Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Новая книга Ольги Харламовой — избранное. Каждое стихотворение — монолог женщины-актрисы. Она постоянно меняется, примеряет на себя и разыгрывает разные роли здесь и сейчас. «Сегодня день» — это книга-монопьеса. Длиною в жизнь. Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации и техническом содействии Союза российских писателей. В оформлении использован портрет Ольги Харламовой работы Николая Протасова.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 49
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
МОСКВА 2023
Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации и техническом содействии Союза российских писателей
Оформление — Валерий Калныньш
В оформлении использован портрет Ольги Харламовой работы Николая Протасова
Харламова, О. А.
Сегодня день : избранное / Ольга Акоповна Харламова. — М. : Время, 2023. — (Поэтическая библиотека).
ISBN 978-5-9691-2435-6
Новая книга Ольги Харламовой — избранное. Каждое стихотворение — монолог женщины-актрисы. Она постоянно меняется, примеряет на себя и разыгрывает разные роли здесь и сейчас. «Сегодня день» — это книга-монопьеса. Длиною в жизнь.
© Ольга Харламова, 2023
© «Время», 2023
Дом с трубой, кошка, бабушка,
грядки,
в палисаднике сохнет бельё.
Жизнь дворовая — салки и прятки.
Будни — праздники, детство моё.
Огородную рябь захолустья
и засыплет, и выбелит снег,
и снежком кто-то в санки запустит
и промажет, так скор их разбег.
Накататься, набегаться вволю,
в теле чувствуя лёгкий озноб,
с кровли дома — в сугроб,
и на кровлю
вновь забраться — и прыгнуть в сугроб.
Ног не чуя взбежать на крылечко
и с мороза — в тепло…
Жить бы век
в доме с бабушкой, кошкой и печкой.
Тает день,
тает дым, тает снег…
Нет, не отрез тот шёлковый —
льняной
меня волнует тоном небогатым.
Подол протёртый с блёклою каймой
куском суровым бережно залатан.
Я вижу, как под лампой у стола
ты над шитьём полночи колдовала,
как в пол-окошка небо выцветало,
как истекала суровьём игла.
Прощай, февраль,
метели, снегопады…
Февраль, делить остаток дней твоих
я рада, как бывают дети рады,
на всех дорогах, пусть бы и кривых.
Ещё зима бела и торовата,
стелить ей всем и каждому вольно,
но снег февральский — сахарная вата,
и съёжится под утро всё равно.
Ещё неделю потчевать скоромным,
батрачить на заимках у весны,
месить и печь.
Нам первый блин хоть комом,
но кружевом последние блины.
Прости-прощай, в конце или в начале
пути,
пути, длиною в целый год,
февраль моих метелей и печалей.
Прощай, февраль!
Так светел твой исход.
Пью взахлёб настой дурманный
сладкой ягодной поры.
Земляничные поляны,
дух медвяный, комары.
Днём и ночью неустанно
вся лесная мошкара
пришлый люд, до ягод жадный,
ест и гонит со двора.
Прихвачу большую кружку
в урожайную страду,
по овражкам, по опушкам
комаров кормить пойду.
Будет вечер неразменный,
будут двери на запор,
ты да я, да чай с вареньем,
разговоры…
Разговор.
А лето на Купалу устоялось.
Светло, не жги напрасного огня.
Кто знает, милый, сколько нам осталось?
Люби меня!
Медвяный дух, губ жарких вкус медовый,
прохладной медуницы западня…
в одно слились и два коротких слова —
люби меня.
И выдохом одним, одним дыханьем
в рассвет ещё не прожитого дня
«Люби меня!» — летит как заклинанье.
Люби меня.
Язык до Киева доведёт.
Пословица
Хочешь не хочешь,
и сладко, и горько
помнишь об этих и тех.
Церковь Владимира,
церковь на горке,
Владимир во «Старых садех»!
Сад ли привидится,
свет ли забрезжит,
пристань, тюрьма, монастырь.
Первопрестольная, вера с надеждой
поистрепались до дыр.
Чаша печальная, слово прощальное,
струн невесёлый настрой,
голос негромкий, свеча поминальная,
место — в родимой сырой.
Земли московские, дали российские,
пули — без промаха влёт…
Вниз по Солянке,
к Смоленской,
до Киевской —
в Киев язык приведёт.
Дня ещё одного не стало.
Мир летит, как летел.
Впотьмах
я не сплю — спит младенец малый,
крепко спит на моих руках.
Глаз ласкает фитиль бессонный,
что в лампадке горит.
В упор
устремлён на меня с иконы
Твой, Пречистая, скорбный взор.
Лицедейство здесь неуместно:
подноготную всю мою
знаешь Ты, и Тебе известно,
в чём я каюсь, о ком молю.
На весах Судии как тронется
чаша левая сверху вниз,
заступись,
заступись, Богородица.
Богородица, заступись!
Сомненья нет, что цель творенья — мы…
Омар Хайям
Бессмертная сущность творения — цель.
Как точен твой и беспощаден прицел!
О, жест разведённых беспомощно рук,
оборванный голос, разорванный круг,
и небо с овчинку, и солнце черно,
всё — в первый, второго, увы, не дано.
Мгновенье ещё, и услышу хлопок,
не терпит оттяжки взведённый курок.
Оглохнуть, ослепнуть, упасть без движенья…
В зрачках моих стынет твоё отраженье.
Нынче летом земляника
для меня что есть, что нет.
Полюбился ежевики
аромат, и вкус, и цвет.
Ежевики куст лиловый,
а под ним в цвету трава.
Я жива одной любовью,
милым я одним жива.
Как закатится денёчек,
как улягутся ветра,
мил спешит на огонёчек,
остаётся до утра.
И закаты, и рассветы
успевай встречай, лови!
Задержись подольше, это
состояние любви.
Я с коленок, я и стоя
ежевику ртом брала,
ежевичного настоя
с милым все мои дела.
Ежевики куст лиловый,
а под ним в цвету трава.
Я жива одной любовью,
милым я одним жива.
На старинном гобелене
в кружевной брабантской пене
с кавалером знатным
дама тет-а-тет.
На полу — камзол и шпага,
и маститая собака,
и звучит в воображенье менуэт.
При ковре, в тонах пастельных,
развивается постельный
наш никем не зарисованный сюжет.
С постоянством чутким зрака
караулит нас собака,
и разучивают где-то менуэт.
Было — до, и будет — после,
чуть поодаль или возле —
силуэт мужской и женский силуэт.
Вот опять из полумрака
стережёт любовь собака.
И насвистывает кто-то менуэт.
Ворожи мне, ворожея,
привораживай скорее
не на годы, не на год,
на час всего.
Год, года — такая малость,
и порядком их досталось,
пролетели мигом все до одного.
Ворожи мне, ворожея,
привораживай скорее
не на месяц, не на день,
на час всего.
Днями копится усталость,
день за днём — какая жалость,
оглянуться не успеешь —
нет его.
Ворожея, ворожея,
ворожбу твори скорее,
дай сейчас побыть с ним час,
часок всего.
Только часом и богата,
страсти час и час расплаты,
час — да мой!
Мой час и больше ничего.
На мосту над Москвою-рекой
без тебя я простилась с тобой.
Пусто сердце, и нет больше брызг
на ресницах, опущенных вниз.
На воде вереницы огней,
огонёчек один всех видней,
самый радужный, — свет из окна
дома, где я сто лет не нужна.
Вхожи пришлые жёны, родня,
други-недруги — только не я.
Сотни окон, твой дом в полный рост,
в ста пролётах под ним этот мост.
Сто из ста, что со мной здесь беда.
В глубь свою так и тянет вода.
Ты — мой свет.
А весь тот белый —
за один твой взгляд
отдала б, как песню спела.
Пусть во мне звенят
колокольца чистым звоном
в лад, пусть будет лад,
пусть ответ на перезвоны —
твой хрустальный взгляд.
Сине-синие кристаллы —
два кристалла льда.
Растопить — да нет запала,
нет запала — да!
Потому ли, оттого ли,
что есть «да» и «нет»,
я твоей неволить воли
не хочу, мой свет.
Тебе по плечи,
твой шарфик клетчат…
Бульвар сиренев,
сколь хватит глаз.
С тобой прощалась,
и целовалась,
и зарекалась:
в последний раз!
Что было — было.
Всего хватило
и так, и с лихом,
с лихвой, на глаз,
далось и сталось,
а расставалась —
с тобой прощалась,
как в последний раз.
Бульвар мне снится
и та синица,
что в синем небе,
пока из глаз
и ей не скрыться.
С тобой проститься
мне вольной птицей —
последний раз.
Осень, Пресня.
Из прошлого лица.