Ты 24 E-Book

Лена Кончаловская

• Herausgeber: No Kidding Press
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2022

Seitenzahl: 55

Beschreibung

Неназванные герои дебютной книги Лены Кончаловской существуют в пространстве городов и на море и со-существуют — в лиминальных пространствах поэтического, сексуального, сновидческого. Сквозь риск и уязвимость новой близости, через боль и удовольствие повторения проступает история о возможности и невозможности человеческой встречи. Книга содержит цветные фотографии.

Leseprobe

Ты 24

No Kidding Press

Информация от издательства

Кончаловская, Л.

Ты 24 / Лена Кончаловская. — М. : No Kidding Press, 2022. — ISBN 978-5-6047288-1-9

Неназванные герои дебютной книги Лены Кончаловской существуют в пространстве городов и на море и со-существуют — в лиминальных пространствах поэтического, сексуального, сновидческого. Сквозь риск и уязвимость новой близости, через боль и удовольствие повторения проступает история о возможности и невозможности человеческой встречи.

© Лена Кончаловская, текст, фотографии, 2022

© No Kidding Press, издание, оформление. 2022

камушек с твоим именем

мне подарила осень

камушек с твоим именем

он невесомый

противный

горит в кулаке

раскрыл ладонь —

а там ничего

камушек с твоим именем

не потерять не разбить

на нем написано слово

которое мне несвойственно говорить

весна забрала

камушек с твоим именем

я слышу ее шаги

зимой можно

летом иметь круги

он лежит на дне острый

твой камушек

с тупым именем

друг мой

с твоим именем

друг мой

мой камушек

Паша Артемьев

Тоненький загорелый мальчик подбрасывает мяч в синее небо, и брызги блестящей россыпью разлетаются в воздухе. Его длинные шустрые ноги скользят по песку под водой, плавки приспустились вниз, обнажив ровную светлую полоску на животе.

Я сильно бледнее его, сразу видно, что море я вижу впервые за долгое время. Красный купальник слишком красный. Неловкая, стыдливая белизна неприкрытой кожи. Ноги под водой выглядят совсем бесцветными, почти прозрачными. Невесомость.

Чем дальше от берега, тем сильнее ощущаешь свою телесность — попытка войти в безо­пасную зону физического, собрать воедино границы своих форм. Руки, спина, живот. Голова на поверхности. Над водой и над телом, и кажется, будто всё существо сейчас тоже стеклось наверх, к самой макушке, превратившись в одну тонкую пульсирующую линию. В этой точке можно услышать более отчетливый голос, будто радиосигнал поймал наконец чистую волну, и звук изнутри слышится как бы снаружи, извне — без помех, хоть и немного отстраненно. Голос над головой.

Ложусь звездой на упругие волны, и отсюда, с середины моря, кажется, что небосвод и правда похож на голубой бездонный шар. Свод. Объятие. Цвет: синий.

Небу всё равно, по небу плывут облака, что ему до нас и наших земных печалей.

Запрокидываю голову, позволяя воде забраться в уши — глухой звук плещущихся волн. Солнце уверенным прикосновением отпечаталось на моей макушке, и теперь, опустив затылок в прохладное море, ледяное касание проскальзывает по спине. Голос резко обрывается и растворяется в соленом плеске, возвращая меня в тело. Замри.

Слышу, как по дну перекатываются песчинки, и в ушах фоном всегда шуршит, позванивая, морское дно.

Вперед, назад, вперед, назад.

Мне кажется, кроме меня никто не ­замечает этот шепот. Как и меня саму.

Вода уносит меня к буйкам, а я не сопротивляюсь. Сопротивляться вообще не имеет никакого смысла. Со и против. Против, но вмес­те? Навстречу.

Скалистый берег наклонился вперед, вдалеке, затянутые туманом, возвышаются горы, и с первого взгляда не разберешь, облака это или край земли.

Интересно, где ты сейчас? На краю земли?

Да.

Да и я, в общем-то, не в раю.

Стройные кипарисы обрамили откос скалы. Их всегда аккуратно высаживают в ряд, один за другим, как армию воинов, охраняющих периметр. Величественное и одинокое дерево печали. Стройная стрела смерти, устремленная в небо. Дерево вечной тоски. И Кипарис не хотел убивать оленя, он любил его.

Если бы ты был деревом — ты был бы кипарисом.

(имя твое во рту — барбарис

и твое дерево — кипарис)

Нужно плыть к берегу. Не хочется.

На суше всё иначе, и как только ноги касаются каменистого дна, тело тут же возвращается в себя. Щурюсь на солнце, с усилием разводя плотную воду руками. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, соленые капли застыли на ресницах, обжигая глаза.

Плавать изящно и не теряя лица — особый талант. В воде все выглядят довольно жалко, никакой эротики.

Сексуальность появляется только на берегу. Белые следы от лямок на загорелых плечах. Узор соли на коричневатой, блестящей от масла коже. Струйки воды, стекающие вниз по животу.

Да.

Но в воде — никогда. Даже влюбленные, хватающие друг друга за талии, забирающиеся руками в плавки, думая, что их никто не видит, улыбающиеся солеными губами. Даже они выглядят довольно жалко. Стихия всех нас делает немного детьми — неуклюжими, восторженными и беззащитными. Дитя человеческое.

Доказательство.

Выбираюсь из воды, стараясь не терять равновесие на скользкой колючей гальке. Сажусь на корточки на самом краю берега и, изнывая на огненном полуденном жаре, усердно перебираю камушки.

Мне нужны только зеленые. Гладкие и блестящие.

Камушки с твоим именем.

Набираю целую горсть — неразменная монета. Влажные, похожие на крошечные бусины твердые шарики переливаются на ладони. Крепко сжимаю их в кулачке и, перепрыгивая с ноги на ногу, бегу по раскаленному пляжу под зонтик.

Пол — это лава.

Рядом лежат они. Пожилая пара, цвета жженого сахара. У него нос горбинкой, тонкие гнутые губы, поджарое тело, высушенное южной жарой и долгими прогулками по горам. Она похожа на голливудскую кинозвезду — волосы собраны в высокую прическу даже на пляже, на тонких темных руках увесистые золотые браслеты-утяжелители.

Бросила якорь.

Она курит крепкие сигареты и загорает без лифчика. Она великолепна и знает об этом. И он знает тоже.

Мы могли выглядеть так же. И он очень красивый.

Золотые непослушные кудряшки, широкие угловатые плечи, синий под темным кружевом ресниц.

Совсем не ты.

Он говорит громко, не отводя взгляда, крутит папиросы плоскими длинными пальцами и читает мне вслух. Иногда поздно вечером, сидя в саду, он достает какую-нибудь новую пьесу или давно забытый отрывок.

Будем читать по ролям.

Хорошо.

В общем, всё могло бы быть ровно так, но мы друг друга не любим, и это, наверное, единственное, что нарушает естественный ход вещей.

То есть как. Любим, просто не поровну и как-то по-кошачьи: спим в одной кровати, заканчиваем друг за друга предложения и едим из одной тарелки. Иногда он вдруг, внезапно наклоняется и целует меня в затылок или в плечо.

Я его обожаю, но это другое.

Камушек с твоим именем.

Его глаза то и дело скользят от страниц к ее лицу, проверяя, всё ли на месте. А она лежит, опустив веки под большими солнцезащитными очками, и не замечает его взглядов. Ласковые стрелы. Иногда он протягивает руку, не отрывая взгляда от книги, и проводит пальцами по ее ноге, поглаживая кожу. Я знаю это касание — в нем больше честности и близости, чем в чём бы то ни было.

Ты моя.

Ты 24.

Весной мы вдвоем забрались в крошечную ванну. Точнее, ты забрался ко мне в ванну.

Твой затылок упирается в кран, наши ноги, согнутые в коленях, переплетаются в узел, вода почти доходит до краев, и пена уже совсем растаяла и разбрелась мелкими пузырьками по поверхности.

Мы сидим друг напротив друга. Немного неловко, но очень решительно, будто бы никто не смущен этой нежностью. Ты нащупываешь под водой мою щиколотку, окружая ее пальцами, и медленно скользишь по ней то вверх, то вниз. В этом касании совсем нет эротики, но очень много нежности — вот я касаюсь тебя рукой, и в этом касании ты вся моя.

Вся моя.

Если бы я могла, я бы остановила там, именно в тот момент, в этой маленькой неудобной остывшей ванне. Когда очень близко, но еще безболезненно.

Мне хочется дотянуться до твоего лица, но в этой чертовой ванне невозможно пошевелиться, и поэтому я просто сижу и смотрю на тебя в упор. Моя щиколотка зажата в твоих пальцах, и ты смотришь на меня, вот и весь разговор.

Вот и всё.

Мы лежим под палящим солнцем, кожа покрыта толстым слоем белого крема.

Лето пахнет кремом от загара, свежим потом и солью. И кока-колой.

На всех сгибах тела собираются влажные капли испарины, жарко настолько, что кажется, будто воздух можно порвать руками на длинные тягучие лоскутки. Морская вода капает с волос и стекает по лицу, попадая в глаза. Руками не вытрешь — соленые, щиплет.

Оближи.

Он обрамляет мое лицо ладонями и проводит языком по веку. Очень мокро.

Доказательство.

Наблюдаю за ним с берега, лениво наклонив голову набок. Он стоит на пирсе, облокотившись на перила, длинные волосы прилипли к шее. Прямо отсюда вижу, как краснеет его грудь на полуденном солнце. Вечером будет материться, крутясь перед зеркалом, рассматривая алые полоски на спине, и просить намазать его «чем угодно», потому что «горит».

У меня тоже горит.

Но сейчас он стоит на пирсе, подставив голые плечи яркому свету, совсем об этом не думая.

О таких вещах из нас двоих всегда думаю только я.

Сладкий персик тает в руках, стекая по локтю, обнажая багровую косточку. Алый осколок в сочной розовеющей мякоти.

Камушек с твоим именем.