СССР: 2026 E-Book

Андрей Никонов

• Herausgeber: Ленинград ИД
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Боевая фантастика
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 353

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Молодой фельдшер Дмитрий Куприн, живущий в провинциальном городке, обнаруживает, что его сознание перенеслось в тело космонавта альтернативной реальности, где СССР не распался. В своём мире Дмитрий пытается решить личные проблемы и одновременно в другом — спасти Землю от осколка метеорита, найденного на Луне. Дружба и предательство, космос и криминал, пиво по сто рублей и колбаса по два девяносто, таинственные хозяева цепочки реальностей, ведущие очень опасную игру, — как в этом разобраться? И главное — как не потерять самого себя.

Leseprobe

Андрей Никонов СССР: 2026

© Андрей Никонов, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

⁂

Все персонажи и их имена, а также события, географические названия, детали быта, мест, технических устройств и методов работы правоохранительных органов в произведении вымышлены. Любые совпадения, в том числе с реальными людьми, случайны. Мнения, суждения и политические взгляды автора и героев книги никак не связаны.

(1). 12 апреля, воскресенье. День космонавтики. Сторона 2

Тело, лежащее на прозекторском столе, пошевелилось и открыло глаза. Это был мужчина лет пятидесяти или около того, с глубокими морщинами, высоким лбом и густыми нечёсаными волосами. Он приподнял левую руку, поднёс к лицу, на костяшках были выбиты четыре буквы – КОЛЯ.

– Коля? – спросил он сам у себя.

Голос у мужчины был низкий и хриплый, рука ощутимо тряслась. Он закашлялся, быстро повернул голову набок, его вырвало. Женщина средних лет в белом халате, стоящая рядом, брезгливо скривилась и отошла на шаг.

– Очнулись, Дмитрий? – спросила она.

– Где я? – Мужчина по имени Дмитрий попытался встать, но всё, что ему удалось – приподнять голову, которая сразу же бессильно рухнула обратно. – Что со мной сделали?

– У нас десять, максимум двадцать минут, – женщина достала из кармана спрей, побрызгала вокруг, стало немного свежее, противные запахи практически исчезли, – потом сюда войдёт патологоанатом, чтобы оформить вскрытие, увидит, что вы живы, и позовёт реанимационную бригаду. Ваше имя…

Она сорвала с ноги мужчины бирку, протянула ему.

– Соболев Николай Павлович, родились в 1983-м, двенадцатое апреля. Сегодня ваш день рождения, поздравляю. Дата смерти – тоже двенадцатое апреля, только 2026 года. Как его угораздило-то, день в день, вот подарочек себе сделал.

– Какой Соболев?

– Дмитрий, вспоминайте. Вы вступили в наследство Куприна Афанасия Львовича, сами подписали документы в присутствии нотариуса, со всем согласились. Представитель программы оставил вам полный пакет инструкций, если бы решили отказаться – могли это сделать до сегодняшней ночи.

– Не могу ничего вспомнить, – Дмитрий, он же Николай, всё-таки сел. – Туман в голове.

– Это абсолютно нормально, – попыталась успокоить его женщина. – Ещё полчаса назад тело было практически мертво, у организма сейчас другие проблемы, поважнее памяти. Я сделала вам укол и приготовила лекарства на поддерживающий курс, тридцать ампул и краткая инструкция будут вас ждать дома. Ложитесь, у нас ещё несколько минут, выслушайте и запомните.

Мужчина послушно лёг.

– Скоро сюда зайдёт врач и переведёт вас в палату. Постарайтесь покинуть больницу сегодня, в крайнем случае завтра утром. Сейчас полдень, перерыв между уколами – от двадцати двух до двадцати шести часов, значит, не позднее чем в два часа дня тринадцатого апреля вы должны добраться до дома и сделать себе инъекцию препарата, колоть надо в вену, в крайнем случае – в крупную мышцу. Заберите свой паспорт, там есть прописка, по ней найдёте свой дом. Ампулы будут лежать в ящике стола в комнате, не перепутайте, на коробках написано «Цианокобаламин», название зачёркнуто, на обратной стороне – ваша фамилия, инструкцию найдёте за холодильником на кухне. Она дополнит то, что вы должны были прочитать на своей стороне. Запомнили?

Мужчина кивнул.

– Повторите.

– Ухожу из больницы сегодня или завтра утром, иду домой, до двух часов дня догоняюсь витаминками.

– Эти витаминки помогут вам остаться в живых. И не только до двух часов, но и не раньше десяти. Минимум десять уколов, Дмитрий. Точнее, Николай, постарайтесь не ошибиться, и не паникуйте раньше времени, доберитесь до дома и там уже всё обдумайте. Память вернётся минут через десять-пятнадцать.

– Так всё-таки, что со мной?

– Мне откуда знать, – раздражённо сказала женщина, – я простой проводник, а не врач. Выясняйте сами.

Она встала и исчезла из виду, только цокот каблуков постепенно затих вдали. Дмитрий, он же Николай, прикрыл глаза, пытаясь сообразить, как он оказался в чужом морге, и почему его рука – это не его рука; мысли текли еле-еле, он даже начал забывать, что должен сделать, и тут в прозекторскую неторопливо зашёл врач в сопровождении пожилой медсестры. Мужчина замычал, пытаясь привлечь к себе внимание, и ему это удалось – медсестра закричала, бледнея и хватаясь за сердце, она быстро-быстро крестилась и что-то шептала, а врач крутанулся на месте и всё тем же неторопливым шагом вышел в коридор.

– Какой идиот, – заорал он так, что было слышно, наверное, на всю больницу, – ко мне живого жмура притащил. А ты чего рот раззявила, бегом наверх, за санитарами, и пусть позовут Ковалькова.

Медсестра быстро закивала, по стенке выбралась из прозекторской и бросилась вверх по лестнице. Вернулась она через несколько минут в сопровождении двух санитаров. Ожившего пациента переложили на каталку, вытащили на улицу и перевезли через дорогу, в основное здание больницы. Там их уже ждал пожилой врач с лысиной и козлиной бородкой, под его командованием санитары на скрипучем лифте подняли больного на третий этаж и завезли в пустую палату. Уложили на кровать, воткнули в вену катетер, к катетеру – капельницу, подключили электроды к груди, ногам, рукам и вискам, а под задницу подсунули утку. Только тогда, опутанный проводами, трубками и простынёй, мужчина всё вспомнил и почти сразу уснул от лошадиной дозы лекарств.

(2). Сторона 1. 11 апреля, суббота

– Да пошёл ты, урод, – теперь уже бывшая подруга кидала вещи в спортивную сумку. – Достал.

Спортом она любила заниматься, а вот сексом, готовкой еды и уборкой дома – не очень, о чём Димка ей и намекнул спросонья. Подруге, видимо, нужен был лишь предлог, чтобы вот так расстаться, и она им с удовольствием воспользовалась.

– Ты меня в домработницы записал? Сам возьми и уберись, а то сутками дома нет, а как появляешься, сидишь за своим долбаным экраном, – вбивала она гвозди один за другим в гроб их отношений. – Зачем я только с тобой связалась?

Этот вопрос вообще-то нужно было задать в самом начале знакомства, Дима ей об этом сказал и завалился спать дальше, не обращая внимания на шум. Может, он и сидел за компом, и чаще, чем надо, но уж точно не вчера. С очередного дежурства вернулся, когда уже светало. Работа у него была не хуже, чем у других, только вот график подводил, но молодой человек считал, что тут он совершенно не виноват, не менять же профессию ради очередной подружки. Эта ещё долго продержалась, доброго ей пути куда подальше, а ему, Димке, сна, крепкого и приятного.

Так что уже через дрёму он почувствовал, как в лицо попали ключи, оцарапав щёку, потом дверь на первом этаже громыхнула прощально, и одиночество пришло в его жизнь. Ненадолго – почти сразу зазвонил телефон. Сначала он завибрировал, Димка подумал, что девушка своё решение поменяла, и ему придётся распаковывать её вещи и готовить завтрак на двоих, но нет, к счастью, это был один из его начальников.

– Дмитрий Сергеич, – строго сказал он, – ты не спишь?

– Идите в жопу, господин Самойлов, у меня выходной, – вежливо ответил Дмитрий Сергеич и нажал на красный кружок.

Телефон зазвонил снова. После того, как Герман Натанович четвёртый раз сыграл на смартфоне «Богемскую рапсодию», парень понял, что просто так господин Самойлов не сдастся.

– Направление не изменилось, – предупредил он сразу.

– Новости знаешь?

– В Гватемале волнения на расовой почве, – доложил Димка. – Индекс доллара падает, опять ФРС печатный станок включила, падла. И в Сочи – наводнение, смыло мост через Енисей.

– Смешно. Ты здоров?

Это был вопрос с подковыркой. Скажет, что нет, и шеф узнает, что он соврал, а Самойлов обязательно узнает, потому что врач, и не видать больше Димке ни подработки, ни нормального графика на основной работе. Скажет «да», придётся вылезать из кровати и готовить завтрак. Завтрак лучше, чем голодные вечера без интернета, света и газа, поэтому он ответил утвердительно.

– Молодец, а ведь мог бы обмануть начальство. На смену сегодня выходишь, некому больше.

– Целые сутки отдежурил, Натаныч, – парень подавил зевок, – будь человеком, суббота ведь. Шабат.

– Понимаю, – начальник даже сочувствия в голосе добавил, гад, – но кроме тебя из наших некому. Фельдшер в машине обязан быть, сам знаешь.

– А Федя?

– На рыбалку Федя умотал, будет только к вечеру, телефон недоступен.

Понятно, значит, Фёдор запил – рыбы в их доме сроду не водилось, даже магазинной.

– Василич? – не сдавался Димка.

Пётр Васильевич был врачом-лаборантом, но работы среднего медперсонала не чурался.

– Заболел Василич, сердце пошаливает, годы преклонные. Или хочешь пожилого человека в гроб вогнать?

– И в мыслях не было.

– Вот и молодец. Виталик за тобой подъедет через час-полтора, отправляйтесь к Нефёдову, знаешь такого?

Жил у них в городе старичок, скромный и неприметный, бывший ответственный работник, в девяностых и начале двухтысячных шалил сильно в пределах области, но потом успокоился, даже депутатствовал одно время.

– Неужели помер?

– Дочь сегодня утром нашла, повесился.

– Да ну, – удивился Димка, чтобы такой человек, как Нефёдов, с жизнью счёты свёл, должно было что-то уж больно экстраординарное произойти.

– Баранки гну.

– Из-за чего такая спешка? – Клиенты Самойлова обычно уже никуда не торопились.

– Дима, родной ты мой человек, не тупи. Участковый уже всё осмотрел и протокол составил, родственники плачут и готовы платить, лишь бы от тела избавиться. Пятёрку получишь, дел на два часа. Тебе позвонил первому, смотри сам, желающих много, и не только на этот раз, а вообще, если ты такой ленивый.

– Уже выхожу, – тут же согласился парень. – Дай тебе Ктулху, Натаныч, здоровья и счастья в личной жизни. И деток побольше.

Герман выругался и отключился. А Димка отправился собираться.

Герман Натанович Самойлов работал заместителем главного врача муниципальной больницы и одновременно начальником патотделения, проще говоря – морга. Его жена одно время трудилась в мэрии, а потом возглавила городское ритуальное бюро. Судя по тому, что ездила дамочка на роскошном внедорожнике и на простых смертных смотрела очень свысока, дело это, несмотря на утверждённые городом расценки, было очень прибыльное. Остальным доставались сущие крохи, такие, как Нефёдов, попадались редко, народ в городе был небогат и экономил на всём, в том числе и на покойниках. Совали фельдшеру кто триста, кто пятьсот рублей, но и это были деньги, как говорится, одна старушка – рубль, а десяток – уже червонец.

Пока чайник закипал, Димка набрал Виталика, водителя «скорой», тот тоже не горел желанием ехать за усопшим в свой законный выходной, но обещал за парнем заскочить, как только завтрак доест, то есть часа через два, не раньше. На жизнь и смерть водитель смотрел философски.

– Нефёдову торопиться некуда, – сказал Виталик, – а нам тем более. Пусть Герман волну-то не гонит, я уже дочке жмурика позвонил и договорился, у неё всё равно свои дела, сходит на рынок, в парикмахерскую, а к двенадцати подойдёт. Деваться-то ей всё равно некуда, машина у нас одна, а не хочет, вон, пусть из областной вызывает, как раз к понедельнику появятся. Всё, Димас, мне тут жена яишню принесла, отбой.

Фоном послышался шлепок и женский смех, а потом Виталик отрубился. Только Димка уселся за стол, намазывая хлеб плавленым сыром, раздался звонок – теперь уже в дверь, точнее в калитку. Камера передала изображение женщины и мужчины в строгих тёмных костюмах, такие в их краях носили или работники прокуратуры, или выжившие свидетели Иеговы.

– Куприн Дмитрий Сергеевич здесь проживает? – женщина чуть наклонилась к микрофону, её спутник стоял поодаль, держа в руках чёрный чемоданчик.

Дмитрий Сергеевич кивнул, словно они могли его видеть, и нажал на кнопку. Удобная штука, раньше приходилось через весь огород к воротам идти, встречать гостей, а сейчас раз, и готово, входи кто хочешь. Эта парочка хотела, они прошли по дорожке и переступили порог дома.

– Нотариус Васнецова, – женщина остановилась в прихожей, – а это адвокат Зинченко, из компании «Коган, Лямфельд и партнёры». Вы Куприн?

Пришлось Димке ещё раз кивнуть и пригласить гостей в комнату. От кофе женщина отказалась, а Зинченко, застенчиво улыбаясь, попросил покрепче и с тремя ложками сахара. И только когда всё это оказалось перед ним, раскрыл чемоданчик, вытащил тонкую папку и картонную коробку.

– Позвольте паспорт, – попросил он, терпеливо подождал, пока Димка сходит за документом, и тщательно сверил данные со своими записями.

На бумагах, которые он достал и с которыми сверялся, стояли выдавленные печати, с одной из них свисала синяя ленточка с изображением британского флага.

– Всё верно, – Зинченко посмотрел на Васнецову и кивнул. – Вы, Дмитрий Сергеевич, являетесь наследником Куприна Афанасия Львовича, скончавшегося в Мельбурне пятнадцатого февраля этого года. На вас составлено отдельное завещание, вот, ознакомьтесь.

В руки парню сунули бумагу на английском языке, к ней был приложен перевод на русский. Ничего особенного в этом завещании не было – один Куприн оставлял другому, своему правнуку, живущему в России, сувенирную монету из золота 999-й пробы, с условием отказа от остальной части наследства.

– От чего отказываюсь? – Димка полюбовался на штамп апостиля.

– Дом в районе Паркдейл, две машины и катер, пенсионный счёт, – Зинченко протянул ему фотографию, на ней бодрый старичок позировал с огромной рыбиной. – Если вдруг решите судиться, нужно будет лететь в Австралию или нанимать здесь поверенных. Основное имущество ваш прадед перевёл в фонд, до него при всём желании не дотянуться, а вот прямое наследство делится между всеми живыми потомками, там почти на три миллиона долларов, конечно, австралийских, ваша доля, если за неё бороться, тысяч пятьдесят.

– Негусто.

– Наследников много, помимо вашего деда, у господина Куприна в Австралии было четверо детей и пятнадцать внуков. Правнуков пока трое, но они постоянно прибывают, в мае должен четвёртый родиться. Шансов выиграть дело почти никаких, потому что завещание составлено по всей форме, а отказ – чистая формальность. Если не верите, всё это будет в соглашении, которое вы подпишете.

И он протянул тонкую прозрачную папку, в которой лежали двадцать листов мелким текстом, Димка её даже листать не стал, потому что находился в лёгком охренении. Афанасий Куприн и вправду был его прадедом, он родился в четырнадцатом году прошлого века, служил в милиции, в сорок втором ушёл на войну и там же погиб в сорок пятом, за месяц до Победы. На его могилу в Калининградской области дед Дмитрия ездил регулярно, и его самого один раз с собой взял – чёрный обелиск с именами павших бойцов, и среди них старший лейтенант Афанасий Львович Куприн. Сохранились и орден Красного Знамени, и две медали «За отвагу», и орден Славы второй степени – их деду передали в Министерстве внутренних дел во время перестройки. Вот только личное дело отказались показывать, сославшись на режим секретности.

– Хорошо, – Димка кивнул, – медаль так медаль, жаль, конечно, что старик такой сволочью оказался, мог бы с сыном связаться. Дед помер, думая, что отца в живых нет, а тот на катере по океану в это время рассекал, тунца ловил. Гад.

– Ну вот и отлично, – Зинченко расцвёл, пододвинул бумаги Васнецовой, та внимательно ещё раз прочитала, паспорт наследника разглядывала так, словно он был поддельный, потребовала свидетельство о рождении и его тоже изучила вплоть до состава бумаги и водяных знаков.

– Здесь, – ткнула она изящным пальчиком в свободное место на завещании, – подпись, число прописью, расшифровка и надпись «вступаю в наследство добровольно». И отпечаток большого пальца правой руки, пожалуйста.

Димка сделал всё, как она просила, вытер краску с пальца салфеткой. Пока нотариус заверяла его подпись, достав штемпели и печать, Зинченко раскрыл коробку и вытащил оттуда обычный целлофановый пакетик, в котором лежал жёлтый кругляш.

На якобы золотой монете с одной стороны был выдавлен круг, унизанный выпуклыми бусинами, каждая из которых линией соединялась с двумя другими, образуя сложный вписанный многоугольник, по контуру шла надпись на непонятном языке, а с другой – четыре одинаковые закорючки, две короткие параллельные линии, а между ними заусенец. Об него молодой человек и поранился, сразу не заметив, капелька крови упала на завещание.

– Ничего страшного, – Зинченко, казалось, даже обрадовался, – этот экземпляр остаётся нам, а у вас – все документы в электронном виде. Вот планшет, введёте код из конверта, и можете пользоваться. На планшете есть обращение покойного лично к вам, Дмитрий, рекомендую просмотреть. Точнее, наследодатель рекомендовал настоятельно.

Он встал, потянул за собой нотариуса Васнецову, и они быстрым шагом, чуть ли не бегом, выскочили сначала из дома, а потом из калитки, запрыгнули в чёрный внедорожник и умчались прочь. Если бы не бессонная ночь и весь этот сюр со внезапно ожившим прадедом, Димка наверняка понял бы, что всё это выглядит подозрительно и неестественно, юристы из гостей были, как из него самого балерина – на законников он насмотрелся, где покойники, там и они. Но единственное, что молодого человека занимало, так это то, что до приезда Виталика оставалось больше часа, он уже поел и может вздремнуть. Медаль так и осталась валяться на столе рядом с нераспечатанным конвертом и планшетом.

Проснулся парень ровно через час от звонка напарника, тот приехал на десять минут раньше. На дорожке к калитке Димка чуть было не наступил на раздавленную кем-то собачью какашку, это соседская шавка постаралась, как ни заделывай забор, всегда найдёт лаз. Мелкая тварь, соплёй перешибёшь, но гадила как носорог. Пригляделся – отпечаток на коричневой лепёшке вроде бы совпадал с подошвой кроссовок его теперь уже бывшей, так что кое-какое моральное удовлетворение он получил. Машина стояла за воротами, Виталик курил возле двери, при виде Димки отшвырнул сигарету и полез за руль. Вид у напарника был помятый.

До дома покойного ехать было рукой подать. По дороге парень набрал отчима.

– К Нефёдову? – спросил майор полиции. – Наши уже закончили, работы там немного было, старик предсмертную записку оставил, причин подозревать кого-то в убийстве нет, так что можете забирать спокойно. Да, молодец, что позвонил, мать тебе даю.

Мать отобрала трубку у мужа.

– Димочка, тётя Света приедет во вторник, – не утруждая себя вопросами о здоровье и делах, сказала она. – Её младшая дочка Вика собирается поступать в институт, поживут у тебя до майских праздников, сходят на день открытых дверей. Ты ведь не против?

Последний вопрос был риторическим – если бы Димка был против, то материнское проклятье не заставило себя ждать, а тётя Света всё равно уже купила билеты на поезд. Значит, послезавтра в гостевую спальню на первом этаже заедут чужие для него люди, после чего Димке в очередной раз попеняют, что другие молодые люди стремятся получить высшее образование, а отдельно взятый оболтус двадцати пяти лет – нет. Чужие, потому что Светлану Вадимовну тётей Димка назвал бы с большой натяжкой, она была двоюродной сестрой нынешнего мужа матери, Леонида Петровича, и по всему ей бы поселиться в их просторной трёхкомнатной квартире в девятиэтажке, но тётя Света жену своего родственника, Димкину мать, на дух не переваривала, а вот с Димкиной бабушкой, пока та была ещё жива, была очень дружна и считала, что эта дружба перешла к нему по наследству вместе с недвижимостью.

– Чего батя говорит? – Виталик крутанул руль, заезжая в ворота, и затормозил у подъезда.

– Сейчас сам увидишь.

Бывший бандит, ветеран труда и депутат жил в кирпичном десятиэтажном доме в Царском Селе – так называли новый район для богатых. Дом ощетинился кондиционерами и спутниковыми тарелками, отгородился от плебеев высоким металлическим забором и охранником в вестибюле. Виталик припарковал «газель» между двумя внедорожниками, уткнулся в смартфон. Он так всегда делал – сначала фельдшер составлял справку, осматривал умершего, и только потом этот лентяй шёл помогать.

Нефёдов умер аккуратно, подстелив под люстру, на которой он повесился, полиэтиленовую плёнку – чтобы ковёр не запачкать. Тело уже сняли, и оно лежало на куске такой же плёнки посреди комнаты. Безутешная дочь покойного перебирала вещи и зорко следила, чтобы Димка не прихватил чего-нибудь из наследства. Полиция все документы оформила, осталось только вписать предварительную причину смерти – асфиксия, она же удушение, и позвать Виталика. Водитель привёз каталку, вдвоём они засунули тело в мешок, вывезли по пандусу, загрузили в машину, и уже через тридцать минут в патологоанатомическом отделении лежал труп, а у Димки в кармане – бумажка с изображением памятника графу Муравьеву-Амурскому работы Опекушина. Самойлов никогда с оплатой не тянул и не обманывал, за это его любили и ценили. И ещё за то, что дармовой спирт разрешал домой брать, сам-то он глушил его на работе, неразбавленным, пока жена не видела.

– До понедельника, – попрощался молодой человек.

В субботу и воскресенье выходили другие смены, младший и средний медперсонал работал сутки через двое, так и дежурства закрывали, и полторы-две ставки получали, а то и больше. Так что у Димки впереди были два неполных дня отдыха, которые он собирался потратить на что-то полезное, например – на сон или занятия спортом.

Молодой человек так и сделал, включил приставку, взял джойстик, наделал бутербродов с колбасой и сыром, бутылку кефира поставил рядом с банками газировки – чтобы здоровая пища тоже присутствовала, и дал себе клятву – в девять вечера лечь в кровать. И ведь не соврал почти самому себе, ещё даже светать не начало, когда молодой человек уже спал сладким сном. До планшета он в этот день так и не добрался.

(3). Сторона 2. 13 апреля, понедельник

Я вышел из больницы в половине одиннадцатого, честно говоря, даже драться ни с кем не пришлось – на лицах врачей было написано облегчение, когда я им сообщил о желании выписаться. Первый квест завершил, получив прибавку к здоровью. Не очень большую, состояние было, словно помер, а потом неправильно воскрес. И лут заполучил, настоящий советский паспорт.

На обложке красной книжицы красовался герб СССР, выдавленный золотой краской, на первой странице, над номером и серией, было написано имя, на второй дата рождения и место – город Омск, место выдачи – город Устинов, на третьей – фотография с аккуратной причёской и с галстуком. Жил Соболев на улице столетия Революции в доме 23, на других страницах нашлись штамп о разводе с Соболевой Ириной Викторовной двухлетней давности, запись о дочери 2010 года рождения, Соболевой Елене Николаевне, и штамп военного комиссариата об увольнении в запас.

Ролевые игры я любил только в сексе, и то – в меру, на компьютере одни стрелялки стояли, там не надо вживаться в чужой мир, достаточно разнести его к чёртовой матери вместе с обитателями. Но на этот раз, похоже, меня именно в ролевую игру забросило. С охренительной степенью детализации – я не просто чувствовал себя в теле другого человека, я и был этим человеком.

Игра делала всё, чтобы я почувствовал себя живым и настоящим. От одежды Соболева несло кисловатым запахом, волосы скатались в комья, грязь и пятна были везде, их наляпали на одежду в хаотичном порядке совсем недавно. На ботинках виднелись странные бурые потёки, словно кровь засохла, я надеялся, что это просто цвет совпал. Погода стояла холодная, пришлось застегнуть пиджак на две оставшиеся пуговицы, но это не спасало.

Персонаж мне достался дохлый, да ещё и с прицепом, а игровой мир – очень реалистичный, но без кнопки выхода. Никакого игрового меню, как я ни пытался прищуриться, или нажать левой рукой на правую, или войти в медитативное состояние. Так что игра мне эта категорически не нравилась. Промелькнула мысль, а вдруг всё взаправду, но тотчас ушла – перенос сознания, как бы это фантастически ни звучало, неизбежно бы повлёк раздвоение личности, а его я не ощущал. Потому что свою настоящую жизнь я помнил отлично, вплоть до момента, когда отправился спать в воскресенье после полуночи, а про Соболева Николая Павловича, сорока трёх лет от роду, не знал ничего, кроме того, что было написано в паспорте.

Что интересно, Соболева в городке узнавали многие, персонажи, населявшие игровой мир, со мной здоровались, я всё ждал, что кто-нибудь подойдёт и предложит наколоть дров или натаскать воды, но нет, никому не было дела до нового игрока. Дорогу к дому я узнал у медсестры в приёмном покое – та скривилась, выдала реплику об алкашах, пропивших последнюю память, но нарисовала на тетрадном листе в клеточку маршрут. Карту. Еще один игровой предмет. А врач обещал мне третий – больничный лист, но только после того, как я приду к своему доктору в пятницу.

Улица Столетия начиналась от дома культуры, стоящего на улице Победы, и шла до Кустарной, мимо пруда. Двадцать третий дом стоял по левой стороне – трёхэтажный из красного кирпича, на два подъезда, рядом высилась шестнадцатиэтажка, к ней был пристроен одноэтажный магазин, возле которого стояла небольшая очередь.

– Колян, – заорал кто-то. – Стой, чумичка!

Поначалу я на свой счёт этот выкрик не принял, но толстенький невысокий мужчина средних лет с обширной лысиной и толстым сизым носом, отделившись от очереди, направлялся в мою сторону.

– Сто лет не виделись, а тут слушок пошёл, что ты помер, – радостно сообщил он, подойдя почти вплотную и ткнув палец с обгрызенным грязным ногтем мне в грудь. – Пошли, мужики ждут, трубы горят, поминать собрались, а ты вон какой живой. Сейчас вмажем по сто шестьдесят шесть и шесть в периоде за здоровье, у Макара вяленый лещ с собой, жирный что моя жена. Колян, рыбка – просто за-ши-бись, пальчики оближешь.

Идти никуда не хотелось, даже за вяленым лещом и даже если меня там ждал очередной квест.

– Нельзя мне, – кое-как нашёлся я, – врач сказал, если выпью, всё, кранты. Снова помру.

– Вот те раз, – искренне огорчился пузатый, – ты и впрямь выглядишь не очень. Лады, дай трёху, а то нам на пузырь не хватает. На тебя надеялись, ёшки-матрёшки.

Логики в этом не было никакой, разве можно надеяться на человека, который помер, но я пошарил в чужом кармане, выудил кошелёк. Там лежала игровая валюта – советский красный червонец, две желтые бумажки по рублю и немного мелочи в отделении с кнопкой.

– Держи, больше нет, – протянул алкашу два рубля.

– Колян, ты во! Человечище! – мужик показал большой палец. – Да мы за твоё здоровье упьёмся, не переживай. Чего, правда нельзя?

– Месяц как минимум.

Алкаш только головой покачал, горестно вздохнул и побежал к своим, очередь заглотила его, как кит мелкую рыбёшку.

– Для местных я – Николай Соболев, – напомнил сам себе. – Здесь только так и не иначе.

Провести всю игру в сумасшедшем доме, а в сеттинге про Советский Союз наверняка такой имелся, без возможности выхода в реальный мир я не хотел. Дорожку к дому асфальтировали недавно, но всё равно во многих местах грунт осел, набирая лужи, пришлось петлять к подъезду. Жил Соболев в квартире с номером один, значит – первый подъезд, первый этаж; я пошарил в карманах, пытаясь найти ключ, его не было. Дверь подъезда открылась со скрипом, к площадке первого этажа вела лестница в восемь ступеней, левая дверь была распахнута, оттуда показалась мужская спина в майке-алкоголичке, потом – всё тело, держащее в руках край стола.

Я понял, что Соболева, то есть теперь меня, грабят. В столе, который сейчас перемещался из одной локации в другую, должны были лежать ампулы, о них говорила женщина в белом халате. Эликсир здоровья, он же витамин В12.

Грабитель как раз остановился передохнуть, загородив столом проход в квартиру, и мне не пришло на ум ничего другого, как врезать ему ногой по заднице. Мужик ойкнул, обернулся, увидел Соболева и побледнел.

– Ты чего, Палыч? – просипел он. – Живой?

– Мебель обратно занеси.

Я внимательнее присмотрелся к очередному персонажу, тот был моложе, выше Соболева на полголовы и крупнее, дверь в квартиру напротив по лестничной клетке была тоже распахнута, но оттуда ничего не выносили.

– А то что? – предполагаемый сосед начал приходить в себя, а вместе с этим возвращалась и наглость.

– Полицию вызову, – спокойно сказал я, раз уж эта игра заточена на социальное взаимодействие, надо соответствовать. Но на всякий случай посмотрел вокруг, вдруг где-то припрятаны дробовик или бензопила.

Видимо, ответ был неожиданным, и первоначальный Соболев себя так не вёл, потому что в глазах соседа колыхнулось недоумение, а потом он сник.

– Да ты чего, Палыч, я ж для сохранности, – нашёлся он, заталкивая стол обратно в прихожую. – Сам знаешь, народ какой, как узнает, что ты помер, так вынесет всё подчистую.

Пока он возвращал имущество на место, я огляделся и оценил дизайнерскую работу на твёрдую тройку, интерьер в жилище алкаша подкачал. Обои были достаточно свежими, на полу лежал плотный незатёртый линолеум, с потолка на шнуре свисал плетёный абажур. Сдвоенные двери санузла, проём, ведущий, видимо, на кухню, и покрашенная белым дверь в комнату тоже выглядели опрятно. Дверь была закрыта, там явно кто-то что-то передвигал. Грабитель стрельнул глазами и приоткрыл рот, чтобы предупредить подельника, но тут створка распахнулась, и оттуда появилась коренастая женщина, меня она из-за широкой спины соседа не видела.

– В шкафу прятал, скотина, еле нашла, – она трясла зажатым в руке узелком, сделанным из носового платка, – всё нищим прикидывался, жмотничал до получки занять, а у самого денег куры не клюют. Ты чего стоишь? Участковый через час придёт описывать имущество, давай шевелись, ещё телевизор тащить и кресло. Со сберкнижкой-то чего делать? Такие деньжищи пропадут зазря, может, в сберкассе сговориться?

– Так это, Любань… – сосед замялся.

Я подошёл к женщине вплотную, вырвал узелок. Любаня сделалась белой как мел, осела на пол и только рот разевала и глазами хлопала, но в находку вцепилась так, что еле вытащил. Вроде как силу прокачал.

– Ты эта, мы ж думали, что помер, а покойникам зачем, – попытался оправдаться мужчина. – Эй, Любка, что с тобой?

– Сердце прихватило, – женщина поднялась, потянулась руками к узелку, плюнула. – Сволочь, даже помереть не можешь нормально, алкаш проклятый, чтоб ты сдох. Опять от тебя житья не будет, скотина.

Выпроводил соседей, уселся на край стола, пытаясь собрать мысли в кучку, потом спохватился, открыл ящик. Ампулы, как незнакомка и сказала, лежали на месте, только не три, а две коробки, значит, соседи решили ещё и лекарство себе забрать. Вышел на площадку, постучал в соседскую дверь. Послышалось шебуршание, но никто не открыл, я постучал ещё раз, потом саданул по двери ногой, чуть не сломав большой палец. Только после этого она распахнулась, в проёме стояла Люба. Она швырнула мне большой узел.

– Подавись, скотина.

– Эликсир где? То есть ампулы.

– К чёрту иди, наркоман проклятый, совсем мозги свои пропил, нет больше ничего, – дверь захлопнулась у меня перед носом.

По лицу соседки было понятно, что больше она ничего не отдаст. Я прошёл к Соболеву в квартиру, закрыл дверь на задвижку, развязал большой узел. Там лежали ложки с вилками, наволочки и одежда, всё – почти новое.

– Ну и перс мне достался, даже украсть толком нечего, – сказал сам себе. Уровень сложности игры, на мой взгляд, был невысоким, и очень не хватало оружия. – А может, и есть чего.

В маленьком узелке лежали сберкнижка, военный билет офицера запаса, запечатанная пачка пятирублёвок, орден Ленина и три – Красного Знамени, медаль «Сто лет Вооружённым силам СССР» и золотой значок в виде ракеты с номером 512. Соболев был уволен в запас год назад в звании майора, фотография в военнике точь-в-точь повторяла такую же в паспорте. Сберкнижка тоже не вязалась с образом опустившегося синяка, весь этот год каждый месяц Соболеву приходили четыреста пятьдесят рублей, и всего на книжке накопилось больше пяти тысяч. Я пока не знал игровых цен, но судя по тому, что на водку хватало трёх рублей, тысяча была большой суммой, а пять – тем более.

– Инструкция, – напомнил сам себе. – За холодильником.

Убрал ценности в ящик стола, оставив его в прихожей, и пошёл искать ценные указания от игрового бота. Кухня была маленькой и аккуратной. Несколько шкафов из ДСП, мойка с капающим краном, деревянный стол без скатерти и четыре мягких табурета. Новый с виду холодильник был открыт и внутри совершенно пуст – то ли Соболев ничего не ел, только пил, то ли сердобольные соседи всё выгребли подчистую. Я закрыл дверцу, примерился и отодвинул агрегат. За холодильником ничего не оказалось, а вот под ним на полу лежал лист бумаги с текстом, аккуратно написанным от руки округлым почерком.

«Дмитрий Сергеевич, надеюсь, вы прочитали правила на носителе, который вам передали.

Тщательно их соблюдайте.

Придерживайтесь рекомендаций.

Первое – синхронизация проходит с трёх до четырёх утра в воскресенье каждую неделю, постарайтесь в это время быть в кровати, присутствие посторонних крайне нежелательно.

Второе – вы выбрали произвольное распределение единиц взаимодействия. Координаторы определили оптимальный вариант, отказ от него означает отказ от участия в программе.

Постарайтесь не выдать себя до изучения прошлого оболочки, внимательно отнеситесь к окружению, не конфликтуйте. Не пытайтесь убедить себя, что это игра, так вы совершите типичную ошибку новичков, за которой последуют фатальные ошибки и исключение из программы.

Выбранная схема лечения предусматривает, что вы будете делать внутривенные инъекции самостоятельно. Придерживайтесь схемы – по 1 ампуле 1 раз в сутки, с 10 до 14 часов, пять дней подряд, и по 1 ампуле перед каждой синхронизацией (минимум пять, максимум двадцать пять). Перерыв между первыми уколами должен быть не больше 26 часов и не меньше 22. Помните, только полный курс может полностью восстановить вашу оболочку, сделать её максимально здоровой и работоспособной.

Ваш уровень участия – 1. Из 104 975 единиц удержано:

– подбор оболочки – 8400,

– информация о прошлом оболочки – нет (0),

– уровень реальности 10 – 10 000,

– уровень безопасности 9 – 9000,

– сопровождение на другой стороне – 12 000,

– лечение (с учётом состояния оболочки) – 24 000,

– оплата синхронизации на 1600 недель (исходя из срока дожития) – 40 000.

Остаток – 1575 единиц».

Я сложил листок вчетверо, засунул в карман пиджака, висящего в шкафу, сел в продавленное кресло и задумался.

Первое, это определённо не сон. Все сновидения, какими бы реалистичными они ни казались, на самом деле всего лишь обрывки разных сцен, хаотично сменяющих одна другую, и органы чувств во сне так не работают. Возможно, я сейчас лежу в коме, там глюки совсем другие, но люди обычно описывали в таких случаях операционную, или себя и врачей, или полёты в тоннель. И никто не упоминал, что переселился на время в тело вонючего алконавта.

Если предположить, что существует технология, которая позволяет человеку чувствовать себя другим в игре – а степень погружения здесь была фантастической, то почему бы не предположить, что существует технология, способная переносить сознание. Это мне пытались намекнуть в записке под холодильником. Верить или не верить, отдельный вопрос, я скорее склонялся к тому, что оказался в игре или какой-то симуляции реальности.

«А если это взаправду?» – спросил внутренний голос.

Взаправду значило, что сейчас на месте Дмитрия Куприна готовит обед на моей кухне алкаш-майор, и этот вариант мне не нравился категорически. Дмитрий Куприн был здоровым молодым человеком и совершенно не хотел, чтобы его, то есть моё тело испортили.

Правда, были и другие слова, более оптимистичные, хоть и неприятные. Например, оболочка. Словно взяли какой-то секонд-хенд, и в него меня обрядили. Нет, против секонд-хенда я ничего не имел, моя мать торговала такими вещами в собственном магазине-полуподвале, привозя их тюками из Петербурга, но там хоть выбрать можно было что-то приличное, а здесь мне достался явный неликвид. Немудрено, что стоил он дешевле лечения, хотя, на мой взгляд, за такое могли бы и приплатить. Даже со своим прерванным посредине высшим образованием я понимал, что этот Соболев не жилец – желтушные глаза, боль в подреберье, одышка, неровный сердечный ритм, периодически накатывающие головокружения и мутные пятна перед глазами вперемешку со сгустками крови, у этого майора были все шансы откинуться в любой момент. То, что его, то есть меня, выпустили из больницы, иначе как желанием, чтобы пациент сдох где-нибудь в другом месте, я объяснить не мог.

Забавно, но я начинал думать об этом мире и самой возможности синхронизации сознаний как о чём-то реальном. Когда работаешь с мёртвыми людьми, поневоле начинаешь смотреть на жизнь и смерть философски, а главное – не торопиться, потому что всё в этой жизни временно. Вот и сейчас я решил не гнать волну, не бегать по окрестностям с холодным оружием, а сделать так, как написано на листе бумаги, дождаться выходных и уже там хоть что-то выяснить. Начать играть никогда не поздно, жить – тут уж как повезёт.

В дверь позвонили, подумал было, что это соседку заела совесть, заложенная в её характер разработчиками, и она принесла обратно еду и игровую наркоту, но нет – на площадке стоял мой новый знакомый из очереди, а позади него маячили ещё двое синяков.

– Колян, – мужик сделал попытку меня отпихнуть и пройти в прихожую, в руке он держал бутылку с зелёной этикеткой, – на улице холодно, мы к тебе. Давай раздавим сейчас пузырь за твоё здоровье, ты уж извини, «Столичная» закончилась, только «Московская» осталась. Закусь найдётся?

Я отступил, троица ввалилась в квартиру, увидев пустой холодильник, мужик присвистнул.

– Придётся так пить, – заявил он, – а это уже алкоголизм. Ты, Колян, иногда продукты-то покупай, без еды язва появится.

– Участковый появится, – я кивнул на часы, которые показывали половину одиннадцатого, – вот-вот.

– Зачем? – оторопел незваный гость.

– Мне откуда знать, соседи сказали.

– Борька, что ли? Мелет языком, когда не просят, а жена его вообще как помело, все сплетни с округи собирает. Ладно, раз закуси нет, пойдём, – мужик ногой задвинул табурет обратно, – бывай, Колян. Будь другом, дай ещё чуток мелочи, сырок купим и хлеба, а то на пустой желудок не дело, мы ж гомо сапиенс, а не животные какие.

Я выгреб мелочь из кошелька, ссыпал в ладонь. Ногти у попрошайки были обкусаны, с чернотой. А мои почему-то аккуратно подстрижены. С мелочью расстался легко, по сути, деньги-то не мои, а этот алкаш мог стать источником информации.

– Ты на работу выходишь, или на больничном? – спросил он.

– На работу?

– Мужики, идём. Ты, Колян, лечись, выглядишь хреново. И продукты купи, кореша пришли тебя проведать, а поляну-то накрыть нечем. Нехорошо, не по-людски это.

Синяк вышел, двое собутыльников последовали за ним, за всё это время они не проронили ни слова и вообще двигались как зомби. Запоздало подумал, что за деньги алкашня могла бы мебель в комнату занести, пришлось это делать самому. Стол был массивный, из дерева, с толстыми ножками и сукном на столешнице, явно откуда-то из далёкого прошлого. Весил он, наверное, килограммов сто, на линолеуме появились новые борозды, пока я его двигал.

Судя по следам, раньше он стоял у окна, но я через всю комнату переть тяжесть не хотел, оставил у двери. Кроме стола, моего персонажа наградили лакированным трёхстворчатым шкафом с зеркалом, кроватью с тумбочкой и телевизором, у меня такой в гараже пылился. – выпуклый экран и ручка-переключатель. Только у этого сбоку была ещё какая-то коробочка прикреплена. На телевизоре стоял телефонный аппарат, от него к коробочке шёл провод, рядом в рамке фотография – относительно молодой Соболев в военной форме с девочкой лет девяти или десяти, на Красной площади. Достал ещё раз военник, сравнил – за те несколько лет Соболев почти не изменился, зато в последний год сдал, судя по отражению в зеркале, очень сильно. В войсках он служил элитных, военно-воздушных, ни больше, ни меньше. Был Соболев лётчиком-испытателем, и судя по наградам – очень даже заслуженным.

Участковый заявился, когда я собрался выйти за продуктами, а заодно и шприцов на весь курс прикупить. Ни карточек, ни смартфона я не нашёл, оставалась десятка в кошельке и нераспечатанная пачка, которую я подумывал отнести в банк, уж очень народец здесь водился ушлый. У Соболева в тумбочке хранилась только одна упаковка из пяти шприцов, ещё там лежали КИМГЗ РВ – противорадиационная аптечка, куча простых лекарств по мелочи и противогаз в нижнем отделении. Нашлась и бутылочка салицилового спирта с комком ваты – для обеззараживания сойдёт. Пожилой лейтенант постучал в дверь, зашёл, стоило мне открыть, и сразу проследовал на кухню.

– Ну что с тобой опять не так, Соболев? Так и знал, что сорвёшься, – вздохнул он, выкладывая на стол планшет.

Не командирскую папку, в которой военные любят носить секретные карты, а полиция – бланки протоколов. Самый настоящий, с плоским экраном, только очень толстый, на книжку похожий. Лейтенант говорил с заметным акцентом, голос у него был сочный и глубокий.

– Ну чего молчишь? Я с понятыми шёл, квартиру описывать, а ты тут живой и здоровый, хорошо из больницы позвонили. Они, дескать, до сегодняшнего утра не были уверены, что ты оклемаешься.

На чёрно-белом экране появился бланк протокола, а в руках у участкового – карандаш. Наверное, не простой, потому что писал он им прямо на планшете, укоризненно покачивая головой, а потом пододвинул мне девайс.

– Читай.

Я пробежал глазами текст. Вроде всё правильно там было написано – произошла врачебная ошибка, в результате которой в милицию ушли сведения о покойнике Соболеве, и представитель милиции лейтенант Гаспарян личность мою вновь установил и выяснил, что я жив. Только в глазах милиционера читалось, что обстоятельству этому он не рад. И я тоже, кстати – как расписывался Соболев, я не знал, но подумал, что это может быть важно. В больнице просто закорючку поставил, там все так пишут, здесь такое могло не прокатить.

– Ты, товарищ лейтенант, не торопись, сначала паспорт проверь, для порядка.

Гаспарян спорить не стал, небрежно полистал красную книжицу, посмотрел на меня, склонив большой висячий нос набок, и я кое-как скопировал росчерк с первой страницы, приложил указательный палец к квадратику в левом нижнем углу.

– Руки дрожат, – сказал на всякий случай.

На экране появился значок песчаных часов, который через несколько секунд поменялся на зелёную галочку.

– Мы надеялись, – вдруг прорвало лейтенанта, – что к нам в город приедет покоритель космоса, герой и просто хороший человек, а получился ещё один ханурик. Может, то, что произошло, заставит тебя задуматься. И, Соболев, ты уж завтра на работу выйди, будь ласков, хоть у подъездов подмети, а то не дом, а свинарник, всё бычками закидали.

– Я на больничном. А если в доме свиньи живут, то хоть убирай, хоть не убирай, лучше не будет.

– Думал на совесть твою надавить, но ты её пропил, – лейтенант поднялся, аккуратно задвинул табурет под стол. – До свидания, гражданин Соболев. За копией протокола придёте в отделение.

И ушёл. Хотел я было ему на вороватых соседей пожаловаться, но в последний момент не стал, не знаю как с советской милицией, а с нашей полицией в такие игры лучше не играть, в результате сам можешь виноватым оказаться. Не думаю, что они уж очень разные.

На часах стрелка приближалась к полудню, идти уже никуда не хотелось, чувство голода исчезло, наоборот, появились тошнота и отрыжка с тонкими нотками ацетона. Я вытащил шприц, намылил руки и место укола, мыло у Соболева было коричневое, по запаху – хозяйственное, такое у нас в больнице любили. Постучал по локтевой ямке, протёр кожу спиртовым раствором, нацепил иглу на шприц, втянул бесцветную жидкость из ампулы, перетянул руку найденным в шкафу галстуком, примерился.

Зазвонил телефон. Противная трель чуть было всё не испортила, и так руки тряслись, а тут ещё лишний раздражитель. Пытаясь не обращать внимания на дребезжащую трубку, выдавил одну каплю, капнул себе на язык. Если здесь всё по-настоящему, и эта женщина хотела меня обмануть, подсунув вместо нужного лекарства какой-нибудь яд, в вену его колоть не стоило – верный способ снова отправить это тело в морг.

Телефон отзвонил, подождал с минуту и забренчал снова. Я как был, со шприцом, с галстуком на руке и засученным рукавом, снял трубку, на которой с обратной стороны обнаружился маленький экранчик. Он пульсировал красным цветом, а на засветившемся экране телевизора появилась женщина, молодая и привлекательная, с обесцвеченными волосами. Она сидела в кожаном кресле и смотрела прямо перед собой.

– Соболев, – сказала она, брезгливо сморщившись, отчего лицо её стало неприятным и сильно состарилось, – ты уже колешься? Поздравляю.

– Спасибо, – на всякий случай поблагодарил я.

– Не паясничай. У Леночки был вчера день рождения, а ты опять пропал, не поздравил её. И теперь я вижу – почему. Не звони нам.

И отключилась.

Язык не онемел, хуже мне не стало, субстанция на вкус была никакой, и я решился, сильно сжал кулак, воткнул иглу в вену и медленно ввёл кубик раствора. Это был точно не витамин В12, подействовало практически сразу, накатило чувство эйфории, боль и тошнота исчезли, глупая улыбка не хотела слезать с лица. Мысли вернулись к недавнему звонку, забавные люди эти женщины, будто я сижу и названиваю круглые сутки. Леночке. Видимо, имелась в виду дочь майора, о которой упоминалось в паспорте. Значит, здесь эта пергидрольная молодящаяся блондинка – моя бывшая жена. То есть жена Соболева, он в предыстории к моему персонажу плодился и размножался, а расхлёбывать теперь мне. Прости, непись Леночка, твой несуществующий папка вчера помер от пьянства и нездорового образа жизни.

Девочка на фотографии всё так же улыбалась, майор тоже улыбался, крепко держа её за руку. И мне почему-то стало очень стыдно.