Правило 24 секунд E-Book

Юля Артеева

• Herausgeber: Жанры
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Школьное стекло
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 385

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Когда учишься в школе, может показаться, что отличный аттестат - это твоя единственная цель и проблема. Но по какой шкале оценить свои чувства? Маша Гордеева хорошо учится, помогает маме с младшими детьми и уверена, что знает, чего хочет. Но она совершенно не умеет говорить "нет", встречается с парнем, который ее не ценит, и ждет одобрения подруг, которые того не стоят. Гордей Наумов весь покрыт татуировками и противоречивыми слухами. Он выглядит как беспринципный хулиган, но так ли мрачно у него в душе, как он хочет показать? Что общего у этих двоих? Разве что задание от классного руководителя, в котором они должны подтянуть друг друга по разным предметам. Ну и еще эта странная химия, которая возникает каждый раз, когда их взгляды пересекаются.

Leseprobe

Юля Артеева Правило 24 секунд

Моим мелким

Школьное стекло

© Артеева Ю., 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Глава 1

Маша

– Маня! – раздается над моим ухом пронзительный детский визг.

И следом на меня приземляется пятнадцать килограммов бодрости. Издав болезненный вопль, пытаюсь стащить с себя сестру, но она уже вцепилась в меня, как обезьянка, и орет:

– Вставай! Встава-а-ай! Пора в садик!

– Ася, – рычу преувеличенно кровожадно, – я сейчас тебя покусаю! Ам!

Прикусываю ее круглую щечку, и она хохочет мне в ухо, скатываясь на постель рядом со мной.

– Господи, зачем только я завожу будильник?

– Я твой будильник! – заверяет мелкая и звонко чмокает меня в плечо.

Потом перекатывается на пол и бежит в коридор, откуда я все равно прекрасно ее слышу:

– Мам, Маша встала! Можно мне блинчик? Вася, ты уже кушаешь?

Закрываю лицо ладонями и протяжно стону. Этот ребенок – даже не батарейка, это гоночный болид, ракета, вечный двигатель. Пять лет, а дает жару за всех нас, а нас тут, знаете ли, немало.

Проверяю телефон и с сожалением отмечаю, что будильник зазвенел бы только через девять минут.

– Блаженные девять минут, – бормочу горько и зажмуриваюсь.

С порога снова раздается вопль:

– Маня, ты встаешь?!

– Встаю! – рявкаю, стукнув кулаками по постели.

Но мелкую совсем не беспокоит мой тон, она жизнерадостно сообщает «хорошо» и снова убегает, отбивая босыми пятками задорный ритм по нашей плитке в коридоре.

Сажусь на постели и снова растираю лицо ладонями. Как же тяжело просыпаться рано утром! Если бы можно было выбирать, после учебы, всей долгой и утомительной учебы, я нашла бы такую работу, где не надо подрываться в семь утра.

– Соизволила встать? – раздается насмешливый мальчишеский голос из дверей комнаты.

Убрав руки, смотрю на брата, который стоит в пижаме с Капитаном Америкой и одной ногой чешет другую.

– Вы закончитесь все или нет? – интересуюсь тоскливо.

– Уже закончились. Васек вряд ли у тебя что-то спросит.

Я хмурюсь и строго говорю:

– Егор.

– А че?

– Ниче, – передразниваю, – иди умываться.

– Умылся уже!

– Врешь же! Сейчас проверю! – я делаю вид, что поднимаюсь с кровати, и брат тут же сматывается.

Усмехнувшись, приземляюсь обратно. Просто бродячий цирк, ну как тут жить нормально?

Еще пару минут даю себе на раскачку. Зеваю, потягиваюсь, разминаю шею. В уме перебираю контрольные и самостоятельные, которые мне сегодня предстоят. Всего три, не так уж и много, тем более что я знаю – напишу их без единой ошибки.

Но, снова зевнув, я все равно морщусь. Ненавижу проверку знаний. Я всегда нервничаю и пытаюсь этого не показывать, боюсь насмешек над моими отличными результатами и делаю вид, что меня они не трогают. Просто стресс на стрессе.

Стягиваю витую резинку с запястья и откидываю свои рыжие волосы за плечи. Их я тоже ненавижу. Ну что за дешевый цвет?!

Собираю пучок на макушке и наконец поднимаюсь с постели. Выхожу в коридор и сразу прислушиваюсь, не занята ли ванная.

У нас их две, но мне нужна большая, в которой лежит моя косметичка. Кажется, там свободно. Берусь за ручку двери и бросаю взгляд в кухню. Вижу, как мама поднимает с пола ошметки еды, а Ася кидает ей на спину недоеденный блин. Как Егор закатывает глаза и запихивает в рот дольку яблока. Как Вася, наш самый младший, сосредоточенно смотрит в стену, запуская в кашу свою ладонь.

Ну цыганский табор же! Дайте мне карты таро или позолотите ручку.

Скрываюсь в ванной, пока сестра не заметила мое приближение. И, наконец обретя личное пространство, расслабляюсь. Замок хрупкий, но в уборную мы друг к другу не ломимся, слава Богу, так не делает даже Ася.

Я умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Рыжие волосы, бестолковый вид, вы, должно быть, Уизли? Фыркаю своей же шутке и качаю головой. А что? Разве не так? Нас много, и мы все рыжие, один в один шумная семейка из вселенной Гарри Поттера.

Чищу зубы, одновременно проверяя соцсети. Наш девчачий чатик разрывается сообщениями со вчерашнего вечера. Все ждут новеньких, которые уже успели обрасти слухами так же, как корабль Дейви Джонса моллюсками. О, я обожаю практически все пыльные франшизы, это очевидно, да?

Честно говоря, мне до новеньких дела нет, но необходимо поддерживать статус, потому я активно включаюсь в переписку. Фонтанирую идеями, почему, на мой взгляд, этих пацанов могли взять на учет в милицию, и даже завести на них дело. Или всего на одного из них, в деталях я все еще путаюсь.

Зажав щетку зубами, строчу сообщения, особо не задумываясь над их смыслом. Мне просто нужно присутствовать в обсуждении. Что за парни к нам сегодня придут, мне абсолютно по фиг.

В дверь стучат, а затем мамин голос глухо вопрошает:

– Маш, ты скоро?

Сплевываю пасту в раковину и кричу:

– Не накрасилась даже! Что там?

– Егор не умывался.

– Он сказал, что умылся!

– Он не…

Вспыхнув раздражением, отпираю дверь и выговариваю:

– Не понимаю, в чем проблема, пусть идет в другую ванную!

Мама вздыхает и просительно изгибает брови:

– Солнышко, ты знаешь, он не любит там.

– Блин! – я захлопываю дверь прямо перед ее носом.

Полощу рот, наскоро умываюсь, забираю с собой косметичку, флакон с тоником и ватные диски. Каждое движение сопровождаю раздраженным ворчанием. В этой семье невозможно построить планы или хотя бы элементарно привести себя в порядок!

Распахиваю дверь и рычу:

– Пожалуйста! Все ради вас!

– Спасибо, солнышко, – мама говорит мягко, но я только возвожу глаза к потолку.

Ее солнышко в этом доме – чистая терпила. Все лучшее – детям, верно? А я давно уже таковой не являюсь. Примерно лет двенадцать, как Егор родился.

У себя в комнате быстро крашусь, стараясь игнорировать детские вопли с кухни. Рисую фиолетовые стрелки, чтобы мои зеленые глаза смотрелись ярче, и собираю волосы у лица в высокую «мальвинку». Свободные пряди мягкими густыми волнами ложатся мне на плечи. На самом деле мне нравятся мои волосы, вот если бы только не их дешевый медный цвет…

Я надеваю брюки палаццо, короткий топ, а белую рубашку сверху застегиваю на все пуговицы. Ее после выхода из дома я, конечно, сниму. Но родителям знать об этом необязательно.

– Маня, мы готовы! – орет мелкая.

– Тогда ждите, я еще не поела, – отвечаю ворчливо, двигаясь в сторону кухни, а потом замечаю, в каком виде сестра сидит у порога, – ты в пижаме еще, Ася!

– Я так пойду.

– Нет, так ты не пойдешь. Быстро одеваться.

– Я так пойду! – она хмурится, и голос ее приобретает одновременно агрессивную и плаксивую окраску.

Поймав взгляд мамы, которая ложкой выплясывает умоляющий танец у рта Васи, я спокойно, но твердо сообщаю:

– Ася, в пижаме ты не пойдешь. В сад нужно одеваться по-другому, все дети там придут в нормальной одежде, а ты вот так… разве это красиво?

Беру с ближайшей тарелки еле теплый блинчик и наблюдаю за тем, как сестра хмуро кивает.

– Давай лучше выберем что-то нарядное, – я продолжаю и тут же спохватываюсь, – в меру! Что-то повседневное и красивое. Чтобы ты выглядела суперклассно, и все девчонки хотели за тобой повторять.

Мгновенно светлея лицом, Ася подрывается и несется в детскую.

– Спасибо, Машунь, – мама говорит очень устало, но искренне.

Пожимаю плечами и заталкиваю остаток блинчика в рот. Когда дети начинают разговаривать, договариваться с ними становится легче. Мне кажется, я могла бы работать переговорщиком, так сильно прокачала этот навык со своими младшими.

С Васей только никак не выходит. С этим парнем вообще пока все сложно.

Я беру голубую кружку с Эльзой из мультика и отпиваю чай. Еще теплый, какая удача.

Мама уворачивается от детской руки, перемазанной кашей, и говорит рассеянно:

– Я тебе не положила? Сейчас сделаю, подожди.

– Сиди, мам. Мы пойдем уже скоро, и я наелась.

В подтверждение своих слов хватаю второй блинчик и торопливо откусываю.

– Ну как наелась? Васюш, давай, открывай ротик. Ам? Ам? Маш… что я говорила?

Секунду изучаю мамин затуманенный взгляд. Вздыхаю, стараясь делать это не так громко и разочарованно. Улыбаюсь и говорю:

– Я в порядке. Если Егор умылся, забираю их?

– Да, спасибо.

Тогда я иду собирать младших. Асю контролировать нужно более пристально, но и Егор порядком осложняет мне жизнь. Сначала удирает по коридору в другую сторону, потом мечется по своей комнате, швыряясь в стену предметами.

Кричит:

– Задрала школа!!! Не пойду, поняла?! Никогда в жизни не пойду туда больше!

Через двадцать минут мы все каким-то чудом собраны. Я натягиваю Асе снуд повыше на шею и подталкиваю в спину. Мама вручает мне два мешка, один розовый, другой цвета хаки. И в последний момент я вспоминаю, что не собрала свой рюкзак. Прямо в кедах несусь в комнату, быстро закидываю какие-то тетради, почти не глядя, и возвращаюсь к своим, которые уже расползлись в разные стороны как жуки.

Дальше стандартно. Пока едем в лифте, Егор недовольно пыхтит, Ася воркует с куклой. На улице я сама себе напоминаю пастушью собаку, притом достаточно опытную. Сначала в садик отводим сестру.

– Я не хочу ждать, – стонет Егор, – зачем мне тут торчать?! Я сам пойду, я не маленький!

– А ну тихо! – рявкаю, не сдерживаясь. – Тут стой, понял?

Надувшись, брат отворачивается и начинает пинать бордюр. Я покрепче перехватываю мешок с вещами Аси и звоню в домофон детского сада, пока сестра стучит головой куклы о кирпичную стену. Смотрю через стеклянные двери, как к нам идет воспитательница и борюсь с чувством вины. Я не люблю кричать на младших, но иногда мне просто не хватает терпения. Егору нужно подождать всего пару минут, пока у нас забирают Асю, мы отдаем ее на пороге и даже не раздеваем, но в целом он прав. Я сама не понимаю, почему он не может идти в школу сам. Просто так сказали родители, а с ними мы не спорим. Особенно с отцом.

– Машуля, здравствуй! – радостно говорит воспитательница, распахивая дверь и тут же переключаясь на сестру. – Ася, принцесса моя, доброе утро.

– Я с Эльзой! – радостно сообщает сестра, размахивая куклой.

Я передаю женщине розовый мешок с чистыми вещами и целую мелкую в макушку на прощание, едва успевая перед тем, как она уносится вглубь сада к шкафчикам.

Поворачиваюсь и говорю примирительно:

– Егор.

– Че надо? – буркает брат.

– Извини, не хотела кричать. Идем?

– Извинения свои знаешь куда засунь, – бросает он пренебрежительно, но все же идет со мной в сторону школы.

Перевожу дыхание и наконец расслабляюсь. Самая напряженная часть утра прошла, теперь можно достать наушники и, раз уж брат со мной не разговаривает, просто послушать музыку.

Вставляю наушник только в правое ухо и скольжу взглядом по голым ветвям деревьев, которые покрылись молодыми почками.

TEMNEE, Клава Кока – Без мозгов

В текст вслушиваюсь отстраненно, но на строчках «твоя любовь сквозь одежду достает и берется за душу» все же думаю о том, что не очень понимаю смысла этих слов. Таких отношений у меня пока еще не было, и я не уверена, что они вообще бывают. Наверное, их придумывают только для книг, фильмов и песен?

Глава 2

Маша

В школе мы с Егором расходимся, и он даже не прощается, только недовольно дергает плечом, когда я пытаюсь что-то ему сказать.

Да и ну его на хрен. Это происходит практически каждое утро, пора перестать психовать в ответ на их детские истерики.

Когда поднимаюсь и захожу в кабинет, сразу попадаю в эпицентр обсуждения новеньких.

– Ма-а-аш! – кричит Ира и машет мне рукой. – Прикинь, что?!

– Да тихо ты! – шикает на нее Яна.

– Да что? И так все знают!

Я кидаю рюкзак на пол и сажусь с девчонками, пристроив локти на спинку стула.

Интересуюсь, закатив глаза:

– Ну, что такое?

– Ой, не делай вид, что тебе не интересно!

– Просто бесит, что вокруг них такой ажиотаж.

Яна цокает и качает головой. Толкает меня в плечо:

– Зай, тебе по статусу не положено, мы поняли. Но ты только представь, они человека пырнули!

Вздохнув, я начинаю:

– Да откуда вы…

– Инфа сотка! – перебивает Ира. – А еще знаешь что? Говорят, рынок год назад из-за них горел!

– Какой рынок? – спрашиваю рассеянно, листая в телефоне ленту новостей.

– Ну наш. Ярмарка около парка.

Закусив губу, киваю в знак согласия. Ярмарка выходного дня и правда горела, и слухи ходили на этот счет странные. Ковыряя пальцем парту, перевожу взгляд за окно. Если верить всему, что говорят об этих двоих, то выходит, что учиться мы будем с настоящими демонами. Совершенно непонятно, почему они до сих пор ходят в школу, а не сидят где-то в местах, не столь отдаленных. Или не варятся в адских котлах.

– Короче, я вчера не выдержала, кинула одному из них заявку, – тараторит тем временем Яна.

– Какую?

– Ну в друзья!

Я снова вздыхаю и верчу в воздухе раскрытой ладонью:

– Мы же так и не разобрались, их это профили или нет. На аватарках вообще ничего не видно.

– А чьи еще? Маш, опять окно открывать придется, душнишь невероятно.

Прикусив язык, я тут же беспечно смеюсь.

– Ладно, сорри, девчонки. Конечно, мне тоже капец как любопытно, – перехожу с веселого тона на заговорщицкий, – только не рассказывайте…

– Доброе утро, мой любимый класс, – перебивает нас историчка.

Размашистым шагом она пересекает помещение, кидает на стол рюкзак и сдувает с лица темную челку.

Мы здороваемся и довольно бодро расходимся по своим местам. Алевтина Борисовна крутая и, несмотря на молодой возраст, каким-то образом заполучила и наше доверие, и уважение. Лучшего классного руководителя нет ни у кого.

Историчка роется в своем рюкзаке, достает учебники и пособия, рассеяно ведет рукой по короткому ежику волос от шеи до затылка.

Говорит:

– Господи, где оставила-то?

– Очки? – уточняет Сема Аверин. – У вас на лбу.

Алевтина Борисовна обеими руками обшаривает свою голову, уже в том месте, где темные пряди длинные и лежат в идеальном порядке.

Смеется и восклицает:

– Супер! Вот это я растяпа. Ладно, приступим.

Глядя на то, как она резкими движениями перекладывает на столе свои вещи и открывает ноутбук, улыбаюсь. Потом подпираю подбородок ладонью и скучающим взглядом утыкаюсь в учебник. Сейчас будет маленький тест, всего на пять вопросов, так классная держит нас в тонусе. И все равно я их не люблю, хоть проверка безобидная, а моя память позволяет мне вообще не напрягаться. Не эйдетическая, конечно, и это даже не гипертимезия, но термины и большие объемы текста, как вы понимаете, даются мне очень легко. Отдельная гордость моего отца.

Беру распечатанный лист из рук исторички и тут же вписываю первый правильный ответ. Она всегда делает шесть разных вариантов, чтобы у нас не было возможности списать, но Яна все равно оборачивается ко мне с парты впереди и умоляюще сдвигает брови.

– Сокольская, – тут же говорит историчка, – а ну обратно к себе. Вот знаете же, что не подсмотреть ни у кого, а все равно начинаете эти свои кручения-верчения.

Развожу руками и пожимаю плечами. Девчонки знают, что я всегда помогаю, если есть возможность, но историчка реально держит руку на пульсе, при том очень крепко.

Тут дверь класса открывается широко и решительно. На пороге стоят два парня. Они, без шуток, одинаковые.

Мы знали, что к нам переходят два брата, предполагали, что они могут быть двойняшками, но…

Приоткрыв рот, смотрю на новеньких. Они полностью в черном – в джинсах, футболках и накинутых сверху рубашках. Темно-русые волосы лежат в таком идеальном беспорядке, на который, по ощущениям, было потрачено очень много времени. На двоих у них проколоты четыре уха и два крыла носа. Сияя похожими наглыми улыбками, они даже стоят зеркально друг другу.

Сраженные тяжелой аурой этих парней и флером слухов, которыми они обросли, мы молчим всем классом.

А потом один из них, тот, что ближе к партам, поворачивается и смотрит прямо на меня.

Бам.

От его карих глаз ко мне будто тянется какая-то незримая нить, и я вязну в этой сцепке, как в болоте, отстраненно ощущая, что моя сердечная мышца сходит с ума от аритмии.

Я точно помню, что это патологическое состояние, при котором нарушается частота сердцебиения, ритм и последовательность сокращения сердца. Все признаки в наличии.

– Е-мое, – говорит историчка озадаченно и снова проходится ладонью по коротким волосам на шее, – как же я вас отличу?

– Разные способы есть, – ухмыляется новенький, наконец отводя от меня взгляд, – можем поближе познакомиться.

От нахального тона Алевтина Борисовна не теряется ни на секунду. Улыбается и широким шагом устремляется к моей парте, от чего я оказываюсь как раз посередине их диалога. Классная слева, новенькие справа, а я, сцепив между собой подрагивающие пальцы, прямо в центре.

– Давайте, – голос ее звучит мелодично, но строго, – Алевтина Борисовна, учитель истории, ваш классный руководитель. Ценю субординацию, всегда защищаю своих и терпеть не могу придурков. Представитесь?

– Если вы классный руководитель, должны быть в курсе, – отзывается второй брат-близнец.

– Даю вам возможность проявить вежливость.

Пару секунд парни смотрят на историчку, не мигая. Потом коротко переглядываются и улыбаются так, будто только что обсудили между собой какой-то прикол. Разными уголками губ, но тем не менее – одинаково.

И тот, что стоит ближе, и по какой-то причине заставил мой организм только что пережить сильнейший стресс, говорит:

– Гордей Наумов.

– Ефим Наумов, – подхватывает его брат и добавляет, – ценим красивых девчонок и моменты, когда мяч прямо в кольцо идет, но своих тоже всегда защищаем.

– А субординация хрень собачья.

– Даже с тренером? – интересуется историчка, пропустив мимо лексику, но схватившись за деталь, которая, видимо, кажется ей важной.

Братья усмехаются, снова переглянувшись, и Гордей ленивым движением закатывает рукава на своей рубашке.

Уставившись на его руку, всю изрисованную мелкими татуировками, мимо которых вьется крупная детально прорисованная змея, почти не слышу, о чем говорят рядом со мной. Почему-то мне кажется, что если прямо сейчас не отведу глаза, то увижу, как она медленно двинется по коже Наумова, бликуя чешуей.

Моргаю и снова смотрю на свои переплетенные пальцы. Дрожь потихоньку сходит, и я успокаиваюсь. Не знаю, что это было, и знать не хочу. Как сказала Сокольская, мне по статусу не положено.

Когда поднимаю голову, историчка и братья Наумовы выглядят довольными друг другом. Алевтина Борисовна указывает мне за спину своими же очками и говорит:

– Пока садитесь сюда, за Машей Гордеевой.

Братья издают два характерных смешка, и Ефим говорит, усаживаясь на свое место:

– Смотри-ка, Гордый, у тебя тут даже своя Маша есть.

– Маша-а-а, – тихо тянет его брат, – мы твои медведи.

Передернув плечами, поджимаю губы. От звука его голоса по плечам рассыпаются колючие мурашки, и меня начинает это злить. Накидываю на себя рубашку и чуть поворачиваюсь вбок, чтобы бросить пренебрежительно:

– Цирковые, надеюсь? На велике кататься умеете?

– Я тебя прокачу, не сомневайся, – Гордей переходит на хриплый шепот, и они с братом заходятся громким смехом.

– Наумовы, – высекает наша классная строго, – первое предупреждение.

Закусив губу, раздраженно отвечаю на оставшиеся вопросы теста. Не люблю, когда так нахально ведут себя при учителях, особенно если это Алевтина Борисовна. Чувствую себя некомфортно. Ну, зато теперь вообще не удивляюсь сплетням о том, что они что-то там подожгли или кого-то порезали.

Твердо решив держаться подальше от обоих, остаток урока я на их провокационные реплики не реагирую. К тому же им хватает всего двух замечаний от исторички, чтобы заткнуться. Даже такие идиоты со скрипом, но принимают ее авторитет.

Глава 3

Маша

Когда звенит звонок, я стараюсь собраться максимально быстро, но на выходе меня останавливает голос учителя.

Замираю, услышав свою фамилию и поворачиваюсь к ней.

– После уроков зайди ко мне.

Пожевав губу, согласно киваю и все же решаюсь уточнить:

– А насчет чего?

Классная подходит ближе и говорит уже значительно тише:

– Насчет физкультуры.

– Папа звонил?

– Маш, просто зайди. Обсудим.

– Ладно, – вздыхаю и улыбаюсь ей.

Знаю, что она на моей стороне, но о чем там можно разговаривать, я понятия не имею. У меня выходит чистая, абсолютно заслуженная тройка. Единственная в моем аттестате. Классно, да?

Заталкиваю в рюкзак учебник и иду на выход, стараясь не смотреть в сторону новеньких. Один из них пялится на меня, и я почти физически ощущаю, как его взгляд блуждает по моему телу. Не потому, что это неприятно. Просто странно на уровне ощущений.

К тому же теперь я не понимаю, кто именно из двоих смотрит, они же одинаковые.

Проходя мимо, слышу:

– Рыженьких у тебя еще не было.

– И не будет, – огрызаюсь на ходу, даже не поворачивая головы.

Пока братья провожают меня громким смехом, выскакиваю за дверь и наконец вижу его. Своего парня.

– Слава! – выдыхаю радостно.

Стараясь не бежать, быстрым шагом приближаюсь к нему и утыкаюсь носом в его плечо, пока он крепко меня обнимает.

Смеется приглушенно, спрашивает:

– Соскучилась, малышка?

Киваю и поднимаю голову навстречу его поцелую. Слава целует сразу с языком, хоть и знает, что я это не люблю. Неловко, что все вокруг это видят, и к ощущениям я пока не привыкла, но отзываюсь послушно, чтобы не ругаться.

Сзади раздается тихий свист, и один из Наумовых говорит:

– Гордый, а она занята. По ходу реально не будет.

– Посмотрим, – насмешливо отвечает второй.

Слава отстраняется от меня, чтобы посмотреть на новеньких. Убирает свои длинные светлые волосы назад и уточняет:

– Это кто?

Я почему-то торможу. Оглядываюсь назад, будто бы проверяя, о ком именно он спрашивает. Скольжу взглядом по обоим братьям, отмечая, что их улыбки становятся вызывающими, а позы – напряженными. А еще теперь вижу, насколько они оба высокие. Намного выше меня, и даже значительно выше моего парня.

– Новенькие, – вдруг приходит мне на помощь Яна.

Сокольская чмокает Славу в щеку и доверительно понижает голос до свистящего шепота:

– Помнишь, которые в автобусе человека пырнули.

Я смотрю на своего парня и успеваю заметить странную эмоцию на его лице. Сказала бы, что это похоже на страх, но Слава Ковалев ведь никого не боится, разве нет?

– Нет, подзабыл, – фыркает он, – не такая уж важная инфа.

И тут же отворачивается, увлекая меня дальше по коридору. Я улыбаюсь и спешу за ним. От этих слухов вся школа гудела, вряд ли он забыл, но очень круто дал понять, что парни его не интересуют. Бросаю восторженный взгляд на Ковалева. Всегда хотела так же быстро и точно находить правильные реплики в спорах. Но у Славы мозг иначе заточен, он стендап-комик, и импровизирует просто виртуозно.

Когда доходим до подсобки, он вталкивает меня внутрь и тут же прижимает к стене, глубоко целуя. Закидываю руки ему на шею и автоматически принимаю весь его напор. Но когда Ковалев запускает руки под ткань моего топа, я пытаюсь увернуться и бормочу:

– Слав…Слава, стой.

– Малышка, ну что такое? – он прислоняется своим лбом к моему и тяжело дышит. – Что не так?

– Мы же в школе.

– Моя ты отличница, – смеется он тихо и целует меня в губы, коротко, но крепко.

– Лиана делает все, чтобы я не была отличницей, – бормочу тихо, поправляя одежду.

– Кто?

– Лиана.

– Забей, Маш, у нее климакс шарахнул, наверно, ее просто бесят девочки, – Слава смеется, а потом вдруг достает телефон и открывает заметки, – это, кстати, может быть забавно.

– Ковалев, блин! Можешь хоть раз серьезно выслушать?

Он дописывает предложение, блокирует экран телефона и берет меня за лицо, прижимая волосы к щекам:

– Я серьезен! Я су-у-упер серьезен, Маш! Через две недели у меня родители уезжают, сможешь остаться у меня?

Застываю, глядя в его светло-голубые глаза. Концентрируясь на зрачках, проваливаюсь в пучину противоречивых эмоций. В третий раз отказаться я уже не могу, он точно меня бросит. Соврать родителям? Они уже отпускали меня на ночевку к Ире. И так ли важно это все, если я еще не решила, готова ли. Мы встречаемся всего три месяца. Я люблю Славу, но его настойчивость меня немного… отпугивает..

– Останусь, – отвечаю едва слышно.

Просто не могу иначе. Знаю, что он ждет от меня именно этого. Разве я могу отказать?

Ковалев улыбается, снова целует меня, а потом отступает назад и говорит:

– Беги, малышка.

Тыльной стороной ладони вытираю губы и берусь за ручку двери.

– Маш!

– А? – оборачиваюсь, когда уже видна полоска света из коридора.

– Новенькие норм? Не пугают тебя?

Растягиваю губы в улыбке и качаю головой:

– Нет. Совсем нет.

И выхожу, не желая признаваться в том, что меня гораздо больше пугает перспектива провести со своим парнем ночь.

Глава 4

Маша

Забегаю в туалет, чтобы проверить макияж и заново накраситься прозрачным блеском. Потом салфеткой вытираю губы и наношу малиновый тинт. Не хочу, чтобы было видно, что я целовалась, поэтому скрываю все ярким цветом.

Когда подхожу к кабинету математики, Ира хватает меня за локоть и отводит к окну:

– Сосались?

– Блин, Карпова! – шиплю уязвленно, стреляя глазами по сторонам.

Подруга только смеется:

– Ты всегда потом губы красишь, я тебя уже знаю.

– Наша умняшечка врать не умеет, – радостно подключается Яна.

– Девчонки, ну хорош.

– Это Ковалев твой хорош, – кривляется Ира, но потом сдается и понижает голос, – ничего про новеньких не сказал?

– А должен был?

Она пожимает плечами:

– Не знаю, мне показалось, он все слышал.

– Что «все»?

– Ой, Маш!

Я подаюсь назад и прислоняюсь бедром к подоконнику. Складываю руки на груди и смотрю за окно. На улице стоят Наумовы и курят одну электронную сигарету на двоих. Рукава рубашек закатаны, и я вижу, что одна рука у обоих чистая, а вторая покрыта татуировками. Интересно, как им разрешили? С другой стороны, если они такие… ну, как о них говорят, то в этом нет ничего удивительного. Может быть, они вообще из неблагополучной семьи. Иначе какие нормальные родители позволят детям делать то, чем занимаются эти двое?

Один из них поднимает голову наверх, скользит взглядом по окнам и находит место, где я стою. Отсюда непонятно, видит он меня или нет, но я снова покрываюсь мурашками. Слишком пугающий за ними тянется флер. Задерживаю дыхание, глядя с высоты третьего этажа на красивое лицо Наумова.

Они, наверное, никогда не уговаривали девушку провести с ними ночь. Наверняка даже не спрашивали. Мне стоит быть благодарной за то, что Слава ведет себя так деликатно.

Моргаю и отвожу взгляд.

Поворачиваюсь к девочкам и говорю с беспечной улыбкой:

– Слава ничего не сказал. Ему до них дела нет.

Яна вздыхает:

– Похоже на Ковалева. Когда у него эфир?

Возвожу глаза к потолку, подсчитывая, потом отвечаю:

– Либо в эту пятницу, либо в следующую, либо уже в конце месяца. Он дня за четыре только узнает.

Девчонки активно кивают. Знаю, что немного завидуют, но стараются это не показывать. Если Ковалев выбрал меня, значит, с этим никто не смеет спорить. Переключив внимание на математика, указываю подругам на него подбородком. А сама бросаю вороватый взгляд за окно. Там пусто.

Испытывая то ли разочарование, то ли удовлетворение, я хмурюсь. Сжимаю лямку рюкзака и иду вместе со всеми к кабинету. Наверное, мне просто приятно внимание. До того, как Слава предложил мне встречаться, никто из парней не был всерьез мной заинтересован. Скорее всего, эти двое просто вскрывают какую-то мою заветную потребность в том, чтобы быть заметной.

Сажусь на свое место и, закусив губу, рассеянно листаю тетрадь. Мне нравится, как шуршат исписанные страницы. Звук успокаивает.

Нельзя вечно гнаться за чужим одобрением. Или можно? Разве Ира с Яной не в той же самой гонке вместе со мной?

Смотрю на место справа от себя. Пустует уже четыре недели, и мое сердце каждый раз неприязненно сжимается при мысли об этом.

Отвлекаюсь на то, как резко распахивается дверь. Уже стоя на пороге, братья Наумовы показательно стучат в дверной откос.

– Можно? – интересуется один из них.

И почему-то мне кажется, что это Ефим. То ли у него лицо чуть более узкое, то ли взгляд менее тяжелый, но я будто на мгновение улавливаю отличие. А потом тут же утрачиваю, когда они встают в одинаковую стойку, засунув руки в карманы джинсов.

– О, – весело отзывается Виктор Валентинович, – тангенс и котангенс. Прошу!

Близнецы фыркают, а затем смеются, но не издевательски, что меня порядком удивляет, потому что математик наш очень крутой преподаватель, но явно на своей волне, и не заметить это невозможно. А Наумовы похожи на парней, которые будут гнобить людей, стоит им только почуять первую каплю крови.

Они снова садятся за мной, а я автоматически свожу вместе полы рубашки и концентрируюсь на учителе.

– Машу, – шепчет один из них, делая ударение на последний слог.

Я молчу, записывая тему урока, но меня снова догоняет тяжелый шепот:

– Машу.

Обернувшись через плечо, шиплю:

– Меня зовут Маша.

– Машу, – повторяет он упрямо, – это твой парень?

– Виктор Валентинович? – не удерживаюсь от тупой шутки. – Нет, это наш математик.

– А чувак с волосами до пола?

Разозлившись, поворачиваюсь к ним и агрессивно обвожу взглядом обоих. Понятия не имею, кто из них кто.

Говорю тихо, но твердо:

– Это не ваше дело. И не надо так о нем говорить.

– Не скоро ты распечатаешь рыженьких, – притворно вздыхает один из них, который до этих пор молчал.

Я закатываю глаза и возвращаюсь к своей тетради. Честно говоря, просто не могу им достойно ответить, поэтому делаю вид, что не собираюсь с ними разговаривать в принципе. У меня есть парень. Ему бы это не понравилось.

И больше не реагирую на то, как Гордей, а я теперь уверена, что это именно он, на разные лады повторяет за моей спиной «Машу». С ударением на последний слог.

Мы пишем контрольную, и я решаю сосредоточиться на важном.

Глава 5

Маша

На последнем уроке литературы близнецы почему-то отсутствуют, и я вздыхаю спокойно. Слушаю про Ахматову и сдерживаюсь от ненужных критичных комментариев. Я точно знаю, как себя надо вести и что писать в сочинениях, чтобы получать «отлично». Одного тройбана по физкультуре мне достаточно, поэтому со своим мнением я не лезу.

После звонка прощаюсь с девочками и отправляюсь к Алевтине Борисовне как на голгофу. Не знаю, что она мне предложит, но ощущаю себя в очереди на смертную казнь.

Когда захожу в кабинет, с удивлением обнаруживаю там обоих Наумовых.

– …и я надеюсь, что мы друг друга поняли, – договаривает наша классная, – Ефим теперь свободен, а Гордей задержится.

Неловко замираю на пороге, два раза стучу в открытую дверь:

– Можно?

Замираю в ожидании, пока историчка задумчиво изучает того Наумова, который остался. Как будто бы не уверена в том, кто из них ушел. Гордый смотрит в ответ насмешливо, развалившись на своем стуле.

Алевтина Борисовна наконец переводит взгляд на меня и говорит:

– Да, заходи, конечно.

Выдерживая дистанцию, я присаживаюсь на другой ряд и устремляю на классную внимательный взгляд.

Она по своему обыкновению передвигает предметы на столе, открывает ежедневник, листает его бездумно. Потом захлопывает так, что звук отдается эхом по кабинету.

Выпрямляю спину и смотрю на историчку в покорном ожидании. Эта тройка, конечно, жизнь мне не испортит, а вот аттестат – вполне вероятно.

Она говорит:

– Маш, я с твоим отцом говорила.

– Лиана просто, – начинаю запальчиво и тут же сбиваюсь, – то есть Лиана Адамовна… она не очень меня любит.

– Господи, Гордеева, я это, знаешь, сколько раз слышала? А я тут не так уж долго работаю!

Историчка хлопает в ладоши, от чего я моргаю:

– Короче, Лиана Адамовна согласилась изменить оценку, если ты сдашь нормативы по списку, – она прислоняет к губам пальцы, а потом растирает все лицо, не обращая внимания на косметику, – там непросто, я сразу скажу.

Я киваю без особых эмоций. Мне вообще без разницы. Спорт от меня так же далек, как Хогвартс. Для меня любые нормативы – это капец как сложно, а уж список, который заготовила для меня наша ведьма-физручка… Но классная уже переключается на Гордея:

– Теперь с тобой, друг мой. Я знаю, что твой электронный дневник мониторит тренер. И, – она делает паузу, одаривая его выразительным взглядом, – тебе нужны хорошие оценки, чтобы вернуться к тренировкам. Так?

Краем глаза вижу, как Наумов сжимает зубы, от чего на его лице проступают желваки, и следом кивает:

– Так.

– Отлично, – сообщает историчка скорее себе, чем нам, – тогда предлагаю вам следующую схему. Вы подтягиваете друг друга по нужным предметам. У Гордеевой хромает физкультура, у Наумова крайне плохо с химией, русским, литературой и, как ни странно, историей. С остальным, прямо скажем, тоже не очень, но это уже вторично. Так что даю вам две недели на подготовку, потом начнете сдаваться, и посмотрим на результат. Если его не будет, боюсь, другого шанса может не представиться.

Втягивая воздух через раскрытые губы, я оборачиваюсь к Гордею и встречаю его крайне самодовольный взгляд.

Крайняя степень возмущения заливает жаром мое лицо.

– Меня все устраивает, – говорит Наумов, глядя на меня из-под челки.

Я же прижимаю к груди рюкзак и, стараясь звучать не слишком агрессивно, уточняю:

– Могу идти?

– Да, свободны. С вашими родителями согласовано, все считают эксперимент жизнеспособным. Маш – твои нормативы, Гордей – это список работ, которые нужно сдать.

Алевтина Борисовна раздает нам распечатанные листы, и я свой хватаю, не глядя. Подскакиваю на ноги и из класса вылетаю пулей. Пробегаю мимо Ефима и лечу по коридору. Но меня быстро догоняет задорный мальчишеский смех, а потом и сами братья близнецы. Пристраиваясь с обеих сторон от меня, идут в ногу. При этом каким-то образом я почти бегу, а они расслабленно шагают.

– Рыженькая разозлилась? – спрашивает Ефим.

Я тут же огрызаюсь:

– У меня имя есть.

– Фим, у нее имя есть, – говорит Гордей с откровенным весельем в голосе, которое маскирует притворно назидательным тоном.

– Простите, Мария! Вы злитесь, миледи?

Молчу и натужно гоняю воздух. Вдыхаю, выдыхаю. Эти двое меня смущают. И выкручивают напряжение, моральное и физическое, просто на максимум. Чувствую себя как сжатая пружина, только тронь, и выстрелю куда-то в небо.

– Классная сказала, что мы должны подтянуть друг друга по разным предметам. Я теперь личный тренер Машу, – поясняет Гордей брату.

Краем глаза вижу, как они переглядываются и ржут.

Торможу и с возмущением смотрю на Гордого, как зовет его Ефим. Закидываю рюкзак на плечо и цежу:

– Тебе не кажется, что мы не в равных условиях? У тебя только физра, а у меня хренова туча предметов! Ты наверняка тупой как валенок, как я тебя научу?!

Братья снова заходятся смехом. Ефим хлопает меня ладонью по плечу и сочувственно сообщает:

– Тяжело же тебе придется, подруга.

– С каких пор мы друзья?

– Видимо с тех, когда ты получила задание обучать моего тупого братца.

Смотрю то на одного, то на другого. Скуластые узкие лица, нахальные взгляды, сережки-кольца блестят в крыльях носа. Я странно себя чувствую рядом с ними, и мне это не нравится. Совершенно точно робею, ужасно смущаюсь, все остальные эмоции описанию и какому-либо понимаю не поддаются. Из-за смятения огрызаюсь:

– Может, вы сядете скоро, и учить никого не придется.

Об этой вспышке жалею сразу же. Вижу, как застывают оба. Карие глаза темнеют, желваки прочерчивают косые линии по лицам. Мне казалось, они знают о своей репутации, и что их это забавляет в некотором смысле. Что они куражатся из-за этих слухов. Но, возможно, их история чуть сложнее, чем мы с одноклассниками себе придумали.

Гордей наконец кивает, глядя на меня бесстрастно, и говорит:

– Да, может быть. Немного осталось подождать.

И, переглянувшись, они уходят, будто за этот короткий зрительный контакт успевают обсудить, что со мной им ловить больше нечего.

Я остаюсь стоять посреди школьного коридора, сжимая лямку рюкзака. Чувствую себя виноватой. Вдруг все, что говорят о Наумовых, неправда? Вдруг я их только что сильно обидела?

Глубоко вздыхаю и начинаю двигаться. Иду к лестнице, на ходу достаю телефон. Пишу Славе, что закончила, но он не отвечает. Знаю, что Яна с Ирой уже ушли в торговый центр за покупками, так что я с ними уже не успеваю. Пока доеду, уже нужно будет идти за Асей.

Когда спускаюсь на первый, какое-то время еще топчусь на лестничной клетке. Хватаюсь рукой за поручень и выстукиваю нервный ритм большим пальцем. Гипнотизирую взглядом одну галочку на своем сообщении. Ковалев даже не читает.

Тогда, испытывая, ко всему прочему, еще и острое разочарование, иду одеваться. Егор обычно возвращается из школы сам, я его только отвожу. Его обратный путь мама прослеживает по часам с геолокацией. Я забираю брата только по вторникам и четвергам, когда он задерживается допоздна на секции по баскетболу.

Поэтому выхожу на крыльцо одна и вдыхаю холодный весенний воздух полной грудью. Нечасто у меня получается остаться в одиночестве. Вдеваю наушники в уши, включаю случайный выбор, сбегаю по ступеням и иду домой.

Всю дорогу отчаянно наслаждаюсь всем вокруг. Тем, как красиво и отчаянно быстро пробуждается после зимы природа, но в большей степени тем, что вокруг меня не орет ни один ребенок. Роскошь, учитывая весь наш цыганский табор. Ну вы помните.

Телефон вибрирует, и сердце с ходу начинает стучать нервно и радостно. Слава прочитал и хочет встретиться?

Слав, я закончила, ты где? Может, увидимся?

Малышка, я с пацанами. Тебе будет неинтересно. Завтра уже.

Конечно. Что делаете?

Проверяешь?

Нет, просто спрашиваю. Не сердись

Две галочки сообщают о том, что Слава сообщение прочел, но ответить нужным не посчитал. Ничего нового.

Остановившись посреди дороги, я еще какое-то время смотрю на окошко нашего диалога в ожидании того, что он хоть что-то напишет. Достаточно хорошо уже знаю Ковалева, но каждый раз надеюсь на то, что он начнет относиться ко мне чуть более трепетно. Все внутри неприятно сжимается. Отношения со Славой это не то чтобы американские горки, но… не знаю, я просто как будто все время сижу голым задом на вулкане.

Блокирую экран и убираю смартфон в карман. Снова чувствую себя виноватой. Стараюсь быть идеальной девушкой, но постоянно косячу.

Настроение неуловимо портится, и я уже не рада своему одиночеству.

Глава 6

Маша

Вечером я читаю Асе книжку, сидя на ее кровати, застеленной постельным бельем с изображениями героев из «Холодного сердца». Под моей рукой маленький Олаф, и я периодически неосознанно глажу смешного снеговика.

Сестра молчит, сопит сосредоточенно и сонно, изучает иллюстрации. Ася, конечно, сгусток чистейшей энергии, но некоторые правила она соблюдает беспрекословно. Например, не перебивать, когда я читаю ей.

– Конец, – мягко говорю я, закрывая книгу.

– Пить, – тут же реагирует Ася.

Подаю ей стакан, смотрю, как медленно и обстоятельно она пьет, поглядывая по сторонам, вероятно в раздумьях, чем бы еще отсрочить отход ко сну.

Потому произношу строго:

– Все, ложимся.

– Ты не ложишься, – бубнит обиженно, тем не менее укладываясь на подушку.

– Я старше, Ась.

– Когда вырасту, вообще не буду спать.

– Договорились, – целую сестру сначала в одну нежную щечку, потом в другую.

Поправляю одеяло, включаю ночник и гашу верхнее освещение. У порога сестра меня окликает.

– Маня.

– Да?

– Я тебя люблю.

Улыбаюсь и заверяю тепло:

– Я тебя тоже. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Прикрываю за собой дверь и иду к Егору. В комнате темно и тихо, но это меня не обманывает. Подхожу к кровати и протягиваю руку:

– Телефон.

Он молчит, из последних сил изображая крепкий сон. Я не сдаюсь и повторяю:

– Егор, телефон.

Брат резко выдыхает, возится, достает из-под подушки смартфон и припечатывает его к моей ладони.

Выдает обиженно:

– Я не маленький!

Подхожу к его письменному столу, подрубаю гаджет к зарядке и сообщаю спокойно:

– Конечно, не маленький. Ты удивишься, но даже взрослым нужно спать. Папа вон тоже ложится.

– Папа встает в пять утра.

– Даже раньше. Не ругайся, Егор, просто ложись, ладно?

Он вздыхает, отворачивается к стене, закутавшись в одеяло. Бубнит оттуда:

– Ладно.

Я подхожу и целую рыжую макушку, слышу, как он снова вздыхает. А потом произносит очень тихо, все еще на волне возмущения, но уже сбавив обороты:

– Спокойной ночи, Маш.

– Спокойной, – говорю и добавляю в последний момент, – люблю тебя.

В коридоре ненадолго останавливаюсь. Смотрю на свои ноги в теплых носках на белой плитке в черных прожилках. Думаю о том, что иногда с младшими удивительно легко, а порой невыносимо сложно. Но я совершенно точно люблю их всем сердцем. Стараюсь быть для них хорошей старшей сестрой, но все время кажется, что не дотягиваю. Недо, недо, недо. Недостаточно хорошая сестра, дочь, ученица и девушка для своего парня.

Нахмурившись, смаргиваю эти размышления.

Надеюсь, мелким хватает моей любви и внимания. А я еще научусь вести себя правильно, время есть.

Иду на кухню и на пороге снова замираю.

Папа в синем пушистом халате сидит за столом в очках и с кружкой чая. Листает какую-то книгу.

Жду, когда он поднимет на меня взгляд.

– Спят?

– Нет еще. Но легли.

– Мама, кажется, уснула вместе с Васей, – сообщает он, откинувшись на спинку стула.

– Пусть отдохнет.

Папа кивает, потом возвращается к книге и говорит как будто между прочим:

– Алевтина Борисовна сказала, что есть шанс исправить оценку?

Я подхожу к шкафу, достаю стакан и наполняю его водой. Только сделав первый глоток, неохотно подтверждаю:

– Есть. Мне дали список нормативов.

– Она сказала, – не сдается папа, – что есть мальчик, который поможет подготовиться?

– А она не сказала, какие слухи вокруг него ходят? – интересуюсь, поджав губы.

– Иногда слухи – это просто слухи, Маша.

– А иногда не просто.

– Вот и проверишь. Ты умная девочка, разберешься.

Делаю еще несколько глотков и снова наполняю стакан, чтобы вернуть прежний уровень воды.

Вздыхаю и говорю:

– То есть неважно как, главное просто достичь цели?

– Слишком сложный вопрос, дочь. И обращен не к тому человеку. Мне всегда важно достичь цели.

Папа встает, устало разминает шею и добавляет уже не так строго:

– Просто подтяните с одноклассником друг друга по нужным предметам, это не страшно. Пойду спать.

Не дожидаясь ответа, он уходит. Я смотрю на книгу, которую он оставил на столе. Она на английском, и я узнаю только слово surgery (операция). Было бы здорово, если бы папа хоть иногда отдыхал, но он всегда собран, всегда готов, как служба быстрого реагирования. Его рабочий телефон вечно вздрагивает от новых сообщений и периодически загорается незнакомыми цифрами. Я бы хотела злиться, но у меня не всегда получается. Он спасает чужих детей, отнимая время у собственных. И разве это такая уж большая плата?

Убираю за папой кружку с остатками ромашкового чая и выключаю свет. Чувствую себя старым дворецким, который делает обход перед тем, как лечь спать. Проверяю, закрыта ли входная дверь. Прислушиваюсь к звукам за закрытыми дверьми спален. Все тихо.

Чувствую, как телефон в кармане домашних штанов вибрирует. Слава ответил? Все внутри радостно отзывается на эту мысль. Но оказывается, что это совсем не мой парень.

Гордей Наумов хочет добавить вас в друзья

Возьми завтра форму, злючка.

Зачем?

Хочу заценить твою фигурку.

Придурок.

Есть уговор, рыжик. Мне нужны хорошие оценки – и мои, и твоя. Как я понял, тебе тоже. Верно?

Допустим.

Но, во-первых, у меня есть имя, а во-вторых, тогда тебе придется меня слушать.

А ты будешь в очках и узкой юбке, Машу?

Не знаю, как тебя учить, очевидно, что все твои мозги утекли в трусы!

Вот видишь, только первый день знакомства, а ты уже думаешь о том, что у меня в трусах.

Заливаясь краской, я откидываю телефон в сторону. Он тяжело приземляется на одеяло, а я думаю о том, как рассказать Славе, что у меня появился репетитор и ученик в одном лице. А потом гоню от себя мысль о том, что Ковалеву это может быть вообще неинтересно.

Переодеваюсь в шорты и маечку из тонкого шелка и забираюсь под одеяло. Закрываю глаза, но сон не идет. Возбужденный мозг перебирает события прошедшего дня и никак не хочет расслабляться. Сказала бы, что меня одолела бессонница, но моя голова слишком хорошо помнит и это определение, соответственно, знает, что оно не подходит.

И в момент, когда начинаю мысленно перебирать, какие бывают диссомнии у человека, я наконец проваливаюсь в сон. Я хорошо запоминаю термины, но, к сожалению, совсем в них не заинтересована. Жалко, что мой отец никогда не сможет этого принять.

Глава 7

Маша

На следующий день в школу я прихожу в отвратительном настроении. Ася сдана в детский сад, а Егор снова со мной не разговаривает, потому что я психанула и наорала на него еще дома. В итоге идем, глядя в разные стороны, в угрюмом молчании, но будто на привязи. Вот бы ему действительно разрешили ходить в школу одному, в конце концов, он уже давно не малыш.

В холле расходимся, не проронив ни слова. Я слишком раздражена, а Егор слишком упрям. Уверена, собрался молчать лет до восемнадцати минимум.

Слава так больше и не писал, а я сама не решилась. Может быть, это глупо, ведь мы в отношениях, но я стараюсь лишний раз его не злить. А он иногда расценивает мои сообщения как излишнее давление. Особенно, когда он с пацанами или пишет материал для монолога.

Забегаю в туалет, чтобы немного модифицировать свой образ. Юбку поднимаю с бедер на талию, чтобы сделать ее короче, полы свободной рубашки завязываю узлом, а волосы распускаю. Густые волнистые пряди ложатся на плечи, и я морщусь, снова отмечая их дешевый цвет. Даже если перекрашусь, веснушки с кожи никак не отмыть. Они рассыпаны не только по моему лицу, но помечают еще и мои плечи. А несколько особо упрямых скатываются аж на кисти рук.

Взбиваю волосы у корней, кидаю последний оценивающий взгляд в зеркало и выхожу. Тороплюсь на химию, когда вдруг за очередным поворотом кто-то перехватывает меня за талию и резко дергает на себя. Коротко взвизгиваю и тут же радостно выдыхаю:

– Слава!

– Привет, малышка, – успевает сказать он перед тем, как меня поцеловать.

На все движения его языка реагирую привычно послушно и старательно. Следую ритму, который он задает, а сама думаю – может быть, это я какая-то не такая?

Когда Ковалев лезет мне под рубашку, дергаюсь и шепчу:

– Ты чего, увидят же.

– Маша-а-а, – тянет он, оставляя еще один поцелуй у меня на губах, – такая ты правильная. Заводит.

Смеюсь, выворачиваясь из объятий Ковалева, и бросаю на него кокетливый взгляд, проверяя, не раздражен ли. Но он улыбается, убирает назад волосы. Стягивая с запястья резинку, собирает их в аккуратный хвост. Чмокает меня в щеку и сообщает тихо:

– Через две недели все в силе? Я тебя очень жду.

Стараясь смотреть не слишком затравленно, я киваю.

Потом говорю:

– На химию опаздываю, Слав.

– Беги, моя отличница.

Приподнявшись на носочки, целую его в губы и говорю, стараясь звучать уверенно:

– Я еще рассказать хотела, нас с одним из новеньких в пару поставили.

Ковалев смотрит в телефон, что-то пишет, потом хмурится и спрашивает, не глядя на меня:

– В какую еще пару?

– Вроде как подтянуть по предметам. Я его по химии, он меня по физре. Наша Алевтина с родителями уже договорилась.

– По физре? А у тебя там что?

– Слав, – говорю неуверенно, – я же рассказывала про Лиану. И тройку.

– Точно, – он блокирует телефон и улыбается, – ну хорошо. Сдавайте свои зачеты. Мне есть о чем переживать?

– Нет. Конечно, нет.

– Хорошо. Скажи, если что-то будет смущать, окей?

– Окей, – соглашаюсь озадаченно.

Мой парень снова переключает внимание на телефон и, кивнув мне, первым уходит. Какое-то время остаюсь стоять посреди коридора. Слушаю звонок, но даю себе пару секунд передышки. Три месяца на вулкане, а я все еще не привыкла.

Это вообще достаточный срок? Ну, понимаете, да? Через две недели у нас будет почти четыре месяца. Наверное, Слава прав, и мне нужно подтвердить свою любовь?

Когда меня таранит плечом какой-то младшеклассник, я наконец прихожу в себя. Придерживая лямку рюкзака на плече, несусь к нужному кабинету. Кажется, опаздываю всего на минуту, но все равно внутренне сжимаюсь. Учитель на меня даже не смотрит, и я торопливо падаю на свое место. Боковым зрением отмечаю, что парта за мной пустует. Конечно, вряд ли братья Наумовы настолько дисциплинированы, что будут приходить к первому уроку вовремя.

Быстро раскладываюсь и устремляю к доске внимательный взгляд. Для поступления в медицинский этот предмет мне нужно сдать на отлично, и у меня, конечно, есть репетитор, но и в школе я сачковать не намерена.

Ко мне поворачиваются Ира и Яна, и мы обмениваемся воздушными поцелуями. Девчонки классные, с ними весело проводить время, но я как будто все время чувствую себя в напряжении. Мы точно не лучшие подруги, но я однозначно рада тому, что мы близко общаемся.