Лови намек, Дани Браун! E-Book

Талия Хибберт

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Романтика .
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 441

Veröffentlichungsjahr: 2023

Beschreibung

Лучший любовный роман 2020 года по версии Publishers Weekly, Kirkus, Apple, Amazon, Washington Post и Insider! Экстравагантная Даника Браун — литературовед, гендерный исследователь и ведьма-любительница — королева одноразовых отношений. Просто потому, что для многоразовых она не создана. Она игнорирует годовщины и вечно забывает, когда девушке положено быть милой. Она с головой погружена в работу и проводит ночи в компании своих драгоценных книг. Но даже самой упертой феминистке иногда требуется кто-то, с кем можно снять напряжение, верно? И вот Дани обращается к богине любви Ошун. Пусть та подаст ей знак — да даже простого намека достаточно. Богине ведь совсем не сложно указать занятой женщине, в каком направлении искать идеального «друга с привилегиями», чтобы не тратить сил попусту и не заморачиваться со всей этой ерундой с чувствами. Увы, у Ошун оказывается свое мнение на сей счет…

Leseprobe

Талия Хибберт Лови намек, Дани Браун!

Talia Hibbert

TAKE A HINT, DANI BROWN

Copyright © 2019 by Talia Hibbert

© Маргарита Петрова, перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Посвящаю это всем безнадежным романтикам и самой себе

Пролог

Наступило полнолуние, самая подходящая ночь для ведьмовских дел, и грудь Даники Браун была намазана медом. Конкретно левая.

– Ради всего святого, – пробормотала она и стерла его.

– Витаешь в облаках во время ритуала? Так-так.

Лучшая подруга Дани, Сорча – яркая женщина с карими глазами, густыми темными волосами и кривой ухмылкой – сидела за крошечным столиком, который служил им алтарем.

– Я не витала в облаках, – возразила Дани, хотя так оно и было. – Просто моя грудь всюду сует свой нос.

– Ну, черт подери, конечно. – Сорча закатила глаза и изобразила акцент Дани с пугающей точностью. – Ой, бедная-несчастная я и моя потрясающая грудь, которой я все равно не намерена ни с кем делиться…

– Не думаю, что смогла бы поделиться с тобой частью своих сисек, Сорч.

Сорча сверкнула глазами:

– А если бы могла, то дала бы мне немного?

– Нет. Потому что, как ты верно заметила, они у меня потрясающие. А теперь заткнись и сосредоточься.

– Самовлюбленная, жестокосердная женщина. Тщеславная, насквозь пропитанная эгоизмом…

Сорче не было равных в изобретении креативных оскорблений.

Ее самозабвенное бормотание звучало фоном, в то время как Дани отодвинула горшочек с медом и поставила блюдо, которое наполняла, ближе к центру стола. За этим блюдом, спиной к спине с Черной мадонной Сорчи, стояла маленькая золотая статуэтка богини Ошун.

Как и любое уважающее себя божество любви, красоты и изобилия, Ошун была покрыта драгоценными камнями и ничем более – если не считать пчел и копны волос. У Дани, напротив, волос было мало, а пчел совсем не наблюдалось, как и привычки обнажаться на публике; она также не уделяла никакого внимания романтическим отношениям, поскольку эмпирические исследования показали, что это лишь пустая трата энергии, которая отвлекает от профессиональных целей. Но тот факт, что Дани и ориша[1] не сошлись во мнениях по этой конкретной теме, не имел никакой важности. Золотая статуэтка была семейной реликвией, полученной от дорогой покойной бабушки Дани – той самой женщины, которая однажды сказала ей: «В знаниях, передаваемых из поколения в поколение, есть сила, содержатся ли они в ваших книгах или устах старейшины».

Даника полностью разделяла это мнение. Плюс к тому, следовать по стопам бабушки-ведьмы было весело и совершенно естественно. Скорее всего, веселье было как-то связано с затейливыми ночными ритуалами и историей упорного женского неповиновения.

– Ну, пора, – скомандовала Сорча, очевидно закончив перечислять пороки Дани.

И вот за столом, на котором соседствовали два разных идола, в комнате, где лениво сливались отблески свечей и сияние полной луны, Даника взяла свою подругу за руки и замкнула круг.

– Ты первая, – прошептала Сорча.

– О, дорогая, ты уверена?

– Не начинай. Я знаю, что тебе не терпится вызвать хоть что-нибудь.

Ну да. За тот месяц, что прошел с тех пор, как закончилась ее последняя «связь», вагина Дани затянулась паутиной (упомянутый орган, к сожалению, был склонен драматизировать), и она надеялась, что ритуал положит конец этой несправедливости.

Она вздохнула и начала.

– Привет, Ошун. Надеюсь, с близнецами все в порядке. В этом месяце у меня есть заявка, которую ты, надеюсь, одобришь: мне нужен новый трах-приятель.

Глаза Сорчи распахнулись.

– Подожди. Ты уверена, что это хорошая идея?

– Заткнись, – строго велела Дани. – Не мешай мне.

Но Сорча не была бы Сорчей, если бы хоть что-то могло ее остановить.

– Мне казалось, ты все еще расстроена из-за Джо?

Дани бросила на нее испепеляющий взгляд:

– Я никогда не была расстроена из-за Джо. Расстраиваться – значит проявлять бессмысленные, отнимающие много времени эмоции, которых я стараюсь избегать.

– Неужели? – Слово источало скептицизм подобно тому, как свечи, стоящие на столе, истекали воском. – Потому что я могла бы поклясться, что, когда она бросила тебя…

– Она не бросала меня. Мы не были парой, и это факт, который она хотела изменить, а я – нет.

– Когда она бросила тебя, – как ни в чем не бывало продолжила Сорча, потому что была настоящей засранкой, – ты купила коробку смеси для торта, вбила туда яйцо и съела все это в сыром виде из большой старой миски…

– Я просто очень люблю сладкое, – холодно отрезала Дани, что было абсолютной правдой.

Сорча вздохнула.

– Ты же понимаешь: нехорошо, когда ведьма настолько не в ладах со своими чувствами?

– Чушь собачья. Я в полной гармонии со своими эмоциями, благодарю покорно.

– За исключением тех случаев, когда ты не знаешь, как справиться с тем, что кто-то, с кем ты спишь, влюбляется в тебя, отчего ты окунаешься в пучину обжорства.

– Это было не из-за Джозефины, – упрямо повторила Дани. – Должно быть, у меня был ПМС или что-то в этом роде.

Потому что Даника Браун не хандрила – или, по крайней мере, не хандрила из-за межличностных взаимоотношений. Ни разу с того дня, когда застала свою первую любовь, счастливо трахающуюся с другим, и никогда впредь. Джо хотела романтики, а Дани не могла представить себе нечто менее соответствующее ее характеру, поэтому они просто завершили свои отношения и мирно разошлись в разные стороны.

Правда, с тех пор они больше не разговаривали.

Ни разу.

– Не пытайся сбить меня с толку, – твердо заявила Дани, потому что, очевидно, единственным способом закончить этот ужасный разговор было проявить твердость. – Я знаю, что делаю и чего хочу. Я взрослая женщина с развитым интеллектом, которой, согласно контракту, предстоит активно вкалывать в течение следующих пятнадцати лет и которая нуждается в регулярном оральном сексе, только и всего. Так что заткнись и дай мне попросить об этом.

– Ну и пожалуйста, – буркнула Сорча. – Валяй. Проси.

И произошло чудо: она закатила глаза, неодобрительно вздохнула, но в конце концов закрыла рот.

Отлично. Всегда нужно уметь извлекать выгоду из внезапной божественной милости.

Дани закрыла глаза и начала снова.

– Ошун, мне нужен постоянный источник оргазмов. – Она подумала о Джо и добавила: – Кто-то, кто не будет ожидать от меня большего, чем я могу дать. Предпочтительно разумный тип с красивой задницей, сосредоточенный на своих собственных целях. Сама я пока не очень преуспела на этом поприще, так что, если ты знаешь кого-нибудь, кто соответствует критериям… просто… укажи мне направление. Дай намек.

Когда Дани закончила, ее охватило теплое ощущение невероятного покоя, словно она погрузилась в воды прогретой солнцем реки, как будто богиня услышала и пообещала сделать все, что в ее силах. Она позволила робкой улыбке коснуться своих губ, греясь в лучах тишины.

Тишины, которую тут же нарушила Сорча:

– Господи, типичный стрелец.

– Убийство. Я собираюсь совершить убийство.

Дани открыла глаза и встала на колени, тщательно изучая стол. Следует ли треснуть свою лучшую подругу по голове идолом – что можно расценить как неуважение – или здоровенной восковой свечой? Свеча была зажжена, поэтому статуэтка была предпочтительнее. Когда она потянулась за ней, что-то выпало из многочисленных потайных карманов ее платья и с грохотом упало на алтарь.

Предмет приземлился у ног Ошун, найдя идеальное равновесие на тарелке с медом.

Дани предположила, что это знак. Скорее всего, послание, в котором говорилось: «Пожалуйста, не убивай Сорчу, ты потом пожалеешь об этом, и вряд ли тебе понравится в тюрьме».

В мерцании свечей было видно, как Сорча прищурилась, нисколько не напуганная потенциальным свиданием со смертью.

– Подожди, это что, мюсли-батончик? Я проголодалась.

– Протеиновый батончик, – поправила Дани, поднимая его и передавая подруге.

– С каких это пор ты ешь протеиновые батончики? – Крошки летели во все стороны, когда Сорча отламывала кусочки пальцами, как невоспитанная язычница, коей и являлась.

– Не знаю, откуда он. Кто-то дал его мне. Боже, Сорч, ты устраиваешь ужасный бардак, а мы еще не закончили ритуал. Разве ты не хотела попросить помощи для писательского конкурса, в котором участвуешь?

– Сомневаюсь, что это помогло бы, – хихикнула Сорча. – Мы паршивые ведьмы.

Дани фыркнула.

– Говори за себя. Я сосредоточена на настоящем и готова впустить магию в свою жизнь.

– С каких это пор?

– С тех пор как я послала запрос, и теперь жду знака!

Сорча бросила пустую обертку от протеинового батончика на стол.

– Зная нас, ты, скорее всего, его проморгаешь.

Глава первая

Пять месяцев спустя.

Университетская кофейня напоминала плохую поп-песню: мучительно повторяющуюся и неестественно оптимистичную. Молоко бурлило, имена выкрикивались, а бариста лучились позитивом, словно это входило в их обязанности (что, несомненно, было неправдой). Дани опаздывала на работу, и грохот кофейных зерен служил фоновой музыкой для ее фантазий о том, как бы укокошить всех вокруг.

Надо сказать, в последнее время она довольно часто подумывала об убийстве. Возможно, ей следует поговорить с кем-нибудь по этому поводу – а может, это естественный побочный эффект от жизни на планете Земля.

– Господи, – пробормотала Сорча, размешивая полкило сахара в своем латте. – Люди всегда так шумят?

– Сейчас март. Конец семестра уже близок. Они, – Дани позволила своему взгляду скользнуть по чрезмерно самоуверенным студентам, заполняющим зал, – полны надежд.

– Кто-то должен излечить их. Это проявление неуважения к утру понедельника.

Прежде чем Дани смогла всецело согласиться, бариста поставил на стойку два стакана навынос.

– Зеленый чай и черный кофе для Даники?

– Спасибо. – Дани схватила напитки и кинулась к выходу.

– Черный кофе, – пробормотала Сорча, когда они пробирались сквозь массу тел. – Это для твоего роскошного дружка из службы безопасности, не так ли?

– У него есть имя.

– И я хотела бы простонать его.

Дани чуть не подавилась смехом:

– Сорча, ты лесбиянка.

– Приятно, что ты заметила. Вообще-то, Дэн, это просто обычная шуточка под кофеек. Девочки такие девочки! К слову, ты сама признаешься во всяких грязных вещах, которые ты хотела бы проделать со своим так называемым другом Зафиром.

Дани нахмурилась, услышав это имя – в основном потому, что если бы она этого не сделала, то могла бы улыбнуться, а это Сорча, разумеется, неправильно истолковала бы:

– У меня нет грязных мыслей насчет Зафира. Он славный.

– Славный? – Сорча выплюнула это слово будто ругательство. – Заф? Зафир Ансари? Этот огромный сварливый долбак, который наводит ужас на половину вашего здания?

Дани отхлебнула зеленого чая.

– Он милый, стоит только узнать его поближе.

– Милый? – еще немного и от ее крика начнут лопаться стекла.

Возможно, она была права: «милый», вероятно, было некоторым преувеличением. Но Заф был добрым, а Дани всегда питала слабость к добрым мужчинам: они были невероятной редкостью.

К сожалению, Заф избегал смотреть на грудь Дани с такой титанической старательностью, которая предполагала либо незаинтересованность, либо избыток рыцарства – а Дани терпеть не могла рыцарства в мужчинах. Это часто приводило их к принятию опрометчивых решений, как то: пригласить ее поужинать перед сексом или застрять в ее кровати и болтать после секса.

– Заф, каким бы чудесным он ни был, – не вариант. Я жду знака, – напомнила она Сорче. – Поэтому буду просто предаваться сексуальным фантазиям о его бороде, пока мой идеальный трах-приятель не материализуется.

Сорча на мгновение задумалась над этим, прежде чем пожать плечами.

– Резонно. К слову, об аппетитных, но недоступных штучках: хочешь пообедать со мной позже в той пиццерии с горячей официанткой-натуралкой?

– Не могу. Работаю.

– Вечно ты, мать твою…

Прежде чем Сорча смогла закончить это несомненно справедливое утверждение, на их пути, как крот из-под земли, возник мужчина. Дани моргнула и резко остановилась:

– Ой. Простите.

Мужчина, казалось, не слышал. Он был высоким, светловолосым и обладал мягкой красивой улыбкой, которая говорила о том, что ее хозяин никогда не встречал преграды, которую не мог бы преодолеть, используя тактику бульдозера. И тут же доказал это на деле.

– Доброе утро, – промурлыкал он, его глаза остановились на груди Дани как ракеты, наведенные на цель. – Не хотел вас беспокоить…

– Но это вас явно не остановило… – вздохнула Сорча.

Высокий, Светловолосый и Безмозглый мужественно игнорировал ее.

– …но, когда я вижу женщину с красной помадой до девяти утра, – он подмигнул, – что ж… Я просто должен вознаградить ее.

Дани уставилась на него.

– Вознаградить меня? Как же? Я, видите ли, принимаю только книгами или едой.

Вспышка раздражения на лице незнакомца наводила на мысль, что ответ Даники не вписывался в его блестящий сценарий. Но он достаточно быстро пришел в себя.

– Еда подразумевается. – Блондин улыбнулся. – И точно будет, если ты позволишь мне пригласить тебя на ужин.

Дани печально покачала головой и повернулась к Сорче.

– Как думаешь, это хоть раз сработало? Наверное, ведь в противном случае они вряд ли продолжали бы так делать?

Сорче удалось напитать один вздох целым ведром отвращения, чему Дани всегда завидовала.

– Может быть. Или, может, они просто недостаточно умны, чтобы установить связь между своим вмешательством в беседу двух женщин, и тем, что ни одна из них никогда добровольно к ним не прикоснется.

Мужчина вздрогнул, хмурая гримаса исказила безупречный лоб.

– Подожди, – рявкнул он, – ты говоришь обо мне?

– Совершенно очевидно, что так оно и есть, – мягко подтвердила Дани.

Блондин некоторое время брызгал слюной от возмущения, прежде чем выпалил: «Жирная гребаная шлюха» – и умчался прочь.

– О боже, – вздохнула Дани. – Он думает, что я жирная шлюха. Ранил меня в самое сердечко.

Сорча закатила глаза.

* * *

Голос в ухе Зафира Ансари прошептал:

– О чем ты думаешь?

– О том, как сильно я тебя хочу.

– Тогда возьми м…

Заф поставил аудиокнигу на паузу, и звук из единственного наушника прервался. Иногда можно было послушать книжку на работе. Но этот отрывок явно не подходил для такого.

Он отсоединил наушники, обмотал вокруг телефона и засунул его в карман. Все это время Заф внимательно следил за входом в здание «Эхо» и сразу нахмурился, увидев, как худой словно тростинка паренек, одетый во что-то похожее на пижаму под толстовкой, попытался проскользнуть мимо, не предъявив удостоверение личности, как все остальные.

– Эй, ты. – Как и большинство реплик Зафа, эти слова прозвучали будто камнепад в горах. – Ну-ка иди сюда.

Парень остановился и поднял руки, в которых в данный момент были телефон и… рогалик.

– Я не могу дотянуться до своего удостоверения личности, – сказал он извиняющимся тоном и направился дальше, как будто это было в порядке гребаных вещей.

– Ну-ка. Иди. Сюда, – повторил Заф.

Затем он встал, что, как правило, заставляло людей прислушиваться к его словам, поскольку Зафир был бывшим фланговым игроком в регби.

У паренька глаза полезли на лоб, он сглотнул и приблизился, как нашкодивший щенок.

– А теперь, – терпеливо продолжал Заф, – положи свое барахло на стол.

И телефон, и рогалик обреченно шлепнулись на столешницу.

– Вы только гляньте! Эти руки свободны. – По-прежнему одним глазом поглядывая на вход, где утренний поток людей спал до слабой струйки, Заф приказал: – Удостоверение личности.

Пыхтя и отдуваясь, парень проверил тысячу карманов, прежде чем предъявить студенческое удостоверение личности, в котором говорилось, что он, возможно, находится здесь все же не для того, чтобы стащить труп или украсть взрывоопасный газ.

– Я опоздаю, – пробормотал парнишка, передавая охраннику документ.

– Не моя проблема. – Заф взял карточку и приложил ее к автоматическому устройству проверки на своем столе. – Знаешь, что я мог бы сделать? Я мог бы заставить всех вас выстроиться в очередь и проверять каждого по электронной системе. Но я ведь хороший парень. – Не совсем так, но и полным козлом Зафир тоже не был. – Поэтому вместо этого я использую свои глазные яблоки. Это упрощает жизнь и мне, и тебе. Но только если ты предъявляешь мне удостоверение. В противном случае ничего не получится, у меня ведь нет рентгеновского зрения. Позволь мне кое-что тебе показать. – Проверив карточку, Заф поднял ее за синий шнурок с логотипом университета. – Ты знаешь, для чего это? Чтобы ты мог носить ее прямо на шее. Тогда тебе не придется выбирать между тем, съесть ли рогалик или вывести меня из себя. Договорились?

– Я не могу надеть его себе на шею, – пролепетал паренек. – Я буду выглядеть как придурок.

– Ты идешь в лабораторию в пижаме «Время приключений», приятель. Ты уже выглядишь как придурок, и через пять минут твой профессор скажет тебе об этом.

– Я – что? – Он посмотрел вниз. – О, нет! Вот дерьмо.

– Наклонись. – Заф накинул шнурок на голову растрепанного паренька. – А теперь вали отсюда.

Бросив на охранника несколько свирепых взглядов и еле слышно пробормотав пару комментариев, парень отвалил.

Справа от Зафа раздались замедленные саркастические аплодисменты, которых ему хватило, чтобы понять: в здание вошла его племянница.

Он повернулся к ней – обычное плохое настроение испарилось:

– Пушистик! Что ты здесь делаешь?

Она предупреждающе распахнула подведенные глаза, многозначительно мотнув головой в сторону компании девушек позади нее.

Заф прочистил горло и сдержал улыбку.

– Прости. Я хотел сказать Фатима. – Он слегка помахал девочкам. – Привет, друзья Фатимы.

– Ты можешь расслабиться? – прошептала она. – Ты меня смущаешь.

– А хотел раздражать. Придется мне еще постараться.

Она зарычала на него, как маленький лев, и повернулась, чтобы махнуть девочкам рукой.

– Встретимся наверху, хорошо? – Когда они кивнули и растаяли, Фатима снова повернулась к Зафу: – Теперь я понимаю, почему ты выбрал эту работу. Здесь можно набрасываться на людей в рамках профессиональных обязанностей.

– Мечты сбываются, – сухо ответил Заф и сел.

За высоким столом охраны был спрятан стол, который он использовал для работы на самом деле. Заф постучал по клавиатуре компьютера, чтобы узнать время… Хотя не сказать, чтобы он ждал какого-то конкретного часа. У него не было абсолютно никаких причин делать это.

– Ты выглядишь усталым, – сказала Пушистик. – Мама считает, что ты доводишь себя до изнеможения и пожалеешь об этом в старости.

– Добавь это в список. И я не выгляжу усталым, я выгляжу загадочным.

– Загадочным, как зомби.

– Ты жутко грубая девчонка. Прояви уважение к старшим.

Она сощурилась, насмешливо наклонила голову и жеманно прошептала:

– Пожалуйста, дорогой Чача, спи по восемь часов в сутки вместо того, чтобы писать письма в благотворительные организации или что ты там делаешь, и не исключено, что тогда ты не будешь на работе выглядеть как мертвец, иншалла.

Такая же, как ее отец. Эта мысль была горько-сладкой.

– Я подумаю об этом. А почему ты здесь? Что-то случилось? – За несколько месяцев, прошедших с тех пор, как Фатима поступила в университет, Заф видел ее в кампусе лишь мельком и издалека. Обычно он блестяще исполнял пантомиму под названием «Неловкий дядюшка», а она убегала, метая глазами кинжалы в его сторону. Но теперь племянница почему-то очутилась здесь, в его здании.

Зернышко тревоги зашевелилось в его груди, всегда готовое перерасти в нечто большее. Роль «Оберегающего дядюшки» была еще более напряженной, чем роль «Неловкого дядюшки».

Но Фатима закатила глаза – она чересчур увлекалась этим – и вздохнула:

– Нет, Чача. Все в порядке. Я только что перешла в класс панджабского языка 1-го уровня.

Заф поднял брови:

– Твой панджабский в порядке.

– Вот именно. И я с нетерпением жду отличной оценки. Конечно, я не знала, что семинар по литературе будет, – она сморщила нос, оглядывая фойе с явным отвращением, – здесь.

«Эхо» было невысоким серым пережитком архитектуры на середине Юниверсити-роуд, и в нем студенты-медики делали странные вещи с мертвыми телами и органами животных.

– Здесь все не так уж плохо, – весело сказал Заф племяннице. – По крайней мере, теперь ты будешь чаще видеться со своим любимым дядей.

– Я вижу тебя почти каждый день, и ты мой единственный дядя, – возразила девушка, перекладывая сумочку из левой руки в правую.

Он бесчисленное количество раз говорил ей носить рюкзак для равномерного распределения веса, но Фатима была маленькой модницей, как и ее мать.

– Ворчи, сколько хочешь, Пушистик. Я знаю, что ты меня любишь. А теперь поторопись на занятие, иначе опоздаешь.

– Поучения, поучения, поучения. Вот и все, что я получаю за то, что беспокоюсь о тебе? – Еще раз трагически закатив глаза, она повернулась, чтобы уйти.

– Племяшка, – крикнул он ей вслед, – будь умницей и принеси мне в следующий раз завтрак.

Она проигнорировала его, ускорив шаг.

– Перекус тоже сойдет, Пушистичек! Слышишь меня?

Взмах ее платка через плечо невербально ответил: «Да иди ты».

А потом Фатима исчезла, и Заф остался один – осознание этого заставило его снова нажать на кнопки клавиатуры. Будь он одним из тех парней, которые зациклены на женщинах, он мог бы заметить, что кое-кто опаздывает, но он таким не был и потому не заметил ничего. Вместо этого Заф потер короткую бородку, щелкнул языком по зубам и проверил электронную почту. Руководитель группы напомнил о запланированных на сегодня учениях по эвакуации, потому что в «Эхо» хранились не только кучи странных органов, но и тонны опасных газов. Было еще одно электронное письмо от университетской команды по регби, приглашавшей его поиграть, но, как бы ему ни хотелось, это могло навлечь на него неприятности. Теперь Зафа редко узнавали из-за бороды, и прошло почти десять лет с тех пор, как он в последний раз играл профессионально. Но выход на поле с местными фанатами регби может пробудить чью-то память, и если кто-нибудь скажет ему: «Эй, разве ты не тот парень, чья семья погибла в автокатастрофе?», то может случайно схлопотать по лицу.

Пока он со вздохом удалял это электронное письмо, автоматическая дверь «Эха» медленно открылась. Боковым зрением Заф заметил знакомую фигуру, и что-то внутри него успокоилось. Бдительность. Голод.

Он обернулся и увидел Данику Браун.

Она мягко двигалась вперед своей плавной походкой, изучая пустое фойе кошачьими глазами, в которых у него была дурная привычка тонуть. Ее темная кожа красиво светилась под флуоресцентными лампами, которые заставляли всех остальных выглядеть призрачными, желтушными или серыми. И хотя он тысячу раз говорил себе, что сохнуть по знакомой – знакомой по работе – знакомой по работе, которая может быть лесбиянкой – было в лучшем случае пошло, а в худшем – мерзко, страсть тут же зажала Зафа в тиски.

– Я опоздала, – заявила Даника, которая редко здоровалась или прощалась. Ее длинное черное платье развевалось по мере приближения к Зафу, а струящаяся ткань липла то к бедру, то к талии, то вновь к бедру. Конечно, он не пялился на нее, потому что это было бы неуместно.

– Вот, пожалуйста, – сказала она, двигая стакан по столу, который их разделял. – Один очень горячий, очень черный, очень горький кофе для нашего местного князя тьмы.

– Твое здоровье, принцесса, – бросил он в ответ, и Дани наградила его улыбкой на миллион долларов.

От одного вида этих мягких алых губ у Зафа по венам побежал электрический ток. Он продолжил в том же духе:

– Много подростков выбесила за последнее время?

– Напугал до смерти каких-нибудь старушек? – мило поинтересовалась она.

– Старушки меня любят.

– Вау, да ты горячая штучка.

Заф покраснел, надеясь, что цвет кожи и борода это скроют.

– Эм… потому что я подстригаю их газоны и все такое. Вот что я имел в виду.

Она ухмыльнулась.

– Все интереснее и интереснее…

– Отвали.

Обычно после этого Дани ухмылялась и шла, куда ее послали, торопясь приступить к работе. Но сегодня она рассмеялась и провела рукой по коротким розовым волосам, от бритых висков до более длинных завитков на макушке. Ее волосы были черными в пятницу. Синими в прошлом месяце. Красными в первый день, когда он ее увидел.

А еще-е-е-е-е ему, вероятно, следует меньше времени тратить на наблюдение за цветовой палитрой волос этой женщины и больше на… ну, всякую там важную фигню. И ведь не сказать, чтобы ему было нечем заняться: практикумы ждали своего написания, цели своего достижения, некоммерческие организации – предложений о сотрудничестве.

Но потом Дани вздохнула, и все здравые мысли снова вылетели у него из головы.

– Чертовски тяжкий вздох, – пробормотал он, потому что так оно и было.

– Еще бы, – рассеянно ответила она. – Я ведь и есть чертовка.

В самую точку и так типично для Даники, но ее взгляд был отстраненным, а мысли витали где-то далеко. С прищуренными глазами и поджатыми губами она казалась необычно… взволнованной, и это терзало Зафа сильнее, чем следовало бы.

Если бы она разозлилась из-за «предвзятых культурных исследований» или «двойных стандартов в отношении феминизма», он бы услышал об этом в ту же секунду, как она вошла в здание. А значит, ее беспокоило что-то другое, – возможно, что-то серьезное, – но она не упомянула об этом, так что это явно не его дело.

Он не станет спрашивать. Он не будет совать нос в чужие дела. Он не станет…

– Все в порядке? – выпалил его дурацкий огромный рот.

Дани вздрогнула, как будто он вырвал ее из глубокой задумчивости.

– Ну… просто… – Она колебалась. – Мне, наверное, стоит пойти наверх. Ты же знаешь, я стараюсь приходить на занятия пораньше, чтобы создать впечатление всемогущества.

Иронична, как всегда. Самоуверенна, как всегда.

Ему захотелось улыбнуться, как всегда.

Заф противостоял соблазну, как всегда.

– Резонно, – сказал он. – Ну, тогда увидимся…

Она испустила еще один вздох, больше подходящий для сцены, и объявила:

– Ладно, прекрасно, ты меня расколол…

– Неужели? – невозмутимо поинтересовался Заф.

– Я бы посоветовала тебе не быть столь саркастичным, но не думаю, что это в твоей власти. Нет, теперь уж молчи, ужасный человек, и слушай мои стенания. Ты сам спросил.

– Именно так. – Черт, как же ему нравилась эта женщина.

– Ты не поверишь, что случилось со мной возле кофейни.

Зафир неспешно потягивал свой кофе, как будто его не распирало отчаянное желание узнать:

– Можешь рассказать мне, когда сочтешь нужным. Ведь с момента начала нашего разговора прошло всего лет сто, не больше.

Она одарила его ледяной улыбкой и продолжила:

– Какой-то придурок пригласил меня на ужин.

Следующий глоток, казалось, обжег его внутренности:

– Надеюсь, ты послала его в задницу.

– Ну да. – Должно быть, он угадал с ответом, потому что ее взгляд стал теплым и сладким как патока. – Да, именно так я и сделала.

– Хорошо.

Хорошо, потому что женщины заслуживают возможности заниматься своими делами без того, чтобы на них пускали слюни ни свет ни заря; нехорошо, потому что Заф не хотел, чтобы какой-то ублюдок приглашал Данику на ужин. Это было странно, эгоистично и бессмысленно, потому что абсолютно его не касалось. Иногда у него возникало жгучее желание сделать так, чтобы это его касалось, но ему довольно хорошо удавалось подавлять это желание, чтобы оно не вышло из-под контроля.

Чего Заф действительно хотел, так это быть счастливым, и он прочитал достаточно любовных романов, чтобы знать, как это сделать. Во-первых, надо достичь своих целей и все такое прочее (он работал над этой частью). Во-вторых, найти чудесную женщину, которая вдохновляла бы на грязные мысли, и жить с ней долго и счастливо.

Дани была чудесная женщина, из-за которой в его голове роились всякие реально грязные мысли, но он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что «долго и счастливо» не предвидится. Им не светит даже «жили-были». Во-первых, потому, что она много говорила о том, как занималась сексом с некой Джанель Монэ, и, когда он спросил, что она думает об Идрисе Эльбе (всем, кто увлекается парнями, нравится Идрис Эльба, верно?), все, что она сказала, было: «Он великолепен. Мне очень понравился „Лютер“». А во-вторых, если верить сплетням, ходившим среди персонала (а Заф, конечно же, не одобрял подобных сплетен, причем категорически), Даника Браун была королевой одноразовых отношений. И Заф не имел понятия, что делать в случае, если она будет одной рукой тыкать ему в лицо толстой инструкцией по одноразовым отношениям, сжимая в другой его пенис.

Так что она была предназначена не для него, а он не для нее, они – просто друзья, и ему не следовало даже думать об этом. Вот почему Заф проглотил свою нелепую ревность и пошутил:

– Надеюсь, этот парень упадет в канализационный люк или что-нибудь в этом роде.

– Твоими бы устами, – промурлыкала она и подмигнула ему.

Двух мнений быть не может. Она посмотрела на него и просто… вот дерьмо, подмигнула. Внезапно он почувствовал легкое головокружение. Тепло и возбуждение разлились по всему его телу. Пожалуй, перебор для утра рабочего понедельника.

Заф прочистил горло и взял себя в руки. Очевидно, для одного дня Даники ему было уже достаточно.

– Ну, тогда… Ты опаздываешь, не забыла?

Ее глаза постепенно выпучились, как у сонного котенка:

– Ой. О, черт! Да, точно.

– Подожди.

Заф полез в карман за утренним протеиновым батончиком Дани – привычка, которая появилась с тех пор, как она стала работать в «Эхо» несколько месяцев назад. Это было справедливо, потому что она всегда приносила ему кофе. И кроме того, у нее никогда не было времени позавтракать – открытие, которое он сделал, увидев, как она проглатывает пакетик «Скитлс» в 9 утра. И, кроме того, она была сердобольной вегетарианкой, которая могла скончаться от недоедания, если бы не он.

– Спасибо, папочка, – сказала она и хихикнула, протягивая руку в привычном жесте.

Заф фыркнул. То, что он нащупал в кармане, было твердым, холодным и не богатым белком – его телефон. Не тот карман. Когда он вынул руку, помещение наполнилось звуком:

«Тогда возьми меня. Я умираю от желания, и ты это знаешь».

О, черт.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Конечно, каким-то образом он запустил аудиокнигу. Заф схватил телефон и начал изо всех сил дергать наушники, обернутые вокруг него, – те самые наушники, которые не помешали ему нажать кнопку воспроизведения, но теперь действовали как долбаный непроницаемый щит, защищающий кнопку паузы. Должно быть, он очутился в одном из собственных подростковых кошмаров, потому что его руки действовали куда медленнее и неуклюжее, чем обычно. Рассказчик в аудиокниге предостерег: «Если я только прикоснусь к тебе этим вечером – ты станешь моей», и через стол Даника издала сдавленный звук – ужаса?

Да, наверное, ужаса – и закрыла рот рукой.

– Заф, – почти взвизгнула она, – это порно?

– Нет! – прозвучало слишком громко для правды. – Нет, – повторил он сквозь стиснутые зубы, стараясь казаться спокойным, разумным человеком, а не выведенным из себя извращенцем.

Наконец ему удалось поставить на паузу, затем он открыл ящик стола, сунул внутрь предательский телефон (технике, как и большинству, казалось бы, хороших вещей в жизни, явно нельзя было доверять) и захлопнул ящик.

– Это определенно было порно, – констатировала Дани, и Заф настолько отвлекся, представляя, как прыгает с моста, что не сразу понял, что она смеется.

Одна ладошка Дани все еще прикрывала рот, но между словами проскакивали тихие смешки, а уголки глаз явно приподнялись от веселья. Облегчение, охватившее Зафа, было таким чертовски сильным, что он чуть не потерял сознание. С каждым добродушным смешком ужас, затопивший его, отступал.

– Это было не порно, – повторил он, и на этот раз ему не пришлось перекрикивать бешеное биение своего сердца и настойчивые стоны своего телефона. – Это аудиокнига.

– Что еще, черт подери, за книга такая? – поинтересовалась Даника с ухмылкой на лице.

– Не важно, – пробормотал он, не потому, что ему было неловко признаваться, что он слушает любовные романы, а потому, что сейчас было не самое подходящее время объяснять это. – Послушай, я действительно не хотел, чтобы…

– Я знаю, – ответила она без колебаний, и это было хорошо.

Потому что, если бы она восприняла это фиаско как мерзкий, кавычки открываются, инцидент, кавычки закрываются, Зафу пришлось бы сбежать в Гватемалу пасти коз ради заработка. А он никогда не ладил с животными.

С по-прежнему пылающими щеками – хвала господу за густую бороду и смуглую кожу – Заф сунул руку в другой карман, нашел протеиновый батончик и протянул его.

– Вот. А теперь отвали.

– Грубо, – бросила она, но, уходя, улыбалась.

– Лучше поешь! – проворчал он.

– А ты наслаждайся своей эротической книгой! – крикнула она в ответ, а затем распахнула дверь на лестничную клетку и исчезла.

Заф выдохнул и уронил голову на руки.

– Убейте меня, – пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Просто убейте меня прямо сейчас.

Глава вторая

Как же это типично, что первый год Дани в качестве младшего преподавателя – хорошая новость – был омрачен ее переводом в отвратительное здание (которым, без сомнения, являлось «Эхо») – плохая новость. Она должна была преподавать по соседству с одним из своих научных руководителей, в крошечном уютном здании в кампусе, где проводились исследования по литературе и женскому вопросу. Но в октябре имело место неприятное происшествие, связанное с группой первокурсников, костюмами клоунов, пиньятой и обнаружением невероятного количества асбеста. В хаосе переезда Дани услужливо и неразумно вызвалась занять классную комнату, к которой никто больше не хотел приближаться. В конце концов, Джо ведь работала в «Эхо», так насколько же это могло быть плохо?

Теперь, когда Джо больше не была ни ее подругой, ни любовницей, ответ напрашивался сам собой: очень плохо. Даже самое лучшее в «Эхо» – один довольно интересный охранник – регулярно способствовало ее опозданиям. Или, во всяком случае, задерживало ее.

– Итак! – Дани хлопнула в ладоши, войдя в свой временный класс. – Я здесь, все заткнулись; надеюсь, вы прочитали, потому что, если нет, вам конец.

Она осторожно достала ноутбук из рюкзака, положила на стол, затем бесцеремонно бросила сумку на холодный пол. Сняв колпачок с маркера для доски, она ткнула пальцем в аудиторию, полную ожидающих ее студентов, которые выглядели слегка взволнованными – именно такими они ей и нравились.

– Кристина Россетти, «Базар гоблинов»[2], давайте обсудим. Эмили, начнем с тебя.

Девушка с сонными глазами намотала прядь длинных голубых волос на палец и быстро сказала:

– Сплошь о перепихоне.

Дани подошла к доске и написала «Базар гоблинов» в центре большого пузыря. Традиционалисты могли бы счесть написание на доске ненужным, но не все учащиеся хорошо воспринимали информацию на слух, независимо от уровня их образования. Поэтому она нацарапала маленькую стрелку, выходящую из пузыря, и написала: «Перепихон».

Затем она повернулась к Эмили и весело сказала:

– Поясни, пожалуйста.

– Ну… – уклончиво протянула Эмили, – я имею в виду, что это либо про секс, либо про христианство. Одно из двух. А, может быть, и про то и про другое.

– Я думаю, что и про то и про другое, – добавил юноша рядом с ней, Уилл.

Дани кивнула, нарисовала еще одну стрелку и написала: «Заголи сиськи во имя Христа?» Затем спросила:

– Кто-то хочет еще высказаться?

– Спрячь сиськи во имя Христа, – поправил Уилл.

– Делай со своими сиськами что хочешь, во имя Христа, – твердо заявила Эмили, – потому что он простит тебя. Это аллегория. Лиззи страдает за грех Лауры, ведь так?

– Вот это уже кое-что. – Дани ухмыльнулась, схватила тряпку для доски, стерла «Заголи сиськи во имя Христа» и написала: «Аллегория: первородный грех, страдания Спасителя». – Хорошо, кто-то еще… – Ее взгляд упал на незнакомое лицо – новенькая, Даника получила электронное письмо на ее счет. – Фатима, да?

Девушка кивнула – маленькая, серьезная и чересчур элегантная:

– Верно.

– У тебя было время прочитать?

– Да.

– Тогда вперед – порази меня.

Фатима прочистила горло:

– Я тоже подумала про эту связь с Христом. И еще мне кажется, что гоблины – антисемитский образ.

Девушка рядом с ней, Пелуми, щелкнула пальцами:

– Как в «Гарри Поттере».

– Эй, – пропищал кто-то с другого конца стола. – Не наезжай на «Гарри Поттера».

– Это не наезд, если это правда.

Дани хлопнула в ладоши:

– Энергичная дискуссия – именно то, чего я от вас хочу, но, если вы не можете доказать параллели между «Гарри Поттером» и Россетти, попрошу снять это с повестки.

Последовала пауза, прежде чем Пелуми сказала:

– Избыточное сладострастие, и кто за это платит. В Хогвартсе столы волшебным образом заполняются едой в результате подземного рабского труда; девушка в поэме умирает от слишком большого количества оргазмов или чего-то в этом роде, потому что она попробовала какой-то член. Я хотела сказать, фрукт.

Дани серьезно кивнула:

– Это очень изобретательно, поэтому я соглашусь.

Дебаты ожили.

Дани провела остаток занятия, слушая смесь острого, как бритва, анализа и отрыгивания мемов, направляя разговор, когда это было нужно, и замолкая, когда в этом не было необходимости. Время пробежало незаметно: семинар закончился, тетради были упакованы в сумки, а кексы в киоске призывали ее.

Когда студенты вышли, помахав ей на прощание, Дани, выждав небольшую паузу, открыла ноутбук, чтобы быстро проверить электронную почту. Нужно стараться быть в курсе происходящего. Кому-то может понадобиться…

Так.

В верхней части экрана появилось новое электронное письмо с выделенной жирным шрифтом строкой темы, от которой у нее все сжалось внутри. Было ли это сигналом возбуждения или предупреждением о нервной диарее, трудно сказать. Учитывая обстоятельства, возможно и то и другое.

ДОЧЕРИ ДЕКАДАНСА, ТОГДА И СЕЙЧАС: ПУБЛИЧНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ СИМПОЗИУМ.

«Привет, Дани…» увидела она на предварительном просмотре. Далее, несомненно, последует что-то вроде «нужно окончательное подтверждение re: темы для дискуссионной группы с Инес и Ко!».

Дискуссионная группа подразумевала публичные выступления, в которых Дани по глупости согласилась принять участие, когда в прошлом году, по-видимому, была под кайфом от (тогда еще не обнаруженных) паров асбеста.

Что ж, решение было не совсем глупым – или даже совсем не глупым. Это могло принести ей известность в академических кругах, обогатило бы ее опыт и научный багаж, а также помогло бы укрепить ее репутацию исследователя в интересующей ее области. Принять участие было бы честью и, безусловно, соответствовало ее планам получить профессорскую должность к сорока двум годам. (Сорока пяти, если она не сможет втиснуть все необходимое для этого в следующие пятнадцать лет.)

На самом деле единственная причина, по которой она готова была обделаться со страху, заключалась в том, что ей придется выступать вместе с Инес, мать ее, Холли. Той самой: одной из менее чем тридцати чернокожих женщин-профессоров в Соединенном Королевстве, женщиной, которая подмяла под себя всю феминистскую теорию литературы, бессменным кумиром Дани уровня Бейонсе и так далее, и так далее. Единственной женщиной, перед которой она скорее предпочла бы умереть – буквально – чем опозориться.

У Дани не было провалов на работе. Ее профессия была простой, легко поддавалась контролю и требовала качеств, которыми она обладала от природы – таких как лазерная точность и стремление к внимательному чтению и анализу, – что позволяло забыть про качества, которых у нее не было, – таких как способность понимать и выражать неуместный мусор под названием «эмоции». Так что нет, провалов на работе у нее не случалось. Но все же. Порой происходят и более странные вещи.

Дани прижала руку к груди и коснулась лунного камня, висевшего у нее под платьем, позволяя волнам спокойствия проникнуть в нее. Затем она выдохнула, напечатала подобающий ответ и захлопнула ноутбук.

– Всё под контролем, – сказала она себе. – Это твоя работа. Это твое. Такое давление, с которым ты можешь справиться.

Она все еще повторяла эту мантру несколько минут спустя, когда вышла из лаборатории и столкнулась лицом к лицу со своей бывшей «подругой с привилегиями».

Вот черт.

– Дани, – выпалила Джо, остановившись за секунду до унизительного столкновения.

– Джо, – выдавила Дани, наклонив голову и надеясь, что она выглядит невероятно крутой и совершенно несмущенной этой неловкой ситуацией.

Быстрый взгляд на себя со стороны показал, что она мертвой хваткой вцепилась в подвески, скрытые под платьем, что скорее наводило на мысль об обратном. Дани выпустила их. Однако все еще чувствовала их тепло на своей груди: лунный камень для судьбы, гранат для успеха, розовый кварц для решимости.

Розовый кварц также должен помогать в амурных делах, но Дани давным-давно решила, что ее кварц сломан.

– Как у тебя дела? – сухо спросила Джо, одной рукой оглаживая свою темную шелковистую стрижку.

Дани моргнула, застигнутая врасплох:

– Как у меня дела? Ты действительно хочешь знать?

Натянутая улыбка Джо исчезла:

– Это называется «вежливость».

– «Вежливость»? В последний раз, когда мы разговаривали, ты сказала мне, что я эмоционально отсталая и мной управляет страх. – Оба эти обвинения были явно нелепыми и, что еще важнее, довольно грубыми. – Честно говоря, с твоей стороны неприлично ожидать непринужденной беседы после того, как ты разбила мне сердце. – Ну, возможно, это и было преувеличением. – Разбила мне селезенку, – исправилась Дани.

Джо уставилась на нее:

– Селезенку?

– Да. Это малый эмоциональный центр.

– Нет, это не так. Это орган иммуно… Ох, да ради всего святого – забыли. – Стрижка Джо теперь выглядела не такой гладкой, ее щеки раскраснелись, а взгляд стал свирепым. – Перестань изображать оскорбленную невинность, – резко прошептала она, как будто стены могли их подслушать. – По твоему мнению, у нас даже не было отношений.

– По мнению нас обеих, – огрызнулась Дани. – Мы договорились обо всем с самого начала. Это ты передумала.

И начала требовать свиданий, привязанности и обязательств – вещей, которыми Дани приучилась не заморачиваться, потому что у нее вечно все выходило неправильно. И не сказать, чтобы ее это волновало. Во всяком случае, эта система была эффективной.

И, кстати, попытайся она дать Джо то, о чем та просила, эффективность Дани стала бы первым пунктом в списке жалоб: «Ты серьезно вносишь наше свидание в ежедневник? Я для тебя что, просто очередная работа?»

Даника знала, как это бывает. И избегала подобного как чумы или дантиста, или и того и другого.

– Послушай, – начала Дани, встречаясь взглядом со стальными серыми глазами Джо и пытаясь отыскать в них хоть легкий намек на прежние дружеские чувства – чувства, которые не могли исчезнуть без следа. – Ты знаешь, что подобные вещи не для меня, и, поверь, тебе бы не понравилось, если бы я попыталась. Это стало бы пустой тратой времени для нас обеих.

Разочарование быстро мелькнуло на лице Джо, сменившись чем-то, что подозрительно напоминало жалость.

– Ты действительно в это веришь, да?

Дани сглотнула.

– Разве мы не можем общаться нормально, как раньше? Я… – «Я скучаю по тому времени, когда мы были друзьями», – хотела сказать она.

Вот только это было бы унизительно.

Но Джо ждала, пока пауза Дани не разрослась до размеров пропасти. А потом медленно покачала головой:

– Нет. Я думаю, что мы не можем.

Хорошо. Хорошо.

– Ладно. – И на этом все.

Дани собрала все свое достоинство и рванула по коридору, выражая максимум презрения, на которое только была способна. Что, как ей показалось, удалось на все сто. Поскольку Джо направлялась к лестнице, побег от нее привел Дани к лифтам, где она отчаянно жала на кнопку и старалась не оглядываться. Ее взгляд был прикован к слегка помятым хромированным дверям, а в голове, словно детская карусель, крутились слова Джо. Возможно, именно из-за этого Дани почувствовала легкую тошноту.

Старый, видавший виды лифт со стоном прибыл, и она с благодарностью скользнула внутрь, тяжело выдохнув, когда двери закрылись. Вот это стресс. Видимо, ей придется дополнить свой кекс несколькими «Скитлс», просто чтобы успокоить нервы.

– На самом деле, – пробормотала она, искоса взглянув на потолок, – знаешь, что действительно успокоило бы мои нервы? Секс. Так что… Не хочу торопить тебя, дорогая, но пошевеливайся. Все еще жду намека.

Флуоресцентные лампы погасли, и лифт затопил раздирающий уши визг.

– Вот черт! – вскричала Дани, закрывая уши руками. – Ладно! Не понимаю, почему высшая сила полагает, что я еще долго смогу обходиться без орального секса, но, если ты настаиваешь, я наберусь терпения.

Очевидно, это заклинание не сработало, потому что в лифте по-прежнему царила тьма, сирена продолжала выть, а Дани умирала с голода, отрезанная ото всех возможных контактов с конфетами. В общем, все обстояло как нельзя хуже.

– Так, хорошо, – пробормотала она себе под нос. – Света нет, зато есть излишне пронзительные вопли сирены, лифт не работает, и… Она вытащила свой телефон, который здесь не ловил, использовала фонарик, чтобы найти кнопки лифта, и нажала на ту, которая была помечена как «ВЫЗОВ ПОМОЩИ». Ничего не произошло.

– Лифт не работает, – спокойно повторила Дани, – как и вызов помощи. Полагаю, у меня небольшая проблемка.

Так, а что может означать сигнал тревоги в «Эхе»? Это может быть пожар или утечка газа. Ни то ни другое особо не радовало.

Дани постояла мгновение, закусив губу, стараясь не думать о трагической гибели, потому что бабушка всегда учила ее, что мысли человека влияют на судьбу. А Дани была слишком потрясающей для того, чтобы окончить свои дни, вдыхая токсины в дурацком лифте.

Так что, потратив несколько минут на взвешивание различных вариантов, она разработала очень сложный двухэтапный план. Первый шаг заключался в том, чтобы просунуть кончики пальцев в небольшую щель между закрытыми дверями лифта и изо всех сил постараться их раздвинуть. Второй шаг подразумевал необходимость задействовать диафрагму, глубоко вдохнуть и во всю мощь легких заорать: «Помогите!»

* * *

Вой газовой сигнализации был достаточно пронзительным, чтобы разбить стекло у внутреннего хранилища адреналина Зафира, которое было предназначено только для экстренных случаев. Когда-то давно он чувствовал эту настойчивую, взрывную сосредоточенность перед каждой игрой, когда рев толпы в ушах сливался с пульсацией крови в висках. Но теперь Заф вышел в тираж, и острые ощущения стали для него редким удовольствием. И если это означало ощущать себя чертовым Джейсоном Борном во время рутинной учебной тревоги, что ж – так тому и быть.

Джордж, младший офицер, ответственный за «Эхо», появился из соседнего коридора, бросил взгляд на Зафа и фыркнул.

– Ты же знаешь, что это тренировка, да? Тогда почему ты сейчас так напоминаешь Терминатора?

Заф поднялся на ноги, позволив сходству усилиться, и мрачно сказал:

– Заткнись, Джордж.

Джордж заткнулся.

– Хорошо. Как и договаривались: я засекаю время, таймер на старт, марш.

Они разделились и приступили к делу. Пока Джордж проводил первичную проверку, Заф открыл все выходы, прежде чем отправиться на поиски непредвиденных проблем с эвакуацией. У него была база всех сотрудников и студентов, которым потребовалась бы экстренная помощь в подобных случаях, но сейчас никого из них в здании не было. Тем не менее всегда может найтись кто-то, кто сломал ногу на прошлой неделе, или кто-то, чье колено перестало сгибаться из-за дождя, или что-то в этом роде. В обязанности Зафа входило присматривать за этими людьми, потому что, как сказал его руководитель подразделения: «Думаю, вы могли бы поднять кого угодно, если бы пришлось».

Если это и преувеличение, то не слишком большое: когда приходилось, Заф мог сделать вообще все. Например, носить форменную куртку, которая была слишком мала, чтобы рукава хотя бы прикрывали его запястья.

После того как осмотр здания показал, что персонал и студенты эвакуируются без проблем, Заф спустился вниз, чтобы скоординироваться с профессорами, которые проверяли списки в журналах групп. Он обнаружил, что тротуар возле «Эха» представляет собой образчик чистого хаоса, потому что будь то учебная тревога или боевая – люди любят суету и, как он давно заметил, редко проверяют свою электронную почту. Студенты, в частности, выкрикивали друг другу в лицо бесполезные вопросы, толкались как пойманные в ловушку животные и делали все, чтобы раздуть тлеющий у него внутри уголек беспокойства.

Ну, может быть, в беспокойстве Зафа были виноваты и не студенты. А тот факт, что он до сих пор не видел, как эвакуировалась Даника, хотя ему было прекрасно известно, что она не ушла со своей группой полчаса назад.

К тому времени как вернулся Джордж, Заф уже был снаружи, осматривая толпу в поисках коротко стриженных розовых волос и используя свой рев, закаленный на тренировках по регби, для того, чтобы информировать собравшихся:

– Это просто учебная тревога! Вы в безопасности, и нет необходимости паниковать. Внутри вам ничего не угрожает, но мы не можем впустить вас обратно, пока здание не будет проверено.

– Но ты только что сказал, что внутри нет никакой угрозы! – нахмурился рядом стоящий студент.

Очевидно, один из тех, кто игнорирует электронную почту. Дайте мне долбаных сил. Заф вздохнул.

– Я знаю. Это часть учебной тревоги.

– Ну, если все это не по-настоящему, я не понимаю, почему ты не можешь…

Зафир пронзил студента самым своим неприветливым взглядом, который однажды заставил его мать треснуть его по голове и назвать акулой.

– Ты знаешь, что означает слово «тренировка», приятель?

Парень сглотнул, пожал плечами и отвернулся.

Джордж появился за плечом Зафа и пробормотал:

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя есть все задатки суперзлодея?

– Помолчи. Финальная проверка?

– Все чисто.

Заф снова оглядел толпу.

– Ты видел Данику? Потому что я нет.

– Э-э, нет. – Джордж почесал ухо, нахмурив брови. – Вероятно, воспользовалась одним из запасных выходов.

Вероятно – этого в подобной ситуации должно быть достаточно, да? Очевидно, так было для Джорджа, потому что он выглядел раздражающе беззаботным. А исходя из отсутствия у них информации, Дани могла быть заперта в кладовке каким-нибудь злобным научным соперником, чьи теории она назвала «удручающе беспомощными». Или, может быть, служители культа, одержимые поклонением ей, воспользовались хаосом и проникли внутрь, чтобы ее похитить. Или что-то еще в таком духе.

– Хорошо, – сказал Джордж, – думаю, что все прошло нормально. Пора заканчивать.

– Нет.

Он медленно моргнул.

– Эм-м… прошу прощения?

– Нет, – повторил Заф. – Я возвращаюсь.

Да, он параноик в том, что касается безопасности, и нет, ему не наплевать. Может быть, если бы все были параноиками по части безопасности, его отец и старший брат не погибли бы в автомобильной аварии семь лет назад. И если эти две вещи никак не связаны между собой, то и черт с ним. Он еще не закончил свою работу.

– Возвращаешься внутрь? Зачем?

Заф протиснулся сквозь толпу, не обращая внимания на явное замешательство Джорджа.

– Даника Браун, – крикнул он, и его голос перекрыл гам и шум проезжающего транспорта. – Кто ее видел? Розовые волосы, преподает английскую литературу, примерно такого роста…

– Я знаю Дани! – прощебетала голубоволосая девушка в нескольких футах, поворачиваясь к нему. – У меня был с ней семинар на прошлом уроке.

Облегчение разлилось по телу Зафа:

– Она ушла с вами?

– Э-э, нет, – ответила малышка, накручивая кончик своего хвостика на палец. – Мне кажется, она осталась за своим ноутбуком. Но я уверена, что с ней все в порядке – это ведь просто учебная тревога, верно?

– Да, – спокойно кивнул Заф. – Это всего лишь тренировка. Какой этаж?

– Третий. Эй, вы в порядке? Вы выглядите…

– Я в порядке, – бросил Зафир через плечо, уже убегая. – Сохраняйте спокойствие! – крикнул он и кинулся обратно к зданию.

Он рванул дверь с электроприводом так сильно, что она врезалась в стену. Твою мать. Неужели он только что сломал механизм? Неважно. Он повернулся к толпе и напомнил им:

– Это всего лишь учебная тревога!

Затем вбежал внутрь и понесся по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки зараз.

Глава третья

После того как Дани, если верить ощущениям, около часа дергала двери лифта и звала на помощь, она начала слегка тревожиться – самую малость. Примерно три минуты назад ей в голову пришла мысль, что если всех эвакуировали из здания из-за опасного газа, то ей, вероятно, не стоило набирать в легкие побольше воздуха, чтобы кричать. Поэтому она переключилась на хлопанье руками и дверьми, стараясь не дышать, что, возможно, было не очень действенно, зато некоторым образом снижало ее шансы задохнуться от угарного газа. Теперь она пыталась понять, чувствует ли головокружение из-за того, что началось отравление или потому, что она, черт подери, не дышит.

Или из-за того и другого.

Когда она услышала голос, выкрикивающий ее имя по ту сторону дверей, она на мгновение задумалась, не галлюцинации ли это, вызванные вдыханием рицина. Затем взяла себя в руки, похлопала по трем самоцветам, висевшим у нее под платьем, и крикнула в ответ.

– Эй? – Бах, бах, бах, ее руки заколотили в дверь, причем левое запястье болело и распухло, потому что она немного растянула его, когда пыталась разжать двери лифта. – ЕСТЬ ЗДЕСЬ КТО?

– Даника! – Голос теперь был ближе, намного ближе, и казался каким-то знакомым, несмотря на вой тревоги.

Она поколебалась:

– Заф?

Никакого ответа. Но тут же раздался странный металлический скрежет, как будто железного слона сбили с ног, а затем высокий визг. Дани инстинктивно отпрыгнула от дверей – и через секунду прямо посередине появился крошечный лучик света. Она заметила в щели темный глаз и чуть не упала в обморок от облегчения.

– Подожди! – крикнул Заф через щель, а затем снова раздался скрежет, и дверь приоткрылась еще немного.

Даника увидела кончики его пальцев на краю хромированной панели и поняла, что он реально преуспел в том начинании, в котором она потерпела прискорбную неудачу.

– Ты не можешь просто открыть эту штуку! Ты можешь поранить…

Сигнал тревоги резко оборвался, погрузив их в молчание. Дани закрыла ладонями уши, как будто звенящая тишина им угрожала, прежде чем покраснеть от стыда за собственную глупость и опустить руки. Заф тем временем продолжил сверхчеловеческий и технически невозможный – это ведь, скорее всего, невозможно? – подвиг принудительного открывания лифта. К несчастью для Зафира, эти двери были наименьшей из проблем. Дани пробыла в ловушке достаточно долго, что сделало ее смерть от ядовитого газа неизбежной, и Заф, вероятно, обрек себя на ту же участь, спасая ее. По какой-то причине это ее очень расстраивало, а кроме того, она была близка к обмороку.

Должно быть, надышалась формальдегида.

Заф сделал последний рывок, и двери открылись. На какое-то мгновение он предстал перед ней во всем великолепии: высокий, широкоплечий и крепко сложенный, его обычное надменно-презрительное выражение лица сменилось яростью, хотя нежность в теплых карих глазах создавала совершенно противоположный эффект. По какой-то причине этот контраст – жесткость его черт по сравнению с мягким проницательным взглядом – заставил Данику вздрогнуть. Свет ореолом подсвечивал Зафа сзади, и он выглядел еще больше, чем обычно, и на Дани ударом гигантского космического кулака обрушилось озарение, что вся эта ситуация с благородным спасением ее от смерти почти наверняка была знаком. В смысле, намеком. Значительность события была слишком очевидна, чтобы ее игнорировать. Вселенная с таким же успехом могла бы направить мигающие неоновые указатели в направлении восхитительных плеч Зафа и закричать: «Вот он, раз тебе настолько невтерпеж».

Дани уставилась на него. Серьезно? Он? Это точно? Ведь когда она в последний раз занималась сексом с другом, это закончилось плачевно. А потом, Заф был маленько скованным, да еще этот переизбыток рыцарства у некоторых мужчин и досадная привычка усложнять простые физиологические радости… Она открыла было рот, чтобы спросить у Зафа, способен ли он, вопреки всем ее инстинктам и предположениям, на отношения без обязательств. Потом вспомнила, что они оба при смерти, что делает эту беседу несущественной. А Заф, похоже, и вовсе не в духе. Его челюсть, покрытая короткой черной бородой, была плотно сжата, пухлые губы вытянулись в жесткую линию, а густые волосы пребывали в возмутительном беспорядке – вероятно, потому, что он только-только открыл лифт голыми руками.

Прежде чем Дани успела прокомментировать это странное, хотя и впечатляющее поведение, он наклонился внутрь, потянул ее за подол платья и прижал к широкой груди. Со вздохом с его губ сорвалось почти беззвучное «Альхамдулилла».

Дани, как раз презрев благодарность, думала, что лучше бы ему не мять ее лифчик с формованными чашечками: Зак так крепко стиснул ее, что она едва могла дышать.

Но, может быть, всему виной пары ртути.

– Какого хрена ты делала в лифте?

Слова были грубыми, а вот остальное… отнюдь. Дани была совершенно уверена, что он уткнулся носом ей в голову, как кошка.

– Нельзя пользоваться лифтом в чрезвычайных ситуациях!

– Я знаю, – проскрипела она, едва способная говорить в силу того, что оказалась вжата ему в грудь.