Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Она не знает, где оказалась, кому принадлежит этот роскошный дом и что с ней будет завтра, — но идти некуда. Ее привезли сюда работать: «Меньше говори и выполняй приказы». Он не верит в светлое будущее уже давно. Холодный, расчетливый, жесткий — сделает все, чтобы добиться желаемого. Два человека, которые при других обстоятельствах никогда бы не встретились под крышей одного дома...
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 346
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
В оформлении переплета использована иллюстрация:
Konmac / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com
© Алина Аркади, 2024
© ООО «Издательство «Эксмо», 2024
– Три порции кексов с изюмом, крендельки с карамелью и орехами, пончики с сахарной пудрой. И побыстрее там, – кричит Ксюша, а я мечусь по маленькой кухне кондитерской.
Небольшое помещение три на четыре, где есть место только для одного, а нас здесь со Светой двое. Как умещаемся – непонятно, еще и успеваем вовремя выдавать блюда. Ну как вовремя, предыдущее опаздывает на десять минут, а принимающая заказы Ксения уже кричит о следующем, подгоняя нас.
Дни бывают разные – суматошный, как сегодня, когда в семь вечера под конец рабочего дня мы вымотаны на максимум. А иногда совсем пусто, словно все люди разом перестали употреблять сладости и перешли на здоровое диетическое питание.
Я заканчиваю предыдущий заказ и перехожу к следующему под вопросительным взглядом помощницы, которая работает здесь чуть больше месяца.
– Рабочий день почти закончен, – цокает Света, замешивая тесто на пончики. – Она прекрасно знает, – указывает в сторону зала, где слышится требовательный голос девушки Ксении. – Не люблю ее смены, куда приятнее работать с Верой.
– Согласна. Но не забывай, теперь у нее роман с хозяином, а значит, она на голову выше нас. Ее слово против нашего – она всегда права.
– Не она первая, не она последняя, – замечает Света, недовольно вздыхая, но продолжает: – Это ненадолго. Армен слишком влюбчив, чтобы остановиться на одной.
Мы тихонько хихикаем, понимая, что помощница права и хозяин меняет женщин как перчатки. Мне от этого не легче, как и от напряженной обстановки дома. Каждый день после работы меня ждет неизвестность: закончится вечер скандалом с битьем посуды или я получу редкую возможность спокойно уложить ребенка спать и крепко уснуть самой. Русская рулетка, где ставки делаю не я, да и выигрыш идет в руки кому-то неизвестному.
Закончив позже на двадцать минут, я бегу в сторону метро и уже через полчаса стою перед дверями квартиры. Поворачиваю ключ в замке, открываю и замираю от криков мужа. Сегодня не мой день. Однозначно.
– Сука, куда ты дела водку? – Муж накидывается с порога, не давая мне снять верхнюю одежду. – Вылила?
Он едва стоит на ногах, покачиваясь в проеме двери. Стеклянный взгляд не предвещает ничего хорошего, накаляя обстановку.
– Не выливала. Сам вчера выпил, если забыл.
– Куда дела? – Муж прижимает меня своим телом к стене, дышит тошнотворным перегаром, я отворачиваюсь. – Говори! – Он встряхивает меня так сильно, что все внутри переворачивается.
– Ты. Ее. Выпил.
Отталкиваю его руки, вырываюсь, чтобы пойти в соседнюю комнату и проверить бабулю.
– Как ты? – Я поднимаю одеяло и оцениваю масштаб катастрофы.
Рома к ней не заходил ни разу за весь день, уверена. Бабуля лишь мычит что-то невнятное, показывая глазами мне за спину.
– Опять дерьмом воняет! – прилетает реплика от мужа. – Достало!
– Это твоя бабушка. – Я в который раз напоминаю о родственных связях.
– Сдай ее в хоспис.
– За него нужно платить, а в нашей семье я одна работаю и содержу себя, бабулю, ребенка и тебя. Не хочешь мне помочь? – Я поднимаюсь в полный рост, пожирая злым взглядом то, что осталось от моего мужа. Я все еще не понимаю, когда Рома успел так деградировать, превратившись в алкоголика, основной целью которого является ежедневное пополнение запасов выпивки.
– Это моя хата. Не нравится – пошла на хер!
– Мне некуда идти, – сглатываю нервный ком.
Он это знает. Слишком хорошо, поэтому изощряется в унижениях, постоянно указывая мне на дверь. Если бы я была одна, выкарабкалась бы, нашла варианты и выход, но у меня Тася и бабуля. Последняя утонет в собственных экскрементах или умрет от голода, если я оставлю ее на попечение внука.
– Вот и заткнись. И водки мне купи, когда на работу пойдешь, – озвучив приказ, он наконец уходит.
Переодеваю бабулю, заменив памперс, кормлю с ложечки. Она с аппетитом ест, тарелка быстро пустеет. Я не всегда могу отпроситься в обед, чтобы покормить ее, и тогда бабушке приходится терпеть до вечера. Из кухни слышится голос мужа. Он приглашает очередного собутыльника в гости, рассказывая, что сука, то есть я, принесет через пару часов спиртное. Но затем он договаривается о встрече, и я почти не дышу, надеясь прийти домой и не застать Рому.
Я переодеваюсь и спешу к двери, чтобы не получить вдогонку пару лестных слов от когда-то любимого человека. Подхожу к соседней двери, нажимаю на звонок и жду ответа.
– Лен, привет, – приветливая Валя встречает радушной улыбкой.
– Привет. А где…
– Мамочка! – Таська несется и запрыгивает мне на руки. – Ты уже на работу?
– Да, малыш. Мне пора.
– Папа опять пьяный? – Вопрос, который четырехлетняя дочь задает каждый день последние два года. Я бы все отдала, чтобы ее детство продлилось как можно дольше, окутывая приятными и волшебными моментами, но увы.
– Да.
– Лен, вызови полицию, – предлагает Валя, как только дочка скрывается в глубине квартиры.
– И что я скажу? Он меня не избивает, никого не трогает, пьет дома, общественный порядок не нарушает. За дверью своей квартиры человек волен делать все, что угодно, если это не доставляет дискомфорта остальным жильцам дома. Последние пятнадцать суток в изоляторе научили его не применять ко мне физической силы, поэтому теперь Рома уничтожает меня морально. Раньше он хотя бы стеснялся дочери, но сейчас ее присутствие перестало его останавливать.
– А уйти? – не унимается соседка.
– Куда, Валь? Я детдомовская, родни нет, даже дальней. А когда я вышла замуж за Рому и прописалась у него, то потеряла право на жилплощадь, которая положена таким, как я. Квартиру снять не могу, потому что работаю одна на трех работах, и весь доход уходит на содержание ребенка и бабули, которой требуются памперсы для взрослых, медикаменты и хорошая еда.
– Так баб Люда вроде на тебя завещание составила, так?
– Так, но он здесь прописан, проживает всю жизнь, а бабуля еще жива. Выгнать его, как ты понимаешь, я не могу. Это мне полицейские в прошлый раз объяснили.
– Замкнутый круг…
– В котором я мечусь в поисках выхода, – заключаю я с грустью, на секунду прикрыв глаза. – Ну, ладно, не будем об этом. Я на пару часов, постараюсь побыстрее.
– Беги. Потом Тасю заберешь.
Я спешу вниз по лестнице, уже сильно опаздывая. На второй работе я должна вымыть помещение супермаркета до десяти, успев до закрытия. Дальше небольшой продуктовый магазинчик, на уборку которого есть всего час, – третья работа. И так каждый день, словно день сурка, повторяющийся по кругу снова и снова без права на отдых и выходные.
Ежедневное выполнение работы гарантирует, что мой ребенок будет накормлен и одет, а бабуля получит все необходимое. Ее пенсия проходит мимо меня, попадая прямо в руки Роме, который еще пару лет назад забрал карту и сменил пароль. Не знаю, какая сумма приходит каждый месяц, но он благополучно пропивает ее за две недели, поначалу расточительно угощая всех друзей-собутыльников, а затем требует, чтобы спиртное покупала я. Я отказываю, не боясь получить оплеуху или подзатыльник, в надежде, что Рома уйдет на поиски добавки и, возможно, на пару дней пропадет. Такое случается редко, раз в пару месяцев, потому что муж предпочитает пить в комфортной обстановке на кухне. Но все же моменты счастья присутствуют, и в такие дни мы все отсыпаемся, пытаясь жить нормальной жизнью. Но муж всегда возвращается пьяный и злой, и тогда надежда на лучшее будущее растворяется в ужасных криках.
Я быстрее обычного заканчиваю уборку в супермаркете и спешу в магазин за углом. И здесь получается отработать быстрее, поэтому я покупаю Тасе любимый йогурт и бегу домой, чтобы забрать дочь от соседки. Если бы не Валя, которая забирает и мою дочь, и своего сына из сада и позволяет проводить моей дочери в своей квартире все выходные, я бы точно свихнулась от переживаний. Рома давно перестал помогать: не работает, не заботится о своей дочери и удовлетворяет лишь собственные потребности. Да и не оставила бы я Тасю с ним, опасаясь, что друзья мужа могут обидеть ребенка.
Я забираю дочку и осторожно вхожу в квартиру. Нас встречает мертвая тишина. Ушел. Я медленно выдыхаю, осматриваю комнаты и наконец позволяю себе немного расслабиться. Тася напряжена в ожидании папиных криков, но, заметив мою улыбку, сразу понимает, что сегодня мы будем спать одни. Редкий момент, когда мы вдвоем заберемся под одно одеяло, уютно устроившись на узкой кровати, и долго будем читать сказки, рассматривая яркие картинки и обсуждая персонажей. Оказывается, иногда так мало необходимо для счастья: спокойные часы, словно крупицы золота, растягиваешь и мечтаешь продлить.
Таська плещется в ванной, радостно повизгивая и разбрызгивая воду. Я не ругаюсь, понимая, что наш папа недолго будет отсутствовать. Завтра мы вновь будем купаться под стук в дверь и оскорбления самыми гадкими словами. Я привыкла, научившись дистанцироваться и не реагировать на выпады мужа, а следом равнодушную позицию заняла и Тася, стараясь не попадаться на глаза папе. Мой ребенок слишком быстро взрослеет, каждый день наблюдая неприглядную картинку жизни, к которой стремиться не нужно.
Две кровати в комнате, одну из которых занимает бабуля, а вторую мы с дочерью. Другая спальня в полном распоряжении Ромы, он закрывает ее от нас на ключ и забирает его с собой. Я не была там больше двух лет и не имею представления, в каком виде пребывает комната и что в ней находится. Но думаю, ему не нужен комфорт, потому что муж, добравшись до кровати, заваливается в нее прямо в одежде и обуви. Привычная картинка, давно не вызывающая удивления, злости или возмущения, будто так и должно быть. Я уже и не помню, как протекает нормальная жизнь с аппетитными ароматами на кухне и человеческими разговорами.
Пока Тася крутится в кровати, листая любимую книжку, я стою под потоками воды, закрыв глаза и отключившись от мира, который мне до колик противен. Тотальная усталость накрывает, как только я позволяю себе глубокий вдох и надежду на спокойную ночь. Я так устала, что с готовностью готова мчаться в неизвестном направлении от этой омерзительной жизни, от подобия человека рядом и от проблем, которых моя дочь понимать не должна.
Работа в забегаловке не то, о чем я мечтала, оканчивая кулинарный техникум и отработав два года до декрета в большой кондитерской. Но Армен позволяет мне убегать среди рабочего дня, чтобы проведать бабулю, и брать на работу Тасю по выходным, не обращая внимания на моего ребенка в зале. А еще дает денег взаймы и разрешает готовить на кухне кафе еду для моих девочек, потому что кухня в квартире давно превратилась в помойку, а всю имеющуюся посуду Рома пропил или же попросту уничтожил, как и большую часть нашей одежды. То немногое, что у меня имеется, хранится в кафе вместе с Тасиными вещами.
Впервые за долгое время позволив себе выпасть из реальности, я выключаю воду и иду в комнату, чтобы убедиться, что муж не вернулся. Дочь свернулась клубочком, подложив ладони под щеку, а бабуля размеренно сопит. Я закрываю дверь на две щеколды, прекрасно понимая, что это не является преградой для Ромы, но в последнее время он позволяет себе лишь тарабанить в двери и орать матом, пугая ребенка.
Я укладываюсь, обнимая свою девочку и целуя светлую макушку, и, несмотря на усталость, еще долго лежу с открытыми глазами, прислушиваясь к дыханию людей в комнате. Я обдумываю свою жизнь и положение, которое кажется тупиковым, но вместе с тем мечтаю, чтобы перемены стремительно ворвались в эту квартиру, изменив судьбу моего ребенка и мою собственную.
– Вставай! – Рома стучит в дверь, пинает снаружи ногами и сыплет проклятия на всех, кто находится в комнате.
Тася подскакивает, испуганно озираясь по сторонам и прислушиваясь к громким выкрикам. Затем, понимая, что папа ведет себя в привычной манере, обнимает меня и сильно прижимается. Новый день и знакомый Рома. Надежды, что он пропадет на пару дней, не оправдались, а следующее исчезновение произойдет нескоро. Приближается день пенсии, а значит, пару недель после ее получения наш дом будет забит собутыльниками, желающими напиться на халяву.
Я чувствую себя разбитой и уставшей, с трудом поднимаюсь с постели, замечая на себе взгляд бабули. Она давно, как и Тася, привыкла к тому человеку, в которого превратился ее внук. Если бы она могла, то вероятно попыталась бы направить его на путь истинный. Но последствия трех инсультов лишили старого человека возможности говорить, парализовав мышцы лица и семьдесят процентов тела.
Я замечаю неладное, меряю бабушке давление и понимаю, что необходимо вызвать «Скорую». Как правило, значительно улучшить положение бабули врачи давно не могут, но у бригады «Скорой» есть медикаменты, которые почти мгновенно облегчают ее состояние.
Я звоню Вале и, объяснив ситуацию, начинаю собирать Тасю. Сегодня соседка сама отведет детей в сад, позволив мне дождаться «Скорую». Предупреждаю Армена, который недовольно фыркает в трубку, но соглашается, напоминая, почему я работаю у него.
– Почему не открывала? – Рома бесится, семеня за мной по коридору.
– Спала.
– Тебе пора на работу.
– А ты что, следишь, чтобы я не опаздывала? – Я резко разворачиваюсь, встречаясь с вполне адекватным взглядом слегка захмелевшего человека. Нонсенс, который вызывает изумление. – Отведу Тасю и вернусь, – бросаю я, закрывая дверь, – сейчас «Скорая» приедет.
Валя перехватывает дочь и бежит по лестнице вниз, опаздывая в садик. Я возвращаюсь в квартиру, улавливая непривычные звуки из ванной: стук, шуршание и маты Ромы. Но дернув ручку, удивляюсь, что дверь закрыта изнутри, хотя мужу плевать на всех в квартире и свои нужды он справляет, никого не стесняясь.
– Что надо? Не мешай, – рявкает. – Иди к бабке.
Звонок оповещает, что прибыла бригада «Скорой». Впускаю врача, сразу провожаю в комнату, где едва слышно стонет бабуля. Привычные вопросы, осмотр, укол и тяжелый вздох.
– Девяносто два года и три инсульта – на улучшение надеяться не стоит. – Врач выносит вердикт, когда мы выходим на лестничную клетку.
– Я все понимаю.
– В общем, готовьтесь. Недолго осталось.
Вот так просто и спокойно, словно он каждый день произносит заученную фразу, причиняющую людям боль. Я задерживаюсь на лестничной клетке, обняв себя руками и приводя мысли в порядок. К такому никогда нельзя быть готовым, а бабуля – единственный человек, который последние несколько лет проявлял ко мне и Тасе искреннюю любовь и заботу. Когда она еще могла говорить, Рома получал нагоняй и выслушивал разъяснительные нотации ежедневно, фыркал и злился, но не перечил. Но как только бабуля замолчала, развернулся на всю катушку, не сдерживая себя.
Я возвращаюсь, чтобы повторно проверить давление и удостовериться, что укол подействовал. Бабуля даже делает попытку улыбнуться, показывая, что все хорошо и я могу спешить на работу.
Но перед выходом, убедившись, что Рома закрылся на кухне, я заглядываю в ванную. Что-то меня смущает в привычной обстановке, и я внимательно изучаю помещение, пока не натыкаюсь взглядом на край пакета за ванной. Вчера его здесь точно не было. Нагнувшись, я просовываю руку, разворачиваю целлофан, какую-то грязную тряпку и вижу на ладони… пистолет. Настоящий, тяжелый, в мелких царапинах, точно как в фильмах или сериалах про полицейских. Не представляю, откуда он взялся, а вспомнив утреннее поведение Ромы, я сразу понимаю, кто принес оружие. В голове вихрем проносятся ужасающие мысли. Наличие оружия в квартире, где есть ребенок, несет непредсказуемые последствия, поэтому я, не задумываясь, засовываю пистолет в сумку. Я на цыпочках выскальзываю из квартиры и стрелой мчусь к выходу из дома. Через пару кварталов я бросаю опасный предмет в мусорный контейнер. Становится спокойнее и легче. Даже если Рома будет искать то, что принес, для начала ему придется признаться, откуда взялось оружие, но вряд ли он удостоит меня такой чести.
Рабочий день проходит в суете, а постоянное присутствие Армена напрягает. Его сальные взгляды, оставляющие почти физические ощущения, противны. Если такие, как Ксения, легко ложатся под начальство, чтобы улучшить свое положение, то я не готова спать с кем-то с выгодой для себя.
Я возвращаюсь домой. В квартире стоит омерзительная тишина. Мужа нигде нет. Иду к бабуле, чтобы покормить и проверить состояние, но застываю в дверях… Понятно без слов. Никогда не видела мертвого человека так близко, но отчего-то, даже не приближаясь, осознаю случившееся. Набираю номер «Скорой» и участкового и в ожидании оседаю на обувную полку в прихожей.
В глубине квартиры тикают часы, словно острые стрелочки отсчитывают каждую минуту моей несостоявшейся жизни, напоминая, что время скоротечно. Оно равнодушно отмеряет счастье, дарованное каждому из нас. Смерть так близко и так явно ощущается в эту минуту, что к горлу подкатывает тошнота, и я только сейчас вспоминаю, что сегодня еще ничего не ела.
Я не знаю, сколько сижу в одном положении, но звонок в дверь вырывает из забытья, возвращая в противную реальность. Участковый вместе с врачами фиксирует время смерти, задавая вопросы и заполняя бумаги. Сейчас в комнате тот же врач, что был здесь утром. Тело забирают в морг. Я не понимаю, зачем проводить вскрытие, но человек в белом халате говорит, что таковы правила, и я лишь спокойно киваю. Мне объясняют, когда можно забрать тело и организовать похороны, и мысль, что на это требуются деньги, меня разрушает. Есть небольшая сумма, которую я скопила, откладывая крохи, но и ее, вероятно, не хватит. Собираю белье с кровати, обдумывая, как объяснить Тасе, куда делась бабушка и почему не вернется. За спиной слышится шорох, я оборачиваюсь и вижу Рому.
– Бабушка умерла. Забрать можно послезавтра, сразу похороны. У меня есть сбережения, но этого не хватит, чтобы оплатить услуги ритуального агентства, так что помоги.
Рома замолкает на минуту, и, кажется, в этот момент в его глазах проносится что-то человеческое и даже скорбное.
– Ствол где?
– Ты о чем?
– Утром засунул его за ванну, в пакете. Куда унесла?
Парадоксально, но сейчас передо мной практически трезвый человек с осмысленным, серьезным взглядом, которого я не видела уже пару лет.
– В контейнере, в двух кварталах от дома. Если желаешь, можешь покопаться. – Я говорю открыто, понимая, что мусор, скорее всего, уже вывезли. – В доме, где есть ребенок, опасно хранить такие вещи. Так поможешь с деньгами на похороны?
– Твои проблемы, – злобно бросает он, и через минуту я остаюсь в полной тишине.
Рома благополучно переложил все возникающие проблемы на мои плечи и просто ушел. Бабушка – единственный родственник, который у него был. Человек, заменивший ему мать, после смерти перестал интересовать внука, вероятно, потому, что прекратится выплата пенсии.
Я чувствую себя разбитой и обессиленной, когда мне звонят из супермаркета и ругают за опоздание. Я договариваюсь с менеджером, что выполню работу ночью под наблюдением охранника, и ползу к Вале. Она все понимает, соглашается оставить Тасю у себя на ночь и одолжить денег на похороны.
Я возвращаюсь поздно ночью уставшая настолько, что, рухнув на постель, просто рыдаю долгое время, сожалея о бабуле, своей никчемной жизни и невозможности уйти от Ромы даже сейчас. Теперь, оставшись без накопленной суммы, я не смогу снять жилье, а долг Вале прибавит проблем. Еще много времени мне придется ущемлять себя во всем, чтобы расплатиться с соседкой.
Рома не приходит и на следующее утро, когда я ухожу на работу, и вечером, когда возвращаюсь. Тася радуется и я вместе с ней, но больше, чем на два дня, муж никогда не пропадал, и меня охватывает волнение. Нет, не за его жизнь или благополучие – меня не покидает странное чувство чего-то страшного и неизбежного. Похороны проходят тихо, в присутствии Вали, меня и Таси – скромно и сдержанно. Вот так, умер человек, и только трое пришли проводить его в последний путь, отдав дань уважения.
Еще пара дней пролетают привычно и спокойно без мужа в квартире. Мне радостно, но в то же время тревожно, потому что уже две ночи я слышу какие-то шорохи на лестничной клетке, а с утра вижу стопку чьих-то коробок. Валя не в курсе, соседи напротив тоже, и я оставляю это без внимания. А вечером…
– Добрый вечер, – на пороге стоит толстый высокий мужчина под руку с женщиной лет сорока. – Мы новые хозяева, просим вас выехать.
– Хозяева чего? – удивленно смотрю на парочку.
– Вот. – Он тычет мне в нос бумагой. – Мы купили эту квартиру.
– У кого? – Я листаю документы, датированные тремя неделями раньше. Внизу данные бабули и ее подпись.
– У бабушки, Людмила Степановна Орлова. Подпись видите?
– Вижу, но у меня есть нотариально заверенное завещание, по которому наследница я.
– Какое завещание, але? – заводится мужик, проталкивая меня в квартиру. Напускная учтивость испаряется. На звук голосов выбегает Тася и обхватывает мои ноги. – Мы купили хату три недели назад, а бабка умерла недавно. Все верно и по закону. Вали отсюда! – Он толкает меня, и я, чуть не падая, хватаюсь за дверь.
– Это незаконно. У нее даже пальцы не двигались, не могла она подпись поставить. Пару лет назад – да, но не недавно, – убеждаю мужчину в неправильности документа.
– Сама ставила – видел. Подтверди, – указывает на женщину.
– Да, – пищит брюнетка, поддакивая мужику.
– Двое против одного, так что выметайся.
– Куда? – Я готова разреветься, не понимая, куда идти в восемь вечера, зимой, да еще и с ребенком. – У меня маленькая дочь, вы не имеете права меня выгнать сейчас. Дайте время жилье найти. – Понимая, что убедить мужика не получится, прошу отсрочку.
– Сейчас, сказал!
– Нет. – Я прижимаю Тасю и остаюсь на месте.
– Сама напросилась, дура, – шипит мне в лицо и выходит за дверь.
Он возвращается в сопровождении двух полицейских ужасающего вида, которые со злостью смотрят на меня и Тасю.
– Человек квартиру купил. Это его собственность. Выходим. – Полицейский указывает на дверь.
– Вы же представители закона, – я почти молю людей в форме, – меня не могут выгнать с ребенком в ночь, да еще и зимой.
– Вам давали время на сборы…
– Да я только что услышала, что квартиру продали. Какие сборы? – Я срываюсь на крик, прерываемый всхлипываниями.
– Не ври! – тычет в меня пальцем новый хозяин. – Муж твой сказал, ты в курсе.
– Муж? – Я хватаю телефон и набираю номер Ромы несколько раз – выключено. – Да я с этим алкашом разговариваю нечасто. Ничего он не говорил.
– Так, дамочка, на выход. – Полицейский подталкивает меня к двери, а за мной и Тасю в футболке и носочках.
– Можно вещи собрать? Я быстро. – Я умоляюще смотрю на мужчин.
– У тебя пять минут, – рявкает хозяин, и я несусь в комнату.
Одеваю дочку, попутно запихивая в пакеты свои вещи: хаотично хватаю все, что на виду, и выхожу из комнаты. Меня выпроваживают и закрывают дверь. Я растерянно стою на лестничной клетке, переваривая произошедшее, и не знаю, куда бежать.
– Мам, а где мы теперь будем жить? – Дочка задает самый главный вопрос, и по моим щекам стекают молчаливые слезинки.
Я бросаюсь к квартире Вали, нажимаю на звонок снова и снова, но за дверью звенящая тишина. Звоню ей, но абонент недоступен.
– Мам, тетя Валя уехала к сестре сегодня. Она же говорила…
Точно, говорила, только я пропустила мимо ушей важную информацию. Черт! Но в следующую минуту мне в голову приходит мысль, и я набираю Армена. Начальник с радостью соглашается помочь и просит подъехать к кафе, что я и делаю, схватив вещи и Тасю.
На протяжении всего пути к кафе я набираю попеременно то Рому, то Валю. Телефон недоступен у обоих. Муж и до этого не оповещал, куда и насколько уходит, и раньше меня этот факт радовал, но сейчас я хочу получить хоть какие-то объяснения, почему мы вдруг остались без жилья.
– Простите, что выдернула вас вечером. – Я извиняюсь перед Арменом, виновато опустив глаза.
Мне кажется или данная ситуация его радует? Улыбка не сходит с его лица, а Тася жмется ко мне ближе, исподлобья посматривая на моего начальника.
– Все в порядке, Леночка. – Он проворачивает ключ в замке, распахивая передо мной двери кафе. – Мне несложно.
Усадив дочь в зале, я спешу в подсобку, чтобы собрать свои вещи: то немногое, что не успел пропить или в пьяном порыве выбросить Рома.
– Куда пойдете? – Армен стоит надо мной, загораживая двери маленькой комнатки, в которой мы со Светой всегда переодеваемся по очереди.
– Пока не знаю.
– У меня тетка комнаты сдает, – начинает он издалека, – вполне приличные, уютные и тут недалеко.
– Правда? – слабый луч надежды пристроиться хоть куда-нибудь, чтобы отдохнуть и обдумать ситуацию, в которую я попала. – А сколько стоит?
– Всего-то двадцать тысяч в месяц. Но комнаты хорошие, душ имеется, кухня общая.
– Двадцать?.. – Я растерянно осматриваюсь, вспоминая, что после похорон бабули в кошельке осталась пара тысяч, не более. – Это очень много. У меня сейчас нет, а платить необходимо сразу. Никто не позволит мне жить в долг.
– Я могу с ней договориться. Поручусь за своего работника, объясню ситуацию. Насколько я понял из короткого рассказа, идти вам некуда.
И вновь улыбка, которую мужчина даже не пытается скрыть. Я чувствую неприятный холодок, спускающийся к ногам, и хочу протиснуться к выходу, но Армен останавливает.
– А вы правда можете? То есть вас или вашу тетю такой вариант устроит?
– Конечно, устроит, Леночка, – все слова с придыханием, рокочущим голосом, который смакует каждую букву моего имени. – Но взамен я кое-что попрошу. Несущественное, простое, совсем несложное…
– Я все отработаю. Могу допоздна, без выходных. Дополнительно зал убирать и даже в качестве охранника здесь оставаться, если вас…
Мужчина наклоняется ниже, оттесняя меня в угол, где стоит стеллаж с посудой.
– Нет, Лена. Все просто: ты со мной спишь, и уже через двадцать минут у тебя есть теплая комната, горячий ужин и чистая постель. А если постараешься, и отдельная квартира будет.
– Ч-что?
– Такая красота не должна прятаться в маленькой комнатке.
Он проводит тыльной стороной ладони по щеке, вызывая во мне отвращение, а когда до меня все же доходит сказанное Арменом, я стараюсь его оттолкнуть и метнуться к двери. Но мужчина сильнее, поэтому он одним движением возвращает меня на место, прижимает к себе и покрывает шею поцелуями.
– Ну же, Леночка, будь хорошей девочкой. – Я бью его в грудь что есть силы, пытаясь вырваться. – Блондинки – моя слабость. А ты такая сладкая и сочная. – Он лезет слюнявыми губами в мой рот, и я успеваю укусить его язык.
Он матерится, замахиваясь на меня, но я его отталкиваю, и мужчина с грохотом валится в угол на ящики с посудой. Я хватаю вещи, вылетаю в зал и вижу встревоженный взгляд моего ребенка.
– Мамочка, тебе плохо?
– Хорошо, – выкрикиваю я и, схватив Тасю, бегу прочь из этого чертова места и от мужчины, который настойчиво требовал близости.
Во рту все еще остался его вкус, и я несколько раз вытираю рот платком, чтобы избавиться от тошнотворного ощущения. Я тяну дочь за руку, и она с трудом поспевает за мной. Я не знаю, куда идти, но сейчас мне все равно, главное – найти безопасное место и отдышаться. Неожиданно на меня кто-то налетает, и я, сбитая с ног, падаю, роняя сумки и пакеты.
– Ой, девушка, простите. – Женщина лет сорока суетится вокруг и помогает мне подняться. – Я не нарочно, спешила…
– Да ничего страшного. – Я пытаюсь улыбнуться, но ушибленное бедро простреливает болью, и я издаю жалобный стон.
Вокруг меня разбросаны пакеты, Тася собирает вещи, которые вывалились на тротуар. Женская сумка перевернута, я наспех поднимаю все, заталкивая обратно кошелек и документы. Виновница моего падения присоединяется, и вместе мы быстро справляемся с проблемой.
– Еще раз простите, я не хотела.
– Бывает. – Я пожимаю плечами.
Еще пару раз извинившись, она идет дальше, не оборачиваясь, а затем и вовсе пропадает за углом.
Куда идти? Ночь, январь, мороз, а я на улице с ребенком. Запоздалая идея дает надежду: позвонить Свете, моей напарнице. У Армена она работает недавно, но мы с ней сблизились, нашли общий язык и подружились. Она мало рассказывала о себе, да и я никогда не делилась подробностями своей жизни и проблемами, с которыми сталкиваюсь ежедневно, но другого выхода нет. Я долго роюсь в сумке, достаю телефон и чуть не плачу: экран разбит, покрывшись мелкой сеткой осколков, а кнопки не реагируют на нажатие. Старенький телефон, который Рома купил мне на рождение Таси, сегодня закончил свое существование. Думаю, именно падение моей сумки испортило аппарат. Адреса Светы я не знаю, и, кроме номера, никаких других данных у меня нет.
– Мам, я замерзла, – всхлипывает Тася, дергая меня за руку. – Кушать хочу…
Я понимаю, что стою посреди огромного города с кучей вещей и маленьким ребенком, не понимая, куда идти. Некуда. Не к кому. Мне бы немного времени, чтобы отдышаться, подумать, решить, как действовать дальше. Совсем чуть-чуть…
Громкий гудок поезда привлекает мое внимание. Оглядевшись, я понимаю, что мы в нескольких кварталах от железнодорожного вокзала. Он работает круглосуточно, а в зале ожидания тепло и много людей, там безопасно. Я хватаю Тасю за руку в пушистой варежке и тащу по улице, чтобы побыстрее добраться в тепло. Дочка быстро перебирает ножками, спешит следом. Несколько сумок мешают свободно двигаться, и я отпускаю Тасю, приказывая схватиться за мой рукав, чтобы распределить нагрузку.
В здании вокзала многолюдно, но главное – тепло. Множество кресел рядами, чуть дальше лавки, скромная кафешка, несколько торговых павильонов, большое табло с расписанием прибывающих поездов. Я направляюсь в дальний угол, где свободно несколько мест и тихо. Перед кассами очередь из трех человек, ожидающие пассажиры заняты своими делами, не обращая внимания на девушку с ребенком и сумками. Здесь каждый с багажом и никому нет дела, кто заходит и выходит из здания.
– Мам, я писать хочу, – Тася указывает на дверь туалета, и я понимаю, что ребенок уже несколько часов таскается со мной по городу, ни разу не пожаловавшись на неудобства.
– Пойдем.
В туалете, как ни странно, никого. Оставляю сумки, веду дочку в кабинку, а затем мою холодные ручки и лицо.
– А теперь кушать, – стоило отогреться, как у ребенка просыпается аппетит.
– Сейчас купим.
Я издалека рассматриваю меню кафешки, замечаю булочки, пирожки и слоенки. Хоть что-то, чтобы забить голод, а еще сок, яблочный, Тасин любимый. Ныряю рукой в сумку и сглатываю. Выворачиваю содержимое на кресло, перебирая вещи, и не нахожу кошелька. Я точно помню, как подняла его с тротуара и положила вместе с документами, но они на месте, а кошелька нет. Я оседаю на кресло, вспоминаю инцидент с падением, и меня осеняет – его вытащила та женщина. Столкновение было неслучайным, возможно, спланированным для дальнейшей кражи содержимого сумки. Я закрываю голову руками, обреченно склонившись к коленям. У меня не осталось ничего: бабули, жилья, денег, телефона, возможностей дать своему ребенку хотя бы ночлег…
– Мамочка, не плачь, – маленькие ладошки стирают слезинки с моего лица. Тася целует меня в щеку и гладит по голове, успокаивая.
Невероятно, четырехлетняя дочь заботливо и ласково обнимает, приговаривая, какая я у нее замечательная и любимая. Ради таких моментов я существую, отдавая всю себя кусочку моего счастья. Ради нее же я не могу опустить руки, я продолжу бороться. Я ищу платок и, к счастью, нахожу в кармане куртки четыреста рублей. Я радуюсь, словно ребенок, тому ма́лому, что сейчас держу в ладони. Покупаю Тасе пирожок и сок, но ничего для себя, понимая, что дальше лишь неизвестность, а это последние деньги, которые у меня имеются. Дочь ест с аппетитом, не забывает предложить мне. Я отказываюсь, убеждая ее, что сыта. Моя основная задача – накормить ее, а я потерплю. Я смотрю на вокзальные часы, время давно перевалило за полночь. Тася зевает, с трудом держит глаза открытыми. Я беру дочку на руки, чтобы она уснула. Шепчу ласковые слова, глажу по голове и убаюкиваю, а когда она засыпает, вновь погружаюсь в собственные мысли.
Завтрашний день пугает своей неизвестностью и туманностью моего положения. Я одна, без жилья, денег и знакомых, которые могли бы мне помочь. Я не знаю, каким будет наше будущее, если вообще будет, исходя из ситуации, в которой мы оказались. Сейчас я понимаю, что квартиры мы лишились по вине Ромы, который, как мне кажется, подделал подпись бабули и продал жилье. Я думаю, что новые владельцы напоили мужа или припугнули, заставив подписать документы. Сумма, которую я видела в договоре, мизерная для жилья в большом городе. Конечно, это не центр, но и не окраина, где за такие деньги можно разве что комнату в общежитии купить, не больше.
И Вали дома не было, и Армен не помог, требуя за свои услуги лечь под него… Я давно замечала на себе его сальные, плотоядные взгляды, но часто говорила, что замужем, делая на этом акцент, и он не решался бросаться грязными предложениями. Осмелел сегодня, осознав, что я нахожусь в безвыходном положении.
Я теряю нить размышлений, глаза закрываются, и я погружаюсь в полудрему, все же реагируя на звуки вокруг и людей, которые то садятся рядом, то уходят. Ночь пролетает незаметно, а проснувшись утром, я вижу вокзал, наводненный людьми, бегущими по своим делам.
Я покупаю Тасе булочку и чай, уговаривая ее поесть. Девочка не отказывается, внимательно смотрит серыми глазенками и продолжает успокаивать растерянную маму. Рядом садится семейная пара с детьми. Тася быстро находит с ними общий язык и несколько часов они вместе играют. Мужчина и женщина обсуждают поездку к родным, перечисляя многочисленных родственников и вспоминая, какие подарки они купили.
Я смотрю в зал, находя себе развлечение, – наблюдаю за людьми. Вокзалы и аэропорты видели любви и слез больше, чем все места, вместе взятые: встречи любимых, сопровождающиеся жаркими поцелуями; прощания, скрепленные тесными объятиями и слезами горечи; смех, обиду, разочарование и жалость к себе и окружающим. Мы не замечаем этого, когда спешим по делам, опасаясь не успеть на запланированную встречу, работу, остановку автобуса. Жизнь несется мимо быстрее, чем нам кажется. Открыл глаза – утро, закрыл – следующая неделя, моргнул – лето, задумался – десять лет прошло. Быстро, незаметно, зря…
Сейчас, анализируя последние пять лет своей жизни, я благодарна только одному – у меня есть Тася. Мой свет, моя девочка, которая заставляет идти вперед, не оглядываясь на мужа-алкоголика, тяжелую работу, проблемы и разочарования. Если бы не она, я бы сдалась еще вчера, когда стояла на тротуаре с разбитым телефоном в руке. Нельзя, не имею права, не положено. После любой черной полосы всегда, по определению, появляется белая, просто моя чуточку затянулась – на два с лишним года.
– Предъявите, пожалуйста, документы, – передо мной вырастает высокая фигура полицейского. Он уставился на меня в ожидании ответа.
– А? Да… – Я достаю из сумки паспорт и вручаю мужчине.
– Так… местная, судя по прописке. – Он смотрит на фото в паспорте, сверяя с оригиналом, то есть со мной. – А девочка? – кивает в сторону Таси, и я тут же протягиваю свидетельство о рождении. – Дочь, ясно…
– Что-то не так? – Я сглатываю, уставившись на мужчину.
– Ребенка позавчера украли у семейной пары. Похожа на вашу дочку. Все в порядке. – Он протягивает документы. – Поезд ждете?
– Да. – Я придвигаю вещи, загораживая их ногой.
– Мы меняемся в восемь утра. Уже почти десять вечера, а вы на прежнем месте. Когда у вас поезд?
– Завтра, – придумываю на ходу, чтобы не вызвать подозрений.
– А почему так рано приехали? Обычно люди опаздывают, а вы за сутки на вокзал прибыли.
– Так получилось. – Я нервно сглатываю, перевожу взгляд в сторону и силюсь придумать очередную ложь, которая спасет меня от подозрений.
– Ясно. За ребенком следите.
Это последнее, что звучит из уст сторонника правопорядка, и он направляется в противоположный конец зала к своему напарнику. И только в этот момент приходит осознание, что я не так незаметна, как казалось изначально, и начинаю привлекать внимание. Сколько я смогу здесь находиться, кормить дочь пирожками и спать сидя? Но у меня по-прежнему нет ни одной идеи, что дальше делать и куда идти. Нет знакомых и друзей, денег и возможности снять жилье. Я зажата в тупике, словно в ловушке.
Тася съедает очередной пирожок, забирается ко мне на колени и засыпает. Вторая ночь в зале ожидания дается тяжелее. Практически неизменная поза, сильный голод и усталость накрывают безысходностью и желанием выть от беспомощности. На смену обреченности приходит паника, а за ней страх за наше будущее. Пытаюсь понять, по какой причине я, будто приклеенная, остаюсь в здании вокзала, не решаясь ступить за его пределы. И тут же приходит ответ – неизвестность.
Утром я первым делом иду в туалет, чтобы умыть дочку и привести себя в порядок, насколько это возможно в условиях общественного вокзала. Я замечаю настороженный взгляд девушки-продавца кафе и двух полицейских, которых, кажется, видела здесь позавчера. Они медленно прохаживаются мимо, прислушиваются, о чем мы с Тасей говорим, ненадолго останавливаются, продолжают движение и вновь возвращаются ко мне. Наконец ближе к вечеру один из мужчин не выдерживает и подходит к нам.
– Предъявите, пожалуйста, документы.
Я молча протягиваю паспорт, ожидая вердикта мужчины. Кажется, по моему виду он понимает, что измотанная женщина перед ним правдиво ответит на все вопросы.
– Мы были на смене позавчера, – начинает он, подзывая напарника, – вы с ребенком зашли в здание вокзала примерно в одиннадцать вечера. Прошло почти двое суток, а вы еще здесь.
– Жду поезд, – отвечаю я на автомате.
– Покажите билеты.
– Еще не купила.
– Пройдемте с нами до выяснения обстоятельств. – Он кивает в сторону выхода, показывая, что я должна идти за ним.
– А там тепло?
– Что?
– Там, куда вы меня поведете, – тепло? – Я настолько устала, что мне плевать, куда и зачем меня ведут, главное, чтобы Тася не замерзла и смогла поесть.
– Вам некуда идти? – Он присаживается рядом, с интересом разглядывая меня.
– Некуда, – подтверждаю, потому что отнекиваться бессмысленно.
– Прописка местная и муж имеется, насколько я понял, – приводит аргументы мужчина.
– Муж – алкоголик, продал квартиру неизвестным людям без моего ведома. Они-то нас и выгнали совместно с вашими коллегами. Я обратилась к своему начальнику, а он вместо помощи попытался изнасиловать. Телефон разбился, а кошелек украли. Вот так… – Я выдаю всю правду, получая неожиданное облегчение.
– Сидеть здесь не выход. Вы же это понимаете?
– Понимаю, но пока вариантов у меня нет. – Я пожимаю плечами, глажу по голове дочку, которая пристроилась на соседнем кресле, положив голову на мои колени. – Я еще не придумала.
– Ясно. – Он поднимается, увлекая за собой напарника.
Я наблюдаю за полицейскими. Один из них подходит к автомату, чтобы купить кофе, а второй покидает здание вокзала. Я судорожно сглатываю, давлюсь слюной, желая горячего напитка и хоть какой-нибудь еды. Мужчина берет стаканчик и направляется ко мне, но путь ему преграждает человек в черном пальто. В его руках смешная клетчатая сумка, которая совершенно не подходит к его стилю, и это вызывает улыбку. Странный человек оживленно беседует с полицейскими, к нему подходит женщина лет шестидесяти, а через десять минут к ним присоединяется второй сотрудник правопорядка. Не знаю, о чем они говорят, но в какой-то момент вся компания оборачивается и смотрит на меня. Я чувствую себя неуютно и отворачиваюсь в другую сторону, чтобы не смущаться под взглядом четырех пар глаз.
– Добрый вечер. – Женщина присаживается рядом, обращаясь ко мне.
– Добрый.
– Я Лариса Петровна, а вы?
– Я Лена, а это, – глажу дочь по волосам, – Таисия.
– Саша сказал, что вы попали в сложную ситуацию.
– Саша? – Я смотрю на мужчин и пытаюсь угадать, кого конкретно она имеет в виду.
– Высокий брюнет. – Она кивает в сторону полицейских, и становится понятно, что Саша тот, кто со мной разговаривал после проверки документов.
– Да, все верно.
– А что вы умеете делать, Лена?
– В смысле?
– Убирать комнаты можете? – Киваю. – Стирать? – Снова кивок. – А готовить?
– Готовлю хорошо, но еще лучше делаю торты и пирожные. – Я улыбаюсь, наклоняясь ближе к Ларисе Петровне: – Я окончила кулинарный техникум. Люблю создавать сладости. Любила… – Я вспоминаю, что последние несколько лет работала на крохотной кухне Армена, не имея возможности заниматься сложными кондитерскими изделиями.
– Что ж… – Женщина откидывается на спинку кресла, откровенно меня оценивая. – Может, это и к лучшему. – Она говорит это сама себе, пожимая плечами.
– Что именно?
– Предлагаю вам поехать со мной. Я работаю в большом доме у одного влиятельного человека управляющей, если по-простому – экономкой. Комнату вам дадут, работу тоже, с ребенком пока неясно, что делать… но мы придумаем.
– Вы мне работу предлагаете? Вы же меня не знаете. – Я ошеломленно смотрю на нее, не веря в то, что слышу. – Впервые видите…
– Я хорошо разбираюсь в людях, Лена. Вы выглядите скромно, прилично и невызывающе. Спокойная, учтивая и заботливая, – женщина кивает на Тасю, которая практически лежит на мне, раскинув ручки в стороны, – пальцы в ожогах. Вероятно, работали на кухне, обварились в кипящем масле. У меня такие же. – Она показывает ладони: – Я предлагаю вам выход, возможно, временный, но все же это лучше, чем сидеть здесь.
Внутри меня разрывают сомнения: незнакомая женщина, какой-то дом и неизвестность, которая имеет неопределенные последствия. Но я так устала… Смертельно устала.
– Сколько вы не ели? – Я отворачиваюсь, сжимаясь под ее взглядом. – А сколько не спали?
– Двое суток, – честно отвечаю я. – Даже немного больше.
– Сколько еще сможете не спать? А? А она? – Женщина показывает на Тасю. – Девочка маленькая, а на вокзальных пирожках долго не продержишься. Ей нужна нормальная пища и место для отдыха, в котором тепло и безопасно.
– Я не знаю… – Я закусываю губу, обдумывая предложение женщины.
Я смотрю на ее приятное лицо и открытую улыбку, чувствуя только положительный отклик внутри: когда она улыбается, хочется улыбнуться в ответ.
– Соглашайтесь, Лена, – убеждает она. – Вероятно, иного шанса вам не представится.
Несколько секунд сомнений, разъедающих подобно серной кислоте, и я киваю.
– Гриша! – Она окликает мужчину в пальто. – Помоги, пожалуйста.
Гриша подходит. Оказывается, он невероятно высокий и широкоплечий. Он в два, а то и в три раза больше меня, и мне приходится сильно задирать голову, чтобы рассмотреть его волевое лицо с крупными чертами. Он молча берет сразу все сумки, и, кажется, для него ноша не имеет никакого веса. Я подхватываю Тасю на руки и иду следом за моими новыми знакомыми. На стоянке за вокзалом передо мной открывают дверь большого джипа, приглашая сесть. Гриша берет у меня дочь и, дождавшись, когда я устроюсь на заднем сиденье, осторожно передает мне.
Пассажиры впереди беседуют о чем-то своем, пока мы едем по трассе, покидая город. Мерное покачивание убаюкивает, и я, поддавшись усталости, проваливаюсь в дрему, сквозь которую слышу обрывки фраз:
– Зря ты это сделала, Петровна, – мужской голос звучит с укором.
– Я зашиваюсь одна, Гриша. Сколько на собеседование приходило? Много. Безрукие, а на хозяина косятся в надежде пристроиться потеплее. А эта работящая, сразу видно.
– Парето нам голову снесет. Досконально всех проверяет сам. Одно мутное пятно, и все – свободен.
– Скажешь, это моя инициатива, ты не в курсе. Сказала везти – повез. Все. А там пусть его хоть разорвет от негодования, если Аронов одобрит, перечить не станет.
Разговор продолжается, но собеседники переходят на шепот, уловив мое движение. Я не знаю, сколько мы едем, но в какой-то момент меня ощутимо толкают в плечо и показывают, что нужно выйти.
Я спросонья осматриваюсь вокруг: огромный дом в несколько этажей кажется бесконечным; много елок, припорошенных снегом и скрытых высоким каменным забором; несколько одноэтажных строений рядом, в окнах которых горит свет; территория подсвечена фонарями и настенными светильниками. Я иду за Ларисой Петровной по извилистой дорожке, разглядывая все вокруг. Мы заходим в дом и движемся по длинному коридору, пока женщина не останавливается у одной из дверей. Она быстро находит ключ, открывает и включает свет.
– Комната небольшая, но уютная. Кровать, телевизор, шкаф, там ванная. – Она отворяет боковую дверь, позволив мне заглянуть внутрь. За спиной появляется Гриша, оставляя вещи у двери, и сразу уходит. – Все необходимое имеется. Скромно, конечно…
– Нет-нет, все отлично! – Я прерываю ее, даю понять, что это намного больше, чем я думала. – Спасибо вам! Огромное спасибо!
– Отдыхай. Завтра все обсудим на свежую голову. Спокойной ночи.
– И вам.
Как только закрывается дверь, я раздеваю Тасю и полусонную тащу в душ, чтобы смыть вокзальную грязь последних двух дней. Она стоит с закрытыми глазами, пока я мою ей голову и маленькое тело душистым гелем. Я закутываю дочку в полотенце и укладываю в кровать, купаюсь сама и ныряю к Тасе под одеяло, крепко ее обняв.
Я не знаю, где оказалась, кому принадлежит этот дом и что с нами будет завтра. Но сейчас, на хрустящих от чистоты простынях и в объятиях моего ребенка, меня обволакивает чувство полной безопасности, которое я не испытывала долгое время. Мысли лениво ворочаются, отказываясь двигаться в нужном направлении, и я засыпаю, чтобы начать утро в новой жизни.