Кодекс Алеры. Книга 5. Фурии принцепса E-Book

Джим Батчер

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Звезды новой фэнтези
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 471

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Война с цивилизацией-роем — это война за существование всего живого в мире по имени Карна. Ради выживания приходится забыть или хотя бы отложить на время межплеменную рознь и междоусобную борьбу за власть. Материк, принадлежавший канимам, уже захвачен насекомоподобными пришельцами, и уцелевшие воины-волки вступают в борьбу на стороне Алеры. Поддерживают ее и пограничные варварские племена. Тави, законный, но непризнанный Первый консул Алеры, ведет союзников к последним рубежам алеранской обороны. Его единственная надежда — уничтожить царицу ворда, разум роя. А тем временем Исана, пленница царицы, начинает различать в этом чуждом разуме человеческие черты. Может быть, есть шанс договориться? Впервые на русском!

Leseprobe

16+

Jim Butcher

PRINCEPS’ FURY

Copyright © 2008 by Jim Butcher

Published by permission of the author and his literary agents, Donald Maass Literary Agency (USA)

via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

All rights reserved

Перевод с английского Галины Соловьевой

Оформление обложки и иллюстрация на обложке Сергея Шикина

Карта выполнена Юлией Каташинской

Батчер Дж.

Кодекс Алеры. Кн. 5 : Фурии принцепса : роман / Джим Батчер ; пер. с англ. Г. Соловьевой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Звезды новой фэнтези).

ISBN 978-5-389-26106-8

Война с цивилизацией-роем — это война за существование всего живого в мире по имени Карна. Ради выживания приходится забыть или хотя бы отложить на время межплеменную рознь и междоусобную борьбу за власть. Материк, принадлежавший канимам, уже захвачен насекомоподобными пришельцами, и уцелевшие воины-волки вступают в борьбу на стороне Алеры. Поддерживают ее и пограничные варварские племена. Тави, законный, но непризнанный Первый консул Алеры, ведет союзников к последним рубежам алеранской обороны. Его единственная надежда — уничтожить царицу ворда, разум роя.

А тем временем Исана, пленница царицы, начинает различать в этом чуждом разуме человеческие черты. Может быть, есть шанс договориться?

Впервые на русском!

© Г. В. Соловьева, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024Издательство Азбука®

Посвящается Шеннон и Джи Джи, с которыми вся жизнь — шум и хлопоты

Благодарности

Выражаю глубокую признательность «пациентам» Психушки Бета Фу, быстро разобравшимся с этой книгой. Как всегда, с их помощью я справился лучше, чем если бы работал в одиночку.

Огромное спасибо моему редактору Энн, с отважной улыбкой повторявшей: «Я вас не тороплю», тогда как часовая стрелка подбиралась к «часу ноль», и всегда, моими стараниями, заканчивавшей большую работу в очень малый срок.

Как всегда, тысяча благодарностей Шеннон, Джи Джи и моей игровой команде: Роберту, Джулии, Шаун, Миранде, Саре, Лизе, Джо, Алекс и, храни его Бог, новичку Джереми. Все они меня поторапливали, проделывая это с грацией и азартом. По крайней мере, они меня не убили, хотя и были близки к этому.

Прощай, Мама Рома,

сияющие колонны,

бесконечные дороги,

могучие легионы,

мирные нивы.

Рожденная в огне,

светоч во тьме,

прощай, Мама Рома,

не жди сыновей назад!

Надпись, выбитая в камне на руинах Аппии

Туда вам и дорога, прожорливые стервецы. Победа за Германией!

Выбитая намного грубее приписка к надписи

Пролог

— Сюда, сиятельный господин! — выкрикнул молодой рыцарь Воздуха, меняя направление своего воздушного потока и ныряя в сумеречное небо. Шея у него была в крови: острый как бритва осколок льда, который эти твари использовали как дротики, угодил ему под кромку шлема. Повезло дурню, что жив остался, но раны в шею, как известно, особенно коварны. Если он так и будет метаться и не сможет перевязать рану, ее края разойдутся и легион понесет невосполнимую потерю.

Консул Антиллус Раукус направил свой воздушный поток вслед за нырком юного рыцаря и вместе с ним стал спускаться к осажденному на Защитной стене Третьему антилланскому легиону.

— Вы! — гаркнул он, без труда обгоняя мальчишку с помощью своих гораздо более сильных фурий. Как там звали этого болвана? Марий? Карий? А, Карлус! — Дон Карлус, немедленно к целителю!

Карлус круглыми глазами посмотрел вслед консулу, который обошел молодого рыцаря так, будто тот завис в воздухе, а не падал к земле едва ли не камнем. Антиллус еще расслышал его: «Да, конс...» — а остальное потерялось в штормовом вое ветряного потока.

Антиллус велел фуриям усилить его зрение, и поле обзора под ним резко увеличилось. Проносясь над легионом, он оценил положение. И зло выбранился. Командир не зря посылал за помощью.

Положение было отчаянным.

Антиллус впервые попробовал войну на зуб четырнадцатилетним. За прошедшие с тех пор сорок лет не было месяца, когда он не участвовал бы в большом или малом сражении. Все эти годы он отбивал постоянно угрожавших Защитной стене диких ледовиков.

И за все это время ни разу не видел их в таком количестве.

От Стены дикари разливались морем — десять тысяч, не меньше. А когда Антиллус снизился, на него резко повеяло холодом — холоднее зимнего. В считаные мгновения броня покрылась кружевной изморозью, и для защиты от мороза пришлось потратить толику сил на заклинание огня.

Враг нагромоздил поднимающиеся к гребню Стены валы из снега и трупов. С такой тактикой Антиллус уже сталкивался — в самых решительных атаках. Легион противопоставил ей испытанный способ — рыцари Огня поджигали масло и метали огненные шары.

Сама Стена казалась природной возвышенностью — выплавленная фуриями из костей земли гранитная складка высотой в пятьдесят футов и вдвое больше в ширину. Должно быть, ледовики потратили тысячи жизней, чтобы возвести свои валы, увидеть, как их растапливают, и снова возводить раз за разом, но они это сделали. Холод продержался достаточно долго, чтобы вытянуть силы из легионеров, а долгая битва измотала рыцарей Третьего антилланского легиона так, что им уже не хватало сил сдерживать врага.

Ледовики овладели Стеной.

Антиллус заметил, что скрежещет в бессильной ярости зубами, когда дикие обезьяноподобные существа ринулись через брешь в обороне. Самые рослые из них не уступали ростом алеранскому легионеру, а в плечах и в груди были много шире. Длиннорукие, с ладонями как лопаты, с толстой шкурой, поросшей жесткой, как проволока, желтовато-белой шерстью, делавшей их почти невидимыми на снежных равнинах севера. Из-под нависших бровей поблескивали желтоватые глазки, тяжелые челюсти скалились парой мощных клыков. В руках у каждого была костяная или каменная дубина, порой утыканная острыми осколками невиданно твердого льда — словно сама зима служила этим дикарям.

Легионеры, ориентируясь на увенчанный гребнем шлем центуриона, пробивались вперед, спеша преградить дорогу прорвавшимся ледовикам, но заклинатели фурий, которым полагалось очищать гребень Стены ото льда, не справлялись, и под ногами легионеров не было надежной опоры. Враг же, привычный к скользким поверхностям, уже разделил легион на две отдельные, более уязвимые части, и ледовиков на Стене все прибывало.

Желтоглазые сыны воронов убивали его людей!

Жить Третьему антилланскому оставалось несколько минут, после чего ледовики покончат с ним, и уже ничто не помешает им разграбить земли за Стеной. А там, в трех часах перехода для орды, стояли дюжина доменов с усадьбами и три городка, и, хотя ополчение каждого поселения вдоль Защитной стены хорошо снабжалось и усердно тренировалось — здесь Антиллус не допускал разгильдяйства, — против такого бесчисленного врага они не могли выстоять, оставалось только погибнуть в тщетной попытке выиграть время для бегства детей и женщин.

Он этого не допустит! Это его люди. Его земля!

Антиллус Раукус, консул Антиллы, позволил гневу вскипеть и полыхнуть раскаленным добела пламенем. Выхватив меч из ножен, он разинул рот в бессловесном реве чистой ярости, рявкнул на своих фурий, вызвав их из земли, которую защищал всю свою жизнь — как и его отец, дед и прадед.

Консул Антиллы выкрикнул свое возмущение небу и земле.

И небо и земля ответили ему.

Прозрачный вечерний воздух заклубился черными грозовыми тучами, и темные струи тумана свились вихрем, окружив устремившегося к земле консула. Гром тысячекратно усилил его боевой клич. Антиллус ощутил, как ярость перетекает из руки в меч, и клинок выбросил багровое пламя, с шипением лизнувшее ледяной воздух, осветив небо вокруг, словно закатившееся солнце вернулось вдруг из-за горизонта.

Свет упал на отчаявшихся легионеров, и множество лиц обратилось вверх. Крики внезапной надежды взметнулись над легионом, и прогнувшиеся было ряды встали, твердо сцепив щиты, укрепляясь, врастая в землю.

Первый ледовик взглянул в небо несколькими мгновениями позже, и только тогда, изготовившись к бою, консул спустил на врага своих небесных фурий.

Молнии посыпались с неба тонкими нитями и в таком множестве, что больше всего походили на дождевые струи. Бело-голубые острия вбивали ледовиков в землю под Стеной, сжигали, приводя их в смятение, разразившееся воплями, — и наступление сразу захлебнулось.

Антиллус швырнул меч острием в землю точно посреди позиции выбравшихся на Стену ледовиков и вызвал из пылающего клинка вспышку — раскаленный столб огня, на десяток шагов вокруг в пепел сжигавший кожу врагов и обугливавший кости. В последний миг консул приказал фуриям ветра замедлить его падение и с силой ударил подошвами сапог о прочный камень Стены, очищенной теперь от предательского льда.

Воззвав к фуриям земли, он взмахами пылающего меча разбил две занесенные над ним дубины, смел огненной волной сотню врагов от себя до южного края Стены и угрюмо стал прорубаться по направлению к северу. Ледовики не были глупцами. Они знали, что и самого могущественного заклинателя фурий можно свалить, метнув в него побольше стрел и копий, и Антиллус знал это не хуже их.

Но застигнутые врасплох ледовики не успели согласовать атаки — консул Антиллы со своим смертоносным мечом уже был среди них, не дав им возможности снести его защиту градом снарядов, да и не было на свете ледовиков, ни в одиночку, ни дюжиной способных сравняться с Антиллусом Раукусом, когда в руках у того была сталь.

Ледовики дрались свирепо, и по отдельности каждый из них был много сильнее человека, но не сильнее взбешенного консула, черпавшего силы из камней самой земли. Дважды ледовики дотягивались до Антиллуса огромными кожистыми ладонями. Он ломал таким шеи одной рукой и отбрасывал трупы, сбивая несколько вражеских рядов, по дюжине зараз.

— Третий антилланский! — взревел Антиллус. — Ко мне! Ко мне, антилланцы! Антилланцы за Алеру!

— Антилланцы за Алеру! — громом отозвался легион, и отлив обернулся приливом, смывая врага со Стены. Ветераны с громогласным боевым кличем пробивались к своему консулу, втаптывая в землю врага, который совсем недавно грозил смести их.

Сопротивление прекратилось внезапно, ушло, как вода в песок, и Антиллус уловил перемену давления. Рыцари Железа из Третьего антилланского прорубились к нему, прикрыли с флангов, и теперь оставалось только сбросить застрявшее на Стене зверье.

— Щиты! — рявкнул Антиллус, взбираясь на зубец Стены, откуда открывался вид на снежные валы ледовиков. К нему тут же поднялись двое легионеров, прикрыли его и себя широкими щитами. По алеранской стали забарабанили копья, стрелы, летящие дубинки.

Антиллус всмотрелся в снежный вал. Да, его можно растопить огнем, но труд будет огромный. Проще развалить его толчком снизу. Он коротко кивнул сам себе, опустил голую ладонь на камень Защитной стены и направил внимание вниз, сквозь камень. Усилием воли он привел в движение местных фурий, и земля за Стеной вдруг заколыхалась, вздыбилась.

Огромная гора льда со стоном треснула — и развалилась, захватив с собой тысячу орущих дикарей.

Антиллус выпрямился, оттолкнул в сторону щиты. В воздух поднялось огромное облако ледяных кристаллов. Он, зажав в руке огненный меч, внимательно смотрел, ожидая, пока станет виден враг. На мгновение застыли все, стоявшие на Стене, — ждали, когда развеется белое облако.

Дальше на Стене раздался крик — победный крик, и тут же воздух расчистился, явив Антиллусу врагов — побежденных, отступающих.

Тогда и только тогда он дал мечу угаснуть.

Его люди, столпившись на краю Стены, вызывающе, победно кричали вслед бегущему врагу. То и дело звучало его имя.

Антиллус улыбнулся и отсалютовал им, прижав кулак к груди. Так надо. Если его людям в радость его славить, надо быть бездушным ублюдком, чтобы лишить их минуты радости. И ни к чему им знать, как фальшива его улыбка.

Слишком много он видел мертвых тел в антилланской броне, чтобы улыбаться от всего сердца.

Заклинание фурий выжало все его силы, и ему больше всего хотелось найти тихий сухой клочок земли, чтобы растянуться на нем и уснуть. Вместо этого он провел совещание с командиром и трибунами Третьего антилланского, а затем пошел в палатки целителей — проведать раненых.

Это тоже нужно было сделать — как и принимать незаслуженные восторги.

Эти люди получили раны, служа ему. Ради него они терпели боль. Он готов был пожертвовать часом сна, и двумя, и десятью часами, если мог хотя бы добрым словом, хоть на несколько минут облегчить их боль.

Последним Антиллус навестил дона Карлуса. Молодой человек был еще не в себе. Раны его оказались обширнее, чем он думал, и водяная магия оставила юношу без сил, в затуманенном сознании. «Так бывает при ранениях в шею, — сказали консулу. — Что-то происходит с мозгом».

— Спасибо вам, сударь, — заговорил Карлус, когда Антиллус присел к нему на койку. — Без вас бы не удержались.

— Сражались все, парень, — грубовато ответил консул. — Некого благодарить. Каждый сделал, что мог. Так у нас заведено. Это наш долг. Может статься, в другой раз Третий антилланский спасет меня.

— Да, доблестный господин, — сказал Карлус. — А правду говорят, что вы вызывали Первого консула на журис макто?

Антиллус улыбнулся:

— Давно это было, паренек. Да, правда.

Тусклый взгляд Карлуса вдруг загорелся.

— Бьюсь об заклад, вы бы его побили.

— Не спеши ручаться, парень. — Консул, вставая, пожал молодому рыцарю плечо. — Гай Секстус — Первый консул. Он бы мне голову снес. Может, еще и снесет. Помнишь, что сталось с Каларом Бренсисом?

Карлуса такой ответ явно огорчил, однако он ответил:

— Да, сударь.

— Ты отдыхай, боец, — сказал Антиллус. — Хорошо держался.

Он наконец отошел от палаток. Так, долг исполнен. Теперь можно несколько часов отдохнуть. Нараставший в последнее время напор на Защитную стену заставил его пожалеть, что он велел Крассу отбывать первый срок в легионе вблизи дома. Великие фурии свидетели, мальчик пригодился бы ему здесь. Как и Максимус. Эти двое, кажется, научились наконец сосуществовать, не пытаясь друг друга прикончить.

Антиллус фыркнул, усмехаясь своим мыслям. Он сам себе казался стариком, усталым и больным, мечтающим, чтобы молодежь сняла ношу с его плеч. Впрочем, до старости еще надо дожить.

А все же... помощь ему бы не помешала.

Слишком много дикарей, вороньего отродья. И война с ними до ужаса затянулась.

Он прошел к лесенке, уходящей в помещение внутри самой Стены, — там ему приготовили теплую комнату и постель. До них оставалось, может, шагов десять, когда визг ветра — звук движения воздушной струи — возвестил о приближении рыцаря Воздуха.

Консул задержался, и почти тотчас к нему спустился рыцарь Воздуха в сопровождении отправленных в летучий патруль рыцарей из Третьего антилланского. Уже стемнело, но в снежные ночи темнота не так уж мешала видеть, особенно при луне. Все же Антиллус только вблизи различил значок Первого антилланского легиона на груди прибывшего.

Тот бросился к консулу, задыхаясь, ударил себя в грудь в поспешном салюте.

— Доблестный господин, — выдохнул он.

Антиллус ответил на приветствие.

— Докладывайте.

— Сообщение от командира Тиреуса, — доложил рыцарь. — Мощная атака на его позиции, он срочно затребовал подкрепления. Мы никогда не видели столько ледовиков в одном месте, сиятельный господин.

Консул взглянул на говорившего, покивал. Затем молча вызвал своих фурий ветра, взлетел и направился на запад, к расположению Первого антилланского в сотне миль дальше по Стене. Он спешил, насколько мог себе позволить при таком расстоянии.

Он нужен своим людям. Отдых подождет.

Так надо.

— И плевать мне на твое похмелье, Хаган. — Капитан Демос вроде бы не повысил голоса, но слышно его было по всей длине корабля и на причале тоже. — Сверни канаты как положено, или всю дорогу через пролив будешь драить борта от ракушек!

Гай Октавиан проводил взглядом понурого, с опухшими глазами моряка, взявшегося за работу, как требовал капитан «Слайва». Корабли начали выход из гавани Мастингса с утренним отливом, сразу, как рассвело. Теперь близился полдень, и гавань, как и море за ней до самого горизонта, покрылась лесом мачт с развернутыми парусами. Сотни кораблей, величайший флот, какой видела Алера, шли в открытое море.

Собственно, в порту остался один «Слайв». Он выглядел грязным, старым, потертым. Обман зрения. Просто капитан в этот раз не стал красить его и наводить лоск. Паруса грязные, в заплатах, борта в подтеках смолы. Резная носовая фигура, у других чаще изображающая доброжелательную фурию или кого-то из почтенных предков, больше всего напоминала молоденькую портовую шлюшку.

Если не знать, куда смотреть, легко было не заметить огромной парусности и грозных хищных обводов узких бортов. Прямого столкновения с фрегатом маленький «Слайв» бы не выдержал, зато в открытом море показывал отличную скорость и поворотливость, а капитан его обладал опасным опытом.

— Ты вполне уверен? — пророкотал Антиллар Максимус.

Трибун был ростом с Тави, но мускулами превосходил его, а царапины и вмятины на его доспехах и снаряжении говорили, что служат они не для парадов. Правда, в Первом алеранском никто бы не дал за парады и перышка треклятой вороны.

— Уверен не уверен, — тихо ответил Тави, — а других кораблей в порту не осталось.

Максимус скривился.

— И то верно, — проворчал он. — Но ведь он чистой воды пират, Тави. А тебе теперь нельзя забывать, кто ты есть. Принцепс Алеры не держит флаг на такой посудине. На такой... сомнительной.

— Как и мой титул, — ответил Тави. — Ты знаешь капитана опытнее этого? И корабль быстроходнее?

Макс снова фыркнул и взглядом призвал в судьи третьего спутника.

— Ты только о деле думаешь. Это твое слабое место.

Молодая женщина без тени сомнения ответила на его вызов.

— Так и есть, — твердо проговорила она.

Китаи по-прежнему укладывала длинные белые волосы по обычаю маратского клана Лошади: по сторонам выбривала голову наголо, а посередине оставляла длинную гриву, похожую на гривы своих тотемных скакунов. Одевалась она в кожаные штаны всадницы, свободную белую рубаху, носила боевую перевязь с двумя мечами. И незаметно было, что утренняя прохлада тревожит так легко одетую девушку. Зеленые, скошенные к вискам глаза маратки с кошачьей настороженностью обшаривали корабль — взгляд был рассеянным и в то же время пристальным.

— У алеранцев столько глупостей в голове. Но если почаще колотить их по черепушкам, часть вывалится.

— Капитан, — ухмыляясь, позвал Тави, — ваш корабль сегодня готов будет отчалить?

Демос подошел к борту и оперся локтями.

— Отчалить-то отчалит, принцепс, — протянул он. — Вот будете ли вы на борту — другой вопрос.

— Что? — возмутился Макс. — Демос, ты взял половину вперед. Я сам передал плату.

— Верно, — ответил Демос. — И я охотно выйду в море со всем флотом. И рад взять вас и вашу прекрасную варварку. — Он наставил палец на Тави. — А вот его высочайшая особа не взойдет на борт, пока со мной не сторгуется.

Макс прищурился:

— Твой корабль будет ужасно смешно выглядеть с прожженной посередине дырой.

— Я заткну дыру твоей башкой, — с ледяной улыбкой ответил Демос.

— Макс, — негромко остановил друга Тави. — Капитан, позвольте подняться на борт, чтобы договориться с вами?

Макс пробурчал под нос:

— Принцепсу Алеры не к лицу просить разрешения у пирата.

Тави подошел к сходням, развел руками:

— Ну как?

Демос — худощавый мужчина чуть выше среднего роста, весь в черном — передвинул локоть, чтобы развернуться к Тави и всмотреться в его лицо. Тави отметил, что свободная рука его оказалась при этом в двух дюймах от рукояти меча.

— Вы уничтожили кое-какое мое имущество.

— Да, — признал Тави. — Цепи, которыми вы заковывали рабов в трюме.

— Это придется возместить.

Тави шевельнул одетым в металл плечом.

— Во что они вам обошлись?

— Не о деньгах речь. В деньгах я не нуждаюсь, — заявил Демос. — Цепи были мои, вы на них не имели права.

Тави твердо встретил его взгляд:

— Полагаю, кое-кто из рабов мог бы сказать то же о своей жизни и свободе, Демос.

Капитан медленно моргнул. И отвел взгляд. Некоторое время он молчал, потом буркнул:

— Не я сделал море. Я просто по нему плаваю.

— В том-то и беда, — сказал Тави. — Верни я вам те цепи, зная, как вы их употребите, я оказался бы соучастником ваших дел. Работорговцем. А я не торгую рабами, капитан. И никогда не буду.

Демос насупился:

— Похоже, мы столкнулись лбами.

— Вы не передумаете?

Взгляд Демоса блеснул и застыл, уставившись на Тави.

— Раньше солнце с неба свалится. Замените мне те цепи, или прочь с моего корабля.

— Это невозможно. Вы понимаете почему?

Демос кивнул:

— Понимаю и даже уважаю ваши взгляды. Но это, во́роны побери, ничего не меняет. И к чему мы пришли?

— К поискам решения.

— Его не существует.

— Помнится, раз или два я уже такое слышал, — усмехнулся Тави. — Я верну вам цепи, если вы дадите слово. — (Демос взглянул на него искоса, прищурился.) — Дайте слово, что никогда не используете других цепей, других оков, кроме полученных от меня.

— А если вы всучите мне груду ржавчины? Нет уж, спасибо, господин.

Тави примирительно вскинул руку:

— Вы заранее осмотрите цепи. Обещание вступит в силу только после вашего согласия.

Демос поджал губы и решительно кивнул:

— Договорились.

Тави отстегнул лямку тяжелого мешка, который нес на плече, и перебросил его Демосу. Капитан поймал, крякнул под его тяжестью и, подозрительно поглядывая на Тави, открыл.

Молчание затянулось. Наконец капитан звено за звеном стал вытаскивать из мешка рабские кандалы.

Каждое звено было золотым.

Демос с минуту, не веря своим глазам, ощупывал цепи. Они стоили дороже, чем мог нажить пират за целую жизнь. Наконец он, недоуменно морща лоб, взглянул на Тави.

— Вы можете отказаться, — сказал тот. — Мои рыцари Воздуха перенесут меня на любой другой корабль. А вы догоните флот. И, исполнив условия сделки, можете снова приняться за работорговлю. Или, — продолжал Тави, — вы можете их принять. И никогда больше не возить рабов.

Демос медленно покрутил головой:

— Что это вы придумали?

— Просто хочу, чтобы отказ от работорговли оказался для вас выгоднее ее продолжения, — пояснил Тави.

Демос слабо улыбнулся ему:

— Вы подсунули мне кандалы, сделанные по моей мерке. И хотите, чтобы я их носил по доброй воле.

— Мне понадобятся умелые капитаны, Демос. И люди, на чье слово можно положиться. — Тави, ухмыльнувшись, хлопнул капитана по плечу. — И люди, которых не испортит никакое богатство. Что скажете?

Демос, свалив цепи обратно в мешок, забросил его за плечи и поклонился, как до сих пор не кланялся.

— Добро пожаловать на «Слайв», мой господин.

Капитан тотчас отвернулся и заорал на команду, а Макс с Китаи по сходням поднялись к Тави.

— Хорошо сделано, алеранец, — тихо пробормотала Китаи.

Макс покачал головой:

— Что-то у тебя в голове не так, Кальдерон. Уж больно заковыристо мыслишь.

— Вообще-то, придумал это Эрен, — признался Тави.

— Жаль, что его с нами нет, — пророкотал Макс.

— Такова славная жизнь курсора, — ответил ему Тави. — Но может, нам посчастливится скоро вернуться. Доставим Варга и его людей на их родину, произведем несколько любезных телодвижений для поддержания дипломатических связей — и назад. Всего пара месяцев.

— Гаю как раз хватит времени собрать поддержку в Сенате и провозгласить тебя законным наследником, — заметил Макс.

— А мы оба тем временем будем недосягаемы для наемных убийц и, бесспорно, важны для государства, — добавил Тави. — Первое меня особенно радует.

Матросы уже отдавали причальные концы, и Китаи решительно взяла Тави за руку:

— Пошли. Пока ты всю броню завтраком не забрызгал.

Как только корабль, отойдя от пристани, закачался в такт движению моря, живот у Тави взбунтовался, и он поспешил в каюту, где избавился от доспехов и запасся водой и пустым ведром. Моряком он был никудышным, и жизнь на корабле представлялась ему чистой пыткой.

Живот снова скрутило, и он с тоской вспомнил милый твердый берег, пусть даже и кишащий убийцами.

Два месяца в море...

Худшего кошмара он и вообразить не мог.

— Воняет, — пожаловался Тоннар, на пять шагов отстававший от коня Кестуса. — Прямо кошмар.

Кестус бросил взгляд на прикрепленный к седлу топорик. С седла не сделаешь сильного броска, но у Тоннара голова как вата, так что и такого хватит. Конечно, потом пришлось бы хоронить придурка и разбираться с обвинением в убийстве.

Правда, чтобы спрятать труп, в его распоряжении вся безлюдная юго-восточная пустыня, но дело осложнится присутствием новичка. Он оглянулся на третьего в их патруле — тощего как жердь хиляка, назвавшегося Иваром и благоразумно помалкивавшего бо́льшую часть пути.

Кестус всеми силами избегал сложностей. И с болтливым языком Тоннара обошелся обычным порядком — сделал вид, что не слышит.

— А ближе к пустыне знаешь что творится? — не унимался Тоннар. — Всюду дикие фурии. А когда старый Гай смел Калар с лица земли, половину здоровых мужчин снесло с ним вместе. Женщины продаются мужикам за пару медных барашков или корку хлеба. Или просто чтоб был рядом кто-то, способный защитить ихний выводок.

Кестус снова замечтался об убийстве.

— Разговорился я с одним с северных болот, — продолжал Тоннар. — Он за один день перепахал четырех баб.

Болтун торопливо подобрал поводья, уклоняясь от нависшей ветви, сбил горсть осенних листьев и нечаянно царапнул коня по шее. Тот дернулся, взвился, и Тоннар едва удержался в седле. Громко проклиная коня, он слишком сильно ударил его пятками и дернул поводья, пытаясь усмирить.

Кестус добавил к воображаемому убийству пытку — если все проделать как надо, вышло бы забавно.

— Вот куда нас несет! — прорычал Тоннар, обводя рукой теснившиеся со всех сторон деревья. — Люди богатеют и живут как патриции, а нас Юлий загнал в пустыню. Глянуть не на что. Добычи никакой. И женщины для постели не найдешь.

Ивар, прятавший лицо под капюшоном плаща, мимоходом отломил ветку толщиной с большой палец. После чего, поторопив коня, пристроился рядом с Тоннаром.

— Они бы толпами спешили растопырить ляжки за кусок хлеба, — гнул свое Тоннар. — Так ведь нет...

Ивар неспешно поднял ветку и опустил ее на голову Тоннара. После чего молча поворотил коня и вернулся на прежнее место.

— Кровавые во́роны! — взревел Тоннар, ладонью зажимая ушиб. — Во́роны и клятые фурии, ты чего это?

Кестус не потрудился скрыть усмешку:

— Он решил, что ты клятый болван. И я того же мнения.

— С чего бы? — возмутился Тоннар. — Оттого, что не прочь повалять девку-другую?

— Потому, что хочешь воспользоваться отчаянным положением погибающих людей, — сказал Кестус. — И потому, что не думаешь о последствиях. Люди голодают. Распространяется мор. А солдаты получают жалованье. Как по-твоему, скольких легионеров прирезали во сне ради носильной одежки и монетки в кошельке? Сколько их заболело и умерло наравне со здешними народом? И может, ты не обратил внимания, Тоннар, но те разбойники имеют все основания и тебя прирезать. Пожалуй, у тебя хватит забот спасать свою шкуру, так что времени позорить женщин уже не останется.

Тоннара так и перекосило.

— Слушай, — продолжил Кестус. — Юлий провел нас целыми и невредимыми через Каларский мятеж. В твоем отряде все живы остались. И нам здесь худшее не грозит. Может, денег не будет и возможностей поменьше, чем у патрулей на краю пустыни. Зато чума нас не убьет, и глотки спящим не перережут.

Тоннар оскалился:

— Просто ты трусишь рискнуть.

— Точно, — согласился Кестус. — И Юлий тоже. Потому мы и целы. Пока.

Болтун, покачав головой, гневно обернулся к Ивару:

— Еще раз меня тронешь, выпотрошу, как рыбу.

— Хорошо, — отозвался Ивар. — Когда мы с Кестусом спрячем труп, можно будет поменять своих коней на твоего и наверстать потерянное время. — Он из-под капюшона взглянул на Кестуса. — Сколько нам еще до лагеря?

— Пара часов, — коротко ответил Кестус и в упор взглянул на Тоннара. — Но это не точно.

Тоннар пробурчал что-то себе под нос и притих. Остаток пути прошел в деловитом молчании.

Когда на землю легли сумерки, они выехали к поляне, выбранной Юлием под лагерь. Место было хорошее. Крутой косогор позволял вылепить из земли что-то вроде укрытия от непогоды. Рядом журчал ручеек, и лошади встрепенулись, ускорили шаг, чуя кормушку с зерном и место для отдыха.

Но прежде чем выехать из окружавшей поляну густой полосы вечнозеленых растений, Кестус придержал коня.

Что-то не так.

Сердце забилось чуть чаще, его накрыло необъяснимое предчувствие. На минуту он замер, пытаясь отыскать источник угрозы.

— Проклятые во́роны, — вздохнул Тоннар. — Теперь что?..

— Цыц! — настороженно шепнул Ивар. Кестус оглянулся на жилистого новичка. Тот тоже встревоженно подтянулся.

Лагерь был тих и неподвижен.

Бывшие владения консула Калара Бренсиса объезжали большие патрули в дюжину человек, но и малые, в три-четыре человека, постоянно покидали лагерь и возвращались в него. Вполне возможно, все в разъездах, кроме пары сторожей. И допустим, оставленные стеречь лагерь решили проехаться вокруг в надежде добыть немного дичи.

Но это вряд ли.

Ивар, приблизившись к Кестусу, шепнул:

— Костров нет.

В самую точку. В действующем лагере огонь поддерживают, почти не задумываясь. Слишком много возни — то и дело тушить и разводить заново. Даже если костер прогорел до углей и золы, пахло бы дымом. А Кестус не чуял запаха лагерных костров.

Ветер потянул с другой стороны, и конь под Кестусом подобрался, боязливо задрожал, раздувая широкие ноздри. Шагах в тридцати от них что-то шевельнулось. Кестус не двинулся с места, сознавая, что любое движение его выдаст. Прозвучали шаги, захрустели осенние листья.

Показался Юлий. Старый охотник был, как всегда, одет для леса: кожа одежды выкрашена в темно-коричневый, серый и зеленый цвета. Он остановился над кострищем, уставился в угли и застыл, чуть отвесив челюсть. Он выглядел бледным, измученным, глаза потухли, потускнели.

Он просто стоял.

Это было не похоже на Юлия. Его всегда ждали дела, он терпеть не мог даром тратить время. Если нечего делать, мог, на худой конец, строгать стрелы про запас.

Кестус переглянулся с Иваром. Молодой человек знал Юлия хуже, но, как видно, пришел к тому же выводу и обдумывал тот же образ действий: осторожно, бесшумно отступить.

— Ну, вот и старик Юлий, — пробормотал Тоннар. — Довольны? — Он, крякнув, ударил лошадь пятками и выехал вперед. — Как это он позволил костру прогореть? Теперь не пожрать, пока заново не разведем.

— Стой, дурень! — прошипел Кестус.

Тоннар нетерпеливо оглянулся на него через плечо.

— Я есть хочу, — жалобно протянул он. — Поехали.

Из-под ног его коня, прямо из земли, рванулась невиданная тварь.

Громадина, с телегу ростом, была покрыта блестящей, скользкой на вид чешуей или подобием брони. Ноги — множество ног — походили на рачьи, и огромные клешни щелкали, как клешни омара, а в глубоких провалах невиданной чешуи поблескивали глазки.

И какая силища!

Кестус и крикнуть не успел, как она отхватила коню Тоннара ноги.

Конь повалился, дико заржав и заливаясь кровью. Кестус слышал, как хрустнули кости придавленного им Тоннара. Тот страдальчески взвизгнул — и еще визжал, когда другая клешня чудовища вспорола ему живот вместе с кольчугой, выпустив кишки на холодный воздух.

В голове ошарашенного Кестуса мелькнула полубезумная мысль: «Даже умереть молча не может!»

Тварь раздирала лошадь на части быстрыми, уверенными движениями усердного мясника.

Взгляд Кестуса сам собой обратился к Юлию. Командир медленно обернул к ним лицо и широко разинул рот.

И завопил. В оглушительном вопле не было ничего человеческого. В нем звенел металл, звук резал ухо, от него сводило челюсти, от него кони заплясали, вскидывая головы и в ужасе закатывая глаза.

Вопль замер.

И тотчас весь лес наполнился шорохами.

Ивар, вскинув руки, отбросил капюшон, чтобы лучше слышать. Шуршало со всех сторон, потрескивали раздавленные листья, шелестела палая хвоя, что-то волочилось по ней, хрустя сучками, шишками, ветками. Каждый звук был немногим громче шепота, но звуков этих были тысячи.

Словно весь лес обернулся огромным костром.

— Великие фурии! — выдохнул Ивар. — Кровавые во́роны!

Он круглыми глазами, побелев от ужаса, глянул на Кестуса и развернул коня.

— Не спрашивай! — прорычал он. — Беги. Беги!

И сделал, как сказал, пустив коня вскачь.

Кестус, оторвав взгляд от пустоглазой твари, что раньше была его командиром, послал коня вслед за Иваром.

На скаку он замечал... что-то.

Что-то двигалось по лесу, двигалось вместе с ним, почти неразличимыми тенями в сгущавшейся темноте. Тени были не человеческие. Кестус в жизни не видел ничего подобного. Сердце у него заходилось от дикого нутряного ужаса, и он кричал на коня, понукая его скакать все быстрее.

Такая скачка — сквозь лес, в густой темноте — безумие. Поваленный ствол, низкая ветка, выступающий корень — тысячи самых обыкновенных вещей ночью становятся смертельно опасными для налетевшего на них человека или коня.

Но твари приближались, настигали, теснили с боков, и Кестус понимал, что́ это значит. Шла охота, стая гнала их, как оленей, двигаясь сообща, чтобы свалить добычу. Ужас, исходящий от этих охотников, лишил его рассудка. Осталось одно желание — чтобы конь скакал еще быстрее.

Ивар с плеском перепрыгнул ручей и резко свернул, направив коня в колючую чащу. Кестус не отставал от него. Прорываясь сквозь заросли, рвавшие шипами кожу и шкуры коней, Ивар запустил руку в поясной кошель, извлек шарик, как будто отлитый из черного стекла. Пробормотав несколько слов, он развернулся в седле, крикнул: «Пригнись!» — и швырнул шар за спину Кестуса.

Тот пригнулся. Шарик, мелькнув над его ссутуленными плечами, канул в темноту.

Разом полыхнул свет, заревело пламя. Бросив взгляд назад, Кестус увидел охвативший чащу пожар — такой бывает только от огненных фурий. Огонь волнами разливался во все стороны, поджигал горючую лесную подстилку — и двигался быстро. Быстрее их коней.

Они вырвались из зарослей, на один заполошный удар сердца обогнав ревущее пламя, но еще до того два зверя ростом с крупных кошек вылетели из огня, протянув за собой светящиеся кометные хвосты. Кестусу почудилось, что он видит непомерно разросшихся пауков, а потом один из них, продолжая гореть, упал на круп лошади Ивара.

Конь заржал, копыта ударили по гнилому стволу или провалились в яму — и животное покатилось по земле, ломая себе кости и увлекая за собой всадника.

Кестус не сомневался, что Ивар такой же покойник, как Тоннар. Но тот перекатом ушел из-под бьющейся лошади и, умело перевернувшись, вскочил на ноги. Ни мгновения не потратив даром, он выхватил из-за пояса короткий гладий, проткнул им висевшего на крупе коня паука и перерубил в воздухе второго, летевшего на него.

Их трупы не успели удариться оземь, когда Ивар швырнул в ночь за спиной еще два черных шара: один — чуть влево, другой — вправо. Пылающие огненные завесы встали позади, слившись с преисподней лесного пожара.

Кестус совладал с брыкающейся лошадью, нещадно рванув удила, развернул ее и подъехал к Ивару. Его раненый конь все кричал от боли. Кестус протянул руку:

— Ко мне!

Ивар, обернувшись, одним чистым ударом прекратил страдания своего коня.

— С двойным грузом не уйдем, — сказал он.

— Это еще неизвестно.

— Во́роны, друг, некогда спорить! Они сейчас обогнут завесу и доберутся до нас. Уходи, Кестус. Ты обязан об этом доложить.

— О чем доложить? — едва не сорвался на крик Кестус. — Во́роны, тут...

Ночь залилась белизной, и весь мир обернулся для Кестуса раскаленной докрасна болью. Он смутно ощутил, что падает с коня. Не стало дыхания, задохнулся крик. Осталась одна боль.

Он сумел опустить взгляд.

В груди у него чернела дыра. Она пробила кольчугу прямо против солнечного сплетения, посреди туловища. Звенья вокруг дыры оплавились. Огненная магия. Его ударили огненной магией.

Дыхание кончилось. Он не чувствовал ног.

Ивар, склонившись над ним, осмотрел рану.

Его мрачное лицо совсем потемнело.

— Кестус, — тихо проговорил он, — прости, я ничем не могу помочь.

Кестусу пришлось потрудиться, чтобы найти глазами его лицо.

— Бери коня, — прохрипел он. — Скачи.

Ивар тронул его за плечо, повторив:

— Прости.

Кестус кивнул. Перед глазами встала тварь, расчленившая Тоннара и его коня. Он содрогнулся, облизнул губы, выговорил:

— Не хочу, чтобы меня убили они.

Ивар на миг зажмурился, сжал губы и коротко кивнул.

— Спасибо, — сказал Кестус и закрыл глаза.

Бывший курсор дон Эрен до последнего издыхания гнал лошадь Кестуса, применяя все способы сбить погоню и запутать след, — все, о каких знал, видел, слышал, читал.

К восходу солнца он обессилел и измучился наравне со своим скакуном, но признаков погони больше не наблюдал. Остановившись у какой-то речушки, он привалился к дереву и на минуту закрыл глаза.

Курсор не был уверен, дотянется ли его монета до столицы Алеры через такой малый приток, — но и выбора особого не было. Надо попытаться. Надо известить Первого консула. Он снял висевшую на шее цепочку с серебряным кругляшом. Бросил монету в воду и произнес: «Услышь меня, малая речка, и поспеши донести мое слово до хозяина».

Несколько мгновений все оставалось прежним. Эрен готов был отступиться и двигаться дальше, когда вода шевельнулась, всколыхнулась ее поверхность, потянулась вверх и собралась в образ Гая Секстуса — Первого консула Алеры.

Гай был высоким красивым мужчиной, на вид лет сорока, если не замечать серебряной седины. На самом деле Первому консулу перевалило за восемьдесят, но тело его, как у всех сильных водяных магов, не склонно было выдавать его возраст, как тела простых алеранцев. Правда, глаза у него ввалились и смотрели устало, но в них блестели ум и твердая, несгибаемая воля. Водяная статуя нашла взглядом Эрена, нахмурилась и заговорила.

— Дон Эрен? — спросил Гай. — Это вы?

Голос звучал необычно, как из тоннеля.

— Да, правитель, — поклонился Эрен. — У меня срочные известия.

Первый консул повел рукой:

— Докладывайте.

Эрен перевел дыхание.

— Первый консул, ворд здесь, в глуши, на юго-востоке Каларской пустыни.

Лицо Гая резко застыло, плечи напряглись. Он чуть подался вперед, взглянул пристально:

— Вы уверены?

— Совершенно. И это не все. — Эрен глубоко вздохнул. — Первый консул, — тихо сказал он, — они учатся управлять фуриями.

Глава 1

В прошлые плавания Тави за несколько дней оправлялся от морской болезни, но тогда корабль не уходил так далеко в океан. Оказалось, есть большая разница между долгим плаванием вдоль берега и борьбой с глубинами синего моря. Он бы не поверил, расскажи ему кто, какими бывают волны среди бескрайнего океана. Часто казалось, что «Слайв» взбирается на склон большой голубой горы, чтобы, перевалив через вершину, соскользнуть вниз по дальнему склону. Ветер и опытные головорезы Демоса не давали парусам обвиснуть, и «Слайв» скоро занял место во главе флота.

Тави приказал капитану вести свой корабль вровень с «Чистокровным» — флагманом вождя канимов Варга. Он знал, что экипаж Демоса недоволен приказом. «Чистокровный», хоть и отличался невиданным изяществом среди судов своего размера, рядом с вертким «Слайвом» выглядел неуклюжей речной баржей. Люди Демоса рады были бы показать канимам, на что способны, и оставить огромный черный корабль за кормой.

Тави рад был бы им позволить. Чуть скорее закончился бы морской переход.

Вместе с волнами росла его морская болезнь, и хотя она милосердно притихла после нескольких первых дней, но совсем не унималась, так что предложение поесть представлялось ему в лучшем случае сомнительным. Ему удавалось удержать в себе малость хлеба и жидкий бульон — но не более того. А неотступная головная боль особенно раздражала в дневное время.

— Младший брат, — рыкнул косматый старый каним. — Вы, алеранцы, живете недолго. Неужто ты уже так одряхлел, что клюешь носом посреди урока?

Из подвешенного к балкам маленькой каюты гамака донесся серебристый смешок Китаи.

Тави встряхнулся и устремил взгляд на Градаша. Каним являл собой нечто почти невиданное для его воинской касты — старость. Тави знал, что по алеранскому счету ему больше девяти столетий, и с возрастом каним усох до жалких семи с половиной футов. И силы его были жалкой тенью мощи воина в расцвете сил. Тави считал, что Градаш всего раза в три-четыре сильнее человека. Мех его почти сплошь стал серебристым, только одно пятнышко густой, черной как ночь шерсти отмечало его принадлежность к большому роду Варга так же верно, как порядок отметин на ушах и узор на рукояти меча.

— Прости, старший брат, — по-канимски, как и учитель, ответил Тави. — Я отвлекся. Это непростительно.

— Он так болен, что едва встал с койки, — с выговором чище, чем у Тави, вставила Китаи, — но это непростительно.

— Борьба за жизнь не делает скидок на болезни, — сурово проворчал Градаш. И добавил на алеранском с сильным акцентом: — Впрочем, признаю, что ему незачем больше смущаться, пытаясь говорить на нашем языке. Мысль обменяться языками была здравой.

В устах Градаша это прозвучало как высшая похвала.

— Мысль была разумной, — согласился Тави, — по крайней мере, для моего народа. Легионеры совсем заскучали бы за два месяца безделья. А случись между вами и нами новое противостояние, я бы предпочел, чтобы причина была более веской, чем непонимание языка друг друга.

Градаш сверкнул зубами. Нескольких недоставало, зато уцелевшие были и белы, и остры.

— Всякое знание о враге полезно.

Тави ответил неопределенным жестом:

— Это само собой. Как идут уроки на других судах?

— Неплохо, — сказал Градаш. — И без серьезных происшествий.

Тави чуть нахмурился. Алеранские понятия в этом вопросе разительно отличались от канимских. Для канима «без серьезных происшествий» могло означать — «без убитых». Впрочем, в эту тему лучше было не вдаваться.

— Хорошо.

Каним, кивнув, встал:

— Тогда, с твоего согласия, я возвращусь на корабль вожака моей стаи.

Тави вскинул бровь. Это было против обыкновения.

— Ты разве не пообедаешь с нами?

Градаш дернул ухом, отказываясь, — и, только потом спохватившись, что следует ответить по-алерански, отрицательно покачал головой:

— Я хотел бы вернуться к своим до начала бури, младший брат.

Тави оглянулся на Китаи:

— Какой бури?

Китаи покачала головой:

— Демос ничего такого не говорил.

Градаш басовито заворчал — так канимы хихикали:

— Я знаю, когда идет буря. Хвостом чую.

— Что ж, тогда до следующего урока, — сказал Тави и слегка склонил голову набок, по-канимски. Градаш ответил тем же. И заработал лапами, пригнувшись, чтобы протиснуться наружу из крошечной для его роста каюты.

Тави нашел глазами Китаи, но маратка уже выбралась из гамака. Проходя мимо его койки, она пальцами расчесала волосы, бегло улыбнулась и тоже покинула каюту, чтобы почти сразу вернуться, увлекая за собой старшего камердинера легиона — Магнуса.

Для своих лет Магнус был бодрячком, хотя легионерская короткая стрижка, на глаз Тави, была ему не к лицу. Тави, пока они вдвоем исследовали руины Аппии романского периода, привык видеть на голове Магнуса копну тонких белых волос. У старика были жилистые, сильные руки, уютное брюшко и водянистые глаза, близорукие от многих лет чтения стершихся надписей в полутемных залах и пещерах. Человек немалой учености, Магнус помимо того был курсором-каллидусом, едва ли не старейшим среди отборных агентов Короны, и фактически стал наставником Тави в деле разведки.

— Китаи предупредила Демоса о словах Градаша, — без предисловий начал Магнус, — и наш добрый капитан будет начеку.

Тави покачал головой:

— Этого мало. Китаи, спроси Демоса, не сделает ли он мне одолжения. Пусть подготовится к шквалу и просигналит другим кораблям, чтобы подготовились. Как я понимаю, нам для этого времени года выпала необычно мягкая погода. Градаш не дожил бы до своих лет, будь он глупцом. В худшем случае нам всем не помешают учения.

— Он исполнит, — уверенно обещала Китаи.

— Только, пожалуйста, говори с ним вежливо, — попросил Тави.

Китаи закатила глаза и вздохнула, уходя:

— Да, алеранец.

Магнус дал ей выйти, прежде чем кивнуть Тави.

— Спасибо.

— Честное слово, вы и при ней можете говорить свободно, Магнус.

Старый учитель бросил на Тави напряженный взгляд:

— С позволения принцепса. Как-никак посол представляет власти чужой страны. Я и так показал себя не лучшим образом.

Усталость не дала Тави расхохотаться в голос, но и простой смешок был ему в радость.

— Во́роны, Магнус! Хватит бичевать себя за то, что не распознали во мне Гая Октавиана. Никто не видел во мне Гая Октавиана. Я и сам не знал, что я Гай Октавиан. — Тави пожал плечами. — Ведь так оно и было задумано.

Магнус вздохнул:

— Ну да. Только, между нами, боюсь, я должен сказать, что вы даром тратили время. Как историк вы — настоящий кошмар. Стычки с заносчивыми тупицами в Академии — и то полезнее того, что вы творили в Аппии.

— Хоть часть вины я постараюсь загладить, — слабо улыбнулся Тави. Улыбка скоро слиняла. В одном Магнус был прав: к прежней простой жизни ему уже не вернуться — не работать больше с Магнусом на раскопках, расчищая древние руины. Его уколола боль потери. — А хорошо было в Аппии, правда?

— Мм, — согласился Магнус. — Спокойно. И всегда интересно. У меня есть еще куча записей, которые нужно расшифровать и перевести.

— Я бы попросил прислать мне несколько, только...

— Есть другие обязанности, — кивнул Магнус. — И к слову...

Тави, натужно кряхтя, сел прямо, а Магнус передал ему несколько листов бумаги. Тави присмотрелся, морща лоб, — это были незнакомые ему карты.

— Что я тут вижу?

— Канию, — ответил Магнус. — А здесь, на правом краю... — Старый курсор указал на несколько пятнышек вдоль правой кромки карты. — Закатные острова и Вестминстон.

Тави уставился на карту, переводя взгляд с островов на материк:

— Но... я думал, до этих островов плыть около трех недель.

— Так и есть, — подтвердил Магнус.

— Но тогда побережье этого материка... — Тави измерил его пальцами. — Во́роны, если расстояния указаны верно, получается, что оно в три или четыре раза длиннее западного побережья Алеры. — Он пронзил Магнуса взглядом. — Откуда у вас эти карты?

Магнус деликатно откашлялся.

— Кое-кто из обучавших меня языку сумел скопировать их на кораблях канимов.

— Во́роны, Магнус! — Возмущенный Тави вскочил на ноги. — Во́роны и клятые фурии, я же предупреждал, что здесь мы в эти игры не играем!

Магнус моргнул:

— И вы ожидали, что я послушаюсь?

— Конечно ожидал!

Магнус вздернул брови:

— Возможно, мой господин, я сумею объяснить. Мой долг — долг перед Короной. А приказы Короны обязывают меня всеми силами поддерживать вас, защищать вас и всемерно обеспечивать вашу безопасность и успех. — Без тени извинения в голосе старик добавил: — В том числе, в меру своего понимания, пренебрегать приказами, в коих идеализм преобладает над деловыми соображениями.

Тави долго смотрел на него и наконец негромко сказал:

— Магнус, я плохо себя чувствую. Но уверен: если хорошенько попросить Китаи, она вместо меня скинет вас за борт.

Магнус невозмутимо склонил голову:

— Это, разумеется, вам решать, принцепс. Но я бы попросил вас прежде уделить внимание карте.

Тави, ворча себе под нос, вернулся к карте. Что сделано, то сделано. Теперь нет смысла притворяться, будто ничего не было.

— Насколько точна эта копия?

Магнус передал ему еще несколько листов, практически неотличимых от первого.

— Мм, — протянул Тави. — И здесь расстояния верны?

— Это под вопросом, — признал Магнус. — Возможно, мы с канимами по-разному понимаем и читаем карты.

— Не настолько же по-разному, — сказал Тави. — Я видел вычерченные ими карты долины. — Он провел пальцем по пространству материка, на котором треугольнички разной величины отмечали множество городов. Половина была снабжена названиями. — Эти города. Я уверен... — Он бросил острый взгляд на Магнуса. — В каждом из них огромное население. Не меньше, чем в городах Алеры.

— Да, принцепс, — хладнокровно согласился Магнус.

— А их тут дюжины, — сказал Тави. — Только на этом участке побережья.

— Именно так, мой господин.

— Но это значит... — Тави медленно покачал головой. — Магнус, это значит, что цивилизация канимов в десятки раз превосходит нашу — если не в сотни раз!

— Да, принцепс, — повторил Магнус.

Тави, не сводя глаз с карты, медленно качал головой:

— А мы ничего не знали?

— Канимы веками довольно ревниво оберегали свои берега, — сказал Магнус. — Едва ли дюжина алеранских кораблей побывала на них, да и тем позволяли причаливать лишь в одном порту, называемом Маршаг. Сойти с причала не позволили ни одному алеранцу, — во всяком случае, ни один не вернулся, чтобы об этом рассказать.

Тави помотал головой:

— А что с фуриями? Мы никогда не посылали на разведку рыцарей Воздуха?

— Дальность их полета ограничена. Рыцарь Воздуха может пролететь двести или триста миль и вернуться обратно, но едва ли при этом останется незамеченным, а мы в Ночь красных звезд убедились, что канимы вполне способны противостоять нашим летунам. — Магнус со слабой улыбкой пожал плечами. — Кроме того, предполагается, что наши способности заклинать фурий вдали от Алеры и места рождения этих фурий значительно слабеют. Возможно, там рыцари Воздуха просто не удержатся на лету.

— И никто не пытался проверить? — спросил Тави.

— Туда если и добирались суда, так купеческие или курьерские. — Магнус мимолетно улыбнулся Тави. — А вы можете представить себе гражданина, по доброй воле ринувшегося во владения канимов с толпой грубых мореходов только для того, чтобы убедиться в своем бессилии?

Тави медленно покачал головой:

— Пожалуй, не представляю. — Он постучал по карте пальцем. — А не может это быть подделкой? Обманкой, чтобы ввести нас в заблуждение?

— Возможно. — В голосе Магнуса послышалось одобрение. — Хотя я бы счел это весьма маловероятным.

Тави хмыкнул.

— Ну что ж, — проговорил он, — это ценнейшие сведения.

— И я так подумал, — сказал Магнус.

— Повременю пока сбрасывать вас за борт, — вздохнул Тави.

— Я ценю это, принцепс, — серьезно ответил старый курсор.

Тави провел пальцем по нескольким жирным линиям, кое-где вычерченным как по линейке:

— А это что, какие-то каналы?

— Нет, принцепс, — возразил Магнус. — Это границы.

Тави удивленно посмотрел на него:

— Не понимаю.

— По-видимому, — сказал Магнус, — канимы не имеют единого правительства. Они разделены на несколько отдельных разнородных общностей.

Тави нахмурился:

— Как маратские племена?

— Не совсем так. Каждая территория вполне независима. Они не образуют единого государства, не имеют централизованной власти. Каждая управляется совершенно отдельно от остальных.

Тави заморгал и наморщил лоб:

— Но это же... я бы назвал это безумием.

— Мм. Карна — это дикий мир, населенный немыслимым множеством народов, как правило конфликтующих друг с другом. Нам, алеранцам, чтобы выжить и благоденствовать, пришлось объединиться перед лицом врагов.

Тави кивнул на карту:

— А канимов такое множество, что они могут позволить себе разделиться?

Магнус кивнул:

— Учитывая все обстоятельства, я рад, что наш новый принцепс нашел почетный, мирный и достойный уважения выход из ситуации в долине.

— Всегда полезно с первого раза произвести хорошее впечатление, — согласился Тави и медленно покачал головой. — Вы представляете, Магнус, что было бы, если бы горячие головы в Сенате настояли на полноценном вторжении в канимские земли? — (Магнус молча кивнул.) — При такой их численности, — продолжал Тави, — нас бы просто смели. С фуриями или без фурий — они могли бы уничтожить нас по первой прихоти.

— Похоже на то, — угрюмо согласился Магнус.

Тави взглянул на него:

— Так почему они этого не сделали?

Старый курсор покачал головой:

— Не знаю.

Тави еще некоторое время изучал карту, разглядывая разные территории.

— Так Варг, как я понимаю, принадлежит только к одной из этих территорий?

— Да, — сказал Магнус. — К Нарашу. Это единственная территория, установившая связи с Алерой.

В Нараше, отметил Тави, находился и порт Маршаг.

— Мне кажется, нам теперь следует спросить себя...

За стенкой каюты затрезвонил судовой колокол. Заорал, выкрикивая приказы, Демос. Минуту спустя капитан, коротко постучав, распахнул дверь.

— Магнус. — Он кивнул старому курсору. — Сударь, — добавил он, кивнув Тави, — тот старый морской волк не ошибся. С юга идет шторм.

Тави поморщился, однако кивнул:

— Чем мы можем быть полезны, капитан?

— Привяжите все, что не привинчено к полу, — сказал Демос. — И себя не забудьте. Нам достанется.

Глава 2

Валиар Маркус обдумывал, как лучше объяснить молодому канимскому офицеру разницу между «У тебя плохой нюх» и «У тебя плохой запах».

Маркус знал, как важно для юного канима показать хорошие успехи перед самим Варгом — общепризнанным командующим канимским флотом — и его сыном и заместителем Насаугом. Выставив его дураком, Маркус нанес бы молодому воину оскорбление, которое не забудется до могилы, а при долгожительстве этого волчьего племени поступок Маркуса отзовется, к добру или к худу, и в будущих поколениях.

— Ваше замечание, бесспорно, точно, — медленно, отчетливо выговаривая алеранские слова, заговорил Маркус, — однако вы увидите, что многих моих соотечественников подобные замечания смущают. Нюх у нас, как вы заметили, развит значительно хуже вашего, и выражения, к нему относящиеся, по смыслу заметно отличаются от вашего понимания.

Варг чуть слышно зарычал, пробормотав:

— Мало кто, будь он алеранец или каним, рад услышать, что его запах неприятен.

Маркус обернулся к матерому старому вождю, по-алерански склонив голову:

— Как вы изволили заметить, сударь.

Он встрепенулся за долю секунды до того, как пристыженный молодой каним, рыча и щелкая зубами, бросился на учителя.

Маркус успел заметить приметы болезненной гордыни, у юных канимов не менее распространенной и явной, чем у их алеранских сверстников. Старший центурион в свои без малого шестьдесят и не мечтал предупредить нападение молодого канима, если бы полагался только на свои органы чувств, однако предвидение защитило его лучше проворства. Маркус заранее ждал и вспышки ярости, и броска.

Каним представлял собой восемь футов стальных мышц, клыков и прочных костей и был вдвое или втрое тяжелее алеранца, но не успел отдернуть выставленной вперед морды, когда мозолистый кулак Маркуса поймал и рванул в сторону его ухо.

Каним дернулся, извернулся, его рычание перешло в тонкий визг, и он, спасая чувствительное ухо, инстинктивно подался вслед за рывком. Маркус воспользовался тем, что противник теряет равновесие, и обрушил весь свой вес на его мохнатый подбородок, швырнув молодого канима на палубу так, что у того череп затрещал. Оглушенный воитель полежал немного с остекленевшими глазами, вывалив язык. Из ссадины на голове сочилась кровь.

Маркус, поднявшись, оправил на себе тунику.

— Сообщение о превосходстве в обонянии, — заговорил он как ни в чем не бывало, — отличается по смыслу от утверждения, что чей-то запах неприятен. Этот кто-то может счесть ваше высказывание за преднамеренное оскорбление. Сам-то я простой старый центурион, я давно стал медлителен и не опасен в бою и не вижу ни в том ни в другом утверждении ничего обидного. Я совершенно не сержусь, да и, обидевшись, ничего бы не мог предпринять. Но мне не хотелось бы, чтобы кто-то менее снисходительный и более опасный причинил вам вред, когда вы всего лишь пытаетесь поддержать дружескую беседу. Вы меня понимаете?

Ученик устремил на Маркуса стеклянный взгляд, раз-другой моргнул, а потом дернул ушами, выражая понимание и согласие.

— Хорошо, — продолжал Маркус на своем неумелом, но вразумительном канимском и улыбнулся, почти не показывая зубов. — Я рад отметить ваши значительные успехи в понимании алеранского.

— Хороший урок, — согласно проворчал Варг. — Можешь идти.

Молодой каним подобрал себя с пола, уважительно подставил горло Варгу и Насаугу и нетвердым шагом вышел из каюты.

Маркус повернулся к Варгу. Этот каним и среди своих был великаном — добрых девять футов, если выпрямлялся в полный рост. «Чистокровный» строился по нему: каюта, такая же тесная для него, как все корабельные помещения, Маркусу казалась огромной пещерой. Варг, чья густая черная шерсть была исполосована светлыми шрамами, присел на ляжки в позе отдыха, небрежно придерживая рукой-лапой толстый свиток, открытый на том месте, где они читали на уроке.

— Маркус, — пробормотал Варг с привычной угрозой в басовито рычащем голосе, — вы, я полагаю, ожидаете объяснений этому нападению?

— Ваш молодой подчиненный — он бы подавал надежды, не будь таким самоуверенным болваном, — убежден в непобедимости своего племени и, как следствие, в своей непобедимости.

Варг смешливо повел ушами. Взгляд его обратился к Насаугу — этот каним был меньше ростом и светлее отца. Насауг отвесил челюсть, обнажил белые клыки и вывалил язык, улыбаясь по-канимски.

— Я тебе говорил, — на канимском сказал ему Варг. — Учитель охоты — всегда Учитель охоты.

— Прошу прощения? — переспросил Маркус. Каждое слово он понял, но смысл фразы остался для него загадкой.

— Старшие воины, — специально для него пояснил Насауг. — Их ставят командовать новичками. В былые времена они сбивали тех в охотничьи стаи, учили молодых охоте. И назывались Учителями охоты.

— В наше время, — проворчал Варг, — так называют того, кто готовит отряд молодых бойцов, — учит знать свое место и дело в бою. В ваших легионах такие тоже есть.

— Центурионы, — кивнул Маркус. — Понимаю.

— Щенок не стал бы тебя убивать, — сказал Насауг.

Маркус ответил ему спокойным взглядом в упор.

— Не стал бы, — ровным голосом признал он. — И я, уважая желание принцепса, чтобы плавание прошло мирно, оставил его в живых.

— Зачем бы вам его убивать, Учитель охоты? — с тихой угрозой протянул Варг.

Маркус обратил недрогнувший взгляд к нему:

— Затем, что я гораздо охотнее оставляю за спиной мертвых дураков, чем живых врагов, которых сам же кое-чему научил. Впредь я был бы вам обязан, если бы мог ограничиться теми уроками, какие мне поручены.

Варг снова оскалил клыки в канимской усмешке:

— Приятно видеть, что мы друг друга понимаем. Моя шлюпка готова доставить вас на ваш корабль, если вы готовы, Валиар Маркус.

— Готов.

Варг склонил голову в алеранском поклоне:

— Тогда ступайте своей дорогой и доброй вам охоты.

— И вам, сударь.

Маркус уже повернулся к двери, когда она открылась и вошел тощий рыжеватый каним, малорослый для своей породы. Он без предисловий подставил Варгу горло и сообщил:

— Близится свирепый шторм, командир. У нас не более получаса.

Варг в ответ рыкнул и мотнул головой, отпуская моряка. И взглянул на Маркуса:

— Мы не успеем доставить вас и вернуть себе шлюпку. Как видно, вам придется немного задержаться.

— Старший... — В голосе Насауга Маркусу послышалось предостережение. Он без труда догадался, в чем дело. И сам он не рад был застрять в бурю на корабле, где вспыльчивый молодой каним еще не остыл после его урока.

— Носовая каюта, — сказал Варг.

Насауг хлестнул хвостом — Маркус узнал жест, выражавший удивление. Впрочем, младший каним быстро совладал с собой и поднялся.

— Центурион, — негромко проворчал он, — не откажите последовать за мной. Вам лучше не мешать занятым работой морякам. Мы постараемся устроить вас поудобнее.

Маркус внутренне усмехнулся, подумав, что удобства в данном случае равнозначны возможности дышать. Однако всякий быстро убеждался, что понятия канимов сильно отличаются от понятий алеранцев.

Он вслед за Насаугом вышел на палубу «Чистокровного». Все деревянные части корабля были выкрашены в черный цвет, чего не бывало на алеранских судах. Алеранцы, напротив, старались выбелить свои корабли. Так команде было легче работать по ночам, особенно в плохую погоду, когда не хватало надежных источников света. Черный корабль производил мрачное, похоронное впечатление, но выглядел внушительно, тем более в сочетании с черными парусами. Канимы видели в темноте намного лучше алеранцев. Им не составляло труда заниматься делом и ночью, в какой бы цвет ни был покрашен корабль.

Насауг привел Маркуса в носовую каюту, в обычное время считавшуюся самой неудобной. Когда корабль идет под парусами, ветер обычно дует с кормы и сносит все запахи с палубы к носу — а дурных запахов на корабле хватает. Дверь здесь была низкая, только-только по росту Маркуса. Насауг, вместо того чтобы просто войти, постучал и выждал, пока ему открыли.

Каюта была совсем темной, без окон и светильников. Тихий голос спросил:

— Мы нужны, сын Варга?

— Алеранский Учитель охоты под покровительством Варга, — ответил Насауг. — Отец просит сохранить его до возвращения на его корабль после шторма.

— Будет сделано, — произнес голос. — Пусть он войдет, сын Варга.

Маркус, шевельнув бровью, покосился на Насауга.

Каним кончиком носа указал ему на дверь:

— Ваша каюта, центурион.

Маркус всмотрелся в темноту и снова обернулся к Насаугу:

— И здесь мне будет удобно?

Насауг усмешливо дернул ухом:

— Удобнее, чем в других частях этого корабля.

Важнейшая особенность канимов, выявленная благодаря самому принцепсу, состояла в том, что те куда больше людей полагались на язык тела. Слова порой ничего не значат, а движения и позы говорят куда правдивее и вернее отражают намерения. Как следствие, алеранцы научились не выказывать страха перед хищными воинами-волками, если не хотели, к примеру, попасть к ним в брюхо.

Маркус подавил невольную робость, пробужденную в нем голосом невидимого обитателя каюты, и, спокойно кивнув Насаугу, вошел и закрыл за собой дверь. В темноте он остро ощутил, какие тонкие на нем штаны и туника, и впервые за месяц после выхода из порта пожалел о тяжелых доспехах. Меча он не тронул — слишком откровенный был бы жест. Впрочем, для боя в темноте все равно лучше подошел бы скрытый под одеждой нож. Схватка развернулась бы в ужасной тесноте.

— Ты не Учитель охоты, — помедлив, заговорил невидимый каним. И с хихикающим рычанием добавил: — Нет, и не воин.

— Я центурион Первого алеранского легиона. Мое имя Валиар Маркус.

— Едва ли, — возразил голос. — Более вероятно, сколько могу судить, что тебя называют Валиаром Маркусом. — (Маркус ощутил, как напряглись у него плечи.) — Мы, знаешь ли, присматриваем за вашими шпионами. Чаще всего они неумелые. Но тебя мы до вчерашнего дня не подозревали и выяснили правду лишь случайно. Ветер откинул занавеску, когда ты читал свиток Варга, пока его не было в каюте.

Второй голос прозвучал правее и выше:

— Тебя разоблачила лишь случайность.

Третий голос, ниже и левее, добавил:

— Ты мастер своего дела.

Маркус задумчиво прищурился.

— Плевать Варгу, хорошо ли усвоил язык тот тупоголовый щенок, — сказал он. — Он хотел задержать меня до шторма.

— По нашему настоянию, — сообщил заговоривший первым.

Маркус хмыкнул. Однако Варг подстроил все так, будто его обычные планы сорваны простой случайностью. Значит, по тем или иным причинам ему хотелось скрыть теперешний разговор даже от своих — что наводило на мысль о разброде в рядах, а это всегда полезно иметь в виду.

А еще это означало, что его нынешние хозяева не могут быть никем иным, как...

— Вы Охотники, — тихо сказал он. — Как те, что покушались на принцепса.

В темноте раздался шорох, — это один из канимов стянул плотную ткань с сосуда со светящейся жидкостью, распространявшей красноватое мерцание. Теперь Маркус видел троих канимов — поджарых, серых, с ушами несколько больше, чем у встречавшихся ему воинов, — у этих уши немного напоминали лисьи. И в свободных накидках, расписанных серым и черным, — как у тех, в долине Амарант.

В маленькой каюте уместились две двухъярусные койки. Один каним присел на полу над миской, второй растянулся на верхней койке у стены, а третий в странной позе скорчился на нижней напротив. Все трое были почти неотличимы друг от друга, вплоть до оттенка меха и пятен на шкуре, — значит, родственники, вероятно братья.

— Охотники, — сказал первый каним. — Так нас называют ваши люди. Меня зовут Ша.

— Неф, — рыкнул второй.

— Ко, — сказал третий.

Крепчавший ветер раскачивал корабль. Над простором открытого моря рокотал гром.

— Зачем меня сюда привели? — спросил Маркус.

— Чтобы предостеречь, — ответил Ша. — Вам нечего опасаться нападения Нараша. Но другие территории не гарантировали вам безопасности. Там вас считают паразитами, которых следует истреблять всюду, где увидишь. В какой-то мере Варг сумеет вас защитить. Но, продолжая путь в Канию, вы делаете это на свой страх и риск. Варг предлагает вашему принцепсу обдумать, не повернуть ли назад.

— Нашего принцепса, — сказал Маркус, — трудно свернуть с пути угрозами.

— Пусть будет, что будет, — ответил Ша.

— Зачем предупреждать меня здесь? — спросил Маркус. — Почему было не послать вестника к нему на корабль?

Трое канимов с непроницаемыми лицами взирали на него.

— Затем, что ты враг, Валиар Маркус. Варг принадлежит к воинской касте. Для уважающего себя воина так же невозможно поддерживать и предупреждать врага, как невозможно отрастить новые клыки.

Маркус нахмурился:

— Понимаю. Варгу честь не позволит так поступить, а вам можно.

Ша согласно повел ухом:

— Наша честь в том, чтобы повиноваться и достигать успеха любыми способами и средствами. Мы служим. Мы повинуемся.

— Мы служим, — повторили Неф и Ко. — Мы повинуемся.

Снова прогремел гром, на сей раз пугающе близко, и голос ветра теперь превратился в вой. Далеко за шумом бури раскатился другой звук — ниже и протяжнее грома, словно улюлюкал грозный великан. Такое Маркус слышал всего раз в жизни, много-много лет назад.

Это ревел защищающий свой участок левиафан — из тех гигантских морских созданий, что способны в щепки разбить корабль, даже такой большой, как «Чистокровный». Бури часто пробуждали чудовищ, а судовым колдунам во взбаламученных водах труднее было укрыть от них корабль.

Эта буря готова была убить и людей, и канимов.

Маркус проглотил страх и, сев спиной к стене, закрыл глаза. Желай Охотники зла, они уже напали бы на него. Бояться сейчас следовало только рассерженного левиафана, способного превратить «Чистокровного» в кучу щепы и оставить всех, кто на борту, на милость разъяренного моря.

Маркус отметил, что эта мысль не слишком его беспокоит. Как видно, все познается в сравнении. Такая смерть, оставаясь ужасной, была, по крайней мере, безличной. Бывают смерти много хуже.

К примеру, принцепс мог узнать о том, что стало известно Охотникам: что Валиар Маркус — не простой, а многоопытный центурион алеранского легиона. Что в действительности он именно тот, за кого принимают его Охотники, — шпион, укрывающийся под чужим именем. Охотники не могли знать, что он заслан сюда из Алеры смертельными врагами принцепса, а вот если людям принцепса или, упаси Великие фурии, самому Октавиану станет известно, что под именем Валиара Маркуса скрывается бывший курсор Фиделиас, слуга Аквитейнов и государственный изменник, его тело достанется во́ронам.

Фиделиас больше не служил Аквитейнам. Он написал самое красноречивое в своей жизни письмо, уведомляя консула об отставке, — и в этом письме имелся только один изъян: оно не могло прикончить хладнокровную тварь, супругу консула Инвидию Аквитейн. Впрочем, и это ничего не меняло. Разоблачение будет стоить ему жизни. С этим он смирился. Никакие его старания не отменят прошлой измены Короне и перехода на сторону предателей, нацелившихся на место Гая Секстуса.

Рано или поздно он поплатится за свои преступления.

Но до того дня он помнил, кто он такой и в чем его долг.

Валиар Маркус закрыл глаза и, призвав на помощь искусство бывалых служак, мгновенно провалился в сон.

Глава 3

Амара, графиня Кальдеронская, утерла потный лоб и с удовлетворением поглядела на редеющую пелену облаков. В который раз местные фурии ветра собирались ударить бурей по людям долины, загоняя жителей в надежные каменные стены укрытий. И в который раз она успела вмешаться, не дав буре набраться сил.

По правде сказать, это дело, если вовремя за него взяться, не требовало запредельных усилий. До того, как непогода становилась опасной для человека, должно было случиться множество разных событий, и если Амара перехватывала их цепочку в самом начале, то легко рассеивала собирающуюся грозу. И сама этому удивлялась.

Удивляться, пожалуй, не стоило. Уничтожить всегда проще, чем создать. Стоит только вспомнить ее преданность Первому консулу. Или доверие и любовь к наставнику Фиделиасу.

Горькие мысли принесли с собой тихую боль и печаль, совсем не подходящие к солнечным лучам, которые уже прорвались сквозь разорванные тучи и омыли Амару легким, зыбким теплом предзимнего солнца. Она на минуту прикрыла глаза, впитывая тепло всем телом. Над землей, если подняться на милю и более, всегда бывало холодно — и особенно если взлететь не в кожаной одежде для полета, а в простом платье, как она сейчас. Она решила, что обойдется без особого снаряжения, ведь летать предстояло не более получаса — недолгая работа на умеренной высоте, а потом возвращение в гарнизон, где графиню ждало множество необременительных, бесспорно нужных и чрезвычайно приятных занятий.

Амара, тряхнув головой, выбросила из нее лишние мысли и вызвала свою фурию ветра, Цирруса. В былые времена она бы очертя голову рванулась к гарнизону, но вызванный стремительным рывком шум мог потревожить соседей, а нынешняя Амара помыслить не могла о такой невежливости. А еще скорость в клочья изорвала бы подол ее платья и безжалостно растрепала волосы. Раньше все это ничуть бы ее не смутило, но для многих из тех, с кем она день ото дня вела дела, внешность значила немало, и проще было выглядеть, как положено графине в их представлении.

А еще, хотя вслух он ничего не скажет — никогда не говорил, — взгляд мужа горячо одобрял ее нынешние более... благопристойные манеры.

Амара усмехнулась. Одобрял не только взгляд, но и руки. И прочее.

Она скользнула к Гарнизону быстро, но с разумной скоростью, пролетела над разросшимся вширь городком и приземлилась в старой крепости, оседлавшей узкую щель перевала в восточном конце долины Кальдерон и служившей теперь цитаделью для городка, похожего скорее на резиденцию консула, чем на простой окружной центр.

То, что начиналось как рынок под открытым небом, где десяток ремесленников предлагали свои изделия нескольким сотням кочевых маратов, превратилось в перекресток торговых путей, где переплетались интересы десятков купцов и тысяч покупателей — как бледнокожих варваров, так и амбициозных алеранских дельцов.

Растущий город требовал все больше продовольствия, поэтому доминусы долины распахивали новые поля и строили новые дома, богатея с каждой жатвой. Привлеченные новыми возможностями, алеранцы со всех концов страны перебирались в долину Кальдерон, и граф Бернард уже дал разрешение основать четыре новых домена.

Приземлившись, Амара нахмурилась. Строго говоря, по-настоящему новыми из них были лишь два. Два других домена ставились на руинах старых усадеб, уничтоженных несколько лет назад нашествием ворда.

Вспомнив о нем, Амара вздрогнула.

Ворд.

Они справились с ним с помощью маратов — на время. Но ворд не исчез с лица земли. Амара с Бернардом сделали все возможное, чтобы предостеречь алеранцев от новой угрозы, но мало кто внял их предупреждениям. Мало кто понимал, какую угрозу несут эти твари. Если — когда — ворд вернется, глупцы не успеют осознать свою ошибку, а тем более — ее исправить.

Амара отчаялась что-то объяснить людям. А вот ее муж, по своему обыкновению, просто изменил образ действий. Исчерпав свои возможности по укреплению всей страны, Бернард возвратился в Кальдерон и принялся укреплять свою территорию, отдавая все силы обороне долины и ее жителей от ворда и любой другой угрозы. А учитывая, сколько податей платила разбогатевшая округа, приготовления выходили воистину внушительными.

Амара перекинулась приветствиями с часовым на Стене и спустилась во двор, чтобы пройти в покои графа. Кивнув дежурившему перед дверью легионеру, она вошла и застала Бернарда за изучением листов чертежей — вместе с секретарем и парой механиков из легиона. Бернард на голову возвышался над остальными, был шире и в плечах, и в груди. Хотя на висках у него за последние годы прибавилось серебра, это не портило его наружности — ничуть. Он не изменил своей излюбленной короткой бородке, хотя и она теперь была гуще присыпана солью. В зеленой рубахе и кожаных штанах лесного жителя он мало походил на графа, хотя одежда отличалась превосходным качеством материи и шитья. Глаза смотрели серьезно и умно, но между бровями пролегли тонкие морщинки недовольства.

— И слышать не хочу про «никто раньше так не делал», — обратился Бернард к старшему из механиков. — После того как вы сделаете, этого уже никто не скажет, верно?

Механик скрипнул зубами:

— Доблестный граф, вам следует понять...

Бернард прищурился:

— Я понимаю, что еще одно ваше слово в этом покровительственном тоне — и я скатаю все чертежи в трубку, чтобы запихнуть вам...

— Если вы не слишком заняты, — непринужденно вклинилась Амара, — нельзя ли мне перемолвиться словом с господином супругом?

Бернард опалил механика взглядом, перевел дыхание, взял себя в руки и обернулся к Амаре:

— Конечно. Господа, давайте продолжим после обеда.

Все трое согласно забормотали. Старший механик, не сводя глаз с Бернарда, собрал со стола чертежи и принялся скатывать их в трубку, с лихорадочной поспешностью отступая к дверям. Амаре пришел на ум бурундучок, наткнувшийся на спящего травяного льва и со всех ног пустившийся наутек.

Когда дверь за бурундучком закрылась, Амара не сдержала улыбки.

— Риванский легион! — презрительно бросил Бернард, меряя шагами скромный, по-деловому обставленный кабинет. — Они так давно не воевали, что с тем же успехом могли бы называться Риванским строительным. И всегда у них находятся причины, почему то нельзя, а это невозможно. Чаще всего потому, что раньше так не делалось.

— Бесполезные нахлебники, — сочувственно кивнула Амара. — А твоих людей в этом легионе нет, муж мой?

— Мои не в счет, — проворчал Бернард.

— Понимаю, — серьезно согласилась Амара. — А сам ты, господин мой, не служил ли в Риванском легионе?

Бернард остановился и беспомощно уставился на нее. Амара больше не могла сдержаться и расхохоталась в голос.

Лицо Бернарда искривили полдюжины противоречивых гримас. Наконец верх взяла улыбка, и он иронически покачал головой:

— Опять разгоняла бурю на подходе, а?

— Это обязанность графини Кальдерона, — напомнила Амара и, подойдя к нему, привстала на цыпочки, чтобы любовно поцеловать мужа в губы. Он обхватил ее за талию, привлек к себе и уделил поцелую долгую сладкую минуту. Когда их губы разомкнулись, Амара блаженно выдохнула и улыбнулась ему:

— Трудный день?

— Уже легче, — сказал он. — Ты голодна?

— Умираю с голоду. Давай?..

Они как раз вышли на двор, когда часовой протрубил в бараний рог, предупреждая о приближении рыцарей Воздуха. Ему ответил отдаленный звук другого рога, и почти сразу в небе показались несущиеся на полной скорости рыцари — два десятка их удерживали между собой воздушные носилки.

— Странное дело, — удивился Бернард. — Одни носилки на двадцать рыцарей? Сбруя рассчитана на шестерых. Чуть ли не целый рыцарский отряд легиона в сопровождении? Кто это там такой важный?

Рыцари до последнего момента не замедляли полета и опустились на плац перед гарнизонным штабом с ураганным ревом увлекаемого фуриями ветра.