Письма с «Маяка» E-Book

Эли Макнамара

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Книжный магазинчик Эли Макнамара
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 373

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Грейс родилась в маленьком приморском городке на севере Йоркшира и всегда мечтала сбежать оттуда, чтобы увидеть мир. Так она и поступила, повзрослев. Грейс много путешествовала, влюбилась и вышла замуж. Но почему же тогда она вернулась в Сэндибридж и проводит все время с Чарли, другом ее юности? Имеет ли это какоето отношение к печатной машине по имени Реми, которую она забрала когдато из старого коттеджа смотрителя маяка? Возможно, спустя годы странствий пришло время наконец признать, что сердце там, где твой дом.

Leseprobe

Эли Макнамара Письма с «Маяка»

Ali McNamara

LETTERS FROM LIGHTHOUSE COTTAGE

Copyright © Ali McNamara, 2016

This edition is published by arrangement with Hardman and Swaison and the Van Lear Agency

© ФрадкинаЕ., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Дорогой читатель!

Жизнь никогда не бывает легкой.

У всех нас каждый день случаются события, которые что-то меняют. Одни кажутся хорошими, другие – плохими.

Разве не жилось бы нам гораздо легче, будь у нас кто-нибудь, кто помогал бы, направлял на верный путь, давал дельные советы и постоянно заботился о нас?

Этот «кто-то» есть у каждого.

Просто нужно пошире открыть глаза и найти его.

Это история о том, что происходит, когда нам оказывают подобную помощь весьма необычным способом…

Лето 2016

Сегодня Сэндибридж-Холл счастлив, я это точно знаю.

В доме и поместье полно посетителей, и в этот прекрасный июльский день все радуются жизни. Меня изумляет, что нам удается привлечь так много людей с пляжей городка, бывшего популярным морским курортом еще с викторианских времен. Однако Холл, расположенный недалеко от центра Сэндибриджа, сегодня столь же высоко котируется среди туристов, как и прочие соблазны нашего приморского города.

Я смотрю на высящийся передо мной особняк в стиле Тюдоров: его золотисто-желтая кирпичная кладка так и сияет в теплых солнечных лучах. Сэндибридж-Холл всегда радуется, принимая гостей. В таких случаях его окна с частыми свинцовыми переплетами сияют немного ярче, а в многочисленных коридорах и комнатах царит теплая атмосфера.

Сэндибридж-Холл и его обширные сады и парки создавались на радость людям, и каждый год его посещают тысячи туристов.

– Грейс, вот ты где! – Айрис, моя молодая помощница, бежит ко мне по аккуратно подстриженной лужайке. – Тебе нужно подписать эти бумаги.

– Спасибо, Айрис, – говорю я. – Прости, что оставила тебя одну в офисе, но мне нужно было ненадолго выйти. Я люблю смотреть на дом, когда в нем полно народу. По-моему, тогда он лучше смотрится.

– Да, сегодня у нас трудный день. – Айрис окидывает взглядом Сэндибридж-Холл, пока я торопливо ставлю свою подпись на бумагах. – Вообще-то так было всю неделю.

– Это хорошо. – Я возвращаю ей бумаги. – Этот дом слишком часто пустовал, и я счастлива, что он снова процветает.

– И все благодаря нашему замечательному благодетелю, – замечает Айрис, подмигивая мне.

– В самом деле, – подтверждаю я, с нежностью вспоминая о нем.

– О, это напомнило мне… – Айрис сует руку в верхний карман рабочих брюк из грубой ткани. – Дэнни пытался связаться с тобой. Он позвонил в офис, так как твой мобильник не отвечал. И я догадываюсь почему. – Она поднимает брови, вручая мне мой телефон. – Ты оставила его на столе.

– Извини, – отвечаю я. – Со мной такое часто бывает.

– Так я и подумала. – Айрис морщит нос, при этом крошечный золотой пирсинг дергается. – Не понимаю, как ты могла его оставить. Мобильник – моя правая рука.

– Это потому что ты молодая, – улыбаюсь я. – Мобильник как будто прирос к тебе, и ты все время его проверяешь. Но не забывай, что, когда я была в твоем возрасте, телефоны висели на стене, их нельзя было носить с собой!

– Ничего себе! – Айрис театральным жестом подносит руку ко лбу. – Для меня эта мысль невыносима!

– И даже когда мы наконец получили мобильники, они предназначались только для телефонных звонков. Их нельзя было использовать в качестве маленьких компьютеров, как вы это делаете сегодня!

Я поддразниваю Айрис, которая не мыслит жизни без гаджетов.

– Дальше ты скажешь, что у тебя был один из тех огромных компьютеров, которые я видела в музеях, – говорит Айрис, включаясь в игру. – А ты играла на них в «Пакмену»[1] и «Космических захватчиков»?[2] Нет, погоди! – Она машет рукой. – Держу пари, что у тебя вообще не было компьютера. Вероятно, ты выполняла домашние задания с помощью пишущей машинки!

У меня перехватывает дыхание. Айрис слишком приблизилась к истине и нечаянно задела меня за живое.

– Новые посетители! – объявляю я, радуясь возможности сменить тему.

Два больших автобуса медленно въезжают в большие черные ворота Сэндибридж-Холла и направляются в нашу сторону по усыпанной гравием подъездной аллее.

– Да, школьная экскурсия, – говорит Айрис, снова наморщив нос. – Подростки. Сомневаюсь, что многие из них заинтересуются историей Холла. Вероятно, они просто приехали сюда, чтобы погулять в выходной.

– В этом нет ничего плохого, – возражаю я, с нежностью вспоминая собственные школьные экскурсии. – Никогда не знаешь… Возможно, что-то из увиденного сегодня заронит в них искру интереса к истории.

– Ты так думаешь? – Айрис делает гримасу.

Я качаю головой:

– Вообще-то нет. Единственное, что меня интересовало в их возрасте, – это мальчики и возможность сбежать из Сэндибриджа.

– В самом деле? – Айрис искренне удивлена. – Я думала, что ты была школьной зубрилкой, зарывшейся по уши в книги по истории.

Я смеюсь:

– Вовсе нет. Я ненавидела историю, когда училась в школе. И только когда мне исполнилось пятнадцать, все изменилось.

– О, и что же случилось, когда тебе исполнилось пятнадцать? – интересуется Айрис.

– Это долгая история, когда-нибудь расскажу. А сейчас нам бы лучше вернуться в офис, так как есть кое-какие дела. К тому же мне придется отлучиться позднее.

– Да? – с вопросительной интонацией произносит Айрис. – А я ничего не отметила в ежедневнике.

– У меня важная встреча, – отвечаю я, не вдаваясь в подробности. – Мне нужно уйти на какое-то время.

Айрис пожимает плечами, и мы молча идем по аллее к дому. Два автобуса уже высадили возле него пассажиров.

Молодой учитель пытается утихомирить своих учеников, но большинство не обращает на его слова ни малейшего внимания. Когда мы проходим мимо, одна девочка громко заявляет: «Терпеть не могу историю!» И я сразу же переношусь в лето 1986 года…

Часть I Июнь 1986

Глава 1

– Грейс! – зовет меня мама из соседней комнаты. – Пожалуйста, иди сюда и помоги мне с этими вещами. Я уже дважды просила тебя об этом.

Я со вздохом отрываю взгляд от фотографий на стене. На них запечатлены места, где я никогда не бывала. А вот особа, которая смотрит на меня с этих снимков, там бывала, и, судя по всему, наслаждалась жизнью. Женщина на фотографиях так же незнакома мне, как и эти места. Но мне приходится тщательно просматривать ее имущество в надежде найти что-нибудь стоящее – таков уж абсурдный мир, в котором я обитаю вместе с родителями.

– О’кей, я здесь, – говорю я маме, появляясь на пороге гостиной.

– Давно пора. А теперь помоги отнести эти коробки в фургон, ладно? И, Грейс…?

– Да?

– Перестань грезить наяву. Сейчас определенно не время и не место. Нам нужно поторапливаться!

– Да, мама, – бормочу я и начинаю выносить из дома полные барахла картонки и грузить в наш потрепанный бледно-голубой фургон.

Антиквариат Харперов

Эта надпись, сделанная замысловатыми белыми буквами, гордо красуется на фургоне.

«Покупка. Продажа. Оценка. Распродажа.

4 Лобстер-Пот-Элли, Сэндибридж, Норфолк

02163 492445

Такова уж моя участь в уик-энды – помогать родителям обслуживать покупателей в их маленьком антикварном магазине. А сегодня мы занимаемся очисткой дома от вещей: именно таким образом магазин получает основную часть товара. Иногда мы отправляемся на аукцион, что немного интереснее. В общем, порой я бываю рада, когда наступает понедельник и школа избавляет меня от необходимости возиться со старым барахлом.

Но старье хорошо продается. Я не перестаю удивляться, что столько покупателей заглядывает в магазин моих родителей, чтобы купить чьи-то ненужные вещи. Это либо местные, которые хотят приобрести что-нибудь подешевле, либо туристы, заехавшие в Сэндибридж, чтобы провести день на взморье. Поток покупателей не иссякает, так что родители продолжают торговать. И слава богу: ведь они не из тех, кто делает деньги на бирже, прижимая к груди мобильники и органайзеры «Филофакс»[3]. Нет, мои родители не вписываются в стремительный мир восьмидесятых. Они предпочитают оставаться в прошлом.

– А теперь я могу идти? – спрашиваю я маму, когда мы грузим в фургон последнюю картонку.

– Куда?

Мама поворачивается ко мне, и я вижу удивление на ее лице.

Вот только не нужно сыпать мне соль на раны! Да, у меня не самая шикарная светская жизнь в Сэндибридже – пожалуй, и во всем Норфолке! Никто из подростков не живет такой скучной жизнью, я в этом уверена. Мне пятнадцать, и самым волнующим событием стал побег из школы, когда меня чуть не застукали. Но никто не поверил, что я действительно удрала. Учительница, увидевшая, как я захожу в магазин на углу, чтобы купить журнал «Всего семнадцать», решила, что если я не в школе, то заболела. Она достала из сумочки аспирин и предложила мне.

Мои отношения с противоположным полом тоже фактически на нуле. Единственный знак мужского внимания я получила, когда Уилл Грейнджер поджег над бунзеновской горелкой мой локон (нас с ним заставили вместе проводить опыты на уроке химии).

Другие подростки постоянно веселились на вечеринках, испытывая терпение своих родителей, а я сидела дома.

– Я же сказала, что позже пойду смотреть футбол с приятелями, – гордо заявляю я.

Это правда – но с большой натяжкой. «Приятели» на самом деле не были моими друзьями. Просто в пятницу утром это мероприятие обсуждалось «крутыми» ребятами, и меня вроде бы включили в число приглашенных. Такое редко случалось, и я исполнилась решимости воспользоваться шансом. И неважно, что я все лишь буду смотреть, как высокооплачиваемые футболисты девяносто минут гоняют мяч по полю и театрально падают.

– С каких это пор ты заинтересовалась футболом? – удивляется мама.

– Это же Кубок мира! Как же можно не интересоваться, когда только об этом и говорят?

Она прищуривается, глядя на меня с подозрением, и сует руки в карманы синих джинсов.

Я встречаю ее взгляд с самым невинным видом.

– Ну что же, приятно, что ты выходишь в свет, – в конце концов сдается мама. – А в чьем доме ты собираешься смотреть этот матч?

– У Дункана Брейтуэйта, – бормочу я, надеясь, что мама не расслышит.

Но у нее округляются глаза.

– Дункан Брейтуэйт? Но мне не хотелось бы, Грейс, чтобы ты якшалась с такими, как он. Я слышала, что он трудный подросток.

– Мама, туда приду не одна я, а целая компания. Со мной все будет хорошо.

Мама смотрит на меня с сомнением, но все-таки кивает в знак согласия.

– Если тебе хочется пойти, я не против. Но обещай, Грейс, что ты будешь осмотрительной. Пятнадцать – трудный возраст, особенно если рядом мальчики. Помню, когда мне было пятнадцать, я…

– Мама! – не выдерживаю я.

– Прости, солнышко. Ты же знаешь, что я о тебе беспокоюсь. Ты моя маленькая девочка, мой единственный ребенок. Мне позволено немножко поволноваться, не правда ли?

– Но только немножко!

Мама усмехается и говорит:

– Ну вот, в коттедже осталась всего одна коробка, и это пока что все. Я вернусь за остальным завтра, когда твой отец освободится и поможет мне грузить тяжелую мебель. Интересно, как у него дела на аукционе в Фейкенхеме? Жаль, что я не смогла поехать. Но меня попросили как можно скорее разобраться с этим домом. Я говорила тебе, что Мейбл настаивала, чтобы именно мы занялись распродажей ее имущества?

Мама с гордостью рассказывает мне это уже в третий раз.

– Да, говорила. Правда, это немного странно – делать распоряжения насчет распродажи твоих вещей, не так ли?

– По-видимому, она знала, что ее конец близок. Правда, она хорошо себя чувствовала, когда я с ней беседовала в последний раз. Пожалуй, это действительно немного странно. – Мама переводит взгляд с маленького коттеджа, которым мы занимаемся, на маяк рядом с ним. – Какая жалость, что на маяке больше не будет настоящих смотрителей! – говорит она, с нежностью глядя на цилиндр из белого кирпича. Кажется, будто он возносится ввысь, в облака, и исчезает за ними.

С тех пор как построили новый маяк на побережье, наш маленький маяк стал ненужным. Мейбл была последним смотрителем, жившим здесь, в коттедже «Маяк».

– Мир движется вперед, мама, – отвечаю я. – Прогресс означает перемены.

– Да, я знаю. Но я никогда не любила перемены. Может быть, поэтому мы с папой и занялись антиквариатом. Ведь таким образом мы можем удерживать прошлое, не так ли? – Она улыбается мне, затем переводит взгляд на огромный тюдоровский особняк, который высится на холме за нами. – Ты знаешь, что Сэндибридж-Холл тоже продают? – с грустью спрашивает мама. – Владельцам больше не по карману содержать особняк, и они вынуждены продать его и переехать. Увы, таково положение дел. Когда-то владельцам этого особняка принадлежал весь Сэндибридж – дома, магазины, даже маяк. Но шли годы, и им пришлось понемногу распродать все поместье. Единственное, что осталось, – этот дом, но теперь и он тоже продается. – Мама качает головой. – Я обеими руками за прогресс, Грейс, но если при этом гибнет историческое прошлое нашей великой страны, то я прекрасно обошлась бы без него.

Я взглядываю на Сэндибридж-Холл. Даже в этот пасмурный июньский день красный цвет кирпича и красивый золотистый оттенок отделки придают дому теплый и приветливый вид. Он окружен рвом, и к нему ведет длинная подъездная аллея, обсаженная деревьями.

– Держу пари, мама, тебе бы хотелось покопаться в старинной мебели и картинах, очищая этот дом! Ты была бы там в своей стихии.

– О нет, это невозможно. Интерьеры Сэндибридж-Холла слишком дорого стоят, чтобы пойти с молотка, – возражает мама. – Некоторые из картин представляют большую историческую ценность, а кое-что из мебели восходит к шестнадцатому веку. По слухам, у них даже есть гусиное перо, которым шотландская королева Мария писала письмо, когда гостила в этом поместье.

– А-а… – рассеянно произношу я: все это нисколько меня не интересует.

– В любом случае мне некогда горевать об этом сейчас. – Мама вытирает лоб тыльной стороной ладони, и несколько белокурых прядей выбиваются из-под шарфа, которым она защищает волосы от пыли. – У меня будет дел по горло, когда я привезу все это домой. У Мейбл такие красивые вещи! Мы должны хорошо заработать на этой распродаже. – Она запрыгивает в фургон. – Грейс, будь добра, принеси, пожалуйста, последнюю коробку из коттеджа, а я пока закончу укладывать эти.

– Конечно, – отвечаю я, радуясь, что мне не нужно продолжать разговор о старых вещах. История и сохранение прошлого – мамин конек. Я вздыхаю с облегчением, когда она перестает ораторствовать и спускается с трибуны.

Маленький сад при коттедже окружен белым забором. Я вхожу в калитку, открываю деревянную парадную дверь и принимаюсь искать последнюю картонку. Но ее нет в гостиной, где мы сложили все остальные коробки, и приходится обойти все комнаты коттеджа.

В старой кухне нет ничего, кроме опустевших деревянных буфетов с облупившейся краской и плиты, которая явно знавала лучшие дни. Прихожая совсем крошечная, так что коробке здесь поместиться негде. Я взбегаю вверх по лестнице, скрытой снизу портьерой. В трех маленьких спальнях также ничего, кроме мебели, которую завтра заберет папа. В ванной тоже пусто: только старая белая ванна с откидным верхом, старомодный унитаз и раковина. Я возвращаюсь на первый этаж, чтобы в последний раз окинуть взглядом гостиную на случай, если что-то упустила. Но вижу только величественный камин из кованого железа в конце комнаты да кое-что из старой мебели Мейбл.

Этот маленький коттедж мог бы стать очень уютным, если бы кто-нибудь его купил и привел в порядок. Наверное, его продадут, и новый хозяин сделает ремонт, чтобы сдавать коттедж отдыхающим. Пару лет назад Сэндибридж полностью отреставрировали и начали вкладывать деньги в приморский бульвар. Сейчас наш город становится столь же популярным курортом, как в викторианские времена.

– Интересно, а там что? – спрашиваю я, поворачивая ручку маленькой двери в самом конце коридора; я ее заметила раньше. – Вот ты где! – восклицаю я.

Вероятно, эту крошечную каморку смотрители маяка использовали как кабинет. Тут книжные полки, на которых теперь ни книг, ни бумаг, и обшарпанный письменный стол. Прежде чем продать этот стол, мама с папой непременно сотворят с ним чудо, придав ему прежний блеск. Но в данный момент меня больше интересует то, что стоит на столе: потерявшаяся коробка.

Я сразу же направляюсь к столу и пытаюсь поднять ее.

Уф! Я поспешно опускаю коробку, почувствовав, какая она тяжелая. Интересно, что же положила в нее мама? Я отгибаю крышку и заглядываю внутрь.

– О, это всего лишь пишущая машинка, – сообщаю я пустой комнате.

Это одна из тех ужасно тяжелых старых черных пишущих машинок с круглыми клавишами. Такие вещи делались на века. Я уже собираюсь закрыть коробку и снова попытаться поднять, как вдруг замечаю на черной каретке лист бумаги. Там что-то напечатано, и, вынув лист, я читаю:

Дорогая Грейс!

Поздравляю тебя с тем, что ты меня нашла. Я знал, что это будешь именно ты.

Пожалуйста, возьми Реми (ему нравится, чтобы его так называли) к себе домой и хорошенько о нем заботься. Он очень поможет тебе в будущем, как помогал многим людям в прошлом.

Но я должен предупредить, что имеется несколько правил для тех, кому он принадлежит.

Ты не можешь писать на Реми письма – только читать их.

Советы, которые дает Реми, могут лишь направить тебя, но он не сообщает детали. Например, даты и имена – под запретом.

При желании ты всегда можешь проигнорировать его – такое случается. Но помни: он всегда принимает близко к сердцу твои интересы.

Когда придет время передать Реми новому владельцу, ты получишь инструкции относительно того, как это сделать.

Удачи тебе!

С любовью.

Я

– Какого черта? – бормочу я, перечитывая письмо. – Реми? С какой стати давать имя пишущей машинке, а тем более называть ее Реми? – Я смотрю на коробку. – О, «Ремингтон»! Теперь понятно. – Я вижу название марки, написанное сверху золотыми буквами. – Но все же… все это немного странно. И зачем адресовать письмо мне? – Я качаю головой. – Я никогда не знала, что бедная Мейбл немного не в себе! Что она имела в виду? Как может старая пишущая машинка давать советы? И зачем понадобилось печатать на ней письмо ко мне? Наверно, Мейбл знала, что я буду помогать маме очищать дом.

– Грейс! – Мамин голос доносится из прихожей. – Я нашла ту последнюю картонку. Пора ехать.

Но…? Я с подозрением смотрю на стоящую на письменном столе коробку, затем поспешно засовываю письмо внутрь и закрываю крышку. С огромным усилием подняв коробку, я тащу ее в фургон.

– Что это у тебя? – спрашивает мама, когда я с трудом помещаю коробку в фургон. – Я думала, мы все забрали.

– Я нашла это в кабинете. Это пишущая машинка.

Мама заглядывает в картонку и морщит нос.

– Хотя эти старые машинки красивы – а этой, пожалуй, лет сорок-пятьдесят, – мы просто не сможем ее продать. В наши дни люди помешаны на компьютерах. Ну, знаешь, «Армстад», «Коммодор» и все такое.

Да, знаю. В моей школе недавно установили компьютер, которым мы должны пользоваться раз в неделю. Даже ходят слухи, что скоро у нас будет «Синклер»[4]. Но меня поражает, что мама вообще что-то знает о компьютерах, да еще называет ведущие бренды.

– Что же мне с ней делать? – спрашиваю я. – Она уже в фургоне.

– Хочешь оставить машинку себе? – спрашивает мама. – Может быть, когда-нибудь она будет что-то стоить. Прими ее в знак благодарности за твою помощь.

– Но только не вместо моего жалованья. Возможно, она еще работает, и я могла бы печатать на ней домашние задания.

– Конечно, не вместо твоего жалованья! – Мама обнимает меня за плечи. – Ты же знаешь, Грейс, как мы с папой ценим твою помощь! Без тебя мы бы не могли заниматься нашим бизнесом. – Она целует меня в макушку. – Ты хорошая девочка. И всегда была такой.

Да, но чего это мне стоит! Однако вслух я ничего не произношу.

– Ну что же, поехали. Отвезем все это в магазин, – говорит мама, направляясь к водительскому месту. – А потом ты сможешь подготовиться к своей сегодняшней вечеринке.

– Это не вечеринка, – возражаю я. – Просто схожу к приятелю посмотреть футбол.

– Да-да. – Мама усаживается на свое место. – Но никогда не знаешь, кого встретишь.

Глава 2

На длинном приморском бульваре полно сувенирных лавок, и во всех продается одно и то же: открытки с видами Сэндибриджа, фарфор, пластмассовые ведерки и лопатки, а также ярко раскрашенные, игрушечные ветряные мельницы. Когда я прохожу по бульвару сегодня вечером, они шумно вертятся под морским бризом. Еще здесь имеются мини-гостиницы «Кровать и завтрак», на которые всегда есть спрос, и два кафе. Но одно из них сейчас закрыто, и я замечаю объявление в витрине: «Новый владелец. Скоро откроемся». Есть и очень хорошая лавочка, где продается жареная рыба с чипсами. Сейчас перед ней выстроилась длинная очередь, которая, выплескиваясь из дверей, тянется по тротуару. Почуяв запах жарящихся чипсов, я чуть не присоединяюсь к ней.

«Нет, Грейс, – сурово одергиваю я себя. – Тебе нужно худеть, иначе ты никогда не влезешь в те джинсы. К тому же ты уже съела днем шоколадный батончик».

Я всегда переживала из-за своего веса, как и большинство девочек в моем классе. Вообще-то я не толстая, но слишком уж пухленькая. Поэтому мне постоянно приходится сражаться с любовью к вкусненькому.

Под бурчание в животе я прохожу мимо лавки с чипсами, направляясь к дому Дункана Брейтуэйта. Чтобы отвлечься от мыслей о еде, я думаю о Сэндибридже. Интересно, почему люди приезжают сюда на каникулы, когда в мире так много соблазнительных мест? Правда, у нас два роскошных пляжа. Один из них, песчаный, выходит за черту города. Он находится рядом с маяком, и чтобы попасть туда, нужно перейти через мостик: отсюда и название нашего города[5]. Другой пляж, на который я сейчас смотрю, тянется вдоль длинного бетонного променада и полностью покрыт серой, белой и коричневой галькой.

Никогда еще у нас не бывало так оживленно. До реставрации Сэндибридж был тихим приморским городком – слегка захолустным, но по-своему очаровательным. Теперь же в телепрограммах о путешествиях его называют «оживленным маленьким морским курортом».

«Когда я вырасту, то уеду отсюда и посмотрю мир», – каждый раз говорю я себе, проходя по променаду и глядя на нескончаемый горизонт, туда, где небо сходится с морем. Хотя многих привлекают прелести моего города, я ни в коем случае не хочу навсегда застрять на побережье северного Норфолка. Не хочу вечно смотреть на линию горизонта, как это делали всю свою жизнь жители Сэндибриджа. Мир большой, в нем полно интересных, странных и волнующих вещей, и мне хочется увидеть и испробовать всё.

Но что же может быть более странным, чем пишущая машинка из дома Мейбл?

Когда мы вернулись в антикварный магазин, я, как обычно, помогла маме выгрузить коробки из фургона. Затем я слонялась снаружи, а мама обсуждала с Дорис (леди, работающей у нас неполный день), как идут дела в магазине и продано ли сегодня что-нибудь.

Я никогда не задерживалась в магазине дольше, чем требуется. Меня не привлекают старые вещи, поскольку интересует не прошлое, а будущее. Да, в нашем магазине есть свое очарование, если вы любите старинные вещи. Когда в местной газете поместили статью о нашем магазине, написали, что он «причудливый и уютный». Но в пятнадцать лет меня не привлекало «причудливое» и «уютное». Пока мама пребывала в магазине, я лакомилась на улице шоколадным батончиком «Виспа».

Когда мама закончила свои дела с Дорис, мы забрались в фургон и поехали домой. Потом она помогла мне отнести тяжелую пишущую машинку в мою спальню. Я поставила ее на комод, предварительно сбросив на пол барахло, до которого у меня никак не доходили руки. Надо сказать, мама даже не поморщилась. Хотя она поддерживает безукоризненный порядок в нашем доме, мне она позволяет устраивать помойку в моей спальне, и я благодарна за это.

После того как мама вышла из комнаты, я немного повалялась на кровати. Я изучала постеры фильмов «Назад в будущее»[6] и «Клуб «Завтрак»[7], которые взяла в нашем местном кинотеатре, а также фотографии «А-Ha»[8]. Таким образом я отчаянно искала намека у Майкла Джей Фокса[9] или Мортена Харкета[10] относительно того, что надеть сегодня вечером. Хотя, как я сказала маме, это не вечеринка, мне все равно хотелось хорошо выглядеть. Вероятно, там будет Дэнни Лукас, так как он дружит с Дунканом. А мне, как я ни противлюсь этому, нравится Дэнни.

Да, противлюсь. На самом деле Дэнни совсем не мой «тип» – если у меня вообще он есть. Мы никогда не встречаемся на занятиях, поскольку я в продвинутой группе, а у него успеваемость ниже. Таким образом, я вижу его только на уроках физкультуры. Там я всегда предстаю перед Дэнни в ужасном виде: красная, запыхавшаяся, с растрепанными волосами. Я пытаюсь не отставать от спортивных девиц, которым все дается без труда. Но, когда я вижу Дэнни, у меня сразу же пересыхает во рту. А если бы он посмотрел в мою сторону, я бы залилась краской. Итак, сегодня у меня редкий шанс. Скорее всего Дэнни на меня и не взглянет. Но я буду счастлива, если он улыбнется мне или двусмысленно подмигнет – как спортивным девицам, которые хихикают и ломаются в его обществе.

Приняв душ и вернувшись в свою комнату, я собираюсь переодеться перед вечеринкой. И тут я замечаю на машинке новый отпечатанный лист.

– Но как… что это…? – запинаясь, произношу я. Прекратив вытирать мокрые волосы, я подхожу к комоду и читаю первую строчку:

Дорогая Грейси!

Что? Я быстро выдергиваю лист из машинки и читаю:

Дорогая Грейси!

Ты даже не поняла, что это я обращаюсь к тебе, не так ли?

Ведь все называют тебя Грейс. Но очень скоро тебе встретится тот, кто будет называть тебя «Грейси», и тебе это понравится.

Дорожи этим человеком, так как он сделает тебя счастливой и всегда будет рядом, что бы ни случилось.

С любовью.

Я

Я перечитываю письмо три раза.

Как такое возможно? Каким образом машинка печатает, когда никого нет в комнате?

Я роняю на пол полотенце, надеваю халат и спешу вниз по лестнице.

– Мама!

Когда я вхожу в кухню, то вижу на столе записку.

Выскочила в магазин за молоком.

Вернусь через пару минут. Мама.

Странно… Я несусь вверх по лестнице и, схватив лист бумаги, снова перечитываю его. Как же такое может быть? И почему меня назвали «Грейси»? Это какой-то дурдом. Пишущие машинки не могут печатать сами. Если первое письмо напечатала Мейбл, то кто же напечатал это?

Я качаю головой и говорю себе: «Грейс, сейчас у тебя нет на это времени. Да, конечно, это странно – но тебе пора одеваться». Бросив отпечатанный лист на ночной столик поверх плеера, я начинаю рыться в шкафу. Что бы такое надеть, чтобы заставить Дэнни Лукаса взглянуть на меня?

Завернув за угол Уэнделл-Клоуз, где живет Дункан, я замечаю парня, который направляется в ту же сторону, что и я. На нем тугие черные джинсы из грубого денима, куртка из той же ткани и рубашка в черную и красную клетку. Деним сейчас в моде у мальчиков, и при обычных обстоятельствах я бы не имела ничего против. Но дело в том, что, к моему неописуемому ужасу, он одет точно так же, как я! Единственная разница заключается в том, что вместо джинсов на мне короткая черная юбка из денима и темные колготки, а вместо кроссовок «Адидас» – лакированные лодочки.

Я уже собираюсь повернуть назад, лихорадочно соображая, успею ли зайти домой и переодеться до начала матча, как вдруг парень кричит мне через дорогу:

– Привет! Ты идешь к Дункану смотреть футбол?

Мне приходится ответить:

– Да, а ты?

Ты идиотка, Грейс! Ну, конечно же, он туда идет, иначе бы не спрашивал.

– Иду, – отвечает он, нервно улыбаясь. – Ты случайно не знаешь номер дома? Я здесь недавно.

Я перехожу через дорогу и приближаюсь к нему.

– Это недалеко, за углом. Я тебе покажу, если хочешь.

– Спасибо, буду признателен, – говорит мальчик, и мы идем рядом. – Между прочим, приятно познакомиться. – Он протягивает руку, затем смотрит на нее в ужасе, словно сделал невероятную глупость.

Сразу же исполнившись сочувствия, я поспешно пожимаю ему руку.

Он благодарно улыбается мне, затем замечает мой наряд:

– Симпатичный прикид.

– Спасибо, э-э… У тебя тоже.

– Да, недурной. Не так ли, близняшка? – усмехается мальчик. – Подумать только, я чуть не надел майку с футбольной символикой! Но подумал, что это уж слишком.

– Значит, ты любишь футбол? – Ну и дура же ты, Грейс! Что за тупые вопросы? Конечно, любит, раз у него есть такая майка!

– На самом деле нет. Я просто собирался одолжить ее у брата, а в последнюю минуту передумал. Между нами, я терпеть не могу футбол. Но когда меня пригласили вчера, я подумал, что это хороший шанс поближе познакомиться с ребятами.

Значит, не я одна воспользовалась шансом проникнуть в компанию крутых ребят.

– Ты только что переехал в Сэндибридж? – Кажется, я не видела его раньше.

– Да, примерно неделю назад. Мои родители купили кафе на приморском бульваре.

– Я видела, что там идут работы. Похоже, будет мило, когда закончат.

– Да, я тоже подключился, как всегда. Ну, знаешь, семейный бизнес.

– Мне ли не знать: у моей семьи антикварный магазин на Лобстер-Пот-Элли.

– Вот как? Кажется, я его не видел. Как-нибудь схожу взглянуть.

– О, там ничего особенного. В Сэндибридже есть гораздо более интересные вещи, на которые стоит посмотреть.

– В самом деле? – Он поднимает темно-рыжую бровь.

– Да нет, вообще-то здесь ужасно скучно, – говорю я.

– Тогда хорошо, что я познакомился с тобой!

Его веснушчатое лицо заливается краской, и он опускает глаза.

– Ну вот мы и пришли! – от смущения слишком громко объявляю я.

Мы останавливаемся напротив дома Дункана Брейтуэйта, к которому ведет короткая подъездная аллея. Это один из двух домов, имеющих общую стену. Я звоню в дверной звонок, и мы в неловком молчании ждем на крыльце.

Наконец Дункан Брейтуэйт открывает дверь. Он одет в футболку с надписью на спине «Линекер»[11].

– Э-э… Грейс, – с трудом вспоминает он мое имя. – Я не знал, что ты придешь. И ты привела с собой друга?

– Нет, мы случайно встретились … О, прости – я даже не знаю, как тебя зовут.

– Чарли, – отвечает мой спутник, ничуть не обидевшись. – Чарли Паркер.

Глава 3

– Ну что же, Чарли и Грейс, заходите! – приглашает Дункан, широко распахивая дверь. – Матч пока еще не начался, и на кухне полно выпивки. – Он смотрит на нас в ожидании.

Черт возьми, а я и не подумала что-нибудь принести!

Но Чарли снимает с плеча рюкзачок.

– Пиво! – говорит он.

– Молодец! – Дункан хлопает его по спине. – Кухня там.

Мы проталкиваемся сквозь толпу собравшихся на кухне ребят.

– Откуда у тебя пиво? – спрашиваю я Чарли, удивляясь, что ему продали алкогольный напиток.

– Брат купил для меня, – шепотом отвечает он. – Ему восемнадцать.

Чарли ставит банки с пивом на столешницу рядом с другими напитками. Затем он берет пластиковый стаканчик и протягивает мне.

Я колеблюсь.

– О’кей, – шепчет он. – На самом деле я тоже его не люблю. – Он ставит банку пива обратно. – Фанта? – спрашивает он, обнаружив за бутылками с выпивкой несколько банок фанты.

Я с благодарностью киваю.

Чарли тоже берет себе фанту. Мы наблюдаем за футбольными фанами, которые явно наслаждаются жизнью. Кажется, они нас даже не заметили. Разбившись на маленькие группы, они смеются, болтают и потягивают лагер из банок.

– Значит, ты тоже болельщица? – спрашивает Чарли, срывая колечко со своей банки. – Или просто пришла пообщаться, как я?

– Последнее, – отвечаю я, открывая свою банку. – На самом деле я терпеть не могу футбол! Но только никому здесь не говори, ладно?

Чарли усмехается:

– Буду свято хранить твой секрет. Итак, если ты не увлекаешься футболом, что же ты любишь? – осведомляется он.

Одна из крутых девчонок протискивается мимо нас за пивом.

– Привет, Грейс, – удивленно обращается она ко мне. – Симпатичная рубашка.

– Спасибо, Люси, – отвечаю я.

Я собираюсь продолжить разговор, но Люси уже исчезла, присоединившись к своей компании. Увы, я всего лишь мгновение побыла одной из «своих». Я поворачиваюсь к Чарли:

– Извини… что ты спросил? Ах да: что я люблю?

Чарли кивает:

– Гм-м… Я люблю ходить в кино. В Кромере есть кинотеатр, я иногда езжу туда на автобусе.

– Что еще?

Я усиленно размышляю. Что же еще я люблю?

– Пожалуй, это все, – говорю я извиняющимся тоном. – В свободное время я в основном помогаю родителям в магазине. Ну, а еще, как и все, люблю музыку.

– А я нет, – сухо произносит Чарли. – Я совсем не увлекаюсь музыкой.

– В самом деле? – Меня изумляет его откровенность: ведь все стараются подражать остальным. – А что же тогда ты любишь?

– Природу, – отвечает Чарли, снова удивив меня. – Люблю настоящее, живое, которое живет и дышит – а не то барахло, которое производят, решив за нас, что оно понравится.

Я пристально смотрю на него. Чарли немного ниже меня, так что я вижу вихор на его макушке.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, поняв, что слишком долго смотрю на его густые рыжие волосы.

– Разве ты не знаешь, что такое природа? Растения, животные… Люблю наблюдать, как что-то растет. Я в восторге, что стану жить у моря! Теперь смогу изучать все виды морской жизни. Это будет классно!

Я никогда не встречала никого, еще более странного, чем я. Но Чарли именно такой. Он не крутой, но ему на это наплевать. Ну что же, это очень подбадривает.

– Я рада, что ты восхищен перспективой постоянно жить в Сэндибридже. А вот я не могу дождаться, когда уеду отсюда.

– Почему?

– Я хочу путешествовать, увидеть мир.

– Это хорошо. – Чарли задумчиво кивает. – Значит, ты поедешь на следующей неделе на экскурсию в Норидж? Правда, это не тянет на кругосветное путешествие, но позволит тебе на денек уехать из Сэн-дибриджа.

Я морщу нос:

– Но экскурсию организует молодежный клуб, а им руководит церковь. Поэтому будут сплошные святые места и памятники.

– Необязательно. Это может быть интересно.

– Значит, ты едешь?

– Может быть, запишусь…

– Ну что же, желаю удачи! А я не стану в субботу утром тащиться на автобусе в Норидж, чтобы посмотреть на старье. Мне хватает его и в Сэндибридже.

Чарли улыбается:

– Понятно. Но я думал, тебе хочется выбраться отсюда.

– Да, но куда-нибудь подальше Нориджа – в более заманчивые места.

– Круто. Так что же ты хочешь делать, когда закончишь школу? Чтобы путешествовать по миру, нужно накопить кругленькую сумму либо иметь работу, которая позволит путешествовать, – замечает Чарли.

Как ни странно, но, мечтая о путешествиях по миру, я никогда не задумывалась о том, смогу ли это себе позволить.

Какая же я глупая!

– Я еще не решила, – туманно говорю я. – Зависит от того, как я сдам экзамены в следующем году.

– Как тебе нравится, что мы будем последними, кто должен сдавать экзамен по программе средней школы? – К моему облегчению, Чарли меняет тему. – А как называется тот, новый?

– Экзамен на получение аттестата об общем образовании, – отвечаю я. – Да, это несправедливо.

– Такова жизнь, Грейси, такова жизнь.

– Грейс, – поправляю я и вдруг замолкаю.

Разве не сказано в письме, что кто-то назовет меня Грейси? Я подозрительно смотрю на Чарли.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Нет, просто… – О, как же ему объяснить? – Сегодня мне сказали, что кто-то назовет меня Грейси.

– И ты не ожидала, что это буду я? Верно?

Я вообще не ожидала, что меня так назовут. А тем более рыжеволосый парень по имени Чарли, с которым я только что познакомилась.

– Я не знала, кто именно так меня назовет.

– Но тебе не нравится, когда тебя так называют?

Я пожимаю плечами:

– Просто никто никогда не называл меня Грейси.

– Так тебя зовут Грейси? – слышу я мгновенно взволновавший меня голос глубокого тембра. – Не знал.

Обернувшись, я вижу Дэнни Лукаса, стоящего рядом с нами. Он берет с прилавка банку с пепси.

– Я… я… – запинаюсь я. Возьми себя в руки, Грейс. Это твой шанс! – Да, ты прав, меня зовут Грейси. – Когда это имя произносит Дэнни Лукас, оно кажется мне самым лучшим в мире.

Из другой комнаты доносится вопль: «Сейчас начнется матч!» – и все устремляются в гостиную.

– Пора идти! – говорит Дэнни, улыбаясь мне. – Грейси, как, по-твоему, пройдет матч?

– Э-э… – О, господи, я же ничего не смыслю в футболе! Затем я вспоминаю майку Дункана. – Я думаю, Линекер выиграет, – говорю я с компетентным видом.

– И получит «Золотую бутсу»?[12] Возможно, ты права.

– У них золотые бутсы? – задаю я дурацкий вопрос, так как сейчас вообще не способна мыслить. Дэнни Лукас говорит со мной, и это потрясающе!

На красивом лице Дэнни появляется неотразимая улыбка:

– А ты еще и забавная! Почему же мы никогда не встречались раньше, Грейси?

– Я… я в самом деле не знаю.

– Не хочешь сидеть рядом со мной во время матча? – спрашивает Дэнни.

Еще бы!

– Да, пожалуйста… – Я глупо ухмыляюсь, затем, вспомнив о Чарли, поворачиваюсь к нему.

– О, ребята, вы вместе? – удивляется Дэнни. – Извините, я не знал.

– Нет! – резко произношу я, так как долгожданный шанс ускользает от меня. – Я имею в виду, что мы пришли вместе, но мы не… Ну, ты понимаешь.

– Даже если так, я не хочу задеть чьи-то чувства. – Дэнни с улыбкой направляется к двери. – Пообщаемся после, ребята. Я не могу пропустить самый важный матч Англии за все годы, не так ли? – И он исчезает за дверью кухни, а я печально смотрю ему вслед.

– Он тебе нравится, да? – с невинным видом спрашивает Чарли.

– Нет… – Я снова поворачиваюсь к нему. – Ну… вообще-то да. – Я вздыхаю. – Это так заметно?

Чарли усмехается:

– Самую малость. Пошли, Грейси. Уверен, теперь ты не против того, чтобы тебя так называли. Давай наберемся терпения и выдержим этот матч. Мы же не хотим отрываться от общества? Иначе какой был смысл приходить сюда?

Итак, мы с Чарли сидели рядом и смотрели футбольный матч. Я, стараясь выказать энтузиазм, вопила, подбадривала игроков и стонала, как это делали другие. Но мне было очень трудно терпеть такое притворство на протяжении девяноста минут.

К тому времени, как мы с Чарли пришли в гостиную, все лучшие места уже заняли. Нам пришлось втиснуться вдвоем в кресло-грушу, которое, как и все эти кресла, выглядело ужасно удобным. Но на нем невозможно было сидеть в элегантной позе, а еще труднее – подняться, сохраняя хоть какое-то достоинство.

Когда Марадона (или Мадонна, как его все называли) явно забил гол рукой, а не ногой, в гостиной начался ад кромешный. Посыпался град насмешек и бранных слов в адрес судьи. Но спустя несколько минут Марадона снова забил гол, и все сказали с придыханием: «высший класс», «гений». В результате я совсем запуталась.

Остаток матча я провела, украдкой поглядывая на Дэнни Лукаса в те минуты, когда он был поглощен игрой.

О, боже, он был великолепен! Его ясные синие глаза сверкали от восторга, когда английской команде сопутствовал успех.

К концу первого тайма Гэри Линекер забил гол, и все повскакивали с мест, с радостными воплями обнимая друг друга. Мы с Чарли так долго выбирались из кресла, что «обнимашки» уже закончились. В утешение себе мы сделали друг другу «дай пять».

Потом все снова уселись, и отчаяние теперь сменилось надеждой. Все призывали англичан снова забить гол, и даже нас с Чарли захватило всеобщее волнение. Но, увы, наши надежды не оправдались. Аргентина выиграла со счетом 2:1, и Англия снова потерпела поражение.

Дункан встал и с мрачным видом выключил телевизор, прерывая разглагольствования телевизионных комментаторов. Они обсасывали каждый миг последних девяноста минут – особенно «гандбол» Марадоны, который рассматривали со всевозможных точек зрения.

– Ну что же, вот и все, – вздохнул Дункан и снял огромный английский флаг, провисевший весь матч над камином. – Снова продули.

Остальные горестно кивают.

Интересно, что не так с этими ребятами? Это всего лишь игра!

Хотя осталось еще много алкогольных напитков, вечеринка явно пошла на убыль. Все вяло обсуждали игру, в особенности решение судьи об ударе рукой.

– Весело, не правда ли? – прокомментировал Чарли, когда, заняв прежнюю позицию на кухне, мы наблюдали за остальными.

– Да уж. Можно подумать, что кто-то умер. А ведь всего-навсего проиграли футбольный матч!

– Держу пари, что половина собравшихся не так уж и расстроена, – продолжает Чарли. – Они только напускают на себя печальный вид, чтобы не отрываться от других.

Я улыбнулась ему.

– Что? – Он вопросительно посмотрел на меня.

– Подобное поведение раздражает, не так ли? – говорю я. – Разве они не могут думать своей головой?

Чарли задумчиво обвел взглядом собравшихся:

– Знаешь, по-моему, не могут!

Чарли в самом деле начал мне нравиться. Он отличается от всех, кого я знаю.

– Похоже, ты оказалась права, Грейси. – Услышав так близко волнующий голос Дэнни Лукаса, я резко оборачиваюсь.

– П-права н-насчет чего? – заикаясь, спросила я.

– Насчет того, что Линекер выиграет и получит «Золотую бутсу»! Ты умница!

– Ах да, я так сказала, не правда ли?

– Ну, вообще-то ты считала, что они носят золотые бутсы, – бормочет Чарли у меня за спиной.

Я предпочитаю проигнорировать его. Сейчас я вижу только прекрасное лицо Дэнни Лукаса, синие глаза, которые смотрят прямо на меня… Его красивые губы что-то произносят…

О чем это он? Что-то насчет экскурсии…

– Я еду, – говорит Чарли. – А Грейси нет.

– Я… Я этого не говорила, – с улыбкой обращаюсь я к Дэнни. – Я сказала, что еще думаю, ехать ли.

– Ты обязательно должна поехать, – настаивает Дэнни. – Экскурсии молодежного клуба обычно очень хорошие.

– Ну что же, в таком случае я непременно запишусь на нее.

Дэнни одаривает меня ослепительной улыбкой, и я чувствую, что не зря пришла на вечеринку.

– Ты чудесная, Грейси. Значит, увидимся в следующую субботу.

– Да, конечно, – шепчу я, и он возвращается в круг избранных.

В кои-то веки меня не огорчает, что не вхожу в этот круг избранных. Я поворачиваюсь к Чарли, и он усмехается.

– Насчет Чудесной Грейси не знаю – скорее уж Легковерная Грейси.

Но мне все равно. Дэнни Лукас наконец-то заметил меня! И назвал меня Грейси – именно это и предсказывала пишущая машинка.

Дэнни Лукас займет совсем особенное место в моей жизни, в чем я не сомневаюсь.

Глава 4

Когда я просыпаюсь, меня ждет следующее письмо.

Сначала я не вижу его. Глаза постепенно привыкают к свету, который, как всегда в солнечное утро, льется сквозь тонкие занавески. И тогда я замечаю, что белый лист бумаги (я вставила его в каретку вчера вечером перед сном) покрыт старомодным шрифтом.

Я соскакиваю с кровати и бросаюсь к комоду. Осторожно вынув лист, я читаю:

Дорогая Грейс!

Поздравляю! Ты встретила его, своего единственного! Не хочется напоминать, что именно я предсказал тебе это, но так оно и есть! Он назвал тебя Грейси, и тебе это понравилось.

Я так рад, что ты решила участвовать в школьной экскурсии вместе с твоими новыми друзьями! Этот день будет очень важен для твоего будущего. Мне бы хотелось сказать почему, но, к сожалению (как тебе известно), я не могу это сделать.

Просто поверь мне: что бы ни случилось, всё к лучшему!

С любовью.

Я

Каким образом поездка в Норидж может иметь такое большое значение для моего будущего? Разве что я сяду в автобусе рядом с Дэнни Лукасом? Непонятно, почему осмотр древних памятников столь важен для меня. Мои мысли снова возвращаются к Дэнни. Ну что же, если в письме подразумевается именно он, то я обеими руками «за»!

– Грейс! – Голос мамы пробуждает меня от грез. – Ты еще не проснулась? Вильсон рвется гулять! Сходи с ним до занятий в школе.

– Мама, я в учебном отпуске! Я же тебе говорила! – кричу я в ответ, бросая взгляд на последнее письмо.

Я понятия не имею, каким образом появляются эти письма, но не собираюсь ими пренебрегать. Нелегкая доля – быть подростком в восьмидесятые. И если маленькая пишущая машинка хочет помогать мне советами следующие несколько лет – так тому и быть! Письма от подержанной старой машинки – это, конечно, не «Электрические грезы»[13] и даже не «Военные игры»[14]. Эти кинофильмы, основанные на компьютерных играх, я с удовольствием смотрела в кино. Нет, я вряд ли превращусь в Мэтью Бродерика[15] и начну третью мировую войну, не так ли?

– Ах да, я забыла. У тебя сегодня экзамен?

– Пробный экзамен[16], – поправляю я. – Нет, не сегодня. Сейчас я схожу с Вильсоном, через минутку.

Я надеваю джинсы, свитер, старые кроссовки и спускаюсь по лестнице. У двери суетится Вильсон – наш лохматый пес, пребывающий в волнении.

– Можно подумать, у нас нет сада! – обращаюсь я к собаке, ероша ее пятнистую, коричневую с серым шерсть.

– Ты же знаешь, он не ходит в саду по-большому, – возражает мама, ставя на стол тосты, разложенные на старинной серебряной решетке. – Наверно, прежние хозяева не позволяли ему это делать.

Мы взяли Вильсона после того, как мама с папой провели очистку одного дома. В нем жил пожилой мужчина, у которого из родственников остался только племянник. Он приехал из Лондона, чтобы проследить за очисткой дядиного дома.

– Его соседи говорят, что благодаря собаке дядя сохранял бодрость, – рассказывал нам племянник покойного. Вильсон с несчастным видом лежал в углу, свернувшись на одеяле. – Но никто из них не хочет его взять, я уже спрашивал.

– Так что же с ним будет? – спросила я, с сочувствием глядя на осиротевшую собаку.

– Наверно, придется отдать в приют. Я не могу взять его с собой, поскольку живу в крошечной квартирке в Челси. Там не позволяют заводить домашних животных – а тем более такую большую собаку.

Вильсон, не поднимая голову с одеяла, печально смотрел на нас.

– Мама…? – начала я.

– Нет, Грейс, мы не можем. Он такой большой! Куда мы его поместим?

– Мы можем устроить ему постель на кухне или в гостиной.

– Но с ним нужно так много гулять, Грейс! Посмотри, какой он большой.

Вильсон действительно был довольно крупный. На мой взгляд – а я не слишком хорошо разбираюсь в собаках, – это помесь волкодава с эрдельтерьером. У него грубая шерсть, и ее не мешало бы хорошенько расчесать. Но у этого пса потрясающие, невыразимо печальные глаза. Лежа на своей постели, он наблюдал за мной.

– Я буду с ним гулять, – обещаю я и добавляю, не давая маме возразить: – Даю слово! Ну пожалуйста, мама! Ты только посмотри на него! Мы не можем его бросить. И в твоей рекламе говорится о полной очистке дома, а Вильсон – часть этого дома. Так что это наш долг перед ним.

Разумеется, в конце концов мама согласилась, и Вильсон поселился у нас. Я с гордостью могу сказать, что сдержала слово: я гуляю с ним каждый день. Я подозревала, что Вильсон очень скучает по своему прежнему хозяину, но он быстро у нас освоился. И хотя пес очень крупный, с ним нет никаких хлопот. Однако если вы забываете с ним погулять, он скулит и пристает, пока не добьется своего.

Я снимаю с крючка красный кожаный поводок Вильсона.

– Я скоро вернусь! – кричу я, пристегивая поводок к ошейнику собаки.