Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: ЭКСМО
- Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
- Serie: Сентиментальный детектив Елены Асатуровой
- Sprache: Russisch
Из родового гнезда известного врача Олега Круглова украдена семейная реликвия — портрет некой дальней родственницы. Картина, на первый взгляд, не представляет особой ценности, но связана с интересными легендами и дорога как память. К поискам присоединяется опытный следователь Игорь Савельев, еще не зная, к каким неожиданным встречам и событиям это приведет. А в деле оказывается замешана Кира Демина — талантливая художница, девушка с пытливым умом и та, что навсегда разбила Савельеву сердце. Тайны прошлого, сильные чувства и невероятные судьбы — Игорю и Кире предстоит распутать сложный клубок, в котором сплелись и их собственные жизни. Продолжение романа «Опасные тени прошлого».
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 310
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Елена Асатурова Призраки затонувшего города
Сентиментальный детектив Елены Асатуровой
© Асатурова Е., текст, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
От автора
В 1935 году в СССР при реализации плана ГОЭРЛО и строительстве крупных водохранилищ, таких как Куйбышевское, Рыбинское, Волгоградское, Цимлянское, Камское, Саратовское, произошло самое масштабное затопление городов и деревень. Некоторые были затоплены полностью, некоторые частично, а иные отстроены заново.
Прототипом для романа был выбран город Молога, который находится сейчас на дне Рыбинского водохранилища. Первые сообщения о Мологе относятся к XII веку, она – ровесница Москвы. Нареченный «Русской Атлантидой», процветающий уездный город, в котором проживало пять тысяч человек, насчитывалось 900 домов, три библиотеки, девять учебных заведений, несколько заводов, работали почта, телеграф, банк, больница, аптека и кинематограф, подвергся полному уничтожению. Каменные дома и соборы взрывали, расчищая место под водохранилище. Есть версия, что вместе с городом утонуло 294 местных жителя, отказавшихся оставлять свои дома. Вместе с Мологой под воду ушло еще 600 сел и деревень.
В период с 1941 по 1946 год водами Рыбинского водохранилища был затоплен и Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь, история которого также была использована при написании этой книги.
Некоторые названия и имена были изменены, так как большая часть романа является художественным вымыслом.
Пролог
Окрестности Рыбнинска
Октябрь 1935 года
В монастырской келье было темно, лишь свет лампадки, горящей перед единственной иконой, отбрасывал блики на каменные стены и коленопреклоненную фигуру. Игуменья [1] Параскева раз за разом читала молитву, обращая свое бледное, исхудавшее лицо к образу Божьей Матери. Она сама тщательно следила за соблюдением непрерывного – неусыпающего – чтения акафиста Богородице, учрежденного почти сорок лет назад первой настоятельницей монастыря. Тогда юная послушница мечтала, что однажды и ей выпадет счастье войти в эту особую келью. Денно и нощно сестры, сменяя друг друга, молились перед чудотворной иконой, которая покидала свое место лишь раз в году, в сентябре, когда отмечалось Рождество Богородицы и Приснодевы Марии. В течение шести дней она выставлялась в главном храме монастыря, чему предшествовал крестный ход, возглавляемый игуменьей. Но сейчас насельницы с трудом бы узнали свою строгую матушку Параскеву в этой встревоженной и даже растерянной женщине, шепчущей пересохшими губами слова молитвы. Всегда холодные, цепкие серые глаза блестели от подступивших слез, которые она быстро промокнула краем апостольника [2], услышав тихий стук в дверь кельи.
– Входи, сестра Феоктиста, – игуменья чуть повысила голос, проворно поднимаясь с колен, и встретила вошедшую монахиню в своем привычном обличье – с прямой спиной, приподнятым подбородком и сомкнутыми в тонкую ниточку губами.
– Матушка Параскева, вы велели мне зайти ровно в девять, чтобы продолжить чтение… – начала было монахиня, но игуменья прервала ее объяснения:
– Я ждала тебя, сестра Феоктиста. Прикрой дверь в келью и присядь. – Она указала на деревянную лавку, стоящую вдоль стены, и сама опустилась на нее, сдерживая тяжелый вздох, готовый вырваться из груди. Перебирая четки, сплетенные из черной шерсти, игуменья собиралась с мыслями, чтобы начать непростой разговор.
Сестра Феоктиста, уже три года исполнявшая в монастыре обязанности благочинной [3], была для всех примером дисциплины, нравственности и неукоснительного соблюдения установленных правил. И в то же время ей удавалось обеспечивать порядок и добиваться послушания насельниц без жестких нравоучений, а добрым и мудрым сестринским словом. Игуменья могла припомнить всего несколько случаев, когда благочинная докладывала ей об отступлении от правил иноческой жизни кем-то из монахинь или трудниц [4]. И, по обыкновению, этого больше не повторялось. Привратник, сторож, дворник и звонарь, находившиеся в подчинении сестры Феоктисты, также беспрекословно выполняли все ее поручения.
В полумраке кельи облик благочинной лишь угадывался, но Параскева без труда представляла себе одухотворенное, исполненное благородства лицо довольно молодой, недавно перешагнувшей тридцатилетний рубеж женщины. Простые монашеские одежды не могли скрыть неутраченную природную красоту – высокий чистый лоб, изогнутые брови, выразительные голубые глаза, полные чувственные губы. Феоктиста, зная о своей привлекательности, старалась заглушить ее – низко надвигала апостольник, тщательно спрятав под него густые волосы необычного медного оттенка, стройная фигура терялась в широкой мантии. Со всеми она была ровна в общении, но умела убеждать и управлять. Именно эта сдержанность и умение не показывать эмоции, а также истовая вера определили выбор игуменьи. Тайну она могла доверить только сестре Феоктисте.
– Было мне некоторое время назад видение, – начала рассказ настоятельница. – А если точнее – откровение Божие, пророческое. Будто иду я к нашей обители по лугам цветущим, по полям колосящимся и уже вижу вдалеке соборную колокольню, слышу благовест. И такая вокруг благодать, а на душе моей неспокойно, будто кто-то торопит меня, подгоняет. Но чем быстрее я иду, тем дальше стены монастырские, тем глуше перезвон колоколов. И вдруг вижу, что под ногами у меня вместо земли – вода, и вокруг – вода, много воды, и захожу я в эти воды все глубже и глубже. И вот уже иду по дну морскому, волны сомкнулись над головой, а впереди – наша обитель, и собор, и все постройки монастырские скрыты под толщей вод. А из ворот выходит старец, в руках у него вот эта самая икона, – игуменья подняла глаза к образу Богоматери на стене кельи, – и несет он ее ко мне, и вручает со словами: «Бойся потопа рукотворного, сбереги святыню, ибо откроет она путь к возрождению веры православной, к прославлению Божией Матери». Приняла я у старца икону, а он тут же и исчез…
Параскева ненадолго замолчала, давая сестре Феоктисте осознать услышанное. Потом придвинулась ближе и понизила голос, почти зашептала:
– А вчера получила я известие, что скоро начнется в наших местах большое строительство, будут реки перекрывать и сооружать водохранилище. Уже под Рыбнинском лагерь организовали, свозят туда заключенных, которые будут на этой стройке работать. Людей, говорят, переселят, даже вместе с домами. А вот церквям и монастырям, чувствую, грозит разорение. – Игуменья перекрестилась. – Никто возиться с нами не будет. Снесут или просто затопят. Мы и так последние годы живем только милостью Божией да тем, что трудимся побольше любой артели. Вот нас и терпят.
Благочинная, побледнев, тоже перекрестилась и воскликнула:
– Как же так, матушка! Что же с нами будет?
– Ох, не знаю, сестра, боюсь даже представить. Послушниц, конечно, примут другие монастыри, да только их, действующих, мало осталось. Буду хлопотать, чтобы не оказались на улице, пока силы есть. Помоги, Господи! Но я тебя не за этими рассуждениями позвала.
– Приказывайте, матушка, все исполню, – тут же отозвалась Феоктиста.
– Только тебе могу я довериться, только ты способна выполнить эту особую миссию. – С этими словами игуменья встала, следом за ней вскочила с лавки и монахиня. – Мы должны любыми путями сохранить чудодейственную реликвию нашего монастыря. Ты возьмешь ее и спрячешь там, где никто не сможет найти. Молчи, не перебивай! Ты родом из этих мест, многих знаешь еще с мирской жизни, сообразишь, где и как будет надежнее сохранить икону.
Сестра Феоктиста сосредоточенно обдумывала услышанное, не сводя глаз с образа Богоматери, как бы ища у нее подсказки. Самые безумные идеи теснились у нее в голове.
– Но, матушка Параскева, ведь иконы сразу же хватятся, вы же не можете просто так отменить неусыпающее чтение.
– Об этом я позаботилась. – Игуменья подошла к небольшому сундуку, стоящему в углу кельи. В нем хранились требники, четки, масло для лампадок. Откинув тяжелую крышку, осторожно достала что-то, завернутое в аналав [5]. – Когда монастырь обрел эту икону, матушка Таисия, его первая настоятельница, велела сделать с нее несколько списков. Их передавали в дар другим обителям или особо праведным благотворителям, жертвовавшим на строительство храмов. Мастера в нашей иконописной мастерской были талантливые, списки почти невозможно отличить от прообраза. Вот этот, – она развернула черную ткань, расшитую крестами и херувимами, – остался последним.
Феоктиста переводила взгляд с одной иконы на другую и видела потрясающее сходство. Наверное, только опытный живописец смог бы отличить копию от оригинала.
Тем временем игуменья сняла со стены чудотворный образ, а на его место водрузила икону из сундука.
– Никто, кроме нас с тобой, никогда не узнает о том, что сейчас произошло. Ты вынесешь святыню из монастыря и укроешь ее в надежном месте. Когда пройдут лихие времена, Господь укажет, что нужно делать. Обещай мне перед ликом Божией Матери, что выполнишь эту священную миссию и сохранишь нашу тайну.
Монахиня с благоговением приняла из рук игуменьи икону и, приложившись к ней, дала требуемый обет. Аккуратно завернув ее в аналав, Феоктиста спрятала сверток в складках своей широкой мантии.
– Теперь ступай к себе, а просфорница Антония сменит меня через полчаса. Все должно идти как обычно. Завтра скажись захворавшей, проведи весь день в своей келье, я велю, чтобы тебя не беспокоили. Во время вечерней службы ты сможешь незаметно выйти из обители.
– Вы не хотите узнать, что я собираюсь предпринять? – спросила монахиня, уже собираясь уходить.
– Нет, я всецело доверяю тебе. Придет время, ты сама поймешь, когда и как икона должна вернуться к людям. – Игуменья легким движением руки перекрестила Феоктисту, благословляя, и, закрыв за ней дверь, вновь начала молиться…
Вечер следующего дня выдался прохладным и безлунным. Осень, обычно щедрая на погожие деньки, была в этом году дождливой и неприветливой. Небо плотно закрыло тучами, от реки тянуло сыростью. Монастырский двор опустел довольно рано, лишь из собора доносилось тихое пение вечерних псалмов. Феоктиста, неслышно ступая, выскользнула из кельи и направилась к хозяйственному входу. Она прекрасно ориентировалась даже в темноте. Сторож Михалыч в это время уже должен закончить первый обход и проверить центральные ворота, после чего он обычно шел в свою каморку выпить чаю с баранками и тайно выкурить самокрутку. Благочинная, что уж скрывать, прощала ему этот грех. Феоктиста, никем не замеченная, добралась до нужной двери, отперла ее ключом со своей связки и оказалась за стенами монастыря. Перекрестившись и поправив на плече суму для сбора милостыни, в которую был спрятан сверток, она быстрым шагом двинулась в сторону города. Путь ей предстоял неблизкий, но задуманное того стоило. Шагая по пустынной дороге, Феоктиста молилась об одном – чтобы человек, на помощь которого она рассчитывала, оказался дома в столь поздний час. В том, что он поможет ей, сомнений не было. В какой-то момент ветер, трепавший полы ее черной мантии, разогнал облака, и луна, стряхнув с себя их пелену, осветила все вокруг – уснувшие деревни, шелестящий еще не опавшей листвой лес, опустевшие после уборки урожая поля и, конечно, реку. Пока еще не представляющая опасности, река словно покрылась серебристой чешуей и неспешно утекала вдаль. Где-то завыла собака, ей ответил резким криком разбуженный петух. Кто-то заворочался, зашуршал в прибрежных камышах. И снова тишина, только ветер шумит. Все вокруг, казалось, пронизано ожиданием чего-то неизвестного, таинственного и оттого тревожного. Одинокая темная фигура удалялась от монастыря, унося с собой вверенную ей тайну…
Из дневника следователя Савельева
Рыбнинск
20 июля 2018 года
В кабинете, несмотря на настежь распахнутые окна, было душно, а из коридора тянуло запахом краски. В старинном, но крепком здании, где разместился Следственный комитет, вовсю шел ремонт – перестилали полы, меняли износившуюся с годами проводку, обновляли стены. Готовые к установке кондиционеры, на которые с вожделением смотрели сотрудники, не успевшие уйти в отпуск и изнемогающие от жары, громоздились в подсобке. Завхоз грозился на следующей неделе вызвать монтажную бригаду. А пока приходилось спасаться видавшим виды вентилятором и сквозняками.
– Ну что, товарищ майор! – Мой помощник Слава Курочкин захлопнул папку и с удовольствием потянулся. – Будем считать эту рабочую неделю успешно завершенной? Дело по разбою в Калитовке я подготовил, в понедельник передам в прокуратуру. А нас ждет отличная рыбалка и мамины фирменные пирожки. С капустой и яблоками…
Улыбаясь в предвкушении домашних деликатесов, Славка взлохматил свои и без того непослушные, торчащие во все стороны вихры. А ведь совсем недавно, накануне квалификационной аттестации, я гонял его в парикмахерскую подстричься, чтобы предстать перед комиссией в приличном виде. С Курочкиным мы работали вместе почти два года. Внимательный и вдумчивый, несмотря на свой несерьезный вид, он все схватывал на лету и проявлял смекалку, которую и у более опытных коллег не всегда встретишь. Поэтому, когда начальство представило меня на повышение, я настоял, чтобы Слава после внеочередной аттестации из стажеров перешел в полноценные следователи, оставаясь в моем подчинении. В нашем деле важно, чтобы в команде были слаженность и доверие.
– Ты как кот в предчувствии сметаны, смотри не лопни от удовольствия, – подтрунил я над юношей.
Хотя давно запланированная поездка на дачу к его родителям на выходные меня тоже вдохновляла. Психологи, наверное, сказали бы, что общением с Курочкиными я подменял отсутствие собственного семейного гнезда и оборванные раз и навсегда отношения с близкими родственниками. Но я действительно любил и Петра, и Лидию, и самого Славку как родных и отдыхал у них душой и телом. Со своими родителями я практически не общался со времени окончания школы. Слишком сильна была обида из-за неблаговидного поступка отца, который, противясь моим занятиям в секции по борьбе, написал кляузу на тренера. Я даже уехал подальше от родного города, чтобы не пересекаться с ними.
После давнего развода, случившегося еще в юности, мои связи с противоположным полом, как правило, были недолгими и необременительными. С последней пассией, Миланой, я расстался месяц назад. Вообще-то по паспорту она была Людмила, сокращенно – Мила, но предпочитала, чтобы ее звали более звучным именем. Роман с ней я закрутил от безысходности, из желания вызвать ревность у той, в которую был безнадежно влюблен. И рассчитывал просто на приятное времяпрепровождение, хоть и понимал, что это несколько эгоистично с моей стороны. Как всякий мужчина, который всего лишь притворяется влюбленным, я старался радовать девушку милыми пустяками, таскался с ней по вечеринкам, что удавалось редко, учитывая характер моей работы. Но Мила оказалась хваткой и всеми силами пыталась затащить меня в загс. Не думаю, что она действительно испытывала ко мне столь трепетные чувства, скорее видела шанс обрести статус замужней дамы – и для этого сочинила себе историю о взаимной любви. В итоге все закончилось скандалом в духе водевиля – со слезами, разбитой посудой и проклятиями в мой адрес. Я даже испытывал какую-то вину перед Миланой, которая строила серьезные планы на мой счет. Но, увы, я сразу понимал, что у нас ничего не сложится, и действительно, вытравить чувства к другой не получилось. Разлука только усиливала их, превращая в затяжную болезнь, которая свила прочное гнездо в душе. Так что моя семья на сегодня состояла из одноглазого и бесхвостого кота, подобранного как-то зимой на улице и названного в честь известного адмирала – за живучесть и боевой характер.
– Так, давай сейчас заскочим ко мне, покормим Нельсона и захватим вещи и удочки. Ты же знаешь, мой питомец строг и привередлив, сидеть один дома без вкусняшек не станет.
С этими словами я поднялся из-за стола, распрямляя затекшие от долгого сидения плечи. И в это время зазвонил стационарный телефон, обшарпанный, с кнопочным набором и треснувшим в двух местах корпусом. Именно по нему в отделение обычно звонил дежурный, сообщая об очередном происшествии, или начальство – тут диапазон причин был непредсказуем. И хотя Курочкин жестами и гримасами призывал меня не брать трубку, я все же ответил:
– Майор Савельев слушает.
Раскатистый бас полковника Чудакова был слышен на весь кабинет:
– Рад, что застал тебя на месте, Савельев. Давай-ка бегом ко мне.
Все еще надеясь, что вызов к начальству – просто досадное недоразумение, я бросил Славе ключи от своей машины и поспешил на ковер, стараясь не задеть свежепокрашенные стены и не споткнуться об оставленные рабочими ведра и стремянки.
Но строгий и одновременно извиняющийся взгляд полковника из-под очков в тонкой металлической оправе не предвещал ничего хорошего.
– Понимаю, Игорь Анатольевич, что конец недели, да и профиль не по вашему отделу, но дело такое, деликатное. Украдена картина, какая-то семейная реликвия. Мне уже из мэрии звонили, из областного министерства здравоохранения. Просили нас пособить местному УВД, разобраться, совет правильный дать. Потерпевший – известный врач, мэру нашему какую-то мудреную операцию весной делал на ноге. Вот к нему и внимание повышенное. Да и свидетели там тоже не простые люди. В общем, сгоняй по-быстрому, посмотри, что да как. Знаю, что вы с Курочкиным на дачу собирались, так это вам по пути. – Виктор Ильич сверился с блокнотом и вырвал из него листок. – Деревня Леськово, километров сорок отсюда, на берегу водохранилища. Вот, держи адрес и телефон дознавателя. Там тебя ждут. Они уже первичную работу провели, вроде даже подозреваемые есть. Проверишь и отзвонишься мне с места, а потом езжайте на свою рыбалку.
Что ж, приказы начальства не обсуждаются, особенно если ты только что получил очередное звание и должность старшего следователя по особо важным делам. Полковника, опытного сыскаря и хорошего руководителя, я уважал и понимал, что по пустякам он гонять своих сотрудников не станет. Несмотря на то что уже второй год Чудаков собирался выйти на пенсию (но достойную замену ему, видимо, в верхах пока не могли подобрать), он ко всему относился по-прежнему с профессиональной хваткой, а о подчиненных заботился как о членах одной большой семьи. Поэтому его приказы исполнялись всеми беспрекословно и четко. Уже в дверях я услышал, как за спиной раздался телефонный звонок. Эх, не к добру…
– Савельев, вернись, – окликнул меня Чудаков. – Это из Леськово, туды их в качель. Как раз по твою душу. У них там труп одного из подозреваемых в краже всплыл…
– Как всплыл?
– В самом прямом смысле, из воды всплыл. А почему – вот вы заодно и разберетесь. Час от часу не легче…
И мой начальник тяжело вздохнул, понимая, что выходные его тоже ждут неспокойные.
Гугл-карта показывала, что нужная деревня действительно была недалеко от дома Славкиных родителей. Так, небольшой крюк километров в десять-пятнадцать. Поэтому мы с Курочкиным хоть и повздыхали, но отправились выполнять неожиданное задание, еще не зная, какую цепочку самых непредсказуемых встреч и событий это за собой потянет.
Кира
Рыбнинск
2 июля 2018 года
За окнами мастерской, выходящими на Крестовую улицу, вязким маревом растекался полуденный зной. Прохожие спешили перейти на ту сторону, где легкая тень от малоэтажных отреставрированных зданий создавала иллюзию спасения от слепящего солнца. Их было немного, так как все, кто мог, уехали на дачи, разбросанные по берегам водохранилища, а отдельные счастливчики и вовсе на южные моря. Переносить небывалую жару в городе становилось все труднее. Оставшиеся же в любую свободную минуту тоже тянулись к воде, на набережную и городской пляж.
Бросив последний взгляд на привычную картину, я опустила жалюзи, задумчиво провела пальцем по металлическим пластинкам и, стряхнув оцепенение, повернулась к Ниночке, терпеливо стоявшей в дверях.
– Кир, ты как будто навсегда уезжаешь. – Подруга тряхнула светлыми кудряшками, обрамлявшими ее круглое улыбчивое лицо. – Хватит уже прощаться со своим обиталищем. Я бы, например, все сейчас отдала за возможность пожить на природе, у реки! А то в квартире духота, как в печке. Никак не уговорю мужа установить кондиционер. Ему все недосуг. Увы, не всем так повезло с работой, как некоторым талантливым дизайнерам.
Ниночка задорно засмеялась и, подхватив меня под руку, потащила в прихожую, где стояли собранные в дорогу сумки и этюдник.
Я невольно залюбовалась этой миловидной блондинкой с соблазнительными формами, в модном сарафане с цветочным принтом, словно сошедшей с картин Кустодиева.
– Сейчас Аркаша подъедет. – Девушка посмотрела на часики на запястье, потом сверилась с большими настенными часами. – Обычно он точен, если опять не задержался по делам своего совета. У него же теперь прибавилось забот после открытия костела.
На этих словах Ниночка запнулась и виновато посмотрела на меня. Ей явно не хотелось лишний раз напоминать о трагических событиях, случившихся со мной в начале прошлого лета, которые, собственно, и послужили сейчас мотивом для отъезда – пусть и временного – из дома.
Год назад здесь, в старинном купеческом особняке, в моей мастерской была убита молодая соседка, приходившая поливать цветы в мое отсутствие, а потом и на меня было совершено покушение. В мою спокойную и размеренную жизнь вихрем ворвался красавец – поляк Борис Левандовский, вскруживший мне голову. Увы, он оказался не ученым, а охотником за ценностями, похищенными из костела, в котором я как раз реставрировала витражи. Старинный клад был тесным образом связан с историей моей семьи, а Борис, спасая меня при очередном покушении, трагически погиб [6].
– Нинуль, все нормально, мы же не раз говорили, что жизнь продолжается, что мне пора переключиться и сменить обстановку. Эти стены стали на меня давить. А заказ доктора Круглова пришелся как нельзя кстати, не дал раскиснуть.
Я взяла сумку с ноутбуком и этюдник, бросив последний взгляд в зеркало. Отражение было вполне удовлетворительным – я немного поправилась и перестала напоминать ходячий скелет, волосы, коротко состриженные после нападения на меня, давно отросли и позволили вернуться к прежнему образу, хотя в легком хлопковом комбинезоне я все равно походила на подростка. На фоне румяной и пышущей здоровьем Нины мои бледность и худоба выглядели болезненными, а потухший взгляд выдавал все еще подавленное состояние. Телесные раны зажили, а душевные продолжали саднить. Еще и человек, которого я искренне считала близким другом и на чью поддержку надеялась, неожиданно исчез из моей жизни, что выглядело как предательство.
И все же Нина права – мне очень подфартило с этим заказом, который почти весь год отвлекал меня от грустных мыслей, а теперь давал возможность покинуть душный и пыльный город и переселиться в дачный поселок у реки.
Мой клиент, преуспевающий врач-ортопед Олег Круглов, прошлой весной приобрел загородный дом. Само строение из финского бруса было эффектным, добротным и не требовало очень серьезных переделок. С основными строительными работами закончили к концу осени. А вот интерьер заказчик хотел видеть особенным, индивидуальным, отвечающим его с женой вкусам и потребностям. Хозяева задумали воссоздать атмосферу провинциальной русской усадьбы, такой, как ее представляют в книгах русских классиков – Чехова, Бунина, Тургенева. Идея мне понравилась, я люблю в проектах следовать традициям, не занимаясь исторической реконструкцией, а придавая настроение – материалами, деталями, правильно подобранной мебелью и аксессуарами.
Кругловы меня не торопили, и мы решили зиму посвятить согласованию общей концепции и отдельных эскизов, подбору основных материалов. Тем более что глава семейства то и дело уезжал на всякие симпозиумы и конференции. Отделочные работы заняли всю весну и близились к концу, впереди был волнующий этап декорирования и обстановки. И тут мы столкнулись с одной небольшой проблемой. Договор с заказчиком предусматривал мой регулярный авторский надзор за всем процессом воплощения проекта в жизнь. Весной мы вместе наведывались на объект еженедельно, а теперь Олег и Ирина настаивали, чтобы контроль был постоянным, и, дабы я не проделывала ежедневно сорокакилометровый путь туда и обратно, сняли мне дачу по соседству со своим новым домом. Тот факт, что они отказались вычесть стоимость аренды из моего гонорара, объявив это необходимым «бонусом», и жара, делавшая жизнь в городе утомительной и некомфортной, убедили меня в разумности переезда.
– Вот и правильно, – пропела подруга. – Возвращайся к нормальной жизни. Хватит сидеть затворницей и питаться бутербродами. Будешь там творожок деревенский брать, молочко парное, бульончик, опять же, из свежей курочки, ягоды разные – расцветешь. И мы с Аркашей к тебе наведываться станем по выходным. А то после свадьбы никуда еще не выезжали, все дела-заботы.
Хоть что-то в прошлогодней истории было радостным – это знакомство руководителя студенческого клуба, а теперь заведующего культурным центром в старинном костеле Аркадия Мельникова с моей школьной подругой, волонтером «Красного Креста» Ниной Остапенко. Мгновенно вспыхнувший между ними огонек перерос в настоящее чувство, и уже через полгода мы гуляли на их свадьбе, а Ниночка наконец сменила бесконечные разъезды по горячим точкам на более спокойный образ жизни, занялась обустройством семейного гнездышка в нашем городке. Так судьба снова свела нас, москвичек, друживших с первого класса, в небольшом Рыбнинске.
– Нин, ты не жалеешь, что осталась здесь, в провинции? Не скучаешь по прежней жизни?
– Ну ты ведь тоже сбежала из Москвы почти по Грибоедову. Помнишь, как там: в деревню, к тетке, в глушь! – с наигранным драматизмом продекламировала Нина. – Нет, Кирюша, пока не скучаю. И очень надеюсь, что и дальше скучать не придется. За пять лет в «Красном Кресте» я, кажется, свой энергетический ресурс, предназначенный для общества, выработала. Подсела батарейка, нуждается в перезарядке. Останься я на этой работе еще на пару лет, и все – выжатый лимон, как физически, так и эмоционально. Куковать тогда мне старой девой. А я ведь всегда мечтала о семье, своем гнезде, детишках. Чтобы не в пустой гостиничный номер или палатку возвращаться, а в уютную квартиру, где под ногами игрушки, на столе книжки и раскраски, а в кресле любимый муж с газетой в ожидании ужина. А вот и он топает, судя по всему.
Ниночка распахнула дверь как раз в тот момент, когда ее запыхавшийся супруг появился на площадке – с неизменным портфелем в одной руке и огромным носовым платком в другой.
– Готовы, красавицы? Карета подана. – Расцеловав нас по очереди и всучив жене портфель, Аркадий подхватил мои сумки.
Женитьба пошла ему на пользу: всегда слегка помятый костюм в полоску сменился элегантными светлыми брюками и летним пиджаком песочного цвета. Ушли в небытие и вечно съезжавшие набок нелепые галстуки. И только потертый кожаный портфель, набитый бумагами, всюду сопровождал своего хозяина.
– Так, пожалуй, Нинок, ты скоро превратишь мужа в икону стиля, – улыбнулась я.
– Это ты еще не видела, какую я ему гавайскую рубашку купила для наших будущих пикников у реки!
– Да-да, Кира Юрьевна, – Аркадий по привычке иногда звал меня по имени-отчеству, – жди нас непременно с визитом. К выходным.
– Что бы я без вас делала!
Смеясь и толкаясь в дверях, мои верные друзья потащили вещи в машину, а я, бросив последний взгляд на кружащиеся в солнечных лучах пылинки, заперла дверь и поспешила за ними. Впереди меня ждали два месяца чудесной загородной жизни и любимая работа. А все печали пусть остаются здесь…
Олег Круглов
Леськово
2 июля 2018 года
С высокой просторной веранды открывалась притягивающая глаз панорама – речная гладь, блестящая на солнце, как рыбья чешуя, буйные зеленые заросли вдоль берега, рыбацкие лодочки и шустрые моторки, снующие туда-сюда. Разлив водохранилища тут такой широкий, что противоположного берега не разглядеть. Зато хорошо видны песчаные островки, любимое пристанище рыбаков и яхтсменов, а также тех, кто предпочитает загорать в уединении. Вон на одном, поросшем соснами, белеют развалины сельской церкви. Само-то село затопили при строительстве водохранилища еще в сороковых годах прошлого века. Говорят, немаленькое было село, богатое. А остался один островок да камни. Вот так и от успешной жизни порой остаются лишь обломки…
Стоявший на веранде крупный, но спортивно сложенный мужчина усмехнулся в пышные усы, пригладил широкой веснушчатой ладонью аккуратную бородку. Легкий ветерок с реки слегка растрепал его густые каштановые волосы с необычным медным оттенком. Если бы не дорогие современные «Вашерон Константин» на запястье и именно сейчас зазвонивший iPhone XR, его можно было принять за купца Паратова из «Бесприданницы» или за еще довольно молодого Никиту Михалкова в этой роли в фильме «Жестокий романс». Белый летний костюм изо льна сидел на нем слегка небрежно, как и полагается стильной дорогой одежде, его кажущаяся простота оттенялась шейным платком и слипонами с парусиновым верхом. Сбегая пружинистым шагом по ступенькам, ведущим в сад, он выразительно гудел в трубку телефона:
– Нет, Иван Николаич, сейчас никак не могу, я не в городе. Ну ты же знаешь, заканчиваю строительство дома. Так-так. Спешим, хотим к моему дню рождения перебраться. А как же, все, все будут приглашены. Вот как раз иду встречать нашего дизайнера, приезжает следить тут за всем. Ну да, ну да. Ты же знаешь мою Ирину, ей надо все самое лучшее. Передам, и ты супруге кланяйся. А в клинику завтра заезжай, часикам к десяти, я тебя посмотрю. Починим твое колено, чтоб не дребезжало!
Олег Владимирович Круглов раскатисто засмеялся и, отключив телефон, сунул его в карман. Солнце уже изрядно припекало, и чувствовалось, как пот тонкой струйкой стекает по спине. Он бы с куда большим удовольствием надел сейчас спортивные шорты и майку, шлепанцы и сбегал к реке окунуться. Но, представив удивленное лицо жены, требовавшей от всей семьи соблюдения четко установленных правил, он лишь поправил пиджак и поспешил к воротам. Судя по хлопающим дверям и веселым голосам, Кира Демина уже приехала. Хорошая это была задумка – поселить ее рядом, в деревне, чтобы ускорить ремонт и быстрее перебраться в новый дом. Он будет свободнее, не связанный обязательными поездками «на объект». И супруга, уверенная, что такая блестящая идея именно ей пришла в голову, на время отвлечется, перестанет его изводить своими жалобами и рассказами про откровения очередной гадалки. Славно, что она решила тоже жить здесь, в гостевой пристройке, уже полностью готовой. Не будет мельтешить перед глазами, мешать его планам.
И когда же она успела так измениться? После отъезда сына Ростислава на учебу в Европу? Или раньше, когда его собственная карьера резко пошла в гору благодаря удачно запатентованному методу замены суставов, а Ирина одна занималась и Ростиком с его ранним и сложным пубертатом, и домом, и пожилыми родителями, пока он разъезжал по симпозиумам и конференциям? Олег стремился обеспечить семье стабильное благополучие, перешел на правах партнера в престижную клинику, денег на семью не жалел. Частная школа – пожалуйста, домработница – вот, с лучшими рекомендациями, шопинг в Милане – да запросто. И даже такая блажь, как частная портниха, – тоже получите. Он не хотел, чтобы жена стала похожа на некоторых своих подружек, которые после сорока превратились в клуш, обабились, подурнели. Ему же было не стыдно появиться с Ириной на любом статусном мероприятии. В прошлом хохотушка-отличница, звезда студенческого театра, любительница турпоходов и песен у костра Ирина и в сорок с небольшим выглядела молодо и привлекательно, следила за собой, модно одевалась. И всегда во всем слушалась мужа, что было, пожалуй, лучшим ее качеством. Но последние недели от перепадов настроения жены у Олега поднималось давление. Да и дела сейчас шли не так, как хотелось бы. Некоторые рискованные вложения оказались убыточными, он влез в деньги клиники, чтобы закончить строительство дома и оставаться в глазах партнеров и друзей на плаву. Играть роль этакого преуспевающего бонвивана становилось все сложнее. И, кажется, он нашел выход…
Так что очень хороша эта идея с переездом в деревню.
С такими сумбурными мыслями Круглов распахнул массивные деревянные ворота и широким хозяйским жестом приветствовал подъехавших.
Кира
Леськово
3 июля 2018 года
Вид из окна на речные просторы был неожиданной и приятной переменой после городской квартиры, вызывавшей печальные воспоминания.
Прошлое отступило, и Кира почувствовала смутное ощущение освобождения от событий, которые, как казалось ей сейчас, произошли много месяцев, а то и лет назад. Боль от потерь еще осталась, но вместе с тем появилось желание жить дальше, делать любимую работу, просто дышать этим свежим воздухом, слушать птичий щебет и улыбаться.
Домик, ставший ее временным пристанищем, был небольшой, довольно старый, но чистый и уютный внутри. Тут была обустроена маленькая кухонька с газовой плиткой и небольшим холодильником. Кругловы снабдили ее всеми необходимыми современному человеку приборами – чайником, кофеваркой, тостером и даже мультиваркой, пользоваться которой Кира, впрочем, не умела. Кухня примыкала к комнате, служившей одновременно гостиной и столовой, с русской печью в углу, большим столом у стены и древним, как сам дом, буфетом с помутневшими стеклами, заставленным разномастной посудой. В простенке между окнами примостилась настоящая конторка с откидной столешницей и кучей ящичков, которую Кира сразу назначила своим рабочим местом, установив на нее ноутбук. Прежние хозяева, видимо, спали прямо здесь, за печкой, где в нише за занавеской и сейчас стояла большая кровать с пружинным матрасом, накрытая лоскутным одеялом. Сюда можно разместить Нину с Аркадием, если они решат остаться с ночевкой.
А для себя она облюбовала небольшую спаленку, называемую в деревнях холодной, так как она не отапливалась от печи и в зимнее время была нежилой. Таким жарким летом, как сейчас, в этой прохладе было свое преимущество. Кире вполне хватало стоявшего здесь диванчика, небольшого платяного шкафа в углу и старого, но уютного, обитого плюшевой тканью кресла под окном, из которого она сейчас любовалась открывающимся видом.
Небольшая русская банька пряталась в саду среди разросшихся кустов сирени и бузины. Помимо традиционной парной там была и вполне современная душевая кабина, вода для которой грелась бойлером.
Река манила утренней прохладой, и, поддавшись порыву, девушка быстро надела купальник, сдернула с вешалки полотенце и выбежала из дома. Крутая тропинка вела прямиком на небольшой песчаный пятачок, уютно спрятавшийся между склонившимися к воде ветлами.
– У меня свой собственный, приватный, пляж, – обрадовалась Кира, бросая полотенце на песок. Она плыла спокойно, небольшими аккуратными гребками. Пострадавшая при прошлогоднем нападении рука давно зажила, но девушка инстинктивно старалась ее не нагружать. Потом Кира перевернулась на спину и стала легко покачиваться на речных волнах.
Она и не заметила, что течение относит ее вниз по реке. Резкий звук лодочного мотора, вырвавший из приятной неги, застал девушку врасплох. От неожиданности она вздрогнула, ушла с головой под воду, а вынырнув, стала бестолково колошматить руками, отплевываться и фыркать, словно щенок. Мотор замолк, и, разлепив мокрые ресницы, Кира разглядела совсем рядом лодку, белую с широкой красной полосой, а в ней – мужчину лет пятидесяти, показавшегося ей гигантом. Не успела она опомниться, как сильные руки подхватили ее и втащили на борт, опустив на широкую скамью.
– Что ж вас, городских, все тянет в самую стремнину, – пробасил над ухом лодочник. – Не ровен час, утонула бы.
Кира, наглотавшаяся воды, отдышалась, протерла глаза и с вызовом ответила:
– А вы чуть не задавили меня своей лодкой! Смотрите в следующий раз, куда плывете!
– Ишь ты, бойкая какая! Пигалица, а с норовом! Такие девахи мне нравятся. Да ты сиди, не колготись, держись за сиденьку-то [7], а то улькнешь [8] ишшо.
И пока девушка соображала, сказал ли он что-то обидное или похвалил, взревел мотор, лодку резко развернуло, и она быстрым ходом понеслась против течения, вверх по реке. Оставалось послушно вцепиться руками в сиденье, чтобы не вылететь на ходу, и прислушиваться к сочному местному говору пытавшегося перекричать шум лодочника:
– Меня Иваном кличут, по рыбному промыслу я теперича, ковда рыбки захочешь, доставлю свежую [9]. А то больно ты морная [10], худосочная.
Высокий мускулистый Иван чем-то походил на былинного русского богатыря. Его смуглое обветренное лицо поражало какой-то внутренней красотой, которую усиливали резкие линии высоких скул, темные, почти черные глаза с лучиками морщин, крупный рот. Из-под видавшей виды кепки выбивались длинные пряди выгоревших на солнце волос. Лодкой он управлял уверенно, и за считаные минуты они оказались у того места, где Кира оставила полотенце.
Резко вскочив, она чуть не свалилась за борт, если бы не новый знакомый, обхвативший своими лапищами тонкую талию. Не успела Кира ойкнуть, как ее перенесли через борт и поставили на песок.
– А как вы узнали, куда меня привезти? – быстро спросила она, пока лодочник не завел мотор.
– Дак давеча Кузминишна хвастала, что новые соседи домик ее свахи сняли да пожилицу [11] молодую поселили, из города. Остальных-то я всех знаю, сызмальства тут живу. Так как звать-то тебя?
– Кира. Спасибо вам, а за рыбкой я обязательно обращусь. Где вас найти?
– Спроси любого, где Полежаев живет, укажут. А по субботам я на турбазу улов привожу, к обеду. Ну бывай, пигалица! Свидимся ишшо!
Лодка тихим ходом отошла от берега, потом набрала скорость и скрылась из глаз.
А Кира, накинув на плечи полотенце, побрела вверх по тропинке к дому, напевая: «На безрыбье, говорят, даже рак – рыба…»
За ее спиной неслышно качнулись ветки, скрывая человека, наблюдавшего за сценой на берегу…
Несомненным удобством было то, что теперь до места работы от домика, где жила Кира, было минут пять ходьбы по тропе над рекой. Девушка распахнула калитку и оказалась в хозяйственной части большого сада, оставшегося от прежних владельцев участка. Его пока решили сохранить без изменений, яблони, груши и вишни были еще нестарыми, обильно плодоносили и придавали усадьбе обжитой и законченный вид.
По просьбе Ирины здесь уже обустроили модную сейчас мини-ферму с домиками для кроликов, маленьким симпатичным курятником, загончиком для козы Машки и теплицей. Круглова была помешана на правильном питании и экологических продуктах, поэтому сама взялась выращивать разную зелень, ранние овощи и часто проводила время в этом уголке.
Вот и сейчас она вышла навстречу Кире с корзинкой свежих яиц в одной руке и пучком укропа в другой. Легкую полноту, которая ее совсем не портила, скрывал нарочито деревенский, но тем не менее тщательно продуманный наряд. Кира уже знала, что у ее клиентки есть своя портниха, придумывающая обновки не хуже, чем на европейских подиумах. Длинное свободное платье в технике пэчворк оставляло открытыми красивые покатые плечи, густые светлые волосы собраны в низкий пучок, плетеные сандалии позволяли любоваться стройными щиколотками и аккуратным педикюром. В общем, образ соблазнительной современной садовницы Ирине удался.
– Доброе утро, Кирочка! Вы только посмотрите, какая у меня восхитительная добыча. Мы сейчас приготовим омлет с зеленью… Нет-нет, не спорьте, вы же наверняка нормально не завтракали. А нам с вами нужны силы, чтобы все быстрее закончить. Олегу не терпится похвастаться перед публикой. Вы знаете, он уже с каким-то журналом договорился. Ну из тех, что пишут об интерьерах. Так что со дня на день к нам нагрянут корреспонденты, фотографы. Да-да, я ему тоже говорю, что рановато, но вы знаете, как трудно его переубедить…
Круглова увлекла девушку к дому, болтая без умолку и фонтанируя новыми идеями. Ее удалось остановить, только пообещав присоединиться к завтраку на веранде через двадцать минут. Ирина отправилась готовить омлет, а Кира – инспектировать отделочные работы.
Принципиальным моментом всего проекта было создание облика классической русской усадьбы и использование только натуральных материалов – дерева, камня, керамики. На этом особенно настаивали хозяева. Было решено отказаться от импортной мебели, поэтому все столярные работы заказывались у российских мастеров. Для отделки камина Кира нашла красивые изразцы – по образцам, которые использовали до революции. И как раз сегодня мастер-плиточник приступил к их укладке. Обсудив со всей бригадой план работ на сегодня и оставшись довольной увиденным, она сделала пару звонков – в мастерскую, где шились легкие, воздушные гардины для столовой, и знакомому художнику, который должен был изготовить необычное панно в технике горячей эмали, его было задумано повесить в гостиной, как раз над камином.
Подумав, что хозяйка уже заждалась ее, Кира вернулась на веранду. Ирина стояла к ней спиной и разговаривала с кем-то по телефону, объясняла, как доехать до Леськово. Услышав шаги, быстро распрощалась и повернулась, слегка взволнованная и раскрасневшаяся:
– Приятельница собирается меня навестить, не терпится ей взглянуть на наше новое обиталище. Вот уточняет дорогу. Так, садитесь скорее к столу, пока завтрак не остыл.
Несколько удивленная тем, что Ирина вдруг решила посвятить ее в свои дела, чего раньше за ней не водилось, Кира не заставила себя упрашивать и взялась за аппетитно выглядевший омлет, обильно посыпанный свежей зеленью. Она почувствовала, что проголодалась. Мысль о том, что хозяйка разговаривала явно с мужчиной, а не с женщиной, промелькнула и быстро исчезла.
