все еще прижимая к себе короб, я бодро зашагал в конец квестовой улочки, мысленно пропуская через себя все ключевые воспоминания, связанные с работой на локации. Поток клиентов, ночные игровые сеансы, неловкие шутки и оглушающий смех из операторской – все это теперь должно было стать частью отдельного блока воспоминаний под гордой, светящейся вывеской «ESCAPE».

«Исповедь мистера О», вопреки опасениям отдела маркетинга, вызывала стойкий интерес у игроков и пользовалась измеримой популярностью. Как я когда-то и предполагал, особенно любопытные приставали к персоналу с расспросами насчет реального особняка МёрМёр, скрывая очевидное желание его посетить. Но, к общему счастью, теперь ехать страждущим было просто некуда. А компания превратила то, чего я боялся, в фишку. Теперь в карточке квеста на сайте красовалась жирная надпись: «Основано на реальных событиях».

То, что люди с такой страстью поглощают чужую боль, меня более не удивляло.

Потянувшись рукой к массивной дубовой двери, что вела меня в камерную версию особняка Германа Бодрийяра, я коснулся железной ручки и дернул ее на себя. Окна с подсветкой, в конце концов, установленные на фасад через боль и страдания Рика, поприветствовали меня тусклым мерцанием несуществующего комнатного освещения.

Я прошелся по уменьшенной вдвое гостиной и поочередно коснулся артефактов, каждый из которых теперь представлял собой сохранившуюся частичку памяти о былом, закрытом и уничтоженном. То, как мы, разумные человеческие существа, сами вкладывали сакральный смысл в материальное, а затем никак не могли смириться с этим, было поразительно и печально.

И как хорошо, что в реальном мире всегда оставалась возможность избавиться от вложенного контекста, сколь ключевое значение он бы ни имел.

Я не стал подниматься в комнату Реймонда, потому как теперь у меня была своя. Справедливости ради стоило отметить, что ранее это пространство было гостиной Джереми и лишь теперь преобразовалось в мою личную спальню. Но в таких моментах значение имел лишь свершившийся факт: мне было куда возвращаться.

Оглядев игровое пространство в последний раз, я повернулся к выходу.

Запирая за собой дверь в квест, я думал только о том, что теперь в моей жизни существовала всего одна, но крайне насущная проблема, связанная с человеком, который жил и испытывал пока невидимые для меня трудности в текущей реальности.

Тяжелые мысли заставляли мою голову привычно пухнуть и наполняться воспоминаниями о былом. С той лишь разницей, что теперь, в процессе погружения в причинно-следственные связи, я затрагивал картинки из собственного, не такого уж и далекого прошлого. Мне не хотелось думать о приюте, но теперь приходилось. Разобравшись с историей Бодрийяров, я усвоил ключевой урок: каждое наше действие было предопределено событиями в прошлом, хотелось нам того или нет.

Я должен был связаться с Иви и убедиться в том, что она в безопасности.

Глава 1

Дождь смывал горечь происходящего.

Плохие вещи происходили с людьми каждый день, и от беды никто и никогда не был застрахован. Однако некоторым все же везло значительно меньше: их путь являл собой бег по темному коридору с тех пор, как они появились на свет.

На заднем сидении старенькой тойоты мисс Мертон – убежденной, грубоватой холостячки сорока пяти лет – прятался вихрастый мальчишка младшего школьного возраста. Свернувшись в небольшой, но крепкий комочек, он оглядывал замкнутое пространство знакомого салона и то и дело пыхтел, потому как был не в силах смириться со сложившейся ситуацией.

– Все хорошо, малыш, – заговорила водительница. – Может быть, в этот раз получится. Это же не семья.

– Не получится, – отвечал ее маленький собеседник, не пытаясь скрыть обиду на весь мир. – Никогда не получается.

– Стоит продолжать надеяться, – вновь отозвалась мисс Мертон. – Надеяться нужно всегда.

С этим подопечным мисс Мертон, посвятившая последние двадцать лет работе с «асоциальными», «трудно адаптируемыми» и «требующими повышенного внимания» детьми, встречалась значительно чаще положенного. Мальчишка успел побывать в десяти разных семьях с отличными показателями, которые женщина проверяла лично. Но ни к одному из своих опекунов этот малыш прикипеть не смог. Все в его личном деле было странным: начиная от практически пустых колонок с крупными заголовками «Биография» и «Причина попадания в программу» и заканчивая тем, что у мальчишки отсутствовало имя. Совсем.

Мертон пробовала поступить так, как было заведено, – подобрать новое, самое распространенное и невзрачное. Такое, чтобы подопечный был способен быстро привыкнуть и влиться в окружающую среду. Но мальчик уверенно вел свой протест, не собираясь отзываться на какое-либо имя из всех ему предложенных. Да еще так бойко, словно умудренный опытом взрослый, у которого была на такой поступок причина.

Именно так она и звала его – малыш, и только на это слово он и откликался. С тех пор малыш стал Малышом с большой буквы и у сироты появилась хотя бы иллюзорная замена реального имени. Но в этот раз, как надеялась мисс Мертон, что-то да должно было измениться.

Буквально пару недель назад, благодаря неформальной встрече с коллегами после рабочего дня, соцработница узнала о существовании частного христианского пристанища для детей-сирот. И, несмотря на то что практика таких заведений сейчас сходила на нет, все, что имело в своем позиционировании религиозную приставку, обществом стремительно поощрялось.

«Не может принять то, что у него появились новые родители, – пусть примет общество Бога! Благотворная замена его воображаемому другу», – иронизировала отработавшая в опеке на десяток лет больше, чем мисс Мертон, взбалмошная Холли.

Мертон тем утром получила звонок от последней семьи, что успела прожить с Малышом всего пару месяцев, и поспешила поделиться этим. Столь короткий срок стал воистину рекордным даже для такого тяжелого случая. Пожаловаться старой подруге пороком не считалось.

В последней реплике Холли содержался лишь кусочек из каскада причин, по которым опекуны возвращали Малыша обратно. Этот мальчишка не был буйным, агрессивным или проблемным в классическом понимании этого слова. Он был «неблагоприятным». Ребенок отказывался от коммуникации и разговаривал вслух лишь с двумя живыми существами на всем белом свете. Первой в этом списке была Мертон. А вторым – его воображаемый друг.

Так и получалось, что, куда бы ни шел Малыш, за ним всегда следовала тень.

Попытки соцработницы к коммуникации давали лишь скудные крупицы знаний о невидимом товарище ребенка: он был взрослым человеком мужского пола, без видимых черт лица, но в длинном плаще. А еще он любил играть в прятки.

Именно прятки пугали приемные семьи больше всего. Для своего семилетнего возраста мальчишка справлялся с задачей спрятаться очень хорошо. Даже слишком.

Однажды Дилинджеры (те, что были до Скоттов и после Уотсонов) искали ребенка целые сутки. А к утру будущего дня обнаружили его на чердаке, что был закрыт для посещения уже полсотни лет. Потом не повезло Чандлерам – им досталась задача посложнее, потому как Малыш решил освоить места для укрытия в соседнем саду. А затем намучались Барнсы, Фриманы, Гарднеры и другие…

Словом, опекунов мисс Мертон понимала и осуждать не могла. Однако, в глубине души, грустила, что сама не может даже попробовать приютить мальчишку, хотя бы ненадолго. Вдруг у нее бы получилось? В конце концов, она знала этого ребенка уже четыре года и могла вступить с ним в диалог, в то время как остальные не успевали достигнуть и этой стадии взаимодействия. Но рабочая этика, низкий доход и плохое жилье не давали ей никакого шанса перед жесткими указаниями государства на этот счет, и с этим ничего было нельзя поделать.

Оттого идея Холли – не самая проверенная, но все же имеющая право на существование – казалась ей неплохим вариантом решения ситуации. На следующий день после встречи с коллегами женщина отыскала контакты «Приюта сестры Александры» и обратилась к владелице напрямую.

Малыша готовы были принять сегодня. Прямо перед тем, как учреждение совершит переезд.

«Вы очень вовремя, – умиротворенно проговорила сестра Александра по телефону. – В ближайшее время мы едем в новый дом, к нашему миротворцу. Замечательный человек! Там наши детки будут в отличных условиях».

Мертон очень хотелось надеяться, что слова настоятельницы были правдой.

Дорога была долгой и ухабистой, потому как вела далеко за город – туда, где располагались частные летние дома работников среднего класса. Старенькая «тойота» должна была успеть достигнуть цели до обеда. Ровно в пятнадцать часов, как и было сказано, автобус с воспитанниками отправится в путь. Ждать новенького дольше положенного, как казалось соцработнице, никто не станет.

Мальчишка не умел начинать разговор и был настроен лишь давать ответы на прямые вопросы. Пользуясь тем, что ехать оставалось еще минут двадцать, женщина продолжила оборвавшийся диалог:

– Что интересного успел узнать в новой семье?

Приходилось делать вид, что такие частые перемены были нормой, потому как травмировать брошенного ребенка, попавшего в программу по поиску опеки в три года, было просто непозволительно.

– Что я хорошенький, – негромко ответил Малыш.

– Ой, это правда! – искренне улыбнулась мисс Мертон. – Эти твои русые кудряшки – просто прелесть. Знаешь, я тут читала одну книжку…

– Какую?

– Про юношу с такими же локонами, как у тебя. Правда, он был не очень хорошим человеком, но[1]…

– Я тоже плохой человек?

Так оступиться мог непрофессионал, но Мертон!..

«Черт подери мои попытки общаться на отвлеченные темы», – думала женщина.

– Нет, что ты! – громко запротестовала мисс Мертон. – Ты замечательный, Малыш, просто… Другой.

– Что это значит? – допытывался мальчик.

– Особенный. В хорошем смысле этого слова! – женщина натянуто улыбнулась и быстро обернулась к Малышу, стараясь не терять зрительного контакта с дорогой надолго. – Правда.

– Ладно.

Кап. Кап. Кап. Крупные капли стекали по грязным стеклам машины. Этот нехитрый ритм делал паузу в диалоге более спокойной, стирал неловкости и отмерял минуты.

Казалось, опасность миновала, и можно было продолжить.

– Так вот… Сама история этого юноши очень интересная, и ты обязательно прочитаешь ее, когда станешь старше, потому что она есть в школьной программе. Но на самом деле здесь имеет значение то, что было в реальности!

– Я не понимаю… – грустно вздохнул мальчишка.

– Да-да, я как раз подхожу к сути. – Мертон терпеливо кивнула. – Дело в том, что однажды в реальности появился человек, который узнал себя в этой истории и сообщил об этом автору книги.

– Он тоже был плохим человеком?

То, как Малыш зрил в суть, будучи семилеткой, было поразительно. Хотя, вероятно, развитие, все же соответствующее возрасту вечно кочующего мальчика, объяснялось тем, что ребенок был привязан к образовательному центру при опеке. А потому смена семей на регулярное обязательство посещать уроки никак не влияла. Да, работать с молчуном-педагогам было сложно, но все же результат того стоил.

Государственную программу по работе со «сложными» детьми можно было хвалить хотя бы только за это.

Соцработница поспешила ответить:

– Ну… Знаешь, там все не так уж и однозначно. Разные люди говорят разное. Но главным образом он считал, что очень похож на этого героя внешне! – мисс Мертон кивнула сама себе.

– Ну и что?

– И герой, и реальный юноша внешне мне очень напоминают тебя. А мы ведь все думаем над именем… Словом, как тебе Боузи?

– Кто?

Возможно, опека была против пребывания Малыша под надзором Мертон не только из-за ее скудных ресурсов?..

Но он с ней разговаривал! Говорил! И это обстоятельство было главным во всем их бессмысленном и кривом диалоге.

– Боузи. Так звали реального человека, который считал себя похожим на главного героя произведения. – Женщина снова обернулась к мальчику, но лишь на мгновение. – Имя такое необычное. Особенное, прямо как ты! Поэтому я подумала, что тебе подойдет.

– Гм…

Попытаться стоило.

Как только граница города была пересечена, дождь прекратился. Возможно, соцработница придавала погодным условиям излишний символизм, однако такая перемена вселяла в нее надежду, что за пределами привычной местности мальчика может ждать новая, не похожая на прошлую жизнь.

Социализация в окружении сверстников, частная образовательная программа, дисциплина… Разве можно было отрицать пользу от всего этого?

Остаток дороги водительница и пассажир провели в тишине. И вскоре машина мисс Мертон достигла импровизированной стоянки для автомобилей возле косого деревенского сарая. Рядом с ним уже был припаркован чей-то грязный фордик, компанию которому составлял большой, достаточно комфортный, но все же видавший виды автобус. Возле него играли пятеро детей. Кто старше, а кто чуть младше Малыша.

– Не пойду, – привычно запротестовал мальчишка, увидев новых для себя людей. – Снова приедешь меня забирать.

– Может быть… – уклончиво ответила Мертон, стараясь сохранять позитивный настрой. – Но мы ведь не узнаем, если не попробуем, правда? С таким количеством ребят ты еще не пробовал дружить.

– И не буду.

– Я ведь всегда смогу тебя забрать! – пыталась задобрить Малыша женщина. – И ничего плохого, хуже того, что уже было, не случится.

Соцработница ошибалась, но пока не знала об этом.

– Не буду, и все, – упирался мальчик.

Пока мисс Мертон пыталась убедить своего подопечного, ее «тойота» привлекла внимание детей. Они бросили свою игру, похожую на салочки, и теперь вовсю глазели на гостей.

Одна из воспитанников – девчушка с взлохмаченными белесыми волосами – выступила вперед первой. Женщина помахала ей, и та, осмелев, подбежала к автомобилю.

– Привет! – мягко сказала Мертон, прежде опустив стекло. – Как тебя зовут?

– Ив! – бодро отрапортовала девочка лет восьми-девяти на вид и вовсю улыбнулась, демонстрируя милую щель между двумя передними зубами. – Как Ива, плакучая. Потому что я была плаксой.

– Здоровское имя. И плакать совсем не стыдно и даже полезно, – женщина искренне улыбнулась. – Меня зовут мисс Мертон, и я – социальный работник. Ив, сможешь позвать сестру Александру?

– Да. – Ив еще сильнее взъерошила себе волосы, но, прежде чем пуститься выполнять поручение, принялась разглядывать Малыша на заднем сидении. – А это кто?

– Это Ма… Это Боузи, – вдруг, впервые решившись поступиться со строптивостью мальчика, проявила настойчивость женщина. – Боузи теперь будет с вами.

– Боузи… Боузи… – девочка посмаковала имя нового знакомого, который теперь испуганно и обиженно смотрел то на нее, то на мисс Мертон. – Зи! Вот так буду звать. Зи-Зи!

Иви, крайне довольная собой, рассмеялась.

А после побежала в дом со всех ног выполнять поручение.

Глава 2

Проспать в свой первый рабочий день, проживая на одной территории с начальством, мог только я.

Джереми застал меня в неопрятном, растрепанном виде после судорожного подъема. Я спешил в ванную из гостиной, теряя на ходу тапочки, а он безэмоционально наблюдал за мной из коридора, будучи полностью собранным. Общую безрадостную картину дополнял вечно недовольный Лютер, который, казалось, уже начинал привыкать ко мне, однако в текущей ситуации все же принял сторону хозяина. Огромный персидский монстр сидел у ног дяди и очень громко вылизывался, демонстрируя то, что даже он уже давно бодрствовал и успел приступить к утренним умываниям.

– Доброе… – тихо прокряхтел я, пытаясь скрыть заспанные глаза отросшими локонами.

– Доброе утро, мой мальчик! Кажется, спал отлично?

На этой фразе выражение лица Оуэна сменилось на игриво доброжелательное, и я еще ярче осознал риск скорой казни.

– Идеально… – моя рука уже легла на дверную ручку, и через секунду я должен был оказаться в ванной, но просто так дядя отпустить меня, конечно же, не мог.

– Это очень здорово! – он улыбнулся мне, привычно оскалившись. В его глазах плясал праведный гнев. – Я как раз размышлял – как же хорошо, что сегодня мне удастся поработать в дневное время! Ведь мой дорогой Боузи нуждается в поддержке в свой первый день в «Прятках». Смотря на него, я приучу себя, старика, к режиму…

– Я… – моей попытке прервать нового шефа суждено было провалиться.

– А оказалось, – не унимался Джереми, – режиму придется учить его самого.

Улыбка на лице мужчины исчезла так же быстро, как и появилась.

– Бегом умываться! – впервые повысил на меня голос он. – У тебя есть десять минут для того, чтобы полностью одеться, спуститься вниз в поразительно бодром и свежем состоянии и сесть со мной в такси!

Шон предупреждал меня о том, что Джереми-дядя и Джереми-босс – это разные люди. Мы вообще говорили только об этом на протяжении всего времени стажировки. Правда, я был твердо убежден в том, что после Боба мне было бояться нечего, и громко смеялся в ответ на любые заявления.

А теперь панически справлялся с чисткой зубов, так быстро, как только мог, поглядывая на экран смартфона каждые пару секунд.

Впрочем, свежий адреналиновый всплеск нисколько не демотивировал меня. Скорее, наоборот. Я чувствовал привычное покалывание на кончиках пальцев ног, вспоминая о своем вечном беге от безликого силуэта. Мне так долго удавалось скрываться от собственного прошлого, что теперь опасность (даже если она была надуманной или несерьезной) подогревала мое наконец пробудившееся желание жить.

Я понял, что сам притягиваю к себе страх и риск, привыкнув к острым ощущениям еще тогда, в детстве. Всю неосознанную часть своей жизни я формировался в небезопасной среде и, как ни странно, так сильно адаптировался к ней, что она успела стать моей зоной комфорта.

Повзрослев, я оказался в тихом, спокойном периоде, который и заставлял меня чувствовать себя неудачливой рыбкой, застрявшей в густом болоте. Но, с тех пор как «мистер О» нашел меня и запустил игру, эмоциональные скачки вернулись.

И, несмотря на то что многие моменты на самом старте нашего взаимодействия влияли на меня пагубно, я в действительности чувствовал себя живым.

Спустя время стало ясно, что у Джереми Оуэна благие цели, лишь упакованные в тревожную и устрашающую обертку. Это значило, что на деле мне не угрожало ничего, хотя люди со стороны наверняка думали иначе. Теперь мне часто приходила в голову мысль о том, что лучшей и более благоприятной интерпретации моей детской иллюзии нельзя было и представить.

Ведь у Германа и Реймонда все происходило практически точно так же.

Однако, как я в очередной раз думал, некоторые аспекты моей реальной жизни все еще не были разрешены. И, как мне казалось, малейшее соприкосновение с ними может представлять собой настоящую угрозу.

Об этом я хотел поговорить с мистером О по пути на работу.

Если он, конечно, не станет изображать моего воспитателя до конца рабочего дня.

* * *

Я уселся в такси в поразительно бодром и свежем виде, как меня и просили.

Джереми что-то печатал в своем смартфоне и не поднимал на меня глаз.

– Извини, – решительно произнес я, всеми силами стараясь сравняться с боссом в сознательности. – Не знаю, что на меня нашло. Может быть, стресс от вчерашнего увольнения.

– Все в порядке, – уже в действительно доброжелательной манере отозвался Оуэн. – Просто без встряски ты меня не воспринимаешь. Да и завтрак было жалко, но это – ерунда.

– Ты что, готовил завтрак? – искренне изумился я.

– Ага.

Ситуация по-настоящему меня забавляла, потому как мой новоиспеченный родственник готовить не умел абсолютно. Он неоднократно пытался перенять у меня хотя бы базовые навыки (которые мне самому лишь пару лет назад делегировала Иви), но, вероятно, был проклят кухонной феей, если она вообще существовала. Других объяснений неспособности Джереми справляться с продуктами у меня просто не было.

Но и от доставки устаешь быстро. Поэтому с момента переезда обязанности по готовке были на мне.

– Тогда я бы тоже кричал, понимаю, – усмехнулся я. – Особенно если у тебя получилось.

– Не очень… – мужчина прищурился и покачал головой. – Поэтому проехали.

Мы помолчали еще пару мгновений, и я, наконец, решился затронуть тему, которая не давала моему сознанию покоя последние несколько дней:

– Меня тут… беспокоит одна мысль.

– Хм?

– Дело в том, что я… – на секунду пришлось допустить паузу, чтобы правильно сформулировать то, что я хотел донести. – Не знаю, что происходит с Иви после вашей стычки с Константином.

– Что-то все в кучу, Боузи. – Оуэн пожал плечами. – Как, по-твоему, связаны решение Иви выбрать такого партнера, твое беспокойство и наш чудный диалог с твоим мозгоправом?

– Уверен, что напрямую, – я стянул с себя шапку, впервые почувствовав странный дискомфорт от своего привычного аксессуара. И к чему бы это? Вряд ли я собирался адаптироваться к летнему сезону. Обычно, шапку-талисман с меня было не стащить клещами. – По какой-то причине она сошлась с этим человеком. Пожалуй, я даже предполагаю, по какой. Но после… После, гхм, полного осознания моего отношения к происходящему она хоть и жалела о нашем расставании, но не предприняла ни единого шага к восстановлению связи.

– А ты предпринимал? – Джереми приподнял брови. – Или думаешь, что все окружающие должны за тобой бегать подобно мне? Ты ясно дал ей понять, что выбрал то, что не вписывается в их нынешнюю картину мира.

– С каких пор вообще картина стала «их», а не «ее»? – я нахмурился и почувствовал, как начинаю раздражаться. – Слишком уж все быстро и неадекватно произошло. Она пошла к нему на прием после вашего сотрудничества, а потом они съехались? Отвратительно!

– В нашей картине мира – да, – Оуэн мне улыбнулся. – Но не в их. Теперь понял, как это работает?

Я тяжело выдохнул и откинулся на спинку сидения. Мы застопорились на перекрестке, поэтому время для диалога все еще оставалось.

Но, прежде чем я вновь попытался докопаться до сути, Джереми заговорил сам:

– Кажется, пришла пора тебе усвоить еще один жизненный урок. Любая позиция в этом мире привязана к определенному контексту, и люди делают свой выбор, исходя из внутренних предубеждений. Которые, как ты знаешь, не могут у всех совпадать.

– Очевидное и невероятное, – для того чтобы не закатить глаза пришлось приложить настоящее усилие. – Мне скоро двадцать три года. Ты слегка опоздал.

– А мне пятьдесят три, – хмыкнул мужчина. – И это значит, что мне все-таки есть что до тебя донести.

После короткой паузы он продолжил:

– Некоторые вещи ты приобрел… чуть позже положенного. И некоторое понимание, связанное с ними, – в том числе. Моя мать, когда я был маленьким, часто повторяла, что никто, кроме членов семьи, не способен к абсолютному принятию человека. Естественно, ты о таком и подумать не мог в силу твоих жизненных обстоятельств.

– И что же? – я насмешливо глянул на Джереми. – Скажешь мне, что это правда?

– Частично, – он кивнул мне, продолжая сохранять абсолютную серьезность. – С маленькой пометкой о том, что состав «семьи» ты определяешь для себя сам. Поэтому, когда я говорю о том, что никто, кроме меня, не будет беспокоиться о том, что ты почувствовал, подумал или сделал, – я честен. Любые отношения с другими людьми, не обладающими опцией беспрекословного принятия, – это работа и вечный поиск компромиссов.

Хочешь восстановить отношения с Иви – сделай первый шаг.

– Я… – я вздохнул поглубже, собираясь поднять в диалоге ту тему, которую обычно запрещал затрагивать дяде. – Как раз и был уверен в том, что Иви – моя семья. В этом все и дело. Наша связь формировалась еще там. Мы всегда были заодно.

– Стивен Кинг писал: «У меня никогда не было таких друзей, какие были в двенадцать лет. Боже, а у кого они были?» – Джереми положил мне руку на плечо. – В детстве многое кажется иным. Сохранить хотя бы частичку от исходного восприятия – настоящее везение.

Таксист притормозил у хорошо знакомого нам обоим здания с вычурной вывеской. При свете дня угрожающей, она, как и всегда, не выглядела, но то, что скрывалось внутри под эгидой невнятного названия, должно быть, вызывало у проходящих мимо людей больший интерес.

Покинув автомобиль, Оуэн нацепил уже привычные для меня солнечные очки, которые на этот раз были отнюдь не средством защиты от нежелательных визуализаций, а использовались по своему прямому назначению. На улице стояла кошмарная июльская жара.

– Идем? – Джереми заметил, что после того, как таксист уехал, я не сдвинулся с места. – Или что не так?

– Понял. – Я поднял на него глаза. – Понял, что должен сам сделать этот первый шаг. И знаю, что меня останавливает. Вдруг с Константином и вправду все не так уж и просто? Вдруг с ней происходит что-то по-настоящему плохое и я уже опоздал? Может, она не просто обиделась, может, ей не дают со мной общаться?

Мужчина спустил очки на переносицу и с ухмылкой посмотрел на меня:

– Ты не слишком увлекся перипетиями Бодрийяров? Или все еще находишься в поисках адреналинового всплеска посочнее?

– Не хочешь – не верь. – Я вновь натянул на себя шапку. Нет, расставаться с ней окончательно было рано. – Я вот тебя выслушивал, хоть и не всегда доверял.

– Я верю, Боузи! – Джереми развел руками. – Просто иногда узколобый хлыщ – это узколобый хлыщ, и ничего более. И если это так, то ты не сможешь помочь Иви, пока она сама не осознает, что сделала неверный выбор.

– Дай бог, ты будешь прав, Оуэн. – Я тряхнул головой и первым пошел к главному входу клуба «Hide and Seek». – Дай бог.

* * *

Бедно обставленный и маленький домик, что до сегодняшнего дня служил пристанищем для детей из «Приюта сестры Александры», навевал некоторые теплые воспоминания из прошлого. Невысокие стены были обиты деревянными досками, а каждый сантиметр скрипучего, изначально деревянного пола застилали махровые ковры со слипшимся от времени ворсом. Сейчас, в начале двадцать первого века, практически никто не использовал подобные покрытия, да и постеры с несвежими рекламными вырезками подтверждали то, что жилище сохраняло тот самый вид, что придали ему первые хозяева при въезде.

Уже четверть часа мисс Мертон бродила по двум этажам – туда-сюда и обратно – за сестрой Александрой и терпеливо ловила каждое слово начинательницы благого дела.

Сестра была человеком относительной зрелости, и черная одежда, скрывающая все, кроме лица и ладоней женщины, не позволяла точно определить ее возраст. Однако, несмотря на обилие морщин на открытых участках кожи Александры, пожилой соцработница назвать ее все же не могла. Скорее, безмерно уставшей. Такие следы, как думала Мертон, легко можно было бы скрыть косметикой, да правильной одеждой (именно так она и поступала сама, с тех пор как достигла невидимой возрастной планки «за сорок»), но, к сожалению или же к счастью (здесь наверняка каждый решает сам за себя), у рабы божьей не было на то ни права, ни возможности.

– …детки у нас особенные, – в сотый раз повторяла Александра, перебирая морщинистыми пальцами блестящие бусины на четках. Они уже второй раз спускались по узенькой лестнице, что вела в альков – местечко, где все пятеро воспитанников спали вместе. – Каждая история по-своему печальна и дала последствия. Однако теперь их уберегает Создатель. Сон с молитвенником в руках – лучшее средство от кошмаров.

– Ясно… – вежливо кивнула мисс Мертон. – Простите, я уважаю веру, но росла в семье убежденных агностиков. Многое из сказанного вами мне незнакомо. Но, как представитель опеки, я готова подтвердить, что ваши текущие условия соответствуют нормам.

– Есть ли у вас семья? – мягко поинтересовалась послушница.

– Нет… Но всех моих подопечных я принимаю как родных. Этого мне достаточно, – отрапортовала давно заученный ответ соцработница.

Несмотря на то, что такой вопрос от людей мисс Мертон слышала часто и выглядел он всегда довольно некорректно, это нарушение личных границ ее более не задевало. Женщина понимала, что людям свойственно ассоциировать опеку над детьми с личным опытом подобного плана и равнять все в одно. Осуждать окружающих не было никакого смысла – общественная стигма от этого бы слабее не стала.

– Что ж. В таких обстоятельствах, возможно, и вы придете к вере. – Александра проницательно посмотрела в глаза своей собеседнице. – Дело ваше благородное, но неблагодарное.

Легкий холодок тронул затылок мисс Мертон. Теперь она чувствовала дискомфорт, а потому перешла к делу поскорее:

– У Боузи есть некоторая страсть к одной из детских игр, которую многие опекуны называли нездоровой и даже опасной, – соцработница поджала губы. – Он любит прятаться.

– Наши детки любят эту игру ничуть не мень-ше, – бесцветно отозвалась сестра Александра.

– Нет-нет… – Мертон откашлялась, быстро соображая, как преподнести факт из жизни мальчика так, чтобы он в глазах человека верующего не стал ассоциироваться с дьявольщиной. – Все дело в том, что он играет в нее сам с собой. По крайней мере, так это выглядит. Но мне он говорил, что на деле игру всегда начинает его… воображаемый товарищ. В этом нет ничего удивительного, учитывая возраст мальчика, однако меня всегда пугало то, что он описывает своего друга как… тень взрослого мужчины в плаще.

Водянисто-голубые глаза сестры тронула странная пелена сомнения.

– Присядьте, – вдруг предложила она, указывая на коричневый диван с мягкой обивкой. Сверху покоился плед болотных оттенков, который, как могла поспорить мисс Мертон, скрывал собой пятна, въевшиеся в ткань от старости. – Я принесу чай.

– Может быть, я помогу? – инициативно предложила Мертон.

– Нет, присядьте, – значительно тверже повторила послушница.

Соцработница скромно приземлилась на краешек и принялась осматривать главную комнату в доме. Два кресла в тон главному предмету мебели, высокий торшер с желто-грязной бахромой по краям, два книжных шкафа и круглый журнальный столик в самом углу. Последний был заставлен иконами, молитвенниками и свечами. На стене – прямо над всей грудой священных артефактов – венцом творения располагался деревянный крест.

Если бы женщина не знала, где находится, то непременно решила бы, что угодила прямиком на лет пятьдесят назад: каждая деталь интерьера кричала о том, что здесь словно живут пожилые люди, а не дети. Ни привычного для ребят бардака в общем пространстве, ни игрушек, ни даже телевизора!

Сестра Александра вернулась к гостье с подносом. Чай и печенье были поданы в таком же, как и все вокруг, старомодном сервизе.

– Вы сказали «Боузи», – как бы невзначай затронула эту тему настоятельница. – Но по телефону упомянули, что у мальчика имени нет.

– О, да, знаете, это некая моя вольность, – мисс Мертон криво улыбнулась. – Я сама его выбрала. Не уверена, что оно понравилось Малышу, но… Оно такое же необычное, как и он сам. Почему бы и нет?

– Это имя связано с грехом, – так же бесцветно, как и до этого, констатировала сестра Александра. Казалось, она привыкла реагировать на все сложные для нее вопросы именно таким образом.

– Я не… – соцработница потупила взгляд. – Не вкладывала этого.

– Пусть так.

Неловкая пауза заполнила помещение, так отчаянно напоминающее временную капсулу. От этого чувствовалось, как невидимая пыль и чужие воспоминания начинают оживать в тишине и морочить присутствующим голову.

Возможно, послушница тоже чувствовала нечто подобное, а потому разбила молчание первой:

– Вы обратились по адресу, – вдруг загадочно улыбнулась Александра. – Блага мирские нам чужды, но кое-что особенное у нас все же есть.

– О чем вы? – ощущение того, что в окружающем пространстве гуляет невидимый сквозняк, никак не покидало мисс Мертон.

– Как мальчик попал к вам? – собеседница ушла от вопроса, становясь все более настойчивой. – И многое ли известно опеке о его прошлом до попадания в программу?

Соцработница еще раз оглядела комнату и выдохнула:

– Практически ничего отличного от того, что происходит с Боузи в приемных семьях. Однажды моих коллег вызвали на проверку в самую обычную квартиру в спальном районе. Соседи пожаловались на непрекращающийся, громкий детский плач. Когда они приехали, поняли, что дверь придется ломать, потому как ребенок продолжал надрываться, а на стук и звонки не было никакого ответа. Приехали экстренные службы, скорая и полиция. Когда все присутствующие вошли внутрь, они искали ребенка в квартире еще минут десять.

– Он что же, прятался, как и всегда? – догадалась послушница.

– Конечно. И в очень специфическом, замкнутом месте. В шкафчике под раковиной – туда только ребенок и поместится. Он был весь чем-то измазан, жутко истощен и звал какого-то дядю.

– Значит ли это, что ребенка воспитывали не мать и отец?

– Абсолютно неясно, – мисс Мертон тряхнула головой. – Хозяева той квартиры переехали в другую страну за семь лет до случившейся ситуации. Ключи никому не передавали, да и родственников у них здесь не осталось. Боузи оказался там буквально мистическим образом, потому как дверь была заперта на ключ. То есть кто-то его там оставил и ушел. Но как – мы до сих пор не понимаем.

Вновь переживая неприятные для нее воспоминания, Мертон тряхнула головой. Александра, в свою очередь, ожидала продолжения с неподдельным интересом и полускрытой, но все же существующей улыбкой.

Но была ли она уместна?

– Простите, сестра… – женщина нахмурилась. – Вы находите это смешным?

– Значит, родственников вы не обнаружили, однако воспоминания о некоем дяде у мальчика есть, – медленно произнесла послушница, вновь игнорируя прямой вопрос соцработницы.

– Безусловно, это может быть лишь фантазией. Ровно так же, как и этот силуэт в плаще. – Мисс Мертон склонила голову вбок. Идея о том, чтобы оставить Боузи здесь, уже не казалась ей такой же привлекательной.

– И эти два явления, озвученные мальчиком, вы, полагаю, не связывали?

– Я не понимаю?..

– Все в порядке, – теперь Александра улыбалась открыто, не скрывая свое довольство сложившейся ситуацией. – Как я и упомянула ранее, вы, сами того и не зная, обратились по адресу. Никто не залечивает раны, тянущиеся сквозь время, старательнее, чем Бог.

Соцработница поднялась с дивана, лихорадочно соображая о том, как должна поступить. Поведение женщины было специфичным, однако же могло восприниматься так из-за твердого и недвижимого скептицизма гостьи по отношению к вере. Показатели, по которым Мертон и ее коллеги сверяли пригодность того или иного места для жизни ребенка, говорили о том, что мальчика можно было оставить здесь. Но будущего пристанища для приюта она еще не видела. Это могло сойти за отговорку.

– Мне было очень приятно познакомиться, – выдавила из себя Мертон. – И, думаю, мы всерьез сможем рассмотреть определение Боузи под ваше покровительство. Но не ранее, чем я осмотрю новый дом.

– В этом нет нужды, – сестра продолжала улыбаться, и теперь эту эмоцию можно было счесть за снисходительность. – Дом будет в разы лучше того, что сейчас перед вами. Можно назвать его поместьем, и не менее.

– И все же, – уже тверже произнесла мисс Мертон, – я бы хотела прежде его увидеть.

Настоятельница промолчала. Пользуясь возможностью, женщина кивнула Александре и пошла к выходу. Боузи, по настоянию маленькой Ив, был оставлен в компании других пятерых сирот и уже более получаса находился на улице. Самое время разведать обстановку.

Свежий деревенский воздух коснулся немолодого лица мисс Мертон, вынуждая ее вдохнуть неповторимый природный привкус, что остается в виде незримых частиц в пространстве, сразу после дождя. Окна домика, что служил убежищем для подопечных Александры, смотрели прямо в бескрайнее поле, которое сейчас, в силу сезона, выглядело увядающим и укрывалось тяжелой пеленой темно-серого ноябрьского неба.

Дети все еще играли там, где располагался почвенный пятак, выделенный под парковку редких гостевых машин да приютского автобуса. Иви, как казалось издалека, руководила игровым процессом: сновала туда-сюда с тоненькой палочкой в руках и что-то рассказывала, пока остальные пятеро с интересом водили точно такими же инструментами, что и у малышки – по влажной почве.

Женщина миновала крыльцо и поспешила к ребятам. Завидев гостью издалека, они (как казалось мисс Мертон, по привычке) поднялись на ноги и сделали шаг назад. От процесса ковыряния поверхности не оторвался только Боузи.

– Эй, всем снова привет! – с улыбкой произнесла соцработница. – Что это вы придумали?

– Рисуем! – бойко отчиталась Иви и подняла свою палочку наверх. – У Зи-зи получается лучше всех!

– Ты так сказала, потому что он – новенький… – насупился самый высокий и при этом пухленький мальчишка.

– Нет! – фыркнула Ив и снова продемонстрировала всем свои выдающиеся два передних зуба. – Просто ты завидуешь, а это – грех!

– Сейчас я тебе покажу… – принялся пыхтеть обиженный ребенок.

– Тихо, ребята, – примирительно вмешалась Мертон в зарождающуюся перепалку. – Все – молодцы, говорю это как самоизбранный судья.

Когда малыши притихли, женщина присела рядом с не реагирующим на обстановку мальчиком и тихо произнесла:

– Как тебе здесь?

– Хорошо, – не поднимая глаз, ответил Боузи.

– Я думаю, что на сегодня хватит, правда? Вернемся к твоим новым знакомым, когда они переедут. Скажем, через неделю. А пока – побудешь в гостевой,[2]ладно?

– Нет, – вдруг твердо сказал мальчишка и, встряхнув своими русыми кудряшками, поднял мордашку наверх. – Хочу остаться.

– Ты что же, серьезно, Ма… Боузи? – шокированно посмотрела на своего подопечного мисс Мертон.

– Да, хочу побыть тут.

Мальчишка снова опустил голову и продолжил увлеченно выводить спиралевидные формы на почве. Мисс Мертон взъерошила его локоны, выпрямилась в полный рост и оглянулась в сторону дома.

Сестра Александра успела расположиться на крыльце.

Она наблюдала за происходящим с улыбкой.

* * *

Отголоски готического шика в интерьерах «Пряток», при условиях полного отсутствия освещения, выглядели вычурно.

А еще с них было очень трудно стряхивать пыль.

Я сидел на плечах у Шона и старался как можно аккуратнее колдовать влажной тряпкой над канделябрами, что покрывали своим присутствием большую часть площади потолка в главном зале. Самого пристального внимания требовали искусственные свечи, выполненные из тонкого пластика молочного цвета. Без должного ухода и вечного подкрашивания такой материал быстро желтел и удешевлял своим видом всю конструкцию.

Теперь я знал и понимал, что дань Джереми собственному горькому наследию прослеживалась во всем.

А хорошо это было или плохо – я еще не придумал.

– Господи, ну с деньгами Оуэна вы могли бы доверить такие задачи клинингу! – сетовал я уже не первый раз за час. – Ты же – управляющий, а я – младший управляющий. Мы не уборщики!

– А ты еще Боузи Дуглас или уже был официально усыновлен и теперь – Боузи Оуэн? – стебал меня Шон.

– Дурак, что ли? Кто усыновляет взрослых людей?

– Ну вот и не выделывайся, тогда, – парень рассмеялся. – Три.

Специальные службы по очистке помещения все-таки приезжали в клуб. Но всего раз в неделю, по понедельникам. А местный босс, как известно, был помешан на «идеальности» собственного заведения, и потому удовлетворять его перфекционизм в другие дни приходилось тем, кто отвечал за порядок в зале.

Повара, официанты, бармены, танцовщицы, кальянщики и другой персонал появлялись в «Hide and Seek» за пару часов до открытия, примерно в четыре часа дня. До этого же каждый уголок порочного детища Джереми был в наших с Шоном руках.

В отличие от квестового клуба, здесь всегда дел было по горло. Мы должны были сделать влажную уборку в каждом зале, проверить форму сотрудников перед сменой, провести легкую ревизию на кухне и в баре, зафиксировав срочные закупки, устроить саундчек, осмотреть гримерки для артистов, прощупать каждый экземпляр меню на целостность и многое, многое другое… Словом, свободного получаса на то, чтобы просто посидеть на улице, у меня не было.

Самым сложным этапом подготовки был час, в который босс покидал собственный кабинет, сокрытый во тьме коридора на втором этаже, и шел проверять выполненную работу старших. По словам Шона, Оуэн никогда не устраивал перепалок, но его «тыканья» пальцем в проблемные места было достаточно для того, чтобы начать переделывать все с нуля. Без комментариев.

– Сегодня бегаешь с подносом, – на улыбке кинул мне Шон, когда я, наконец, отмыл последний канделябр. – Если что, не я придумал, не смотри на меня так.

– К нему в кабинет, как ты, или же по залу? – пытаясь подражать манере управляющего подшучивать, отозвался я.

– К счастью, по залу, – парень отмахнулся. – И вообще, это он перед тобой изображал не понять что. Никогда он раньше еду в кабинет не заказывал. Обычно спускается и ест в баре, преспокойно, вместе с гостями.

– Простой души человек… – скривил мину я. – Экономит на сотрудниках, подключая меня к каждому виду деятельности в клубе.

Старший коллега громко рассмеялся и похлопал меня по спине:

– Вот сразу видно, какой ты еще юный! Он прогоняет тебя по всем позициям, потому что сам так делал, когда входил в дело. Джереми хочет вырастить из тебя замену себе, Боузи, вот и все. Уже не молод наш босс. А кроме тебя у него никого нет.

– Не знаю, – я пожал плечами. В настолько высокий уровень доверия от дяди пока не верилось. – Какой из меня управленец? Я даже свои вопросы решить не могу.

– Пока он здесь, будет помогать. – Управляющий принялся разминать спину после своих вынужденных физических упражнений. – Ночной клуб, конечно, с натяжкой можно причислить к семейному делу, но такая забота о младших вполне логична. Он мне еще на стадии реставрации МёрМёр говорил, что, если Реймонд найдется, ему хотя бы будет кому завещать все это.

– Ой, ну все, давай его похороним. – Смутный образ Германа, застрявшего в невесомости между кроватью и пологом вдруг мелькнул в моем сознании, и я поспешил тряхнуть головой. – Меня еще переживет.

– Это точно, – весело булькнул Шон. – Как всегда, да?

Двусмысленность диалогов о смерти, скорее всего, теперь собиралась преследовать меня до конца дней.

Через три-четыре часа, когда мы, наконец, завершили все основные дела по подготовке клуба, а я переоделся в черно-красную форму официанта, Оуэн спустился вниз для планового обхода. По крайней мере, так мы думали до момента, пока он, не прощаясь, достиг главных дверей и покинул здание.

– Что-то странное, – тихо буркнул я.

– Может, у него дела в городе. – Управляющий помогал мне правильно завязать фартук. – Что ты взялся?

– Ничего не знаю ни про какие дела.

– А он обязан был отчитаться? – Шон прикрыл свое лицо рукой. – Боузи, ты же вроде ему не мама и не жена.

Я отмахнулся от коллеги и принялся возиться с красной бархатной бабочкой, венчающей итоговый образ местного сотрудника.

Вчерашние переживания об Иви, приправленные горькой щепоткой неприятных воспоминаний, фиксировали мое внимание на негативе. А интуиция, выкрученная на максимум из-за недавнего безрадостного опыта, подсказывала, что что-то точно пойдет не так.

Снова.

Глава 3

– Зи-зи, сдавай сокровища! Ну!

Негласная предводительница подопечных «Приюта сестры Александры», вечно лохматая и гиперактивная Иви командовала новой игрой. Сразу после переезда в дом к господину Камерону – так называл себя благодетель, что открыл двери перед миссией Александры – малышам была предоставлена короткая, но емкая свобода действий на пару часов. За это время все шестеро могли найти себе по безделушке в качестве приветственного сувенира.

Поиск допускался лишь в открытых для посещения комнатах.

А таких было достаточно много. Не менее четырех на первом этаже и еще пять – на втором.

Новое пристанище для сирот с трудом вписывалось в стандартное понимание слова «дом». Эту громадину с начищенной широкой лестницей прямо в центре с лихвой можно было назвать настоящим фамильным особняком или замком. Вездесущие деревянные панели сопровождали обои с разнообразными цветочными узорами, потолки венчали дорогие люстры, а к антикварной мебели и вовсе было страшно прикасаться.

Все это впечатляло и отталкивало одновременно, пробуждая в сознании жуткую мысль: «Детям тут не место». Эти безвкусно облепленные мертвой флорой стены однажды возвели для себя богатые взрослые. И что-то неочевидно намекало на то, что господин Камерон к ним никак не относился.

После успешного «похода за сокровищами» дети расположились на полу в главном коридоре, прямо напротив входных дверей. И уселись плотным кружком так, что теперь все могли презентовать свои находки в лучшем свете.

Одиннадцатилетний Самсон (самый старший из всех, как теперь было известно) откликнулся на просьбу девочки первым, хоть обращение и было адресовано не ему.

– У меня трубка! – радостно объявил мальчишка и выложил курительное приспособление прямо в центр. – Очень крутая.

– Самсон… – Ив демонстративно скрестила руки на груди. – Я хотела, чтобы первым был новенький!

– Достала ты с ним… – буркнул мальчик и еще сильнее надул свои пухлые щечки. – Он даже не разговаривает…

– Ну и что. Ада вот тоже с нами не сразу хотела дружить. Так ведь, Ада? Давай теперь ты, раз Самсон все испортил.

Самая хрупкая на вид девочка, со смуглой кожей и темными кудряшками, стыдливо кивнула. До появления Боузи статус новенькой носила именно она. Аде было всего шесть.

– У меня вот… Заколочка, – стеснительная малышка неловко улыбнулась. У нее отсутствовал один передний зуб. – Очень понравилась.

К трубке Самсона добавился деревянный гребешок со стрекозой на горбушке. Туловище декоративного насекомого, сплошь от и до, было усыпано разноцветными камушками.