От имени Земли E-Book

Майк Манс

• Herausgeber: Эксмо. Премьера
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Мастера прозы
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 660

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Одиноки ли мы во Вселенной? Сколько раз человечество задавалось этим вопросом, глядя тоскующим и взволнованным взглядом в непроглядную тишину ночного неба? Каким он может быть, первый контакт? Будут ли это наши братья или же враги, захватчики, польстившиеся на нашу прекрасную планету? Задаются ли этим вопросом восемь представителей Земли, отправленных в первую исследовательскую миссию на Марс? Нет. Несмотря на то что они — лучшие представители разных стран — участников проекта, ученые, врачи, военные, они в первую очередь — люди. Их волнуют простые человеческие вопросы. Лидерство. Дружба. Любовь. Однако их полет стал сигналом для Сверхцивилизации — содружества миров пояса Ориона, и именно им предстоит ответить на вопрос: кого они видят в космосе — врагов или друзей. И от того, какой именно ответ они найдут, зависит всё будущее Земли. На самой же Земле такое открытие встречено с энтузиазмом и подозрительностью. В то время, как одни стремятся помочь марсианской восьмерке, другие ищут в этом выгоду для своих стран, а то и вовсе опасаются ловушки от пришельцев, и эта разобщенность только усугубляет ситуацию.

Leseprobe

Майк Манс От имени Земли

© Майк Манс, текст, иллюстрации, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Сердце человека состоит из бесчисленного множества частиц, миллиарды лет назад извергнутых из пучин сверхновых. Вопреки всем законам мироздания, люди смогли сохранить в сердцах свет и жар тех звёзд, столь сильный, что, даже покидая нас, они не исчезают навсегда, а продолжают светить с небес.

Посвящаю этот роман моему отцу, живущему среди звёзд.

Пролог

Наглухо тонированный чёрный кадиллак с правительственными номерами доставил Артура Уайта по девяносто пятому шоссе в Ньюарк, небольшой городок на севере штата Делавэр, между Балтимором[1] и Филадельфией[2]. В городе машина некоторое время петляла по незнакомым ему улицам, оставив слева кампус Делавэрского университета, несколько жилых кварталов, после чего в конце концов за городским сквером с фонтанами, подъехала по переулку к солидному старому зданию и остановилась. Артур осмотрел строение из окна автомобиля: ничего примечательного, никаких флагов ООН или табличек, что показалось ему странным. Три, а местами четыре частично увитых плющом этажа, узкие высокие окна с блестящими, словно зеркала, стёклами. Вокруг много деревьев, небольшая лужайка, выложенные брусчаткой под старину дорожка с парковкой, железный забор, огибающий территорию по кругу, пропускной пункт возле кованых ворот. Охранник, увидев машину, зашёл в свою будку, желая что-то проверить. Было видно, как он говорит с кем-то по телефону. Выйдя, мужчина подошёл к кадиллаку и постучал в водительское окошко. Нэвилл, шофёр, который вёз Артура, опустил стекло.

– Сэр, можно ли проверить документы ваши и пассажира, пожалуйста?

Водитель достал из кармана куртки права и ещё какие-то бумаги, передал их охраннику, повернулся к Артуру и выжидающе взглянул на него. Ну да, Уайта предупредили. Он тоже достал свои права и, на всякий случай, паспорт и передал их шофёру, который тут же вручил документы охраннику. Тот недолго, но пристально изучал их, затем вернул обратно, козырнул и подал знак напарнику в будке.

– Можете проезжать, сэр, – сказал он, дождался открытия ворот, и добавил: – Вы должны покинуть территорию, высадив мистера Уайта, ваш уровень допуска не подразумевает нахождение в здании.

Водитель кивнул, охранник снова отдал ему честь и отошёл в сторону. Надо же, они все, видимо, из спецслужб. АНБ или ЦРУ[3]? Пока что, впрочем, не столь важно. Сначала нужно разобраться, что за работа его ждёт. Артура вызвали слишком срочно, купили билет на самолёт, выделив всего два часа на сборы, и сообщили лишь, что это чрезвычайно важная для науки и безопасности задача, поэтому все детали он узнает на месте. Уайт раз десять задавал себе вопрос, почему он вообще согласился, почему отменил занятия в университете на три дня вперёд и почему побежал по первому зову правительства.

Возможно потому, что в душе любого мужчины, пусть даже он уже старик за шестьдесят, живёт юноша, подверженный зову приключений, мечтающий о том, что кто-то скажет ему что-то вроде «Ты – прирождённый джедай», или «Разве вы не получали письма из Хогвартса?». Чего бы ты ни добился в жизни, сколько бы ни повидал, какое бы признание ни приобрёл, ты всё равно хочешь чего-то большего, волшебного и неожиданного. Мечта стать частью Великого Дела живёт в душе каждого.

«Доктор Уайт, добрый день. Вас беспокоят из специальной комиссии ООН. Мы позвонили вам, чтобы вы помогли решить очень важную научную задачу, от которой может зависеть безопасность как США, так и всей планеты», – скажите честно, если бы вы услышали подобное по телефону, как бы поступили?

Артур решил, что это розыгрыш, и повесил трубку. Но всего через три минуты ему позвонил по мобильному президент университетского совета и попросил срочно перезвонить в ООН, продиктовав номер. Тут уже вероятность, что это пранк[4], начала стремиться к нулю, и он перезвонил. Профессору стало весьма интересно, что же такого астробиолог может сделать для безопасности планеты. Однако, как выяснилось, нужно было лететь через полстраны, чтобы узнать это. В результате он плюнул на всё и полетел. А что ещё интересного может произойти с тобой в таком возрасте? Инсульт. Инфаркт. Поездка с внуками в Диснейленд. Пожалуй, всё.

Водитель подрулил к парадному входу, вышел, открыл Артуру дверь и выгрузил два его чемодана из багажника. Профессор вылез из машины, опираясь на открытую шофёром дверь и слегка кряхтя. Его суставы, ожидаемо, воспалились за время перелёта из Аризоны[5] в Филадельфию и за последующее часовое путешествие в машине. Он расправил спину и плечи, слегка хрустнул шейным позвонком, а затем поправил очки на носу. После этого молча кивнул шофёру. Тот отдал честь, сел за руль и выехал. Ворота за ним закрылись.

– Простите, сэр, это точно здание ООН? – громко уточнил доктор Уайт у охранника, вернувшегося в тенёк под деревом возле ворот.

– Мы не в курсе, для нас это просто охраняемый объект, – лениво ответил тот.

Почему его вызвали именно сюда, а не в Нью-Йорк? Что за судьбоносную задачу предстоит решать в городке с населением менее пятидесяти тысяч человек? Почему охрана не в курсе того, что находится внутри здания? Почему они ведут себя как представители спецслужб? Слишком много разных «почему»… Артур прошёл ко входу, где, вполне ожидаемо, его уже встречал другой охранник, в чёрном костюме и в тёмных солнечных очках, прямо как в шпионских фильмах.

* * *

Кабинет, куда его проводили, вполне соответствовал внешнему облику здания. Он радовал глаз роскошной старинной отделкой дубом и красным деревом. Но при этом, судя по всему, был защищён от прослушивания и подглядывания: на окнах были установлены какие-то приборы, наличие которых Артур объяснил для себя защитой от электромагнитного сканирования, а затемнение стёкол в сочетании с зеркальным эффектом снаружи наводило на мысль о том, что кабинет отлично спрятан от посторонних взглядов. По углам стояли четыре рабочих стола. На трёх находились включённые ноутбуки, а на четвёртом виднелись хаотично разбросанные бумаги и папки. Царило тёплое желтоватое освещение, на окнах красовались тяжёлые тёмно-красные отдёрнутые шторы, у стен стояло несколько дубовых шкафов с книгами, а перед одним из столов располагалась оттоманка работы девятнадцатого века. Довершал картину овальный стол из красного дерева, человек на шесть-семь, в центре комнаты.

Сейчас за ним сидели трое. Слева, закинув ногу на ногу, разместился серьёзный чёрный мужчина лет пятидесяти, по ощущениям потомок выходцев из Кении с небольшой примесью североевропейской крови. В его волосах проглядывала седина, а под глазами пролегли лёгкие морщины, однако он был в хорошей физической форме и весьма высок, – около ста девяноста сантиметров. На нём был чёрный костюм, фиолетовая рубашка и весьма стильные туфли. Мужчина казался приятным, в меру щеголеватым. Справа, облокотившись на стол, обосновался полноватый тип в форме военного образца, но не армейской. Лет сорока, с намечающейся проплешиной, форма которой намекала на его немецкое или голландское происхождение, хотя было в нём и что-то от итальянца, этот мужчина производил противоположное коллеге впечатление, кроме того от него пахло чем-то ярким и неуместным. Напротив Артура находилась женщина, во внешнем облике которой угадывались черты североамериканских индейцев, возраста примерно лет тридцати пяти. Она была неприметной, не вызывающей никаких эмоций, словно серая офисная мышка. Мужчина в форме привстал и жестом пригласил профессора присоединиться. Артур, немного замешкавшись, подошёл к столу. Все смотрели на него, а он на них. Странные какие-то люди, совсем на представителей ООН не похожи. Тот же, напоминающий немца тип, протянул ему руку, и Уайт автоматически пожал её.

– Полковник Сэмюэл Джулиа́ни, ЦРУ, – представился мужчина. Артур подметил, что он угадал с итальянскими корнями, а вот выправка всё-таки вполне немецкая.

– Агент Джоанна Коллинс, Агентство Национальной Безопасности, – привстала женщина и тоже пожала ему руку, нависнув над столом.

Ну и ну. ЦРУ и АНБ, как он и думал. А кто же третий? По его опыту, когда оказывались замешаны спецслужбы такого уровня, связи с наукой не наблюдалось. Как будто значимые для неё события и такие люди словно материя и антиматерия отталкивали друг друга со страшной силой. Всё, чего касалось АНБ или ЦРУ, было связано, скорее, с военной и технологической областями, а чистая наука не входила в зону их интересов. Возможно, они впервые видят перед собой учёного. Уж он-то точно первый раз сидит за столом с агентами спецслужб, и первый раз за его более чем сорокалетнюю научную деятельность им от него что-то нужно.

– Ричард Хейз, НАСА, – встав, протянул руку темнокожий мужчина.

Надо же, НАСА. Единственное, что как-то связано с его деятельностью. Но пока непонятно, как именно. Ведь всё происходит под патронажем ООН. Что может объединять дипломатическую международную структуру, космическое агентство, астробиолога и американские спецслужбы?

– Доктор Артур Уайт, Аризонский университет, – представился он. Агент ЦРУ кисло улыбнулся. Конечно, было очевидно, что собравшиеся знают, кто он, но привычка есть привычка.

– Присаживайтесь, пожалуйста, доктор Уайт, перейдём сразу к делу. Мы очень благодарны вам за то, что вы приняли наше приглашение и выделили время для перелёта в другую часть страны. Однако, к сожалению, для того, чтобы мы могли продолжить разговор, вы должны подписать документы о неразглашении. Данные, которые мы вам предоставим, относятся к самой закрытой информации в США, – сообщил Джулиани, садясь напротив него, после чего аккуратно пододвинул к профессору небольшую папочку с печатями Госдепартамента. – Если вы согласны, подпишите, пожалуйста, четыре экземпляра. Один пойдет в ЦРУ, один – нашим коллегам в АНБ, – он указал на агента Коллинс, и та кивнула, – ещё один отправится в ООН, а последний – в НАСА.

Артур достал из кармана платок, снял очки и протёр их. Потом неспешно водрузил обратно на нос, сложил платок и убрал его в карман. Мелькнула мысль, что он забыл расчесаться, и седые волосы, которые Уайт не стриг уже месяца четыре, после длинного перелёта наверняка выглядели неухоженными. Мысль мелькнула, а потому астробиолог на всякий случай рукой разгладил шевелюру. Только после этого он раскрыл папку. Четыре одинаковых листочка, на каждом из которых был длинный текст, а внизу напечатаны его имя и строка для подписи. В заголовке значилось: «Соглашение о неразглашении любой информации, полученной в рамках операции "Мыльный Пузырь" или же любых выводов и материалов, созданных в процессе работы в рамках данной операции». Какое нелепое название. Это тебе совсем не «Буря в пустыне»[6]. Интересно, как связаны наука и какая-то спецоперация? И какое отношение к ней имеют ООН и НАСА? Артур начал было читать напечатанный мелкими буквами огромный, отдающий жуткой бюрократией текст, но глаза сразу же начали болеть.

– Доктор Уайт, это стандартный договор с общей формулировкой. Нарушение соглашения подразумевает осуждение по статье «Государственная измена», как и положено в таких случаях, – уточнила агент Джоанна Коллинс, заметив его потуги. – Можете смело подписывать, документы не содержат ничего противозаконного.

– Вы знаете, уважаемые господа, – Артур аккуратно сложил бумаги стопкой в папке и прикрыл её, – я много лет сотрудничал с правительством, в основном по вопросам консультационного или образовательного характера, но ещё никогда мне не предлагали подписать соглашение, из-за которого я могу стать преступником, если случайно где-то что-то скажу или предположу. Поймите, как учёный, я часто пишу научные статьи, а основа любой науки в том, что мы раскрываем секреты. Если я буду знать что-то, о чём не смогу написать, то я автоматически должен буду свернуть любую публичную деятельность в направлении, в котором спокойно мог работать до того момента, как подписал эти бумажки. И раз уж я вам понадобился, вполне может так быть, что я уже достиг какого-то прогресса в интересующем вас предмете. Так что же, мне ради какой-то неизвестной истории, отказываться от возможности быть учёным? А что я скажу студентам? Чему мне их учить, как смотреть им в глаза, если я буду вынужден всю жизнь обходить стороной нечто столь важное?

Ричард Хейз серьёзно посмотрел на него, а затем медленно и тихо произнёс:

– Доктор Уайт, позвольте мне вам кое-что сообщить. Уверяю, вы ещё никогда не участвовали ни в чём подобном. Равно как и остальные здесь присутствующие. Ситуация, вынудившая вызвать вас в столь сжатые сроки, мягко говоря, уникальна. Однако, к сожалению, бюрократии избежать не удаётся ни нам, ни вам. Хочу вас заверить, что эти формальности отделяют вас от самых интересных событий в вашей жизни. Узнав то, во что мы собираемся вас посвятить, вы согласились бы на риск и ограничения, не думая ни секунды, но из-за определённых протоколов мы просто не имеем права сделать это без вашей подписи. Вам стоит знать: требовалось очень быстро найти специалиста вашего уровня, и, слава богу, что вы – уникальный и практически единственный в своем роде астрофизик и астробиолог. Нам повезло, ведь если бы таких профессионалов, как вы, было много, мы рисковали бы погрязнуть в долгих разбирательствах с критериями отбора, проверкой надёжности и прочими вечными спутниками прогресса. Так что это огромное счастье для нас, что вы специализируетесь по двум дисциплинам одновременно. Есть и другие учёные, но нам необходим кто-то, обладающий уникальным видением. Поэтому именно вы сидите сейчас здесь. Вам тоже повезло, ведь я уверен, что вы – настоящий фанатик, человек, который женат на науке, который никогда не останавливается и который никогда не позволил бы себе пройти мимо подобной задачи, – Хейз сделал небольшую паузу, наблюдая за лицом Артура, и оценивая произведённое впечатление. – Мне разрешено добавить к ранее сказанному ещё только одно слово, после которого вы должны либо подписать бумаги, либо мы извинимся за потраченное вами время, проводим вас обратно до аэропорта и посадим на рейс до Тусона[7].

Артур замялся. Речь представителя НАСА была впечатляющей, хотя в той части, где тот назвал его уникальным и лучшим специалистом, сам профессор не был бы так категоричен. Доктор Уайт мог с ходу назвать им десяток фамилий людей, в основном из США, но также из Великобритании, Японии, Италии и Австралии, которые не хуже, чем он, разбирались в астробиологии и астрофизике. Особенно в последней. Видимо, у них действительно оставалось мало времени на поиски, а Аризонский университет, где он работал – один из крупнейших в стране с уклоном в астрофизику и с собственной программой по астробиологии. Возможно, поэтому спецслужбы и выбрали именно его. Ну, или он единственный, кто согласился полететь. Так что может быть, что его уникальность заключается в наивности. Но всё же, раз уж приехал…

– Какое же это слово? – спросил он нерешительно.

– Марс, – ответил Хейз.

Часть 1. Мыльный пузырь

Глава 1. Дмитрий Волков

Красная планета заслонила собой всё пространство в иллюминаторе, а отблеск её свечения окрасил кают-компанию «Одиссея» в бледно-розовые тона. Сквозь толстое стекло было видно, как внизу величественно проплывал гигантский вулкан, покрытый серым льдом – замёрзшим углекислым газом. От его вершины вниз стелились редкие облака, состоящие, видимо вовсе не из водяного пара. Казалось, будто это пена, лениво ползущая к основанию. К слову, основание было по площади примерно равно Великобритании, а в отлично видной из космоса кальдере[8] поместилась бы вся невероятно разросшаяся за последние годы Москва. Такое увидеть можно лишь отсюда. И больше, в последующие три года, им такого не видать. Ведь уже завтра они окажутся внизу, в долине Маринер[9], и расстояние скроет от них этого колосса. Да и в принципе ничто не заменит возможность обозревать мир из космоса. Картина завораживала, напоминала кадры из фантастических фильмов, и Диме было интересно, как она отозвалась в Её душе. Может у неё всплывёт ассоциация со священной горой Фудзи? Или для неё гора останется просто серо-красной сопкой, торчащей над рыжей пылью, покрывающей мёртвую планету? Каждый по-своему ощущал момент, когда после годового полёта, они заняли положение на стабильной орбите Марса и приготовились к спуску.

– Ми́чико, посмотри, внизу отлично виден Олимп и облака вокруг него! – Дима ткнул рукой в стекло, и оттолкнулся от стены, чтобы уступить ей место. Толчок получился сильнее, чем прогнозировался, и пилот, случайно придав себе избыточный момент импульса[10] в невесомости, начал медленно вращаться в воздухе, нелепо перебирая руками, в надежде схватиться за что-нибудь. Хорошо хоть, что Мичико, не обратила внимание на его акробатический этюд, прильнув к сравнительно небольшому окошку.

– Дима, вот ты даёшь! Мы уже год в космосе, отчего ты такой неуклюжий? – засмеялся Кристоф. Его английский был одним из самых сложных для Димы, и то, как он произносил его имя, с ударением на последний слог, всё время напоминало о трёх мушкетерах Александра Дюма. Следовало признать, Кристоф Ламбер и сам выглядел как Арамис, только с современной короткой причёской – красивый мужчина, хорошо сложенный, с ростом под сто восемьдесят сантиметров, с белоснежной улыбкой и глазами кофейного цвета. Его образ не портила, а скорее дополняла родинка на левой щеке. Типичный француз-шатен, который не мог не нравиться людям. И он нравился всем, и Диме, в целом, тоже. Когда Кристоф улыбался, возникало желание улыбнуться в ответ, даже если он в этот момент подкалывал тебя. И нужно сказать, что Ламбер стал слишком часто это делать, даже по таким незначительным поводам, особенно в присутствии Мичико. Хотя сам никак не проявлял к ней какого-либо интереса или влечения. Складывалось впечатление, что он просто невзлюбил русского космонавта, причём к концу полёта антипатия возросла. А за что – поди ты разберись. Так как нужно отвечать в подобном случае?

– Крис, ну что я могу сказать в своё оправдание? – улыбнулся Дима, схватившись за поручень, и уставился на привлекательные азиатские формы японской девушки, смотрящей в иллюминатор. – Такой вот я акробат. После приземления обещаю так больше не делать.

Неделю корабль летел в режиме переменного ускорения и маневрирования, то развернувшись задом вперёд и сбрасывая скорость, то вновь крутясь и набирая её. Они с Кингом, как пилоты, почти всё время торчали в кабине. Конечно же, пилотами их можно было назвать только формально: всю работу по управлению двигателями делал автомат. У пилота космического корабля нет штурвала и нет никакой возможности изменить курс, ведь любое неловкое ускорение на миллисекунду привело бы их к катастрофе. Импульсы от требуемых в данный момент маневровых двигателей могли быть осуществлены только программой. Только вот этих программ было много. Каждая выдавала расчёт траектории с какой-то погрешностью, и роль пилота заключалась в переключении программ. На МКС такую функцию выполнял Центр Управления Полёта, а здесь связь с Землёй осуществлялась с непозволительной задержкой. Кроме того, не было никаких спутников и триангуляций координат, так что вся надежда только на пилота.

И вот, когда пару дней перед тобой на экранах роятся какие-то кривые мигающие индикаторы, показатели эксцентриситета[11], полуосей и наклонения орбиты, прогнозы, сверка с положением относительно базисных точек, в роли которых выступали Солнце и ряд ярких звёзд, ты выпадаешь из реальности. Постепенно теряешь ощущение того, где верх, где низ и куда ты вообще летишь. Ведь при торможении ты движешься соплами вперёд, а ощущение складывается, что на самом деле корабль взлетает, только почему-то Марс тебя догоняет. Тяга и маневровые движки воротили желудки при частой смене режимов, а кориолисова сила[12] выбивала вестибулярный аппарат из колеи. Простительно ли после такого выглядеть дураком?

Если бы только Крис понимал, какие этюды они исполняли на скорости в несколько километров в секунду, чтобы, пролетев десятки миллионов километров от дома, точно вписаться в расчётную орбиту. Хотя, к чести математиков и программистов, оставшихся дома, все программы отработали великолепно, и пилотам так и не пришлось принимать трудных решений, но волнение было, и ещё какое. Никогда человек не забирался так далеко от дома. Для сравнения, полёт был подобен запуску кусочка сахара из Москвы с попаданием точно в чашку кофе в Нью-Йорке. Да так, чтобы не расплескать.

– Мальчики, как подумаю, что завтра мы уже будем на поверхности, так сразу становится даже немного страшно… – Мичико застыла на месте, заворожённо глядя вниз в иллюминатор. В принципе, в условиях невесомости верха и низа как таковых не было, хотя конструкция корабля предполагала, что верх ориентирован на нос корабля. Но это актуально при ускорении или же при полёте в бескрайнем космосе, когда нет никаких ориентиров вокруг. Сейчас же, когда снаружи виднелась планета, мозг поневоле делил пространство на низ и верх не по принципу того, где располагаются пол и потолок, а по тому, где находятся Марс и Солнце. Родная звезда колыбели человечества оказалась сейчас с другой стороны корабля, активно подзаряжая его электроэнергией. Визуально, Солнце было раза в полтора меньше размером, чем на Земле, но всё ещё весьма яркое ввиду отсутствия атмосферы, поэтому иллюминатор с солнечной стороны автоматически закрылся плотной затемняющей шторкой.

В комнату отдыха из люка в потолке, вдоль лестницы, головой вниз вплыл Айзек Кинг. Из-за своего роста он постоянно двигался медленно, словно боясь что-то зацепить. Но медлительным Айк не был. Просто, как и все высокие и сильные люди, не считал нужным суетиться и что-то изображать. Грация пантеры перед прыжком – он спокойно шагал на Земле, спокойно плавал в космосе, избегая резких движений, однако в нём чувствовалась мощь, которую лучше не будить. Перевернувшись в воздухе и заняв позицию «ногами вниз», Айк как-то натужно улыбнулся всем присутствующим в кают-компании своими серо-голубыми глазами. Волновался. Конечно же, волновались все, а не он один. Но американца официально назначили капитаном миссии вплоть до приземления. Официально, потому что в течение всего полёта не было никаких задач, которые требовали бы принятия решений, кроме раздачи дежурств. Самой важной его роль будет при посадке, что накладывало на его волнение особый отпечаток личной ответственности.

Однако, после посадки Айк сможет расслабиться, ведь его полномочия иссякнут. В своё время, при согласовании деталей миссии, политики с толстыми животами сломали немало копий в попытке решить, кто будет главным в колонии. Ни американцы, ни русские, ни китайцы не были готовы видеть во главе кого-то, кроме себя. Поэтому идея назначить главным француза, предложенная кем-то в пылу споров, выглядела как устраивающая всех. В итоге завтра, после посадки, именно Кристоф станет главным. Интересно, приведёт ли это к ещё большему ухудшению их отношений?

Дима помнил, как ему объясняли диспозицию. Один из друзей, причастный к программе колонизации, как-то после тренировки в спортзале, сидя в сауне, поведал ему, что, якобы, после назначения Кристофа Ламбера на должность главы поселения, американцы тайно договорились с русскими и китайцами, чтобы Кинг, который имел опыт полётов в космосе больше, чем у Димы, стал капитаном, Дима – его замом, а Чжоу Шан, китайский тайконавт[13] – заместителем Кристофа Ламбера. Россия всегда славилась некой расхлябанностью. Страна, в которой больше всего секретов, по факту ни для кого не являющихся тайной. На вопрос Димы, в чём тут секретность, был дан простой ответ: так они оставили без шансов участников из других стран, зато всё прошло почти без споров. И возразить, в целом, оказалось нечего. Как-то договорились, как-то всех всё устроило.

– Развлекаетесь? Дима, ты проверил модули? – и по голосу Кинга было слышно, что он сильно нервничал. Да, Айк, завтрашний день определит успех миссии, и именно ты будешь отвечать перед всем человечеством за возможную неудачу. Дима вовсе не хотел бы быть на его месте, ему и своих переживаний хватало с лихвой.

– Айк, расслабься, я свою работу закончил вчера. Не выявил ничего нового с момента начала торможения. Ты, впрочем, можешь увидеть мой отчёт в почте. Сейчас Мари и Шан проверяют второй раз. Ну, а потом Джесс пробежится после нас, она самая внимательная, – Дима оттолкнулся и, глядя на Айзека, не торопясь проплыл мимо Мичико Комацу, что позволило ему как бы ненароком задеть девушку. Приятное ощущение. И Крис не докопается – он как раз хихикал, что-то разглядывая на своём планшете.

– Вечно вы всё на Джессику сваливаете, – пробубнил Айк, пролетая мимо стола к иллюминатору, возле которого Мичико всё ещё пялилась на марсианские пейзажи. – Дима, ты, между прочим, пока ещё второй человек на корабле, и последним в проверке должен быть ты, так что иди и проверь за собой и за всеми ещё раз. Я мог бы сделать это и сам, но ведь я – биоинженер, а ты – инженер топливных систем и двигателей и более компетентен в этих вопросах. Так что составь компанию Джесс, пожалуйста. – Он повернулся к японке, и спросил уже у неё, – Мичико, всё любуешься Марсом?

Та показала ему вниз и тихо сказала: «Олимп». Дима это скорее понял, чем услышал, потому что как раз тогда Крис довольно громко позвал её, показывая что-то на планшете, так что Мичико, бросив и Айка, и иллюминатор, поплыла к нему.

Айзек прильнул к окошку и замер, разглядывая уходящую за горизонт вершину Олимпа – высочайшую гору в Солнечной системе. В отличие от маленькой девушки, американский гигант закрывал собой иллюминатор целиком, и розовые тона кают-компании уступили место обычным тёплым жёлтым оттенкам искусственного освещения. Лишь светлые с рыжим оттенком волосы Айка казались слегка красноватыми в свете Марса, добавляя в образ капитана нечто дьявольское.

Дима вздохнул, глядя на весёлых Мичико и Криса, и подумал, что они слишком уж хорошо смотрятся рядом. Девушка была ниже француза сантиметров на пятнадцать, с длинным чёрными волосами, в космосе обычно заколотыми на макушке, с длинными ногами и очень тонкой талией, придающей её японской фигуре немыслимое очарование, подчёркивая и делая притягательными бёдра и грудь. Когда она улыбалась, на её щеках появлялись ямочки, у Мичико были большие глаза и алые губы, и Крис часто заставлял её улыбаться. Смотрелась бы она столь же хорошо с ним? С его светло-русыми волосами, веснушками и немного оттопыренными ушами? Да, он был выше француза, но немного, сантиметров на пять. Да, он был мускулистее, всё же армейская подготовка давала о себе знать. Да, его глаза, доставшиеся от отца, были голубыми, но со славянской простотой, в них не было какой-то притягательности. И в целом он выглядел как типичный Алёша Попович из мультфильма, а будь вы очаровательной девушкой, кого бы вы выбрали – Алёшу Поповича или Арамиса? Дима повторно вздохнул, нацепил наушник на правое ухо и набрал на планшете Мари. Приятно было осознавать, что в космосе, конечно же только в пределах корабля, отлично ловил вай-фай. И интернет у них был, только с огромной задержкой. Можно было скачивать файлы, даже когда Земля не была в прямой видимости и находилась, например, за Солнцем, – для этого за год до миссии НАСА расположила ретрансляционный модуль связи в пятой точке Лагранжа[14] на орбите Марса, отстающей от планеты во вращении на шестьдесят градусов. Сейчас задержка составляла более четверти часа. Мощность сигнала была вполне достаточная для передачи и видео, и речи, но ресурсы, которые при этом тратились, лучше было бы не транжирить. В общении с Землей использовались текстовые новости и сухие цифры. В общем, свежие сезоны сериалов ждут их дома по возвращению, а вот внутренние коммуникации давно стали удобнее, чем старинное радио: доступны хоть звонки, хоть видеосвязь, хоть рабочие чаты. И у каждого был удобный складной неубиваемый планшет с обилием функций, что Волкова всегда восхищало.

– Да, Дима, мы как раз заканчиваем. Хорошо, что проверили. У третьего модуля третий маневровый странные отклики давал при тестах платы. Перепрошили, – раздался голос немки в наушнике.

– У третьего третий. Проверьте четвёртый у четвёртого ещё, – пошутил Дима и задумался. Это он должен был заметить. Чертовщина. Слишком много думает о Мичико и мало о работе. Так и до аварии недалеко. На третьем модуле будут спускаться Кристоф и Рашми Патил, индийская девушка, восьмой и последний член экипажа, составленного из представителей держав-участниц программы колонизации.

Сейчас Рашми занималась приготовлением корабля к консервации и длительному маневрированию. Именно «Одиссей» обеспечит связь с Землёй, выступит резервной точкой отступления. Для последней задачи первый модуль, пилотируемый Айзеком и Мичико, и второй модуль, с Димой и Мари, были оборудованы взлётными движками. Любой из них, после сброса груза, способен вывести обратно на орбиту всех восьмерых членов экипажа.

Третий и четвёртый модули несут больше груза и меньше топлива и не предназначены для обратного полёта. Для них завтрашняя посадка – билет в один конец. На этих модулях было всего по три маневровых и не было четвёртого, взлётного двигателя. Конечно же, Мари поняла, что он всё знает, и восприняла его слова как шутку. А год, проведённый вместе, так же ясно дал ей понять, что за шуткой он спрятал нервозность и чувство вины. Поэтому никто не стал развивать тему.

– Понятно, – ответила она, – в общем, я сейчас вызову Джесс, и она ещё контрольную проверку сделает. В назначенное время всё пройдёт гладко, я уверена!

– Не надо её вызывать, я сам позову. Айк попросил, чтобы мы вместе проверили, – Дима сделал акцент на «попросил», всячески демонстрируя, что Кинг, хоть и капитан, не приказывает ему, а именно просит.

– Хорошо, давайте, – Мари разорвала связь и, видимо, вернулась к работе.

Джессика как раз закончила помогать Рашми и попросила разрешения сначала перекусить. Дима не возражал, ведь если она просит перекусить, значит надо перекусить. Обычно Хилл готова пахать как бык. И раз сейчас ей нужен перерыв, то лучше не спорить. Иначе она будет злая, уставшая и невнимательная, а ему вовсе не хотелось ещё одного инцидента, вроде отказа маневрового, тем более на модуле, который не управляется профессиональным пилотом вроде него или Айка. Так что проверить надо всё максимально внимательно.

* * *

За минут двадцать, пока Джессика обедала, он тоже решил привести мысли в порядок. Однако, в кают-компании это было непросто. А всё из-за этих Мичико и Кристофа, которые о чём-то мило шептались, глядя в планшет француза. Вряд ли разговор был профессиональным, ведь то и дело раздавался их смех. Француз панибратски приобнял девушку, а та как будто совсем не возражала. Эх, вот же чёрт. Восемь человек. Четыре мужчины и четыре женщины. И та девушка, которая ему понравилась уже на второй неделе полёта, явно не разделяла его чувства. Хотелось ненавидеть Кристофа, но, если не считать постоянных подколов, француз был отличным и весьма харизматичным парнем, достойным будущим руководителем.

Вообще Диме казалось, что его терзания и увивания за Мичико являются для экипажа секретом, ведь он старался прятать их от всех, пока не получит хоть каких-то встречных знаков. Хотелось надеяться, что и Крис ничего не подозревает, а все его приколы над Димой связаны с нарастающим волнением от предстоящей задачи, а вовсе не с японкой. Если бы всем стали известны его притязания и отношение к Мичико, то он бы прослыл неудачником, будучи запертым в узком коллективе на Марсе на три года. Это была болезненная тема, так как ещё с лётного училища у него всё не складывалось с женщинами. И даже когда он был зачислен в отряд космонавтов, ему не удавалось построить постоянные отношения, случалась только всякая несерьёзная ерунда. Ни разу не было такого, чтобы он влюбился круто и бесповоротно. Может и сейчас это было вызвано лишь безысходностью, потому что они все закрыты в консервной банке? Если так, не стоило ли выбросить всю муть из головы и внимательнее присмотреться к Мари?

Немке он явно нравился. Рождённая в Берлине у выросших в ГДР родителей, она с каким-то особым пиететом относилась к русскому космонавту, была предупредительна, покрывала, как сейчас, его косяки, и в целом с удовольствием с ним общалась. Её отношение к нему вполне могло бы перерасти в какие-нибудь чувства.

Русые волосы Мари, её зелёные глаза, фигура, запах и даже немецкий акцент были как-то роднее и понятнее. Она была ростом с Мичико, но чуть более округлая и с чуть более длинными ногами, что, Диме, несомненно, нравилось. Однако, хотя немка и была красива, сколько бы он ни пытался думать о ней, его мысли возвращались к улыбающейся, немного курносой Мичико с большими чёрными глазами. Стоящей в обнимку с обаятельным шатеном. Чёрт, ну почему?

Так мысли в порядок не привести. Дима тряхнул головой, оттолкнулся от стены, где он зависал, невидящим взором пялясь в планшет, и поплыл к выходу – люку в полу помещения. Добравшись до центра комнаты, он повернулся к Кингу и сообщил:

– Айк, мы с Джесс договорились, всё сделаем. Я отчаливаю к модулям, подожду её там.

Айзек к тому времени уже оторвался от иллюминатора. «Одиссей» входил в тень Марса, Солнце появилось над горизонтом, начало слепить, и стекло затемнилось, так что он тоже завис около окошка с планшетом в руках. Оторвав голову от экрана, Кинг посмотрел на Диму и ответил:

– Да, проверь, пожалуйста, как следует. Шан сказал, что они с Мари выявили неполадки в третьем модуле и исправили, – в словах и глазах капитана считывался легкий укор.

Ну разумеется, Чжоу ему отчитался. Во всём, что касалось работы, китаец был весьма щепетильным и ответственным. Он свято верил в то, что, если кто-то назначен главным, ему надо сообщать о всех деталях. Мари могла бы и промолчать, но только не Чжоу. Тот даже подумать не мог, что подставляет Волкова, просто делал своё дело. Молодец, чёрт его побери. При этом, если они играли в карты или ещё в какие-то игры (а чем заняться год в полёте, если пить толком нельзя?), то и честность, и ответственность мгновенно куда-то пропадали, словно работал ты с одним человеком, а дружил с другим. Для выросшего в России Димы это казалось странным, он-то был одинаков и в личном общении, и в рабочих вопросах. В общем, Чжоу его сдал.

– Да, Мари мне сказала, я проверю, – Волков отчалил к двери и поспешил, в буквальном смысле, провалиться сквозь пол. Не хотелось бы, чтобы Мичико заметила, как он оправдывается за реальный косяк. Обычно с ним такого не бывало – все погрешности были ерундовыми. А тут надо же – прошляпил движок!

* * *

Посадочные модули, они же элементы будущей колонии, крепились по четырём сторонам длинного цилиндрического корпуса «Одиссея», как грибы-паразиты на стволе дерева. По шесть метров в диаметре и по десять в высоту, они были рассчитаны как блоки для проживания на поверхности красной планеты, способные поддерживать внутреннее давление и максимально отражать или поглощать, но не пропускать сквозь себя солнечную радиацию, которая была бичом как космоса, так и любой безатмосферной планеты. Эти модули несли и топливо, и оборудование, и воду, и запас воздуха. Для безопасности колонии в целом и при посадке в частности системы третьего и четвёртого дублировались, равно как и системы первого и второго. Никто не хотел думать о таком, но схема рассадки предусматривала то, что кто-то из них мог погибнуть, но миссия должна была бы продолжиться.

Первый и второй модуль были разработаны и произведены частной компанией в США, третий и четвёртый – в России. Сам «Одиссей» создавался силами всех стран-участниц, в основном Китаем и Штатами, но в нём было столько деталей из разных стран, что его смело можно было назвать продуктом прорыва международных отношений. Такое МКС, на орбите которой он строился на протяжении трёх лет, даже не снилось. Гигантский корабль, восемь метров в диаметре и сорок пять метров в длину, нёс на себе запас топлива для обратного пути на случай, если миссия не увенчается успехом, а также должен был стать орбитальной станцией Марса. На нём располагалось пять стыковочных узлов, четыре из которых сейчас занимали модули, а пятый, в отдельном шлюзе на носу, требовался для орбитальной стыковки или потенциального наращивания и превращения в станцию. Сейчас он не использовался, в шлюзовом помещении организовали дополнительный склад на время полёта.

«Одиссей» выглядел, в целом, как более толстая МКС, за исключением мощных сопел двигателей, доставивших его сюда, и огромных баков для топлива, которое сейчас частично перекачивалось в посадочные модули. Корабль весь ощетинился пучками солнечных панелей, на сотни метров торчащих в разные стороны, локаторами, радиоантеннами и тому подобными признаками облегчения внутренней конструкции. Всё, что проще было привернуть снаружи, было снаружи и привернуто. В вакууме вытянутая форма не являлась необходимым условием: всё, что не выламывалось при ускорении в пару-тройку же[15], никак не препятствовало движению.

Дима вдоль лестницы проплыл через ряд подсобных помещений, в частности декоративного спортзала, и вплыл «сверху» в большое шлюзовое помещение. Лестница нужна была при тяге, а сейчас использовалась просто как что-то, за что можно схватиться. Помещение являлось, по сути, срезом-слоем корабля, как и кают-компания. В центре находилась небольшая круглая комната метра три диаметром с прозрачными стенами из какого-то прочного, на ощупь сравнимого со стеклом, пластика. Он был лёгким, но мог выдержать давление в несколько атмосфер, и играл роль удержания воздуха в пространстве корабля в случае аварийной ситуации в шлюзе. При таком раскладе разгерметизация грозила лишь коридору, метров двух шириной, как бублик обвивавшему комнату по кругу. Лестница, со служебными люками вверх – в сторону жилых и командных помещений, и вниз – в сторону инженерных и двигательных узлов, размещалась именно в этом помещении. Простая, но надёжная система.

Дима открыл прозрачную дверь в коридор-бублик. Прямо напротив неё был вход в шлюз первого модуля. Он открыл его по старинке, с помощью вентиля, выполнив все инструкции. Это занимало чуть больше времени, чем при использовании автоматического замка, но нельзя было доверять такую важную деталь электронике. За дверью располагался небольшой круглый коридор, диаметром немногим более метра и длиной около двух, запечатанный таким же люком с вентилем и с противоположной стороны, где крепился модуль. Он проплыл внутрь шлюза и запер люк за собой. Сейчас в этом, в целом, не было нужды, но инструкция безопасности требовала максимального соблюдения всех правил. Не хотелось поступать безответственно. Снова.

Когда два люка закрыты, возникает острое чувство клаустрофобии. Мари называла эти коридоры гробами. В чём-то она определённо была права. Если в гробах, конечно, есть двери и освещение. Тем не менее, всех без исключения подсознательно очень тянуло открыть второй люк побыстрее и уплыть из тесного помещения. Но очень важно было не спеша проверить давление и температуру в модуле, отметить в показаниях системы, что всё в порядке, и лишь потом открывать шлюз. Всё это Дима делал уже десятки раз за время полёта. Учения. Проверки. Снова проверки и снова учения. И вот оно время последней проверки. Совсем скоро он пройдёт в свой модуль и отчалит вниз, колонизировать планету.

Эта мысль была очень волнующей, но уже далеко не настолько, как в то время, когда его отобрали для миссии и предложили контракт. Минимум на пять лет. Год полёта в одну сторону, три года на планете и год обратного полёта, когда прибудет смена. А может это билет в один конец. Не хотелось так думать, но стандартный контракт Роскосмоса предусматривал любой исход. А для данной конкретной миссии существовал даже вариант, что в случае какого-то ЧП на Земле, вроде глобальной войны, они могут пожизненно остаться на Марсе. Именно поэтому в экспедицию старались отобрать людей молодых, поровну мужчин и женщин. Всё предусмотрели.

Сидя в «гробу», Дима вспоминал, как мать долго плакала и не хотела его отпускать. Тогда он хотел, чтобы она перестала лить слезы. Это же такая честь – попасть в учебники истории, сделать великое дело. Всё, что было раньше, можно теперь смело называть космическим туризмом. Люди заныривали в бездонный океан, плескающийся над атмосферой, вешали там спутники-буи, загрязняли его, как, впрочем, и всё, до чего могли дотянуться. Но нельзя было сказать, что они там обосновались. Сам космос, несмотря на его притяжение, был чужд человеку, как и вода. Ты мог любить плавать или нырять, но ты не мог жить в море. Смысл плавания открывается лишь тогда, когда ты доплываешь до другого берега. Вот и они отправились на другой берег чёрного океана.

Мать всё понимала и, благодаря или вопреки этому, очень боялась за него. Как отпустить единственного сына на пять лет во мглу, с риском никогда больше не увидеть? Ведь даже его тело может никогда не попасть домой, если что-то произойдёт. Но она всё же отпустила. Дима помнил тот момент, он уже готовился сообщить, что никуда не полетит, что останется с ней и с больным отцом, который мог не пережить эти пять лет и не дождаться его возвращения. Но именно отец сказал тогда матери, что доживёт свой век спокойно, лишь зная, что сын идёт к своей мечте. А это, действительно, была мечта. И она вытерла слёзы и благословила его. В такие минуты, запертый в тесноте на несущемся во тьме корабле, он всегда вспоминал её слова: «Лети к звёздам, сын, и принеси нам с отцом одну».

Дима вспомнил тот миг, когда «Одиссей» включил главный двигатель и начал разгон вдоль орбиты, уходя на вторую космическую, а сам он смотрел в иллюминатор на Землю и выискивал дом. По видеосвязи родители желали ему удачи и старались сдержать слёзы. Он обязан вернуться, что бы ни произошло. А потом стало по-настоящему страшно. Никогда ещё ни один человек не уходил так далеко от зелёной планеты. Даже полёт на Луну формально оставлял американцев около Земли, она была над головой как на ладони. Сейчас же они оказались от неё на расстоянии в двести семьдесят миллионов километров, и отсюда даже маленькую голубую звёздочку нельзя было рассмотреть, мешало яркое Солнце. А на максимальном удалении, когда Земля и Марс окончательно разойдутся по разные стороны от Солнца, между ними и домом будут целых четыреста миллионов километров. Цифры и факты пугали. Но когда о них не думаешь, кажется, что ты просто где-то на орбите родной планеты, болтаешься в невесомости на МКС.

Что такое подвиг рыбака, вышедшего в море за рыбой, по сравнению с подвигом Колумба, ушедшего за горизонт в поисках новых земель? Что такое подвиг обычного космонавта по сравнению с подвигом колонизатора Марса? Дмитрий чувствовал себя новым Гагариным. Они все тут были Гагариными, Колумбами, Магелланами – одним словом, первопроходцами. И за их судьбой следили восемь миллиардов человек. Завтра, если всё пройдёт хорошо, вся Земля будет ликовать от того, что человечество вступило в новую эру, добралось до другого берега. А сегодня ему надо просто не облажаться и всё проверить.

* * *

В первом модуле помещения были весьма тесными, меньше любого на «Одиссее». Большие помещения находились в третьем и четвёртом модулях, – что-то вроде общего зала. В первом и втором располагались кабины пилотов, крошечные комнатушки, которые можно было использовать как спальни, а также машинные отделения и системы для генерации воздуха и очистки воды. Эти же два модуля несли простые управляемые вручную или по радиосвязи роверы, машины облегчённой конструкции на электрических батареях, рассчитанные на двоих пассажиров и минимум груза. Роверы, как и многое на «Одиссее», были установлены и закреплены снаружи, каждый наверху своего модуля. Ну и, само собой, здесь размещались достаточно мощные двигатели и запасы топлива, способные пригодиться как для нужд колонии, так и для обратного взлёта. В общем и целом, тут требовалось проверить гораздо больше систем, чем в третьем и четвёртом, так что, видимо, удовлетворившись вчера их состоянием, Дима по невнимательности и пропустил третий маневровый в третьем модуле. Но это не должно было повториться. Сейчас прибудет Джесс, и они вместе внимательно осмотрят каждый винтик и каждый кабель на всех четырёх модулях. Хоть бы это и заняло несколько часов.

Он закрыл шлюз и пролетел в кабину пилотов, которую они называли рубкой. Первый модуль являлся условно пилотируемым: хотя основная программа полета рассчитана на автопилот, всё же рубка тут была. В отличие от него, третий и четвёртый с точки зрения посадки создавались как танки с парашютом: вроде есть кабина, но она не имеет отношения к управлению. Этот же модуль был рассчитан на взлёт и обратную стыковку, что требовало, порой, участия пилота. Пилотов было двое – он и Айзек. Как и взлётных управляемых модулей. Если с одним из них что-то случится, другой сможет вернуть всех на «Одиссей». Не хотелось думать о таком.

Дима сто раз на тренажере отрабатывал все сценарии – посадку, взлёт, орбитальное выравнивание, стыковку. Но всё равно руки немного дрожали при мысли о том, что всё придется делать в реальности. Он вспоминал интервью Юрия Гагарина, который был как раз просто грузом на своём модуле, и немного ему завидовал. Когда от тебя ничего не зависит, с тебя и спроса никакого. А тут в его руках могло быть спасение всей команды. Хотелось выпить. Но алкоголь будет доступен теперь только после посадки.

Вот кресло пилота. В него сядет Айзек и отдаст команду на отстыковку и запуск программы посадки. Сам Дима сядет в такое же кресло во втором модуле и начнёт управлять, только если что-то произойдёт с первым модулем. А вот кресло бортинженера. В данном случае, скорее врача. Кресло Мичико. Как бы ему хотелось, чтобы девушка летела с ним. Но кто и с кем будет спускаться на Марс, решали ещё на Земле. Может так и лучше, ведь японка могла бы увидеть, как он волнуется, как дрожат его руки. Лучше уж он полетит с Мари. Она точно не станет над ним смеяться. Добрая, внимательная Мари поддержит его. А он останется олухом, остолопом, который влюблён в другую. Ну, или думает, что влюблён.

Он вызвал Джессику. Здесь, само собой, были ретрансляторы общекорабельной сети. Она сразу приняла вызов.

– Джесс, я уже на месте, в рубке первого. Шлюз за собой закрыл.

– Подхожу к шлюзу, буду через пару минут.

Минуты отдыха перед напряженными часами работы. Он присел в кресло пилота, закрыл глаза и представил, что Мичико сидит с ним рядом, во втором кресле, и они плывут сквозь рыжую атмосферу Марса. Он непринуждённо смотрит на приборы, озвучивая текущее состояние и статус Айзеку спокойным и твёрдым голосом. И вдруг что-то происходит, модуль трясёт, сирена воет, и Мичико пугается и взвизгивает. Да, именно взвизгивает, хотя она так никогда не делала. А он героически хватает штурвал и спасает ситуацию в последний момент, совершает посадку, и девушка обнимает его. Да, вы там, на Земле, может статься, мечтаете о космосе и приключениях, а тут, на орбите Марса, люди мечтают о вполне земных вещах. И снится им, как поется в песне, трава, трава у дома.

Но тут в его мечту с какого-то чёрта вломился Кристоф. Пока Дима обнимал Мичико, наглый француз стоял в стороне и ухмылялся, после чего сказал что-то вроде «Ты давно летаешь в космос, ты же пилот, как же ты умудрился задеть другой модуль? Почему ты такой неуклюжий?». И Мичико куда-то исчезла, и сам Крис, и модуль вокруг него просто растаял, и Дима увидел себя прямо на поверхности планеты, среди дымящихся обломков третьего модуля, где и летел Крис. И услышал его угасающий голос: «Вот видишь, Дима, я разбился из-за твоей неаккуратности!»

Волков открыл глаза. Этот француз мог испортить любую мечту. Но в чём-то Крис, являющийся сейчас его внутренним голосом, был прав. Надо будет очень, очень внимательно проверить третий модуль.

Междуглавье первое

Время между прыжками было ничтожно малым. Стоило раз моргнуть, и корабль сдвигался, оказывался в новой точке пространства. С тех пор, как он проснулся, и занял вахту, сменив автопилота на посту, жёлтая звезда, являющаяся целью, ощутимо приблизилась. Уже ощущалось её притяжение. Картина созвездий изменилась. Он посмотрел схему полёта. До того, как пойти в косморазведку, были мысли, что в космосе ты движешься по прямой. Казалось бы, в пустоте прямая – кратчайший путь. Но это не так. Пространство искривлено, и даже лучи света далёких звёзд идут к тебе не по прямой. Корабль, перемещающийся прыжками, также подвержен притяжению во время перехода в новую точку. Движение, которое сильно меняет потенциальную энергию, является очень дорогим, и, как следствие, более долгим. Поэтому после того, как он оторвался от родного мира и вышел в межзвёздное пространство, корабль прокладывал маршрут по эквипотенциальным кривым. При таком движении накопление энергии на прыжок и открытие кармана занимало минимум времени. Так что его маршрут выглядел весьма неожиданным и раза в два длиннее ожидаемого, будучи при этом гораздо быстрее, чем полёт по прямой. Однако сейчас, после того как корабль вошёл в поле притяжения цели, он мог позволить себе просто падать в гравитационный колодец, идя по прямой буквально. Последние доли маршрута выглядели именно прямой линией. И осталось совсем недолго – скоро корабль окажется на месте.

Предстоит интересная работа. У этой жёлтой звезды, которая называлась «Дунн-25», было восемь планет, часть из которых считалась потенциально пригодными для жизни. Он задумался. Есть ли там жизнь? Если есть, то она родная или пришедшая извне? Если родная – всё будет просто, её можно уничтожить или захватить, в зависимости от того, насколько местные окажутся покладистыми. Конечно же, это не его работа, его роль проще, он – разведчик.

Если же жизнь пришедшая, то вариантов больше. Например, там могут оказаться более слабые, чем они. Тогда местных ждёт судьба столь же незавидная. Это могут быть, напротив, более сильные, и правительству придётся искать более хитрый способ. Обман, торговля, дипломатия – всё, что угодно, чтобы в итоге победить. Ну или это вообще могут быть Тёмные. Что о них известно? Только то, что они необычайно сильны и покорили множество рас и планет. Никто не общался с ними, и официально их вообще не существовало. Говорят, что любой, кто встречался с флотом Тёмных не жил достаточно долго для того, чтобы передать сообщение. Скорее всего, это вообще миф, и все неудачи с сильными расами сваливают на мифических Тёмных. Однако он верил, что есть в космосе какая-то неуёмная, неукротимая сила, которая если и не трогает их, то только лишь потому, что столь сильна, что не занимается такой мелочью, как разведка, и попросту пока не нашла Нелих-Ван. Очень уж не хотелось на них наткнуться, но его предыдущие двадцать миссий не выявили Тёмных. Или их и правда не существует, или он – чрезвычайно везучий и благословлённый творцом человек.

Самым идеальным, конечно же, было бы обнаружить пригодную для жизни планету с ресурсами и живой природой, но без всякой цивилизации на ней. За двадцать заданий ему ещё не попадалась подобная. Везде либо не было возможности жить, либо располагалась чья-то колония. Один раз он наткнулся на сильных и два раза на слабых.

По управлению разведки ходили слухи, что одну из планет, обнаруженную им в начале карьеры, уже зачистили, и поставили там форпост. Если всё правда так – это необыкновенная честь для него, ведь со временем она станет тридцатой колонией их расы. Волнующее осознание. Возможно, его имя войдёт в историю. Слабые, населявшие планету, были глупы, они заселили её, не укрепив должным образом. Всего лишь десяток кораблей подчистую снесли их оборону, после чего десантники вырезали пару миллионов местных. Они не захотели подчиниться. Идиоты.

Он задумался, трогает ли его тот факт, что несколько миллионов слабых погибло из-за того, что он их нашёл. Трогало. Это было неприятно. Лучше бы они согласились жить под властью Нелих-Ван. Между прочим, жизнь не такая и плохая. На тех планетах, где местные согласились, им многое дозволялось: размножение, собственные культы, медицина, культура. Даже образование в определённых пределах. В обмен они обеспечивали продукты и производство для людей. Так что жаль, что пришлось уничтожить тех слабых – большая экономическая потеря.

Он снова посмотрел на траекторию и на обзорный экран. «Дунн-25» уже не казалась точкой, она выглядела как небольшой кружок при телескопическом стократном увеличении. Это был самый долгий его полёт, раза в три больше по времени, чем предыдущие миссии. Скоро всё станет ясно. Откинувшись в кресле, он принялся насвистывать мелодию.

Глава 2. Айзек Кинг

Мичико проверила показания всех восьмерых членов экипажа уже повторно. Первый раз ещё на «Одиссее», а второй сейчас, в капсулах. Давление, пульс, нейроактивность каждого члена экипажа – всё это удалённо передавалось на экран в первый модуль. Айзек настраивал последние команды для «Одиссея», дальше корабль перейдёт в режим удалённого управления.

– Мистер Кинг, судя по показаниям, Дима волнуется, причём сильно, Раш и Джессика тоже. Пульс скачет слегка и давление, – в моменты официальных заданий Мичико всегда называла его мистер Кинг или мистер Капитан. Приятно, но здесь никто так больше не делал. Японская культура. Даже за почти что триста миллионов километров от дома мисс Комацу соблюдала этикет в отношении старшего по званию.

Значит, Волков волнуется. И что, блин? Он тоже волнуется. Дима моложе Айзека на четыре года. И на МКС был лишь раз, причем не старшим в экипаже. Несмотря на это, Кинг понимал, что тот достаточно квалифицирован и как пилот, и как инженер. Была в Волкове какая-то безалаберность, но каков талант! Айк чувствовал, что того что-то тревожит в последнее время, но не имел привычки лезть в личные чувства подчинённых. Вот потом, после приземления, когда главным станет Крис, можно будет жахнуть с Димой по рюмке припрятанного заранее виски и поговорить по душам. Это он запланировал давно, когда спустя месяц полёта почувствовал между ними какую-то напряжённость. А сейчас, когда ему оставалось всего-ничего быть капитаном, Диму надо было как-то приободрить. Вызвав его по личной связи, он нарочито нервно произнёс:

– Дима, Мичико говорит, что Рашми и Джесс стрессуют. Я тут слегка подготовкой занят, давай свяжись с ними и приободри. От них сейчас, конечно, мало чего зависит, но не хотелось бы, чтобы психовать начали во время посадки.

– Кэп, принято, – Димин голос прозвучал бодро. В этом все русские. Они могут быть сами на взводе, но только дай им задание кого-то вытащить, и они переключаются и работают вполне себе неплохими психологами, а заодно сами успокаиваются. На счету Айзека было три полёта на МКС, дважды из них по полгода, и за это время он основательно сработался с русскими космонавтами. Несмотря на политические разногласия их стран, в космосе всё уходило на второй план. Один раз в экипаже он был с русским и британцем, а во второй миссии прожил полгода с двумя русскими космонавтами, Василием и Андреем. Парни ни на секунду не дали ему понять, что они друг другу ближе. Чувство товарищества было у них врождённым, и пока они вместе находились в ультрасовременной консервной банке, несущейся вокруг планеты со скоростью восемь километров в секунду, пока они во всём зависели друг от друга, русские принимали его как своего. Айк не знал, поступили бы так китайцы, к примеру. И не был уверен, что пара американских астронавтов аналогично отнеслась бы к русскому космонавту. За полгода он изучил этих людей вдоль и поперёк, узнав всё, что ими движет, и прекрасно понимал, что Дима сейчас отвлечётся от собственного волнения и через минуту будет готов к старту.

– Ладно, даю команду на обратный отсчёт, – сказал он по общей связи, когда таймер приблизился к установленной точке. – Всем полная готовность. Десять секунд до запуска.

Перед ним почти одновременно загорелись три зелёных огонька. Это Дима, Шан и Рашми нажали на подтверждение полной готовности.

– Девять… Восемь… Семь… – раздался голос Димы по общей связи.

Всё должно пройти хорошо. Они всё проверили. Весь код и расчёты подтверждены с Земли. Время запуска оптимально для приземления в нужной точке.

– Шесть… Пять… Четыре… – неумолимый таймер, который он и так видел на экране, дублировался голосом из динамика. В принципе для отсчёта не было причин, всё произойдёт автоматически, однако, человеческий голос был традицией, сигналом, что не ты один всё тут контролируешь и что есть кто-то рядом, кто тоже вовлечён в процесс. Хорошей, нужной традицией.

Он посмотрел на Мичико Комацу и подумал о той, которая была безумно дорога ему и которой он боялся признаться в этом уже долгое время. Девушка сидела в другом модуле, где, увы, не имелось полноценной кабины пилота. Сидела, наверняка сжав подлокотники кресла в страхе и ожидании старта.

– Три… Два… Один… Отрыв!

Толчок и передавшийся по металлу звук отстёгнутого шлюзового канала. Через две секунды синхронно заработали двигатели на всех четырёх модулях. «Одиссей» заранее развернулся так, чтобы ракетные движки были направлены на торможение вдоль орбиты. Двигатели дали сначала слабую тягу, чтобы отойти от корабля, а спустя пять секунд выдали полную единицу. Приятное чувство собственного веса вдавило его в кресло. Ещё десять секунд, и приятное чувство заменилось на перегрузку. Теперь они тормозили на трёх же.

* * *

Модули неслись по снижающейся траектории. Гениальный расчёт земных инженеров-программистов – синхронная посадка четырёх модулей на небольшом расстоянии друг от друга. Только в фильмах кажется, что приземление космического корабля на планету зависит только от умений пилота. Вовсе нет. Корабль сначала несётся с огромной скоростью. Первая космическая у Марса ниже, чем у Земли, но всё же составляет три с половиной километра в секунду. От неё надо затормозить до нуля, а атмосферы, которая будет помогать в этом, тут нет. Точнее есть, но она в двести раз менее плотная, чем на Земле. По той же причине парашюты требуются гигантские, и маневровые двигатели должны будут выложить огромный запас топлива для посадки. Хорошие новости – практически нет турбулентности, что упрощает расчёт траектории, и нет необходимости в тяжёлой жаростойкой обшивке – модулям не угрожает трение об воздух.

Итак, модули неслись. Айзек отслеживал положение своего и третьего, Дима мониторил второй и четвёртый. Плюс, само собой, программа постоянно синхронизировала их движение. Задача была приземлиться в долине Маринера, на десять градусов южнее экватора. Если модули сядут в заданные точки, то их перемещение не потребуется. В ином случае один или несколько модулей придется сдвигать, уплотнять. Это и расход энергии, и тяжёлая работа. Мысли проносились в его голове. Айзек был биологом по основному образованию, космос привлекал его не только как пилота, но и научными возможностями. Но здесь и сейчас он являлся капитаном, и от него требовались навыки, далекие от биологии. Он немного завидовал русскому. Да, тот был вторым, но зато учился на инженера, и, положа руку на сердце, Айзеку казалось, что и как пилот он лучше.

– Первый, идём штатно, расстояние в пределах погрешности от расчётного, – доложил Волков (вспомни чёрта!), – сеанс через пятнадцать секунд, отбой.

Да, всё шло нормально. Айзек отвёл взор от экранов и датчиков и покрутил шеей. Мичико сидела в кресле с закрытыми глазами.

– Комацу, что-то не так? – блин, ну не хватало только, чтобы она сейчас отключилась от перегрузок.

Однако, японка приоткрыла глаза и, как могла бодро, произнесла:

– Капитан Кинг, всё хорошо, просто страшно.

– Мичико, – Айк постарался придать максимальную мягкость голосу, какую только мог в текущих условиях, – на тебе система показателей состояния здоровья экипажа всех модулей. Ты здесь со мной именно для того, чтобы за всем этим следить. От тебя зависит жизнь всех нас не меньше, чем от меня. Ты же врач, и, к слову, лучший врач в нашей миссии. Займись делом, это отвлечёт тебя.

Мичико подняла руку и прокрутила информацию на экране, прикреплённом перед ней.

– Всё в порядке, только давление и пульс у всех повысились, но это вполне ожидаемо. Буду следить.

– Следите, доктор Комацу.

Вот она самая тяжёлая задача капитана: приободрять и мотивировать. Успех миссии – успех каждого её шага, каждого человека. Нельзя провалиться ни в чём. Если плохо станет Волкову, или ему самому, если не уследить за модулями, если один из двигателей выйдет из строя, и он вовремя не включит корректировку полета… Слишком много «если».

Неожиданно замигал третий двигатель у третьего модуля. Тот экстренно, на автопилоте, вырубил тягу и полетел кирпичом по баллистике. Твою мать, только не у третьего! Как же так, его же трижды проверили?! Как такое могло случиться? Вызов по общей.

– Включаю расчёт корректировки, Рашми, у вас полное отключение третьего двигателя, – произнёс Айзек и сам услышал, как дрогнул его голос. Успокойся, успокойся, ты справишься. – Вы отдалились от нас и слишком ускорились, раскрываю ваш парашют и включаю первый и второй движки на полную тягу для выравнивания.

Краткий миг тишины, секунды, давящие на голову и сжимающие сердце. Все сейчас замерли. Двигатель вышел из строя, несмотря на проверку, контроль, перепрошивку и ещё одну проверку. Потом, на Земле, в НАСА, будут ломать голову и искать виноватых, затем начнут строчить отчёты и привлекать подрядчиков, страховые вызовут в суд свидетелей, конструкторы станут ругать экипаж, а экипаж – конструкторов. Но это потом. А сейчас всё надо выкинуть из головы и спасать экипаж. Спасать её.

– Первый, приняли, готовы к экстренной корректировке, – голос Рашми звучал на удивление спокойно. Айзек представил на миг весь ужас, что сейчас творится в её голове. С ней был Кристоф, но он врач и биоинженер, ничего не смыслит в полётах, не понимает, что с выключенными двигателями они все – лишь кусок железа, летящий по параболе на огромной скорости. А Рашми прекрасно это осознаёт.

– Первый, парашют раскрыт. На двух двигателях с полной тягой произведён перерасчёт траектории третьего модуля, – голос Димы был менее спокойным, – точка посадки в ста трёх километрах от запланированной. Нагрузка временно увеличена до десяти жэ, чтобы не порвать парашют сразу. Расход топлива максимальный, опустошит запас полностью. Сильная турбулентность модуля.

Сильная турбулентность. Само собой. Они ещё слишком быстро летят для парашюта. Его будет рвать. Двигатели начнут отклонять и шатать модуль. Всё это просто слова, которые на деле означают огромную перегрузку. Рашми и Крис могут не выжить. Рашми. Может. Не выжить.

– Волков, выполнять корректировку общего курса, я следую за третьим, ты с четвёртым – за мной.

Всё это автоматические действия. Автоматические слова. А что ещё можно сказать? Две жизни висят на волоске, а расход топлива на тяжёлых первом и втором вырастут выше плана из-за резкой смены курса и захода не по оптимальной траектории. Можно было смело сказать, что оба они уже не взлетят, если что. Но это совсем не волновало Айзека. Хотя бы все модули навечно остались на Марсе. Сейчас главное – посадить Рашми.

Перегрузка от парашюта и турбулентности ударила по третьему модулю, но, вопреки тому, что он был не в нём, а в первом, кровь прилила и к его голове тоже. Программа отрабатывала синхронизацию траекторий, выравнивая и снова сближая модули.

– Раш, кажется, без сознания, Крис держится, давление зашкаливает, – Мичико с трудом произносила слова, то ли от страха за друзей, то ли от перегрузки, резко меняющей траекторию посадки. Всего сто три километра от плановой точки, но какой ценой.

– Все держитесь. Крис, следи там за Раш, – понятно было, что Кристоф не ответит, если он и в сознании, то его состояние сейчас абсолютно недееспособно. Однако, нужно было во что бы то ни стало сохранять видимость спокойствия. Да какое, чёрт возьми, спокойствие? Посадка на двух движках была, конечно, протестирована, но на Земле, где плотная атмосфера помогала именно в таких ситуациях. То, что творилось сейчас, было испытано только в модели.

– Айк, твоё сердце сейчас выпрыгнет, – голос японки был дёргающимся. Кинг мельком глянул на монитор и увидел, что и её показатели зашкаливали.

– Доктор, потом просто втолкнёшь обратно, хорошо? – надо же, нашёл в себе силы пошутить. Только что заметил, что Мичико назвала его Айком, без всяких «капитанов» и «мистеров Кингов».

* * *

Наконец раскрылись гигантские парашюты и у них, перед чем модули разошлись на сотни метров друг от друга, так как каждый парашют был около ста метров диаметром. Перегрузка ударила на несколько секунд и постепенно снизилась до терпимых трёх же. Это момент, когда дальнейшее сокращение орбитальной составляющей скорости приводило к ускорению падения вниз, на планету, а плотность атмосферы была уже достаточной, чтобы за неё можно было хоть как-то зацепиться. Парашют будет использоваться лишь часть пути, но за это время модули сэкономят ощутимый объём топлива. Из плюсов то, что здесь не будет дикого вращения для коррекции, из минусов – это, по сути, неуправляемое падение по баллистике. Дальше модулям придется догонять друг друга, и тут нагрузка может вырасти. Радует только, что потом скорость станет существенно меньше, и проще будет отрабатывать манёвры.

– Комацу, что происходит в третьем? – Айк не мог оторваться от своих мониторов, показывающих текущее положение и планируемые траектории модулей, но мысли его были в другом месте. Сейчас третий летел с той же скоростью, что и они, также с выключенными движками. Парашют, слава богу, выдержал. Но им нельзя будет его отбрасывать, придется сажать прямо так. От этого остальным будет тяжелее, поскольку сесть надо рядом, а парашют третьего, летящего километром ниже, мог быть поврежден соплами движков остальных модулей.

– Оба живы, Айк, но помотало их сильно. По показаниям – в сознании, но на связь не выходят. Внутренних кровоизлияний нет, мозг функционирует, – голос девушки дрожал. Даже она так сильно переживает, а чего уж говорить о нём, когда он сам вовсе не врач и не понимает, что означают цифры на её мониторе. К тому же, у неё там просто друзья. А он даже не успел показать свои чувства, не успел рассказать о них.

Только перед самым стартом с Земли он подметил смуглую индийскую девушку. Она такая веселая, открытая, общительная. Единственная, кто смог расположить к себе Джессику, вообще-то, не очень стремившуюся завязать здесь дружбу. Рашми стала его путеводной звёздочкой. Он никогда не думал, была ли это сильная любовь, но сейчас Айку казалось, что в жизни нет ничего важнее, чем спасти её, что он перестал принадлежать себе, стране, науке, космосу, ВВС, – только ей.

В фантастических фильмах и книгах скафандр космонавта был оборудован аптечкой, которая словно по волшебству останавливала кровь, исцеляла от вирусов и исполняла прочие магические трюки. В реальности они все находились в скафандрах, единственной задачей которых было спасти их от внезапной разгерметизации модуля. Внутри этих силиконовых упаковок ты был беспомощен перед любым ударом, сильным излучением и уж тем более перед ускорением в десять же в течение почти что минуты. Когда модуль на суборбитальной скорости вдвое выше плана раскрывает парашют, ускорение превышает расчётное втрое-вчетверо, и пока скорость не уменьшится до нормальной, оно будет падать, но всё равно оставит пассажиров на грани жизни и смерти. Модуль при этом будет ещё и дико болтать, благодаря отсутствию одного движка.