Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Семейную идиллию, как водится, разрушает сущий пустяк. Но отмахнуться от этого Черри не в силах. Они с Майком прожили вместе много лет — и вдруг такое... Планы на будущее летят кувырком. Ей необходимо собраться с мыслями, и она уезжает, чтобы попрощаться с проданным родительским домом, который находится в самом сердце Сомерсета, среди пленительных английских пейзажей, в тихой деревушке на берегу реки. Здесь прошли детство и юность Черри, здесь она познакомилась с Майком и сюда решает вернуться и начать новую жизнь, совершив немыслимую, грандиозную, спонтанную покупку. Идею Черри одобряют дочь и внучка, и все вместе они становятся хозяйками захудалого деревенского паба. У них есть только две недели, чтобы вернуть ему былую славу... Впервые на русском!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 393
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
18+
Veronica Henry
THE IMPULSE PURCHASE
Copyright © 2022 by Veronica Henry
All rights reserved
Перевод с английского Ирины Нелюбовой
Оформление обложки Виктории Манацковой
Генри В.
Спонтанная покупка : роман / Вероника Генри; пер. с англ. И. Нелюбовой. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2025.
ISBN 978-5-389-29441-7
Семейную идиллию, как водится, разрушает сущий пустяк. Но отмахнуться от этого Черри не в силах. Они с Майком прожили вместе много лет — и вдруг такое... Планы на будущее летят кувырком. Ей необходимо собраться с мыслями, и она уезжает, чтобы попрощаться с проданным родительским домом,который находится в самом сердце Сомерсета, среди пленительных английских пейзажей, в тихой деревушке на берегу реки. Здесь прошли детство и юность Черри, здесь она познакомилась с Майком и сюда решает вернуться и начать новую жизнь, совершив немыслимую, грандиозную, спонтанную покупку. Идею Черри одобряют дочь и внучка, и все вместе они становятся хозяйками захудалого деревенского паба. У них есть только две недели, чтобы вернуть ему былую славу...
Впервые на русском!
© И. Н. Нелюбова, перевод, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025Издательство Азбука®
Посвящается Джекобу, Сэму и Пэдди,которые всегда рядом и в горе, и в радости, и во время локдауна.
С любовью и благодарностью всем вам от Лицедейки
Это всегда начиналось с бабочек в животе и учащения пульса. Потом от макушки до пяток пробегала легкая дрожь, и во всем теле ощущалось приятное покалывание — будто окунаешься в ванну с шампанским и крошечные пузырьки лопаются на коже.
Теперь она знала, что пренебрегать этим ощущением нельзя. В ней пробуждалось таинственное шестое чувство, которое связывало воедино нутро, мозг и сердце и словно подталкивало ее вперед. Как игрок, который точно знает, на какую лошадь ставить, она всегда была уверена в своем выборе на сто процентов. И еще ни разу не ошиблась.
Она стояла перед дверью, и ее переполняли эмоции. Старые дубовые доски стали серебристыми от времени. Черная чугунная щеколда была отполирована тысячами рук. Сколько раз она входила в эту дверь? Ребенком, дочерью, подростком, влюбленной девушкой, матерью... Так много разных версий ее самой обрели счастье внутри этих каменных стен.
Выходя утром из дома, она и представления не имела о том, что ей выпадет такая возможность. Однако внутренний голос твердил: было принято правильное решение. Все, что казалось таким запутанным, прояснялось, на каждый вопрос находился ответ. В конце концов она научилась слушать сигналы и доверять инстинктам. Они еще не подводили ее. Она взялась за щеколду и, услышав, как та звякнула, улыбнулась. Дверь отворилась, она переступила через порог, и ее прошлое и будущее соединились.
Она улыбалась. Никто этого не ожидал. Все бы сказали, что она сошла с ума.
Это была спонтанная покупка в чистом виде.
Май всегда был лучшим месяцем для вечеринок, подумала Черри. Солнце светило, но не было жарко, дул освежающий ветерок, сад расцветал, и в нем царили волнующие ароматы. После апрельских дождей установилась хорошая погода, так что весна дарила бодрость, и походка сама собой становилась пружинистой. В Эйвонминстере студенты валялись на травке перед собором, читали учебники, дремали, флиртовали. Впереди конец учебного года и лето.
Гостиная в Адмирал-хаусе, стоявшем у самой реки, выглядела бесподобно. Она располагалась на втором этаже, откуда открывался великолепный вид на подвесной мост. Высокие французские окна выходили на кованый балкон, длинный стол занимал всю ширину комнаты. На нем красовались блюда, подставки для тортов и деревянные доски, нагруженные тарталетками с рокфором, пармской ветчиной в окружении фиолетового инжира, темно-красного винограда и созревшего сливочного камамбера, брускеттами с помидорами и анчоусами, кростини с бурратой и красными апельсинами. Словно голландский натюрморт, выдержанный в насыщенных темных тонах. По обе стороны камина в каменных вазах росли огромные ядовито-зеленые гортензии, а между ними стояла оцинкованная ванна с бутылками бледно-розового игристого вина с соседней винодельни. В ожидании выстроились ряды сияющих бокалов. Вино будет литься рекой. Так здесь заведено — таков дом.
Майк был завкафедрой искусства, и его проводы на пенсию должны были состояться в университете, но Черри решила устроить вечеринку дома, чтобы придать ей более личный характер. Свыше ста человек были приглашены на застолье с напитками и закусками, и семьдесят семь приняли приглашение.
Обычно Черри не особо привлекали банкеты по случаю выхода на пенсию. Они казались ей репетицией похорон. За последние годы они с Майком побывали на нескольких: непропеченный киш и теплое вино в каком-нибудь безликом конференц-зале. В завершение — банальный подарок и скучные речи, от которых сводит скулы.
Она решила, что выход Майка на пенсию не нуждается в подобном сопровождении. Вечеринка будет гламурной, непринужденной и веселой. Блестящее празднование в честь вдохновения, которым он одаривал всех своих студентов. И дань его карьере.
На стенах среди ню, пейзажей и абстракций — коллекцию они собирали годами — были обложки альбомов, сделавшие Майка известным в начале семидесятых: необузданные, замысловатые, психоделические иллюстрации, остающиеся культовыми и по сей день. Если вы прогрессивный рок-музыкант и хотите, чтобы на конверте пластинки присутствовали намеки на туманные горы, эльфов и запрещенные вещества, считайте, что нашли своего художника.
А над камином висел увеличенный снимок в черной рамке, прославивший Черри: двадцатилетняя модель топлес, в коротких серебристых шортах, оседлала мотоцикл «нортон-коммандо». Черри подумывала о том, чтобы снять фото, поскольку теперь оно выглядело не совсем уместно, хотя ее тогдашние длинные светлые волосы вполне пристойно прикрывали грудь. Но... Черри ввела фотографию в моду, а Майк сделал снимок и продал его компании, выпускающей постеры, которые сотнями развешивали на стенах в спальне. Этот постер стал почти таким же знаменитым, как фотография девушки, чья теннисная юбочка задралась, обнажив попку. Майк заслужил славу и гонорар, но они были одной командой, и Черри тоже осталась в выигрыше, о чем никогда не жалела. Почти пятьдесят лет спустя они по-прежнему вместе, да и доход от постеров все еще капал. Поэтому фотография оставалась на месте — небольшое произведение искусства, отображающее определенную эпоху.
— Эй!
В комнату неторопливо вошел Майк, на ходу закатывая рукава джинсовой рубашки, надетой навыпуск, в черных джинсах и ботинках «Челси». Очки в массивной оправе, волосы, подстриженные дорогим парикмахером, достигающие линии подбородка, — воплощение архетипа профессора в области искусства. Так с любовью подумала Черри.
— Готов получить дорожные часы с гравировкой? — шутливо спросила она, подставляя щеку для поцелуя.
— Они не посмеют, — прорычал он и похитил тарталетку. — Извини, я проголодался после пробежки.
Он по-прежнему пробегал по пять километров каждое утро в сторону подвесного моста. И не зря. Со спины он выглядел почти так же, как в тот день, когда она увидела его в первый раз. Тощий зад в обтягивающих джинсах, копна кудрей, когда-то золотых, теперь цвета олова.
Семьдесят. Как, черт возьми, он добрался до семидесяти?! Это означало, что и она не сильно отстает. Никто и никогда не догадался бы, что им обоим по семьдесят. Только если у вас очень острое зрение и вы заметили крошечный слуховой аппарат за его левым ухом.
Несмотря на бурную молодость, последние двадцать пять лет они прожили достойным образом. Майк дослужился до должности заведующего кафедрой изящных искусств университета Эйвонминстера. Он был членом бесчисленных комитетов, попечителем нескольких музеев и художественных галерей, членом жюри, присуждающего премии. Эйвонминстер, с его насыщенной жизнью в плане искусства, музыки и ресторанов, являлся идеальной альтернативой Лондону. К тому же находился неподалеку от Рашбрука, ее родительского дома в сердце Сомерсета. Ее связь с деревней не ослабла. Майк знал, как много значило для нее быть рядом с местом, которое она по-прежнему считала домом.
Хотя Черри никогда официально не работала, возможно, ее вклад в пенсионную копилку был больше, чем у Майка. Она была королевой флиппинга1. За минувшие двадцать лет она отремонтировала шесть домов, а бриллиантом, увенчавшим корону, стал Адмирал-хаус. Она умела увидеть перспективность в самой непритязательной недвижимости, которую риелторы и потенциальные покупатели считали убитой, темной, мрачной или просто уродливой. Требующей слишком больших вложений. Черри покупала, пускала в ход свою магию и всякий раз удваивала стоимость.
Никто не позарился на Адмирал-хаус, когда она купила его три года назад. Четырехэтажное студенческое общежитие на отшибе, на крутом берегу реки, с заросшим садом и обшивкой из сосновых досок оранжевого цвета. С тошнотворным запахом сырости, пожарными дверями и дешевым ковровым покрытием. Черри была очарована видом на ущелье с подвесным мостом и просто влюбилась в балконы с коваными перилами на всех этажах в стиле американских плантаций. Теперь совершенно очевидно, что ее интерес к перспективному участку окупился стократ. Нынче все охотились за недвижимостью в этом районе.
— Куда Мэгги запропастилась? — спросил Майк.
— Пошла в гараж за льдом. И лимонами.
Майк не поинтересовался, нужна ли его помощь. Но она и не требовалась. Черри с дочкой Мэгги справились сами. Команда мечты. Черри отвечала за декор и организацию, Мэгги — за еду. Холодильники внизу ломились от запасов закусок, готовых восполнить съеденное. Конечно, его помощь понадобится позже: отвезти коробки с пустыми бутылками в центр переработки, вытереть тарелки и бокалы, поставить мебель на место.
Они стояли у окна. Черри взяла Майка за руку и сжала, угадав его волнение.
— Будет непривычно, — сказал он.
— Будет хорошо. Все закончится к пяти.
— Я не про сегодняшний день. Я имел в виду... — Он махнул рукой, указывая куда-то за горизонт.
— Все будет отлично. Подумай только, никакой административной работы. Никаких заседаний кафедры. Никакой аттестации.
Майка сводили с ума формальности, связанные с должностью завкафедрой. Все, что и в самом деле интересовало Майка, — это заметить талант и пестовать его. Заставить студентов преодолевать трудности. Научить их понимать ценность труда, знаний и практики, а также риска.
«Одного таланта недостаточно», — повторял он им. И те, кто его слушал и слышал, преуспевали. Среди его выпускников было много добившихся успеха как в творчестве, так и в коммерции. И Майк оставался им верен до крайности, ходил на все их частные показы и премьеры.
Этажом ниже хлопнула входная дверь. Послышались «привет», возбужденный лай и царапанье когтей по плитке на полу. Мэгги, Фред и Джинджер.
— Мы наверху, дорогая! — крикнула Черри, выпуская руку Майка.
Вскоре на пороге появилась дочь в сопровождении двух миниатюрных жесткошерстных такс. Мэгги, с ее широкой улыбкой и блеском в глазах, неизменно заряжала энергией любое пространство. Она была высокой, с длинными волосами сливового цвета, подстриженными каскадом, и зелеными смеющимися глазами. Черри гордилась тем, что, несмотря на случившееся, Мэгги оставалась маяком света и силы. Бывали и темные дни, но Мэгги мужественно с ними справлялась. И куда бы она ни шла, Фред и Джинджер следовали за ней, забавные шерстяные комочки, всюду вносящие хаос, шустрые, неугомонные и вызывающие симпатию у всех, кто был с ними знаком. Покупка такс казалась несвоевременной — слишком скоро после похорон, — но никто не мог отрицать, что собаки стали сущим благом: они отвлекали от мрачных мыслей и даже заставляли смеяться.
— Вот! — Мэгги протянула коробку, в которой лежали огромные блестящие лимоны с листиками. — Лед в морозилке. Пап, ты круто смотришься!
Майк улыбнулся, довольный:
— Изысканно и почтенно — вот к чему я стремился.
— И это тоже. — Она обняла отца и поцеловала.
— Мне пора переодеться. — Черри была в футболке и в штанах для йоги. — Уже почти полдень, а гости начнут прибывать после половины первого.
— Пора, — согласилась Мэгги, оглядывая стол и одобрительно кивая.
— Роза еще не приходила, — сказал Майк.
— Она собирала Герти. Они должны появиться с минуты на минуту.
— Вы не представляете, как много это для меня значит. То, что вы с мамой подготовили все это. — Майк едва справлялся со своими чувствами.
Черри и Мэгги переглянулись и заговорщицки улыбнулись.
— Пап, разве мы допустили бы сюда кого-то чужого? Ты же знаешь.
Майк щелкнул пальцами, будто вдруг что-то вспомнил:
— Ах да. Двое помешанных на контроле. Как я мог об этом забыть?
— Стремящихся к совершенству, — поправила Черри. — Есть разница между быть помешанным на контроле и просто контролировать. Вот, нужно добавить льда в ванну для вина...
Мэгги стала выпроваживать мать:
— Мам, иди переодевайся. Я займусь льдом.
— А вот и они. — Майк выглянул в окно и помахал.
По улице шагали его внучка и правнучка. Роза плыла по тротуару в белом шифоновом платье-миди с оборками и в греческих сандалиях. Герти семенила рядышком, сжимая ленточку надутого гелием воздушного шара в форме тираннозавра рекса, который был больше ее самой. Майк улыбнулся.
В юности у него было прозвище Трекс — сокращение от названия группы T. Rex, из-за сходства с Марком Боланом2. Некоторые его друзья по-прежнему называют его Трексом. Скорее всего, динозавр — идея Розы. Для нее детали были еще важнее, чем для Черри и Мэгги, но Роза отличалась неординарным умом и шла своим путем. У Майка до сих пор разрывалось сердце при мысли, что́ ей пришлось пережить, ведь она совсем еще девчонкой потеряла отца. Хотя трагедия есть трагедия в любом возрасте.
Он вздохнул, ему вдруг захотелось отметить событие впятером, безо всей этой кутерьмы. Они часто собирались вместе, поскольку жили в какой-нибудь миле друг от друга, но сегодня их присутствие в Адмирал-хаусе значило для Майка невероятно много. Его родные были для него балластом в незнакомом море. Даже в семьдесят Майку часто казалось, что он дрейфует в сторону скал, что его вот-вот унесет невидимое течение. Это в нем говорил художник. Он был уважаемым профессором, но чувство незащищенности его так и не покинуло. Неуверенность порой необходима, чтобы быть лучше других. Поэтому он так нуждался в поддержке близких.
Черри, Мэгги, Роза и Герти. Его девочки.
Наверху Черри критически осмотрела одежду, разложенную на кровати. Она размышляла, не стоило ли надеть платье, но ей было нужно что-то практичное, не сковывающее движений. Она будет разливать напитки, обносить гостей закусками, бегать по лестнице вверх-вниз, встречать гостей и впускать их в дом. Хотя быть практичной не означало не быть нарядной. Она выбрала облегающие прямые черные брюки, перламутрово-серую шелковую блузку, серебристые кожаные кроссовки и серьги из перламутра. Она наклонила голову, сбрызнула волосы солевым спреем, собрала их в пучок на затылке и выпустила несколько прядей. Немного туши и помады карамельного цвета — вот все, что необходимо из косметики, и медовая дымка «Медленного танца» от «Байредо».
Черри посмотрелась в зеркало. Она всегда испытывала волнение перед тем, как взглянуть на себя. Вдруг перед ней окажется старушка в неподобающей возрасту одежде, посмешище? Она вздохнула с облегчением. Она выглядела нарядно и элегантно: ничего слишком облегающего, слишком короткого и слишком блестящего. Ежедневная йога и плаванье в «Лидо» три раза в неделю помогали оставаться в хорошей форме. С трудом верилось, что ей исполнится семьдесят в следующем году. Семьдесят!
Хотя что говорят? Семьдесят как снова пятьдесят? На самом деле она чувствовала себя сейчас лучше, чем в пятьдесят. Тогда в течение нескольких лет ее одолевали непонятные боли и тревога. Проклятая менопауза! Черри отогнала воспоминания. Сейчас она просыпается каждый день, полная оптимизма и энергии. А сколько идей! У нее — у них! — множество планов теперь, когда Майк выходит на пенсию.
Завтра завершится продажа дома ее матери в Рашбруке, и они начнут с чистого листа. Но сначала нужно пережить сегодняшний день. Официально Майк еще будет занят в университете несколько месяцев, пока не закончатся выпускные экзамены, не будут выставлены оценки и вручены дипломы. Тогда он сможет передать дела своему преемнику. Но решили отметить событие до того, как начнутся напряженные дни, связанные с окончанием учебного года.
Довольная своим внешним видом, Черри спустилась в гостиную, чтобы добавить в общую картину окончательные штрихи. Она нашла любимую радиостанцию с французским джазом и подключила ее к колонкам, спрятанным в потолке, сделав звук едва слышным. Потом зажгла полдюжины свечей, расставленных по комнате, и вскоре воздух наполнился пряным древесным ароматом. Сценарий празднества должен быть многослойным. Звук и запах так же важны, как закуски и напитки. Черри передала свои навыки приема гостей Мэгги, хотя та распорядилась бы иначе: музыка звучала бы громче, свет горел бы ярче, напитки разливались бы из кувшинов в массивные стаканы, атмосфера была бы более непринужденной. Вечеринки Мэгги стали легендой. По крайней мере, так было раньше...
Мэгги грозилась устроить торжество этим летом.
«Мам, кажется, пора», — сказала она пару месяцев назад, но на этом пока все закончилось.
Каждое лето Мэгги и Фрэнк проводили «Фрэнксток» у себя в саду: проигрыватели выстраивались у ограды, раскладные столы ломились от закусок, приглашались все соседи. Гости приходили, одетые по-праздничному, и танцевали до зари. Фрэнк был диджеем в каком-нибудь несусветном наряде, подобранном Мэгги: в золотой мантии, леопардовых легинсах, очках в форме звезд... Он с удовольствием надевал такой костюм, хотя в обычной жизни носил униформу звукоинженера, состоявшую из джинсов и футболки или толстовки из флиса.
Им как-то удалось справиться с бедой, когда Фрэнк погиб в результате нелепого несчастного случая — упал с платформы во время большого концерта. Мать Черри, Кэтрин, стала для всех опорой, сплотив семью в Рашбруке, в их убежище. А теперь и ее нет... Черри поежилась. Если последние пять лет и научили ее чему-нибудь, так это ценить людей, пока они еще с нами.
— Привет, Черри-бомба! — Вошла Роза, неся на подносе кувшины с водой, и вернула Черри к действительности. — Куда поставить?
— Расставь по комнате, чтобы люди могли сами себе налить. Мы не допустим обезвоживания. Ты выглядишь сногсшибательно, дорогая! Откуда платье?
— Из «Оксфама» в Маунтвилле. Было желтое и ужасное. Подержала в отбеливателе, и вот пожалуйста — сокровище. За восемь фунтов.
Роза покружилась. Шифоновая юбка всколыхнулась и улеглась на место.
— Выглядит на миллион долларов.
Это не преувеличение. Роза всегда выглядела так, словно сошла с подиума. На нее нельзя было не обратить внимания. Бо́льшая часть ее одежды была приобретена на распродажах или в благотворительных магазинах, а потом переделывалась. Однако Роза меньше других членов семьи любила вечеринки, хотя в свои двадцать два должна была бы обожать подобные развлечения. Некоторые считали ее застенчивой, но напрасно — просто она говорила только тогда, когда ей было что сказать. Она внимательно наблюдала за происходящим вокруг, копила впечатления, и на это у нее уходило много сил. Из всей семьи она была самой противоречивой: непокорной, творческой, независимой. Хрупкой.
Черри не могла не восхищаться внучкой, выбравшей для себя необычный путь. В Розе было что-то от непризнанного гения, и она будто чего-то выжидала. Черри не сомневалась, что в конце концов внучка найдет свое место в жизни. Роза — не такая, как все. Ее время придет.
А вот Герти, похоже, любила вечеринки больше всех. Она вошла вслед за своей матерью с тирексом на ленточке, привязанной к запястью.
— Это для дедушки, — сообщила она Черри. — Давайте привяжем шарик.
Черри помогла привязать шар к большому канделябру в центре стола, и тираннозавр повис над ним, неуместный и в то же время органичный, как выдающаяся художественная инсталляция.
Трекс. Ее Трекс, с узкими бедрами и спиралями кудрей. Ее большая любовь, вспыхнувшая в тот самый день, когда она встретила его. Ей было восемнадцать лет.
«Сейчас у нас начинается новая жизнь», — подумала она.
Час спустя Адмирал-хаус звенел от смеха и хлопков вылетающих пробок. Жадные пальцы тянулись к угощению, и опустевшие подносы и тарелки тотчас наполнялись. Фред и Джинджер сновали между высокими каблуками, подбирая крошки от выпечки. Герти вручили жестяной поднос с горой тарталеток, она обносила ими гостей, и никто не мог отказаться от предложенного.
В потоке приглашенных Майк зачастую встречал тех, кого не видел несколько лет.
— Майк! — К нему подлетела дама с розовыми волосами. — Могу я к вам так обращаться? Или по-прежнему требуется «сэр»?
Он пытался вспомнить ее имя. Некоторых бывших студентов было трудно узнать. Разница между двадцатилетними и сорокалетними иногда была существенной: набор веса, потеря волос, повышение или снижение уверенности в себе, доходов или культурного капитала могли изменить кого-то до неузнаваемости, но он старался никого не обидеть вниманием.
— Полагаю, «Майк» вполне подойдет, — сказал он, шутливо обнимая женщину.
Черри и Мэгги неутомимо бегали вверх-вниз, встречали гостей, знакомили их. Они были в своей стихии, руководя процессом, понимая друг друга с одного взгляда, с одного жеста. Роза держалась на заднем плане, присматривая за Герти, собаками и пожилыми гостями на случай, если кому-нибудь понадобится стул, стакан воды или кого-нибудь надо проводить в туалет.
За окнами светило солнце, пробиваясь сквозь стекла и нагревая комнату. Вдали виднелся подвесной мост — символ победы человека над природой.
А потом появилась Аннека Хардинг.
На Аннеке был многослойный наряд из бледно-серой прозрачной ткани с асимметричным подолом и зауженными рукавами. Белоснежные волосы заплетены в толстую косу, переброшенную через плечо и перевязанную внизу шелковой лентой. Аннека буквально вплыла в комнату, спокойная и уверенная. Среди гостей, которые ее узнали, послышался шепот, когда она встала у камина и постучала ногтем по бокалу, терпеливо улыбаясь, как оперная дива, которая ждет, когда смолкнут аплодисменты. Постепенно разговоры стихли, и все глаза устремились на нее.
— Когда профессор Ламберт прислал мне по электронной почте приглашение на проводы Майка на пенсию, — начала Аннека, — я сразу же забронировала билеты. Без него я бы никогда не достигла такого уровня мастерства. Двадцать лет назад он посмотрел на застенчивую нервную студентку и увидел потенциал. Но он был строг со мной. Не давал мне спуску. Заставлял переделывать работу снова и снова. Благодаря ему я отбросила все предрассудки об искусстве, которые у меня были. Он учил сомневаться в себе, ставить перед собой трудные задачи и нещадно себя критиковать. Но самое главное — не скупиться на похвалы в свой адрес, когда все получается. Он был... — Она сделала глубокий вдох и выдержала театральную паузу, широко открыв глаза. — Он был моим ангелом-хранителем.
Последовали бурные аплодисменты. У дверей Мэгги и Черри переглянулись. Мэгги сделала вид, что сует палец в рот, изображая, что ее сейчас вырвет. Черри толкнула ее локтем, едва сдерживая смех.
Теперь Аннека жила в Лос-Анджелесе. Своей славой она была обязана картинам, изображающим ауру. Художница изучала модель, ее энергетику, потом отправлялась домой и рисовала в натуральную величину то, что увидела. Получались огромные полотна, покрытые толстыми слоями белой краски с цветными полосами, идущими через весь холст. Работы Хардинг украшали стены бесчисленных знаменитостей.
Майк, никогда не витавший в облаках, был тем не менее очарован самой концепцией.
— Чертовски умно! — произнес он, когда они с Черри увидели работу Аннеки в журнале «Хелло!». — Я хорошо ее обучил.
— Тебе не кажется, что это обман? Не поверю, что она способна видеть чью-то ауру.
— Это ее интерпретация, она их так видит, — пожал плечами Майк. — Никакого обмана.
Черри закатила глаза:
— Неправильно наживаться на людской доверчивости.
Майк только рассмеялся:
— Все эти люди совсем не жертвы. Они с удовольствием раскошеливаются.
— Но самым большим преступлением, — сказала Черри, — является то, что эти картины ужасны. Спорим, она малюет каждую за полдня. Если вообще делает это сама. Наверняка у нее целая мастерская студентов, которые их штампуют.
— Тоже ничего плохого. Экономия времени.
Черри не хотелось вступать в спор о моральном облике Аннеки Хардинг как художника, поэтому она оставила эту тему.
Теперь профессор Ламберт вышел вперед и встал рядом с Аннекой. Они улыбались Майку, который с испуганным лицом замер у ведерка с вином. Черри видела, как муж сжимает и разжимает пальцы, — он явно испытывал дискомфорт и нервничал. Майк терпеть не мог сюрпризов.
— Я счастлив, что Аннека смогла приехать сегодня, — начал профессор Ламберт. — Еще большее счастье я испытал, когда спросил ее, не могла бы она нарисовать картину, чтобы отметить годы, которые мы провели рядом с Майком. Мы знали, что будет нелегко, поскольку она не могла увидеться с Майком заранее — это испортило бы весь сюрприз. Но она уверила меня, что хорошо помнит его ауру.
— Я хранила ее в памяти долгие годы, — прижав ладонь к сердцу, сказала Аннека.
— Это дань его преподавательской деятельности, ведь он вдохновил многих, — завершил свою речь профессор Ламберт.
Двое мужчин внесли огромную картину, обернутую полотном, и поставили ее у стены. Когда холст развернули, раздались восторженные аплодисменты. Аннека улыбалась, пока Майк смотрел на свою ауру — хаотичный водоворот темно-синего и царственно-пурпурного с вкраплением золотого. Майк выглядел ошеломленным, потерявшим дар речи. Потом он повернулся к ней и поклонился, сложив ладони:
— У меня нет слов, чтобы выразить, как много это для меня значит. — Он замялся. — Спасибо. Спасибо вам всем!
«Боже мой, — подумала Черри. — Где мы ее, черт возьми, повесим?!»
Через несколько минут Майк пришел в себя и подозвал Черри.
— Есть человек, без которого я бы ничего не достиг. Когда я впервые увидел ее — это случилось так давно, что мы оба и не помним, — она ехала верхом на паломино без седла, и я понял, что передо мной моя муза. Все эти годы она была со мной рядом, подбадривая, поддерживая, она показала себя замечательной соратницей. Моя жизнь и карьера удались благодаря дальновидности Черри, ее таланту, и мне страшно повезло, что я проведу время на пенсии вместе с ней, потому что все, к чему она прикасается, всегда оборачивается огромным успехом. Что касается и этой чудесной вечеринки. Тут я и пальцем не пошевелил. Это ее заслуга. Спасибо, моя дорогая!
Раздались восторженные возгласы, и Черри покраснела:
— Не преувеличивай. А как же Мэгги, Роза и Герти?
Она подозвала всех троих, и они выстроились в ряд, обнявшись.
— Я самый счастливый человек на свете. В моей жизни принимают участие четыре поколения потрясающих женщин, — признался Майк. — В них настоящая жизненная сила, уж поверьте мне.
Когда солнце стало потихоньку опускаться к ущелью, гости начали расходиться. Черри вдруг захотелось, чтобы все поскорее ушли. На нее навалилась усталость, и голова разболелась от выпитых бокалов розового вина. Она исчерпала темы для светской беседы, у нее болели ноги, и ей не терпелось восстановить порядок. Великолепие стола померкло, в лучах вечернего солнца цветы казались увядшими, даже шар-динозавр выглядел слегка сдувшимся.
Майка нигде не было видно. Черри заметила, что профессор Ламберт собрался уходить и хотел бы попрощаться. Может, Майк у себя в кабинете? Она устремилась вниз по лестнице, потом по коридору в заднюю часть дома и заглянула в дверь.
Вот он, у окна. Она собралась позвать его, но в поле зрения появилась Аннека. Они смотрели друг на друга так пристально, что напряжение чувствовалось на расстоянии пятнадцати футов. Черри застыла, слова застряли в горле.
— Спасибо тебе за потрясающий подарок, — сказал Майк.
— Должна признаться, что написала ее давным-давно. Чтобы быть с тобой. Ты был мне необходим. Мой ангел-хранитель... — повторила Аннека слова из своей речи.
Майк выглядел удивленным. Он кивнул. Потом улыбнулся. Похоже, он не знал, что сказать. Они помолчали. Затем он указал на ключицу Аннеки:
— У тебя кунжутное семечко пристало...
— Ой! — Аннека скосила глаза вниз. — От пирожка с мясом, наверное.
Она хотела смахнуть семечко, но Майк опередил ее и прижал его указательным пальцем. Семечко прилипло к нему, потом палец на мгновение завис в воздухе, и глаза профессора и бывшей студентки встретились. И тут Аннека нагнулась и, не отводя от Майка взгляда, взяла его палец в рот.
У Черри скрутило желудок.
С одной стороны, она хотела ворваться в кабинет и разбить эту парочку, а с другой — убежать и притвориться, что ничего не видела. В результате она замерла на месте, наблюдая, как Аннека прикоснулась рукой к затылку Майка и пробежала пальцами по его волосам, легко и нежно.
— Я не переставала думать о тебе, — прошептала она.
Майк смотрел на нее во все глаза словно зачарованный.
Черри вспомнила, как двадцать лет назад Майк пришел домой и стал расхваливать талант Аннеки. А как он ликовал, когда та вышла на первое место в группе! Он следил за ее карьерой издалека. А может, и не издалека... Черри ошибочно приняла все это за гордость преподавателя за свою подающую надежды ученицу.
— Приезжай в Лос-Анджелес! — с жаром предложила Аннека.
— Как? — Майк смотрел ей прямо в глаза.
— А что еще ты собираешься делать, имея кучу свободного времени? — Аннека провела большим пальцем по его скуле.
Черри чуть не рассмеялась, глядя на эту нелепую пару. Сорокалетняя женщина заигрывает с семидесятилетним мужчиной. Ее замутило от отвращения. Она сделала глубокий вдох и распрямила плечи, призывая на помощь все свое мужество. Неслышно отошла от двери и зашагала по коридору. Им не стоит знать, что она их видела. Ей необходимо собраться с мыслями. И не нужно делать из этого драму. Она содрогнулась от одной мысли, что могла бы встретиться с ними лицом к лицу. Заверения в невиновности и отрицание были бы унизительны и неприглядны. Для них и для нее.
Только не плакать, велела она себе. Не плакать. Только не перед гостями, семьей и друзьями. Достоинство, напомнила она себе, отличное оружие. Как только его потеряешь, тебе конец.
Она вернулась в гостиную. Мэгги собирала бокалы с каминной полки и приставных столиков. Со стола убрали грязную посуду и аккуратно выложили оставшиеся закуски на случай, если кто-нибудь захочет подкрепиться. Вокруг крутились счастливые собаки, подъедая упавшие крошки.
— Эй, мам! — Мэгги тронула ее за локоть. — Отличная работа. Все прошло идеально. По-настоящему милые проводы папы на пенсию. Я знаю, как это было важно для него.
Черри выдавила улыбку:
— Все прошло хорошо, правда?
Мэгги указала на картину, прислоненную к стене:
— Ну и памятный подарок!
Она поймала мамин взгляд, готовая рассмеяться вместе с ней, но Черри ее не поддержала.
— Мм...
— Все в порядке? — Мэгги нахмурилась.
— Да. Думаю, просто у меня адреналин закончился.
— Иди сядь, я принесу тебе чашку чая.
— Как древней старушке?
— Тогда газировки.
— Лучше выпью воды.
— А попозже давай закажем какой-нибудь еды с доставкой для всех нас?
— Почему бы и нет?
Когда в комнату вбежала Герти, Черри обрадовалась. Ей было трудно притворяться. Она наклонилась и расставила руки, чтобы обнять малышку:
— Дорогая! Тебе понравилось?
Она усадила ее на колени, обернулась и увидела Майка. Аннеки не было. Он широко улыбался. Любой, глядя на него, решил бы, что это благодарная улыбка человека, который провел день с близкими, друзьями и коллегами. И у него нет ничего общего с тем, кого пригласила в Лос-Анджелес женщина моложе его на тридцать лет.
— Остались только самые преданные, — сказал он Черри.
Она лишь кивнула, ком в горле мешал говорить.
— Я вот маме говорила — не съесть ли нам карри на кухне? — произнесла Мэгги.
— Хрустящие лепешки! — подняв кулачок вверх, воскликнула Герти.
— Конечно. — Черри улыбнулась правнучке.
— Хорошая мысль, — отозвался Майк, ища бумажник в кармане. — Я плачу. — Он достал несколько двадцаток и протянул Мэгги. — Пойду попрощаюсь с Давенпортами.
Он подошел к окну. Там стояла супружеская пара, которой принадлежала галерея в Бате. Они собирались уходить.
Черри теснее прижала к себе Герти. Девочка устала и уронила головку Черри на плечо. Черри чувствовала себя такой же утомленной. Ей хотелось рухнуть в постель и забыть то, что она видела. Ей не давала покоя мысль, что теперь нужно будет с этим что-то делать и что будущее не будет таким, каким она представляла его. Она почувствовала, что вот-вот расплачется, но поборола слезы. Как долго она сможет делать вид, что ничего не случилось?
Кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась и увидела улыбающуюся Аннеку.
— Черри, чудесная вечеринка! — Она погладила Герти по кудрявой голове, и Черри едва удержалась, чтобы не отстраниться вместе с девочкой. — Спасибо большое! Для меня было важно отметить событие вместе с вами. Майк оказал на меня огромное влияние. Без него я бы ничего не достигла.
— Да, вы говорили, — ледяным тоном процедила Черри.
— Я сказала Майку, если будете в Лос-Анджелесе...
— Сомневаюсь, что будем.
Аннека игриво улыбнулась колкости:
— Что ж, приглашение остается в силе.
— Благодарю.
— И спасибо вам за картину, — бросив взгляд на мать, вступила в разговор Мэгги, удивленная ее тоном. — Какой памятный подарок! Прекрасный сюрприз, чтобы отметить выход папы на пенсию.
Аннека наклонила голову:
— Это честь для меня. Было время, когда он служил мне маяком. В студенческие годы я не могла найти себя. Он вывел меня на дорогу успеха.
— Очень благородно с вашей стороны, что вы это помните, — отважно продолжила Мэгги на фоне материнской холодности.
— Извините, — сказала Черри. — Герти хочет пить. Принесу ей что-нибудь.
И она вышла из комнаты с малышкой на руках. Мэгги и Аннека переглянулись.
— Мне кажется, мама сегодня переволновалась больше папы, — объяснила Мэгги. — На подготовку ушли недели. И ее жизнь сильно изменится теперь, когда ему не надо будет ходить на работу.
— Да, конечно, — со смехом произнесла Аннека. — Представляю, каково ей придется. Ничего нет хуже скучающего художника.
Она посмотрела на Майка, но тот был увлечен беседой и не взглянул на нее.
На кухне Черри поставила Герти на пол, взяла стакан и наполнила его водой из-под крана. Стала пить, пытаясь не столько утолить жажду, сколько заглушить гнев. Как смеет эта женщина входить в комнату и разговаривать с ней, будто не держала палец Майка у себя во рту?! Будто не пыталась его соблазнить, делая большие глаза и разговаривая эдаким взволнованным детским голоском?
— Черри! — Роза стояла на пороге и смотрела на нее с тревогой. — Все в порядке?
Черри взглянула на внучку. Она не могла рассказать ей о том, что видела. Она ни с кем из родных не должна была делиться своим открытием. Они все обожали Майка. Не упоминать об этом — ее долг? Оберегать их от правды? Она уже почувствовала тяжесть ноши.
— Похоже, у меня обезвоживание. Слишком много беготни и недостаточно воды.
Роза прищурилась. Ее было трудно обмануть. Роза была сверхчувствительна. Она подмечала малейшие мелочи.
— Правда?
Черри улыбнулась ей:
— Конец эпохи. Вот и все. Университет долго был частью нашей жизни. Мы вступаем в новую фазу...
Финальную. Они пришли к соглашению, что должны составить список увлекательных дел, которые им еще по силам. Аннека Хардинг туда не входила.
— Эй! — Роза подошла и обняла ее. — Все будет прекрасно. У вас грандиозные планы.
— Мм... — Черри закивала по возможности убедительно.
— Вы меня вдохновляете. — Роза сжала ее в объятиях, и Черри немного успокоилась.
Красивая, умная, своенравная Роза. Последние четыре года она переживала трагическую смерть отца по-своему, как никто другой.
— Ты сама даришь вдохновение! — Черри не преувеличила. Она восхищалась Розой.
Снова комок в горле... Чертов Майк! Как посмел он поставить ее в такое положение после всего того, что им пришлось пережить?! Конечно, он знал, что семья на первом месте. Конечно, он не был глуп или тщеславен настолько, чтобы подумать, будто Аннека Хардинг может дать ему нечто большее, чем короткое приключение. Она представила на секунду, как он мчится по Голливудским холмам в автомобиле с откидным верхом, в солнечных очках, под рев песни «The Boys of Summer». Это то, к чему он стремился?
Позже, лежа в постели, Черри наблюдала за Майком — дверь в ванную была открыта. Он изучал себя в зеркале. Она знала, в чем дело. Большинство людей их возраста, рассматривая свое отражение, пытались разглядеть за морщинами себя прежнего, увидеть проблески давно минувшей юности.
Черри очень старалась не зацикливаться на увядании. Пыталась сосредоточиться на том, чтобы быть хорошим человеком, окружала себя красивыми вещами. Майк тревожился по этому поводу больше, чем она. Он маниакально пробегал свою дистанцию каждый день, до смерти боялся облысеть. Вот и сейчас он ерошил волосы, словно оценивал, сколько потерял с тех пор, как смотрел на себя в последний раз. Он повернулся и напряг мышцы пресса. Ему не о чем беспокоиться, подумала она. Он в хорошей форме.
Впрочем, может, не для Аннеки. Черри стиснула зубы, вспомнив сцену в кабинете. Почему Аннека на него польстилась? Безусловно, он был легкой добычей — тщеславный и при этом ранимый мужчина, который вскоре выйдет на пенсию и останется не у дел. Зачем она это сделала?
Конечно, Черри знала ответ. Потому что Аннека это могла. Она была как раз из таких женщин. Неуверенная, несмотря на красоту и успешность. Ей нужно подтверждение собственной значимости. Ей необходимо знать, что она неотразима.
Майк щелкнул выключателем в ванной, и Черри закрыла глаза. Он лег рядом, и она напряглась. Он протянул руку и прикоснулся к ее бедру — скорее похлопал, чем погладил. Скорее с нежностью, чем с намеком на секс. Обычно она совсем не возражала против последнего, но только не сегодня. Сейчас об этом не могло быть и речи.
— Не спишь? — прошептал он, и она что-то сонно пробормотала. — Просто хотел сказать тебе спасибо за сегодняшний день.
Черри ответила не сразу.
— Мы все в этом участвовали, — наконец пробормотала она. — Все вместе.
— Нет. Ты была главной. Как всегда. Черри, без тебя я бы ничего не достиг.
Как мило с его стороны... Ее сердце могло бы растаять, если бы только он не повторил слова Аннеки, сказанные в его адрес. Осознанно или неосознанно? И сказал ли он правду?
Тем не менее в этом была доля правды. Когда работы Майка вышли из моды в конце семидесятых, когда появился панк, нуждавшийся в более дерзких графических образах, а не в причудливых деталях, мастером которых он был, она подтолкнула его в сторону преподавания, убедила получить дополнительное образование и использовать свой опыт для обучения молодого поколения. Позже, когда Майк уже преподавал, она увидела вакансию в университете Эйвонминстера, у которого была репутация динамичного, инновационного вуза. Кроме того, мысль о том, чтобы вновь оказаться рядом с Рашбруком, была слишком соблазнительной, и Черри потихоньку уговорила Майка переехать из Лондона на юго-запад. Карьера мужа начала процветать, а она оказалась рядом с теми местами, которые по-прежнему любила всем сердцем.
Как там говорят? За каждым успешным мужчиной...
Она ничего не ответила. Просто протянула руку и похлопала его, чтобы выразить благодарность и в то же время дать понять, что слишком устала, чтобы продолжать разговор. Она надеялась, что Майк поймет намек.
Он понял. Через пять минут его дыхание стало более глубоким, переходящим не то в похрапывание, не то в посапывание. Черри лежала в темноте, и слезы, которые она сдерживала почти весь вечер, лились по щекам. Как трудно плакать беззвучно... Но меньше всего она хотела, чтобы Майк проснулся и спросил, в чем дело.
Обидно, особенно после всех ее стараний устроить ему идеальные проводы на пенсию. Она знала, он страшился пенсии и не был уверен в будущем. Именно поэтому ей хотелось, чтобы этот день стал особенным. Пусть она не сделала собственной карьеры, но прекрасно понимала, почему уход из университета был сложен для Майка, и, как всегда, желала его защитить.
Увидев Майка и Аннеку вместе, Черри была потрясена до глубины души. Будучи человеком, который обычно гордился тем, что мог найти выход из любой ситуации, она не знала, как поступить. Сделать вид, что ничего не изменилось, означало жить во лжи и позволить ему выйти сухим из воды. Вызвать его на откровенный разговор означало драму, безобразную сцену и трудный выбор.
После всего, через что они прошли, это было чертовски несправедливо! Если бы она не пошла искать мужа... Быть может, она все преувеличивает? С ней такое случается от переутомления, а день выдался длинный и трудный. Не исключено, что она стала свидетельницей короткого флирта, вызванного алкоголем. Лучше об этом забыть.
Надо спать, сказала себе Черри, вытирая слезы. Часто ответы являлись ей во время сна: бессознательное приходило на помощь и распутывало сложные узлы, которые завязывались в жизни. Утро может внести ясность. Вероятно, утром окажется, что она напрасно разволновалась.
Завтра она отправится в Рашбрук. Там на все можно взглянуть другими глазами. Она была уверена, что Рашбрук даст ей ответ.
— Снимем шкурку с кролика!
Роза не была уверена, что фраза подходит для трехлетнего ребенка в наш брезгливый век, но именно так говорила прабабушка Кэтрин, когда Роза была маленькой и ее переодевали перед сном или утром. Ведь люди живут, передавая традиции, поговорки и обычаи из поколения в поколение, разве не так? И ты участвуешь в этом процессе. Поэтому она будет повторять это выражение в память о Кэтрин.
К тому же, похоже, Герти не против. Она подняла руки вверх, и Роза стащила с нее пижаму и натянула полосатую футболку с длинным рукавом и вельветовый сарафан, одним глазом поглядывая на часы. После вчерашнего праздника они опаздывали, а Роза терпеть не могла спешку, поскольку это означало, что у нее не останется времени как следует пройтись по своему мысленному списку. А от этого зависело, как она будет себя чувствовать весь оставшийся день. Если не пройти всю процедуру, она будет нервничать, а ее мозг станет прокручивать моменты, которые она могла упустить. Хотя, разумеется, ничего ужасного не случится, если что-то будет упущено. Ей приходилось напоминать себе об этом. Постоянно. Ничего страшного, если ланч Герти будет уложен в контейнер не в том порядке. Ничего страшного, если не накачать как следует шины велосипеда.
Роза изо всех сил боролась со своей тревожностью, но иногда та брала верх. Она не понимала, отчего это случилось сегодня, но подумала, что мог сказаться стресс вчерашней вечеринки. Поскольку торжество знаменовало перемену, а Роза ненавидела перемены. Ей нравилось, чтобы все оставалось прежним, несмотря на то что ее логический ум говорил: жизнь устроена иначе.
Каждую неделю она старалась делать что-нибудь новое, просто чтобы привыкнуть к новым идеям, новым людям, новому окружению. Вчера она заставила себя заговорить с тремя гостями, которых раньше никогда не встречала, и ей это на удивление понравилось. Она вернулась домой победительницей, но сегодня чувствовала усталость и раздражение. Ей трудно было договориться с собой. Разум как будто упрямился. Она напомнила себе, что перед выходом из дому нужно как следует поесть. Голода она не ощущала, но на пустой желудок становилась беспокойной.
Конечно, корень этого — травма, связанная со смертью отца. До гибели Фрэнка Роза легко преодолевала сомнения и перемены, и новые вещи не выбивали ее из колеи. Но потеря отца в семнадцать лет лишила ее уверенности и сделала тревожной и подозрительной. Она почти победила невроз, но после недавнего ухода прабабушки все повторилось снова. Смерть Кэтрин не была шоком, или трагедией, или чем-то неожиданным, ведь ей было далеко за девяносто, но Роза и Кэтрин были очень близки, и Роза по ней скучала.
К тому же, напомнила она себе, поскольку выявление триггеров всегда помогало ей справиться с их последствиями, сегодня — день, когда Вистерия-хаус передается новым владельцам. Вот отчего она нынче на взводе. Этот дом играл важную роль в жизни Розы. Она знала там все уголки и закоулки, представляла, как падает свет в каждой комнате, помнила скрип ступенек, бой дедушкиных часов. И сад. Она могла ходить по нему с закрытыми глазами и определять, где находится, по запаху. Резкий мускусный запах теплицы, романтично-сладкий аромат клумб с розами, сильный дух компостной кучи. Теперь ей никогда не придется дышать воздухом старого сада...
Ничего, говорила себе Роза. Она усвоила все, чему научилась у Кэтрин, и будет пользоваться этим во благо. У нее есть крепкая семья. Она постепенно приходит в себя. В прошлом году пересдала два выпускных школьных экзамена, пересдает третий через две недели. Готовится к тому, что Герти в сентябре пойдет в начальную школу в Маунтвилле. Правда, от одной этой мысли у Розы скручивало живот.
Это Мэгги мягко предложила отправить Герти в детский сад для подготовки к школе.
«Не уверена, что Герти идет на пользу то, что она постоянно окружена людьми, которые ее обожают. Ей нужно научиться понимать чужие правила, играть по ним и отвоевывать себе место. Ей это полезно, Роза. И тебе тоже. Тебе нужно время для себя, чтобы ты могла делать что-то свое. Ты прекрасная мать, но ты не только мама Герти. Нет никакого преступления в том, чтобы подумать и о себе».
Роза понимала, сколько недосказанного было в словах Мэгги. Подразумевалось, что ее связь с Герти была слишком тесной. Мэгги считает, что Герти избалована? Что ей слишком много позволяют? Они все старались ее не баловать, но Герти, без сомнения, была уверена, что ее обожают, и при желании могла обвести вокруг пальца и Розу, и Мэгги, и Черри, и Майка.
Поэтому Мэгги оплачивала детский сад — три дня в неделю, — чтобы у Розы было время для себя. Она проводила его с пользой: готовилась к экзамену по психологии и раз в неделю была волонтером. Но надвигался сентябрь, и Роза понимала: как только Герти пойдет в школу, ей придется выйти из тени, стать полезным членом общества и найти настоящую работу. Не может же она вечно жить с Мэгги.
— Скорее, дорогая! Бери шлем и ланч-бокс.
Герти вскочила, выбросила банановую шкурку в ведерко для компоста, как ее научили, и собрала свои вещи. Роза порылась в рюкзаке и выудила ключи. Так как Мэгги уже ушла, Роза запрет дверь и придумает кодовое слово, которое напомнит ей, что она это сделала, чтобы не ехать назад и не проверять.
— Ревень, — произнесла она, поворачивая ключ.
Был сезон ревеня. Скоро она будет собирать бордовые стебли и вдыхать их острый запах.
— Ревень, — повторила Герти, которая знала это правило.
Они сели на велосипед Розы и поехали навстречу утреннему солнцу.
Час спустя Роза, стоя на коленях, нащупывала в земле первые в этом году редиски. До нее доносился рев транспорта — грядки находились на краю промышленной зоны в пригороде Эйвонминстера. Раз в неделю Роза приходила сюда собирать урожай, а потом готовила из овощей что-нибудь сногсшибательное в «Миске для души».
«Миску для души» финансировал местный предприниматель Аарон. Так он отдавал долг обществу за свою успешность. Он заработал немалые деньги, продавая экстравагантную спортивную одежду в Интернете, и построил кухню и столовую рядом со своим складом. Кто угодно мог прийти на обед — вопросов здесь не задавали. Аарон знал, что значит быть голодным. Подростком он сбился с пути, совершал вещи, которыми не мог гордиться, но одумался и теперь платил по счетам. Он приходил каждый день, разговаривал со всеми, обедал с посетителями. Если замечал, что кто-то подавлен или грустит, предлагал совет. Он всегда видел признаки того, что человек попал в беду.
Роза с удовольствием копалась в огороде и готовила еду в столовой Аарона. Для нее было полезно выйти из зоны комфорта и общаться с людьми. Собственная боль наделила ее умением сопереживать другим. Она знала: жизнь может сбить тебя с ног ни с того ни с сего, но, если тебе никак не подняться, это не значит, что ты плохой человек.
Она осмотрела свои трофеи: латук, мангольд, морковь и немного молодого горошка. И ревень, разумеется. Она знала заранее, что ревень поспел и будет в меню с заварным кремом.
Она заперла дверь? Роза замерла на месте и напомнила себе, что есть кодовое слово, которое должно ее успокоить, а не спровоцировать тревогу. Конечно, она заперла дверь. Конечно заперла. Конечно. Конечно. Она подняла корзину, пытаясь угомонить голоса в голове, и отправилась в «Миску для души».
В крохотной кухне, примыкающей к столовой, Роза вымыла руки, а потом, заглянув в шкафчики и в холодильник, чтобы узнать, какие продукты принесли другие волонтеры, стала прикидывать, что лучше приготовить. «Пирог садовника», — решила она. Для верхнего слоя в изобилии имелся сладкий картофель, из которого можно сделать пюре. Лук, морковь, сельдерей, лук-порей и пастернак — для нижнего слоя. Некоторые посетители будут ворчать, что нет мяса, но они всегда съедали все дочиста. Это было чем-то вроде игры: шутливое ворчанье, притворное недовольство. Роза знала, что они были благодарны. А она старалась, чтобы все блюда получались вкусными. В пюре надо добавить побольше сливочного масла. И побольше сыра сверху.
Вошел Аарон, и Роза поздоровалась с ним, хлопнув ладонью по его ладони.
— Привет, Розалита! Что готовим?
Он был худощав, как все, кто занимается триатлоном, одет в оранжевую толстовку с надписью на спине «Добился успеха» и в облегающие спортивные штаны с заниженной талией.
— Пирог садовника, — сообщила она ему. — И может быть, макароны с сыром и мангольдом.
— И с чем?
— Что-то типа навороченной капусты, — пояснила Роза со смехом, отлично зная, что Аарон был в курсе, что такое мангольд.
Иногда она смотрела на Аарона, и в ее душе рождалось чувство, которому она пыталась противиться. Хотя, если честно, кто на ее месте не чувствовал бы того же самого? Аарон был успешен, добр, остроумен и чертовски хорош собой. Он не выставлял напоказ свое богатство. Ездил на работу на велосипеде, никогда не хвастался электрическим «БМВ», стоявшим, как ей было известно, в гараже под многоквартирным домом. Аарон не забывал свои корни. Несколько раз в неделю заходил на чай к матери. Продолжал общаться со старыми друзьями. Роза знала, что Аарон дает деньги взаймы. Друзьям-музыкантам — на запись демо. Своему кузену — на автолавку, чтобы тот мог торговать карри по-ямайски из козлятины, риса и горошка в разных точках города. Ссуды он давал без процентов и не оговаривал срок возврата денег.
По духу он напоминал Розе отца. Забавно, ведь трудно найти более непохожих друг на друга людей. Аарон — молодой чернокожий, воспитанный улицей и очень крутой. Фрэнк — белый средних лет, не без чудачеств. Хотя оба увлекались музыкой. Фрэнк не был богат, как Аарон, но отличался потрясающей щедростью относительно того, чем мог распоряжаться, включая время. Он пестовал людей и вселял в них уверенность. Розе так этого не хватало! Фрэнк понимал людей и знал, как проявить лучшее в них. Аарон тоже обладал таким свойством. Он делал так, что вам хотелось ему угодить.
Роза принялась за работу. Кухня, обставленная довольно просто, была оснащена всем необходимым, чтобы готовить большое количество порций. Холодильник с морозилкой, плита, двойная раковина и посудомоечная машина, в которой все отмывалось ну просто за считаные минуты. Множество кастрюль, сковородок и противней для запекания. Роза выложила овощи, потом достала из холодильника и шкафчиков все, что ей было нужно: масло, молоко, большой пакет тертого сыра, макароны... Продуктов хватало с лихвой, и она обрадовалась, что сегодня посетители смогут выбрать блюдо по вкусу.
Через пять минут Роза уже чистила сладкий картофель и нарезала овощи для начинки. Аарон включил радио, и помещение наполнилось ритмом регги из шестидесятых. Она не могла не улыбнуться, двигаясь под музыку. К полудню пирог садовника и макароны с сыром подрумянивались в духовке. Роза заварила себе чай и вышла с кружкой в столовую, где уже собирались посетители. Обычно их было около двадцати. Половина из них приходила постоянно, остальные — время от времени. И всегда был кто-то, кого она видела впервые.
Роза немного потолкалась среди них. Она здоровалась со знакомыми, слегка стукаясь с ними кулаками, ударяя ладонью по ладони или хлопая их по плечу. У нее было правило заговаривать с каждым, кто выглядел неловким, застенчивым либо потерянным. И хотя Аарон изо всех сил старался, чтобы никто из посетителей «Миски» не чувствовал себя униженным, некоторые люди все равно испытывали стыд. Во всяком случае, в первый раз. Вскоре они уже чувствовали себя непринужденно.
В столовой существовал устав: все должны сидеть за столом. «Есть вместе важно для людей, — говорил Аарон. — Хочу, чтобы мы ощущали себя семьей». Некоторые ели и исчезали как можно скорее. Другие задерживались, наслаждались компанией и разговором и никогда не спешили уходить. В большинстве это были мужчины разного возраста. Одни — вчерашние школьники, другие — явно пенсионеры. Все были вежливы. Все испытывали благодарность. Все откликались на доброту.
И каждый приходил сюда по определенной причине. Кто-то бомжевал, причем уже давно. Кто-то переживал трудные времена и надеялся встать на ноги. Некоторые были просто одиноки, обычно пожилые. Многие, очевидно, злоупотребляли алкоголем или наркотиками, хотя в «Миску» не допускались пьяные и те, кто являлся под кайфом. У многих были проблемы с душевным здоровьем. Иногда Роза просто терялась, не зная, как помочь и с чего начать.
«Ты делаешь все, что в твоих силах, — сказал Аарон, когда она однажды призналась в своих сомнениях. — И это важно».
Роза не всегда была уверена, что ее макароны с сыром изменят чью-то жизнь, но старалась быть частью коллектива и участвовать в разговорах за обедом.
Сегодня она оказалась рядом с Газом. Он был завсегдатай. Они сошлись на почве музыки девяностых, фанатом которой он был. На него произвели впечатление ее познания.
— Откуда ты столько знаешь о Stone Roses?
— От отца, — объяснила она. — У меня остались все его плейлисты. Семидесятые, восьмидесятые, девяностые... Мы все время говорили о музыке.
— Девяностые лучше всего, — сказал Газ, хотя ничего хорошего они ему не принесли.
Она знала, что Газ пьет, так как он этого не скрывал. В прошлом он принимал наркотики.
— Бросить наркотики было проще. С выпивкой труднее. Она повсюду. — Газ криво улыбнулся.
У него были голубые глаза и темные брови, веснушки делали его моложе своих лет — около сорока, по мнению Розы. И полные губы. В последнее время он похудел, осунулся так, что выступали скулы.
— Но с выпивкой, знаешь... Иногда думаешь, выпью баночку, сниму напряжение. И вот не заметишь, как ты уже пьян в стельку. — Его лицо помрачнело. — Не могу справиться. И знаю, что не могу. И зачем я это делаю? Шелл снова меня выгнала.
— Где же ты спишь?
— На диване у дружка. Но вечно это продолжаться не может. — Газ взял вилку, и Роза заметила, что у него дрожит рука. После вчерашних возлияний или ему нужно выпить? Он поймал ее взгляд. — Я всегда трясусь. Слишком много пил. Слишком много вечеринок. — Он положил вилку, практически не притронувшись к еде.
— Не будешь больше? Когда я голодна, меня одолевает тревога.
— Не совсем хорошо себя чувствую, — признался Газ. — Хотя вкусно. Твою стряпню любят больше всего.
Роза засмеялась. Ей был приятен его комплимент. Она поняла, что не может заставить его доесть. Газ опустил голову и задрожал еще сильнее, будто простудился и его лихорадит.
— Где будешь ночевать сегодня? — Она боялась, что он может остаться на улице.
— Аарон говорит, могу переночевать в бытовке.
Аарон построил бытовку на парковке как убежище в экстренных ситуациях. Там разрешалось ночевать только раз, потом ждать неделю, чтобы вернуться. Но в бытовке было сухо и тепло, имелся туалет с раковиной.
— Круто. Хочешь взять с собой что-нибудь из еды? Есть хлеб, и я могу сделать сэндвичи с сыром.
Газ выглядел растерянным, словно гадал, почему ее вообще это волнует. И хотя он был старше, Роза чувствовала необходимость заботиться о нем.
— У дочки сегодня день рождения, — сказал Газ.
— Ух ты! Здорово, да?
Газ стал отцом довольно поздно. Шелл, его подруга, уговорила Газа завести ребенка, хотя он прекрасно понимал свои проблемы. Шелл была слишком оптимистична и переоценила его способность остепениться и стать ответственным. Без сомнения, он любил дочку, но справиться со своими демонами был не способен. Сейчас он попал в замкнутый круг: безупречное поведение, потом срыв — и разгневанная Шелл выгоняет его из дому.
У Газа был несчастный вид.
— У меня нет денег на подарок. Кому нужен такой бесполезный отец?
Роза опустила голову. Одно из строжайших правил Аарона запрещало персоналу давать посетителям деньги. Слишком легко поверить в слезливую историю, а деньги могли быть использованы во вред.
— Она хочет плюшевого единорога. Всего двадцать фунтов, но у меня их нет. Я должен был встретиться с ней, но как я приду с пустыми руками? — У него сморщилось лицо, и Роза поняла, что он вот-вот расплачется. — Почему я такой неудачник? Почему не могу жить нормально? Я так люблю обеих, но все время их подвожу. Все время.
— Ты можешь получить помощь. Сам знаешь. Поговори с Аароном.
Газ перевел взгляд на Аарона. Тот стоял в углу в окружении молодых парней, которые смотрели на него с явным уважением и восхищением. Роза прочитала мысли Газа: Аарон был полной ему противоположностью. Газ сидел напротив нее, съежившись и понурив голову.
— Это дно. Нет денег даже на подарок дочке.
Роза подумала о Герти, кровать которой была завалена мягкими игрушками. Она посмотрела на Аарона и услышала его предостерегающие слова у себя в голове. Потом взглянула на Газа и увидела лицо человека, который был унижен своей слабостью.
— Нам не разрешается давать деньги, — сказала она шепотом. — Но зайди на кухню и возьми кое-что из еды, прежде чем уходить.
Казалось, Газ испугался, что она могла подумать, будто он просит денег.
— Это не то, что я имел в виду. — Он потупился, переплел пальцы и еще сильнее задрожал. — Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
Что бы сделал ее отец? Роза задумалась. Фрэнк наверняка решил бы сомнения в пользу Газа. Это было рискованно. Ее голова говорила «нет», но сердце кричало громче. Двадцать фунтов за плюшевого единорога. Какой от этого может быть вред?
— Никто не узнает, — сказала она. — Никто не догадается.
Обычно после часа плавания в «Лидо» у Черри прояснялось в голове, и она могла сосредоточиться. Но сегодня вода не смыла ее тревогу. Она проплыла шесть раз от бортика до бортика, вытерлась, оделась и запрыгнула в машину. Сейчас она ехала из Эйвонминстера по подвесному мосту, направляясь на юго-запад.
Она выбралась из постели в половине седьмого, когда солнце стало пробиваться сквозь щели белых деревянных жалюзи. Надела спортивные штаны, футболку и кроссовки, стянула волосы в хвост. Она часто уходила из дому до того, как просыпался Майк. Ей нравилось приезжать в «Лидо» и плавать рано утром, но сегодня она была особенно осторожна, чтобы не разбудить его. Впрочем, он крепко спал, уткнувшись в подушку.
Внизу не наблюдалось никаких признаков вчерашней вечеринки с участием почти сотни человек. О празднестве говорили разве что ряды сияющих бокалов, которые успели высохнуть и теперь ожидали, когда их уберут в коробки, и поздравительные открытки, брошенные на кухонном острове. Черри вынула скатерти и салфетки из стиральной машины, и вскоре они закружились в сушилке.
В гостиной, прислоненный к стене, стоял «ангел-хранитель» Майка. Черри с ненавистью глянула на холст, подавляя желание пнуть его. Или отвезти к ущелью и сбросить с подвесного моста. До чего же отрадно будет смотреть, как работа Аннеки падает в реку и гибнет в воде, как размываются краски и цветные пятна плывут по течению!
Черри напомнила себе о своем обещании. Быть спокойной. И не терять достоинства. Она схватила сумку и поспешила к выходу. Ей нужно уйти, пока Майк не спустился вниз и не начал восклицать, какой чудесный вчера был день. Необходимо составить план, прежде чем она увидит мужа.
Сейчас она ехала по трассе М5, направляясь через Мендипские холмы в дом своего детства, в самое сердце Сомерсета. Когда-то ей не терпелось выбраться из крошечной сонной деревушки, где шагу нельзя было сделать, чтобы об этом все не узнали, в особенности если ты дочка местного врача. Казалось, сам воздух нашептывал ее имя, когда она проезжала через маленький рыночный городок Хонишем, мимо достопримечательностей своей юности. Приземистое здание средней школы по-прежнему на своем месте — она не поступила в грамматическую школу3 и до сих пор помнит свое разочарование в тот день, когда объявили результаты экзаменов. Мама ее успокаивала: «Не всем дано получить классическое образование, дорогая. Ты преуспеешь во всем, чем будешь заниматься. Главное — использовать все возможности, которые дает тебе судьба. И слушать свое сердце. У тебя большое сердце, Черри. Оно тебя не подведет».
Слова матери утешили Черри, и вскоре она перестала волноваться, что провалила экзамены для одиннадцатилеток, так как ей разрешили ухаживать за толстыми коричневыми пони по выходным в местной школе верховой езды. Для нее не было большей радости, чем целый день крутиться на конюшне, жевать сэндвичи с ветчиной и печенье, сидя на заборе манежа, а в конце дня выпускать лошадей в поле.
Конечно, к ее четырнадцати годам привлекательность конских замшевых ноздрей и блестящих боков отошла на второй план, так как современная средняя школа могла предложить кое-что поинтереснее. То, чего не было в грамматической школе для девочек. Мальчики Хонишема, сквернословящие, с узкими бедрами и обжигающими руками, будили что-то внутри ее. Правда, проку от их пылкости было едва ли больше, чем от изрядно разбавленного кипятком кофе в «Золотом яйце», где они зависали.
Черри улыбнулась воспоминаниям. Прошло больше пятидесяти лет, а городок почти не изменился. Даже аптека «Бутс» на том же месте. Там Черри купила свою первую губную помаду: бледно-розовую со сладким химическим вкусом, которая делала ее губы еще более пухлыми, точно покусанными пчелами. В то лето, когда она начала красить губы, все изменилось. Все глазели на Черри Николсон — кто с неодобрением, кто с завистью, а кто и с неприкрытым вожделением.