Сущность E-Book

Фрэнк Де Фелитта

• Herausgeber: Астрель
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Легенды хоррора
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 558

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Карлотта Моран, разведенная мать с тремя детьми, неожиданно оказывается в настоящем кошмаре, когда ночью на нее нападает некая невидимая сущность. Лишенное тела, это создание угрожает жизни женщины, терроризирует ее детей, но самое худшее заключается в том, что ей никто не верит. В том числе психиатр Гэри Шнайдерман, который считает ее психопаткой и угрозой для семьи. Тем временем Карлотту начинают преследовать и на улице, вещи вокруг нее живут собственной жизнью, а сущностей становится больше. Тогда она обращается к коллегам Шнайдермана, увлекающимся парапсихологией, которые считают, что несчастную мучает могущественная сила, обитающая за гранью нашей реальности. Но истина может оказаться куда страшнее, чем предположения всех участников этой истории.

Leseprobe

Фрэнк де Фелитта Сущность

Рэймонду, моему сыну

Cущ-ность (лат. entitas) БЫТИЕ, СУЩЕСТВОВАНИЕ: нечто, обладающее отдельной и отчетливой формой, реальной или вымышленной.

Frank De Felitta

THE ENTITY

Published by arrangement with Valancourt Books

Copyright © 1978 by Frank De Felitta

© Алина Ардисламова, перевод, 2024

© Сергей Неживясов, иллюстрация, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Благодарности

Так или иначе в написании этой книги мне помогали много людей. Спасибо Стивену Вайнеру, который работал над всем; Барри Таффу, Керри Гейнор и Дорис Д., чьи жизни частично вдохновили роман; докторам Джин и Эдварду Ритво, которые щедро делились своими знаниями и воображением; доктору Дональду Шварцу, который предоставил полезную информацию; Барбаре Райан, чьи уникальные и особенные идеи оказали мне поддержку; Айви Джонс за ее мастерство в драматических воссозданиях; Майклу Э. Маркусу, Тиму Селдесу и Питеру Сафье за их постоянную поддержку и ощутимый вклад; Уильяму Таргу, моему редактору, чья проницательная критика помогла сделать эту книгу намного лучше, чем она была изначально; и Дороти, моей жене, за ее неизменную веру, любовь и жизнерадостное добродушие.

Также я хотел бы выразить благодарность доктору Тельме Мосс, чьи выдающиеся труды и семинары по парапсихологии указали мне путь в зазеркалье и заставили поверить в невозможное.

23 марта 1977 – показание подозреваемого Хорхе (Джерри) Родригеса, обвиняемого в нападении первой степени, записанное в присутствии полицейского Джона Флинна, #1730522.

Р: Да, слушайте, это всё, я всё рассказал. Всё. Это все слишком, и мне это не приснилось. Там было что-то… с Карлоттой что-то происходило. Что-то в той комнате. Я… что мне сказать? Я ничего конкретного не видел. Но видел, что оно с ней делало. И поймите, она… она была в кровати… я сам только пришел и… ну, хотел лечь к ней в кровать. Я повернулся и увидел, что… Сначала я услышал, она стонала, как будто при сексе, но испуганно, словно ей это не нравилось, ну, я так думаю, и я повернулся и решил, что это такой призыв, типа: «Иди ко мне, папочка». Мы были очень, очень близки, у нас всегда были хорошие отношения. Так вот, я поворачиваюсь, смотрю и… вижу, что… на нее будто что-то давит… и… сложно описать, но оно как бы давит… она… на ней нет одежды, и я вижу, что ее грудь… трогают… не знаю, как объяснить, она сама ничего не делала, понимаете? Я решил, что спятил. Я смотрю и думаю: «Господи, неужели я свихнулся? Все эти разговоры с ребятами из универа меня добили? Или я сплю?» Поэтому я трясу головой, приглядываюсь и думаю: «Это такое шоу, это сцена. Она сама это все делает». Потом говорю: «Эй, Карлотта, Карлотта…» Но она не отвечает и стонет все громче, и ей как будто… больно… сильно, я приглядываюсь и вижу, что… что ее грудь сжимают руками… вот их не видно, но они ее сжимают, придавливают соски, а ее тело как бы… ну… понимаете, подпрыгивает, словно на ней кто-то лежит. И я такой: «Господи Иисусе, какого хрена тут творится?» Потом я вижу, как ее ноги раздвигаются, их как бы расталкивают, и она начинает кричать, но в это же время держит… толкает… кого-то… или что-то. Обхватила что-то руками. И тогда я уже думаю: «Боже мой, на нее кто-то напал». Я не вижу, но ее насилуют. Я ни черта не понимаю. Не знаю, что и думать. Поверьте, я даже не осознавал, что делаю… и… я взял первое, что под руку попалось, и… вот я уже стою над ней. Ну… я… я подошел к ней со стулом и ударил… хотел спихнуть с нее эту штуку, спасти ее. Поймите, я люблю ее, по крайней мере… любил. Я хотел навредить не Карлотте, а той хрени, которая была на ней, которая давила ее, да, трахала ее. А она все это время кричит, и я… ударил по ним стулом. По этой дряни. (Плачет.) Клянусь Богом, Господь мне судья, так все и было. Я что-то видел. Уж точно видел то, что она чувствовала. На ней что-то было. Я не мог это увидеть, но что-то было, поверьте мне, там что-то было. Говорю, я с ума сошел. (Плачет.) Если меня отпустят, гарантирую, я уеду отсюда на хрен. Она была замечательной, моя Карлотта… так мне нравилась. У нас были отличные отношения. Но поверьте, у нее проблемы… Она попала. Ей что-то овладело. Нечисть. Не знаю, что это, но… Карлотта в беде.

Конец

Часть первая. Карлотта Моран

…Сюда, ко мне, злодейские наитья,В меня вселитесь, бесы, духи тьмы!Пусть женщина умрет во мне. Пусть будуЯ лютою жестокостью полна.

У. Шекспир. Макбет (пер. Б. Пастернака)

I

22:04, 13 октября 1976

Не было никаких знамений. Никаких предупреждений. Ничего. Она вышла из машины. У нее болела спина. Она помнила, как думала: «Соцобеспечение – это хорошо, но из-за него приходится играть по чужим правилам». Теперь ей приходилось учиться в школе секретарей. Не то чтобы она была против, но это как-то странно. Почему именно – она не понимала. Закрывать дверь машины было больно.

Ей пришлось перейти дорогу, чтобы добраться до дома. Все потому, что с курсов она возвращалась с северной стороны Кентнер-стрит и ей было лень разворачивать большой «бьюик». Гараж теперь принадлежал Биллу. Там он хранил двигатели, машины и бог знает что. И вот она переходила дорогу с больной спиной. Она сорвала спину год назад, когда помогала уборщику поднять ведро с грязной посудой. Идиотка.

Сухой ветер подхватывал увядшие листочки и нес по асфальту. На западе Лос-Анджелеса листья будто никогда не разлагались. Они кружились здесь в любой сезон, почерневшие и крохотные, словно жили своей жизнью. В воздухе было так сухо, что перехватывало в горле. Такая унылая черствость горных пустынь, вгоняющая в жуткую депрессию.

Карлотта смотрела по сторонам, когда переходила дорогу. Казалось, будто заправка «Шелл» сияет в свете фонарей аж в миле отсюда. Словно неправильно смотришь в телескоп. Вот так далеко находилась вся жизнь. Дома были темными. Даже молчаливыми. Ровные, маленькие, с крошечными лужайками и заборчиками для собак. Но даже собаки спали. Или притихли. Над темным районом только едва шумела автострада, похожая на журчание далекой реки.

Кентнер-стрит – это двор, тупиковая улица, заканчивающаяся выступом тротуара, где можно развернуть машину – прямо там, где стояла женщина, в конце.

Зайдя в дом, она услышала своего сына Билли в гараже. По радио что-то тихо играло. Карлотта закрыла за собой дверь на замок. Она всегда ее закрывала. Билли мог зайти через гараж. Она сняла свою виниловую бежевую куртку и устало вздохнула. Ее взгляд прошелся по гостиной. Все как всегда. Сигареты на столе у дивана. Ботинки на полу, одежда, журналы, кофейная кружка, сломанный вентилятор, который стучал при смене температуры, – все это походило на любимые тапочки. Комфорт. Здесь Карлотта расслаблялась. Здесь не было внешнего мира. Он оставался за дверью. За аренду платило соцобеспечение, но это был ее дом. Такой же, как и тысяча других в этом городе. Очередная коробка. Но ее. Место, где они с детьми собирались как семья.

Карлотта зашла на кухню и включила свет. Голая лампочка окрашивала стены в белый. В холодильнике не было пива. Она бы не прочь выпить, но там пусто. Она недолго посидела в унылой белой кухне, затем подошла к плите и решила разогреть старый кофе.

Было 22:00. Чуть позже, потому что дорога из школы занимала двадцать минут. Но не 22:30, потому что к этому времени Билли уже вернулся бы и пошел спать. Это было жесткое правило, о котором пришлось договориться. Гараж принадлежал ему, если он возвращался домой к 22:30. Среда. 13 октября. Завтра снова в школу секретарей. Такой же день, как и все. С девяти до часу – печатать. Стенограмма – дважды в неделю вечером.

Карлотта встала из-за кухонного стола, ни о чем особенно не думая. Она выключила свет и прошла по узкому коридору в свою комнату, быстро заглянув к девочкам.

Джули и Ким очень крепко спали, в комнате мерцал только маленький ночник – пушистый зверек с лампочкой внутри, – мягко освещая лица девочек. Хоть у них и была разница в два года, они были похожи на близняшек. Они не от того же отца, что Билли. Красивые, как ангелы. «Господи, однажды, – подумала Карлотта, – нам не нужна будет помощь. Мы уедем. В место получше». Она закрыла дверь комнаты дочерей и пошла в свою спальню.

Кровать была не заправлена. Огромная, нелепая кровать, которую последний жилец не смог бы вывезти из дома, не разломав все дверные проемы в доме. У нее было четыре стойки, резные завитки и ангелы на изголовье. Стыки были склеены, кровать невозможно было разобрать. Ее любовно построили с нуля прямо в этой комнате. Очевидно, столяр был мастером своего дела, художником, поэтом. Наверное, ему ужасно не хотелось расставаться с кроватью. Карлотта любила эту кровать. Она была особенной, была побегом от рутины. Джерри тоже понравилась кровать. Джерри. Сбитый с толку, нервный Джерри – не понимающий, во что ввязывается. Бедный Джерри – Карлотта потеряла ход мысли.

Она разделась, натянула красный халат и подошла к окну. Заперла оба окна в спальне. Проверила защелку сбоку. Это все из-за сильного ветра. Если не запирать окна, они всю ночь дребезжат.

Вытащила шпильки из волос. Черная копна упала на плечи. Карлотта взглянула на себя в зеркало. Она знала, что красива. Темные волосы, чистая кожа, мягкая и нежная, но ее самой выдающейся чертой были глаза – пронзительные и черные. Джерри называл их «сияюще-темными». Карлотта расчесала волосы. В зеркале свет горел за головой так, что его ореол окутывал ее плечи, подсвечивая темные лацканы красного халата.

Под халатом она была голой. У нее было маленькое, мягкое тело. Хрупкое сложение. В походке и движениях проглядывалась естественная плавность. Мужчины никогда не были с ней грубы. В ней не было ничего твердого, что мужчинам хотелось бы сломать или убрать. Они ценили ее, эту ранимость, красоту и податливость. Карлотта осмотрела свою маленькую грудь, стройные бедра, видя себя такой, какой, она знала, видели ее мужчины. Через месяц ей будет тридцать два. Единственные морщинки на ее лице были вокруг глаз, и даже те выглядели так, будто появились от смеха. Ей нравилась ее внешность.

Дверца шкафа была открыта. Внутри была аккуратно расставлена обувь – Карлотта любила порядок. Она думала о душе, когда потянулась за тапочками. В шкафу невозможно было спрятаться – он был похож на маленькую коробку, встроенную в стену.

Дом был мертвенно тих. Казалось, весь мир спал. Об этом, помнилось ей, она думала – перед тем, как это случилось.

В одну секунду Карлотта расчесывала волосы. В другую – уже лежала на кровати, в глазах потемнело. Удар был таким сильным, будто бил боксер, – ее отбросило через всю комнату на кровать. Затуманенное сознание отметило, что подушки внезапно оказались вокруг ее головы. Затем они оказались на лице.

Карлотта запаниковала, не успев вдохнуть. Подушку прижимали все сильнее. Наволочку заталкивали ей в рот. Она не могла дышать. На подушку давили с ужасной силой. Она вдавливала голову глубоко в матрас. В темноте Карлотта подумала, что умрет.

Карлотта инстинктивно схватила подушку и начала бить по ней кулаками и яростно крутить головой из стороны в сторону. Это мгновение длилось вечно. Оно длилось целую жизнь, но слишком мало, чтобы успеть подумать. Карлотта боролась за возможность дышать. Желтый зной поплыл перед глазами. Ткань закрывала лицо, глаза, рот, нос, и дергающие руки не могли сдвинуть ее с места. Грудь готова была разорваться.

Видимо, ее тело само собой затряслось, потому что теперь его сжали, и жестко.

Карлотта погружалась в беспомощную смерть, но почувствовала огромные руки на своих коленях, на ногах, на внутренней стороне бедер, ее ноги широко раздвигали в стороны, тогда мысль промелькнула в сознании резко, словно выстрел, и наполнила ее энергией. Наполнило дикой силой. Она брыкалась и лягалась. Махала руками, и когда снова попыталась ударить, даже убить, если понадобится, жгучая боль пронзила поясницу, лишив ее сил. Ноги были раздвинуты, прижаты к кровати далеко друг от друга, и нечто, как шест, как неотесанный столб, вошло в нее, проникло, и она потеряла возможность сопротивляться, осталась лишь боль. Карлотте казалось, будто ее разрывают изнутри. Будто ее убивают повторяющимися ударами. Это было грубое убийство, отвратительное и мучительное. Оно протаранивало себе путь внутрь. Все ее тело погружалось в матрас, вдавливаемое огромной тяжестью, которая превращала ее в кусок сырого мяса. Карлотта дернула лицом, и в ее нос попал воздух, рот судорожно втянул кислород.

Раздался крик. Это был крик Карлотты. Подушку снова прижали к лицу. На этот раз она почувствовала сквозь нее форму огромной руки, пальцы давили на глаза, нос и рот.

Карлотта погрузилась во тьму. Она ничего не видела. Только дальнюю стену – нет, только ее неясный цвет сквозь искры и волны, танцующие перед глазами, – а потом на женщину снова набросили подушку. Тьма все наступала, забирая силы. Карлотта умирала. Она вот-вот умрет. Темнота сгущалась, тело охватывала непобедимая боль. Это смерть?

Над головой зажегся свет. Свет люстры. Билли стоял у двери. Его глаза вылезли из орбит. Карлотта вскочила, вся в поту, глядя на Билли остекленевшими глазами.

– Мама!

Карлотта схватила простыню, прикрывая свое избитое тело. Она хныкала и стонала, пока что не до конца узнавая Билли. Жгучая боль заполнила ее грудь. Круги и звезды все еще мешали видеть; казалось, ей выкололи глаза.

– Мама!

Это был голос Билли. Жалкий, слабый испуг в его голосе пробудил в Карлотте какой-то инстинкт, потребность взять себя в руки, сосредоточиться, действовать.

– Ох, Билл!

Билли подбежал к ней. Они обнялись. Карлотта плакала. Ее затошнило. Она почувствовала боль в гениталиях, которая распространялась до бедер и даже до живота. Ее будто уничтожили изнутри. Внутри разгоралась агония, ее было не остановить.

– Билли, Билли, Билли!..

– Что такое, мам? Что случилось?

Карлотта огляделась. Теперь она осознала самое ужасное: в комнате никого не было.

Она повернулась. Окна все еще были закрыты. В панике она посмотрела на шкаф. Только обувь и одежда. Там никто не спрячется.

– Ты кого-то видел?

– Нет, мам, никого.

– Входная дверь закрыта?

– Да.

– Тогда он в доме!

– Здесь никого нет, мам!

– Билли, ты должен позвонить в полицию.

– Мама. В доме никого нет.

Карлотта судорожно соображала. Билли был почти спокоен. Он испугался только ее реакции. Его неясный взгляд изучал лицо Карлотты с мягким детским испугом, с нежной заботой маленького мужчины.

– Ты никого не видел? – спросила она. – И не слышал?

– Только твой крик. Я прибежал из гаража.

Теперь в дверях стояли Джули и Ким. Крайне напуганные. Они посмотрели на Билли.

– Это просто кошмар, – сказал им Билли. – Мамочке приснился кошмар.

– Кошмар? – повторила Карлотта.

Билли все еще обращался к девочкам.

– У вас тоже бывают кошмары, – сказал он. – А теперь он приснился мамочке. Идите спать.

Но девочки так и застыли в дверях, смотря на Карлотту.

– Посмотрите в ванной, – попросила она.

Девочки повернулись, как роботы.

– Ну? – потребовала Карлотта.

– Там никого нет, – сказала Джули. Поведение Карлотты пугало ее до слез.

– Ну все, тише, – сказал Билли. – Давайте все ляжем спать. Идем.

Карлотта, не веря в происходящее, машинально завернулась в простыню, подоткнув края. Она пыталась унять дрожь. Разум был в смятении. Тело избито. Но в доме было тихо.

– Господи, Билли, – сказала она.

– Это был сон, мам. Кошмар будь здоров какой.

Сознание вернулось к Карлотте, будто это все и правда был сон. Такое пробуждение, как восхождение из ада.

– Господи, – прошептала она.

Карлотта взглянула на часы. Было 23:30. Почти. Может, она и успела бы уснуть. Но Билли все еще был одет в джинсы и футболку. Что произошло? Карлотта попыталась сесть на край кровати, но у нее все болело.

– Можешь уложить девочек, Билл? – попросила она.

Билли вывел сестер из комнаты. Карлотта потянулась за халатом. Он валялся на полу красным комом. Даже не близко к стулу, куда она всегда его вешала.

– Надо выйти отсюда, – сказала Карлотта.

Она натянула халат и села на край кровати. Силы иссякли. Она посмотрела на свои руки. Над локтями, обтянутыми фланелью, виднелись красные следы. Она чувствовала, что вывихнула мизинец, когда боролась. Боролась? С кем?

Карлотта встала. Она едва могла ходить; чувствовала себя почти выпотрошенной. На мгновение у нее возникло жуткое ощущение, что она, возможно, все еще спит. Но оно прошло. Она потянулась вниз и почувствовала влагу. Не кровь. И ничего. Никаких признаков… Она медленно ззатянула пояс и вышла из комнаты. Впервые кровать показалась ей чудовищной, орудием пытки. Затем она закрыла дверь.

Карлотта не сомневалась, что ее избили и изнасиловали. Она пришла на кухню. Джули и Ким пили молоко и ели «Орео». Билли неуверенно сидел у двери. Наверное, думал, действительно ли можно пойти спать. Или что-то все еще было не так?

«Наверное, примерно так все сидят, когда в семье кто-то умер, – подумала Карлотта. – Все точно наладится, вернется на круги своя, забудется, но пока что приходится переживать чувство одиночества в темной яме. Потерянность и страх. И кто знает, как долго оно продлится».

– Полегче с печеньем, – сказала Карлотта. – У вас может заболеть живот.

Ким улыбалась шоколадным ртом. Джули шумно хлюпала молоком. Они казались Карлотте такими беспомощными.

– Пойдемте смотреть телевизор, – сказала Карлотта.

Они сели на диван. Билли включил телевизор. Несколько кинозвезд, которых Карлотта не могла точно определить, чопорно сидели в каком-то дорогом нью-йоркском пентхаусе. Билли сидел в мягком кресле у вентилятора. Все выглядело нормально, но ощущалось нереальным. Все равно что смотреть через кривое стекло, из-за которого все казалось странным, искаженным.

Карлотта была реалисткой. Ее взгляд на мир был приземленным – из-за жизненных обстоятельств и исходя из собственного опыта. У нее было мало или вообще не было иллюзий о себе или о своей жизни. Некоторые люди жили как бы понарошку, пытаясь быть кем-то другим, не слишком уверенные, в чем смысл. Но нищета, неудача и тяжелые времена все расставляют по местам. И сейчас, несмотря на физическую боль, Карлотту больше всего волновала невозможность определить, что реально, а что нет.

– Эй! Это Хамфри Богарт, – сказал Билли. – Я видел этот фильм.

Карлотта натянула улыбку.

– Ты даже не родился, когда сняли этот фильм.

Билли посмотрел на нее с вызовом.

– Я его видел! В лагере. Я докажу. В конце его подстрелят.

– Его всегда подстреливают в таких фильмах.

Билли откинулся на спинку кресла.

– Я хорошо его помню.

Карлотта посмотрела на девочек на диване. Как две куколки, наполовину завернутые в одеяло, которое одна из них, должно быть, принесла с кровати, они спали, не обращая ни на что внимания. И с огромной важностью посасывали большие пальцы.

– Сделай чуть-чуть потише, Билли, – попросила она.

Ночь продолжалась, и они уснули. Беспокойно. Карлотта – положив ноги на кофейный столик. Билли – в мягком кресле, закинув одну ногу на подлокотник. Только мерцающий телевизор, почти беззвучный, придавал дому видимость жизни.

Карлотта дернулась. Ее тело резко проснулось. Она уставилась на яркий прямоугольник солнечного света на стене рядом с вентилятором. Билли, должно быть, выключил телевизор посреди ночи – он уже не работал, – а сам лег в кровать. Девочки все еще спали на диване, нога Джули лежала на животе Ким. Карлотта посмотрела на кухонные часы. Было 7:35. Через полчаса ей нужно было идти в школу секретарей. Эта мысль угнетала.

Голова словно налилась свинцом. Одна из худших ночей в ее жизни. Карлотта задумалась о произошедшем вчера. Это было только вчера? К ней вернулось чувство отвращения, а вместе с ним и тошнота. Она с трудом поднялась на ноги и пошла в ванную, где чистила зубы целых пять минут.

В коридоре, ведущем в спальню, стояла корзина с чистой, но не глаженой одеждой, и она оделась в то, что смогла найти там, вместо того, чтобы открыть шкаф в спальне. Лифчик, трусы, синяя джинсовая юбка. Все блузки были мятыми. Она вытащила одну и натянула сверху свитер, надеясь, что день будет не жарким.

Зазвонил будильник у кровати. Она прислушалась к нему, наблюдая, как ерзают девочки. Билли вышел, наполовину проснувшийся, пересек коридор в одних трусах и выключил его. Затем, не глядя на мать, поплелся обратно в свою комнату и сел на кровать, зевая и собираясь с силами, чтобы одеться.

– Спасибо, Билл, – сказала Карлотта.

Что ей теперь делать? Болела каждая мышца. Времени на кофе не осталось. В службе социального обеспечения жутко разозлятся, если она пропустит даже один день. Карлотта чувствовала себя несчастной.

На кухне Карлотта поставила на стол фрукты и коробку кукурузных хлопьев на завтрак. Перед уходом разбудила девочек в школу. В доме было душно и тесно. Она вышла на яркий дневной свет, села в машину и поехала в школу секретарей.

2

1:17, 14 октября 1976

Карлотта спала на огромной кровати. Она проснулась от шороха в стенах, похожего на мышиную возню. Будто они скреблись, пробирались наружу. Затем почувствовала ужасный запах. Вонь протухшего мяса. Карлотта вскочила.

Ее ударили по левой щеке. От удара она повернулась, почти упала, но выставила руку вперед. Потом эту руку схватили. Лицо прижали к одеялу. Сильно придавили шею сзади.

Карлотта брыкалась, но никого не задела. Сильная рука обхватила женщину за талию и потянула вверх, ставя на четвереньки. Ночнушку задрали на спине и взяли Карлотту сзади. Гигантское нечто быстро нашло вход, болезненно протолкнулось внутрь, вдолбившись внутрь так быстро, словно от нее ничего не осталось, кроме этой части, ничего человеческого.

На этот раз одеяло на лице Карлотты не превратилось в кляп, как прошлой ночью, когда она чуть не задохнулась под подушкой. Женщина могла почти кричать сквозь комок шерсти. Как бы рука ни старалась, она не могла заглушить хрипы и испуганный плач женщины в агонии.

Послышался смех. Искаженный смех. Не мужской и не женский. Мерзкий и похотливый. За ней наблюдали.

– Давай, сучка, – голос ликующе захохотал.

Карлотта прикусила руку. Что она укусила? Было ли оно материальным? Да, зубы впились во что-то мягкое, но оно легко высвободилось. От удара по затылку в глазах помутнело. Почему он не кончил? Сотрясалась вся кровать.

Включился свет. Прямо как вчера. Только на этот раз в дверях стоял не Билли, а сосед, Арнольд Гринспан. Гринспан выглядел нелепо. Старик с костлявыми коленками, под пальто пижама, в руках монтировка. Что такой немощный старичок может сделать этой монтировкой? Он выглядел напуганным до смерти.

– Миссис Моран! – кричал он. – Миссис Моран!!! Что случилось?

Так странно, что он кричал изо всех сил, хотя стоял всего в паре метров. Зачем так орать? Потому что вопила и Карлотта. Она пыталась замолчать, но ее тело тряслось от спазмов и хрипов.

– Миссис Моран!!! – все, что мог сказать сосед.

Из-под локтя Гринспана показалось перепуганное лицо Билли. Карлотта тупо смотрела на них, дрожа и пища, как животное. Гринспан взглянул на ее грудь, опухшую и красную, будто кто-то ее истязал.

– Билли, – сказал Гринспан, – звони в полицию. Скажи им…

Карлотта пыталась прийти в себя.

– Нет, – выдавила она. – Не надо.

– Миссис Моран, – возразил Гринспан, – вас же…

– Не надо полицию.

Гринспан опустил монтировку. Затем подошел к кровати. Его глаза были влажными. Его голос дрожал от беспокойства.

– Разве не будет лучше с кем-то поговорить? – спросил он. – В полиции есть женщины.

Гринспан не сомневался в том, что произошло. Он даже не думал о том, что это мог быть кошмар.

– Я не хочу через это проходить, – ответила Карлотта. – Оставьте меня.

Гринспан смотрел на нее. Недоумение все росло. Билли подошел к кровати.

– То же самое случилось и вчера, – сказал Билли.

– Вчера? – переспросил Гринспан.

Карлотта отходила от истерики. Логика понемногу пробиралась через темный лабиринт страха в мозгу.

– Господи! – заплакала она. – Господи боже!

Гринспан не сводил с Карлотты глаз.

– Я помню, как вчера что-то слышал, – сказал он. – Но я думал… моя жена сказала, что… ну, знаете… мужчины и женщины, просто ссора. Я думал, дело в другом, но…

– Все нормально, – ответила Карлотта.

Она только сейчас поняла, что лежит голая в присутствии пожилого мужчины. Женщина обернулась простыней, зажимая сбоку рукой. Наступила неловкая пауза.

– Сварить вам кофе? – спросил Гринспан. – Или горячий шоколад?

Его голос изменился. В нем больше не слышалась срочность. Теперь наружу лилась доброта. Почему это напрягало Карлотту?

– Нет, – ответила Карлотта. – Спасибо.

– Точно? Хоть что-нибудь? Пожалуйста, миссис Моран. Приходите с детьми к нам. У нас есть место. Поспите сегодня там. А завтра мы поговорим. Вам нужно к кому-то обратиться…

– Нет, – сказала Карлотта, теперь мысля здраво. – Я в порядке.

– Вчера было еще хуже, – встрял Билли.

Внезапно Карлотта поняла, что ее беспокоило. Почему Гринспан опустил монтировку? Почему не думал, что в доме кто-то есть? В шкафу. Почему не проверял окна? Женщина повернулась. Разумеется, окна со вчерашнего дня были плотно закрыты. Почему старик больше не боялся? Почему не кинулся в ванную, замахиваясь на неизвестность за шторкой своим глупым оружием?

– Вы себе навредили, миссис Моран, – сказал Гринспан. – Вас надо осмотреть.

Вот оно что. Гринспан передумал с того момента, как включил свет, уверенный, что его соседку изнасиловали и избили. Теперь он стал слишком заботливым, а его беспокойство – слишком мягким.

– Миссис Гринспан… она вам что-нибудь приготовит. И останется с вами, если хотите.

Он думал, что она напилась. Или накурилась. Это было видно по глазам. Любопытным, выискивающим симптомы этой странной, необычной болезни. И Карлотта ненавидела его за это.

– Который час? – спросила она.

– Два, – ответил Билли.

– Вы были одна весь вечер? – вмешался Гринспан.

– С детьми, – сказала Карлотта. – Слушайте, я в порядке. Опять приснился жуткий кошмар. Я до ужаса испугалась. Но сейчас все хорошо. Правда.

Она надела халат, скромно отвернувшись от Гринспана и закрывшись покрывалом, а затем кинула его на кровать. «Боже, мне очень нужно поспать», – подумала она, завязывая пояс.

– Давайте выйдем отсюда, – попросила она.

Все они вышли в коридор, а затем – в гостиную.

– Идите домой, мистер Гринспан, – сказала Карлотта. – Все хорошо.

– Хорошо? Слушайте, я не уверен…

– Правда. Хорошо. Абсолютно.

Гринспан посмотрел прямо на нее.

– Конечно, я намного старше вас, но многое знаю о жизни. Как и миссис Гринспан. О проблемах. Вам надо с кем-то поговорить. Понять, что происходит. Пожалуйста, знайте, что вы можете зайти к нам и выпить кофе. Поговорить. О чем захотите.

– Хорошо, – ответила она. – Доброй ночи, мистер Гринспан.

Когда он ушел, Карлотта закрыла дверь на замок. Билли посмотрел на маму. Какое-то время они оба молчали. Карлотта не знала, что делать, что сказать. Голова шла кругом, как медленная карусель.

– Я не хотела его выставлять, – сказала она. – Просто мне надо все обдумать самой.

– Конечно, мам.

– Думаешь, я спятила?

– Ох, мам, конечно нет.

Она прижала его к себе. «Добрый Билли, – подумала она. – Хорошие дети – такая редкость, но у меня именно такой».

– Что же мне делать? – спросила она.

Ответа не было.

Вчерашняя жуткая ночь повторялась заново. Девочки стояли у входа в гостиную. На этот раз они шмыгали носами, будто заболели. Испугались.

Карлотта села на диван. Грудь ныла, как будто ее пытались оторвать. Билли прилег на кресле, но никто не включил телевизор. Карлотта не спала. Потому что это случилось и не случилось. Это было и этого не было. Она не спала, но все же ее разбудили. Половые органы болели. Она раздумывала о произошедшем за две ночи, пытаясь найти ответ.

Рука – она чувствовала руку. Пенис – определенно. Большой, но не то чтобы теплый. И ужасно твердый. Тяжесть сверху. В этом Карлотта не была так уверена. Cкорее давление, чем реальный вес, необъяснимая тяга, берущая верх гравитация. Она не чувствовала чего-то похожего на тело, только руку и пенис.

Карлотта резко проснулась. Она понимала, что сегодня нормально уже не заснет. Две ночи без сна. Голову словно набили ватой. Она просыпалась от каждого звука, каждого движения детей, каждого жужжания, скрипа и шороха в доме.

А что насчет голоса? Голос старика, страдающего слабоумием? Казалось, он исходил от тела поменьше, словно… Она представила его, пожилого калеку без ног, хотя ни той, ни этой ночью ничего не видела. Но слышала ли голос? Или ей померещилось? Или разницы нет?

Темнота сменилась серостью, а затем на стене медленно начал формироваться прямоугольник света. Солнце. Зазвонил будильник. Билли проснулся в кресле, слишком уставший, чтобы пошевелиться. Карлотта не могла, не хотела вставать. Жужжание продолжалось, похожее на тихую и очень сердитую муху. Затем оно всхлипнуло и затихло.

Карлотта взглянула на кухонные часы. Почти 8:00. Нужно торопиться. На курсах отмечали посещение и сразу сообщали, если кто-то пропускал. Шея ныла. Карлотта затянула пояс халата потуже. И подумала о Джерри. Где он? Еще шесть недель в дороге. Она увидит его только через шесть недель. Он был ей нужен. Надежный. Хоть кто-то. Все это походило на предостережение. Жизнь переворачивалась, внезапно становилась ужасной. Почему? Она легла, обняла себя и уснула.

Карлотта проснулась. Билли не было. Сонный мозг пытался собрать все детали. Она села на край дивана, все тело ныло. Было почти 16:00. Девочки уже вернулись из школы и играли. Она слышала их снаружи, у дороги. Повернувшись, увидела в окно, как они рисуют мелками на асфальте. Пошла на кухню и разогрела себе кофе.

Вокруг было безумно тихо. Слышался шум часов на стене. Тишина казалась странной, как затишье перед бурей. Карлотта старалась мыслить рационально; если такое случится еще раз… Что тогда? Женщина замерла, поднеся чашку с кофе к губам. Тогда она уедет, вот что. Уйдет из дома. У нее было ощущение, что корень всего этого так или иначе кроется в доме. Да, если это повторится, они переедут – просто соберутся и уедут. Куда? К Синди? Синди Нэш их приютит. На день или два. Карлотта придумает какую-нибудь историю. В доме завелись термиты, и его обрабатывают. Да к черту. Синди – ее хорошая подруга. Не нужны никакие истории. Они могут остаться хоть на неделю, если захотят. Может, Джерри вернется домой раньше. Иногда такое бывало. Заезжал по пути из одного города в другой. На ночь, иногда на выходные. Карлотта слабо улыбнулась. Черт. Почему он не оставил свой номер телефона? Или не позвонил с дороги? Она отпила кофе. Он стал уже едва теплым. А что, если Синди не сможет их принять? Что, если Джордж откажется? Что тогда? Карлотта нахмурилась, но ответа не придумала. Его и не было. Остается только ждать и надеяться, что ничего…

Билли пришел из школы. Весь мир возвращался домой с работы, а она только проснулась. Над головой повисла тьма, будто что-то, может даже вся жизнь, провалится в небытие, если она не предпримет нужных шагов.

– Привет, мам, – сказал Билли.

– А ты чего такой радостный?

– Теперь я секретарь клуба автомехаников. В школе.

– Потрясающе. Серьезно. Я так и осталась запасной чирлидершей.

Билли поднял изношенную, тяжелую серую тетрадь, которая явно пережила не один семестр.

– Моя официальная книга записей.

– А в клубе знают, что ты не умеешь писать?

– Ну мам.

– Я шучу. Не клади ее на диван. Сегодня я сплю здесь.

Последовала пауза. Билли положил свои вещи на кресло. В комнате он переоделся в старые джинсы, чтобы и дальше возиться с двигателем в гараже.

Карлотта отпила кофе. Уже холодный. Сегодня она останется на диване. Если это не поможет…

Этим вечером они смотрели телевизор. Билли сходил в магазин за молоком и сырными крекерами, и они все поели. Карлотта переодела девочек на ночь и уложила спать.

Где-то в 23:30 она легла на диван и накрылась одеялом. Билли ничего не сказал, но оставил дверь в свою комнату открытой. Карлотта замерла, думая о двух предыдущих ночах. Со временем беспокойство все росло. Из-за шума в доме, непривычного вида далеких автомобильных фар, рисующих искаженные прямоугольники в коридоре. Она не могла заснуть. Потом поняла, что на диване у нее болит спина. В любом положении Карлотта лежала либо в ямке, либо на выпуклости; на диване не было плоской твердой поверхности. Мышцы напрягались, как бы она ни поворачивалась. В конце концов она попробовала лечь на правый бок, уставившись в темноту.

Примерно к 2:30 она, видимо, задремала, потому что резко проснулась. Это все вентилятор. Тихое дзынь, когда отключился термостат. Она внимательно прислушалась. Ничего. Было слышно дыхание детей в комнатах. Снаружи – ничего.

Карлотта закрыла глаза, но не могла успокоиться. Медленно погружалась в полудрему, из хаоса в сознании всплывали незаконченные образы. Затем все же она уснула.

Весь следующий день (была суббота), в доме царил легкий оптимизм. Ничего необычного не произошло. Если не считать боли в пояснице, Карлотта была в хорошем настроении. Она отвезла детей в Гриффит-парк – несколько акров высоких лесистых холмов, которые в Лос-Анджелесе считали дикой природой. Рядом с остальными семьями Карлотта снова почувствовала себя частью мира – делала и чувствовала то же, что и все остальные. Даже дети, казалось, были в необычно оживленном настроении. Билли с другими детьми играл в софтбол. Они вернулись уставшие ближе к вечеру.

Воскресенье тоже прошло как обычно. Карлотта прибралась везде, кроме своей спальни. Билли гулял с другими механиками, что-то мастерил или разбирал, кто его знает. Девочки смотрели телевизор. Карлотта практиковалась в стенографии. Скучно, но необходимо. Текли часы. Обычный день. Даже ночью ничего не произошло.

Но в понедельник настроение сменилось. Мистер Рейц, безумно худой и требовательный преподаватель стенографии и печати, объявил результат Карлотты. Точность и скорость стали хуже. А она даже не заметила. Это ее беспокоило, потому что раньше все получалось хорошо. А если она не сможет стать секретарем? Что, если это сложнее, чем она думала? Что, если она попала в ловушку, в систему, которая может принести только расстройство? Что, если она не сможет исправиться? Внезапно Карлотта начала переживать из-за этой маленькой проблемы с точностью и скоростью. Бояться, что не справится.

Когда она вернулась вечером домой, дети вели себя ужасно. В доме повисло напряжение, но никто не мог сказать почему. Джули и Ким ссорились на полу. Оглядываясь назад, все это можно было воспринять как невероятный, зловещий знак, но в тот момент Карлотта не обратила на это внимания.

– Джули ударила меня пепельницей, – плакала Ким.

– Неправда!

– Правда!

– Неправда!

– Помолчите, – сказала Карлотта. – Дайте я посмотрю.

Действительно, задняя часть шеи Ким горела красным.

– Видишь? Она в меня кидалась!

Но Джули доказывала свою невиновность. Материнское чутье Карлотты подсказывало, что Джули говорит правду.

– Не смотри на меня, – запротестовал Билли. – Думаешь, мне нравится бить маленьких девочек пепельницами?

– Ладно, ладно, – ответила Карлотта. – Будем просто кричать друг на друга. Слушайте, мама сегодня не в настроении решать такие проблемы, так что давайте пока помолчим. Ладно?

Наступила угрюмая тишина.

– Но это не я, – пробормотал Билли.

Две тихих ночи. Но на этот диване рано или поздно у нее откажет спина. Карлотта ненавидела врачей. Они всегда только добавляют боли. К тому же, если она хорошенько выспится на твердом матрасе, наверняка все пройдет само. Такое случается не впервые. Карлотта открыла дверь в свою спальню и заглянула.

Огромная кровать из массивного резного дерева с этими нелепыми ангелами теперь казалась зловещей, словно насмехалась над ней. Покрывало и простыня все еще лежали на полу с последнего раза, когда она здесь спала. Карлотта зашла в комнату, лишь немного волнуясь. Никакого запаха. Все на месте, не считая простыни. Она сняла белье и постелила новое.

Было 23:10. Нужно отдохнуть. И больше стараться на курсах. Впечатлить мистера Рейца. Показать серьезное отношение. Карлотта легла в холодную, свежую постель и закрыла глаза.

Время текло очень медленно. Жесткий матрас расслаблял тело, успокаивал. И все же она спала урывками. Глаза то и дело открывались. Дверь в коридор она оставила открытой. И Билли тоже открыл свою. На всякий случай.

Было, наверное, около полуночи. Лампочка за циферблатом погасла. Перегорела? Карлотта вглядывалась в темноту, прислушивалась. Почему она проснулась?

Ничего. Она смотрела перед собой во тьму, смутно различая очертания туалетного столика, зеркала и далекое отражение кровати в темноте.

Карлотта глубоко вдохнула. Ничего. Никакого запаха. Ничего плохого. Тогда почему она проснулась? Затем у нее появилось предчувствие, какое-то ощущение. Что-то надвигается. Идет за много миль по изуродованному ландшафту и будет здесь через долю секунды. Она вскочила с кровати.

– Билл!

Билли выбрался из постели. Карлотта выбежала в коридор, натягивая платье и застегивая пуговицы. Они столкнулись с Билли у двери.

– Что-то приближается, – сказала она.

Позади раздался грохот. Карлотта обернулась. Лампа свалилась с прикроватной тумбочки. Саму тумбочку отбросило к стене. Женщина захлопнула дверь.

– Уходим отсюда! – крикнула она.

Вся спальня за дверью гремела от мебели. Затем раздался звук разбивающегося на мелкие кусочки зеркала.

– Мам… – Билли испуганно уставился на Карлотту.

– Хватай Ким, – закричала она. – Я возьму Джули!

Они забежали в детскую. Билли поднял Ким, с ее ног свисало одеяло.

– Одеяло взять? – завопил Билли. Он паниковал.

– Да! Да! Бери! И уходим!

Что-то – обувь, туалетный столик с косметикой – ударилось о внутреннюю сторону двери. Когда они выбежали в коридор, Карлотта увидела, как дверь прогнулась и в дешевом дереве начала образовываться трещина.

– Господи боже! – сказала Карлотта.

Они вбежали в гостиную. Звуки были такие, словно спальню разбирали на части, кусок за куском, причем с огромной скоростью. Не взрыв, а систематические действия, одно за другим, злые, вымещающие ярость на мебели из-за того, что там нет Карлотты. Внезапно тяжелые занавески порвались, как папиросная бумага, и звук эхом разнесся по дому.

– Черт! Черт! – вскрикнула Карлотта.

Слезы страха и ярости потекли по ее щекам. Она была у входной двери, но с Джули на руках не могла отодвинуть засов. Она наклонилась вперед, прижимая девочку к двери. Джули невольно вскрикнула от боли. Но Карлотта успела отодвинуть засов. Что-то ударилось о закрытую дверь спальни и разлетелось на осколки.

– СУЧКА! – проревел голос.

Вся семья выбежала в ночь и села в машину. Казалось, что спальню в доме – то, что от нее осталось, – раскурочивают, сносят огромной машиной. Карлотта включила задний ход, врезалась в чей-то куст, повернула и, взвизгнув шинами, с ревом выехала на Кентнер-стрит.

– Боже, ты слышал, Билли?

Билли не ответил. Карлотта в ужасе к нему повернулась.

– Ты слышал?

– Да, мам, да.

Ей казалось, что Билли смотрел на нее как-то странно. В его глазах стояли слезы.

Карлотта проехала на красный по пустой дороге. Никого не было. Она бездумно пробиралась через лабиринт улиц мимо одинаковых темных домов.

– Притормози, мам, – попросил Билли. – Ты гонишь пятьдесят.

Карлотта опустила взгляд на спидометр и приподняла ногу с педали. Паника совсем заполнила ее сознание. Она действовала на автомате, на чистых инстинктах, как испуганный зверь.

– Где мы, черт возьми? – спросила она.

– Рядом с Колорадо-авеню, – ответил Билли. – Оно там, за заводом.

Карлотта инстинктивно выехала на Колорадо-авеню. Потом еще снизила скорость. До сорока миль в час.

– Слушайте, дети, – сказала она, сдерживая в голосе истерику. – Все будет хорошо. Вы поняли? Вы все в порядке?

Она обернулась через плечо и увидела Джули на заднем сиденье. Та молчала. До жути перепуганная. На переднем сиденье, все еще завернутая в одеяло, Ким хватала воздух ртом, слишком шокированная, чтобы даже заплакать. Сквозь охватившую ее панику Карлотта заметила, что Билли был в трусах, и это ее повеселило.

– Лучше завернись в это одеяло, Билл, – сказала она. – Мы едем к Синди.

Она повернула с Колорадо-авеню на север и теперь ехала с обычной скоростью в направлении ярких огней кинотеатров и мотелей Западного Голливуда.

– Где, черт…

– Поверни налево, – сказал Билли, накрываясь одеялом. – Нам почти до самого Голливуда.

Чудесным образом, словно двигаясь сама по себе, машина выехала на улицы, которые казались знакомыми: темные, потрескавшиеся, одиночные дома застилали большие многоэтажки.

– Здесь, – сказал Билли.

Карлотта остановилась перед огромным розовым зданием. На фасаде было написано El Escobar. Пожалуй, только это и отличало его от других жилых комплексов улицы. Из-за красно-синей гирлянды, которую кто-то выбрал в качестве освещения, пальмы перед домом походили на ужасные, болезненные растения.

Вся семья поднялась на крыльцо, Билли придерживал одеяло, чтобы не споткнуться.

– Так, – сказала Карлотта. – говорить буду я. Что бы я ни сказала, так и было. Если кто-то спросит вас о чем-нибудь, когда меня не будет рядом, скажете то же самое, – она огляделась. Девочки кивнули.

– Конечно, мам, – ответил Билли.

Карлотта позвонила в дверной звонок. «Какой нелепый у нас вид», – подумала она. Звонок – гудение – словно прорезал тишину ночи. Но никто не пришел. Карлотта нажала снова. А если никто не откроет? Затем рука медленно раздвинула шторы. Дверь сразу же открылась.

– Карлотта! – сказала Синди. – Билли! Что…

– О, Синди!

– Не плачь, милая. Заходи. Все. Скорее.

Синди была в махровом халате, волосы накручены на высокие большие бигуди, но Карлотте она казалась красоткой. Особенно сейчас. Крошечная квартирка с золотым потрепанным ковром, потрескавшимися за два года стенами, одинаковыми стульями и столом на кухне – таких квартир по всему городу десятки тысяч – была для Карлотты самым желанным и благословенным убежищем.

– Что такое? – спросила Синди. – Пожар?

– Нет, – ответила Карлотта. – Мы… нас выгнали из дома.

– Вас выгнали? Кто?

– Ну… нам надо было уехать…

– Надо? Я не понимаю. Что случилось?

Девочки начали плакать.

– Ох, детки, – сказала Синди. – Вы хотите остаться здесь, да? Конечно.

Синди поднялась со стула перед Карлоттой, подошла к шкафу в прихожей и вернулась с охапкой одеял и несколькими подушками. Через открытую дверь в спальню Карлотта слышала, как гнусаво храпит Джордж, муж Синди. Удивительно, но он даже не проснулся.

– Спасибо, Синди, – сказала Карлотта. – Не знаю, что бы я делала…

– А для чего еще друзья? – ответила Синди.

Она уложила девочек на диван, укрыв двумя одеялами. Билли свернулся рядом калачиком на нескольких огромных подушках. Синди наклонилась и прошептала Карлотте:

– Семейные проблемы? Это все Джерри, да?

– Нет-нет. Он не вернется еще шесть недель.

– Скажешь мне наедине? Когда детей не будет?

– Да. Спасибо тебе.

Синди накрыла девочек. Карлотта сняла платье и легла на пол.

– Тебе так нормально? – с тревогой спросила Синди.

– Так даже лучше для спины.

– Ладно. Запомните, ванная вон там. Идите, если нужно.

– Да хранит тебя Бог, Синди, – сказала Карлотта. – Мне так неловко…

– Пустяки. Поговорим с утра.

– Спокойной ночи, – пожелала Джули. Прозвучало так абсурдно. Будто она пришла в гости и не забыла про вежливость, ничего не зная о том, что здесь делает.

– Спокойной ночи, куколка, – ответила Синди. – Спите.

– Спокойной ночи, Синди, – сказала Карлотта.

Через тонкие стены Карлотта услышала, как Синди что-то говорит Джорджу. Тот немного поворчал, но Синди быстро его успокоила. В тишине квартиры Синди Билли уже уснул. Как и девочки. С Карлотты сходила паника. С каждой секундой из нее будто выкачивали энергию. Глаза наполнялись слезами – усталости, разочарования и страха. Она беззвучно плакала. Но это прошло, и не осталось сил ни на слезы, ни на мысли. Карлотта уснула. Они все спали. Без сновидений.

3

Солнечный свет озарил ромашки на кухонном столе, пол заблестел. Синди сидела в недоумении.

– Ты видела, как они вышли из стены?

– Не видела, – ответила Карлотта. – Но они были. Я их почувствовала.

– Животных?

– Я не знаю, что это было.

– И что они делали?

– Не особо много, – соврала Карлотта. – Ну, просто ходили, пытались меня потрогать…

– Господи!

– Царапали по стене. Опрокидывали вещи.

– Ты точно не спала?

– Клянусь, Синди. Я всему отдавала отчет. Разумеется, я сто раз все обдумала. Я не спала. Сидела до жути напуганная.

Синди покачала головой и присвистнула.

– И как долго это продолжалось?

– Почти неделю. Такое случилось два раза, а вчера снова, и я психанула. Схватила детей и сбежала. Просто не могла больше это выносить.

– Я тебя не виню, – успокоила Синди.

Затем задумчиво нахмурилась.

– Ну, – наконец сказала она, – ты не спятила. Я хорошо тебя знаю. Если ты боишься, на то есть причина. Ты одна из самых стойких моих знакомых.

– Тогда что это может быть, как думаешь? – спросила Карлотта. Синди продолжила смотреть на свою кружку с кофе и очень долго молчала. А потом подняла глаза на Карлотту.

– Джерри.

– Что?

– Все из-за Джерри. Я в этом уверена, как в сегодняшнем дне, – сказала Синди.

Карлотта затянулась сигаретой. На экране ведущий улыбнулся зрительному залу, состоящему из женщин средних лет со Среднего Запада, но звук был настолько тихим, что телевизор был лишь голубоватым светом, абсурдным, невнятным и бессмысленным.

– Ты не веришь, – поняла Синди.

– Нет.

– Слушай, когда кто-то сдает, причина кроется в большой проблеме. Никто не решает психануть в какой-нибудь четверг, понимаешь?

– Не понимаю.

– Конечно понимаешь. Людей всегда доводит что-то серьезное.

Карлотта уставилась на маленький экран. Затем повернулась к Синди.

– На что именно ты намекаешь, Синди?

Будто получив сигнал выдать свое философское мнение о жизни, Синди наклонилась вперед и начала быстро и настойчиво изъяснять.

– Ты страдаешь, но не отдаешь себе в этом отчет. Избегаешь проблему. Притворяешься, что все чудесно, хотя это не так. И Джерри – корень проблемы.

– Я не вижу связи…

– Ну еще бы. Так не работает. Вспомни мою тетю, которая свихнулась. Какая была связь между несуществующим агентом ФБР, с которым она говорила в гостиной, и ее настоящей проблемой? Никакая. Суть была в том, что ее бросила дочь, засранка Джуэл. Эта идиотка сбежала с артистом, который жил на помойке и хотел заработать. Угрожал ей самоубийством. Просто ужас. И моя тетя спятила. Но понимаешь, прямой связи нет. Это всегда выворачивается как-то боком. Но нужно выяснить настоящую проблему. Понять, что именно тебя беспокоит.

– И как мои проблемы связаны с Джерри?

– Он хочет на тебе жениться, да?

– Не знаю, Синди. Наши отношения никогда не были… понятными. Мы просто веселимся. Нам нравится быть вместе. Но я не знаю, хочет ли Джерри жениться. Но мы сейчас вместе, хоть сначала об этом и не думали.

– Да, но веселиться – это одно. А брак – совсем другое.

Карлотта тихо вздохнула.

– Тебе бы стать психологом.

Синди просияла.

– Знаю. Просто я много читаю, – сказала она. – Слушай. Не бойся. Все можно решить. И если ты умная, то выберешь правильный путь.

– Ну, – сказала Карлотта, – может, и хорошо будет все обсудить. Я честно об этом не задумывалась. Кто знает, может, ты и права.

Синди положила ладонь на руку Карлотты. Удивительно, но рука была теплой, почти потной. Волна жалости затопила сердце Синди.

– Просто подумай об этом. Все проблемы можно решить. Главное – быть честной самой с собой.

– Ладно. Я не вижу связи, но все же подумаю.

– Все наладится, – сказала Синди.

На экране за кафедрой стоял мужчина в дорогом деловом костюме. Казалось, он что-то продавал со своей белоснежной улыбкой, а затем поднял огромную Библию и ткнул ею в камеру. Карлотте показалось, что он сунул книгу ей.

Карлотта проснулась ночью. Болели кости. И голова. Где она? В соседней комнате тихо храпел Джордж. По гостиной прошлись дальние фары проезжающей машины. Вот Билли, волосы упали ему на глаза, закрывая лицо. Девочки спали в тени. Как спокойно. Ни ветерка. Только неопределенные мысли, которые не облачить в слова. Как дошло до того, что я сплю на полу у Синди? Да, помню. Тело до сих пор болит. Что со мной происходит? И вокруг меня? Кто я?

Но здесь Карлотта была в безопасности. Здесь ничего не могло произойти. Тут слишком много людей. Синди придет на помощь. Пока Джордж спит. Увидят все, кроме Джорджа. Безумие Карлотты. Она представила себя в окружении врачей в длинном коридоре, брыкающуюся и вопящую. Вот что будет? Когда ты переступаешь черту, то остаешься ли собой? Помнишь свое имя? Кто ты тогда?

В мозгу плясали образы последних ночей: вспыхивающие огни, вкус ткани во рту, болезненное ощущение того, чего Карлотта больше не могла определить. Это не было ни сном, ни явью. И кто в квартире, да во всем Лос-Анджелесе, может сказать ей, что произошло?

* * *

Следующий день прошел хорошо. Карлотта прогуляла курсы. Вместо этого они с Синди пошли по магазинам. Синди купила кожаную сумку на Олвера-стрит, где вдоль древней мощеной дороги выложили мексиканские товары ручной работы, окруженные пиньятами и цветной керамикой. Они вернулись домой и играли в нарды, пока Карлотте не пришло время ехать на запад Лос-Анджелеса, чтобы забрать детей. В общем, приятный день. Расслабляющий. Осеннее солнце пошло Карлотте на пользу, почти как лекарство. Почти свежий воздух, крики детей и праздничная мексиканская музыка – и ей снова стало весело. Маленький камешек все еще лежал на дне ее сознания, но они о нем не говорили.

Но с наступлением ночи Синди увидела, как прямо у нее на глазах меняется личность. Карлотта стала нервничать, бояться. «Она о чем-то умолчала? О чем-то большем, чем просто видения в темноте?» – гадала Синди.

Потом Джордж вернулся домой. На рубашке под мышками виднелись кольца из пота. Он замешкался, увидев Карлотту. Затем, не сказав ни слова, направился в ванную. Послышался шум труб, а затем заревел душ. Звук казался яростным.

– Он на меня злится? – прошептала Карлотта.

– Нет, Джордж всегда такой, – ответила Синди.

– Слушай, если я мешаю…

– Вовсе нет.

– Я серьезно…

– От вас нет проблем. Оставайтесь, сколько хотите.

– Но похоже, Джордж…

– Забудь о нем. Он родился нахмуренным.

Синди ухватилась за возможность. Она указала на дверь, едва заметно кивнув. Карлотта не поняла.

– Нам нужно поговорить, – сказала Синди. – Давай выйдем.

Они вышли и закрыли за собой дверь.

Синди посмотрела Карлотте в глаза.

– Ты не все мне рассказала, – начала Синди. – Что случилось?

– Я рассказала все.

Синди заметила, как уклоняется от ответа Карлотта. Что бы это ни было, оно ее пугало. Но до какой степени можно давить на своих друзей?

– Я хочу лишь одного, Карли, – сказала Синди, – чтобы ты взяла себя в руки. Ты мне веришь?

– Конечно верю.

– Но если ты не хочешь, я не смогу помочь.

– Клянусь богом, Синди. Я говорила правду.

Но глаза Карлотты скрывали темную истину, и Синди придется вытаскивать ее силой.

Синди потянула Карлотту подальше от двери. Внизу журчала вода, имитирующая гавайский водопад. По красной черепице крыш переулка позади здания пробежали две кошки, шипя и ворча. Солнце садилось, далекий оранжевый шар плыл сквозь дымку. Карлотта вздрогнула от странного и внезапного ветра.

– Ты на наркотиках? – тихо и испуганно спросила Синди.

– На наркотиках? Я? Конечно нет!

Синди посмотрела Карлотте в глаза и быстро их изучила.

– Люди принимают наркотики, а потом им мерещится всякое, – сказала Синди. – Даже если они этого не хотят.

– Бог мне свидетель, Синди. Да я пальцем к ним не притронусь.

– Франклин Моран сидел на них.

Карлотта надулась. Воспоминание об этом грубом лице с мальчишеской улыбкой всплыло у нее перед глазами. А также тошнотворно-странные ночи, за которыми следовали сладко-грустные утра…

– Но я не принимала, – тихо возразила Карлотта. – Даже в руки не брала. Именно это и встало между нами. Ну, первым, – добавила она с оттенком горечи.

Синди замешкалась.

– Тогда в чем дело?

– Ни в чем. В смысле я не хочу об этом говорить, – ответила Карлотта.

– Я не собиралась давить, Карлотта, но нельзя скрывать все вечно, иначе ты сломаешься.

Карлотта попыталась зажечь сигарету, но холодный ветер постоянно тушил спички. Когда она подняла голову, в глазах у нее стояли слезы.

– Меня изнасиловали, – сказала Карлотта.

Рука Синди на автомате прикрыла рот. Она была в шоке.

– Изнасиловали, – попыталась повторить Карлотта, пока незажженная сигарета дрожала у нее во рту, но слово получилось почти беззвучным.

– Боже правый, – прошептала Синди.

Карлотта отвернулась. Неужели ее уже никогда не покинет чувство, будто она прогнила? Ей снова казалось, что ее очернили с ног до головы, опустили, и ей уже никак не отмыться.

– Господи боже, – все, что могла сказать Синди. Слезы наполнили и ее глаза, она мягко потянулась и дотронулась до плеча Карлотты. Затем они обнялись. – Прости… я не знала… даже не догадывалась… солнышко! – Синди могла выдавить только это.

– О, Синди, – плакала Карлотта. – Это было… меня словно… сломали… сломали изнутри…

– Моя хорошая… о господи! Как такое могло случиться?

– Я была одна в комнате, и меня что-то схватило… задушило… я почти отключилась… все почернело…

Карлотта отстранилась от Синди. Ей было до странного холодно. Ночной ветер развевал ее волосы, мягко поднимал со лба, ее темные глаза вдруг стали очень далекими и холодными.

– Ты не понимаешь, да? – спросила Карлотта.

– Конечно же я…

– Я не врала о том, что выходит из стен.

Синди могла только смотреть.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? – прошептала Синди.

– Вот видишь? Это было и этого не было… Меня изнасиловали и избили, но никто не приходил… Я чуть не умерла, но когда включили свет, я была одна.

Синди не могла понять.

– Ты вызвала полицию? – наконец прошептала она.

– Синди, Синди, моя логичная Синди! Я была одна в кровати… когда включили свет. Этот… мужчина, чем бы он ни был, исчез, пропал, как плохой сон…

Рука Синди неподвижно лежала на горле – поза человека, который не может понять простейших деталей самого необычного явления, даже когда их объяснили.

– Я не понимаю, – сказала Синди. – Тебя… избили или нет?..

– Конечно да. Он напал на меня. Почти задушил. Потом использовал меня, и отвратительно. А когда включили свет, он исчез, словно… словно его и не было.

Синди прислонилась к перилам. Она видела, что Карлотта говорила правду. Понимала по тому, как Карлотта избегала прямого взгляда, прятала красивое лицо из чувства стыда и унижения, само воспоминание о нападении все еще жгло ее, а глаза светились страхом. Карлотта повернулась к Синди.

– Видишь? Ну? – потребовала Карлотта. – Ответа нет, так ведь? Это правда и неправда. Это произошло и не произошло. Я сошла с ума! Я сошла с ума, Синди! Дважды!

– Это случилось снова?

– Следующей же ночью! Как думаешь, почему я сбежала, когда услышала то же самое в третий раз?

– Но сейчас, пока ты со мной?..

– С тобой все хорошо. Но я не знаю, сколько это продлится. Я боюсь идти домой. Боюсь оставаться одна.

– Конечно, – сказала Синди, явно пораженная. – Я тебя не виню.

Долгое время они обе молчали. Хоть и было холодно, женщины стояли в тишине. Синюю ночь теперь освещали красные и зеленые огоньки на пальмах. Карлотта тряслась от холода. Синди, обычно такая умная и логичная, потерялась в бесконечном лабиринте мыслей. Это просто нельзя было объяснить. Невозможно.

– Тогда оставайся здесь, Карлотта, – сказала Синди. – Столько, сколько нужно.

Карлотта кивнула. Она смотрела в пустоту, заставляя мозг сосредоточиться. Затем высморкалась в маленький платок. И пригладила волосы, разметавшиеся от холодного ветра.

– Но я думаю, – продолжила Синди, – тебе надо к психиатру.

– Я не смогу его оплатить.

– Можно пойти в бесплатную.

– Там не лечат голову.

– Конечно лечат. Можно обратиться в клинику при университете. Оплата всегда добровольная, а если ты на соцобеспечении, то цена еще и смешная.

Карлотта кивнула и улыбнулась.

– Думаешь, я свихнулась? – спросила она.

– Не знаю. Но меня это пугает.

– Ладно. Может, зайдем в квартиру?

Синди кивнула. Женщины, держась за руки, повернулись, подошли к двери и разжали пальцы, когда заходили.

– Не говори Джорджу, – попросила Синди. – Он в этом плане не продвинутый.

– Я бы в жизни никому не сказала, кроме тебя, – прошептала в ответ Карлотта.

– Хорошо. Улыбнись. Заходим.

И Синди открыла дверь. Билли и девочки подняли головы. «С подозрением», – подумала Карлотта. Вглядываясь в ее лицо в поисках скрытых признаков. Казалось, они инстинктивно понимали, когда она думала об этом ужасе, будто читали ее мысли, а затем вернулись к игре на кухонном столе. Вошел Джордж со сложенной газетой, бросил взгляд на Карлотту, затем на Синди.

– Здесь вообще будет еда? – спросил он.

– Через минутку, Джордж, – ответила Синди.

– Господи, – пробормотал он.

Джордж взял в руки пульт от телевизора. Билли уронил на пол несколько карточек. Карлотта порылась в сумке в поисках книжки, села и притворилась, что читает. Казалось, каждый раз, когда она говорила или думала об этом, все происходило снова, захватывало ее жизнь, весь ее мир, подобно густому туману. Злобному. Вонючему. Единственным звуком радости было пение Синди на кухне.

Прошел четверг. Пятница. В вечернем воздухе появился запах озона. Он давил на Карлотту.

Джули и Ким спали на диване. Билли спал у стены рядом с телевизором. Джордж ворчал, когда переступал через Билли по утрам. Ужин был тихим и угрюмым. Джордж брал вилкой горошек и сминал ножом.

Карлотта не пошла к психиатру. Проблема становилась все более далекой. Мир превращался во что-то менее страшное, более дружелюбное. Физически она чувствовала себя хорошо. Спать на полу было полезно для спины. И Синди положительно на нее влияла. Жизнь снова стала целостной.

Днем она старательно работала за огромной пишущей машинкой в школе секретарей имени Картера. Высокий, худощавый мистер Рейц, чьи волосы стали значительно тоньше с давно минувших дней юности, расхаживал взад и вперед с секундомером в руке. Кабинет переполнял стук сорока работающих машинок.

– И… стоп! – скомандовал мистер Рейц. – Тридцать слов. Кто успел напечатать тридцать за минуту? Тридцать пять? Отлично. Сорок. Кто-то успел сорок?

Карлотта подняла руку. Мистер Рейц подошел ближе и просмотрел ее работу.

– Следи за заглавными буквами, – посоветовал он. – Надо сильнее. Четко и сильно.

В соседнем ряду другая девушка ответила за подругу.

– Хуанита, – сказала она. – Хуанита напечатала сорок слов, сэр.

Мистер Рейц подошел к столу и нахмурился.

– Скажи ей, что у нее все еще слабый мизинец, – заметил он. – Не надо поворачивать кисть. Надо нажимать резко и твердо.

Его слова перевели на испанский. Мистер Рейц вернулся к главному столу. Курсы финансировал округ Лос-Анджелес. Большинство веселых, хихикающих девочек здесь получали пособие, некоторые снова забеременели.

Карлотта выглянула в окно. Несколько долговязых подростков в прыжке забрасывали баскетбольные мячи в кольцо на соседнем асфальтированном дворе. Их лица блестели от пота. Стоял ленивый, жаркий день, внутри пахло старым домом, немного плесенью и мелкой пылью, которая невесть откуда оседала на столы и окна.

«Как прекрасна жизнь», – подумала Карлотта. Кто бы мог подумать, что дочь священника из Пасадены будет счастлива отбивать заглавные буквы ради социального обеспечения? И все же она была счастлива. Ей нравились девочки, угловатый мистер Рейц, такой нелепо формальный и в то же время рассудительный, ей нравилось совершенствоваться день ото дня, получать оценки. «И все-таки, – подумала Карлотта, – жизнь наполняют простые вещи». В это верил Боб Гарретт и научил этому ее. Маленькие детали, которые можно вышить на богатом полотне чувств.

Кошмар последней недели превратился в неуловимое облачко, все дальше и дальше уплывающее к горизонту сознания, а вместе с ним уплывала и мысль о психиатре.

Карлотта боялась психиатров. Тем, кто к ним обращался, никогда не становилось лучше. Здесь, с Синди, она была в безопасности. В этой крепости с толстенными стенами. У нее было время тщательно все обдумать, восстановить события. Она лежала в ванне, и мягкий свет проникал сквозь комнатные растения, развешанные на окне, отбрасывая прохладные лучи на сверкающую пену.

В каком состоянии ее дом? Возможно, сейчас там лишь обугленные руины, из почерневших обломков торчат только унитаз и холодильник. Она прямо видела, как мистер Гринспан мечется в пижаме, пытаясь руководить пожарными. Толпы людей стоят и наблюдают, как горят кирпичи и трубы. Но эти мысли казались неправдоподобными. О таком могут думать душевнобольные во время самых сильных припадков. Мир был не таким. Карлотта ощущала себя гигантской птицей, которая кружит и кружит, снова мягко приближаясь к земле. Теперь все вернулось в фокус, к реальности, и фантазий не осталось.

Карлотта вылезла из ванны и вытерла плечи огромным желтым полотенцем. Она нахмурилась, когда подумала, что нужно все выяснить. Съездить домой. Может, подождать, пока Билли не вернется из школы, чтобы сходить вместе? Или лучше поехать сейчас, когда высоко в небе солнце еще светит? Она надела лифчик и трусы. Уже в спальне она надела рубашку и джинсы, позаимствованные у Синди. Здесь не было ее одежды, а денег на новую у нее не было.

Карлотта причесалась. В зеркале ее лицо снова казалось красивым. Спокойствие вернуло мягкость ее маленьким чертам. Она почувствовала, что к ней возвращается уверенность. И поэтому вышла за дверь с ключами от машины в руке.

Карлотта остановила машину прямо перед тупиком на Кентнер-стрит. Со стороны дом выглядел абсолютно нормально. Какое-то время женщина смотрела на него. Ни одна деталь не изменилась. Потом она вышла из машины.

Когда она открыла дверь, ее обдало сухим жаром, наполнившим дом. Угнетающий, удушающий, от него перехватывало дыхание. Она подошла к термостату. Видимо, его задели в ту ночь, когда семья убегала, потому что температура была настроена на 33 градуса. Карлотта его выключила. Было тихо. Несколько мух жужжали над немытой посудой у кухонной раковины.

Одна тапочка Джули лежал на полу в прихожей; видимо, она упала той ночью. Карлотта заглянула в спальню девочек. Только плюшевые мишки, несколько книг и белье на стуле. Она достала из шкафчиков их одежду. Стояла тишина. Не доносился даже шум улицы. Затем Карлотта вышла в коридор и уставилась на закрытую дверь своей спальни.

Осмотрела дверь. Никаких трещин. Никаких следов пожара. Ничего. Она приоткрыла ее ногой. Внутри были сброшенные с кровати простыни. На полу лежала лампа, абажур погнулся. Карлотта распахнула дверь пошире. На деревянном полу лежал флакон духов. В комнате пахло фиалками.

Карлотта сделала несколько шагов. Здесь оказалось немного холоднее. Окна были открыты. Это она их оставила? Теперь она заметила, что ночной столик был опрокинут к стене, штукатурка поцарапана. За комодом виднелось еще несколько флаконов лосьона. А где же содранная штукатурка, вмятины на стенах, взорванный потолок? Все выглядело лишь как последствия паники одного человека. Кто-то вскочил с кровати, опрокинув ночной столик, врезался в комод и оттащил простыни на полпути к двери. Вот и все. Пораженная, Карлотта медленно обошла комнату.

Все выглядело так обыденно. В том смысле, что не было никаких признаков потустороннего. Карлотта очень ясно видела, что тут произошло. Ей было почти жаль того испуганного человека, в которого она превратилась. Она медленно закрыла и заперла окна.

Карлотта распахнула дверцу шкафа. Внутри было темно. Маленькую металлическую цепочку для лампочки было не видно, поэтому ей пришлось наклониться, вглядываясь в темный лабиринт из юбок, джинсов и платьев. Она достала несколько и осторожно перекинула через руку.

А затем услышала отдаленное рычание.

Карлотта выпрямилась. Прислушалась. Ничего. Обернулась. Ничего. Напрягла все чувства. Принюхалась. Ничего. Подождала. Из куста на улице чирикнула птица. Мимо проехал мальчик на велосипеде. Она осторожно повернулась к шкафу. Раздался далекий звук, низкий металлический гул, от которого завибрировала оконная рама. Карлотта снова повернулась и отошла от шкафа. Звук усилился, стал гортанным. Он будто с большим трудом пытался изображать человеческую речь. Карлотта попятилась к закрытой двери. Пошарив за спиной, она нащупала ручку.

Рычание стихло. Карлотта приоткрыла дверь и прислушалась. Звук шел из коридора? Она боялась выходить из спальни. Затем медленно закрыла дверь, прислонилась к ней и прислушалась, приложив ухо к двери. И вот он снова – низкий, рокочущий, отрыгивающий звук, который колебался и менял высоту, но в котором не было никакого смысла.

Карлотта подбежала к окну. Высоко над головой два белых следа изгибались дугой над Саутлендом, самолетов не было видно, но их рев, похожий на двойной, безумный раскат грома, от которого сотрясалось окно, становился все громче и громче.

Карлотта посмотрела на бесконечное голубое небо. Оно казалось таким чистым. Таким глубоким. Как бесконечный сон. Следы пара медленно рассеивались, оставляя перистые волны, исчезающие в бледно-голубых глубинах. Солнце тепло и дружелюбно согревало лицо.

«Это были самолеты. А не голос. Нет никакого голоса. Я сама его придумала. Я сплю? Или я проснулась?»

Карлотта отошла от окна и зашла в комнату Билли. Взяла несколько футболок, трусов, джинсов и клетчатых рубашек. Отнесла кучу одежды в машину и сложила на заднем сиденье. Стройные деревья оживленно покачивались на свежем ветру, когда она уезжала.

Когда Карлотта с детьми зашла в квартиру, то сразу почувствовала, что у подруги было что-то на уме. Но Синди сказала лишь:

– Отлично выглядишь.

– Да, – ответила Карлотта. – Я и чувствую себя хорошо.

– Отлично. Это здорово.

В воздухе повисла неловкая пауза. Синди неуверенно улыбнулась Карлотте, потом повернулась, чтобы вытереть руки полотенцем, висящим на крючке, и начала тереть сыр.

Позже этим вечером Билли спросил:

– Мам, а когда мы уедем?

Карлотта пыталась проигнорировать вопрос, но Билли не уступал.

– У меня в гараже куча вещей. Я не могу просто их там оставить.

– Мы здесь не навсегда.

– Но когда мы вернемся?

– Скоро, – вздохнула Карлотта.

Той ночью Карлотта лежала на спине и смотрела в потолок. Тонкая нитка пыли, повисшая рядом с хрустальной люстрой, колебалась в потоке воздуха. Карлотта услышала приглушенные голоса из спальни. Она повернула голову. Там все еще горел свет, хотя дверь была закрыта.

– Но почему ты ей не сказала? – проворчал Джордж.

– О, Джордж, – застонала Синди. – Я не смогла.

– Я предупредил, Синди.

– Ей некуда пойти, Джордж.

Карлотта приподнялась на локте, прислушиваясь. Последовало невразумительное мычание.

– Ш-ш-ш! – зашипела Синди.

– Мне плевать, если она услышит, – сказал Джордж.

Синди начала шмыгать носом.

– О боже, – пробормотал Джордж.

– Прости, Джордж, – захныкала Синди.

– Господи.

– Видишь? Я не плачу.

Синди еще несколько раз шмыгнула. Затем высморкалась. Комната погрузилась в тишину. Потом выключился свет. Карлотта поняла, что защита квартиры Синди таяла, как утренняя дымка.

– Ты знаешь, что делать? – спросил Джордж.

– Да.

– Когда?

Синди что-то пробормотала.

– Когда? – повторил Джордж.

– Завтра, – ответила Синди. – Утром.

– Только не забудь.

– О, Джордж.

– Мне вставать в семь. Некоторые из нас ходят на работу, знаешь ли.

Наступила тишина. Карлотта снова легла на одеяла, взглянула на потолок и прикусила губу. «Какого черта? – подумала она. – И что теперь?»