Книга слов. Неизданные стихи и странности E-Book

Борис Гребенщиков

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Poesie und Drama
• Serie: Мастер Слова
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 80

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГРЕБЕНЩИКОВЫМ БОРИСОМ БОРИСОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ГРЕБЕНЩИКОВА БОРИСА БОРИСОВИЧА. Борис Гребенщиков — легенда русской рок-музыки, художник, переводчик, музыкант и поэт, основатель и лидер группы «Аквариум». Эта книга — сборник стихов, прозы и литературных «странностей» разных лет от Бориса Гребенщикова. Традиции классиков русской литературы на ее страницах переплетаются с хорошо узнаваемым уникальным стилем автора. Эта книга — возможность открыть новые грани интересного и загадочного творчества Бориса Борисовича. Многие стихи и «странности» в этой книге издаются впервые. 5 причин прочесть: 1. Большая часть произведений публикуется впервые (не тексты песен). 2. Уникальный узнаваемый стиль автора. 3. Стихи, проза и даже пьеса в лучших традициях русских классиков. 4. Отличный подарок поклонникам БГ и группы «Аквариум». 5. Качественное и хорошее издание.

Leseprobe

Борис Гребенщиков Книга слов. Неизданные стихи и странности

Мастер слова

© Б. Б. Гребенщиков, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Стихи

Стихи из «Зелёной книги»

«Я пропою Вам этот вечер…»

Я пропою Вам этот вечер,Которого короче нет;В нём ветру верилось, что веченОктябрьский зябкий силуэтКаналов, окаймлённых в окна;Закутав замки волшебством,Прощалось небо неохотноИ снова притворялось сном,Где, примеряя наши судьбы,Приняв наш образ и печаль,Молчали, в нас вживаясь, судьи;Мы ж начинались от начал,Столь заповедно веря в сумрак,Сулящий пальцы наши сплесть,Непостижимые, как суммаПервопричин; казалось – естьОпять начало.

«Черновики осточертели…»

Черновики осточертели,Исчерченные зло и зря.В моей купели нет апрелей,Зато по горло октября.Неужто кровь пускал впустуюСловам – и в строки хоронил,И время верить в то, что сдуетМеня и след моих чернил,Когда из всех концов реальнейНапиться небом допьянаИ – горизонт в груди как рана —Себя не ждать и петь до дна?Не знаю синтаксиса истин,Читаю выцветшие письма,А мир в горстях неоспорим,И что – ну что мне делать с ним?

«Вы запрещены…»

Вы запрещены.Но наперекрёстВы освещеныНерождённых звёздСветом. НапролётСпеты, но не доМузыки. Вы лёд;Лишь бы подо льдом —Кровь. Не прикоснуть —Счастье: значит вамПосвящать, как сну,Буквы. Значит впрямьПерехлёстнут холстНедойдённым. ТакВысоко, что больВ парусах. СпектакльДля других, но крикЗаперт смехом. Вас —Не спасать – топить,Пусть не мне, а – красть,Лёд навзрыд. Не мне:Так на том и жив,Что – кому умнеть,А кому – ни лжиНет, ни правды – ноМузыка. И впредьГорькое виноИ – не глядя – петь.

«Кропотливая мука – заламывать строки…»

Кропотливая мука – заламывать строки,Словно руки. И руки, как строки, хранитьВзаперти для того, что в словах, как в остроге,Если петь, то как жить; если жить, то границ,До одной, не считать за достаточный довод,Сомневаться в правдивости избранных звёзд.Если жить, то бездоннейшую из бездонныхПочитать за резон. Если петь, то взахлёстГоризонт, как гортань, перехватит анапест,И дописывать слово чернилами венСтанет честью. И выйдет реальность на папертьРазжимать – не разжать – зачарованных век.

«Собирать на венок безымянности улиц…»

Собирать на венок безымянности улицСтало хлебом насущным. Отпет, как свеча,Беспросветно потухший, он выйдет, ссутулясь,Чтобы слоги свои собирать и молчать,Чтобы вызубрить самых бесхитростных истин,Бесполезных, как мир, немудрёную ложь.Но пока не погашена рукопись листьевИли снег как страница – его не спасёшь.Не докажешь, что нет убедительней камняМатерьяльности. Он недоверчив, как Гамлет,Нашим доводам. Только – что Гамлету прах —Всё ему чьи-то губы горят на губах.

«Не крамола, не грамота…»

Не крамола, не грамотаОхранная, не страх —Моя строка ограненаСлучайностью листа.Не правило, не исповедь,Но чистым небесамНеистовая искренность,Что и не написать,А, задыхаясь, заповедь:Коснуться рук и плеч.Настолько первозданная,Что жить – не уберечь,А растранжирить по ветру,Строкой, смычком, холстом,Губами. Мы – не по миру,А по небу. На томСтоим.

Из книги «Петербург»

«Я позвоню с угла…»

Я позвоню с угла,Продрогший вплоть до губ.Я не умею лгатьВ такой мороз, но лгу,Что где-то заждались,Что просто позвонил,И трубку на рычаг,Как голову сплеча.

«Не средь далёких странствий…»

Не средь далёких странствийМы обретём покой —Мы перейдём ФонтанкуИ побредём домой,Где «Беломор» не гаснет,Не остывает чайИ где за словом «Здравствуй»Не следует «Прощай».

Иннокентий (Хроника в семи частях) (написано совместно с Маратом)

Иннокентий Едет В Трамвае

Иннокентий садится в последний трамвай,Где кондуктора нет и в помине.Семь голодных мужчин там едят каравай,Увязая зубами в мякине.Иннокентий рассеяно смотрит вокруг,В рукаве его теплится свечка.Семь раздетых мужчин примеряют сюртук,На лице у седьмого – уздечка.Пожилая ткачиха желает сойти,Гневно машет большими руками.Семь бегущих мужчин на трамвайном путиЗатевают дуэль с ездоками.Иннокентий стреляет в пустое окно,Прижимаясь к прикладу предплечьем.Одному из мужчин прострелили сукно,Шесть отделались лёгким увечьем.Пожилая ткачиха без чувства лежит.Иннокентий задумчиво дремлет.Над трамвайным путём чёрный ворон кружитИ искре электрической внемлет.

Полтораки Наносит Иннокентию Визит

Полтораки – повеса, мошенник и плут —К Иннокентию в двери стучится.В сей парадной соседи давно не живут,Но порою приходят мочиться.Иннокентий задумчиво пьёт молоко,Таракана узревши во мраке.На душе его мирно, светло и легко,Он не хочет впускать Полтораки.Даже если он двери откроет ему,То, наверное, кинет поленом,Или, если полена не будет в дому,Между ног ему двинет коленом.Полтораки же злобно царапает дверьИ в замочную скважину свищет,На пожарную лестницу лезет, как зверь,Он свиданья с хозяином ищет.Иннокентий ложится в пустую кровать,На стене таракан копошится,За окном Полтораки ползёт умирать,И над ним чёрный ворон кружится.

Иннокентий Созерцает Светила

Иннокентий привычно садится на стул,Поглощённый светил созерцаньем.Вот уж утренний ветер над крышей подул,Отвечают светила мерцаньем.Иннокентий не сводит задумчивых глазС возникающих в небе явлений.Небосвод озарился, мелькнул и погас,Иннокентий исполнен сомнений.Существует ли всё, что горит в небесах,Или это – всего лишь картина?Скоро полночь пробьёт на кремлёвских часах,На лице у него – паутина.Кто другой бы сидел – Иннокентий встаётИ решительно ходит по крыше.Под ногами его рубероид поёт,Иннокентий взволнованно дышит.Он спускается с крыши – он понял, в чём суть…Дева в бочке подштанники плещет.Он хватает ту деву за нежную грудь…Средь небес чёрный ворон трепещет.

Иннокентий В Горах

Иннокентий вращает коленчатый вал,Шестерня под рукою скрежещет.Покачнулся автобус и в пропасть упал,Вместе с ним – Иннокентьевы вещи.Пассажиры безумные в пропасть глядят,Над паденьем ехидно смеются.Пять учёных мужей прах горстями едятИ о камень сединами бьются.Иннокентий сдувает пылинки с манжет,Упираясь в скалу альпенштоком.На конце альпенштока – портрет БеранжеИ Горация томик под боком.Он уже на вершине, он снял сапоги,Над строкою Горация плачет.Между тем уже полночь, не видно ни зги,Иннокентий Горация прячет.Вот уж скорая помощь стоит под скалой,Пассажиры дерутся с врачами.Чёрный ворон летает над их головой,Поводя ледяными очами.

Иннокентий Спасает Одну Или Двух Дев

Иннокентий стоит на своей голове,Презирая закон тяготенья.Мимо юная дева, а может быть, две,Проходя, вызывают смятенье.Иннокентий гордится своим либидо,Юным девам он делает знаки,Но внезапно, въезжая в красивом ландо,Появляется скот Полтораки.Эту деву иль двух он желает увлечь,Перед ними он кобелем пляшет.Иннокентий, чтоб дев чистоту уберечь,Полтораки отчаянно машет.Полтораки отходит на десять шагов,Чтобы в челюсть ему не попало.Изумлённая дева при виде враговПокачнулась и в шахту упала.Полтораки, поверженный, мрачно лежит.Иннокентий спускается в шахту.Чёрный ворон бессмысленно в небе кружит,Совершая бессменную вахту.

Иннокентий Спускается Под Землю

Иннокентий спускается в мрачный подвал,Подземелье наполнено смрадом.Он решает устроить большой карнавал,Предварённый военным парадом.Иннокентий в раздумье обходит углы,Шевеля стеариновой свечкой:«Здесь прекрасные дамы, стройны и смуглы,Будут в карты играть перед печкой…Кирасиры, своим сапогом топоча,Их на вальс пригласят неуклюже…»Зашипела и вовсе погасла свеча.Иннокентий шагает по луже.Он рукою скребёт по осклизлой стене,Он зовёт громогласно и внятно:«О прекрасный Панкрат, поспеши же ко мнеИ открой мне дорогу обратно!»Старый дворник Панкрат сильно пьяный лежитИ призыву из мрака не внемлет.Высоко в небесах чёрный ворон кружит,Ревматичные крылья подъемлет.

Иннокентий На Заводе

Иннокентий глядит на токарный станок,Восхищённый вращеньем детали.Искромётная стружка летит между ног,Раздаётся визжание стали.Одинокие токари ходят гурьбой,Аромат источая мазута;Иннокентия видят они пред собой,Назревает кровавая смута.Иннокентий, от них отбиваясь сверлом,За переднею прячется бабкой.Он под самую крышу влезает орломИ кидает в них норковой шапкой.Отродясь не видали такого в цеху —Токарь шапкою наземь повержен.Иннокентий, как птица, парит наверху,Вероломством рабочих рассержен.Там, где пели станки, всё в руинах лежит.Иннокентий безмерно страдает.Он то волосы рвёт, то куда-то бежит.На плече его ворон рыдает.

Две басни

№ 1

Кривой Ефрем пошёл купаться в пруд,Но пруд был крут.И наш Ефрем, не видя дальше носа,Упал с откосаИ вмиг остался без хвоста.Мораль сей басни непроста:Не зная женскую породу —Не суйся в воду.

№ 2

Одна лиса жила в дупле берёзы.Пришёл медведьИ начал ей глядеть.Потом ударили морозы.Замёрзло всё.Лиса ушла в кредит.Медведь же вмёрз в дуплоИ до сих пор глядит.Мораль проста:Не будь, как тот медведь.Пришёл – так нечего глядеть.

Из чрезвычайно древнего греческого

О Диоскурия, мне стан прекрасен твой.Люблю тебя в минуты наслажденья,Когда вокруг цветет сорняк и хвой,Я всю тебя объемлю без движенья —И, Диоскурия, мне стан прекрасен твой.Тебя узрев, я был ещё юнцом,Вострепетал; и даже крался ночью,Чтоб впредь, к лицу прижавшися лицом,Узнать восторг – и зрить твой стан воочью…Тебя узнав, я был ещё юнцом.Что в том, что Кронос крутит циферблат,Что борода в лице моём пробилась?Я рос и познавал тебя стократ;Я познавал – и сердце сладко билось —Что в том, что Кронос крутит циферблат?Сколь много раз я к сердцу прижималТвоих ланит прекрасных мрамор дивный;О персь твою я грудь себе сломалИ бёдрами себя членовредил я —Их много раз я к сердцу прижимал.Но, Диоскурия, я всё же вечно твой.Чудесно наше дивное слиянье.Я страсть с тобой изведал, и покой;Пусть мне твердят, что ты лишь изваянье;Пусть, Диоскурия. Я раб навеки твой.

Из альбома А. К

Верю я, что сбудется предвестье,Мной предвосхищённое в мечтах;И пройдёт по тихому предместьюЛев Толстой в оранжевых портах.И Тургенев, дурь смешавши с дрянью,Дружески прошепчет в ухо мне:Чу, смотри – Есенин гулкой раньюПоскакал на розовом слоне.

Картины из сельской жизни

«У поворота на Коростылёво…»

У поворота на КоростылёвоУгрюмый старец сильно бьёт клюкойУвязшего в болоте крокодила.А тот, возведши очи к небесам,Окрестность оглашает хриплым рёвом.

«Усталые седые агрономы…»

Усталые седые агрономыОт жён сварливых прячутся в кусты