Нойды. Красный браслет E-Book

Елена Булганова

• Herausgeber: Росмэн / Rosman
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Нойды
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 391

Beschreibung

Третья книга захватывающей серии «Нойды» Елены Булгановой, автора любимых читателями циклов «Вечники», «Инсомния», «Навия». Могущественный Хозяин выходит из тени. Он открывает найденышам, обладающим удивительными способностями, тайну их появления на свет и делится своими планами на будущее, в которых неразлучной пятерке предстоит сыграть важную роль. Но пятеро не хотят быть частью чужого плана, послушным орудием в руках Хозяина. Они готовы на все, чтобы освободиться от него. Только как это сделать? Хозяину все подвластно, он неуязвим. Или?.. Быть может, не все еще потеряно?

Leseprobe

МОСКВАРОСМЭН2023

Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Мф. 6:21

ГЛАВА 1

РАСКРЫТАЯ ТАЙНА

Виктория не слушала урок. Весь час до конца занятия она разглядывала нос учительницы, слегка смахивающий на помятую котлету, и ее близко посаженные пыльно-серые глаза. Глаза были самой забавной деталью, потому что женщина то и дело скашивала их то в одну, то в другую сторону так сильно, что зрачки совершенно убегали, и девочка всякий раз замирала в предвкушении: вернутся или нет. Наверно, репетиторше никогда не приходилось видеть такую роскошную комнату, вот и торопилась все получше разглядеть, а Викторию от этой обстановки уже тошнило.

Едва электронные часы на столе показали конец урока, девочка откинулась на спинку стула и произнесла ровным голосом давно заготовленную фразу:

— Ну вот, а теперь зайдите, пожалуйста, к моему отцу и скажите ему, что я прошу вас уволить. Если вас такая формулировка шокирует, тогда скажите, что увольняетесь сами, потому что я тупая и необучаемая. Горничная проводит вас в его кабинет.

Женщина задохнулась от возмущения, клацнула зубами и вытаращила глаза на нахалку, но овладела собой и прошипела с лютой улыбкой на узких губах:

— О да, пожалуй, скажу ему чистую правду: ты в очередной раз…

— На «вы», пожалуйста!

— …Что вы, бестолковая и ни на что не годная, в очередной раз не готовы к уроку, и я не желаю больше это терпеть!

— А вот это ложь, — равнодушно уронила Виктория. — Я ответила вам урок в самом начале занятия.

— Ты… вы ответили его на английском!

— Да, а что тут такого? Мне так удобнее. Я гораздо больше времени провожу за границей, чем в России.

— Но я преподаю физику! И хотела бы слышать ответы на понятном мне языке!

Девочка слегка пожала плечами: ваши проблемы. Этот жест окончательно добил преподавательницу. Она встала, до предела распрямила спину — аж хрустнули позвонки, в последний раз огляделась по сторонам и покинула комнату. Виктория ни секунды не сомневалась, что больше никогда ее не увидит: папуля всегда идет дочери навстречу, хотя прекрасно понимает, кто прав, а кто виноват.

Но виноват-то во всем именно он, как ни крути. Виктория так надеялась, что они совсем скоро вернутся в Сан-Диего, она будет ходить в привычную школу, общаться с приятельницами. Вместо этого они застряли в Москве, к ней снова ходят репетиторы, а папули целыми днями нет дома, и на все вопросы он отвечает невнятно:

— Милая, расслабься сама и меня не дергай, сейчас все самое интересное начинается в России.

А ей скучно, скучно! Учителя в этой стране все такие наглые, совершенно не держат дистанцию! И учиться неинтересно и не хочется, вот и приходится искать себе развлечения. А хуже всего, самое болезненное и тревожное то, что слишком близко резиденция Прайдов. Виктория вздрагивает от каждого звонка и постоянно с ужасом ждет, что, спустившись в столовую, обнаружит там Кира, увидит знакомый пугающий блеск в его темных глазах, снова ощутит себя в его власти.

Кажется, только в раннем детстве она была по-настоящему счастлива, пока не познакомилась с этим исчадием ада, как про себя называла сынка человека, на которого работал ее отец. Все заботились о Виктории, все ее жалели, потому что росла без матери. Но однажды папуля вызвал девочку из ее комнаты и сказал, почему-то слегка заикаясь:

— К нам важные гости пожаловали, дочка. Со старшими я сам разберусь, а ты беги в малую гостиную и пообщайся с мальчиком. Он младше тебя, но ты уж как-нибудь развлеки его, договорились? Он, кстати, тоже любит рисовать.

Она пошла, не ожидая подвоха. Даже прихватила любимую книгу сказок, чтобы почитать малышу. В самом деле, за столом пристроился с ногами на стуле темноволосый кудрявый мальчик лет пяти, с сильным нажимом он рисовал что-то ручкой в альбоме. В ее альбоме, догадалась Виктория. Наверное, отец снова брал, чтобы похвастаться работами дочери, а потом не вернул на место. И теперь, кажется, мальчик рисовал прямо поверх ее рисунков, то есть нещадно портил их. Уложив подбородок на согнутую в локте руку, чиркал не глядя.

— Отдай альбом, эй! — возмутилась Виктория. — Не понял разве, что это чужое? Верни его, а я дам тебе другой, чистый.

Мальчик скосил на нее полный недоброго веселья взгляд и зачиркал еще быстрее. Девочка вспомнила, что, как хозяйка, обязана быть терпеливой с гостем, ведь ей уже почти девять лет, хотя и больно смотреть на уничтожение своего труда. Мелкий гость продолжал коситься на нее и растягивать в улыбке губы. Она уж решила, что он, может, и говорить не умеет, какой-то дурачок, когда мальчишка вдруг выкинул в ее направлении левую руку с зажатыми между пальцами двумя кусочками бумаги:

— Тяни!

— Что это? — заволновалась девочка, даже отступила на шаг.

— Там цифры. Если не повезет и вытащишь единицу, то сразу покажешь альбом своему отцу и скажешь, что ты это сама все нарисовала.

Тут он перестал загораживать альбом, наоборот, развернул к Виктории и начал медленно перелистывать страницы. Она еле сдерживала слезы: ее рисунки были испоганены, к ним наг­лый гость пририсовал такие детали, что и смотреть противно. Девочка шагнула вперед, собираясь вырвать альбом и врезать хорошенько вредителю, но словно запнулась о его взгляд, такой насмешливый и наглый, будто он знал, что ему все позволено. Да и разговаривал он как-то очень уж по-взрослому. Виктории стало страшно.

— А если двойка? — с трудом выговорила она — и, кажется, именно в этот миг попала под его власть.

— Тогда сама порвешь на мелкие клочки этот альбом и еще один, на свой выбор. Зато показывать никому не нужно. Ну, давай уже тяни!

Мальчишка некрасиво оскалил зубы — позднее Виктория узнала, что так он делает, когда не терпится провернуть очередной замысел, то есть почти всегда. Она снова попятилась, замотала в панике головой:

— Не буду ничего тянуть! Не впутаешь меня в свои гадости, малявка ты мерзкий!

Свирепый взгляд стал ей ответом.

— Я расскажу папе, что ты тут творишь! — Виктория решила сыграть на опережение.

Она двинулась к двери, стараясь не бежать, но успела сделать лишь пару шагов. Вдруг что-то захлестнуло ее горло, надавило на плечи, потянуло к полу. Виктория завопила, повалилась на бок, задергала локтями, спеша освободиться. А когда, отбившись, вскочила на ноги, увидела мальчишку, сжавшегося на ковре, — он испуганно всхлипывал, обняв коленки.

Когда в комнату на крики прибежало несколько человек из обслуги, к всхлипам прибавились стоны. Срочно послали за хозяином дома, отцом Виктории. Тот примчался ужасно бледный, в испарине, едва не растянулся, споткнувшись о порог. Лица слуг белыми пятнами маячили вокруг, но никто не смел коснуться стонущего мальчишки.

Виктория, заледенев, пыталась понять, что же она натворила. Следом за отцом в гостиную вошел незнакомый мужчина, высокий и широкоплечий, с густой гривой волос. Он был спокоен, даже слегка улыбался, сложив руки на мощной груди. Его желтоватые глаза глянули на застывшую девочку с насмешливым сожалением. Мальчик же на ковре перестал стонать и заговорил проникновенно, не забывая охать от боли:

— Мне никто не сказал, что это ее альбом. Я не знал, правда, папа! А она накинулась на меня, как сумасшедшая, избила. Я боялся, что вообще убьет. Она ненормальная, да?

Тут он приподнял голову, и стало видно, что его левый глаз уже заплывает нехорошим багрянцем. У Виктории мелькнула мысль, что она могла случайно заехать мальчишке локтем, когда пыталась сбросить его со своей спины.

— И еще у меня очень болит живот, — печально закончил мальчик, после чего конвульсивно задергался, и его стошнило на ковер.

— Я не била его в живот! — завопила Виктория.

Но ее никто уже не слышал — все кинулись заниматься потерпевшим, только его отец, понаблюдав еще секунд десять, преспокойно удалился с места преступления. А Виктория бросилась в свою комнату и просидела там пару часов, не смея шевельнуться от страха: а вдруг мальчишку увезли в больницу или он вообще умер? Ближе к вечеру она была приглашена в отцовский кабинет и едва сумела преодолеть на ватных ногах ступени, ведущие на другой этаж.

Отец ее не ругал, только сказал усталым голосом:

— Вика, ты уже взрослая девочка. Должна бы понимать, что с некоторыми людьми просто не стоит связываться.

— Я больше никогда не хочу видеть этого поганого мальчишку! — выкрикнула она, и слезы так и брызнули из ее глаз.

Правда, это были слезы облегчения: значит, с мелким негодяем все обошлось, иначе разговор был бы другим.

Отец подошел, взял ее правой рукой за плечо, левой неб­режно потрепал по волосам:

— Увы, милая, так не получится. Он — сын человека, на которого я работаю, и тебе придется общаться и играть с ним всякий раз, когда ему заблагорассудится. Иначе твоего папульку могут уволить, Хозяин хочет, чтобы его вырод… его сынок общался с другими детьми.

— Но я не хочу!

— А жить так, как мы живем, ты хочешь? Получать все самое лучшее хочешь? Или предпочла бы прозябать, как обычные люди? Ты же видела их жизнь хотя бы по телевизору? Старые машины, маленькие квартиры, бытовые неудобства. А главное, мучительные сожаления, что от них ничего в мире не зависит, что они и сами ничто. Хотя тебе этого не понять пока. Просто поверь мне на слово, Вика, — потеряв дело своей жизни, твой добрый папуля может сильно измениться, стать сварливым, раздражительным. И это тебе точно не понравится. Так что учись, милая, терпеть и справляться с проблемами. Тем более что проблема — хлипкий пацан младше тебя. И ты не так уж часто будешь его видеть.

— Папа, но ты хоть ему не поверил? — взмолилась девочка. — Ты понял, что я ничего такого не делала? Его отец так странно смотрел на меня… но ты-то мне веришь?

Отец явно устал от этого разговора, закатил глаза, вздохнул:

— Да ладно, Викусь, к чему эти вопросы? Твой папуля не дурак и все понимает!

От души немного отлегло.

— Только знаешь что? — вдруг добавил он сухо, тонкие пальцы уже обеих рук больно впились в плечи девочки.

— Что, папуля? — прошептала она, испуганно сжимаясь.

— Это не имеет ровно никакого значения. Ты старше, поэтому спрашивать при любом инциденте, подобном сегодняшнему, буду с тебя. Накажу по-настоящему, Виктория, как никогда прежде не наказывал, имей в виду! Так что постарайся, чтобы Кирилл всегда был доволен общением с тобой.

Даже много лет спустя вспоминать тот разговор было неприятно, Виктория всякий раз ежилась и трясла головой. Она старалась, она всегда старалась. И отец наверняка тогда загнул про наказание, иногда он даже заступался за нее, как в том случае с фотографиями. Но как же ей было страшно и плохо, когда этот злокозненный Кир находился рядом! Хотелось зарыдать в голос, убежать далеко-далеко, забиться куда-то, спрятаться и переждать наваждение.

Ох, и зачем она вдруг ни с того ни с сего начала это вспоминать?! Словно в ответ на ее мысли звякнул мобильный, пришла эсэмэска с прикрепленным видео от него, от Кира. Живот моментально скрутило, а кисти рук сделались словно отмороженные, пальцы потеряли чувствительность. Только после десятка глубоких вдохов она овладела собой и смогла открыть вложение.

На первый взгляд ничего страшного там не оказалось: что-то вроде парка, березки и елки, желтая трава на спуске к круглому прудику, на заднем плане торчат колонны из золотистого камня. Человек десять ребят и девочек идут мимо пруда к озеру. Под распахнутыми куртками видна одинаковая форма, похоже, все учатся в одной школе. Чуть обособленно держатся две девочки. Одна, полноватая, что-то ищет суетливо в своем рюкзачке. Ее поддерживает за локоть другая, худенькая, ее за плечом подруги и не разглядеть.

Послание от Кира гласило: «Угадай, какую страшную тайну я только что узнал?»

Вика в отчаянии уронила руку с телефоном на колени. Он снова втягивает ее в свои игры, и нет способа этого избежать!

Мелкими шажочками зашла горничная Ира, она торжественно несла на вытянутых руках синее хлопковое платье от Гуччи с великолепной вышивкой на груди и по краю длинных рукавов. Отчиталась:

— Вот, только что доставили. Красота нереальная! Будете одеваться, мисс?

— З-зачем? — растерялась и даже похолодела от страха Виктория.

Появление платья как-то причудливо переплелось в ее голове с посланием от Кира, показалось частью игры. Юный Прайд обожал переодевания.

— Ну как же, вы ведь приглашены на день рождения к вашей подруге. Уже и букет доставили, и подарок, я в машину все отнесла.

Вика облегченно выдохнула — все верно, сегодня день рождения у дочери одного папочкиного приятеля, банкира, кажется. Эта долговязая и неисправимо шепелявая девчонка никакой подругой Виктории не была — еще не хватало! Интуитивно Вика понимала, что хотя ее отец всего лишь работает на Хозяина, то есть на Прайда, его статус все равно недостижимо выше, чем у какого-то банкира. Все, с кем папуля находил нужным поддерживать отношения, обращались к нему с почтительным трепетом. Но это не отменяло светских приличий, и Виктория бросилась одеваться, увидев в мероприятии прекрасный выход из положения: не станет она участвовать в играх Кира, пусть пишет что хочет. Она идет на семейный праздник, а появляться в обществе с мобильником — дурной тон. Так что телефон останется дома.

Выдвинув ящик стола, Виктория схватила свой изящный айфон двумя пальцами, как хватают гадину, и именно в этот миг высветилось новое послание: «Угадаешь, как ее зовут?»

И снова прикреплена фотка. Но телефон уже полетел в ящик, а тот, в свою очередь, был благополучно захлопнут.

Праздник задался, хотя Виктория терпеть не могла вредную старшую дочь банкира, которая пыталась держаться как светская леди, то есть безудержно сплетничала о взрослых. Но зато младшая, белокурая десятилетняя Агата, была славным ребенком. Они с Викой вдвоем, прихватив поднос с пирожными, сбежали в комнату Агаты и спрятались в гардеробной. Слушали музыку, болтали, пока папуля не начал звать домой. За все это время Виктория ни разу не вспомнила про пугающее послание, зато так объелась сладким, что вернулась в их московский дом с ноющим животом и сразу легла спать.

Утром ее снова разбудила неуемная Ирина.

— Ну что опять? — рассердилась Вика, села рывком на кровати, протерла глаза. — Мне в школу не нужно, вчера устала, дай нормально поспать.

— Мисс, ваш отец должен срочно уехать и хочет перед отъездом вас повидать, — с достоинством доложила девушка. — Так что извольте привести себя в порядок и бегите в его кабинет. А потом можете спать дальше.

— Ла-адно, — зевнула девочка. — Платье домашнее дай.

Папуля не признавал никаких пижамных костюмов или халатов, считал их верхом расхристанности.

Пока Ирина ее причесывала и собирала волосы в хвост на затылке, Виктория спохватилась: а где мобильник? Он всегда лежал на столике рядом с кроватью, она по нему смотрела время. Вспомнила, и тут же настроение словно обрушилось, нахлынул липкий страх. А вдруг папулю вызвал Прайд, потому что она рассердила его гадкого сынка тем, что не ответила на звонки и не включилась в игру?

На слабых ногах Вика приблизилась к столу, потянула ящик с таким чувством, словно в нем затаилось нечто ужасное, типа прыгающих пауков. Но отлегло: телефон не мигал, значит, новых сообщений не поступило. Тогда она решилась все же посмотреть последнюю фотографию.

Снова те две незнакомые девочки, но теперь изображение полноватой наполовину обрезано, а в кадре — ее подруга, стоит у самого озера, смотрит задумчиво вдаль. Виктория содрогнулась: это кто, она? Невозможно, снимок сделан вчера. Но почему у девочки точно такие же, почти белые, волосы и черты лица, как у Виктории? Какой-то монтаж, что ли? Вика поднесла телефон к самому носу, покрутила так и этак. Если не монтаж, то девочка очень на нее похожа. Невероятно похожа. Да что там — любому ясно, что они близнецы. Только родинки на щеке не хватает.

«Угадаешь, как ее зовут?» Кир задал этот вопрос вчера около полудня и больше на связь не выходил. Странно, он никогда не позволял ей уклониться от игры. И еще эта девочка… Откуда он раздобыл видео и фотографию? Едва ли сделал сам, это же не двор особняка Прайдов.

— Ну же, мисс…

Девочка едва не заорала от неожиданности, когда горничная коснулась ее плеча, и бегом бросилась в кабинет отца.

Он уже заканчивал сборы, вещи унесли в машину — Вика столкнулась по пути с дворецким. Теперь папуля стоял посреди комнаты и сосредоточенно оглядывал каждый угол — прикидывал, не забыл ли что важное, такая уж была у него привычка.

— Эй, Викуся, заставляешь ждать! — Он сложился в пояснице и уперся руками в колени, чтобы дочь могла его чмокнуть в щеку. Потрепал ее по плечу, взгляд же оставался отсутствующим, думал он совсем о другом. — Слушай, милая, я тут уеду на день или два. Парочку учителей ты вчера очень не вовремя уволила, новых найду, когда вернусь. Но чтобы занималась пока сама, и никаких отговорок…

— Папа, скажи мне правду! — потребовала Виктория, сердито раздувая ноздри и впиваясь в отца взглядом. — Мама ведь не умерла, да?

— Что? — К таким разговорам Павел явно не был готов. — Какая еще мама, ради всего святого?

— Моя мама! Ты показывал мне карточку, говорил, что она давно умерла, сразу, как родила меня! А я теперь знаю, что это не так!

— Ну а как? — почти равнодушно спросил отец, кидаясь к столу и рывком открывая ящик, чтобы выудить оттуда какую-то забытую вещицу.

— У меня есть сестра-близнец. Вы развелись с мамой, а нас поделили, да ведь?

Виктория очень старалась говорить как взрослая, четко и без лишних эмоций.

— Да что за бред, откуда ты такое взяла? — Павел наконец сосредоточил на ней взгляд, сердито нахмурился. — Виктория, тебе дурацкий сон приснился, что ли? Вчера ты подобных разговоров не заводила, сегодня Ира тебя едва добудилась, а потом ты врываешься ко мне и несешь черт знает какую дичь. Как это понимать?

— Просто с утра я увидела кое-что в своем телефоне, — пояснила девочка. — Фотографию той, другой девочки, которая копия меня.

— Бред! Приеду и разберусь, что там за фальшивку тебе прислали. Все, до встречи!

Он шагнул к двери, но Вика растопырила руки, перекрывая выход из кабинета. Как ей жить несколько дней, не зная правды?

— Это Кир Прайд прислал, — с трудом выдавила она ненавистное имя.

— Кто?!

Отец, кажется, гаркнул на весь дом. Потом выбросил вперед руку с растопыренными пальцами.

— Телефон, живо!

Испуганная такой реакцией, она выгребла из кармана захваченный на всякий случай айфон, вложила в нервно подрагивающую и очень холодную ладонь отца. Тот моментально нашел и просмотрел все, что хотел, уставился вопрошающе на дочь:

— Он тебе писал почти сутки назад, почему ты отреагировала только сейчас?

— Я не посмотрела вчера, — опуская голову, призналась девочка. — Нужно было собираться на праздник…

Виктория не договорила. В конце концов, папуля в курсе, что она боится всего, что исходит от проклятого мальчишки.

— Значит, так! — объявил отец, все больше пугая ее. — Я возьму с собой твой телефон… нет, лучше собирайся-ка в темпе, и полетели со мной.

— Куда?!

— Обратно. К Прайдам.

— Нет, я не хочу, — белея, попятилась Вика.

Кажется, она сама себя загнала в ловушку.

— Виктория, что я сказал?! И не дрейфь, дочка, этого гаде… мальчишки Прайда там нет. Он пропал как раз вчера утром. И ты, похоже, последняя, с кем он пытался выйти на связь. Поэтому лучше тебе быть под рукой, вдруг снова напишет или позвонит. Обещаю, мы сразу уедем, едва он найдется. Давай же, ну!

Последний призыв прозвучал так отчаянно, что Вика бросилась в свою комнату — переодеваться в дорогу.

Пока частный самолет отца набирал высоту, Виктория сидела неподвижно и часто дышала приоткрытым ртом. Полеты пугали ее, она так и не смогла перебороть себя, несмотря на большой опыт, — она и к Киру не смогла притерпеться после стольких лет.

Она предпочла бы молчать весь путь до Питера, зорко наблюдать за персоналом: не появится ли на их лицах отблеск тревоги. Это ее папуля научил давным-давно: смотри на стюардов — если они спокойны, то бояться нечего. Однако нельзя было упустить удобный момент для разговора с отцом, ведь по прилете он моментально нырнет в свои дела, а ее привычно перепоручит кому-то из обслуги. Поэтому, как только разрешили отстегнуть ремни и Павел начал привставать из кресла, чтобы размяться, Виктория схватила его за руку:

— Пожалуйста, папа, объясни мне насчет той девочки!

— Какой еще, к бесам, девочки? — протянул отец, хотя по его голосу было ясно — он прекрасно понимает, о чем речь.

— Ну той, на фотке. Мы с ней не просто похожи, мы близнецы! И ты знаешь, кто она такая, ведь правда?

Отец, поскучнев, что-то обдумывал, кривил узкие губы, быстро и часто моргал. Потом вдруг положил узкую бледную руку на ее ладонь, сказал, стараясь придать тону ласковую проникновенность:

— Ладно, Викуся, рано или поздно ты все равно узнала бы. И ты уже не маленькая, истерить и брызгать тут слезами, надеюсь, не станешь. В общем, ты ведь наверняка хоть краем уха слышала о проекте «Первенцы», да?

Виктория торопливо кивнула, словно отмахнулась. Ну да, дети, искусственно рожденные и выращенные в Институте, сверхлюди, наделенные странными и пугающими способностями. Один из проектов Прайда, о котором нельзя болтать. О первенцах часто и с удовольствием говорил Кир, в детстве он пугал ее до смерти, уверяя, что сам такой и может сделать с ней что угодно. Потом она поняла: врет — и больше особо первенцами не интересовалась, хотя в разговорах взрослых вокруг нее это слово то и дело проскакивало…

— Так вот, эти первенцы и к тебе имеют некоторое отношение.

— Я? — задохнулась от ужаса Виктория.

— Да не ты! — Отец даже хохотнул коротко. — Но эти первенцы, они ведь не из пустоты берутся, верно? Женщины, которые не могут сами завести детей, обращаются за помощью к врачам, им делают ЭКО — искусственное оплодотворение. В процессе остаются лишние эмбрионы, их и использует Институт, чтобы создавать первенцев. Девочка, которую ты видела, и есть первенец. И при этом твоя сестра-близнец.

Некоторое время сидели молча, у Вики аж в мозгах поскрипывало, так напряженно она обдумывала ситуацию. Отец выжидательно посверкивал на нее глазами.

— Но я не понимаю, неужели вы с мамой позволили такое… — наконец произнесла она очень медленно, подгоняя слово к слову, словно детали пазла.

— Ага, ты все-таки решила размотать до конца, — произнес Павел вроде даже с облегчением. — Ладно, тогда поехали дальше. Нет, никто не позволял. Я, милая, по правде сказать, и женат никогда не был. А дочкой, которая родилась у некой пары, была ты, Виктория. Но случилась невероятная, чудовищная накладка: твоя сестра, когда ее, как и других первенцев, забросили в реальный мир, случайно попала на глаза своим же родителям. Сходство с тобой тогда не было так очевидно, ведь вы росли в совершенно разных условиях. И все же оно настолько поразило тех людей, что они решили девочку удочерить. Нас это не устраивало: в любой момент они могли провести анализ, убедиться, что вы идентичны, поднять шум. Было решено одну девчушку из того семейства изъять. Но для первенца обстановка в семье была подходящей, не хотелось подвергать малышку лишнему стрессу. Поэтому забрали тебя, заодно пригрозив родителям, чтобы не поднимали шум. Вот так.

Виктории казалось, что она спит и видит кошмар. Или сошла с ума. Этого не могло быть! Ну а если и могло, то как человек, много лет называвший себя ее папулей, просто взял и вывалил на нее все это? Хоть бы соврал! Она ведь сама подкинула ему подходящий вариант с разделенными близнецами!

Человек, который минуту назад был ее отцом, с детским любопытством заглянул ей в лицо, похлопал добродушно по спине:

— Ну-ну, Викусь, это не конец света. Поверь, ты жила и дальше будешь жить куда ярче и интересней, чем если бы осталась в том семействе. Нет, они, конечно, на паперти денег не просят, но в твоем понимании — последние бедняки. А я, честно говоря, думал, ты давно уже сама все сообразила, просто помалкиваешь. Ну виданное ли дело, чтобы у отца-одиночки не осталось фотографий ни супруги — хотя бы свадебных, ни дочурки-малышки до — сколько там тебе было? — четырех годиков. Переоценил твой умишко, похоже.

Тело превратилось в кисель. Наверное, она в другой ситуации попыталась бы убежать прочь, забиться куда-то, спрятаться от того ужаса, что обрушился на нее. Вдруг Виктория отчетливо поняла, что сидящий рядом человек не только никогда не любил ее, но даже не пытался притворяться. Просто у него было достаточно денег, чтобы засыпáть ее подарками, окружать роскошью и людьми, вынужденными исполнять любой ее каприз. А теперь он взял и убил ее равнодушным рассказом.

— У Кира тоже есть брат-близнец? — сообразила спросить она.

Вдруг вспомнился мальчишка, который так испугал ее вначале. А потом даже расставаться с ним было грустно. Таилась в нем какая-то теплота, что ли. Даже о Кире после знакомства со странным его двойником было не так страшно и мерзко вспоминать.

— Что? С чего ты взяла? — встрепенулся Павел, уже успевший включить планшет и погрузиться в него.

— Просто спрашиваю.

— А знаешь, самое смешное, что есть, — хмыкнул мужчина, огляделся по сторонам и до предела понизил голос. — Уж не знаю, как это вышло, накладка или нет. Хозяин говорит, по недосмотру, виновные наказаны. А я думаю: подстраховался он. Ради будущей миссии Кира, ну, об этом тебе знать рановато. Вот с этим близнецом-первенцем как-то и связано исчезновение Кира. Но ничего, отыщут. Ты, главное, мобильник из рук не выпускай, как что новое — сразу показывай.

Если бы Виктория не была убита разговором, она остаток пути с наслаждением мечтала бы о том, что Кира никогда больше не найдут. Или его найдут, но в таком состоянии, что страха и боли он ей больше не причинит.

«Угадаешь, как ее зовут?» — всплыло в голове.

— Как ее зовут? — вслух спросила она.

— Кого? — Кажется, Павел уже и думать забыл о разговоре с приемной дочкой.

— Девочку, которая осталась жить в моей семье, — отчеканила Вика.

— А, ее-то. Так Викторией зовут, как же еще? Парочку ту обязали всем говорить, что это и есть их родная дочь, а приемыша вроде как похитили, или помер. Не помню уже, как они ее называли.

— Я сразу попала к тебе?

— Когда? В смысле, после родителей своих? Нет, не сразу.

— А где я была? Почему совсем забыла их, ведь не младенцем же была!

Мужчина что-то обдумал, покосился на нее, вздохнул. Похоже, касаться некоторых тем ему не хотелось. Все же ответил:

— Какое-то время в Институте пожила. Возможно, им было интересно сравнить тебя с той, которую сами вырастили, не знаю. Думаю, и память твою подправили, это они умеют. При мне ты о прошлой жизни никогда не вспоминала, домой не просилась. Дочка, дай-ка мне поработать.

— Я тебе не дочка! — сдавленно выкрикнула Виктория.

Мужчина, которого она считала отцом, поднял голову, пару секунд вглядывался в нее, без особого, впрочем, интереса. Потом равнодушно уронил:

— Что ж, вакансия-то свободна. Я имею в виду, та семейка много лет держала кукушонка — так они считали — только надежды ради, что тебя однажды вернут. Так им в прощальной записке было обещано. Но скоро все первенцы поступят в распоряжение Хозяина, как и было изначально задумано. Я не настаиваю, не думай, я в целом привык к тебе. Но при желании ты могла бы вернуться к своим настоящим родителям, стать, так сказать, утешением их старости. Решать тебе, милая. А теперь не мешай мне, договорились?

ГЛАВА 2

ТЕПЕРЬ НЕ ВМЕСТЕ

Родители уже дома. Володя Милич отметил это на автомате, едва через темную подворотню вышел в освещенное пространство двора и бросил взгляд на дом. В их квартире было светло везде, кроме его комнаты и комнаты сестры. А на лоджии кто-то стоял — черный силуэт против света, распахнул на полную балконное окно и опасно свесился через ограждение. Впрочем, окна светились во всех квартирах, совсем как в новогоднюю ночь. Людям за этими окнами было очень страшно, они не ведали, какое зло творится сейчас в городе, не проберется ли оно под покровом ночи в их квартиры. Они были начеку.

— Вот видишь, потихоньку дошли, — оглянулся Володя на Абрека.

Пес стойко преодолел весь путь, ни разу не заскулил и не остановился. И сейчас он тоже смотрел на родные окна, как смотрит измученный штормом матрос на возникший из глухого тумана спасительный маяк. Приоткрыл пасть, словно собирался приветственно гавкнуть, но передумал, решил поберечь последние силенки.

Похоже, с лоджии их все-таки разглядели — родители рука об руку ждали у лифта. Мать ахнула, потянулась, чтобы обнять, но Владимир выставил ладонь, удерживая ее на расстоянии. Другой рукой легонько похлопал себя по куртке, объясняя причину.

— Что произошло? — Отец не отрывал взгляда от кровавой лужицы посреди лифтовой кабины, которая успела натечь с брюха пса. — Где Таня?

— С ней все в порядке, скоро вернется, — попытался ответить как можно тверже Владимир, хотя понятия не имел, где сейчас сестра и когда изволит появиться.

— Что это за ребенок? — Мать опасливо косилась на торчавшую из-под полы куртки босую израненную ступню. — Он хоть живой?

— Живая, — сказал Володя. — Она потерялась — наверное, в панике выбежала раздетая из дома или из садика. У нас тут не пойми что весь день творится.

— Давай возьму. — Мать протянула руки.

Отец уже уносил в квартиру тоненько скулящего Абрека.

— Нет, мам. Она только успокоилась, заснула. Я сам отнесу в свою комнату, а ты сообрази какой-нибудь еды — возможно, она с самого утра не ела. И мокрые полотенца, чтобы обтереть хоть немного. И еще перекись и йод.

Мать, получив четкую инструкцию, покивала и унеслась в сторону кухни. Отец за распахнутой дверью ванной промывал раны Абрека, щелкал ножницами, выстригая шерсть в поврежденных местах. Владимир прошел в свою комнату, осторожно уложил малышку на покрывало, спеленал, будто в конверт. Девочка была в том состоянии, когда ничто, кажется, не могло ее разбудить. Вялость и неприятная податливость маленького тела пугали. Володя даже использовал трюк, о котором только в книжках читал, — поднес к ее лицу зеркало, перед которым брился по утрам. Поверхность запотела, и он успокоился.

Услыхав за дверью торопливые материнские шаги, положил на глаза малышки скрученную в жгут собственную футболку и встал рядом наготове — вдруг внезапно проснется и задергается.

Мать принесла несколько йогуртов, подогретое молоко.

— Вот для начала, а сейчас кашку сварю, с медом. Ты ее сперва покорми, она, похоже, совсем обессилела. Позже принесу таз с водой, прямо тут помоем ее. Ванную отец занял… Что за нелюди такое с Абреком сотворили?

— Да там некоторые личности совсем обезумели к концу дня. Это он, бедолага, меня защищал.

Володя говорил, а сам ощущал, как наполняет тело свинцовая усталость, набухают веки. Позади остался бесконечный и очень трудный день, но расслабляться было нельзя, Таня еще не вернулась. Мать коснулась его руки, он вздрогнул и осознал, что несколько мгновений спал стоя.

— Насчет девочки… надо, думаю, прямо сейчас в полицию звонить? Ее родители наверняка с ума сходят.

— Я позвоню, мам. Ты не волнуйся.

Едва мать вышла, как зазвонил мобильный. Высветилось имя: Маго, и Милич со всей силы хлопнул себя ладонью по лбу: как же он не вспомнил, что у него есть телефон мальчишки! Алекнул — и услышал подрагивающий от волнения голос сестры:

— Вовка, ты дома уже? Родители вернулись?

— Вернулись, они в порядке. Из-за тебя только переживают. Ты где вообще?

— Ну, мы все у Вики сейчас. Почти все… Поняли, что ты тут побывал, освободил Абречку. А Викин отец не вернулся, она к нам идет ночевать, ты предупреди там папу и маму…

— Что значит почти все? — сбившись с дыхания, едва выговорил Милич, так ему не понравились эти слова, да и весь тон сестры, наигранно-оживленный. — Что-то случилось? С кем?

— Здесь я, Вика, Злата и Маго, — отчиталась Таня, и он сумел выдохнуть. — Все в порядке. Платон… ну, он не с нами, лечит свою ногу.

— Вам удалось что-то? — понизил голос Володя.

— Да! Очень даже удалось. Мы нашли еще троих детей, сейчас они уже в безопасном месте. Только одну девочку не нашли, но уже ночь, она, наверное, забилась куда-то. Завтра снова возьмемся.

— Можете поскорее прийти сюда все вчетвером?

— А что такое? — заволновалась сестра, она тоже прекрасно умела считывать малейшие нюансы в его голосе. — Вообще-то мы так и планировали, Маго все равно хочет сперва нас проводить, потом Злату. Но почему ты?..

— Не по телефону. Это сюрприз, — мрачно проговорил Милич. — А теперь бегом домой, я время засекаю.

— Да мы уже! Мы скоро!

Выглянув из комнаты, Володя громко объявил, что Таня будет дома через десять минут, с друзьями. Мать на кухне еще активнее забрякала посудой. Правда, сперва принесла тазик с водой и полотенца, рвалась помочь, но парень ее мягко выпроводил и даже припер дверь стулом. Сам, как мог, протер худое тельце девочки, обработал ссадины. Сдернул испачканное покрывало и закутал по новой в чистую простыню. Малышка слабо шевелилась, время от времени издавала странные звуки, похожие на тонкое поскуливание или даже писк, особенно когда он прижигал йодом самые глубокие царапины и порезы, но так и не смогла разлепить веки. На всякий случай Володя то и дело поглядывал на ее глаза.

Звонка он не услышал, наверняка мать дежурила у входа. Потом дверь распахнулась с такой силой, что стул отлетел и ударился о стену. Они ввалились все вчетвером, впереди Таня с вытаращенными глазами и закушенными, почти белыми губами.

— Еж, что случилось?! Папа сказал, что Абрек серьезно ранен, а ветеринар не соглашается ехать на вызов. Что с ним про… Ой!

Она заметила малышку на кровати, смолкла на полуслове и начала белеть теперь уже всем лицом. Володя привычно нащупал в кармане сестрино лекарство. Злата и Вика переглядывались, а Маго на цыпочках подкрадывался к дивану.

— Это она, что ли? — спросил, потрясенно уставившись на девочку. — Пятилетка?

Владимир скромно кивнул.

— Ну и дела… Да как же это? Мы не нашли, а ты нашел? И она тебе ничего?..

— Живой, как видишь, — скупо заметил Милич.

Буквально в десять предложений, четко и без эмоций он изложил, как нашел девочку, как отбил у озверевшей толпы. Вдаваться в подробности пока было тяжело, он не знал, переживет ли Абрек, главный герой события, эту ночь.

— Вовка! — Таня подскочила, обняла его неуклюже, ткнулась лбом в плечо. — Какой же ты отважный! Но ты ужасно рисковал!

— Абрек рисковал еще больше.

— С ним все будет хорошо. Вика с нами, останется тут ночевать, при ней ничего ужасного с ним не случится, забыл? А завтра город успокоится, приедет ветеринар или сами отвезем его в клинику.

Володя с чувством потрепал сестру по плечу — про Викину нереальную способность держать смерть на расстоянии он, в самом деле, напрочь забыл. Или просто раньше не верил до конца, но сейчас почти успокоился. Правда, опять в сон начало клонить.

Вика Фомина тем временем всхлипывала у стены, потрясенная услышанным, Маго крутился рядом, пытался ее отвлечь. Злата подошла к дивану, опустилась на корточки, дотошно разглядывая девочку. Володе в этот момент очень хотелось узнать, оценила ли она по достоинству его историю. Но, повернув голову, девушка тихо спросила:

— Мне кажется или в самом деле?..

— Да, — ответил Владимир. — Я это потом понял, когда уже вытащил ее из того двора.

— Вы о чем вообще? — опять заволновалась Таня.

Встрепенулись Вика и Магомет. Само собой, Угушев не стал дожидаться ответов, оттеснил Злату и сам внимательнейшим образом рассмотрел малышку.

— На Таньку здорово похожа! — огласил он свой вердикт.

— Не просто похожа. Они близнецы, — сказал Милич и крепче прижал к себе сестру, почувствовал сотрясающую ее мелкую дрожь.

— Но как такое возможно? — ахнул мальчик, которого вообще тема близнецов волновала чрезвычайно.

— Очень просто. Заморозка, — хмуро произнесла Злата. — Потом эмбрион можно разморозить в любой момент и работать с ним.

— Добро пожаловать, Тань, в клуб близнецов, — попыталась улыбнуться Вика, пока потрясенный Маго хватал ртом воздух.

Такое ему прежде и в голову не приходило.

— Ладно, давайте решать, — заторопился Володя. — Малышку нужно отправить к Элле, пока родители тоже не начали к ней приглядываться. Точнее, им и смотреть на нее категорически нельзя. Только Эллу нужно заранее предупредить, чтобы она к ребенку даже не приближалась. Тут посложнее будет, чем с тем мальчишкой, я даже не знаю…

— Я пригляжу за девочкой, — мягко произнесла Злата. — Мы что-нибудь придумаем, чтобы обезопасить Эллу.

— Хорошо, тогда я отвезу малышку и Злату, Маго забросим по пути. Отцовской машиной воспользуюсь.

— Твоя машина на въезде стоит сейчас, — замороженным голосом произнесла Таня, и Владимир заметил, какими тревож­ными взглядами обменялась четверка.

С Платоном явно случилось что-то нехорошее, но Милич решил выспросить у них все подробности по дороге.

— С ней утром разберусь. Всё, поехали. Мать вот-вот придет в себя и начнет допрос с пристрастием.

Он подхватил спящую девочку на руки, уже привычно запахнул полу куртки так, чтобы прикрыть ее лицо.

— Погоди, — попросила сестра, и он замер на месте.

Таня подошла, погладила малышку по торчащей из-под полы макушке с грязными спутанными волосами. Потом подсунула руки под куртку и крепко ее обняла. Девочка дернулась, и Володя грудной клеткой ощутил, как быстро-быстро колотится ее сердце. Но мешать не стал, он понимал: впервые в жизни Таня касалась кого-то, кто был ей родным по крови. Впрочем, сестра уже испуганно отдернула руки, попятилась:

— Ой, кажется, она проснулась. Володя, осторожней!

— Ничего, она ко мне уже привыкла, — улыбнулся сестре Владимир. — Ну всё, вперед. Где этот пронырливый тип?

Маго предсказуемо обнаружился рядом с отцом, возле пса. Вместе они вытащили Абрека из ванны и уложили на стопку простыней. Пес, выполнив свой долг и дойдя до дома, теперь совершенно ослаб, а кровь все еще текла — верхняя простыня уже окрасилась ею.

— Рана на брюхе серьезная, — через плечо буркнул отец. — Тут зашивать надо.

— Постараюсь на обратном пути раздобыть ветеринара. Пап, я возьму твою машину?

— Куда ты снова? — еще больше нахмурился отец.

— Ребенка отвезу, нашлись ее родители. Они сами приехать не могут, — упредил он зреющий вопрос. — Ну и ребят заодно развезу.

— Ладно, только в темпе. И чтобы был на связи, телефон не забудь.

— Эй, товарищ Маго, совесть у тебя вообще есть? — спросил Владимир, повторно вернувшись в ванную комнату за мальчиком.

Только после этого «товарищ» нехотя оторвался от Абрека, которому нашептывал что-то на ухо.

— Может, я лучше у вас останусь?

— Вот уж нет. Тебе родителей нужно успокоить. Названивают, небось?

— Я трубку не брал. А после звонка тебе телефон вообще сдох.

— Надеюсь, тебе хорошенько от них прилетит за это «не брал». Живо на выход!

Наконец загрузились в отцовскую машину, поехали. Злата на переднем сиденье держала на руках снова уснувшую малышку, Магомет сзади что-то сердито бурчал.

Город не спал в этот поздний час. Обычных горожан было не видно, зато повсюду ходили патрули, и в форме росгвардейцев, и полицейские, и дружинники. Жидкий поток машин полз по проспекту еле-еле, Володя даже заволновался, не проверяют ли на постах. Но на улицу, ведущую к дому Эллы, свернули нормально.

— Так где все-таки Платон? — не выдержал Милич.

Он-то ждал, что они сами заговорят, когда рядом не будет лишних ушей, — не дождался. Маго сразу затих, словно выключили звук. Но Злата все же ответила, явно превозмогая себя:

— Он поехал вместе с детьми и с теми людьми, которых послали за ними. Добровольно. Платон один может без всякого риска ухаживать за малышами, без него все это дело обречено было на провал. То есть мы тоже можем, но он велел нам остаться. Хорошо и то, что там наверняка есть врачи, они сразу займутся его ногой.

— Но он вернется? Когда? Вы на связи?

— Сейчас мы даже позвонить не можем, нужно хоть до зарядников добраться.

— Но он вернется? — настойчиво повторил Володя, чувствуя недоброе.

Впервые он воспользовался тем, что Злата не может врать.

— Мы не знаем, Володь. Возможно, нет… Не в ближайшее время.

— То есть вам что-то известно о планах тех людей?

— Да, кое-что, — с каким-то отчаянием выговорила девушка. — Они хотели забрать нас всех. Чтобы мы жили… в другом месте, вместе с новыми первенцами, растили и обучали их, сами учились… уж не знаю чему. Еще прежде Маго рассказал нам после встречи с отцом, что у нас остается месяц. Но Платон решил, что поедет один и постарается пока выгородить нас. Хотя я не уверена, что нам стоило разделяться. Володя, ой!

Машина сильно вильнула и едва не выехала на тротуар. Теперь Милич поспешно ее выравнивал, спрашивая себя, не потерял ли он сознание на долю секунды.

— Нашли что обсуждать, когда человек за рулем, — подметил сзади непривычно сердитый Маго.

— Да просто я должен был узнать об этом раньше! — заорал Владимир. Правда, шепотом заорал, не хотел снова пугать ребенка. — А не получать информацию по крупицам! Я имею право!

— Да имеешь, конечно. Но что бы это изменило? Ты бы с ума сходил. А сделать все равно ничегошеньки нельзя.

Некоторое время ехали в тяжелой, давящей тишине.

— Знаешь, я иногда спрашивал себя: а что для меня самое страшное? — медленно проговорил Володя, когда машина уже остановилась под окнами Эллы, на том же самом месте, где и пять часов назад. Будь посветлее, и кровавый след на асфальте можно было бы разглядеть. — А теперь понял — беспомощность. Самое страшное и унизительное для мужчины — это услышать, что он не в силах защитить свою сестру и… других дорогих ему людей. А если я могу? Могу вопреки всему, именно потому, что они дорогие?

— Володь, ну прости! — поскорее повинилась Злата.

— При чем тут твое «прости»? Ты лучше скажи, веришь мне или нет?

Девушка еще больше съежилась на сиденье.

— Верю, конечно же. Но и ты пойми: мы — не обычные люди, попавшие в передрягу. Мы созданы для работы на того, кто за нас заплатил. Конечно, нам этого совсем не хочется, но ведь убежать и спрятаться все равно не получится. Нам придется хотя бы узнать, чего от нас ждут, а там уж принять решение. И если завтра нам прикажут всем присоединиться к Платону, мы соберем вещички и отправимся туда. А иначе никак. И мы стараемся по возможности никого больше в эту историю не втягивать, только у нас плохо получается.

— Знаешь, что хуже всего? Хуже даже того, о чем я уже сказал? — прорычал Милич. — Когда люди думают, что главная их задача — оградить близких от проблем и боли.

— А разве не так?

— Сперва неплохо бы спросить у этих близких, что для них — самая большая боль! И я бы тебе сказал: не быть до конца с тем, кого любишь! Что мне останется, если исчезнет Танька, исчезнешь ты? Да в сто раз легче знать все риски и делать все, что в моих силах. И плевать мне на опасность! Даже погибнуть не так плохо, как потерять вас!

Он замолчал, тяжело переводя дыхание.

Маго не преминул воспользоваться паузой в разговоре и вставил:

— Да, влип ты, Вовк. Угораздило тебя влюбиться в одного из нас, и это плюс к Таньке.

— Маго! — ахнула девушка.

— А что, все давно в курсе!

— Маго, сходи, пожалуйста, к Элле и разведай обстановку, — обманчиво ласковым голосом попросила Злата. — Я ей звонила, но ты проверь, правильно ли она все поняла, готова ли к такому риску.

— Понял!

Засидевшийся мальчик пробкой вылетел из машины.

Девушка от смущения едва переводила дух. Потом тревожно произнесла:

— Володя, ты только не подумай, что мы об этом говорили, как-то обсуждали. Просто нашему Маго законы не писаны…

— Да плевать, обсуждали вы или нет! — горячился Милич, отнюдь не испытавший неловкости. — Пусть хоть по телевизору передадут, не жалко. Важно, что ты сама об этом думаешь, а, Злат? Но если не хочешь говорить, то молчи, соврать-то все равно не сможешь.

— Почему не хочу? Я просто не знаю… не умею о таком. Ты мне очень близок, Володя. Будто не Таня, а я с тобой всю жизнь рядом прожила. Но ты прав: я так боюсь за тебя, за Эллу, за всех, кто нам помогает, что даже в мыслях пытаюсь держать вас на расстоянии, не мечтать, не надеяться. Я ни одно чувство не называю его настоящим именем, потому что так мне легче. А иначе сразу приходит страх. Понимаешь?

— Понимаю, — помолчав немного и вроде как успокоившись, сказал Владимир. — Спасибо за правду.

Тут у окна машины возник тяжело дышащий Маго, доложил:

— Там дядя Эдик еще не ушел. Они всё приготовили: ванну, постель. Дядя Эдик сказал, что не выпустит Эллу с кухни. Я тогда тоже у них останусь, помогу Златке с девчонкой, а?

— Ничего подобного, — отрезал Володя. — Сейчас провожаем Злату до квартиры и сразу уходим. Ты же справишься одна?

Девушка коротко кивнула.

— Я отвожу Маго домой и еду добывать ветеринара для Абрека.

— О, тогда я с тобой, вдруг его припугнуть придется…

— Нет! — заорал Милич.

— Не убивай Маго, помни о всех нас, — хихикнула Злата, осторожно, бочком выползая из машины.

Измученный ребенок на ее руках не проснулся даже от криков.

Утром Таню разбудил какой-то шорох, она открыла глаза и увидела Вику, стоявшую у окна. И не поймешь, который час, вроде небо еще темное, но и светло, будто белые ночи вернулись. Глянула на мобильник — только пять утра.

— Вик, ты чего?

— Представляешь, снег выпал, — шепотом отозвалась подруга и закашлялась. — Это в начале ноября, после таких теплых дней.

Таня прошлепала к окну босыми ногами, тоже посмотрела: тонкое полотно белейшего первого снега старательно укрыло каждый сантиметр земли, запорошило верхушки деревьев. А вот на крышах снег уже превратился в кружево, которое растает и испарится за пару часов.

— Ты хоть спала вообще? — Тане стало стыдно, что вчера она так молниеносно отключилась, даже не позаботилась о гостье.

— Да, поспала пару часов, — ответила Фомина. — А потом стала думать, почему Платон не звонит. Он же понимает, что мы тут с ума сходим.

— Рано еще.

— Ну мог бы хоть эсэмэску сбросить! Маго вот уже звонил. Я под одеялом с ним разговаривала, ты не проснулась.

— Как у него?

— Плохо, — понурилась Вика. — Его бабушка так и не вернулась вчера. Они полночи обзванивали больницы, мать Маго и Элла…

— Почему Элла? — захлопала ресницами Таня. У нее возникло неприятное чувство, что она все на свете проспала.

— Так ведь она там, у Угушевых. Володя вчера рассказывал… Ой, наверное, ты спала уже. Это после ветеринара было.

Ветеринара Таня хоть смутно, но помнила. Сердитого человека в куртке поверх полосатой пижамы привел под ручку брат. Голова у дядечки было смешно сдавлена в висках, а вихры торчали, как у мальчишки. Скинув в прихожей ботинки, он сунул в тапочки голые ноги. А еще он непрерывно возмущался и твердил, что вынужден был уступить грубой силе молодого человека.

Но дело свое ветеринар знал хорошо, и чемоданчик, в отличие от носков, прихватить не забыл. Он сделал Абреку укол обезболивающего и зашил рану на брюхе, обработал прочие повреждения и оставил несколько уже заряженных шприцев про запас, после чего Володя повез его обратно домой. Таня еще слышала, как на лестнице вихрастый ветеринар обозвал брата мафиози, а тот со смехом пообещал, что в следующий раз притащит его среди ночи, чтобы сменить Абреку внешность. После этого измученная тревогами Таня лишь на минутку зашла в свою комнату поставить телефон на зарядку, прилегла на кровать и отключилась до утра.

— Так что насчет Эллы?

— Ну, Эдуард не позволил ей оставаться в одной квартире с малышкой. Вообще был ужасно зол, что твой брат ее привез. Я так поняла, что именно с этой девочки все и началось: сперва она напала на буку, а потом и на Эдуарда, он едва остался жив. И еще он думает, что именно она убила его друга в Институте, но точно не знает. Потому он сделал все, чтобы Элла не контактировала с малышкой, заранее вывел ее на лестницу, а потом Володя отвез ее к Угушевым.

— А сам?

— А он вернулся в Институт, у него операция сегодня.

— Так Злата там одна с девочкой?

Вика кивнула, потом опять надолго закашлялась, подошла к гостевому дивану и забралась на него с ногами, натянула плед (ее познабливало), снова с надеждой покосилась на телефон.

— Да всё с Платоном в порядке, я уверена. — Таня решила с этого утра всегда быть оптимисткой. — Спит еще. Представь, как он намучился, раненный, со всеми этими малышами.

Но Платон к тому времени не спал уже несколько часов.

Накануне вечером он отвез малышей ко въезду в город. Дорога, которая должна была занять считаные минуты, растянулась на полчаса испытаний, тревог и поисков окольных путей. Несколько раз он видел впереди посты, на которых тормозили подряд все машины. Едва ли их обыскивали, скорее, просто предупреждали пассажиров насчет обстановки в городе или что-то в этом роде. Всякий раз Платон менял направление, сворачивал на неприметные улочки — не стоило ему встречаться с полицейскими: он сидел за рулем чужой машины, в окружении четверых измученных и израненных малышей, с окровавленной штаниной, потому что нога снова начала кровоточить. А, да, еще и без прав.

До въезда он все же добрался. И сразу заметил припаркованный трейлер в окружении нескольких легковушек. Затормозил, и скоро к машине подбежала девушка, просунула в окно круглое взволнованное лицо. Ее щеки пылали, как два заката.

— Ну что, как они? Все живы? — спросила девушка испуганным шепотком.

Воронцов невесело хмыкнул.

Девушка спохватилась:

— Ой, что я, в самом деле? Просто сложно привыкнуть к таким странностям. А… где остальные? В смысле, старшие?

— Вам недостаточно тех, кто есть? — вежливо улыбнулся ей Платон. На самом деле он пережидал приступ боли в ноге и рад был возможности посидеть без движения. — Остальные разошлись по своим домам и семьям.

— Но я думала, мы договорились: вы приедете все вместе.

— На самом деле мы и не начинали договариваться. Вы отдали приказ, мы не сочли нужным ему подчиняться.

— Ладно, это сейчас не самое главное, — вроде как спохватилась девушка. — Я, кстати, Женя Барышникова. Мы все просто восхищены тем, что вы сегодня сделали. Платон, ты сможешь сам перенести детей в трейлер? Там уже все приготовлено. Наши еще осматривают окрестности, но я сейчас их всех вызвоню, и поедем домой. Так справишься? Потом тебе самому окажут помощь.

— Справлюсь. Прячьтесь все, — велел Воронцов.

Первым делом он отнес в трейлер старшего мальчика, создателя инфразвука. Тот на полпути — всего от силы шагов через десять — заворочался, потом сильно вздрогнул и распахнул глаза. Но обошлось, он только плотнее прижался к Платону, а потом и вовсе обнял его за шею тем жестом, который невозможно убить в ребенке, даже если его прежде никто не брал на руки. Через пару шагов он снова провалился в сон. Воронцов больше не ощущал боли в ноге — боль душевная всегда сильнее и вытесняет прочие недомогания.

Внутри трейлера в самом деле все приготовили: лежали в ряд пять надувных матрасов с ремнями посередине. Было очень тепло, даже жарко, как и привыкли первенцы. Свет поступал в распахнутую дверь от городских фонарей. Платон уложил спящего малыша на дальний от входа матрас, поколебавшись, все же пристегнул его в районе поясницы. Для этого пришлось опуститься на корточки, но в этот момент про рану свою он не вспомнил. А вот встать не мог, охнул и завалился боком на жесткий пол трейлера.

Шорох заставил его вскинуть голову: из тонущих во мраке углов приближались две не замеченные прежде низкие фигуры. Они тряслись и прижимались друг к другу, кутались в куски овчины. Впервые Платон мог осознанно разглядеть тех, кто заботился о нем когда-то. Может, это были те самые буки, а может, и нет. Их узкие прозрачные лица ничего не выражали. Один помог Платону встать, другой, опустившись на все конечности, осматривал ребенка на свой манер: обнюхивал рот и голову.

Воронцов поспешил за следующим ребенком, тоже мальчиком, тем, что творил невесомость. Напоследок принес самых маленьких, мальчика и девочку разом, и понял, что больше не в состоянии двигаться. Присел на свободный матрас, стараясь не стонать. В паре шагов от него буки бесшумно возились с малышами, осматривали, пристегивали.

В трейлер осторожно заглянула Женя, ее круглое лицо сияло.

— Спасибо тебе! Оставайся тут до прибытия, буки тебе помогут, а там уж будет настоящий врач. С машиной что делать?

— Оставьте тут, только переставьте понадежней, — из последних сил выговорил Платон. — Хозяин найдет ее.

— Сделаем!

Она исчезла. Один из бук бесшумно метнулся к Платону, склонился над ним, словно сломавшись в пояснице. На подобии лица, где под кожей проглядывала каждая мышца, каждый сосуд, был едва различим темный, почти черный рот, похожий на щель. Рот был закрыт, но бука звучал — все его тело еле заметно пульсировало и испускало знакомую мелодию. Нога вдруг стала меньше болеть, словно ее погрузили в заморозку. Мысли разбегались, и невыносимо захотелось спать. Платон не нашел причин противиться этому желанию — во время поездки в неизвестность имело смысл отдохнуть.

В следующий раз он открыл глаза, когда машина уже остановилась и буки сами начали выносить детей. Платон встал, похромал к двери, желая осмотреться: трейлер был почти что пришвартован ко входу в очень просторное здание, где только что скрылось одно из существ с ребенком. Воронцов сумел соскочить на землю, осмотрелся: вокруг темнел парк, вдали по ярким огням угадывался большой дом. Помещение, куда переносили детей, оказалось ангаром шатрового типа. Дорога, по которой подъехал трейлер, упиралась в ворота, там мелькали человеческие фигуры.

Затрещали высокие кусты, над ними, словно луна, взошло круглое встревоженное лицо.

— Так и думала, что ты сам выберешься, не утерпишь. Ну и к чему это геройство? Доктор сам за тобой пришел бы, чтобы ногу лишний раз не тревожить, — быстро и немного сердито выговаривала ему Женя, озираясь тревожно. — Ладно, пойдем уж.

— Куда? — осведомился Платон.

— Сперва в смотровую, потом в твою комнату. За первенцев не волнуйся, с буками им хорошо и привычно.

Об этом Воронцов знал по собственному опыту, так что спорить не стал, похромал рядом с девушкой по дорожке с подсветкой. Его немного удивило, что при шикарном особняке в одной из пристроек оказался настоящий врачебный кабинет, обставленный так, что иной больнице и не снилось. Доктор с пшеничного цвета усиками потер помятое лицо — пока ждал, задремал прямо за столом — и улыбнулся как-то очень по-домашнему. Представился как Вадим Андреевич и распорядился:

— Вы, молодой человек, за ширму сейчас пройдите, скиньте одежду, наденьте халат. Придется вам пока обойтись без штанов. И зовите меня, помогу вам забраться на каталку для осмотра. Женечка, если не возражаете, останется в качестве ассистентки, ей не впервой…

— Доктор, вы знаете, кто я? — напрямую спросил его Платон.

Мужчина замер с вопросительным выражением на лице, усы смешно встопорщились.

— Конечно, я осведомлен, но какое значение…

— Вас предупредили, что, прикоснувшись ко мне, вы можете начать говорить то, что не планировали, и делать то, что не собирались? Это и к тебе, Женя, относится, — сказал Воронцов.

Доктор растянул губы в вежливой улыбке, а у девушки снова запылали щеки.

— Ах вот вы о чем, молодой человек, — благодушно уронил Вадим Андреевич. — Понимаю вас и уверяю: беспокоиться не о чем. Я в курсе, что вы — первенец, и знаю вашу особенность. Считай я в душе, что первенцы — угроза обществу, а многие, знаю, так и считают, то, коснувшись вас, возможно, начал бы мыслить в направлении, как от вас избавиться. Врачу это нетрудно устроить. Но это не так, я вижу в вас прежде всего человека, раненого мальчика, если быть точнее. Женечка думает так же. Впрочем, наша девица и не коснется вас, будет только на подхвате. Так что не волнуйтесь, и давайте уже займемся вашей раной.

Платон коротко кивнул и поплелся за ширму. Он так устал и вымотался, что едва понимал, как оказался на каталке и что там доктор делает с его ногой. Сосредоточился на том, чтобы не отключиться: Платон еще с детдомовских времен не любил, когда заглядывали в лицо ему спящему. Оттуда же пришла привычка спать совсем мало, по пять часов примерно. Засыпал позднее всех, просыпался — раньше. Все свободное время отдавал книгам. Правда, в комнате, где спали еще трое, зажигать свет было нельзя. Если не удавалось потихоньку покинуть комнату, он мысленно открывал любую из впечатливших его книг и таким образом «перечитывал», обдумывал, даже спорил с автором. Или вместо «чтения» отыгрывал шахматную партию.

Вот и теперь, чтобы не спать, Платон страница за страницей перелистывал в памяти «Сумерки богов». Вздохнул с облегчением, услышав:

— Ну все, молодой человек, готово. На всякий случай перевозить вас сегодня уже не станем, вы отлично выспитесь прямо на каталке, и никакая боль вас не побеспокоит. Кнопка вызова над вами. Отдыхайте.

Стоило в смотровой погаснуть верхнему свету, как Платон с великим облегчением закрыл глаза и уснул.

ГЛАВА 3

ОБЕЩАНИЯ И УГРОЗЫ

Разбудили Воронцова осторожные шаги вокруг каталки — видно, доктор Вадим Андреевич спозаранку пожаловал в свой кабинет. Веки, словно запаянные, никак не открывались, и Платон решил, что будет просто лежать, от него ведь все равно ничего не зависит. Но никто не касался больной ноги, зато некоторое время спустя звучно крякнуло под чьей-то тяжестью кожаное кресло на колесиках в углу смотровой. Пришлось все же расклеить глаза и осмотреться.

За окном стояла та снежная хмарь, при которой никак невозможно определить время суток, но электронные часы с зеленоватой подсветкой сообщили Платону, что проспал он пару часов и время перевалило за полночь. Вошедший оставил дверь в коридор приоткрытой, и проникающий оттуда холодный белый свет позволял разглядеть крупного человека с зачесанной назад гривой густых волос. Человек сидел в кресле боком к Платону, и потому был хорошо виден его львиный профиль с чуточку приплюснутым носом и выдвинутым подбородком, таким мощным, что он слегка отвисал, обнажая крупные резцы.

Мужчина медленно повернул голову и вперил в парня тяжелый взгляд глубоко посаженных глаз. Отчетливо лязгнул челюстью, при этом нижняя губа совершенно поглотила верхнюю.

— Ну как нога? — спросил негромко.

Голос его, густой и низкий, чем-то походил на гул взлетающего самолета.

— Спасибо, нормально, — вежливо ответил Платон.

— Знаешь, кто я?

— Знаю. Вы хозяин этого дома, господин Прайд.

— Обращайся ко мне так: Виктор Антонович, — ухмыльнулся мужчина. — У нас с тобой впереди долгая и интересная история сотрудничества. Но для начала я должен поинтересоваться, почему не был выполнен мой приказ. Кажется, я четко выразил пожелание, чтобы сегодня же все первенцы оказались в моем доме? Что подало тебе мысль, что распоряжение можно нарушить и не понести за это серьезного наказания?

— Ну, приказ не мог быть выполнен по независящим от нас причинам: не удалось вчера найти последнего, пятого ребенка. Поиски продолжатся с самого утра.

Прайд глянул с убийственным прищуром:

— Хочешь сказать, что исполнили бы мой приказ в точности, если бы вам повезло чуточку больше?

Воронцов решительно и без сомнений мотнул головой:

— Нет. Я доставил бы сюда всех пятерых малышей, а ребятам все равно сказал бы расходиться по домам — они нуждались в отдыхе, и их ждали семьи.

— Вот как. — Теперь в голосе хозяина дома прозвучала явная угроза. — Ты решил, что лучше меня знаешь, в чем они действительно нуждаются? Я думал, ты умнее, Платон Воронцов, и понимаешь, что хвост не стоит рубить по частям из ложного милосердия. Первенцам нет места в мире нормальных людей! Это ясно?

— Я в этом не уверен, — тихо, но твердо проговорил Воронцов. — Мы прежде неплохо справлялись.

— Самонадеянный юнец! Кажется, жизнь среди обычных, пошлых людишек успела плохо повлиять даже на тебя, наделенного гениальными мозгами. Они справлялись! Да, пока вы, юные и невинные деточки, производили приятное впечатление и привлекали на свою сторону защитников. Но проблема в том, что вы не можете не причинять вреда людям! Просто потому, что вы иные. Сколько там уже на вашей коллективной совести смертей, не напомнишь?

Платон не стал отвечать. Сжал зубы, чтобы не задать рвущийся с губ вопрос.

— Наверное, ты сейчас умираешь от желания спросить, кто же из вас наделен даром убивать, причем неосознанно, сам того не желая! — с непонятным торжеством уже не говорил — рычал Прайд. — Вы ведь наверняка много думали об этом! Пока я этого не знаю, и никто не знает. Может, кто-то один, может, это коллективный навык. И ведь вы еще даже не вступили в период полного раскрытия ваших способностей! А сколько невинных тогда погибнет, ай-ай-ай!

Он вскочил так молниеносно, что кресло, отлетев, качнулось на задних ножках и брякнулось на спинку. Хозяин бесшумно заходил туда и сюда вдоль каталки, давая время собеседнику все осмыслить, и замер, когда дождался-таки краткого ответа от Воронцова:

— Вы лжете, Виктор Антонович.

— Что? — Звериный рев сотряс воздух. — Что это за разговоры такие?!

— Я уверен, что вы знаете, кто из нас способен убивать, — вежливо пояснил свои слова Платон. — Иначе не пришли бы сюда среди ночи, не рискнули кричать на меня. В первый раз люди погибли только потому, что наблюдали за нами издали.

Виктор Антонович застыл посреди комнаты, покачался на пятках — и вдруг расхохотался. Даже звонко стукнул себя ладонью по лбу: