Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Слоновый Фредди — это скандальная история, которая уже набирает обороты в Европе. Писательница Яна Деноль случайно оказалась в швейцарском следственном изоляторе и там познакомилась с девушкой, чья исповедь потрясла её до глубины души. Она рассказала о дороге, борделях, миллионерах, которых богатая жизнь довела до самых мрачных извращений, и о том, на что способны швейцарцы, когда используют девушек ради своих тайных фантазий. В её воспоминаниях — и ночь на вызове у настоящих слонов в самом сердце европейского зоопарка, и холодные стены камер, и редкие проблески надежды. Из этих признаний родился роман на более чем 600 страниц — честный, дерзкий и пронзительный. Это книга о падении и возрождении, о доверии и поддержке, о том, как низко может пасть человек и как высоко он способен подняться. Сегодня героиня истории стала врачом, женой и матерью двоих детей. Но её прошлое и путь к свободе навсегда останутся на страницах «Слонового Фредди» — книги, которую невозможно забыть...
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 767
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Я н а Д е н о л ь
К Р И М И Н А Л Ь Н Ы Й Р О М А Н
И С П О В Е Д Ь Э С К О Р Т Н И Ц Ы
Обратная сторона райской монеты!
Что делают животные ночью, пока детей нет в зоопарке?
Насколько извращены швейцарцы, и до каких мерзких забав доводит миллионеров беззаботная жизнь…
J. Denole
Секси-слон!
Этап
Тернистый путь хабалки
Встречай, Испания!
В Марокко одна морока
Я прилетела в Мадрид!
Привет, Ганновер!
Еду дальше, навстречу своим желаниям
Лови — розовые очки!
Ночь. Непростая, под покровом богатства швейцарская темень с ветром, сносящим с ног, и моросящим дождем, и опадающими с деревьев хрустящими листьями, прилипающими на лету к подолу пальто. В столь мерзкую погоду, навевающую депрессию на неуравновешенную часть человечества, люди старались выводить погулять собак в сад, не спускаясь с крылец своих особняков, укутывая шеи шарфами из мягкого кашемира. В одном из таких строений (а этот особняк не был простым, а одним из самых знаменитых домов разврата в Швейцарии), раздался телефонный звонок, раздирающий на части идиллию теплого борделя. Музыка в будуарной обстановке пиликала еле слышно, сонно размазывая милых кошечек по диванам. Каждая из них занималась своим делом. Одна подпиливала коготки, другая не отрывала глаз от блестящего потолка тривиального стиля, усеянного якобы кристаллами Сваровски. Две из них тихо ругались, шипя друг на друга по поводу последнего неподеленного клиента и чаевых. В столь тихой, будто тягучей атмосфере невозможно было расслышать каждое сказанное ими слово. В красотках чувствовался вкус безмятежного очарования и милости. Все, как одна, чтобы устроиться на эту работу, проходили конкурсный отбор. В такого рода заведение можно было попасть лишь избранным искусительницам, профессионалкам и истинным знатокам мужского похабства.
Бордель был наполнен неистощимой энергией тайн самых богатых развращенных клиентов, звероподобно жаждущих новинок. Среди них были банкиры, политики, бизнесмены и топ-менеджеры крупнейших компаний мира. Именно это странное здание привлекало к себе незаурядных личностей с трансцендентным пониманием окружающего мира. Конечно же чертов змеюшник предоставлял гарантию неразглашения мелких грешков и грязных фантазий, принципиально недоступных простому опытному сознанию, потустороннему для большинства миру людей с больным воображением, разбалованных миллионами или даже миллиардами франков на своих банковских счетах.
Милая девушка на ресепшене подняла трубку разрывающегося на протяжении минуты аппарата, вслушиваясь в скрипучий, как несмазанная дверь, голос мужчины. При ответе на звонок лицо милашки превратилось в неживую гримасу, на которой было написано слово «кошмар»…
Девушки замерли, настала гробовая тишина. Лишь одна приятная особа не понимала, что происходит — новенькая румыночка, прибывшая два часа назад в это неординарное, покрытое молчанием тайн местечко. Девушки немного вытянулись, или приподнялись, как несчастные пушистики, на задние лапки, становясь в позу невинных хорьков с молящим взглядом: «не выбери меня!»
— Кто поедет на необычайный вызов к Фредди? — выкрикнула девушка с телефонной трубкой в руках, как бы выдувая тяжелый воздух через накачанные силиконом губы, покрытые ярким перманентным макияжем.
Ответа не последовало. Тишина продолжала властвовать над си туацией.
— К Крюгеру? — послышался голос из толпы.
— Не притворяйтесь, что вы не поняли, к кому! Девочки, мне очень жаль, но мы не можем отказать нашему постоянному клиенту, тем более этому.
— Что происходит, почему Крюгер? — толкая соседку по дивану, на котором, судя по дорогим ювелирным украшениям на руках, распласталась одна из самых дорогих путан, спросила удивленно Рокси.
— Это один из самых ненормальных клиентов заведения. Прозвище Крюгер он получил в шутку, потому что туда, куда он нас сейчас приглашает, можно обосраться от страха. Сумасшедший мудак довел одну из девушек до полного нервного срыва, ей недавно пришлось покинуть наше заведение.
— Я люблю страшные истории.
— Дура ты! Сиди тихо, не высовывайся!
— Я! Можно я пойду к Крюгеру? — со свойственной ей быстротой выкрикнула бесстрашная Роксана, спасая ситуацию, сама не понимая, о чем конкретно идет речь. Сидящая рядом с ней девушка попыталась уберечь сумасшедшую новенькую оторву, дернув ее за юбочку, но та, не обращая внимания, резко поднялась, прошагала, как солдат, который служит во французском легионе, грудью вперед, в сторону стойки ресепшена. Уверенная в себе Дева, рожденная в год Змеи, особа веселая и театральная, умела красиво излагать свои мысли, ловко уговорить и размягчить любого клиента, тем более с таким, как ей казалось, богатым опытом за плечами. Из румынской глубинки до лучшего борделя Швейцарии мало кому удавалось доехать…
— Так как вы новенькая, мы должны вас предупредить. Это необычный клиент, он мультимиллионер, и запросы его сверхоригинальные. Оплата тройная.
— Можете не продолжать, я готова.
— Тогда пройдите, пожалуйста, наверх, вас оденут и объяснят, что и как вы должны делать.
Рокси поднялась на второй этаж. Дверь одной из комнат была настежь открыта, внутри нее располагалась шифоньерка со сценическими секс-костюмами.
— Я не могу поехать в своей одежде? У меня в чемодане масса различных нарядов.
— К сожалению, именно к этому клиенту вы обязаны явиться в том, что тот сам для вас выбрал.
— У вас все так строго?
— Это Швейцария. В этой стране все живут и даже занимаются любовью по правилам.
— Понятно.
На что решилась маленькая Кукла Вуду, останется в ее памяти на всегда…
Та же ночь, тот же дождь. В кантоне Сант-Галлен к одному из зоопарков подъезжает белый лимузин. Из него выходит девушка необыкновенной красоты. Молодая белокожая румынка с черными, как смола, густыми натуральными волосами до пояса и лисьими голубыми, как утреннее небо, глазами, в лаковых, надетых на чулки высоких сапогах, пристегивающихся к трусикам. Попка ее была кругленькой и упругой, ножки худенькие, ровные, формой бутылочки. Куртка была также из лака, только красного цвета, перчатки с кружевами на половину пальца из черного атласа придавали свежему маникюру красного цвета на длинных наращенных ногтях суперсексуальный вид. Бюстгальтер был особенный, который можно было есть, изготовлен из натуральной растягивающейся конфетки. Ее соски имели особую функциональность, редкую в природе: на холоде они полностью заезжали внутрь ее тела, как антенна на радиоприемнике. В тепле выезжали обратно, как у всех нормальных особей женского пола. Форма груди была великолепна. При виде этой красоты можно было понять мужчин, посещающих бордели, даже больше — это их полностью оправдывало: перед такой идеальной композицией из двух холмов вряд ли кто устоит. Маленькие антенны на идеально круглой, натуральной, пышной, поднимающейся чуть не под горло красоте, несомненно, также может вызвать у женщин желание к однополым бракам.
Задорный взгляд со сморщенными в претензию губами, обведенными почти цветом смолы контуром, в тандеме с собачьим ошейником на шее — все это в стиле «вамп», подходившем румынке на все сто. В правой руке она несла чемоданчик со всякими причиндалами для парафилии (садомазохизм), в котором также имелась пара очищенных от кожуры морковок. Тупой водитель, по совместительству помощник сутенера, попросил девушку, исходя из условий договора с клиентом, зажать поводок в ладони, протянув вперед, словно тащить саму себя за шею на вытянутой руке, как псину, указывая той путь в кромешную темноту, в сторону черного входа в зоопарк.
Девушка вышла из машины, и реальность настигла разум. Румынка постепенно начала осознавать, на что решилась. Обернулась в сторону уезжающего лимузина, ее охватил ужасающий страх и паника, сопровождающаяся тошнотой.
— О боже! Что я делаю?
После того, как свет фар исчез в полночной мгле, Рок, всмотревшись в темноту, взяла себя за ошейник, шаг за шагом, медленно, как будто впереди располагалась гильотина, направлялась в сторону, откуда доносились крики животных. Душераздирающий рев тигра на контрасте с монотонной вокализацией совы ярко лидировал в сравнении с остальными животными.
Неожиданно молния и гром ударили о тротуар, да так, что жители зоопарка начали верещать еще громче, навевая панический ужас. Крики наших младших братьев, оказывается, не всегда означают удовольствие и радость. Чувствовалась власть сильнейших. Один человек — ничтожество против них: затопчут, сожрут заживо. Ночью в зоопарке страшнее, чем на кладбище. Хотя кладбище никогда не пугало девушку так, как, на первый взгляд, безобидный зоопарк. Подойдя к калитке, вернее, к кованому забору, она вздрогнула. Прямо около нее в темноте стоял мужчина. Он был довольно крупного телосложения, с броским овальным лицом, большими ушами и немного щетинистым подбородком. Каштановые, вероятно окрашенные, волосы намекали на преклонный возраст — мир старичков. Холодное выражение лица актера кукольного театра. Для полноты портрета этого страшного человека с такой гримасой не хватало разве что макияжа трансвестита. Естественно, он не был накрашен, но ужасающие, не движущиеся за очками брови, немного приподнятая верхняя губа, крупный нос, не совсем ровные передние зубы и прямой холодный взгляд узких, мелких, как пуговички, бесцветных, не выражающих ни одной мысли серых глаз придавали его виду сумасшедшую льдинку, делая его ненастоящим, казалось, комическим персонажем.
— З-з-здрасте. Я по вызову, меня зовут Рокси.
— Заходи, вонючая шлюха, сейчас тебя выебут мои слоны!
— Какие слоны? Я не хочу.
— Как не хочешь? Только не ори! Тебя предупреждали, что ты не имеешь права здесь кричать?
— Да.
— Я скормлю тебя животным, вонючую тварь.
— Пожалуйста, извольте!
Он рывком выдернул из рук чемоданчик, медленно открыл, вытащив из него заготовленную заранее морковку. Схватил девушку за поводок, потянув за собой вглубь зоопарка. Роксана немного привыкла к недостатку света, различая во мраке животных, сидящих в вольерах, уставившихся с недоумением на экстравагантную «ночную бабочку». Глупая мысль промелькнула в больном воображении Рокси: мол, они так уставились, несомненно, умирая от зависти.
Проходя мимо клеток, она также вспомнила о святом — маме и папе, о своем уютном доме в пригороде, где люди проживают жизнь до самой старости, трепетно заботясь друг о друге, или наоборот в скандалах, драках, но все же в любви и каком-то подобии согласия.
Куда она попала? Это чудовищно! Зачем она на это пошла?
— О господи, куда вы меня тащите? Не нужно!
— Сейчас посмотрим, насколько ты сексуальна! Мой слон трахнет тебя морковкой. А-ха-ха-ха!
Смех шизофреника вперемешку с криком обезьян, громом и молнией, щебетом невинных птичек, с суматошным топотом развращенных хозяином слонов — все это казалось зловещим.
Рокси вспомнился слоник из детства, забавно крутящий на хоботе мячик, из местного румынского зоопарка, куда частенько захаживала, будучи еще ребенком, с родителями, проведать любимое задорное существо.
Однако в тот вечер ей показалось, что это самые страшные животные на свете огромных размеров весом с полтонны. Припомнилось и то, что в мире гибнут сотни людей от нападения слонов. Особенно зоологи и ветеринары, ежедневно имеющие непосредственный контакт с этими громилами. Ведь никогда не знаешь, когда у них могут разорваться яйца или еще что-нибудь. В породах она не разбиралась, но надеялась на то, что ничего не произойдет, что у этого придурка слоны безобидные, слушают его. Она с ужасом думала о том, что ей всего двадцать пять, а старому извращенцу уже скоро доски по росту заказывать, терять ему-то особо нечего. На самом деле слоны обладают отменной памятью, вернее, злопамятством, переданным им по наследству предками, они превратились в династию животных, ненавидящих людей. Последствия преступлений кровожадных браконьеров, заживо вырезавших добрым ушастикам бивни, обрекали бедолаг на мучительную гибель. Неудивительно, что тем самым они оставляли незабываемый след мучительной смерти, запечатлев на века в глазах умирающего животного душераздирающую картину: облитого слоновой кровью человека с дорогостоящим бивнем в руках.
Человеческая погоня за наживой превратила веселых мирных слоников в не щадящих людей убийц, с генетически переданной через поколения ненавистью к человеку.
— Я не хочу к слонам, — прошептала девушка.
На что чудак с больным воображением не обратил никакого внимания.
Добравшись до открытого вольера, тот подошел к одному, примерно на шесть тысяч килограмм веса гиганту, поглаживая того по хоботу. Слон нехотя отворачивался, по всей видимости, по причине перебора женского парфюма. Роксана любила смачно надушиться. После чего мужик принялся орать на девушку, что та недостаточно сексуальна для его питомца. Привязав девушку, как собачонку, за ошейник к перекладине, прокричал:
— Раздевайся, грязная сука!
— Я боюсь.
— Снимай свое белье, или я, клянусь, скормлю тебя тиграм!
Что творилось в тот момент с Рокси, передать словами вряд ли получится. Соски, казалось, навсегда покинули ее тело, заехав полностью внутрь. Дрожащими руками она сдергивала с себя одежду, бросая на пол. Узрев ее бюст, который невольно ассоциировался с выражением «полыхающая сакура», дед немного повеселел.
— Ого! Это должно тебе понравиться, — с сумасшедшей, до дрожи холодящей сознание жгучей искрой в глазах, обращался болван к крупному млекопитающему.
— Извините, но я не умею со слонами, понятия не имею, как это теоретически возможно!
— Стой, шлюха, и молчи!
Мужчина направил огромный твердый хобот в сторону покрывшегося мурашками тела. Хобот притронулся к дрожащему идеально красивому телу жгучей брюнетки, плавными движениями обмазывая его слоновьей слюной.
— Она как игристое шампанское! — приговаривал мужик в огромное серое ухо питомца.
— Фу, какая гадость! Ты вонючий урод, чтоб ты сдох! — кричала она на румынском языке.
— Закрой рот, сука! Ты пугаешь животное своей похабной бранью!
— Позвольте мне разговаривать с вами на эзоповом языке? Прибегнуть к системе обманных средств, называя вас не извращенцем, а, допустим, дикой, красножопой гориллой?
— Что за бред ты несешь, тупая овца?
Чертов идиот не стеснялся, водил по телу ангела живой трубой с такой серьезностью и ответственностью, напоминавшей, как рабочие-дворники в Швейцарии по утрам пылесосят дороги, всасывая сухие листья, выброшенные бумажки и окурки.
Слон прихватывал ноздрями груди Рокси, как будто хотел оторвать ее сосок, который, слава богу, по велению самой матушки-природы, затаился, не высовываясь на поверхность.
— Он оторвет мне сиськи! Прекратите!
— У тебя классные малышки, ему нравятся! А волосы! Какое божество! Настоящие?
— Да, конечно.
Он питал к волосам истинную страсть, почитая их внешним признаком богатства, вроде тиары восточной царицы или венка из различных полевых цветов, облагораживающего даже самые заурядные бошки.
Оргия продолжалась еще несколько минут, может секунд или целый час. В состоянии шокирующей паники было трудно определить, сколько по времени продолжается этот кошмарный сон. Каждая секунда казалась часом. Час, напротив, казался мгновением. Полная потеря реальности раздражала Рокси.
— Хоть бы это и впрямь был сон, пускай даже летаргический! — пролепетала полуживая Роксана, чувствуя, как силы покидают ее. Эмоциональный стресс забрал все живое из тела. Ощущения искусственной резиновой куклы не покидало. Теперь она прочувствовала на себе, что значит умереть, но при этом находиться в сознании последних отголосков разума. В конце концов, Рокси не выдержала, закрыв глаза, начала громко плакать, обливая от страха ноги теплой мочой.
— Девушка, спасибо! — сказал добрым голосом моральный урод.
На этом ваш сервис окончен.
— Что? — Роксана не поверила своим ушам.
Заведя обратно в вольер слона, он погладил того, как своего родственника, приласкав немного, приговаривая при этом:
— Повезло тебе сегодня, красивая приехала к нам в гости барышня.
— Пройдите, я проведу вас до выхода, — уже обращаясь непосредственно к девушке, с добрым, но животным нерадушным оскалом.
Достав из кармана заранее приготовленные чаевые, щедро наградил вишенку, мило улыбаясь, даже пытался шутить.
— Вы не будете со мной заниматься любовью?
Он ненароком опустил глаза на ее обоссанные ляжки, еле сдержав улыбку:
— Нет.
— Вы что, вызывали меня сюда для слона? У вас все с кукушкой в порядке?
— Девушка, выходите, пожалуйста, вас на улице ожидает машина.
— Так водитель сказал, что приедет через час. Неужели прошел уже целый час?
— Желаю удачи, — холодно отрезал слоновый проказник.
Не ощущая холода, девушка второпях надела куртку на полуголое тело, медленно, в мокрых трусах и шваркающих мочой сапогах плелась до автомобиля класса «люкс»…
— Ну, как прошел вечер?
— Ой, бля-я-я-ядь! Не спрашивай. Такого я еще не видела.
— Че, с ослом?
— Если бы…намного хуже.
— Хуже не бывает. А-ха-ха-ха!
— Ты постоянно привозишь сюда девушек?
— Частенько.
— Почему ты меня не предупредил?
— Ты слушать не хотела.
— Все выходят оттуда, как будто пережили клиническую смерть?
— Одной мадам вообще крышу серьезно сорвало, уехала домой, бросила свое призвание, встала на путь истинный.
— Ну, слава богу, кого-то вылечила от проституции терапия страха.
— Тебе не помогло?
— Мне помогает алкоголь победить страх!
— Алкоголь для слабаков.
— Ну да, а ты считаешь себя сильным?
— Я? Да!
— Единственное отличие в том, что сильные наслаждаются депрессией трезвыми!
— Ты сама себе противоречишь. Зачем тогда пьешь?
— Я выпиваю именно для того, чтобы веселиться, расслабиться. Во время депрессии я не пью. Это приводит к гибели души, потере себя.
— Веселая ты девушка, мне б такую…
— Если б я хотела замуж за водителя, осталась бы жить в Румынии…
После долгого мучительного переезда из Германии в Швейцарию, пришлось посетить около десяти разных тюрем, одна из которых была для несовершеннолетних. Страшно смотреть на подростков, размышлять о том, что это чьи-то дети. Повезло, что я провела не так много времени с криминальными деточками, всего часа полтора — остановка-перекур. Этого сполна хватило на долгие часы депрессивного раздумья о собственном сыне. У меня осталось единственное хорошее воспоминание о самой страшной тюрьме, под названием Stammheim («Штаммхайм»). По военным записям моего деда, он был там в плену у немцев. Ему чудом удалось сбежать. Кстати, самый настоящий фашист, местный житель, работавший в то время надзирателем, которого он обучал русскому языку, как ни странно, организовал ему побег.
Сидела в огромном, пропитанном страданиями, мокром, каменном туннеле, с висящей на паутинном проводе желтой лампой, и у меня внутри нашлись вот такие слова:
И вновь заехали в тюрьму,Какую — счета не пойму.Провели нас по туннелюПрямо в сердце подземелья.Мадам-соседка плачет громко —Не нравится ей, б**дь, подкормка! Сижу, пою я про войну…Фашисты, суки, надоели!О! Корку принесли, созрели!На хлебе и воде из кранаСижу довольная, как Лама.Че плакать,Раз повелено судьбой,Мне все это пройти долой.Зато зашла я в ту тюрьму,В которой дед мой был в плену,Ох, перевернулся бы в гробу,Узнав, что он прошел войну,За Родину стоя горою!А внученька на скорости и перегонеПоставила на кон свою семью…
Побывала также в тюрьме под названием Robach («Робах»). Несладко там у них, но спокойно, как в отеле: все чистенько, беленько, аккуратно прибрано. Кушать привозят, как в ресторане, на хромированном столике на колесиках, даже на тарелках с едой крышки не простые, а именно красивые, блестящие, как в дорогих ресторанах со звездами «Мишлен».
Женщины отбывают там довольно длительные сроки. Поразила меня одна особа, которая очень сильно хотела забеременеть, дабы избежать полного наказания. Выдумщица спускала вниз по стенке тампон, привязанный к ниточке, на который ее парень, стоя внизу около забора, намазывал свежую сперму, чтобы та могла засунуть все это дело во влагалище, в надежде на зачатие младенца.
Была еще одна артистка, такая толстенная барышня. К сожалению, она болела гепатитом С. Никто даже в карты с ней играть не хотел. Вот она, живя еще на воле, до такой степени напивалась, что видела в собственной ванной труп. Я, кстати, никогда не думала, что алкоголь может вызвать такие неадекватные реакции. Сидела она в итоге в следственном изоляторе в одиночке не один месяц за то, что изувечила продавца в супермаркете. Пошла, говорит, в магазин за бутылкой, но денег с собой не было. Взяла с прилавка бутылку итальянского вина, тут же принялась на месте откупоривать. Работ ник супермаркета быстро подбежал, пытаясь отнять винишко. В итоге она мне с гордостью заявила, что перед тем, как сделать из бутылки розочку и воткнуть ее в глотку жадине-продавцу, она успела даже отпить глоточек!
Я не знала, что на это ответить, просто сказала: «Молодец».
Мои тюремные исследования продолжались. Я вышла в обед на улицу заниматься спортом. Стала боксировать, если знаете, такой вид спорта, как «кик-пауэр» («Kick Power») — бокс без наличия вспомогательных элементов, удар в воздухе, включая упражнения ногами.
Девчонки-преступницы собрались, как всегда, в круг, повторяя за мной упражнения. Внезапно подбежали надзиратели, приказали немедленно прекратить обучать зеков борьбе, якобы я провоцирую агрессию. А то, что они сидят в камерах на месте годами без движения, не вызывает агрессию? Спорить не стала, ведь я по этапу ехала, нигде долго не задерживалась. К чему лишние проблемы? И так делов натворила достаточно.
В оставшееся время, отведенное прогулке, я познакомилась с русской, судя по просматриваемым следам ее бывшей жизни, то бишь внешним данным: ноги были красивые, от ушей, пышная грудь, густые волосы на голове сменились проплешинами. Еще в недалеком прошлом она была, несомненно, красивой девушкой Юлей, а превратилась, увы, в нынешнюю алкоголичку и воровку, прожившую на территории Германии двадцать пять лет, не имея ни единого документа, подтверждающего ее личность. У нее был вид красотки-бродяги, тротуарного флибустьера.
Привлек мое внимание к ней отголосок созидания, сумасшедшего нераскрытого феномена: она очень красиво рисовала.
«Почему бог дарит бестолочам и сумасшедшим, тупо просирающим свою жизнь, гениальные таланты, какими человек не способен в жизни распорядиться? Как пустую ношу, рюкзак на плечи, как банальное дополнение к атрофированным мозгам. Хорошо еще, что бог не дал ей детей», — подумала я.
Со своей жизнью человек вправе делать что хочет, если не берет на себя невыполнимых обязательств, не ломает судьбы невинным. Про выпивку ненароком вывалилась из души пара строк:
Минули мы немецкие картины,Поля вина и водопады.Остался легкий вкус тепла,Свободы, свежести награда.Ведь все с того и началось:С красивых гроздей винных слада,Затем бесстрашия порок,И в Ад вела дорога смрада…Взбодриться, может, на дорожку?Зайти на старый адресок?Потом нигде не появиться,Сидеть, смотреть в дверной глазок.Вина бочонок, три батонаХватает суток так на пять.И в жалюзи смотреть притворно,При этом умно рассуждать:О спорте, лыжах и о детях,О том, что можно, что нельзя…Наврать себе — во все поверить!Сказать — себя же поддержать,Свернуть на нужную дорогу,На, сука, скучный, трезвый путь,Чтоб в ЗОЖе оценить друг другаИ за столом в мечтах уснуть…
Еще одна тюрьма осталась у меня в памяти, находящаяся в городе Ravensburg практически около границы со Швейцарией. Предпоследний мой пункт назначения. Здесь рассказывать нечего — рай на земле. У меня дома не так уютно, как там. Все новое, камеры открыты, кухня огромная, пеки пирожки, делай, что хочешь. Спортзал со всеми тренажерами, курительная комната, кинозал и библиотека. Выдали мне на одну ночь новенькую пижаму и тапочки, как в отеле, мягенькие. Решетки на окнах — обыкновенные толстые прутья без горизонтальных пересечений. Такого типа стоят во многих жилых домах, в основном на первых этажах, защищая тем самым людей от грабежей. В парке подстрижены кустики, променад. Можно заниматься спортом на улице. Надзиратели сидят вместе с заключенными, болтают на кухне, помогают печь пироги, проявляя усердие, граничащее с фанатизмом. Я до сих пор в такое поверить не могу. На душе стало тепло и комфортно, да так, что в голове пролетела обескураживающая мысль: захотелось остаться.
Естественно, после подземного туннеля в Штаммхайме, лысых, без зубых зечек, не видящих месяцами солнца, а прибыла я в Рафенсбург непосредственно прямиком оттуда, поверьте, на контрасте это выглядело, как будто я попала в другое измерение. Вышла из адских времен средневековья, когда на костре сжигали путан и ученых, мгновенно переносясь во времена автомобиля Теслы. Ранее мне казалось, что машины времени не существует. Но, увы, я ошибалась…
Германия — веселая, разносторонняя до такой степени, порой не верится, что все мной объезженные города, в коих я совершила экстравагантный тур по тюрьмам, а не отелям, как все нормальные люди-туристы, являются одним государством.
Привет, Швейцария!
Ну вот, наконец, спустя почти месяц я возле дома, в Швейцарии, сижу в камере с четырьмя койками совсем одна. Вернее, две кровати, но как во многих детских лагерях — двухэтажные. До этого была пять дней в казарме, одиночной. Это полная жесть. Ко мне приходил батюшка, напугал меня до смерти, посмотрев документы прокурора, объявил торжественно с улыбочкой: если я всех не сдам, не назову имена участников и организаторов, светит мне пять лет швейцарского строгого режима. Вероятно, прокурорша, жирная сука, подослала старца раскулачить меня на информацию. Но мне было не до их интеллектуальных игр, я думала о своей книге, писала сутками напролет тупым карандашом и ложилась прямо в куртке спать. Я совершила мелкую кражу на допросе у прокурорши, украла у нее ручку, поэтому, если вы посмотрите мою рукопись, она похожа на зебру. Половина страницы была исписана чернилами, другая половина — простым серым карандашом. Когда в камеру заглядывали надсмотрщики, я прятала ручку под резинку в штаны, продолжая писать карандашом. Но, к сожалению, чернила в ручке быстро закончились, нужно было тырить сразу пару штук. Осталась лишь в пальце от карандаша на память дырка, вернее вмятина. Ну и естественно, мой первый криминальный роман «Мошенницы» на исписанных до корки листах. По рукописи прослеживается некий отблеск диковинки. То ли военное время, то ли послевоенное. Нехватка бумаги, чернил и пастели. Со временем мне разрешили иметь шариковую ручку, даже несколько. Уважили прошение заказать бумагу из канцтоваров, также иметь необходимые книги для чтения. Но вы знаете, что я заметила? Когда я получила все необходимые причиндалы для работы над моим романом, у меня пропало желание писать. Все-таки нехватка деталей, стресс и отчаяние заставляет тебя шевелиться. Некий азарт появляется именно в тех условиях, которые тебе чужды. Ради идеи ты готов на безумные поступки. Ограничение и одиночество — путь к успеху!
Новый 2017 год я отметила в камере, не скрою, в полной депрессии. Знаете, как было обидно и досадно слышать взрывы салюта за окном? Представлять подарок под искусственной елкой. Так как швейцарцы против бессмысленной вырубки деревьев, обычно мы ставим фальшивку. Сложно задаваться вопросом, что подарил бы мне сын и любимый муж.
В голову лезут сволочные мысли, от которых хочется повеситься, представляя, как ребенок положил под елку подарок и попросил швейцарского Самиклауса, чтобы он вернул домой маму. В тот момент понимаешь, какой ты был счастливый на свободе, даже когда думал, что самый несчастный на свете…
Отворилась дверь, зашла черненькая маленькая девушка с изумительной фигурой формы вазочки и ужасными наращенными длинными красными ногтями. Глянцевые волосы развевались по тускло му, как казалось на фоне волос, платью сиреневого цвета. Она была истинной красавицей. В России девушки с такой внешностью живут с миллионерами или с простыми дворовыми пацанами. У многих плохих ребят-хулиганов девчонки — красотки, глаз не отвести.
Я сидела за столом, пила чай, отрезая пластмассовым ножом кусок швейцарского сыра. Девушка подошла молча к столу, как бы игнорируя меня. Присела, прикурила сигаретку, выдувая дым в мой сыр. Как она меня этим взбесила! Ведь я в камере почти не курила, проветривала, занималась на полу йогой, медитацией. И тут какая-то, хоть и очень красивая, шлюха дует мне прямо в лицо вонючим дымом! Скандал!
— Отвернись, а?
— Что?
— Говорю, окно сзади тебя, туда дыми, пожалуйста!
— Хорошо, извини.
Мне стало как-то не по себе. Я к ней с намеком на скандал, она мне «извини».
— Будешь сыр? — спросила я в знак перемирия.
— Нет, не буду, спасибо.
Странно, подумала я, неделю провела в казарме в одиночке и кушать не хочет, ведь там не балуют продуктами. В казарме ничего нет: каменная кровать, тонкий плед. Окно на самом верху, чтобы заглянуть в него, приходилось вставать ногами на каменный, прикрепленный цементом к стене столик —и то ничего не было видно. Дыра, одним словом. Подземелье. Там родилось во мне неистовое желание к письму. Именно там, где не было ни бумаги, ни ручки. Пришлось пойти на преступление с авторучкой и вымолить заветные белые листы у надзирателей. Я просила бумагу у каждого сменяющегося и заступающего на службу, пряча пергамент под тонкую подстилку, служащую матрацем на каменной кровати.
— Меня зовут Яна.
— Меня Рокси.
— За что сидишь, Рокси?
— За любовь.
— Это стоит того, верю.
— Вы, русские, любите над нами поиздеваться, да?
— Кто бы говорил! Я про вас, дракул, половину первого криминального романа написала! Вы наших девушек ненавидите.
— Как и вы румынок!
— Ладно, давай дружить? Я, если честно, до тюрьмы вообще ни одной румынки не знала.
— Давно сидишь?
— Не-а. Приехала на Новый год, решила в Швейцарии справлять.
В Германии надоело.
— Шутишь?
— Шучу.
— Ты здесь отмечала?
— Да, одна, кстати. Никого, видимо, не поймали в праздник, чтобы развлечь меня в новогоднюю ночь. Пустая тюряга.
— Как там в Германии? Я там работала, но в тюрьме, конечно, не сидела, не успела.
— В их тюрьмах веселее, чем здесь. Хоть попадаются иногда люди, которые сидят за что-то стоящее. Например, в Кобленце («Koblenz») — я встретила девушку по имени Барбара. Она получила два года и девять месяцев за мошенничество в крупных размерах. Отмыла через банки деньги. Заработала три миллиона евро. Купила на Майорке дом, играет в гольф. Должна выйти через год по условно-досрочному освобождению, по идее. Имеет шикарного адвоката. Знаешь, как у нее работает мозг? Поворачиваешь перед ней 20-30 карт, играя в покер, ей двух секунд хватает пересчитать твои очки. Проверяла ее не раз, сидела, полчаса карты пересчитывала, все верно, представляешь? За такие деньги, как она украла, я бы тоже годик посидела. А-ха-ха! Она не одна, конечно, такая, но телефонами мы с ней обменялись. С удовольствием съезжу на Майорку, посмотрю, ради чего она отсидела. А здесь одни психи в Швейцарии, шлюхи, мелкие воришки и наркоманы. Нет людей с нормальными, достойными внимания преступлениями.
В этот момент в камеру вошел надзиратель, приглашая меня жестом руки на работу. Рокси недоверительно на меня взглянула, зыркнула змеиными глазками, отчего мне стало не по себе. Во время работы в первую неделю мы шили перчатки для строителей. Я познакомилась со многими карманницами, воришками и, конечно, проститутками. Много нового и познавательного узнала от девочек. Например, цыгане всю жизнь воруют и сидят в тюрьмах. Когда беременные, они стараются воровать в Италии, так как по закону макаронников беременных женщин не сажают в тюрьму. Одна из них была интересна тем, что была истинной профессионалкой, в то же время наркоманкой. Зависела она именно от наркотика — воровства. Муж ее, честный гражданин, воспитывающий их общих троих детей, писал ей в тюрьму письма, умоляя супругу никогда не сбегать из дома и не воровать. Но Джина говорит, что это сильнее ее самой, даже собственные дети не могут остановить неистовую тягу к воровству. Когда она не ворует, она болеет, при этом на самом деле тяжело и серьезно. У нее мигрень, ломка, упадок сил, полное отсутствие настроения. В один момент она срывается, сбегает из дома и улетает в тур по Европе. То, что я прочла в ее документах от прокурора, поразило меня. На нее повесили за две недели 36 краж из банкомата. Обналичивала банковские и кредитные карты. Сумок «Луи Виттон» у нее несчетное количество. За час работы в аэропорту она могла украсть на 20000 долларов. Сидит по тюрьмам с детства. Начала еще с малолетки. Муж говорит, что любит и ждет, молоденький, на семь лет младше самой цыганки.
Выслушала и все в мозгу законспектировала, так рабочее время пролетало быстрее.
Вернувшись в камеру, увидела, что Рокси сидит на моей кровати в ожидании.
— Ну что, ты все ментам про меня рассказала, шьют дело с пролетарским размахом?
— В смысле?
— Зачем тебя вывели из камеры так надолго?
— Перчатки шила, с Джиной общалась. Классные истории, рассказать?
— Правда?
— Конечно, дуреха малая!
— Говорят, ты убийца, Ян?
— А кто сказал?
— Бразильянка толстая, у нее окно напротив, видишь?
— А, эта? Ну да, мне же нужно как-то держать всех от себя подальше. Эти обезьяны дикие. Получается, способом устрашения, как видишь, можно выжить.
— Это ты так пошутила, чтобы тебя боялись? А-ха-ха! Изобретательно!
— А ты за что сидишь?
— Я еще та гонщица. Вот, читай документы.
— М-да, я смотрю, нагнала ты себе лет на пять лишения свободы?
— Надеюсь, меня оправдают. Я же не виновна.
— Парадокс тюряги — невиновность.
— Что ты пишешь? — взирая на кипу бумаг на столе, спросила Роксана.
— Книгу.
— Да, точно, ты упоминала об этом. Напиши обо мне, опиши мою многогранную жизнь, поставь значок 18 плюс и напиши, что книга поучительная, смысл ее заключается в трех простых словах: «Как делать нельзя».
— Так ты за любовь, говоришь, сидишь?
— Да, я, кстати, сделала вывод, что мужской член является оружием массового уничтожения!
— Да, но это оружие часто заклинивает.
Мы рассмеялись, навсегда развеяв прах неприязни, схороненной между нами искренней улыбкой.
— Возьми, прочти мое дело.
— Давай почитаю, но я пока первую книгу не закончу, писать про тебя не буду.
— Сколько тебе осталось страниц?
— За пару дней допишу, потом дома уже буду забивать в компьютер текст.
— Дома? Лет через пять? Вот читаю твои похождения, ну ты, Яна, даешь!
— У тебя есть крем для рук? Высохла кожа.
— Да, бери в моем шкафчике.
— Ого! Сколько у тебя шампуней! Даже имеется молочко для ванны.
— А-ха-ха-ха! Это мой порядочный муж принес. Скорее всего, в его голове не складывается реальная картинка о том, где именно находится его ненаглядная супруга. И как круто можно искупаться в тазике, стоящем под раковиной, опираясь одной ногой о туалетный бачок, добавляя в воду неповторимый аромат французского молочка для ванн.
— Смешно.
— Мне не очень.
— Чем муж занимается, Ян?
— Он у меня интеллигент, директор одной из крупных компаний Цюриха.
— Исповедует лицемерную религию денег?
— В смысле?
— В том, что народ не понимает, за что им платят по 20000 франков зарплату! Что нужно для этого делать? Подписать контракт с богом?
— В чем-то ты права. Но, думаю, для этого также необходимо знать немного больше, чем остальные, не правда ли?
— Просто это Швейцария, и все.
— Но проститутки тоже шикарно зарабатывают. Даже некоторые директоров перещеголяли.
— Я точно всех сделала! Я вообще крутая, — с искрой в глазах сказала Рокси, чем, естественно, зацепила мой больной писательский интерес.
— Почитаю на днях твою историю. Ты меня заинтриговала. Рок, я так скучаю по дому. Где мой любимый муж? Видимо, играет в гольф, выкуривая толстую сигару, томно размышляя, чем бы еще побаловать свою женушку в тюряге. В следующий раз, я думаю, он притащит сюда декантер для вина.
— А-ха-ха-ха! Класс! Повезло тебе. Кстати, из твоего ящика для вещей доносится запах мужского парфюма.
— Муж периодически балует меня вещами, обливая те своими любимыми духами. Даже принес свой мягкий кашемировый шарф, объявив о том, что теперь у нас в семье будет наш личный торжественный день — пятое января, праздник нежности, в который все члены семьи обязаны подарить друг другу шарф, надушенный личным парфюмом, чтобы согревать не только горло, но и сердца любящих друг друга людей. С меня теперь шарфик после освобождения. Загнал меня в долги.
— Какой молодец. Романтик!
— Да, мне очень повезло с семьей.
— Ты прямо из барских хором в мир отсталых людей.
— К сожалению или к счастью, пришлось посетить и посмотреть мир бездомных б**дей, героиновых страстей и насильников детей. Это не моя жизнь, для меня это сущий ад. Может быть, я наивна, но то, что я увидела, поразило меня, оставив, несомненно, нестираемый след в душе.
— Ад — это когда твой любимый не принес тебе даже пачки сигарет.
— Любимые люди не носят женщинам сигареты, берегут их здоровье. Это из-за твоей работы, моя дорогая! Нет у него к тебе уважения.
— Ой, не нужно ля-ля! Множество мужчин женится на проститутках!
— Я этого не отрицаю. Значит, козел твой любимый.
— Я проститутка, а последний год ни с одним мужчиной не спала, поверишь?
— Почему? И не работала, что ли?
— Год нет. До ареста пару месяцев поработала, но у меня хватило мозгов с ним не встретиться. До этого была дома с мамой, пила успокоительные. Люблю его так, что до сих пор тошнит от других мужиков. Ты знаешь, мне даже все равно, что я в тюрьме, представляешь? Я не жила и не дышала полной силой последнее время.
— Не радоваться жизни — это грех! Так ты из Румынии к нему прилетела?
— Нет. А может и да. Не могу ответить на этот вопрос, так как порой сама себя обманываю.
— Однако, лучше не переноси на меня свои чаяния раньше времени. Когда я буду готова, я сообщу. Хочу выслушать все подробно от начала до конца.
— Как скажешь, мне тоже необходимо немного освоиться в своем новом амплуа заключенной — учусь покорности и инакомыслию…
Следующий день был кошмарным! Спускаясь вниз по лестнице на прогулку, я в первый раз в жизни встретилась лицом к лицу с настоящей убийцей.
Девушке было 27 лет, но выглядела она, признаюсь вам честно, по нашим русским меркам, лет на 38. Их с мужем жертвами стали два молодых парня. Одному из них было 25, другому — 27 лет. Причиной послужила разборка в фирме из-за денег. Оба потерпевших лишились жизни всего-навсего из-за 50000 франков — примерно также в долларах. Коренная швейцарка со взглядом песчаной змеи ввела меня в некий шок. Засунув подальше под рукав свои часы с бриллиантами за 20000 франков, я немного опешила. Это практически столько же, за сколько был убит один из парней.
На прогулке в «приятном» обществе убийц и торговцев, я выяснила, что половина женщин, отбывавших наказание за продажу запрещенных препаратов, действовали по указанию полицейских, как их здесь называют «буллы» (быки).
Сотрудники правоохранительных органов целенаправленно выискивают идиотов, не раз привлекавшихся за то или иное преступление. Бывших зеков или просто сумасшедших, зависимых от наркотиков сумасбродов, которые готовы продавать товар, скорее всего, ранее изъятый полицейскими при обыске у других торговцев. Проворные «буллы» в конце концов своими же грязными коррупционными рука ми сажают своих распространителей за решетку. Бедолаги на допросе утверждали, что работали на «буллов», им, естественно, никто не верил, прибавляя срок за клевету. Короче, замкнутый круг. На самом деле мне показалось странным, что в Швейцарии настолько развита коррупция. Но не поверить невозможно, когда тебе рассказывает об этом не один, а несколько человек в день. При этом эти люди никак между собой не связаны. Они не друзья, даже не знакомые, сидят в разных камерах, на разных этажах. Одна из проституток вообще утверждала, что спала со многими полицейскими, которые непосредственно имели отношение к прямым поставкам кокаина, рассказывая по пьяни об этом, не опасаясь разоблачения. Однажды она поинтересовалась у одного из них, что будет в том случае, если на него донесут, подвергнут разоблачению. На что тот рассмеялся ей в лицо, да так интенсивно, что облил ей лоб мелкими капельками вонючих слюней, смешанных с виски.
После прогулки я пришла в камеру, мои сигареты, лежавшие на столе, конечно, уже были украдены, сыр тоже. Что за люди — непонятно. Меня даже в тюрьме удивляло, как можно так четко сп**дить сигареты, быстро обратившись в бегство. Мелкие воришки, мнящие себя солью тюрьмы, некие «псевдомудрые» и разочарованные, без тумаков их было не изобличить во лжи.
После закрытия дверей камеры все спокойно ждали своего ужина. Мы с Рокси гадали на картах. Оказывается, она шикарно гадает. Предсказала мне скорый выход из прокуренных стен. В то мгновение я всерьез задумалась о написании истории ее жизни. Только заикнулась, вдруг открывается дверь, вводят девушку.
— Что за мрак! Господи!
Вся изрезанная мелкими, как ниточки, полосками, расцарапанные уши, клок волос выдернут чуть ли не с куском кожи.
— Привет, — рискнула я познакомиться.
— Дайте сигарету.
— Хоть представьтесь, невежа!
— Синди я. Это точно вонючая тюремная камера? Или я попала в кружок интеллектуалов?
— Держи сигарету. Рассказывай, что случилось?
— Меня обвинили в одиннадцати кражах.
— Пускай сначала все одиннадцать докажут.
— Нас с сестрой точно опознают. Мы проникали в дома под видом социальных работников «Шпитекс», крали деньги и золото.
— Это че такое, «Шпитекс»?
— Типа Красного Креста, только по уборке и закупке продуктов для немощных и пенсионеров.
— Понятно, и что дальше? Как попались?
— Попались вообще не на воровстве. Сестра ссорилась со своим бойфрендом-сирийцем и сорвала с него цепочку, которую сама же ему и подарила. Тот заявил в полицию. Не смог пережить потерю столь дорогостоящего украшения. Мы, кстати, эту цепь из чистой платины также украли в одном из посещенных нами домов.
— Этот сириец тоже был вором? Участвовал с вами в кражах?
— Нет, нет. Он порядочный парень. Выпускник национальной школы управления. Ныне консультант страховых компаний, специалист по арабскому и по фарси.
— Ниче се! Правду же говорят: «Хорошие мальчики влюбляются в дерзких сук».
— Сучек! — подсказала милая Роксана.
— Да какая она сучка? Настоящая сука, тварь! — разразилась я гневом.
Представив, как одна из таких, как она, проникнет в дом к моей престарелой бабушке, обнесет до нитки, чем может вызвать у любого старика инфаркт с летальным исходом. Они же как дети. В пожилом возрасте начинают всего на свете бояться. Сама при этом здоровая молодая лошадь! Не удивлюсь, если сидит на социальной помощи! Получает квартиру и больше одной тысячи франков в месяц на продукты от государства с тех самых налогов, которые я за нее плачу! Ну не сука? Хорошо устроилась, мразь!
— Яна, успокойся, пожалуйста! — промурлыкала милая Рокси.
— Ок, мне пофиг, но пускай меня не затрагивает. Ни по какому поводу.
— Да пошла ты, напыщенная сука! Вы, русские, все шалавы!
— Лучше быть шалавой, чем обкрадывать стариков!
— Ладно, тихо! Я хочу узнать, что было дальше, — проворчала недовольная румынка. — Рассказывай, Синди!
Я решила почитать книгу, натянув ее себе на нос, но сама при этом слушала с интересом продолжение гнусного повествования этой гадины.
— В участке с нас сняли отпечатки пальцев, оказывается, мы давно были в розыске.
— Выплатишь штраф, да и все, — сказала Рокси. — Не переживай.
— Мне нечем платить! Я живу на социальную помощь.
— А-ха-ха-ха! — у меня вырвался истерический смех. — Видишь, Рокси, я была права!
— Давай не будем ссориться, пожалуйста!
— Я с тобой и не собиралась ссориться, — надувшись, пробурчала я себе под нос грудным голосом. Но она не успокоилась, задав следующий наглый вопрос:
— Что теперь делать, ты не знаешь, Яна?
— Я тебе не советчик, и не проси у меня больше сигареты, ненавижу людей, которые обкрадывают немощных! Тем более, сидишь, молодая девчонка, не работаешь, на социальной помощи, а я за тебя плачу налоги! Фу! Как не стыдно вообще?
С такой злобой и ненавистью она на меня посмотрела! Рот ее сжался, мускул щеки затрясся на правой стороне бледного, местами окровавленного нервного лица. Тяжелый, леденящий душу взгляд я помню до сих пор.
Через неделю привезли еще одну особу, снова цыганка и опять Джина. Как будто, у них нет других имен. Это как у нас, масса проституток Наташек, примерно такую же можно рассчитать статистику о Джинах.
Интересная мошенница поведала нам множество уловок, трюков, задуманных черноглазым народом по плану «Как ограбить и облапошить наивного туриста, пьяного мужика, или суеверного человека». Всевозможные фокусы, хитросплетения с ниточками, узелками, гаданием на картах, в которых они сами толком ничего не понимают, и многое другое. Первый раз в жизни я узнала от цыганки, что цыгане не умеют гадать на картах. Вернее, гадать могут, но предсказывать будущее не в силах. Карты — это своего рода спиритизм. Люди, одаренные сверхъестественными способностями, не являются цыганами.
Они простые мошенники и кидалы, фигли-мигли, плутня, да и только. Все, что они делают — это их изощренный привычный гэг, исключительно направленный на заработок быстрых денег.
Когда все ушли на работу, социальная дура Синди осталась в камере одна, так как ей не разрешалось в первые дни ареста работать, лишь после посещения врача. По возвращению в камеру мы увидели на полу огромную лужу крови, в которой лежала девушка. Я кричала громче всех: «Помогите!» Так как ранее в моей жизни не приходилось наблюдать подобных картин, я была просто в шоке. Рокси и цыганка Джина стояли, пялясь с интересом, пытаясь выяснить, умерла девушка или нет.
Санитары и надзиратели быстро под руки вытянули ее в коридор, перематывая порезанные руки резиновыми стяжками. В ее ладони была опасная бритва. Из разобранной бритвы вытащила острую серединку. Она внезапно очнулась, приоткрыв глаза. Надсмотрщики громко приказным тоном спрашивали, кто ей дал бритву. Указав в мою сторону пальцем, сказала, что я заставила ее это сделать. Причиной тому послужило то, что она якобы живет за мой счет на социальной помощи, я плачу за нее налоги, обижаю, тем самым унижаю беднягу.
Я и в самом деле не уважаю людей, у которых действующие две руки и ноги, а они сидят на шее у других, при этом думая, что самые умные. Умудряясь еще к тому же обносить других людей. Мало им, видите ли!
Цыганка гордо вышла вперед, заявив, что это ее бритва, и та наговаривает на меня из зависти. Строго и презрительно Синди уставилась на цыганку.
— Ну ты и сука, коллега!
— Я тебе не коллега! Мы, цыгане, не берем деньги у неимущих и стариков, не обкрадываем инвалидов, наоборот, чем можем, помогаем. У нас есть честь и достоинство, передаваемое нам по наследству из поколения в поколение покойными предками.
— А-ха-ха-ха! Рассмешила. Честная черножопая. Цыганча — предательница! — при этом лицо Синди приняло тоскливое, даже немного жалобное выражение.
В карцер благодаря Джине я не попала. Слава богу. И срок мне не добавили, хотя я была от этого на волоске. Впервые в жизни я была благодарна воровке. Странное чувство, на самом деле. Даже пообещала найти и отблагодарить ее на воле. Она живет где-то в Болгарии…
— Яна! — окликнула меня Рокси с пришпиленными к затылку ко сами, дергая меня за кофточку.
— Что?
— Писать про меня дальше будешь?
— Я не могу до сих пор отойти от истории со слонами. Представляю, какая будет дальше жесть!
— У меня в запасе еще много смешных историй.
— Валяй!
— С чего начинать?
— Давай с самого детства, хоть знать закономерность, откуда ветер дует, как ты до такого докатилась. У каждой проститутки есть душераздирающая история.
— Ну, это для клиентов, с тебя-то мне нечего взять, поэтому расскажу правду. У меня на самом деле не так все плохо. Но, конечно, в тюрьме это слышится как-то обреченно.
Мне, Яна, ничего от тебя не нужно. Просто хотелось бы, чтобы после меня остался хоть какой-нибудь мизерный след для человечества.
— Черное пятно, скорее всего, не след. Ну, про грехи, дорогая, мы в этой книге промолчим, конечно, так как она вся из них состоит.
— Любишь утрировать, Яна! Я, кстати, одна из самых ярких и красивых проституток!
— Так и запишем. Со слов самой классной зечки — шлюшки, Рокси…
— Родилась я в пригороде города румынских контрастов. В поселке городского типа под названием Lunguletu, в котором единственное красивое место — это река Дымбовица, пересекающая Бухарест, протекающая и через мою родную, как говорится, полную жопу. Родиться в моей деревне — это сравнимо с рождением в 95-ти километрах от Москвы или Киева. Ни туда, ни сюда. Глушь, нирвана.
Сама я в детстве была красивой девочкой, с тоненькими, как лапша, ножками, звонким смехом заражала всех вокруг. Казалось, людям не важен был смысл моего рассказа, так как он изначально заставлял слушателей вытирать накатывающиеся слезы. Мой особый шарм ни на минуту не угасал. Белые, ровные зубки, игриво расставленные немного в стороны, при этом вовсе не кривые, придавали мне «чертятничества» и «шкодливости».
При выборе игрушек в магазине брала всякие трезубцы, чертей с огнем или виселицей в руках, в игре варила и поджаривая понарошку своих завистливых одноклассниц. Горящие глаза искрились на фоне длинных, густых, черных, как смола, волос. Неистовая энергия бурлила во мне — сладенькой малышке.
В семье нас двое. Младший брат, с которым я вечно проказничала, приводя мать в бешенство. Мама наша — очень властная женщина, по гороскопу Лев, требующая безоговорочного подчинения, которое получала лишь от братика, а меня избивала до полусмерити.
— Так вот где собака зарыта? Это твоя семейная травма?
— Не знаю, тебе решать, слушай дальше.
Мать избивала меня всеми подручными средствами в целях повиновения, которого в итоге не добивалась. Со мной нельзя бороться силой, я могла извиниться лишь в том случае, если человек проявлял ко мне снисходительность, учитывая мой возраст и упертость тинейджерского возраста. Я ненавидела собственного брата за его слабохарактерность и подхалимство. По моему мнению, он был трусом. В случае семейной взбучки он не только сваливал все на меня, но при этом падал на колени, прячась за моей спиной, вымаливая прощения у железной леди — Льва. Меня же избивали до последнего, пока не подбегал отец, отнимая ремень или лозину из рук матери, которая была настолько возбуждена, что могла в ярости высечь меня до крови.
Я долго не могла простить эту женщину, не могу даже сегодня сказать, что простила, хотя спустя столько лет мы на самом деле подружились, стали близкими как никогда. На тот момент она была для меня первым врагом, монстром, извергом. Я думала, что я самая несчастная девочка на свете.
— Почему ты не покорилась воле матери?
— Яна, ты знаешь, может кто-то и не верит в гороскопы, но Девы не умеют прощать людей, требуя к себе повышенного внимания, в противном случае просто делают все наоборот.
— Это я знаю, кстати, по себе. Я не забываю обиды и не прощаю предательства.
— Вот так и для меня на тот момент казалось, что моя жизнь дома не имеет никакого смысла, что меня не любят, я никому не нужна.
— Что говорила мать? Она как-то объясняет ситуацию, в которой проявила жестокость, потеряв на долгие годы собственную дочь?
— Говорит, что я ее провоцировала, никогда не плакала и не извинялась, глядя на нее лишь с ненавистью, прямо в глаза, как бы больно она меня ни лупила. Я рада была просить прощение, если бы она не увлекалась рукоприкладством, которое сопровождалось криками. Это глупый, ни к чему не ведущий подход родителей. В свою очередь я каждый божий день годами разрабатывала план побега из, как мне казалось, домашней колонии пыток.
Сейчас, когда мне 27 лет, и я сижу за решеткой, мне легче говорить о понимании ее поступков и прощении, даже находить долю своей вины, но тогда, увы, это было невозможно.
— Как ты думаешь, в чем в этом случае виновны дети? В неповиновении? Нужно было сломить свой характер и встать, как брат, на колени, чтобы тебя не били?
— Может и так. Но в чем ее вина? Лишь в том, что она смотрела на воспитание детей именно с такой стороны? Оберегала неправильно, отталкиваясь от своей личной теории воспитания. С другой стороны, к чему привела меня моя независимость? Мы с тобой где сейчас сидим? В шале на вершине Альп за бокалом белого вина и куском швейцарского сыра? Нет, в прокуренной камере! Более того, непонятно, чем все это закончится. Ты видела, какой мне срок прокурор написал? Около 20-ти лет лишения свободы. Вешают на меня причастность к организованной группировке.
— Перестань. Это посчитали статьи, по которым тебя обвиняют, сложили в кучу и написали. Такого срока ты никогда не получишь. Ты же не маньяк Джек-потрошитель.
— Точно? Я очень боюсь. Я первый раз за решеткой, мало что смыслю в законах.
— Уверяю тебя. Хотя я тоже в первый раз. Не пори раньше времени горячку. Прокурор пытается тебя запугать, раскрутить на разговор, докопаться до истины и засадить. Это его работа.
— Я совсем скатилась вниз. Мне кажется, я в жизни шла неправильным путем.
— Ну да! До слонов докатиться — нужно постараться…
— У моей матери были слегка расшатаны нервы из-за отца. Она вышла замуж в 17 лет, будучи уже беременной. Во время ожидания первенца, то есть меня, выяснилось, что отец давно крутит роман со своей коллегой по работе. Проследив за сладенькой парочкой, она увидела, как голубки воркуют на лавочке в центральном парке. Умело растрепанные волосы соперницы, манящий взгляд дарили ее мужчине блеск в глазах и томную улыбку мартовского котика. Стояла с пузом за деревом, наблюдая за единственным и самым любимым мужчиной в своей жизни, слезы катились по щекам градом. Спрашивала себя практически вслух: как она, одна из самых красивых девушек в городе, могла влюбиться в такое дерьмо?
— Ну, это обычная история. Мы, женщины — строптивые мазохистки, как, впрочем, и мужчины. Отношения — это своего рода спарринг, в котором проигрывает тот, кто больше любит.
— Мать ничего любимому не сказала о происшествии в парке. При своем безграничном снобизме она владела, как никто, мастерством от ношений между полами, предаваясь время от времени лицедейству. Прискорбно, но из-за этого беременность протекала в горе и стрессе. Гормональный сбой, проблемы со щитовидной железой и т. д.
На роды муж явился с опозданием в один день, пьяный и небритый. Даже не взглянув на дочь, наотмашь бросил далеко не свежий букет цветов, повернулся и как ошпаренный выбежал из роддома. Долго в окно, умываясь горькими слезами, смотрела бедная женщина в надежде на очередное появление вдали силуэта любимого бухого придурка. Но, увы, папаша не посчитал нужным возвращаться. Коренной румын ждал рождения сына, для него первая дочь являлась чем-то вроде оскорбления рода. Поэтому воспитание полностью легло на плечи матери.
— Теперь я понимаю, почему брату все сходило с рук.
— Да, он был желанным и самым долгожданным ребенком для обоих родителей. Для матери он был олицетворением семейного мира и покоя, святого очага, возвращением любви мужа. Для отца сын — гордость! А я была предметом раздора, изгоем. Иногда мать платила мне деньги за молчание дома. Чем тише я себя вела, не кашляя, не чихая, тем выше было вознаграждение. Она боялась даже показывать меня супругу. Во избежание неприятностей и лишних разговоров. Я чувствовала себя чем-то нежеланным, посеявшим недомолвки и переживания. Ведь пока не родился брат, папа гулял от матери, тем самым свое зло и эмоции она вымещала на мне. Я видела, что та винит во всем именно меня в своей нелегкой, не сложившейся судьбе.
— Получается, ты как бы сделала ее несчастной, потому что не родилась мальчуганом?
— Как-то так и получается.
— Ужас. Почему родители иногда так глупы?
— Потому что молодые и дурные.
— Думаешь, правильно, что сегодня в мире женщины предпочитают рожать после тридцати лет?
— Думаю, да. Когда мама повзрослела, мне стало намного легче и приятней находиться в ее обществе. На самом деле она была настолько несчастной из-за ранних родов, что потеряла над собой в какой-то момент контроль. Помощи особой с детьми ей никто не оказывал. Сидя с малышкой возле окна в ожидании неверного мужа, провожая взглядом своих ровесниц в мини-юбках, навеселе идущих на дискотеки, в театры и кино, она сама не поняла, как автоматически меня возненавидела. Ведь папа до последнего упирался связывать себя узами брака. Но мама приложила все усилия, чтоб захомутать своего суженого. Приворотами, молитвами и слезами вымаливая одновременно у Бога и дьявола пощады и спасения ее любви, сподвигнуть его к решению о браке неким пределом необратимости. Его образцовая обеспеченная родня была категорически против их союза, не принимая даже будущих внуков как членов семьи, как продолжение рода. Считали ее кровь дурной, испорченной.
— Что еще послужило причиной агрессии со стороны свекров?
Мать была из бедной семьи?
— Мало того, что бедной, можно сказать, нищей, но дело было не в том.
— А в чем?
— В нашей семье были убийцы. Ее родной брат убил сына их двоюродной сестры, младенца.
— О боже! Ребенка? За что?
— Моего дядю попросили присмотреть за малышом, всего около трех часов, пока ребята поехали на концерт любимого румынского исполнителя. По возвращению домой они обнаружили малыша бездыханного посреди комнаты, в метре от колыбельки. Дядя скрылся с места преступления.
— Как же так могло получиться?
— У него не выдержали нервы, как показала экспертиза, у малыша Петрэ сильно болел живот, видимо, тот кричал без перерыва, мужчина с силой кинул его на пол, через несколько мгновений в доме навсегда наступила тишина…
— Ты знаешь, меня сейчас как мать передернуло от ужаса. Теперь понятно, откуда у твоей мамочки наклонности к садизму. Это генетика.
— Да, именно так. По материнской линии в основном все преступники. После трагической гибели Петрэ, были арестованы еще трое родных братьев матери за организацию преступной группировки, вымогавшей деньги с мелких предпринимателей на рынках, магазинах и частных торговых павильонах. Группа отмороженных, вооруженных долбаков запугали весь город, соответственно, и маминого мажора женишка, вымогая также с его родителей деньги. В случае протеста бизнесменов, участники группировки избивали мирных людей, даже пытали и похищали. Ты можешь представить состояние только родившей младенца девушки? В полном отчаянии, не зная, как разорваться между родными братьями из преступного мира и любимым человеком.
— Почему он вообще с ней связался?
— Так в том-то и дело, что любил не меньше, чем она!
— Поэтому и гулял, от большой любви? Странная последовательность!
— Странно, но так. Он пытался уйти от нее, отказаться или больше подходит слово «отвязаться» от криминальной семейки. Мучил себя и других, не решаясь на какой-либо серьезный шаг. В отличие от большинства, корчащего из себя больше, чем оно представляет на самом деле, мой отец впал в снобизм наоборот, кичась деклассированностью: не переставал напоминать о своем простецком происхождении, бедности его прадедов. До того ему не хотелось признавать себя буржуа. Приводя абсурдные доводы по поводу того, что ребенок не от него, клевеща на мать, родные по капле сеяли сомнения, тем самым разрывая ему сердце.
— Влияние семьи — на самом деле очень сильная штука, левачество классического вида, по себе знаю. Разведут, поссорят кого хочешь!
— Так вот, после родов на нее обрушилась масса обвинений и унижений. Молодая мама боялась выйти из дома. На улице маленького поселка на самом деле жили далеко не доброжелательные люди, которые кричали ей вслед, что она шлюха и криминальная подстилка, нагулявшая дочку. Братья в то же время защищали сестру, бунтуя против родителей сопляка-обидчика.
— Недоброжелатели, говоришь? А какой ты реакции ожидала от родителей? Невестка из семьи убийц и мошенников.
— Она разве обязана нести крест своих родственников на себе? Никоим образом она лично не была замешана ни в одном из преступлений домочадцев.
— У нас в России без вины уже виноват. Это не новость. Думаю, Румыния недалеко ушла. Хотя я румынов сравниваю больше с украинцами, нежели с русскими.
— Не спорю, история чем-то похожа на украинскую. Да и кухня тоже, множество салатов приготавливается с добавлением майонеза.
— Так ты думаешь, твой отец действительно таким жестоким образом пытался забыть или выкинуть из жизни твою мать?
— Думаю, да. Но в итоге довел ее до попытки самоубийства. Она не смогла справиться с депрессией в очередной раз, когда супруг не явился домой ночевать. Мне исполнилось на тот момент всего три месяца, она залпом выпила целую бутылку «Белизны». Войдя в дом, отец обнаружил жену сине-желтого цвета, корчащуюся от боли на полу, тут же отвез в больницу. Слава богу, что желудок к тому моменту не успел превратиться в яму или выбелить насквозь кишки. Все обошлось. После того случая он многое понял и осознал, постепенно исправляясь, превращаясь в более или менее нормального семьянина, тем более с рождением сына стало намного проще находить общую нотку идеального семейного покоя.
— Хорошо, что все наладилось, правда?
— Не сразу, с годами, но теперь они, кажется, счастливы. Мать не угомонилась, до сих пор следит за ним и ревнует. Недавно нашла переписку в его телефоне со своей лучшей подругой. Знаешь, какой был скандал? Грандиозный!
— Подружки все суки! Только пусти в дом, будет ходить регулярно, накрашенная, в красивом платье, задом перед чужим мужем крутить! Вообще этих шмар в дом пускать нельзя! Нормальные подруги приходят без макияжа и мини-юбок. А вечно ищущие на свой зад приключений овчарки проводят полжизни в пустой охоте на чужих мужчин, в итоге не получая от своих мерзких поступков никакого счастья.
— Мама оттягала эту сучку хорошенько за волосы, теперь она не сунется к нам в дом никогда.
— Ты была до тюрьмы дома?
— Да, я провела перед арестом год в домашней обстановке, первый раз, спустя много лет, как покинула стены родного дома.
— Ты знала, что тебя посадят? Поэтому не приезжала в Швейцарию?
— Нет, я переживала расставание со своим любимым. Но я рада, что помирилась наконец с матерью. Ее тепло помогает мне пережить заключение даже на расстоянии.
— Она извинялась перед тобой за искореженную судьбу, ненароком подаренную тебе?
— Ты знаешь, она не ожидала, что я вообще появлюсь на пороге дома со слезами на глазах. Это первые слезы, которые она увидела на лице дочери, поняв сразу, что именно сейчас она обязана поддержать меня без лишних разговоров и расспросов. Естественно, спустя несколько месяцев она пыталась подобрать ключ, некоторые слова, именно те, которых мне так не хватало в детстве. Наконец стала выслушивать мою речь до конца, как будто я не дерьмо, а все-таки какой-никакой человек. В ее глазах читалось сожаление и отчаяние, вспыльчивая безвыходность и покорность. Мне показалось, она повзрослела…
— А брат?
— Такого морального урода еще поискать! У нас не сразу наладились отношения. Он рассказал матери, что я работала проституткой, чем разбил ей сердце просто вдребезги.
— Да ты что? Это несправедливо по отношению к семье.
— Еще свистнул у меня деньги из чемодана, накупил наркоты и обнюханный клялся, как всегда, на коленях, что он ничего не брал.
— Чудак.
— Нельзя так говорить, но мне кажется, я до сих пор его иногда ненавижу! И никогда не прощу…
— Как ты ушла из дома и куда?
— Мать до сих пор перечитывает письмо, написанное непокорной дочерью в тот день, когда я оставила родной дом на долгие, мучительные для любой женщины, родившей дочь, годы. Письмо имело следующее содержание:
«Дорогая мама!
С этого момента ты никогда больше не сможешь меня избивать, унижать и издеваться. Я ненавижу этот проклятый дом, поселок и всех на свете! Я никогда не вернусь в этот ад. Я оставляю вас, потому что чувствую, что мешаю вашей семейной идиллии. Воспитывайте своего любимого сыночка и будьте счастливы.
Прощай навсегда, Роксана».
На письме мать обнаружила капли долгожданных слез дочери, только теперь пришлось годами гладить их на бумаге, обновляя, как мазки, на выцветшей картине, своими. Ее сердце превратилось в сплошную открытую рану. «Моя девочка! — думала она. — Как я могла такое допустить?»
С каждым годом она страдала все сильней. В ожидании дочери женщина вспоминала каждый удар поднятой ею руки, опускавшийся на хрупкое, но упертое тельце дочери, умирая при этом от раскаяния. Лишь иногда, один раз в два-три месяца, Рокси звонила домой, при этом молчала в трубку. Первые месяцы мама кричала: «Если это ты, я тебя убью, как появишься на пороге дома!»
Через некоторое время начала осознавать, что потеряла дочь, при этом изменив тактику; тихо, чуть ли не шепотом произносила в трубку о том, что ждет ее и очень любит. После чего на другом конце провода быстро клали трубку. Рокси не могла это слышать, тоска по дому была настолько велика, что хотелось кричать от боли.
Именно сильная женщина Лев не смогла вовремя осознать всю серьезность детской обиды дочери, не признавая своих ошибок. Но с годами страшной ценой досталось им перемирие, а для Рокси наконец долгожданное раскаяние родной матери…
— Я прослезилась, извини. Ладно, давай по порядку! Куда ты держала тогда путь?
— Я расскажу сначала предысторию со школьной скамьи, ок?
— Валяй. Я конспектирую.
