Тихий уголок E-Book

Dean Koontz

THE SILENT CORNER

Copyright © 2017 by Dean Koontz

All rights reserved

This edition published by arrangement with InkWell Management LLC

and Synopsis Literary Agency

Перевод с английскогоГригория Крылова

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Кунц Д.

Тихий уголок : роман/ Дин Кунц ; пер. с англ. Г.Крылова.— СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2018. (The Big Book. Дин Кунц).

ISBN 978-5-389-15789-7

16+

«Мне нужно… мне совершенно необходимо умереть».

Эти леденящие душу слова оставлены человеком, который получил все, ради чего стоит жить, — и заплатил за это собственной жизнью. Теперь его вдова Джейн Хок делает то, чего требуют от нее горе, гнев, страх и отчаяние: ищет истину. Ради этого она готова на все...

Люди талантливые и успешные, счастливые и здравомыслящие совершают самоубийства — и таких людей на удивление много. Пытаясь выяснить загадку этих смертей, Джейн превращается из расследующего в преследуемого. Потому что ее могущественные враги хранят настолько важную и страшную тайну, что любой, кто на нее посягнет, должен быть уничтожен. Но хватит ли их могущества, чтобы остановить женщину, не уступающую им ни хладнокровием, ни умом и к тому же ведомую гневом, какого они не знали никогда?

Роман впервые издается на русском!

© Г. А. Крылов, перевод, 2018

© Издание на русском языке,оформление.ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2018Издательство АЗБУКА®

Посвящается ГердеУбаюкай меня

Крупнейшие достижения цивилизации... лишь разрушают те общества, в которых зарождаются.

Альфред Норт Уайтхед

Я смотрю вниз, во все это осиное гнездо, во весь этот улей... и вижу, как они кладут воск, делают мед, готовят яд и задыхаются от серы1.

Томас Карлейль. Sartor Resartus

Тихий уголок. О тех, кто остается в тени и не может быть обнаружен с помощью технических средств, но тем не менее способен свободно передвигаться и использовать Интернет, говорят, что они находятся «в тихом уголке».

Часть перваяУбаюкай меня

1

Джейн Хок проснулась в прохладной темноте и несколько мгновений не могла вспомнить, где она уснула, понимая только, что, как и всегда, лежит на бескрайней, поистине королевской кровати, а ее пистолет — под подушкой, на которой покоилась бы голова спутника, если бы она не путешествовала в одиночестве. Рев дизеля и трение восемнадцати покрышек об асфальт напомнили ей, что она остановилась в мотеле близ федеральной автомагистрали и что сегодня... понедельник.

Прикроватные часы мерцали зеленоватым цифровым светом, сообщая плохую, но привычную новость: сейчас 4:15 утра. Слишком рано — положенные восемь часов она еще не проспала, и слишком поздно — заснуть снова уже не получится.

Джейн полежала некоторое время, думая об утратах. Она обещала себе, что перестанет погружаться в прошлое — слишком уж горькими были эти погружения. Сейчас она тратила на это меньше времени, чем в прошлом, что можно было бы счесть прогрессом, если бы недавно она не начала размышлять о новых, предстоящих потерях.

В ванную Джейн взяла с собой смену белья и пистолет. Там она закрыла дверь и подперла ее стулом с прямой спинкой, который переставила сюда из спальни, после того как вчера вечером зарегистрировалась в мотеле.

Горничные не слишком утруждали себя: в уголке над раковиной она увидела радиальные и круговые нити паучьего дома, размером больше ее ладони. Когда в одиннадцать она легла спать, из съестных припасов в паутине был лишь дергающийся мотылек. К утру от мотылька осталась только пустая прозрачная оболочка; с крылышек, хрупких и потрескавшихся, исчезла бархатная пыльца. Паук с жирным брюшком теперь наблюдал за парой пойманных чешуйниц, более скромной добычей; впрочем, рано или поздно на кружевной бойне должно было оказаться что-нибудь существенное.

Снаружи свет ночной лампы золотил замерзшее стекло в маленьком створчатом окне ванной — таком крошечном, что через него не пробрался бы даже ребенок. Его размеры исключали также возможность побега в экстренной ситуации.

Джейн положила пистолет на опущенную крышку унитаза и встала под душ, не задернув виниловой занавески. Вода оказалась довольно горячей для двухзвездочного мотеля, боль в мышцах и костях постепенно уходила, но Джейн не стала надолго задерживаться под благодатными струйками, как бы ей этого ни хотелось.

2

Ее наплечная оснастка включала кобуру с поворотными соединениями, держатель для запасного магазина и замшевый ремень. Оружие висело прямо под левой подмышкой, что позволяло надежно прятать его под спортивными пиджаками особого покроя.

Кроме запасного магазина, пристегнутого к ремню, у Джейн имелось еще два в карманах куртки — всего сорок патронов, считая те, что в пистолете.

Возможно, наступят времена, когда и сорока будет недостаточно. У нее больше не было поддержки, не было микроавтобуса за углом с группой поддержки на случай, если дела пойдут плохо. Те дни прошли, и, может быть, навсегда. Она не могла вооружиться в расчете на вечный бой. Когда недостаточно сорока патронов, не хватит и восьмидесяти, и восьмисот. Джейн не заблуждалась относительно своего мастерства и своей стойкости.

Она вынесла два своих чемодана к «форду-эскейп», подняла заднюю дверь, положила внутрь чемоданы и заперла машину.

Солнце еще не встало — наверное, копило энергию на один-два протуберанца. Ярко-серебряная ущербная луна на западе отражала столько света, что тени ее кратеров размывались. Она казалась не цельным объектом, а дырой в ночном небе, чистым и опасным сиянием, льющимся из другой вселенной.

В конторке мотеля Джейн вернула ключи от номера. Портье, бритоголовый парень с эспаньолкой, спросил, все ли ее устроило, — таким тоном, будто его это и в самом деле волновало. Джейн чуть не ответила: «У вас столько жучков, я решила, что здесь часто бывают энтомологи». Но не хотелось перебивать образ, сложившийся в голове парня, когда он представлял ее голой.

— Да, все устроило, — ответила она и вышла.

При регистрации она заплатила наличными вперед и предъявила поддельные права; таким образом, Люси Эймс из Сакраменто только что покинула мотель. Крылатые ранневесенние жуки ударялись о металлические конусы ламп, прикрепленных к навесу над дорожкой, громадные многоногие тени носились по освещенному цементу внизу, под ногами. Она направилась в столовую мотеля, зная, что здесь есть камеры наблюдения, но не глядя на них. Уйти от всевидящего ока было невозможно. Но единственные камеры, которые могли ее распознать, находились в аэропортах, на вокзалах и других важных объектах, подключенных к компьютерам, в которые загрузили самую современную программу распознавания лиц в реальном времени. Времена, когда она летала самолетами, безвозвратно прошли. Она перемещалась на машине.

Когда все это началось, она была длинноволосой натуральной блондинкой, теперь же превратилась в коротко стриженную брюнетку. Такие изменения не могли обмануть программу распознавания лиц, если тебя целенаправленно искали. Не считая легко различимых косметических средств, которые могли привлечь нежелательное внимание, в ее распоряжении не было почти ничего для изменения формы лица и многих других уникальных особенностей, чтобы избежать узнавания с помощью аппаратуры.

3

Омлет из трех яиц с сыром, два ломтика бекона, сосиска, лишняя порция масла для тоста, попробуйте картофель по-домашнему, кофе вместо апельсинового сока: она процветала на протеинах, но от избытка углеводов становилась вялой и туповатой. Она не боялась жиров: чтобы развился атеросклероз, ей надо было прожить еще лет двадцать.

Официантка принесла ей долитую чашку кофе. Эта женщина тридцати с чем-то лет, красивая, как порой бывают красивы увядающие цветы, выглядела до крайности бледной и худой, словно жизнь день за днем снимала с нее стружку и выбеливала ее.

— Вы слышали, что случилось в Филадельфии?

— Что там еще?

— Какие-то психи на частном самолете врезались утром, в самый час пик, в четырехполосную дорогу. По телевизору сказали, что самолет был с полными баками. Дорога вся в огне почти на милю, мост обрушился, легковушки и грузовики взорвались, несчастные люди не смогли выбраться. Ужас. У нас на кухне висит телевизор. Смотреть невозможно. Плохо становится. Они говорят, что делают это во имя Бога, но в них сидит дьявол. Что мы будем делать?

— Не знаю, — ответила Джейн.

— Думаю, никто не знает.

— Я тоже так думаю.

Официантка вернулась на кухню, а Джейн доела завтрак. Если ты позволишь новостям портить тебе аппетит, то вечно будешь ходить голодной.

4

Черный «форд-эскейп», похоже, собрали неизвестно где, но под капотом у него таились кое-какие секреты, а также немалая мощь, что позволяло обгонять все машины с надписью «Служить и защищать»2 на передних дверях. Двумя неделями ранее Джейн заплатила наличными за этот «форд» в Ногалесе, штат Аризона, городе, отделенном границей от мексиканского Ногалеса. Машина была угнана в Штатах, в Мексике ей выбили новый номер на двигателе и прибавили мощности, после чего вернули в Штаты. Шоу-румы дилера помещались в сараях на бывшем лошадином ранчо. Он не рекламировал свою фирму, не выписывал квитанций, не платил налогов. По просьбе Джейн он дал ей канадские номера и карточку, свидетельствовавшую о стопроцентно законной регистрации в Автомобильном департаменте провинции Британская Колумбия.

Рассвело, а она все еще находилась в Аризоне, устремляясь на запад по Восьмой федеральной автомагистрали. Ночь бледнела. Солнце медленно расчищало горизонт у нее за спиной, высокие перистые облака впереди порозовели, потом побагровели, небо светлело, пока не стало насыщенно-голубым.

Иногда во время долгих поездок ей хотелось слушать музыку. Бах, Бетховен, Брамс, Моцарт, Шопен, Лист. Этим утром она предпочла тишину. В нынешнем ее настроении даже лучшая музыка звучала бы диссонансом по отношению к тому, что она чувствовала.

Через сорок миль после восхода она пересекла границу штата и оказалась на самом юге Калифорнии. В течение следующего часа высокие белые облака опустились, посерели и стали гуще. Еще через час небо потемнело, набухло, стало зловещим.

У западной оконечности Кливлендского заповедника она съехала с федеральной трассы к Алайну, городку, где прежде жил генерал Гордон Лэмберт с женой. Прошлым вечером Джейн сверилась с одним из своих старых, но полезных «Путеводителей Томаса» — атласов со спиральным креплением. Она не сомневалась, что знает, как найти этот дом.

При переоборудовании «форда-эскейп» в Мексике с него сняли навигатор вместе с транспондером, позволявшим в постоянном режиме отслеживать местонахождение автомобиля со спутника и с помощью других средств. Нет смысла тщательно скрываться, если твоя машина подключена к вай-фаю и о каждом повороте руля становится известно.

Хотя дождь — такое же естественное явление, как солнечный свет, хотя природа действует без всяких намерений, Джейн видела зловещий умысел в приближающейся грозе. В последнее время ее любовь ко всему естественному часто проходила испытание на прочность, сталкиваясь с представлением — вероятно, иррациональным, но глубоким — о том, что в предприятиях опасных и разрушительных природа тайно сотрудничает с человеком.

5

В Алайне проживали четырнадцать тысяч человек, и какая-то их часть наверняка верила в судьбу. Менее трех сотен жителей принадлежали к племени вьехас индейской народности кумеяай; они были владельцами казино «Вьехас». Джейн не интересовалась азартными играми. Жизнь и так представляла собой постоянное, ежеминутное бросание игрального кубика — ей хватало этого за глаза и за уши.

Центральный деловой район, усаженный соснами и каменными дубами, был выдержан в симпатичном стиле фронтирного города. Некоторые здания и в самом деле относились ко временам освоения Дикого Запада, другие, более поздние, были подражаниями стилю той эпохи, более или менее успешными. Число антикварных лавок, галерей, сувенирных магазинов и ресторанов наводило на мысль о круглогодичном туризме, который и стал причиной открытия казино.

Сан-Диего, восьмой крупнейший город страны, находился менее чем в тридцати милях от Алайна и располагался в тысяче восьмистах футах ниже его. Там, где на небольшом пространстве обитает миллион человек, многие ощущают потребность время от времени покидать этот улей и отправляться туда, где жужжания чуть поменьше.

Дом Лэмберта, обитый вагонкой, с черными шторами на окнах, располагался в дальнем предместье Алайна, на участке площадью около акра. Вдоль переднего дворика тянулась ограда из штакетника, на крыльце стояли плетеные кресла. В северо-западном углу, на самом верху флагштока, красовался флаг. Красно-белая часть слегка трепыхалась на ветру, четвертушка с полусотней звезд была натянута и отчетливо видна на фоне мрачного неба с клубами туч.

Ограничение скорости в двадцать пять миль в час позволяло двигаться медленно и в то же время не казаться предвыборным агитатором. Ничего необычного Джейн не увидела. Но если они подозревали, что она может здесь появиться из-за ее связей с Гвинет Лэмберт, то они будут осторожны и постараются сделаться почти невидимыми.

Еще четыре дома, и улица закончилась. Она развернулась и припарковала «форд» на обочине, передком в ту сторону, откуда приехала.

Эти дома стояли на кромке холма, с которого открывался вид на озеро Эль-Капитан. Джейн прошла по грунтовой тропинке сквозь рощицу, потом по безлесному склону, поросшему зеленым китайским вереском, который к середине лета должен был стать пшенично-золотистым. Выйдя на берег, она направилась на юг, оглядывая озеро, которое казалось спокойным и в то же время тревожным, потому что облака, похожие на смятое белье, отражались в безмятежной зеркальной поверхности. Не меньшее внимание уделяла она и домам по левую руку от себя — всматривалась в каждый, словно восторгалась ими.

Заборы свидетельствовали о том, что домовладельцам принадлежали только горизонтальные участки на вершине холма. Везде были такие же белые столбики, как перед домом Лэмберта.

Джейн прошла позади двух других зданий, потом вернулась к дому Лэмберта и поднялась по склону. Черные ворота запирались на простую щеколду.

Закрыв их за собой, она оглядела окна: шторы были раскрыты, жалюзи подняты, чтобы внутрь проникало как можно больше света. Было видно, что никто не глазеет на озеро, никто не ждет ее.

Джейн решительным шагом прошла вдоль столбиков, огибая дом. Облака опускались все ниже, флаг трепетал на ветру, пахнувшем то ли скорым дождем, то ли озерной водой. Она поднялась по ступенькам крыльца и позвонила. Несколько секунд спустя дверь открыла стройная привлекательная женщина лет пятидесяти. На ней были джинсы, свитер и передник до колен, украшенный вышитыми земляничными ягодами.

— Миссис Лэмберт? — спросила Джейн.

— Да?

— Между нами есть связь, к которой, надеюсь, я могу воззвать.

Гвинет Лэмберт изобразила полуулыбку и подняла брови.

— Мы обе когда-то вышли замуж за морпехов.

— Да, связь есть. Чем могу вам помочь?

— Кроме того, мы обе вдовы. Думаю, мы обе виним в этом одних и тех же людей.

6

В кухне пахло апельсинами. Гвин Лэмберт пекла булочки с мандариново-шоколадной начинкой, в таком количестве и так сноровисто, что Джейн понимала: Гвин старается чем-то занять себя, это своего рода самозащита от боли утраты. На столах стояло девять блюд, на каждом лежало по дюжине полностью остывших булочек в пластиковой обертке, предназначенных для соседей и друзей. Десятое блюдо с еще горячей выпечкой стояло на обеденном столе, а в духовке доходила очередная партия. Гвин была из тех поразительных кухонных волшебников, которые творят кулинарные чудеса без видимых последствий: ни грязных мисок, ни тарелок в раковине, ни остатков муки на столешницах, ни крошек или другого мусора на полу.

Отказавшись от булочки, Джейн взяла у хозяйки кружку черного кофе. Затем обе сели за стол, друг против друга; над кружкой крепко заваренного кофе неторопливо поднимался ароматный парок.

— Так вы говорите, что Ник был подполковником? — спросила Гвин.

Джейн назвала свое настоящее имя. Связь, существовавшая между ними, подразумевала, что этот визит останется в тайне. Обстоятельства складывались так, что если она не могла доверять жене морпеха, значит она не могла доверять никому.

— Полковником, — поправила ее Джейн. — У него был серебряный орел.

— И всего в тридцать два года? Ну, если он так широко шагал, генеральские звезды не заставили бы себя ждать.

Муж Гвин, Гордон, был генерал-лейтенантом, три звездочки, — лишь на один ранг ниже самого высокого звания в корпусе.

— Нику дали Военно-морской крест, медаль «За выдающуюся службу в вооруженных силах» и еще много всяких наград — на всю грудь.

Военно-морской крест был на одну ступень ниже медали Почета. Бесконечно скромный, Ник никогда не говорил о полученных им наградах и благодарностях, но Джейн иногда чувствовала потребность похвастаться его заслугами, подтвердить, что он существовал и что его существование сделало мир лучше.

— Я потеряла его четыре месяца назад. Мы были женаты шесть лет.

— Милая, — сказала Гвин, — вы, вероятно, были совсем ребенком, когда выходили замуж.

— Вовсе нет. Двадцать один год. Свадьба состоялась через неделю после того, как я окончила Академию в Куантико и была направлена в ФБР.

Гвин удивленно посмотрела на нее:

— Вы служите в ФБР?

— Если только вернусь туда. Сейчас я в отпуске. Мы познакомились, когда Ник был в командировке, приписан к Командованию боевых разработок морской пехоты в Куантико. Это не он за мной приударял, а я за ним. Я никогда не видела мужчины красивее его, а уж если мне чего захочется, я становлюсь упрямой как ослица. — Она удивилась сама себе: сердце екнуло, голос дрогнул. — Эти четыре месяца иногда кажутся четырьмя годами... а потом вдруг четырьмя часами. — Джейн сразу же ужаснулась собственной нетактичности. — Черт, простите. Моя утрата не так свежа, как ваша.

Отмахнувшись от извинения и не скрывая слез, Гвин сказала:

— На следующий год после свадьбы — мы поженились в восемьдесят третьем — Горди был в Бейруте. Тогда террористы взорвали казарму морпехов, убив сто двадцать человек. Он так часто бывал в опасных местах, что я тысячу раз его хоронила. Я считала себя готовой к тому, что офицер в парадном мундире принесет мне извещение о его гибели. Но я не была готова к тому... что случилось.

В новостях сообщалось, что в субботу, меньше двух недель назад, когда его жена уехала в супермаркет, Гордон вышел через заднюю калитку в заборе и пошел по склону холма к озеру. При нем было помповое ружье с пистолетной рукояткой. Он сел возле самой воды, спиной к высокому травянистому берегу. Ружье было короткоствольным, и он легко дотянулся до спускового крючка. Рыбаки, сидевшие в своих лодках, показали, что он выстрелил себе в рот. Когда Гвин приехала из магазина, улица была заполнена патрульными машинами, а дверь дома открыта, и ее жизнь навсегда изменилась.

— Вы не будете возражать, если я спрошу?.. — начала Джейн.

— Мне очень больно, но я не сломлена. Спрашивайте.

— С ним точно никого не было, когда он шел к озеру?

— Никого. Соседка видела его — шагал один и нес что-то. Только она не поняла, что это было ружье.

— А рыбаков, которые дали показания, проверили?

Гвин недоуменно посмотрела на нее:

— Проверили —на что?

— Может быть, ваш муж шел на встречу с кем-то. Может быть, он взял дробовик для защиты.

— И может быть, это было убийство? Невероятно. Поблизости находились четыре лодки. По меньшей мере шесть человек видели это своими глазами.

Джейн не хотела задавать следующий вопрос, — могло показаться, что она сомневается в прочности их брака.

— А ваш муж... Гордон впадал в депрессию?

— Никогда. Некоторые отказываются от надежды. Горди всю жизнь носил надежду с собой — оптимист из оптимистов.

— Очень похоже на Ника, — сказала Джейн. — Каждая проблема становилась вызовом, а он любил вызовы.

— Как это случилось, милая? Как вы его потеряли?

— Я готовила обед. Он пошел в ванную и долго не появлялся. Я нашла его в ванной полностью одетым. Он воспользовался своим боевым ножом: вонзил его в шею так глубоко, что перерезал левую сонную артерию.

7

Зима выдалась влажной из-за прихода Эль-Ниньо, во второй раз за последние пять лет. В остальные три года количество осадков не превышало норму. Из-за климатической аномалии засуха в штате прекратилась. По утрам за окном было темно, как вечером. Озеро внизу — прежде гладкое, как стекло, — под напором ветра покрылось белыми чешуйчатыми бурунами, напоминая огромного змея, задремавшего перед неизбежной грозой.

Гвин вынимала булочки из духовки и ставила противень на сушилку, чтобы они остыли. Тиканье настенных часов, казалось, стало громче. В последние месяцы разнообразные часы время от времени терзали Джейн. Иногда ей казалось, что она слышит слабое тиканье своих наручных часиков. Постепенно звук становился невыносимым, так что Джейн снимала часы и засовывала в бардачок машины, а если это происходило в мотеле, клала их в кресло в другом углу комнаты, накрывала подушкой и доставала только при необходимости. Даже если ее время истекало, она не хотела, чтобы ей постоянно напоминали об этом.

Гвин налила в чашки свежезаваренного кофе, и Джейн спросила:

— А Гордон не оставил записки?

— Ни записки, ни эсэмэски, ни голосовой почты. Не знаю даже, расстраиваться или радоваться.

Она поставила ковшик обратно в кофеварку и снова устроилась на стуле. Джейн старалась не замечать часов; те стали тикать громче, но это явно было игрой ее воображения.

— Я держу блокнот и авторучку на туалетном столике у себя в спальне. Ник взял их, чтобы написать прощальную записку, — можете себе представить?

Ужас, исходящий от этих четырех предложений, леденил сердце Джейн каждый раз, когда она вспоминала их. Она воспроизвела их по памяти:

— «Что-то со мной не так. Мне нужно. Совершенно необходимо. Мне совершенно необходимо умереть».

Гвин поставила чашку, так и не сделав ни глотка.

— Чертовски странно.

— Я подумала так же. И полицейские с судмедэкспертом, кажется, тоже. Первое предложение было написано обычным для него плотным аккуратным курсивом. Но дальше слова становились все менее разборчивыми, словно он с трудом двигал рукой.

Они смотрели в окно, за которым уже смеркалось, и молчали. Наконец Гвин сказала:

— Как это, наверное, было страшно — то, что вы сами нашли его.

Эта реплика не требовала ответа.

Глядя в свою чашку кофе так, словно в свете потолочной лампы можно было прочесть будущее, Джейн сказала:

— Число самоубийств в Штатах в прошлом веке упало приблизительно до десяти с половиной на сто тысяч населения. Но в последние два десятилетия оно вернулось к норме — двенадцать с половиной. А в апреле начало расти. К концу года цифра составляла четырнадцать на сто тысяч населения. При обычном соотношении происходит более тридцати восьми тысяч самоубийств в год. Новое соотношение дает прирост более чем в четыре с половиной тысячи. Насколько мне известно, за первые три месяца нынешнего года цифра достигла пятнадцати с половиной на тысячу, что за год даст почти на восемь тысяч четыреста случаев больше условной нормы.

Знакомя Гвин с этими цифрами, Джейн снова размышляла над ними, но так и не смогла понять, что они означают или почему, как ей кажется, имеют отношение к смерти Ника. Она подняла взгляд и увидела, что Гвин всматривается в нее с большим вниманием, чем прежде.

— Милая, вы хотите сказать, что проводите расследование? Абсолютно правильно делаете. И вы сказали еще не все.

Джейн действительно сказала далеко не все, но не хотела говорить слишком много, чтобы не подвергать опасности жизнь вдовы Лэмберт. Гвин не отступала:

— Только не говорите, что мы вернулись к холодной войне со всеми ее подлыми штуками. Много ли военных среди этих восьми тысяч четырехсот человек?

— Довольно много, но процент не изменился. Все профессии представлены более или менее равномерно. Врачи, адвокаты, учителя, полицейские, журналисты... Но мы имеем дело с необычными самоубийствами. Успешные и хорошо устроенные люди, не знавшие ни депрессии, ни эмоциональных проблем, ни финансовых затруднений. Никто из них не похож на потенциального самоубийцу.

Порыв ветра налетел на дом, ударил по задней двери, словно кто-то настойчиво пытался проверить, заперта ли она на замок.

От надежды лицо женщины порозовело, глаза загорелись: Джейн еще не видела ее такой.

— Вы хотите сказать, что, может, Горди... Что с ним сделали — опоили? Он ничего не понимал, когда взял ружье и пошел на озеро? Это возможно?..

— Не знаю, Гвин. Я собрала воедино какие-то крохи, но пока не понимаю, что все это значит, если это что-то значит. — Она отхлебнула из чашки, но поняла, что выпила уже достаточно кофе. — В прошлом году были случаи, когда Гордон неважно себя чувствовал?

— Один раз простудился. И еще у него болел зуб, пришлось прочищать канал.

— Головокружения? Умственные расстройства? Головные боли?

— Горди был не из тех людей, которые страдают от головных болей. И вообще, ни одна болезнь не могла его остановить.

— Это запомнилось бы: сильная, глубокая головная боль, характерное мигание перед глазами, мешающее видеть все вокруг.

Эти слова явно затронули какую-то струну внутри вдовы Лэмберт

— Когда это было, Гвин?

— На КЧЕ — конференции «Что, если» — в прошлом сентябре в Вегасе.

— Что это такое?

— Институт Гернсбека3 собирает на четыре дня футурологов и писателей-фантастов для нестандартных рассуждений о национальной обороне. Об угрозах, на которые мы не обращаем внимания, а между тем через год, десять, двадцать лет они могут оказаться серьезнее, чем мы думаем.

Она приложила руку ко рту и нахмурилась.

— Что-то не так? — спросила Джейн.

Гвин пожала плечами:

— Нет. На секунду я подумала, надо ли говорить об этом. Но это совсем не тайна. В последние годы об этом много говорилось в прессе. Понимаете, институт приглашает четыреста человек из числа самых продвинутых и дальновидных — военных всех родов войск, ведущих ученых, инженеров основных фирм — подрядчиков Пентагона. Устраиваются разные секции, все эти люди слушают выступающих и задают вопросы. Выходит интересно. Приглашаются и супруги. Женщины ходят на обеды и светские мероприятия, но не на заседания. И кстати, это вовсе не взятка.

— Я и не думала про взятку.

— Институт является неполитической и некоммерческой организацией. Он никак не связан с подрядчиками Пентагона. А те, кто получает приглашения, сами оплачивают дорогу и проживание. Горди три раза брал меня на конференции. Он любил бывать там.

— Но на прошлогодней конференции у него случился приступ головной боли.

— Один-единственный раз. Утром третьего дня он почти шесть часов лежал в постели, головы не мог поднять. Я предлагала ему вызвать врача через портье. Но Горди сказал, что любые болячки, если только это не пулевые ранения, лучше всего не трогать — пройдут сами. Вы же знаете, мужчины вечно что-то доказывают самим себе.

На душе у Джейн потеплело от воспоминаний.

— Однажды Ник занимался резьбой по дереву и порезался, когда соскользнула стамеска. Нужно было наложить четыре или пять швов. Но он сам прочистил ранку, намазал ее неоспорином и крепко затянул клейкой лентой. Я боялась, что он умрет от заражения крови или потеряет руку, а он считал мое беспокойство забавным. Забавным! Ух как мне хотелось его огреть. И я огрела.

Гвин улыбнулась:

— Правильно сделали. Так вот, к ланчу голова прошла, и Горди пропустил всего одну сессию. Когда я поняла, что не смогу убедить его пойти к врачу, то отправилась в спа-салон и потратила кучу денег на массаж. Но откуда вы узнали о головной боли?

— Еще один человек, с которым я разговаривала, вдовец из Чикаго, рассказывал, что у его жены мигрень была только раз в жизни. За два месяца до того, как она повесилась в гараже.

— Она приезжала на конференцию «Что, если»?

— Нет. Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Для многих случаев самоубийства мне не удается обнаружить таких очевидных связей. Только непрочные ниточки, малоубедительные свидетельства. Та женщина была топ-менеджером некоммерческой организации, помогающей людям с ограниченными возможностями. Все говорит о том, что она была счастливой и успешной, все ее любили.

— А у вашего Ника не было такого? У него что, это единственная в жизни мигрень?

— Мне об этом неизвестно. Подозрительные случаи, которые интересуют меня... в последние месяцы перед смертью эти люди жаловались на кратковременное головокружение. Или на странные, яркие сны. Или на заметную дрожь в губах и левой руке, проходившую примерно через неделю. Некоторые жаловались на горечь во рту, которая появлялась и исчезала. Признаки разные и в основном малосущественные. Но у Ника не было никаких необычных симптомов. Ноль, зеро, nada4.

— Вы разговаривали с близкими?

— Да.

— И скольких уже опросили?

— Пока что двадцать два человека, включая вас. — Увидев выражение лица Гвин, Джейн сказала: — Да, я знаю, это навязчивая идея. Может быть, я занята дурацким делом.

— Ничего дурацкого здесь нет, милая. Иногда просто... трудно начать. И куда вы поедете дальше?

— Близ Сан-Диего живет один человек, с которым я хочу поговорить. — Она откинулась на спинку стула. — Но эта конференция в Вегасе меня заинтриговала. У вас ничего не осталось после нее — например, брошюры или, лучше всего, полной программы?

— Может быть, наверху, в кабинете Гордона, что-то есть. Пойду посмотрю. Еще кофе?

— Нет, спасибо. Я выпила много за завтраком. Что мне нужно — так это туалет.

— Дверь в коридоре. Идемте, я вам покажу.

Минуты две спустя, стоя в безупречно чистом — никакой паутины — туалете с раковиной и моя руки, Джейн посмотрела на себя в зеркало. И уже в который раз подумала о том, что, отправившись два месяца назад в этот крестовый поход, она совершила худшую ошибку в своей жизни.

Ей было что терять. И не только жизнь. Жизнь волновала ее меньше всего.

Усиливавшийся ветер урчал, спускаясь с крыши через туалетный вентилятор на второй этаж и затем на первый, словно тролль, переехавший из-под своего моста в дом с шикарным видом из окон.

Когда Джейн вышла из туалета, наверху раздался выстрел.

8

Джейн вытащила свой пистолет, схватила его обеими руками, нацелила в пол справа от себя. Ей не позволили взять в отпуск служебное оружие. Но этот она любила не меньше, а может, и больше: боевой пистолет «хеклер-кох» модели 23 для патронов калибра .45 АСР.

Она явно слышала выстрел. Сомнений не было. Ни до выстрела, ни после — никаких криков, никаких шагов.

Она знала: после Аризоны хвостов за ней не было. Если кто-то поджидал ее здесь, он расправился бы с ней, когда она сидела в кухне за столом — одна вдова напротив другой. Когда она расслабилась.

Может быть, убийца взял Гвин в заложники и выстрелил лишь раз, чтобы заманить Джейн на второй этаж. Это было лишено смысла, но большинство плохих ребят руководствовались эмоциями, логики и разума им не хватало.

Она подумала еще об одной возможности, но пока не хотела идти туда.

Если здесь есть черная лестница, то, скорее всего, на кухне. Правда, она не заметила никакой лестницы. Там были две закрытые двери. Одна, конечно, ведет в кладовку. Вторая, вероятно, — в гараж. Или в помещение для стирки. Значит, только парадная лестница.

Джейн не любила лестниц. Никуда не уклониться, ни вправо, ни влево. Нет возможности для отступления, потому что в этом случае ты подставляешь спину стрелку. Приняв решение, она сможет идти только наверх, и каждый из двух узких лестничных пролетов превратится в тир.

На площадке между пролетами она наклонилась и быстро обогнула стойку перил. Наверху не было никого. Сердце стучало, как барабан на параде. Не поддаваться страху. Она знала, что делать. Она делала это прежде. Один из ее инструкторов говорил, что это балет без трико и балетной пачки: надо только знать движения и понимать, когда именно их совершать, а в конце представления тебе, образно выражаясь, под ноги будут бросать цветы.

Последний пролет. Профессионал попытается снять ее в этом месте. Он будет целиться вниз, опустив ствол чуть ниже уровня глаз, а Джейн — вверх, так что пистолет окажется на ее линии прицеливания: шансов на точный выстрел у него будет больше.

Она уже наверху и все еще жива. Держит пистолет в обеих руках. Руки выставлены вперед. Остановиться и прислушаться. В коридоре наверху нет никого.

Остается только убедиться, есть ли кто в комнатах за дверями; сделать это не менее опасно, чем было на лестнице. Ее могут убить, как только она перешагнет порог, прямо здесь, в конце пути.

Гвин Лэмберт сидела в кресле в главной спальне, голова была откинута влево. Правая рука лежала на коленях, пистолет все еще был зажат в пальцах. Пуля вошла в правый висок, пробила мозг и вышла из левого, закидав ковер обломками костей, клочьями волос и кое-чем похуже.

9

Сцена не показалась Джейн постановочной. Настоящее самоубийство. Ни криков перед выстрелом, ни шагов, ни каких-либо звуков после события. Только движение и действие — и ужас, или облегчение, или сожаление в кратком промежутке между ними. Ящик прикроватной тумбочки открыт, — вероятно, там и лежало оружие для самозащиты.

Джейн знала Гвинет совсем недолго, чтобы проникнуться скорбью. Тем не менее ее охватила тупая, но глубокая печаль и резкая злость — злость оттого, что это не было ни заурядным убийством, ни следствием душевных переживаний или депрессии. Для женщины, овдовевшей всего две недели назад, Гвин хорошо справлялась с горем — испекла булочки, чтобы угостить родню и друзей, которые помогали ей пройти сквозь весь этот мрак. И потом, хотя Джейн почти не знала эту вдову военного, в одном она не сомневалась: Гвин не стала бы усугублять страдания другой скорбящей вдовы, сделав так, чтобы та первой обнаружила очередного самоубийцу.

Неожиданно запищало какое-то устройство. Джейн мгновенно отвернулась от тела и подняла пистолет. Никого. Звук доносился из соседней комнаты. Она осторожно подошла к открытой двери, но тут узнала звук: сигнал «Америкен телефон энд телеграф», предупреждающий клиента, что трубка снята с рычага уже давно. Она вошла в кабинет Гордона Лэмберта. На стенах висели фотографии молодого Гордона: вот он в полевой форме позирует вместе с братьями-морпехами в разных экзотических краях, вот он в парадном мундире, высокий и красивый, стоит рядом с президентом. Висел здесь и флаг в рамке, который поднимали в бою.

Трубка настольного телефона лежала на ковре, провод растянулся. Джейн достала из кармана жакета хлопчатобумажный носовой платок, который использовала только для стирания отпечатков пальцев, и с его помощью взяла трубку, думая о том, с кем могла говорить Гвин, перед тем как принять роковое решение. Она подняла трубку и нажала кнопку «повтор», но безрезультатно.

Гвин поднялась сюда якобы для того, чтобы найти брошюрку или программу с конференции «Что, если». Джейн подошла к столу и открыла ящик.

Зазвонил телефон. Она не удивилась. Определителя номера у аппарата не было. Джейн подняла трубку, но ничего не сказала. На другом конце провода находился такой же осторожный человек, как она. Это не было ложным звонком, связанным со сбоем системы, и, кроме того, звонивший явно не ошибся номером. В трубке слышалась музыка, старая американская песня, записанная еще до ее рождения: «A Horse with No Name»5.

Она повесила трубку первой. Участки здесь были большими — вряд ли кто услышал бы одиночный выстрел. Но ее ждало неотложное дело.

10

Может быть, кто-то шел к дому. А может, у них был агент неподалеку. Но так или иначе, осторожность заставляла быть готовой к появлению враждебно настроенных посетителей. Времени обыскивать кабинет генерала уже не оставалось.

На первом этаже Джейн вытерла все, на чем могла оставить отпечатки, быстро вымыла и убрала кружки из-под кофе и ложки. Хотя ее никто не слышал, она старалась делать все как можно тише. С каждой неделей движения ее становились все бесшумнее, словно она вскоре собиралась превратиться в призрака и замолкнуть навсегда.

В туалете с раковиной ее внимание привлекло зеркало. Задача, которую она взяла на себя, выглядела настолько нереальной, а сделанные ею открытия — такими необычными, что иногда разумно было считать невозможное возможным. Следовало допустить, что в зеркале осталось ее изображение, способное послужить уликой.

Выходя из дома через переднюю дверь, она чувствовала себя чуть ли не ангелом смерти. Она пришла, женщина умерла, она ушла. Говорили, что когда-нибудь смерти не станет. Если так, значит и смерть может умереть.

Проходя мимо соседних зданий, она не видела ни души — никто не выглядывал в окна, не сидел на крыльце. Все дети разбежались по домам в преддверии грозы. Единственными звуками были голоса ветра, налетающего порывами, словно человечество изгнали, а созданные им строение оставили лишь для того, чтобы их разрушила стихия.

Джейн доехала до конца квартала, где можно было повернуть налево либо ехать прямо. Она проехала с полмили в том же направлении, затем свернула вправо и почти сразу же — влево, пока еще не зная точно, куда поедет, и поглядывая в зеркало заднего вида. Убедившись, что хвостов нет, она выбралась на федеральную автомагистраль и поехала на запад, к Сан-Диего.

Возможно, когда-нибудь вся планета окажется под непрерывным пристальным наблюдением и машины без транспондеров будут отслеживаться так же легко, как и те, что оборудованы этими устройствами по закону. В таком мире Джейн никогда не начала бы с поездки к Лэмбертам.

11

Однажды вечером — дело было в прошлом ноябре, за шесть дней до смерти Ника, — Джейн лежала в кровати, ждала, когда муж закончит чистить зубы, и смотрела по телевизору заинтересовавший ее репортаж, который теперь часто всплывал в памяти, словно намек: это, мол, имеет отношение к нынешним событиям.

Сюжет был посвящен созданию мозговых имплантатов с использованием светочувствительных протеинов и оптоволокна. Разработчики утверждали, что мы поддерживаем постоянный диалог со своим мозгом: наши чувства «записывают» информацию, а мозг «считывает» инструкции. Проводились эксперименты, в ходе которых мозговые имплантаты воспринимали инструкции от мозга и передавали их через точки обрыва внутренних связей, наступившего после инсульта или повреждений спинного мозга: человек с парализованными ногами приводил их в движение усилием мысли. Люди, прикованные к постели или даже лишенные дара речи вследствие нервно-мышечных заболеваний, с помощью имплантатов смогут продумывать свою часть разговора и слышать, как она произносится. Благодаря светочувствительным протеинам мысли будут преобразовываться в световые импульсы, обрабатываться специальной программой и озвучиваться через компьютер. В то время Джейн поражалась тому, с какой скоростью все меняется, и думала, что мир чудес уже близок.

Но теперь она оказалась в мире насилия и ужаса, к которому этот старый репортаж, казалось, не имел никакого отношения. И все же она мысленно возвращалась к нему, словно он был крайне важен.

Может быть, она запомнила эту историю не из-за ее содержания, а из-за слов, которые сказал Ник вскоре после этого. Он улегся в кровать, уставший после трудного дня, она тоже устала, ни у кого не осталось сил заниматься любовью, но было так хорошо лежать бок о бок, держаться за руки и разговаривать. Перед тем как уснуть, он поднес ее руку к губам и сказал: «Убаюкай меня». Эти слова звучали в самых сладких снах Джейн, когда они с Ником разговаривали в разнообразных причудливых ситуациях, и непременно — с огромной нежностью.

12

В баре «У Бенни», стоявшем на берегу, атака террористов близ Филадельфии занимала клиентов не меньше, чем Кубок Стэнли. Двадцать четыре часа, семь дней в неделю — спортивных передач в прямом эфире и в записи хватало, чтобы удовлетворить любого болельщика, но сейчас, во время ланча, два телевизора показывали кабельные новости, бегущая строка внизу сообщала о числе погибших и гневных заявлениях политиков, а не о прошлых победах и статистике выступлений игроков.

Бар, вообще-то, располагался не на берегу, а в двух кварталах от него, поодаль от шума прибоя, и вот уже полвека, если верить вывеске, был любимым местом жителей Сан-Диего, но, скорее всего, больше не принадлежал человеку по имени Бенни, если вообще когда-либо принадлежал ему. Среди клиентов преобладали представители среднего класса, численность которого в последнее десятилетие неуклонно сокращалась. Пока еще никто не выпил достаточно, чтобы разразиться эмоциями перед лицом этого ужаса, хотя Джейн почти физически ощущала гнев, страх и потребность в единении, которые привели всех в бар и усадили на табуреты и стулья.

Она устроилась в последней выгородке, которая была уже остальных и вмещала всего двоих человек, а не четверых. В те времена, когда здесь заправлял Бенни, вместо столешницы из гранитных пластин явно была пластмассовая. Столы, дизайнерская ткань на подушках и табуретах, пол из разноцветных мраморных ромбиков — все это было претензией на процветание и высокий статус, так никогда и не достигнутый, но при этом выглядело настолько по-американски, что Джейн сочла интерьер вполне уместным.

Среди посетителей был колумнист из местной газеты, пришедший, чтобы съесть ланч и выпить одну-две пинты пива, хотя он и здесь не смог сдержать своих журналистских инстинктов. Джейн видела, как он прошел по длинному залу с блокнотом, ручкой и бутылкой «Хейнекена», раздавая визитки и беседуя с посетителями о последнем теракте.

Ему было около сорока, ухоженные волосы выглядели так, словно он тратил на них больше, чем посоветовал бы бухгалтер. Он гордился своей подтянутой задницей, которую джинсы облегали чуть больше, чем следовало. Еще он любил свои руки, и поэтому рукава рубашки были закатаны, несмотря на прохладный день.

Он подошел к Джейн как репортер и как мужчина, смерил ее оценивающим взглядом, который некоторым женщинам — не ей — показался бы оскорбительным. Он не вел себя по-хамски и никак не мог знать, что она вне игры. Джейн прекрасно знала, что мужчины замечают ее при любых обстоятельствах, и если она откажет ему в трехминутной беседе, вежливо или категорически, то просуществует в его памяти дольше и в виде более яркого образа.

Репортера звали Келси; она представилась как Мэри и пригласила его сесть за столик напротив нее.

— Ужасный день.

— Один из многих.

— У вас есть кто-нибудь в Филадельфии — семья, друзья?

— Нет, они мои сограждане, ничего больше.

— Да. И все равно больно.

— Так и должно быть.

— И что, по-вашему, мы должны с этим делать?

— Вы и я?

— Все мы.

— Понять, что это часть более крупной проблемы.

— И что это за проблема?

— Идеи не должны быть важнее людей.

Он вскинул брови:

— Интересно. Нельзя ли развить эту мысль?

Объясняя, Джейн переставила слова и убрала «не»:

— Люди должны быть важнее идей.

Репортер ждал продолжения, но вместо этого Джейн откусила предпоследний кусок от бургера. Тогда он сказал:

— Моя колонка не политическая, я пишу о том, что интересует людей. Но если бы вы хотели налепить на себя политический ярлык, что бы вы сказали?

— Отвратительно.

Он рассмеялся и записал что-то в блокноте.

— Вероятно, вы состоите в самой массовой политической партии. Откуда вы?

— Из Майами, — солгала она. — Знаете, чем вам следует поинтересоваться?

— Чем же?

— Ростом числа самоубийств.

— А есть рост?

— Проверьте.

Он не сводил с нее глаз, одновременно поднес бутылку к губам, закинул голову, делая глоток.

— Почему такая девушка, как вы, интересуется такой мрачной темой?

— Я социолог, — солгала она. — Вы когда-нибудь предполагали, что люди могут привыкнуть к такому дерьму, как филадельфийская атака?

Колонка журналиста была посвящена вопросам, интересующим широкую публику, но у него был глаз полицейского репортера, и он не просто смотрел на вещи, а снимал с них слой за слоем.

— Привыкнуть? Как это?

Джейн показала на ближайший телевизор:

— Вот эта история, которой они посвящают по минуте каждый час, вставляя между репортажами из Филадельфии.

Бывший губернатор Джорджии выстрелами из пистолета убил жену и человека, сделавшего большие вложения в его избирательную кампанию, а потом покончил с собой.

— Вы имеете в виду кошмар в Атланте, — сказал Келси, цитируя название статьи в одном из таблоидов, которое намертво приклеилось к этой истории. — Ужасный случай.

— Вчера это было бы заметным событием. Но оно произошло в один день с филадельфийским терактом, и на следующей неделе все уже забыли о нем.

Журналист, похоже, не уловил намека:

— Говорят, что у его жены был роман с этим богачом-спонсором.

Джейн доела бургер и вытерла руки о салфетку.

— Вот одна из главных загадок нашего времени.

— В чем она состоит?

— Мы все время слышим «Говорят, что...». Кто говорит, черт возьми?

Он улыбнулся и показал на ее пустую бутылку:

— Позвольте купить вам «Дос Экис»?

— Спасибо, но больше одной не пью. Вы знаете, что число убийств тоже растет?

— Да, конечно, мы об этом писали.

Появилась официантка, и Джейн попросила счет. Встав и склонившись через стол к Келси, она прошептала:

— Можно поспорить о следующих цифрах.

Он принял ее непринужденную манеру за своего рода приглашение, тоже склонился к ней и проговорил:

— Расскажите мне об этом.

— Убийства-самоубийства. Случай с губернатором, возможно, указывает на определенную тенденцию. На следующую фазу, так сказать.

— Следующую фазу — чего?

До этого момента она говорила искренне, а теперь невозмутимо принялась фантазировать, чтобы отделаться от него.

— Того, что началось в Розуэлле.

Он был достаточно опытным журналистом: улыбка не замерла на губах, глаза не остекленели.

— Розуэлл, что в Нью-Мексико?

— Да, там они высадились в первый раз. Вы ведь не из тех, кто отрицает существование НЛО?

— Ничуть, — ответил он. — Вселенная бесконечна. Ни один мыслящий человек не может считать, что мы в ней одни.

Но к тому времени, когда принесли счет, выяснилось, что Келси не заглотил наживку. Она спросила, верит ли он в возможность похищения людей инопланетянами; репортер поблагодарил Джейн — или Мэри из Майами — за то, что она поделилась своими соображениями, и обратился к следующему посетителю.

Расплатившись наличными и протиснувшись сквозь толпу пришедших на ланч, она оглянулась — быть может, интуитивно — и увидела, что колумнист смотрит на нее. Затем он отвел взгляд и поднес к уху телефон.

Это был случайный человек на пути Джейн, от которого она очень умно отделалась, просто человек, которому все еще нравилось то, что он видел вокруг. Телефон был совпадением, никак не связанным с Джейн.

И тем не менее, выйдя на улицу, она ускорила шаг.

13

Чайки, словно белые воздушные змеи на фоне вулканически-темных клиньев надвигающейся грозы, взмывали вверх, а потом пикировали, чтобы оказаться в безопасности — на карнизах зданий, среди ветвей финиковых пальм.

Джейн могла бы воспользоваться парковкой у ресторана, но оставила «форд» в двух кварталах от здания, у паркомата за углом.

Она подошла к автомобилю с дальней стороны улицы, так, словно он нисколько ее не интересовал, а сама все время обозревала окрестности — не наблюдает ли кто за машиной? Уже не в первый раз Джейн говорила себе, что именно так идут по жизни законченные параноики, но все еще верила в свое здравомыслие. Не заметив никакого наблюдения, она тем не менее прошла один квартал после того, как поравнялась с «фордом», и лишь тогда пересекла улицу и приблизилась к машине сзади.

Репортер поблагодарил ее за то, что она поделилась с ним своими соображениями; Джейн и в самом деле всегда была готова делиться с другими, в том смысле, что не скрывала от них своих чувств, надежд, намерений и убеждений. Поэтому с каждым днем ей было все труднее оставаться в самоизоляции. Поскольку дружба требовала открытости, пришлось отказаться от встречи со старыми друзьями и пока не завязывать новых знакомств. Поделившись своими мыслями и чувствами, Джейн могла навлечь гибель на себя или своего собеседника.

Когда Джейн продала дом, перевела все сбережения в наличность и положила деньги в места, где их было нелегко найти, она полагала, что «продолжительность» может составить шесть месяцев. Теперь, когда прошло два месяца и позади остались почти три тысячи миль, она утратила обманчивую уверенность в том, что может назвать, хотя бы приблизительно, срок окончания своей миссии.

Она отъехала от тротуара и влилась в поток машин. Почти все легковушки, внедорожники, грузовики и автобусы непрерывно посылали сигналы о своем местонахождении в интересах коммерческих собирателей данных, полиции и всех, кому принадлежит будущее.

14

Новая Центральная библиотека Сан-Диего — выглядевшая, в зависимости от ваших пристрастий, символом триумфа постмодернизма либо жалким эклектическим сооружением — располагала помещениями площадью почти в полмиллиона квадратных футов на девяти этажах, что было слишком много для целей Джейн. Все они находились под пристальным приглядом видеокамер — трудно выйти незамеченной, если идешь быстро, и незаметно войти в чрезвычайной ситуации. Она отправилась на поиски более старой части библиотеки.

Несколько недель назад она избавилась от своего ноутбука. Компьютеры позволяли определять местонахождение с такой же точностью, как и автомобильные навигаторы. Но и теперь, занимаясь поисками в Интернете, она предпочитала не задерживаться в одном месте.

Старое здание было построено в испанском колониальном стиле: неоригинальная, но честная архитектура, черепичная крыша, бледно-желтые оштукатуренные стены, окна с бронзовыми рамами и средниками. Цветущие банановые пальмы загребали воздух большими, похожими на весла ветками, словно пытались переправить здание в более безмятежные времена. С другой стороны автостоянки простирался парк с петляющими тропинками, зоной для пикников и детскими площадками. Джейн по привычке проехала мимо библиотеки, поставила машину в полутора кварталах от нее, на боковой улице, вытащила из сумочки небольшой блокнот, авторучку и кошелек, затолкала сумочку под сиденье, вышла и заперла двери.

В библиотеке было больше книжных стеллажей, чем компьютеров. Она выбрала вторую машину — за первой сидел неприветливый с виду обитатель улицы, а значит, остальные посетители вряд ли стали бы занимать компьютеры в этом секторе.

Темные волосы, торчащие в разные стороны, точно прутья ведьминской метлы, ощетинившаяся борода уличного пророка с белой полосой, словно удар молнии сделал ее жесткой и кое-где обесцветил, туфли со шнурками, камуфляжные брюки, зеленая фланелевая рубашка, нейлоновая куртка-пуховка, — этот нескладный человек явно сумел обойти библиотечную блокировку запрещенных сайтов и теперь смотрел порноролики, выключив звук.

Он едва удостоил Джейн взглядом. При этом он не гладил себя — сидел, положив руки на стол, и вглядывался в экран со скучающим и, похоже, удивленным видом. Есть наркотики типа экстази, которые при длительном приеме в большом количестве блокируют выработку естественных эндорфинов, и без поступления химических веществ человек перестает испытывать восторг, радость или умиротворения. Возможно, именно в таком состоянии и находился этот уличный житель: на его обожженном солнцем морщинистом лице отсутствовало какое-либо выражение и он, словно истукан, смотрел в монитор, не двигаясь и явно не понимая, что там происходит.

Джейн нашла сайт Института Гернсбека, который, среди прочего, организовывал ежегодную конференцию «Что, если». Заявленная цель состояла в том, чтобы «пробудить воображение лидеров бизнеса, науки, администрации и искусства в целях поощрения содержательных размышлений, направленных на поиски неординарных решений важных проблем, стоящих перед человечеством».

Творящие добро. Для людей с недобрыми намерениями нет лучшего прикрытия, чем некоммерческая организация, призванная улучшить условия существования человека. Возможно, большинство сотрудников института в самом деле стремились к добру и творили его, но это не означало, что они понимают скрытые намерения основателей или свою главную задачу.

Джейн занесла в блокнот те сведения, которые, по всей видимости, были в наибольшей степени связаны с ее расследованием. Она использовала буквенно-цифровой шифр собственного изобретения, и прочесть записи не мог никто, кроме нее. Теперь в блокноте были зашифрованные имена служащих и девяти членов совета директоров института. И только одно — Дэвид Джеймс Майкл — показалось ей знакомым.

Дэвид Джеймс Майкл. Человек с тремя именами. Где-то он всплывал среди этого хаоса имен, дат и мест. Позже она просмотрит свои записи и найдет его.

Бездомный перешел от порносайтов к роликам с собаками на «Ютубе». Звук оставался выключенным. Его руки покоились по бокам от клавиатуры, траченное временем лицо было лишено всякого выражения — как часы.

Джейн вышла из Интернета, сунула в карман блокнот и ручку, встала, подошла к бездомному и положила две двадцатидолларовые бумажки на стол, рядом с компьютером.

— Спасибо за службу стране.

Он посмотрел на нее так, будто с ним заговорили на незнакомом ему языке. Серые глаза были не воспаленными или мутными от алкоголя, а ясными и внимательными.

В ответ на его молчание Джейн указала на татуировку на тыльной стороне его правой руки: в синем наконечнике копья поднятый золотой меч, пересеченный тремя золотыми молниями, — знак Десантных войск специального назначения с буквами «ДДТ» под ним.

— Думаю, вам было нелегко.

Кивнув в сторону банкнот, он сказал:

— Есть те, кому они нужнее.

Голос звучал по-медвежьему, явно из-за воспаления горла.

— Но я не знаю их, — сказала Джейн. — Буду благодарна, если вы передадите деньги вместо меня.

— Это я могу. — Он не взял денег и снова стал смотреть ролики с собаками. — Рядом есть бесплатная кухня, там всегда рады пожертвованиям.

Джейн не знала, правильно ли она поступила, но это было единственное, что она могла сделать.

Покидая нишу, где стояли компьютеры, Джейн оглянулась. Мужчина не смотрел на нее.

15

Гроза еще не началась. Небо над Сан-Диего тяжело нависало в предвечерних сумерках, словно дождь и гром, зародившись над далеким Алайном и так и не став реальностью, в последние несколько часов переместились к городу, чтобы присоединиться к надвигающемуся потопу. Порой вода и история движутся слишком медленно для того, кто спешит узнать, что будет дальше.

Пройдя по петляющей тропинке в парке рядом с библиотекой, Джейн увидела впереди фонтан в середине зеркального пруда, подошла к нему и села на одну из скамеек. Множество тонких струек взмывало вверх, насыщая воздух серебряными каплями.

В этот час народа почти не было — Джейн видела человек шесть-семь. Двое выгуливали собак, торопясь сильнее, чем делали бы это под более доброжелательным небом.

Джейн вытащила блокнот из внутреннего кармана спортивной куртки, открыла страничку с постоянно растущим списком имен и нашла предыдущее упоминание о Дэвиде Джеймсе Майкле. Как она только что выяснила, этот человек заседал в совете директоров Института Гернсбека — организации, устраивавшей конференции «Что, если», куда допускались только специально приглашенные участники. Среди них были Гордон и Гвин Лэмберт, покончившие с собой.

Первая запись о Майкле отсылала к самоубийству Т. Куинна Юбанкса в Трэверс-Сити, штат Мичиган. Юбанкс, унаследовавший хорошее состояние и сам добившийся многого, заседал в советах директоров трех благотворительных фондов, включая Фонд сеянцев, где одним из директоров был Дэвид Джеймс Майкл.

Стало ясно, в каком направлении нужно продолжать поиски. Ясно в той мере, в какой было ясно все остальное.

Но сначала следовало позвонить в Чикаго.

У Джейн всегда был при себе анонимный телефон с предоплаченными минутами. Насколько она знала, отследить такие устройства было невозможно. Вероятно, эти дешевые модели испускали идентифицируемые сигналы, но Джейн всегда покупала их за наличку, а для активации документов не требовалось.

Ее обогнала стайка девочек в школьной форме, откликнувшихся на призыв женщины в современном монашеском одеянии — видимо, та решила, что гроза может начаться в любой момент.

Воздух застыл в неподвижности. Массы холодного и теплого воздуха надвигались друг на друга, как тектонические плиты, столкновение их грозило резкими порывами ветра и проливным дождем через минуту или две после этого. Полагаясь на свою интуицию относительно атмосферных явлений (и не желая пользоваться телефоном в машине, где можно легко попасть в ловушку, если она ошибалась насчет безопасности анонимных устройств), Джейн извлекла трубку из внутреннего кармана куртки и набрала номер прямой линии Сидни Рута.

Жена Сидни, Эйлин, о которой упоминала Гвинет Лэмберт, держала адвокатскую контору и занималась правовой защитой людей с ограниченными возможностями. Эйлин Рут. Первый и последний приступ мигрени у Эйлин случился, когда она уехала на какой-то семинар, а три недели спустя она повесилась в гараже семейного дома. Как и муж Джейн, жена Сидни оставила записку, еще более обескураживающую и загадочную, чем письмо Ника: «Милый Сейсо говорит, что он был одинок все эти годы, почему он больше не нужен Лини, ведь он всегда был рядом с ней, жил ради нее, и теперь я должна быть рядом с ним».

Ни Сидни, ни трое детей Сидни и Эйлин (Лини) — всем им уже перевалило за двадцать — не знали человека по имени Сейсо.

Джейн ездила в Чикаго и встречалась с Сидни Рутом вскоре после того, как получила отпуск в ФБР, в самом начале своего неофициального расследования, еще до того, как обнаружила, что эти поиски породили таинственный заговор против нее, неуловимый, точно союз призраков. Тогда она действовала под своим настоящим именем; пришлось воспользоваться им и сейчас. После третьего звонка Сидни снял трубку. Он был архитектором, одним из пяти совладельцев крупной компании.

— Да-да, я пытался дозвониться до вас несколько дней назад, — сказал он, — но номер, который вы мне дали, не обслуживается.

— Я переехала, произошло много изменений, — сказала она, не став объяснять ничего больше. — Но загадка никуда не делась, она все еще ждет раскрытия, и я надеюсь, что вы уделите мне несколько минут.

— Конечно. Только закрою дверь своего кабинета. — Он перевел звонок в режим ожидания и вернулся несколько секунд спустя. — Итак, что я могу для вас сделать?

— Я знаю, что некоммерческих компаний множество и в этих кругах по большей части вращалась ваша жена, а не вы. Не говорила ли она о такой организации, как Институт Гернсбека?

Сидни задумался на секунду, потом ответил:

— Это название ничего мне не говорит.

— А «Фонд сеянцев»?

— Тоже.

— А теперь несколько имен. Дэвид Джеймс Майкл?

— Мм... Извините, нет.

— Куинн Юбанкс?

— У меня всегда было неважно с именами.

— Семинар в Бостоне, где у Эйлин случилась мигрень, — вы говорили, что это мероприятие было организовано Гарвардским университетом?

— Да, эту информацию можно найти.

— Я нашла. Но меня интересует, не посещала ли она других конференций незадолго до этой или вскоре после нее.

— Эйлин целиком отдавалась работе. У нее был напряженный график. Ничего не припоминаю, но могу поискать сведения для вас.

— Буду вам благодарна, Сидни. Что, если я позвоню в это же время завтра?

— Вы и в самом деле считаете, что проблема не исчезла?

— Не забывайте о статистике самоубийств.

— Я помню. Но я уже говорил: посмотрите, сколько в мире безумия, насилия, ненависти, посмотрите на экономические кризисы, и вам не понадобится других объяснений того, почему люди все чаще впадают в депрессию.

— Вот только Эйлин не впадала в депрессию.

— Да, не впадала. Но...

— И Ник тоже не впадал.

— В депрессию она не впадала, — сказал Сидни, — и поэтому я пытался дозвониться до вас на днях. Вы помните ее записку?

Джейн процитировала начало по памяти:

— «Милый Сейсо говорит, что он был одинок все эти годы...»

— Поначалу мы почти никому об этом не говорили, — сказал Сидни, — потому что... записка такая странная, совсем не в духе Эйлин. Мы не хотели, чтобы люди думали о ней как о... психически нездоровой — пожалуй, так. Недавно ее тетушка, единственная из оставшихся в живых, разгадала эту загадку. Ну, вроде как разгадала. Когда Эйлин было четыре или пять, она дружила с неким воображаемым другом по имени Сейсо. Разговаривала с ним, сочиняла про него истории. А потом, как это обычно случается, забыла о нем. Кто знает, почему в конце жизни она вернулась ко всему этому?

Джейн пробрала дрожь при мысли о том, что давно забытый воображаемый друг просит пятидесятилетнюю женщину умереть и таким образом оказаться рядом с ним. Правда, она не смогла бы объяснить причину своего страха.

— Как вы поживаете? — спросил Сидни.

— Нормально. Сплю плохо.

— И я тоже. Иногда просыпаюсь от собственного храпа и извиняюсь перед ней за шум. Ну, то есть извиняюсь вслух. Забываю, что ее больше нет.

— Я много езжу, останавливаюсь в мотелях, — сказала Джейн, — и не могу спать в двуспальных кроватях. Ник был крупным мужчиной. Поэтому мне нужны огромные кровати, иначе я как бы соглашаюсь с тем, что он ушел. И поэтому я вообще не сплю.

— Вы все еще в отпуске?

— Да.

— Советую снова взяться за работу, настоящую работу, и не гнаться за непонятными призраками.

— Может, я так и сделаю, — солгала Джейн.

— Не хочу показаться занудой, но мне работа помогла.

— Может, я так и сделаю, — солгала она еще раз.

— Оставьте мне свой новый телефон. Позвоню, когда выясню, на каких еще конференциях бывала Эйлин в то время.

— Я вам позвоню завтра, — сказала она. — Спасибо, Сидни. Вы красавчик.

Она закончила разговор, огляделась и увидела, что в парке, кроме нее, не осталось ни души. Насколько хватало глаз, все лужайки и тропинки были пусты. Ни самодовольных голубей, ни вертлявых белок.

Если бы Джейн не знала, где находится и какой сейчас день и год, то вполне могла бы допустить, что попала в Арктику.

По улицам, примыкавшим к парку с севера и юга, постоянно проезжали машины: ворчали двигатели, визжали покрышки, слышалось шипение пневматических тормозов, время от времени раздавался гудок или дребезжала крышка канализационного люка. Не успела Джейн отойти от фонтанных струй, как звук уличного движения показался ей странно приглушенным, словно парк накрыло герметичным двойным стеклом.

Воздух под давлением оставался спокойным, небо заполнили темные, как сталь, горы, которые грозили пролиться дождем; город ждал, окна зданий были освещены, хотя обычно в этот час сверкали под лучами солнца, водители включили фары, машины скользили в искусственном мраке, словно подводные лодки, уносимые морскими течениями.

Отойдя от фонтана всего на несколько шагов, Джейн услышала жужжание, словно рядом находилось осиное гнездо. Поначалу звук доносился будто бы сверху, потом — сзади, но когда она описала круг и снова встала лицом к пальмовым зарослям, к которым направлялась раньше, то увидела источник шума в воздухе, футах в двадцати от себя. Это был дрон.

16

Квадрокоптер — последнее слово техники, гражданская модель, значительно уступавшая по размерам любой из военных,— напоминал миниатюрный аппарат для посадки на Луну, скрещенный с насекомым. Он походил на «Ди-джи ай инспайр 1 про», хотя был побольше и тянул тысяч на семь долларов. Риелторские компании снимали с помощью таких беспилотников недвижимость, выставленную на продажу, другие фирмы также применяли их все чаще и чаще. Еще ими пользовались состоятельные люди с самыми разными увлечениями — от бескорыстных любителей техники до далеких потомков Любопытного Тома6.

Дрон парил в воздухе на высоте от восьми до десяти футов, под каскадом ветвей финиковых пальм, — воплощение ужасного механического божества, явленного в тысячах фильмов и романов: угроза легче воздуха с ударом таким же сильным, как у кувалды. У Джейн мороз пошел по коже. Этот аппарат нарушал все правила пользования гражданскими дронами — по крайней мере, в той степени, в какой она была с ними знакома.

Нет, присутствие здесь дрона не было случайным. Камера на трехосевом подвесе смотрела прямо на Джейн.

Она выдала свое местонахождение. Сейчас не имело значения, какая ошибка была допущена, — об этом она подумает потом.

Если резервный аккумулятор позволял дрону находиться в воздухе вдвое дольше, чем «Инспайру 1 про», значит его полетное время составляло от получаса до сорока минут. Получается, аппарат запустили в воздух неподалеку отсюда, скорее всего, из фургона, служившего для наблюдения за Джейн.

Оператор дрона будет следить за ней, пока не прибудут агенты, в нужном количестве, и не арестуют ее. Но возможно, эти люди не принадлежали к законным силовым структурам, и тогда агентов не будет, они просто... захватят ее. Они ее преследовали. Вездесущие, почти мистические «они». Но Джейн понятия не имела, кто такие «они».

В любом случае они уже были рядом.

Парк все еще выглядел пустым. Это будет продолжаться недолго.

Джейн не стала бросаться наутек, а, напротив, двинулась к дрону и тут заметила то, что заставило ее приглядеться внимательнее. Проявленная решимость позволила ей обнаружить — раньше, чем если бы она вела себя иначе, — что квадрокоптер был не гражданским и притом основательно переделанным. Может быть, предгрозовая темнота и тени среди пальм ввели ее в заблуждение (хотя она знала, что это не так), а может быть, паранойя заставила ее принять невинную деталь за глушитель на узком отверстии ствола — но она знала, что паранойя не имеет к этому никакого отношения.

Дрон был оснащен оружием.

Когда аппарат направился к ней, она нырнула в сторону и укрылась за плотным стволом пальмы. Если бы она сразу же развернулась и побежала, то уже получила бы пулю в спину.

В это короткое, отчаянное мгновение, находясь в укрытии, она вытащила из наплечной кобуры свой «хеклер-кох».

Мысли метались, мозг пытался оценить масштаб угрозы. Проблемы с весом ограничивали возможности переоборудования гражданского дрона в боевую систему с магазином большой емкости. Без вооружения средний дрон — с камерой и аккумулятором — весил около восьми фунтов. Оружие и боеприпасы отрицательно влияли на устойчивость и сокращали полетное время. Значит, на нем малокалиберный ствол, а запас патронов невелик. И вряд ли стрельба окажется точной.

Конечно, и одного попадания будет достаточно.

Джейн предполагала, что убийца с пультом дистанционного управления появится слева. Потом она услышала, как он огибает массивную старую пальму справа от нее.

Она отошла в сторону, так что камера не успела ее засечь. Стоя спиной к стволу огромной пальмы, диаметром в три фута, она постоянно меняла свое положение, глядя на приближающийся дрон.

Спусковой механизм не такой, как у обычного стрелкового оружия. Ни рукоятки, ни стандартного магазина. Только основное. Калибр .22. Что-то вроде миниатюрной ленточной подачи и, скажем, четыре патрона.

У нее имелось преимущество — наличие слуха. Дрон снабдили глазом, но не ухом. Дистанционный оператор, по существу, был глухим. Но разрывные пули с полой оболочкой, пусть даже калибра .22, вполне могли убить человека на небольшом расстоянии.

Она перестала прятаться, отошла от дерева, быстро обогнула его и стала смело приближаться к дрону.

Сектор обзора оператора равнялся приблизительно семидесяти градусам. Должно быть, он почувствовал угрозу в слепой зоне. Жужжа, как рассерженный шмель, дрон вдруг начал разворачиваться, паря на месте.

Держа пистолет обеими руками, Джейн выпустила три, четыре, пять пуль с близкого расстояния, и каждый раз грохот выстрела, словно бильярдный шар, отскакивал от всех пальмовых стволов. В дьявольскую машинку с шасси и пропеллерами, с узким фюзеляжем, с камерой на карданном подвесе было не так-то легко попасть, и Джейн предпочла бы пистолету дробовик. В то же время этот дедушка Терминатора не имел брони и вообще не мог противостоять огню. Неизвестно, сколько пуль попало в дрон, одна или пять, но от него отлетели какие-то детали, он описал круг, ударился о пальму и рухнул на траву. Аппарат стоимостью в несколько тысяч долларов превратился в грошовую кучу мусора.

Джейн не знала, что есть и второй дрон, но затем увидела, как он быстро приближается со стороны фонтана.

17

Два дрона, фургон, из которого их запускали, — вскоре откуда-нибудь должны были появиться четверо или больше пеших бойцов. У них были все необходимые средства, и они хотели заполучить Джейн — возможно, сильнее, чем она полагала.

Она повернулась, чтобы убежать от второго беспилотника, но прямо перед ней оказалась громадная финиковая пальма. Прежде чем Джейн успела обогнуть дерево, целый колчан тонких стальных иголок вонзился в ствол, образовав вертикальную линию в нескольких дюймах от нее.

Такие вещи нужно знать. Дрон весом в восемь или десять фунтов не выдержит отдачу даже ствола калибра .22. Его оснастили пневматическим оружием с низкой отдачей. Снаряды, строго говоря, не были дротиками, так как не имели стабилизаторов, — что-то вроде миниатюрных арбалетных стрел. Яд? Транквилизатор? Вероятно, второе. Им нужно было ее допросить, и поэтому для самой Джейн яд выглядел предпочтительнее.

Невидимая с улицы Джейн петляла среди пальм, машина жужжала, преследуя ее, птицы вылетали из-под каскадов пальмовых ветвей, кричали, верещали, недовольные тем, что их выгнали наружу в преддверии грозы. Из-за больших крон пальмы стояли дальше друг от друга, чем хотелось бы Джейн, и ей приходилось слишком долго оставаться на открытом пространстве. Она петляла и пригибалась, надеясь избежать попадания, но в отчаянных поисках укрытия понимала, что у нее нет вариантов — только безумное бегство. В безветренную погоду дрон, вероятно, развивал около двадцати метров в секунду, летя гораздо быстрее, чем бежала Джейн. Долго убегать она не смогла бы, как и повторить сработавший однажды трюк с огибанием дерева: дрон мог быть безмозглым, но тот, кто управлял им, — нет.

Пистолетные выстрелы привлекли бы внимание полиции, но это не обязательно пошло бы на пользу Джейн. С тех пор как все началось, два месяца назад, она успела понять, что не все полицейские на стороне добра, что в нынешнее опасное время, когда тени отбрасывают собственные тени, когда темноту нередко принимают за свет, справедливость и несправедливость имеют одно лицо.

Огибая одно дерево за другим в беге с препятствиями, соревновании, которое она неминуемо проиграла бы, в этом странном, словно сон, выяснении отношений среди финиковых пальм, без всякой надежды восстать из мертвых наподобие феникса, Джейн вдруг почувствовала, как ее подергивают за правый рукав. Огибая очередную пальму, она увидела три тоненькие иголочки, пронзившие спортивную куртку в месте изгиба материи, — до тела оставалась какая-нибудь доля дюйма.

В ранних сумерках этого закутанного в саван дня неожиданно вспыхнул апокалиптический свет, сверкнув над парком так, словно он намеревался воспламенить все, к чему прикасался, и заявить о скором превращении мира в пепел и прах, отчего все тени либо запрыгнули в отбрасывавшие их предметы, либо покатились по лужайкам и дорожкам, как изгнанные духи в поисках нового пристанища. Джейн поняла, что небеса швырнули молнию, ударившую поблизости, лишь через секунду после вспышки, когда гром сотряс землю с такой силой, что земля содрогнулась под ее ногами во время бега.

В Куантико она, среди прочего, усвоила: надо жить, используя то, чему ее научили, делать то, что было проверено тысячу раз тысячами агентов, но при этом понимать, в какой момент соблюдение инструкции может вылиться в надгробные речи и посмертные награды, и тогда довериться интуиции, лучшему из всех учителей. После ослепительной вспышки мир снова накрыла волна тьмы — в ответ на призыв грома. Когда день окутал Джейн мраком, она упала и перекатилась на спину, уязвимая, как жертва на ацтекском алтаре, а летучий жрец между тем приближался к ней, требуя жертвенной крови. Дрон вращал ствол на шарнире, пытаясь прицелиться в полете, и Джейн, подняв пистолет, выпустила все оставшиеся пять пуль.

Стальной взблеск осветил ее лицо, прошил землю — аппарат выстрелил, но прицел оказался неточным. От попадания дрон задрожал, стал подниматься и разворачиваться, словно собирался набрать высоту для отступления. Но вместо этого он потерял один из своих несущих винтов, пошел вниз, развернулся, наклонившись и закачавшись, затем ускорился и, летя под углом к просвету между деревьями, столкнулся со стволом пальмы на скорости около десяти метров в секунду, после чего развалился, словно брошенное о стену яйцо.

Джейн стояла, но при этом не помнила, как поднялась с земли. Она вытащила пустой магазин, сунула его в карман, вставила новый, с десятью патронами, закрепила пистолет в кобуре и побежала.

18

Выскочив из пальмовой рощи на открытое пространство близ фонтана, Джейн наконец увидела их. Двое спешили навстречу ей с библиотечной парковки, еще трое бежали рысцой с улицы, окаймлявшей парк с севера. Все они были без формы, но по их внешнему виду можно было уверенно заключить, что это не простые граждане, незнакомые с физическими упражнениями.

«Форд-эскейп» стоял у паркомата в одном квартале к югу от парка, но Джейн не хотела вести преследователей к машине, о существовании которой они, возможно, еще не знали. Она устремилась на восток, к самой протяженной части зеленой зоны, радуясь тому, что воздерживалась от углеводной пищи, каждое утро делала зарядку и регулярно бегала.

Даже на расстоянии она чувствовала, что эти пятеро хорошо подготовлены и могли бы играть на позициях защитников в Национальной футбольной лиге: здоровенные ребята, мощные мускулы, серьезный запас энергии. Но Джейн весила сто пятнадцать футов, а каждый из преследователей был раза в два крупнее; лишний вес требовал и дополнительной энергии для перемещения. Она была стройной и легкой, а ее мотивация — выживание — работала гораздо эффективнее всего, что могло двигать ими.

Она не оглядывалась, чтобы не замедлять хода. Ее либо поймают, либо нет, а гонки чаще выигрывает преследуемый, который верит в свою выносливость.

Вторая молния, более яркая, чем первая, прорезала небо и ударила в самое высокое дерево поблизости от Джейн — каменный дуб; полетел град щепок и раскаленных кусочков коры. От главного ствола откололся здоровенный кусок с ветками причудливой формы: фантастическая антенна, принимающая сигналы из бесчисленных миров. Хотя обрушившаяся масса не задела ее, Джейн подняла руку, защищая глаза от шрапнели поломанных ветвей, прутиков и хрустящих овальных листьев коричневого цвета, охваченных огнем и роящихся, как множество зловредных жуков.

Когда последние обломки упали у нее за спиной и звук грома замер, прокатившись по городу, — Джейн уже была в восточном конце парка, — темное небо вдруг посветлело, став серовато-голубым, и разразилось ливнем. Плоские капли, шипя, продирались сквозь листву и траву, стучали по дорожкам, выбивали дробь на металлических крышках мусорных бачков, принося с собой слабый хлористый запах озона — разновидности кислорода, возникающей под воздействием молнии.