Круглосуточный книжный магазин Мистера Пенумбры E-Book

Робин Слоун

• Herausgeber: Иностранка
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Большой роман
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 328

Beschreibung

Тайные общества и поиски бессмертия, древние книги, старинные типографии, подземные читальные залы, пыльные склады потерянных артефактов и блестящие хранилища данных «Гугла», зубодробительные шифры, визуализация данных, настоящий квест, настоящая дружба, многообещающая любовь и, как ни странно, драконы. Все это свалилось на веб-дизайнера Клэя Дженнона, потому что он, потеряв работу и бесцельно блуждая по Сан-Франциско, ненароком завернул в круглосуточный (и, между прочим, вертикальный) книжный магазин. И тотчас устроился туда продавцом, который ничем не торгует — только выдает явно одержимым людям загадочные тома нечитабельной абракадабры в обмен на другие такие же нечитабельные тома. Среди ночи. Конечно, Клэй попытается разгадать, что творится у мистера Пенумбры в магазине. Конечно, выяснится, что здесь кроется многовековая тайна, старинный неразгаданный шифр. И этот шифр вместе с Клэем будут взламывать кодеры и библиотекари, археологи и дизайнеры, хакеры и музейные хранители, создатели спецэффектов и скалолазы. «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» побывал в списках бестселлеров The New York Times и National Public Radio, сразу после публикации был признан книгой года по версии Los Angeles Times, San Francisco Chronicle и NPR, а впоследствии издан в тридцати с лишним странах. Эта книга — поклон Нилу Стивенсону, Уильяму Гибсону, Харуки Мураками, Дэну Брауну и раннему Умберто Эко, но главным образом — футурологическим теориям самого Робина Слоуна, который с легкостью примиряет адептов лампового мира бумажных книг с обитателями неосязаемой цифровой вселенной, потому что просто-напросто не видит между ними противоречий. Мир аналоговый и мир дигитальный удивительны, добры и полны загадок. Мы родились для того, чтобы их разгадывать — по возможности вместе со всеми, кого любим. Роман «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» и его предыстория, повесть «Аякс Пенумбра 1969», публикуются в новом переводе и впервые под одной обложкой.

Leseprobe

16+

Robin Sloan

MR. PENUMBRA’S 24-HOUR BOOKSTORE

Copyright © 2012 by Robin Sloan

AJAX PENUMBRA 1969

Copyright © 2013 by Robin Sloan

All rights reserved

Перевод с английского Юлии Федоровой

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».

Слоун Р.

Круглосуточный книжный мистера Пенумбры : роман, повесть / Робин Слоун ; пер. с англ. Ю. Федо­ровой. — М. : Иностранка, Азбука-Аттикус, 2024. — (Большой роман).

ISBN 978-5-389-25610-1

Тайные общества и поиски бессмертия, древние книги, старинные типографии, подземные читальные залы, пыльные склады потерянных артефактов и блестящие хранилища данных «Гугла», зубодробительные шифры, визуализация данных, настоящий квест, настоящая дружба, многообещающая любовь и, как ни странно, драконы. Все это свалилось на веб-дизайнера Клэя Дженнона, потому что он, потеряв работу и бесцельно блуждая по Сан-Франциско, ненароком завернул в круглосуточный (и, между прочим, вертикальный) книжный магазин. И тотчас устроился туда продавцом, который ничем не торгует — только выдает явно одержимым людям загадочные тома нечитабельной абракадабры в обмен на другие такие же нечитабельные тома. Среди ночи.

Конечно, Клэй попытается разгадать, что творится у мистера Пенумбры в магазине. Конечно, выяснится, что здесь кроется многовековая тайна, старинный неразгаданный шифр. И этот шифр вместе с Клэем будут взламывать кодеры и библиотекари, археологи и дизайнеры, хакеры и музейные хранители, создатели спецэффектов и скалолазы.

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» побывал в спис­ках бестселлеров The New York Times и National Public Radio, сразу после публикации был признан книгой года по версии Los Angeles Times, San Francisco Chronicle и NPR, а впоследствии издан в тридцати с лишним странах. Эта книга — поклон Нилу Стивенсону, Уильяму Гибсону, Харуки Мураками, Дэну Брауну и раннему Умберто Эко, но главным образом — футурологическим теориям самого Робина Слоуна, который с легкостью примиряет адептов лампового мира бумажных книг с обитателями неосязаемой цифровой вселенной, потому что просто-напросто не видит между ними противоречий. Мир аналоговый и мир дигитальный удивительны, добры и полны загадок. Мы родились для того, чтобы их разгадывать — по возможности вместе со всеми, кого любим.

Роман «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» и его предыстория, повесть «Аякс Пенумбра 1969», публикуются в новом переводе и впервые под одной обложкой.

© Ю. Л. Федорова, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024. Издательство Иностранка®

Пресса и коллеги о «Круглосуточном книжном мистера Пенумбры»

Поистине шедевр — и великолепная притча, которая оживает у нас на глазах, поскольку автору хватает лихости использовать реальное (здесь есть, к примеру, настоящий кампус «Гугла»), чтобы заманить нас в сумеречный мир нереального и гипоте­тического. Робин Слоун великодушен и бесконечно влюблен в этот мир — мир старины, а также современный мир, — влюб­лен в дружбу и любовь, в идею о том, что наши технические возможности могут послужить проводником красоты, и читателя неизбежно уносит на волне такого воодушевления. «Кругло­суточный книжный мистера Пенумбры» — это масса радости и очень сильный читательский опыт, от которого не отмах­нуться.

Джордж Сондерс, автор «Линкольна в бардо», «Десятого декабря» и «Пасторалии»

Восхитительный первый роман, книга о системах, тайных и явных, о кодах и дизайне, и ее очень красит голос рассказчика — умный, современный и блестящий, как экран нового айфона.

Грэм Джойс, автор «Зубной феи» и «Как подружиться с демонами»

Книга о страсти — к книгам, истории, будущему... в «Круглосуточном книжном мистера Пенумбры» я люблю абсолютно все.

Кори Доктороу, автор «Младшего брата» и «Родной страны»

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» — дитя любви «Ночного цирка» Эрин Моргенштерн и «Вируса “Reamde”» Нила Стивенсона. Это прекрасная история о соблазне загадки и дружбе, добрая и оптимистичная, балансирующая на пересечении современных технологий со средневековой тайной, — карта маршрута, который приведет нас к комфортным отношениям между старым миром и новым. Роман, который все понимает. Ну и вдобавок тут, знаете ли, есть криптографические секты, вертикальные книжные магазины, клевые нерды, кража и поиски бессмертия. Я эту книгу полюбил как родную.

Ник Харкуэй, автор «Мира, который сгинул» и «Гномона»

Робин Слоун — умелый архитектор, и «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» — уникально сконструированное пространство, полное загадок и шифров. Умная, увлекательная, полная юмора история, которая одновременно умудряется быть глубоким рассуждением о прогрессе, информации и технологиях.

Чарльз Ю, автор «Как выжить в НФ-пространстве»

Во времена, когда книги пылятся в коробках на распродажах вместе с видеокассетами и пейджерами, «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» напоминает нам о том, сколько радости таится в осязаемых бумажных штуках, которые называются «романы», и в теплых ламповых тайных обществах, которые мы некогда называли книжными магазинами. Роман Слоуна восхитительно смешной, провокационный, лихой и увлекательный. Я листал эти страницы и не мог оторваться — и дело тут отнюдь не только в ностальгии.

Джон Ходжмен, журналист The Paris Review, Wired и The New York Times Magazine

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» ловко балансирует на перекрестке старых и новых технологий: этот роман — и признание в любви к книгам, и рассуждение о развитии технологий, и реквием, и приключение, от которого не оторваться. Эта книга умна и полна теплоты. Слоун разворачивает перед нами сильный сюжет, не пренебрегая философскими вопросами — о технологиях, о книгах, о власти, которая таится в тех и других.

The New York Times Sunday Book Review

События разворачиваются в странном, псевдореальном и полусюрреалистическом Сан-Франциско, где сплавлены воедино магическое, технологическое, абсурдное и воображаемое.

SFGate

Лихая необорхесовская повесть о безработном веб-дизайнере, устроившемся в таинственный книжный магазин и, к собственному изумлению, попавшем в секретное общество библиофилов, которое идет прямым курсом на лобовое столкновение с «Гуг­лом». Издатели Слоуна благодарны ему за то, что своим оптимизмом он заражает индустрию, выбитую из колеи цифровыми технологиями.

The New York Times

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» — захватывающая, почти детективная история, а также глубокое рассуждение о траектории развития и пределах технологий. Слоун блестяще преуспел там, где потерпели поражение множество комментаторов — и техноутопистов, и луддитов... Это стоит прочесть всем, кто увлечен эпохальными переменами, пришедшими в наш мир с цифровой революцией.

The Boston Globe

Неотразимая книга — не отложишь, пока не прочтешь до конца.

Newsweek

Одна из самых глубоких и увлекательных книг, которые вам попадутся... «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» полон великодушной магии и возвращает нам волшебство чте­ния — и не имеет значения, на бумаге вы читаете или на экране.

NPR Books

Бесшабашная фантазия о перекрестках старых и новых способов доступа к информации... «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» ловко ставит на службу воображению всю технологическую эпоху... Вы не пожалеете, что листали эти страницы, когда узнаете, каков финальный ответ Слоуна на вопрос о том, почему люди с таким упорством пытаются разгадать загадку Пенумбры.

San Francisco Chronicle

Замечательное литературное приключение... Свою головоломку Слоун строит из Больших Идей о том, как обрести вечное в цифровую эпоху.

Entertainment Weekly

Это просто фантастика... Мир, который создал Слоун, я полюбил всей душой — и хайтековскую страну фантазий «Гугла», и древнее аналоговое братство. «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» кишмя кишит гиковскими аллюзиями, обаятельными персонажами и славит книги — те, что из мертвых деревьев, и те, что из единиц и нулей.

Wired

Робин Слоун ловко скрещивает старинный мир библиофилии с пульсирующей эпохой цифровых технологий и находит радость и тайны в том и другом. Биты и байты у Слоуна ока­зываются поистине красивы... Странствие бунтаря в поисках отмычки, которая взломает код, а также древняя секта, тайные пароли и секретные ходы за книжными шкафами приведут в восторг внутреннего ребенка в любом из нас. Но это не фэнтезийная байка. Сюжет прочно коренится в странной реальности, и Слоун блестяще нащупывает комический баланс ме­жду эксцентричностью и нормальностью... Эти страницы полнятся энтузиазмом автора, его нежностью и к бумажным книгам, и к новым медиа. «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» — остроумная и прихотливая история с большим сердцем.

The Economist

Завлекательная, коварная и заразительная история.

The Cleveland Plain Dealer

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» — отчасти Харуки Мураками, отчасти Дэн Браун, отчасти художник Джозеф Корнелл: сюрреалистическое приключение, экзистенциальный детектив и дивная кунсткамера.

Newsday

Вот это приключение! Особенно для буквоедов, которые не готовы отрицать, что живут в современном мире. Если вы любите книги (какой у них запах! какие они на ощупь!), но ни за что не расстанетесь со смартфоном, если вас увлекают головоломки, и книжные секты, и квесты — эта книга для вас.

Flavorpill

Слоун не просто исследует новые идеи — он закладывает основу нового литературного жанра. Да, без влияния Нила Стивенсона и Уильяма Гибсона не обошлось, но «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» уникален. Это технократическое приключение, в котором каждая загадка, каждая головоломка решаются абсолютно реальными гаджетами. Это очень человеческое рассуждение сказочника о технологиях, бодрящая и умная история, полная такой убежденности, что, когда дочитываешь, завтрашний день вызывает у тебя один сплошной восторг.

Grantland

Прихотливое странствие — детектив пополам с квестом. Мы прислушиваемся к Слоуну и помимо воли надеемся прозреть будущее.

AudioFile Magazine

Рекомендуется всякому, кто любит детективы, прославляющие цифровую эпоху.

Library Journal

«Код да Винчи» для помешанных на типографике.

AV Club

Этот роман обманчиво напоминает «Тень ветра» Карлоса Руиса Сафона — здесь тоже лучшее случается, когда автор обращается к нашей любви к литературе, и в этом смысле «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» ни в чем не уступает роману Сафона: это криптический диптих, умный и добрый, теплый и честный, эзотерический, интригующий и замечательно остроумный.

Tor.com

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры», великолепный дебют Робина Слоуна, одновременно воспевает и пародирует столкнувшиеся миры технологий и бумажных книг.

Book Page

Для тех, кто боится, что интернет/электронные читалки/любые будущие изобретения убили или вот-вот убьют бумагу и чернила, роман Слоуна — прекрасная новость.

Publishers Weekly

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» ведет читателя тропами ослепительных и без дураков увлекательнейших приключений, лавируя между царствами литературного и цифрового.

Kirkus Reviews

«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» — библиотриллер для помешанного на типографике, который таится внутри каждого из нас... После этого романа читающий с экрана понимает, насколько электронные книги в долгу перед мастерами-типографами прежних времен, а библиофилы, напротив, постигают, как новые технологии могут усовершенствовать — и уже усовершенствовали — книгоиздание, книжный дизайн и типо­графику.

The Hindu

Я так не наслаждалась чтением со времен выхода первого «Гарри Поттера». «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» — литературное приключение, битком набитое воображаемыми компаниями, выдуманными веб-сайтами, вымышленными книгами, несуществующими писателями и играми, но фантазия здесь густо перемешана с реальностью.

Bookreporter.com

Неотразимый роман о загадочных книгах и пыльных книжных.

Booklore.com

Загадочное тайное общество библиофилов, очень странный книжный магазин, роскошный подземный читальный зал, сек­ретные шифры, пересечение технологий и мира книг, а также Альд Мануций и первые печатники... В «Круглосуточном книжном мистера Пенумбры» есть все это — и много чего еще. Слоун... написал прекрасную историю — квест, который не может не увлечь широчайшую аудиторию.

PhiloBiblos

Посвящается Бетти Энн и Джиму

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН

Есть работа

Затерявшись в тенях между полками, я едва не падаю с лестницы. Я уже проделал ровно половину пути наверх. Земля где-то далеко внизу — поверхность покинутой планеты. Сверху надо мной нависают темные полки — книги стоят так плотно, что вообще не пропускают света. И воздух тут как будто бы разрежен. Кажется, я и летучую мышь вижу.

Изо всех сил я цепляюсь одной рукой за лестницу, другой — за край полки, от напряжения аж пальцы побелели. Взгляд следует поверх костяшек, изучая корешки, — и вот я вижу ее. Книжку, которую ищу.

Но давайте-ка сдадим назад.

Я Клэй Дженнон, и в те времена я вообще редко прикасался к бумаге.

Как правило, я садился за кухонный стол и начинал просматривать предложения работы на ноутбуке, но вскоре мне подмигивала новая вкладка, и я переходил по ссылке на какую-нибудь длиннющую статью о генетически модифицированных винных сортах винограда. Она оказывалась слишком длинной, и я добавлял ее в свой список того, что однажды надо прочесть. Потом мне попадался какой-нибудь книжный обзор. И его я отправлял в тот же список, а заодно и скачивал первую главу самой книги — третьей из серии про вампиров-полицейских. Затем, начисто забыв о вакансиях, я уходил в гостиную, ставил ноутбук на живот и весь день читал. У меня была куча свободного времени.

В начале двадцать первого века по всей Америке резко сократилась продовольственная отрасль, оставив по себе развалившиеся сети бургерных и руины империй суши. Вот и я оказался не у дел.

А раньше я работал в главном офисе «Нового бейгла», который располагался не в Нью-Йорке — или какие там еще города традиционно славятся бейгла­ми?1 — а у нас, в Сан-Франциско. Это была очень маленькая и молодая компания. Ее основали два бывших сотрудника «Гугла»: они написали софт для дизайна и выпечки идеального божественного бейгла: гладкая хрустящая корочка, мягкое рыхлое нутро, иде­альная форма круга. Это была моя первая работа после художки, и сначала я занимался дизайном маркетинговых материалов, восхваляющих и продвигающих наш вкуснейший тороид: меню, купоны, диаграммы, постеры для витрин, даже целый киоск для ярмарки вы­печки.

Работы было полно. Сначала один из гугловцев попросил меня переделать логотип компании — большие и яркие радужные буквы в светло-коричневом круге. Сваяли его, наверное, в «Майкрософт пейнте». Я все переделал — использовал довольно новый шрифт с острыми черными засечками, рассудив, что он как бы отсылает к квадратикам с кинжально-острыми гранями, как в еврейском алфавите. Это добавило «Новому бейглу» солидности, а мне принесло награду от филиала Американского института графического искусства в Сан-Франциско. Потом я как-то сказал соосновательнице «Нового бейгла», что еще и программировать умею (типа), и она поручила мне веб-сайт. Так что и его я переделал, после чего мне выделили небольшой бюджет на маркетинг с ключе­выми словами «бейгл», «завтрак» и «топология». Еще я стал голосом твиттера @Новый_Бейгл — занятными фактами про завтраки, а также купонами завлек туда несколько сот подписчиков.

Мое творчество отнюдь не было прекрасным новым витком в эволюции человечества, но я набирал опыт. Двигался вверх. А потом экономика пошла вниз, и оказалось, что в кризисные времена людям хочется старомодных продолговатых бейглов с шероховатостями, а не гладких, как космический корабль, даже если их посыпать каменной солью высокоточного помола.

Гугловцы, привыкшие к успеху, не захотели уйти по-тихому. Они быстро сменили название на «Старый добрый бублик» и отказались от своего алгоритма, так что бейглы стали получаться неровными и подгоревшими. Меня попросили сделать веб-сайт в допотопном стиле, отчего у меня и на душе кошки заскребли, и новых наград не прибавилось. Рекламный бюджет сократился, а потом окончательно иссяк. Работы становилось все меньше и меньше. Новый опыт и рост тоже закончились.

Наконец гугловцы капитулировали и ретировались в Коста-Рику. Духовки остыли, веб-сайт погас. Выход­ного пособия не выплатили, зато мне достался корпоративный «Макбук» и аккаунт в «Твиттере».

Моя карьера прервалась, не прошло и года после ее начала. Оказалось, что пострадала не только продоволь­ственная отрасль. Люди были вынуждены жить в мотелях и палаточных городках. Экономика походила на игру в музыкальные стулья, и я был убежден, что нужно как можно скорее занять себе стул — просто первый попавшийся.

От перспективы конкуренции начиналась де­п­рес­сия. У моих друзей-дизайнеров в портфолио уже лежал­и всемирно известные сайты и продвинутые интерфейсы для тачскринов, а не просто логотип каких-то новичков в бейглах. Некоторые мои друзья рабо­тали в «Эппл». А лучший друг Нил вообще руководил собственной компанией. Если бы я еще годик поработал в «Новом бейгле», я бы крепче стоял на ногах, но я не успел собрать портфолио или стать специалистом хоть в чем-нибудь. У меня за душой была лишь дип­ломная работа по швейцарской типографике (1957–1983) и сайт с тремя страницами.

Но я старательно изучал вакансии. И мои стан­дарты стремительно скатывались. Поначалу я хотел работать лишь на компанию, в миссию которой я бы верил. Потом решил, что сойдет любая возможность набраться опыта. После этого дошел до того, что лишь бы не служить злу. Теперь я тщательно пересматриваю свое представление о зле.

А спасла меня бумага. Оказалось, что я могу сосредоточиться на поиске работы, если отвлекусь от интер­нета. Я распечатывал стопку объявлений, бросал те­лефон в ящик и шел гулять. Объявления, где требовалось слишком много опыта, я комкал и выбрасывал в помятые зеленые мусорные баки по дороге, и к тому моменту, когда у меня не оставалось сил и я запры­гивал в автобус до дому, в заднем кармане оставалось два-три перспективных варианта, по которым можно было вести разговор.

Эта практика и обеспечила меня работой, хотя и не так, как я ожидал.

В Сан-Франциско хорошо гулять, если у вас крепкие ноги. Наш город — холмистый квадратик, с трех сторон обрамленный водой, и то и дело вдруг открываются потрясающие виды. Идешь так по своим делам с пачкой распечаток, и вдруг земля уходит из-под ног и ты смотришь прямо на бухту и здания, подсвеченные оранжевым и розовым. Архитектурный стиль Сан-Франциско не прижился больше нигде в стране, и даже если живешь здесь и вроде бы привык, виды все равно удивляют: все эти высокие узкие дома, окна, напоминающие глаза и зубы, филигранные украшения, как на свадебном торте. И если смотреть куда надо, где-то далеко за ними растянулся громадный ржавый призрак — мост Золотые Ворота.

Как раз по такому неординарному пейзажу я прошелся крутыми ступенчатыми тротуарами, а дальше берегом — длинный путь домой. Я шагал мимо старых пирсов, старательно обходя зазывный чаудер на Рыбацкой пристани, пока ресторанчики морепродуктов не сменились судостроительными конторами, а потом — стартапами, живущими в соцсетях. Когда наконец живот заурчал, сообщая о готовности пообедать, я снова свернул в сторону города.

Гуляя по улицам Сан-Франциско, я день за днем высматривал в витринах объявления «Есть работа», хотя кто так делает, ну? К подобной инициативе надо бы относиться с подозрением. Нормальные работодатели дают нормальные объявления на «Крейглисте».

И разумеется, этот круглосуточный книжный магазин нормальным работодателем не представлялся:

ЕСТЬ РАБОТА

Ночная смена

Особые требования

Хорошая компенсация

Скажу сразу: я был уверен, что «книжный магазин» — это эвфемизм. Он располагался на Бродвее, в районе сплошных эвфемизмов. Я в своем поиске работы сильно отдалился от дома. На соседнем заведении с названием «Попец» на неоновой вывеске ритмично скрещивались ножки-ножницы.

Я толкнул стеклянную дверь книжного магазина. Над ней звякнул колокольчик, я медленно вошел. Я тогда еще не осознавал, что пересек очень важный порог.

Представьте себе книжный обычного размера и мас­штаба, только повернутый набок. До абсурда узкий и головокружительно высокий, стеллажи до самого верха — этажа три книг, а то и больше. Я запрокинул голо­ву (почему в книжных всегда приходится как-то не­удобно гнуть шею?): полки скрывались во мраке, словно им не было ни конца ни края.

Полки стояли очень тесно, и я чувствовал себя как на опушке леса — и не какого-нибудь дружелюбного калифорнийского, а скорее старого трансильванского, полного волков, ведьм и головорезов с кинжалами, поджидающих прямо за кромкой пятна лунного света. К стеллажам цеплялись лестницы, которые можно катать из стороны в сторону. Обычно они кажутся милыми, но здесь, уходя вверх и во мрак, производили скорее угрожающее впечатление. Перешептывались о несчастных случаях, что произошли в темноте.

Я решил держаться поближе к входу, там, куда проникал яркий свет дня, который, понадеялся я, отпугнет волков. Стена над дверью и по бокам от нее была стеклянной, прямоугольники толстого стекла в ячейках из черного металла, а над ней аркой красовались вытянутые золотые буквы, гласившие (задом наперед):

В арке под ними был еще и логотип — две раскрытые ладони над открытой книгой.

Кто этот мистер Пенумбра?

— Ну здравствуйте, — окликнул меня тихий голос из-за стеллажей.

Появился мужчина, высокий, тощий, как лестница, в светло-серой рубашке и голубом кардигане. Шагал он нетвердо, длинной рукой придерживаясь за полки. Когда он вышел из тени, я заметил, что кардиган у него под цвет глаз: они были голубые и как бы лежали в гнезде морщинок. Мужчина был очень стар.

Он кивнул мне и слабо махнул рукой:

— Что вы ищете на этих полках?

Мне понравились эти слова — почему-то от них стало спокойнее.

— Вы мистер Пенумбра? — спросил я.

— Я Пенумбра, — кивнул он, — смотритель магазина.

Я не особо знал, что сказать, пока сам себя не услышал:

— Я ищу работу.

Пенумбра моргнул, потом кивнул и поковылял к столу у входной двери. Стол был массивный, из темного дерева с узором годовых колец, настоящая крепость на краю этого леса. Если со стеллажей нападут, оборону можно держать не один день.

— Работу. — Пенумбра снова кивнул. Скользнув на стул за массивным столом, он принялся меня рассмат­ривать. — Тебе уже доводилось работать в магазине книг?

— Ну, — начал я, — в школе я подрабатывал официантом в рыбном ресторане, и там владелец продавал собственную кулинарную книгу. — (Она называлась «Треска без тоски», и в ней детально описывался тридцать один способ... ну, вы поняли.) — Это, наверное, не в счет.

— Действительно, но и не важно, — ответил Пенумбра. — Здесь тебе наличие опыта в книжной торгов­ле особо не поможет.

Постойте-ка, может, это и правда эротическое за­ведение? Я посмотрел вниз и по сторонам, но лифчиков не заметил, ни рваных, ни каких других. Зато прямо рядом со мной оказался низкий столик с пыльной стопкой книг Дэшила Хэммета. Хороший знак.

— Расскажи мне, — продолжил Пенумбра, — о своей любимой книге.

Ответ я знал сразу. Конкурентов не было.

— Мистер Пенумбра, это не одна книга, а серия. Там не самый высокий слог, и, возможно, она слегка затянута, и концовка ужасная, но я прочел ее трижды и благодаря ей встретил своего лучшего друга — мы оба были ею одержимы в шестом классе. — Я вдохнул. — Я люблю «Хроники драконьей песни».

Изогнув бровь, Пенумбра улыбнулся.

— Просто замечательно, — сказал он и заулыбался еще шире, демонстрируя кривые белые зубы. Он сощурился, смерил меня взглядом. — А на лестницу взобраться сможешь?

Так я оказался на лестнице круглосуточного книж­ного магазина мистера Пенумбры, на высоте третьего этажа, хотя никаких этажей там не было. Меня отправили за книжкой «Аль-Асмари», а она оказалась слева от меня и на сто пятьдесят процентов дальше, чем я могу дотянуться. По всей видимости, надо спуститься на пол и подвинуть лестницу. Но Пенумбра кричит мне снизу:

— Тянись, мальчик мой! Тянись!

Ох, как мне нужна эта работа.

Пуговицы пальто

Но это было месяц назад. Теперь я уже ночной про­давец в магазине Пенумбры и карабкаюсь по лестнице вверх-вниз, как обезьяна. Тут целая методика. Подкатываешь лестницу, фиксируешь колеса, потом, согнув колени, прыгаешь сразу на третью или четвертую ступеньку. Подтягиваешься на руках, стараясь не растратить импульс, и вот ты уже одолел пять футов. Карабкаясь, смотришь строго вперед, а не вверх или вниз; фокус где-то в футе перед собой, чтобы цветные корешки просто мелькали пятнами. Мысленно пересчитываешь перекладины лестницы, добравшись, тянешь руку за книжкой... то есть, конечно, тянешься всем телом.

В профессиональном смысле, возможно, это не такой ценный навык, как веб-дизайн, но, пожалуй, прикольнее, да и я готов уже на всё.

Только хотелось бы применять его почаще. Книжный магазин мистера Пенумбры работает круглосуточ­но не из-за того, что от покупателей отбоя нет. По сути, это покупателей почти нет, и иногда мне кажется, что я тут ночной сторож, а не продавец.

Пенумбра торгует подержанными книгами, но они все как одна в таком прекрасном состоянии, что их можно принять за новые. Принимает он их днем, стро­го сам — закупать книги может лишь тот, чье имя указано на вывеске, — и покупатель он, похоже, придирчивый. Хит-парадами бестселлеров он особо не интересуется. Его подборка весьма эклектична; я не вижу в ней никакой системы, кроме, наверное, его собственного вкуса. Так что у него нет ни подростков-волшебников, ни вампиров-полицейских. И кстати, зря — ведь именно в таком магазине хочется купить книжку про подростка-волшебника. В таком магазине хочется быть подростком-волшебником.

Я рассказал о Пенумбре друзьям, и некоторые пришли поглазеть на полки и на то, как я взбираюсь на эти пыльные высоты. Обычно я подбиваю их что-нибудь купить: роман Стейнбека, рассказы Борхеса, толстый томик Толкина — эти авторы, похоже, Пенумб­ре интересны, у него есть полные собрания их сочи­нений. Как минимум друзья уходят с открыткой. На кассе этих открыток целая куча. На них чернильный рисунок самого магазина — настолько хорошо забытый дурацкий стиль с тонкой штриховкой, что он снова стал модным, — и Пенумбра продает их по доллару за штуку.

Но по доллару каждые несколько часов даже моя зарплата не набирается. И я не понимаю, откуда она берется. Я не знаю, за счет чего магазин держится на плаву.

Одну покупательницу я видел уже дважды и почти уверен, что она работает в соседнем заведении. Я поч­ти уверен в этом потому, что оба раза глаза у нее были накрашены, как у енота, плюс от нее разило дымом. У нее сияющая улыбка и пыльно-русые волосы. Возраст определить сложно, — может, в двадцать три уже такая взрослая или в тридцать один так хорошо сохранилась. Ее имени я не знаю, но запомнил, что она любит читать биографии.

В первый раз она медленно обошла по кругу ближние стеллажи, шаркая ногами и рассеянно потягиваясь, а потом вернулась к прилавку.

— А у вас есть про Стива Джобса? — спросила она. На ней была толстовка «Норд-Фейс» поверх розового топика с джинсами, а голос звучал немножко гнусаво.

— Наверное, нет, — ответил я, нахмурившись. — Но давайте проверим.

У Пенумбры есть допотопный «Мак-Плюс» с базой данных. Я набрал имя его создателя, и «Мак» радостно звякнул, сигнализируя успех. Ей повезло.

Мы задрали голову перед разделом биографий и нашли ее: единственный экземпляр, сверкает как новенький. Может, эту книгу кто-то подарил на Рождество своему папе, который работает техническим директором и не любит читать. Или, может, предпочи­тает «Киндл». В любом случае кто-то продал книгу нам, и она прошла жесткий контроль Пенумбры. Чудо из чудес.

— Какой он был красивый, — сказала Норд-Фейс, держа книжку на вытянутой руке. С белой обложки на нее смотрел Стив Джобс, взявшись рукой за подбородок, а его круглые очки были почти как у Пенумбры.

Через неделю она влетела в магазин, радостно улыбаясь и хлопая в ладоши, — тут мне показалось, что ей скорее двадцать три, чем тридцать один.

— Это было нереально круто! — сообщила она. — Так, слушайте, — голос ее посерьезнел, — он написал еще и про Эйнштейна. — Норд-Фейс протянула мне свой телефон, где была открыта биография Эйн­штейна авторства Уолтера Айзексона на «Амазоне». — Я нашла в интернете, но подумала, вдруг можно купить у вас?

Я вам скажу: это невероятно. Это мечта книготорговца. Стриптизерша стоит лицом к истории и орет: «Остановись!» Но потом мы, задрав в надежде голову, выяснили, что в нашем биографическом разделе нет «Эйнштейн: его жизнь и его Вселенная». У Пенумб­ры было пять разных книг о Ричарде Фейнмане, а об Альберте Эйнштейне — вообще ничего. Так говорил Пенумбра.

— Серьезно? — Норд-Фейс надула губы. — Блин. Похоже, придется заказывать в интернете. Спасибо. — Она ушла в ночь и больше пока не возвращалась.

Позвольте сказать прямо. Если бы меня попросили оценить опыт приобретения книг по таким критериям,­ как удобство, простота и удовлетворенность, список выглядел бы так:

Идеальный независимый книжный магазин, напри­мер «Пигмалион» в Беркли.

Большой и яркий «Барнс энд Ноубл». Знаю, что он корпоративный, но давайте честно — там хорошо. Особенно если стоят большие диваны.

Книжный отдел в «Уолмарте». (Рядом с грунтом для растений.)

Библиотека на атомной подводной лодке «Западная Вирджиния» в глубинах Тихого океана.

«Круглосуточный книжный магазин мистера Пенумбры».

И я поставил себе цель исправить положение. Нет, я не специалист по управлению книжными. И нет, я не знаток покупательской аудитории из стрип-клубов. И нет, я еще никогда не исправлял никаких по­ложений, если не считать того случая, когда я спас фехтовальный клуб Школы дизайна Род-Айленда от банкротства, организовав круглосуточный марафон фильмов Эррола Флинна. Но я вижу, что какие-то вещи Пенумбра явно делает неправильно, а конкретнее — те, которые он вообще не делает.

Например, маркетинг.

Я продумал план: начну с маленьких успехов, чтобы показать себя, потом попрошу денег на печатную рекламу, повешу несколько постеров в витринах, может, даже замахнусь на баннер на автобусной остановке тут неподалеку: «Ждать автобуса час? Подожди у нас». И буду открывать на ноуте расписание автобусов и всех предупреждать за пять минут. Это же гениально.

Но начинать надо с малого, посему я усердно тружусь, пока меня не отвлекают покупатели. Во-первых, подключаюсь к соседской незащищенной вайфай-сети, которая называется попецнет. Затем на всех местных сайтах пишу блистательные отзывы о нашей пота­енной жемчужине. Рассылаю местным блогерам пись­ма с радостными эмодзиками. Создаю группу на «Фей­с­буке»2 с одним участником. Завожу гипертаргетированную рекламную программу «Гугла», которую мы уже использовали с «Новым бейглом», — она отбирает целевую аудиторию с пугающей точностью. В развернутой гугловой анкете отмечаю нужные характеристики:

живет в Сан-Франциско

любит книги

сова

имеет при себе наличные

нет аллергии на пыль

любит фильмы Уэса Андерсона

по данным отслеживания GPS, недавно бывал(а) в пределах пяти кварталов отсюда

У меня всего десять баксов, так что приходится быть точным.

Это что касается спроса. Предложение тоже надо продумать — у Пенумбры оно, мягко говоря, причудливое. Но и это еще не все. Как я узнал, в круглосуточном книжном мистера Пенумбры, по сути, два магазина.

Один более-менее нормальный — это те книги, которые тесно стоят у прилавка. Низкие стеллажи с метками «История», «Биографии» и «Поэзия». Там есть «Никомахова этика» Аристотеля и «Шибуми» Тре­ваньяна. У этого более-менее нормального магазина ущербный и досадный ассортимент, но там хотя бы то, что можно найти в библиотеке или интернете.

Книги другого магазина расставлены дальше и выше — это к ним надо лезть по лестнице, — а если спросить гугл, их не существует. Поверьте, я искал. Многие из них выглядят древними — потрескавшиеся кожаные переплеты, заголовки, тисненные золотом, но есть и свеженькие экземпляры в ярких новых обложках. Выходит, не все они старые. Просто... уникальные.

Про себя я называю их «Суперстары».

Когда я только начал, я думал, это книжки крошечных издательств. Которые принадлежат амишам — они же не любители цифровой записи. Или, может, какой-то самиздат — коллекция штучных экземпляров, переплетенных вручную, которые не попали в Биб­лиотеку Конгресса и вообще на учет. Может, у Пенумб­ры книжный сиротский приют.

Но, проработав месяц, я уже думаю, что все куда сложнее. Видите ли, во втором магазине и завсегдатаи свои — небольшая группа людей, которые крутятся вокруг него, словно этакие луны. На Норд-Фейс они совсем не похожи. Они старше. И приходят с алгоритмически выверенной регулярностью. Они никогда не глазеют просто так. Они не теряют времени даром, трезво мыслят и точно знают, чего хотят. Вот вам пример.

Звякает колокольчик над дверью, и даже раньше, чем стихнет звук, мистер Тиндал, задыхаясь, выкрикивает:

— «Кингслейк»! Мне нужен «Кингслейк»!

Он опускает руки (он что, бежал сюда, схватившись за голову?) и шлепает их на прилавок. И повторяет так, будто он мне уже сообщил, что на мне рубаха горит, а я почему-то ничего не делаю:

— «Кингслейк»! Быстро!

В базе данных на «Маке» есть и обычные книги, и Суперстары. Последний не расставлен по названиям или теме (у них хоть есть темы?), поэтому без помощи компьютера не обойтись. Я вбиваю К-И-Н-Г-С-Л-Е-Й-К, и «Мак» тихонько гудит, а Тиндал тем временем просто подпрыгивает; затем «Мак» дзынькает и выдает шифрованный ответ. Вместо «Биографий», «Истории» или «Научной фантастики и фэнтези» на экране выскакивает «3-13». Это значит Суперстары, третий ряд, тринадцатая полка, всего-то футов десять.

— Слава богу, спасибо, да, слава тебе господи! — в экстазе верещит Тиндал. — А это я принес. — И он достает нечто очень большое не пойми откуда — возможно, из штанов. Эту книгу он возвращает, меняет на «Кингслейка». — Вот мой билет.

Он бросает на стол изысканную ламинированную карточку. Она украшена тем же логотипом, что и у нас на витрине. Еще на плотной бумаге отпечатан непонятный шифр, и я его переписываю. Тиндал, как всегда, под счастливым знаком 6WNJHY. Набирая его, я ошибаюсь дважды.

Обезьяной вскарабкавшись на лестницу, а затем спус­тившись, я оборачиваю «Кингслейка» коричневой бумагой.

— Как у вас дела, мистер Тиндал? — Я пытаюсь поддержать светский разговор.

— Отлично, уже лучше, — выдыхает он, забирая сверток трясущимися руками. — Продвигаюсь, медлен­но, но верно, да! Festina lente, спасибо!

Он убегает обратно на улицу, снова звонит колокольчик. И это в три часа ночи.

Здесь какой-то книжный клуб? Как в него вступают? Это платно?

Эти вопросы я задаю себе, оставшись один после визита Тиндала, Лапин или Федорова. По-моему, Тин­дал из них самый странный, хотя они все чудики: седовласые, упертые и как будто их занесло из како­го-то другого времени или места. Айфонов у них нет. Они не обсуждают текущие события, поп-культуру или хоть что-нибудь, кроме этих книг. Я однозначно уверен, что это какой-то клуб, хотя у меня даже нет доказательств, что эти люди знакомы между собой. Все они приходят по одному и ни слова не говорят ни о чем, кроме предмета своего нынешнего помешательства.

Я не знаю, что́ в этих книгах, — и моя работа этого не знать. После теста с лестницей в тот день, когда Пенумбра меня нанял, он встал за прилавок, окинул меня ярко-голубым взглядом и объявил:

— У меня три очень строгих требования. Не соглашайся, не подумав. Сотрудники магазина строго соблюдали их вот уже почти целый век, и сейчас я нарушений не потерплю. Первое: ты всегда должен быть на работе строго с десяти вечера до шести утра. Не опаздывать. Не уходить раньше. Второе: не смотреть, не читать и не листать книги на полках. Только доставать их для клиентов. И все.

Я знаю, о чем вы думаете: столько ночей в одино­честве — и он ни одну книжку даже не раскрыл? Да, не раскрыл. Вполне возможно, что Пенумбра поставил тут камеру. Если я загляну в книжку и он узнает — уволит. Мои друзья вылетают с работы один за другим; загибаются целые отрасли и регионы. Я не хочу жить в палатке. Мне нужна эта работа.

К тому же третье правило компенсирует второе:

— Тщательно фиксировать все сделки. Время. Внеш­ний вид клиента. Его душевное состояние. Как именно он спрашивает книгу. Как принимает. Не ранен ли он? Нет ли веточки розмарина на шляпе? И так далее.

В нормальных обстоятельствах это требование, наверное, звучало бы жутковато. А в реальных — где я выдаю странные книжки еще более странным бук­воедам посреди ночи — вполне адекватно. В общем, вмес­то того чтобы пялиться на запретные стеллажи, я веду записи о клиентах.

В первый вечер Пенумбра показал мне низкую пол­ку в столе, где стояло несколько огромных томов в кожаных переплетах, совершенно одинаковых, за исклю­чением ярких римских цифр на корешках.

— Это наши книги учета, — сказал он, проведя по ним пальцем, — с записями почти за век. — Он вытащил самый правый том и громко бухнул его на прилавок. — Теперь вести их будешь ты.

На обложке было выбито слово «NARRATIO»3 и символ с витрины: ладони, открытые, как книга.

— Посмотри, — сказал Пенумбра.

Широкие серые страницы потемнели от записей, сделанных от руки. Там были и зарисовки: крошечные портреты бородачей, плотные геометрические каракули. Пенумбра перелистнул страницы и нашел примерно на середине место с закладкой из слоновой кости, где записи заканчивались.

— Фиксировать надо имя, время, название книги, — говорил он, постукивая по странице, — но еще и, как я уже сказал, особенности поведения и внеш­ности. Мы ведем записи обо всех наших членах и претендентах — так мы отслеживаем их работу... Неко­торые очень усердно трудятся, — добавил он после паузы.

— А чем они занимаются?

— Мальчик мой! — Пенумбра вскинул брови, типа «это же очевидно!». — Читают!

Итак, на страницах журнала «NARRATIO» под номером IX я как можно точнее описываю события, происходящие в мою смену, лишь изредка добавляя литературные изыски. Считаем, что в правиле номер два есть исключение. Одну странную книгу в магазине мне трогать можно. Ту, в которой я пишу.

Если ночью приходил клиент, утром Пенумбра меня расспрашивает. Я зачитываю свои записи, а он кивает. Иногда докапывается до подробностей:

— Достойное описание мистера Тиндала. Но скажи-ка, помнишь ли ты, пуговицы на его пальто были перламутровые? Или из рога? Или из какого-то металла? Может, медные?

Ладно, признаю, все же странно, что Пенумбра ведет такое досье. Я даже никакой злонамеренной цели вообразить не могу. Но когда человек достигает определенного возраста, перестаешь его спрашивать зачем. Это как-то опасно. Вдруг ты спросишь: «Мистер Пенумбра, почему вас так интересуют пуговицы на пальто мистера Тиндала?» — а он помолчит, почешет подбородок, повиснет неловкое молчание, и мы оба поймем, что он не помнит?

Или вдруг сразу же меня уволит?

Пенумбра скрытен, и его послание очевидно: ра­ботай и не задавай вопросов. Моего друга Аарона на прошлой неделе уволили, и ему придется вернуться в родительский дом в Сакраменто. В нынешней экономической ситуации мне предпочтительнее не испытывать терпения Пенумбры. Мне нужна эта работа.

Пуговицы на пальто у мистера Тиндала были неф­ритовые.

Мэтрополис

Для круглосуточной работы книжного магазина владелец и два сотрудника поделили пиццу циферблата поровну, и мне достался самый темный клин. Себе Пенумбра выбрал утро — в теории время максимальной нагрузки, только у этого магазина ее не бывает. Каждый клиент тут — целое событие, и он появится с равной вероятностью как в полночь, так и немного за полдень.

Я передаю рабочую эстафету Пенумбре, но принимаю ее от тихони Оливера Гроуна, который работает до вечера.

Оливер высокий и крепко сбитый, у него массивные конечности и огромные ступни. А еще кудри цвета меди, и уши торчат перпендикулярно. В какой-то другой жизни он, возможно, играл бы в футбол, занимался греблей или не пускал недостаточно уважаемых господ в клуб по соседству. А в этой жизни Оливер — аспирант в Беркли, археолог. Готовится стать куратором музея.

Он тихий, даже слишком для таких габаритов. Разговаривает короткими простыми фразами и как будто постоянно думает о чем-то другом, о чем-то давнем и/или далеком. Оливер вечно грезит об ионических колоннах.

Его познания глубоки. Однажды я устроил ему тест по книжке «Предметы старины глубокой», вытащенной с самого низа крошечного исторического раздела Пенумбры. Прикрыв рукой подписи, я показывал ему только фотографии.

— Минойский бык-тотем, тысяча семисотый год до нашей эры! — выкрикнул он. И был прав. — Графины региона Йюс, четыреста пятидесятый год до нашей эры. Может, пятисотый. — (Да.) — Черепица, шестисотый год нашей эры. Думаю, корейская. — (Тоже да.)

В итоге Оливер угадал десять из десяти. Уверен, у него мозг просто подчиняется другим законам времени. Я едва помню, что ел вчера на обед; Оливер же прекрасно знает, что происходило в тысячном году до н. э. и как там все выглядело.

Я ему завидую. Сейчас мы с Оливером Гроуном на равных: у нас одна работа, мы сидим на одном стуле. Но скоро, очень скоро он превзойдет меня на целую и очень весомую степень и стремительно умчит вперед. Он устроится в реальном мире, потому что он в чем-то хорош — умеет не только лазить по лестнице в пустынном книжном магазине.

Я прихожу каждый вечер к десяти, Оливер всякий раз неизменно сидит за прилавком с книгой, и всегда это какой-нибудь «Атлас стрел доколумбовой Америки» или «Керамика: уход и питание». Каждый вечер я постукиваю пальцами по темному дереву. Он поднимает голову и говорит:

— Привет, Клэй.

Каждый вечер я сажусь на его стул и мы обмениваемся кивками на прощание, как солдаты, как люди, побывавшие на месте друг друга.

___________

Заканчивается моя смена в шесть утра — не самое простое время, чтобы выходить в мир. Как правило, я отправляюсь домой, читаю или играю во что-нибудь на компьютере. Я мог бы сказать, что это мой способ расслабиться, однако ночная смена у Пенумбры особо не напрягает. В общем, я просто убиваю время, пока не встанут мои соседи по квартире.

Мэтью Миттельбрэнд — наш художник. Он тощий как палка, у него бледная кожа и странный график — даже по сравнению с моим, потому что вдобавок непред­сказуемый. Зачастую Мэта и ждать не приходится: он всю ночь до утра корпит над своими проектами.

В дневное время (если можно так сказать) Мэт занимается спецэффектами в «Индастриал лайт энд мэджик»4 в Президио, а точнее, готовит реквизит и де­корации для фильмов. Ему платят за то, что он придумывает и делает лазерные винтовки и за́мки с приви­дениями. Но — и это меня потрясает — он не пользуется компьютером. Мэт из вымирающего племени художников по спецэффектам, которые до сих пор делают что-то с помощью ножей и клея.

Когда Мэт не на студии, он занимается каким-нибудь собственным проектом. Он работает с безумной целеустремленностью, часы улетают, как сухой хворост в костер, и стремительно сгорают. Спит он мало и поверхностно: иногда прямо сидя в кресле или ложится на диван в позе фараона. Он как дух из сказок, какой-нибудь джинн или типа того, только его стихия — не воздух или вода, а воображение.

Нынешняя затея Мэта самая крупная, и скоро в квар­тире не останется места ни мне, ни дивану. Этот проект стремится захватить вообще всю гостиную.

Называется он «Мэтрополис», Мэт строит его из коробок и банок, бумаги и пены. Это как бы модель железной дороги, но без железной дороги. Сплошь крутые холмы из гранул пенополистирола под проволочной сеткой. Мэт начал на карточном столе, потом доба­вил еще два на разной высоте, словно тектонические плиты. И на этой почве столов раскинулся его город.

Это фантастическая миниатюра, яркий и сверкающий гипергород, сделанный из кусочков знакомых всем вещей. Тут есть формы, как у Фрэнка Гери5, из гладкой фольги. Готические шпили и зубцы из макарон. Эмпайр-стейт-билдинг из осколков зеленого стекла.

На стену за столами Мэт скотчем приклеил фотореференсы: распечатки с музеями, соборами, офисными небоскребами и домами ленточной застройки. Некоторые показаны силуэтно издалека, но есть и крупные планы: приближенные поверхности и текстуры, которые Мэт снимал сам. Часто он стоит и пялится на них, потирая подбородок, изучая гладкости и шероховатости, разбивая на части и пересобирая их в своем авторском лего. Мэт так творчески использует обычные предметы, что забываешь об их первоначальном назначении и видишь лишь крошечные здания, которыми они стали.

На диване лежит черный пластмассовый радиопульт; я беру его и нажимаю кнопку. Игрушечный дирижабль,­ уснувший у двери, зажужжав, оживает и устремляется к Мэтрополису. Хозяин может посадить его и на Эмпа­йр-стейт-билдинг, но под моим управлением дирижабль лишь тупо влетает в окна.

Моя спальня — первая по коридору после Мэтрополиса. У нас три спальни и три жильца. У меня самая маленькая, простой белый куб с эдвардианской лепни­ной на потолке. У Мэта самая большая, гораздо простор­нее остальных, но там дует — он живет в ман­сарде, куда ведет крутая узкая лестница. В третьей спальне идеально сочетается размер и комфорт, и принадлежит она нашей третьей соседке, Эшли Адамс. Сейчас она спит, но осталось недолго. Каждое утро она встает ровно в шесть сорок пять.

Эшли красивая. Может, даже слишком — своими формами и сиянием она больше похожа на 3D-модель. Она блондинка, прямые волосы ровно острижены на уровне плеч. Руки рельефные: дважды в неделю она занимается скалолазанием. Ее кожа постоянно обласкана солнцем. Эшли — менеджер по работе с клиентами в пиар-агентстве, и «Новый бейгл» был ее кли­ентом — так мы и познакомились. Ей понравился мой логотип. Сначала я думал, что влюблен в нее, но потом понял, что она андроид.

В хорошем смысле! Когда мы в этом вопросе раз­беремся, все признают, что андроиды — это круто, так? Они умные, сильные, собранные, вдумчивые. Эшли именно такая. И она у нас хозяйка: это ее квартира. То есть она давно ее снимает, поэтому цена аренды зафиксирована договором и не поднималась.

Лично я рад, что наши хозяева теперь андроиды.

После того как я прожил здесь месяцев девять, наша тогдашняя соседка Ванесса переехала в Канаду оканчивать магистратуру по экологии, и я на ее место нашел Мэта. Он был другом моего друга из художки; я видел его выставку в крошечной галерее с белыми стенами — миниатюрные райончики, возведенные в бутылках и лампочках. Когда оказалось, что мы ищем соседа, а он ищет квартиру, меня страшно прельстила перспектива делить кров с художником, хотя я сомневался, согласится ли Эшли.

Мэт пришел знакомиться в обтягивающем голубом блейзере и слаксах со стрелками. Мы сели в гостиной (тогда там царил телик с плоским экраном, настольного города не было и в мечтах), и Мэт рассказал нам о своем тогдашнем проекте в «ИМЛ»: дизайн и создание кровожадного демона с джинсово-синей кожей. Для сцены в фильме ужасов в магазине «Аберкромби и Фитч».

— Я учусь шить, — пояснил он и показал на манжеты Эшли. — Вот это очень качественные швы.

Когда Мэт ушел, Эшли сказала, что ей понравилась его аккуратность.

— Если ты думаешь, что он будет хорошим соседом, я не против, — сказала она.

В этом и таится ключ к гармонии нашего сожительства: хотя у них совершенно разные цели, Мэт с Эшли оба очень внимательны к деталям. Мэт — к малюсенькому граффито на крошечной станции метро. Эшли — к нижнему белью, которое подходит к ее костюму.

Но истинное испытание случилось сразу, на первом же проекте Мэта. Все развернулось на кухне.

А кухня — святая святых Эшли. Я сам на кухне осторожен и аккуратен: готовлю только такие блюда, после которых легко убрать за собой, например пас­ту или «Поп-тартс»6. Я не трогаю модные и сложные инструменты Эшли, типа терочек и чеснокодавки. Я умею включать и выключать конфорки, но не режим конвекции в духовке, — полагаю, для этого нужно задействовать два ключа, по принципу пускового механизма на ядерной ракете.

Эшли обожает кухню. Она любит хорошую еду, придерживается философии эпикурейства и максимально красива — точнее, андроидно-идеальна — по выходным, когда готовит ароматное ризотто в фар­туке, подобранном по цвету, завязав светлые волосы пучком на макушке.

Мэт мог бы разместить свой первый проект в мансарде или в нашем маленьком заросшем дворике. Но нет. Он выбрал кухню.

Я тогда после «Нового бейгла» сидел без работы, так что все развернулось на моих глазах. Я как раз вгля­дывался в художество Мэта, когда появилась Эшли. Она только пришла с работы в карбоново-кремовом одеянии от «Джей-Крю». И ахнула.

Мэт установил на плите огромный котел из пирекса, в котором медленно смешивалось масло с красителем. Субстанция была плотная и вязкая и при медленном нагревании снизу потихоньку закручивалась, словно распускающиеся цветы. Мэт выключил на кухне свет и расположил за котлом две яркие дуговые лам­пы — они бросали сквозь стекло красные и фиолетовые тени, которые падали на гранит и белую штукатурку.

Я выпрямился и молча застыл. Последний раз меня подобным образом застукали в девять лет, когда я после школы делал на кухонном столе вулканы из соды и уксуса. На маме тогда были такие же штаны, как у Эшли.

Мэт медленно поднял на нее взгляд. Рукава у него были закатаны до локтя. Его темные кожаные туфли сверкали во мраке, как и намасленные кончики пальцев.

— Это симуляция туманности Конская Голова, — сообщил он. А что же еще?

Эшли молча уставилась на него. Челюсть у нее слегка отвисла. Ключи болтались на пальце, на полпути к своему месту, аккуратному крючочку прямо над списком дел по дому.

К тому времени Мэт прожил с нами три дня.

Эшли сделала два шага вперед, наклонилась к котлу и, как прежде я, уставилась в космические глубины. Шафрановый пузырь пробивался через золотисто-зеленое месиво.

— Мэт, пипец, — с придыханием сказала она. — Какая красота.

Астрофизическое варево Мэта продолжило тихо бурлить, а за ним последовали и другие его проекты, которые становились все крупнее, создавая больше бардака и занимая больше места. Эшли заинтересовалась его работой. Бывало, зайдет, подбоченится, сморщит нос и с легкостью даст какой-нибудь конструктивный совет. Телевизор она убрала сама.

В этом секретное оружие Мэта, его паспорт, его козырь: он делает красивые вещи.

___________

Разумеется, я приглашал Мэта в магазин, и сегодня он объявился. В полтретьего. Колокольчик над дверью звякнул, возвестив о его приходе. Он молча запрокидывает голову, глядя на стеллажи, уходящие в темную высь. Потом поворачивается ко мне, рукой в клетчатом рукаве указывает вверх и заявляет:

— Я хочу туда.

Я проработал тут всего месяц и еще недостаточно свободно себя чувствую, чтобы безобразничать, но любопытство Мэта заразно. Он направляется прямиком к Суперстарам, останавливается между стеллажами и, склонившись к ним, изучает текстуру древесины и книжных корешков.

— Ладно, — соглашаюсь я, — только держись крепко. И не трогай книги.

— Не трогать? — удивляется он, пробуя лестницу на прочность. — А если я хочу купить?

— Отсюда нельзя ничего купить, только взять, и эти книги только для членов клуба.

— Они редкие? Первые издания? — Мэт уже в воздухе, двигается он быстро.

— Скорее, единственный экземпляр, — отвечаю я. На них и ISBN нет.

— А о чем они?

— Не знаю, — тихо отвечаю я.

— Что?

Повторяя громче, я осознаю, насколько глупо это звучит:

— Я не знаю.

— Ты что, не смотрел? — Мэт останавливается, изумленно уставившись на меня.

Я уже нервничаю. Я же вижу, куда идет разговор.

— Неужели ни разу? — Он тянется к полке.

От досады мне хочется тряхнуть лестницу, но лучше уж Мэт откроет книгу, чем разобьется насмерть. Наверное. Он уже держит в руках толстый том в черном переплете, рискуя упасть. Лестница с Мэтом покачивается, я скрежещу зубами.

— Слушай, Мэт, — голос у меня вдруг становится визгливо-плаксивый, — может, хватит...

— Это так круто.

— Давай-ка ты...

— Реально круто, Дженнон. Ты что, не видел? — Прижав книгу к груди, он спускается на ступеньку.

— Погоди! — (Лучше с этой книжкой далеко не уходить.) — Я поднимусь.

Я ставлю вторую лестницу рядом и прыгаю по перекладинам; вот я уже поравнялся с Мэтом и мы вполголоса дискутируем в тридцати футах над землей.

По правде говоря, мне, конечно, любопытно до смерти. И я зол на Мэта, но в то же время благодарен, что он взял на себя роль демона-искусителя. Прижимая толстую книженцию к груди, он подается ко мне. Тут темно, поэтому и я наклоняюсь к нему, чтобы лучше видеть.

И вот за этим Тиндал и остальные прибегают по ночам?

— Я-то надеялся, что это какая-нибудь энциклопедия кровавых ритуалов, — говорит Мэт.

На развороте раскинулась убористая матрица букв, плотное одеяло глифов практически без пробелов. Шрифт крупный, жирный, с острыми засечками. Я узнаю алфавит — обычная, привычная латиница, — но не слова. По сути, слов и нет. Страницы испещрены длинными рядами букв — какая-то совершенно нечитаемая тарабарщина.

— Хотя, — продолжает Мэт, — откуда нам знать, что это не энциклопедия кровавых ритуалов...

Я беру с полки другую книжку: высокую и тонкую, с ярко-зеленой обложкой и коричневым корешком. Она подписана «Кресимир». В ней то же самое.

— Может, это головоломки, — гадает Мэт. — Какое-нибудь продвинутое судоку.

По сути, да, клиенты Пенумбры как раз из тех, кто сидит в кафе с шахматными задачами и субботними кроссвордами и вписывает ответы в газету, изо всех сил давя на синюю шариковую ручку.