Химия Её Величества E-Book

Ирина Дегтярева

• Herausgeber: Союз
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 324

Veröffentlichungsjahr: 2022

Beschreibung

Москва, 2017 год. В одном из кабинетов «Лефортово» идет допрос экстрадированного из Германии игиловца - Рашида Евкоева. По данным разведки Евкоев – единственный на данный момент человек, который может дать бесценную информацию о некоем англичанине, то и дело наведывающимся в разные районы Сирии, где обосновались боевики ИГ , и по всей видимости передающего секретные разведданные руководству этой запрещенной в России террористической организации. Полковнику Ермилову поручено не только установить личность загадочного англичанина, но и понять на каком этапе происходит утечка сведений о наступлении правительственных войск и готовящихся авиаударах армии.

Leseprobe

Аннотация

Москва, 2017 год. В одном из кабинетов «Лефортово» идет допрос экстрадированного из Германии игиловца – Рашида Евкоева. По данным разведки Евкоев – единственный на данный момент человек, который может дать бесценную информацию о некоем англичанине, то и дело наведывающимся в разные районы Сирии, где обосновались боевики ИГ, и по всей видимости передающего секретные разведданные руководству этой запрещенной в России террористической организации. Полковнику Ермилову поручено не только установить личность загадочного англичанина, но и понять на каком этапе происходит утечка сведений о наступлении правительственных войск и готовящихся авиаударах армии.

Ирина ДегтярёваХИМИЯ ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА

РОМАН

Содержание

Аннотация

ХИМИЯ ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА

Примечания

ХИМИЯ ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА

Лето 2017 года, г. Москва

В допросной пахло табачным дымом и цветущей липой, которая росла за забором следственного изолятора, затесавшись между тополями. Казалось, духоту можно потрогать, а если подкинуть в воздух шариковую ручку, она повиснет в пространстве, в плотности, порожденной не только смесью запахов, но и рутинным допросом.

Пчелы, ошалевшие от изобилия пыльцы, то и дело залетали через приоткрытую фрамугу, и следователь ФСБ Миронов ожесточенно дубасил кожаной папкой по очередной полосатой любительнице сладкого.

«Он мог бы не усердствовать, – скептически подумал Ермилов. – От его манеры ведения допроса пчелы и так передохнут, совершат харакири с помощью собственного жала».

Полковник Олег Константинович Ермилов расположился около двери на черном офисном стуле, закинув ногу на ногу и откровенно скучая. Стул был жесткий, допрос заунывный, и, кстати, уже не первый допрос, на котором он присутствовал. Напротив Миронова, ссутулившись, сидел экстрадированный из Германии игиловец – Рашид Евкоев.

– Ни в какие тренировочные лагеря «Исламского государства» я не ездил и не воевал против правительственных войск Асада… – твердил он, набычившись.

Его лицо с выступающим подбородком и выпуклым лбом выглядело неприступным и тупым, хотя, как знал Олег, Евкоев имел высшее образование.

Под потолком жужжала очередная пчела, вызывая чувство невнятной тревоги. В такую погоду хотелось ехать в тесной от продуктов и вещей машине на дачу, испытывая удовлетворение, что наконец все загрузили, впихнули, осталось только доехать, разгрузить, поесть… Ермилов усмехнулся и мысленно добавил к своим мечтам: «И ехать обратно, потому что выходные закончились».

Ермилова не уполномочили допрашивать Рашида. Он присутствовал на допросах Евкоева, чтобы пока только присмотреться и послушать, как Рашид ото всего отпирается. Это занятие не приближало Олега к решению поставленной перед ним задачи.

В голове всплыла аналогия из истории Руси о стоянии на реке Угре. Тут, правда, происходило «сидение в Лефортово», но суть почти та же. В 1480 году надо было «стоять крепко за православное христьяньство противу безсерменству», а в данном случае – против терроризма, прикрывающегося фальшивыми благими идеями морального общества и псевдорелигиозностью.

У Ермилова последнее время к месту и не к месту во время работы возникали ассоциации со школьным курсом за пятый класс. «Вот что значит на старости лет обзавестись ребенком, – сочувствовал Олег сам себе, с облегчением думая, что одиннадцатилетняя Наташка хоть и со скрипом, но все-таки перешла в шестой класс, задействовав гуманитарные знания матери, опыт одного из старших братьев в естественных науках и аналитические способности отца-контрразведчика. – Знали бы учителя, кто писал этой свиристелке домашнюю работу и решал за нее задачи! Два кандидата наук, юридических и медицинских, и один засыпавший над тетрадками и учебниками полковник».

Миронов успешно справился с очередной пчелой, изучавшей клавиатуру компьютера, при этом едва не размозжив, правда, уже не слишком новую оргтехнику.

На самом деле Миронов был не так уж плох как следователь. Ермилов придирался по старой памяти. В свою бытность старшим следователем по особо важным делам в Генпрокуратуре Олег лихо и весьма результативно проводил допросы.

В 2000 году Ермилов загорелся идеей перейти работать в ФСБ. За 90-е годы бег с препятствиями в виде вала преступлений и махровой, воинственной коррупции совершенно вымотал его морально, да и финансово – зарплату все время задерживали. Он искал способ, как остаться следователем, поборником закона, но в то же время не маневрировать и не хитрить, добиваясь результатов и обвинительного приговора для высокопоставленных и богатых преступников.

И ему удалось. Упрямство Олега стало притчей во языцех среди его однокашников по юридическому институту еще в студенческие времена. Этот тихоня Ермилов со светло-серыми глазами, высоким лбом и ямочкой на щеке всегда добивался своего, несмотря на то, что выглядел как увалень-медведь. Он и жениться умудрился на самой бойкой и симпатичной девушке курса Люське Коротковой. (Хотя адвокатесса Короткова считала, что это только ее заслуга.)

После института он много лет прослужил в Генпрокуратуре, пока не перевелся в ФСБ. Но там Олег на следственную работу не попал, как планировал. Сперва оказался в английском отделе, а затем его перевели в ДВКР – Департамент военной контрразведки, где он и служил уже пятнадцать лет, а последние два года был начальником отдела.

Посмотрев на часы, Олег Константинович переглянулся с Мироновым. Ермилов так и не услышал на протяжении допроса, длившегося уже почти час, то, ради чего приехал в «Лефортово». Как Миронов ни подводил Евкоева к нужной теме, игиловец настойчиво продолжал гнуть свою линию, игнорируя намеки.

И дело-то было пустячным – пара вопросов, и разбежались бы с миром, если бы Евкоев не пошел в глухой отказ. Дескать, за границу он выезжал вовсе не в Сирию, а в Турцию. Жаждал изучать Коран, но в школу хафизов, где учат Коран наизусть, его не приняли. Тогда он решил не терять времени и начал штудировать турецкий язык в «Баб-и Алем»[1] в Стамбуле. Там же ему помогли устроиться на работу грузчиком в магазине. В этом и состояло его алиби – предоставленные справки от «Баб-и Алем» и от фирмы, где он якобы трудился в поте лица, а этот трудовой пот, как следовало из его показаний, сушило ветерком с Босфора, а не горячими ветрами из пустыни где-нибудь в окрестностях Эр-Ракки или Кафр-Хамры…

Неделю назад Ермилова вызвал руководитель Департамента Петр Анатольевич Плотников и передал ему справку – выжимку из рапорта оперативника Управления по борьбе с терроризмом. На половине странички незнакомый Олегу сотрудник туманно изложил сведения, полученные, вероятно, от их информатора.

По этой справке, естественно, нельзя было вычислить, «откуда дровишки». Вообще мало что удалось из нее понять. Зато от справки отчетливо сквозило проблемами, которые Олег Константинович заполучил вместе с поручением от генерала – разобраться в кратчайшие сроки и доложить.

Плотников терпеливо ждал, пока Олег ознакомится со справкой. Поглядывал поверх узких очков, съехавших на нос, будто взглядом поторапливал.

Петр Анатольевич не изменился за годы, которые Ермилов его знал. Все такие же пронзительные глаза, излучающие одновременно скепсис и иронию, седоватая шевелюра, прореженная на лбу временем и активной мыслительной деятельностью. На новой должности Плотников стал разве что чуть суше и серьезнее. И в отличие от его прежнего кабинета, заваленного кипами газет и книг, теперь на его письменном столе и в кабинете царил образцовый порядок. Справа от его руки на столешнице лежала пара отточенных карандашей, и, когда бы Олег ни заходил к начальству, карандаши располагались строго параллельно, сантиметрах в четырех друг от друга. То ли шеф ими вовсе не пользовался, то ли от большой нервной нагрузки то и дело подправлял их, чтобы не отвлекали своим несоответствием порядку.

Именно Плотников решил, что Ермилов будет начальником отдела, хотя хватало более опытных кандидатур и желающих. Нынешний заместитель Ермилова, Вадим Григорьев, до сих пор дулся и по привычке не скрывать того, что думает, в отношениях с Олегом откровенно ворчал: «На этом месте должен был быть я». Олег тоже отшучивался фразой из фильма: «Напьешься – будешь». Так их препирания и заканчивались.

Если генерал Плотников велел начальнику отдела лично разобраться, то, очевидно, придавал большое значение этой мутной справке.

Ермилов многократно убеждался в особом чутье кадровых фээсбэшников, особенно Плотникова, – в их умении из пустячной зацепки, случайно кем-то сказанных слов, из ничтожных деталей вытянуть перспективное дело. И хотя сам уже давно работал в госбезопасности, считал, что ему этого чутья катастрофически не хватает.

Его мнительность и порой неуверенность в себе тем не менее не мешали ему в работе. Но в том, что касалось знания уголовного кодекса и ведения допросов, он до сих пор чувствовал себя все же гораздо комфортнее.

Вот и сейчас, слушая препирательства Миронова и Евкоева, Олег мысленно набросал планчик, как бы он сам работал с этим типом – ровесником своих сыновей. «Планчик»-то составил, только в нем не значился сам Евкоев.

В «Лефортово» хватало коллег Рашида по ИГ, которых Ермилов и стал бы раскручивать, пытаясь нащупать точки их соприкосновения с Евкоевым там, в Сирии, в учебных лагерях «Исламского государства». А то, что Рашид наверняка с кем-то из уже задержанных пересекался на Ближнем Востоке, у Олега сомнений не возникало.

Парни из бывших республик СССР, с Северного Кавказа, из Татарстана, да и многих вовсе немусульманских городов России, попадали в одни и те же учебные лагеря псевдохалифата, их там распределяли по так называемым «домам» в зависимости от национальности и особенностей подготовки.

Если учесть, что Евкоев из Владикавказа, то с большой долей вероятности он повоевал в составе «Джамаат Имарат Кавказ». Боевиков обкатывали в Сирии в реальных боевых действиях, прежде чем заслать в Россию, Узбекистан, Таджикистан, Казахстан для подпольной террористической деятельности.

Из-за специфики работы военной контрразведки Олег сталкивался с проблемами ИГ и терроризма опосредованно – каналы поставок оружия боевикам, кража оружия, пластита и электродетонаторов с военных складов, попытки новоиспеченных игиловцев пробраться на объекты Минобороны с целью диверсии – вот область приложения энергии его отдела.

Оружие и взрывчатые вещества в магазине не купишь, только на нелегальном рынке – у «черных копателей» и у нечистых на руку военных, приторговывающих со своих складов. Для потенциальных террористов автоматы, пистолеты, гранаты, пластит и электродетонаторы – это орудие производства. Производства ужаса, паники и смятения среди мирных граждан…

Они не столько людей взрывают, сколько политическую ситуацию в стране раскачивают. Что это за государство, которое не может предотвратить и защитить? Вот на эту же мельницу льют воду агитаторы-провокаторы, внедренные в печатные и телевизионные СМИ. Если на руку террористам использовать для связи программное обеспечение «Телеграмм», «Ватсап», «Имо», значит, тут же на телевидении, по радио и в газетах поднимается волна активного манипулирования сознанием, борьба за мнимую возможность конфиденциально и свободно общаться. Пользуются тем, что сотрудники госбезопасности не станут раскрывать секретов оперативных разработок и материалов дел по десяткам террористов, задержанных и уже отбывающих срок, которые беспрепятственно контактировали со своими хозяевами и координаторами в Сирии, в Турции и других странах, с помощью «Телеграмм» и кодированных сообщений по «Скайпу» получали детальные инструкции, вплоть до схем самодельных взрывных устройств. Что же, возможно, конфиденциальность важнее человеческих жизней…

Олег, глядя на Евкоева, вот уже второй день своего безучастного участия в допросах пытался понять, что испытывает по отношению к этому человеку.

Когда Ермилов только начинал работать следователем, он считал, что подследственный – это враг и призвание следователя с ним бороться. Но в действительности борьба становилась приглушенной, словно раскаты отдаленного грома, уходила на задний план, подсознательный уровень, никак не связанный с взаимоотношениями и общением с подследственным. Допросы порой превращались в милую болтовню о том о сем, внезапно оборачивающуюся реальным сроком для собеседника Олега. Вроде посидели, пошутили, посмеялись, один поехал домой на заслуженный отдых, а другой, после суда, – в места не столь отдаленные. Поэтому Ермилова побаивались среди той части населения, что промышляла бандитизмом и мошенничеством, про него ходили слухи – к этому следователю лучше не попадать. Вежливый до дрожи, тихий, культурный, а сроки его подопечные получают самые большие, даже тогда, когда, казалось, можно отделаться условным и штрафом.

Вот и теперь Олег невольно пытался примерить к Евкоеву свою подзабытую методику как к обычному подследственному. Но как ни старался выискать в себе хоть крупицу симпатии, от которой можно было бы отталкиваться в построении линии поведения с Рашидом, так и не нашел.

Евкоев производил впечатление пришельца с другой планеты.

Когда Евкоева увели, Миронов отер круглое лицо клетчатым носовым платком и красноречиво развел руками.

– Кофейку? – он нажал кнопку на электрочайнике, стоящем на столике у окна.

Олегу не хотелось пить быстрорастворимую бурду, но он не стал обижать приунывшего Миронова.

Недавно Ермилов открыл для себя забегаловку-пельменную, где варили пельмени в точности, как в его советской юности, и всей душой и желудком рвался сейчас туда, однако продолжая сидеть на жестком стуле в допросной, разглядывая руки Антона Миронова. Следователь сосредоточенно насыпал в чашки гранулы кофе и сахар. У него на кистях рук отпечатались характерные светло-бежевые округлые следы одуванчика.

Ермилов представил себе следователя пропалывающим на даче грядки, облаченным в перчатки и фартук жены и еле сдержал улыбку.

– Антон Андреич, – Олег отпил обжигающий кофе с привкусом цикория, – мне сказали, что вы ведете несколько аналогичных дел. Вы не пытались поспрашивать других ваших подследственных о Евкоеве?

– В каком смысле? Они из разных групп и никак не связаны.

У Миронова покраснели лоб и шея, оттенив его светлые, выгоревшие на загородном солнце брови. Ермилов догадался, что Антону ситуация не по нутру – нарисовался тут контрразведчик, сидит над душой, лезет под руку да еще поучает. Но Миронов сдержался и добавил:

– Есть пара-тройка боевиков. Полагаете, надо показать им фотографию Евкоева?

Олег кивнул.

– Мне не совсем понятно, что это даст, – робко заметил Миронов. – Родственники его пытаются доказать, какой он честный парень. Через адвоката суют документы, раздобыли даже справку об аренде им квартиры в Стамбуле. Будто он не мог арендовать квартиру и уехать в Сирию. А так, собственно, и было.

Ермилов с начала войны в Сирии и возникновения этой головной боли – ИГ, от которой страдали все спецслужбы мира (конечно, те из них, кто не способствовал созданию ИГИЛ), успел вникнуть в механизм вербовки, обучения боевиков, их отправки на родину с целью ведения диверсионно-террористической деятельности. Он знал, что координаторы «Исламского государства» работают весьма профессионально в том, что касается легендирования нахождения боевиков в Турции.

– У него адвокатесса из правозащитного центра «Мемориал». Достала меня до печенок. Сует справки из «Баб-и Алем», что он обучался турецкому, и из закрывшегося уже агентства «Акросс Груп» тоже, вроде как работал он у них. К делу эту липу я приобщать, разумеется, не стану.

– Его ведь экстрадировали из Германии? Кто-то на него настучал, как я понял?

Миронов уклончиво повел головой.

Ермилова не посвящали в детали задержания Евкоева, но кое-что он знал, а остальное додумал, полагаясь на свой опыт, – Рашид еще не успел вернуться из Турции, когда на него уже завели уголовное дело в России, явно основываясь на чьих-то показаниях. Евкоев уехал из Стамбула в Германию, и там его взяли тепленьким и передали российской спецслужбе.

Сдавший Евкоева человек не фигурирует в деле. Вероятнее всего, сотрудник Управления по борьбе с терроризмом, составляя справку, основывался на донесении агента, общавшегося с Евкоевым в лагере «Шейх Сулейман», расположенного между Хаританом и Атмой в Сирии.

Агент и свидетелем быть вряд ли сможет, не захотят его светить. Вот если бы существовала высшая мера для террористов… А то ведь Евкоев рано или поздно выйдет из тюрьмы и сообщит сотоварищам, кто его сдал. Этого допустить нельзя. А потому следователю надо поставить дело так, чтобы хватило для суда доказательств участия Евкоева в незаконном бандформировании и без показаний агента. Задача не из простых.

Задумчиво и сочувственно глядя на круглолицего следователя, Олег начал догадываться, почему именно ему, Ермилову, Плотников поручил отработать информацию. Тут требовались навыки следователя. Олегу самому придется припереть Евкоева.

За время этих двух допросов Ермилов успел понять для себя главное – Евкоев серьезный противник. Он постоянно контролирует свои эмоции, крепкая нервная система, ясная голова. «Его явно готовили в ИГИЛ для серьезных дел и, возможно, для работы координатором в целом регионе, к примеру, на Кавказе», – решил Олег.

Ермилов по привычке про себя часто называл «Исламское государство» по-старому – ИГИЛ, хотя с конца июня 2014 года, после самопровозглашения халифата, аббревиатуру урезали до ИГ, уже без указания определенного региона, захваченного черной бесовщиной, прикрывающейся маской одной из великих религий мира.

Игиловцы теперь не ограничивались Левантом, странами Средиземноморья – от Турции до Красного моря. Им, наверное, мерещится, что они могут захватит весь мир. Они предпринимают все, чтобы добиться этого. И в Сирии действуют так же, как в Ираке…

Живет себе арабский городок своей жизнью: люди торгуют, учатся, молятся, пекут лепешки, а вдруг оказывается, что по соседству с ними обитает завербованный ИГИЛ человек. Он исподволь, ненавязчиво, но профессионально разговаривает с одним, с другим, внедряет в сознание идеи великого халифата с жесткими, но справедливыми законами, с жизнью моральной, не на западный пошловатый манер, когда абсурд правит миром, когда женщины перестали быть женщинами, мужчины – мужчинами, а вместо религии – прогресс, который удушающим захватом вцепился в горло своим взвинченным темпом жизни.

Игиловцы сами охотно пользуются достижениями прогресса, однако верхушку ИГИЛ устраивает, чтобы рядовые бойцы существовали как мухи, залипшие в сладости их медоточивых обещаний и в ожидании лучшей жизни. В этом прогорклом меду они как зомбированные продвигались от салята до салята, проводили часы в затяжных, монотонных переездах на пикапах с зушками в кузове, с ног до головы в пыли, готовые умереть в любой миг.

Такие соседи-проповедники, вербующие в ИГИЛ, предлагают золотые горы, а на самом деле в качестве альтернативы западным «ценностям» подсовывают средневековые и не менее абсурдные правила новой жизни.

Действуют исподволь, а затем начинается уже военное вторжение, после подготовительного периода. И вдруг в сирийских городах, куда вторглись игиловцы, местные узнавали, что соседи, с которыми они здоровались каждое утро и вместе с которыми ходили в мечеть, давно уже состояли в банде и являются «спящими» боевиками халифата.

Именно они указывали пришедшим в город головорезам, кто алавиты, кто сунниты, кто и вовсе не мусульмане… Убивали, правда, без разбора, но смерть суннитам – детям, женщинам, старикам – «дарила» пуля в лоб, алавитам же отрезали голову.

Постепенное разрастание сети вербовщиков подпольных филиалов ИГ происходит и в европейских городах. Теракты на грузовиках, давящих людей прямо в центре красивых столиц Европы, – это уже не что-то рядовое, а из ряда вон…

Что им старинные дома, скульптуры! Дикари под черными флагами неистово крушили древнейшие памятники культуры и религии в Пальмире и в других городах Сирии. В это же время под шумок руководители этих оголтелых фанатиков прятали и продавали на Запад самое ценное из древностей, едва успевая паковать в ящики и вывозить, как правило, через Турцию. Сбывали коллекционерам со всего мира.

Беженцы, наводнившие Европу, в толпе которых затесались игиловцы, легализовываются и получают пособие, ждут своего часа. Когда-нибудь этот час пробьет, и тогда черный флаг безумия и жестокости захлестнет и Европу. Готова ли она к этому?

Рашида игиловцы отправили в Германию вынужденно. Обучали ведь для диверсий в России, но поскольку его объявили в розыск на родине, то координаторы ИГИЛ поменяли планы в отношении него, рассчитывая, что немцы не выдадут Евкоева. Он мог стать там одним из многочисленных «спящих» боевиков. Они просчитались.

То, что он имеет высшее образование, то, что его игиловцы обеспечили надежным алиби, которое сможет разоблачить лишь предательство других игиловцев, задержанных в России, в том случае, конечно, если так повезет и они, паче чаяния, видели в Сирии Евкоева, – все это указывает на то, что готовили его всерьез и потратили немало денег на обучение и прикрытие.

С Рашидом можно будет поторговаться, если удастся раздобыть доказательства не просто его обучения в Сирии (это один срок – намерение стать террористом, которое карается не так сурово, как участие в боевых действиях в составе ИГ), а того, что он там воевал. В любом случае придется просить у Плотникова больших полномочий. Необходимо изучить детали дела Евкоева, чтобы найти к нему подход.

В справке, полученной Ермиловым от Плотникова, содержалась информация о том, что некий Ахмад сопровождал англичанина по территории учебного центра в Харитане. Вроде как выполнял роль его гида или, может, даже телохранителя.

Англичанин интересовался процессом подготовки, затем уединялся с командирами в штабе. Это происходило неоднократно. После приезда англичанина группы боевиков, еще толком не обкатанные, кидали в бой в разных районах, где возникала опасность прорыва правительственных войск на территории, подконтрольные черному халифату.

С этих выездов многие возвращались в кузове под брезентом бездыханными. А тех, что уцелели, слегка подбадривали финансово, наркотиками, «запрещенными» на территории халифата, и кормили обещаниями райской жизни. Правда, в джаннат они попадут только после героической гибели.

Некоторые из боевиков, осознавшие, что черный халифат замешан на нефти, деньгах, масштабном обмане, грабеже и убийствах, пытались бежать. Но из этого предбанника рая удрать было совсем непросто. Затаскивали обратно силой, казнили демонстративно или держали в темных тесных бетонных камерах, пытали, морили голодом, удовлетворяя свои садистские наклонности.

Иногда после приезда англичанина группы боевиков перебазировались (это, как понял Олег, агент, писавший справку, узнавал по косвенным признакам – сплетничал с другими игиловцами на боевых выездах), а той же ночью или на рассвете место их предыдущей дислокации оказывалось уничтоженным российскими бомбардировщиками.

Автор справки подразумевал, что именно англичанин привозил свежие разведданные руководству учебного центра.

Еще сидя в кабинете Плотникова, под его пронизывающим взглядом читая эту справку, Олег подумал, что дело бесперспективное, догадался, какое будет задание. И не ошибся.

Необходимо установить личность загадочного англичанина, то и дело наведывающегося не только в Харитан, но и, по-видимому, в другие районы, где обосновались боевики ИГ, понять, на каком этапе происходит утечка о наступлениях правительственных войск и авиаударах Российской армии.

Рашид Евкоев – единственный человек на данный момент, который мог дать бесценную информацию об англичанине. Именно Рашид в Сирии фигурировал под псевдонимом Ахмад.

Агент еще особо отметил в справке, что англичанин опасен. Ездит на пикапе, забитом оружием, с пулеметом в кузове. Сопровождает его крепкий парень. «Ему нечего терять, и за ним стоят, по-видимому, серьезные люди», – заключил агент, а делавший для военной контрразведки выжимку из его донесения сотрудник Управления по борьбе с терроризмом посчитал, что эту фразу стоит включить в справку.

***

Олег вышел из следственного изолятора «Лефортово», вздохнув с облегчением. На улице было даже прохладно. Вроде собирался дождь, небо серело над верхушками старых тополей, окружающих забор изолятора, словно неумелый художник, не дав просохнуть зеленой акварели, которой прорисовал кроны деревьев, стал рисовать небо, и все смешалось. Но по прогнозу дождь не обещали.

Сегодня Ермилов являлся счастливым обладателем красной «Ауди». Он отбил утром ключи от машины у Люськи, пообещав докрасить террасу в их многострадальном финском дачном домике.

Людмила, как хан Батый, требовала от него этой малярной дани каждый год. Спорадические действия Олега приводили к тому, что, купленные одним летом и не использованные сразу, банки с краской засыхали, на следующий сезон покупались новые, уже слегка другого оттенка, и домик напоминал картины импрессионистов – на его фасаде царили аляповатость и буйство цвета.

Машину Люська приобрела под себя (выбрала и цвет, и модель), на свои адвокатские гонорары, и хотя настаивала, что машина все же семейная, в распоряжение Олега «Ауди» попадала крайне редко. Да он особо не переживал и чаще ездил на метро.

Однако еще на вчерашнем допросе Ермилов запланировал сегодня встретиться со старым другом в связи с делом Евкоева.

Доехав до Лубянки, Олег заглянул в кабинет к своему заму. Тот сидел за массивным письменным столом, уставившись в экран компьютерного монитора воловьими глазами с поволокой.

– Вадим, меня никто не спрашивал?

– Кому ты нужен? – пробурчал флегматичный Вадим машинально, но тут же спохватился: – Из головы вылетело. Тебя разыскивал начальник английского отдела. Просил зайти срочно, как только ты появишься.

Григорьев был помоложе Олега, но выглядел, пожалуй, старше. Пухлые щеки, прядь черных волос, тронутая сединой, то и дело сползавшая на глаза, придавали его лицу выражение человека, который любит поесть и не любит работать. На самом деле подполковник Григорьев отличался аналитическим складом ума, исполнительностью и настойчивостью.

Поглядев на него, Ермилов прикинул, стоит ли подключать Вадима к проверке по англичанину, скрытому завесой расстояния, тайны и времени, отделявших Олега от объекта его разработки.

Все эти факторы, особенно расстояние и время, становились песчаной бурей, крупицами песка, раздражавшего, застилавшего глаза, но не складывающегося пока хоть в какое-то подобие силуэта, какое удается изобразить песочным аниматорам, рисующим песком на подсвеченном стеклянном столе.

«Я буду строить песчаные замки из предположений и надеяться, что, когда дострою, они не рассыплются от одного лишь недоверчивого вздоха Плотникова».

Олег решил все же заглянуть к Тимохину. Тот теперь возглавлял английский отдел, после того как Сорокин (первый начальник Ермилова в ФСБ) ушел на заслуженный отдых.

«Срочно! – мысленно ворчал Ермилов. – Я ему не подчиняюсь. Что Тимохину вдруг приспичило?»

В кабинете Тимохина его ожидал сюрприз. Там сидел Сорокин собственной персоной. Его борода совсем поседела, а карие глаза все так же живо и азартно блестели.

– Сергей Романыч, вот так встреча! – Олег кивнул Тимохину и пожал руку привставшему Сорокину. Тот улыбался, но чуть натянуто. – Всегда вас добрым словом вспоминаю. С вашей же подачи я тут работаю.

– Ладно, чего там, – стушевался Сорокин. – Я ведь, Олег Константиныч, не случайно, что называется, на огонек заглянул. Вот Юрий Ильич меня вызвал, а затем и тебя.

Ермилов сообразил сразу: если дело касается его и Сорокина, значит, речь пойдет о начале 2000-х годов. Именно тогда Олег работал под началом Сергея Романовича. И пожалуй, только два крупных дела могли заслуживать особого внимания – Дедов и Кедров. С Кедровым все было внятно, закончилось тем, что Кедрова посмертно наградили. А вот в деле Дедова оставалось много мутных болотистых мест, в которые Олег не хотел и тогда влезать, да и теперь.

– Речь о Дедове?

– Ты что-то знаешь? – Сорокин и Тимохин переглянулись.

– Обыкновенная логика, – пожал плечами Ермилов. – А что там может быть нового? Дедов – предатель, и он мертв, покончил с собой, и это не вызывает сомнений. Известия о Ричарде Линли? Так мы с ним, к счастью, никак больше не пересекались после дела Кедрова. Я только узнал, что именно Линли от МИ6 выходил на контакт с предателем Петровым в Болгарии.

– Петров – это лейтенант из НИИ Минобороны? – припомнил Юрий Ильич. – Нет речь не о Линли. Тут дело поделикатнее и серьезнее.

Тимохин человек слегка грузный. Крупный мужик, и конституция у него солидная. Ермилов, сдавая положенные спортивные нормативы, не раз наблюдал, как Юрий Ильич страдает на беговой дорожке. И вроде бы надо держать себя в тонусе (Олег спорт уважал), но в их профессии все же главное – мозги и быстрая умственная реакция, а не физическая.

– Тогда остается одно – Кадровик, – вздохнул Ермилов и попал в точку, судя по вздрогнувшему Сорокину и оживившемуся начальнику английского отдела.

Олег несколько лет назад невольно подставил этого самого Кадровика – Виктора Сергеевича Серова, мимолетно упомянутого предателем Дедовым, подозревавшим, что Кадровик тоже завербован МИ6. Серов, как позже догадался Ермилов, наш разведчик. Но еще не зная об этом, Олег в разговоре со своим приятелем Алексеем Руденко, тогда офицером безопасности посольства РФ на Кипре, сказал о Викторе Сергеевиче несколько резких слов, считая, что его надо плотно разрабатывать, а это отчего-то не происходит. А разговор прослушали англичане, их SAS ШКПС – техническая разведка, занимающаяся радиоперехватом.

Российской разведке из-за болтовни Ермилова пришлось тогда осуществлять глубокое прикрытие Серова. Сперва его посадили в тюрьму, осудив по статьям «госизмена» и «шпионаж», а при первом удобном случае обменяли, «отдали» англичанам, на которых Виктор Сергеевич и работал до тюрьмы, с начала 90-х годов, намеренно подставившись под вербовку по заданию российской разведки.

– Ты о нем еще с кем-то говорил? – хмуро спросил Тимохин.

– Никак нет. Мне хватило прошлого раза, да и то по неопытности. И выговор я тогда получил, – «очередной», мысленно добавил Ермилов.

– «Никакнетом» не отделаешься, – грустно пошутил Сорокин. – С нас всех требуют объяснительные. И ты, и я были невольно осведомлены об истинной сущности Серова.

– Его что, там накрыли? – предположил худшее Олег, похолодев.

– Типун тебе на язык! – пожелал Сорокин. – Просто он в очередной шифровке выразил некие опасения за свою безопасность.

– В чем это проявляется? – недоумевал Олег.

– Ну нас в детали не посвящали, – Тимохин поджал пухлые губы, как обиженный мальчишка. – Однако что-то его здорово беспокоит, раз он решился сообщить об этом в Центр. Серов тревожится – не мог ли кто-нибудь его тут слить, как говорится, вольно или невольно.

– Я про него с тех пор ничего не слышал, – развел руками Олег.

– Вот об этом и напиши, не рассусоливая. Кратко. Я уже, – Сорокин постучал ногтем по лежащему перед ним листу бумаги.

– Почему они его не отзовут? Что его там удерживает? Семья?

– Жена у него умерла, и сын не так давно. Дочь в Москве.

***

…Ермилов поручил Вадиму оставаться «в лавке» за старшего, а сам, пока шел по пружинящему полу коридора до своего кабинета, набрал знакомый номер на сотовом.

– Богданыч, приезжай на корт, растрясем жирок.

– Твой? – ядовито отреагировал Славка.

Слышались голоса рядом с ним. Наверняка какое-то совещание. Он же теперь в Министерстве внутренних дел, генерал. Успел уйти туда на повышение до того, как УБОПы приказали долго жить. Курирует Северный Кавказ.

– Ну и мой, – покладисто согласился Олег. – Через час сможешь? Я корт забронирую. Да и поболтать надо о том о сем…

– У-у, – протянул Богданов. – О том о сем только по официальному запросу. Твое то и се оборачивается для меня обычно головной болью и беготней. Я уже это проходил… А через час я смогу. Надо же помочь товарищу держать себя хоть в какой-то более-менее подобающей форме. А то, глядишь, уволят за несоответствие. Кроссовки брать для грунта или в зале будем играть?

– На улице, – буркнул Ермилов, понимая, что Богданов воображает себя забронзовевшим. – Кончай хохмить и ракетку не забудь!

***

Тополя окружали четыре грунтовых корта плотной любопытной толпой, в их кронах еще и пернатые зрители присутствовали – воробьи и вороны. Они то и дело вылетали из гущи деревьев, отвлекая теннисистов. Взгляд невольно провожал не мяч, а птицу.

Деревья отделяли корты от дороги и создавали камерную обстановку, словно и не в центре города. Но тополя сыпали листья, пух и ветки на грунт…

В ожидании Богданова Олег с удовольствием расчистил линии специальным роликом-щеткой, разровнял грунт волокушей и теперь поливал из шланга слишком сухое покрытие. Предыдущие игроки за собой не убрали.

– Дождь накликаешь! – крикнул от сетчатой калитки Богданов.

Бывший собровец и без того отличался массивной фигурой и широкими плечами, а с возрастом стал еще крупнее и шире, отрастил и небольшой генеральский животик, почти незаметный под широкой сине-серой футболкой под цвет синих шорт до колен.

На плече Вячеслава висела красно-белая спортивная сумка, из которой торчала ракетка с довольно замызганной бежевой обмоткой.

Богданов последние года два отращивал усы, наверное, для солидности, стриг он их небрежно, и правый ус казался чуть длиннее левого. Славка так и не женился. Путался с какой-то официанткой из министерской столовой, но ни с кем ужиться в своей берлоге не мог.

Он присел на металлический стул, скрепленный с двумя такими же в подобие скамьи, на одном из них было мягкое кожаное сиденье. Рядом стоял круглый металлический столик. На него Богданов выставил пару бутылок с водой. Он вытянул длинные ноги, с наслаждением наблюдая, как полковник ФСБ трудится, вооружившись шлангом.

Олег почувствовал, что друг заважничал, и обдал его водой из шланга. До Славки долетели только несколько брызг, он показал здоровенный кулак Ермилову, поднявшись, взял ракету, как биту закинув на плечо, и вразвалочку пошел на свою сторону корта, пообещав:

– Я тебя разделаю под орех.

Следующие полчаса Вячеслав пытался расстрелять верткого полковника теннисными мячами, но тот ухитрялся отбиваться, и Богданов аж рычал.

Наконец он, изможденный, сел передохнуть и выпить воды. Олег встал напротив, постукивая себя ракеткой по ноге. Он в отличие от курильщика Богданова даже не запыхался.

– Славка, ты же на Кавказ часто ездишь?

– Зубы не заговаривай. Выкладывай, в чем дело. Я инспектирую своих, ментов, а не шпионов и не военных, торгующих государственными секретами.

– Шпионов мы сами проинспектируем, – Олег сел рядом и бесцеремонно отобрал бутылку воды у Богданова, отпил немного. – У тебя есть во Владикавказе надежные люди?

– Еще ближе к делу, – вздохнул Богданов, разглаживая усы.

– А у этих твоих людей должны быть информаторы, – намекнул Ермилов.

– У ваших людей они тоже есть. Чем мои лучше?

Олег помялся и все же объяснил:

– Наших я задействую, это само собой. Но у нашего Департамента определенный контингент информаторов, который лишь косвенно, а то и вовсе не сможет мне добыть то, что я ищу. Для получения более детальной информации придется задействовать людей из другого Управления. По борьбе с терроризмом.

– Конкуренция? – догадливо покивал Слава.

– Не совсем. Свою агентуру все берегут как зеницу ока и полученные сведения профильтруют до состояния жиденького супчика, а навар весь себе оставят.

– Оно и понятно. Не захотят, чтобы оставался хоть намек на то, кто их агент, а во-вторых, себе галочку поставить никто не откажется. А тебя, выходит, интересует что-то связанное с терроризмом?

– Ну не так глобально. Давай еще пару геймов. Кто подает?

Богданов проиграл гейм и подошел к сетке. Постучал по ее кромке ребром ракетки:

– Так что нужно-то? Официальное поручение будет от Конторы?

Олег подкинул мяч на ладони, рыжеватый от налипшего на него грунта:

– Формалист ты Славка. «Будет вам и белка, будет и свисток…» К счастью, ты тогда в Чечне не был таким занудой и не требовал у меня заверенной прокурором санкции, чтобы вытащить меня из-под огня. Иначе я бы кровью истек.

– А надо было. Это из-за контузии на меня умопомрачение нашло. Знал бы, что ты за жук, не стал бы, а теперь ездишь на мне, как на муле.

– Жук-наездник? – Ермилов вспомнил очередную информацию из курса пятого класса. – Откладывает яйца в насекомых. А его личинки потом сжирают это насекомое. Кстати, эти наездники полезны для сельского хозяйства, потому что из-за них гибнут вредные насекомые, на которых они паразитируют.

– Тьфу на тебя! – сказал Богданов, брезгливо передернув плечами. – Какие, к лешему, яйца?! Ты мне зубы не заговаривай. Может, ты и полезен для сельского хозяйства, но мне от тебя одна головная боль. Если будет официальный запрос от вас, то где гарантия, что именно мне поручат этим заняться?

– Ты Кавказ курируешь. Я сделаю так, что поручат тебе.

– Это тоже проблема! – продолжал жаловаться Вячеслав. – Пойдут разговоры, дескать, я с твоей Конторой связан, раз мне уже личные поручения дают…

– Вымогатель ты, Славка! Будет тебе в выходные шашлык на даче и к шашлыку… Только спать будешь на чердаке. Ты в прошлый раз диван на первом этаже продавил, лось.

– Это он мне в бок пружиной двинул, до сих пор болит. Давай играть. И можешь в качестве аванса проиграть мне.

– Мечтать не вредно.

Олег сделал два эйса в гейме – подал неберущиеся мячи – и выиграл сет.

Богданов повесил полотенце на шею и снова пробормотал:

– Тьфу на тебя! Зато я – генерал.

Они оба рассмеялись и пошли в раздевалку вдоль кортов по узкой дорожке с серым специальным покрытием, напоминающим наждачную бумагу. Их оплаченное время вышло.

– Будет тебе завтра официальное поручение.

– А конкретно что нужно? – Богданов моргал голубыми глазками богатыря, который вылез из древней сказки и готов выполнять любую просьбу, попутно сокрушив огнедышащего дракона и переломав пару гектаров реликтового леса.

– Есть один тип, он задержан, сидит у нас в «Лефортово». Мне позарез нужны связи этого парня во Владикавказе до его отъезда в Турцию. Одноклассники, соседи, друзья по интересам – спорт…

– Шашки, сбор марок в промышленных масштабах… – ернически подхватил Славка. – Все это без сверхусилий могут узнать и ваши люди. Я тебе на кой сдался?

– Не ты, а ментовские информаторы. Чем шире мы раскинем сеть, тем быстрее выловим необходимое. Он наверняка поддерживал связь с кем-то во Владикавказе из прежних дружков. Звонил, переписывался и так далее, и тому подобное. Этот парень не мог не иметь кого-то, кому доверял самое сокровенное, и это явно не родственники и, может, даже и не школьные друзья, и не институтские. Кто-то из новых приятелей.

Богданов подергал себя за кончик носа, задумавшись.

– У меня есть дела в том районе, самому, что ли, прошвырнуться во Владик в командировку? К тому же там Сеня Костюченко. Помнишь его? Он, правда, был не в моем отделении… Но когда ты лазил по Грозному со своей следовательской папочкой под мышкой, он тоже таскался с тобой пару раз, охранял. Здоровяк такой, с оспинами на лице.

– Смутно, – пожал плечами Олег. – Но надеюсь, твой Сеня оброс там связями? Он давно на Кавказе?

– Он оброс бородой, – хрюкнул Богданов, подавившись смешком. – Выглядит как абрек.

– И ведет партизанско-разбойничий образ жизни? – пошутил Ермилов и, увидев недоумение на лице Вячеслава, добавил: – Я к тому, что он абрек. Ну ладно, шутки шутками, а мне необходимо получить результат как можно быстрее.

– Если я буду понимать, в чем соль, это упростит задачу. Он ведь сидит уже, зачем на него компромат? – Богданов толкнул дверь в раздевалку и бросил сумку на низкую скамью, открыл свой шкафчик и поглядел на друга поверх дверцы.

– Он получит срок в любом случае. Просто сейчас парень отпирается от участия в НВФ[2]. Следователь докажет, что он был в Сирии, это не вопрос. И что готовился к террористической деятельности, возможно. Однако он там воевал, а не только обучался, на его руках кровь сирийцев. Такие люди, как правило, хвастуны. Надо найти, кому он изливал душу, и заставить их говорить. Нет-нет, вряд ли закадычные друзья. Наслаждение от слушателей получаешь тогда, когда они тебе завидуют или сопереживают. В любом случае его слушатели – потенциальные террористы. Но для нас интереснее завистники – они с охотой дадут показания, которыми я его припру и взамен получу информацию.

– Хоть кого-нибудь найти бы… И не забывай про менталитет гордого кавказского народа – своих не выдают.

***

После тенниса хотелось спать, но Ермилов поехал обратно на Лубянку, таращась сонными глазами на дорогу, а чаще на стоп-сигналы едущей впереди машины. Спасало от сонливости радио, которое бравурно сообщало о пробках и о том, что снова будет дождь и еще больше похолодает.

Неуловимое московское лето в сером дождевом плаще пронеслось по городу, деловое, надменное, оставляя мокрые следы на асфальте…

К вечеру скапливалась информация от сотрудников отдела. Те, кто выезжал в течение дня по делам, возвращались и докладывали. К тому же Олега тревожило, как Плотников отреагирует на его инициативу с особым поручением Богданову.

Генерал наградил Ермилова отрешенным взглядом поверх очков, когда тот заглянул к нему в кабинет. В стеклах очков отражался свет настольной лампы зеленоватым блеском и ожидающий решения Ермилов с встрепанными после душа и уже высохшими волосами.

– С Евкоевым глухо? – уточнил Плотников.

– Как он может откровенничать про англичанина, если не признает сам факт того, что был в Сирии?

– Хочешь с ним поторговаться? Англичанин взамен смягчения судебного решения? За содействие следствию и все в таком духе? Ладно, – Плотников отпил из большой фарфоровой кружки чай.

Олег смотрел на параллельно лежащие на столе справа от шефа карандаши, вспомнив, что параллельные прямые лежат в одной плоскости и не пересекаются. «Евкоев видел англичанина на Ближнем Востоке. Теперь Евкоев здесь, и мы можем общаться с ним, однако это пока не значит, что я могу узнать от него что-то об англичанине и что Рашид станет связующим звеном. Вот тебе и параллельные прямые!»

– Ты действуешь по трем направлениям. Первое – поручение Богданову. Второе – подключи к делу Григорьева, пусть напряжет наших коллег в североосетинском ФСБ. А третье – это по части следственной работы. Миронов опросит задержанных игиловцев – фигурантов по другим делам. Ты же ему посоветовал это сделать? Ну а как тебе показался Евкоев?

– Такой глотку зубами перегрызет. Он упорный, неглупый, грамотно просчитывает ситуацию. Не особо его пугает то, что происходит. Словно бы его готовили к такому развитию событий. Мне кажется, из Рашидика лепили не простого боевика. Руководителя. Он, как Абу-Бакр аль-Багдади, начнет вербовать сторонников на зоне.

– Это ты махнул. Он не Абу-Бакр. Но, согласен, не мелкая сошка. Засадить бы его лет эдак на …адцать, – Плотников с недовольством покосился на Олега, – но с твоими наполеоновскими планами от срока останется один пшик. Лет шесть.

– Надо чтобы и планы еще реализовались. Вам же понадобился этот англичанин.

Плотников помолчал, что-то прикидывая, и, постучав костяшками пальцев по листку той самой справки, копия которой находилась у Ермилова, сказал:

– Англичанин светился и раньше. Из других источников было известно, что он появляется то тут, то там на позициях игиловцев, в их учебных лагерях. До нас долетало эхо его перемещений. Но никаких деталей. А тут вдруг к нам в руки попал человек, который не только его мельком видел, но и сопровождал. Знает приметы, мог слышать обрывки его разговоров с руководством учебного центра.

– Англичанин из МИ6?

– Вероятнее всего. Но для кадрового разведчика действует слишком топорно, раз уж от его телодвижений такие круги по воде пошли.

– То, что я уловил из справки, так сказать, между строк, – это не топорная работа, а типичная для англичан наглость.

– Этого у них не отнимешь, но их профессиональные разведчики действуют все же тише. Когда я был в Лондоне… – Плотников бросил быстрый взгляд на Ермилова и осекся. – Впрочем, это к делу не относится. Мне тут вдогонку сообщили еще кое-что про англичанина. Приезжал он на машине с эмблемой «Белых касок». Даже если это совпадение… – генерал пожал плечами. – Я уже давно перестал верить в совпадения. Чем немыслимее совпадение, тем железобетоннее закономерность, которая привела к подобному «совпадению». Правда, выясняется это не сразу, порой спустя годы. А поначалу кажется почти чудом, божественным провидением.

Ермилов с любопытством посмотрел на шефа. Шутит тот или углубился в свои персональные переживания и философствования? «О своем, о девичьем»…

– Ну в общем, связь Ле Мезюрье с английской разведкой и раньше не вызывала сомнений… – Олег достал из кармана блокнотик и по привычке стал рисовать там геометрические узоры. Он считал, что это способствует умственной деятельности, хотя ехидная Люська утверждала, что рисование каракулей на салфетках – это признак невроза.

– Ле Мезюрье? – переспросил Плотников, словно пробовал фамилию на вкус. – А ну да. Организатор этой банды в касках. Отставник британской разведки.

– Он организовал ее в Стамбуле. Там всегда гужевались английские шпионы в большом количестве, и Джеймс – не исключение. Но не по своей же инициативе он занялся «гуманитарной» деятельностью. Проснулся утречком рано от криков чаек и муэдзинов под окном дорогого отеля с панорамными окнами, поглядел на Босфор в дымке, почесал пузо и его осенило.

Плотников кивнул с кислой улыбкой. Он с самого начала понял, что переданная в ДВКР справка потянет за собой нечто неудобоваримое, сложное для исполнения, требующее ермиловской недюжинной настырности, дотошности и его энциклопедических знаний.

***

Рыжая, как мать, Наташка со светло-серыми отцовскими глазами – та еще штучка. Разбила пластинку и спряталась в детской за аквариумом, опасаясь справедливого гнева пришедшего с работы отца. Ермилов – большой любитель виниловых пластинок. Над уцелевшей коллекцией еще советских дисков он, «как Кощей, над златом чах». Особенно оберегал любимого Высоцкого.

Но по поводу Наташкиного бесчинства Олег только вздохнул, собрал осколки пластинки в совок и понес выбрасывать на кухню, где в предвкушении домашней разборки сидел Петька, уплетая гречку с мясом.

Он для всех оставался Петькой, хотя ему было под тридцать. Петр защитился по детской кардиологии и работал в Морозовской больнице. Завалил полку на кухне, где любил сидеть вечерами под бубнеж телевизора, книгами по медицине – «Анатомия дыхательной системы и сердца», «Заболевания сердца у новорожденных и детей раннего возраста», «Детская кардиоревматология»…

Олег Константинович ворчал, что обедать, глядя на корешки подобных книг, вредно для пищеварения. Однако на аппетит Петра названия книг не влияли, он у него всегда оставался отменным.

Скептически усмехнувшись, Петька указал вилкой на черные осколки пластинки и заметил:

– Все этой свиристелке Наташке с рук сходит. Меня за разбитую пластинку ты наверняка бы выпорол. Кстати, если мне не изменяет память, так и было однажды…

– Тоскуешь по прежним временам? – охладил его Олег. – Женился бы ты, что ли, – он решил спустить пар на сына. – Бери пример с Васьки, – Олег говорил о своем втором сыне. – Того и гляди, дедом меня сделает. А ты все ворчишь, соревнуешься с одиннадцатилетней девчонкой так, словно тебе самому лет десять.

– Ты меня из дома гонишь? – нахмурился Петька.

– Сиди уж! – отмахнулся Ермилов, испытывая жалость к сыну.

Петр и Васька – ровесники, двойняшки. Но Васька, никогда не отличавшийся бойкостью, довольно наивный и добрый парень, быстро создал собственную семью. Пошел по стопам родителей, окончил юридический и работает юристом в крупной компании, купил квартиру, путешествует со своей Леной по миру, привозит сувениры, которые занимают уже целый стеллаж у родителей в коридоре.

Петька же, разгильдяй и хулиган, в натуре которого ничего для Олега не предвещало склонности к научной деятельности, в последних классах школы вдруг взялся за ум и теперь уже собирался защищать докторскую. Однако наука поглотила его настолько, что он стал вести замкнутый и почти аскетичный образ жизни. Помогал родителям с Наташкой, когда не дежурил в больнице, делал с ней уроки, ездил с семьей на дачу.

Олег удовольствовался остывшей гречкой с мясом и заперся в спальне. Ревниво поглядывая на настенные часы, подаренные ему бывшим шефом из английского отдела, Ермилов думал, что Люська слишком уж усердствует в своей адвокатской конторе.

Мысли, как нарочно, пошли в нелицеприятное для жены русло. Воображение рисовало состоятельного клиента Люськи в шикарном костюме с кожаным итальянским портфелем и золотой перьевой ручкой, колпачок которой выглядывает над краем кармана. Он обязательно обольстится ее зелеными глазами и рыжими волосами, бледной мраморной кожей…

Ермилов включил телевизор, стараясь отвлечься от непрошеных мыслей, и наткнулся на актуальную тему, которую муссировали несколько «политологов». Про себя Олег, посмеиваясь, считал этих «экспертов» новой усовершенствованной моделью бабок на лавочке у подъезда. Они, бабки, смогли бы подсветить любую проблему не хуже модных нынче политологов.

В дискуссии упоминали про химические атаки в Сирии, якобы произошедшие нынешней весной – 24, 25 и 30 марта. Про бомбардировку рядом с Эль-Латамной (провинция Хама) боеприпасами с зарином и хлором. Никто не погиб, но семьдесят человек пострадали. Сообщили об инцидентах «Белые каски». Через неделю госсекретарь Рекс Тиллерсон обвинил Россию, что она не контролирует Сирию в вопросах химоружия.

Все было разыграно как по нотам – фальшивые отравления, выступления активистов «Белых касок» с обвинениями сирийских правительственных войск, затем заявления официальных представителей американских властей. Тривиально, даже примитивно, однако подходяще для воздействия на среднестатистическую общественность.

По такой же схеме американцы действовали и в апреле. Сначала 4 апреля в Хан-Шейхуне в Идлибе был нанесен удар авиабомбами с зарином по позициям «Хайат Тахрир аш-Шам». Погибло семьдесят четыре человека, более пятисот пострадали. По всем мировым каналам снова показывали инсценированные «Белыми касками» сюжеты про то, как они отмывают несчастных пострадавших водой от химоружия, не используя костюмы химзащиты и противогазы.

По мнению российских военных специалистов, отравление было, а произошло это потому, что сирийская авиация разбомбила склад террористов с химическим оружием. Но эту версию не приняли во внимание, и 7 апреля американцы сбросили пятьдесят девять ракет на авиабазу «Эш-Шайрат».

Правда, ракеты в большинстве своем заблудились по пути и не долетели до цели. Десяток солдат, раненных осколками, шесть разбомбленных МиГ-23 и девять ангаров. Все. Запугивали? Или вовсе не умеют воевать?