Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Strelbytskyy Multimedia Publishing
- Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2023
«Я вышел из здания суда со странным чувством. Точнее, я не мог понять, что же я на самом деле испытывал: облегчение или наоборот, ощущение самого большого поражения в своей жизни. Да, с одной стороны свершилось то, чего я желал на протяжение уже, как минимум, последнего года, а на самом деле, гораздо дольше. С другой — не мог отделаться от мысли, что все, чем я жил до сих пор, рухнуло, как плохо построенный мост. Никогда не предполагал, что мой брак с Мариной завершится столь печально, таким ожесточенным противостоянием, которое возникло между нами. До сих пор мне не понятно до конца, откуда все это возникло, как сформировалось. Ведь вначале была и большая любовь, и сильная телесная страсть, мы не могли оторваться друг от друга ни днем, ни ночью. Мне, в самом деле, кроме нее никто не был нужен, она заменяла мне, если не весь мир, то уж точно значительную, а главное лучшую его часть. Я уходил на работу с мыслью о том, как бы скорее вернуться домой, к ней. Это и было настоящим, ни с чем не сравнимым счастьем — находиться рядом с женой. Казалось, мы думали в унисон, желали в унисон и даже дышали в унисон. Это было то самое неразрывное единство противоположностей, о котором нас учили еще в школе…»
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 197
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Александр Зубенко
Последний выживший на станции «Таймыр»
Над одной из сейсмологических станций полуострова Таймыр, в небе над тундрой появляется гигантский неопознанный объект в форме идеального шара, посетивший планету в очередной раз со времён палеозойской эры. Из-за смертоносных лучей, излучаемых объектом, изыскатели на станции и в карьере разработок принимаются истреблять друг друга, оставив в живых последнюю обитательницу станции, которую монолит забирает с собой в иное измерение.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Это была безжизненная планета. Точнее, ещё не планета, а огромный, до конца не сформировавшийся пустой кусок камня, сплотивший в себя за миллиард лет космическую пыль и химические реакции после некоей точки сингулярности — Большого вселенского взрыва, произошедшего в пустоте из ничего, и уложившегося в одну долю секунды. После Большого взрыва прошло миллиард лет, и этот кусок камня уже имел какое-то подобие орбиты, вращаясь в зоне гравитации вокруг молодой ещё звезды, впоследствии названной Солнцем той человеческой расой, которая эволюционировала из одной простейшей бактерии, занесённой из глубин бескрайнего космоса. Два миллиарда лет камень постепенно округлялся, имея в своём составе лишь гелий и водород, без каких-либо соединений кислорода, а затем, в архейском периоде исторического эона планеты в неё врезалась ледяная комета, одна из сотен тысяч, бороздящих беспредельные просторы космоса после Большого взрыва. Именно с этой безвестной кометой на планету попал лёд, позже превратившийся в воду. В течение ещё миллиарда лет начался процесс формирования первых органических соединений, затем был переход от одноклеточных организмов к многоклеточным, и пошёл бурный процесс эволюции. Они становились всё сложнее и сложнее: рыбы, амфибии, рептилии, птицы, млекопитающие, приматы. Динозавры превращаются в птиц, грызуны в млекопитающих, приматы теряют шерсть, минуя несколько периодов глобальных вымираний, из которых, по истечении миллионов лет, наконец, появляется венец всего живого на Земле. Имя этому венцу — человек. Лёд этой безвестной кометы, растопившись на молодой планете, дал толчок формированию всего живого биома на Земле, в последствие эволюционировавшего в новый вид приматов — Homo Erectus и Homo Sapiens, как конечный результат. И никто в те далёкие и тёмные времена, разумеется, не наблюдал опускавшиеся на Землю огромные шары идеальной формы, которые, «погостив» какое-то время на планете, внезапно растворялись в пространстве, так же как и появлялись.
Теорию возникновения жизни на Земле, посредством посещения её кометой, учёные позже назовут теорией панспермии.
Происхождение жизни извне.
Из космоса.
Идея панспермии жива и сегодня, высказанная ещё греческим философом Анаксагором в V веке до нашей эры. Согласно одному из новейших вариантов, жизнь на Землю была занесена обитателями других миров, не обязательно разумных, но уже органических. Однако этому до последнего времени не было никаких доказательств.
Пока…
Об этом, собственно, и пойдёт речь в данной книге.
Следуйте за автором.
Глава 1-я
СТАНЦИЯ «ТАЙМЫР». ПЯСИНСКИЙ ЗАЛИВ
№ 1.
Это была тишина без звуков. Словно в вакууме. Она настала внезапно, будто Земля вошла в некий газопылевой пояс космического облака, и продолжает вращаться в нём вокруг своей оси вопреки всем законам физики, если таковые ещё, разумеется, продолжали существовать. Планета, казалось, вздохнула и затаила дыхание, как гигантский организм, неподвластный человеческому разуму. Не было звуков, птиц, зверей, не было ветра и хоть какого-то колебания воздуха. Тучи на небе остановились в тот момент, когда закрыли собой Луну, и лишь некоторые звёзды своим мёртвым сверканием проглядывались сквозь островки разорванных, набухших от непонятного газа облаков.
Непроглядная темень опустилась на тундру близ небольшого рыбацкого посёлка на берегу Пясинского залива, там, где извилистая река Пясина впадает в Карское море.
Вся живность будто онемела. Не видно было ни зги. Дикие утки, куропатки, сибирские совы, олени, волки, даже мелкие грызуны лемминги — весь этот биом полярной тундры обездвижился на несколько минут в тех позах и тех местах, где застало их это необъяснимое явление.
На небольших, поросших ельником сопках, где испокон веков стояли каменные бабы ритуальных поклонений древних шаманов, застыло всё, и тундра погрузилась в обездвиженную пустоту.
На одной из сопок, возвышавшихся над рыбацким посёлком, находилась геодезическая станция сейсмологов — этакий заброшенный и замкнутый в себе, но продолжающий работать одинокий мирок, который и станцией-то уже можно было назвать лишь с большой натяжкой. Два барака, два вагончика, гараж, радиорелейная рубка, хозяйственный сарай, дизельная подстанция, обветшалая водокачка, столовая, да утеплённая будка для собаки — вот и всё хозяйство на шестерых человек, вахтовым методом дежуривших здесь, на краю Земли, по нескольку месяцев не видевших цивилизации. До ближайшего крупного населённого пункта Усть-Тарея было не меньше сотни километров по тундре, бездорожью, болотам на вездеходах или зимой на санях в оленьих упряжках. Если смотреть по карте, то далеко слева обозначался местный административный центр, город-порт Диксон, к которому путь лежал через самодельную переправу реки Пясина, а затем, всё с теми же вездеходами или упряжками оленей трое суток пути с ночёвками в охотничьих срубах, разбросанных по тундре на всём протяжении маршрута. Полуостров Таймыр обширен и огромен, начиная от Пясинского залива и, заканчивая горным хребтом Бырранга.
Станция стояла на склоне сопки, чуть в стороне от посёлка и живущих в нём трех десятков семей, с одной улицей, вытащенными на берег лодками и шаманским шатром, приютившимся у края, куда вход постороннему был абсолютно заказан. Последний столб с электрическими проводами заканчивался у трансформаторного блока станции, дальше шла бескрайняя полярная тундра сродни белому безмолвию, так хорошо описанному в некогда популярных рассказах Джека Лондона.
Прожектор, ночью освещавший территорию станции возле водокачки и столовой, сейчас светил в пустоту, рассеивая сгустившийся плотный мрак лишь отчасти, совершенно не выполняя своих технических функций: светить просто было не во что. Воздух, казалось, застыл на месте, и луч прожектора распадался теперь на несколько, не связанных между собой мелких секторов, просеянных, словно крупа через сито. Было тихо и мирно, поскольку время — зимнее, полярное — едва перевалило за четыре часа ночи, и все обитатели станции ещё крепко спали, как это всегда бывает ранним-ранним утром.
Сюда никто не приезжал, не приземлялись вертолёты, не подходили к самодельному причалу даже мало-мальские баркасы или катера. Раз в два месяца, летом и осенью, на вездеходе ГТТ несколько рыбаков отправлялись через тундру в Усть-Тарею запастись продуктами, лекарствами и прочим необходимым, сдав свой двухмесячный улов в местный «Рыбхоз» и, получив по стандартным расценкам оплату, закупали всё, что могли увезти с собой. То же самое происходило и зимой, с той лишь разницей, что рыбу везли мороженой, а средства передвижения менялись с вездехода на две оленьи упряжки, к которым были пристёгнуты дополнительные сани для продуктов и предметов обихода.
Тем и жили.
В том же «Рыбхозе» получали заработную плату и обитатели сейсмологической станции, или как они себя сами называли — экспедиторы. Какая экспедиция — никто об этом уже давно не знал, жили и работали, менялись каждые два года, получали заработанные деньги. Станцию ещё построили в семидесятых годах, и она благополучно пережила в тихом уголке Пясинского залива правление Брежнева, перестройку Горбачёва, лихие «девяностые» с Ельциным, и распад Союза, плавно перетекая своим собственным здесь временем в наши дни, пока не произошёл этот непонятный феномен, с которого, собственно, и начинается данная книга.
Люди на станции менялись, как уже было упомянуто, каждые два года, на протяжении более полувека, по шесть сотрудников в каждой вахте, но какую функцию на данный момент несла эта станция, уже никто определённо сказать не мог. Показания осциллографов, анероидов и прочих барометров снимались регулярно и заносились в ежедневный журнал работы станции. В бригаде экспедиции были геолог, сейсмолог, гидрограф и прочие по совместительству сотрудники, способные заменять друг друга сообразно своим специальностям. Зимой и летом члены команды вели графики сейсмических отклонений, снимали показания движений тектонических пластов, уровней приливов, толщину пакового льда, миграционные перемещения перелётных птиц, наличие косяков рыб в заливе, пробы воды из Карского моря и прочее, прочее, прочее. Следили за живым биомом тундры в виде волков, оленей, росомах и других животных, вели контроль над климатическим состоянием региона, наблюдали за северными сияниями вперемежку с метеоритными потоками: одним словом, работы хватало. Другое дело, кому это теперь было нужно? Результаты их изысканий и наблюдений доходили, разве что до Диксона, и то едва один раз в полгода, а уж в столицу, видимо, и вовсе не попадали. Не те времена. СССР канул в вечность, и станция «Таймыр», по своему уникальному когда-то статусу, перестала кого-либо интересовать. Покрытия интернета не было, почта, если и доходила, то с большим опозданием, поскольку, никаких компьютеров и мобильной связи в посёлке рыбаков, разумеется, не существовало. Одно слово — дыра. Спутниковая антенна, стоявшая на берегу залива ещё со времён космической эры Брежнева, давно забытая и не обслуживающаяся, годилась разве что для принятия слабых теле и радиосигналов, благодаря которым в посёлке можно было слушать радио, а на станции ловить пару-тройку программ местного телевидения. Рыбаки с семьями жили сами по себе, экспедиторы на станции — сами. Разногласий и вражды никогда не было, наоборот, некоторые члены экспедиции ходили зачастую в посёлок в гости, прихватывая с собой пару бутылок водки, а рыбаки, в свою очередь, одаривали их всевозможными сувенирами и шили для них узорчатые пимы из оленьей шерсти.
Так и жили.
Так и существовали.
Станция работала, рыбаки ловили рыбу.
А меж тем, ни один прибор на станции не зафиксировал десятиминутную аномалию вакуумного пространства, окутавшего этот небольшой участок Пясинского залива. Аппаратура молчала, продолжая работать в своём обычном режиме: ни одна стрелка не колыхнулась, ни один датчик не мигнул тревожным сигналом, ни один зуммер не разорвал тишину, оповещая об опасности. Десять минут полного обездвиживания прошли для станции и человечества совершенно незаметно, если учесть, что этот участок тундры находился от очагов цивилизации на сотни километров. Земля вокруг станции, казалось, замерла, вздохнула и затаила дыхание.
Привязанные к стойлу олени, подогнув внезапно ноги, уткнулись рогами в ягель. Собака Бадильон, он же Бадик, породы стаффордширский терьер, так и не вылез из конуры, застыв в ней на десять минут в весьма забавной позе. Утки и куропатки, которые в это время суток спали, не почувствовали какой-либо разницы, а вот полярные совы в своём полёте за добычей, камнями падали вниз, обездвиженные как, впрочем, и другие ночные хищники этой климатической зоны полуострова.
Но всё это продлилось не больше десяти минут. Бадик вылез из будки, лемминги, пискнув, продолжили свои брачные игры, хищники снова обрели подвижность, будто ничего не произошло, олени поднялись с колен и принялись объедать сочный лишайник. Жизнь в этой части полуострова продолжилась, как ни в чём не бывало.
Причиной этого небывалого феномена, посетившего полярную тундру Пясинского залива Карского моря, явилось спускание на Землю огромного космического гостя в форме идеального шара, размерами превышавшего Эйфелеву башню в Париже. Однако в безлюдной тундре, этого, разумеется, никто не заметил.
Наступил новый день.
На станции «Таймыр» в шесть часов утра зазвенел будильник.
№ 2.
Это было обычное утро, во всяком случае, для всех обитателей станции, которые абсолютно не подозревали о недавно случившемся феномене неизвестного происхождения.
Дело было так.
Первым проснулся Андрей, поскольку сегодня была его очередь снимать ночные показания приборов, занося ежедневно в вахтенный журнал подобно тому, как в рубке корабля каждый день отмечают маршрут продвижения судна. Шаркая в домашних тапках по утеплённому полу, он проследовал вначале в уборную, затем, умывшись, направился в их святая святых станции — «пульту управления», где в небольшой комнате располагались столы со всевозможной аппаратурой, начиная от старых, отживших своё приёмников «РП 250» и, заканчивая новыми «Р 155 Г», которые недавно им любезно доставили с Диксона по распоряжению куратора всех сейсмологических станций Таймыра, Павла Семёновича.
На столе лежал раскрытый журнал сдачи-приёма вахты, и привычным взглядом окинув тусклое зеленоватое мигание датчиков вместе с дрожанием стрелок различных приборов, Андрей внёс в журнал соответствующую запись, что за прошедшую ночь не произошло никаких происшествий. Всё было в норме. Ни один прибор не мигал красным цветом, следовательно, беспокоиться было не о чем.
Зевнув, он посмотрел в чуть промёрзшее снаружи окно, удивился немного серому цвету неба и, включив чайник, побрёл будить остальных коллег, спавших каждый в своей отдельной комнатке, однако, уже переступив порог коридора, он внезапно остановился, ещё не совсем осознавая, что именно ему показалось необычным. Озадаченно почесав затылок, Андрей вернулся назад и вновь уставился в окно, ещё не понимая, чего он ищет в этих серых сумерках наступившего утра. До пробуждения всей станции ещё было полчаса, и он решил выпить кофе, заодно проверив свои, неясные подозрения. Определённо здесь что-то было не так. Вчера какие-то возмущения в атмосфере: магнитное излучение озоновой дыры немного зашкаливало, но так бывало и раньше, совершенно не нанося никакого вреда, ни растительному, ни животному биому полуострова. Но сегодня ионосфера светилась как-то по-особому, пробиваясь сквозь землисто-серое небо своими сполохами, похожими на северное сияние, которого в это время года, в общем-то, не должно быть априори.
Он снова бросил взгляд на приборы, затем вернулся мысленно к серому небу за окном. Давно он такого непривычного цвета не видел. Да и видел ли вообще?
Андрей нахмурился и отпил глоток горячего напитка. Нужно было идти кормить Бадика, проверить привязанных на ночь оленей, но его что-то навязчиво останавливало. Уникальность цвета утреннего неба была настолько очевидной, что он топтался на месте, всё ещё уставившись в окно, сам не зная, что его удерживает на месте.
Всё ещё не осознавая свои действия, связанные с какой-то внутренней тревогой, он плюхнулся в кресло и автоматически принялся крутить верньер приёмника, настраиваясь на местную радиоволну станции Диксон, передающую каждое утро сведения о погоде на текущий день. Исключительность «пульта управления» в их жилом бараке состояла в том, что при желании достаточно было покрутить верньер шкалы, выходя на любую радиоточку земного шара, вещавшую каждая своей собственной стране: хоть в Австрии, хоть в Индии, хоть в самой Австралии. Сейчас, в данное утро, настройка шкалы находилась на волне Диксона.
Андрей закурил и приготовился слушать сводку о погоде. Время до побудки своих коллег ещё оставалось.
Это была уже его вторая вахта экспедиции. Супруга с шестилетним сыном остались дожидаться его в небольшом домике в деревне, хотя и просились с ним быть поближе к его работе, но, здраво обсудив все за и против, они пришли к совместному решению, что переселяться в Диксон будут только тогда, когда сыну придёт время посещать школу. Ровно половину вахты он, уже можно сказать, оттрубил, высылая семье ежемесячные посылки с сувенирами и телеграфные переводы посредством обыкновенной почтовой связи, поскольку, как уже упоминалось, покрытие интернета в этой части полуострова отсутствовало напрочь. Заполнив коробку вяленой рыбой, шкурками песцов и побрякушками ремесленного промысла ненецкого фольклора, он зачастую сам отвозил почту в районный центр, иногда наведываясь в посёлок рыбаков в качестве желанного гостя.
Кроме него в команде был его начальник, Сергей Борисович Раевский, доктор исторических наук и глава экспедиции, однофамилец знаменитого генерала Николая Николаевича Раевского, времён Бородинского сражения. Все на станции уважали его за покладистый характер, неутомимое рвение к исследованиям и абсолютную невозмутимость в решительных случаях, когда того требовали различные обстоятельства. Были на станции и две девушки. Точнее, одна девушка — Тоня, милая и добрая красавица, безумно влюбленная в Витю-Василька, как его все именовали дружески. Оба были ещё в том нежном возрасти двадцати трёх лет, когда нужно уже думать о создании семьи, к чему они, собственно и стремились. Второй была Елизавета Петровна, или просто Лиза, тридцати лет, потерявшая мужа при испытательных полётах на военном аэродроме. Об этой трагедии она никогда не распространялась, поэтому затрагивать её не имеет никакого смысла. Тоня была специалистом по геодезике и медсестрой по совместительству. Лиза, в свою очередь, заведовала всем хозяйством на станции, начиная от кухонной посуды в столовой, и заканчивая граблями во дворе станции. Витя-Василёк копался в снегоходах и был постоянным водителем, если требовалось куда-либо выезжать по работе. Таким образом, Сергею Борисовичу было под шестьдесят, обоим влюблённым по двадцать три, Елизавете тридцать, а самому Андрею тридцать два.
Но был ещё один человек в их вахте, о котором стоит упомянуть, поскольку в данной загадочной истории он сыграет далеко не последнюю роль. Имя ему — Коржин. Точнее, не имя, а фамилия, поскольку по имени его называл только начальник экспедиции, и то весьма редко. Вечно замкнутый и молчаливый тип, бывший ихтиолог и егерь, он держался на расстоянии от основного коллектива, зачастую не выходя к общему столу ужинать или обедать, и днями напролёт пропадая в тундре с Бадильоном, собакой станции. Если не выходил в тундру, то бродил по болотам Пясинского залива, изучая местную флору и фауну, скорее, для проформы, нежели в научных целях. Он был старше Андрея на десять лет и был вторым по возрасту после Раевского, если не считать Павла Семёновича — куратора всех станций полуострова. Но тот обитал в Диксоне, и на территории станции «Таймыр» появлялся лишь наездами, когда раз в полгода отправлялся на вездеходе инспектировать остальные сейсмологические базы: «Стерлегова», «Челюскин» и «Полярная». Как раз, в свете данного повествования, Павел Семёнович с очередным объездом должен был заглянуть и сюда, поужинать, переночевать, выслушать жалобы с пожеланиями, и отбыть на вездеходе дальше по маршруту.
Андрей знал, что сегодня предстоит нелёгкий день.
Пора будить остальных. Через пару часов нагрянет начальство. Но…
Отчего же так смутно на душе?
№ 3.
— По-одъём! — заорал он, прошествовав по коридору вдоль дверей, ведущих в отдельные комнаты его коллег. Совместно в одной комнате спали только девушки; у остальных были свои собственные уголки, не столь просторные, зато уютные и тёплые. Слева и справа по коридору было по три двери, внутри комнат которых, располагались кровати, тумбочки, шкафы и столы с креслами. Полочки с литературой, вазочки, переносные телевизоры и занавески на окнах дополняли нехитрый антураж жилого блока, сразу указывающие на то, что здесь приложила руку сама Елизавета и, с помощью Тони, они вместе разбавили холостяцкий быт мужского обитания станции.
Около каждой двери в спальню, сбоку от проёма висели рамки с изображениями наиболее известных в прошлом изыскателей Арктики и Антарктиды: Седова, Егорова, Сомова, Вернадского, Кулика и прочих. Последний, по рассказам старожилов, несколько раз ночевал в рыбацком посёлке, когда отклонился от своего маршрута в поисках нашумевшего в своё время метеорита под Каменной Тунгуской, и поколение молодых рыбаков-ненцев невероятно гордились этим достоверным фактом. Далее по коридору шли две двери — последние: душевая на два отделения и обширная кладовая, которой заведовала Лиза.
Проходя мимо каждой двери, Андрей по очереди стучал в них кулаком и задорно кричал, отчего во дворе принялся весело гавкать Бадильон.
— По-одъём! Скоро начальство нагрянет!
Открыв предпоследнюю дверь, он метнулся внутрь, сдёрнул одеяло и заорал в самое ухо своему младшему другу:
— Ва-си-лёк! Скажи спасибо, что водой не обливаю, как ты меня на той недели из чайника.
Витя продрал очи и, махнув куда-то в пустоту, показал из-под одеяла кулак.
— Число? — щурясь, спросил он.
— Двадцать четвёртое сентября.
— Температура за окном?
— Минус девять.
— Ветер?
— Ниже умеренного.
Это была их каждодневная утренняя забава. Кто раньше будил, тот в шутку и отчитывался.
— Снега ещё нет?
— Назревает. Тучи какие-то, не по сезону, серые чересчур. Снеговые, похоже.
Витя вздохнул и потянулся.
— Вот и бабье лето пролетело — не заметили. Конец сентября, и уже снег на Таймыре.
Андрей тем временем распахивал шторки на окне, но в комнате стало не особенно светлее. Посмотрев на застланное небо, он сделал определённый вывод:
— Июнь — заполярная весна в разгаре. Июль и август — самое большее до десяти тепла, лето бжик! — и пролетело. Сентябрь, уже, пожалуйста — минус девять.
— Да уж… — донеслось из-под одеяла. Делать было нечего, приходилось вставать. В Витины обязанности входило всё, что касалось технического обслуживания на станции: от поломки холодильника на кухне, до ежедневного осмотра тягача в гараже и снегоходов, а при наличии оленей — и их, собственно, кормёжки. Будучи молодым, но мастеровитым на все руки механиком, на нём держалась буквально вся техническая часть базы и станции в целом. Крупные населённые пункты Диксон, Дудинка и Норильск находились далеко, вот и приходилось за всем следить во избежание локальной катастрофы. Станция «Таймыр» благодаря Витиным усердиям, что называется, блестела, и это не означало, что они ждали начальства: так было всю вахту, пока он находился здесь. Однако была и оборотная сторона вопроса, довольно забавная. При всём своём усердии и трудолюбии, горе-маханик постоянно умудрялся куда-то встревать, что-то забывал прикрутить, что-то перетягивал; зачастую у него где-то искрило, сверкало, бухало током. Но вместо того, чтобы подтрунивать над младшим коллегой, его друзья смеялись вместе с ним, любовно так и называя — Васильком.
Витя зевнул, и ему вспомнилась прошлогодняя зимовка на станции, первой в его вахте. Почти всё время дули ветры, переходящие в пургу и нескончаемые вьюги; было холодно, словно он находился в паре километрах от географического полюса Севра, а температура опускалась нередко, до минус шестидесяти градусов. Оленей тогда заперли в обогреваемые стойла, а Бадика забрали к себе в барак. Тут было тепло, хотя и ходили все в свитерах, но калориферы и батареи работали исправно — могло быть и хуже. В эти дни из станции никто нос не показывал наружу: за всем происходящим наблюдали из окон «пульта управления» и, если бы не показания приборов, вообще не знали, что творится кругом. Снег тогда был трескучим, и валил завывающей пургой несколько дней кряду без перерыва. Базу занесло сухими снежными сугробами, снег спрессовался под лютым морозом, и не одна снеговая лопата не способна была его одолеть. Пришлось прицеплять к одному из снегоходов бульдозерный ковш, и при уже относительно поднявшейся температуре в минус сорок пять градусов, чистить территорию, делая по несколько заездов в день, едва не обмораживая себе пальцы рук и ног. Чистили по очереди все, кроме женщин. У них были другие заботы — тотчас отогревать любыми способами очередного ввалившегося с мороза едва не замёрзшего смотрителя станции.
Вот и теперь скоро заметёт, подумал Витя, нехотя вылезая из-под одеяла.
В самом конце жилого блока находилась общая комната отдыха, внутри которой можно было расположиться с уютом всей компанией после очередного трудового дня. Здесь на стене висел плазменный телевизор, любезно доставленный им из Диксона Павлом Семёновичем, а вокруг, по периметру были расставлены журнальные столики с глубокими, утопающими креслами. За одними проходили еженедельные шахматные баталии между Андреем и Сергеем Борисовичем, за другими девушки либо вязали на досуге, либо раскладывали выкройки из журналов, тут же, не отходя, присаживаясь за швейную машинку кому-то что-то подшить, заштопать, прострочить.
Вот в эту комнату и направился Раевский после того, как Андрей разбудил всю станцию, созвав мужской коллектив на утреннюю пятиминутку. Девушки уже ушли в столовую готовить завтрак, и профессор решил дать коллегам последние указания перед приездом Павла Семёновича с его свитой. Куратора станций в таких плановых инспекциях зачастую сопровождали два его заместителя: главный инженер и кто-нибудь из научных сотрудников РАН (Российской Академии наук).
Коржин уже покормил собак и оленей, отправившись в гараж копаться в двигателе их вездехода, иногда помогая Васильку, если у самого на тот момент не было никаких срочных обязанностей. Бывший егерь уже достаточно исходил вдоль и поперёк Пясинский залив, ведя учёт косякам рыб, гнездившимся на скалах птицам и лежбищам морских тюленей, так что на сегодня у него никаких определённых задач не было. Таким образом, дав последние указания своим младшим коллегам и, убедившись, что на станции перед приездом начальства всё находится в рабочем состоянии, Сергей Борисович отправился в столовую, махнув рукой Васильку следовать за ним. Андрей ещё немного задержался и, проходя мимо комнаты «пульта управления» успел услышать обрывочные фразы, доносившиеся сквозь помехи из радиоприёмника:
«…магнитные возмущения в небе… (помехи)…сильнее, чем при северных и полярных сияниях… (снова треск и завывания каких-то сполохов)… в квадрате…»
Андрей невольно вошёл в радиорубку и прислушался.
«…не зафиксированы ни одним прибором… (помехи)…паники никакой нет, домашний скот и живые организмы после краткого обездвиживания вновь пришли в себя…»
Он покрутил верньер настройки. Непонятные помехи, словно работающая газонокосилка, затмевали своим шумом голос диктора, и едва удавалось расслышать конечную фразу передаваемых новостей. Он выдвинул шкалу настройки на максимум и, морщась от пляски магнитных волн, попытался ещё хоть что-то услышать.
«…антициклон… всё вернулось… что это было, мы оповестим позже… температура в Диксоне…»
Всё. Помехи исчезли. Дальше шли городские и зарубежные новости: близ Новой Земли во льдах застрял рыбный сейнер, на космической станции МКС астронавты чувствуют себя в порядке, в Дублине открылась всемирная выставка, и прочее, прочее, прочее. Андрей не стал слушать, удивившись лишь первым фразам диктора, ещё не вполне сопоставив их со своим выводом, что с тучами, накрывшими небо, в это утро происходит что-то странное. Их цвет.
С теми мыслями и вышел во двор.
Бадик весело гавкнул у пустой уже миски, и помчался по длинной наземной проволоке, прицепленной к ней кольцом двигающейся цепи. Краем глаза Андрей заметил выведенный из гаража ГТТ, со снующим у его гусениц Коржиным. Значит, ещё не завтракал, отметил про себя Андрей. Ждёт, когда остальные поедят. Бывший егерь тем временем выпрямился и запустил в небо квадрокоптер. В сарае их находилось несколько штук, и наравне с дронами их запускали каждое утро обследовать территорию с высоты птичьего полёта. Проходя мимо датчиков осциллографов, Андрей мельком бросил взгляд на застывший флюгер, показывающий абсолютное бездействие ветра. Пурги сегодня не будет, успокоил он себя, хотя снег уже срывался, и в простом свитере к столовой идти было зябко. Толкнув массивную, оббитую войлоком дверь, он вошёл внутрь, выпустив изнутри клубы ароматного пара.
Девушки суетились в окне кухни, из которой пахло жареной картошкой, луком и отварной олениной. Сергей Борисович, сидя степенно за общим длинным столом в форме буквы «Т», намазывал маслом бутерброд и слушал Василька, с воодушевлением что-то говорившего ему, забавно жестикулируя руками. Чайник кипел, маленький телевизор передавал вчерашний матч по футболу, в столовой царила та уютная утренняя атмосфера, когда хотелось побыть всем вместе, обсуждая грядущий день, заодно подводя итоги и дня прошедшего.
Тоня поднесла к столу миски, горячую сковородку и присела рядом. Лиза дорезала хлеб, поставив плетёную корзину рядом с тарелкой солёных огурцов. Начальник махнул рукой, приглашая Андрея присоединиться, сам же, прервав Василька, шутливо подметил:
— Быстрее скорости света, Витя, есть только скорость мысли, если бы она, разумеется, была включена в систему исчислений как физическая величина. Сам посуди. Сейчас ты мысленно находишься здесь, на Земле, в столовой станции «Таймыр». Верно?
— Так, — нехотя ответил тот, заворожено глядя на присевшую рядом Тоню. Уж больно не хотелось сейчас влюблённому парню слушать очередную лекцию профессора. Другое дело Тоня…
— Стало быть, — прервал его грёзы Сергей Борисович, — ты находишься сейчас в Солнечной системе. А уже щёлк! — он прищёлкнул пальцем, — и через мгновение твоя мысль перенесла тебя к центру галактики квазару, а то и дальше, вообще к обозримой границе Вселенной, до которой ты бы со скоростью света добирался, скажем, сотни и сотни тысяч световых лет. Да каких там сотни! Миллионы световых лет, если судить по её предполагаемому возрасту после Большого взрыва. Тебе ещё туда долететь надо, Витя. А мысленно ты уже — щёлк! — и там. Вот это и есть парадокс скорости мысли, о котором ещё упоминал наш старик Эйнштейн. Он фактически доказал, что выше скорости света ничего не может быть во Вселенной, но так же допускал, чисто гипотетически, что мысль, будь она физической величиной, являлась бы конечной константой. Непреложным и непреодолимым абсолютом в природе. Сейчас ты здесь, и оп! — ты уже, скажем, на краю Млечного пути. Мысленно. Уяснил?
Он похлопал младшего друга по плечу, чем, собственно, и отвлёк его от мыслей о Тоне.
Андрей, тем времен, присев рядом с начальником, тихо поведал ему о своих мрачных предчувствиях, необыкновенном цвете туч и вещавшем радио, непонятно, каким образом, глушившимся какими-то неизвестными в природе помехами.
