Жди меня, и я вернусь E-Book

Константин Симонов

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Poesie und Drama
• Serie: Любимые поэты
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 89

Beschreibung

Константин Михайлович Симонов — поэт, писатель, драматург, публицист, военный корреспондент, редактор, «генерал от литературы», которому удалось опубликовать не только свои произведения, но и чужие. «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, переводы Э. Хемингуэя, А. Миллера, Ю. О'Нила увидели свет именно благодаря К. Симонову, который провел их сквозь цензурные препоны. Стихотворения К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», «Майор привез мальчишку на лафете…», «Жди меня, и я вернусь…», ставшие гимном всех подруг, жен, матерей советских воинов, знает и любит не одно поколение читателей. Великая Отечественная война на протяжении многих лет оставалась его главной темой. Симонов одним из первых отправился на фронт в качестве корреспондента, а затем и участника военных событий и дошел до Берлина. Всё, что он видел, описывал и в прозе, и в стихотворениях. Его строчки о любви и верности, храбрости и трусости, дружбе и предательстве, надежде и вере солдаты знали наизусть, переписывали, передавали друг другу. Поэт проникал вглубь человеческой души и показывал ее изнутри. Его стихи помогали выжить тогда, помогают выживать и теперь.

Leseprobe

Константин Михайлович Симонов Жди меня, и я вернусь

© К.М. Симонов, (наследники), 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Чемодан

Генерал

Памяти Мате Залки

В горах этой ночью прохладно.В разведке намаявшись днем,Он греет холодные рукиНад желтым походным огнем.В кофейнике кофе клокочет,Солдаты усталые спят.Над ним арагонские лаврыТяжелой листвой шелестят.И кажется вдруг генералу,Что это зеленой листвойРодные венгерские липыШумят над его головой.Давно уж он в Венгрии не был —С тех пор, как попал на войну,С тех пор, как он стал коммунистомВ далеком сибирском плену.Он знал уже грохот тачанокИ дважды был ранен, когдаНа запад, к горящей отчизне,Мадьяр повезли поезда.Зачем в Будапешт он вернулся?Чтоб драться за каждую пядь,Чтоб плакать, чтоб, стиснувши зубы,Бежать за границу опять?Он этот приезд не считает,Он помнит все эти года,Что должен задолго до смертиВернуться домой навсегда.С тех пор он повсюду воюет:Он в Гамбурге был под огнем,В Чапее о нем говорили,В Хараме слыхали о нем.Давно уж он в Венгрии не был,Но где бы он ни был – над нимВенгерское синее небо,Венгерская почва под ним.Венгерское красное знамяЕго освящает в бою.И где б он ни бился – он всюдуЗа Венгрию бьется свою.Недавно в Москве говорили,Я слышал от многих, что онОсколком немецкой гранатыВ бою под Уэской сражен.Но я никому не поверю:Он должен еще воевать,Он должен в своем БудапештеДо смерти еще побывать.Пока еще в небе испанскомГерманские птицы видны,Не верьте: ни письма, ни слухиО смерти его неверны.Он жив. Он сейчас под Уэской.Солдаты усталые спят.Над ним арагонские лаврыТяжелой листвой шелестят.И кажется вдруг генералу,Что это зеленой листвойРодные венгерские липыШумят над его головой.

1937

Однополчане

Как будто мы уже в походе,Военным шагом, как и я,По многим улицам проходятМои ближайшие друзья;Не те, с которыми зубрилиЗа партой первые азы,Не те, с которыми мы брилиЕдва заметные усы.Мы с ними не пивали чая,Хлеб не делили пополам,Они, меня не замечая,Идут по собственным делам.Но будет день – и по разверсткеВ окоп мы рядом попадем,Поделим хлеб и на заверткуУглы от писем оторвем.Пустой консервною жестянкойВоды для друга зачерпнемИ запасной его портянкойБольную ногу подвернем.Под Кенигсбергом на рассветеМы будем ранены вдвоем,Отбудем месяц в лазарете,И выживем, и в бой пойдем.Святая ярость наступленья,Боев жестокая страдаЗавяжут наше поколеньеВ железный узел, навсегда.

1938

Дорожные стихи

1. Отъезд

Когда садишься в дальний поездИ едешь на год или три,О будущем не беспокоясь,Вещей ненужных не бери.Возьми рубашек на две смены,Расческу, мыло, порошок,И если чемодан не полон,То это даже хорошо.Чтоб он, набитый кладью вздорной,Не отдувался, не гудел.Чтоб он, как ты, дышал просторноИ с полки весело глядел.Нам всем, как хлеб, нужна привычкаДругих без плача провожать,И весело самим прощаться,И с легким сердцем уезжать.

2. Чемодан

Как много чемодан потертый можетСказать нам о хозяине своем,Где он бывал и как им век свой прожит,Тяжел он или легок на подъем!Мы в юности отправились в дорогу,Наш чемодан едва набит на треть,Но стоит нам немного постареть,Он начинает пухнуть понемногу.Его мы все нежнее бережем,Мы обрастаем и вторым, и третьим,В окно давно уж некогда смотреть нам,Нам только б уследить за багажом.Свистят столбы, летят года и даты.Чужие лица, с бляхой на груди,Кряхтя, за нами тащат позадиНаш скарб, так мало весивший когда-то.

3. Телеграмма

Всегда назад столбы летят в окне.Ты можешь уезжать и возвращаться,Они опять по той же сторонеК нам в прошлое обратно будут мчаться.Я в детстве мог часами напролетСмотреть, как телеграммы пролетают:Телеграфист их в трубочку скатает,На провод их наденет и пошлет.В холодный тамбур выйдя нараспашку.Я и теперь, смотря на провода,Слежу, как пролетает иногдаЗакрученная в трубочку бумажка.

4. Номера в «Медвежьей Горе»

– Какой вам номер дать? – Не все ль                                                      равно,Мне нужно в этом зимнем городке —Чтоб спать – тюфяк, чтобы дышать – окно,И ключ, чтоб забывать его в замке.Я в комнате, где вот уж сколько летВсе оставляют мелкие следы:Кто прошлогодний проездной билет,Кто горстку пепла, кто стакан воды.Я сам приехал, я сюда не зван.Здесь полотенце, скрученное в жгут,И зыбкий стол, и вытертый диванНаверняка меня переживут.Но все-таки, пока я здесь жилец,Я сдвину шкаф, поставлю стол угломИ даже дыма несколько колецДля красоты развешу над столом.А если без особого трудаУдастся просьбу выполнить мою, —Пусть за окном натянут провода,На каждый посадив по воробью.

5. Тоска

– Что ты затосковал?– Она ушла.– Кто?– Женщина.И не вернется,Не сядет рядом у стола,Не разольет нам чай, не улыбнется;Пока не отыщу ее следа —Ни есть, ни пить спокойно не смогу я…– Брось тосковать!Что за беда?Поищем —И найдем другую.. . . . . . . . . . . . . . . . . . .– Что ты затосковал?– Она ушла!– Кто?– Муза.Все сидела рядом.И вдруг ушла и даже не моглаПредупредить хоть словом или взглядом.Что ни пишу с тех пор – все бестолочь, вода,Чернильные расплывшиеся пятна…– Брось тосковать!Что за беда?Догоним, приведем обратно.. . . . . . . . . . . . . . . . . . .– Что ты затосковал?– Да так…Вот фотография прибита косо.Дождь на дворе,Забыл купить табак,Обшарил стол – нигде ни папиросы.Ни день, ни ночь —Какой-то средний час.И скучно, и не знаешь, что такое…– Ну что ж, тоскуй.На этот разТы пойман настоящею тоскою…

6. Вагон

Есть у каждого вагонаСвой тоннаж и габарит,И таблица непреклонноНам об этом говорит.Но в какие габаритыВлезет этот груз людской,Если, заспаны, небриты,Люди едут день-деньской?Без усушки, бeз утрускиПроезжают города,Море чаю пьют по-русски,Стопку водки иногда.Много ездив по отчизне,Мы вагоном дорожим,Он в пути, подобно жизни,Бесконечно растяжим.Вот ты влез на третью полкуИ забился в уголок,Там, где ехал втихомолкуСлезший ночью старичок;Коренное населеньеПроявляет к тем, кто влез, —К молодому пополненью —Свой законный интерес,А попутно с этим, еслиБыли люди хороши,Тех, кто ехали и слезли,Вспоминают от души.Ты знакомишься случайно,Поделившись табаком,У соседа просишь чайникИ бежишь за кипятком.Ты чужих детей качаешь,Книжки почитать даешь,Ты и сам не замечаешь,Как в дороге устаешь.Люди сходят понемногу,Сходят каждый перегон,Но, меняясь всю дорогу,Не пустеет твой вагон.Ты давно уже не знаешь,Сколько лет в пути прожил,И соседей вспоминаешь,Как заправский старожил.День темнеет. Дело к ночи.Скоро – тот кусок пути,Где без лишних проволочекПредстоит тебе сойти.Что ж, возьми пожитки в руки,По возможности без слез,Слушай, высадившись, стукиУбегающих колес.И надейся, что в вагонеЦелых пять минут подрядНа дорожном лексиконеО тебе поговорят.Что, проездивший полвека,Непоседа и транжир,Все ж хорошим человекомБыл сошедший пассажир.

7. «Казбек»

Я наконец приехал на Кавказ,И моему неопытному взоруВ далекой дымке в первый разВидны сто раз описанные горы.Но где я раньше видел эти двеПод самым небом сросшихся вершины,Седины льдов на старой голове,И тень лесов, и ледников плешины?Я твердо помню – та же крутизна,И те же льды, и так же снег не тает.И разве только черного пятнаПосередине где-то не хватает.Все те места, где я бывал, где рос,Я в памяти перебираю робко…И вдруг, соскучившись без папирос,Берусь за папиросную коробку,Так вот оно, пятно! На фоне синих гор,Пришпорив так, что не угнаться,На черном скакуне во весь опорЛетит джигит за три пятнадцать.Как жаль, что часто память в нас живетНе о дорогах, тропах, полустанках,А о наклейках минеральных вод,О марках вин и о консервных банках…

8. В командировке

Он, мельком оглядев свою каморку,Создаст командировочный уют.На стол положит старую «Вечерку»,На ней и чай, а то и водку пьют.Открыв свой чемоданчик из клеенки,Пришпилит кнопкой посреди стеныБольшую фотографию ребенкаИ маленькую карточку жены.Не замечая местную природу,Скупой на внеслужебные слова,Не хныча, проживет он здесь полгода,А если надо, так и год и два.Пожалуй, только письма бы почаще,Да он ведь терпеливый адресат.Должно быть, далеко почтовый ящик,И сына утром надо в детский сад…Все хорошо, и разве что с отвычкиЗатосковав под самый Новый год,В сенях исчиркав все, что были, спички,Он москвича другого приведет.По чайным чашкам разольет зубровку,Покажет гостю карточку – жена,Сам понимаешь, я в командировках…А все-таки хорошая она.И, хлопая друг друга по коленям,Припомнят Разгуляй, Коровий брод,Две комнаты – одну в Кривоколенном,Другую у Кропоткинских ворот.Зачем-то вдруг начнут считать трамваи,Все станции метро переберут,Друг друга второпях перебивая,Заведомо с три короба наврут.Тайком от захмелевшего соседаСмахнут слезу без видимых причин.Смешная полунощная беседаДвух очень стосковавшихся мужчин.. . . . . . . . . . . . . . . . . . .Когда-нибудь, отмеченный в приказе,В последний раз по россыпи снежкаПроедет он на кашляющем ГАЗеПо будущим проспектам городка.Другой москвич зайдет в его каморку,Займет ее на месяц или год,На стол положит старую «Вечерку»И над кроватью карточки прибьет.

1938–1939

Изгнанник

Испанским республиканцам

Нет больше родины. Нет неба, нет земли.Нет хлеба, нет воды. Все взято.Земля. Он даже не успел в слезах, в пылиПрипасть к ней пересохшим ртом солдата.Чужое море билось за кормой,В чужое небо пену волн швыряя.Чужие люди ехали «домой»,Над ухом это слово повторяя.Он знал язык. Они его жалели вслухЗа костыли и за потертый ранец,А он, к несчастью, не был глух,Бездомная собака, иностранец.Он высадился в Лондоне. Семь днейИскал он комнату. Еще бы!Ведь он искал чердак, чтоб был беднейПоследней лондонской трущобы.И наконец нашел. В нем потолки текли,На плитах пола промокали туфли,Он на ночь у стены поставил костыли —Они к утру от сырости разбухли.Два раза в день спускался он в подвалИ медленно, скрывая нетерпенье,Ел черствый здешний хлеб и запивалВонючим пивом за два пенни.Он по ночам смотрел на потолокИ удивлялся, ничего не слыша:Где «юнкерсы», где неба черный клокИ звезды сквозь разодранную крышу?На третий месяц здесь, на чердаке,Его нашел старик, прибывший с юга;Старик был в штатском платье, в котелке,Они едва смогли узнать друг друга.Старик спешил. Он выложил на столПриказ и деньги – это означало,Что первый час отчаянья прошел,Пора домой, чтоб все начать сначала.Но он не может. – Слышишь, не могу! —