Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Привет, я Меган Чернофф, талантливый, но безработный копирайтор. И у меня черная полоса в жизни, а также муж и двое детей. Но, как известно, за черной полосой рано или поздно приходит белая. Моя белая полоса начинается со знакомства с известным блогером Дафной Коул: иконой среди мамочек в социальных сетях. Не успев опомниться, я с головой погрузилась в мир Дафны. Посещаю эксклюзивные клубы, участвую в необычных мероприятиях, а число моих подписчиков растет в геометрической прогрессии. Мир звезд социальных сетей, который раньше был недоступен для меня, теперь опьяняет и поглощает. Но вот только мои дети отдаляются от меня, а муж… Да еще всплывает шокирующая тайна о жизни Дафны… И теперь мне действительно стоит задуматься: живу ли я настоящей жизнью или жизнью на тысячу лайков?
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 337
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Jenny Mollen
CITY OF LIKES
Публикуется с разрешения литературных агентств William Morris Endeavor Entertainment, LLC и Аndrew Nurnberg
В книге присутствуют упоминания социальных сетей, относящихся к компании Meta, признанной в России экстремистской, и чья деятельность в России запрещена.
© NacelleBooks, 2022 All rights reserved
© Сазанова А., перевод, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Я подскочила в постели в полной уверенности, что у меня по лбу только что пробежал таракан. Потом с отвращением прошлась пальцами по голове и провела языком внутри рта.
– О, боже! – закричала я. – По-моему, я съела таракана!
– Не съела! – отозвался мой муж из-за двери ванной комнаты.
Я включила свет и внимательно изучила прикроватный столик, ожидая увидеть тараканий кордебалет, уставившийся на меня. Что-то проскочило за стопкой книжек по раннему развитию, которые я последние полгода пыталась заставить себя прочитать. Казалось, вредители взяли небольшой перерыв, чтобы переодеться и снова броситься в атаку.
– Илья, это безумие! Мы не можем тут оставаться.
– Или тут, или у моей мамы, – спокойно напомнил он.
– А почему у нас только два варианта?
Если верить будильнику, было почти семь утра, но там, где я сидела, – в нашей спальне, из-за отсутствия окон больше похожей на гробницу, – с тем же успехом могла бы быть и середина ночи. Я подняла бутылку с водой и с силой швырнула ее о тумбочку, решительно настроенная пролить кровь.
– Ты их не поймаешь, – сказал Илья. – Они слишком быстрые.
– А я и не хочу их ловить! Я хочу вызвать дезинсектора!
– Ты не можешь никого вызвать. У нас нет договора об аренде. Нас тут вообще не должно быть. – Почему ты так спокойно реагируешь? Мы живем с двумя детьми в квартире, кишащей тараканами! Это не из тех вещей, которые можно просто переждать.
Я встала, побрела в сторону ванной и распахнула дверь.
Илья стоял, наклонившись к зеркалу, и чистил зубы нитью в своей невротичной манере – до крови.
– Тараканы не трогают детей, – пробормотал он, прежде чем сплюнуть в раковину и повернуться ко мне. Его острые скулы и пронзительный взгляд голубых глаз делали его похожим на модель из рекламы дорогого одеколона. На парня, который ничего не говорит до последней секунды, а потом пристально смотрит в камеру и шепчет что-нибудь бессмысленное типа «подожги свое сердце льдом».
Я скрестила руки и бросила на него сердитый взгляд.
– Я звоню Кену.
– Ты уже звонила ему раз пять, – ответил он. – Ты похожа на психопатку.
– Я и есть психопатка! – воскликнула я.
– К тому же Кен на съемках.
– В Торонто! Это же в пяти минутах отсюда.
Я развернулась и пошла обратно в спальню, захлопывая дверь ванной перед его раздражающе безупречным телом.
– На чем, на ракете? – рассмеялся Илья, догнав меня. – Он занят съемками. Ты же знаешь актеров. Дай парню время.
– То есть он сейчас весь из себя такой Дэниэл Дэй-Льюис, слишком погруженный в свое мастерство, чтобы иметь дело с нашествием тараканов в собственной квартире? Это ты скажешь в свое оправдание?
– Кен – отличный парень, и он разрешает нам жить тут бесплатно, – сказал Илья в тысячный раз. – Тебе лучше не знать, какие тараканы на Кони-Айленде.
Илья был прав. Я не хотела знать, какие тараканы на Кони-Айленде, а еще как выглядит его мама без одежды. Я посмотрела, как он разбирается с двумя одинаковыми черными футболками, которые достал из корзины с чистым бельем, стоящей на полу.
Когда в «Челси Хаус» Илье предложили повышение, они подумали, что он без раздумий согласится. И он так и сделал. Как и мы все. Глава глобального членского состава – престижная должность, к которой он стремился с первых дней работы в клубе. Как говорил сам Илья, «шанс был слишком хорошим, чтобы от него отказаться», хотя разница в зарплате и была незначительной.
Компания заплатила нам небольшую компенсацию за переезд, которой хватило, чтобы возместить деньги, которые мы потеряли, когда прервали договор аренды в Лос-Анджелесе и сдали мебель на хранение. Но нам еще предстояло разобраться с кучей вещей. Илья взял на себя поиск временного жилья, в то время как я сосредоточилась на том, чтобы вернуть оплату за детский сад сына и записать его в другой, продать нашу машину через «Фейсбук» и устроить прощальные вечеринки со всеми друзьями, коллегами и грумерами, с которыми мы познакомились за последние лет десять.
Я снова опустилась на край кровати.
– Я должна была догадаться, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Постой-ка, – сказала я, перенаправляя гнев. – Ты должен был об этом догадаться.
Я смотрела, как Илья изучает футболки и делает вид, что меня не слышит.
– Просторный лофт в Трайбеке, в котором мы сможем жить столько, сколько захотим? Конечно, это нереально! Если Лос-Анджелес нас чему-то и научил, то это тому, что нельзя верить пустым обещаниям актеров.
Я плюхнулась на кровать, но вспомнила о тараканах, поэтому снова вскочила и тщательно себя ощупала, словно сотрудник транспортной безопасности.
– Зачем Кен с нами так поступает? – взвыла я.
– Послушай, Кен – отличный друг, который рвал задницу, чтобы добиться успеха, поэтому я не буду поливать его дерьмом. Его программа – самая популярная на канале History, – гордился Илья своим бывшим наставником в клубе анонимных алкоголиков. Я не знаю никого, кроме Кена, с кем Илья говорил бы по телефону дольше пяти минут.
– Не хочу показаться занудой, но это как на Орегонской тропе,[1] – не смогла сдержаться я. – Рано или поздно или ломается повозка, или умираешь от дизентерии.
Илья ничего не ответил, скорее всего, просто потому что не понял, о чем шла речь. Он был вынужден бросить учебу в пятнадцать лет, когда бежал от украинского антисемитизма и переехал в Бруклин с мамой и младшей сестрой. Больше в школу он не пошел. Чтобы помогать семье, Илья сразу устроился на работу: он стал промоутером клубов и ресторанов в Манхэттене. А теперь, спустя все эти годы, он вернулся туда, откуда начинал.
Илья всегда планировал накопить достаточно денег, чтобы открыть собственный ресторан. Он хотел, чтобы это была фешенебельная русская версия «Веселки»[2] – его любимого заведения в Ист-Виллидже. Он лелеял эту мечту еще с тех пор, как мы встретились в «Гейко» – японском стейк-хаусе в Голливуде, где все официантки были вынуждены одеваться как озабоченные гейши и где мы оба работали.
– Не напомнишь мне, зачем я на это согласилась? – вздохнула я.
– Тебе тоже не понравился Лос-Анджелес. Ты ненавидела пробки, – напомнил Илья. Он говорил так, словно мы были двумя восьмидесятилетними стариками, размышляющими о жизни в далеком прошлом, а не о том, что мы оставили позади всего три недели назад.
– Все ненавидят пробки, Илья!
– И вечно палящее солнце.
– Ну, это только твое мнение. Я ничего против него не имею. Мне вообще нравятся солнечный свет, пальмы и вежливые люди, которые просят прощения, когда сталкиваются с тобой на улице.
– Есть разница между вежливостью и фальшью. А много этих «милых» людей из Калифорнии предложили тебе работу? Ту работу, которую ты действительно заслуживаешь? – наклонил он голову. – Поверь мне, этот город изменит твою жизнь.
Он был прав: моя жизнь в Лос-Анджелесе была далека от совершенства. Я чувствовала себя застрявшей в ловушке квартиры с кондиционером, расположенной в долине. А мои друзья были или одиночками, которые предлагали встретиться поужинать в девять тридцать вечера, или молодыми мамами, жившими аж в Брентвуде и поэтому отказывавшимися ехать через четыреста пятую магистраль[3] ради вечеринки.
Это означало, что я находилась в одиночестве девяносто процентов времени. И хотя мне и хотелось вернуться в строй, я не могла никуда устроиться, чтобы от этого спастись. Я только начала искать работу, после того как Роману исполнилось четыре, но мне казалось, что вся индустрия изменилась за те несколько лет, которые я провела на скамейке запасных. Новые платформы появлялись раньше, чем я успевала их скачать, не говоря уже о том, чтобы понять, как извлечь из них выгоду.
Нью-Йорк был самым большим маркетинговым узлом в мире. Город просто разрывался от энергии и возможностей. И не только от профессиональных. Каждый раз, когда мы туда ездили, он напоминал гигантский круизный лайнер, где я могла реализоваться как мать на верхней палубе, но в то же время имела возможность затеряться где-то внизу, погружаясь в жизнь, которая полностью принадлежала только мне. Теоретически это было все, чего я хотела. Но реальность уже начала демонстрировать мне, что отличается от красивой картинки.
– Какая из футболок тебе больше нравится? – спросил Илья, приподняв одну, затем другую.
– Это вопрос с подвохом? – посмотрела я на него с непониманием.
– Нет. Почему? – Илья взглянул на меня с недоумением иностранца, которое он довел до совершенства.
Я покачала головой.
– Они же одинаковые.
– А вот и нет.
– Эмм, да, – я показала ему совпадающие бирки Gap.
– Одна из них – более застиранная, поэтому создает другое впечатление.
– На меня они производят одинаковое впечатление, – пробурчала я. – Думаю, тебе лучше пойти в той, в которой выглядишь богаче и стройнее.
– Я и так стройный, – ответил он. Иногда я зря тратила на него свои шутки.
Пока Илья натягивал через голову одну из футболок, я восхищалась телом мужчины, за которого мне довелось выйти замуж. Возвышающийся надо мной со своего стадевяностасантиметрового роста, он был самым мужественным из всех парней, которые мне когда-либо нравились. Впрочем, их было мало, потому что те, с кем я встречалась до него, оказались геями.
Илья искренне мне улыбнулся.
– Все будет хорошо, Мег. Это не наш новый дом, это просто временный вариант до того, как мы сможем себе позволить собственное жилье.
Он встал на колени, чтобы меня поцеловать.
– Мне надо торопиться. Саро прилетает из Лондона.
Саро был генеральным директором и основателем «Челси Хаус». Хотя Илья и подражал ему, но в той же степени его боялся.
– Я все равно сегодня забираю Романа, да? – Илья смотрел на меня в надежде, что я предложу сама отвести нашего сына в детский сад.
– Сейчас твоя очередь, – ответила я, пытаясь стоять на своем. Я уже отводила его последние раз десять. – Кстати, насчет Саро. Я видела, что «Челси Хаус» ищет человека, который будет заниматься их веб-страницей. Ты в курсе?
– Нет, не знал, – ответил он, отводя взгляд. – Ты мой кошелек видела?
Я схватила джинсы, лежавшие на комоде, и выудила из них обветшалый бумажник на липучке. Илья пользовался им с тех пор, как ему исполнился двадцать один год, и отказывался его менять. Он утверждал, что этот кошелек помогает ему сохранять скромность. А еще служит напоминанием о том, что он пока не достиг своей финансовой цели. Годами люди дарили ему новые бумажники, и он любезно принимал их, но затем складывал в один из своих ящиков для барахла.
– Так вот, ищут, – сказала я дрожащим голосом, – и я бы отлично справилась с этой работой.
Илья поднял руку и покачал головой:
– Ты же не захочешь вести чей-то веб-сайт. И ты знаешь, как я отношусь к тому, чтобы мы вместе работали.
– Но мы же познакомились, работая вместе.
– И ты меня ненавидела.
Наши отношения завязались только после того, как Илья меня уволил. И лишь после рождения нашего первого ребенка я наконец простила его за это увольнение.
– Но теперь мы стали сильнее, и нам нужны деньги. А я в хорошей форме, в очень хорошей.
– Более чем. Но вести веб-сайт – это не твое предназначение. Ты же писательница, – сказал он.
– Копирайтер, – поправила его я. – Есть разница.
– К тому же «Челси Хаус» мало платит. Тебе надо найти работу, которая будет приносить реальные деньги. Иначе зачем тебе вообще снова начинать работать?
Я сжала кулаки.
– Проблема в том, что мы не сможем позволить себе жить в Нью-Йорке, если оба не будем работать. А если я продолжу изо дня в день постоянно слышать песенку из «Щенячьего патруля», то у меня случится нервный срыв.
– Лето закончилось. Роман возвращается на занятия, – ответил он.
– Но Феликс остается, – напомнила я. – А ты ничего не понимаешь!
– Слушай, я тоже хочу, чтобы ты была счастлива, – сказал Илья. – Мне просто не нравится, как это будет выглядеть. Я ведь едва знаю нью-йоркскую команду. Представь себе, что я приду сегодня и скажу, что они должны нанять мою жену, которая не работала пять лет.
– Ого… – Мой голос дрогнул. – Это было очень низко.
– Извини, я не это имел в виду. Я не хотел сказать, что считаю тебя неквалифицированной. Просто мне кажется, что это похоже на кумовство.
– Сказал парень, который работает на прославленное братство, – парировала я. Мне показалось абсурдным, что Илья, человек, который совсем не стремился к славе, был проводником в один из самых престижных закрытых клубов в стране. Он этого и не отрицал, по крайней мере, не в глубине души.
Но он очень упорно трудился. И если он не хотел потерять работу, ему было бы лучше не слишком задумываться о «Челси Хаусе» и о его ценностях. А я ненавидела его работу до поздней ночи, пьяных идиотов, позеров, которые целыми днями листали на ноутбуках свои собственные сайты, и замужних женщин, которые постоянно подбрасывали Илье ключи от своих комнат. Меня раздражали даже невыносимо сексуальные официанты, которые ждали минут двадцать, прежде чем предложить мне стакан воды.
В то же время контроль над членством клуба подарил Илье определенный статус, которым его не наделяла ни одна из предыдущих работ. Люди стелились перед ним. Члены помоложе приглашали его на свои свадьбы, а кто постарше – на бар-мицвы[4] своих детей. Это было глупо, но приятно. И, надо надеяться, это могло бы оказаться полезным, когда он наконец решит начать свое дело.
– У тебя появится любимая работа, – сказал Илья. – Ты ходила вчера на собеседование, сегодня будет еще одно. Ты все делаешь правильно. Тебе не нужно, чтобы я тебя втягивал в глупости.
– Спасибо, – ответила я. Мне жутко хотелось, чтобы он увидел, какой потерянной и ненужной я себя почувствовала.
– У тебя все будет более чем хорошо. – Илья поцеловал меня в лоб, словно ребенка. Я ненавидела, когда он так делал.
Я ушла с работы, когда у меня родился Роман, потому что мы не могли позволить себе нанять няню. У меня не было большой семьи, на которую я могла бы положиться, а моя мама была способна на близость разве что с кошками. Моей целью было стать той матерью, которую я всегда сама мечтала иметь.
Выяснилось, что под грудой слюнявчиков и молокоотсосов счастья не найти. Я все больше и больше погружалась в депрессию. В старших классах я подрабатывала на складе в видеопрокате. За те пару лет я посмотрела все романтические комедии, кассеты с которыми должна была перематывать, и усвоила их мораль. Если верить Голливуду, у меня могло быть все! Я могла родить ребенка, потом отправиться в леса Вермонта делать яблочное пюре, а затем вернуться уже в качестве главы собственной компании, жены чуткого, но уравновешенного ветеринара, матери малыша-ангелочка, приученного к горшку, и владелицы полного шкафа одинаковых фланелевых пижам для всей семьи.
Но вместо этого я оказалась одинокой и нереализованной. Главным впечатлением недели был поход с Романом в супермаркет, где я разрешала ему полакомиться всеми бесплатными образцами еды, чтобы не приходилось готовить ужин. Материнства мне было недостаточно. А Нью-Йорк стал для меня шансом наконец-то это понять. Я собиралась вернуться к тому, что умела до того, как у меня появились дети. Планировала найти работу – что-нибудь, приносящее удовлетворение, что не только радовало бы меня, но и сделало меня лучше как мать. Я собиралась побороть депрессию, наконец поставить мозги на место и снова стать собой. Мои размышления в душе прервали вопли моего четырехлетнего сына.
– Надеюсь, он не увидел гребаного таракана, – крикнула я Илье, выбегая из комнаты.
Роман голышом стоял возле входной двери. Он трясся, как нервная собачка чихуахуа.
– РиРи пришла, – сказал он возбужденно.
Я услышала доносящееся из-за двери хриплое бормотание, словно принадлежащее злой русской проститутке.
– Марина, это ты? – спросила я, на всякий случай еще раз проверяя, что это действительно была моя золовка, а не какая-нибудь агрессивная соседка.
– Конечно я! А кто же еще? – воскликнула Марина, врываясь в квартиру сразу же, как я открыла замок.
Замшевые ботинки на платформе, обтягивающие джинсы и ярко-оранжевый ремень от Hermes делали ее похожей одну из дорогих девочек по вызову, которые обычно сидят в лобби отеля Беверли Хиллз, уставившись в телефоны и поедая «Чекс микс»[5].
Я постаралась не осуждать ее наряд и пошла в другой угол комнаты, вытирая волосы полотенцем и на каждом шагу высматривая тараканов. Обычно аренда двухкомнатной квартиры в Трайбеке стоила как минимум десять – двенадцать тысяч долларов. Но квартира Кена вместе с двумя другими, из которых открывался лучший вид на гигантские пробки на Канал-стрит, формально находилась не в Трайбеке. Она располагалась на своего рода нейтральной территории, которая раньше относилась к Западному Сохо, а недавно стала считаться частью Гудзон-сквер. Застройщики пытались купить здание сразу после урагана Сэнди, думая, что из-за повреждений, причиненных водой, им это удастся сделать по выгодной цене. Но, как нам объяснил Кен, владелец был непоколебим. Расположенный на первом этаже дома тенистый винный погребок, принимающий только наличные, приносил немалые деньги, поэтому продавать дом по цене ниже рыночной не имело смысла. К несчастью для нас, успех магазинчика был единственным, что его интересовало. Любые вопросы жителей верхних этажей, будь то проблемы с канализацией и электричеством или даже появление вредителей, он просто игнорировал.
Марина обогнула племянника, направляясь прямиком к кухонной раковине с наполовину пролитым латте в руках. – А что с твоей одеждой, Роман? – спросила она.
– Она мне мала.
Марина бросила на меня взгляд.
– Что тебе мало? – Илья вышел из спальни, занятый ответом на утренние письма в телефоне.
– Мои штаны. Они мне немножко давили, но при этом были велики, – заявил мальчик.
– Роман, они хлопковые и без бирок, – сказала я. – Ты же сам выбирал эти спортивные костюмы и обещал их носить. У нас их теперь семь, и я не собираюсь их отдавать.
В дошкольной группе, еще в Лос-Анджелесе, его странные предпочтения и довольно частые вспышки гнева охарактеризовали термином «сенсорность». Я все еще надеялась, что он перерастет эту фазу. Чем старше он становился, тем легче было с ним договориться. Точнее, подкупить его. К сожалению, все это больше напоминало игру «ударь крота». Как только я помогала ему справиться с одной проблемой, сразу же возникала новая. Сейчас она касалась только одежды.
– Я уверена, что Марина тебе кое-что принесла. И если ты сможешь сейчас одеться, спорим, она тебе это подарит, – сказала я.
Роман засиял и начал скакать перед Мариной, словно фанатка в первом ряду на концерте Тейлор Свифт. Я завидовала власти, которую она над ним имела. Она была классной тетей. А еще – единственной тетей, что делало ее только прикольнее. И завидовала я ей не только потому, что мой сын ее обожал, но и потому, что она получала от него только самое лучшее. Они смеялись, играли, а потом она собиралась и уходила. Ей не приходилось иметь дело с хаосом, в который всегда скатывался процесс его одевания, с истериками из-за продуктов, которые он отказывался есть, или с трехчасовым приключением, которым становилась подготовка ко сну. Марина была убеждена, что с детьми легко, а сложно – только с их мамами.
– Окей, слушайте все, – сказала я, глядя на наручные часы. – Нам пора пошевеливаться. У Романа занятия с девяти. Сегодня очередь Ильи его отводить, и…
– НЕ-Е-ЕТ! – закричал Роман, вжимая пятки в деревянный пол. – Я хочу, чтобы мамочка меня отвела!
Я взглянула на Илью, который, хоть и присутствовал в комнате, с тем же успехом мог находиться и в офисе. Он с головой ушел в электронную почту.
– У мамочки сегодня собеседование, – напомнила я всем.
– Я думал, у тебя уже было вчера. – Роман озадаченно на меня посмотрел.
– Это другая работа. И новый день. Новый день, новая работа, – я постаралась, чтобы это прозвучало позитивно. Мне хотелось, чтобы Роман воспринимал меня как победительницу, хотя сама я себя таковой не считала.
– И собеседований будет два. У меня встречи с двумя разными компаниями, так что шансы на успех еще выше, правда?
Роман безучастно на меня посмотрел и пукнул. Потерпевшая поражение, я направилась в сторону маленькой кухни Кена. Отмеряя три стакана смеси для Феликса, я дала Марине наставления.
– Микроволновки у нас нет, так что тебе придется подогреть бутылочку в кастрюле. Феликсу можно поспать еще полчасика, но потом ты должна его разбудить, а то у него собьется режим на весь оставшийся день. А, и еще – мы уже покормили Рыжика, но ему надо будет выйти на улицу пописать, – проинструктировала я, расставляя стаканчики со смесью вдоль плиты.
– А тебе не интересно, почему я пролила латте? – Марина посмотрела на меня, явно оскорбленная тем, что я не уделила ей пристального внимания. Прежде чем я смогла придумать оправдание, она вдруг разразилась тирадой, наполовину обращаясь ко мне, наполовину рассматривая маникюр.
– Так вот, этот урод начал на меня орать, когда я притормозила, потому что я не хотела открывать дверь и пускать его в машину.
– Следи за языком! – шикнул Илья на свою сестру. Он опустошил чашку с кофе и поставил ее возле раковины.
– Потише, вы оба, – мягко сказала я. – Малыш еще отдыхает. Мы ведь хотим, чтобы он еще полчасика поспал.
Марина не обращала на меня внимания. Вместо этого она сердито взглянула на брата и продолжила свой рассказ.
– Ну, вообще-то, не любой внедорожник «Мерседес» – это «Убер», чувак. – Марина усмехнулась, копаясь в ящиках в поисках чего-нибудь на завтрак.
– А я думала, ты работаешь в «Убер», – ответила я, пока мыла чашку Ильи, удостоверяясь, что он это видит.
– Я – напарница, Мег. Это значит, что я вожу только женщин. Моя машина, мой выбор. Фу-у-у! Ребята, у вас тараканы! – завопила она, роняя на пол коробочку сырного печенья в виде кроликов и наблюдая за тем, как оно разлетается во все стороны.
– Заткнись! – пристыдил Илья сестру по-русски.
– Малыш! – Я опустилась на колени и сгребла руками сырных кроликов.
– Ребят, не буду врать, мне это начинает напоминать токсичное окружение на работе, – сказала Марина.
– Никто тут не токсичный, – сказали мы с Ильей в унисон в страхе, что она может схватить свою сумочку Chanel, купленную по скидке, и гигантскую косметичку и просто убежать из нашей квартиры, хлопнув дверью.
Марина взглянула на меня, словно собираясь что-то сказать, но тут вмешался Роман.
– А можно мне подарок?
– Когда оденешься, – четко приказала Марина, указав пальцем на толстовку от спортивного костюма, лежавшую на полу. И, как по мановению волшебной палочки, Роман сразу же подчинился.
С гордостью, словно только что научила собаку разговаривать, Марина продефилировала к своей сумке и достала из нее фигурку Супермарио.
– Это из тех времен, когда мы с твоим папой были маленькими. Я купила его на eBay. Изначально он был подарком в коробке с готовым завтраком. – Марина умела захватывающе говорить о чем угодно, даже о старых сухих хлопьях.
– В завтраки раньше клали игрушки? – Роман взглянул на меня так, как будто его мозг был готов взорваться.
– Хочешь, верь, а хочешь, нет, но и сейчас кладут. Но только если мама выбирает крутые марки, – Марина мстительно мне улыбнулась.
– Роман, нам пора! – нервно сказал Илья.
– Но я хочу, чтобы меня отвела мамочка! – Роман повис у меня между ног, пока я шла к нему с ранцем.
Илья бросил взгляд на меня, потом снова на телефон. Боже, как он был жалок.
– Ну ладно, – сказала я, – можешь отвести его завтра.
Прежде чем нам с Ильей удалось поцеловаться на прощанье, Феликс начал кричать из-за гипсокартонной стены, которую Кен установил, чтобы создать иллюзию наличия второй спальни. Его пронзительные крики напомнили мне техносирены, которые начинают звучать, когда заказываешь шот «Секс на пляже» в Тихуане.
Я разочарованно вскинула руки. – И-и-и-и… малыш проснулся!
– Не смотри на меня! – сказала Марина.
– П****ц! – выругался Илья на своем родном языке, а потом сконфуженно взглянул на меня и взял ключи. – Пожалуйста, не злись на меня.
Я посмотрела, как мой красавчик муж выскользнул в дверь, жалея, что не способна на него злиться.
– Надолго я вам сегодня нужна? – спросила Марина, когда ее брат уже был вне пределов слышимости. – Я попала в фокус-группу по изучению «Ластрелль».
– Изучению чего? – спросила я, спеша на помощь Феликсу, пока он снова не зарыдал. Марина невозмутимо пригладила свой дерзкий высокий хвост и направилась к большому зеркалу, где полюбовалась своим нарядом, а потом начала пристально рассматривать густо накрашенное лицо. Она была такой же красивой, как и ее брат, но прятала это под кучей слоев тонального крема, хотя и утверждала, что на ней «лишь немного пудры и бронзера».
– «Ластрелль», – громко повторила она. – Это новая технология, которая снимает от четырех до семи слоев кожи и дарит сияние. Но первую неделю ходишь как человек-ящерица.
Я вернулась к ней с Феликсом на руках. В свои пять месяцев он был копией своего старшего брата. У него были темные волосы, как у Ильи, и моя изогнутая верхняя губа.
– А ты уже делала эту процедуру? – спросила я, испугавшись, что она сейчас начнет обдирать лицо прямо у меня на глазах.
– Еще нет, – ответила она. – Сегодня сделаю.
– Мамочка! Я жду! – Роман остро реагировал, когда я обращала внимание на кого-то другого. Отчаяние на его лице было таким, словно его только что оставили в раскаленной машине.
– Окей. Да. Пошли. – Я наклонилась, удерживая Феликса одной рукой, а другой пытаясь засунуть ножки Романа в его крошечные ботиночки.
– Хочешь взять на руки Феликса? – спросила я Марину. Но она пребывала в трансе, выдавливая несуществующий прыщик на подбородке. Если бы я искала няню для своих детей, то Марина была бы последней, кого я наняла. Она была неаккуратной, ненадежной и постоянно выглядела так, словно нарядилась в развратный костюм на Хэллоуин. Но она не была растлительницей малолетних, не носила мой размер обуви, а мои дети ее обожали. А еще она дешево обходилась.
– Так во сколько тебе надо уйти? – спросила я, пытаясь скрыть разочарование. Это было очень типично для Марины: она всегда делала вид, что хочет помочь, но когда момент наступал, находила способ слинять.
– Примерно в три пятнадцать. Самое позднее, – пожала плечами она, наконец взяв Феликса на руки и засияв, как мать Тереза.
– Окей. Раньше я приехать не смогу, – сказала я. – Занятия у Романа заканчиваются в три.
Я посмотрела на Романа, натягивавшего кофту. Если я не выведу его из дома прямо сейчас, через пару минут он уже будет голым и в слезах.
– Ладно, – сказала я. – Окей, хорошо.
– Ой, а я не рассказала тебе про стоматолога? – спросила Марина, когда я уже собиралась взять сумку. Я постаралась быть вежливой, собирая вещи и пристально глядя на Романа, словно он был башней из брусков[6], готовой в любой момент развалиться.
– У меня свидание со стоматологом. Он предложил мне сделать бесплатную ночную капу, – продолжала Марина. – Боже, ну и вонючая дыра. Она потрогала стену. Кусок старой краски отломился и упал на пол. – Ты уверена, что тут безопасно жить?
– А что такое вонючая дыра? – навострил уши Роман.
– Ничего, милый, – помотала я головой. – Бери ранец. Не забудь выгулять Рыжика! – напомнила я Марине, еще раз целуя Феликса.
– Да, да, да! – кивнула она. – А еще не забудь прислать мне пароли от вайфая, «Нетфликса» и «Симлис»[7].
– Договорились, – ответила я, медленно осознавая, что теперь у меня не два ребенка, а три.
Для сентября в городе было неожиданно жарко. Гораздо жарче, чем я представляла себе по фильмам Вуди Аллена, в которых осень в Нью-Йорке – это сезон пиджаков оверсайз и твидовых штанов. Я не располагала большими пиджаками, кроме тех, что принадлежали Илье, а брюки у меня были только для беременных. В последний раз я покупала себе одежду еще до рождения Романа. А появившись на свет, он стал моим приоритетом, так что любые отложенные деньги я тратила на ползунки, а потом и на другие костюмчики все больших размеров, которыми он был одержим. Моим же повседневным нарядом были черные джинсы и футболки с логотипами рок-групп, в которых я больше была похожа на мальчика препубертатного возраста, застрявшего на концерте Death Cab for Cutie.
Но сегодня у меня было собеседование, так что я решила выглядеть стильно, надев блузку на пуговицах с рюшами и мюли, в которых с трудом могла передвигаться.
– Давай сделаем фото на память! – сказала я, доставая телефон и делая снимок в зеркальной стене того, что, как мне тогда казалось, было последним днем моей безработицы. Я загрузила фото в «Инстаграм». У меня был закрытый аккаунт, и даже мой муж не был на меня подписан. Это был наполовину дневник, наполовину – что-то вроде доски визуализации, попытки упорядочить мою жизнь. Я использовала его, чтобы оглядываться в прошлое и видеть, каким было мое тело полгода назад, или вспоминать, какой счастливой я была за год до этого. Еще я публиковала фотографии того, что мечтала сделать, и итальянских гротов и тибетских храмов, которые надеялась когда-нибудь посетить. У меня никогда не было денег на учебные стажировки в Европе, а единственным местом, куда я ездила по работе, был Нэшвилл, где я курировала съемку рекламы печенья.
Капельки пота скатывались по моей шее, пока я запихивала смартфон обратно в сумочку, торопливо шагая по Канал-стрит.
Роман засунул руку в пакетик для бутербродов, наполненный тем, что теперь, с легкой руки Марины, называлось «скучными» хлопьями, достал горсть цельного овса и высыпал его на тротуар, оставляя дорожку к Марине на случай, если мы заблудимся.
Солнечные лучи просачивались сквозь трещины нескольких довоенных складов специй, которые еще не переделали в десятимиллионные лофты. Мужчины, толкающие тележки с пончиками и бейглами со всевозможными начинками, брели по пустынным мощеным улицам, умело обходя выбоины и строительные леса на тротуарах. Илья объяснял мне, что Трайбека находится в постоянном процессе строительства, словно переизобретая себя. Она был похожа на кота, у которого девять жизней, или на Мадонну до того, как она начала усыновлять всех этих малавийских детей. То, что изначально было фермерским районом, превратилось в точку притяжения обеспеченных белых, набивающихся в ярко освещенные здания, словно от страха темноты.
Меня никогда нельзя было даже с натяжкой назвать богатой. Я выросла в бедности, у моей мамы, учительницы английского, было трое детей от трех разных мужчин. Мой отец был владельцем водопроводной компании, и дела у него шли неплохо, но он женился еще раз и уехал в Палм Спрингс с новой семьей, когда я училась в школе. Он всегда присылал мне открытки на день рождения, но иногда ошибался в возрасте.
Теперь, благодаря недавнему повышению Ильи, мы стали жить лучше, чем раньше. Мы отложили немного денег, и, вероятно, уже могли бы себе позволить внести первый взнос за ипотеку или купить какое-нибудь скромное жилье в моем родном городе Салеме, в Орегоне. Но Нью-Йорк обладал уникальной великосветской атмосферой. Счастливый лотерейный билет или согласие Ильи принять непристойное предложение от какого-нибудь пожилого джентльмена могли бы лишь приблизить нас к мечте о том, чтобы жить как эти люди, которые, казалось, плавали вокруг по воздуху. Когда я по вечерам выгуливала Рыжика, то любила остановиться на углу улицы, пока он писал, и смотреть в окна своих соседей по району, пытаясь угадать, что они заказали на ужин или что смотрели по телевизору. Вообще, было забавно любоваться тем, как они расхаживают туда-сюда по своим небесным стеклянным жилищам, словно дикие животные в зоопарке.
От Бич-стрит и до Барклей блондинки, словно уличные гонщики, толкали по тротуарам навороченные коляски, в которых сидели малыши с липкими от сладостей пальчиками. Они проскакивали друг мимо друга, не удосуживаясь взглянуть или кивнуть в знак благодарности. Все были жутко неистовыми и измотанными, даже если для этого не было повода. Люди в Нью-Йорке не бродили без цели. Даже если ты пытался остановиться, тебе почти всегда приходилось бороться с каким-то невидимым потоком, который постоянно толкал тебя вперед.
Роман ходил на свои новые дошкольные занятия чуть больше двух недель, и мне нужно было держать в голове, что я должна собирать ему обед. Столько всего происходило. Уложив обоих детей, я порой с трудом могла вспомнить, что мне надо почистить зубы и зарядить телефон перед тем, как зарыться в одеяла и вырубиться. Обед был всегда на шаг впереди меня. Но Роман не имел ничего против моей забывчивости, потому что благодаря ей мы могли провести несколько лишних минут вместе. Мы завернули в душную дели[8], где взяли сэндвич и яблоко перед тем, как наконец дойти до относительно прохладной школы.
– Люблю тебя, мамочка, – сказал Роман, когда мы дошли до верхней ступеньки. Он взял меня за лицо и поцеловал жарче, чем любой мужчина в моей жизни. С Романом никогда не было легко прощаться. Невозможно было сказать, кто из нас чьей тревожностью питался.
Продолжая льнуть ко мне, он задавал свой привычный список вопросов.
– А куда ты пойдешь? А ты меня заберешь? А если я захочу тебе позвонить, учитель мне разрешит?
Я кивала, стараясь хоть как-то его подбодрить.
– Я не хочу идти, – тихо захныкал он в мой рукав. Дети с родителями проходили мимо нас, и я не решалась поднять взгляд. Мне не хотелось видеть их жалость и осуждение.
– Роман, ты сможешь, – ответила я, высвобождаясь и направляя его в сторону класса. Не давая сыну возможность снова на меня прыгнуть, я сбежала по ступенькам. Чья-то мама мне с сочувствием улыбнулась. Она была одета в модное платье в стиле бохо, а в руках держала глубокую сумку с торчащими из нее образцами ткани. С ее локтя небрежно свисал ярко-желтый велосипедный шлем.
– Сейчас сложно, но, поверьте, к следующему году они станут совсем другими детьми, – сказала она.
– Обещаете? – Я шла за ней и смотрела, как она отстегивает велосипед.
– Ну, по крайней мере, все так говорят, – пожала она плечами. – А куда вы планируете его дальше отдавать? В ее тоне соединялись любопытство и вызов.
– Пока думаем, – уклончиво ответила я. У Кена мы жили временно, поэтому я никуда не могла записать Романа, пока у нас не было постоянного адреса.
Мама вежливо улыбнулась.
– Если думаете о частном заведении, лучше решить пораньше.
Я сдержала стон. Моя подруга Беттани предупреждала, что нью-йоркцы одержимы частными школами. Для них отдать ребенка в правильную школу было жестким соревновательным спортом, по сравнению с которым голодные игры – это пинг-понг. Тогда я к ней не прислушалась. Мы бы никогда не смогли позволить себе оплачивать гигантские счета частной школы. Но чем больше людей об этом говорило, тем сложнее мне становилось это игнорировать.
Жители Нью-Йорка умеют странным образом одновременно хвалить и пристыжать тебя. Если выбираешь обычную школу, то ты смелый и крутой. Но если ты даже не попробовал устроить ребенка в частную, то ты – жадное чудовище, которое явно больше заботится о себе, чем о будущем успехе своего чада.
– Ну, перед тем как что-то выбирать, возможно, вы захотите проверить его у нейропсихолога, – посоветовала мама.
– У кого? – озадаченно взглянула на нее я.
– Просто чтобы оценить, с чем имеете дело. Это как открыть для себя схему его мозга. Он выглядит чудесным, но у него явно есть… потребности. – Она посмотрела на меня с вежливой улыбкой.
– Особые потребности?
– Я не эксперт, – ответила она беззаботно. – Но у всех есть какие-то потребности. Вот у моей дочери свой рог изобилия с дерьмом. Мы просто живем в таком мире. Представьте, если бы у наших родителей было время, чтобы разобраться с нашими проблемами.
С Романом никогда не было легко. Я была первой, кто это признал. Но он был сообразительным и, казалось, с точки зрения умственного развития шел по правильному пути. Когда я была ребенком, то страдала от дислексии, но у него такой проблемы не возникало. С другой стороны, были в нем другие вещи, которые вызывали у меня беспокойство, и другие люди тоже начали их замечать.
Мама смотрела на меня, пока я переваривала то, что она сказала.
– Вы ведь хотите быть уверены в том, что он пойдет в школу, которая не только академически, но и эмоционально его поддержит, – мягко добавила она. – Кстати, меня зовут Сари.
Волнистые волосы оттенка клубничный блонд и россыпь крошечных веснушек на носу делали ее похожей на взрослую версию куклы Cabbage Patch Doll, которая была у меня в детстве. Только более богатую.
– Я – Мег, – ответила я с улыбкой, под которой пыталась скрыть страх, вызванный ее помолвочным кольцом с гигантским бриллиантом.
– Он у вас первый? – спросила Сари, подвозя велосипед к углу улицы.
– Ага. У него дома младший братик, – ответила я, шагая рядом с ней.
– Старшие дети всегда самые сложные, – понимающе вздохнула Сари. – Он наверняка гений. Моя дочь будет или генеральным директором, или серийным убийцей. Она чертовски умна, но, когда дело доходит до эмпатии или нормальных сигналов поведения, оказывается, что у нее их просто нет. Поэтому мы и учимся в частной школе. Я не могу позволить ей погрязнуть в системе.
Я почувствовала, как уголки моего рта задергались. Получается, что то, что я делала для Романа, приведет к тому, что он «погрязнет»?
– Это дорого, – продолжала она, – но я хочу, чтобы у нее были все необходимые возможности. Шанс всего один, понимаете?
Я почувствовала, как у меня намокли подмышки.
– Ага, – тихо ответила я.
– Не хочу показаться снобом, потому что на самом деле я не сноб. – Речь Сари ускорилась. – Я очень приземленная. Боже, я в Бруклине живу, но обычные школы в городе – это полное дерьмо. А если у тебя какие-то проблемы, то их просто игнорируют. Это грустно. Очень грустно.
– А как именно игнорируют? – спросила я.
– В государственных школах на каждого учителя – где-то 30 учеников. А еще вши, – зловеще добавила она.
– Так в какую школу будет ходить ваша дочь? – Я пыталась получить какую-нибудь полезную для себя информацию.
– Зависит от того, в какую ее примут. Сари нажала кнопку на светофоре, но не стала дожидаться зеленого света и пошла через дорогу, не обращая внимания на приближающиеся автомобили.
Я прибавила шагу и двигалась с ней нога в ногу, стараясь не пропустить ни слова.
– В первую очередь я бы выбрала Эбингтон. Нет никого лучше, если говорить о развитии ребенка. Они на голову выше других с их дополнительной поддержкой, трудотерапией, специалистами по когнитивно-поведенческой терапии, занятиями по тай-чи и медитации и питанием без орехов. Как если бы Мария Монтессори устроила секс втроем с Джулией Чайлд и Далай Ламой.
Она обернулась, ожидая, что я рассмеюсь. Но я была слишком потрясена.
– Ого, хочу, – сказала я мечтательно.
– А кто не хочет? – фыркнула она. – Но чтобы попасть в Эбингтон, нужен золотой билет! Все родители в городе туда хотят.
Опустошенная, я посмотрела на тротуар.
– Мой муж ходил в Эллсворт, тоже респектабельная школа, но я уже уверена, что Уэверли там будет плохо.
– Уэверли, – повторила я за ней. – Как необычно!
– Мы с мужем познакомились в ресторане «Уэверли». Хорошо, что не в «Пятнистой свинье», – засмеялась она и вновь вернулась к теме. – У меня целый список мест, куда хочу сходить, но посмотрим, – она вдруг резко замолчала, как будто испугавшись, что выдала слишком много информации.
– Вам в какую сторону? – спросила она, запрыгивая на велосипед.
– Эмм, туда. – Я указала в случайном направлении. – Если у вас найдется время выпить вместе кофе, было бы здорово, – выпалила я. – Я бы с удовольствием вас порасспрашивала и посмотрела бы ваш список школ.
Сари кивнула, изображая интерес, заправила локон за ухо и проверила время на телефоне.
– Я сейчас опаздываю на установку, но найду твой номер в классном списке и напишу через какое-то время.
– Была бы рада, – улыбнулась я. Мне хотелось верить, что она напишет.
Чем дальше я уходила от школы Романа, тем легче мне становилось дышать. С сердца спадал камень. Невыносимое одеяло из вины, любви и ответственности. Я любила родителей, парней и, разумеется, собаку, Рыжика, но материнство было чем-то иным. Это была любовь, от которой хотелось блевать. Бесконечная радость, смешанная с бесконечным ужасом, который не собирался никуда уходить. Моя послеродовая депрессия продолжалась. Это не было жизненным этапом – это был новый взгляд на мир после появления детей. И хотя я ни на что не променяла бы материнство, я ощущала, что моя жизнь разделилась на две несопоставимых части: Мег, которой я была до появления детей, и той, кем я стала потом. Пока я мчалась на первое собеседование, мои тревоги по поводу воскрешения неудавшейся карьеры пополнились новой мыслью. Возможно, у Романа были более серьезные проблемы, чем те, что я игнорировала. Он был моим первым ребенком, так что я просто не понимала, с кем его сравнивать. С другой стороны, когда я видела, как другие дети гуляют со своими родителями, я завидовала. Никто из них не выскакивал на улицу, срывая ботинки, потому что туда попала песчинка, и не спрашивал по десять тысяч раз, опоздает ли он туда, куда идет.
В те моменты, когда Романа не переполняла тревожность, он крутился, грезил наяву или скакал. Это было жутко. Он был моим воздушным змеем, а я – его ниткой. Возможно, мне надо было позволить ему парить в воздухе, но казалось, что привязать его к запястью часто оказывалось единственным способом его защитить. Мои друзья любили говорить мне, что я драматизирую, что он перерастет все, что тогда становилось заметным. Я отчаянно хотела, чтобы это было правдой. Но я не могла быть в этом уверена.
Я глубоко вздохнула и попыталась сфокусироваться на единственной вещи, которую я сейчас могла контролировать. Я пообещала сыну, что это будет удачный день.
Важным было второе собеседование: с «Липп Тейлор», крупным маркетинговым и консалтинговым агентством. Первое же было скорее случайной возможностью, подброшенной мне одной пиарщицей, с которой я работала над рекламой риса из цветной капусты несколько лет назад. Это был проект для одного стартапа, который делал чай матча. Она сказала мне, что у бренда маленький капитал, что на профессиональном сленге значило «они платят копейки». Я чуть не отклонила предложение, ведь такая зарплата не покрыла бы даже расходы на няню. Но, так как немного подзабыла, как себя правильно подавать, решила попрактиковаться там перед походом на главное собеседование. В ожидании зеленого света я достала зеркальце и проверила, не застряло ли таинственным образом что-нибудь в зубах. Все чисто. Я нанесла блеск для губ и широко себе улыбнулась. Вечером, после собеседований, я загуглю все что можно о частных школах.