Никогда прежде - Марьяна Сурикова - E-Book

Никогда прежде E-Book

Марьяна Сурикова

0,0

Beschreibung

Никогда прежде мне не доводилось встречать подобных людей. Хотя он и на человека мало похож. Что за страна такая — Индиго? Ясно одно — из-за него моим планам на будущее не суждено было сбыться. Захолустный городок, древняя лавка, которая разваливается на глазах, и работа... не о такой я мечтала все годы учебы. Ну а дальше — дальше этого местечка бежать уже некуда.

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern
Kindle™-E-Readern
(für ausgewählte Pakete)

Seitenzahl: 483

Veröffentlichungsjahr: 2024

Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:

Android
iOS
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Марьяна Сурикова Никогда прежде

© Сурикова М., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1 Орден

Никогда прежде не было так, чтобы чей-то взгляд настолько выбивал из колеи и заставлял поджилки трястись. И даже то, что я отвернулась от изучающего меня мужчины, совершенно не помогло избавиться от ощущения, будто его глаза ощупывают все тело.

– Кто это? – Я дернула за руку одну из оказавшихся рядом сокурсниц.

– Где? – Элла удивленно обернулась и тут же поняла, о ком был вопрос. Слишком сильно тот человек выделялся из нарядной толпы. – Ты о мужчине, что пьет вино, но при этом не сводит с тебя глаз?

– Не знаю, что он пьет, – я глянула искоса над плечом и снова чуть вздрогнула, – однако его внимание ужасно досаждает.

– Почему досаждает? Он очень интересный, необычный…

Сокурсницу перебил голос куратора, подошедшей к нам и радостно сообщившей:

– Девушки, приготовьтесь. Пришла пора танцев. Вам выпала уникальная честь открывать этот вечер. Не подведите и не упустите шанса станцевать с самыми знатными гостями приема.

Она хихикнула. Я фыркнула. Честь! Мы эту честь выгрызали долгие шесть лет. Прямо из гранита науки.

Я ожидала выпускного едва ли не с начала поступления, а с третьего курса стремилась стать лучшей. Этот вечер должен был стать вечером триумфа, и все шло просто отлично. Я наслаждалась поздравлениями главы учебного заведения, высоких гостей, благотворителей, глядящих с одобрением и поздравляющих с орденом, приколотым к лифу моего платья. Еще бы, нашей академии покровительствовала первая леди, а лучшие из лучших учениц были истинной гордостью.

Таким образом, все действительно шло замечательно, пока не появился этот мужчина, словно грозовая туча на чистом небосклоне. Он и правда напоминал этакую возникшую ниоткуда скалу, надвинувшуюся на мой безоблачный праздник. Его все огибали, ему все улыбались, а он лишь иногда что-то отвечал, в остальное время изучая меня. Черный наряд, черные волосы, а глаза… наверняка тоже черные. Светлым пятном в темноте светились лишь манжеты и воротник его белоснежной рубашки.

– Девочки, – куратор подтолкнула нас в спину, заставляя пройти на указанное ранее место, где в самом начале вечера министр вручил нам ордена. Музыка заиграла торжественное вступление.

– Кажется, Адан готов себе локти кусать, – успела шепнуть сокурсница, пока мы вместе шли на отведенный квадрат натертого до блеска паркета.

– Кажется, – фыркнула я, невольно бросив взгляд в сторону замершего неподалеку светловолосого парня. Он стоял невозмутимо, сунув в карман одну руку, в другой держал бокал с напитком. Мы на миг встретились глазами, и я быстро отвернулась. Заметила рядом с ним бывшую королеву бала, сияющую фальшивой улыбкой, и в душе все перевернулось. А мы ведь с Аданом встречались, пока эта стервь не перевелась в нашу академию. Первая красавица потока, чтоб ей на длинный подол платья кто-нибудь наступил.

Уже отводя глаза, я заметила, как перекосилось лицо девицы. Она ойкнула, кто-то громко извинился. «Мое платье», – охнула королевишна, но дальше слушать было невозможно. Мы двинулись в центр зала и наконец остановились. Скромно опустили глаза в пол. Я отогнала прочь ненужные мысли. Музыка заиграла громче.

Рискнув чуть нарушить этикет, я приподняла голову, наблюдая, кто достанется мне в партнеры. В мою сторону, сверкая улыбкой, направлялся заместитель министра, еще не старый, довольно подтянутый мужчина, который вряд ли станет отдавливать ноги во время танца. Я перевела дух и уже просияла ответной улыбкой, как вдруг палатина заслонила собой темная фигура. У меня оборвался счастливый вздох. Взор уперся в сверкающий темно-синий камень на черном шелковом платке, повязанном на шее другого мужчины. Я вскинула голову, чтобы удостовериться, и столкнулась со взглядом того самого человека.

Я была уверена, известный взрывным характером младший заместитель министра не потерпит вопиющего оскорбления, когда ему бесцеремонно перешли дорогу. Даже глаза отвела от невозмутимого лица с резкими чертами, чтобы в итоге пораженно наблюдать, как младший помощник резко меняет траекторию. Словно и не ко мне до того направлялся! Он пригласил на танец совсем не ту девушку. Даже захотелось окликнуть и указать на ошибку, но в тот же миг прозвучало приглушенное: «Позвольте».

От низкого голоса и легшей на талию ладони, подвинувшей меня ближе к человеку в черном костюме, внутренняя дрожь только усилилась. Я захлопнула рот, зубы громко клацнули друг о друга.

– Простите. – Я не знала этого мужчину, однако имела полное право отказать в танце. Пускай оно считалось чисто номинальным, ведь крайне редко кто из выпускниц им пользовался, однако мужчина меня пугал. – Я не буду с вами танцевать.

Я уже слышала мысленно удивленные восклицания со стороны наблюдателей, представляла гнев, оскорбленное самолюбие и недовольство на лице того, кому был озвучен отказ, однако изумление вопреки всему окатило меня. Нисколько не смутившись несогласием, мужчина обманчивым движением отвел в сторону ногу, будто собирался отступить, и в краткий миг, когда я расслабилась, рука на талии увлекла меня в короткий полукруг. После него мы сразу очутились в центре зала среди других пар. С усмешкой этот человек произнес:

– Тогда я поведу.

Он вел легко, очень легко. Подобной невесомости я прежде не видела даже у учителей танцев. И при этом весьма уверенно. Пальцы на талии не сжимались крепче положенного, хотя другой бы опасался, что я выскользну из его рук, однако и не напоминали желейные палочки. В иное время я только наслаждалась бы искусным партнером. Гибким и быстрым, но точным в движениях – не приходилось следить за чужими ногами, чтобы вовремя отдернуть свою. Именно в таких случаях люди говорили: «словно скользит по паркету». И именно сейчас была та редкая возможность, когда можно отдаться на волю мелодии и расслабиться, позволяя себя направлять, разделив эту легкость на двоих. Однако не тогда, когда я отказалась от танца.

– Вы недовольны? – Он задал вопрос, который был весьма уместен, но казался абсолютно излишним. По моим поджатым губам и отвернутой от него голове можно было с легкостью догадаться, что я недовольна.

– Просто счастлива, – ответила, как полагалось лучшей выпускнице, на чьей груди не просто так сверкал орден с синими лентами.

– Что же вам не нравится? – Это было похоже на насмешку. Настолько похоже, что я вскинула глаза.

Не черные. Первое, что пришло на ум. Его глаза, в отличие от костюма, были не черными. Но какими? Синими? Темно-темно синими? Или… я нахмурилась. Мне казалось, будто они меняли свой цвет. Освещение? Все дело, конечно же, в освещении.

Я вновь отвернулась, слишком поспешно, пожалуй. Таким мужчинам не стоит показывать, будто они способны смутить или выбить из колеи собственными поступками.

– Так что же? – Он не забыл своего вопроса.

– Не люблю, когда моих слов не слышат.

Я снова вскинула голову, ведь глупо высказывать претензии пустоте.

И опять захотелось отвернуться. У него были странные глаза. Да и весь облик рождал в душе… я даже запнулась мысленно, пытаясь подобрать слово. Дрожь, сродни ознобу? Вот это смутно отражало мои ощущения.

– Стоило отступить? – снова насмешка.

– Почему нет?

– Не в моих правилах. – Белоснежные зубы сверкнули сквозь приоткрывшиеся губы. От его улыбки по коже пробежали мурашки, особенно когда я приметила чуть заостренные концы клыков. У людей они почти не заметны, а у него отчего-то привлекали внимание. И тотчас же остро встал вопрос – кто же он все-таки такой?

– Кто вы?

Я выдала себя невольным дрожанием голоса, а он лишь шире улыбнулся.

– Ваш избранник?

– Ну уж нет! Я вам отказала! – Эти слова я прошипела вслух. Светлые звезды! За подобное поведение могли отобрать орден, а я шесть лет горбатилась, чтобы его получить. Это ведь не просто сверкающая серебряная звезда на синих лентах, это мое будущее распределение. Лучшее место! Полная независимость! Свобода! В первую очередь от набивших оскомину уроков, во вторую – возможность съехать наконец от требовательного отца и милейшей, просто ванильной мачехи, а также от братьев, которых столь часто хотелось прибить (за исключением младшего).

Рука на талии сжалась сильнее, резко оборвав мой танцевальный почти полет. Я недоуменно нахмурилась, а партнер вдруг отступил и поклонился.

– Это был весьма, м-м, интересный танец.

И, развернувшись, он ушел, в то время как я некоторое время хлопала глазами, провожая широкую спину и сознавая, что музыка действительно закончилась, а остальные пары сейчас разбредались по местам. И другие мужчины своих девушек провожали. Впрочем, ко мне тут же свернула сокурсница Элла с партнером, а он любезно подставил второй локоть:

– Позвольте вас проводить.

Покраснев едва не до корней волос, я молча взялась за его руку, слушая, как он с улыбкой пытается рассеять неловкость.

– Иностранцам порой так непросто. Аниилийцы, они такие, эм, другие.

Аниил, я мигом перевела название чужой страны на наш язык. Индиго. Та самая страна, что многие века была закрыта ото всех? Пока сами индигийцы вдруг не решили показаться миру, а на материке ни с того ни с сего возникло целое государство со скалистыми горами, пурпурным морем и белыми реками, текущими вспять. Не знаю, конечно, насколько это все правда, но слухи описывали все именно так.

– А кто он? – невольно понизив голос, уточнила я у кланявшегося нам мужчины. Вернув нас на прежнее место, тот уже собирался отойти.

– Посол из Аниила. Вы не могли не слышать о его приезде. Он буквально на днях прибыл. Какая удача на первом же балу познакомиться со столь высокопоставленным лицом, верно? – с намеком улыбнулся мужчина, а я с трудом удержалась, чтобы не скривиться.

Большая удача! Едва приехал, как его тут же пригласили полюбоваться выпускным балом. Только посмотрите, как продвинулось обучение в нашей стране.

– Верно, – выдавила я из себя кислую улыбку.

– Говорят, аниилийцы обладают врожденным очарованием, которому невозможно противостоять. Вы уже ощутили на себе его влияние?

А вот разбираться с моей помощью в особенностях индигийцев и их послов просто неприлично.

– Боюсь, что нет, – я старалась быть максимально вежливой.

– Вот как? – У мужчины вытянулось лицо. – Так необычно…

Очень необычно, только не стоит больше меня расспрашивать. Занимайтесь своим послом сами.

Я следовала за провожатой, указывающей путь к нашим комнатам в гостевом доме. Он непосредственно примыкал к зданию, где в обычное время трудились избранные министры и их заместители во всех сферах. А поскольку бал проходил в зале приемов, то и спальни нам выделили рядом, чтобы лучшим выпускницам не пришлось среди ночи добираться домой или в общежитие при академии.

– Прошу, – указала подтянутая дамар.

– Спасибо.

Я отворила дверь, медленно с улыбкой закрыла ее, а когда оказалась отрезана этой преградой от сопровождающей, со стоном наслаждения скинула туфли.

Блаженство какое!

И только избавившись от узких колодок на высоком каблуке, я испытала еще одно блаженство от вида отведенных мне апартаментов. Они были роскошны! Даже не так. Они были излишне роскошны для обычной, пусть и лучшей выпускницы с орденом. Просторная комната с огромным камином едва не до потолка, с пылающим в нем по меньшей мере бревном, с мебелью, поражающей вычурностью и громоздкостью. Но особенно впечатлило кресло с высокой спинкой, из которого поднялась знакомая черная фигура.

– Как интересно, – проговорил мужчина-индиго, – гостеприимство вашего народа не знает границ. Я все же неверно понял слова про отказ?

– А? – У меня в первый момент не нашлось иных фраз.

– Вы страстно стонали от радости видеть меня?

Нехорошее подозрение начало закрадываться в светлую голову лучшей ученицы. Отдельная комната для отдельной выпускницы. Роскошное крыло, куда лично провожали. И апартаменты явно излишнего масштаба.

– Из-за туфель, – бросила я, отступая к двери, поскольку эта черная скала вновь принялась на меня надвигаться. И тут сзади раздался такой характерный щелчок, что я даже слегка подпрыгнула на месте.

– Вы заперли дверь? – Голос едва не сорвался на визг. – Откройте немедленно!

– Открыть? Открытая дверь при личном общении – это излишне откровенно, не находите? – удивился он. – На первый взгляд вы казались скромнее. Возможно, дело в платье.

Он осмотрел мой атласный темно-синий наряд, упаковавший тело, точно футляр, от шеи до самых щиколоток.

– Впрочем, оттенок неплох, но вам подошел бы красный. Под цвет этого цветка. Как вы его называете? Роза?

Он махнул рукой, создавая из воздуха удивительное растение. Такое невероятно реальное и появившееся прямо ниоткуда. Это была не совсем роза. Не привычная мне роза. Бархатная, словно ненастоящая. Однако стебелек подрагивал в руке, а бутон медленно раскрылся, и на алых лепестках заблестели капли росы. Вельветовые листочки оттеняли насыщенной зеленью нереальную красоту цветка. Настолько прекрасного мне прежде не доводилось видеть. Явно неизвестный у нас сорт. И аромат шел такой, что даже голова чуточку закружилась.

– Откройте дверь. – Я проигнорировала протянутый мне цветок. Точнее, очень постаралась проигнорировать, поскольку вещь из воздуха, конечно, сильно впечатлила. Окажись на моем месте садовод-любитель, и вовсе растрогался бы. – Уберите вашу розу! Я хочу уйти.

– Хотите уйти, когда только пришли? – Прекрасный цветок скукожился и почернел, а затем и вовсе осыпался, отчего мне стало его невероятно жаль.

– Мне сказали, здесь моя комната, – по правде говоря, дамар подошла и предложила проводить, а насчет комнаты я уверилась сама. Но кто бы мог вообразить подобное?

– Она ваша, – он галантно махнул рукой, – на эту ночь.

– Что, только на одну? – не удержалась я от сарказма, попутно раздумывая, каким образом отпереть дверь. Если немного поколдовать над замком, то смогу ли его открыть? Или вернее будет подбить петли, чтобы не с одной, так с другой стороны отворилась? А если он попробует задержать? Бросить в него туфли! Прямо в лоб. Да.

– Завтра я переезжаю в собственную резиденцию. Так что на одну. Желаете продолжить наши встречи?

– Меня и эта не радует.

– Она ведь только началась, – улыбнулся он. И настолько искушающе улыбнулся, что снова нехорошо сделалось. Я больше не стала тянуть, а отпрыгнула и схватила туфли. Запустить их было делом следующей секунды.

Но…

Они не долетели до лица этого индиго каких-то несколько жалких дюймов и застыли в воздухе. Сперва зависли, чтобы он мог их изучить, а после исчезли.

Мои туфли!

Темно-синие, шелковые, под цвет платья. Так впустую потраченные! Но я готова была удирать и босиком. Отвернувшись, провела атаку на петли. Они соскочили, дверь… не соскочила. Продолжила крепко держаться, где держалась.

– Вероятно, вы не откажетесь от вина? – проговорил сзади до зубовного скрежета вежливый голос.

Я обернулась.

– Нет!

– Не откажетесь?

– Я не хочу вина!

– Чего-то покрепче?

– Вы собираетесь меня выпускать?

– Я ведь упомянул, что здесь лишь до утра.

Я молча смотрела на него, пытаясь понять, насколько плохо он изъясняется на нашем языке. Если исключить даже не само наличие акцента, а его легкий привкус и как мужчина отвечал на вопросы, понимал индиго хорошо, но мыслил явно другими категориями.

– Вы же не планируете заставлять меня составить вам компанию? – попробовала я перефразировать.

– А нужно?

Вопрос с подвохом. Попробуй ответь, что не нужно, так он вполне может трактовать, будто сама с удовольствием останусь.

– Я, – показала на себя, – с вами, – махнула рукой в его направлении, – не хочу оставаться. Вы хорошо понимать? Если вы плохо понимать, тогда нужно звать переводчика. Это совсем другая страна. Вы не в Индиго.

Он рассмеялся. Запрокинул голову и расхохотался, но не громко или издевательски, а словно оценил отличную шутку.

– Как вас зовут? – отсмеявшись, спросил он.

– А вас?

– На вашем языке это труднопроизносимо.

– Так и обращаться, посол?

– Посол? Опять же созвучно иному вашему слову. Но я, пожалуй, останусь, – усмехнулся он, – а вы тоже присядьте. Думал, здесь будет скучно, но соблазнительная дева разнообразила мой вечер. Хотелось бы дольше пообщаться.

Он отступил и вернулся к своему креслу у огня, махнув мне рукой на соседнее. Я шагнула назад и попробовала незаметно толкнуть дверь ногой, но та не подалась.

– Неужели на вас очарование не действует? Совершенно?

На меня действовал холод пола, интимная атмосфера комнаты и неснимаемая с петель дверь.

– Не знаю, о каком вы очаровании.

– О врожденном. Оно влияет абсолютно на всех. Что же с вами?

Ему оставалось добавить: «Что с вами не так? Что ж вы ущербная какая-то?»

Пока мужчина перевел взгляд на огонь, задумчиво потирая губы, я решила навалиться на дверь всем телом. И с разворота бросилась на нее, точно таран. В первый миг буквально лишилась воздуха, когда вошла в дверное полотно, точно в вязкую пружинящую массу, а вылетела не по ту сторону в коридоре, а прямиком на кресло с сидящим в нем индиго. Причем он ловко поймал меня и усадил на колени.

– Как вы это? – Я выдохнула в изумлении, задаваясь вопросом, а не приснилось ли.

– Пространство? – махнул он рукой. – Легко.

Ловко подцепив пальцами мой подбородок, он повернул меня лицом к себе.

– Так как вас зовут?

– А вы угадайте, – зло выдохнула я, на деле совершенно растерявшись и не зная, что предпринять дальше.

– Я бы назвал вас Креола.

– Это точно не мое имя.

– Оно подходит. Роза с шипами.

– Я не роза!

Он пропустил между пальцами прядь моих волос, полюбовался пляшущими на них бликами от камина. Проговаривая мягко, с чувственными интонациями в голосе, перечислил:

– Гортензия? Виолетта? Камелия?

– Вы всех женщин ассоциируете с цветами? Может, и по оттенкам делите?

– По запаху, – улыбнулся он, поднося ближе прядь и вдыхая ее аромат.

А если его укусить? Лучше лишить сознания! Неподалеку как раз стояла отличная ваза. Тогда он вряд ли сможет продолжать свои игры с пространством. Только бы дотянуться незаметно.

– Меня зовут Сабрина, – я сделала попытку улыбнуться, чем привлекла внимание к своим губам, а рука уже потянулась за вазой. В то же время пальцы мужчины выронили прядь волос и вновь коснулись подбородка, чтобы притянуть меня вплотную и поцеловать.

Звездочки перед глазами я определенно увидела. И промахнулась мимо вазы, умудрившись задеть ее пальцами и впустую разбить о твердый пол, рука же ухватилась за край какой-то книги. Мужская ладонь ласково огладила затылок и перебралась на шею, спускаясь ниже, на спину. Поцелуй едва начался, о чем говорил набирающий силу и страсть напор губ. Этот мужчина определенно привык не только требовать, но и получать желаемое без оглядки на чьи-либо возражения. Хотя и возражать становилось сложно. Не знаю, как действовало их очарование, но что-то начинало влиять на меня. Даже не извне, а изнутри. Точно и правда в груди раскрывался алый дрожащий цветок. И поцелуй с привкусом горчинки и сладости. Возник сиюминутный порыв распробовать, что же в нем преобладало, но все вновь резко оборвалось. Первые мгновения, как и в зале, я молча хлопала глазами, глядя на лицо, чьи черты неуловимо менялись, складываясь ровнее, гармоничнее, красивее. И внешность из простого черного облика становилась более осязаемой, запоминающейся, имеющей собственный характер. Словно прежде я видела маску. Или все мы?

Зато он отстранился удачно, чтобы склониться к моей шее, а я перехватила книгу и обрушила на голову посла. Даже игры с пространством не помогли ему в этот момент неожиданного и спонтанного нападения. Он разжал руки, выпуская меня, прижал ладони к голове, а я ловко соскочила на пол и даже не споткнулась и не упала. Пока он не пришел в себя, промчалась отделяющее от двери расстояние, с размаха налетев на деревянное полотно. Но в этот раз не прошла сквозь, а натолкнулась на плотную массу воздуха. Тягучую, перетекающую, трансформирующую пространство в подобие коридоров и отражений, где были и дверь, и стены, и камин, и кресло, но мне не удавалось пройти до них напрямую. Только по заданному направлению, вытянув руки, пока комната снова не стала напоминать нормальную и привычную, только оказавшись вдруг не приемной, а спальней. Я вышла в точности возле широкой кровати. И меня начало охватывать настоящее отчаяние.

Мужчина вошел внутрь обычно, без всяких спецэффектов и лабиринтов из воздуха. Толкнул за спиной дверь, отрезая нас таким образом и от приемной.

– Вам нравятся отказы? – сипло спросила я. – Разжигают интерес?

– Прежде их не получал, – он покачал головой. – Они вызывают… – задумался, – раздражение. Я точно не люблю отказов.

– А вы понимаете, что, – я совладала с голосом, – это так просто не пройдет? Даже несмотря на ваше положение?

– О чем вы? – Он стянул с шеи черный платок, сняв с него булавку с синим камнем. Затем бросил следом свой черный пиджак. Оставались еще шелковая белоснежная рубашка и брюки.

– О том, что я против, но вы держите меня силой и обманом.

– Я видел, вы вошли сами. Вас же подарили мне на эту ночь, разве нет? Иначе отчего вы в моей комнате?

Подарили? Подарили!

– У нас невозможно дарить людей! Я оказалась здесь по ошибке!

– Вы оказались здесь, поскольку понравились мне. С первого взгляда. А ваши лидеры рассудили, что вы можете пригодиться. Есть что-то… – он неопределенно махнул ладонью, – неуловимое. Тонкий аромат или же образ…

– Вы женщин коллекционируете? – осенило меня. – Как цветы!

– Это люди срывают цветы, – он произнес будто с огорчением, притом принявшись расстегивать рубашку, – чтобы на время насладиться их благоуханием и красотой. Цветок погибает, о нем забывают. Мне же нужна женщина, не теряющая своей привлекательности. Едва ли такая найдется, хотя вы, именно вы, умеете разжечь интерес.

Рубашка отлетела вслед за остальными вещами, а я сжала на груди орден. Ладно, подходи. Все же лучшими становятся не за красивые глаза и не за пресловутые ароматы. Жаль честно выстраданной вещи, но себя жальче.

Я ощутила озноб, как от холодного дыхания, когда мужчина оказался близко. Провел пальцами по лифу, обводя очертания, скрытые платьем.

– Тебе помочь?

Камень ордена стукнул о пол, ленты упали сверху, а вот металлические вензеля звезды пригодились. Слились в руке отличного реставратора, превратившись за секунды пусть в небольшой, но острый клинок, упершийся мужчине прямо в горло.

– Да, мне помочь. Выйти отсюда.

Он улыбнулся. Обычно человек с клинком у горла улыбаться не станет, тем более когда девушка доведена до отчаяния.

– Шипы, – протянул он. – Какие острые.

И стал наклоняться ниже. А у меня рука дрожала, я старалась надавить, но все опускала и опускала ладонь, пока он склонялся. Потом по пальцам потекло нечто густое, тягучее.

– Теперь это очень хороший клинок, – проговорил у моих губ самый ненормальный из всех встреченных людей. Нет, нелюдей. Я дернулась назад, но не пустила его рука, крепко обхватившая за талию. А губы все же прижались к моим на короткий миг почти невесомо и спорхнули к виску, словно пробовали кожу этими поцелуями. Перешли к шее, задержались у сонной артерии. Покрывая ключицы тонкой вуалью не требовательных, но и не робких касаний, уже ласкали плечи, с которых сползала ткань платья. И я не понимала, как это остановить.

Ослабила давление на клинок, а он трансформировался против моей воли, обвивая пальцы и запястье новыми тонкими завитками, ложась на ладонь необычным украшением. Спина же коснулась подушек.

Что еще, что здесь еще?

Кровать!

Деревянная балка для балдахина заскрипела, отходя от державших ее опор. Иногда прежде, чем отреставрировать, необходимо сломать. Мужчина быстрым жестом остановил падение опасной конструкции на его спину. Балка растворилась в пространстве, а затем с грохотом покатилась по полу. Платье же отправилось следом за ней.

Слишком опытный, сильный. Что еще? Что есть еще?

Пол!

И неважно, какое наказание могло ожидать за подобное разрушение чужого дома, архитектурного достояния и настоящей древней реликвии с ее раритетной мебелью, бережно поддерживаемой в отличном состоянии. Но меня уже прошивало сотней острых разрядов от руки, опустившейся между бедер и очень умело прикасающейся в самом-самом интимном месте, от губ, смело играющих с грудью, невзирая на плотное закрывающее ее кружево.

Без моего разрешения!

Пол отчетливо затрещал, как раз когда меня накрыло сильным и особенно нервным разрядом, спровоцировавшим настоящие спазмы мышц. Я задрожала, закусила губы. Индиго тоже выдохнул с протяжным стоном наслаждения, когда потрескались плиты. Хотя под ними тоже была основа, но пока разрушалась лишь верхняя часть, а ножка кровати угодила в расходящееся отверстие. Постель резко накренилась, и нас повлекло к краю. Мы скатились на заботливо постеленный у кровати мягкий ковер, точно из раритетных. Он частично смягчил удар. Хотя мне и вовсе не досталось. Индиго перехватил меня в процессе падения, мы перевернулись, и я очутилась сверху.

– Упрямица, – выдохнул мужчина, кончиками пальцев проведя по моей талии и сжав ее ладонями, – уже можно окончить игру.

– Отпусти, – прошипела ему в лицо, лишь самую малость задыхаясь, – предупреждаю тебя.

– Это еще не все? – Он опять скривил губы в бесящей усмешке, приподнял голову и легонько прикусил кожу на скуле. Я дернулась.

– Мало?

– Мало, – выдохнул. А глаза вблизи оказались темно-лиловыми, как ночное небо. И там, в глубине, теплился холодный звездный свет. Если заглянуть глубже, то можно было увидеть сами звезды. Впрочем, серебристые звездочки и так вовсю кружились передо мной.

– Хочу ощутить тебя всю целиком.

В арсенале оставалось последнее, на что хватало сил.

– Получай… – успела произнести прежде, чем его губы снова накрыли мой рот.

Со стеной наконец повезло. Этот треск был намного громче, а грохот обрушивающихся из пролома камней мог отрезвить кого угодно. Разве только кроме самых увлеченных. Для меня грохот смазался и прозвучал не столь отчетливо, как, полагаю, для охраны. Ведь высокопоставленное лицо кто-то должен был охранять. Пускай не под самой дверью, чтобы не смущать или самим не смущаться, но вот поодаль, в коридоре, совершенно невидимая в полумраке, охрана имелась. И они очень удивились дыре и сцене, представшей их глазам через стенной пролом.

– Господин посол? – закашлялся один из стражей.

Представляю его неловкость. Полуобнаженный посол, полураздетая девица на нем. А мужские руки проникли уже, собственно, под кружевное белье, крепко сжав упругие полушария, чтобы потеснее притянуть шипастую и непокорную Креолу к той части тела, которая приготовилась к жаркой встрече.

– Что? – Этот озвезденный индиго даже не смутился. Хотя разочарование было явным.

– У вас дыра в стене.

– Я вижу.

– Господин посол желает, чтобы меня кто-нибудь проводил, – встряла я в разговор, как только голос вернулся. Пусть срывающийся, хриплый, но вполне способный объяснить, что в дырявой полуразрушенной спальне лучшей ученице делать нечего. – Тут необходимо навести порядок. Конструкция совсем обветшала. Господин посол мог пострадать.

Я принялась выворачиваться из мужских рук, которые скользнули по моей коже, вновь подарив тот самый озноб. Охрана вежливо отвела взгляды в сторону, пока я тянулась к платью. Индиго отстраненно созерцал потолок.

– Желаете? – уточнил тем временем у него главный.

Глаза посла остановились на мне, заполошно воюющей с непослушными пуговицами.

– Желаю, – проговорил он таким тоном, что даже пальцы в петлях запутались. Его тон обещал очень много. Невероятно много. Веял нереальным наслаждением, от которого я упорно отказывалась.

– Доброй вам ночи, господин посол, – быстро распрощалась я, выползая прямо сквозь брешь в стене.

– Эм, ну, пройдемте, – обратился ко мне один из охраны, пряча ухмылку. Впрочем, она испарилась с его лица, как только на голову мужчины из ниоткуда прилетели синие туфельки с высоким устойчивым, но тяжелым каблуком.

– Это еще что? – выругался он.

– Мои туфли! – Я с трепетом прижала пропажу к груди и тут же заторопила провожатого: – Ну же, ну же, идемте. Мне срочно нужен экипаж, я возвращаюсь домой.

Глава 2 Распределение

Я стояла перед куратором и смотрела в искренне счастливое лицо женщины, задаваясь вопросом: а она знала? Верить определенно не хотелось. Нет, едва ли. Она ведь на том балу не распоряжалась.

– Ну же, Сабриночка, умница. Что ты молчишь? Не веришь своему счастью?

Счастью? Какое тут счастье, когда я смотрела на алую креолу. Мне очень отчетливо запомнилось название, данное послом красивому цветку.

– Повезло! Никому больше так не повезло! У посла огромная резиденция, там требуется работа реставратора не на короткое время. Тебе выделят отдельные комнаты. О подобном начале карьеры сразу после завершения академии можно только мечтать. Мне сказали, ведущие мастера предлагали свои услуги, а он, – тут она вздохнула от счастья, – обратился к нам. Он запомнил вас на балу. Ведь орден – это не пустой звук. А кстати, где твой орден? Всегда носи его на виду.

Я опустила глаза на ажурное украшение, оплетающее пальцы и ладонь. Да орден, собственно, и так у всех на виду, разве только не в привычном виде. Это еще хорошо, что пока никто внимания не обратил. Семья, проснувшись, уже не застала меня дома, поскольку выпускниц ждали сегодня здесь, в кабинете куратора, подготовив листы распределений.

– Ну же, бери, бери, Сабриночка! – Она указывала на белый распределительный конверт с оттиском нашей академии, сама не решаясь коснуться его, придавленного сверху ужасной и прекрасной розой. Ее аромат был совсем ненавязчив, но при этом будто наполнял всю комнату. Замечался и не замечался одновременно, даря тем, кто его вдыхал, то самое очарование. По крайней мере, я решила, что загорающийся блеском при виде этого цветка взгляд каждого, кто заглядывал в кабинет, говорил именно об очарованности.

– Я откажусь, куратор.

– А? – Ее счастливые глаза, с нежностью изучающие дар, переданный вместе с конвертом, с трудом вернулись к моему лицу. – Что ты сказала?

– Я отказываюсь от этого распределения, мне нужно другое.

– В смысле?

– Другое.

– Зачем?

– Я недостойна такой чести.

– Да брось, Сабрина!

– Я серьезно, куратор. Не про меня честь.

– Что значит, не про тебя? А ну возьми! – Она мигом сдвинула конверт к краю, поближе ко мне, а я еще на шаг отступила, сцепляя руки за спиной. Цветок с конвертом определенно манили их взять.

– Я не пойду работать к послу, какой бы значимой фигурой он ни являлся. И вы, как женщина, должны меня понять.

– Напротив, совсем не понимаю. Чем тебе не понравился посол? Вы же с ним танцевали. Мне не посчастливилось с ним общаться, но даже со стороны заметно, насколько это очаровательный мужчина. Очень интересный и…

– Он хотел, чтобы я разделила с ним постель.

– Прости?

– Он сделал предложение определенного толка, а это, – я кивнула на конверт и цветок, – карточка с адресом, чтобы не заблудилась по дороге.

– Сабрина! – возмущению куратора не было предела. – Что ты такое говоришь?

– Еще я ударила его книгой по голове, тяжелой такой, потом оставила порез на горле и еще способствовала тому, чтобы он хорошо приложился спиной об пол. Жаль, там ковер постелили…

– Са… Са… – бедная женщина открывала и закрывала рот, – брина… С ума сошла? Это же международный скандал. Это… это первый посол от Индиго. Да мне вчера на вечере столько порассказали о сложности установления дипломатических отношений и сколько времени пытались наладить контакт. Очень закрытая страна. А теперь, когда ее представитель приехал…

– Они ошиблись с выбором кандидатуры на ублажение посла, но, вероятно, он пожелает поквитаться. Дорогая куратор, дайте мне что-нибудь подальше от резиденции. Что-нибудь совсем отдаленное. Ему там до меня дела не будет, настолько оно удаленное. А когда забудет, тогда можно рассмотреть варианты поближе.

– Сабрина! Ты полагаешь, нас засыпают предложениями? Да вы же выпускники без опыта работы. Только лучшим и достаются дельные предложения, а остальные с таких мест начинают… да у тебя же, храмз его, орден!

– И роза в придачу, – я указала на цветок.

Куратор опустила на него глаза и снова принялась куда-то уплывать, пока я не покашляла громко для привлечения внимания.

– Все закреплено за учениками, распределено заранее, – покраснела женщина, – там осталось только, – она кивнула на тоненькую пачку конвертов, – совсем уж негодное.

– Дайте оттуда.

– Светлые звезды, Сабрина, ты хоть понимаешь, – она попыталась перевести дух, – понимаешь, что у тебя есть талант, есть знания, но ты все это закопаешь в какой-нибудь Тмутаракани. Даже за опыт не зачтется! Что толку будет вернуться сюда потом? О тебе уже позабудут. Найти работу, на которую, заметь, есть и другие претенденты, поскольку выпускники бывают каждый год, будет очень тяжело.

– А отдаться за хорошую работу – это вариант?

– Мне кажется, ты сгущаешь краски.

– Нет. Он сказал, будто я его подарок.

– Кх-м, – наставница прокашлялась и поправила белый тугой воротничок. – Как женщина, не совсем понимаю, отчего он тебе не приглянулся…

– Куратор!

– Но, – она выставила ладонь, – оставляю за тобой право самой принимать решения. Хочешь начать со сложного старта и всего добиваться самой – пробуй. Я через это проходила и скажу, что только поначалу кажется, будто весь путь будет устлан роз… цветами. А потом ты вовсе не прочь уже найти этакое плечо, может, не совсем широкое, может, не такое привлекательное, даже, вероятно, не столь уж и статусное…

– Куратор? – Наставницу явно повлекло не туда.

– Хорошо же! – Она выхватила из пачки желтоватый конверт: – Бери. Но после не говори, будто я не предупреждала!

– Спасибо.

Взяв назначение, я извлекла карточку. Судя по краткому перечню, все было не столь безнадежно, как пыталась донести куратор. Мне предлагались собственная лавка и жилая комната на втором этаже над ней. Два в одном.

– Пожалуйста, если вдруг вас спросят…

– Я поняла, – ответила женщина, – никому не скажу. Да я и название города, если честно, не запомнила, понимаю лишь, он где-то ну совсем далеко. Прежде не слышала о таком.

– Спасибо.

Я повернулась к двери.

– Сабрина, – окликнула наставница.

– Да?

– Может, все же подумаешь? – Она кивнула на цветок.

– Что тут думать, куратор? – пожала плечами. – Я определенно не подарок.

Когда я шагнула на порог и оглянулась в последний раз на прощание, еще одна несчастная роза, к которой я даже не притронулась, почернела и осыпалась. Бедняжка! Право же, если ему так дороги цветы, к чему предлагать их той, что совершенно не способна оценить красоту несчастных растений?

Пока секретарь все суетился, бегал по дому и отдавал приказания, Радъярдаян Ильнаркир предпочел выйти в сад. Новая резиденция ему понравилась большей частью благодаря этому саду, насчет которого он заранее дал все необходимые распоряжения. Мужчина остановился рядом с мраморным бассейном, спрятанным среди зеленых зарослей. То, что ему и требовалось сейчас.

Раян взмахнул руками, и в бассейн из ниоткуда рухнул целый каскад воды. Она забурлила, запузырилась, и вверх устремился белый пар. Посол скинул одежду и спустился по мраморным ступенькам, чтобы с наслаждением вытянуться в полный рост, опустив голову на бортик. Отлично. Вдали от дома регенерация шла медленней, а ему хотелось залечить саднящую царапину на шее, к тому же остальные ушибленные места тоже ныли. Мужчина погрузился в горячую, позаимствованную из целебного источника воду с головой, и именно в этот момент его настигла острая болезненная судорога.

Раян схватился за бортик и подтянулся выше, выныривая на поверхность. Медленно перевернулся, снова принимая прежнее положение и силой заставляя скрутившиеся мышцы разжаться. Со стороны и вовсе была не заметна его боль, причиненная еще одной угасшей креолой. Второй прекрасный цветок рассыпался в пыль, будучи отвергнутым. Там, откуда он их доставал, все креолы были наперечет. Необычайно редкое и волшебное растение. Слишком нежное и трепетное, чтобы пережить отказ. А еще говорят, будто цветы не чувствуют.

Раян выдохнул и снова запрокинул голову, закрывая глаза, погружаясь в медитативную дрему, которая помогла бы ему восстановиться. Он лежал так, кажется, довольно долгое время, лечебная вода стала потихоньку остывать, когда уединение прервали.

– Господин посол, господин посол, – донеслось из-за кустов.

– Что? – нехотя отозвался мужчина.

– Господин посол, здесь со мной… ой!

Секретарь возник из-за кустов, ведя за собой незнакомую девушку. Раян слегка прищурился. Хотя он ее уже видел. Вчера.

– Вы принимаете ванну? Разве ее уже наполнили? – забормотал растерявшийся секретарь. У девушки тоже расширились глаза, спускаясь с лица мужчины на все остальное тело, довольно хорошо заметное сквозь прозрачную воду. Посетительница сглотнула, попробовала поднять глаза выше, но те упорно снова опускались вниз.

Раян молча завел руки за голову, ожидая продолжения. Однако оба искавших его человека встали, точно вкопанные, забавляя его глупым смущением. Это было совсем странно, как люди умудрялись стыдиться собственного тела, данного им природой. У них в целом существовало столько запретов, что не посвяти Радъярдаян необходимое время изучению чужой культуры, посмеялся бы сейчас над их ступором. А послу, конечно же, приходилось следовать обычаям иной страны. Раяна сковывали обязательства.

– Ну и? – подтолкнул он к возвращению уже утерянной мысли.

– Кхм, кхм, господин посол, кхм, да отвернись ты, чего глазеешь, в конце концов!

Приподняв брови, индигиец смотрел, как его секретарь с силой разворачивает девушку спиной к нему, потом внезапно спохватывается, что теперь она и правда стоит задом к послу, и резко возвращает в исходное положение.

– Давай ближе к делу, – поторопил он секретаря.

– Вот здесь, – тот опустил голову девушки за затылок, – прислали замену из академии. Дико извинялись. Это все бюрократические проволочки, столько бумаг, бессмысленной волокиты! Просто выбранная девушка была отправлена согласно другому распределению, уже подписала соглашение и уехала. То есть уже на полпути, ну, понимаете, она…

– Она отказалась.

Секретарь побледнел и сглотнул.

– Мы ее вернем! – выпалил он. – Как вам будет угодно!

Раян лениво оглядел замену, задавшись вопросом – а может, все дело в способностях? В его стране реставраторов попросту нет. Однако вторая девушка не вызвала интереса. Вообще никакого.

– И что ты умеешь? – спросил он, наблюдая, как замена краснеет, столкнувшись с ним взглядом. Причем краска равномерно заливала ее лицо, шею, руки. А когда девушка целиком покраснела, она выдала:

– Все, что вам понадобится, господин посол.

– Как тебя зовут?

– Элла.

– Эл-ла, – повторил Раян, а девушку охватила сладкая дрожь. Привычно. Знакомая дрожь, знакомая реакция.

– Оставайся, – махнул он рукой. Затем поставил ногу на ступеньку и стал выходить из бассейна, вызвав переполох среди двух наблюдавших за выходом людей.

– Полотенце! Господину послу требуется полотенце! – перепугался секретарь и ломанулся сквозь кусты, не забыв уцепить за руку и потащить следом упирающуюся девушку.

– И долго мы будем сидеть здесь в засаде? – уточнил один из соглядатаев.

– Министр сказал, пока девчонка домой не вернется из академии. Тогда сразу сцапаем, и к разбирателям ее.

– Что-то лютует сегодня мужик.

– Злой, как плешивый храмз! Говорят, он вчера так перед послом лебезил, что собственные апартаменты в гостевом доме отдал, а самому пришлось спать в разломанной спальне. К утру заработал прострел в пояснице. Вроде как его из дыры в стене продуло. Солнце еще не встало, он уже был на ногах.

– Это когда наш министр раньше петухов вставал?

– Да никогда. А тут подскочил и сразу разбирателей позвал, выяснял, что с домом приключилось. Те помыкались, поизучали, ну и сказали, что явно реставратор поработал. У нас в материалах дела так и записано: сколы и трещины на плитах и камне, а также падение деревянной конструкции балдахина свидетельствуют о магии реставратора. Ночью в комнате только один такой был, девчонка.

– Дело шито белыми нитками.

– А то.

* * *

Меня столь нещадно трясло на всех колдобинах, что периодически с губ слетало очередное ругательство. Но мой возница, явно привыкший к выражениям позабористее, не обращал ни малейшего внимания. Дорогу я уже оплатила, а остальное ему было неинтересно. Мне оставалось ругать сельский транспорт и размышлять, что, возможно, не стоило столь тщательно заметать следы. Не сходила бы с курсирующего трена так далеко от конечной точки, а с комфортом добралась до ближайшей к Кончинке станции – меньше подвергала бы себя телесным измывательствам в деревянной телеге.

Если судить по названию местечка, куда я направлялась, стоило поумерить оптимизма, вызванного распределительным листом, и сразу настроиться соответствующим образом. Кто вообще так город называет? Ясное дело, намек скорее был на конечный пункт и расположение городка у подошвы гор, дальше дорога совсем заканчивалась, но стоило придумать нечто внушающее более радужные надежды.

Когда я охнула в очередной раз и потерла поясницу, ушибленную об один из втиснутых в телегу наравне со мной деревянных ящиков, прямо в лоб прилетел бумажный шарик. Стукнул, отскочил и расстелился на коленях ровным посланием. Хотела бы я, чтобы наш транспорт был аналогичен почтовым посланиям. Раз, и ты уже на месте. Жаль, габариты людей не позволяли швырять их сквозь пространство. И до недавнего времени я всерьез полагала, что ничего крупнее легких писем переносить сквозь пространство невозможно.

Опустив голову, я настроилась прочесть. Но оказалось, читать особенно нечего. Папа всегда был предельно краток и писал исключительно по делу: «Не возвращайся пока».

Я вздохнула. Сама понимала, что пока не стоит. Потому сразу от академии и рванула в новое путешествие. Дома мне довелось побывать только ночью, но я взяла с собой все необходимое и даже мамин маскирующий амулет. Так что вполне подготовилась… Щипок за нос оборвал мои рассуждения. Крокодильчик в клеточку, наколдованный братьями, ощутимо куснул бумажными зубами и расстелился на коленях еще одним посланием, гораздо менее лаконичным: «Ну, дорогая сестренка, только вернись! Мы уж припомним тебе все-все. Мы твой орден в бараний рог скрутим, чтобы меньше нос задирала…» – и далее в том же духе. Вполне ожидаемо. Но писали только двое, самый младший, Эрик, к ним не присоединился. Учитывая, насколько братья были злы, когда сочиняли письмо, хорошо, что только послания могли найти любого адресата где угодно. Их поисковая магия не поддавалась копированию. А ведь насколько могла облегчить поиск людей эта утерянная с веками, доставшаяся от предков технология. Или с людьми не сработала бы? Сравнить хотя бы габариты и массу листка бумаги и человека…

Бамс! Еще одно письмо прилетело в ухо и упало на колени.

«Дорогая Сабрина. Надеюсь, ты позаботилась взять теплые вещи? Вдруг там будет холодно? Не позабыла те носочки, что я связала для тебя на праздник середины зимы? И шарфик с шапочкой?..»

Мачеха перечисляла практически весь мой гардероб, который, по логике, ну никак не мог вместиться в один небольшой саквояж. А ведь если человек отправляется в бега, он едва ли наберет с собой тележку чемоданов.

Все? Я настороженно огляделась и потерла нос. Закончились послания? Тут же вздрогнула от порхания мелких листочков, закружившихся напротив меня водопадом лепестков и осторожно опустившихся на колени запиской, в которой было одно предложение: «Разве вам не жаль прекрасной розы?»

Пф! Я так громко фыркнула, что даже возница покосился через плечо. И хотя на послания семьи решила ничего не отвечать, промолчать на это заявление просто не смогла.

«Себя жальче!» – черкнула резкий ответ и запустила смятым шариком в пространство. Пускай послу тоже по лбу прилетит.

– Господин! – Секретарь поклонился, выпрямился, нагнулся поближе к послу и охнул от прилетевшего ему в лоб бумажного шарика. Пока он потирал лоб, Раян пробежал глазами записку, затем небрежно смахнул листок в корзину.

– Что вы хотели?

– Там министр, а с ним еще люди, четверо мужчин и женщина. Представились как семья Сальваж. – Секретарь сделал страшные глаза и понизил голос до шепота: – Они родственники той девушки-реставратора.

– Пригласите, – кивнул Радъярдаян.

Вся семья, возглавляемая важным министром, втянулась в просторную комнату с настежь распахнутыми высокими окнами, открывающими проход на террасу и в сад. Посол вообще не любил замкнутых пространств и, как показал вчерашний опыт, не зря. Он предпочитал комнаты-галереи и как можно меньше стен и дверей. Однако в кабинете стены имелись, и вдоль одной из них выстроились четверо мужчин: один с седыми волосами и трое молодых и крепких. Пятой оказалась женщина. Раян ждал развития событий, и министр поторопился приступить.

– Кх, кх, ну же, – густым басом пророкотал он.

– Просим прощения, – тоненько проговорила женщина.

– Сестра начудила, извините, – пробормотал красный как рак и самый рослый парень.

– Да, сорвалась. С ней бывает, – подхватил второй, потирая вспотевший лоб.

– Бывает, когда ее доведут, – начал самый младший и тут же получил тычок в бок. – Извините.

Раян ради интереса перевел взгляд на отца семейства.

– Ну что тут сказать, – приступил тот. Он огладил выходной сюртук, пригладил волосы, прокашлялся. И очень обстоятельно продолжил рассказывать: – Сабрина у нас упрямица с детства. Еще мелкой была, а какая упертая. Верно, мать?

– Верно, верно.

– Сорванец такой, фору нашим мальчишкам даст …

– Э! – донеслось со стороны обидевшихся мальчишек.

– Хотя голова у нее светлая, соображает…

– Светлая? – возмутился уже министр. – Половина гостевого дома разрушена! Как это назвать?

– Перенервничала. Такой день! Она столько лет к нему шла.

– Списываете на нервный срыв? – зло прищурился министр.

– Не иначе, – приложил руку к груди отец семейства, – но я бы ей за такое непременно всыпал, господа, кабы она домой вернулась. Только ведь не возвращалась.

– Значит, велите ей! Кто будет покрывать нанесенный ущерб? – возмутился министр, а Раян положил подбородок на сцепленные пальцы и продолжил наблюдать.

– Да, вопрос с юридической точки зрения щекотливый.

– С какой стороны он щекотливый? Разрушила ваша дочь! И не надо прикрываться нервными срывами, все мы знаем, как семейные доктора любой диагноз выписать могут. Проведем дополнительное освидетельствование, если понадобится.

– Так я не о том, господин министр, я ведь о выпуске. Дочь обучение закончила, орден получила, официальное распределение, как я понимаю, тоже. – По мере всех перечислений министр только больше багровел от гнева, явно понимая, к чему клонит изворотливый отец семейства. – Сами знаете, какие законы у нас, теперь уже я над дочкой никакой власти не имею. Совершеннолетняя, да при профессии.

– Ах, не имеете! Ах, совершеннолетняя? – Министр едва не задохнулся от гнева, взмахнул руками и тут же скривился от боли в пояснице. – Всех вас под стражу заключим! Понаблюдаем тогда, как эта беглянка лично прибежит ущерб восстанавливать.

Женщина ахнула и сделала попытку сползти вдоль стены, но ее поддержал под локоть предупредительный секретарь, сыновья же разом побледнели, лишь отец семейства остался невозмутим.

– Под стражу, конечно, не самый приятный вариант. И очень уж туда не хочется.

– Еще как не хочется, – злорадно потер руки министр.

– Я так и сказал нашему семейному адвокату, который как раз сегодня утром заглянул на чай.

– И кто же у вас адвокат? – иронично хмыкнул министр.

– Джек Варваро. Вы, пожалуй, слышали?

Собеседника так перекосило при этом имени, что Раян даже заинтересовался, что там за адвокат такой.

– И откуда у вас этот семейный ад-во-кат? – по слогам процедил министр.

– Да было дело, как-то помог я…

– Достаточно! Надоели ваши семейные байки. Может, он от заключения и отмажет, ваш пронырливый адвокатишка, но вот нанесение оскорбления и увечий господину послу, – министр снова повеселел, – тут уж не отвертитесь.

– Потому мы все здесь и собрались, чтобы извиниться за нашу нерадивую дочь, – отец вновь приложил руку к груди и повернулся к послу, сохраняя на лице самое почтительное выражение. – Ужасно стыдимся поступка Сабрины. Настолько стыдимся, что вон мальчишки изъявили активное желание поучаствовать в устранении последствий. Камни там унести. Они не реставраторы, конечно, но стену при надобности из кирпичей заново сложат. А как только беглянка вернется, лично пригоню перед вами извиняться. Вы уж простите.

– Что-что? Камни унесут, стену сложат, пригоню извиняться? – Министр задохнулся от возмущения. – Так просто собрались отделаться?

Мужчина понимал, что если посол отпустит с миром, то крыть станет нечем. Только откуда этим бестолочам знать нюансы? Никак варвар Джек надоумил! Вот бы еще кого министр рад был видеть под стражей, но сейчас ему оставалось лишь стоять и кипеть от гнева, ожидая вердикта иностранца.

– А дочь пошла в вас, – усмехнулся Раян, глядя в невинные глаза отца семейства. Мужчина усердно изображал этакого простодушного и немощного старца, сгорбившегося под тяжестью жизненных обстоятельств. Он даже тросточку с собой прихватил, только посол заметил, что периодически забывал на нее опираться.

– Что вы, господин посол, вся в мать! – мигом открестился любящий отец от малейшего сходства. – И дар переняла, и эмоциональная такая же.

Посол скользнул взглядом по лицам парней, изучая. Пока среди них он заметил только одного, кто ни в чем не обвинял сестру и волком глядел на него и министра, хоть и пытался чаще опускать глаза в пол, повинуясь почти незаметным сигналам отца.

– Я предлагал вашей дочери место в резиденции, но она отказалась. Кажется, нервные срывы весьма досадная вещь.

Министр громко фыркнул, обозначая собственное отношение ко всякого рода срывам, а после быстро изобразил кашель, чтобы посол не заподозрил несогласие с его точкой зрения.

– Резиденция большая, – Раян поднялся и повел рукой в сторону открытых окон, проследив за взглядами гостей, повернувших головы синхронно его жесту. Все отвлеклись, разглядывая красивый пейзаж и чудесные цветы по ту сторону, – мне здесь нужны помощники, но отыскать их непросто, ведь я всегда полагаюсь на первое впечатление.

Птички негромко пели, легкий ветерок донес благоухающие ароматы и шепот шуршащей листвы. Взгляды очарованных гостей расфокусировались.

– Я возьму сюда вашего младшего сына. Согласны?

Отец Сабрины кивнул, пробормотав что-то про впечатления, а затем резко отвернулся от окна, осознав суть вопроса.

– Рад, что вы согласились, – поговорил Раян, наблюдая за сменой эмоций на лице мужчины. – Ваш сын пока несовершеннолетний, в отличие от дочери.

Молодой человек бросил на отца беспомощный взгляд, тот в свой черед поджал губы и едва заметно повел плечами.

– Работа в резиденции пойдет ему на пользу, даст необходимый опыт, – добавил Раян и обернулся к министру: – А насчет остальных, если молодые люди жаждут быть полезными, почему бы не взять их в гостевой дом? Помогут все восстановить, а после отправятся домой. Идеальное решение, не находите?

– Идеальное, – пробормотал заметно потемневший лицом министр. – Вы двое, отправляемся. И вы, кхм, господа, – мрачно глянул он на других гостей, – кроме нового помощника посла.

Новый помощник посмурнел сильнее министра, а более печальное выражение оказалось только на лице расстроенного секретаря. Придуманный расклад определенно никого, кроме Раяна, не устроил.

– Приятного вам дня, господин посол, – выходя, желали его гости, сдабривая прощание кислыми улыбками.

– Всего хорошего, – улыбался Раян.

Глава 3 Кончинка

Зеленые поля, синие горы – прекрасный пейзаж.

– Вон туда напрямик, и через час дойдешь.

– Час? – Мне показалось, что я ослышалась.

– Да. А я вот здесь сворачиваю, – возница махнул рукой влево.

От перекрестка уходили по трем направлениям три дороги. И если слева виднелись крыши какого-то поселения, а справа можно было разглядеть перекошенные заборы, ограждавшие виноградники, то прямо дорога убегала в никуда и где-то там упиралась в горы.

– Мы договорились о конечной станции!

– Как договорились, так и доставил. – Мужик ткнул рукой в указатель, на котором было написано: «Конечный пункт – Кончинка».

– В смысле? Указатель здесь, а сам город еще в часе ходьбы!

– Видать те, кто указатель втыкал, дальше не дошли. Что тут поделаешь?

С сим философским умозаключением возница безо всякого почтения к чужому имуществу скинул мой саквояж на землю.

– Премного благодарна за доставку, – громко фыркнула я и неуклюже перелезла через бортик. Потирая ноющие бока, проводила взглядом удаляющуюся телегу. Вот ведь жук!

За час пути мой саквояж стал весить несколько тонн, а я порадовалась, что не положила теплые носочки. Подозреваю, они точно добавили бы пару десятков килограммов. В какую бы ладонь я ни перекладывала собственную ношу, та рука неизменно ныла и отваливалась. Привязать бы к спине, но поясница тоже ныла. А еще ближе к концу пути на меня напали бумажные пчелы. Новое послание от возлюбленных братцев. Я ругалась и отмахивалась от жалящих мерзавок, пока не удалось метко врезать по всей жужжащей массе саквояжем. Оглушенные пчелы рухнули на землю и сложились длинным посланием.

«Еще раз спасибо, сестрица. Мы благополучно вывезли камни из разгромленной спальни. Садист-министр притворился, что у него даже тележки нет, и заставил носить руками. Мы воспользовались рубашкой Берри, но возле лестницы ткань порвалась, и камни покатились вниз. Из-за треснувшего мрамора и поврежденных перил, а также ушибленной ноги министра тот орал и грозился сослать нас в заброшенные каменоломни, где уже прекратилась добыча, поскольку никогда бы не доверил нам взаправду добывать дорогой камень. Материалы для заделки стены доставили уже к самой стене, хотя прежде министр намекал, что придется носить. Раствор оказался никуда не годным, он вообще ничего не скреплял. Министр кричал, будто у нас руки не оттуда растут, раз даже раствор замешать не можем. Однако в итоге оказался не прав, его ботинки неплохо прикрепились этим раствором к полу. Мы не собирались проверять, скрепляет ли он другие материалы, кроме камня, просто случайно пролили. На вопли министра прибежал какой-то башковитый дядька, который отвечает у них за ремонт, он-то и пояснил, что мы забыли про важный ингредиент. Позвали бы его сразу, меньше мороки было бы. Стену в конце концов сложили, правда, совершенно случайно разбили окно в коридоре. Берри показывал, как ловко умеет жонглировать камнями, и у него неплохо получалось. Министр, скажем тебе, жутко нервный тип. Выдал, будто мы с сестрой одного поля ягоды, а мы сказали, что ты нам неродная, однако он уверял, будто сходство все равно прослеживается. А еще заявил, будто ночевать мы будем в местном гостевом подвале за порчу государственного имущества. Собственно, отсюда и шлем тебе послание, дорогая наша сестричка. Утром жди еще одно, поскольку Варваро пообещал, что к утру нас выпустят».

Светлые звезды! Я уселась на саквояж на обочине дороги. Папа не смог придумать лучшей мести за поступок министра, кроме как подослать к нему моих братцев? Смех вырвался сам собой, едва я представила лицо нашего деятеля, у которого ботинки прилипли к полу. Да, отец, безусловно, один из самых остроумных людей, которых я встречала (нам от этого остроумия частенько в детстве бывало ну очень весело). Скажи папа мальчишкам об истинной причине моего побега, они бы пошли бить министру морду и точно загремели бы в застенки. Хотя даже отцу я не описывала всех подробностей наглых притязаний посла. Ни к чему. Иначе ведь даже папа не сможет сдержаться, а ради родных следует сохранять спокойствие и трезвую голову. Пускай семья у нас была не образцовая, но вполне сосуществующая в одном доме. С тех пор как после ухода матери отец женился на вдове Альбе, он сразу приобрел еще и двух детей-двойняшек. Мальчишки – мечта любого мужчины, но, вероятно, не настолько одаренные, как эти двое. Общей любовью нашей семьи был, конечно, Эрик. Четвертый ребенок, рожденный уже в совместном браке. Родной и отцу, и мачехе, самый умный, чуткий и добрый мальчик в мире.

В целом, как я и упомянула, семья у нас была не образцовая, но за годы совместного проживания мы все же привыкли друг к другу, а в сложных обстоятельствах начинали дружить против общего врага. Потому я прекрасно понимала, отчего папа не стал рассказывать братьям об истинной причине моего отъезда. Мачехе он тоже явно ничего не сообщил, ведь она попросту не умела держать язык за зубами, хоть и была доброй и отзывчивой женщиной.

Со стоном распрямив захрустевшие колени, я потерла поясницу, а затем сделала попытку подняться. Вот не зря говорят – когда куда-то долго идешь, желательно вообще не останавливаться. Я встала на ноги более-менее устойчиво раза с третьего. Хотя неженкой не была, ведь любящий отец обожал согнать детей вместе и отправиться в какой-нибудь пеший поход или на пикник, с которого мы приползали домой жутко грязные и клялись, что больше на такое не подпишемся. Но в вопросах семейного досуга отец был суров и неумолим. Зато именно благодаря нашим марш-броскам я в итоге дошагала до Кончинки.

– Слушай, ты завтра приходи. Вечер уже. Мэр отдыхать ушел.

Сторож местного административного здания махал мне рукой, указывая направление. Здание было одноэтажным домиком с мансардой, а сторожка при нем – обжитым вагончиком от списанного трена.

– Я по распределению, – говорить выходило только сквозь зубы. – Куда я пойду?

– Ну так гостиница. У нас для приезжих гостиница есть. Вид живописный. У самой горы построена. Отсюда недалеко, всего полчасика прогуляться…

Я сжала руки в кулаки, и старые ворота грохнулись с петель. То, что не сработало в случае с послом, прекрасно возымело действие здесь.

– Бешеная, что ли? – закричал сторож, придавленный калиткой. Через окошко в ней он прежде со мной и разговаривал. А теперь вот лежал на земле под металлической конструкцией.

– Я уже часик прогулялась от вашего указателя. Дальше не пойду.

– Это же государственная собственность! Государственную собственность рушишь.

– Карма у меня такая в последнее время, – пробормотала я себе под нос.

– Ты калитку-то поднять помоги, а то мне не встать, – трепыхался сторож.

Только я уже поняла, что с местными нужно решать все исключительно наперед.

– Послание отправь мэру насчет меня и транспорта до места распределения, и сразу помогу.

Мэр косился на меня, а я на старый колесный экипаж, подобные которому прежде видела лишь на картинках. Настоящий раритет с облупившейся краской, продавленным сиденьем, побитой временем кожей и определенно разными колесами. Трясло в нем еще активнее, чем в приснопамятной телеге. Тщательно изучив и бумаги, и меня, мужчина в итоге дозволил забраться в этот движущийся памятник транспортного искусства.

– Кхм, – приступил он к разговору, – забор теперь чинить придется.

– Я сломала, я и починю. Как только приступлю к работе.

– А Тровичу теперь всю ночь не спать с упавшим-то забором?

– А у вас сторож спит на посту?

Мэр снова кашлянул, пробормотав под нос:

– Пожилой человек все-таки. Молодежь. Никакого уважения.

Я презрела все выпады в сторону некультурной молодежи в моем лице и продолжила озираться. Наш экипаж как раз добрался до длинной красивой улочки, убегавшей прямо к горам. Впрочем, улочка эта была премилой и прекрасивой только с одной стороны, с другой же высились старые покосившиеся здания.

– Ну вот, почти приехали, – указал рукой мэр.

Отлично. Я даже обрадовалась, поскольку просто нереально устала. Почти бессонная ночь, совершенно безумное распределение и дорога, которую лучше стереть из памяти.

– Тпру, – выкрикнул градоначальник, он же возница, тормозя старенькую пегую лошадку. Кажется, она была ровесницей экипажа.

Я с удовольствием любовалась милой лавкой с высокими окнами, оформленными резными наличниками, украшенной двумя декоративными фонарями, разливавшими в переулке уютный свет. Запрокинув голову, посмотрела на второй этаж с двумя окнами, явно обозначавшими жилые комнаты.

Мэр загремел ключами, а затем жуткий скрип привел меня в полнейшее недоумение. Оглянувшись через плечо, я увидела, как мужчина открывает дверь здания на другой стороне. Старого, обшарпанного и с виду абсолютно нежилого.

– Ну вот, – гостеприимно махнул ладонью глава города, – заходи.

А я ведь уже поднялась с сиденья, но тотчас же плюхнулась обратно.

– Туда? – робко уточнила я.

– А куда еще? – явно удивился мужчина.

– Вот сюда, – я показала на премиленькую лавочку.

– Сюда нельзя, эта не наша часть города.

– В каком смысле? – Мой мозг отказывался выдать мало-мальски разумное предположение относительно подобного заявления.

– Долгая история. Ты сперва заходи.

Заходить мне совсем не хотелось.

– Нет, нет, я сперва послушаю.

Прижав к груди саквояж, я героически пыталась вникнуть в пояснения мужчины.

– Раньше, при старом министре, у нас популярный курорт был. Воды лечебные со всякими минералами. Возле горы, – он махнул в направлении конца улочки, – хороший курорт отстроили. На средства казны. Тогда же у нас здесь землю выкупали все эти не местные, дома возводили. Зато потом, когда новый министр кресло прежнего занял, горный курорт из моды вышел, стали все городские на моря ездить, на тропические водопады, трекинги всякие. Вот у нас и осталось: своя часть города и чужая. Да гостиница, которую сами до появления курорта отстроили.

В носу засвербело, словно я вот-вот пущу слезу.

– Ну ничего, – проговорил он, – министр наш уже стареет, может, снова лечебные воды в моду войдут.

– Но этот дом непригоден для проживания, – сказала я мэру, совершенно не интересуясь в данном случае возрастом главного министра. Меня больше беспокоил возраст самого строения.

– Еще как пригоден. Да он из такого годного дерева, что еще дети твои жить будут. Гляди!

Градоначальник похлопал по стене, а сквозь раскрытую дверь донесся звук, будто что-то тяжелое упало на пол и покатилось. Мужчина поспешно убрал руку и быстро проговорил:

– Главное, тут петли никакие не трогай. Да и тебе ли переживать? Ты же реставратор.

– Для реставрации тоже материалы нужны, а здесь их требуется немереное количество: дерево, камень, вероятно, черепица, мрамор…

– Хе, ну, мрамора отродясь не завозили, дерево опять же… стройматериалы нынче очень подорожали, зато комнаты меблированы. А остальное еще поглядим, что там положено выдавать тем, кто по распределению. У нас давненько никто не заезжал, не то что в былые времена. Прежде так и рвались распределиться. Заходи, располагайся.

Я сидела на саквояже посреди лавки, подперев ладонями подбородок, и совсем ни о чем не думала. Мысли просто не желали приходить. Ведь чтобы откуда-то браться, им тоже нужны были силы, а для этого сперва стоило отведать захваченный мэром и завернутый в чистую тряпку паек.

Тихое шуршание заставило равнодушно повести головой вправо. Мягко ступая лапками по ужасно скрипучим половицам, которые сейчас, конечно, не издали ни звука, ко мне шагал бумажный котик. По манере подачи послания я с ходу угадала, от кого оно. И вцепиться бы в это письмо со всей страстью и яростью, но даже бумажного котика было жаль. Я вытянула руку, и он ткнулся в ладонь мордочкой, а потом расстелился на полу ровным и ужасно светским сообщением всего в одну строчку: «Как прошел день?»

Да чтобы светлые звезды каждый раз гасли над твоей головой, господин посол! Мне очень, просто очень хотелось ответить, что день прошел превосходно, но на столь наглую ложь даже рука не поднялась. Я слабо махнула ладонью, посылая в пространство обычный бумажный шарик с еще более коротким ответом: «Отвратно!»

Отправив, подумала, что вообще могла не отвечать. Проигнорировать, и все, но меня выбило из колеи само послание. Ведь он узнал, что я сбежала, не мог не узнать, раз я не явилась к нему в резиденцию после распределения. Так к чему интересоваться моим днем? Логично предположить, что либо позлорадствовать, либо надавить. И я даже ожидала ответного сообщения, в котором он мог написать нечто вроде: «а не стоило убегать» или «еще можно вернуться», однако ничего больше не пришло. Совсем.

И когда я решила, будто он правда не ответит, прилетело письмо. Стандартный шарик, удививший отсутствием сложных спецэффектов. Но оказалось, сообщение пришло не от посла. Писала мне Элла. Спрашивала, куда я исчезла. А затем в восторженных выражениях описывала, что куратор отправила ее в резиденцию самого посла на работу. Минуточку! В резиденцию? Я перечитала снова.

Все верно. Меня заменили Эллой, которая находилась теперь в полнейшей эйфории от открывавшихся перспектив, пока я сидела на саквояже в пыльном доме. А в конце письма бывшая сокурсница окончательно добила сообщением о том, что у посла появился еще один помощник. «Видела твоего брата…» – сообщила она. На этом месте я нашла в обессиленном организме столько сил, чтобы создать настоящую бумажную гильотину, пускай и размером с ладонь, и запустить ее к послу.